История Первого Болгарского царства

Приложение 1. Первоисточники по ранней истории Болгарии

Первоначальные источники по истории Первого Болгарского царства, в целом, не представляют никаких больших проблем, если бы не один их недостаток, который обязывает нас помнить, что мы имеем дело только с односторонним описанием почти каждого исторического события и поэтому должны пользоваться ими с осторожностью, с готовностью сделать поправку на предубеждения и невежество везде, где представленные суждения вызывают подозрения.

Нашими главными источниками служат писатели, летописцы, агиографы и авторы истории Константинополя и Империи, писавшие главным образом (и после VII в. исключительно) на греческом языке. Действительно, за единственным важным исключением — здесь мы имеем в виду «Именинник булгарских князей», который я рассматриваю в Приложении 2, — мы полностью зависим от них, вплоть до исследования истории IX в. О до-балканском периоде истории булгар мы располагаем случайными ссылками, которые содержит богатое собрание «Историй», написанных во время или вскоре после правления Юстиниана, например Прокопия, Агафия, Менандра, Малалы и т. д. Что касается собственно булгарской истории в этих сочинениях, то она не нуждается в комментариях; иные проблемы, которые возникают в результате исторического изучения, были превосходным образом обобщены Бури в Приложении 1 к четвертому изданию «Истории упадка и разрушения Римской империи» Гиббона. С середины VII до IX вв. нам приходится опираться почти исключительно на две греческие истории, написанные патриархом Никифором и святым Феофаном, относящихся к началу IX в. Для описания этого периода оба автора, видимо, используют один источник или источники, которые не дошли до нас. Для нас это печальное обстоятельство, поскольку данные авторы являлись выразителями взглядов, направленных против иконоборчества. «История» Никифора оканчивается 769 г.; это самая бедная часть работы, очевидно, написанная, чтобы угодить народной массе, и в то же время ценная из-за общего недостатка сочинений о том времени. Феофан — намного более способный автор. Хотя более поздняя часть его «Хронографии», которая доходит до 819 г., столь окрашена антииконоборческими настроениями, как если бы он желал не упоминать о событиях, выгодным образом оттенявших его противников. Степень проявления подобного стремления в течение этих последних лет хорошо согласуется с очень ценным фрагментом, известным как «Сочинение неизвестного автора о Льве Армянском»[547]. Данная работа дает дополнительные сведения для изучения булгарской истории, основное внимание обращая на освещение последних походов Крума. Датировки Феофана также являются неудовлетворительными, поскольку он использует систему счисления времени от сотворения мира (Annus Mundi = А. М.), по индиктам (Indiction = Ind.), годам правления императора и халифа (ранее персидского шахиншаха). Так как каждый год начинался в различный день, то результаты не всегда совпадают[548].

С IX в. наша информация о Болгарии становится более полной, так как и латинские, и местные булгарские записи начинают давать ценные сведения. Отложив их на время, мы должны отметить усиление деятельности греческих летописцев к концу IX и началу X вв., которые рассматривали историю IX в. Самым старейшим из них является Георгий Монах, основывавший свою книгу на данных Феофана и продолживший труд последнего до 842 г.; однако духовные интересы оказались для него более значительными, поэтому он игнорировал внешнюю политику. Но главными источниками для исследования истории этого времени являются две группы хроник, созданные в середине X в. Одна из них — «История» Генезия, которая доходит до 886 г., — важная, но пристрастная книга, содержащая очевидные признаки официального заказа, и сочинение так называемого Продолжателя Феофана, книги с I по V, также написанное по воле императора Константина Багрянородного, который сам создал и посвятил одну из глав в ней своему деду Василию I. Другая группа нарративных источников состоит из синоптических сочинений, основанных на хронике таинственного Логофета, в произведении которого изложены события до 948 г. Эта работа не опубликована, но ее славянский перевод и редакции Льва Грамматика и Феодосия Мелитенского, вероятно, точно представляют ее первоначальную форму; близко к ней сочинение Продолжателя Георгия Монаха. Книга VI Продолжателя Феофана, до 948 г., основана на сведениях Логофета с добавлением нескольких современных ему знаний; описание истории с 948 по 961 гг., очевидно, опирается на личные данные автора[549].

После 961 г. число летописцев снова уменьшается. О правлениях Никифора Фоки, Иоанна Цимисхия и первых лет Василия II мы располагаем ценными сведениями современника, Льва Диакона. Что касается правления Самуила и булгарской войны Василия II, мы зависим исключительно от хроники, написанной Иоанном Скилицей в середине XII в., рассматривавшего период с 811 по 1079 гг. Он брал материал из всех предыдущих хроник, которые охватывали события данного периода и утверждали, что являются их современниками. Вследствие пристрастности хроник, о чем необходимо сказать, автор способствовал появлению новых предубеждений. Он также использовал один или большее число источников, которые не дошли до нас. Работа Иоанна (до 1057 г.) была скопирована слово в слово (примерно в 1100 г.) Кедрином, создавшим другую незначительную компиляцию, и легко доступна в этой форме. Однако существует также манускрипт Скилицы, скопированный булгарским епископом Михаилом Девольским, который внес в него различные добавления, имена и даты, представляющие большую важность для болгарских историков, о которых иначе мы были бы неосведомлены[550]. Остальные греческие летописцы, которые пишут о Болгарском царстве, такие как Зонара, Манассия, Гликей и т. д., не представляют большой важности для нас.

Помимо хроник для истории этого периода в нашем распоряжении находятся различные греческие агиографические сочинения. Наиболее важные из них — работы Феофилакта, греческого архиепископа Охрида в конце XI в. Феофилакт написал работу о первых булгарских мучениках и отредактировал «Жизнеописание святого Климента», известного ученика Кирилла и Мефодия. В описании жизни последних он, должно быть, опирался на местные булгарские традиции и, возможно, письменные источники, поэтому данные жизнеописания должны были стать первым примером собственно булгарской исторической литературы. Есть также и другие работы императорских авторов, случайные ссылки которых дают очень ценные дополнительные сведения о булгарской истории. Например, жизнеописания патриархов: «Жизнь Никифора» Игнатия, «Жизнь Игнатия» Никиты или очень важные анонимные сочинения — «Жизнь Евфимия», или местных святых, например «Жизнь святого Луки младшего», «Жизнь святого Никона Метаноитского», «Жизнь святой Марии молодой» и т. д. Случайный характер свидетельств делает эти сочинения более надежным, хотя все местные биографы воздерживаются от использования дат. Однако более важным, хотя и немногочисленным, видом источников являются собрания писем, написанных различными греческими священнослужителями и государственными деятелями — переписка патриархов Фотия и Николая Мистика (сведения последней представляют огромную важность для изучения карьеры Симеона), Феофилакта, императора Романа Лакапина и, наиболее интересная из всех, корреспонденция императорского посла Льва Магистра, которая включает некоторые из ответов булгарского царя Симеона. При изучении этих писем нужно все время помнить, что их авторы были политиками и придерживались строгих взглядов, желая достижения определенных результатов; поэтому их свидетельства являются крайне пристрастными. Это особенно верно в отношении сочинений великих патриархов. Наравне с письмами мы должны упомянуть о «Списке булгарских архиепископов» (приведенный Дюканжем) и постановлениях Василия II о булгарской церкви после завоевания им страны. Наконец, существуют различные греческие трактаты, из которых наиболее известными и важными являются работы императора Константина Багрянородного, удивительный компендиум по истории, этнографии и дипломатии, известный как «Об управлении Империей». К сожалению, и это любопытно, Константин никогда не рассматривал непосредственно саму Болгарию, то есть то государство, об истории которого он должен был иметь обильную информацию[551]. Почти столь же важными, поскольку они затрагивают неясный период правления Самуила, являются два трактата, соединенные вместе под названием «Стратегикон» Кекавмена, один был написан Кекавменом, а другой — его родственником, вероятно, Никулицей. Мы знаем немного об этих авторах, кроме того, что их родственники сыграли значительную роль в Булгарских войнах Василия II. Трактаты содержат множество общих предписаний, частые цитаты на исторические примеры и прецеденты. В нашем распоряжении есть также ссылки на булгар в любопытном «Словаре» Суды, составленном в X в.[552]

Если рассматривать греческие источники, то необходимо принять во внимание несколько восточных сочинений. Арабские географы проявляли мало интереса к Балканской Болгарии; арабские и армянские летописцы только повторяли, причем очень редко, те сведения, которые проникали к ним из империи, хотя армяне проявляли сомнительный и ненадежный интерес к приключениям армянских солдат в Булгарских войнах Василия II. Только два восточных летописца были действительно заинтересованы балканскими делами. Евтихий, патриарх Александрии, как христианин, наблюдал за событиями при императорском дворе[553]. Его хроника заканчивается 937 г., а умер он в 940 г. Его продолжатель, Яхья Антиохийский, умерший в 1040 г., является более важной фигурой. Когда он писал свое сочинение, Антиохия была христианским городом в составе Империи, поэтому он соприкасался со всей тогдашней историей Империи. Он часто дает важные ссылки на Булгарские войны Василия II, но их важность, по моему мнению, преувеличивается[554]. Наше беспокойство относительно дополнительных свидетельств об этом темном периоде не должно заслонять от нас тот факт, что повествование Яхьи, бесспорно, запутанно относительно булгарских дел, например в отношениях между Комитопулами и сыновьями Петра, о чем он, очевидно, не имел непосредственных данных. Его информация, вероятно, основана на слухах и подверглась изменениям прежде, чем достигла Антиохии. Большую ценность сведений Яхьи составляет его точность в описании восточных походов Василия, ясные датировки, которые позволяют нам исправить хронологию Булгарских войн.

Латинские источники до IX в. не представляют большого значения, за исключением ранних императорских историков, например Эннодия или Иордана Гота, которые иногда упоминают о булгарах добалканского периода их истории. В IX в. расширение Булгарии на запад привело к установлению связей с западной империей. Каролингские хронисты начинают составлять простые, но хорошо датированные ссылки на Булгарские войны и посольства. После прихода венгров в конце столетия эти ссылки фактически исчезают. Однако крещение Болгарии и духовная политика Бориса привели к установлению близких отношений с Римом, и в течение некоторого времени папская переписка проливает свет на булгарскую историю. Наиболее важным среди них является длинное письмо Николая I, содержащее ответы на вопросы Бориса относительно допустимости различных привычек и обычаев булгар. В это же самое время булгарские дела упоминаются и в официальных жизнеописаниях римских пап[555]. Однако, после того как Борис вернулся в лоно восточной церкви, упоминания о болгарских событиях в папских источниках исчезают, хотя случайные упоминания о булгарах в итальянских хрониках все еще встречаются, например в сочинениях Лупа Протоспафария, который творил в императорском городе Бари, венецианских и далматских авторов, особенно, когда в правление Самуила булгарское влияние распространилось до Адриатики, и позже, ретроспективно, первых венгерских историков. Помимо данных хронистов и духовных авторов существует также один латинский автор, который, учитывая свой личный политический опыт на Востоке, заслуживает специального упоминания.

Речь идет о Лиутпранде, епископе Кремоны, чьи родственники и сам он часто участвовал в посольствах в Константинополь. Лиутпранд передавал сплетни и является ненадежным историком со вкусом к сенсационным слухам; но он был современником, любил яркие детали и, до времени своего второго посольства, оставался заинтересованным и беспристрастным автором. Поэтому он занимает свое достойное место среди наиболее важных источников.

Славянские источники немногочисленны, но большинство из них имеет важное значение. Об «Имениннике булгарских князей» будет упомянуто ниже, кроме этого сочинения у нас нет славянских свидетельств о булгарской истории до Обращения в христианство. Сочинения времени крещения Моравии, жизнеописания Кирилла и Мефодия касаются булгарских дел и являются началом целого ряда славянских агиографических произведений, представляющих значительную важность. Для истории времени Первого Царства я использовал главным образом «Жизнь святого Наума» и, в меньшей степени, «Чудеса святого Георгия». Рождение болгарской литературы, конечно же, представляется новым ценным обстоятельством, хотя большинство работ являлись простыми переводами с греческого языка[556]. Но предисловия и эпилоги предоставляют нам не только случайные даты, но также создают картину цивилизации того времени; в нашем распоряжении находятся также оригинальные работы большого значения, например Храбра и Косьмы. Я подробно рассматривал их в одной из глав. В дополнение к этим источникам следует упомянуть о важной русской хронике, известной под неверным названием «Хроника Нестора». Она основывается частично на булгарском переводе сочинения Георгия Монаха и его Продолжателя, частично на различных греческих и славянских религиозных писаниях, частично на устных сведениях и местных русских записях[557]. Там, где она описывает булгарскую историю, ее ценность очевидна, но она также требует внимания в отношении датировок, которые я рассматриваю в связи с «Именинником булгарских князей». Местные сочинения богомилов, хотя главным образом они принадлежат более позднему времени, являются важными, поскольку проливают свет на политическое положение секты.

Помимо литературных источников мы опираемся на различные археологические источники. Под ними я подразумеваю раскопки, которые были предприняты в разных географических местностях Болгарии. Раскопки в Преславе-на-Дунае дали мало результатов, но в Плиске они позволили осветить цивилизацию ханов IX в. Работы в Великом Преславе еще не дали ценных сведений, на которые надеялись археологи. Я также включаю в эти источники надписи, созданные на грубом греческом языке, которым ханы IX в. записывали на колоннах или камнях события различной важности. Значение этих источников очевидно[558]. Всегда возможно, что новые раскопки и открытие большего числа надписей могут потребовать внесения значительных исправлений в существующие у нас знания о ранней истории Болгарии.

Приложение 2. Именинник булгарских князей

«Именинник болгарских князей» является документом столь большого значения по ранней истории Болгарии, что он требует отдельного рассмотрения. Он существует в двух фактически идентичных рукописях, одна из которых находится в Санкт-Петербурге, а другая — в Москве. Обе они написаны на старославянском языке и содержат перечисление булгарских правителей от Авитокола до Умора, а также даты их правлений. Однако большой интерес вызывает то обстоятельство, что указанные даты вступления на трон приводятся на неизвестном языке, видимо, старобулгарском. В переводе «Именинник» выглядит следующим образом:

«Авитокол жил 300 лет, был он из рода Дуло и принял власть в "dilom tvirem"; Ирник жил 100 и 5 лет, был он из рода Дуло и принял власть в "dilom tvirem"; Гостун как регент (правил) 2 года, был он из рода Эрми и принял власть в "dokhs tvirem"; Курт правил 60 лет, был он из рода Дуло и принял власть в "shegor vechem"; Безмер — 3 года, был он из рода Дуло и принял власть в "shegor vechem". Эти пять князей с остриженными головами правили по ту сторону Дуная 515 лет. После князь Исперих перешел на другую сторону Дуная, где они (живут) ныне. Исперих князь — 60 и 1 год, был он из рода Дуло и принял власть в "ber enialem"; Тервель — 21 год, был он из рода Дуло и принял власть в "tekuchitem tvirem";… 28 лет, был он из рода Дуло и принял власть в "dvansh ekhtem"; Севар — 15 лет[559], был он из рода Дуло и принял власть в "tokh altom"; Кормисош — 17 лет, был он из рода Вокил и проиняло власть в "shegor tvirem". Этот князь сменил у власти род Дуло, называемый Вихтум[560]. Винек — 7 лет, был он из рода Вокил и принял власть в "shegor alem"; Телец — 3 года, был он из рода Угайн и принял власть в "somor altem", он был из другого рода; Умор — 40 дней, был он из рода Вокил и принял власть в "dilom tutom"».

Необходимо внести одно исправление: поскольку правление пяти первых князей продлилось в целом 515 лет, то мы должны увеличить протяженность правления Ирника до 150 лет[561]. Больше ничего другого сделать нельзя, пока мы не обнаружим значение булгарских слов. Их порядок написания не предоставляет возможности выяснить их смысл, хотя болгарин Тудор Доксов, писавший в начале X в., очевидно, пользовался той же системой. Хотя некоторые ученые[562] пытались с помощью данных тюркско-монгольской филологии решить данный вопрос, они не смогли найти никакого определенного сходства между этой системой датировки и любой другой, известной ученым. Ситуация оставалась такой до того момента, когда примерно 30 лет назад русские археологи не обнаружили в Чаталаре надпись. Ее сведения дают отправную точку: в ней указано, что основание Омуртагом Преслава приходится на пятнадцатый индикт (то есть на сентябрь 821 — сентябрь 822 гг.), или по булгарской датировке — σιγορελεμ, shegor alem.

Поскольку детальный обзор результатов, которые крупные ученые вывели на основании этого дополнительного свидетельства, займет много места, то я просто буду рассматривать выводы главных исследователей и положение, которому я следую. Бури был первым серьезным исследователем данного вопроса. В 1910 г. он дал ключ к булгарским словам[563], который, как он объявил, удовлетворял всем известным фактам, хотя при этом он исправлял текст «Именинника» в части, относящейся к более поздним князьям, чтобы лучше согласовать его с данными греческих хронистов. Его теория потребовала введения цикла из 60 лунных лет, который является необычным для восточных народов и в котором первый ряд «буквенного выражения» цифр — например, dilom — представляет единицы, а второй — десятилетия. Он утверждал, что данная система является свободной от опасностей западни лингвистического сходства. К сожалению, даты, которые он таким образом вычислил, идут вразрез с теми, которые известны истории, как указал Маркварт[564]. В частности, булгары на основании этой системы должны были пересечь Дунай на двадцать лет раньше.

Критика Марквартом теории Бури была разрушительной, но не конструктивной. Однако в 1914 г. профессор Миккола из Гельсингфорса, обратившись к помощи филологии, дал свой ключ к разгадке[565]. Согласно его взглядам, у булгар существовал двенадцатилетний цикл отсчета времени, в котором каждый год получал название некоего животного, поэтому первое булгарское слово означало название, а не цифру. Это предположение было выдвинуто ранее Петровским. Аналогии с тюркскими и куманскими словами (например, dvansh = тюрскому davshan, заяц; tokh = куманскому taok, курица) и порядок лет в их циклах позволили Микколе перевести эти булгарские названия и установить их порядок в цикле. Вторые булгарские слова, как он предположил, являются порядковыми числами месяцев, и на основе аналогичных лингвистических сравнений он расположил их по порядку.

Филологические аргументы Микколы представляются убедительными и ныне являются общепринятыми. Но его даты не соответствуют датам, известным из наших греческих источников, особенно в отношении ханов, живших во времена Копронима. Позже, чтобы добиться лучших результатов, Миккола внес в свою теорию одно или два исправления, но безрезультатно[566]. Вопрос остался решенным неудовлетворительно, пока за работу над ним не принялся профессор Златарский.

Златарский сначала принял теорию Бури в измененной форме[567], а затем[568] поддержал первый ключ, предложенный Микколой: то есть согласился, что somor = крыса, первый год цикла; shegor = вол, второй; beri = волк, третий; dvansh = заяц, четвертый; dilom = змея, шестой; tokh = курица, десятый; etkh = собака, одиннадцатый; dokhs = свинья, двенадцатый. Месяцы: alem, первый; vechem, второй; tutom, четвертый; altom, шестой; ekhtem, восьмой; tvirem, девятый. Данные слова приводили к одному или двум изменениям в тексте, например tekuchitem сокращалось до etkh. Bekhti Тудора Доксова должен был стать пятым месяцем. Однако Златарский внес два важных исправления в теорию Микколы и предыдущие теории. Во-первых, он вернулся к системе лунных лет; во-вторых, он начал отсчет новой эры от 680 г., когда булгары утвердились к югу от Дуная.

Подробное рассмотрение его аргументов затянуло бы наш обзор, поэтому здесь я могу только сказать, что его выводы представляются мне логичными и оправданными по своим результатам. Для отсчета времени до 680 г. он принимает эру циклов, начавшихся в год «Воплощения»: например, Авитокол начал править в лунном году, который является шестым годом цикла, в 150 г. солнечного календаря. На основании сведений Иоанна Никиусского мы можем датировать смерть Куврата примерно 642 г., то есть 662 г. по лунному календарю. Поэтому правление Безмера окончилось в 665 лунном году; и, если мы вычтем 515, как продолжительность правления пяти князей, то придем к 150 лунному году. Совпадение первого года цикла с рождением Христа кажется мне произвольным и весьма случайным. Хотя довольно любопытно, что 679 солнечный год (год «Вторжения») равен 700 лунному году — мистическому числу, и этот факт, конечно, привлек бы внимание греков. Златарский убедительно продемонстрировал, что «Именинник» должен был быть написан сначала на греческом языке, вероятно, вскоре после смерти Умора, и почти наверняка греком. Златарский также указывал, что продолжительность правлений рассчитана неточно, но с учетом порядка лет в цикле, на которые пришлись восхождение на трон и смерть правителя. Трудность возникает с вопросом о начале правления Испериха. Если Безмер правил три года, а его наследником являлся Исперих, то правление последнего началось бы не в году «beri», а в пятом году. Златарский решает эту проблему, идентифицируя Безмера с Баяном (Исперих, несомненно, Аспарух) и отделяя Испериха от Безмера на два года до смерти Безмера. Должно быть, это приблизительное решение, хотя лично я предпочитаю разделять Безмера и Баяна. Баян представляет истинно булгарское имя, и оно не очень похоже на имя Безмер. Кроме того, хронология, как мне представляется, требует введения поколения между Кувратом и Аспарухом.

С 680 г. начинается новый цикл. Здесь Златарский исходит от даты восхождения Телеца, которая нам известна благодаря Феофану: 761/762 г.[569] Наша интерпретация «Именинника» помещает это событие на ноябрь 761 г. Однако, согласно «Имениннику», период между Вторжением и правлением Телеца равен 23[570] + 21 + 28 + 15 + 17 + 7, то есть 111 лунным годам. Он является слишком длинным, и в этом кроется первая трудность. Поэтому мы должны отказаться от некоторых из указанных продолжительностей правлений как неточных. Кроме того, поскольку продолжительность «Именинника» противоречит его датировкам, в том виде, как мы интерпретируем их, то кажется очень разумным исправить продолжительность там, где она не совпадает с датами. Измеряя годы системой «Именинника», Златарский сокращает правление Тервеля до 17 лет, неизвестного князя — до 6, правление Севара увеличивает до 16, Кормисоша оставляет неизмененным, а Винека уменьшает до 6, что в целом составило 85 лунных лет, то есть примерно 82 солнечных года, с 679 по 761 гг. После правления Телеца Златарский вставляет два года правления Савина, о существовании которого в это время нам сообщают греческие авторы. Таким образом, год правления Умора выпадает на «dilom», как это и указывается в «Имениннике». Без вставки времени правления Сабина он пришелся бы на «dvansh».

Заключительные результаты Златарското, поэтому, следующие:

Авитокол начал править в марте 146 г.[571]

Ирник в марте 437 г.

Гостун в сентябре 582 г.

Курт в феврале 584 г.

Безмер в апреле 642 г.

Исперих в феврале 643 г. (его отделение пришлось на январь 645 г.)

Начало булгарской эры — январь 680 г.

Тервель начал править в декабре 701 г.

Неизвестный в мае 718 г.

Севар в январе 724 г.

Кормисош в октябре 739 г.

Винек в сентябре 756 г.

Телец в ноябре 761 г.

(Савин в октябре 764 г.)

Умор в июле 766 г.

Эти результаты, естественно, не могут претендовать на абсолютную достоверность, но аргументы, которыми Златарский подкрепляет их, кажутся мне убеждающими.

Златарский показывает, что Тудор Доксов и его современники также высчитывали свои, иначе необъяснимые, даты посредством булгарской эры. Помещая год «Создания» на 5505 г. до н. э., они начинали булгарскую эру с А.М. 6185, но для отсчета дат после этого времени они использовали лунные годы. Таким образом, «Обращение Болгарии в христианскую веру» приходится на А.М. 6376 и 6377, но Тудор Доксов называет этот год как «on etkh bekhti». Теперь, 6376–6185 = 191, который дает одиннадцатый год двенадцатилетнего цикла. Кроме того, как арифметически показал Златарский, пятый месяц 191 лунного года = солнечный год 184.62 к 184.71, то есть относится к сентябрю 865 г. Златарский также попытался показать, что русский летописец, известный как Нестор, датировал императорские события с помощью той же самой системы, поскольку Нестор черпал свою информацию об империи из булгарских переводов. Но тогда как Златарский ясно дает понять, что Нестор использовал систему исчисления по лунному календарю, я не думаю, что Нестор действительно принял данную систему. Однако требуется внесение текстовых исправлений, чтобы создать подходящие примеры. Я думаю, что Нестор не сознавал запутанность булгарской хронологии и был просто сбит с толку. В качестве свидетельства его датировки имеют небольшую ценность.

Существует еще одно положение, которое заслуживает разъяснения. 515, продолжительность правлений пяти князей, от Авитокола до Безмера всегда воспринималось просто как время, которое булгары провели в Степях до первого передвижения племени под властью Аспаруха. Но крайне маловероятно, что в течение этого времени они пребывали в одном месте. Цифра 515 имеет другой смысл. Согласно хронологической системе Африкана, обычно использовавшейся в Константинополе, 680 г., первый год булгарской эры, = А. М. 6180. Но 6180 лет представляют 515 двенадцатилетних циклов. Греческий автор, зная о булгарской системе двенадцатилетних циклов, но не сознавая, что в ней использовался лунный календарь, мог быть хорошо информирован булгарами, что прежде, чем они пересекли Дунай, прошло 515 циклов. 515 циклов были искажены в 515 лет, которые ради большего реализма были отнесены к правлению пяти булгарских ханов, чьи имена известны. Первые же два хана получили округленную, но длинную продолжительность правлений в 300 и 150 лет соответственно, так, чтобы мог быть создан общий расчет.

Хотя, как я показываю ниже, в случае с восхождением на трон Ирника существовало историческое оправдание.

Это обстоятельство еще раз подчеркивает большие трудности в понимании «Именинника», которые должен учитывать каждый переводчик. Почти определенно он был написан для булгар греческими рабами и объединял восточную систему датировки с идеями, основывавшимися неосведомленными греками на суеверии и случайном совпадении. Таким образом, простые теории интерпретации недостаточны, и только по этой причине схемы Бури обречены на неудачу[572].

Приложение 3. Эрнах и Ирник

Невозможно не удивиться сходству имени Ирник, второго князя в «Имениннике», с именем Эрнах или Эрнак, самого младшего и любимого сына Аттилы. Однако идентификация людей на основании сходства имен всегда ненадежна, особенно у полуварварских племен, у которых очень часто несколько отдельных имен происходит от одного общего корня. Хотя, с другой стороны, чрезвычайно редко случается так, что два разных человека носят одно и то же имя, как это бывает в более цивилизованном обществе.

Профессор Златарский полагает неправильным и бессмысленным добиваться подобной идентификации[573]. Определенно, мы должны признать, что нам известно очень немногое о судьбе Эрнаха после смерти Аттилы (453 г.). Приск только сообщает, что он со своим братом Денгисихом правил остатком империи Аттилы в Малой Скифии (современная Бессарабия), откуда они по обыкновению совершали набеги на Империю, и в ходе одного из таких набегов Денгисих был убит[574]. Златарский указывает на следующие обстоятельства: (1) согласно «Имениннику», Ирник начал править в 437 г., а не в 453 г.; (2) балканские булгары произошли от восточной ветви племени, от утигур, которые обитали на востоке от Дона; (3) если Эрнах является Ирником, то он и Аттила должны принадлежать к роду Дуло, несмотря на то что фактически мы нигде не слышим имени их рода, которое авторы дожны были упомянуть в связи с ними.

Основные положения, приведенные Златарским, можно полагать бесспорными, но они, как мне представляется, не достаточно аргументированны. Положение первое и третье во многом абсурдны. Положение первое. Согласно «Имениннику», князь Ирник правил 150 лет и с нашей стороны слишком наивно предполагать, что дата его вступления на трон должна быть точной. Ошибка на шестнадцать лет в данных обстоятельствах является весьма простительной. Положение третье. Не существует причины, почему мы должны знать название рода Аттилы. В ходе смены поколений часто изменялись не только названия варварских семейств. Я полагаю, что аргумент можно считать убедительным, если бы мы определенно знали, что Аттила не принадлежал к роду Дуло. Положение второе представляет более сильные аргументы. Я без колебаний соглашаюсь с тем, что ядро царства Куврата составляли утигуры, но я думаю, что в него входили также оногундуры. Они стали тем остатком империи Аттилы, который сохранили Эрнах и его семья. Под гнетом аварского правления они или были насильственно перемещены в восточном направлении, или самостоятельно мигрировали в попытке бежать за границу аварского государства. Вероятно, Эрнах являлся одним из тех князей, которые возглавляли восстание булгар против аваров и, таким образом, приобрели власть в объединенном булгарском царстве. Местом расположения этого царства стала территория утигуров, и теперь булгары могли не опасаться угрозы нападения со стороны аваров. Данная теория, представляется мне, не только соответствует аргументам Златарското, но также объясняет известность имени оногундуров, которое нельзя считать составным или производным, возникшим в результате неправильного употребления, но должно было означать определенное племя[575].

В этих обстоятельствах, особенно рассматривая примечательное сходство имен, было бы, конечно, излишне придирчиво с нашей стороны отказываться от идентификации Ирпика с Эрнахом и не прослеживать гениалогическую линию булгарского царского дома от Аттилы.

Возникает другой вопрос, нужно ли идентифицировать Аттилу с Авитоколом. Если Эрнах является Ирником, то вторая идентификация не очень важна. Лично и человек сомневающийся и расцениваю имя Авитокол, подобно имени Аттилы, как развившуюся форму имени Двит, тюркское обозначение предка, которое получило повое значение, когда библейские истории достигли Степей, и тюрки, хазары и гунны решили проследить свое происхождение от Яфета (Иафета)[576]. (Кстати, венгерские авторы, разрабатывая версию об этом происхождении, отделяли Яфета от Аттилы тридцатью четырьмя поколениями[577]). Проистекающее же сходство имени князя с Аттилой, возможно, утвердило это родство достаточно крепко в умах булгар. В действительности я полагаю, что Авитокол являлся отдаленным предком булгарского царского дома, первым основателем рода. Мы должны помнить, что в нашей истории фигура Аттилы преувеличена, поскольку его деятельность была в основном направлена на завоевание Запада. Эрнах, чье правление являлось определенно восточным, возможно, даже проводил завоевательную политику на Востоке, о которой мы ничего не знаем, но, во всяком случае, мог быть фигурой более значительной, чем Аттила в восточной традиции.

Приложение 4. Христианство среди славян до IX в.

Церковные авторы часто ставят в вину правительству в Константинополе то, что оно ждало начала IX в., чтобы благословить христианизацию балканских славян. Однако эти нападки являются необоснованными. В течение конца VI и VII вв. волны вторжений аваров, славян и булгар препятствовали периодической миссионерской деятельности, в то время как в течение VIII и начала IX вв. большой спор по вопросу о почитании икон в Византии исключил возможность ведения энергичной духовной политики за границей. Следовательно, за одним большим исключением, христианство распространилось среди балканских славян только благодаря локальному влиянию тех епархий, которые уцелели в тяжелых условиях.

Названия этих епархий можно найти в полуофициальных notitiae, списках, составленных Епифанием (VII в.), Василием (начало IX в.), в notitia, изданной де Боором (IX в.), списке, составленом Львом Мудрым (начало X в.), и в списках епископов, присутствовавших в различных советах. Дворник блестяще свел данные этих списков в таблицу[578]. Мы должны помнить, однако, что хотя notitiae являются источником довольно надежным — после того как сделаны соответствующие скидки на небрежность и ошибки со стороны копиистов, — отсутствие представителей епархий, которые должны были присутствовать в совете, не обязательно означает, что епархии были упразднены. Исследование этих списков может свидетельствовать, что по берегу Балканского полуострова в христианских городах жизнь не прерывалась, но, за исключением стороны Эгейского побережья, внутренние районы едва ли были христианскими. На побережье Черного моря все города к югу от Месемврии упоминаются в каждом списке, а к северу Одессос (Варна), очевидно, сохранялся в списках до начала IX в., когда город, без сомнения, захватили булгары; во внутренней части полуострова последняя епархия старых провинций Мезии, Маркианополь, существовал только в VII в., а затем был, возможно, разрушен булгарами. Еще дальше на юг Адрианополь оставался устойчивым центром христианства, так же как и Филиппополь вплоть до его аннексии булгарами в IX в. Сардика, однако, хотя и была занята императорскими силами до IX в., не упомянута в списках; вероятно, она являлась простым гарнизонным городом, для которого не характерна активная религиозная жизнь. Христианство проникло и на территории между Родопами и морем; в Македонии, которая подвергалась больше всего вторжениям, сохранились только большие города вблизи Фессалоники. Во внутренних греческих районах славянские племена оставались языческими, пока они не попали под сильный политический контроль империей в IX в. В целом все, что нам известно, — это славянские районы, которые находились под управлением империи, где местные епископства распространяли христианство; но на границах епархии не предпринималась миссионерская деятельность, христианство там поддерживалось благодаря нескольким христианским пленникам, находившихся при языческом дворе, например рабу Омуртага Кинаму.

Однако здесь существует одно исключение. В «De Administrando Imperio» (рр. 148–149, 159) Константин Багрянородный сообщает нам, что император Ираклий (610–641 гг.) вызвал из Рима священников, чтобы крестить хорватов и сербов, и достиг успеха. Данная история была подвергнута сомнению[579]; однако нам она представляется совершенно правдоподобной. Ираклий в течение довольно длительного времени своего правления поддерживал прекрасные отношения с папством, а Иллирия тогда все еще оставалась духовной областью Рима. Кроме того, он являлся энергичным правителем, который, очевидно, желал решить славянскую проблему. Константин соединяет обращение в христианскую веру с политическими деловыми отношениями Ираклия со славянами — признание им заселения славянами страны на условии признания ими его сюзеренитета. Константин определенно говорит правду, но он не отмечает, что успех Ираклия был довольно эфемерным. В предыдущей главе (написанной позже) Константин сообщает (р. 145), что хорваты просили о священниках из Рима в IX в., в то время как сербы не были полностью христианским народом до времени Кирилла и Мефодия. Наиболее разумным представяется предположение, что большая миссионерская деятельность Ираклия реализовывалась на практике, но была безрезультатной. Очевидно, что она не могла оказать мощного влияния на Балканском полуострове к востоку от Сербии.

Таким образом, распространение христианства среди балканских славян до IX в. ограничивалось практически теми славянами, которые находились под управлением империи, за исключением приграничной зоны, где греческие города оказывали свое влияние (и на северо-западе, в Латинской Далмации), и личными усилиями нескольких пленных рабов-христиан. Начиная со времени правления Ираклия, положение империи, и даже всего христианского мира, не позволяло вести обширную проповедь христианства на Балканах.

Приложение 5. Булгарские титулы

Наше знание о нескольких булгарских титулах позволяет прояснить систему управления Первого Булгарского царства; хотя невозможно сделать на их основе определенные заключения, поскольку трудно сказать, какие титулы представляли ведомства, а какие являлись простыми почетными званиями.

Во всех надписях правитель назван ханом или верховным ханом — κάνας или κάννας с эпитетом ύβιγή или ύβηγη — слово, очевидно, куманского происхождения «tfweghii» = высокий, известный[580]. Надписи часто добавляют титул «ό έκ Θεού αρχών» («правитель от Бога»), вероятно, введенный греческими писцами, которые принимали во внимание необходимую для каждого князя характеристику. После введения христианства и славянского алфавита титул «хан» исчез, поскольку был заменен на титул «князь», а позже «царь».

Основной слой знати был представлен боярами (boyars) — βοιλάδες или βοηλάδες, — название, которое стало общим для восточных славян. В X в. существовало три класса бояр — шесть великих бояр, внешних и внутренних бояр[581]; в середине IX в. существовало двенадцать великих бояр[582]. Великие бояре, вероятно, составляли доверенное правительство хана; внутренние бояре были, видимо, судейскими чиновниками, а внешние бояре — провинциальными чиновниками[583]. Многие из тех личностей, которые упомянуты в надписях IX в., являлись боярами. Кавкан Исбул и багатур Цепа оба были боярами. Однако я склонен думать, что бояре были гражданскими чиновниками. Второй слой знати, вероятно, более низкий, составляли багаины (bagarns). Насколько я догадываюсь, они представляли военную касту. Их имена появляются только в надписях, совокупно (Омуртаг в одном случае раздал своим боярам и багаинам подарки), или по отдельности, где они обычно соединялись с титулом «bagatur»[584]. В дополнение к этим разрядам почти каждый булгарин был отмечен в надписях как θρεπτός άνθρωπος (воспитанник) хана. Θρεπτοι άνθρωποι являлись, несомненно, сословием рыцарей, номинальными телохранителями хана[585].

Титул «багатур» (bagatur), — βαγατουρ или βογοτορ — несколько раз появляется в надписях, в то время как булгарский военачальник, который был разбит в Хорватии в 927 г., назван Константином άλογοβοτουρ, очевидно, άλοβογοτουρ[586]. Титул определенно связан с тюркским словом «bagadur», что в русском языке означает богатырь = герой. Этот титул, вероятно, представлял военный ранг. Приставка «аlо» может означать «руководитель» или «голова» (Банг считает его равным тюркскому «alp, alyp»)[587] или просто имя собственное. Название «vagantur», обнаруженное в списке булгарских посланников в Константинополе в 869–870 гг. (см. ниже), очевидно, идентично слову «bagatur».

Титул «колоброс» (colobrus) — καλοβρός или κουλουβρός — встречается только в надписях и представляет, вероятно, название ранга, происходившего от тюркского «golaghuz», то есть руководитель[588]. Боярин Цепа был колобросом, а также багатуром.

Жупан (zhupan) один раз в надписях встречается как «ζουπάν» и «κοπανός». В обоих случаях упоминается семья обладателя титула. У южных славян слово «жупан» означало главу племени, поэтому Успенский и Бури обоснованно полагают, что оно представляло главу одного из булгарских кланов[589].

Сампсес (sampses) — σαμψής — в надписи не встречается, но известно, что гостеприимец святого Климента в Плиске Эсхач был «σαμψής τό αξίωμα» («в достоинстве сампсеса»), двое из послов 869–870 гг. являлись сампсесами, а Симеон, шурин царя Симеона, посол в 927 г., был ούσάμψος или ούσάμψις, что, очевидно, представляет вариант написания титула[590]. Возможно, титул сампсес был придворным.

Титул «tarkan», вероятно, свидетельствовал о высоком военном звании. Он был тюркским по происхождению: тюркский посол при дворе императора Юстина II (примерно 570 г.) назывался «tagma», «αξίωμα δε αυτώ ταρχάν»[591]. Онегавон, который утонул в реке Тиса, был тарканом; такой титул носил и жупан Оксун[592]. Когда святой Климент прибыл в Белград, его приветствовал Боротиканус «τώ τότε φυλάσσοντι» («через тогдашнего стражника»), «υποστράτηγος» («младший стратиг») хана Бориса[593]. Имя Боротиканус, «Boroticanus», должно означать таркан Бориса. Положение обладателя данного титула было равным статусу стратега в империи, то есть носитель его являлся военным губернатором провинции. Поэтому я отваживаюсь предположить, что таркана можно приравнять к императорскому стратегу. Провинциальные наместники в Болгарском царстве — в правление Бориса их было десять — назывались греческими и латинскими авторами «графами»[594]. Мы не можем сказать, является ли это слово переводом некоего булгарского титула, или булгары восприняли слово «κόμης» («комес»). В 927 г. посол Симеон — сампсес, шурин последнего царя — также носил титул «καλουτερκάνος». Поскольку в X в. любезные вопросы, которые должны были быть обращены к булгарским послам, касались здоровья «сыновей» их правителя, «ό κανάρτι κείνος» и «ό βουλίας ταρκάνος»[595], то я полагаю, что, очевидно, мы должны приравнять καλουτερκάνος к καναρτικείνος. Оба «kalutarkan» и «buliastarkan» являлись офицерами во главе с тарканом, и эти должности, вероятно, предназначались для членов царской семьи. Титул «bulias» может быть связан со словом «боярин», но сама по себе эта идентификация не имеет значения.

Наиболее важным военным офицером царства был кавкан (kavkan). В правление Маламира кавкан Исбул, παλαιός βοϊλάς (старший боил) хана, стал, очевидно, вторым человеком в Болгарии после хана. Он построил для хана акведук на свои собственные средства и сопровождал хана в сражении, видимо, как главнокомандующий[596].

В 922 г. мы узнаем, что Симеона сопровождал его кавкан[597]. Столетием позже мы находим, что существовало два кавкана, некий Домитиан и его брат; но, возможно, они не обладали этим званием одновременно. Домитиан попал в плен к Василию II, а его брат вскоре изменил Болгарии. Домитиан являлся συμπάρεδρος (сотрапезник) царя Гавриила-Радомира[598].

Титул «табар» («tabare»), или возможно, «ильтабар» («iltabare») (старотюркское altabar)[599], встречается только при упоминании о послах в 869–870 гг. Имя Μηνικός встречается больше, чем один раз. Симеон в 922 г. шел вместе «άμα καυκάνω και μηνικω» («с кавканом и меником»). В 926 г. булгарские военачальники Книн, Имник и Ичбоклия вторглись в Сербию. В 927 г. в булгарское посольство, помимо Георгия Сурсувула и калутаркана Симеона, вошли царский родственник, Стефан, Маго-тин, Крон и Меник[600]. Златарский считает, что Гемнек — это человеческое имя, но Меник — титул[601]. Лично я полагаю, что первый отрывок необходимо читать как «άμα καυκάνω Μηνικω» («с кавканом Меником») — Меник, которого Константин неверно называл Гемнеком, являлся кавканом в то время. Другие имена, которые появляются в ходе истории Первого царства, как мы должны понимать, вследствие недостатка свидетельств, напротив, представляли имена собственные, а не титулы.

В связи с этими титулами несколько слов необходимо сказать относительно списка булгарских послов на совете 869–870 гг. в Константинополе, который дает Анастасий Библиотекарь. Согласно списку, это были «stasiszerco borlas nesundicus vagantur il vestrannatabare praesti zisunas campsis et Alexius sampsi Hunno»[602]; «…zerco borlas» и «nesundicus» — очевидно, Кербул и Сундик, булгарские государственные деятели, которым римский папа Иоанн VIII написал письмо и которые изображены в Цивидэлском евангелии как Зергобул и Сондок — «borlas» не является опечаткой «bоёlаs»[603]; «vagantur» — это «bagatur», титул Сундика. «II vestrannatabare», вероятно, означает «Vestranna iltabare». «Campsis» и «sampi» — это, очевидно, «sampses». Таким образом, мы должны читать список следующим образом: «Стасис, Кербул, Сундик — багатуры, Вестранн — ильтабар, Престицисун — сампсес, Алексей Гунн — сампсес». Гунн, вероятно, фамилия. Златарский идентифицирует Стасиса с Петром, а Престицисуна с булгарским именем «Пресий» или «Прусиан». Последнюю идентификацию можно считать правдоподобной, но тот факт, что Петр часто фигурирует как главный посол Бориса в отношении с церковными властями, не обязательно подразумевает, что он должен носить имя Стасис.

Приложение 6. Великое Заграждение Фракии

Великая линия земляных укреплений[604], которая простирается в ширину по северной границе Фракии от Девельта до Макроливады, и все еще в основной своей части сохранившаяся, ставит перед историками проблему датировки ее строительства. То, что она была создана булгарами, мы знаем из данных нарративных и археологических источников, и это соответствует исторической правдоподобности. Мы знаем, что ее должны были построить где-то между «Вторжением» в 679 г. и «Обращением в христианство» в 865 г.

Линия Заграждения пролегает приблизительно по черте, которая известна из булгарско-императорских соглашений как Мелеонская граница. Эта граница вначале определялась Булгарией в соответствии с соглашением между Тервелем и Феодосием III в 716 г.; и она была, вероятно, подтверждена соглашением Кормисоша с Константином V[605]. Златарский датировал постройку Заграждения временем соглашения Тервела[606], Шкорпил — соглашением Кормисоша[607]. Оба предположения являются вероятными, но, как указал Бури[608], они не объясняют пункт договора Омуртага и Льва V в 815 г. Данный договор, зафиксированный в надписи из Сулейман-Кени, подтверждал линию Мелеонской границы (возможно, с изменениями в одном или двух местах), а во втором пункте достигалась некая договоренность о различных районах на линии границы, что необходимо сделать «εως έκεϊ γέγονεν ή οροθεσία», то есть «до того, как граница не будет установлена». Добавляя слова «' Απολείψειν» («покидать») и «φρούρια» («сторожевые посты») в двух сомнительных местах — чтение, которое мне представляется более убедительным, чем предложенное Златарским[609], — Бури показал, что императорские отряды должны были убрать пограничные укрепления, пока будет проводиться пограничная линия. Это может означать только, что реальное строительство уже должно было быть начато на границе — то есть строился вал. Эта работа, определенно, нуждалась в пассивном сотрудничестве со стороны императорских пограничных гарнизонов, которые, если бы захотели, могли помешать ей и разрушить все. Поэтому на некоторое время они, вероятно, были отозваны.

Блестящие аргументы Бури, как я полагаю, являются убедительными, в отличие от примера, данного Златарским, слова «οροθεσία» («граница»), использовавшегося в другом значении, — «ή τών λ' χρόνων όροθεσέα» («граница 30-ти лет») в письме восточных Синодов к Феофилу (р. 368), очевидно, означая линию границы, установленную на тридцать лет, — и не влияющего на очевидное использование слова «οροθεσία» здесь. В действительности я не считаю, что данная фраза в соглашении допускает любой другой перевод, кроме предложенного Бури, и поэтому соглашаюсь с его заключениями.

Определенно трудно понять, когда булгары располагали временем, чтобы завершить столь обширную работу, кроме как после мира Омуртага, гарантировавшего безопасность. Кроме того, если Мелеонская граница уже была прикрыта линией земляных укреплений, то странно, что линия пролегания границы, установленной соглашением с Омуртагом и повторявшей линию Заграждения, должна была так тщательно оговариваться, когда Заграждение уже стояло на давнишней линии границы. Также странно (хотя оспаривать a silentio в известной мере опасно), что мы ничего не слышим о Заграждении во время походов Копронима, если оно уже существовало к тому времени. Фактически греческие историки не упоминают о нем до времени правления Никифора Фоки. Однако, судя по небольшому свидетельству, которым мы располагаем, императорские вторжения в конце IX и начале X вв., видимо, проходили по приморским маршрутам.

Приложение 7. Успешный поход императора Льва Армянина

Историки не желают поверить сведениям даже об одном успешном походе Льва V — его кампании около Месемврии в 813 г. Об этом походе сообщают только Генезий, Продолжатель Феофана и более поздние хроники, основывающиеся на данных первых двух авторов; его описание в книге Продолжателя представляется наиболее детальным. Феофан, Неизвестный автор, биограф Никифора Игнатий и Георгий Амартола, четыре очевидца или почти современники того события, не упоминают о нем ничего. Их молчание убедило Гирша и других современных авторов, что история об этом походе — миф, изобретенный источником, которым пользовались Гене-зий и Продолжатель, чтобы объяснить название места «Βουνός Δέοντος» — холм Льва[610].

Однако, как указал Бури[611], Феофан окончил свою хронику временем захвата Адрианополя, который произошел, несомненно, до этой кампании; Георгий Амартола никогда не интересовался внешними отношениями. Поскольку все они были столь яростными противниками иконоборцев и поэтому так ненавидели Льва, их молчание о столь похвальном для него событии легко можно понять. Особенно злобно настроены против него Игнатий и Неизвестный автор. С другой стороны, детальное описание у Продолжателя Феофана не выглядит как выдумка более позднего времени.

Златарский считает кампанию реальным событием, но полагает, что действия происходили в Бурдизе (Эски-Баба) во Фракии, а не около Месемврии, и датирует ее временем после смерти Крума. Он выдвигает следующие доводы: (1) только Продолжатель упоминает точное географическое место в связи с кампанией, и все описания подразумевают, что она происходила на императорской территории; (2) даже Продолжатель сообщает, что кампания имела место на территории империи; (3) Месемврия и ее округа были захвачены Крумом в 512 г.; (4) едва ли Лев и его армия могли бы достигнуть Месемврии так быстро, если незадолго до того отряды находились в Аркадиуполе[612].

Эти возражения зависят от предположения, что Месемврия находилась в руках булгар. Однако свидетельств, что Крум оставил какой-то гарнизон в Месемврии после его захвата, нет; он, видимо, просто разрушил и оставил ее, что было его обычной практикой в отношении вражеской крепости, например Адрианополя. Всякий раз, когда Месемврия вновь появляется в истории, она является императорским городом[613]. Более того, береговая линия Бургасского залива не была полностью уступлена Болгарии до времени регентства Феодоры[614]. Месемврия являлась очень важным городом для сторонников активной внешней политики которые, несомненно, должны были предпринять немедленную попытку возвратить ее. Поход Льва, очевидно, ставил перед собой эту цель, а также полагал необходимым нападение на Болгарию с фланга; войска были, конечно, перевезены морем, и если погода благоприятствовала, то эти перевозки могли быть совершены чрезвычайно быстро. Кроме того, войска, действующие из Месемврии как оперативной базы, находились в тесном контакте с Константинополем по морю и, таким образом, ни в чем не испытывали нехватки, тогда как земли сельской местности, разоренной Крумом в предыдущем году и, вероятно, оставшейся необработанной в это время, не могли произвести никаких припасов, чтобы прокормить булгар-скую армию. Поэтому я полагаю, что возражения Златарското можно легко принять и не стоит улучшать уже весьма убедительное описание Продолжателя. Наиболее вероятной датой похода Льва является осень 813 г., до смерти Крума. Однако едва ли возможно, что этот поход был той успешной кампанией, которую обещал Льву Савватий в следующем году; но история, видимо, показывает, что кампания не состоялась[615].

Приложение 8. Маламир и Пресий

По мнению двух больших авторитетов в области булгарской истории IX в., Златарското и Бури, война велась в течение всего правления хана Маламира. Согласно Бури, который развил далее теорию, выдвинутую Иричеком, Маламир правил с момента смерти Омуртага примерно с 831/2 по 852 гг. (вступление на престол Бориса), и также имел булгарское имя Пресий, от которого впоследствии отказался. Златарский же считал, что он правил с 831 по 836 гг., и ему наследовал племянник Пресий, правивший до 852 г.[616]

То, что Маламир был реальным человеком, мы знаем не только из надписей, но также из описания Феофилакта Охридского, единственного историка, который сделал попытку дать связанное описание правлений и родства ханов из семьи Крума; он определенно цитировал некий более древний источник, который ныне утрачен. Он сообщает, что Омуртаг имел трех сыновей, Энравота, Звиница и Маламира (Μαλλομηρός); Маламир наследовал своему отцу, а ему — его племянник, сын Звиницы; несколькими строками ниже второго параграфа он говорит о булгарском хане как «όριθής Βωρίσης»[617] — фраза, которую обычно исправляют на «ό ρηθεις Βωρίσης» («названный Борисом»). Маламир также упомянут как Балдимер, или Владимир, в описании, данном об адрианопольских изгнанниках Логофетом; несколькими строками ниже он внезапно упоминает Михаила (Бориса) в качестве хана. Но все сведения Логофета являются туманными; Балдимер упоминается отцом Симеона[618].

Это свидетельство не создает трудностей в предположении, что Маламир был преемником Омуртага и предшественником Бориса. Однако в надписи[619], найденной в Филиппах, говорится о неком «άνος ό έκ Θεού αρχών» («…ан, правитель от Бога»), который упомянут наряду с кавканом Исбулом; Константин Багрянородный сообщает, с очень большей тревогой, о «Πρεσιάμ ό αρχών Βουλγαρίας» («Пресиаме, правителе булгар»), который воевал с сербами примерно в 840 г. Борис-Михаил был, как он указывает, сыном Пресия[620]. Пресия, или, более вероятно, Пресиана или Прусиана (известное булгарское имя)[621], видимо, поэтому можно считать определенным ханом, — (Πρεσι)άνος в надписи из Филипп.

На основании этого свидетельства Бури и Златарский сформировали каждый свою теорию и подкрепили свои взгляды собственной интерпретацией надписи из Шумлы, в которой упоминается имя Маламира. Златарский отклонил прочтение «ό ρηθείς» у Феофилакта, говоря о том, что, поскольку имя Бориса еще не было упомянуто, то он не может быть «ρηθείς» («названным»); Маламиру, определенно, наследовал его племянник, но это был Пресий, в то время, как говорит Константин, Борис являлся сыном Пресия. Он внезапно вводит имя Михаила в историю о Кордиле в 835–836 гг., чтобы указать на смену ханов, произошедшую в то время, поэтому Михаил упомянут по ошибке вместо Пресия. С помощью надписи из Шумлы Златарский, таким образом, создал фигуру хана Пресия, который вступил на трон в 836 г.

Бури, однако, принял чтение «ό ρηθείς». Действительно, Златарский не предложил адекватной замены ему, и то, что он не доволен тем, что данное имя не упомянуто, ставит под сомнение его теорию. Бури полагал странным, что Феофилакт совершенно игнорирует правление, продолжавшееся примерно шестнадцать лет, — годы, на которые, вероятно, пришелся подъем христианства в Болгарии, — и что было сделано столь многое из правления в пять лет, или самое большое десять лет (Омуртаг мог умереть в любое время после 827 г.). Он разумно усомнился в ценности каких-то аргументов, основанных на сведениях Логофета. Бури также не согласился с интерпретацией Златарским надписи из Шумлы. Он предположил, что Маламир имел имя Пресия, а титул хана и славянское имя Маламир он принял примерно в 847 г., вскоре после того, как была вырезана надпись из Шумлы, которая, как он согласился со Златарским, датируется приблизительно этим временем. Бури объяснил описание, данное Константином, родственных отношений хана тем, что Борис был усыновлен Пресием-Маламиром.

Златарский ответил на теорию Бури, повторив свою точку зрения и указав на слабость хронологических расчетов Бури. Пресий, по мнению Бури, должны был поменять свое имя в период между созданием надписей из Филиппи и Шумлы, то есть в 847 г.; все надписи, содержащие имя Маламир, должны датироваться коротким периодом 847–852 гг.[622] В этом он, однако, несправедлив, поскольку считает, что правление Маламира длилось только пять лет. Также трудно поверить Бури, что какой-то хан мог принять «официальное» имя в середине своего правления.

Но главный спор идет по поводу текста надписи из Шумлы[623]. Этот текст, написанный (с чем согласны оба историка) примерно в 847 г., сообщает о вторжении во Фракию хана вместе с кавканом Исбулом. После упоминания «Κρούμος ό πάππα μου» («Крума, моего деда») и того, как «мой отец Омуртаг» заключил мир с греками и жил хорошо (καλά) с ними, продолжает (строка четыре, в середине)

(4) και oi Γρικοι ερήμωσα

(5) ό Μαλαμιρ μετ(ά) τού καυχάνου Ήσβούλου έπ

(6)… (αλα)… (εις) τούς Γρίκούς τού προβάτου το κασ

(греки разорили?

Маламир с кавканом Исбулом…

…(к) грекам барана…)

и затем сообщает, очевидно, о военных действиях, упоминая Исбула вновь в девятой строке с удаленного начального отрывка в строке. Златарский употребляет επαρχε (властвовал) как последнее слово в пятой строке. В начале шестой строки он говорит, что после «αλα» он может прочитать «ε… ισεις» и заполняет лакуну фразой «καλά έζησε εις» («хорошо жил с»). Поэтому можно предположить, что Маламир также соблюдал мир с греками, а военные действия проводил другой хан, то есть Пресий. В факсимиле надписи в Альбоме «Абоба-Плиска» (pi. xlv) ясно видимы αλα и εις (знак «ε» может также представлять «και» (и)). Но, если остальная часть букв, которые увидел Златарский, является правильной, то они должны, определенно, заканчиваться иначе. Я думаю, возражения Бури остаются в силе: (1) фраза «καλά έζησε» Маламира предшествовала бы «οί Γρικοι ερήμωσαν» («греки разорили»), которая указывает на начало войны. (2) καλά έζησε не имеет смысла вместе со словами, которые идут далее; исправление их Златарским представляется неубедительным. (3) Упоминание об Исбуле явно подразумевает военные действия. Все) го, вместе с ссылкой на Крума как деда хана и Омуртага как отца хана, видимо, определенно свидетельствует, что надпись была сделана Маламиром.

По этой причине и по доводам Бури, приведенным выше, я не разделяю мнение Златарского о хане Пресии, правившем с 836 по 852 гг. Существует и другая причина, на основании которой можно подвергнуть сомнению его теорию. Исбул, построив для Маламира акведук, назван δ παλαιός αύτού βοΐλάς (его старший боил), так что, возможно, он был старым человеком, вероятно, самым старым из бояр. Но, согласно Златарскому, акведук был построен до 836 г.; но с 847 г. Исбул провел более, чем одну кампанию. Я полагаю, что ему позволили уйти в отставку, когда он уже был «παλαιός» («старым») и не было необходимости активно служить еще десять лет.

Но я также сомневаюсь, что хан Пресий принял официальное славянское имя Маламир. Обычно правители не изменяли своих имен в середине правления, кроме тех случаев, когда, подобно Борису, они принимали новую религию. Этот жест в отношении к славянским подданым со стороны хана выглядит неубедительно. Свидетельство того, что существовал какой-то хан по имени Пресий, представляется мне слабовероятным. Надпись из Филипп небольшая; существуют и другие слова, которые заканчиваются на — ανος, помимо имени Пресиан (Presianos); имя собственное не всегда непосредственно предшествует фразе «ό έκ θεού αρχών». Оно могло быть орфографически неверным написанием слова «κάνας» (хан). Свидетельство Константина более важно. Оно находится в полном расхождении с данными Феофилакта, который никогда не упоминает о Пресии. В данном случае Константин писал о сербской истории на основе сербских источников; он никогда не соотносил эти параграфы с какой-либо работой по булгарской истории, поскольку просто игнорировал данный вопрос. Сербы, пока еще будучи отсталым народом, могли принять блестящего булгарского военачальника за самого князя, и к тому же поражение князя от сербов звучало гораздо более внушительно. Кроме того, когда следующий князь вторгся на сербскую территорию, они естественно должны были предположить, что он являлся сыном прежнего захватчика. Присутствие имени Исбула на обеих военных надписях подразумевают, что сам Маламир не был военачальником своей армии, вероятно, фактически он даже не сопровождал ее. Я считаю маловероятным, что он должен был потратить три года на проведение кампании в Сербии. Он не оставил сына при полигамном дворе, а его здоровье, возможно, было слабым. Я полагаю, что Пресий являлся высоким военным чиновником в царстве, отпрыском, вероятно, царского рода, но царскую корону и статус царевича он получил только благодаря воображению сербов.

Приложение 9. Кириллица и глаголица

Самые ранние славянские рукописи не были написаны одним алфавитом: некоторые используют кириллицу, на которой основываются сегодня все алфавиты православных славян, а другие — более сложный шрифт, известный как глаголица и ныне встречающийся только в нескольких труднодоступных селах в Хорватии. В науке часто поднимался вопрос, какой алфавит был ранним и какой был разработан святым Кириллом.

Профессор Минне показал[624], что святой Кирилл, из игры слов на опечатку в еврейской версии книги Исайи, должен был знать еврейский язык, при этом предшествующую попытку Сноя доказать, что Кирилл знал коптский язык, следует полагать неудачной[625]. Если он знал еврейский, то легко понять, какой алфавит послужил источником для создания кириллицы, поскольку греческий алфавит не был использован, за единственным исключением нескольких гласных звуков, которые стали произвольным изобретением автора алфавита. Поэтому представляется неразумным предположение, что Кирилл не придумывал кириллицу. Но в целом вопрос становится еще более трудноразрешимым, если предположить, основываясь на данных о палимпсестах, что глаголица должна была быть создана раньше кириллицы, и серьезными и до некоторой степени неуместными являются стремления взглянуть на кириллицу как на дальнейшее развитие греческого, латинского алфавита или рунического письма[626], а не как на вопрос об определенном и произвольном создании алфавита. Старшинство глаголицы также утверждалось одним параграфом в манускрипте «Жизнеописания святого Климента»[627], в котором сказано, что Климент изобрел алфавит, отличный от того, что придумал святой Кирилл. Это говорит о том, что Климент изобрел кириллицу. Однако подлинность этого параграфа крайне сомнительна.

Рассмотрим исторические свидетельства. Когда мора-вы попросили об учителе, император отправил к ним Кирилла, после чего в течение короткого времени святой, очевидно, перевел одно из Евангелий и стал проповедником, помимо изобретения алфавита. Однако версия Библии, принадлежащая Кириллу, была написана, как теперь считается, на диалекте македонских славян, и оба алфавита, кириллица и глаголица, были приспособлены к требованиям этого диалекта. Единственным возможным заключением, к которому можно прийти, является то, что Кирилл был предприимчивым филологом, который экспериментировал в использовании славянского языка уже на своей родине в Фессалониках и развил для этого кириллицу. Когда он прибыл в Моравию, то обнаружил, что алфавит, столь близко родственный греческому, вызвал мощное неприятие, поэтому он скрыл черты сходства, полностью изменив большинство греческих букв, но сохранив большинство изобретенных им букв, и упорядочил его в систему, отличавшуюся смутным единообразием со свободной буквенной графикой[628]. На основании этого представляется вероятным, что императорское правительство планировало с помощью Кирилла проповедовать христианскую веру балканским славянам и булгарам, вероятно, так же как их собственным подданным, когда неожиданные события призвали великого отца-миссионера отправиться в иные страны и изменили всю ситуацию[629].

В Болгарии, в основном в районах Охрида и Рила, найдены рукописи, написанные глаголицей и датирование до XIII в. Почти несомненно, что Климент принес с собой этот алфавит из Моравии; и если во вставке в манускрипте из Атосы содержится правда, то она относится не к факту изобретения им кириллицы, а к его введению алфавита, отличавшегося от того, который местные жители знали как алфавит Кирилла. Булгары, обучавшиеся в славянских школах Константинополя, однако, очевидно, использовали кириллицу. Кириллица стала официальным алфавитом, использовавшимся в Преславе[630] — трактат Храбра, видимо, относит к нему, а не к другому алфавиту, — и который из-за своей большей простоты и пригодности вытеснил глаголицу — алфавит, единственной заслугой которого стало то, что он соответствовал политическому кризису.

Приложение 10. Императорский план женитьбы Симеона

В ходе второй войны Симеона с Империей мы узнаем о его намерении жениться, чтобы соединить свой род с императорским. Единственные два упоминания об этих планах неопределенны, но они свидетельствуют, что это был, очевидно, вопрос большой важности. Евтихий Александрийский, составивший несколькими годами позже описание несовершеннолетнего Константина VII, усмотрел причину объявления Симеоном войны в отказе императора, за которого правила его мать Зоя, разрешить своей сестре выйти замуж за сына булгарского монарха, как желал Симеон[631]. Зимой 920/921 гг., когда Роман сидел на троне, Николай написал Симеону, напоминая ему, что он искал прежде брачного альянса с императором, но императорское правительство в то время отказалось от этого. Теперь, как он считал, такой союз был возможен: Роман желал женить или императорского наследника на булгарской княжне, или наоборот. Николай особо акцентировал, что теперь Симеон мог исполнить свое желание. Однако Симеон, очевидно, проигнорировал данное предложение. В своем ответе он потребовал смещения Романа[632].

Евтихий был, без сомнения, дезинформирован относительно имен тех, кто должен был вступить в брак. Единственной сестрой Константина, которая не умерла в детстве, была его единокровная сестра Августа Анна, родившаяся задолго до 892 г., которую Лев короновал как императрицу после смерти ее матери и которую он предложил в 898 г. в жены Людовику Прованскому. Этот брак не состоялся, но более мы ничего не слышим об Анне. Данное молчание, учитывая важность в то время каждого живого члена императорской семьи, говорит нам о том, что она вскоре умерла. Едва ли возможно, чтобы принцесса стала объектом энергичных матримониальных предложений Симеона. Но кроме нее, возможно, в императорской семье был только один неженатый человек, живший в 913–919 гг., — сам император.

Целью Симеона должна была поэтому стать женитьба молодого императора на одной из его дочерей. Это выглядело более убедительно; как тесть императора он находился бы в позиции, с которой можно было бы достигнуть императорского трона так же, как сумел это сделать Роман. И это объяснило бы, почему он посмотрел свысока на предложения Николая в 920/21 гг. Тогда уже было слишком поздно: Константин женился на Елене Лакапине, и ее отец был императором. Симеон мог только сердито потребовать, чтобы Роман отрекся от престола.

Нам интересно, когда Симеон выдвинул свое предложение. Очевидно, причиной для него стал беседа с Николаем в августе 914 г.; вероятно, предложение Симеона было благоприятно воспринято, и брак был ему обещан. Николай, желая мира, скорее, приветствовал бы, чем отклонил такой союз. Однако Зоя, мать императора, очевидно, придерживалась других взглядов. Ее приход к власти стал поэтому для Симеона оправданием за возвращение к оружию. Это объясняет и молчание Николая по этому вопросу, пока он еще не стал делом прошлого; учитывая собственное обещание патриарха, отказ правительства, которому он служил и поддерживал, должен был смутить его, чтобы вновь обратиться к вопросу о женитьбе. В этом, как я полагаю, и состоит значение ссылок на брак. Симеон планировал взойти на императорский трон благодаря бракосочетанию своей дочери с тем, кто его занимал; и Николай практически обещал способствовать ему в этом. Только материнская любовь Зои и тот факт, что та же самая идея пришла на ум великому адмиралу, спасли императора и империю.

Приложение 11. Мир 927 г. и титул Петра

Мы знаем, что по условиям мира 927 г. императорское правительство согласилось признать за Петром Болгарским титул императора (βασιλεύς); Лиутпранд Кремонский был проинформирован об этом императорской канцелярией, когда он пожаловался на первенство, отданное булгарскому посольству[633]. Мы особенно отмечаем, что Мария Лакапина радовалась тому, что вышла замуж за императора[634]. В этом вопросе мы не встречаем трудностей, как и в параграфе трактата «De Ceremoniis». Там среди процедур, которые использовались при приеме иностранных послов, присутствует одна, которая относится к «духовному внуку императора (πνευματικός έγγονος), князю (Άρχων) Булгарии», и нет ни одного упоминания о булгарском монархе как басилее. Немного ниже, среди формулировок, которые император должен был использовать в письмах к иностранным властителям, фигурирует следующая — от «Константина и Романа, императоров, к архонту Булгар». Она сопровождается замечанием, что «недавно было написано» («το άρτίως γραφόμενον») «Константин и Роман к их духовному сыну императору Булгарии» («τον κύριον о δείνα βασιλέα Βουλγαρίας)[635]. В первой из этих форм обращения имена императоров, несомненно, были вставлены — они относятся к Константину Багрянородному и Роману II, которые фактически использовали только вторую форму. Но фразу «духовный внук» нельзя легко объяснить. Если принимать во внимание земные поколения, то эпитет «духовный» является неуместным; значит за словом «внук» должно стоять какое-то иное значение.

Бури[636] предложил, что монархами, связанными данными отношениями, были Лев VI и Симеон, сын Бориса, крестник императора. Но крестным отцом Бориса был Михаил III. Почему же необходимо принимать во внимание поколения с булгарской стороны, а не императорской? Рэмбо[637] нашел ответ на этот вопрос, рассматривая кровное родство: Петр был внуком, через свою жену, Романа Лакапина. Императорский титул был или дарован ему после падения Романа, или Роман должен был лишить его титула. Рэмбо, я думаю, прав, настаивая на аспекте родственных отношений, и возможно, что Роман забрал титул у Петра, сообщая тем самым о своем недовольстве, или, во всяком случае, он разработал форму обращения, если пожелал так поступить. Однако, на основании того факта, что не существовало процедуры приема, при которой Петр назывался бы басилеем, я склонен думать, что форма «духовный внук» — это соединение двух форм, одна означает «духовный сын архонт», а другая — «духовный внук басилей». Путаница лишь свидетельствует, что придворные Византии, которые были обычно столь пунктуальны, не расценивали серьезно присвоение императорского титула любым монархом вне Империи и относились к этому с презрительной небрежностью; они никогда не беспокоились на приемах и не обращали внимание на данный вопрос, за исключением тех моментов, когда желали проучить важничающих послов западных правителей, выскочек.

Приложение 12. Хронология булгарских войн Никифора Фоки

Постоянные попытки историков соотнести описания булгарских войн Никифора Фоки Львом Диаконом и Скилицей, которые вместе с Нестором являются единственными фундаментальными источниками для нас, часто запутывают ее хронологию. Фактически каждый летописец имеет дело главным образом с отдельными событиями. Согласно Льву Диакону, булгарское посольство с требованием дани прибыло в Константинополь вскоре после триумфального возвращения Никифора из Тарса (это произошло в октябре 965 г.). Никифор, доводя свой отказ до логического конца, произвел демонстрацию силы на границе и захватил один или два форта; однако он не отважился на серьезный поход против Болгарии. В это же время он начал дипломатическую интригу с русами, которую продолжал поддерживать в дальнейшем[638]. Затем Лев Диакон возвращается к главному событию правления императора — восточным походам. Позже, после того, как русы вторглись в Болгарию (в 967 г. согласно Нестору), он направил посольство в Болгарию с предложением о заключении брака одной из булгарских княжен с молодым императором, и булгары просили об императорской помощи против русов. Никифор, однако, отправился на Восток, а по возвращении был убит[639]. У Скилицы, который при описании правления Никифора явно использует некий независимый, но утерянный для нас источник, мы сначала встречаем параграф с сообщением, что Петр после смерти своей жены направил посольство ради возобновления мира и передавал императору своих сыновей в качестве заложников; затем он сообщает о смерти Петра и Комитопулов. Эта часть, определенно, является вставкой[640].

Позже мы узнаем о том, что в июне 967 г. Никифор выразил свое недовольство булгарскому правительству тем, что оно разрешило венгерским захватчикам пройти через территорию Болгарию к границам империи; в это же время он выступил на границу (к Великому Заграждению) и изучил возможности оборонительных сооружений городов Фракии. Вскоре после этого в августе 968 г. (11 индикт) в Болгарию вторглись русы — здесь Скилица вставляет описание миссии Калокира — в следующем году они вторглись вновь[641].

Из другого источника (Liudprand. Legatio, р. 185), однако, мы знаем, что в Константинополе в июне 968 г. побывало булгарское посольство. Это событие должно было произойти после вторжения русов, поэтому дата, указанная Нестором, в большей мере, чем дата Скилицы, является правильной. Вторжение, без сомнения, продолжалось в сентябре 967 г., то есть 11 индикта; у Скилицы индикты запутаны.

Ключ к правильному пониманию хронологии событий находится в том факте, который ни Лев, ни Скилица самостоятельно не проясняют, что Никифор дважды объявлял войну: в 965 г. он был разъярен требованиями булгар, а в 967 г. он просто искал предлога, чтобы оправдать обращение к русам. Сведя данные в таблицу, последовательность событий предстает в следующем виде:

965 г. (после октября): булгарское посольство в Константинополе требует дани (Лев). Это случилось как раз после смерти царицы (Скилица).

966 г. (начало весны): Никифор вторгается в Южную Болгарию (Лев).

(вскоро после): Петр просит о мире и посылает своих сыновей в качестве заложников (Скилица).

966 г. (в течение года): Калокир ведет интриги с руса-ми (Лев и Скилица).

967 г. (июнь): русы согласны, Никифор ищет повод для ссоры с булгарами и укрепляет границу своего государства, чтобы русы не проникли слишком далеко (Скилица).

967 г. (август): русы вторгаются в Болгарию (Нестор, Скилица и Лев). Петр болеет (Лев).

968 г. (конец весны): возобновление вторжения русов (Скилица — на год позже предыдущего вторжения).

(июнь): булгарское посольство в Константинополе (Лиудпранд). Оно ничего не добилось.

969 г. (январь): смерть Петра.

(в течение года): предательство Калокира становится очевидным.

(осень): Никифор направляет посольство в Болгарию, предлагая идею брачного альянса. Это происходит примерно одновременно с захватом Антиохии, то есть в октябре 969 г. (Лев). Новое вторжение русов (Нестор и Лев).

(декабрь): смерть Никифора.

С этого времени определение хронологии событий не представляет больших трудностей, и мы можем без помех читать о войнах, в которых было сокрушено Первое Болгарское царство.