Болгарское царство пало. Истощенное собственной внутренней слабостью и постоянной, всегда возрождавшейся мощью императорского Рима, оно наконец уступило ему, и почти на 170 лет Болгария превратилась в одну из императорских провинций. О ее истории тех лет нам известно немногое, и в данной работе мы ее не рассматриваем. Император Василий, руководствуясь мудрой умеренностью, которая характеризовала великих государственных деятелей Византии, предпочитавших, когда они могли себе это позволить, сохранять местные обычаи и институты, внес мало изменений, затронувших простое болгарское население. Страна была разделена на две фемы: Болгарию и Паристр. В состав первой вошла большая часть царства Самуила, а последнюю образовала придунайская местность с древними столицами; вероятно, прежние пограничные крепости, такие как Филиппополь, уже были включены в существовавшие императорские фемы. Наместник Болгарской фемы обладал титулом проноет и, очевидно, был одним из тех наместников, которые получали свое жалованье из местных налогов. Василий, однако, постановил, что система налогообложения, организованная Самуилом, — через оплату натурой — должна быть сохранена; и хотя более поздние наместники неизбежно провоцировали восстания, пытаясь изменить сложившуюся систему, она все-таки устояла в течение всего периода императорского правления. В отношении церковных дел Василий предоставил Болгарии такие уступки, которыми не обладали другие его провинции. Организация церкви подверглась пересмотру, в результате которого патриаршество было упразднено. Однако архиепископ Болгарии, сидевший в Охриде на патриаршеском престоле, проявлял лишь видимость лояльности по отношению к константинопольскому патриарху, и тридцать болгарских епископов и 685 прочих священнослужителей повиновались ему одному. Нам не известно, каким образом тридцать епархий, установленных Василием, соотносились со старыми епархиями Болгарского царства; но все они располагались в болгарских городах, процветавших при Самуиле. Василий настолько сильно полагался на лояльность болгарской церкви новому правительству, что в нескольких епархиях пошел даже на увеличение их юрисдикции за счет епархий прежних императорских провинций, располагавшихся, без сомнения, в районах, населенных в основном славянами, которые предпочитали славянскую литургию. Мы не знаем, насколько глубоко император стремился контролировать церковь лично или через константинопольского патриарха. Он оставил болгарского патриарха Давида в качестве архиепископа Болгарии, но после смерти Давида императорское правительство приняло традицию назначения на архиепископскую кафедру греков — кроме одного случая, когда оно назначило на эту должность обращенного в христианство еврея, — таким образом сохраняя всю церковную структуру Болгарии в тесной связи с Константинополем. Среди архиепископов, назначенных таким образом, был и Феофилакт Евбейский, который жил в этой дикой стране, составляя жизнеописания местных мучеников и ее великого святого Климента[545].
Болгария в целом признала свою аннексию. Аристократия, истощенная сопротивлением, была рада поступить на службу богатейшей империи. Торговые классы, кто бы их ни составлял, также приветствовали мир. Те представители крестьянства, которые придерживались каких-то политических взглядов, почти все являлись богомилами, одинаково пассивно настроенными в отношении любого правительства. Дважды в течение следующих шестидесяти лет плохое управление императорских чиновников провоцировало болгар на серьезные восстания, но оба раза выступления быстро подавлялись. Пока правительство оставалось компетентным, Болгария довольствовалась мирной передышкой, пока в конце XII в. вся империя в правление слабой династии Ангелов не погрузилась в хаос, а с тыла удар по ней не нанесла Западная Европа.
Что касается действующих лиц заключительных сцен истории Болгарского царства, князей и княгинь Болгарии и великих военачальников, то они превратились в чиновников Византии. Они шли перед императором во время его триумфального въезда в Константинополь; после этого мужчины получили императорские посты и титулы, а женщины — мужей из числа византийских аристократов. О судьбе немногих выживших потомков царя Самуила ничего не известно, но многие из семьи Иоанна-Владислава приобрели некоторую известность. Так, его старший сын, Прусиан, получил звание магистра, уступив императору, и стал стратигом важной фемы Вукеллария, пока не поссорился со своими коллегами настолько серьезно, что это привело его к ссылке. Аарон, как катепан Васпуракана, позже сыграл видную роль в армянских войнах империи. О Траяне, Радомире и самом младшем сыне мы не имеем никакой информации. Однако Алусиан, второй сын царя, после того как стал патрикием (сдавшись Василию) и, позже, стратигом фемы Феодосиуполь, был позорно вовлечен в болгарское восстание 1048 г. — восстание, разожженное самозванцем, утверждавшим, что он является Петром Делином, сыном царя Гавриила-Радомира и венгерской принцессы. Сначала Алусиан предал императора ради самозванца, а затем предал последнего, переметнувшись на сторону императора. Из шести дочерей Иоанна-Владислава одна вышла замуж за Романа Куркуаса, который был вовлечен в ссору с Прусианом и ослеплен; другая княжна, Катерина, некоторое время находилась на императорском троне как супруга робкого императора Исаака Комнина. Принадлежавший к следующему поколению сын Алусиана, вестарх Самуил-Алусиан, отличился в жестоком сражении при Манцикерте вместе с Романом Диогеном, в то время как его дочь являлась первой супругой этого несчастливого императора. Сын Аарона Феодор стал стратегом фемы Тарой в Армении, в то время как дочь Траяна Мария вышла замуж за Андроника Дуку. Одна из их дочерей, Ирина Дукена, стала супругой императора Алексея Комнина и родоначальницей великой династии. И таким образом, после долгого путешествия, через династии Ангелов и Гогенштауфенов, дома Кастилии, Габсбургов и Бурбонов, кровь последнего царя Первого Болгарского царства перетекла в вены первого царя современной Болгарии и его здравствующего ныне преемника[546].
Первое Болгарское царство пало. Его конец не был ни неизбежен, ни предопределен — по крайней мере, если не считать, что все является предопределенным. Однако история настолько полна случайностями, сымпровизированными причудливым провидением, что бесполезно исследовать пути того, что и как могло бы произойти. Однако появление Первого Болгарского царства было обусловлено судьбой в ее самом великом, наиболее грандиозном значении. Начало развития государства, когда кочевые племена вторглись на Балканский полуостров и постепенно, благодаря способностям ханов из дома Дуло, обосновались там все более прочно, так, что даже хаос и бедствия, которые последовали за исчезновением династии, уже не могли заставить их покинуть эти земли, было несколько неопределенным. Однако затем перед нами предстает Кардам, и мы видим скорое возрождение булгар, величие Крума и его преемников, когда Болгария попала в число великих держав Европы и стала страной, мнение которой было интересно и которую боялись Восток и Запад. Затем мы приближаемся к Борису, христианскому правителю, самому великому из всех булгарских царей, сумевшему перехитрить папу и использовавшему патриарха, чтобы организовать в своей стране ту церковь, которую он желал. После Бориса на трон вступил Симеон, при котором состоялся собор. Сам же Симеон являлся героем «греческой трагедии», т. е. был слишком преуспевающим, слишком торжествующим, слишком неповинующимся Немезиде, истощившим Болгарию многими победами и умершим в разочаровании. Кривая силы Болгарского царства отклоняется вниз во время одного длительного «дня» в истории царства — правления Петра: в то время поп Богомил придал четкую форму недовольству разочарованных людей. Первые тени наступившего вечера принесли с собой ужасы «русских штормов», но царство осветилось закатным блеском прежде, чем спустилась ночь. Однако трагедия не была завершена. Болгария сама не несла в себе семена упадка и гибели. Болгарскую историю необходимо рассматривать, принимая во внимание историю Константинополя. Византийская империя решила ее судьбу. Булгары пришли на Балканы в то время, когда Империя была слаба, когда римский мир все еще колебался под первыми внезапными ударами Ислама, и они утвердились там прежде, чем Империя оправилась. Однако с середины VIII в. империя постепенно усиливалась, хотя ее рост был скрыт развитием Болгарии и периодическими неудачами, скорее более зрелищными, нежели действительно бедственными. В кульминационный момент в жизни Симеона и всего Болгарского царства, в беседе Симеона с Романом Лакапином, правда была открыта. Император, несмотря на поражения всех своих армий, выступал в роли победителя. После этого конец был столь же неизбежным, как очень многое другое в нашем мире; и, хотя много крови пролилось прежде, чем Болгария была окончательно уничтожена, продолжительность этой борьбы была обусловлена скорее гением Самуила и императорскими разногласиями, нежели неопределенностью окончательного результата.
Болгарии не нужно было стыдиться того, что произошло. Ведь в большей степени именно благодаря величию своих правителей они смогли создать нацию, чего не достигли другие кочевники, у ворот самой могущественной империи христианского мира. Мало того что Византия превосходила своих соседей в материальном богатстве и государственной организации, но, как наследник Рима, она сохранила в неизменном виде концепцию и авторитет Вселенской Империи; а ее цивилизация являлась самой высокоразвитой в исследуемой нами области мира. Рано или поздно она, несомненно, поглотила бы жителей Балканского полуострова, среди которых были славяне, булгары и все остальные племена, составившие одну нацию благодаря политике целой череды блестящих ханов. Время от времени действительно великие монархи, соблазняемые сиренами Константинополя, пытались поглотить булгар, но тщетно — и к счастью; поскольку иначе избранный путь привел бы к катастрофе, что вскоре было доказано захватом христианского города крестоносцами в 1204 г., названном самым большим преступлением в истории.
Но в действительности поглощение нельзя считать плохим исходом для Болгарии, так как оно не произошло в одночасье. У болгарских монархов было время, чтобы внушить населению страны ощущение собственного самосознания, которое оказалось достаточно сильным, чтобы она смогла выжить. Тем временем мир и проникновение императорской цивилизации в Болгарию стали благом для утомленной страны и принесли болгарам больше знаний, нежели они могли получить, ведя длительные войны за независимость. Однако в этих условиях они уже обладали собственной народной памятью и имели славянскую церковь, которая всегда им напоминала, кем они были; и даже учения Богомила и его последователей не разрушили сложившуюся систему. Поэтому, когда пришло время, а Империя более не являлась ни мудрой, ни полезной, Болгария оказалась готовой вновь сплотиться вокруг идеи независимости, поднятой благородным домом Асеней в Тырново.
Таким образом, все, что произошло, явилось разумным — и разумным также по отношению к странам за пределами Болгарии. Булгары принесли порядок славянским племенам и подняли их из хаоса, являя пример всему славянскому миру. Сербские племена смогли в результате оказаться в выигрышном положении; и, кроме того, если бы Болгария не встала между ними и Византией, они так никогда бы и не освободились от влияния Константинополя и не смогли бы сформировать гордую нацию, пока еще не стало слишком поздно; в то же время, с другой стороны, булгары защищали и Империю от многих варварских вторжений на ее территорию. Главный же подарок, который Болгария сделала Европе, заключался в ее готовности принять наследство Кирилла и Мефодия, небрежно отброшенного моравами. Данная работа была начата в Константинополе благодаря помощи патриарха Протия и императора Василия, представляя собой необычную смесь филантропии и политической хитрости, которая характеризовала Византию. Но именно Борис Болгарский привел ее к своему завершению, и, таким образом, сейчас весь Балканский полуостров и все русские действительно весьма ему обязаны. Именно благодаря политике Бориса эти страны получили свою церковь, которая соответствовала характеру славянских племен, так как именно церковь позволяла им сохранять народную гордость, несмотря на все темные дни, которые они должны были вынести из-за жестоких и неверных варварских захватчиков.
Хотя небо над Болгарией не всегда было безоблачным, она вполне может гордиться своей историей. Первое царство оставило о себе славные воспоминания. История Болгарии — вереница замечательных событий, которая простирается вдаль и в темноту, освещая фигуру Самуила, его дикий двор, расположившийся за высокими озерами гор Македонии; Симеона на его золотом троне, в шелковом одеянии, украшенном жемчугом; Бориса, выходящего из прекрасного дворца с ангелами, сопровождающими его; Крума с кланяющимися ему рядами наложниц и провозглашающим «Здравицу» со своими боярами, держа в руках череп императора; Тервеля, путешествующего в Константинополь вместе с императором с разрезанным носом; Аспаруха и его братьев, их отца, царя Куврата, а также князей-ханов, уходя назад через темные эпохи к тому дикому браку, от которого произошло булгарское племя, браку между блуждающими скифскими ведьмами и демонами песков Туркестана.