И так, в XI веке в Европе кольчуга вышла на первое место по своей популярности, отодвинув в сторону остальные доспехи трех типов — доспехи из металлических или костяных пластинок, нашитых на кожу, доспехи из таких же пластинок, но соединенных при помощи кожаных ремешков, и, наконец, доспехи, о которых известно меньше всего и которые, может быть, не существовали вообще; речь идет о доспехах из колец, рядами нашитых на кожаную основу. Последние могли принадлежать рыцарской «бедноте», которой денег на кольца хватало, а вот на то, чтобы соединить их в кольчугу, — уже нет, так что, возможно, доделывали доспехи уже не мастера-оружейники, а слуги.
Итальянский историк Ф. Кардини в своей книге «Истоки средневекового рыцарства», изданной в России в 1987 году, выдвинул свою гипотезу возникновения кольчуги. По его версии, сначала кольца-амулеты нашивались с магической целью на одежду шаманов, которые участвовали в походах диких племен и схватках наравне с прочими боеспособными мужчинами; переплетение колец повышало их силу, потому что «одно кольцо передавало свою силу всем прочим». Естественно, что количество колец повышало магическую силу одеяния. Чтобы уместить на одежде как можно больше колец, их стали уменьшать в размерах, и тут люди заметили, что стрелы с широкими костяными или кремневыми наконечниками такую «магическую» одежду вообще не пробивают! И как только это обнаружилось, кольца перестали нашивать на основу, а начали просто соединять их друг с другом, превращая в «волшебную» металлическую ткань…
Каково бы ни было происхождение кольчуги, но уже к середине XI века она стала главным типом доспехов на полях сражений, причем продолжалось ее доминирование не менее двухсот лет. Английский историк Клод Блэр считает, что «эпоха кольчуги» в Европе — это период с 1066 по 1250 год{95}. И хотя тут существуют и другие точки зрения{96}, именно эти временные рамки можно считать наиболее обоснованными.
В кольчугах использовались кольца двух типов: сварные (каждое кольцо делалось из отрезка проволоки, концы которого сводились и соединялись при помощи кузнечной сварки) и сведенные, концы в которых накладывались друг на друга и соединялись заклепкой. Любая кольчуга с кольцами, имеющими соединения встык, по мнению Блэра, это либо новодел, либо восточная работа, хотя, разумеется, встречаются исключения; в частности, это фрагменты кольчуги из Саттон-Ху, хотя она и относится к более раннему времени.
В 1080 году кольчуга во Франции, как ее называли — гобер, стоила 100 су, то есть по меньшей мере вдвое, а то и в пять раз дороже коня. В свою очередь, конь пятикратно превосходил ценой быка, а боевой жеребец дистриер — правда, речь идет уже о XIII веке — стоил примерно в семь раз дороже, чем обычная дорожная лошадь. В 1181 году для того, чтобы быть рыцарем в Англии, необходимо было обладать кольчугой, шлемом, щитом, а также копьем и мечом, а простому воину предписывалось иметь кольчугу полегче (гобержон — то есть кольчугу с короткими рукавами), железную каску и копье. Еще проще было вооружение городского ополчения, состоявшее всего лишь из стеганого кафтана, называвшегося «гамбезон» (он, кстати, использовался также и в качестве подкольчужного одеяния!), железной каски и копья{97}.
При взгляде на иллюстрацию из манускрипта, датируемого 1125—1150 годами, на которой святой Эдмунд побеждает датчан, вполне можно сделать вывод, что рыцарское вооружение за время, прошедшее с 1066 года, изменилось только в мелочах. Например, шлемы ковались из одного металлического листа, причем их верхушка загибалась кпереди; рукава удлинились до запястья; под шлемом у каждого рыцаря появился кольчужный капюшон (то есть сам шлем стал больше по объему) — и на этом все новшества заканчиваются{98}. Ни тебе кольчужных чулок, ни конской брони — ничего! То есть, с одной стороны, прогресс в вооружении вроде и был, но шел он очень медленно — так медленно, что порой заметить его мог только острый глаз.
Впрочем, тут очень многое зависело от моды и от состояния кошелька рыцаря. Историки Д. Эдж и Д. Паддок, изучив рисунки «Винчестерской Библии», датируемой 1165—1170 годами, сделали вывод, что, хотя длина кольчуги и осталась такой же, как и в 1066 году, визуально фигура рыцаря изменилась достаточно сильно. Почему? Да потому, что теперь стало модным выпускать из-под кольчуги, то есть из-под надетого под нее простеганного гамбезона, длинный кафтан до лодыжек и к тому же ярких цветов!
Приблизительно с 1150 года в массовый обиход рыцарства входят кольчужные шоссы — чулки, называвшиеся в Англии «хозен»{99}. Обычно они закреплялись на поясе, под кольчужной рубашкой. Принято считать, что более ранняя форма шоссов представляла собой всего лишь кольчужную полосу, шедшую вдоль ноги спереди и закреплявшуюся на ней ремешками сзади, а вот более поздняя была самыми настоящими кольчужными чулками на подкладке из ткани{100}.
Защитной стеганой одежды, которую носили как под кольчугой, так и без нее, в это время насчитывалось три вида. Это были камзол, гамбезон и акетон, однако чем они отличались друг от друга, сказать сегодня невозможно. Скорее всего, все эти три термина уже тогда использовались произвольным образом и были взаимозаменяемы. В общем, британские историки считают, что к концу XII века рыцарь стал выглядеть ярко и красочно, однако цвет металла в его внешнем виде по-прежнему преобладал.
В конце XII века, скорее всего под влиянием походов на Восток, кольчуга была дополнена кольчужным капюшоном, длинными рукавами с перчатками, обеспечивавшими рыцарям лучшую защиту, а кольчужные чулки-шоссы стали обыденной вещью рыцарского гардероба. Этот наряд получил название «хауберк» и стал своего рода стандартным рыцарским облачением, о чем свидетельствует, например, рельеф 1210 года с изображением из церкви Св. Юстина в Пидне, где все тело рыцаря с головы до ног закрыто кольчужными доспехами, а шлем имеет маску с отверстиями для дыхания и для глаз.
В это же время у рыцарских доспехов появилось важное дополнение — плащ сюрко, который в XIII веке обрел особую популярность. Поначалу это была длиннополая одежда с разрезами спереди и сзади и длинными рукавами, но рукава она постепенно утратила. Функциональное значение сюрко вполне очевидно — защита рыцаря от палящего солнца и дождя. Однако сомнительно, чтобы свободное длинное платье могло эффективно защищать своего владельца от английской непогоды — ведь это же не плащ из прорезиненной ткани!
Ясно, что сюрко пришел в Европу с Востока. Но многие историки считают его появление следствием не столько знакомства европейцев с восточной культурой (где мусульманские воины прикрывали доспехи тканью, чтобы они не так сильно нагревались), сколько их желания выделиться среди прочих соотечественников демонстрацией своего богатства.
Другая интересная теория гласит, что сюрко демонстрировал геральдические знаки своего обладателя. В английском языке слова «герб» и «кольчуга» начинаются одним и тем же словом — «коат». В первом случае это «коат оф армз» — дословно — «одежда для оружия», а во втором «коат оф мэйлз» — «одежда из кольчуги». Геральдический характер термина, казалось бы, очевиден. Но на миниатюрах XIII века изображено множество всадников, у которых цвет и рисунок герба и вид сюрко не совпадают. У некоторых на сюрко отсутствуют изображения, обязательные для геральдической одежды. Известны миниатюры XIV века, где рыцари одеты в сюрко, отделка которых с гербом совершенно не связана, но немало и таких миниатюр, где «декор» полностью совпадает.
Возможно, мода на ношение сюрко возникла не без влияния церкви, поскольку облегающие чулки и кольчуги делали тело облаченного в них человека уж очень «анатомическим» и церковники сочли такой облик рыцарей «неприличным».
Самое раннее изображение сюрко, обнаруженное К. Блэром, относится к фигуре Валерана де Белломонте, графа Меллана и графа Вустера. Оно находится на печати, прикрепленной к грамоте графа, датируемой 1150 годом. Выглядит это сюрко весьма необычно — его рукава достигают запястий. Подобный покрой появился вновь лишь во второй половине XIII века. До бедер этот сюрко прилегает к телу довольно плотно, затем расходится в виде широкой юбки до лодыжек, с разрезом для верховой езды. Рукава плотно облегали руку вплоть до запястий, а затем расширялись, образуя что-то вроде длинных лент. Очень похожие сюрко, но без рукавов есть на раскрашенной заставке в «Винчестерской Библии» и на «Большой печати» короля Джона, которая датируется приблизительно 1199 годом.
До 1210 года изображения сюрко встречаются редко, но потом этот плащ приняли повсеместно. До 1320 года сюрко имел вид свободного халата без рукавов с большими проймами и юбкой с разрезом, которая доходила до середины икр, хотя в тот период вполне обычной была длина до лодыжек или до колен. С 1220 года изредка встречаются сюрко с рукавами по локоть; впрочем, таких изображений мало{101}.
Историк Э. Окшотт термин «сюрко» не использует, он называет рыцарский плащ «коттой»{102}. По его мнению, точное назначение котты не известно: «Многие авторитетные люди полагают, что ее привезли из Святой земли крестоносцы, где такие вещи были необходимы для того, чтобы не дать палящему солнцу чересчур разогреть кольчугу; это очень практичная теория, но отсюда делают вывод, что до того котты на Западе не знали и даже не думали о ней до 1200 года. Между тем воины Христовы начали возвращаться с Востока еще в 1099 году, за столетие до названного срока. Тогда почему же котту не начали повсеместно использовать раньше? Существует еще одна теория: этот предмет в основном предназначался для демонстрации гербов носителя. Это тоже весьма и весьма вероятно, поскольку котта вошла в моду одновременно с геральдикой. Часто цитируемый отрывок из посвященного королю Артуру романса XIV века не стоит буквально понимать как доказательство того, что котта была чем-то вроде макинтоша. Я думаю, хотя и без какой-либо конкретной причины, что котта была данью моде; конечно, ее использовали в практических целях, поскольку она действительно закрывала от солнца и в какой-то мере от влаги большую часть поверхности кольчуги и давала превосходную возможность для демонстрации гербов; этот предмет одежды был бесценен в тех случаях, когда нужно было опознать погибшего на поле сражения, поскольку шлем легко мог откатиться далеко, а лицо от ранений стать неузнаваемым. Однако каким бы ни было назначение котты с точки зрения жизненной необходимости, это был веселый и красочный наряд, превращавший угрюмого и сурового рыцаря в темной коричнево-серой кольчуге в фигуру галантную и блистательную, — и это вполне согласовывалось с тем расцветом, которого достигла к концу XII века веселая наука рыцарства.
Покрой котты менялся, причем это зависело не от периода, а от личных предпочтений владельца: в XIII веке она могла быть очень длинной или очень короткой, с рукавами или без — как угодно… В общем и целом котта — это простое одеяние, скроенное наподобие ночной рубашки без рукавов, но с разрезом от подола и почти до талии спереди и сзади, так, чтобы владелец мог спокойно сесть в седло. Хотя в девяти случаях из десяти котты шили без рукавов, иногда встречаются и рукава, причем некоторые только до локтей, а некоторые — до запястий.
Не было ничего необычного в том, что на изготовление одежды шел очень дорогой материал (в описях встречаются экземпляры из бархата и парчи), который щедро расшивали гербами. А почему бы и нет? Это была единственная верхняя одежда, которую мог себе позволить рыцарь, и на нее стоило употребить всю свою фантазию. Котты ярких цветов, с вышивкой золотом и серебром составляли приятный контраст с чисто военной амуницией и украшали галантных кавалеров, весьма довольных такой возможностью продемонстрировать и богатство, и тонкий вкус»{103}.
После 1150 года конический шлем с наносником начал понемногу вытеснять шлемы с округлым верхом и часто без наносника. Наивысшую популярность он обрел к 1180 году, когда появились шлемы новой формы — обычно цилиндрической, но иногда расширяющиеся кверху. Дно у них было плоским или слегка выпуклым. Конические и цилиндрические шлемы повсеместно использовались до 1250 года, но затем они уступили первенство небольшому полукруглому шлему, повторявшему форму головы воина. Этот шлем, называемый «цервельер» или «бацинет», часто использовали в качестве подшлемника и надевали под капюшон кольчуги. Причем делать это стали уже после 1200 года, — во всяком случае, на многих миниатюрах и изображениях, датируемых первой половиной XIII века, капюшоны, судя по их очертаниям, надеты именно на такие шлемы.
Приблизительно с 1180 года шлем получает забрало, похожее на современную защитную маску сварщика, с отверстиями для дыхания и двумя прорезями для глаз. Иногда забрало имело усиливающие полоски в виде креста с прорезью для глаз на горизонтальной перекладине. На шлеме всегда имелись ремешки, которые завязывались на подбородке.
Появление забрала (следует сказать: новое появление, так как забрала в античный период были в Европе широко распространены) совпало с возобновлением практики ношения нашлемных украшений — гребня, венца или диадемы; по ним легче было узнать владельца шлема. Самое раннее изображение гребня имеется на «Большой печати» короля Ричарда I 1194 года. Король на ней изображен в шлеме с плоским верхом и забралом. Шлем увенчан гребнем в виде веера с изображением леопарда. Немецкий манускрипт «Энеида», датируемый приблизительно 1210—1220 годами и хранящийся в Берлинской государственной библиотеке, содержит множество изображений шлемов с гребнями. Обычно это фигуры птиц и животных, или изображения предметов, или сами предметы, укрепленные на миниатюрных флагштоках.
Не совсем ясно, как появился плоскоцилиндрический «шлем-таблетка», внешне походивший на небольшой ковшик или «котелок с укороченной и отогнутой книзу рукояткой»{104}, из-за чего англичане прозвали его «кастрюльная шляпа»{105}. Но чуть позже у него опустили заднюю часть — и получился знаменитый рыцарский «большой шлем». Типичные по своему устройству «большие шлемы» дошли до нас всего лишь в нескольких экземплярах, причем ни один из них не выкован ранее 1250 года. В распоряжении историков имеется «шлем из Бозена» (собор Сент-Анджело в Риме), сохранившийся настолько хорошо, что по нему вполне можно представить себе устройство и всех остальных.
Шлем этот сделан из пяти пластин «доброго железа», как было принято в то время говорить, скрепленных тяжелыми железными заклепками с головками в форме сплюснутого конуса. Нижняя передняя пластина в центре уходит назад под острым углом и перекрывает нижнюю заднюю. Спереди ее верхний край срезан приблизительно на полдюйма и образует нижнюю часть двух длинных прорезей для глаз. Язычок, идущий вверх от центра пластины, образует перегородку между этими двумя прорезями. Задняя пластина выгнута так, что образует полукруг. Верхняя передняя пластина выдается вперед так же, как и нижняя, она перекрывает края верхней задней и вырезана по нижнему краю, завершая форму прорезей. Две верхние пластины в результате образуют усеченный конус неправильной формы, который венчает еще одна пластина в форме овала. Ее загнутые вниз края прикреплены со всех сторон расположенными через равные промежутки заклепками. На верхних пластинах просверлены четыре группы круглых дырочек, расположенных по диагонали спереди, с боков и сверху; они предназначены для шнурков, которыми крепится геральдический знак. Для дыхания на нижней передней пластине проделано по одиннадцать Т-образных отверстий с каждой стороны. Справа у «шлема из Бозена», на стыке верхней и нижней пластин, видна выбоина от мощного удара, а слева — борозда, проделанная каким-то рубящим оружием или острием копья.
Шлем гораздо больше в длину, чем в ширину; он не имеет цилиндрической формы, присущей изображениям на миниатюрах и печатях XIII века. Передняя часть у него несколько отдалена от лица; вполне вероятно, это сделано для того, чтобы улучшить циркуляцию воздуха. В нынешнем состоянии шлем весит немногим более двух килограммов; с обтяжкой и накладками его вес, вероятно, составлял около двух с половиной килограммов. Самые ранние из шлемов этого типа были снабжены пересекающимися полосками металла, другие, более поздние, украшались крестами с цветочным орнаментом на концах, нарисованным краской или выложенным золотой фольгой. Сам шлем при этом также мог, для защиты от ржавчины, покрываться позолотой или раскрашиваться.
Кроме шлема, для защиты головы от ударов, использовались и другие средства. Прежде всего, это прически — ведь в XIII веке короткие стрижки отсутствовали. Волосы убирали под маленькую полотняную шапочку-подшлемник, которая плотно прилегала к голове, причем два ее отворота закрывали уши и завязывались тесемками под подбородком. В результате получалась заметных размеров мягкая прокладка, смягчавшая пришедшийся в голову удар. Иногда поверх подшлемника надевали маленькую, тесную стальную шапочку, а поверх всего этого накидывали кольчужный чепец. Бывало, что и на чепец еще надевали нечто вроде свертка из набивной материи наподобие головного убора зулусов; он должен был поддерживать шлем и сохранять нужное расстояние между ним и головой рыцаря.
К концу XII века во Франции появился весьма популярный в Средние века тип шлема — «шапель де фер» («железная шляпа»); в Англии этот шлем назывался «шапе». По сути дела, это был все тот же неглубокий шлем-кастрюля, однако с приделанными к нему коническими полями; позднее такие поля появились на шлемах самых различных форм, включая полусферические и конические. Шлемы этого типа были как цельнокованые, так и клепанные, собранные из нескольких деталей. Они давали хороший обзор, и, несмотря на их несколько пониженные защитные свойства, некоторые рыцари предпочитали «шапель де фер» всем остальным шлемам. Иногда рыцари носили их поверх кольчужного капюшона. А для пехотинцев «шапель де фер» был основным средством защиты вплоть до середины XV века.
Большой щит, имеющий форму английского воздушного змея, широко применялся на протяжении всей второй половины XII века, но лишь в Скандинавии он остался практически неизменным. Чем дальше к югу, тем больше изменений вносилось в его конструкцию, причем первым и наиболее заметным отличием стала спрямленная верхняя кромка. Анна Комнина, дочь императора Византии, в своих описаниях крестоносного воинства, шедшего через Константинополь на Иерусалим, сообщает, что щиты воинов были покрыты металлом и сильно блестели.
К 1150 году некоторые рыцари стали использовать поверхность щита для нанесения геральдических изображений. Например, надгробная фигура Жоффруа IV, графа Анжуйского, прикрыта щитом от лодыжек до плеча; верхняя часть щита совершенно прямая, он имеет небольшой умбон, а вся его поверхность покрыта золотыми львами, предками львов британского герба{106}.
Как уже говорилось, в поединках на мечах такой щит давал определенное преимущество своему хозяину перед воином с круглым щитом, поскольку его нижний заостренный конец предохранял левую ногу от секущих ударов, наносившихся под нижний край щита{107}. Такими щитами пехотинцы и спешившиеся рыцари могли выстроить «стену» и отразить любую кавалерийскую атаку, однако значительный вес превращал их в тяжкую ношу для воинов.
Вот почему, как только у рыцарей появились защитные чулки, а затем и наколенники, надобность в таких щитах отпала сама собой. С первых лет XIII века щит всадника сильно сократился в размерах, которые составили теперь около 75 сантиметров от основания и до верхнего края{108}, а его очертания приобрели форму современного утюга. Посредством сложной системы удерживающих ремней щит можно было носить на руке и манипулировать им, отражая удары. Длинный ремень — гуж служил для того, чтобы вешать его за спину; раньше всего такие ремни появились на больших норманнских щитах.
Как правило, щиты были деревянными, их обшивали кожей как снаружи, так и изнутри, а поверхность в обязательном порядке расписывали и даже покрывали позолотой. Иногда щит оклеивали пергаментом. Поверхность его могла быть как прямой, так и изогнутой — примерно так же выгибались наружу прямоугольные щиты римских легионеров. Щиты, имеющие изгиб, лучше защищали своих обладателей{109}, но управляться с ними было сложнее, чем с плоскими щитами, которые проще закреплялись на руке. Поскольку спереди щит теперь часто представлял собой сплошной рыцарский герб, от металлического умбона на нем отказались, ограничившись оковыванием по краям металлом.
Круглые щиты к концу XII века стали совсем маленькими и плоскими, у них появился металлический умбон; такие щиты назывались «баклер»{110}; их применяли воины, сражавшиеся пешими на мечах.
Еще одним элементом рыцарского снаряжения, имевшим, впрочем, не столько защитное, сколько декоративное значение, стали ближе к концу XIII века наплечные щитки — эспаулеры или элеты, имевшие форму квадратов, прямоугольников, ромбов или дисков; их крепили к плечам любым доступным образом.
Никакой ценности как защитные приспособления они не имели, так как выделывались из непрочных материалов. Д. Николь подчеркивает, что материал, из которого изготавливались эспаулеры («вареная кожа», фанера или тонкий картон), не позволял их использовать для чего-то большего, кроме опознавания{111}. Эспаулеры практически всегда несли на себе герб, и это была, в общем-то, немаловажная функция. Ведь далеко не всегда на рыцаря можно было посмотреть со стороны его щита, а геральдические изображения на сюрко, как об этом уже говорилось, наносились не всеми. Это было, по мнению Э. Окшотта, не что иное, как «веселый пустячок», призванный «улучшить» внешний вид их владельца и показать окружающим, кто он такой{112}.
Надо сказать, что среди рыцарей хватало людей, озабоченных своим внешним видом. В погоне за модой или ради щегольства они не останавливались ни перед чем, лишь бы «показать себя». Например, Пьер Гавестон, известный фаворит короля Эдуарда II, носил щитки, обшитые парчой и украшенные жемчугом!{113}
Д. Николь приводит описание «идеального» рыцаря, сделанное в 1170 году Анаутом Гуилхемом де Маршаном: «Имей хорошего коня… чтобы он мог быстро бежать и нести тебя и твое оружие. Приготовь свои доспехи, копье, меч и хауберк, а также сюрко. Конь должен быть хорошо выезжен, а когда сделаешь это — положи на него доброе седло и узду и по-настоящему хорошие доспехи, чтобы ничего не было упущено. Попона коня должна иметь такую же эмблему, что и седло, и быть такого же цвета, что твой щит и вымпел (пен-нон) на конце копья. А еще тебе понадобится конь, чтобы везти твой двойной хауберк и твое оружие…»{114}
Д. Николь подчеркивает, что именно знакомство европейских рыцарей с восточной культурой в ходе крестовых походов привело к тому богатству их одежд и оружия, которое уже в XIII веке повсеместно воспринималось как должное и воспевалось в стихах. Вот что говорится в поэме XIII века «Галеран»:
Стремился каждый в чистом быть
В сюрко лишь новом в битву выходить.
Вот золотом сияет башня на щите,
Там лев, там леопард и рыба в боевом гербе.
Павлина хвост иному служит украшеньем,
А кто-то шлем цветком украсил в утешенье…
Там черный траур всадника венчает флаг,
А у другого — белый, синий и зеленый знак.
У третьего сюрко багряный, лилиями блещет,
А кто-то, видя это, про себя трепещет…{115}