История США от глубокой древности до 1918 года

Глава 1 ДО КОЛУМБА

Начнем с того, что человечество, весьма вероятно, имеет африканское происхождение. Самые ранние следы гоминид (существ, стоящих ближе к человеку, чем любая другая форма жизни) найдены в Восточной Африке. Ближайшие родичи человека в царстве животных, шимпанзе и горилла, до сих пор обитают только в Африке, кроме тех особей, которые попали в другие места в результате деятельности людей.

В течение пары миллионов лет существования гоминид отдельные особи распространялись и занимали все более обширные пространства, но всегда ограничивались теми регионами, до которых могли добраться, не преодолевая больших водных преград. Все ископаемые останки ранних гоминид, явно более примитивных, чем современный человек, находят только в Африке, Европе и Азии, на трех связанных друг с другом массивах суши, составляющих то, что иногда называют Мировым островом. Подобные следы также можно найти на островах у берегов этих континентов.

Даже еще 25 000 лет назад, когда все ранние гоминиды исчезли и существовал только один вид, homo sapience, или современный человек, человечество по-прежнему оставалось в границах Мирового острова. Американские континенты, отделенные Атлантическим океаном с одной стороны и Тихим — с другой, были свободны от людей. Никаких следов гоминид, более примитивных, чем homo sapience, никогда не находили ни на одном из американских континентов.

Однако есть одно место, где американские континенты близко подходят к Мировому острову, оно находится в самой северной части Тихоокеанского региона. Там северо-западная оконечность Северной Америки и северо-восточная оконечность Азии сближаются и почти соприкасаются. Эти два континента сегодня разделяет пролив шириной не более девяноста километров; в центре его находится пара маленьких островков.

В какие-то периоды пролив был еще уже. На протяжении всей истории гоминид один за другим следовали ледниковые периоды, во время которых полярные районы Земли покрывали обширные ледяные шапки, простирающиеся на тысячи километров от полюса во всех направлениях. Во время этих периодов такие огромные запасы воды планеты были заморожены в огромные ледяные поля, покрывающие поверхность суши, что уровень океана значительно понизился.

Когда уровень океана упал, пролив между Азией и Северной Америкой сузился и в конце концов исчез, оставив мост из суши между континентами. Последнее оледенение продолжалось в период от 30 000 до 10 000 лет назад. На его пике уровень океана упал так сильно, что оставил сухопутный мост шириной в две тысячи километров между Азией и Северной Америкой. Когда ледники начали отступать, уровень океана начал повышаться; но континенты полностью разделились, вероятно, только в 7000 году до н. э.

Во время последнего оледенения homo sapience был доминантным гоминидом, вероятно единственным сохранившимся, и он, несомненно, присутствовал в большем количестве, чем любые другие гоминиды во время любого из предыдущих ледниковых периодов. Вероятно, в первый раз гоминиды проникли в северо-восточные районы Азии.

Случилось так, что оледенение было более обширным с атлантической стороны от северного полюса, чем с тихоокеанской. Северо-Восточная Сибирь и Аляска были полностью свободны ото льда. Климат вовсе не был приятным, но небольшие группы людей могли обеспечить себя пропитанием посредством охоты на мамонтов и других крупных животных той эпохи.

Затем, наверное около 25 000 лет до н. э., какая-то группа охотников, преследуя мамонта, нашла путь через пролив. Собственно говоря, трудно назвать точно время, когда это произошло, или узнать подробности, потому что древние эмигранты оставили после себя так мало следов. Почти не находят остатков скелетов; пока только двадцать древних черепов обнаружено на обоих американских континентах. Большая часть доказательств существования древнего населения представлена в виде древних каменных наконечников стрел и других подобных остатков. И возможно, самые ранние и лучшие доказательства сейчас находятся под водой, погрузившись туда по мере того, как уровень океана повышался во время таяния ледников.

За ними последовали другие группы охотников. Те, кто пришел на Аляску, сместились к югу и юго-востоку, в вечных поисках лучших земель для охоты. Новые группы шли за ними следом, пока мост между континентами оставался открытым. Тысячи лет охотники расселялись по Америке, и к 8000 году до н. э., когда ледники начали последнее отступление, человек проник во все доступные уголки американских континентов, от крайних северных районов до крайних южных.

Эти первые обитатели Америки имеют некоторое сходство с обитателями Восточной Азии, если можно судить по их нынешним потомкам на обоих континентах. Однако это сходство не полное. Первоначальные американцы (которых мы называем индейцами по причинам, которые мы объясним позднее) не имеют такой формы век или достаточно плоских лиц, как жители Восточной Азии. У индейцев выступающие вперед носы, а кожа на лице в целом имеет более красный оттенок, в отличие от желтолицых жителей Восточной Азии[1].

К тому времени, как индейцы расселились по американским континентам, сельское хозяйство уже начало развиваться в Юго-Восточной Азии, и в этом регионе уже делались первые шаги к тому, что мы называем цивилизацией[2]. Обитатели обеих Америк, насколько мы знаем, были от нее изолированы. У них не было возможности вести торговлю с цивилизованными регионами и учиться у них, как у ранних обитателей Западной Европы, например.

Тем не менее это не означает, что индейцы оставались во тьме. Они самостоятельно открыли сельское хозяйство. Около 5000 года до н. э. уже наблюдается зарождение сельского хозяйства на землях нынешней Мексики; к 3000 году до н. э. мексиканские индейцы создали полностью культуру сельского хозяйства. Около 2000 года до н. э. они сделали свой самый большой и важный шаг вперед, научившись выращивать кукурузу (маис), которая оказалась их основным пищевым растением. К 1000 году до н. э. они уже выращивали бобы.

По мере того как развивалось сельское хозяйство, запасы пищи росли, и в них можно было быть уверенным, изрядную долю сил можно было отвлечь от деятельности по обеспечению выживания и направить на формирование цивилизации. К 1500 году до н. э. в Мексике уже были храмы и города.

Цивилизацию индейцев никак нельзя было назвать примитивной. Когда в 1519 году н. э. европейцы добрались до Мексики и увидели столицу, Теночтитлан (на месте нынешнего Мехико), она была больше Парижа и Рима, какими они тогда были. Они увидели, что у мексиканских индейцев лучший календарь, чем у европейцев, а также лучшая система общественной канализации. (Индейцы считали, что европейцы плохо пахнут, и давали им это понять, что, конечно, оскорбляло европейцев.)

Сельское хозяйство распространилось из Мексики в другие регионы и к 1000 году до н. э. стало проникать на территорию нынешних Соединенных Штатов. Индейцы в долине Миссисипи, от Великих озер до Мексиканского залива, создали сельские поселения и приближались к тому, что можно было назвать цивилизацией. Самые явственные следы того раннего периода найдены в их курганах. Они имеют форму круга, эллипса, восьмиугольника и так далее, иногда достигают двадцати трех метров в высоту и занимают десять или даже двадцать гектаров. Иногда курганы имеют сложную форму, явно изображающую животных или птиц.

К сожалению, в более поздние времена произошел упадок культуры, вероятно, из-за непрерывных межплеменных войн, от которых страдали индейцы, и к тому времени, когда европейцы появились в этом регионе, культура, воздвигавшая курганы, исчезла. В XIX веке считали, что эти могильные холмы принадлежат к культуре Строителей курганов, не имеющих отношения к индейцам. Это вызвало многочисленные дикие предположения насчет доиндейской иммиграции из Европы в Америку, но все эти предположения уже отброшены. Сейчас мы уверены, что строителями курганов были индейцы.

Еще один тип культуры, близкой к цивилизации, появился на нынешнем юго-западе Америки. Индейцы этого региона строили замысловатые здания из высушенного на солнце кирпича. Один такой «пуэбло» (что по-испански означает «город») в современном Нью-Мехико имеет четыре этажа, 800 комнат и вмещает 1200 человек. Он был построен в 1000 году н. э. и покинут до 1300 года н. э., вероятно, из-за растущей засушливости этого региона, что не позволяло прокормить такое скопление людей.

Тем не менее, несмотря на уровень их цивилизации или почти цивилизации, индейцы оказались не в силах противостоять европейцам, которые были лучше объединены, владели более высокоразвитым искусством ведения войны и, прежде всего, имели огнестрельное оружие.

Трудно сказать, сколько индейцев обитало на двух американских континентах на момент появления европейцев. По некоторым оценкам, их общее количество составляло 25 миллионов. Из них один миллион, вероятно, обитал к северу от Рио-Гранде. (О размерах катастрофы, постигшей индейцев, говорит то, что сегодня, пять веков спустя, когда общее население к северу от Рио-Гранде составляет около 220 миллионов, общее количество индейцев — всего 700 тысяч.)

Настоящее открытие Америки человечеством произошло, когда первые отряды охотников пришли из Сибири 25 000 лет назад. Однако это, по-видимому, никогда не принимали в расчет. Когда говорят об «открытии Америки», неизменно подразумевают ее открытие европейцами.

Причина такой тенденции не только в естественной склонности людей считать самой важной собственную историю, но также в том, что только после открытия Америки европейцами на ее континентах появились хронологические записи. У нас практически нет деталей истории индейцев до появления европейцев, а без этих деталей легко допустить несправедливость и совсем отмахнуться от истории индейцев, а вместе с ней и от самих индейцев.

Но даже если мы ограничим открытие Америки первым появлением европейцев на ее земле, все равно нужно задать несколько вопросов. Когда имело место это первое появление? Обычный ответ — во время путешествия отважного мореплавателя Христофора Колумба, и конечно, после этого путешествия европейцы все время присутствовали на обоих американских континентах.

Однако были ли путешествия до Колумба? Были ли открытия, о которых забыли?

Если мы вернемся далеко назад в историю цивилизации, то найдем легенды, которые повествуют о таинственных землях далеко на западе. Можно вообразить, что они представляют собой туманные воспоминания о каких-то высадках в Америке. Древние греки, например, еще во времена Гесиода, который жил в VIII веке до н. э., говорили об «Островах блаженных». Их описывали как землю, похожую на Утопию, далеко на западной окраине океана, где вечно живут души героев.

И все же греки времен Гесиода наверняка не могли достичь Америки. Они действительно занимались колонизацией земель, но для них горизонтом известного мира был восточный край Черного моря с одной стороны и западные окраины Средиземного моря — с другой.

Конечно, были люди, которые проникли далеко за край горизонта греков, и сделали это за много столетий до времени Гесиода. Эти люди жили вдоль атлантических берегов Европы и вдоль тихоокеанских берегов Китая. Их тоже почему-то не принимают во внимание, и открытие ими новых земель игнорируют. Когда мы говорим об открытиях, мы обычно принимаем в расчет только открытия, сделанные прародителями нашей западной цивилизации.

Таким образом, когда мы говорим об открытии Атлантического океана, мы не имеем в виду древние племена людей, добравшихся до берегов, где теперь расположены Франция, Испания и Западная Африка. Мы говорим о кораблях из цивилизованной страны Восточного Средиземноморья, которые первыми прошли через Гибралтарский пролив и вышли в открытый океан.

Следуя этой линии рассуждений, Атлантический океан был, по всей вероятности, открыт финикийцами, самыми отважными мореплавателями Древнего мира. Еще в 1100 году до н. э., если верить легендам, корабли финикийцев миновали пролив и основали торговое поселение на месте современного города Кадиса, в восьмидесяти километрах от него.

Финикийцы обследовали атлантическое побережье Европы и Африки, и к 900 году до н. э. корабли финикийцев добрались на севере до острова Британия. Полуостров Корнуолл и острова Скилли у его оконечности, возможно, были Оловянными островами древних — источником олова, столь необходимого для производства бронзы.

Прокладывая путь вдоль побережья Африки, финикийцы открыли Канарские острова, как они сейчас называются, в ста километрах от берега нынешнего Южного Марокко. Возможно, именно Канарские острова — смутные и неопределенные слухи об их существовании дошли до греков времен Гесиода — и породили легенду об «Островах блаженных».

Самое выдающееся путешествие, однако, финикийцы совершили в 600 году до н. э. Находясь на службе у египетского фараона, флот финикийцев три года провел в плавании вокруг Африканского континента. Единственное упоминание от этом мы находим в труде греческого историка Геродота, который работал около 430 года до н. э.

Геродот не верил в сказку о финикийских путешественниках, потому что они утверждали, что в южных регионах Африки полуденное солнце появляется в северной части неба. Поскольку полуденное солнце, если на него смотреть из любой страны на Средиземном море, всегда стояло на юге, Геродот считал это нерушимым законом природы и настаивал, что история о путешествии финикийцев — это сказка.

Тем не менее южная оконечность Африки находится в южной умеренной зоне, и там полуденное солнце действительно всегда на севере. Сам факт того, что финикийцы описали эти кажущиеся им невероятными факты, говорит о том, что они действительно побывали так далеко на юге и, вероятно, обогнули Африку.

Возможно даже, что финикийцы совершили нечто еще более поразительное. Старая надпись, обнаруженная в Бразилии в 1872 году, как полагают, сделана на языке финикийцев и повествует о корабле, который в шторм отстал от флотилии, совершавшей путешествие вокруг Африки. Могло ли быть такое? Расстояние между самой западной частью Африки и самой восточной частью Бразилии составляет всего две с половиной тысячи километров, это самая узкая часть Атлантики. Надпись быстро занесли в разряд уток, но в 1968 году Сайрес Г. Гордон из Университета Брандейса высказал предположение, что она, возможно, подлинная.

Если это так, надпись может быть свидетельством первого открытия Америки цивилизованными людьми с Ближнего Востока, за две тысячи лег до Колумба. Однако это открытие было случайным; вести о нем так и не дошли до мира Средиземноморья, так что это открытие ничего не изменило. Оно не привело ни к дальнейшим путешествиям, ни к развитию торговли и колонизации.

Первым греком, который отважился уплыть действительно далеко в Атлантический океан, был Пифей из Массалии. Около 300 года н. э. он проплыл через Гибралтарский пролив, а затем повернул на север. Его отчеты, которые не сохранились в подлиннике, но которые дошли до нас в ссылках более поздних авторов, доказывают, что он исследовал остров Великобритания, а затем поплыл на северо-запад, к земле, которую он назвал Туле, возможно, это была Исландия или Норвегия. Там туман остановил отважного мореплавателя, и он повернул назад, чтобы обследовать северные берега Европы, и зашел в Балтийское море.

Если греки отстали от финикийцев в реальных плаваниях в открытом океане, то они обогнали их в теории. Греки первыми получили представление о сферической форме Земли, и один из них, Эратосфен из Кирены, даже установил ее размеры. Около 250 года до н. э. он вычислил, что окружность Земли равна 40 233 километрам, что довольно точно.

Понятие о сферичной Земле автоматически подтверждает возможность отплыть на запад и достигнуть востока (или наоборот), другими словами, совершить кругосветное плавание.

Хотя кругосветное плавание могли считать теоретически возможным, оставался вопрос, возможно ли оно практически. Далеко в океане могли подстерегать неожиданные опасности. Тропические регионы могли оказаться слишком жаркими для мореплавателей, а полярные регионы — слишком холодными. Там могли быть мели, на которых застряли бы корабли, рискнувшие заплыть слишком далеко, течения, которые не позволили бы вернуться.

Далее, была еще проблема расстояния. Если окружность Земли составляла 40 233 километра и если расстояние от Испании до неизведанных восточных регионов Азии составляло 14 500 километров (что правда), тогда, чтобы достичь Восточной Азии, отправившись на запад, потребовалось бы пройти 25 750 километров, предположительно, по сплошной океанской глади. Ни один корабль в древние времена не мог бы совершить такое путешествие.

Конечно, Эратосфен мог ошибаться. Другой греческий географ, Посейдоний из Апамеи, повторил работу своего предшественника около 100 года до н. э. и пришел к выводу, что диаметр Земли всего около 30 000 километров. Он ошибался, но его цифра приобрела большую популярность.

Самым влиятельным географом Древнего мира был Клавдий Птолемей, который в 130 году н. э. написал книгу, ставшую великой и последней работой по географии и астрономии на ближайшие полторы тысячи лет. Птолемей принял меньший размер окружности Земли, и это сделало его «официальным». Более того, он оценил длину участка суши от Испании до территории, которая теперь является побережьем Китая, как равную 19 312 километрам (она на 5000 километров короче).

Это означало, что путь по океану от запада Европы до востока Азии составляет всего 9656 километров. Все равно это было слишком большое расстояние для любого корабля, но, несомненно, внушало больше надежды, чем 25 750 километров.

Эту надежду суждено было проверить не скоро. Ко времени Птолемея цивилизации финикийцев и греков уже несколько веков были в упадке, и мореплаватели, подобные финикийцам, должны были появиться только через тысячу лет. Вместо них Римская империя правила теперь на всех берегах Средиземного моря.

Римляне распространились далеко по суше; римские города появились в Западной Африке, Испании и Британии. Но эти люди не были мореплавателями, и ни один римлянин никогда не рискнул уплыть далеко в океан.

Действительно, после того как в V веке германские племена захватили западные провинции Римской империи, познания в географии у людей Западной Европы сократились. Новая религия, ислам, возникла в Аравии в VII веке, а к 730 году н. э. вся Северная Африка и даже Испания оказались в руках мусульман, как называются приверженцы ислама. Жители Западной Европы были отрезаны от юга и востока, и как Африка, так и Азия ушли в область преданий и легенд.

Но если восток и юг были отрезаны, то новые горизонты маячили на западе и на севере.

Ирландия, остров, лежащий к западу от Британии, никогда не входила в состав Римской империи. Однако когда Римская империя отступила и римские солдаты навсегда покинули Британию, христианство добралось до этого меньшего острова. Христианство в Ирландии, почти изолированной от охваченного хаосом континента, начало принимать отчетливые собственные формы, и в ней возникли сильные общины монахов, которые сохранили удивительный уровень учености.

Стремясь к уединению, возможно, для того чтобы стать ближе к Богу, монахи совершали путешествия через океан на своих маленьких суденышках, открывая и заселяя скалистые острова вдоль северных берегов Британских островов.

Одним из таких мореплавателей был святой Брендан, который около 550 года поплыл на север и исследовал острова у южного побережья Шотландии, Гебриды на западе и Шетландские острова на севере. Возможно, он также добрался до Фарерских островов, лежащих примерно на четыреста километров севернее крайней оконечности Великобритании. Оттуда, если бы он проплыл еще 480 километров на север, он бы попал в Исландию, и это тоже не за гранью вероятного.

Его смелые путешествия надолго пережили его, и в пересказах его деяния были значительно преувеличены. Около 800 года было написано повествование о его путешествиях, несомненно выдуманных, но представляющее собой хорошо изложенный и захватывающий отчет, завоевавший популярность. К тому времени ирландские монахи наверняка достигли Исландии, и ее существование придавало достоверность всему повествованию.

Из воображаемых приключений святого Брендана возникла вера в существование чудесного острова в Атлантике, который назывался островом Святого Брендана. В более поздние века высказывалось предположение, что святой Брендан достиг Американского континента и что это и был остров Святого Брендана. Это представляется очень маловероятным; почти наверняка остров Святого Брендана был только одним из череды придуманных островов, размещенных на туманных просторах Атлантики.

Возможно, все они многим обязаны мечтам греков об «Островах блаженных», потому что один из них назывался Ги-Брасил и был придуман ирландцами, а это название на кельтском языке означает «Острова блаженных». Другим таким островом была Антилия; были также и другие.

Конечно, в Атлантике, у западных берегов Европы и Африки, имелись острова, но они были в основном необитаемыми до открытия их европейцами, и они совсем не походили на те фантастические Утопии, которые европейцы сперва придумали, а потом убедили себя в их существовании.

Но эти фантазии сыграли свою роль. Сказки о чудесных землях в западном океане давали исследователям цель и поддерживали интерес у тех домоседов, которых можно было убедить финансировать эти путешествия.

Золотой век ирландских монахов продолжался недолго. Моря бороздили другие мореплаватели, самые отважные и опытные со времен древних финикийцев. Это были скандинавские разбойники из Норвегии и Дании, так называемые викинги.

Начиная примерно с 800 года их разбойничьи суда со всей яростью нападали на все побережья Западной Европы. Викинги оккупировали большую часть Ирландии и Шотландии, ввергнув их в состояние варварства. Они разоряли англо-саксонские королевства, появившиеся в Британии после ухода римлян, которые стали основой английской нации. Они терроризировали побережья и реки нынешней Франции и Германии. Они проникали даже в Средиземноморье.

Однако важнее для предмета рассмотрения этой книги является то, что викинги плавали в открытых северных океанах. Иногда их уносило на запад штормом; иногда они предпринимали целенаправленные поиски новых земель, потому что из-за войны дома они вынуждены были отправиться в изгнание или потому что искали новые места для набегов.

Один изгнанник, норвежский вождь по имени Инголфур Арнарсон, отправился в плавание под парусом в 874 году и высадился в Исландии, расположенной в тысяче километров к западу от Норвегии. К тому времени ирландские монахи, которые некогда жили на этом острове, уплыли или, возможно, если кто-то и остался, их убили или выгнали викинги. В любом случае именно норвежцы основали первую постоянную колонию в Исландии[3].

В течение первых веков своего существования Исландия викингов сохраняла языческую религию норвежцев, даже когда их родину быстро обратили в христианство. И по сей день исландские саги, сказания, написанные до 1300 года, являются лучшим источником сведений о языческих верованиях норвежцев, чем все, что можно найти в самой Скандинавии.

Исландцы нашли в море самые надежный источник пищи, и они, естественно, исследовали воды вокруг своих островов. Возникли сказки об острове на западе, и действительно, там был огромный остров, всего в трехстах километрах к северо-западу.

С горных вершин на северо-западе Исландии можно было смутно различить землю на северо-западном горизонте, и в этой части острова жил в конце десятого столетия некий Эрик Торвальдсон. Его все называли Эриком Рыжим, из-за цвета волос.

В 982 году Эрика изгнали за какое-то преступление, и он решил использовать трехлетний период вынужденного изгнания для того, чтобы отправиться в путешествие на запад. В конце концов он добрался до далекого острова, но обнаружил, что его побережье покрыто льдом, который мешал высадке. Он плыл вдоль берега на юго-запад, пока не добрался до мыса, который мог обогнуть, затем поплыл вдоль западного побережья на север. Югозападное побережье было менее пустынным, и Эрик решил, что оно способно прокормить колонию.

К 985 году Эрик вернулся в Исландию и зазывал колонистов на свою новую землю. Для этого он нагло преувеличивал ее привлекательные качества, даже назвал ее Гренландией, зеленой страной. В действительности же Гренландия, самый крупный остров в мире, — это огромная пустыня, покрытая почти целиком колоссальным ледником, толщиной в несколько километров. Это один из последних остатков ледникового периода, и только Антарктида еще более пустынна. С другой стороны, северный климат тысячу лет назад был мягче, чем сейчас, и полоса вдоль юго-западного берега Гренландии, возможно, была не намного хуже Исландии.

Во всяком случае, Эрик нашел добровольцев, желающих поселиться на новой земле, и в 986 году он отправился на запад с двадцатью пятью судами. Четырнадцать кораблей добрались до нее, и колонию основали на западном берегу острова, у его южной оконечности.

Колония в Гренландии находилась на широте южнее широты Исландии километров на восемьсот. Но в то время, как Исландию омывает кончик теплого Гольфстрима, Гренландии досталось холодное Лабрадорское течение. Тем не менее викинги-колонисты держались и упорно прожили там более четырех столетий. В самые лучшие времена, около 1200 года, на острове могло проживать целых 3000 викингов.

Пока существовала гренландская колония, она служила базой для исследовательских путешествий еще дальше на запад. Около 1000 года один викинг по имени Бьярни Херьюльфсон рассказывал сказку о том, как он плыл из Исландии в Гренландию, как его застал шторм и пронес мимо оконечности Гренландии, а потом еще дальше на запад. Ему удалось сделать разворот и вернуться в Гренландию, но до этого он заметил землю к западу от Гренландии.

Эту сказку слушал Лейф Эриксон, сын Эрика Рыжего. Он побывал в Норвегии, где его обратили в христианство, а теперь вернулся в Гренландию. Его воображение поразила сказка Бьярни, поэтому он купил корабль Бьярни, собрал команду из тридцати пяти человек и отправился исследовать западные земли.

Он добрался до той земли, о которой говорил Бьярни. Сначала он встретил довольно бесплодный берег Лабрадора, но поплыл на юг к более приветливой территории и, вероятно, достиг северной оконечности Ньюфаундленда[4].

В то, что Лейф достиг Лабрадора и Ньюфаундленда, поверить очень легко. Большой загадкой этого исследовательского путешествия (по крайней мере, как его описывают в более поздних легендах) было открытие земли, где обильно рос дикий виноград. Этот район, где рос дикий виноград, Лейф назвал Винландом.

Возможно, сказка о виноградных лозах была всего лишь попыткой сделать эту землю более привлекательной для поселенцев (следуя прецеденту, созданному отцом Лейфа, Эриком Рыжим). Или рассказ мог быть приукрашен позднее. Но если этот отчет соответствует истине, это вызывает вопросы, так как дикий виноград не растет так далеко на севере, где расположен Ньюфаундленд, и совсем невероятно, что он рос там тысячу лет назад.

Некоторые считают, что Лейф действительно нашел дикий виноград, а это означает, что он проник намного южнее Ньюфаундленда, возможно, даже до современного штата Нью-Джерси. Это предположение кажется маловероятным, но оно романтично, так как это сделало бы Лейфа первым европейцем, проплывшим вдоль берегов и, возможно, ступившим на землю нынешних Соединенных Штатов. Поэтому были предприняты усердные поиски каких-нибудь следов норвежцев, в Новой Англии например. Несмотря на объявленные успехи, не было найдено ни одного такого предмета, который признали бы историки[5].

После своего исследовательского путешествия Лейф вернулся в Гренландию и больше не плавал. Но в 1002 году исландский купец Торфинн Карлсефни посетил Гренландию и услышал рассказы Лейфа точно так же, как когда-то Лейф услышал рассказы Бьярни.

Торфинн, в свою очередь, загорелся. Он снарядил гораздо более крупную экспедицию, чем Лейф, в ней принимали участие три корабля и 160 человек плюс несколько женщин и детей. Высадку совершили в Винланде (где бы он ни находился) и основали поселение, которое просуществовало несколько лет. Около 1007 года, если верить одной легенде, в Винланде родился ребенок викингов, которого назвали Снорри. Если это правда, Снорри был первым ребенком европейского происхождения, родившимся на американском континенте. Однако, в отличие от Исландии и Гренландии Винланд не был необитаемой страной. Ее уже населяли люди, которых викинги называли скреллингами, — это были, предположительно, индейцы. Индейцы вели себя враждебно. И это стало более серьезным препятствием для колонизации, чем весь лед Гренландии. В конце концов ссоры между самими колонизаторами и стычки с индейцами утомили колонистов Винланда, и уцелевшие люди вернулись в Гренландию.

Хотя викинги не основали постоянную колонию в Северной Америке, западные земли некоторое время занимали их мысли. Гренландские колонисты, по-видимому, продолжали совершать путешествия к берегам Северной Америки за деревом (так как в Гренландии деревья не росли). Такие путешествия могли продолжаться до самого 1350 года.

Что касается самой гренландской колонии, она продолжала существовать, но всегда на пределе возможностей. Им едва удавалось выжить, и их существование зависело от постоянных связей с Исландией и Норвегией и от непрерывного притока новых поселенцев.

В 1349 году «черная смерть», обширная пандемия чумы, опустошавшая Европу, достигла Скандинавии и Исландии, и экономика этих стран пострадала, как и повсюду. Связи с Гренландией стали рваться, и последний корабль отплыл из Норвегии в Гренландию в 1367 году. Кроме того, на земле наступило легкое похолодание, и климат Гренландии, и так очень суровый, стал настолько плохим, что сделал сельское хозяйство практически невозможным.

Как будто этого было мало, появились и враждебные человеческие существа.

Около 2500 года до н. э., после отступления ледников, северные регионы Северной Америки пребывали в нынешнем состоянии. Новые переселенцы из Сибири перебрались через узкий пролив между Азией и Северной Америкой, который уже опять существовал, и проникли в тогда не заселенные районы, освободившиеся от отступающих льдов. Внешность этих новых переселенцев, которых мы называем эскимосами, явно имеет большее сходство с народами Восточной Азии, чем внешность южных индейцев.

К 1 году н. э. у эскимосов выработалось удивительное умение выживать в бесплодных полярных регионах, охотиться на тюленей и моржей и защищаться от холода. Они сумели колонизировать прибрежные полярные районы. Они проложили путь на восток и к 1000 году н. э. достигли Гренландии в точке, к северу от которой викинги устраивали свои поселения. Постепенно они продвигались на юг, пока не наткнулись на селения викингов; их враждебность, возможно, прибавила хлопот гренландцам.

Около 1415 года колония Гренландии закончила свое существование, и знание о земле к западу от Исландии исчезло из памяти европейцев[6]. Исчезло ли?

В 1965 году объявили, что найдена карта, основанная на исследованиях скандинавов, и что она, возможно, имелась в распоряжении европейских ученых еще до великих западных экспедиций, в результате которых появились постоянные колонии европейцев на обоих американских континентах.

На этой карте показан остров к западу от Исландии, явно имеющий очертания Гренландии. К западу от Гренландии находится другой остров, изображающий Винланд (поэтому карту назвали «Картой Винланда»). Винланд показан как остров с двумя бухтами, вероятно, это изображение южной части острова Баффинова земля, расположенного к западу от Гренландии, примерно там, где на карте изображен Винланд.

Тем не менее Баффинова земля с точки зрения климата ничуть не лучше Гренландии. Собственно говоря, подлинность карты ставят под сомнение многие историки, и безопаснее предположить, что великие путешествия XV века осуществлялись без ссылок на подвиги викингов.

В Западной Европе, к югу от Скандинавии, знания о мире становились все более скудными, пока викинги рисковали забираться все дальше в полярные моря. Отчасти этот упадок был вызван грабежами, сопровождавшими экспансию викингов, поэтому, когда викинги отправлялись в Гренландию и Винланд, Западная Европа переживала самые темные времена упадка.

Но потом произошел ряд событий, которые еще раз отодвинули горизонт. Европейцы рискнули двинуться за Восток, и их взгляд все больше сосредоточивался на азиатской части огромного материка.

Начиная с 1096 года начались Крестовые походы, длинная череда войн, во время которых западноевропейцы (главным образом французы) пытались вырвать Палестину из рук мусульман, владевших ею четыре столетия. В целом эти войны не были успешными с военной точки зрения, но они позволили западноевропейцам познакомиться со Средиземным морем от одного конца до другого и дали представление о цивилизации в Сирии и вообще на Ближнем Востоке, которая была более древней и более развитой, чем их собственная.

Затем, начиная с XII века, европейцы стали стремиться на Восток, который считали землей богатой и благодатной, землей пряностей и сахара, передовых технологий и ремесел. Это стремление не исчезало, а становилось все более настойчивым с течением веков.

В середине XIII века волна завоеваний, покатившаяся на Восток во время Крестовых походов, хлынула в другом направлении. При Чингисхане племена монголов из Средней Азии, которые периодически устремлялись на юг и на запад, в цивилизованные области Китая, Ближнего Востока и Европы, предприняли самый крупный набег кочевников в истории. К 1260 году образовалась обширная империя монголов под властью внука Кублай-хана — Чингисхана. В нее входил Китай, Средняя Азия, Персия, Ирак и Русь.

Впервые огромные пространства земель от Балтийского моря до Тихого океана оказались под властью одного действующего правителя. Можно было путешествовать из конца в конец Азии, около десяти тысяч километров, в относительной безопасности, и некоторые европейцы это делали.

Самыми значительными из них были братья Николо и Матео Поло, уроженцы крупного торгового города Венеции, которые имели деловые связи в еще более крупном городе — Константинополе (в экономике которого Венеция играла доминирующую роль в течение нескольких десятилетий). В 1261 году братья отправились на Восток и добрались до самого Пекина, столицы Кублай-хана.

В 1269 году они вернулись с посланием к папе Клементу IV от Кублая, который просил прислать сотню миссионеров на Восток, чтобы обратить народ Китая в христианскую веру. К несчастью, Клемент умер за год до того, и на избрание нового папы ушло три года, а за это время энтузиазм Кублая угас.

В 1271 году братья передали послание новому папе, Григорию X, а затем отправились в еще одно путешествие на Восток, на этот раз взяв с собой Марко, семнадцатилетнего сына Николо. Только два миссионера проявили готовность сопровождать их, да и они оставались с ними недолго. В 1275 году они снова прибыли в Пекин, без представителей религии.

Братья Поло остались там почти на двадцать лет и весьма преуспели. Марко, в частности, научился говорить на монгольском языке и проявил такие способности, что Кублай-хан доверял ему миссии в различных частях своих владений. У Марко была возможность изучить те части Азии, которых никогда не видел ни один европеец, и куда бы он ни ехал, он подробно писал о тех местах.

В конце концов Поло начали мечтать о возвращении. Кублай старел, и после его смерти его преемник мог оказаться менее благосклонным к европейцам. Но уехать было сложно. К счастью, появился предлог, когда Поло получили разрешение сопровождать монгольскую принцессу в Персию. Они отправились в Персию морем, миновали побережья Китая и Индии и выполнили свою задачу. В пути они услышали, что Кублай действительно умер, поэтому просто поехали дальше. В 1296 году они вернулись в Италию.

В те годы Венеция часто воевала с Генуей, еще одним торговым городом Италии. Во время морского сражения между этими городами, в 1298 году, Марко Поло, воевавший за родную Венецию, был взят в плен генуэзцами и провел несколько месяцев в тюрьме.

Эти месяцы в заключении он посвятил написанию книги о своей многолетней жизни в далекой Азии. Его книга «Путешествия Марко Поло» приобрела большую популярность, как всегда бывает с хорошо написанными рассказами о путешествиях, но не все соотечественники-европейцы поверили его рассказам. Они не приняли описание Марко размеров Азии, ее богатств, ее передовых достижений. Они в насмешку прозвали его «Марко-Мил-лионы», потому что вся его статистика, касающаяся Азии, выражалась в миллионах.

И все-таки книга Марко отличалась от других историй о путешествиях, написанных в Средние века, тем, что была необыкновенно точной. Это было настоящее описание, как обнаружили европейцы в более поздние века, когда лучше узнали Азию[7].

Верили европейцы в рассказы Марко Поло или нет, они еще больше укрепились в популярном представлении об Азии как о сказочно богатой земле. Ему удалось еще больше подогреть интерес европейцев к блистательному Востоку.

Глава 2 ПО МОРЮ К ИНДИЯМ

Многие века между Европой и Дальним Востоком тонким ручейком шла торговля. Шелк, например, еще раньше проник на Запад, как и пряности. Однако всегда товары перевозились через много стран, и каждая хотела получить собственную прибыль.

Какое-то время, в эпоху монголов, казалось, что торговля по суше между странами Атлантического и Тихого океанов будет вестись напрямую, будет расти и процветать. Легко было представить себе, что за братьями Поло последуют и другие.

Однако к 1368 году, менее чем через полвека после смерти Марко Поло, монголов выгнали из Китая. Вместо них к власти пришла местная династия, и она ясно дала понять, что иностранцев больше не будут принимать в их стране. Примерно в это же время Тамерлан, потомок Чингисхана, начал свою карьеру завоевателя и получил власть над всей Западной Азией. Его царство вклинилось между Европой и Дальним Востоком, и он также не приветствовал иностранцев.

Дальний Восток, на одно дразнящее мгновение открывшийся взорам европейцев, снова был закрыт для них, и путь в Индии[8] но суше остался закрытым и так никогда снова и не открылся. Никогда правители Западной Европы и правители Восточной Азии снова так не сближались и не были так свободны от посредников, как в эпоху монголов.

Но это по суше. А что насчет моря? Марко Поло совершил путешествие по морю, во время которого он плыл мимо берегов Китая и Индии. Не существует ли способа добраться до этих берегов по морю из Европы?

Лучше всего европейцы знали Средиземное море. Оно вело на Восток, но не имело выхода на восточном конце. Если отправиться к юго-восточному углу Средиземного моря и пересечь Синайский полуостров, можно было выйти в Красное море, а оттуда легко добраться по воде до Индий. Но беда в том, что Синайский полуостров и, фактически, все южное и восточное побережье Средиземного моря контролировали мусульмане. Между этими мусульманами и христианами Западной Европы не было ничего, кроме вражды, и было мало шансов проложить безопасный маршрут из Европы на Дальний Восток, если такой маршрут должен был проходить по территории мусульман.

В таком случае была ли хоть малейшая возможность совсем не заходить в Средиземное море? Предположим, корабли выйдут в Атлантику, поплывут на юг, потом повернут на восток. Они могут обогнуть Африку и полностью обойти мусульманский мир в путешествии на Дальний Восток.

Та часть Европы, которая одновременно является самой западной и самой южной и поэтому самой удобной, если мы хотим обогнуть Африку, — это Иберийский полуостров. В VIII веке этот полуостров захватили мусульмане-мавры из Северной Африки, но в северных горах сохранились христианские княжества; долгая контратака началась почти сразу. К началу XIV века большая часть полуострова была отвоевана, и власть мусульман ограничивалась королевством Гранада на дальнем юге.

Христианская часть полуострова никогда не объединялась, а состояла из отдельных королевств, каждое из которых ревниво цеплялось за свою независимость, и они часто воевали друг с другом.

Самая восточная часть Иберийского полуострова была занята Арагонским королевством. Оно занимало все средиземноморское побережье и смотрело на Восток — а не на Атлантику — в своем стремлении к экспансии. Оно превратило себя в средиземноморское государство и к 1300 году владело большими районами в Италии и многими островами между ним и Италией.

Центральную часть полуострова занимало королевство Кастилия. Его пределы вмещали более половины полуострова, и оно выходило на берег как Средиземного моря, так и Атлантики. Однако на юге находилась Гранада, и у Кастилии отнимали много сил непрерывные сражения с мусульманами.

Королевство, занимающее самую западную часть Иберийского полуострова, возникло в 1095 году. В то время регион вдоль устья реки Дору был отдан Генриху Бургундскому, рыцарю-авантюристу из Франции. Этот регион называли во времена римлян «Кале», а город в устье Дору назвался «Порту Кале». Название города сократилось до «Опорто», а название района изменилось в другую сторону и превратилось в «Португалию». Постепенно правители, ведущие род от Генриха Бургундского, расширили свои владения на юг за счет мавров. К 1249 году португальцы захватили всю полосу атлантического побережья к югу от их первоначальных владений, и Португалия (так стали называть всю страну) достигла сегодняшних границ[9].

После 1249 года у границ Португалии, как и у Арагона, уже не было врагов-мусульман. Как и Арагон, она имела выход к морю, но не к Средиземному. У Португалии есть только Атлантическое побережье, и из самой южной ее части смутно виднеется в тумане Африка.

Португалия по суше граничила со значительно более крупной Кастилией, и это, конечно, было опасно. Кастилия уже поглотила два меньших королевства, Леон и Наварру, и Португалию могла постигнуть та же участь.

Эта опасность возросла после смерти Фердинанда I Португальского в 1383 году. Фердинанд был последним потомком мужского пола Генриха Бургундского, и он не оставил сыновей. Его единственная дочь, Беатрис, вышла замуж за Хуана I Кастильского. Естественно, Хуан заявил, что теперь Португалия перешла под правление Беатрис и что их сын, Энрике, будет править обеими странами после смерти родителей.

Португальцы не хотели об этом слышать. У покойного Фердинанда I был брат, которого также звали Хуан[10], единственным недостатком которого было то, что он был незаконнорожденным. Португальцы решили, что пусть ими лучше правит незаконный сын португальского короля, чем законный сын кастильского. Незаконнорожденного Хуана провозгласили Жуаном I Португальским, и это, конечно, означало войну между ним и Хуаном I Кастильским.

В августе 1385 года Хуан I Кастильский повел свою армию на Португалию, и 14 августа произошла большая битва при Алжубарроте, в девяноста километрах к северу от Лиссабона. Хуан Кастильский потерпел сокрушительное поражение; его армия была разбита и рассеяна; а он сам едва спасся.

Одной из причин победы была помощь, присланная Португалии Англией. Англия тогда вела войну с Францией, и поскольку Кастилия была союзницей Франции, Англия была готова помогать врагам Кастилии.

Действительно, в 1386 году была послана английская экспедиция для вторжения в Кастилию. Ею командовал Джон Гонт, герцог Ланкастер. Он был дядей Ричарда II, тогдашнего короля Англии, и сыном предыдущего короля Англии, Эдуарда III. Экспедиция закончилась полным провалом, но перед возвращением домой Джон Гонт устроил брак своей дочери, Филиппы, с Жуаном I Португальским.

От своей английской жены Жуан I имел четырех сыновей и дочь. Старшего сына назвали Эдуардом (по-португальски Дуарте) в честь его английского деда, и он правил Португалией после смерти Жуана I. Третий сын Жуана, родившийся в 1394 году, получил имя Энрике, и он вошел в историю под именем «Генрих Мореплаватель».

Победа Португалии над Кастилией вызвала огромный духовный подъем, и она стремилась к новым победам и триумфам. После победы над Кастилией ближайшим местом, где португальцы могли найти врага, была Африка, лежащая по другую сторону узкого пролива, отделявшего этот континент от Иберийского полуострова.

Был собран флот. Целью первого похода за море была Сеута, город на северной оконечности нынешнего Марокко. Жуан и его сыновья сопровождали флот, и 24 августа 1415 года Сеуту взяли штурмом. Принц Энрике особенно отличился, и его штандарт первым поднялся над городской стеной.

Во время экспедиции против Сеуты принц Энрике увлекся Африкой; она полностью завладела его помыслами. С тех пор в течение сорока пяти лет, до самой своей смерти в 1460 году, он стремился лишь к одной цели: исследовать африканское побережье, обогнуть континент и освоить морской путь в Индии.

В 1420 году, после возвращения из второй экспедиции в Сеуту, организованной для того, чтобы помочь португальскому гарнизону выдержать осаду, он основал центр мореплавания в Сагресе, на самой юго-западной оконечности Португалии. Он стал гаванью мореплавателей, местом, где строили корабли по новым проектам; где изобретали и испытывали новые приборы для навигации; где нанимали и тренировали экипажи кораблей; и где тщательно оснащали экспедиции.

Год за годом принц Энрике посылал корабли в плавание вдоль Атлантического побережья Африки, каждый из которых пытался забраться дальше, чем кто-либо до него. Это было нечто вроде мыса Кеннеди XV века: африканский проект того времени был таким же смелым и интересным, как и лунный проект нашего времени.

Первые плоды усилий Энрике начал пожинать еще до того, как основал свой центр в Сагресе, так как в 1418 году португальский мореплаватель Жуан Гонсалвиш Зарку открыл маленькую группу островов в 930 километрах к юго-западу от Португалии и в 640 километрах от побережья Африки. Он сделал это открытие после того, как его штормом унесло от африканского побережья. (Такие открытия под влиянием шторма делались как до, так и после Зарку.) Зарку назвал самый большой остров Мадейрой, что по-португальски «строевой лес», потому что он был покрыт густыми лесами.

Мадейру могли видеть путешественники и до него, и острова почти точно в том же месте были нанесены на итальянскую карту, датированную еще 1350 годом. Однако именно после португальского открытия Мадейра полностью вошла в сознание европейцев и осталась там. Когда Зарку приплыл к острову, он был необитаемым. Генрих Мореплаватель решил основать там колонию и приказал вырубить леса, чтобы можно было заниматься сельским хозяйством. Этот остров до сих пор принадлежит Португалии.

В 500 километрах к югу от Мадейры находится гораздо более многочисленная группа островов, всего в восьмидесяти километрах от берегов Африки. Эти острова были, по-видимому, известны римлянам, которые называли их «Канария» от латинского слова «собака», так как, по слухам, на них обитали дикие собаки. Сегодня мы называем их Канарскими островами[11].

Разные мореплаватели из разных стран исследовали эти острова до времени принца Энрике. Авантюристы, которые пытались обосноваться на островах, обращались к Кастилии за поддержкой, и к тому времени, когда принц Энрике начал свои исследования побережья Африки, Кастилия уже прочно утвердилась там. В 1425 году Энрике, опасаясь вмешательства Кастилии в его изучение побережья, послал экспедицию, чтобы завоевать его. Она потерпела неудачу, и, несмотря на повторные попытки португальцев, Канарские острова остались кастильскими.

В 1300 километрах к западу от Мадейры, в Атлантическом океане, есть еще одна группа островов, которая появилась на итальянских картах на столетие раньше. Принц Энрике, возможно, видел эти карты или слышал рассказы о них моряков, потому что в 1431 году он послал экспедицию за запад на их поиски. Гонсалво Вело Габрал, командовавший этой экспедицией, нашел острова и благодаря ястребам, которых он там увидел, назвал их «Асорес», что на португальском значит «ястребы». У нас они называются Азорскими островами.

Азорские острова, которые были необитаемыми во время открытия их португальцами, стали их колонией и остаются по сей день частью Португалии.

Достигнув Азорских островов, принц Энрике, не подозревая об этом, покрыл одну треть расстояния через Атлантику до Америки; но проникновение на запад не было его основной целью. Он хотел проплыть вокруг Африки, и все его экспедиции отправлялись на юг.

Год за годом отважные португальские мореплаватели плыли все дальше вниз вдоль побережья Африки. К 1433 году они проплыли почти 1600 километров вдоль берегов континента и в следующем десятилетии прошли еще более 1200 километров.

Потом они преодолели некий рубеж.

Вдоль всех 2800 километров побережья португальцы двигались мимо сравнительно бесплодной земли, так как они огибали западный край великой пустыни Сахары. Но в конце концов они достигли южных границ пустыни, и в 1444 году мореплаватель Нуньо Тристам добрался до устья большой реки, впадающей в море. Это была река Сенегал.

На следующий год Динис Диас прошел на 190 километров дальше и достиг Зеленого Мыса, названного так из-за его цвета, сильно отличающегося от тускло-серого цвета Сахары.

И Зеленый Мыс стал еще одним рубежом.

В течение более чем четверти века экспедиции Энрике упорно продвигались вниз вдоль африканского побережья, пройдя более 3000 километров. Но всегда во время плаваний вдоль африканского побережья они шли на юго-запад. Каждая миля уводила корабли все дальше от Востока, дальше от сокровищ Индий. К тому времени, когда корабли достигли Зеленого Мыса, они находились на 800 километров западнее Португалии.

Но оказалось, что Зеленый Мыс — это самая западная часть африканского континента. За этим мысом береговая линия идет прямо на юг, а потом все больше и больше отклоняется на юго-восток. Оттуда корабли начинали двигаться к конечной цели, а не прочь от нее.

Вдобавок само африканское побережье стало приносить пользу. Оно стало плодородным, и португальцы обнаружили на нем местное население, готовое менять золото и слоновую кость на те товары, которые могли предложить португальцы.

Местное население могло поставлять и людей. Африканские племена сражались между собой, и военнопленных обычно превращали в рабов. Вожди племен не видели ничего дурного в том, чтобы продавать этих рабов португальцам, а португальцы не видели ничего дурного в их приобретении. Аборигены были темнокожими, поэтому считались обезьяноподобными — следовательно, наполовину животными и природой предназначенными для порабощения. Более того, они были язычниками, и люди, которые их покупали, могли всегда сказать себе, что их обратят в христианство и что спасение их душ с лихвой компенсирует порабощение их тел.

Принц Энрике пытался прекратить этот трафик человеческих тел, но потерпел неудачу, и таким образом началась ужасная эра порабощения чернокожих христианскими народами. Она продолжалась четыре столетия (и Соединенные Штаты последними от этого отказались) и оставила после себя наследство, создающее проблемы для всего мира, и особенно для Соединенных Штатов, по сей день.

В 1455 году Альвизе да Када-Мосто, венецианский мореплаватель, работавший на принца Энрике, исследовал реку Гамбия, в 240 километрах к югу от Зеленого Мыса. Он также открыл острова Зеленого Мыса, группу из четырнадцати островов примерно в 380 километрах к западу от Зеленого Мыса. Эти острова с тех пор являются собственностью Португалии.

В 1460 году Педро де Синтра исследовал побережье на расстоянии примерно 1300 километров южнее Зеленого Мыса, и на всем этом расстоянии береговая линия все время отклонялась на юго-восток. Не было причин сомневаться, что берег будет и дальше тянуться в этом направлении и что корабли, спешащие вперед, будут все ближе подходить к Индиям. Генрих Мореплаватель умер 1 ноября 1460 года, должно быть, утешаясь мыслью, что проект, над которым он так долго трудился, близится к завершению.

Увы, это было не так. С точки зрения количества километров самое большое расстояние, пройденное кораблями принца Энрике, составляло всего одну пятую пути к цели, и трудности были впереди.

Сначала все выглядело не так. Недоставало энергичной личности Энрике, но коммерческий успех продолжал подталкивать Португалию вперед. К 1470 году португальцы добрались до той части берега Африки, где торговля золотом была особенно прибыльной, так что этот регион стали называть Золотым берегом, и это название продержалось почти пять веков. Более того, Африканский берег сворачивал на восток, и мореплаватели направлялись прямо к Индиям.

В большом волнении мореплаватели оставили все другие попытки, и к 1472 году Фернандо По открыл остров, теперь носящий его имя. К этому моменту мореплаватели дошли вдоль побережья Африки до точки, отстоящей почти на 3000 километров к востоку от самой западной точки Африки Зеленого Мыса. Они находились на 2000 километров дальше к востоку, чем сама Португалия. Несомненно, стоило только продолжить движение на восток, и они доберутся до Индий.

Потом было сделано удручающее открытие. У острова Фернандо По африканский берег неожиданно снова повернул на юг, на юг… на юг… И ничто не указывало на то, что он в дальнейшем повернет на восток.

Но затем, в 1481 году, на трон Португалии взошел Жуан II, правнук Жуана I и внучатый племянник Генриха Мореплавателя. Он был энергичным королем, многие считали его величайшим в истории Португалии, и он продолжил труд Генриха Мореплавателя. Он заставлял мореплавателей плыть дальше и дальше; и если берег поворачивал на юг, следовать вдоль него до той точки, где континент снова повернет, потому что был уверен, что он обязательно повернет.

В 1482 году Диогу Кан возглавил экспедицию, во время которой уплыл на 1600 километров от Фернандо По и приплыл к устью реки Конго, а потом еще прошел 965 километров. К 1486 году он достиг той области Африки, которую теперь называют Анголой, большой части Юго-Западной Африки, и сегодня являющейся колонией Португалии.

Но берег по-прежнему отклонялся на юг, все время на юг.

Жуан II не сдавался. В 1487 году он организовал экспедицию, которой предстояло добраться до Индий через Средиземное и Красное моря. Возможно, этот торговый маршрут был практически не осуществим, но информация, полученная таким путем, могла оказаться ценной.

Под командованием Педру да Ковильяна португальцы прошли через Каир, потом отправились к другому концу Красного моря, у Адена. Там Ковильян сел на корабль, который доставил его в Индию. Затем он приплыл обратно к восточному берегу Африки, который исследовал до самого устья реки Замбези на юге. (Район юго-восточного побережья Африки, окружающий реку Замбези, теперь называется Мозамбик и до сих пор принадлежит Португалии.)

Ковильян поселился в Эфиопии, но отослал домой полный отчет. Расчеты утверждали, что африканский континент не мог иметь больше 2400 километров в ширину в тех южных точках, до которых добрались Кан и Ковильян. Континент имел почти 6500 километров в поперечнике у северного конца, так что он, по-видимому, сходит на нет. Вероятно, еще один хороший рывок, и цель будет достигнута.

Этот рывок уже осуществлялся, потому что в тот год, когда отплыл Ковильян, было предпринято еще одно морское путешествие. Бартоломеу Диаш отплыл из Лиссабона, имея под своим командованием два корабля, в августе 1487 года. Он плыл вдоль берега Африки до тех пор, пока не миновал все пределы, до которых добирались остальные мореплаватели, рискнувшие плыть на юг до него.

Он проплыл на 644 километра дальше, чем Кан, и прибыл в то место, которое теперь называют Диаш-Пойнт. Там его настиг страшный шторм и погнал еще дальше на юг. Он не мог причалить к берегу. Ему пришлось плыть туда, куда гнал его ветер, и он считал, что ему повезло, что он вообще остался на плаву.

Когда разразился шторм, Диаш оказался в открытом море и земли нигде не было видно. Предполагая, что африканский берег лежит где-то на востоке, он поплыл на восток и ничего не нашел. Затем он повернул на север, чтобы пройти обратно по тому маршруту, по которому его гнал шторм, и 3 февраля 1488 года наткнулся на землю недалеко от того места, которое теперь называется Моссел Бай. К его изумлению, африканский берег (если предположить, что это был он) тянулся на восток и на запад. В каком-то месте южная тенденция закончилась, и побережье, должно быть, повернуло на восток, а он пропустил точку поворота во время шторма. Он двинулся на восток вдоль берега и, пройдя 400 километров, добрался до реки Грейт-Фиш (как мы ее сейчас называем), и там берег определенно имел направление на северо-восток. Он был убежден, что наконец достиг восточных берегов Африки, и ему казалось, что осталось только плыть на север и на восток, чтобы достичь Индии.

Диаш был совершенно прав, но его команда устала и бунтовала. Они забрались дальше, чем кто-либо до них (если не считать легендарного путешествия финикийцев за 2000 лет до того), и они явно миновали южную оконечность континента. Этого достаточно. Они хотели вернуться домой, и Диашу пришлось уступить.

Они шли на запад вдоль берега, и в конце концов Диаш достиг конца линии восток — запад и нашел то место, где береговая линия, довольно внезапно, приобретала направление север — юг. Это была та точка, которую он пропустил во время шторма, и поэтому он назвал ее Мыс Бурь.

Но когда он вернулся и представил свой отчет, Жуан II отказался утвердить это название. Поворот в этой точке давал ему последнюю надежду достигнуть Индии по морю, и он назвал ее Мысом Доброй Надежды, это имя мыс носит до сих пор.

Жуан II был в этом прав, но, как ни трагично, он не дожил до последнего успеха своего великого проекта, а раньше проекта Генриха. В 1497 году португальский мореплаватель Васко да Гама совершил плавание вокруг Африки и доплыл до Индии.

Это путешествие позволило обойти мусульманский мир. Португалия продолжала строить великую колониальную империю в Африке и на Дальнем Востоке; другие народы последовали ее примеру; и Европа становилась богатой и могучей, заселяла континенты, ранее неизведанные, и подчиняла себе древние народы, которые не могли конкурировать с новым динамизмом Европы. Португалия положила начало владычеству европейцев над всем миром, которое продолжалось четыре с половиной столетия и закончилось только в наше время.

Но последствия путешествия да Гамы не являются предметом нашего непосредственного интереса в этой книге. Исследования португальцами берегов Африки интересует нас только потому, что они вызвали устремление на запад через Атлантический океан.

В конце концов, к 1480-м годам, накануне решающего открытия Диашем южной оконечности Африки, Португалия уже более шестидесяти лет пыталась проложить путь вокруг Африки, но безуспешно. Даже если она преуспеет на этот раз, разве этот маршрут не чудовищно длинный и трудный? Нет ли более простой и прямой альтернативы?

Важно помнить: во что бы ни верили необразованные люди того времени, все образованные европейцы и, разумеется, все опытные мореплаватели были твердо убеждены, что Земля — это шар. Это понимали еще во времена римлян, и никто из образованных людей не сомневался, что если достаточно далеко уплыть на запад из Европы, то доберешься до Индий.

Единственное, что вызывало споры, — насколько далеко это «достаточно далеко»?

Если прав Эратосфен и окружность Земли составляет 40 234 километра, то кораблям придется проплыть на запад по крайней мере 25 750 километров по окружности, но кто рискнет это сделать?

Кроме того, португальцы негласно послали несколько экспедиций недалеко на запад, на разведку, чтобы проверить, что получится, и ветер неизменно дул им навстречу, так как в зонах умеренного климата ветра дуют с запада на восток.

Поэтому португальцы предпочитали африканский маршрут, хотя он был длинным и трудным. На нем, по крайней мере, можно было держаться у берега на каждом дюйме пути; можно было найти гавань во время шторма; и более того, можно было добыть золото, слоновую кость, пряности и рабов.

Но были люди, которые все равно мечтали о западном маршруте, и самым значительным из них был Христофор Колумб.

Колумб, сын ткача шерсти, родился в Генуе, в Италии, около 1451 года, но есть некоторые сомнения относительно того, можно ли его считать итальянцем по происхождению. Он представляется чистым ибером по культурной принадлежности, он говорил и писал только по-испански еще до того, как приехал на полуостров. Есть мнение, что он родом из испанско-еврейской семьи, осевшей в Генуе за некоторое время до его рождения, которая приняла христианство. Сам Колумб был, конечно, правоверным католиком.

Колумб вышел в море еще подростком, по его собственным словам, и в 1476 году принял участие в морском сражении у берегов Португалии. Он сражался на стороне португальцев, и когда его корабль загорелся, ему удалось доплыть до берега. Случилось так, что он вышел на сушу неподалеку от того места, где находился центр мореплавания принца Энрике.

Однако он не нуждался в этом совпадении, чтобы начать мечтать об Индиях. Он думал об этом уже несколько лет, и, по его мнению, именно маршрут на запад должен был принести успех. Он проконсультировался с известным итальянским географом того времени, Паоло Тосканелли, который прислал ему карту, представляющую его собственные теории. По Тосканелли, Земля имела в окружности всего чуть больше 28 000 километров, и от Азорских островов до островов у восточного побережья Азии (Тосканелли принял завышенную оценку Марко Поло о протяженности Азии в восточном направлении) могло быть чуть больше 4800 километров открытого океана.

Рассказывают историю (не всеми принятую), что Колумб еще юношей посетил Исландию. Если это так, он мог просто слышать рассказы о путешествиях скандинавов за пять веков до этого, смутные легенды о Винланде на западе. Более правдоподобно то, что он какое-то время жил на Мадейре, около 1479 или 1480 года, и там слышал рассказы о больших кусках дерева и других материалов, дрейфующих на восток через океан, что указывало на существование суши где-то на западе, и возможно, не слишком далеко на западе. И конечно, он жадно читал отчеты о путешествиях португальцев вдоль побережья Африки, и он читал и перечитывал записки о путешествиях Марко Поло.

К 1483 году Колумб уже обращался к Жуану II Португальскому с просьбой о кораблях, людях и деньгах, чтобы совершить путешествие на запад в поисках Индий. Жуан II, отважный и дальновидный человек, поддался соблазну. Но тогда это означало бы вложение больших денег, а путешествие обещало быть рискованным, очень рискованным. Собственные мореплаватели Жуана уверяли его, что это безрассудный план, и Жуан колебался. Однако он не отказывал окончательно, до тех пор, пока в 1488 году в Лиссабон не пришло известие об открытии Бартоломью Диаша. Когда был пройден Мыс Доброй Надежды, Жуан II пришел в восторг, поверил, что Индии уже у него в кармане, и выбросил из головы все мысли о путешествиях на запад.

Но Колумб не отказался от своей мечты. Если Португалия отказалась ему помочь, есть и другие морские державы, которые могут это сделать. Действительно, прямо у границ Португалии лежала новая страна, которая могла загореться желанием перещеголять Португалию.

Эта страна, граничащая с Португалией, называлась Кастилией, но Кастилия исчезала с карты. Это случилось так. В 1469 году Изабелла, сводная сестра Энрике IV Кастильского, вышла замуж за Фернана, сына Хуана II Арагонского. Это был брак по любви, и совершенно счастливый.

В 1474 году Энрике IV Кастильский умер, не оставив сыновей, но он оставил дочь, которая вышла замуж за Алонсо V Португальского (отца будущего Жуана II). Кастилии пришлось выбирать между двумя принцессами, каждая из которых была замужем за иностранным королем. В конце концов они выбрали Изабеллу; и она стала королевой Кастилии под именем Изабеллы I.

Потом, в 1479 году, умер Хуан II Арагонский, и его сын стал Фернаном II Арагонским. Вместе Фернан и Изабелла были королем и королевой двух стран — Кастилии и Арагона. В то время это выглядело как просто союз монархов, а сами государства оставались раздельными. Однако с тех самых пор эти два государства оставались под властью объединенного правительства, так что после воцарения Фернана и Изабеллы мы не говорим отдельно о Кастилии и Арагоне, а только об Испании.

С образованием Испании весь Иберийский полуостров, за исключением Португалии и королевства мавров Гранады, управлялся общим правительством. Испанию, выросшую таким образом, имеющую в своем распоряжении богатства двух королевств, просто распирало от амбиций, и она искала пространства для будущей экспансии.

Очевидной жертвой была Гранада, и в 1481 году Гранада оказала Испании услугу, начав войну. В течение одиннадцати лет Фернан и Изабелла вели трудную кампанию в южных горах. Гранада, ослабленная внутренними распрями, постепенно теряла почву под ногами. В апреле 1491 года столица Гранады подверглась осаде и 2 января 1492 года пала. Последняя частица владений мавров в Испании исчезла, почти через восемь веков после того, как мавры вступили на полуостров[12].

Когда Гранада была уничтожена, всю Испанию охватило настроение победы и триумфа. Естественно, что Фернан и Изабелла должны были стремиться к дальнейшим великим свершениям. В конце концов, пока Испания была занята внутренними делами и войной с Гранадой, соседнее королевство Португалия, гораздо меньшее, чем Испания, потрясало мир своими африканскими триумфами, открывала и присоединяла новые земли. Могла ли Испания ничего не противопоставить этому?

Колумб стремился воспользоваться этим новым настроением в Испании, этим духом соревнования. Он поехал в Испанию еще в 1484 году и там пустил в ход новый аргумент. Хотя бы из-за того, что португальцы захватили африканский маршрут, Испании желательно найти какую-то альтернативу. Путь на запад был не только более практичным, чем африканский маршрут (сказал Колумб), он даст Испании способ попасть в Индии, не конкурируя с Португалией.

Многие испанцы выслушали Колумба и заинтересовались его аргументами. Они ходатайствовали за него перед Фернаном и Изабеллой и в 1486 году устроили для Колумба прием у правителей. Колумб произвел большое впечатление, рассказывая о своем деле, и Изабеллу в особенности привлекла эта идея. И все же королевская чета не могла не понимать, что его проект рискованный; что вложенные деньги можно потерять; и что каждый песо, который они могли собрать, был нужен для войны против Гранады.

Поэтому Фернан и Изабелла тянули время, как обычно делают правители; они создали комиссию для изучения предложений Колумба. В конце концов решение комиссии было отрицательным.

Колумб преследовал монархов около четырех лет, пробивая свой замысел. Ему удалось привлечь достаточно сторонников своих взглядов, которые поддерживали его боевой дух и оказывали мощную поддержку, подогревая интерес Фернана и Изабеллы.

В конце концов испанских монархов оттолкнула не столько идея самого путешествия, сколько требования титулов и процентов от прибыли самого Колумба. Колумб (большой упрямец) не хотел снизить свои требования, и Фернан (большой скупец) продолжал отрицательно качать головой. Фернан вел осаду Гранады, и далекие Индии в тот момент мало его интересовали.

Наконец, в 1492 году, Колумб сдался. Ему просто пришлось искать другую страну, и он уехал во Францию.

Однако как только он уехал, Фернан передумал. Война закончилась, Гранада пала, Испания купалась в лучах славы. Возможно, действительно настало время для еще одного великого предприятия. Люди, поддерживающие Колумба, продолжали настаивать, и монархи наконец капитулировали. Вдогонку за несговорчивым и требовательным мечтателем отправили гонцов, и Колумб уже почти от границы повернул назад.

Требования Колумба приняли все, но финансовое обеспечение было не самое щедрое. Ему дали три небольших корабля, довольно потрепанные, общей грузоподъемностью всего 190 тонн. Его команда состояла главным образом из людей, выпущенных из тюрем с условием, что они отправятся в это путешествие. Возможно, они были рады обрести свободу, но это не означало, что они горели желанием плыть на неизведанный запад. Общую стоимость экспедиции оценили в сумму от 16 000 до 75 000 долларов, немного даже для того времени.

И все же, возможно, нам не следует с презрением смотреть на королевскую чету. Дело было рискованное, и немногие всерьез верили в то, что когда-либо снова увидят Колумба, его корабли и команду. Это было долговременное вложение денег; но Изабелла, как говорили, все равно проявила такой энтузиазм, что обещала, если потребуется, заложить свои драгоценности, чтобы обеспечить Колумба деньгами. (Но ей не пришлось этого делать; деньги собрали другими способами.)

3 августа 1492 года Колумб с командой девяносто человек на трех кораблях покинул Палое, порт на юге Испании, всего в сорока восьми километрах к востоку от границы с Португалией.

Те, кто смотрел, как корабли исчезают за юго-западным горизонтом, наверное, не осознавали, что стали свидетелями начала величайшего морского путешествия всех времен. Вероятно, Колумб, несмотря на весь свой запал, и сам это не вполне осознавал. Тем не менее в результате только что начавшегося путешествия Европа навсегда вылупилась из своей скорлупы.

Это путешествие открыло новые горизонты, новый мир, новую Землю в сознании Европы, дало новый кругозор, новые надежды, новые деяния. После этого путешествия европейские корабли сделали своим домом весь океан, а европейцы обследовали каждый континент и почти каждый остров.

В результате многие историки в поисках какой-нибудь даты, которой удобно было бы воспользоваться, чтобы отделить Средние века от современности, выбрали 1492 год. Путешествие Колумба, начавшееся 3 августа этого года, стало для них символом одного из великих поворотных моментов в истории человечества.

Колумб плыл к Канарским островам, единственным островам в Атлантике, которые принадлежали Испании, и 6 сентября 1492 года стартовал в неизвестность. С его стороны это был мудрый шаг, так как он уже проплыл достаточно далеко на юг и мог воспользоваться пассатами, несущими корабли на запад. (Португальским мореплавателям, которые пытались плыть на запад на более северной широте Азорских островов, преобладающие западные ветры дули в лицо.)

Семь недель корабли Колумба упорно двигались на запад. Это было на удивление благополучное плавание, самое благополучное из всех известных. Ни разу за все эти недели не было шторма, что было очень кстати, так как три блокшива Колумба, весьма вероятно, затонули бы во время настоящего шторма.

Тем не менее все семь недель они видели только морскую гладь, без каких-либо признаков даже самого маленького острова. Пройденных миль было гораздо больше, чем ожидал Колумб; и хотя он вел фальшивый судовой журнал, внося туда меньшее расстояние, чем в действительности, команда все больше нервничала и бунтовала. Только несгибаемая воля Колумба заставляла корабли идти вперед.

Наконец, 12 октября 1492 года, они увидели землю. Конечно, это не были Индии. Это был даже не Американский континент. Это был просто маленький остров, но этот остров лежал на расстоянии более трех тысяч километров к западу от Азорских островов. Ни один европеец (не считая забытых плаваний финикийцев и скандинавов) никогда не забирался так далеко на запад.

Остров оказался обитаемым, и поэтому Колумб, твердо убежденный, что он достиг Индий, назвал его жителей индейцами. Это гротескное неверное название сохранилось и по сей день[13].

Индейское название острова, на котором высадился Колумб, было Гуанахани, по крайней мере, так испанцы произносили и писали индейское название. Колумб, однако, сразу же стал придерживаться европейской точки зрения о том, что необязательно учитывать права неевропейцев. Он хладнокровно завладел островом от имени Испании и назвал его Сан-Сальвадором («Святым Сальвадором»).

Это название вскоре перестали использовать, и, как это ни удивительно, забыли даже о существовании этого острова. Никто не знает точно, на какой именно клочок земли впервые ступил Колумб. Однако Сан-Сальвадор в наши дни обычно отождествляют с островом Уотлинга, названным в честь английского пирата Джона Уотлинга.

Этот остров входит в состав Багамских островов и лежит к востоку от этой группы островов, поэтому резонно предположить, что именно на него впервые высадился Колумб.

Опять-таки из-за уверенности Колумба, что острова, открытые им, являются частью Индий, острова у побережья Америки называются Вест-Индскими и по сей день. Острова у юго-восточного берега Азии, которые гораздо больше заслуживают это название, пришлось назвать Ост-Индскими, и они образуют современную страну Индонезию.

Колумб поспешил дальше на поиски лучших образцов богатых Индий (так как Сан-Сальвадор был всего в три раза крупнее острова Манхэттен и на нем не было никаких признаков принадлежности к роскошному Востоку). В поисках золотых земель он 28 октября наткнулся на Кубу. Следуя вдоль ее северного побережья, он сразу же увидел, что это кусок суши довольно больших размеров, и решил, что она может быть той самой «Зипангу», о которой писал Марко Поло (эту землю мы теперь называем Японией). К востоку от нее 6 декабря он нашел еще один остров, который назвал Эспаньола (Испанский остров), теперь он занят государствами Гаити и Доминиканская республика.

У берегов Эспаньолы его самый большой корабль, «Санта Мария», потерпел крушение. Он использовал дерево этого судна для постройки форта на острове, где оставил тридцать девять добровольцев. Это была первая попытка поселиться на новых землях на западе. Затем, 3 января 1493 года, Колумб повернул два оставшихся корабля на восток и поплыл домой.

Он достиг берегов родного континента 4 марта недалеко от Лиссабона. Вошел в лиссабонскую гавань вместе с индейцами, которых взял с собой (они служили живым доказательством того, что он действительно добрался до новых земель), и был принят явно огорченным, но благородным Жуаном II, который воздал ему все должные почести.

Затем Колумб отправился в Испанию и вернулся в Палое 13 марта 1493 года, через восемь месяцев после отплытия. Неожиданно он стал самым знаменитым человеком на свете и вызывал восхищение публики, почти как Линдберг в свое время в будущем и по той же причине: он совершил подвиг, который мало кто считал возможным, и совершил его с блеском. Его шумно приветствовали в Севилье, и в честь него устроили бы торжественный парад, если бы в то время таковое было возможно. К концу апреля Фернан и Изабелла приняли его в Барселоне и относились к нему так, словно он сам был королем.

Сразу же запланировали второе путешествие, и на этот раз он не испытывал никаких трудностей с людьми и деньгами. 25 сентября 1493 года флот из семнадцати судов, имея на борту 1500 человек, покинул Испанию. Второе путешествие снова привело Колумба в Вест-Индию, где он открыл Пуэрто-Рико («богатую гавань») в ноябре 1493 года. Это был первый точно установленный случай, когда европейцы ступили ногой на землю, над которой теперь развевается знамя Соединенных Штатов.

Затем Колумб навестил Эспаньолу, 24 апреля 1494 года, и увидел, что форт, построенный им год назад, разрушен, а люди, которые в нем остались, исчезли; предположительно, их убили индейцы. Был построен более крепкий форт, и Эспаньола стала первой частицей западных земель, постоянно населенной людьми европейского происхождения. Более того, судьба первого форта Колумба позже послужила оправданием для жестокого обращения с индейцами. Это был прецедент, который использовали всюду; ибо любая попытка индейцев защитить собственные земли от вторжения считалась ужасающим поведением, которое заслуживало самого сурового отмщения.

Пока что, во время двух путешествий Колумба, были открыты только острова. Он еще не коснулся берегов континента. Он исправил это положение во время третьего путешествия, отплыв из Испании 30 мая 1498 года. В него было вложено значительно меньше средств, чем во второе. На этот раз он проник дальше на юг и открыл остров Тринидад («Троица»). Он действительно видел берег континента, лежащий близко к югу от Тринидада, который, однако, принял за еще один остров.

9 мая 1502 года он предпринял четвертое, и последнее, путешествие, которое снова привело его к островам. Затем он поплыл к месту, которое мы сейчас называем Центральной Америкой, узкому перешейку, соединяющему северный и южный континенты, и поплыл вдоль его берегов. Он вернулся в Испанию 7 ноября 1504 года, после того как больше года провел на острове Ямайка.

До самой своей смерти (20 мая 1506 года) Колумб был уверен, что плавал на запад к Индиям.

Что касается португальцев, они оправились от огорчения, которое, должно быть, почувствовали после возвращения Колумба из первого путешествия. В конце концов, к 1497 году, Васко да Гама доплыл до Индии, настоящей Индии, и Португалия стала почти империей в Африке и Азии. В отличие от них испанцы приобрели лишь несколько далеких, варварских островов, и хотя они называли их Индиями, они не привезли никаких образцов богатств Дальнего Востока.

Фактически Португалия даже получила долю в западном мире. 9 марта 1500 года португальский мореплаватель Педру Алвариш Кабрал отплыл в Индию. Ему пришло в голову, что если он обогнет Африку по более широкой дуге, чем обычно, он дольше будет пользоваться пассатами. Хотя он пройдет большее расстояние, но потратит меньше времени.

Он плыл по такой широкой дуге, что 22 апреля дошел до восточного выступа Южной Америки. Он не ожидал, что континент тянется так далеко на запад, и предположил, что видит остров, возможно даже, легендарный Ги-Бразил. Во всяком случае, регион, образующий восточный выступ континента, называется Бразилией по сей день; и он оставался под властью Португалии более трех столетий.

В результате путешествий Колумба, Кабрала и других вслед за ними, вся область западного мира к югу от Рио-Гранде (за незначительными исключениями) говорит либо по-испански, либо по-португальски. Поскольку испанский и португальский языки относятся к группе романских, или латинских, языков, то область к югу от Рио-Гранде до сих пор называется Латинской Америкой.

Но откуда взялось название Америка? Оно появилось от имени итальянского мореплавателя Америго Веспуччи. В латинизированной форме его имя пишется «Америкус Веспучиус».

Веспуччи родился в один год с Колумбом и находился в Испании, когда Колумб вернулся из своего первого путешествия. Он принимал участие в подготовке второго и третьего путешествий. С 1497 года он и сам отправлялся в путешествия на запад и, по-видимому, исследовал побережье Южной Америки сначала на службе у Испании, а затем Португалии.

Его путешествия не имели такого значения, как путешествия Колумба, но, в то время как Колумб настаивал на том, что западные земли являются частью Индий, Веспуччи считал иначе. В 1504 году Веспуччи утверждал: то, что существует на западе, это новый и пока неизвестный континент, «новый свет», как он его называл. Более того, принимая окружность Земли равной 45 000 километров, он первым утверждал, что существует два океана между Европой и Азией; один — знакомый Атлантический, и другой — неизвестное море к западу от «нового света».

Взгляды Веспуччи разделил в 1507 году немецкий географ Мартин Вальдземюллер. Вальдземюллер опубликовал карту, на которой новый континент существовал сам по себе, а не как часть Европы, Африки или Азии. Он предложил назвать его Америкой в честь Америго Веспуччи, который хоть и не был первым, кто его открыл (Колумб тоже не был первым, в конце концов, мы теперь это знаем), но первым признал открытие тем, чем оно являлось. Он нанес это имя на свою карту.

Это название мгновенно стало популярным, и вскоре его использовали повсеместно. Сначала его применяли исключительно к южной части Нового Света, так как северную часть по-прежнему могли относить к Азии. (Аляска, первая часть Америки, которую открыли индейцы, была последней, которую открыли европейцы.) Однако в конце концов северную часть также признали отдельным континентом. Она стала Северной Америкой, а южная часть стала, естественно, Южной Америкой.

Глава 3 ИССЛЕДОВАНИЕ НОВОГО СВЕТА

К концу XV века и Португалия, и Испания стояли одной ногой на другом краю света. Одна обогнула Африку, а другая достигла западных земель. Каждая держава присвоила себе все населенные язычниками территории, открытые ею, и каждая основывала поселения всюду, где только могла. Каждая намеревалась получить все богатства, которые можно было достать в мире, не охваченном христианством. Неужели весь мир станет монополией иберийцев, поделенный пополам Испанией и Португалией?

Собственно говоря, так сначала и казалось. Не успел Колумб вернуться из первого плавания, как испанские монархи поняли, что могут возникнуть трения с Португалией. Поскольку жители обеих стран были ревностными католиками, Испании казалось, что самым простым выходом будет предоставить папе принятие решения. Фернан и Изабелла, возможно, считали, что могут надеяться на благоприятное для них решение, так как папой в то время был Александр VI, испанец по происхождению.

4 мая 1493 года папа провел линию от Северного полюса к Южному, в пятистах километрах к западу от островов Зеленого Мыса, или примерно по линии 38-й градус западной долготы. Все недавно открытые земли к западу от этой границы должны были принадлежать Испании; все недавно открытые земли к востоку — Португалии.

С современной точки зрения эта «демаркационная линия» довольно курьезна. Во-первых, считалось, по-видимому, что европейцы могут свободно делить мир, не учитывая неевропейские народы, которые живут в различных регионах, и что папа — хозяин Земли и имеет право ее делить.

И еще, демаркационная линия была проведена только на половине земного шара, от Северного полюса к Южному через Атлантический океан. По-видимому, папа забыл, что Земля — это шар. Испанцы могли плавать к западу от этой границы, как им полагалось, но если они проплывут достаточно далеко на запад, они могут достичь любой точки на востоке, а португальцы, если поплывут на восток, могут достичь любой точки на западе. Такое деление теряло всякий смысл.

И испанцы, и португальцы, наверное, понимали это, но согласились, так как каждая держава собиралась использовать это против другой в подходящий момент. Португалия, тем не менее, осталась недовольна папской границей, считая, что она не оставила ей достаточно пространства для путешествий вокруг Африки. Чтобы воспользоваться попутным ветром, ей могло понадобиться плыть по более широкой дуге, и она не хотела, чтобы Испания вечно указывала ей на то, что она нарушает установленные границы.

Поэтому 7 июня 1494 года эти две державы подписали договор в Тордесильясе (город в центральной части Испании, в 96 километрах к востоку от границы с Португалией). Принцип разделительной линии был сохранен, но она была отодвинута более чем на тысячу километров дальше на запад, к 46-му градусу западной долготы.

Но эти страны не знали, что новая линия проходит через восточный выступ Южной Америки (не догадывалась ли об этом Португалия, основываясь на некоторых, не слишком рекламируемых, исследованиях?). Таким образом, когда Кабрал достиг этого выступа, он оказался на португальской стороне от границы. В результате именно Португалия колонизировала Бразилию, и эта самая крупная из стран Латинской Америки говорит на португальском языке, в то время как остальные говорят на испанском.

Но если Испания и Португалия действительно считали, что могут делить между собой нехристианский мир, то они проявили большую наивность. Другие морские государства Европы не могли с этим смириться.

Возьмем, например, Англию…

В XV веке Англия пострадала во время войны с Францией, в которой Англия сначала побеждала, но в конце концов все же проиграла. Одновременно, и после этого, она еще больше страдала от потрясений гражданских войн.

Наконец, в 1485 году, во время битвы при Босворте, эти гражданские войны закончились поражением короля Ричарда III и восшествием на престол его дальнего родственника, Генриха Тюдора, который правил под именем Генриха VII.

Генрих VII был способным королем, хоть и несимпатичным, и правил твердо и расчетливо. Он обеспечил Англии период покоя, в котором она нуждалась, и наполнил ее казну (хоть и не без помощи сурового налогообложения). Он был заинтересован в том, чтобы направить энергию Англии за пределы страны, хотя бы лишь для того, чтобы заставить ее забыть о партизанских страстях гражданской войны, но не хотел для этого разорять казну. Поэтому он не желал взять очевидный курс на начало популярной, но дорогостоящей войны за границей.

А что, если обратить интерес нации на исследования новых земель? Это заняло бы мысли англичан далекими от дома событиями, и если можно было бы добраться до Индий, это принесло бы большую прибыль. В 1488 году, пока Христофор Колумб пытался убедить Фернана и Изабеллу поддержать его авантюрное путешествие на запад, брат мореплавателя, Бартоломео Колумб, находился в Англии, пытаясь продать эту идею Генриху VII.

И Колумб был не единственным человеком в Англии, одержимым такой идеей. Был еще один итальянский мореплаватель в этой стране, который при рождении получил имя Джованни Кабото, но который лучше известен под английским вариантом этого имени — Джон Кэбот.

Кэбот родился примерно в то же время, что и Колумб, и, возможно, как и Колумб, в Генуе. Однако Кэбот переехал в Венецию и стал гражданином этого города в 1476 году. Он путешествовал на мусульманский Восток и был знаком с рассказами Марко Поло. Опять-таки, как Колумб, он размышлял о возможности существования западного пути в Индии. Кэботу, однако, казалось, что искать поддержки логичнее в Англии, чем в Португалии или Испании.

Во-первых, из всех стран Европы Англия находилась на самом дальнем конце торгового пути с Востока, и поэтому ей приходилось платить самую высокую цену за пряности и другие лакомые восточные товары. Во-вторых, Кэбот считал, что восточный берег Азии тянется на северо-восток (так и есть), так что расстояние от Англии в западном направлении до Азии будет короче, чем от Испании. И к тому же в Восточной Европе ходило особенно много легенд о западных землях. Ирландцы, уэльсцы и, конечно, скандинавы, все говорили о них.

Кэбот приехал в Англию в 80-х годах XV века и обосновался в Бристоле, самом крупном порту на западном побережье страны. Там его идея путешествия на запад встретила большую поддержку у местных жителей, так как Бристоль стал бы главным портом торговли с Индиями, если бы его идея принесла плоды, и он разбогател бы. Он так же, как и Бартоломео Колумб, бомбардировал короля просьбами о поддержке.

Генрих VII колебался. Его интересовала эта идея, но не необходимость тратить на нее деньги. И пока он колебался, Колумб совершил плавание для Испании и вернулся с триумфом. Конечно, это убедило Генриха VII; но, естественно, Бартоломео Колумба уже не было рядом. Король обратился к Кэботу, дал ему право плавать под протекцией короля, править теми землями, которые он откроет (под верховным правлением английского короля), и получать ту прибыль, какую удастся, от торговли, при условии, что он будет выплачивать одну пятую короне.

2 мая 1497 года Кэбот отплыл из Бристоля на одном корабле с командой из 18 человек. Корабль обогнул Ирландию, а затем двинулся на запад. Он достиг земли 14 июня, переплыв Атлантику меньше чем за семь недель, развив большую скорость для той широты. Расстояние, которое он прошел, составляло более 3200 километров, значительно меньше, чем то, которое пришлось преодолеть Колумбу, так что Кэбот был прав в своем предположении, что путь на запад короче на севере (в милях, если не в неделях).

Где именно впервые высадился на сушу Кэбот, точно не известно, но правильнее всего считать, что это произошло у северной оконечности Ньюфаундленда. Довольно близко, фактически, от того места, где высадились скандинавы несколько столетий назад (хотя Кэбот, конечно, этого не знал). В течение следующего месяца он плавал взад и вперед вдоль восточного побережья острова, описывая только что найденную землю. С тех пор этот остров называется Ньюфаундленд («Вновь найденная земля»).

Кэбот сообщал о большом количестве рыбы возле берегов Ньюфаундленда, и очень скоро все морские страны Западной Европы стали посылать свои корабли на рыбную ловлю у его берегов. Начиная с 1500 года рыбаки высаживались на его берегах и на берегах, которые теперь называют Новая Шотландия и Мэн. Но целое столетие не делали никаких попыток основать поселения в какой-либо точке на этих довольно негостеприимных берегах.

Когда 6 августа 1497 года Кэбот вернулся в Англию со своим отчетом, Генрих VII сразу же дал ему десять фунтов и назначил пенсию двадцать фунтов в год. Это было в те дни существенно больше, чем сейчас, но даже в этом случае не могло служить примером чрезвычайной щедрости.

Как и Колумб, Кэбот был убежден, что он достиг Азии, и хотя он не заметил никаких признаков богатства Индий, он убедил Генриха позволить ему предпринять еще одну попытку. В 1498 году он отплыл во второе путешествие с пятью кораблями. На этот раз он, по-видимому, видел Гренландию (уже покинутую скандинавскими колонистами), миновал Лабрадор и плыл на юг, возможно, до самой Новой Англии.

Если мы проигнорируем открытия скандинавов, то Джон Кэбот был первым европейцем, который видел североамериканский континент, а не острова у его берегов.

Но опять он вернулся ни с чем и умер до конца того же года. На поросших лесом берегах, вдоль которых он плыл, не было ни малейших признаков роскошного Востока.

Генрих VII потерял интерес. Ничто не указывало на то, что в результате этих путешествий можно наладить выгодную торговлю, и он с готовностью переключился на другие дела. В итоге путешествия Кэбота дали Англии основания потребовать для себя столько территории Северной Америки, сколько она могла удержать, но какое-то время в том направлении ничего не предпринимали.

Сын Генриха, который правил под именем Генриха VIII, после смерти старого короля в 1509 году втянулся в религиозные распри, и Англия на большую часть столетия забыла о Новом Свете.

Тем временем Испания исследовала гораздо более гостеприимные берега дальше к югу, она двигалась во всех направлениях от первой базы, основанной Колумбом на Эспаньоле. В 1508 году Хуан Понсе де Леон, который участвовал во втором путешествии вместе с Колумбом, основал постоянную испанскую базу на Пуэрто-Рико, острове к востоку от Эспаньолы, и в 1510 году его назначили губернатором. (Второй по величине город на Пуэрто-Рико был назван Понсе в его честь.) Диего Веласкес, который также принимал участие во втором путешествии Колумба, начал захват Кубы, острова к западу от Эспаньолы, в 1511 году и основал Гавану в 1515 году.

В Пуэрто-Рико Понсе де Леон услышал о фонтане молодости (фонтане, который возвращает молодость, если прикладывать его воду снаружи и принимать внутрь) на каком-то маленьком островке, лежащем на северо-западе. Трудно поверить, что Понсе де Леон мог принять всерьез подобную вещь, но то был век чудес, и Новый Свет мог быть тем самым источником чудес. Кроме того, оставляя в стороне молодость, Понсе де Леон делал состояние в Пуэрто-Рико в качестве работорговца, и он не прочь был найти новые земли, обитателей которых можно поработить[14].

3 марта 1513 года Понсе де Леон отплыл на северо-запад из Пуэрто-Рико и И апреля, в сезон Пасхи, достиг острова, как он сначала решил. Но это оказался североамериканский материк. Пасху празднуют в Испании как праздник цветов, поэтому он называется «Паскуа Флорида» («цветущая Пасха»). В честь времени открытия и потому что новая земля выглядела зеленой и цветущей, Понсе де Леон назвал этот район Флоридой. В 1521 году возглавил вторую экспедицию во Флориду и на этот раз высадился на западном берегу. Там его ранили индейцы, которых он пытался захватить и сделать рабами. Его отвезли обратно на Кубу, и там он умер от этой раны.

И еще более важное открытие было сделано вскоре после открытия Флориды испанским путешественником Васко Нуньесом де Бальбоа. Он сначала поселился в Эспаньоле. Там он залез в долги, и ему пришлось тайком, с большими трудностями, бежать, и он высадился на южноамериканский берег возле того места, которое сейчас называется Панамским перешейком.

В 1510 году Бальбоа основал поселение на восточной стороне перешейка (не имея ни малейшего представления, что находится на перешейке, конечно). Позднее до него дошли слухи о племенах на западе, владеющих большим количеством золота. Поскольку у него опять были финансовые затруднения, он решил поискать это золото. 1 сентября 1513 года он повел отряд на запад, через перешеек, и 25 сентября преодолел последнюю гору, и перед ним раскинулось безбрежное водное пространство, по-видимому, это был океан. Он назвал его Южным морем, так как в этом месте оно лежало к югу от береговой линии.

Бальбоа был первым европейцем, который увидел океан, лежащий к западу от американских континентов, океан, существование которого предсказал Америго Веспуччи за десять лет до того. Это открытие подтвердило точку зрения Веспуччи, что земля, открытая Колумбом, не является все-таки берегом Азии и что второй океан должен лежать между ней и давно желанными богатствами Дальнего Востока.

Предположение, вытекающее из открытия Бальбоа, подтвердил португальский мореплаватель Фердинанд Магеллан. Магеллан хорошо служил Португалии в качестве мореплавателя и сражался за свою страну против марокканцев. В этой войне он был ранен в 1515 году и остался хромым на всю жизнь. Тем не менее его обвинили в сделке с марокканцами и в 1516 году лишили пенсии. Тогда, обиженный такой несправедливостью, он предложил свои услуги Испании.

Теперь на троне Испании сидел новый король, который только что стал преемником своего отца, Фернана II. Новый король Карл I[15] с интересом выслушал Магеллана, который указал ему на то, что должно было быть очевидно с самого начала: что если плыть на запад, можно в конце концов достичь востока, португальского востока, не пересекая границу, которая была установлена только в Атлантическом океане.

Карл I согласился финансировать путешествие на запад. Магеллан вышел из Испании 20 сентября 1519 года. Он добрался до восточного выступа Южной Америки и начал плавание на юг, в поисках оконечности этого континента, как когда-то португальцы искали южную оконечность Африки.

21 октября 1519 года он нашел пролив с соленой водой, который начал обследовать. Это мог быть пролив между двумя массивами суши, ведущий во второй океан, который видел Бальбоа, или это могло быть устье реки. Он ранее вошел в один залив дальше к северу, который оказался всего лишь устьем реки (реки Рио-де-ла-Плата, которая на современных картах лежит между Аргентиной и Уругваем).

Более двух недель Магеллан на ощупь прокладывал путь по этому проходу в шторм, а затем, 28 ноября, вышел в океан, и шторм стих. Магеллан плыл все дальше при хорошей погоде и поэтому назвал только что открытый океан Тихим.

Однако Тихий океан был гораздо больше, чем ожидали, и в нем не видно было никакой суши. Девяносто девять дней корабли плыли по непрерывной водной глади, и люди страдали от голода и жажды. В конце концов они достигли острова Гуам, где перевели дух, а потом поплыли на запад к островам, которые позже назвали Филиппинскими. Там 27 апреля 1521 года Магеллан погиб в стычке с аборигенами.

Тем не менее экспедиция продолжала движение на запад, и один корабль с восемнадцатью членами экипажа на борту под руководством Хуана Себастьяна Элькано в конце концов снова вернулся в Испанию 7 сентября 1522 года. Это первое кругосветное путешествие продолжалось три года. И если не учитывать потерянные жизни, то путешествие можно считать полным финансовым успехом — единственный вернувшийся корабль привез огромное количество пряностей.

Это плавание наконец-то покончило со всеми сомнениями в том, что окружность Земли равна сорока с небольшим тысячам километров, как вычислил Эратосфен за восемнадцать веков до этого, и что меньшие оценки (которые признавал Колумб) были ошибочными. Более того, это показало, что западный путь в Индии осуществим, по крайней мере если идти по «южному проходу» через пролив, который с тех пор называют Магеллановым проливом[16].

Это путешествие также доказало, довольно убедительно, необходимость продолжить демаркационную линию между Испанией и Португалией и в Восточном полушарии. 22 апреля 1529 года в испанском городе Сарагоса был подписан договор, который провел разделительную линию от Северного полюса к Южному примерно по 150-му градусу восточной долготы. Теперь Земля была действительно разделена на две части, примерно 45 процентов досталось Испании, а 55 процентов — Португалии, при условии, что другие страны будут соблюдать это деление, чего они, конечно, не делали.

Сначала думали, что Магелланов пролив проходит между двумя континентами, Северной Америкой и большим полярным участком суши. Полярная суша, Антарктика, существует, но она довольно далеко от Южной Америки. Земля к югу от Магелланова пролива оказалась островом, который назвали Терра дель Фуэго (Огненная Земля), потому что с кораблей Магеллана там видели огни.

Несмотря на то что Испания получила меньшую и менее цивилизованную часть мира, у нее не было оснований жаловаться. Хотя в целом менее цивилизованная, чем Старый Свет, Америка не совсем была лишена цивилизации даже по европейским стандартам. В 1517 году испанский солдат Франсиско Фернандес Кордоба исследовал Юкатан и нашел следы городов и богатого прошлого, цивилизации, теперь лежащей в руинах.

Там, где существовала погибшая очень богатая цивилизация, могла также существовать живая цивилизация. Когда Веласкес, губернатор Кубы, услышал об интересных развалинах на Юкатане, он поручил Эрнандо Кортесу возглавить экспедицию для изучения внутренних земель, которые потом стали называть Мексикой.

Кортес отплыл с Кубы в феврале 1519 с одиннадцатью кораблями, укомплектованными 700 солдатами. Он нашел цивилизацию ацтеков с центром в столице Теночтитлан (Мехико), в которую он вошел 18 ноября 1519 года. Ацтеки считали европейцев богами, и Кортес, воспользовавшись этим и тем, что в его распоряжении были лошади и артиллерия, которых не было у ацтеков, захватил Мексику.

В последующие годы он и другие люди изучали эту землю. Сам Кортес первым увидел полуостров, который мы сейчас называем Байа (Нижняя) Калифорния и Калифорнийский залив. Цивилизация ацтеков была уничтожена; мексиканские индейцы превращены в рабов; а Испания наконец получила то, что хотела, — золото.

Еще более поразительное завоевание совершил Франсиско Писарро, который вместе с Бальбоа участвовал в экспедиции, позволившей впервые увидеть Тихий океан. Во время исследования Южной Америки Писарро столкнулся с удивительной цивилизацией инков, центр которой находился в Перу и территория которой тянулась вдоль горной цепи Анд. Он уничтожил ее с большой жестокостью, и еще больше золота потекло в сундуки Испании.

Неоправданное уничтожение двух цивилизаций, полное разграбление их владений и порабощение их народов не удовлетворило испанцев. Там, где существовало две цивилизации, могли быть и другие, и каждый испанский искатель приключений стремился повторить подвиги Кортеса и Писарро. Все берега и большая часть внутренних областей тропический зоны Америки теперь были заблокированы, и местом поисков нового золота стала самая большая область неисследованной земли, которая до сих пор существовала, район к северу от Мексики.

Первым из тех, кто отправился искать золото на севере, был Панфило де Нарваэс. Он служил вместе с Веласкесом во время завоевания Кубы, и Веласкес послал его в Мексику, когда стало казаться, что Кортес становится слишком могущественным. Кортес нанес поражение Нарваэсу в Мексике, и тот стремился завоевать собственные лавры в другом направлении.

В 1528 году, после открытия Флориды Понсе де Леоном, он исследовал северную часть побережья Мексиканского залива к западу от этого полуострова. От нынешней Пенсаколы он отправился в глубь материка в поисках такой же цивилизации и золота, какие недавно нашли в Мексике. Но разочаровался и вынужден был вернуться обратно на побережье. Там он построил пять кораблей и попытался переплыть Мексиканский залив, но погиб во время шторма.

Часть его экспедиции, однако, под предводительством Альвара Нуньеса Кабеса де Ваки, его заместителя, пережила этот шторм и потерпела крушение на северной части побережья Мексиканского залива, в нынешнем Техасе. Кабеса де Вака попал в плен к индейцам на шесть лег, но в конце концов убежал, пешком пересек Северную Мексику и добрался обратно к Мехико-Сити в 1536 году.

После возвращения Кабеса де Вака рассказывал красочные истории о своих приключениях, описывал обширные стада буйволов и пересказывал слухи об огромных богатствах где-то на севере. Эти рассказы дошли до Эрнандо де Сото, который был заместителем Писарро во время завоевания Перу и который теперь жил в отставке в Испании. Читая о приключениях Кабеса де Ваки, де Сото захотел возглавить экспедицию на север Флориды, чтобы найти там еще одну такую золотую страну, как Перу.

Получив разрешение от Карла I, де Сото высадился на западном побережье Флориды (недалеко от нынешней Тампы) 25 мая 1539 года. Во главе отряда из 500 человек и 200 лошадей он отправился в глубь суши и прошел через леса нынешних юго-восточных штатов США.

Где-то в районе нынешней юго-западной части Алабамы он вступил в битву с индейцами, в которой он и большинство его людей были ранены. Это была первая битва индейцев с европейцами на территории нынешних Соединенных Штатов. Потом он продолжал двигаться на запад, и 18 июня 1541 года он и его люди стали первыми европейцами, которые увидели реку Миссисипи, которой он дал подходящее название Гранде («Великая»). Место, где было сделано это открытие, не известно точно, но, возможно, оно находилось в нескольких милях к югу от современного города Мемфис, штат Теннесси.

Экспедиция переправилась через реку, по-прежнему двигаясь на запад, потом повернула на юг, вступая в стычки с индейцами и неся новые потери. 21 мая 1542 года де Сото умер от лихорадки, когда экспедиция вернулась назад к Миссисипи, в точку, примерно на 370 километров южнее места первой встречи с этой рекой. Оставшиеся в живых люди построили лодки, поплыли вниз по реке и вернулись в Мексику, переплыв Мексиканский залив.

Почти одновременно другая испанская экспедиция исследовала то, что сейчас является юго-западными Соединенными Штатами. Ее возглавлял Франсисико Васкес де Коронадо. Он тоже слушал рассказы Кабеса де Ваки о богатых городах, по слухам, существующих к северу от Мексики. (Собственно говоря, это были индейские пуэбло, в которых люди жили вполне комфортабельно, но которые вовсе не были богатыми по стандартам европейцев, считающих богатством золото и серебро.)

Между 1540 и 1542 годами Коронадо и люди под его началом путешествовали по всему Техасу и юго-западу. Среди прочего, один из его лейтенантов, Гарсия Лопес де Карденас, открыл Гранд-Каньон, тянущийся вдоль нижней части реки Колорадо. (Колорадо была названа испанским словом «красная» из-за красноватого цвета скал, образующих каньон.) Сам Коронадо двигался вдоль Рио-Гранде, затем пошел на север и проник достаточно далеко, чтобы увидеть и описать травяные хижины индейцев вичита в нынешнем штате Канзас.

Так обстояли дела к середине XVI века. Испания предъявляла права на обе Америки (за исключением португальских владений в Бразилии). Более того, это была единственная европейская страна, которая систематически исследовала и оккупировала Северную Америку.

Испанцы по-прежнему смотрели на Америку главным образом как на средство обогащения, на область для исследования, а не как место, где можно строить новые дома и создавать новые страны. Много мужчин-испанцев проживало в Америке к 1560 году, но мало испанских женщин приехало вместе с ними, и было много случаев смешанных браков, положивших начало широкому спектру смешения рас, что сейчас характерно для населения Латинской Америки.

Центры власти испанцев в Северной Америке до середины XVI века существовали в Мексике и в Вест-Индии. Еще не было настоящих поселений во Флориде или к северу от Рио-Гранде, но испанское правительство не сомневалось, что так как земли к северу были открыты и изучены испанцами, то они принадлежат Испании. Более того, Испания тогда была на пике своего военного могущества и не ожидала вмешательства со стороны других европейских государств.

После того как Испания нашла в Америке золото, которого так жаждала, она обосновалась на обоих континентах, чтобы контролировать его количество. Однако другие европейские страны были этим недовольны. Они не хотели бороться за владение Америкой с сильными армиями Испании, но как насчет Индий, которые лежат за пределами Америки?

Конечно, Магеллан доказал, что юго-западный путь в Индии практически невыгоден. Южная Америка представляла собой сплошную массу земли, и морской проход через нее имелся только далеко на юге, и за этим проходом лежал невероятно большой единый океан.

Но как насчет Северной Америки? Возможно, где-то существует проход через Северную Америку, ближе к Европе, чем Магелланов пролив, за которым может оказаться не такой широкий и усеянный островами Тихий океан. Короче, если юго-западный проход Магеллана не приносит практической выгоды, северо-западный проход может оказаться именно тем, что нужно. Другие страны могли бы лучше конкурировать с Испанией, если бы нашли такой проход.

Например, Франция. Король Франции Франциск I, который взошел на трон в 1515 году, вел жестокую войну с Карлом I, королем Испании, и очень хотел внедриться (если это можно сделать без риска) в испанские владения на западе. Поэтому он послал экспедицию на запад под командованием Джованни да Веррацано, итальянского мореплавателя[17], с указанием поискать северо-западный проход.

В январе 1524 года Веррацано отплыл на запад и 1 марта высадился на восточном побережье североамериканского континента, у мыса Страха (в нынешней Северной Калифорнии). Не было смысла следовать вдоль берега на юг, так как в том направлении жили испанцы, стычек с которыми он избегал. Кроме того, побережье южнее было известно, и оно было сплошным. Если северо-западный проход существует, он должен находиться севернее.

Поэтому он поплыл на север, исследуя побережье, и 17 апреля вошел в залив, который сейчас называется Нью-Йоркской бухтой, проплыв через узкий пролив между Бруклином и Стейтен-Айлендом, где сейчас стоит мост Веррацано.

Веррацано решил, что залив не является началом северо-западного прохода, и продолжал двигаться вдоль берега на север. Бухта Наррангансет также показалась ему бесполезной. Наконец, он добрался до Ньюфаундленда, и так как у него закончились припасы, он вернулся во Францию и высадился на берег 8 июля, после полугодичного путешествия.

Результат путешествия Веррацано вызвал разочарование. Восточное побережье Северной Америки, по-видимому, не имело проходов до того самого места, которое сейчас называется Новая Шотландия. Если северо-западный проход и существует, то он должен быть на севере этого полуострова.

Франциск I не смог сразу же заняться новыми путешествиями Веррацано. В 1525 году Испания нанесла ему поражение и захватила в плен. Его отпустили на следующий год только после того, как он пошел на унизительные уступки, а потом ему пришлось вести еще одну войну, чтобы возместить потери, но ему это не удалось.

Десять лет Франциск I не мог уделить времени для того, чтобы снова подумать о северо-западном пути. Наконец он доверил эту миссию французскому мореплавателю Жаку Картье и поручил ему посмотреть, что может находиться к северу от Новой Шотландии.

Картье с двумя кораблями и командой из 61 человека вышел из Франции 20 апреля 1534 года и достиг Ньюфаундленда 10 мая. К тому времени Ньюфаундленд был хорошо известен всем европейским государствам, хотя ни одно из них не основало там поселений. Более того, берег континента к западу от Ньюфаундленда носил португальское название. Кажется, португальский мореплаватель Гаспар Кортереаль в 1501 году проплыл мимо этой части побережья, взял на борт группу людей одного племени, которое он там встретил, и превратил их в рабов. Он назвал этот берег Терра дель лабораторе (Земля рабов), и с тех пор он известен нам как Лабрадор.

Однако Картье сделал нечто такое, чего до него не делал ни один европейский мореплаватель (кроме, возможно, скандинавов). Он проплыл через узкий пролив Бель-Иль, шириной всего шестнадцать километров в самой узкой его части, который отделяет Ньюфаундленд от Лабрадора. После этого он поплыл на юг вдоль тогда еще не изученного западного побережья Ньюфаундленда. 10 августа 1534 года он выплыл в большой океанский залив к западу от Ньюфаундленда. Так как это произошло в День святого Лаврентия, этот залив был назван в его честь заливом Святого Лаврентия.

Картье заявил права от имени Франции на территории, к которым прикоснулся. Он пытался узнать у местных индейцев, как называется эта территория, так как в сильном волнении решил, что этот большой залив может быть началом пролива, который приведет его в Тихий океан. Однако индейцы подумали, что он спрашивает их о небольших строениях, потому что он показывал рукой в их сторону. Они дали ему свое название хижин, которое звучало как «канада». В результате Картье назвал эту территорию Канадой.

Картье вернулся во Францию с захваченными в плен индейцами и с известием о своем открытии многообещающего залива. После этого он совершил еще два путешествия в этот район, одно в 1535 году, а второе в 1541-м. В каждом случае он поднимался вверх по реке, которая теперь называется рекой Святого Лаврентия, до горы, которую называл Мон-Реаль («Королевская гора»), где позднее был основан город Монреаль.

Ему стало ясно, что Святой Лаврентий — это река, а не пролив, и что она может вести только в глубину обширного континента, а не в Тихий океан. Стало ясно, что если северо-западный проход вообще существует, он должен находиться так далеко на севере, что проходит по полярным, затянутым льдами морям. Франциск I разочаровался и потерял всякий интерес.

Тем не менее некоторые французы сохранили интерес к Новому Свету по причинам, не имеющим никакого отношения к северо-западному пути и богатствам Индий. У них появились новые причины покинуть Европу и уплыть к далеким берегам, когда Европа стала полем религиозных битв.

Во времена Христофора Колумба вся Западная Европа признавала папу римского главой католической церкви и мирилась с его властью. В 1517 году, однако, немецкий монах Мартин Лютер начал подвергать сомнению его права, и за удивительно короткое время большие районы Германии и Голландии, вся Скандинавия и большая часть Англии отделились, их народы стали протестантами того или иного толка.

Это происходило не без крупных разногласий, которые в конце концов привели к войне. Около 1546 года в Европе возник ряд религиозных конфликтов, которые продолжались с возрастающей силой целое столетие.

Во Франции протестантов называли гугенотами. Они составляли меньшинство населения, хотя и воинствующее меньшинство, и напряжение между ними и католическим большинством росло. Самым влиятельным из лидеров гугенотов был адмирал Гаспар де Колиньи, и ему пришло в голову, что гугеноты могут найти новую родину, где они могли бы исповедовать свою веру как им угодно.

Колиньи, таким образом, был первым, кто подумал об Америке как об убежище, как о месте, где колонисты могут построить новый, лучший дом, о месте, где можно спастись от несправедливостей Европы, а не просто как о месте, где можно разбогатеть.

Юный французский король Карл IX (сын Франциска I) позволил им основать колонии в Америке. Королю в то время было всего десять лет, но у его матери, Екатерины Медичи, которая была реальным правителем, имелись свои причины для такого согласия. Если гугеноты хотят уехать, путь едут, скатертью дорога, она ничего не теряет, так как американские земли теоретически являются территорией Испании.

Два корабля с гугенотами под предводительством Жана Рибо 18 февраля 1562 года подняли паруса и 1 мая высадились в Северной Флориде. Они двинулись на север и в конце концов добрались до побережья нынешней Южной Каролины. Там они основали поселение, которое назвали Порт-Рояль. (Теперь это место занимает город, сохранивший это название.) Район вокруг они назвали Каролина, по латинскому варианту имени французского короля Карла (Каролюс).

Рибо оставил там тридцать человек и отплыл обратно во Францию. Однако колонисты быстро соскучились по дому, живя на краю неизведанного мира. Они построили корабли и попытались вернуться назад во Францию. Они бы наверняка погибли, если бы их не подобрал английский корабль, и он доставил их в Англию.

К тому времени трения между гугенотами и католиками во Франции привели к настоящей гражданской войне, первой из восьми войн, которой суждено было растянуться на целых тридцать шесть лет. Основание колонии в Америке стало для гугенотов важным, как никогда.

В 1564 году вторую, и более подготовленную, попытку предприняли 300 колонистов, которые отплыли в Америку под началом одного из лейтенантов Рибо. На этот раз колонисты высадились у реки Сент-Джон на севере Флориды. В нескольких милях выше по течению реки они основали поселение, которое назвали фортом Каролина, снова в честь короля. Конечно, они находились на территории испанцев, но в то время Испания еще не основала настоящих поселений на полуострове, и колонисты чувствовали себя в безопасности. В 1565 году сам Рибо приплыл с новыми колонистами, и положение гугенотов выглядело обнадеживающим.

Испанцы, однако, пришли в ярость. Для Испании было плохо уже то, что это французы, так как Испания в то время вела затяжную войну с Францией, но французские протестанты были еще хуже. Испания была самой фанатичной католической страной в Европе, и они не могли потерпеть поселений протестантов на территории, которую считали своей.

Король Испании Карл I отрекся от престола в 1556 году, и теперь правил его сын, Филипп И. Филипп считал себя главой сил католицизма в Европе, и он начал действовать. Он назначил Педро Менендеса де Авилу губернатором Флориды и дал ему особые инструкции уничтожить колонию гугенотов.

Менендес отплыл во Флориду и в конце августа 1656 года основал Сент-Августин, поселение на берегу примерно в пятидесяти километрах к югу от колонии гугенотов. С тех пор на этом месте живут люди, так что это первый город, основанный европейцами на территории континентальных Соединенных Штатов. (Сан-Хуан в Пуэрто-Рико, над которым развевается американский флаг, старше, так как он был основан в 1510 году.)

Менендес повел свои корабли на север против гугенотов. Сделав вид, что хочет напасть с моря, чтобы удержать корабли Рибо в море, Менендес послал отряд людей на сушу, в селение гугенотов. Испанцы захватили его, а потом убили всех французов, каких сумели найти, объявив, что поступили так не с французами, а с протестантами. Позже корабли Рибо потрепал шторм, а сам Рибо был захвачен испанцами и убит.

Так закончились попытки гугенотов основать колонию в Соединенных Штатах; первое испытание Америки в качестве религиозного убежища закончилось провалом. Оно лишь подтолкнуло Испанию к тому, чтобы утвердиться во Флориде и укрепить свое положение на этом континенте.

Однако Испания потянулась слишком далеко. Она посылала своих людей и свои корабли через мировые океаны в дальние уголки империи, в которую входили не только американские континенты, но и различные регионы Европы и Дальнего Востока. Она продолжала вести непрерывные войны повсюду, стараясь уничтожить протестантизм, а это вело ее к банкротству.

Конечно, богатство в виде золота и серебра попадало в Испанию из шахт в Америке, но это не принесло ей большой пользы. Наводнившие Европу металлы просто взвинтили цены, и испанский король Филипп II обнаружил, что чем больше у него золота, тем больше золота приходится платить за все.

Более того, Испания не развивала сельское хозяйство и промышленность теми темпами, какими это делали другие страны Европы. В результате золото из Америки приходилось менять на товары, которые другие страны поставляли в Испанию; страны, где были развиты транспортные перевозки и промышленность, богатели.

Среди тех стран, которые все больше процветали в XVI веке, была Англия. Около 1530 года король Англии Генрих VIII порвал с Римом и при нем, как и при его сыне Эдуарде VI, который сменил его в 1547 году, Англия стала официально протестантской страной.

Эдуард VI умер в 1553 году, и на трон взошла его сводная сестра-католичка Мария I. Она вышла замуж за Филиппа II, и какое-то время казалось, что Англия снова станет католической. В 1558 году, однако, Мария умерла бездетной; трон перешел к протестантке Елизавете I. Англия навсегда осталась протестантской.

Во время долгого правления Елизаветы нарастала враждебность к Испании, так как Филипп II стремился во что бы то ни стало избавиться от Елизаветы и посадить на трон ее двоюродную сестру (Марию Стюарт). Мария была королевой Шотландии и католичкой, ее изгнали из собственной страны враждебно настроенные дворяне-протестанты, и она нашла убежище в Англии. Елизавета держала ее в тюрьме, но даже там Мария оставалась центром заговоров против протестантизма.

Елизавета была осторожной королевой, она, как и ее дед Генрих VII, не любила тратить деньги и вести войну, поэтому она воздерживалась от реальных военных действий против Испании, как бы явно Испания ни проявляла враждебность и ни интриговала. С другой стороны, она ничего не предпринимала, чтобы помешать английским мореплавателям обогащаться за счет Испании путем настоящего пиратства. Елизавета всегда настаивала в переговорах с испанцами, что она не несет ответственности за действия своих моряков, но она оказывала им почести, посвящала в рыцари, и (что для нее было самым важным) делила с ними добычу, и радовалась булавочным уколам, которыми они обескровливали и ослабляли империю Испании.

Одним из таких мореплавателей был Джон Хокинс. Его отец занимался работорговлей, и сам он продолжил его дело. Он практически даром получал черных рабов в Западной Африке и отвозил их в Вест-Индию, где продавал в обмен на большое количество полезных товаров, таких как сахар. Это было самое прибыльное предприятие; и как португальцы в Африке, так и испанцы в Вест-Индии были в ярости не из-за аморальности подобной торговли людьми, а потому, что хотели сами получать эту прибыль.

Хокинс еще больше разгневал испанцев, когда в 1565 году подарил припасы поселенцам-гугенотам в форте Каролина.

В 1567 году Хокинс подготовил шесть кораблей для следующей торговой экспедиции в Вест-Индию. На этот раз с ним был дальний родственник, Фрэнсис Дрейк, которому было в то время лет двадцать пять. Хокинс взял рабов, очень выгодно продал их, и молодой Дрейк стал богатым человеком. Затем, когда Хокинс плыл назад в Англию летом 1568 года, его настиг шторм.

Шесть судов сумели добраться до испанского порта на побережье Мексики (современный Вера-Крус). Английским судам позволили войти и сделать ремонт, главным образом потому, что у испанцев не было там кораблей, с которыми можно было бы решиться на враждебные действия.

Однако пока английские корабли стояли в гавани, тринадцать больших и хорошо вооруженных кораблей прибыли из Испании. На них находился новый губернатор Мексики (или Новой Испании, как ее называли). Англичане могли бы не пустить испанцев в гавань, так как держали вход в нее под прицелом своих пушек. Однако англичане не стремились сражаться. Они лишь хотели закончить свой ремонт и благополучно вернуться домой с богатым грузом. Поэтому Хокинс вступил в переговоры с испанскими кораблями и предложил впустить их в порт без помех, если испанцы, в свою очередь, позволят им спокойно уйти, когда они закончат ремонт.

Испанцы согласились, но, оказавшись в порту, они, наверное, решили, что обещания, данные протестантам, выполнять необязательно. Они атаковали! Англичане, которых застали врасплох и подавили численностью, потерпели поражение. Ушли только два английских корабля, один под командованием Хокинса, а второй — Дрейка. Они вернулись в Англию, преодолев много трудностей и с немногими уцелевшими людьми. И лишились всей богатой добычи, которая была у них в Вера-Крусе.

Тем не менее последствия оказались более губительными для Испании, чем для англичан. До того момента Хокинса интересовала мирная торговля, которой испанцы были недовольны, но которая служила им так же, как и Англии. А вот после Хокинс, и еще больше Дрейк, прониклись непримиримой ненавистью к Испании и жаждали отмщения.

Дрейк начал совершать набеги вдоль всего берега испанской Америки. В 1572 году он приплыл в Панаму, где уничтожил испанский торговый флот и разграбил поселения. Он взял город Ном-бре-де-Диос на северном берегу Панамы, а потом пересек перешеек, как сделал Бальбоа за пол века до него, и 3 февраля 1573 года его взору открылся Тихий океан.

Вид океана подсказал Дрейку мысль разграбить западное побережье Америки. Оно было менее открытым и поэтому хуже защищалось. Он начал строить планы путешествия в Тихий океан. Не считая добычи, которую он мог там захватить, он мог бы поискать западный конец северо-западного прохода через Северную Америку.

13 декабря 1577 года с тремя вооруженными кораблями и двумя вспомогательными судами Дрейк отплыл из Плимута в Англии, намереваясь пойти по следам Магеллана. К тому времени, когда он добрался до южной части Южной Америки, два вспомогательных судна были брошены, но три оставшихся корабля прошли через Магелланов пролив и вышли в Тихий океан 6 сентября 1578 года.

На этот раз океан был вовсе не тихим. Шторм, продолжавшийся месяц, уничтожил один из кораблей Дрейка и разбросал далеко друг от друга два оставшихся. Один корабль сдался и вернулся в Англию, и остался только корабль с Дрейком на борту, «Золотая лань».

Шторм погнал его на юг, в открытый океан южнее Южной Америки. Следовательно, именно Дрейк доказал, что земля к югу от Магелланова пролива, Терра дель Фуэго, была не континентом, а островом умеренных размеров. Часть океана между этим островом и оконечностью Антарктиды до сих пор называется проливом Дрейка в его честь.

К ноябрю океан наконец утих, и Дрейк повел «Золотую лань» на север вдоль побережья Южной Америки, захватывая испанские суда и конфискуя их груз. К тому времени, когда он достиг Северной Америки, он захватил столько золота и других ценностей, что не посмел брать что-то еще. У него просто не осталось для этого места.

Дрейк продолжал путь вдоль западного побережья Северной Америки и стал первым англичанином, увидевшим побережье Калифорнии[18]. Он вошел в бухту Сан-Франциско, а потом плыл на север до самого побережья нынешнего Орегона, пока не решил, что не найдет никакого западного конца северо-западного прохода. Он объявил эту территорию собственностью Англии и назвал ее Новым Альбионом, а потом, в июле 1579 года, повернул на запад и поплыл через Тихий океан. Он достиг Ост-Индии, затем обогнул Африку и вернулся в Европу.

26 сентября 1580 года он приплыл в Плимут, почти через три года после начала плавания. Он был вторым человеком и первым англичанином, совершившим кругосветное путешествие. И еще он привез на своем единственном корабле груз стоимостью больше полумиллиона фунтов, что привело в такой восторг королеву Елизавету, что она посвятила его в рыцари на борту его собственного корабля 4 апреля 1581 года.

После этого ей было уже сложно убеждать Испанию, что она не имеет никакого отношения к путешествию Дрейка и порицает его набеги, но она умудрялась делать это, и глазом не моргнув. Естественно, она не вернула ничего из награбленного.

Глава 4 АНГЛИЙСКИЙ ПЛАЦДАРМ

Пока Дрейк совершал кругосветное плавание, отчасти в поисках западного конца северо-западного прохода, другие английские мореплаватели снова взялись за поиски его восточного конца, поиски, заброшенные со времен Картье лет на пятьдесят. К тому времени стало ясно, что если этот проход вообще существует, то он должен лежать к северу от Лабрадора.

Поэтому английский мореплаватель Мартин Фробишер поплыл на север. Он участвовал вместе с Хокинсом в походе против испанцев и был опытным моряком. В июне 1578 года он отплыл к Америке, исследовал побережье Лабрадора и впервые рискнул плыть дальше, к полюсу.

Он пересек пролив и добрался до большого острова — пятого по величине в мире. И пролив (Гудзонский пролив), и остров (Баффинова земля) теперь называются в честь английских исследователей, которые принадлежали к следующему после Фробишера поколению. Тем не менее Фробишер проник в южный из двух больших заливов у западных берегов Баффиновой земли (в надежде, что это начало северо-западного прохода) и назвал его проливом Фробишера. (Это не пролив, но мы до сих пор называем его заливом Фробишера в память о нем.)

Он вернулся в Англию 9 октября 1576 года, но не с пустыми руками. Он привез с собой то, что принял за золотую руду, потому что на ней виднелись золотые блестки, но это был всего лишь железный колчедан, или «золото дураков»[19]. Этих ничего не стоящих камней, тем не менее, хватило ему, чтобы получить средства еще на два путешествия. Во время второго плавания он привез не меньше двухсот тонн «золота дураков»; а во время третьего путешествия, 20 июня 1578 года, он увидел северную оконечность Гренландии, как столетие назад Кэбот.

После этого (через сто пятьдесят лет после того, как исчезли последние скандинавские колонисты) ледяной остров уже не теряли из виду[20].

Другой английский мореплаватель, Джон Дэвис, продолжил поиски северо-западного прохода с того места, где их прекратил Фробишер. В 1585 году он поплыл к Баффиновой земле и вошел в северный из двух заливов, который тоже оказался тупиком. Во время следующего плавания, в 1587 году, он поплыл вдоль западного берега Гренландии через узкий океанский пролив, отделяющий ее от Баффиновой земли. Этот пролив до сих пор называется проливом Дрейка в его честь. Он достиг 73-го градуса северной широты, что было рекордом для того времени.

Еще один англичанин того времени, Хэмфри Гилберт, который ушел в плавание для борьбы с испанцами и которого также интересовал северо-западный проход, обратился к другому аспекту Нового Света. Его энтузиазм в расчете найти в Америке источник быстрого обогащения угас после фиаско «золотой руды» Фробишера, которую в конце концов использовали для ремонта дорог. Гилберт начал поиски лучших целей и, как Колиньи за четверть века до него, начал думать о колонизации, о новом доме.

Он убедил королеву Елизавету разрешить ему начать кампанию по колонизации. Королева, чтобы не связываться с испанцами, приказала занимать только земли дикарей — о дикарях никто не беспокоился, — а не земли, которые уже заняты христианским государством.

11 июня 1583 года Гилберт покинул Саутгемптон и поплыл через Атлантику к регионам, расположенным гораздо севернее самых дальних испанских владений. Он нацелился на Ньюфаундленд, к которому почти столетие назад подходил Джон Кэбот и в гавани и на побережье которого с тех пор свободно промышляли рыбаки. Однако там не было поселений, и едва ли стоит этому удивляться, поскольку его климат никого не привлекал.

Гилберт, настроенный на колонизацию, высадился и объявил весь остров собственностью Англии. Хотя должно было пройти еще целое столетие, прежде чем какое-либо поселение, достойное этого названия, было создано на острове, он с тех пор остался владением Англии и стал первой английской колонией за морями (если не считать средневековых владений в некоторых частях Фран ции или захвата Англией соседнего острова Ирландия).

Судьба самого Гилберта была печальной. Его исследование острова показало, что он не слишком пригоден для колонизации, по пути домой его судно затонуло во время шторма у Азорских островов, и он погиб. В последний раз его видели стоящим в пелене дождя, когда он крикнул: «Мы так же близки к Богу на море, как и на суше».

Хотя Гилберт погиб, его мечта не погибла. У Гилберта был сводный брат, Уолтер Рейли, который сражался вместе с ним в Ирландии и плавал в экспедиции против испанцев. В то время, когда Гилберт отправился к Ньюфаундленду, Рейли был главным фаворитом королевы Елизаветы и стал состоятельным человеком благодаря привилегиям, которыми она его осыпала.

Когда Гилберт погиб, Рейли взял себе его хартию на колонизацию Северной Америки. В отличие от брата Рейли не отправился в плавание лично (королева не позволила бы ему рисковать жизнью), но он снаряжал корабли и посылал их в океан. Более того, он нацелился южнее, надеясь на более мягкий климат. Фактически он метил так далеко на юг, как можно было продвинуться, не сталкиваясь с испанцами.

27 апреля 1584 года два корабля подняли паруса и достигли побережья нынешней Северной Каролины. Они его исследовали и вернулись с восторженным отчетом. Довольный Рейли назвал этот регион Виргинией в честь Елизаветы, «королевы-девственницы». (Она была так польщена, что сделала его за это рыцарем.) Это название в то время использовалось широко, и в этот регион вошло все нынешнее восточное побережье Соединенных Штатов к северу от Флориды.

По некоторым предположениям, исследователи привезли с собой образцы картофеля как типичной местной флоры. Рейли, стремясь увеличить ценность новых земель, поощрял выращивание картофеля в Европе, и нынешний пищевой продукт быстро завоевал огромную популярность, которая никогда не падала.

Первая группа настоящих поселенцев добралась до острова Роанок у берегов Северной Каролины, примерно в 650 километрах к северу от поселения Форт-Рояль, которое пытались основать гугеноты (и, следовательно, на 650 километров дальше от испанцев). Однако они быстро стали скучать по дому, и в июне 1586 года их забрал Френсис Дрейк, который только что снова нанес удар Испании, разграбив Сан-Аугустин во Флориде. Он доставил колонистов обратно и с ними немного растений табака. Рейли, все еще стремящийся доказать ценность американского побережья, преуспел в популяризации и этого растения, и на нем лежит большая ответственность за внедрение среди европейцев вредной привычки вдыхать дым горящих листьев.

В 1587 году группа из ста мужчин и двадцати пяти женщин и детей под предводительством Джона Уайта поселилась на острове Роанок, это была вторая и более серьезная попытка колонизации. Затем, 18 августа 1587 года, здесь родился ребенок. Эта девочка была внучкой Уайта, и ее назвали Виргинией Дар. Она стала первым ребенком английских родителей, родившимся на территории современных Соединенных Штатов.

Уайт вернулся в Англию за припасами. Там он задержался, потому что Англия воевала с Испанией. Когда он, наконец, вернулся на остров Роанок 15 августа 1591 года, колония исчезла. Не осталось ни одного живого человека. Никто не знает, что там произошло, но, предположительно, всех убили или увели с собой индейцы.

В начале XVII века казалось, что Испания по-прежнему торжествует. Попытка французов колонизировать берега Северной Америки к северу от Флориды была сорвана прямым вмешательством испанцев. Более поздняя попытка англичан основать поселение дальше к северу также потерпела крах, хотя и не из-за испанцев.

Испанцы все еще были единственными европейцами, у которых были реальные поселения в Северной Америке, а их власть над Мексикой, Флоридой и Вест-Индией была сильна, как никогда[21].

Испанцам даже не приходилось теперь конкурировать с португальцами. В 1580 году королевский род Португалии прервался, а из различных претендентов на трон успеха добился король Испании Филипп II (при помощи военных действий). Испания контролировала Португалию и ее империю, и все американские земли либо принадлежали Испании, либо не были заселены.

Испанцы продолжали осваивать незаселенную территорию. Например, они неутомимо исследовали побережье Калифорнии. Затем, в 1598 году, испанский путешественник Хуан де Оньяте (который был женат на внучке Кортеса) проник на территорию к северу от Рио-Гранде. Как Мексика (местное название) стала Новой Испанией для испанских поселенцев, так и северная часть новой испанской территории за Рио-Гранде стала называться Нью-Мексико. В 1610 году был основан Санта-Фе (Святая Вера), он стал столицей Нью-Мексико.

Испания никогда не была так близка к мировому господству, как тогда, когда ее флаг реял над всем Новым Светом и над широкими просторами Дальнего Востока. Даже в самой Европе Германской империей и большей частью Италии правили члены семьи Филиппа II. В Западной Европе только Франция и Англия остались вне сферы влияния Испании — но надолго ли?

И все же сила Испании была в большой степени иллюзорной. Ее экономика был слабой, военные силы рассеяны, население обнищало, а удушающая рука догматизма гасила ее энергию. В начале XVII века некоторым могло показаться, что Испания не сможет долго сохранять свою монополию в Америке. На сцену выходили нетерпеливые конкуренты.

Одним из них была, разумеется, Англия, и именно в борьбе против Англии стали ясно видны пределы могущества Испании.

В 1587 году королева Елизавета I, устав от заговоров, нехотя согласилась удовлетворить требования своих советников и приказала казнить Марию Шотландскую. Для испанского короля Филиппа II это стало последней соломинкой. Английских моряков, грабивших его американские владения и захватывавших его корабли в открытом море, он мог терпеть только потому, что постоянно надеялся на свержение Елизаветы в результате внутренней революции. Когда не стало Марии Шотландской, сосредоточия надежд на свержение Елизаветы, Филипп II решил, что революцию нужно поддержать военной помощью из-за границы.

Он послал в Англию огромный флот, который должен был переправить испанскую армию из континентальных владений Испании через Ла-Манш в саму Англию. Эта армия должна была поддержать католическое восстание на острове, создать дружественное Испании правительство и покончить с пиратскими набегами англичан.

Однако испанский флот (так называемую «Непобедимую Армаду») преследовали неудачи с самого начала, и задачу он не выполнил. Против него сражались корабли под предводительством английских просоленных морем, покрытых шрамами ветеранов Хокинса, Дрейка, Фробишера и остальных. Штормы тоже потрепали Армаду, и в конце концов она была почти полностью уничтожена. Испанцам так и не удалось после этого поднять свой престиж, а самоуверенность англичан взлетела до небес.

В 1598 году умер Филипп II, и хотя испанская империя на карте выглядела такой же обширной и богатой, как и раньше, теоретически его неудачная политика была для Испании слишком большим испытанием. Испания была истощена, и с каждым годом после его смерти она становилась все слабее и опускалась все ниже.

Франция, другой возможный конкурент Испании, также вступала в период роста уверенности и могущества. Гражданские религиозные войны закончились. Лидер гугенотов, Генрих Наваррский, стал законным королем Франции Генрихом IV. В 1593 году он согласился перейти в католическую веру. Это примирило его с большей частью французов. Он позволил гугенотам молиться богу так, как им нравится, и во время его царствования Франция начала быстро набирать силу.

В Европе был еще третий регион, который интересовался заморскими путешествиями, и сейчас он давал о себе знать впервые. Это были Нидерланды, названные так потому, что их территория представляет собой очень низко лежащую равнину вокруг устья реки Рейн прямо на восток от юга Англии, на противоположном берегу Северного моря.

В период Средневековья Нидерланды (в состав которых входили не только нынешние Нидерланды, но и Бельгия, и крайние северные районы Франции) были очень развитой страной, культурной и богатой. Это была самая урбанизированная область Европы за пределами Италии, и ее города, полные искусных ремесленников и удачливых купцов, постоянно сопротивлялись иностранному господству.

В начале периода Средневековья Нидерланды входили в состав Римской империи и поэтому были частью доминиона императора Карла V (который также правил Испанией под именем Карла I). Когда Карл V отрекся от престола в 1556 году, его сын Филипп II получил Испанию, а младший сын, Фердинанд I, стал императором.

Однако Карл всю жизнь сражался с Францией и не хотел, чтобы Франция выиграла от этого деления. Поэтому он отдал те части Италии и Германии, которые граничили с Францией, испанскому королю Филиппу II. Он надеялся таким образом держать Францию в окружении сил, управляемых единой волей. Одной из областей, отданных Филиппу II, были Нидерланды.

Но это создало неприятности не для Франции, а для Испании. Северные части Нидерландов приняли протестантство и были анафемой для фанатичного католика Филиппа II. Филипп пытался силой навязать католичество населению Нидерландов, но лишь вызвал открытое восстание. Почти все время своего правления Филипп упрямо сражался в Нидерландах, но ему так и не удалось подавить это восстание.

В отчаянии мятежники построили флот, который позволил им контролировать побережье Нидерландов. Благодаря этому и иногда помощи Англии, мятежники продолжали бороться. В момент смерти Филиппа II Испания все еще сражалась; но северные провинции Нидерландов были практически независимыми и такими остались.

Сегодня название «Нидерланды» относится к тем северным провинциям, которые завоевали свою независимость. Главные из этих провинций, самые могучие и богатые, со столицей в крупном торговом городе Амстердаме, называются Голландией, и это название иногда неправильно применяют ко всей стране. Жителей Нидерландов называют голландцами.

Южные провинции, которые оставались в руках испанцев на протяжении XVII века, назывались Испанскими Нидерландами.

Под давлением долгой и мучительной войны с Испанией Нидерланды создали торговый флот, лучший в мире. Голландские корабли плавали во всех океанах; голландские предприятия были повсюду; голландская промышленность процветала. Пока Испания приходила в упадок, Нидерланды становились великой державой.

В 1600 году каждая из трех держав, Англия, Франция и Нидерланды, была готова заселить восточное побережье Северной Америки в тех районах к северу от Флориды, где Испания уже была недостаточно сильна, чтобы им помешать. Каждая страна в этом преуспела, и мы рассмотрим каждую по очереди, начиная с Англии.

Королева Елизавета I умерла в 1603 году. Ее преемник, Джеймс I из рода Стюартов, раньше был королем Шотландии и назывался Джеймсом VI (он был сыном казненной Марии Шотландской), так что теперь Англия и Шотландия объединились под властью одного монарха[22].

Джеймс I был человеком миролюбивым, и он отошел от довольно агрессивной внешней политики Елизаветы. После поражения испанской армады Испанию не приходилось слишком опасаться, но Джеймс все равно искал с ней дружбы. Так как Испания продолжала предъявлять права на все американские континенты, истинная дружба означала бы, что Англия оставит попытки колонизировать Северную Америку. Но этого не произошло.

На деле стремление к колонизации при Джеймсе усилилось, так как жизнь на родине становилась все сложнее. Стоимость жизни росла, и переход от земледелия к выращиванию овец, хоть и более выгодный для крупных землевладельцев, сделал многих мелких фермеров нищими. Все большее количество англичан было готово игнорировать печальную судьбу колонии Роанока, бросить вызов океану и дикой природе и надеяться на возможность построить новую, лучшую жизнь в Новом Свете.

Стремление к колонизации вызвало создание частных компаний, целью которых стало контролировать и эксплуатировать движение за получение прибыли (как они надеялись). Такие частные компании в прошлом имели успех. В 1553 году группа лондонских торговцев основала Московскую компанию с намерением организовать торговлю мехами с Россией через арктический порт Архангельск. В 1600 году появилась Ост-Индская компания для эксплуатации возможностей торговли с Дальним Востоком. Они приносили прибыль. Так почему не основать компании для колонизации Северной Америки?

10 апреля 1606 года две группы англичан, одна из Лондона, а другая из порта на юге Англии, Плимута (поэтому названные «Лондонской компанией» и «Плимутской компанией»), получили официальное разрешение колонизировать восточное побережье Северной Америки между 34 и 45-м градусами северной широты (то есть от нынешней Северной Каролины до Мэна).

Сначала эти компании были связаны друг с другом, хотя ожидалось, что Лондонская компания сосредоточится на южной половине этого региона, а Плимутская — на его северной части. Акционеры должны были предоставить поселенцев и капитал, а в обмен им давалось право определять политику в будущих колониях, назначать губернатора и оставлять себе значительную долю любых доходов, полученных от колонии.

Лондонская компания послала первый корабль с колонистами 19 декабря 1606 года. 26 апреля 1607 года они достигли входа в Чесапикский залив. Землю к северу от залива они назвали Кейп-Чарльз (Мыс Чарльза), а к югу — Кейп-Генри (Мыс Генри), в честь сыновей короля Джеймса. Двигаясь в заливе на запад, они наткнулись на широкое устье реки, которую назвали рекой Джеймс, в честь самого короля.

Они провели разведку этой реки и наконец, 13 мая, выбрали место для поселения на северном берегу, примерно в сорока километрах выше по течению. Это поселение они назвали Джеймстаун, снова в честь короля. Он стал ядром колонии Виргиния (название Рейли прижилось) и первым постоянным английским поселением в Северной Америке.

В первый год своего существования, однако, Джеймстаун не выглядел постоянным поселением. Казалось, ему суждено потерпеть такую же неудачу, как колонии на Роаноке, и это неудивительно, так как трудностей было много.

В конце концов, англичане в Северной Америке пытались создать для себя родину в такой глуши, к которой не привыкли и даже вообразить себе не могли. Более того, между ними и домом простиралась водная гладь, которую с точки зрения современности можно сравнить только с космическим пространством между Луной и Землей. На деле же астронавты на Луне поддерживали постоянную связь с Землей и могли вернуться за три дня, они были менее изолированы и ближе к дому, чем первые колонисты в Виргинии.

Вдобавок достоинства Америки были сильно преувеличены. Первые колонисты были убеждены, что едут на плодородные земли, где еда растет на деревьях и где человек может расслабиться в современном Эдеме. Англичане в 1607 году представляли себе Виргинию примерно так же, как американцы, насмотревшиеся голливудских фильмов, снятых до Второй мировой войны, представляли себе Океанию.

Поэтому неудивительно, что в числе первых колонистов было много людей благородного происхождения, у которых не было никакого опыта ручного труда и которые считали его ниже собственного достоинства. Они не ожидали, что такой труд будет необходим.

Когда выяснилось, что для процветания Джеймстауна необходимо много трудиться, строить дома и сеять хлеб, наступило большое разочарование. Конечно, колонисты могли бы избежать сельскохозяйственных работ, если бы удовольствовались охотой и рыбалкой, как индейцы, но этого они тоже не умели или не хотели.

Несколько месяцев они просто сидели и ничего не делали, и из сотни поселенцев половина умерла от голода и болезней за полгода. То, что остальные не сдались и что Джеймстаун не стал просто еще одним провалом, заслуга одного человека с заурядным именем Джон Смит (вероятно, это самый значительный Джон Смит в истории).

Ему было двадцать восемь лет во время существования поселения Джеймстаун, и он уже двенадцать лет мотался по свету. Он участвовал в войнах против турок, по его собственным словам, и (также по его собственным словам) участвовал в разнообразных рискованных предприятиях и авантюрах.

Он был самоуверенным человеком, не отличался большим тактом и, кроме того, будучи низкого происхождения, не ладил с людьми высокого происхождения из числа колонистов Джеймстауна. Однако когда провизии стало мало и все джентльмены Джеймстауна оказались не пригодными ни к каким делам, кроме еды, Джону Смиту выпал жребий найти пищу.

Для этого требовалась помощь индейцев, и Смит взялся уговорить индейцев поставлять необходимую пищу. Он сделал это, заключив сделку с Похатаном, который правил конфедерацией, состоящей из 9000 индейцев в 128 деревнях, разбросанных по территории нынешних штатов Виргиния и Мэриленд. Похатан поставлял пищу, которая позволила выжить колонии[23].

Самой известной стала история о Джоне Смите, которую он сам позже рассказал и в правдивости которой мы не можем быть уверены. В декабре 1607 года, рассказывал он, Похатан собирался казнить его за то, что он убил одного индейца в стычке. В тот момент, когда палач занес каменный топор над головой Смита, вмешалась юная дочь Похатана, Покахонтас, которой в то время было всего двенадцать лет. Наверное, Смит рассказывал ей интересные байки о Европе и заинтересовал странными чужеземными предметами, которые носил с собой. Она положила свою голову поверх его головы и умоляла отца остановить казнь. Индейский «дикарь» проявил милосердие, которое англичанин на его месте мог и не проявить, и Смит уцелел. (Покахонтас потом приняла христианство и взяла себе имя Ребекка, хотя, к счастью, она известна только под именем Покахонтас.)

Смит снабжал колонию до тех пор, пока не прибыли новые припасы и колонисты в январе 1608 года. К этому времени осталось всего тридцать восемь первых колонистов; две трети умерло.

Когда зима закончилась, Смит тщательно обследовал Чисапикский залив и нижнее течение впадающих в него рек. В ту весну он также заставил колонистов посадить кукурузу, используя методы, позаимствованные у индейцев.

Он оставался главой колонии до осени 1609 года, даже под огнем критики далеких купцов Лондонской компании, которая теперь называла себя Виргинской компанией и которая была недовольна тем, что поселение до сих пор не приносит большой прибыли. Наконец, после того как Смит 5 октября 1609 года был ранен при взрыве пороха, он был вынужден оставить свой пост и вернуться в Англию.

Хотя Джеймстаун был обеспечен теперь, когда собрали урожай, отсутствие сильной руки Смита привело к полному развалу. Зиму 1609/10 года назвали «временем голода». Экспедиция под руководством сэра Томаса Гейтса, которая должна была прибыть с припасами и людьми, попала в ураган. Некоторые корабли вырвались из шторма, но другие разбились у Бермудских островов. Уцелевшие застряли там почти на год, и только потом им удалось построить пару судов, которые доставили их в Джеймстаун. (Рассказ об этом кораблекрушении и последующем появлении многих членов экспедиции, которых уже считали погибшими, как полагают, вдохновил Шекспира при написании некоторых деталей его последней пьесы «Буря».)

Когда появился Гейтс, те колонисты, которые уцелели (всего шестьдесят человек), были в столь плохом состоянии, что оставалось только погрузить их на корабли и снова плыть в Англию, признав, что идея основать поселение снова потерпела неудачу.

Но 8 июня 1610 года, как раз когда бывшие колонисты готовились выйти из Чисапикского залива в открытый океан, они встретили три корабля, идущие из Англии с тремя сотнями новых колонистов и богатым запасом разнообразной провизии. Старые колонисты вернулись обратно, и Джеймстаун снова стал предметом забот, едва избежав участи быть покинутым.

Этой новой флотилией командовал Томас Уэст, лорд Де Ла Вэр, назначенный компанией губернатором колонии. Капитаном корабля был Самуэль Эргел. В тот год он совершал путешествия в различные пункты у побережья в поисках припасов и заметил бухту к северу от Чесапика. Он назвал этот участок суши к югу от бухты мыс Де Ла Вэр в честь губернатора. Это название не сохранилось, но его именем, которое обычно пишется «Делавэр» стали в конце концов называть саму бухту, реку, впадающую в нее, и наконец, землю вдоль западного берега бухты.

28 мая 1611 года Де Ла Вэр вернулся в Англию за новыми поселенцами и припасами, но задержался там на несколько лет и умер, не успев вернуться. Во время его отсутствия задача по управлению колонией легла на сэра Томаса Дейла, который прибыл туда 10 мая 1611 года и выполнял обязанности заместителя губернатора.

Впервые после отъезда Смита колония почувствовала сильную руку на штурвале. Действительно, Дейл безжалостно гонял колонистов, заставлял каждого вносить свою долю в общий труд. Тем, кто не делал свою часть работы, не выделяли еды из припасов.

Одно важное достижение было сделано поселенцем по имени Джон Рольф. Он изучил индейские методы выращивания табака, скрестил сорт местного табака с сортами из Вест-Индии и в 1612 году получил продукт, превосходящий все, что выращивали до него. Табак пользовался в Англии большим спросом, несмотря на то что король Джеймс был яростным противником курения; и в 1614 году, когда первый груз табака Рольфа привезли в Англию, его сразу же расхватали по высокой цене. Виргиния нашла, наконец, источник обогащения.

Рольф, который был вдовцом, оказал Виргинии еще одну услугу. 5 апреля 1614 года он женился на Покахонтас и таким образом обеспечил долгую дружбу с Похатаном.

Благодаря настойчивости Дейла и табаку Рольфа колония начала расширяться вдоль берегов реки Джеймс. Хотя больше десяти тысяч поселенцев приехали и умерли, к 1617 году выжила по крайней мере тысяча. Несомненно, зима всегда собирала свои жертвы, но теперь население было достаточно многочисленным, чтобы обеспечить выживание, если не случится какой-то необычной катастрофы.

В 1619 году сэр Джордж Ярдли был губернатором колонии, и при нем был сделан заметный шаг вперед. Население колонии было достаточно большим и разбросанным по такой территории, что править одному человеку стало трудно. В Великобритании существовала традиция сотрудничества выборных представителей от населения с королем, и Ярдли получил от компании указания создать похожее сотрудничество в Виргинии.

Каждый из одиннадцати районов колонии должен был выбрать двух представителей (их назвали старинным английским словом «бюргеры»[24], и означало оно «свободные люди»), и они образовали нечто вроде местного парламента. 30 июля 1619 года двадцать два бюргера, выбранные таким образом, собрались в большой церкви и образовали Совет бюргеров. Это было первое собрание выборных представителей в английских заморских колониях. За две недели заседаний они приняли законы и дали рекомендации по изменению старых законов, и прецедент был создан.

До 1836 года в Совет бюргеров избирали голосованием всех взрослых мужчин; но по мере роста колонии возникло некое социальное расслоение. Были люди, владеющие землями, и безземельные, и право на голосование начали давать только тем, кто владел определенным количеством земли. Так как землевладельцы были обычно консервативны и их взгляды совпадали с взглядами губернатора и властей в Англии, Совет бюргеров часто превращался в марионеточный орган, не имеющий никакого значения. Тем не менее существование этого органа, как бы он ни был далек от демократического идеала, символизировал переход представительского правления от Англии к колониям, и это в каком-то смысле был самый большой подарок, который могла сделать родина будущим Соединенным Штатам.

В том же 1619 году молодые женщины начали приезжать в Виргинию, женщины, посланные именно с целью стать женами поселенцев. Также в тот год в Виргинии было открыто металлургическое предприятие, скромная примета индустриализации, которая придет в будущем.

Наконец, в тот же судьбоносный год произошло очень важное событие. Выращивание табака увеличило потребность в рабочих руках на полях. Англичане, прибывающие в Виргинию, для этой цели не годились; да и немногие хотели заниматься тяжелым, изнурительным трудом, необходимым для выращивания табака. Почему бы тогда не завезти черных рабов, которых можно силой заставить делать эту работу?

В августе 1619 года голландский корабль доставил в Виргинию около двадцати чернокожих. Другие появились позже. Именно дешевый труд рабов сделал табачные плантации более прибыльными, чем когда-либо, и именно рабовладение стало тем институтом, который нанес Соединенным Штатам огромный урон, и его негативные последствия продолжают ощущаться и после уничтожения самого рабства, до настоящего времени.

Тем временем назревали неприятности с индейцами. Когда поселения разрослись вдоль реки Джеймс, индейцам стало ясно, что экспансия европейцев не имеет никаких разумных пределов (и конечно, английским поселенцам никогда не приходило в голову, что присутствие «дикарей» является препятствием для эксплуатации этих земель). Пока был жив Похатан, он сохранял мир; но он умер в 1618 году, и его место занял его брат Опечанкано.

Опечанкано в то время было почти восемьдесят лет, но он затаил обиду на поселенцев, корни которой уходили в то время, когда он попал в плен к Джону Смиту и к нему относились с презрением, как и ко всем людям, которых считали невежественными и дикими варварами. Опечанкано этого не забыл.

Теперь он тщательно планировал наступление, чтобы изгнать поселенцев из Виргинии. Во время неожиданного нападения 22 марта 1622 года было убито 347 европейцев — треть всего населения. Остальным удалось отбить атаку. Привезли еще больше оружия, и поселенцы приступили к мщению, устраивая по три набега в год, во время которых они убивали индейцев и уничтожали их посевы. В 1625 году им удалось застать врасплох селение индейцев и перебить тысячу человек.

После первого нападения индейцев поселенцам больше ничего не грозило. Страдали только индейцы, и в 1636 году Опечанкано был вынужден согласиться на мир на очень невыгодных для индейцев условиях.

Это создало модель истории индейцев, просуществовавшую два с половиной столетия. Сначала происходило постепенное вторжение белых людей. Загнанные индейцы затем наносили ответный удар единственным доступным для них способом — учитывая несовершенство их оружия — внезапной атакой. Такую атаку, которую в наших учебниках истории неизменно называли «резней», отражали с большими потерями. Затем следовала контратака, во время которой безжалостно убивали гораздо большее количество индейцев. Индейцы убивали женщин и детей — это старательно, во всех подробностях, описано в учебниках истории. Белые тоже убивали женщин и детей, но об этом редко упоминалось.

В результате всего этого индейцы слабели, и их оттесняли все дальше после каждого конфликта. В конце концов вся земля перешла в собственность европейских поселенцев и их потомков.

Нападение индейцев в 1622 году предоставило Джеймсу I удобный повод. Он не одобрял того, что Виргинией управляет частная компания, потому что высоко ценил монархическую форму правления и его беспокоили накапливающиеся и растущие претензии английского народа, выражаемые через парламент. Кроме того, Испания постоянно протестовала против самого существования Виргинии, и Джеймс, стремясь к миру, считал, что ему, возможно, придется отозвать поселенцев. Он хотел взять их под свой контроль.

Поэтому ему удалось вырвать Виргинию из-под власти компании. 16 июня 1624 года она перестала быть частной колонией, то есть колонией под управлением частных собственников. Она стала королевской колонией, под прямым управлением короля, которому с этого момента был подотчетен губернатор. Однако Джеймс не попытался положить конец институту Совета бюргеров, поэтому это изменение формы правления оказало мало влияния на внутреннее развитие Виргинии. Фактически бюргеры стали еще более могущественными под властью короля, чем под властью компании.

Колония продолжала расти. Потерю населения в результате нападения Опечанкано в 1622 году быстро восполнил постоянный приток поселенцев, и к 1630 году в Виргинии жили 3000 поселенцев. Плантации и города продолжали вырастать на берегах реки Джеймс, а потом вдоль реки Йорк, которая находилась в шестнадцати километрах к северу от реки Джеймс и текла параллельным курсом в Чесапик.

Весь полуостров между нижним течением рек Джеймс и Йорк был обнесен оградой для защиты от индейцев, и заселенный район был поделен на колонии.

Опечанкано, который по-прежнему правил индейцами и который не сдался окончательно, еще раз попытался остановить экспансию. 18 апреля 1644 года этот незаурядный индеец (которому было уже почти сто лет) организовал еще одно внезапное нападение, во время которого погибло примерно пятьсот поселенцев. Погибло больше людей, чем во время первого нападения двадцать пять лет назад, но и численность населения стала больше, поэтому больше людей осталось в живых, и они пошли в контратаку — более кровавую, чем прежняя.

Опечанкано взяли в плен и убили, и власть индейцев в Восточной Виргинии была сломлена навсегда. Английские поселенцы расселились на север до реки Потомак, почти на сто километров к северу от Джеймстауна.

Однако к северу от Потомака была уже не Виргиния, и чтобы объяснить, как это получилось, мы должны снова вернуться в Англию.

Официальной религией Англии, введенной Генрихом VIII и укрепленной его дочерью Елизаветой I, было англиканство, или Церковь Англии, мягкая форма протестантизма, которая не так уж разительно отличалась от католицизма. Самым важным отличием было то, что протестанты не признавали власти папы и что главой церкви считался монарх Англии. Против этого многие англичане считали необходимым протестовать, и они остались католиками.

В Англии не делали попыток выкорчевать католичество силой. Тем не менее правительство плохо относилось к католикам, так как ему казалось, что, поддерживая папу против короля (или королевы), они всегда были на грани предательства. Поэтому их сильно ограничивали в правах.

В общем протестантизм набирал силу в XVII веке, и все больше людей считало англиканство слишком мягким, слишком похожим на католицизм.

Джеймса I больше беспокоили крайние протестанты, которые все больше доминировали в Парламенте, куда не могли быть избраны католики. Джеймсу казалось, что именно крайние протестанты ставили под сомнение королевские прерогативы, за которые он так держался. Благодаря неприязни к радикальным протестантам и желанию поддерживать дружбу с Испанией Джеймс I вел себя довольно дружелюбно по отношению к католикам.

Некоторые из его советников были даже более дружелюбны, чем он. Джордж Кальверт, например, был влиятельным членом правительства и в большом фаворе у Джеймса. В 1625 году он объявил, что перешел в католическую веру. Это означало, что ему придется уйти со своих постов в правительстве.

Тем не менее он не лишился дружбы с Джеймсом. У Кальверта были большие поместья в Ирландии, одно из которых называлось Балтимор. Поэтому Джеймс дал ему титул барона Балтимора.

В тот же год Джеймс умер, но положение Балтимора это не пошатнуло. Преемником Джеймса стал его сын, Карл I, и Карл еще больше благоволил к католикам, чем Джеймс. Карл женился на Генриетте-Марии, дочери французского короля Генриха IV (сын которого, Людовик XIII, теперь царствовал во Франции). Она сама была католичкой и при любой возможности оказывала на мужа влияние в пользу католицизма.

Лорд Балтимор был членом Виргинской компании, и теперь ему пришло в голову, что можно основать в Америке колонию, где поселились бы католики и обрели свободу. (Эта идея была противоположна высказанной на пятьдесят лег раньше идее Колиньи.)

Сначала он считал, что такая колония может быть размещена на Ньюфаундленде, территория которого была еще не заселена. Он даже послал туда поселенцев в 1621 году, но эта попытка вскоре провалилась, так как климат острова был самым негостеприимным. Балтимор посетил Ньюфаундленд в 1627 году и, перезимовав там, мог сам в этом убедиться. В 1628 году он отправился в Виргинию, нашел тамошний климат гораздо более благоприятным и в 1829 году вернулся в Англию, полный решимости основать католическую колонию на юге.

Он попросил Карла выделить ему территорию в районе Виргинии. Он не скрывал того, что намерен поселить там католиков, но так как он пытался получить разрешение у правительства протестантов, то дал понять, что протестанты тоже будут там желанными гостями и не будут подвергаться никаким политическим притеснениям. Так, с самого начала такая колония задумывалась как место с определенной религиозной терпимостью.

Карл I был готов поддержать его, но 20 июня 1632 года, перед самым завершением формальностей, лорд Балтимор умер. Его сын, Сесил Кальверт, второй барон Балтимор, взял на себя эту задачу. Ту часть Виргинии, которая лежит к северу от реки Потомак и которая еще не была заселена, отдали ему для колонизации.

В ноябре 1633 года под предводительством Леонарда Кальверта, младшего брата Сесила, около 220 поселенцев (и протестантов, и католиков) на двух кораблях отплыли из Англии. Через три месяца они прибыли на землю к северу от реки Потомак.

Новую колонию, которой они намеревались управлять независимо от Виргинии, они назвали Мэриленд, в честь Девы Марии и королевы-католички Генриетты-Марии. Основанное ими 27 марта 1634 года поселение на месте высадки они назвали Сент-Мэрис-Сиги. Ему предстояло быть столицей колонии весь остаток столетия[25].

Мэриленд имел как преимущества, так и недостатки от того, что Виргиния находилась к югу от нее. Первому поселению у Джеймстауна теперь было больше четверти века, и Мэриленд мог извлечь выгоду из уроков бедствий Виргинии. Поселенцам Мэриленда не пришлось пережить катастроф голода и болезней. Более того, они выиграли от победы Виргинии над индейцами.

С другой стороны, виргинские поселенцы совсем не обрадовались созданию новой колонии к северу от них, которая считала себя независимой и к тому же была основана под эгидой католицизма. Один житель Виргинии, Уильям Клейборн, основал факторию на острове Кент в северной части Чесапика в 1631 году и торговал главным образом с индейцами. Теперь его остров неожиданно оказался на территории Мэриленда, и он не хотел с этим смириться. Свои права он защищал силой, и его корабли действительно сражались с кораблями Мэриленда. Он также совершил путешествие в Англию, чтобы добиться отмены собственности на землю жителей Мэриленда, и это ему почти удалось.

Граждане Мэриленда цеплялись за свою колонию, но католичество делало их уязвимыми, особенно потому, что радикалы-протестанты постепенно набирали силу в Англии. Владельцы колонии — католики не могли запретить иммиграцию протестантов в Мэриленд, и через десять лет после основания колонии католики в ней составляли меньшинство.

Протестанты почувствовали силу. Они разграбили Сент-Мэрис в 1646 году, и Леонарду Кальверту пришлось на время бежать в Виргинию. Там он получил помощь от губернатора Виргинии (скорее как коллега-губернатор, а не как брат по вере, потому что, хотя губернатор Виргинии был протестантом, он не хотел ослабления власти губернаторов) и вскоре вернулся в Мэриленд.

Было ясно, что если Мэриленд хочет выжить, он должен избегать религиозных конфликтов. Колония должна терпимо относиться к протестантам в надежде на то, что это подаст пример терпимости в более широком масштабе, от чего они сами могут выиграть.

Поэтому 21 апреля 1649 года Мэриленд принял закон, известный как Акт о веротерпимости, по которому все люди, признающие триединство Бога, получили свободу отправления своей религии. Это не означало полной терпимости, так как свобода распространялась только на христиан — евреи, например, исключались.

Лежали ли в основе этого закона эгоистичнее мотивы, едва ли имеет значение. Дело в том, что католики Мэриленда показали первый официальный пример широкой религиозной веротерпимости среди английских поселенцев в Америке и создали прецедент религиозной свободы в Соединенных Штатах.

Восхищаясь политикой веротерпимости Мэриленда, однако, мы не должны забывать, что само существование колонии было свидетельством первого примера религиозной веротерпимости — веротерпимости самой Англии. Заселение католиками части Америки не только разрешалось, но даже поощрялось в протестантской Англии. Этим ее политика резко отличалась от политики католической Испании, которая никогда не допускала ни одной религии, кроме католицизма, ни в одном из районов американских континентов, которые она контролировала.

Глава 5 К СЕВЕРУ ОТ ВИРГИНИИ

Пока Виргиния и Мэриленд боролись за существование, события дальше к северу способствовали появлению новых, энергичных колоний на карте Северной Америки. Они возникли, как и Мэриленд, но по противоположным причинам, из-за религиозного конфликта в Англии.

В Англии были протестанты, недовольные англиканской церковью и считающие ее обряды слишком близкими к католическим. Они снова и снова говорили о необходимости очистить церковь от католических ритуалов, и во времена Елизаветы I их противники дали им презрительное название «пуритане». Это название (как часто случается в подобных случаях) было с гордостью принято теми, над кем потешались.

В общем, английские монархи были противниками пуританства, так как пуритане всегда были готовы воспользоваться своей высокой моралью для оправдания своей оппозиции королю. Короли предпочитали церковь, которая полностью подчинялась бы им, и Джеймс I не делал тайны из того, что намеревается уничтожить пуритан. Или они отрекутся от верований, которые он считал нежелательными, или он выдворит их из страны.

Некоторые пуритане отчаялись когда-либо навязать свои взгляды англиканской церкви. Они считали, что единственное решение — совсем отделиться от церкви и основать собственную форму вероисповедания. Их называли сепаратистами. Одна группа таких сепаратистов жила в Скруби, в Ноттингемшире.

Подталкиваемые местными чиновниками и церковниками, сепаратисты из Скруби в конце концов начали в отчаянии покидать Англию; местом их назначения были Нидерланды.

В то время Нидерланды практически уже завоевали независимость от Испании. Обнаружив, что торговля и промышленность служат ключом к процветанию и могуществу и что религиозный энтузиазм мало что дает для этого, они проводили политику религиозной терпимости — скорее по причине безразличия, чем убеждений. Даже евреям разрешали свободно жить и молиться своему богу — нечто неслыханное в христианской Европе уже много веков.

Сепаратисты, несомненно, смогли бы тоже жить по-своему, поэтому в 1607 и 1608 годах сепаратисты из Скруби отправились в Нидерланды. Они поселились в Лейдене и какое-то время жили хорошо.

Но все же, с годами, их недовольство росло. Во-первых, они были иммигрантами на чужой земле и чувствовали себя аутсайдерами. Даже дети их беспокоили, потому что они учили голландский язык и заметно превращались в голландцев, переставая быть англичанами. Кроме того, что, если снова начнется война с Испанией (в то время было заключено лишь перемирие)? Во время войны происходило много ужасного, и сепаратисты не чувствовали себя в безопасности.

Пока росли эти сомнения и тревоги, стало очевидно, что поселение Джеймстаун в Виргинии процветает. Сепаратисты начали всерьез подумывать о том, не лучше ли отправиться в Америку и жить на собственной земле (никто не принимал в расчет индейцев, разумеется), где они могли бы быть и англичанами, и пуританами. Большинство сепаратистов пугала мысль о долгом путешествии и о неизведанных диких местах, но некоторые начали писать королю Джеймсу и просить разрешения поселиться в Виргинии.

Он в конце концов дал его, и те сепаратисты, которые хотели туда плыть, начали долгое и трудное предприятие по сбору средств и приобретению судов и припасов. Они достали два корабля, один из которых оказался непригодным для такого плавания, поэтому они в конце концов отплыли из Плимута 16 сентября 1620 года на одном корабле под названием «Мейфлауэр»[26].

На его борту было тридцать пять сепаратистов из Лейдена. Шестьдесят шесть других (в большинстве своем — не сепаратистов) из Лондона и соседних районов отправились вместе с ними. Теоретически они все должны были плыть в какую-то часть Виргинии, но вожаки не горели желанием поселиться на землях, уже занятых поселенцами, которые не были пуританами. Они намеренно (и незаконно) направились дальше на север.

Побережье к северу от Виргинии изучили более ранние исследователи, такие как Кэбот и Веррацано, но людям на «Мейфлауэре» незачем было полагаться на них. В предшествующие два десятилетия один исследователь за другим двигались вдоль северного берега.

В 1602 году, например, английский мореплаватель Бартоломью Госнолд (он позднее стал заместителем командующего флотом, и он привез первых колонистов в Джеймстаун) изучал это побережье. 15 мая 1602 года он наткнулся на узкий, изогнутый полуостров, воды вблизи которого были богаты треской. Он назвал его Кейп-Код и продолжал изучать берега острова, лежащего к югу, который он назвал Виноградником Марты.

Два года спустя другой мореплаватель, Джордж Уэймаут, обследовал часть побережья и привез восторженные отчеты.

Затем, в 1614 году, Джон Смит, прославившийся в Джеймстауне, предпринял исследовательскую экспедицию в эту часть американского побережья. Он тщательно изучил и нанес на карту береговую линию, и его так поразило сходство климата и облика этого края с его родиной, что он назвал его Новой Англией, и это название сохранилось с тех пор.

Однако, возможно, больше всего потряс сепаратистов отчет голландского исследователя Адриена Блока, который в 1614 году вернулся в Амстердам с восторженными отчетами о южной части побережья Новой Англии. Остров в шестидесяти четырех километрах к западу от Виноградника Марты до сих пор называется островом Блока в его честь.

9 января 1620 года, когда «Мейфлауэр» наконец достиг берегов Америки, люди на его борту оказались на оконечности Кейп-Кода, гораздо дальше к северу, чем намеревались плыть раньше. К тому же время года было неподходящее, и Кейп-Код представлял собой унылое зрелище; но путешествие было долгим и лишенным удобств, и у них не было настроения плыть еще дальше.

Они проплыли мимо загнутого конца этого мыса и начали обследовать береговую линию за ним в поисках места, которое выглядело бы не слишком удручающим. В конце концов они нашли бухту, и 16 декабря «Мейфлауэр» бросил в ней якорь. Джон Смит уже назвал эту часть береговой линии Плимутом, и пассажиры «Мейфлауэра» приняли это название английского порта, из которого они отплыли.

Пассажиры, однако, оказались в странном положении, так как они находились за пределами земель, контролируемых Виргинской компанией, под покровительством которой они, теоретически, плыли. Виргинская компания не могла на законном основании назначить им губернатора на этой части побережья, и им пришлось управлять самим.

Чтобы решить эту задачу, а также избежать недовольства со стороны не принадлежащих к сепаратистам поселенцев, пуритане подготовили соглашение, в котором обещали соблюдать законы, разработанные обитателями нового поселения. Это «Мейфлауэрское соглашение», подписанное 21 ноября, было чем-то вроде прелюдии к знаменитым «городским собраниям» Новой Англии и первым шагом к самоуправлению в английских колониях.

Как только сепаратисты высадились на берег, они выбрали Джона Карвера, одного из них, губернатором.

Но все-таки время года было неподходящее, и поселенцам пришлось встречать зиму совершенно неподготовленными. Половина пассажиров «Мейфлауэра» умерла от голода и болезней еще до весны. Губернатор Карвер был одним из умерших. Выжившие упорно держались, выбрав новым губернатором Уильяма Брэдфорда. (Он оставался губернатором, с перерывами, в течение тридцати пяти лет.)

Маленькая группа поселенцев, конечно, не выжила бы среди враждебных индейцев; но, как и в других местах, индейцы сначала были дружелюбными. Действительно, в этом случае у них не было выбора. Эпидемия чумы в 1617 году унесла жизни большинства индейцев в этой местности, и немногие уцелевшие не расположены были искать неприятностей.

Наступила весна 1621 года, и поселенцы смогли сделать первые посевы на заброшенных полях индейцев. Один индеец по имени Сквонто, который выучил английский язык во время своего пребывания в Лондоне (его привез туда английский моряк, который его мимоходом похитил), помог поселенцам, научив их индейским методам ведения сельского хозяйства. Еще один дружественный индеец, Самосет, организовал встречу с Массасойтом, вождем местных племен, и мирные отношения между индейцами и поселенцами были официально установлены.

К началу зимы 1621 года поселенцы сняли хороший осенний урожай, обеспечив себя на зиму, и они объявили трехдневный праздник, чтобы вознести благодарность Богу[27]. Массасойт и девяносто индейцев участвовали в том пиршестве.

Было понятно, что Плимут выживет. Он оставался маленькой колонией — количество поселенцев выросло всего до 180 человек к 1624 году — но очень оживленной. В 1626 году Плимут собрал 1800 фунтов, необходимых для выплаты долга купцам, которые вложили деньги в это предприятие в самом начале, и жители Плимута основывали другие маленькие селения вдоль побережья.

Другие поселенцы начали прибывать на эти участки побережья прямо из Англии. Вторым по значению городом, появившимся на карте, был Салем, основанный в 1626 году примерно в шестидесяти четырех километрах на север от Плимута.

Однако по-настоящему Новая Англия появилась на картах благодаря деятельности Джона Уинтропа, влиятельного пуританина, образованного и состоятельного. Он собрал группу пуритан в 1629 году и начал планировать хорошо организованную экспедицию в Новую Англию, которая получила бы материальную поддержку от короля.

Карл I, который теперь правил Англией, не прочь был избавиться от как можно большего количества пуритан, поэтому разрешил основать Компанию Массачусетского залива[28]. Карл не потрудился уточнить, что компания должна ежегодно устраивать собрание в Лондоне, где ее было бы легко контролировать. Поэтому поселенцы увезли компанию и руководство с собой в Новую Англию. Это был еще один шаг, пусть и непреднамеренный, к самоуправлению в колониях.

В 1630 году семнадцать кораблей с почти тысячей человек на борту отплыли в Новую Англию, и с ними отправился Уинтроп в качестве губернатора будущей колонии. Они высадились в Массачусетском заливе, поэтому колония сначала так и называлась, а потом название сократилось до просто Массачусетс.

Город, заложенный в тот 1630 год на выступе земли, вдающемся в залив, назвали Бостон в честь английского города, из которого прибыла одна группа поселенцев. Река, в устье которой был основан Бостон, получила название Чарльз, в честь короля.

Другие города появились вокруг Бостона, и с самого начала Массачусетский залив процветал, а Уинтроп был его губернатором, с некоторыми перерывами, в течение двадцати лет.

В следующие десять лет пуритане (и некоторые непуритане) оптовыми партиями прибывали в Массачусетс, так как Карл I продолжал враждебно относиться к их вере. Высадилось около 20 000 поселенцев с 200 кораблей, и некоторое время Новая Англия была гораздо более густонаселенной, чем более старая колония в Виргинии. К 1640 году население Новой Англии насчитывало 22 500 человек, а в Виргинии и Мэриленде жило всего 5000 человек.

Новая колония в Массачусетсе превзошла, в частности, более раннее поселение Плимут, который во время основания Бостона все еще имел всего 300 жителей. Тем не менее Плимут упорно сохранял свою независимость, и так продолжалось еще шестьдесят лет.

Новые поселенцы не были теми простыми ремесленниками, которые пересекли океан на «Мейфлауэре». Многие были выпускниками университетов, которых беспокоило, что их дети не получат всех преимуществ образования, как они сами.

Поэтому 28 октября 1636 года была открыта школа к северу от реки Чарльз, в нынешнем городе Кембридж. Для этой цели поселенцы выделили четыреста фунтов. В то время один тридцатилетний священник умирал от туберкулеза. Он завещал около 700 фунтов и свою библиотеку из 400 книг новой школе — колоссальный дар по стандартам для того времени и того места. Священника звали Джон Гарвард, и 13 марта 1639 года, через пол года после его смерти, школа выразила ему благодарность тем, что стала называться Гарвардским колледжем. Он был первым высшим учебным заведением, основанным в английских колониях.

Еще один интеллектуальный шаг вперед был сделан в 1639 году, когда в Кембридже появился печатный станок. Это было первое подобное устройство во всех английских колониях. На печатном станке выпустили книгу псалмов в 1640 году, и это была первая книга, напечатанная в английских колониях.

Другие части Новой Англии также колонизировали. Один англичанин по имени Фердинандо Горгес (он сражался против испанской армады) давно уже пытался колонизировать северную часть Новой Англии. Еще в 1607 году он пытался основать поселение под покровительством Плимутской компании в точке, находящейся примерно в двухстах километрах севернее того места, где позже появилось поселение Бостон. Поселенцы не выдержали зимы, и те немногие из 129 поселенцев, которые уцелели, вернулись в Англию в 1608 году. Этот удар дорого стоил Плимутской компании, его было особенно тяжело выдержать, потому что Лондонской компании больше повезло с Джеймстауном. Плимутская компания так и не добилась успеха, и Новая Англия была заселена без нее.

10 августа 1622 года Горгес и Джон Мейсон (который служил губернатором еще не заселенного Ньюфаундленда и который первым тщательно нанес на карту все его берега) получили разрешение короля еще раз попытаться заселить северную протяженность берега Новой Англии. Северную часть сначала назвали Мэном, потому что обычно берег называли «мэн», сокращая слово «мейнленд», что значит материк, чтобы отличать от многочисленных островов у берега. Горгес и Мейсон разделили свои владения в 1629 году, и Мейсон назвал свою южную часть берега Нью-Гэмпшир, в честь английского графства Гэмпшир, где он провел большую часть жизни (хотя родился он не там).

К середине 30-х годов XVII века поселения вырастали на берегах Нью-Гэмпшира и Мэна, и пуритане в Массачусетсе смотрели на них с глубочайшим подозрением. Горгес и Мейсон не были пуританами, в конце концов, и они верили в управление колониями короной. Подобный пример в такой близости от них представлял собой опасность для самоуправления, которое установилось в Массачусетсе и которое ценили его обитатели.

Поэтому Массачусетс изо всех сил настаивал, что весь северный берег Новой Англии попадает под его юрисдикцию. Некоторые города Мэна признали суверенитет Массачусетса, и к 1677 году Массачусетс выкупил все права у семьи Горгес. После этого Мэн оставался частью Массачусетса полтора столетия.

Массачусетсу также удавалось время от времени сохранять власть над Нью-Гэмпширом, но он в конечном счете сохранил независимость и утвердил себя как отдельную колонию.

Вскоре поселенцы из Массачусетса сами начали расселяться дальше, искать новые земли. К 1632 году они исследовали долину реки Коннектикут (от индейского слова, означающего «рядом с длинной, приливной рекой»). В октябре 1635 года эмигранты из городов Массачусетса проделали путь около ста тридцати километров в фургонах на запад и основали Виндзор, Хартфорд и Уэтерсфилд на берегах этой реки. Это стало ядром будущей колонии Коннектикут[29] и началом первой широкомасштабной миграции по суше на запад — этот процесс потом продолжался (и в каком-то смысле все еще продолжается сегодня).

В 1638 году новая партия пуритан прибыла из Англии, недолго пробыла в Бостоне, а потом отправилась дальше и основала поселение на побережье к западу от реки Коннектикут 15 апреля того же года. Они назвали его Нью-Хейвен.

Новые поселения создавали также благодаря стремлению к религиозной свободе, так как, хотя пуритане приехали в Массачусетс, чтобы свободно исповедовать свою религию, они ничуть не были заинтересованы в предоставлении той же привилегии другим.

Это грозило неприятностями Роджеру Уильямсу, пуританину, который приехал в Бостон в 1631 году. Там у него начались разногласия с руководителями общины, потому что он был большим радикалом, чем они, и стал сепаратистом, не желая иметь ничего общего с англиканской церковью. Действительно, логика привела Роджера Уильямса к убеждению, что настолько трудно определить истинную религию и заставить других людей исповедовать ее, что нет смысла пытаться узаконить всего одну религию. Поэтому он начал все больше верить в тотальную свободу религии как в единственный приемлемый способ общения с человеческими существами.

Для властей Массачусетса это уже было достаточно плохо, но взгляды Уильямса на владение землей были еще хуже. Уильямс утверждал, что королю Англии Америка не принадлежит и он не может раздавать ее земли поселенцам. Он считал, что единственный возможный способ для поселенца из Европы владеть землей в Америке — это купить ее у хозяев-индейцев.

Это было уже слишком для властей Массачусетса. 9 октября 1635 года Уильямса изгнали из Массачусетса. Ему позволили остаться на зиму, но потом он уплыл на юг и в конце концов прибыл в бухту Наррангасет. Там, в шестидесяти четырех километрах южнее Бостона, он приобрел у индейцев землю и в июне 1636 года основал поселение Провиденс.

Это поселение разрослось и включило в себя берега Наррангасетской бухты и острова в ней. Самым большим из этих островов считали тот, который упоминал Веррацано во время своей экспедиции за сто лет с четвертью до этого. Он напоминал ему остров Родос в Средиземном море. Поэтому его назвали Род-Айлендом. В конце концов поселение Уильямса стали называть плантациями Род-Айленда и Провиденса[30], хотя обычно его называют просто Род-Айлендом.

Под руководством Уильямса на Род-Айленде существовала полная религиозная терпимость (даже по отношению к евреям), хотя в отличие от появившегося позже в Мэриленде Акта о веротерпимости эта терпимость не имела силы правительственного закона, так как Уильямс не имел права на управление этой землей. Но даже в этом случае этой веротерпимости было достаточно, чтобы стать проклятием для других колоний Новой Англии, которые не желали иметь ничего общего с этим рассадником радикализма.

Еще одной религиозной мятежницей стала Анна Хатчинсон, которая прибыла в Бостон в 1634 году и стала первой заметной женщиной в истории Америки. Она была чем-то вроде сторонницы движения за права женщин, так как настаивала на отправлении религии так, как она это понимала, отрицая авторитет руководителей церкви. Она повела за собой других женщин и с жаром защищала свою веру в некую религиозную демократию, когда каждый мужчина и каждая женщина решают свою собственную судьбу. В конце концов ее судили и 8 ноября 1637 года тоже выслали. На какое-то время она нашла пристанище в Род-Айленде, потом переселилась дальше, в нынешний округ Уэстчестер в штате Нью-Йорк. В 1643 году она погибла во время нападения индейцев.

Конечно, неприятности с индейцами должны были возникнуть, так как бурный приток поселенцев оккупировал землю, не обращая внимания на индейцев. Роджер Уильямс был одним из нескольких идеалистов, которые справедливо относились к индейцам, признавая за ними все достоинства и права европейцев. В ответ индейцы всегда были справедливы к нему.

Однако не все люди были такими, как Роджер Уильямс. В 1637 году один надменный белый торговец вызвал ненависть племени пекот, которое обитало в Коннектикуте, и в конце концов один из индейцев его убил. Это означало войну, и эта война пошла по обычному пути.

Штурмовой отряд индейцев сжег только что основанный город Уэтерсфилд, убил несколько поселенцев, и это было первое побоище. Затем была смертоносная контратака. 26 мая 1637 года группа вооруженных поселенцев осадила 600 мужчин, женщин и детей племени пекот в их укрепленной деревне возле Мистик-ривер на юго-востоке Коннектикута, подожгла ее, и они все сгорели. Могущество индейцев, по крайней мере в Коннектикуте, было сломлено.

«Война Пекот», хоть и закончилась победой поселенцев, поставила белых в опасное положение. В 1643 году Массачусетс, Плимут, Коннектикут и Нью-Хейвен объединились в Конфедерацию Новой Англии, чтобы выступать против индейцев объединенным фронтом и решать пограничные споры между собой. (Радикальный Род-Айленд проигнорировали.) Этот союз, который продержался целое поколение, был первой попыткой отдельных колоний объединиться, чтобы справиться с общими проблемами.

Тем не менее в 40-х годах XVII века усилия по колонизации Америки начали слабеть. Во многом это объяснялось неприятностями на родине.

Пуритане набирали силу на промышленном многонаселенном юго-востоке Англии, приобретали все больше власти в парламенте, и их враждебность к Карлу I росла. Карл отвечал им такой же враждебностью и с 1629 до 1640 года отказывался созывать парламент.

Без парламента Карл испытывал трудности в сборе денег. Он был вынужден участвовать во всевозможных сомнительных экспедициях, которые просто увеличили его непопулярность. Затем, в 1639 году, восстали шотландцы. Карлу так нужны были деньги, что он был вынужден, даже вопреки своей воле, созвать заседание парламента. Парламент попытался использовать свой контроль над финансами, чтобы заставить Карла I пойти на уступки, и конфликт разгорелся.

К 1642 году уже шла настоящая гражданская война, и как король, так и парламент, собирали армии, чтобы вести сражения. Пуританский сквайр Оливер Кромвель сражался на стороне парламента и оказался необычайно способным генералом. К 1645 году стало ясно, что король потерпел поражение, и 30 января 1649 года ему отрубили голову. Англия осталась без короля на одиннадцать лет, к полному ужасу остальной Европы.

Английская гражданская война имела большое значение для эволюции колоний. Пока Англия была занята своими внутренними распрями, колониям предоставили самим заниматься своими делами. Даже Виргинии, королевской колонии, позволили на какое-то время выбрать своего собственного губернатора. Потом эту привычку к самоуправлению нельзя было полностью уничтожить, таким образом, был сделан еще один шаг к свободе.

Пуритане Новой Англии были, конечно, душой и сердцем на стороне пуританского парламента. Виргиния, с другой стороны, была на стороне короля, и после 1649 года многие из сторонников Карла иммигрировали в эту колонию.

Враждебность между двумя частями англо-американского побережья стала почти зеркальным отражением гражданской войны в Англии. Конфедерация Новой Англии на время прервала торговые отношения с Виргинией, и если бы эти две части были ближе друг к другу, между ними могла бы даже начаться война.

События 40-х годов XVII века являются ранним доказательством различий между Севером и Югом, которым в конце концов суждено было развиться в убийственный кризис и которые еще не исчезли. Это был Север против Юга; парламент против короля; пуритане против англиканцев; третье сословие против аристократов.

Но в 40-х годах, по крайней мере, эти два региона могли только злобно смотреть друг на друга через ту часть побережья, которая вовсе не была английской, она была голландской.

В ходе большой гражданской войны против Испании Нидерланды построили могучий флот и создали всемирную систему торговли и коммерции. Нидерланды были, для своих размеров, самой состоятельной нацией мира, их можно было даже считать великой державой.

По мере роста своего могущества Нидерланды вели свою войну против Испании за морями. Португальские владения на Дальнем Востоке были особенно уязвимы, так как, поскольку Португалия попала под контроль Испании, ее империя пришла в упадок.

В 1602 году группа купцов основала голландскую Ост-Индскую компанию для развития торговли с Дальним Востоком и для того, чтобы захватить те кусочки территории Португалии, какие смогут. Они настойчиво утверждались на больших островах в Юго-Восточной Азии. Их в конце концов стали называть «Голландской Ост-Индией» (а после Второй мировой войны этот район получил независимость и теперь является территорией Индонезии). Еще в 1619 году голландцы основали на Яве город, который назвали Батавия, по древнехму латинскому названию того региона Европы, где расположены Нидерланды. (Батавию теперь переименовали в Джакарту, и она является столицей Индонезии). Голландцы также отняли у португальцев остров Цейлон и утвердились в Южной Африке, где португальцы уже обосновались со времен Диаса, за полтора столетия до этого. На всех этих территориях голландские купцы делали свои состояния.

В 1609 году истощенная Испания наконец согласилась на временное перемирие с Нидерландами (она не признавала независимость этого региона еще почти сорок лет), и действия голландцев стали еще более энергичными. Несмотря на то что их усилия на Дальнем Востоке были так успешны, они начали мечтать о таких же попытках на Дальнем Западе.

А что же северо-западный проход, который искали так долго и так безуспешно? Фробишер и Дэвис четверть века назад потерпели неудачу, но был один английский мореплаватель, который в первом десятилетии XVII века продолжал исследовать воды Арктики в поисках пригодных для плавания маршрутов. Это был Генри Гудзон, который в 1607 году исследовал воды Арктики к северу от Европы по поручению английской Московской компании. Гудзон рискнул дойти до Шпицбергена и плыть дальше, и он открыл то, что теперь называют островом Ян-Майен, примерно на полпути между Шпицбергеном и Исландией.

В 1608 году его наняли голландцы проводить для них исследования. 6 апреля 1609 года он отплыл на судне «Полумесяц». Он начал с того, что снова поплыл на северо-восток, мимо Шпицбергена, но недовольство экипажа заставило его повернуть на запад.

Гудзон отправился через Атлантику к Северной Америке в то время, когда поселение англичан на побережье делало свои первые шаги и когда Джеймстаун висел на волоске.

Гудзон плавал вдоль побережья Америки, исследуя залив Делавэр за год до того, как его увидел хоть один англичанин. Затем, 3 сентября 1609 года, его судно вошло в гавань Нью-Йорка. Другие побывали там раньше него, особенно Веррацано, но Гудзон, надеясь вопреки всему, что это вход в северо-западный проход, первым вошел в широкую реку, впадающую в залив. 12 сентября он двинулся вверх по ее течению.

Он поднялся на двести сорок километров вверх по реке, пока постепенно мелеющее русло не убедило его в том, что это действительно река, а не пролив, и, разочарованный, он снова поплыл вниз по реке.

В более позднее время голландцы назвали эту реку Северной, а ту, которая впадала в залив Делавэр дальше к югу, — Южной. Последнюю в конце концов стали называть рекой Делавэр, а первую очень справедливо назвали Гудзоном.

Когда Гудзон возвращался обратно в Нидерланды с отчетом, его остановили в Англии и не позволили больше работать на голландцев.

В 1610 году Гудзон предпринял новую попытку, на этот раз севернее, и снова на средства англичан. В июне того года он проплыл южнее Баффиновой Земли через узкий морской пролив между ней и материком, который сейчас называется Гудзонов пролив. 3 августа он вошел в большую бухту, вдающуюся в Северо-Американский континент в направлении на юг, которую теперь называют Гудзонов залив.

Казалось, вновь появилась надежда, что он в конце концов обогнул Северо-Американский континент и что можно без помех плыть на запад, в Индии. Он провел три месяца в заливе, исследовал восточный берег и достиг его южной части (залива под названием бухта Джеймса в честь короля Англии Джеймса I) в ноябре.

Там он застрял во льдах на шесть тоскливых месяцев. Когда лед растаял в июне 1611 года, он хотел продолжать изучение западного берега залива, но его экипаж был сыт по горло. Гудзона высадили в открытом море в шлюпке вместе с сыном и семью верными ему членами экипажа, и предполагают, что все они погибли от холода и голода. Тем из мятежников, кто выжил после нападения эскимосов, удалось найти дорогу обратно в Англию.

Голландцы продолжали продвигаться на запад и без Гудзона. Самые поразительные успехи они сделали в Южной Америке, где, после окончания перемирия с Испанией, продолжали захватывать части португальской империи. В 1623 году голландцы захватили город Пернамбуко на самом восточном выступе Бразилии. Они продолжали свои завоевания, и некоторое время казалось, что в Южной Америке появится великая голландская империя. Однако в 1640 году, после шестидесяти лет под властью Испании, Португалия вернула себе независимость, и положение резко изменилось. Начавшееся в 1645 году народное восстание португальских колонистов закончилось изгнанием голландцев из Бразилии.

Более долговременные завоевания были сделаны на маленьких островах, окаймляющих Карибское море. Такие острова, как Сен-Мартин и Саба, к востоку от Пуэрто-Рико, и Кюрасао, к северу от Южноамериканского материка, стали голландскими и остаются голландскими по сей день[31].

Но голландцы не забыли побережье Северной Америки, участок от Северной реки до Южной реки. В 1614 году Адриен Блок начал с реки Гудзон и исследовал земли восточнее. Он обогнул Манхэттен и Лонг-Айленд (доказав, что это острова) и изучил берег Коннектикута, открыл реку Коннектикут и вошел в нее. В тот же год Корнелис Мей исследовал берег к югу от Гудзона, и Кейп-Мей, на южной оконечности нынешнего Нью-Джерси, назван в его честь.

В том же 1614 году голландцы основали форт выше по реке Гудзон, в той крайней точке, куда добралась экспедиция Гудзона, и использовали его для торговли мехами с индейцами. Они назвали его сначала фортом Нассау, в честь правителя Мориса Нассау, а после фортом Оранским, по фамилии правящего дома Нидерландов. В 1624 году небольшое поселение появилось также на острове в устье реки Гудзон, которое назвали Манхэттен — по названию индейского племени, жившего там.

К тому времени, однако, голландские купцы основали Голландскую Ост-Индскую компанию (3 июня 1621 года), чтобы более эффективно создавать западные поселения и сделать создаваемые Новые Нидерланды работающим предприятием. Для этой цели была необходима сильная база в устье реки Гудзон.

Петер Минуит был назначен компанией генеральным директором Новых Нидерландов и отправлен в Америку организовать эту базу. 4 мая 1626 года он высадился на Манхэттене и заключил самую поразительную сделку с недвижимостью в истории. Он приобрел остров Манхэттен у индейцев за дешевые украшения стоимостью шестьдесят гульденов, эту сумму обычно выражают в американских деньгах как равную двадцати четырем долларам.

Поселение на южной оконечности острова, в котором тогда жило триста человек, назвали Новым Амстердамом, в честь Амстердама, тогда, как и сейчас, самого большого города Нидерландов.

В то время английское поселение в Виргинии явно процветало, и англичане начали прибывать к берегам Новой Англии. Нидерланды, понимая, что их собственная колония окружена и с севера, и с юга, стремились исправить положение, наполнив ее поселенцами. Не многие голландцы были готовы отправиться туда спонтанно, и поэтому Нидерланды с готовностью принимали поселенцев из всех мест Европы. К 1643 году посетивший колонию иезуитский священник писал, что насчитал восемнадцать языков, на которых говорят на улицах Нового Амстердама, который, таким образом, приобрел статус многоязыкового и с тех пор его не терял.

Голландцы принимали меры для поощрения иммиграции. 7 июня 1629 года они создали систему патронов. Люди, которые брали обязательство привезти более пятидесяти поселенцев, получали большие участки вдоль реки Гудзон — на протяжении двадцати пяти километров на одном берегу или двенадцати километров на обоих берегах. Эти люди, называемые патронами, получали на своей земле почти суверенные права. Порожденная таким образом полуфеодальная система открыла Гудзон для быстрого заселения европейцами, но также сохранила в Новых Нидерландах прочную власть олигархов.

Создателем системы патронов стал Килиан ван Ренсселер, торговец бриллиантами из Амстердама, который был одним из первых акционеров Голландской Вест-Индской компании. Хотя он сам не приехал в Новые Нидерланды, но приехали его сыновья, в 1630 году. Им принадлежал шикарный участок в верхнем течении Гудзона, и даже сегодня округ на восточном берегу реки, напротив Олбани, называется Ренсселер.

Колония расширялась. Датский иммигрант Йонас Бронк поселился на материке к северу от Манхэттена. И мы до сих пор называем этот район Бронксом. Голландский поселенец, имеющий титул «йонкер» (эквивалент больше известного слова «юнкер» у пруссов), поселился дальше на север, в районе, который мы называем Йонкерс.

Был заселен остров Стейтен (назван в честь Генеральных Штатов, законодательного органа Нидерландов). Точно так же Лонг-Айленд и такие места, как Бруклин и Гарлем, названы в честь голландских городов. Голландцы также расселились вдоль побережья Коннектикута и Нью-Джерси. В 1633 году они построили форт Доброй Надежды на месте нынешнего Хартфорда, до прибытия поселенцев в Новую Англию. Позднее, когда англичане поселились вдоль реки Коннектикут и в Нью-Хейвене, голландцы яростно протестовали и называли это вторжением на их землю.

Пока все это происходило, голландцам приходилось иметь дело с индейцами. Петер Минуит и Ренсселеры справедливо вели дела с индейцами, и так же поступал Воутер ван Твиллер, племянник ван Ренсселера, который стал губернатором Новых Нидерландов в 1633 году. У них проблем не было.

Но потом, в 1637 году, губернатором стал Виллем Кифт, а Кифт был одним из тех, кто был твердо убежден, что нечего церемониться с индейцами и что убийство нескольких индейцев благотворно подействует на остальных. Поэтому он убил несколько индейцев и тут же получил войну с индейцами.

Кифту пришлось построить стену в виде деревянного частокола через южную оконечность Манхэттена (откуда произошло название «Уолл-стрит») для защиты Нового Амстердама. В 1644 году произошли сражения в Уэстчестере, во время одного из них была убита Анна Хатчинсон, и голландцы устояли с большим трудом.

Естественно, колонисты стремились избавиться от некомпетентного Кифта, и в 1647 году Новые Нидерланды получили нового губернатора, Петера Стейвесанта. Он был, по всем меркам, самым способным человеком в истории голландской Америки.

Его ранили в 1644 году, во время битвы на Карибах, и в результате ему пришлось ампутировать ногу. После этого он ходил на деревянном протезе, который украшал серебряными лентами.

Он не был приятным человеком и правил жестко, но он правил эффективно. Ему пришлось нелегко. С севера и с востока все время наступали английские поселенцы Новой Англии, а на юге возникла неожиданная проблема в лице маленькой группы шведов, о которой помнят меньше, чем обо всех других группах народов, основавших первые поселения на американском побережье.

Швеция по-настоящему вышла на сцену европейской истории только после открытия Америки. На протяжении большей части Средневековья она была под властью Дании, но в 1523 году добилась независимости под руководством Густава Вазы, который правил под именем короля Густава I. Затем она расширила границы на регион Балтики и достигла пика могущества при удивительном монархе-солдате Густаве II Адольфе.

В 1630 году Густав Адольф ввязался в разрушительную Тридцатилетнюю войну, которая тогда сотрясала Германию, и в следующие два года одержал блестящие победы, которые возвысили Швецию до статуса великой державы, и эту роль она играла в течение столетия. Неудивительно, что Густав Адольф, стремящийся поставить Швецию на равную ногу с более старыми державами Европы, охотно выслушивал проекты заселения восточного побережья Америки. В этом его поддерживали датчане, которых вытеснили (по их мнению, несправедливо) из Голландской Вест-Индской компании.

Густав Адольф погиб в бою в 1632 году, но планы шведов не были забыты. В 1637 году была создана Новая шведская компания, чтобы сделать для Швеции то, что Голландская Вест-Индская компания сделала для Нидерландов. Именно Петер Минуит, купивший Манхэттен, был руководящей силой нового предприятия. И в 1638 году, когда первая группа шведских поселенцев отплыла в Америку, Минуит ее возглавил.

Экспедиция на десять дней остановилась в Джеймстауне, затем поплыла на север, в бухту Делавэр, и 29 марта 1638 года основала поселение недалеко от того места, где теперь стоит город Уилмингтон. Они назвали его форт Кристина, в честь дочери Густава Адольфа, Кристины, которая взошла на трон после смерти своего отца.

Шведские поселенцы расселились дальше вверх по течению Делавэра, почти до того места, где сейчас находится Филадельфия, где они основали свою столицу. Еще дальше вверх по течению, однако, жили враждебные голландцы, считавшие Делавэр своей территорией. Новая Швеция, как ее назвали, сохранила мирные отношения с индейцами, и под предводительством Йохана Бьернсона Принца, ужасно толстого человека, который сражался под началом Густава Адольфа, колония процветала, но она всегда оставалась маленькой. Пара сотен шведов и финнов были ее ядром, и ее население никогда заметно не превышало этого.

Шведы привезли в Америку одну вещь, которая со временем стала не отделимой от легенд об американских пионерах. Это была бревенчатая хижина, изобретенная на севере Скандинавии, которая, благодаря простоте строительства и способности держать тепло во время суровой зимы, намного превосходила все остальные строения в поселениях. Она, несомненно, превосходила английские каркасные дома, построенные поселенцами Новой Англии.

Бревенчатая хижина постепенно завоевала все рубежи Северной Америки.

Франция тоже не отставала в гонке за колонизацию Америки. Когда Генрих IV стал королем и религиозные войны закончились, Франция снова занялась Америкой, продолжив с того места, где остановился Картье в своих исследованиях реки Святого Лаврентия.

Франция сохранила контакты с этим регионом в связи с торговлей пушниной. Мех бобра, которым богата Канада, приобрел большую популярность в изготовлении шляп (и слово «бобер» стало жаргонным); и торговля мехами, нуждавшаяся в базе на суше, стала более прибыльной, чем рыбный промысел в открытом море. Генриха IV поэтому убедили попытаться заставить французов держаться тверже. Для этой цели он назначил Самюэля де Шамплейна королевским географом и поручил ему изучить этот район.

Шамплейн не был новичком. Он сражался под предводительством Генриха IV, когда тот боролся за королевскую корону, а позднее, на службе у Испании, получил богатый и разнообразный опыт в море и в Новой Испании.

Он уже совершил два путешествия в Америку. В 1603 году он вошел в устье реки Святого Лаврентия. Затем, в 1604 году, исследовал побережье Новой Англии до того, как ее назвали Новой Англией. На полуострове дальше к северу, который французы назвали Акадией от индейского слова, означающего «богатый», он помог основать поселение под названием Порт-Рояль.

В 1608 году, на средства короля, он отплыл из Франции в свое третье путешествие в Канаду. Снова он поднялся по реке Святого Лаврентия и 3 июля 1608 года основал поселение в шестистах сорока километрах вверх по течению, в том месте, где река сужается и где защищать поселение было легко благодаря обрывистому берегу реки. Это был город Квебек, основанный на год позже Джеймстауна.

Сначала Квебеку приходилось трудно. Суровая северная зима опустилась на поселение, и из двадцати восьми жителей только восемь дожили до следующей весны. Тем не менее Квебек остался существовать и послужил ядром для названной так позднее Новой Франции.

Французы в торговле мехами зависели от местных индейцев, принадлежавших к племенам гуронов и алгонкинов. Они воевали с ирокезами, конфедерацией индейских племен, которым принадлежала земля в современном штате Нью-Йорк. Ирокезы образовали свою конфедерацию около 1570 года, под предводительством (среди прочих) полулегендарного могаука Гайаваты. Это принесло некоторый мир и объединило пять ранее воевавших племен. В результате они стали самой сильной группой индейцев на всей прибрежной территории, которую теперь колонизировали европейские страны.

Фактически ирокезы были, наверное, самыми поразительными индейскими воинами в Америке. Это племя никогда не могло похвастать более чем 2300 воинов, но они отличались безукоризненной храбростью и невероятным садомазохизмом в способности пытать и выносить пытки и превратили метод набегов в стиле коммандос в высокое искусство. Они победили соседние индейские племена и доминировали на большей части нынешней территории Соединенных Штатов.

Шамплейн ничего этого не знал. Он просто стремился исследовать юго-запад и был готов помогать индейцам, от которых зависела торговля мехами. Двигаясь на юг от реки Святого Лаврентия в июле 1609 года, он открыл длинное озеро, которое до сих пор называют озером Шамплейна в его честь. У южного конца этого озера 30 июля индейцы-алгонкины, вместе с которыми двигался Шамплейн, встретили группу ирокезов.

Сразу же начался бой с применением томагавков и стрел. Ирокезы побеждали, поэтому Шамплейн и его люди вмешались. Взяв свои мушкеты, они дали залпы по ирокезам. Потрясенные новым оружием, которое издавало гром и убивало таинственным образом, ирокезы повернулись и убежали.

Вмешательство Шамплейна было, возможно, самым важным поступком в его жизни. Ирокезы, униженные тем, что их заставили отступить в панике, никогда этого не забыли и не простили. С этого момента эти племена оставались неизменно враждебными к французам и были союзниками сначала голландцев, а затем англичан.

От голландцев они получили в собственность огнестрельное оружие и к 1640 году стали первыми из индейцев, которые использовали в боевых действиях ружья. Мстительные ирокезы не раз ставили Новую Францию на грань уничтожения. Без поддержки ирокезов, возможно, в конце концов ни голландцы, ни англичане не смогли бы устоять против французов в этом важном регионе. Если бы французам удалось вбить клин между Новой Англией и Виргинией, история Северо-Американского континента была бы совсем другой.

Вернувшись во Францию за новыми поселенцами, Шамплейн приплыл в Америку в четвертый раз, в 1610 году, и в 1611 году основал поселение в 240 километрах вверх по течению от Квебека. Он назвал его Пляс-Рояль, и он позже стал ядром Монреаля. В 1613 году он отправился на запад и к 1615 году достиг залива Джорджиан Бей, северной оконечности озера Гурон. Он был первым европейцем, который добрался до Великих озер.

Во Франции в 1610 году был убит Генрих IV, и последовали четырнадцать лет относительной слабости при его юном сыне, Людовике XIII. Хотя Шамплейн укреплял Квебек, в 1610 году он оставался крохотным селением и не мог сопротивляться атаке англичан с моря в 1629 году. Шамплейн, который уже стал губернатором Новой Франции, был вынужден сдаться и три года провел в плену. Англичане также захватили французские поселения в Акадии. Однако и Квебек, и Акадию вернули в 1632 году.

Тем временем, в 1624 году, способный кардинал Ришелье взял власть в свои руки в качестве первого министра Людовика XIII. Под его твердым руководством Франция быстро ожила. В 1627 году он организовал кампанию, чтобы поощрить колонизацию Канады. Он добился от Англии возвращения французских владений, и после этого Франция год от года становилась все сильнее. Река, вытекающая из озера Шамплейн на север и впадающая в реку Святого Лаврентия, названа рекой Ришелье в его честь.

Тем не менее реальное количество французских поселенцев оставалось небольшим, учитывая размер территории, контролируемой Францией. Тому было много причин. Климат был суровым, а французов больше интересовала торговля пушниной и прибыль, чем строительство нового дома для французов за морем. Для обеспечения прибыльной торговли французское правительство, автократическое дома, сохраняло деспотический контроль над поселенцами, что не делало Канаду привлекательным местом для тех людей, которые искали спасения от жестокости на родине.

Наконец, те французы, которые были наиболее склонны искать убежища за морями, были гугенотами, французскими протестантами, которые на родине представляли преследуемое меньшинство. Однако французское правительство не позволяло гугенотам уехать на французскую территорию в Америке. Поэтому гугеноты эмигрировали в английские колонии, где их приветливо встречали и где они пополняли ряды врагов Франции.

Тем временем в самой Европе Франция способствовала окончательному упадку Испании.

Испанцы протестовали против колонизации восточного побережья Северной Америки другими странами, так как упорно утверждали, что весь Северо-Американский континент принадлежит ей по праву открытия и исследования. (Открытие и исследование индейцами не считались.)

Испания могла, однако, только протестовать, так как всю первую половину XVII века продолжался ее упадок. Все еще считая себя защитницей католичества, она ввязалась в Тридцатилетнюю войну и сражалась против немцев, датчан, шведов и французов.

В 1642 году у Рокруа, на границе Испанских Нидерландов, испанская армия была полностью разбита французскими войсками. Это означало конец испанского военного превосходства на континенте после полутора столетий, на протяжении которых испанские армии практически не знали поражений.

В 1648 году Тридцати летняя война закончилась мирным договором, который был явным поражением для Испании. Испанию даже заставили, после восьмидесяти лет упорного сопротивления, признать независимость Нидерландов. Война между Испанией и Францией продолжалась, однако, до 1659 года, когда был, наконец, заключен мир, опять невыгодный для Испании. Испания покинула ряды великих держав и с тех пор оставалась малозначительным государством.

Тем не менее, хотя испанские доминионы в Америке перестали расти и хотя мелкие аванпосты на островах были отданы другим странам, Испания в целом проявила удивительное упорство. Она сохранила свои позиции в Мексике, Нью-Мексико, Техасе и Флориде с тем большим упорством, что нуждалась в них как в буфере между новыми, энергичными колониальными державами на севере и собственным богатым центром империи в Мексике.

Глава 6 ЭКСПАНСИЯ АНГЛИЧАН

К 1650 году колонии пяти стран вытянулись вдоль восточного побережья Северной Америки, и о принадлежности этих колоний говорили их названия. Вдоль реки Святого Лаврентия располагалась Новая Франция; Новая Англия сосредоточилась в области Массачусетской бухты; Новые Нидерланды лежали вдоль реки Гудзон; Новая Швеция — вдоль реки Делавэр; Мэриленд и Виргиния (английские колонии) — вдоль Потомака и реки Джеймс; а Новая Испания находилась во Флориде и дальше к югу.

Конечно, это не было дружеской договоренностью. Испания заявляла права на все, и время от времени возникали стычки: между голландцами и англичанами в Коннектикуте, между французами и англичанами в Канаде и так далее. Однако пока там было достаточно места, чтобы поселенцы не вступали в серьезную войну.

С каждым годом свободного места становилось все меньше. К 1650 году, так как каждая группа поселенцев расселялась все дальше, начались коллизии, в течение следующего века росла конкуренция в вопросе о том, кто унаследует Северо-Американский континент[32].

Новые Нидерланды остро чувствовали нехватку свободного места. Под суровым управлением Петера Стейвесанта они продолжали процветать и становились еще более космополитичными. В 1654 году прибыла первая партия евреев, двадцать три человека мужчин, женщин и детей из Бразилии. Они бежали потому, что власть голландцев там слабела и снова укреплялась власть бескомпромиссных католиков-португальцев. Затем, в 1655 году, привезли черных рабов, и институт рабства укрепился сначала на севере территории будущих Соединенных Штатов.

Тем не менее Новая Англия расширялась тоже, и даже более энергично. Коннектикут становился все более английским с каждым годом, и хотя голландцы были там первыми, им пришлось примириться с реальностью. 29 сентября 1650 года Стейвесант подписал договор в Хартфорде, по которому Коннектикут получил территорию, ограниченную современной западной границей, а также восточную половину Лонг-Айленда. Хартфордский договор был унизительным поражением для Стейвесанта, и он искал возможность взять реванш в другом месте.

С этой целью он постоянно следил за поселениями шведов на реке Делавэр. Чем больше процветали шведы под руководством Принца, тем больше злился Стейвесант. В 1651 году Стейвесант послал двести человек в бухту Делавэр и основал форт Казимир, примерно в десяти километрах к югу от форта Кристина. С этого момента шведы поняли, что над ними занесен топор и как только Стейвесант пожелает, этот топор опустится.

Принц отчаянно пытался уговорить приехать новых поселенцев, но в конце концов оставил эти явно безуспешные попытки и покинул колонию в 1658 году. На следующий год шведы в отчаянии атаковали форт Казимир и захватили его. В ответ Стейвесант взорвался, послал шестьсот человек на семи кораблях (вдвое больше общего населения Новой Швеции) вверх по реке Делавэр, и топор опустился. Новая Швеция была вынуждена сдаться и прекратила свое существование 26 сентября 1655 года. Теперь Новые Нидерланды простирались от Гудзона до Делавэра и переживали расцвет своего могущества.

Тем не менее их гибель приближалась — из-за событий, которые происходили в Европе.

После казни Карла I Великобритания все больше попадала под власть жестокого, но эффективного правителя Оливера Кромвеля. В намерения Кромвеля входило вернуть стране статус великой державы на море, который был у нее во времена Елизаветы I. Этому мешали голландцы, которые теперь контролировали большую часть мировой торговли. Поэтому 9 октября 1651 года Кромвель заставил Парламент принять Навигационный акт. По этому новому закону все товары, ввезенные в Англию по морю, должны перевозить английские корабли (с английским судовладельцем, английским капитаном и английским экипажем) или на кораблях тех стран, где произведены эти товары. Это было сделано, чтобы исключить посредников-голландцев, которые закупали товары в одной стране, доставляли их в другую и брали хорошие деньги за свои услуги.

Естественно, то, что было законом в Англии, было законом и в ее колониях, а это означало, что поселенцы в Америке должны были плавать на английских судах, даже когда более многочисленные голландские суда и более искусные голландские капитаны обошлись бы дешевле. То, что считалось полезным для Англии, наносило экономический вред колониям, но это не беспокоило английское правительство. В то время считалось само собой разумеющимся, что колонии основаны и поддерживаются главным образом ради получения прибыли на родине.

Колонисты ничего не могли поделать с Навигационным актом, разве только игнорировать его, и они продолжали торговать, как им заблагорассудится, и пользоваться судами по своему выбору. Это положило начало долгой традиции контрабанды (незаконной торговли) со стороны английских колонистов, которые пытались обойти те неудобства, которые им навязывала их родина.

Англичане обнаружили, что с контрабандой они тоже ничего не могут поделать. Они находились слишком далеко. В то время пять тысяч километров океанской воды были отличным изолятором. На путешествие туда и обратно уходило три месяца.

Причину того, что Навигационный акт не действует в отношении колоний, англичане видели в наличии в нем слишком большого количества лазеек. Поэтому этот закон постоянно совершенствовали, даже после времен Кромвеля. В 1660 году приняли закон, что корабли, торгующие с Англией, должны быть построены в Англии или в ее колониях. В 1663 году постановили, чтобы все корабли из других стран, везущие товары этих стран в колонии, делали остановку сначала в Англии (это давало Англии определенную прибыль посредника за счет более высоких цен для колонистов). Более того, количество товаров, подпадающих под действие Навигационного акта, постоянно увеличивалось, и колонии должны были продавать такие товары, как сахар, табак, рис, патока, пушнина и т. д., только Англии (и, следовательно, по той цене, которую соглашались платить английские купцы).

В ответ на каждую попытку закрутить гайки колонисты просто везли больше контрабанды. Англия так и не поняла, что попытка доить колонистов на расстоянии пяти тысяч километров обречена на провал и что больше прибыли можно получить, если позволить колониям развиваться свободно. Этот неусвоенный урок в конце концов дорого обошелся Англии.

Но если колонисты могли только не подчиняться, то голландцы, которые тоже пострадали от Навигационного акта, могли предпринять прямые действия. Война на море между Нидерландами и Англией началась в 1652 году. Война шла два года, всего было двенадцать морских сражений. Эта война не была последней, но она закончилась в 1654 году, и от нее больше пострадали голландцы.

Важным аспектом этой войны было то, что она положила конец дружбе между двумя странами, дружбе, которая существовала на протяжении долгого мятежа голландцев, когда обе страны объединял страх перед великой католической державой, Испанией. Новая вражда достигла Америки, конечно, и еще больше увеличила враждебность между английскими колониями и Новыми Нидерландами на юге и на севере.

В 1658 году умер Кромвель, и с его смертью появились перспективы возрождения монархии. В 1660 году изгнанного сына Карла I призвали вернуться в Великобританию, и он стал править под именем Карла II.

Вместе с Карлом II вернулось много ссыльных роялистов, чье имущество было конфисковано режимом Кромвеля. Естественно, они хотели вернуть свою собственность, да еще и с дополнительными бонусами в качестве награды за свою верность.

Этого Карл II сделать не мог. Он был довольно разумным человеком и знал, что если он попытается отнять землю у людей, которые владели ею целое десятилетие, а то и больше, то просто вызовет новую гражданскую войну и его снова отправят в ссылку. Поэтому он отправил своих последователей в Америку — это он мог сделать без особых хлопот.

Собственно говоря, Карл II не особенно любил голландцев, которые плохо относились к нему в годы его изгнания, и новая война с ними все равно назревала. Поэтому одним из его первых шагов было отдать территорию Новых Нидерландов (которая ему не принадлежала, конечно) человеку, которого он считал достойным. Этим человеком был его младший брат Джеймс, герцог Йоркский и Олбанский.

Это казалось удачным политическим ходом. Если англичане смогут захватить Новые Нидерланды, все побережье от Массачусетса до Виргинии станет исключительно английским. Более того, англичане смогут получить ту прибыль, которую получали голландцы от торговли пушниной, и, возможно, если голландцы уйдут с американской сцены, Навигационный акт проще будет приводить в исполнение.

Итак, герцог Йоркский снарядил флот из четырех судов. Под командованием одного из его людей, Ричарда Николса, они переплыли Атлантику, 29 августа 1664 года приплыли в гавань Нового Амстердама и потребовали от голландцев сдаться.

Старого Петера Стейвесанта застали врасплох. Его известили, что корабли направляются в Новую Англию, где пуританские колонисты выказывали упрямое нежелание признать правление Карла И.

Не подготовившись заранее к обороне от англичан, Стейве-сант, которому было уже больше семидесяти лет, энергично призвал к сопротивлению. Но призывал он напрасно. В Новом Амстердаме жило всего 1600 человек, а во всех Новых Нидерландах — около восьми тысяч. В сражении они наверняка проиграли бы более многочисленному населению Новой Англии. Кроме того, многие, если не большинство обитателей Нового Амстердама, не были голландцами — и не чувствовали большого патриотического порыва. Они просто отказались сопротивляться.

Новый Амстердам сдался без единого выстрела 7 сентября 1664 года. 20 сентября Форт Оранж в верхнем течении Гудзона также сдался, а 10 октября голландцы вдоль реки Делавэр после символического сопротивления также сдались.

Все Новые Нидерланды стали английской колонией, и название той их части, которая тянулась вдоль реки Гудзон, было изменено на Нью-Йорк, в честь Джеймса. Новый Амстердам стал Нью-Йорком, форт Оранж стал называться Олбани, в честь другого титула Джеймса.

Настоящая война с Нидерландами началась на следующий год. По условиям мирного договора, подписанного в Бреде, в Нидерландах, 21 июля 1667 года, Нидерланды формально отказались от притязаний на нынешний Нью-Йорк. В ответ Англия признала права голландцев на нынешнюю голландскую Гвиану на Карибском побережье Южной Америки. Это был исключительно невыгодный обмен для Нидерландов, как мы теперь видим, но в то время он казался не таким уж плохим.

Англичане, с их обычной рассудительностью, не делали попыток выселить голландцев или изменить их образ жизни. Они оставили голландцам свободу исповедовать свою религию и пользоваться своим языком. Они даже сохранили систему патронов.

Они просто ввели также английские обычаи и поощряли приток английских поселенцев.

Петера Стейвесанта, вернувшегося в Нидерланды, огульно обвиняли в потере колонии. В гневе он вернулся в Нью-Йорк и провел последние годы на покое под английским флагом. Он жил на своей ферме «Бауэри» в городе Нью-Йорк, по названию которой получила свое имя часть города — Бауэри.

Стейвесант умер в 1672 году и не дожил до того момента, когда голландцы вернулись в Нью-Йорк и когда с Англией началась новая война. 30 июля 1673 года голландский флот внезапно захватил Нью-Йорк; но всего год спустя война закончилась, и голландцы отдали город обратно Англии 10 ноября 1674 года.

Но не все Новые Нидерланды стали Нью-Йорком. Южная часть голландских владений, между рекой Делавэр и морем, была подарена Джеймсом Йоркским двум его друзьям 24 июня 1664 года, еще до захвата Новых Нидерландов.

Одним из них был Джордж Картарет. Он родился на острове Джерси в Ла-Манше, и после того как Карлу I отрубили голову, он два года удерживал Джерси против Кромвеля, а потом его отправили в ссылку во Францию. Пока он еще удерживал Джерси, его посетил сын Карла, позднее ставший Карлом II, который пообещал ему земли в Америке в качестве награды, и эти земли назвали Нью-Джерси. Теперь, пятнадцать лет спустя, обещание было выполнено. Вместе с Картаретом был Джон, лорд Беркли, который также сражался за Карла I.

Таким образом, когда начал править Карл И, восточное побережье Северной Америки стало сплошь английским, от Мэна до Виргинии.

Южнее Виргинии еще оставался незаселенный промежуток примерно в 800 километров. Его обходили, пока Испания была еще сильна, но Испания слабела. 24 марта 1663 года, когда еще предстояло завоевать Новые Нидерланды, Карл II подарил эти земли восьми своим верным придворным (в числе их были Картарет и Беркли, которым в следующем году достался Нью-Джерси).

Весь этот район назвали Каролиной в честь короля, от латинской версии имени Карл (Каролюс). Именно в этом районе было основано первое поселение гугенотов за сто лет до этого, и французы назвали его Кароланой, почти так же, в честь своего Карла IX.

В 1670 году группа поселенцев, на деньги восьми собственников, приплыла в Каролину и создала фермы вдоль глубокого залива, который получил название Альбемарль-Саунд в честь генерала Монка, одного из собственников. Он был главным действующим лицом в деле реставрации Карла II и в награду получил титул герцога Альбемарля.

Этот район находился всего в 129 километрах от Джеймстауна, и виргинцы заселяли его уже пятнадцать лет. Поэтому между Виргинией и Каролиной несколько десятилетий возникали трения, как раньше между Виргинией и Мэрилендом. (В обоих случаях Виргиния в конце концов потерпела поражение, и ее границы были проложены по реке Потомак на севере и по 31-й параллели северной широты на юге.)

Примерно в то же время еще одна группа поселенцев высадилась в южной части колонии Каролина. Собственно говоря, они высадились так близко от испанских владений, как только посмели, примерно в 530 километрах к юго-западу от Альбемерль-Саунда и всего в 400 километрах севернее Сан-Аугустина. Там в апреле 1670 года они основали Чарльзтаун (позднее Чарлстон), также названный в честь Карла II.

Только в 1683 году колонисты посмели основать Порт-Рояль в 64 километрах дальше к югу (там, где когда-то тщетно пытались поселиться гугеноты), и даже в этот поздний период Испании 17 августа 1686 года удалось собрать силы и выгнать их.

В течение четверти века поселения Каролины окрепли, некоторые на севере, некоторые на юге и очень мало посередине. Эти группы были в таком отчаянном положении (мелкие фермеры, выращивающие табак, на севере и плантаторы, выращивающие рис, на юге) и так велико было расстояние между ними, что быстро стала понятна безуспешность попыток управлять всем этим образованием как единым целым. Губернатор остался в Чарлстоне, а его заместитель обосновался в районе Альбемарля.

Еще одна колония, основанная под эгидой Карла И, была создана беглецами от религиозных преследований. Это была секта, зародившаяся еще во времена Кромвеля.

В те дни пуританский проповедник по имени Джордж Фокс собрал вокруг себя последователей, которые так верили в близость этого человека к Богу, что не видели необходимости в церквях и священниках.

Фокс и его ученики были пацифистами и не признавали никакой власти, кроме власти Бога. Они не снимали шляпы в знак уважения к земным властям и употребляли только второе лицо единственного числа («ты» и «тебя»), потому что множественное число «вы» возникло как знак уважения. Они называли всех мужчин только «друг». По этой причине они называли себя Обществом друзей. Однако, поскольку Фокс обычно предостерегал людей, что они должны «дрожать перед властью Бога», его последователей презрительно называли «квакерами»[33]. Это название прижилось, и теперь их все так и называют.

Сегодня квакеры кажутся нам совершенно безобидными людьми, но в XVII столетии они выглядели опасными радикалами и, из-за того что они отвергали обряды и организацию церкви, даже атеистами. Их повсеместно и жестоко преследовали, и три тысячи квакеров бросили в тюрьмы вскоре после того, как Карл II вернул себе трон.

Очень скоро после появления движения квакеров они начали покидать Англию и переселяться в американские колонии, отчасти в надежде спастись от преследований, а отчасти для того, чтобы обратить других в свою веру. Там их тоже встретили с негодованием, и между 1569 и 1661 годами четырех квакеров повесили в Бостоне люди, которые считали, что только их одних слышит Бог.

Тем не менее квакерство действительно получило распространение в колониях, и даже обрело нечто вроде убежища в Нью-Джерси. Беркли и Картарет поделили колонию, первый взял западную половину, а последний — восточную. 18 марта 1674 года Беркли продал свою часть колонии двум квакерам за тысячу фунтов, и в 1675 году там возникла первая колония квакеров. 1 июля 1676 года колония официально разделилась на две части; половина квакеров получила название Западный Джерси, а восточная половина, все еще принадлежащая Картарету, — Восточный Джерси. Эти две половины имели разную администрацию.

Тем временем квакерство приобрело выдающегося неофита, когда в 1666 году квакером стал Уильям Пенн. Он был сыном сэра Уильяма Пенна, британского адмирала и богатого человека, который сражался против Карла I и который при Кромвеле сражался против голландцев.

Однако старший Пенн стал симпатизировать роялистам в 50-х годах XVII века и был одним из инициаторов движения за реставрацию на троне Карла II. Еще важнее то, что он выделил Карлу 16 000 фунтов. Карл II не забыл этого и был благодарен не только отцу, но и его сыну, даже когда этот сын совершил такой неблаговидный поступок, как переход в квакерство.

Младший Пенн активно участвовал в попытках квакеров превратить Нью-Джерси в рай. После смерти Картарета в 1680 году Пенн договорился о покупке прав на Восточный Джерси с его наследниками 1 февраля 1681 года. Неудобство Нью-Джерси, однако, состояло в том, что он был расположен слишком близко от Нью-Йорка, который стремился править им так же, как во времена голландцев стремились Новые Нидерланды. Это вызывало осложнения, и Пенну казалось, что если он найдет неосвоенную территорию, которую заселят и будут контролировать одни только квакеры, дела могут пойти лучше.

Он уже подал прошение Карлу в 1680 году на получение права колонизации незаселенных земель к западу от реки Делавэр. Карл был готов предоставить ему это право в обмен на ликвидацию его долга семье Пенн, и 14 марта 1681 года это дело было улажено.

Пенн предложил назвать новую колонию Сильвания, от латинского слова, обозначающего лесистую местность. Карл И, отличавшийся озорным чувством юмора[34], изменил название на Пенсильвания. Пенн, будучи квакером, пришел в ужас из-за того, что его сочли настолько самонадеянным, что он согласен назвать колонию в честь самого себя, и отказался. Карл с улыбкой настаивал, что это название дано в честь его друга, сэра Уильяма Пенна, который не был квакером. И Пенн уже не мог отказаться.

Пенн приступил к организации колонии самым необычным образом. Он опубликовал проспект новой колонии, в котором не делал попытки никого обмануть. Он описал тот район и его перспективы с умеренной точностью. Он сам отправился в колонию в 1682 году и, как и Роджер Уильямс до него, приобрел землю у индейцев и при этом проявил скрупулезную честность. И как у Роджера Уильямса, у него никогда не было неприятностей с индейцами, которые отвечали на честные деловые отношения столь же честно.

Он заключил с индейцами договор, который, будучи квакером, скрепил не клятвами, а только своим словом. Позже французский писатель Вольтер отметил, что из всех договоров, подписанных между англичанами и индейцами, договор Пенна был единственным, не скрепленным торжественными религиозными клятвами, но также единственным, который англичане вскоре не нарушили бы.

К подарку, полученному от Карла II, были добавлены земли в нижнем течении реки Делавэр, которые когда-то были Новой Швецией и недолго были частью Новых Нидерландов. Их Пенн купил у Джеймса Йоркского (который владел ими со времен падения Новых Нидерландов) 24 августа 1682 года.

В нижнем течении реки Делавэр, возле того места, где раньше была столица Новой Швеции, Пенн велел заложить новый город, в 1681 году, еще до того, как сам туда приехал. Он приказал построить его в рациональной форме прямоугольника, все улицы его сделать прямыми и пересекающимися под прямыми углами. Он назвал город Филадельфией, как потому, что это название означает «братская любовь» по-гречески, так и потому, что в книге Апокалипсиса (3:8) Господь обращается к храму в Филадельфии (городе в Малой Азии) с похвалой: «У тебя мало сил, но ты сохранил слово мое и не отрекся от имени моего». Пенн также первым дал реке на восточной границе колонии название Делавэр.

Пенн не пытался установить авторитарное правление, как делали другие собственники, но позволил с самого начала участвовать в издании законов собранию выборных представителей. Он также создал гуманное уголовное законодательство и проводил политику религиозной терпимости.

В результате иммигранты отовсюду хлынули в новую колонию. В частности, среди них были члены германской секты с тенденциями квакерства, которые приехали в большом количестве и основали поселение Германтаун к северу от Филадельфии. Это было первое появление в колониях большого количества неанглоязычных народов. (Мы не можем посчитать голландцев и шведов, которые жили в некоторых частях страны до прихода англичан.)

Сама Филадельфия процветала, ее население росло, как и интеллектуальный уровень. Первый печатный станок в английских колониях за пределами Новой Англии был установлен в Филадельфии примерно в 1690 году.

Падение пуританского правительства в Англии и реставрация англиканской монархии сулили неприятности пуританам в Новой Англии.

Карл II не был нетерпимым фанатиком, который счел бы похвальной попытку уничтожить религию Новой Англии, даже если бы оказался настолько глупым, чтобы поверить в такую возможность. Тем не менее он считал правильным сделать все возможное для ослабления власти пуритан. Во-первых, он мог разделить этот район на две отдельные колонии. Взаимная вражда способствовала бы ослаблению их всех, и они могли играть на руку роялистам.

По этой причине Карл дал Коннектикуту отдельную хартию 23 апреля 1662 года, а другую — Род-Айленду, 8 июля 1663 года. Затем, когда Новые Нидерланды стали Нью-Йорком, поселение у Нью-Хейвена, которое до того настаивало на самоуправлении, начало опасаться поглощения Нью-Йорком, все еще преимущественно голландским по духу. Поэтому 5 января 1665 года Нью-Хейвен согласился на союз с Коннектикутом.

Таким образом, Коннектикут и Род-Айленд получили границы, которые сохраняли всю последующую историю.

Если Массачусетс считал потерю южной окраины Новой Англии (на которую он до той поры упорно претендовал) катастрофой, то его ждали еще большие неприятности со стороны индейцев.

Естественно, по мере того как количество колонистов увеличивалось, они расселялись и захватывали все больше земли. Если в процессе этого они заключали сделки с индейцами, то покупали эту землю за бесценок. Индейцы полагали, что продают права на использование земли, нечто вроде аренды, и их собственные права нисколько не уменьшаются. Они пришли в ужас и очень обиделись, когда обнаружили, что после продажи их выгнали с собственной земли, как чужаков.

Некоторые колонисты также занимались обращением индейцев в свою веру. Возглавлял их Джон Элиот, который прибыл в Массачусетс в 1631 году и провел там много лет в качестве миссионера. Он начал свою деятельность среди индейцев, живущих на месте современного городка Ньютон. Он даже издал Библию, переведенную на язык индейцев, в 1663 году — первую Библию, напечатанную в Северной Америке.

Элиот и другие миссионеры добились значительных успехов. Целых 4000 индейцев на юге Новой Англии были обращены в христианство. Однако большинство индейцев оставались необращенными, и их все больше тревожило вторжение чужих обычаев. Этому еще больше способствовал тот факт, что пуритане (с обычной грубостью слишком уверенных в своей праведности людей) применяли собственные религиозные законы даже к необращенным индейцам, штрафуя их за несоблюдение воскресенья, чего они не понимали.

Пока был жив Массасойт, сохранялся мир. Он приветствовал пилигримов в Плимуте, куда они прибыли сначала, и прожил еще сорок лет. Он гордо привел двух своих сыновей в Плимут, чтобы им дали английские имена. Жители Плимута, вспомнив о великих воинах древней Македонии — а отчасти в насмешку, — назвали старшего сына Александром, а младшего Филиппом.

Когда в 1661 году Массасойт умер, Александр стал его преемником, и его тут же заставили явиться в Плимут и поклясться в верности в унизительной для него обстановке. Он правил недолго, и его сменил его брат Филипп («король Филипп», как его презрительно звали поселенцы). Филипп, под градом оскорблений, которые вынуждены были терпеть он и его индейцы, задумал отомстить. Он знал, что месть должна наступить быстро, так как в Новой Англии было уже 40 000 белых поселенцев против всего 20 000 индейцев, и число поселенцев увеличивалось с каждым годом.

Филипп постепенно создал лигу индейских племен по всей Новой Англии и 24 июня 1675 года атаковал Суонси, Род-Айленд, и это нападение ознаменовало начало самой кровавой и яростной войны с индейцами на территории колоний.

Она началась, как всегда начинались войны с индейцами, с неожиданных нападений индейцев и с кровавых потерь среди поселенцев. Но, как обычно, у индейцев были свои роковые слабости, и они как никогда ясно проявились в Войне короля Филиппа, как ее назвали.

Во-первых, индейцы не сражались зимой и не выставляли сторожевые посты по ночам. У них самих это было всеобщим правилом и не мешало воевать. Когда поселенцы начали предпринимать неожиданные атаки на рассвете зимой, поражение индейцев стало неминуемым.

Далее, индейцы так и не научились строить хорошо укрепленные позиции, организовывать линии снабжения и создавать продовольственные склады. Они никогда не устраивали долгих осад и не могли выдержать долгую осаду, так как им всегда нужно было ежедневно охотиться, чтобы прокормить себя.

Хотя они научились пользоваться огнестрельным оружием (а индейцы Новой Англии эффективно использовали его в первый раз в Войне короля Филиппа), они так и не создали промышленной базы, поэтому не умели его делать, а всегда зависели от врагов в вопросе пополнения запаса ружей и патронов.

Более того, индейцы никогда не объединялись и не выступали против белых поселенцев единым фронтом, разве что временно и только частично. Всегда находились отдельные люди и племена индейцев, которые сражались на стороне белых, хотя практически никогда не было белых, готовых сражаться на стороне индейцев.

В случае Войны короля Филиппа обращенные в христианство индейцы, так называемые «молящиеся индейцы», могли служить поселенцам в качестве шпионов и проводников.

Первые атаки индейцев в этой войне обрушились на поселенцев, и к концу 1675 года большинство самых западных поселений было уничтожено. Новая Англия не могла никого позвать на помощь. Англия была далекой и равнодушной. Единственная близкая колония, Нью-Йорк (только что возвращенная англичанам голландцами, которые временно ее захватили), была не в том положении, чтобы оказать помощь. Фактически ее губернатор, Эдмунд Андрос, был больше заинтересован в том, чтобы воспользоваться бедствиями Новой Англии, оторвать часть Коннектикута и присоединить его к собственной колонии. (Это ему не удалось.)

Обитателям Новой Англии пришлось сражаться без посторонней помощи. Конфедерация Новой Англии теперь доказала свою пользу, так как разные колонисты объединились в союз. В декабре 1675 года им удалось организовать контрнаступление и нанести удар по укрепленному лагерю индейцев в болотах Род-Айленда.

Тысяча поселенцев, проводниками которых стали «молящиеся индейцы», проникли в болота до самого лагеря, и там, в яростной схватке 19 декабря (Битва на Большом болоте), индейцы были полностью разгромлены. Примерно две трети погибло. Восемьдесят поселенцев также погибло, а те, кто уцелел, понесли серьезный урон во время следующей зимы.

Победа на Род-Айленде стала поворотным моментом, и с того времени поселенцы неумолимо шли к окончательной победе. Старый Роджер Уильям, все еще живой, пытался заключить мир, справедливый для обеих сторон, но страсти слишком уж разыгрались. Это была война не на жизнь, а на смерть.

Наконец, в августе 1676 года, индейцев оттеснили в последнюю крепость. Король Филипп был окружен и убит 12 августа одним из них. Война закончилась, и власть индейцев в Новой Англии была сломлена навсегда.

Однако это дорого обошлось Новой Англии. Из поселенцев, способных держать оружие, погиб каждый семнадцатый. Из девяноста поселений в Новой Англии двенадцать были полностью разрушены, а еще сорок пострадали в различной степени. Прошло почти полвека, прежде чем колонисты восстановили те границы, до которых они дошли до войны.

И после войны закончились попытки обратить индейцев в христианскую веру. На них смотрели как на закоренелых врагов, единственной судьбой для них было изгнание и окончательное уничтожение. (Голова короля Филиппа в течение двадцати лет была выставлена на шесте в Плимуте как напоминание индейцам о том, чем заканчивается сопротивление белому человеку.)

Англия вовсе не пыталась помочь пострадавшей Новой Англии, она усмотрела ухудшение положения в этом районе как удобный случай раздробить ее еще больше. 24 июля 1679 года Нью-Гэмпшир получил хартию и был официально признан отдельной колонией. Массачусетсу, который только что приобрел права на Мэн у наследников Горгеса, удалось удержать эту часть Новой Англии.

Так как каждая только что ставшая отдельной часть Новой Англии стремилась сохранить свое самоуправление, а угроза со стороны индейцев практически исчезла после гибели короля Филиппа, Конфедерация Новой Англии, которая сослужила такую хорошую службу этому району во время войны с королем Филиппом, перестала выполнять свои функции. 5 сентября 1684 года в Хартфорде состоялось последнее собрание Конфедерации.

Но Англии даже этого было мало. Пока в Массачусетсе действовала хартия, полученная в 1630 году, которая давала ему практически полное самоуправление, она представляла собой пуританскую угрозу для родины. Во-первых, Массачусетс не соблюдал Навигационный акт и вел обширную контрабандную торговлю, а так как правительство колонии отказывалось принимать меры, то с этим ничего нельзя было поделать.

Поэтому 23 октября 1684 года Англия просто аннулировала Массачусетскую хартию. Колония превратилась в королевские владения, где все чиновники были подотчетны королю.

Затем, 6 февраля 1685 года, умер Карл И, и его брат, Джеймс Йоркский, стал королем Джеймсом II (что сразу же сделало и Нью-Йорк королевской колонией).

Джеймс II был католиком, первым католическим монархом, правящим в Лондоне, со времен Марии I за век с четвертью до него. Более того, он был ограниченным и бестактным человеком, которого невозможно было заставить понять, что без оглядки настаивать на своем мнении значит провалить дело.

Естественно, отношение Джеймса II к пуританскому Массачусетсу было еще более жестким, чем у его брата. Теперь, когда он сам управлял этим районом по новой системе, не осталось причины делить его на отдельные колонии. Против индейцев можно собрать больше сил, а управление можно облегчить, если вместо нескольких колоний будет одна. Поэтому Джеймс создал Доминион Новой Англии, в который входило шесть колоний: Нью-Гэмпшир, Массачусетс, Коннектикут, Род-Айленд, Нью-Йорк и Нью-Джерси.

Править Доминионом от своего имени Джеймс II выбрал Андроса, который был губернатором Нью-Йорка во время Войны короля Филиппа и тогда не приложил никаких усилий, чтобы помочь Новой Англии. Если различные колонии не одобряли потерю самоуправления, то этот выбор губернатора они не одобряли еще больше.

Идея создать объединенную, крупную колонию была удачной во многих отношениях, и некоторые действия Андроса по современным меркам были правильными. Например, он старался положить конец религиозной нетерпимости в Массачусетсе, настаивал на том, чтобы разрешить другие формы протестантской веры, и основал англиканскую церковь в Бостоне 15 марта 1687 года.

Однако Андрос, как и его коронованный хозяин, был совершенно бестактным. Что бы он ни делал, все встречало мрачное и упорное сопротивление.

Андрос принялся силой принуждать колонии признать его власть официально и заставить их согласиться отказаться от прежних хартий. 12 января 1687 года он заставил это сделать Род-Айленд.

Затем, 31 октября 1687 года, он отправился в Хартфорд требовать от Коннектикута отказаться от старой хартии, которая и так уже была аннулирована. Колонисты Коннектикута, не признавшие этого аннулирования, не захотели отказаться от письменного документа, подтверждающего их права.

В ту ночь возник громкий и сердитый спор, и внезапно погасли свечи. Когда их снова зажгли, хартия, которую Андрос приказал принести на место собрания, исчезла. По легенде, хартию спрятал в дупле большого дуба (впоследствии названного «Дубом хартии») капитан Уильям Уордсуорт, чтобы сохранить там до тех времен, когда ее можно будет достать, и она продолжит служить основным документом правительства Коннектикута.

Несмотря на это, Андрос распустил правительство Коннектикута 1 ноября 1687 года.

Но в 1688 году Джеймса II свергли с трона, и на его место взошли его дочь Мария II и ее муж Вильгельм III (который был также королем Нидерландов).

Новость о падении Джеймса достигла Новой Англии 4 апреля 1688 года, и сразу же началось радостное восстание. Андроса арестовали 18 апреля и выслали назад в Англию (позже он служил губернатором Виргинии и Мэриленда). Колонии, входившие в недолговечный Доминион Новой Англии, вернулись к раздельному существованию через месяц после свержения Андроса.

Массачусетсу дали новую хартию 7 октября 1691 года, и по ней он поглотил колонию Плимут, которая существовала уже семьдесят лет. Тем не менее не все могло быть так же, как прежде. По новой хартии, Массачусетс предоставил свободу вероисповедания всем протестантским сектам.

Времена Кромвеля и Реставрации не были спокойными и для Виргинии.

В 1642 году сэр Уильям Беркли (брат того Беркли, который через двадцать лет получил Нью-Джерси от Карла И) был назначен губернатором Виргинии. Он оказался популярным губернатором. Во-первых, он поощрял колониальную промышленность и посевы других культур, кроме табака, и в целом Виргиния процветала. Потом он так же твердо держался против индейцев, подавив в 1644 году восстание опечанкано.

Гражданская война в Англии еще только начиналась, когда он стал губернатором, и его прочная позиция роялиста соответствовала общим чувствам в колонии и способствовала его популярности. Он порицал пуританство, и когда Карлу I отрубили голову, быстро признал его сына королем Карлом II. Беженцы-роялисты стекались в сочувствующую им Виргинию, и эта колония начала быстро набирать численность населения впервые со времен основания за полвека до того.

Однако так как режим Кромвеля оставался у власти, его давление стало ощутимым. Беркли заставили уйти в отставку в 1652 году, и сторонникам пуритан удалось захватить Виргинию. Они и Мэриленд захватили в 1654 году, выгнали Балтиморов, отменили Акт о веротерпимости и поставили католиков вне закона.

Тем не менее так не могло продолжаться, и после смерти Кромвеля все начало возвращаться в нормальное состояние. В 1659 году Виргиния на целый год опередила Реставрацию, объявила Карла II королем и позвала обратно губернатора Беркли. В 1662 году его власть распространилась и на Мэриленд.

Возвращение роялистов привело к выборам Палаты бюргеров в 1661 году, которая так подчинялась Беркли, что он мог править, почти не советуясь с ней. Собственно говоря, его настолько удовлетворили эти выборы, что он не позволял больше их проводить в течение пятнадцати лет.

Но он старел, и эпоха Кромвеля так настроила его против вмешательства общественности в дела правительства, что он начал ценить невежество. В то время, когда население Виргинии достигло 45 000 (включая 2000 черных рабов), Беркли открыто радовался в 1671 году, что в колонии нет ни школ, ни печатного станка, так как считал и то и другое источниками подрывной деятельности.

Возрастающая авторитарность и раздражительность при контактах с людьми начала подрывать его популярность. Вдобавок возникли экономические трудности. Несмотря на усилия Беркли, Виргиния по-прежнему очень зависела от табака. Когда обильное выращивание табака привело к перепроизводству и когда Навигационный акт и войны между Британией и Нидерландами стали мешать торговле, началась серьезная депрессия.

И с индейцами тоже были проблемы. Беркли пытался защитить индейцев от открытого грабежа и убийства и поощрял строительство оборонной системы фортов против нападения индейцев. Западные поселенцы и слышать не хотели об этом, так как это было бы дорого. Они желали полного истребления индейцев во всех направлениях и обвиняли Беркли в том, что он покровительствует индейцам из-за своих инвестиций в торговлю пушниной.

И теперь на сцену выходит молодой человек по имени Натаниель Бэкон (дальний родственник Френсиса Бэкона, знаменитого английского политического деятеля и философа).

В 1674 году, после различных семейных неприятностей в Англии, в число которых входило участие в неудачно выбранных финансовых предприятиях, отец послал Бэкона в Виргинию. В Виргинии у Бэкона был кузен, имевший связи в правительстве, а жена Бэкона приходилась родственницей жене губернатора. С такими связями молодой человек преуспел. Его назначили советником губернатора, хотя ему было всего двадцать восемь лет, и он сумел приобрести две большие плантации.

Когда один из надсмотрщиков Бэкона был убит индейцами в 1676 году, Бэкон горячо среагировал и неожиданно оказался во главе тех пионеров, которые хотели воевать с индейцами. (Война короля Филиппа бушевала в то время в Новой Англии, и антииндейские настроения были сильнее, чем обычно.) Не в состоянии устоять против лестного предложения стать лидером, Бэкон нелегально повел своих вооруженных фермеров против ближайших индейцев (они были дружелюбными, мирными, безоружными и беспомощными) и 20 апреля 1676 года убил нескольких индейцев, не встретив сопротивления.

Это сделало его героем, и он сразу же потребовал полной реформы правительства и выборов новой Палаты бюргеров, которая заняла бы более жесткую позицию по отношению к индейцам. Разъяренный Беркли вынужден был разрешить выборы, и Бэкон стал одним из избранных. Когда Бэкон попытался занять свое место в Палате, Беркли приказал его арестовать, но после был вынужден его освободить. Бэкон вернулся в верхнее течение реки, собрал вооруженных сторонников и двинулся на Джеймстаун. Беркли поспешно уехал на восточное побережье колонии, оставив Бэкону Джеймстаун. Он захватил его 18 сентября и сжег днем позже. Некоторое время Бэкон контролировал почти всю Виргинию и готовил принятие тех реформ, которые ему нравились.

К несчастью для него, он был слишком успешным. Многим жителям Виргинии и Мэриленда он начал казаться кем-то вроде Кромвеля, и началось движение обратно к Беркли. Потом, когда удача начала отворачиваться от него, Бэкон умер от дизентерии 26 октября 1676 года.

К январю 1677 года Беркли снова получил полную власть, и он перестарался. Он повесил двадцать три человека, которые активно участвовали в том, что он назвал «мятежом Бэкона». Он бы повесил и больше, если бы смог их поймать. Это вызвало гнев Карла И, который указал Беркли, что он отомстил более сурово за прошлый малозначительный мятеж, чем он сам за казнь отца. Беркли отозвали, и он умер вскоре после возвращения в Англию.

Мятеж Бэкона, хоть и потерпел поражение, способствовал переменам. Большинство реформ, сторонником которых он был, направленных на создание менее авторитарной власти, были вскоре приняты.

Еще одно. Сожжение Джеймстауна было в каком-то смысле концом этого города — первого постоянного английского поселения в Северной Америке. Он так и не был восстановлен, и в 1692 году столицу Виргинии перенесли на шесть миль к северу в Уильямсбург, который тогда получил свое название в честь Вильгельма (Уильяма) III, короля, ставшего преемником свергнутого Джеймса И.

На следующий год, 8 февраля 1693 года, там был основан колледж Вильгельма и Марии, названный в честь короля и королевы. Это было второе высшее учебное заведение, основанное в английских колониях, всего через двадцать один год после того, как Беркли высказал благодарность Богу за то, что в Виргинии нет школ.

Глава 7 ЭКСПАНСИЯ ФРАНЦУЗОВ

Во времена царствования Карла II и Джеймса II, когда английские колонии продвигались все дальше вдоль восточного побережья, Новая Франция также расширяла свои границы. Однако под предводительством миссионеров и торговцев пушниной она распространялась в глубину материка.

В 50-х и 60-х годах XVII века французы все больше изучали местность вокруг Великих озер и укрепляли свои позиции там. Четыре из этих озер получили индейские названия — Гурон, Мичиган, Эри и Онтарио. Озеро Верхнее назвали так потому, что оно было самым северным и поэтому верхним — на картах с обычным расположением объектов. Это название также соответствовало английскому значению этого слова, «превосходящий», так как это самое крупное из Великих озер.

Еще в 1634 году один француз даже проник за Великие озера. Жан Николе, последователь Шамплейна, в тот год пересек озера Гурон и Мичиган и открыл Грин-Бей — похожий на большой палец западный выступ озера Мичиган. Затем он исследовал территорию нынешнего штата Висконсин (где еще раз его посетила надежда найти китайцев) и почти добрался до реки Миссисипи, но слишком быстро сдался, так как спешил вернуться назад со своим отчетом.

Его отчет продолжил, с гораздо большими подробностями, французский иезуит-миссионер Клод Жан Аллуэц. Его больше интересовало обращение индейцев, чем исследования сами по себе, и он путешествовал по всем территориям, граничащим с Великими озерами. Он основал миссию в 1666 году между озерами Верхнее и Мичиган. Другой миссионер-иезуит, Жак Маркетт, основал другие миссии на берегах этих озер в 1668 и 1671 годах.

В 1672 году Луи де Буад, граф Фронгенак, стал губернатором Новой Франции. Он был человеком способным, хотя вздорным и эгоистичным, и обладал воображением и энергией. Ему хотелось уберечь Новую Францию от полного доминирования иезуитов, и поэтому он хотел большего, чем создание миссий на Великих озерах. В 1673 году, например, он основал форт Фронтенак в том месте, где озеро Онтарио сливается с рекой Святого Лаврентия. (Некоторое время озеро Онтарио французы знали как озеро Фронтенак.)

Затем и ему стало ясно, что, двигаясь от Атлантического океана к Верхнему озеру, путешественник углубляется во внутренние области Северной Америки. Если реки, о существовании которых вблизи озера Мичиган сообщал Николе, текут в Тихий океан (а они, несомненно, текли на запад), тогда должен существовать водный проход через континент, до которого нужно было только совершить короткое путешествие по суше западнее озера Мичиган. Это стоило разведать.

Для этой цели он обратился к торговцу пушниной Луи Жолье, который уже подробно изучил Великие озера. Жолье, испытывая необходимость в человеке, который знает западных индейцев, пригласил отца Маркетта. В мае 1673 года началось их исследовательское путешествие. Они шли по следам Николе, прошедшего этот путь почти за сорок лет до них, до Грин-Бей, вверх по реке Фокс, йотом на запад по суше до реки Висконсин.

Там они не повернули обратно, а двинулись вперед по реке Висконсин, миновали самую дальнюю точку, до которой дошел Николе, и 17 июня 1673 года вошли в большую реку, в которую она впадала. Жолье и Маркетт были первыми европейцами, достигшими верхней части этой великой реки, и они дали ей индейское название Миссисипи, что значит «великая река».

Потом они прошли более тысячи двухсот километров вниз по течению до того места, где в нее впадает река Арканзас. Там они повернули обратно, потому что приближались к области испанского влияния и опасались попасть в плен и лишиться записей о своем путешествии. Кроме того, они уже выполнили свою задачу. Было ясно, что водные пути за Великими озерами ведут в Мексиканский залив, а не в Тихий океан. Они не являются проходом через континент.

Одним из тех, кто не был в этом убежден, был Рене Робер Кавелье де Ла Саль, любимец Фронтенака. Ла Саль был энергичным и эксцентричным человеком и страстным исследователем новых земель. Он мечтал найти путь в Китай и так много говорил об этом, что его поместье на реке Святого Лаврентия, в двенадцати километрах от Монреаля, в насмешку называли Ла Шин (Китай по-французски). Город, выросший на этом месте, до сих пор называется Лашин.

Ла Саль без устали исследовал земли к югу от Великих озер, которые теперь образуют штат Огайо. В 1677 году он получил разрешение исследовать западные территории с правом заниматься торговлей пушниной на любых открытых им землях. Ла Саль прошел по следам Жолье и исследовал Миссисипи и вверх, и вниз по течению.

В 1682 году Ла Саль прошел вниз, до устья реки Миссисипи, благополучно миновав южную территорию, на которую претендовала Испания. 9 апреля, стоя на берегу Мексиканского залива, он официально объявил собственностью Франции всю землю, омываемую Миссисипи и ее притоками. Он назвал весь этот обширный район (практически это все Соединенные Штаты между Аппалачами и Скалистыми горами) Луизианой в честь короля Франции Людовика XIV.

К тому времени Фронтенак лишился своей должности и Ла Саль оказался не в ладах с новым губернатором. Он отправился во Францию, где Людовик XIV утвердил его на должность губернатора Луизианы и дал разрешение основать поселение в устье Миссисипи.

В 1684 году Ла Саль отправился из Франции с этой миссией. Его новую экспедицию с самого начала преследовали неудачи, и Ла Саль, еще более вспыльчивый, чем всегда, перессорился со всеми. Когда он наконец добрался до северных берегов Мексиканского залива, он промахнулся мимо устья реки Миссисипи и высадился на берегу Техаса, чуть западнее. Он пытался идти на восток, но 19 мая 1687 года его убили его собственные люди.

Тем не менее Луизиана осталась французской.

И когда приближалось последнее десятилетие XVII века, любой человек, глядя на карту Северной Америки, мог увидеть, что англичане не слишком уверенно держатся на побережье, так как обширные просторы континента по-прежнему принадлежат другим государствам.

Испания все еще прочно сидела в Мексике и Флориде и заявляла права на нынешнею территорию юго-востока Соединенных Штатов. На западе, где конкуренция со стороны других европейских держав была слабой, она даже по-прежнему активно действовала. Так, когда восстали индейцы пуэбло в 1680 году и заставили испанцев уйти из Санта-Фе, последние упорно дрались до тех пор, пока индейцы не потерпели поражение, и Санта-Фе снова вернули Испании в 1692 году.

Тем временем уцелевшие после мятежа индейцев испанцы построили Эль-Пасо на Рио-Гранде, и после тщетной попытки Ла Саля колонизировать побережье залива испанцы расселились дальше, в глубину Техаса, чтобы предотвратить повторение подобных событий. И к концу XVII века испанцы проникали на север до побережья Калифорнии и начинали создавать там поселения.

Однако испанские авантюры на далеком западе не беспокоили английские колонии. Их беспокоила именно Франция, владения которой находились гораздо ближе и которая осуществляла активную программу.

Франция контролировала все то, что теперь стало юго-восточным побережьем Канады от Великих озер до моря, и теперь заявляла права на обширные территории внутри континента за Аппалачами. Этот огромный французский район находился под управлением единой администрации и под пристальным контролем родной страны. Он окружил английские колонии и оттеснил их на опасную береговую линию. Более того, английские колонии были многочисленными, управлялись раздельно и не симпатизировали друг другу. Их раздирали внутренние дрязги, они боролись друг с другом и с правительством на родине.

Любому, кто посмотрит на карту, могло бы показаться, что Франция должна в конце концов расширить свои огромные владения, захватить побережье и смести английскую Америку, как английская Америка смела голландскую Америку, а голландская Америка смела шведскую Америку.

Такой возможности не допускал тот факт, что Новая Франция, несмотря на ее огромную протяженность, имела население всего около 12 000 человек, тогда как английские колонии в конце XVII века служили домом почти четверти миллиона людей, их численность и благосостояние росли, как и решимость продолжать свой рост.

Обе стороны понимали, что французы и англичане не могут продолжать расширяться дальше и не вступить в схватку. Действительно, они уже сражались и раньше.

Одной из территорий такого конфликта был большой полуостров, лежащий между Ньюфаундлендом и Новой Англией. Англичане считали, что и Ньюфаундленд, и Новая Англия входят в сферу их влияния, и они, естественно, полагали, что полуостров между ними также принадлежит им, и уничтожали все тамошние французские поселения с 1613 года.

Затем, в 1621 году, Джеймс I предоставил право колонизации полуострова сэру Вильгельму Александеру, шотландскому поэту, воспитывавшему королевских детей. Александер назвал полуостров Новой Шотландией, что было вполне уместно, так как он лежит к северу от Новой Англии, как Шотландия лежит к северу от Англии.

В Новой Шотландии появлялись еще и французские поселения (для французов это была Акадия), и полуостров тянули в разные стороны обе державы. В 1667 году Бредское соглашение, которое отдало Англии Новые Нидерланды и превратило ее в Нью-Йорк по международному соглашению, отдало Новую Шотландию Франции, и она официально стала Акадией.

Сражения также шли и на дальнем севере. Англия понимала опасность окружения своих владений с севера и с запада французами. С намерением, в свою очередь, обойти с фланга французов англичане основали 2 мая 1670 года Компанию Гудзонского залива. Англичане претендовали на Гудзонский залив, потому что его открыл Гудзон в 1610 году, и Компания намеревалась построить форты на берегах этого холодного водного пространства. Они не только сдерживали бы французов, но и принесли бы прибыль благодаря торговле пушниной и, кто знает, могли даже дать возможность проложить маршрут в Азию.

Французы остро среагировали на создание английских фортов вдоль берегов Гудзонского залива и захватили несколько из них в 1686 году. В течение нескольких десятилетий права англичан на этот район были скорее теоретическими, чем реальными.

Однако конфликты до 1689 года были случайными и локальными и никогда особенно не беспокоили правительства на родине. Но в 1689 году события приняли критический оборот. Англия и Франция начали серию войн, которые растянулись на столетие с четвертью, а каждая война велась отчасти и на Американском континенте.

Для английских колоний каждая следующая война была все меньше местным делом и все больше частью далекой войны на континенте. Чтобы увидеть, как это получилось, мы должны вернуться в Европу.

Во Франции в 1643 году на трон взошел Людовик XIV в возрасте пяти лет, когда умер его отец, Людовик XIII. Почти двадцать лет Францией правил хитрый кардинал Мазарини, который позаботился о том, чтобы Франция оказалась в выигрыше к концу Тридцатилетней войны и в результате мирного договора с Испанией в 1659 году.

К моменту смерти Мазарини в 1661 году Франция была самым сильным государством в Европе. Людовик XIV, которому исполнилось двадцать три года, взял на себя лично руководство правительством и сразу же начал программу территориальной экспансии, особенно в направлении Нидерландов. Нидерланды, очень обеспокоенные, признали, что Франция сменила Испанию в качестве великой экспансионистской державы Европы, и стали центром антифранцузского сопротивления.

С 1672 по 1678 год Франция и Нидерланды вели войну — неравную войну, так как Франция была намного сильнее. Нидерланды сохранили независимость, но сильно пострадали от побед французов. В сочетании с потерями на море в войне против Англии это лишило Нидерланды ранга великой державы, положения, которое она занимала большую часть XVII века.

В начальный период экспансионистской карьеры Людовика XIV Англия оставалась в основном нейтральной. Карл II стремился сохранить мир и не симпатизировал даже самым мягким формам протестантства, поэтому он не спешил на помощь голландцам-протестантам. Фактически он был обязан Людовику XIV, который тайно дал ему субсидию, снабдил его деньгами и избавил от необходимости просить средства у парламента. Поэтому он был готов принять сторону Франции против Нидерландов, особенно потому, что Англия тоже сражалась с Нидерландами.

Однако общественное мнение Англии постепенно склонялось к позиции против Франции. Поворотный момент наступил, когда Людовик XIV под влиянием религиозного фанатизма совершил большую ошибку. 18 октября 1685 года он покончил с терпимостью по отношению к протестантам во Франции. Французских гугенотов вынуждали, совершенно бесчеловечным обращением, поменять веру или бежать из страны. Людовик не пускал их даже в Новую Францию и Луизиану.

В результате французы сотнями тысяч покидали Францию, лишая родную страну своих талантов и трудолюбия и отдавая эти таланты и трудолюбие врагам Франции (Англии, Пруссии и другим протестантским странам), к которым их вынудили бежать действия Людовика.

Многие прибыли в английские колонии. Некоторые отправились в северную часть Каролины, свое традиционное убежище со времен Колиньи, за сто двадцать пять лет до этого. Они привнесли в колонии аристократизм своими культурными французскими манерами. В 1688 году группа гугенотов поселилась в Уэсчестерском округе штата Нью-Йорк и основала город Нью-Рошель, названный так в честь бывшего оплота гугенотов Ла-Рошели, откуда были родом многие беженцы.

Куда бы ни приезжали гугеноты, они вливали в колонии новые силы, а также собственные антифранцузские настроения.

Влияние репрессий Людовика XIV на общественное мнение протестантской Англии было огромным. Когда, в том же году, католик Джеймс II стал королем Англии, многие английские протестанты взирали на него с ужасом, так как ожидали, что он (когда у него будет достаточно сил) последует примеру Людовика.

Эти страхи способствовали восстанию 1688 года, в ходе которого Джеймса II лишили трона. Парламент возложил корону на голову его дочери-протестантки, Марии II, и ее мужа, Вильгельма И. До этого Вильгельм правил Нидерландами (и носил у голландцев титул Вильгельма III) и был душой борьбы против Людовика XIV.

Вильгельм собирался продолжать борьбу с Людовиком в своем новом качестве, и французский король понимал, что теперь Англия наверняка займет антифранцузскую позицию. Он знал, что у него нет другого выхода, он должен поддержать Джеймса II (который бежал во Францию) и попытаться вернуть ему трон. В 1689 году Франция и Англия вступили в войну.

За несколько лет до того, в 1686 году, Вильгельм завершил создание Лиги союзников, целью которой было оказать Людовику XIV сопротивление, когда он начнет следующую войну. Окончательные условия альянса были выработаны в городе Аугсбург, в Баварии, поэтому он получил название Аугсбургская лига.

Когда Вильгельм стал королем Англии, эта страна вошла в число членов Лиги. Следующую войну между всей Лигой, с одной стороны, и Францией — с другой, обычно называют войной Аугсбургской лиги или, иногда, Войной большого альянса.

Вильгельм, твердо намеренный сражаться с ненавистным Людовиком всеми имеющимися в его распоряжении средствами, не собирался позволить североамериканским колониям сохранить нейтралитет. Ему было хорошо известно, что население английских колоний в пятнадцать раз больше населения Новой Франции; что Англия и Нидерланды имеют превосходство на море, которое может стать решающим в войне через океан; и что союзники имеют перевес в промышленности и финансах и могут оказывать поддержку военным действиям на большом расстоянии.

К несчастью для англичан, не все условия им благоприятствовали. Во-первых, английские колонии были разобщены, и колонии, далекие от французов, не видели причин участвовать в войне. Только самые северные колонии принимали в ней участие.

Затем, французы, хоть и немногочисленные, обладали стратегически выгодно расположенными фортами и немногими крупными населенными пунктами, по которым англичане могли нанести удары. Французские колонисты прекрасно знали леса, где не было дорог, и были в хороших отношениях с индейцами. Более того, французское правительство напрямую помогало своим колонистам, в то время как английское правительство, ведущее напряженные бои с армией Людовика (лучшей в мире на тот момент) в Европе, оставило свои колонии без поддержки, и поэтому англо-голландское превосходство в военно-морских силах и в экономике пропадало впустую.

Для этой войны (известной в колониях под названием Война короля Вильгельма, так как она началась сразу же после известия о восшествии Вильгельма на трон) и для последующих войн характерной особенностью была роль индейцев. Французы в большинстве сражений пользовались помощью своих индейских союзников, поэтому серию войн, которые начались в 1689 году, иногда объединяют под названием «франко-индейские войны».

Рассказанная с позиции английских колонистов история гласит, что французы повинны в этих конфликтах, что они позволяли своим индейским союзникам совершать чудовищные злодеяния против своих белых братьев.

Французы могут возразить, что при их малочисленности им ничего другого не оставалось. Они могут также утверждать, что первыми использовали индейцев для нападения на белых противников не французы, а голландцы.

В 40-х годах XVII столетия голландцы воспользовались враждебностью ирокезов к французам, вооружили их ружьями и послали на север. На десять лет ирокезы превратили жизнь во французских колониях в ад, они совершали набеги до самого Монреаля и убивали тех индейцев из французских миссий, которых французы обратили в христианство. Эти набеги закончились в 1652 году заключением договора, который принес чистую победу ирокезам.

Когда англичане захватили Новые Нидерланды, они тоже подталкивали ирокезов к войне против французов, хотя под энергичным руководством Фронтенака Новой Франции при помощи силы и дипломатии удавалось их сдерживать.

Если бы не ирокезы, нельзя сказать, какой сильной могла бы стать Новая Франция или как плохо пришлось бы английским колониям в борьбе против индейцев, которыми руководили французы. Поэтому такую важную роль сыграли мушкетные залпы Шамплейна и его людей в тот роковой день в 1609 году.

Затем, когда началась Война короля Вильгельма, ответственность за поддержку нападений индейцев на противника впервые легла на английских колонистов. При поддержке губернатора Нью-Йорка, Томаса Донгана, ирокезы совершали набеги на территорию Великих озер и превращали в хаос торговлю пушниной французов. 4 августа 1689 года, примерно через десять недель после начала Войны короля Вильгельма, ирокезы нанесли удар на севере, прямо в Новой Франции, стерев с лица земли поселение Лашин. Они убили двести человек, взяли в плен девяносто и разрушили все окрестности города.

Неудивительно, что французы считали своим правом ответить тем же.

Чтобы справиться с кризисом, Людовик XIV вернул на пост губернатора Фронтенака. Фронтенаку было уже около семидесяти лет, но он сразу же проявил энергичность. В качестве ответной меры он организовал вторжение в Нью-Йорк. Экспедиция стартовала в середине января 1690 года и бесшумно двинулась по снегу на снегоступах. Они планировали напасть на Олбени в качестве первого шага завоевания Нью-Йорка, но погода сильно испортилась, и когда они приблизились к Шенектади в ночь на 8 февраля 1690 года (в сильную метель), то поняли, что не могут идти дальше.

Голландские поселенцы в Шенектади спокойно спали. Они отказывались верить, что индейцы могут атаковать среди зимы. Их так забавляли разговоры о подобной возможности, что они оставили ворота селения открытыми и поставили возле них двух снеговиков в качестве часовых. Это было ужасной ошибкой.

Индейцы вошли в спящий город и врывались в дома с торжествующими воплями, убивая всех подряд. Шенектади был полностью уничтожен, а затем захватчики быстро удалились, преследуемые ирокезами.

Другие приграничные города были подобным же образом уничтожены силами Фронтенака. Поселение на том месте, где теперь стоит город Портленд, штат Мэн, сдалось нападавшим французам 31 июля 1690 года, поверив обещанию французов, что им сохранят жизнь. После того как город был взят, индейцы убили их всех. (В таких случаях вину возлагали на французов, но они возражали, что их индейские союзники иногда были слишком многочисленны, чтобы им противиться, и слишком полны ненависти к англичанам, чтобы их можно было удержать. Если бы им не выдали пленников, они бы захватили их силой и убили и их, и французов.)

Английские колонии оказались перед лицом ужасного кризиса, а Нью-Йорк, который находился ближе всех к линии огня, был меньше всех готов бороться с этим кризисом.

В 1688 году губернатором штата стал Фрэнсис Николсон, который был заместителем губернатора при Андросе, так как тогда Нью-Йорк входил в доминион Новая Англия. Когда известие об изгнании Джеймса II и падении Андроса достигло Нью-Йорка, Николсон потребовал восстановления в должности Андроса и отказался признать царствование Вильгельма и Марии.

Поэтому 1 июня 1689 года против него началось народное восстание, возглавляемое купцом немецкого происхождения Джейкобом Лейслером. Он был убежденным протестантом и ярым противником католика Джеймса II и его союзников. Лейслер в конце концов захватил главные опорные пункты города и 1 декабря 1689 года провозгласил себя губернатором, а Николсон бежал в Англию.

Захватив власть, Лейслер провел некоторые реформы, но потом случилась резня в Шенектади, и в колонии воцарился беспорядок. Лейслер оказался перед угрозой со стороны французов и индейцев. 1 мая 1690 года он бросил призыв устроить встречу представителей от различных английских колоний, чтобы организовать объединенные действия против врага и обеспечить единую оборону.

Большинство колоний не откликнулись на его призыв. Только Массачусетс, Плимут, Коннектикут и (на удивление) далекий Мэриленд отозвались, и в итоге почти ничего не удалось сделать. Тем не менее это было заметное событие, так как это был первый призыв, прозвучавший внутри колоний, к объединению против общего врага.

Лейслер продержался недолго. Он был не популярен среди лидеров колонии Нью-Йорк и не знал, как завоевать доверие этих людей. Король Вильгельм был благодарен Лейслеру за его поддержку против Николсона, но он назначил губернатором другого человека. Лейслер попытался помешать высадке нового губернатора, его арестовали и 16 мая 1691 года казнили.

«Восстание Лейслера», как и восстание Бэкона в Виргинии пятнадцатью годами раньше, провалилось; но оно снова указало на опасность слишком жесткой автократии со стороны правящих сил.

Нанести ответный удар французам выпало на долю Массачусетса. Это была самая многонаселенная и сильная колония на севере, и в ней была свежа память об успешном свержении Андроса. На северо-восток от нее, в 400 километрах, находилась Акадия, самая незащищенная часть французских доминионов и логичная цель для атаки с моря.

В мае 1690 года флотилия из четырнадцати судов была отдана под командование сэра Уильяма Фипса. Он родился в 1651 году в штате Мэн и, по слухам, был одним из двадцати шести детей одной матери. До восемнадцати лет он пас овец, но, когда вырос, приехал в Бостон, женился на богатой вдове и стал солидным гражданином.

В мае 1687 года он командовал экспедицией в водах у берегов Эспаньолы и там руководил подъемом затонувшего корабля, на борту которого находилось 110 тонн испанских сокровищ. За это его произвели в рыцари, и он стал первым колонистом, удостоенным таких почестей.

Учитывая это, а также то, что он был активным противником Андроса, он казался естественным претендентом на пост командующего флотилией. Она отплыла в Порт-Рояль, столицу Акадии, и прибыла туда 11 мая 1690 года. Французский губернатор поддался на обман и сдался. Моряки из Массачусетса смогли немного пограбить и вернулись домой как герои-победители.

Этот успех, естественно, стал соблазном для Массачусетса попытаться совершить нечто еще более грандиозное. Флот из 34 кораблей и 2000 человек отдали под командование Фипса и послали захватить сам Квебек. Экспедиция отплыла в августе, но встречные ветры задержали ее, и она достигла Квебека только 7 октября 1690 года. К этому времени Фронтенак уже получил известие о том, что происходит, и успел укрепить и вооружить город.

Фипс чувствовал, что должен что-то сделать, поэтому попробовал предпринять лобовую атаку, которая, конечно, была отбита. Ему пришлось вернуться с пустыми руками. Хуже, чем с пустыми руками, так как нужно было платить участникам экспедиции и за ее снабжение, а казна Массачусетса была пуста. Колония вынуждена была напечатать бумажные деньги и ими расплатиться по долгам. Это был первый выпуск бумажных денег в английских колониях.

Массачусетс еще переживал период славы. Новая хартия, хартия 1691 года, не только присоединила к колонии Плимут и подтвердила ее владение Мэном, но завоеванная Новая Шотландия также стала частью колонии, в качестве прямой награды за великий боевой подвиг у Порт-Рояля. Это создало первый прецедент политического повышения по службе героя войны, так как Фипс стал губернатором Массачусетса в 1692 году.

Война продолжалась еще семь лет, в основном в виде спорадических набегов то на одну, то на другую сторону. Англичане продвинулись в районе Гудзонского залива, но атака на Порт-Рояль, хоть и была мелким достижением, стала большим событием той войны в рамках Северной Америки.

10 сентября 1697 года война закончилась Рисвикским договором (по названию голландского города, где он был подписан). Людовик XIV и Вильгельм III, довольно равнодушный к событиям в Северной Америке, просто согласились восстановить положение на континенте точно в том виде, каким оно было до начала всей этой истории. В частности, Новая Шотландия стала снова Акадией, и негодующие жители Новой Англии получили наглядный урок того, как мало заботится о них Англия. Они не только не получили никакой помощи в войне, но то, что они сами завоевали, вернули обратно, даже не соизволив посоветоваться с ними. В целом, однако, все антианглийские настроения, порожденные войной, намного уступали антифранцузским настроениям, порожденным набегами и резней, которые устраивали индейцы.

Во время войны короля Уильяма в Новой Англии произошло нечто такое, что не имело никакого отношения к войне и что в сознании американцев с тех пор оставило больший след, чем все другие факты колониальной истории. Это было связано с колдовством.

Колдуньи считались пособницами дьявола и сил тьмы. С помощью злых духов и при помощи искусства магии они умели причинять зло своим врагам и наносить вред человечеству в целом.

Древние евреи верили в силу такой черной магии и издавали законы против нее и против тех, кто ею занимался. В одном из стихов Библии есть строчка, которая переводится следующим образом: «Ворожеи не оставляй в живых» (Исход, 22: 18).

Это доказывало необходимость верить в существование ведьм и жестоко наказывать за колдовство.

Протестанты, которые обращали больше внимания на буквальные слова Библии, чем католики, были больше склонны бояться ведьм и повсюду их находить. После протестантской Реформации по Европе прокатилось нечто вроде мании преследования колдовства. По некоторым оценкам, количество людей, убитых в Европе между 1500 и 1800 годами по причине их занятий колдовством, доходило до двух миллионов. В 1600-х годах около 40 000 человек казнили за колдовство только в одной Англии.

Английские колонии также не были свободны от этих предрассудков. В каждой колонии колдовство считалось преступлением и подлежало жестокому наказанию, и неудивительно, что наиболее жестокой была Новая Англия. Религиозная нетерпимость в Новой Англии доходила до крайности в первое столетие ее существования. В 1644 году Массачусетс приказал изгнать из колонии всех баптистов. В 1656 году из него начали изгонять или сажать в тюрьмы квакеров (которых на следующий год изгнали даже из обычно веротерпимых Новых Нидерландов) и в конце концов повесили несколько человек. Разве не должны были правоверные пуритане еще суровее относиться к таким злобным чудовищам, как ведьмы?

В 1647 году одну женщину судили за колдовство в Хартфорде, штат Коннектикут, и повесили. Это была первая из подобных казней в колониях. На следующий год ведьму повесили в Массачусетсе, и к 1662 году в этих двух колониях повесили четырнадцать ведьм.

Страх перед колдовством усилился в 80-х годах XVII века. Сначала была война короля Филиппа, затем — правление Андроса. За что Бог наказывает набожных жителей Массачусетса? Может быть, они страдают из-за злобных махинаций колдуний? Может, их наказывают за их собственные грехи, за то, что недостаточно усердно борются с ведьмами?

Легенды о ведьмах распространялись. Самый прославленный из всех пуритан колоний, священник-конгрегационалист Коттон Матер, считал себя экспертом по этому вопросу, и его книга «Памятные прорицания, относящиеся к ведовству и одержимости», опубликованная в 1689 году, наполняла всех ее читателей мрачными мыслями насчет ведьм и их опасности и давала им много материала для нездоровых размышлений.

В 1692 году группа глупых девочек-подростков в городе Салеме, опасаясь наказания за какую-то шалость, притворились одержимыми и попавшими под влияние колдовства. Им поверили, разумеется, так как все знали, что колдовство повсюду. Они обвинили домашнюю рабыню в том, что она ведьма, и в этом им тоже поверили. В конце концов, эта рабыня была наполовину индианкой, наполовину чернокожей, и каждая половина сама по себе была веской уликой против нее. Она была родом из Вест-Индии и развлекала детей сказками о вуду — еще одно мрачное доказательство.

Рабыню, поскольку она рабыня, допросили с помощью кнута. Чтобы прекратить норку, она призналась в колдовстве и назвала двух других женщин своими пособницами. На суде по обвинению в краже двух пенсов ей не поверили, хотя она поклялась на Библии. В деле о колдовстве, однако, ей поверили сразу же. Две ее предполагаемых сообщницы попались в ту же сеть, и они, разумеется, назвали других.

Губернатор Массачусетса Фипс основал специальные суды, которые рассматривали эти дела; и в течение полугода тринадцать женщин и шесть мужчин были повешены за колдовство (их не сожгли), а один мужчина восьмидесяти одного года был раздавлен насмерть за отказ признать свою вину. (Отказавшись признать себя виновным, он спас свое имущество от конфискации и сохранил его для своих детей.)

Что могло остановить эту манию? Круг виновных должен был расширяться и расти, так как каждый обвиняемый считался виновным на основании самого обвинения и так как под пытками каждый обвинял других, которые немедленно считались виновными, причем суды просто подкрепляли предрассудки видимостью законности. Более того, тех, кто пытался указать на незаконность, жестокость и откровенное безумие этой процедуры, конечно, обвиняли в сговоре с самим дьяволом.

Но автоматических охранных мер для защиты лидеров сообщества не существовало. Когда некоторые обвиняемые начали называть видных членов церкви и правительства, мания должна была закончиться. Механизм охоты на ведьм лучше всего работал тогда, когда его применяли только против бедных, старых и беспомощных.

Жена губернатора Фипса попала в число упомянутых, и тогда количество немногочисленных голосов, которые раздавались против этого безумия, внезапно выросло. Когда произошел поворот, сто пятьдесят человек сидели в тюрьме, ожидая суда. Их выпустили, и всем, кто участвовал в этом деле, стало стыдно, они ясно осознали, что были убийцами от правосудия.

Это ужасное дело положило конец официальной озабоченности колдовством в колониях. Принимая во внимание то, что происходило в Европе в подобных делах, хочется сказать, что колонии еще недорого заплатили за урок.

Более того, фиаско с колдовством сильно подорвало репутацию Коттона Матера и других проповедников его суровой и твердокаменной веры. Больше никогда священники не устраивали такой кошмарной охоты на ведьм в Новой Англии.

Однако давала о себе знать гораздо более опасная проблема, чем проблема ведьм. Развитие колоний, особенно на юге, все больше зависело от рабского труда. В 1661 году Виргиния признала рабство законным институтом.

Рабство чернокожих было особенно губительным, потому что внешностью рабы сильно отличались от их белых хозяев и легко было предположить, будто рабство является их естественным состоянием. И так как рабство прочно ассоциировалось с принадлежностью к чернокожим, стало трудно их освободить, а потом относиться к ним как к равным. В конце концов, они оставались чернокожими. Оправдание, что чернокожие порабощены, потому что они язычники и что в рабстве они научатся быть христианами и спасут свои души (поэтому рабство для них — бесконечное благо), стало казаться слабым, когда Виргиния приняла закон 23 сентября 1667 года, что черный раб остается рабом, даже если он стал христианином.

На севере, тем не менее, где рабство имело более слабую экономическую базу, раздавались голоса против него. 18 мая 1652 года Род-Айленд (в соответствии с традициями Роджера Уильямса) принял закон, запрещающий рабство, первый подобный закон в Северной Америке. И в апреле 1688 года квакеры Германтауна, штат Пенсильвания, напечатали протест против рабства, первый документ против рабства в Северной Америке.

Разногласия по поводу рабства были еще слабыми, и никто не мог предвидеть, что придет время, когда они чуть не уничтожат великую нацию. Однако в эти завершающие годы XVII века можно было предвидеть, что в Европе опять зреет вражда между Англией и Францией и это, конечно, принесет беды и Северной Америке.

В то самое время, когда был подписан Рисвикский договор и Война короля Уильяма закончилась, Европа готовилась к новой войне. Разные правительства даже знали причину будущей войны.

В Испании умирал король Карл II, и наследников у него не было. Он был настолько больным человеком, что вся Европа удивлялась, как ему удается так долго оставаться живым. Известие о его смерти ожидали каждый месяц.

Испания перестала быть великой державой, но владела огромной империей, и вопрос стоял так: кто унаследует Испанию и ее империю? Если наследство достанется какому-нибудь малозначительному королевскому родственнику, человеку, под власть которого попадет только Испания и ее империя, Испания не станет сильнее, чем прежде, и никому не будет угрожать. Если, с другой стороны, Испания станет собственностью какого-нибудь энергичного монарха, уже правящего могучим государством, то такая комбинация может угрожать всей Европе.

Самым мощным государством в Европе была Франция, и случилось так, что у амбициозного Людовика XIV были веские права на испанский престол, так как его жена была сводной сестрой Карла II Испанского, а его мать была теткой этого монарха. Однако у некоторых немецких князей были не менее веские, а у некоторых даже более веские основания претендовать на испанскую корону, и большинство соперников Людовика XIV стремились сделать следующим королем испанским одного баварского князя, так как он был менее могущественным, чем любые другие претенденты.

К несчастью, Карл II задержался в этой жизни, а баварский князь умер в 1699 году. Это увеличивало шансы Людовика XIV отдать Испанию под контроль одного из членов своей семьи. Тревога все больше охватывала остальную Европу.

Собственно говоря, Людовику XIV удалось заставить умирающего Карла написать завещание, по которому трон доставался внуку Людовика, Филиппу. 1 ноября 1700 года Карл II наконец умер, и Людовик XIV немедленно отправил внука в Испанию и провозгласил его Филиппом V. Людовик XIV пообещал, что правление в Испании и Франции всегда будет раздельным и что Испания останется независимой; но ему, разумеется, никто не верил.

Вильгельм III все еще был королем Англии (его жена, Мария И, умерла в 1694 году), и он, конечно, не поверил своему старому врагу. Он организовал еще один альянс, включавший Нидерланды и Империю, и война снова началась.

Война за испанское наследство началась с объявления войны Англией и ее союзниками 4 мая 1702 года, но Вильгельм не дожил до завершения своих приготовлений и реального начала войны. Он умер за два месяца до этого, 8 марта. У него не было детей, и его наследницей стала младшая сестра покойной супруги, Анна, поэтому новую войну с Францией назвали Войной королевы Анны.

Эта новая война таила в себе новый элемент опасности для колоний. И Испанией, и Францией правили представители семейства Бурбонов, и они были союзниками в этой войне. Это означало, что английские колонии должны противостоять не только французам на севере, но и испанцам на юге. Южные колонии не могли сохранить нейтралитет в этой войне, как в предыдущей.

Действительно, первый шаг был сделан на юге, и именно английские колонисты приняли на себя удар. Джеймс Мур, тогдашний губернатор Каролины, повел экспедицию жителей колонии и индейцев против Сан-Аугустина, столицы испанской Флориды, в 1702 году.

Этот город захватили и разграбили в сентябре, но испанский гарнизон отступил в форт, где упорно держался. Прибытие испанских кораблей вынудило Мура бросить все припасы и поспешно отступить назад, в Каролину. Достижения оказались скудными, а расходы большими. Каролина, как до нее Массачусетс, вынуждена была выпустить бумажные деньги, чтобы покрыть долги.

После этого Каролина, как колония в целом, отказывалась от больших предприятий; но Мур по собственной инициативе совершил еще несколько рейдов внутрь страны, получая прибыль от грабежа испанских миссий и продажи в рабство захваченных индейцев. Испанцы пытались отмстить, напав в 1706 году на Чарльстон, но потерпели поражение.

Вот почти и все, что произошло на юге во время Войны королевы Анны.

На севере повторились события времен Войны короля Уильяма. Губернатор Новой Франции, маркиз де Водрейль, старался, чтобы ирокезы сохраняли нейтралитет, и избегал рейдов на Нью-Йорк, который, таким образом, избежал бедствий прошлого десятилетия. Но это только сместило давление в сторону Новой Англии.

29 февраля 1704 года отряд индейцев под предводительством французов нанес удар по Дерфелду, на северо-западе Массачусетса. Повторилась история Шенектади за четырнадцать лет до того. Пятьдесят человек было убито и сто взято в плен.

Опять-таки, единственный ответный удар можно было нанести только с моря, но французской Акадии. Память об успешном походе против Порт-Рояля в прошлой войне подстегивала Массачусетс сделать новую попытку.

В 1704 году семьсот человек, большинство их составляли жители этой колонии, отплыли на север. На этот раз Порт-Рояль не удалось запугать и уговорить сдаться, и, разграбив его пригороды, экспедиция вернулась почти ни с чем. Более крупная экспедиция, в 1707 году, добилась очень немногого. Фактически французы сами предприняли наступление и заняли несколько бедных английских поселений, которые до этого наконец-то с трудом основали на Ньюфаундленде.

Жителей колоний охватило отчаяние. Англия не только ничем им не помогала, но имелись веские доказательства, что некоторые богатые жители Массачусетса и других колоний зарабатывали деньги на торговле с французами и не стремились вести энергичные боевые действия.

А набеги индейцев продолжались. 29 августа 1708 года в Хейверхилле, всего в 56 км к северу от Бостона, они устроили бойню, убивая всех подряд — мужчин, женщин и детей.

Каким-то образом Англию нужно было заставить прийти на помощь. Она одерживала большие победы над Францией в Европе и наверняка могла выделить несколько кораблей и некоторое количество войск для поддержки терпящих поражения колоний.

Именно Фрэнсис Николсон оказался героем того времени. Он был вице-губернатором, которого изгнали из Нью-Йорка во время восстания Лейслера за двадцать лет до этого, но с тех пор он был губернатором Виргинии и Мэриленда. Его последний срок в Виргинии закончился в 1705 году, и он был готов к новым действиям.

Ему не терпелось возглавить новую атаку на Канаду, но для этого ему нужны были обученные солдаты из Англии, и хотя их ему обещали, они не прибыли. Он отправился в Лондон, чтобы убедить правительство сдержать обещание. Вместе с ним туда прибыл майор Питер Шуйлер из Олбани, штат Нью-Йорк который привез с собой свиту из пяти воинов-ирокезов. Ирокезы взяли Лондон штурмом и, вероятно, больше всего остального повлияли на сдвиг общественного мнения Англии в пользу колоний. Английское правительство, довольно неохотно, было вынуждено отправить войска.

Четыре тысячи человек прибыли в Новую Англию в июле 1710 года, а в сентябре Николсон повел их на север. 24 сентября флотилия осадила Порт-Рояль, и на этот раз началась серьезная осада и пушка начала палить по порту. Порт-Рояль держался, сколько мог, но не выдержал серьезного обстрела и 16 октября сдался.

На этот раз сдался окончательно. Англичане переименовали город в Аннаполис-Рояль в честь королевы Анны, и он сохранил это название по сей день.

Как и в предыдущей войне, победа в Акадии родила мечты о еще больших достижениях. Николсон по-прежнему хотел возглавить экспедицию по суше в Квебек, но мог надеяться на успех только в том случае, если морская экспедиция будет одновременно отправлена вверх по реке Святого Лаврентия. Английское правительство, довольное победой над Порт-Роялем, готово было предоставить необходимые средства.

В 1711 году почти семьдесят кораблей прибыло в Бостон с более чем пятью сотнями бойцов на борту. К несчастью, командовал ими генерал Джон («Джолли Джек») Хилл, назначенный на эту должность только потому, что он был братом близкой подруги королевы Анны. Адмирал сэр Ховендон Уокер, который командовал кораблями, был столь же некомпетентным.

Наконец, они отплыли к реке Святого Лаврентия и вошли в нее, но заблудились и умудрились повернуть назад в тумане. Десять кораблей разбилось, и семьсот человек погибли. После этого Хилл и Уокер сдались, решили, что никогда не найдут Квебек, и на ощупь вернулись в Бостон. Николсон, который ждал их у озера Шамплейн со своими сухопутными войсками, был вынужден повернуть назад, когда узнал об этом фиаско.

У колоний не было времени долго размышлять над этой неудачей. Война быстро шла к концу, и 11 апреля 1713 года наступил мир после Утрехтского договора (снова подписанного в голландском городе).

В целом Франция сохранила довольно прочное положение в Европе, хотя и потерпела несколько крупных поражений. Внук Людовика XIV остался королем Испании, но Людовику пришлось дать твердые гарантии, что Испания навсегда останется независимой. Ему также пришлось согласиться признать монархов-протестантов в Англии и перестать поддерживать притязания на английский трон сына-католика Джеймса II. У Испании Англия отобрала Гибралтар и с тех пор им владеет.

В Северной Америке Франция потеряла меньше, чем могла бы, если бы экспедицией в Квебек не руководили такие катастрофические неудачники. Но даже и теперь она вынуждена была признать Компанию Гудзонского залива и согласиться на ее право вести торговлю пушниной вдоль берегов северного залива. Ей также пришлось признать Ньюфаундленд английской территорией. Важнее всего то, что Франция уступила Англии Акадию, и полуостров стал Новой Шотландией раз и навсегда, а Николсон стал ее первым губернатором.

Глава 8 СТАВКИ ПОВЫШАЮТСЯ

Утрехтсткий договор никоим образом не улучшил положение в Северной Америке и не способствовал окончательной дележке трофеев между Англией и Францией. Во-первых, нигде не установили ясных границ. Континент просто был недостаточно исследован, чтобы можно было провести такие границы. Оставалось много простора для споров и много оснований для новых столкновений.

Более того, было ясно, что Франция не собирается долго мириться с потерями в Войне королевы Анны, но будет готовиться к дальнейшей борьбе, в которой, возможно, она добьется более удачных результатов.

Например, на северо-восток от Новой Шотландии, отделенный таким узким проливом, что практически был частью материка, лежит остров Кейп-Бретон. Он остался у Франции, когда та потеряла Новую Шотландию. Как только был подписан Утрехтский договор, Франция начала строить укрепленный пункт на самой восточной точке острова Кейп-Бретон и назвала его Луисбургом, в честь пожилого Людовика XIV (который умер в 1715 году, через два с половиной года от окончания войны, после семидесятидвухлетнего царствования). Луисбург постепенно все сильнее укрепляли, и было ясно, что французы намереваются взять под свой контроль устье реки Святого Лаврентия, чтобы никакие экспедиции вверх по реке к Квебеку стали невозможны. Более того, он мог служить базой для рейдов на юг, против Новой Шотландии и Новой Англии.

Укрепление Луисбурга было не единственным способом для французов поднять свои ставки. На протяжении всей Войны королевы Анны они упорно захватывали внутренние районы континента и превращали мечты Ла Саля в реальность.

Начало этой миссии выпало на долю Пьера де Мойна, сьера д'Ибервилля, который играл активную роль во время Войны королевы Анны. Фактически именно он возглавил отряд, который разграбил Шенектади в 1690 году. После окончания войны он и его брат, Жан-Батист ле Мойн, сьер де Бьенвилль, были поставлены во главе освоения нижнего течения Миссисипи.

В 1698 году они исследовали дельту Миссисипи, а затем, в 1699 году, основали первое французское поселение на побережье Мексиканского залива, примерно в 112 километрах к западу от реки, возле нынешнего города Билокси. Ибервилль умер в 1706 году, но его брат продолжал их дело.

В 1710 году был основан Мобил, еще на 80 километров дальше к западу; а затем, в 1716 году, был основан Начес, в 480 километрах выше по течению на реке Миссисипи. Наконец, был основан Новый Орлеан, в 1718 году, примерно в 120 километрах от устья реки. Он процветал и к 1722 году стал столицей всей обширной Луизианы.

Позиции французов в верхнем течении Миссисипи и в регионе Великих Озер также укрепились. В Детройте, между озерами Гурон и Эри, было основано поселение в 1701 году Антуаном де ла Мот Кадиллаком. Один за другим быстро были основаны Каскаския и Кахокия на территории сегодняшнего Иллинойса и (в 1705 году) Винсеннес, в нынешней Индиане. Таким образом, целая цепочка фортов была основана на всем протяжении от Великих озер до Мексиканского залива.

Все это французы делали, не встречая серьезного сопротивления в Европе. Испанцы были в растерянности. В 1698 году, как только экспедиция д'Ибервилля начала разведку в районе дельты, испанцы основали поселение у Пенсаколы, на побережье Мексиканского залива, пытаясь не позволить французам расширить владения в сторону Флориды. В 1718 году они основали в Техасе Сан-Антонио, чтобы не пустить их в сторону Мексики. Юго-восточные индейцы не пускали французов слишком далеко на восток от нижнего течения Миссисипи.

Тем не менее силы испанцев во Флориде были разбиты во время рейдов жителей Каролины в период Войны королевы Анны, а индейцы были ослаблены войнами с английскими колонистами.

В целом французы постоянно расширяли свои владения, и таким образом, после Войны королевы Анны англичане получили замерзшие берега Гудзонова залива и полуостров Новая Шотландия, а Франция закрепила в своей собственности более одного миллиона квадратных миль внутренней территории, район несметно богатый и потенциально сильный. Ставки действительно выросли.

И пока происходили все эти события, другая страна вступала в борьбу за земли в Северной Америки, но в совершенно другом регионе.

За два столетия после путешествий Колумба линия побережья Америки была изучена и нанесена на карту на востоке, на всем протяжении от Гудзонова залива до оконечности Южной Америки на крайнем юге. На западе исследователи прошли по береговой линии от оконечности Южной Америки на севере дальше побережья Калифорнии.

Хотя большие участки оставались неизученными на обширных просторах внутренних районов обоих континентов, только на северо-западе Северной Америки осталась еще неизвестная часть побережья. Именно через этот северо-западный уголок первые люди пришли в Америку много тысяч лет назад, и по тому же пути теперь пришла еще одна европейская страна.

Этой европейской страной была Россия.

Русские жили на большой восточной равнине Европы, между Балтийским и Черным морем. В XVIII веке они попали под иго монголов и татар, и только через полтора столетия эти части России начали завоевывать свободу.

В 1380 году правитель региона вокруг города Москва (этот регион на западе называли Московией) разбил татар в битве. Хотя это не покончило с татарским игом, но сделало Московию лидером национального самосознания россиян. Под властью ряда сильных правителей Московия расширяла границы. В 1478 году Иван III аннексировал большие, почти пустынные части покрытой лесом земли на севере, и можно уже было говорить о России, а не о Московии. Затем, в 1552 году, его внук, Иван IV, нанес окончательное поражение татарам и аннексировал большой регион на востоке, до Каспийского моря.

В период царствования Ивана IV русские торговцы пушниной по собственной инициативе и без поддержки правительства проникли на Восток, за пределы зоны, контролируемой войсками русских. Они продвигались все дальше и дальше, а власть правительства с трудом двигалась за ними следом. В 1581 году они перешли Уральские горы и глубоко проникли в бездорожье лесов Сибири. К 1640 году русские искатели приключений уже вышли на берега Тихого океана, гораздо севернее Китая.

Когда путь им преградил океан, они начали пробираться на юг, к более теплым землям, а это означало неизбежные столкновения с Китаем. Русские в десяти тысячах километров от центра своей державы не могли устоять перед китайцами и в 1689 году вынуждены были подписать Нерчинский договор, установивший твердые границы их продвижения на юг.

Однако к тому времени Россия встретила свою судьбу. В 1682 году десятилетний мальчик взошел на трон под именем Петра I. Он вырос и стал удивительным двухметровым гигантом, наполовину чудовищем, наполовину гением. Под его руководством Россия влилась в основное течение европейской истории. Петр изо всех сил старался внедрить западные методы в сонную, инертную Россию колоссальной силой своей воли. Ему удалось в 1709 году (когда в Северной Америке шла Война королевы Анны) разбить короля Швеции Карла XII, отчасти безумного, отчасти гениального полководца, и остановить турок на юге.

Добившись безопасности на западе, Петр обратил свой взор на Дальний Восток. У него все еще недоставало сил бросить вызов китайцам, и он был блокирован с юга в своих обширных сибирских владениях. Но тем больше было причин для России двигаться в других направлениях — на восток, и еще дальше на восток.

В 1724 году Петр назначил Витуса Йонассена Беринга, датского мореплавателя на службе у России, начальником экспедиции на дальний восток Сибири, с намерением установить, нет ли пути в Северную Америку по суше.

Петр умер в следующем году, но Беринг продолжал свое дело при поддержке вдовы Петра, которая стала царицей Екатериной I. На Камчатке, большом полуострове, протянувшемся на юг от восточной оконечности Сибири, он построил корабли и начал морские исследования, и в 1728 году он открыл, что Сибирь действительно закончилась и что она отделена водой от Северной Америки.

Этот океанский пролив, теперь называемый Беринговым в его честь, не широкий и не является большой преградой для продвижения на соседний континент.

Беринг продолжил исследование части моря к югу от пролива (ее сейчас называют морем Беринга) и в 1741 году открыл цепь островов, ограничивающих его на юге, — дугу островов, тянущихся от Сибири до Северной Америки, которую теперь называют Алеутскими островами. Во время последней экспедиции в 1741 году он также видел южное побережье Земли, которое сейчас известно как Аляска.

Вскоре после этого Беринг умер от переохлаждения; но его открытия дали России основание предъявить права на этот северо-западный уголок Северной Америки.

В начале нового века в английских колониях также произошли важные изменения. Фактически они перестали быть английскими колониями, потому что Англия перестала быть Англией.

В течение столетия, с тех пор как Джеймс I взошел на английский трон, Англией и Шотландией правил один и тот же король, но они сохраняли отдельные законодательные органы, законы и правительства. Они были независимыми государствами, объединенными одним королем.

Однако после свержения Джеймса II Англию все больше беспокоила возможность того, что Шотландия будет стремиться вернуть себе самой короля Джеймса II или, после его смерти, — его сына, который называл себя Джеймс III и который стал бы Джеймсом III, королем Шотландским.

Чтобы снизить вероятность появления реально независимой Шотландии на острове, правительство королевы Анны приняло 6 марта 1707 года Акт о союзе. Шотландия отказалась от отдельного парламента. И две страны отныне должны были называться Соединенным королевством Великобритании (обычно для краткости говорят или «Соединенное королевство», или «Великобритания»). Подданные королевы могли считать себя англичанами или шотландцами, но официально они стали британцами.

Итак, с 1707 года и дальше мы должны называть прибрежные колонии, основанные англичанами или захваченные ими, британскими колониями.

Число жителей британских колоний росло, они укреплялись и неуклонно расширялись на запад, не закладывая отдельные форты, как делали французы, а расширяя пахотные земли и строя новые города, все прочнее оседали на новых землях, и это тоже неуклонно повышало ставки.

Численность населения росла не только за счет британской экспансии. Иммиграция ничем не ограничивалась, и во время Войны королевы Анны, например, в колонии прибыло более 30 000 немцев. Большинство из них отправились в Пенсильванию, и районы к западу от Филадельфии до сих пор населены пенсильванскими голландцами, являющимися, по большей части, потомками тех первых иммигрантов.

Продвижение на запад давало Пенсильвании возможность меньше тревожиться насчет расширения ее территории на востоке. Она предоставила трем юго-восточным округам (раньше составлявшим Новую Швецию) право иметь независимые законодательные органы. Эти органы впервые собрались на заседание 3 ноября 1704 года, и эти округа стали колонией Делавэр. Однако Делавэр продолжал подчиняться губернатору Пенсильвании еще три четверти столетия.

Обратная перемена произошла к востоку от Пенсильвании, где две колонии объединились в одну. 17 апреля 1702 года Восточный Джерси и Западный Джерси отказались от отдельных хартий и снова объединились в одну колонию Нью-Джерси.

За границами Пенсильвании две самые южные колонии, Виргиния и Каролина, также расширялись на запад. Причем положение Каролины было более шатким. Площадь у нее была большая, а население малочисленное, и что еще хуже, оно продолжало концентрироваться в районе Альбермарля на севере, возле Виргинии, и на юге, возле Чарлстона. Вице-губернатор на севере подчинялся губернатору на юге, а между ними лежало широкое пространство незаселенной местности.

В 1710 году в устье реки Ньюс был основан Нью-Берн, в 128 километрах от северных поселений в Альбермарле, и началось движение, имеющее целью заполнить пространство между севером и югом.

Племя индейцев тускарора, которые жили вдоль побережья к югу от Альбермарля, наблюдали, как посягают на их территории, а детей похищают, чтобы превратить в рабов для обслуживания поселенцев.

Замученные до предела, они начали войну в обычной для индейцев манере неожиданных атак. 22 сентября 1711 года они нанесли удар и перебили всех поселенцев, которых смогли найти в Нью-Берне и на окружающей территории. Погибло двести человек, в том числе восемьдесят детей.

Эта часть Альбермарля получила такой удар, что не смогла организовать контратаку, которая почти всегда следовала за первой резней индейцев, и отплатить им, убив в десять раз больше индейцев. Поэтому она обратилась за помощью. Ответ показал, насколько разобщенными были колонии и насколько безразличным можно быть к соседу.

Виргиния уже давно оспаривала свою границу с Калифорнией, и когда пришел призыв о помощи, более старая колония потребовала территориальных уступок в качестве платы. Каролина отказалась, поэтому Виргиния осталась в стороне.

Тем не менее приехали люди из южной части колонии, и в 1712 и 1713 годах индейцы тускарора потерпели поражения в трех сражениях, и их силы были разгромлены. Племя, к счастью для него, имело контакты с конфедерацией ирокезов, поэтому уцелевшие переселились на север, в Нью-Йорк, и заняли там новые охотничьи угодья.

Война с индейцами тускарора, тем не менее, показала, что неудобно управлять районом Альбермарля из Чарлстона. 9 мая 1712 года этой части Альбермарля было дано право иметь собственного губернатора, и колония Каролина разделилась на две, Северную Каролину и Южную Каролину (первая была больше, а вторая богаче), и это деление сохранилось до наших дней.

В 1715 году еще одна, более отчаянная война с индейцами разразилась в Южной Каролине. Индейское племя под названием «ямаси» переселилось с испанской территории на север, в Южную Каролину, и атаковало. Снова никакой помощи не оказала многонаселенная Виргиния. Только когда индейцы чероки присоединились к белым людям и атаковали ямаси, восстание было подавлено, в 1717 году.

Южным колониям также досаждали пираты, которые захватывали корабли, отбирали их груз и часто убивали экипаж и пассажиров в открытом море. Это занятие может быть прибыльным, когда морские пути плохо охраняются.

Однако чтобы пираты могли заниматься своей профессией, им нужно иметь надежную гавань на суше, какое-то место, где они могут отдохнуть между плаваниями, отремонтировать свои корабли, взять припасы, нанять новых членов команды и так далее. Таких мест было бесчисленное множество на почти безлюдном побережье Каролины, где пираты могли чувствовать себя в полной безопасности.

Во время Войны королевы Анны жители колоний радовались присутствию пиратов, так как они ограничивались богатой добычей с французских и испанских судов. После, когда они стали нападать также на британские и колониальные суда, их популярность резко пошла на спад.

Некоторые отдельные пираты стали знаменитыми (и их идеализировали после смерти, как всех остальных колоритных бандитов). Капитан Кидд — самый прославленный из них, несмотря на то что он в этой области подвизался лишь короткое время. Он родился Уильямом Киддом, сыном пресвитерианского священника, в Шотландии. В 1695 году его отправили захватить в плен пиратов, нападавших на британские корабли в Индийском океане. Вместо этого он захватил несколько кораблей и сам стал пиратом.

Затем он поплыл в Вест-Индию, где узнал, что его разыскивают как пирата. Он пытался доказать свою невиновность, утверждая, что был вынужден совершать пиратские действия из-за мятежа экипажа, возмущенного тем, что ему не платят. Его история была неубедительной. 6 июля 1699 года его арестовали в Бостоне. Его отослали в Англию на суд и приговорили к смерти. 23 мая 1701 года он был повешен.

Но истинная слава пришла к нему не из-за его мелких подвигов в качестве пирата, а благодаря сообщению, что он зарыл часть своей добычи в восточной части Лонг-Айленда. Слухи о тайниках его сокровищ по всему побережью продолжали ходить еще много лет после его смерти и освежали память о нем.

Гораздо более успешным пиратом был Бартоломью Робертс, который родился в Уэльсе и, по слухам, захватил более четырехсот судов до того момента, пока не погиб во время схватки в 1722 году, в возрасте сорока лет. Говорили, что он совершал свои набеги в сугубо деловой манере и держал экипаж в ежовых рукавицах. Он сам был трезвенником и хотя позволял своим людям умеренно выпивать, но не разрешал азартных игр и не пускал на борт никаких женщин.

Потом еще был Эдвард Тич, он был капером (нечто вроде пирата, которого поддерживало правительство) во времена Войны королевы Анны, когда он совершал свои налеты только на французов и испанцев. После он продолжил свою деятельность уже менее разборчиво. Поскольку у него была на лице роскошная растительность, его всюду знали как Черную Бороду.

В 1717 году он захватил французский торговый корабль, вооружил его сорока пушками и превратил в мощный военный корабль. Он зимовал на островах у побережья Северной Каролины и, вероятно, пользовался там неприкосновенностью, позаботившись о том, чтобы некоторые чиновники колонии получали свою долю его добычи.

Именно Виргиния покончила с Черной Бородой. Его близкие отношения с чиновниками из Каролины сделали его менее популярным у администрации Виргинии, которая склонна была считать обе Каролины скорее вражескими регионами, а не братскими. В 1718 году Виргиния послала в плавание свои суда под командованием лейтенанта Роберта Мейнарда. Черная Борода был загнан в угол у одного из длинных островов, окаймлявших берег Северной Каролины. В яростной битве с множеством жертв с обеих сторон самому Мейнарду удалось убить Черную Бороду в рукопашном бою.

После этого угроза пиратства постепенно стала уменьшаться, но память о тех днях увековечил Роберт Льюис Стивенсон в своем классическом романе «Остров сокровищ».

Сила обеих Каролин росла, а мощь Испании продолжала слабеть, и жители Южной Каролины испытывали искушение продвинуться дальше на юг, отчасти ради новых земель, а отчасти для того, чтобы оттеснить индейцев. Они так и делали, несмотря на протесты испанцев, и в 1727 году началась настоящая война между Южной Каролиной и Флоридой. Экспедиция из Южной Каролины проникла в окрестности Сан-Аугустина, и было ясно, что Испания больше не может удержать территорию между Сан-Аугустином и Чарлстоном.

Это означало, что появилось место для еще одной британской колонии к югу от Южной Каролины, и это показалось божественным даром Джеймсу Эдварду Оглторпу, британскому солдату и выдающемуся гуманисту.

В молодости Оглторп сражался с австрийцами против турок, а затем начал борьбу за мир и стал членом парламента в 1722 году. Там он работал в комитете, который рассматривал ситуацию в тюрьмах Великобритании.

Тюрьмы в те дни были такими ужасными, что и представить невозможно. Еще хуже было то, что повсеместно в тюрьму сажали за долги. Поскольку тюремное заключение лишало заключенного возможности выплатить долги, оно часто становилось пожизненным — за «преступления», которые часто были результатом всего лишь нищеты и беспомощности.

Сердце Оглторпа обливалось кровью, и ему казалось, что если можно было основать в Америке колонии в качестве убежища для людей определенных религиозных убеждений, то можно основать и колонию в качестве убежища для бедных и неудачников любой религии.

9 июня 1732 года он добился хартии на создание такой колонии на том пространстве, которое теперь, кажется, освободилось к югу от Южной Каролины. Британское правительство с радостью предоставило ему такое разрешение, так как считало, что не много теряет, отправляя корабли, набитые должниками или нищими, из своей страны в такое место, где они могут принять на себя удары и защитить жителей Каролины от набегов испанцев и индейцев.

В то время в Великобритании правила новая династия. Королева Анна умерла в 1714 году, вскоре после Утрехтского договора, и не оставила наследников. Парламент пренебрег сыном-като-ликом Джеймса II и обратился к Георгу Ганноверскому. Он был правнуком Джеймса I и троюродным братом королевы Анны.

Он правил под именем Георга I. Этот король говорил только по-немецки и совершенно не интересовался делами Британии, он был рад царствовать, ничего не делая, оставив все руководство правительством в руках премьер-министра, и таким образом положил начало современной форме правления Великобританией, при которой монарх, как бы его ни любили, является номинальным главой государства.

Георг I умер в 1733 году, и его сменил сын, Георг II, тоже в основном немец по происхождению и тоже готовый уступить бразды правления премьер-министру. Именно Георг II предоставил Оглторпу хартию, и в его честь колонию назвали Джорджией.

В январе 1733 года Оглторп и отряд из 120 колонистов высадились в Чарлстоне, затем двинулись на юг, к устью реки Саванны, служившей границей Южной Каролины. Там, на южном берегу, он основал город Саванну, 12 февраля.

Оглторп изо всех сил старался построить новую колонию на принципах гуманизма. Он старался не допустить образования крупных поместий, запретил продажу крепких спиртных напитков и ввоз черных рабов. Тем не менее с течением времени эти правила смягчили, и Джорджия приобрела культуру всех остальных южных колоний. К 1755 году, когда в Джорджии еще было всего 2000 колонистов, там уже была 1000 черных рабов.

В 1733 году в списке колоний, как его обычно приводят, их было тринадцать. С севера на юг это были: Нью-Гэмпшир, Массачусетс, Род-Айленд, Коннектикут, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Делавэр, Мэриленд, Виргиния, Северная Каролина, Южная Каролина и Джорджия.

Из них шесть имели те границы, которые мы знаем сейчас: Массачусетс (за исключением поселений Мэна), Коннектикут, Род-Айленд, Нью-Джерси, Делавэр и Мэриленд. Остальные семь (плюс участок Мэна в Массачусетсе) все еще расширялись.

Тринадцать колоний шли вперед во многих областях. Отношение к религии постепенно смягчалось. В 1696 году, например, Южная Калифорния формально декларировала свободу вероисповедания для протестантов. В 1709 году квакеры получили возможность организовать дом собраний в Бостоне, где за иолвека до того квакеров вешали за то, что они квакеры.

И все же веротерпимость не распространялась, по крайней мере официально, на католиков. Даже Мэриленд, который начинался как колония, финансируемая католиками, уже не была католической со времен Кромвеля. В 1704 году фактически католикам запретили публично отправлять свою веру. После падения Джеймса II в 1688 году управление колонией отобрали у католической семьи Балтиморов и отдали обратно только в 1715 году, когда один из них перешел в протестантство.

Тем не менее активное преследование католиков (и евреев тоже) прекратилось.

Делались неуверенные шаги к уничтожению рабства, по крайней мере на севере. В городе Нью-Йорк 12 апреля 1712 года произошло восстание рабов, которое было быстро подавлено; двадцать чернокожих убили или казнили. Хотя это восстание было неэффективным, оно показало, что быть рабовладельцем не так уж весело. Поэтому 7 июня 1712 года Пенсильвания (со своим квакерским наследием) приняла закон, запрещающий дальнейший ввоз черных рабов. Различие в отношении к рабству между севером и югом еще немного увеличилось.

Либерализация в социальных вопросах и расширение гражданских свобод продолжались в другом направлении. Колонисты, воспитанные в традициях самоуправления Англии, очень стремились сохранить на своей новой земле все права свободнорожденных англичан (даже те из них, кто по происхождению не являлся англичанином). Это означало привилегию свободно высказывать свое мнение, устно или в печати.

24 апреля 1704 года начали печатать газету «Бостон Ньюс-леттер». Это была первая регулярно выходящая газета в Америке. За ней вскоре последовали другие, и очень скоро они начали публиковать материалы, критикующие колониальное правительство.

Именно в Нью-Йорке эти публикации достигли апогея, и в них участвовал журналист, немец по происхождению, Джон Питер Зенгер, который приехал в Нью-Йорк в 1710 году.

В первые десятилетия XVIII века «Нью-Йорк Газет» была главной газетой колонии, и ее контролировали губернатор Уильям Косби и его чиновники.

5 ноября 1704 года Зенгер начал печатать «Нью-Йорк Уикли Джорнал», который выступал против официальной версии новостей, разоблачал лицемерие и коррупцию (как он их понимал) и не боялся нападать на самого Косби в резких выражениях. В 1734 году большинство голосов на выборах олдерменов получили противники Косби.

Разъяренный Косби был уверен, что виной тому статьи редактора Зенгера и 17 ноября 1734 года приказал арестовать его за клевету.

Его должен был судить суд присяжных, конечно, но Косби подвергал преследованиям адвокатов, которые пытались защищать Зенгера, и, более того, настаивал, что только судьи могут решить, была ли опубликована именно клевета, и что пасквиль — это любые нелестные высказывания, правдивы они или нет. Задачей присяжных было просто решить, была ли опубликована действительно клевета. (Все это означало, что Зенгера никак не могли признать невиновным.)

Суд состоялся в августе 1735 года, и Зенгера наверняка осудили бы, если бы внезапно не появился престарелый Эндрю Гамильтон, адвокат из Филадельфии, самый уважаемый юрист в Америке.

В трогательной и вдохновенной речи Гамильтон утверждал, что истина, какой бы нелестной она ни была, не является клеветой; что присяжные должны решить, правда это или клевета; и что свобода публиковать истину, какой бы нелестной она ни была, является правом всех англичан. Присяжные, и общественное мнение тоже, энергично поддержали Гамильтона.

Это решение, которое должно было оправдать Зенгера, не положило конец попыткам губернаторов колоний контролировать прессу, но сильно затруднило эти попытки. Количество газет в колониях росло, и даже в Виргинии, где когда-то Беркли сетовал на отсутствие печатного станка, вышла первая газета, «Виргиния Газет», 6 августа 1736 года.

Энергичная (а иногда и злобная) критика правительственных чиновников продолжалась, и происходил постепенный переход власти от землевладельцев или королевских губернаторов в руки всенародно избранных законодательных органов. (Однако эти органы, конечно, избирались ограниченным электоратом, так как во всех колониях право голоса имели только мужчины, владеющие определенной собственностью.)

Развитие колоний породило определенные проблемы и в Великобритании. Когда дороги стали лучше и колонисты смогли путешествовать более свободно, выросла торговля между колониями. У жителей одной колонии появилась возможность покупать товары в другой колонии, а не в Англии. Этого их родина не одобряла.

В 1699 году, например, она приняла Закон о шерстяных изделиях, запрещавший колониям отправлять шерсть или шерстяные изделия в другие колонии. Те колонии, у которых была шерсть на продажу, не могли продать ее ни другим колониям, ни Англии, а должны были использовать ее сами. С другой стороны, те колонии, которые нуждались в шерсти, должны были покупать ее у Англии. Это было еще одним примером попыток Англии обеспечить прибыль своим собственным производителям за счет колонистов.

Еще более несправедливым выглядело то, что Великобритания в следующем поколении попыталась штрафовать тринадцать колоний в пользу других колоний.

Понимаете, там было не только тринадцать колоний. Мы говорили о тринадцати потому, что эти тринадцать в конце концов завоевали независимость от Великобритании. Но, собственно говоря, тот, кто посчитал бы британские колонии в Северной Америке в 1783 году (после основания Джорджии), насчитал бы больше тринадцати.

Новая Шотландия была четырнадцатой колонией, а Ньюфаундленд — пятнадцатой. Конечно, обитали в Новой Шотландии в основном французы, а обитателей Ньюфаундленда почти не существовало, так что они не представляли реальной угрозы для тринадцати колоний, а Великобритания не имела причин их поддерживать.

Но на юге было еще две колонии. Это были Вест-Индские острова Ямайки (отобранные у Испании в 1655 году) и остров Барбадос, который заселили еще раньше. Они приносили гораздо больше прибыли и доставляли гораздо меньше хлопот, чем колонии на материке, и британские короли смотрели на них значительно более благосклонно.

Площадь Ямайки была почти такой же большой, как у Коннектикута, и в 1733 году ее население составляло боле 50 000 человек, почти вдвое больше населения Коннектикута. Барбадос, площадь которого составляла всего половину площади современного города Нью-Йорка, имел население 75 000 человек. (Конечно, большую часть населения этих островов составляли черные рабы; не больше 15 000 человек на обоих островах были белыми.)

Эти британские острова производили сахар, а наибольший доход приносил экспорт патоки и рома. На них колонисты из материковых колоний, особенно жители Новой Англии, могли менять свои товары. С полученным таким образом ромом жители Новой Англии отправлялись в Африку и меняли его на черных рабов. Этих рабов они затем продавали в Америке. На каждом этапе этой, так называемой треугольной торговли, которая началась еще в 1698 году, предприимчивые торговцы получали приличный доход.

Когда французские и голландские острова в Вест-Индии увеличили свое собственное производство сахара и предложили цены ниже, чем цены британских островов, колонисты с материка радостно отправились туда, где им сулили большую прибыль. Британские острова поразила серьезная депрессия. Они начали оказывать давление на правительство Великобритании, и оно среагировало. 17 мая 1733 года Великобритания приняла Закон о патоке, который устанавливал громадный тариф на сахар и ром, произведенные не британцами. В сущности, это означало, что колонисты были бы вынуждены торговать с британскими островами по более высоким ценам, а их прибыль утекала бы в карманы владельцев островных плантаций.

Колонисты в ответ продолжили и расширили контрабандную торговлю. Вся эта политика экономического контроля принесла очень мало пользы Великобритании и вызвала чувство обиды у колонистов, что в конце концов нанесло большой вред британцам.

Начиная с 1700 года Францией и Испанией правила одна и та же семья, но они преследовали разные интересы. Первый король из Бурбонов в Испании, Филипп V, считал, что может вернуть своей стране ее экспансионистскую роль, которую она играла за полтора века до этого. В 1717 году он послал армию в Италию и интриговал с целью захватить французский трон, который тогда занимал его племянник, восьмилетний Людовик XV.

Результатом стало то, что Великобритания, Австрийская империя, Нидерланды, а также Франция объединились в Четверной альянс, чтобы поставить Испанию на место. Это было сделано быстро и просто.

Эта Война Четверного альянса никак не повлияла на британские колонии в Северной Америке. Вместо нее имели место стычки между Францией и Испанией по всему побережью Мексиканского залива, от Флориды до Техаса. Французы атаковали Пенсаколу в Северо-Восточной Флориде, а испанцы посылали экспедиции далеко на север, до самой нынешней Небраски.

Оба наступления провалились, и когда в Европе закончилась война в 1720 году, в Северной Америке стычки тоже прекратились и территория не поменяла хозяев. Слабость Испании, однако, стала настолько очевидной, что другие страны были готовы нападать на нее по пустячным поводам.

Испания, например, как и все страны-колонизаторы того времени, упорно старалась взять под контроль торговлю в колониях и получать собственную выгоду. Это означало, что она сурово преследовала контрабандистов, когда ей удавалось их поймать. Одним из таких контрабандистов был английский морской капитан Роберт Дженкинс. Он рассказывал, что когда испанцы его поймали на контрабанде (он называл это торговлей) в 1731 году, ему отрезали ухо.

Дженкинс сохранил это ухо, и в 1738 году, когда его допрашивала комиссия Палаты представителей, он предъявил засушенное ухо. Его история поразила воображение британской публики, уже и так разгневанной рассказами о зверствах испанцев, и требования начать войну стали всеобщими. 19 октября 1739 года Великобритания объявила войну Испании, и начался конфликт, получивший самое курьезное название в истории: Война уха Дженкинса.

Эта война велась частично на море. Один из главных ястребов того времени, Эдвард Вернон, до этого призывал к войне и предлагал захватить Портобелло на северном побережье Панамы всего силами шести кораблей под его командованием. 22 ноября 1739 года он легко выполнил эту задачу. Однако он мог бы удерживать Портобелло лишь короткое время, так как Испания наверняка предприняла бы контратаку. Поэтому он разрушил ее укрепления, покинул город и вернулся домой.

Этот временный захват Портобелло, хоть и был почти бессмысленным, считали великой победой. Вернона поставили во главе гораздо более крупных сил, предназначенных для более крупной операции — захвата большого города Картагены, в нынешней Колумбии.

Результатом было фиаско. В 1741 году Картагену осадили, но обстрел ничего не дал, а больше половины людей на кораблях Вернона умерли от желтой лихорадки. Вернону пришлось снять осаду и вернуться.

Вернона легко могли бы забыть, если бы он не остался в языке и в памяти благодаря двум вещам. В плохую погоду он носил плащ из фая, ткани, сотканной из грубого шелка, которая на английском языке называется grogram, и поэтому получил прозвище Старый Грог. Он первым ввел норму выдачи экипажам рома, разбавленного в пять раз (чтобы матросы не упивались до бесчувствия неразбавленным напитком), и такой ром стали называть на морском жаргоне грогом.

Однако для американцев важнее то, что вместе с Верноном в Картагене воевал контингент моряков из Виргинии. Среди них был человек по имени Лоренс Вашингтон, очень восхищавшийся Верноном. В 1743 году, после возвращения в Виргинию, Лоренс Вашингтон построил дом у реки Потомак и назвал свои владения Маунт-Вернон в честь адмирала. Это тот самый Маунт-Вернон, который стал святыней американцев благодаря младшему брату Лоренса, Джорджу, увековечившему навсегда имя Старого Грога (хотя немногие это осознают).

Войну уха Дженкинса также вели на суше, и основной удар пришелся на Джорджию, так как Испания видела в этой войне возможность уничтожить колонию, основанную на территории, которая, по ее мнению, была у нее захвачена.

Однако Оглторп из Джорджии не дремал. Он заблаговременно построил форт в устье реки Сент-Мэри, в 160 километрах южнее Саванны, и всего в 96 километрах от Сан-Аугустина. Между жителями этих двух городов не было взаимного сотрудничества, и испанцы ударили ему в тыл, поэтому Оглторпу пришлось еще раз отступить в Джорджию.

Затем последовала неудача Вернона в Картагене, и пришла очередь Испании планировать крупную морскую экспедицию. Флот из тридцати кораблей вышел с Кубы, взял пополнение в Сан-Аугустине и затем, в 1742 году, высадился на побережье Джорджии, в 80 километрах к югу от Саванны.

Оглторп отступил на север, но 7 июля 1742 года ему удалось заманить испанцев в ловушку и убить многих из них в так называемой Битве у Кровавого болота. Такой отпор сломил волю испанцев, и они отказались от похода против Джорджии.

В 1743 году Оглторп снова попытался вторгнуться во Флориду и захватить Сан-Аугустин, и снова потерпел неудачу. К тому времени Война уха Дженкинса зашла в тупик и, наверное, была бы закончена, но она слилась с другой, более крупной войной.

Эта новая война снова началась из-за спора о наследовании трона в Европе. В 1740 году умер император Священной Римской империи Карл VI (также сын австрийского императора), не оставив сыновей. Тем не менее у него была дочь, Мария Тереза, и он много лет пытался вести переговоры с другими государствами, чтобы они признали дочь в качестве его преемницы.

Однако когда он умер, эти стервятники забыли о своих обещаниях. Пруссия, страна на севере Германии, в то время набирала силу, и в 1740 году у нее тоже появился новый монарх, Фридрих II. Фридрих сразу же начал действовать, захватив Силезию, австрийскую провинцию, граничившую с Пруссией. Другие страны быстро присоединились к Пруссии против Австрии, чтобы разделить с ней добычу, и среди них были Франция и Испания.

У Великобритании не было реальной необходимости ввязываться в это дело, но британский король Георг II был также правителем Ганновера, страны в Западной Германии. В этой роли правителя Ганновера Георг счел, что в его интересах встать на сторону Австрии. Британцы не возражали, так как это снова вовлекало их в войну с Францией, с которой они сражались почти непрерывно уже полвека.

В Северной Америке эта война, естественно, называлась Войной короля Георга, и она поглотила Войну уха Дженкинса.

Когда вспыхнула Война короля Георга, французы попытались использовать свой новый форт в Луисбурге в качестве базы для наступательных операций. В этом им помешало то, что французский флот был слабым, а британцы контролировали моря. Тем не менее они совершали набеги на Аннаполис-Рояль в Новой Шотландии и преследовали рыбаков Массачусетса.

Во время предыдущих войн Массачусетс уже пытался захватить Порт-Рояль, чтобы нейтрализовать прямую угрозу со стороны французов; теперь они считали, что им придется что-то предпринять против намного более сильного Луисбурга.

Губернатором Массачусетса в то время был Уильям Ширли, способный человек, державший экономику колонии на хорошем уровне. Он понимал необходимость устранить угрозу со стороны юга и считал, что это потребует больше усилий, чем может приложить Массачусетс в одиночку. Он был так настойчив и красноречив, что собрал добровольцев для этой задачи не только в Массачусетсе, но и в Нью-Гэмпшире и Коннектикуте. Припасы привозили со всей Новой Англии и из Нью-Йорка. Это был самый яркий пример сотрудничества колоний за всю предыдущую историю.

Во главе экспедиции поставили Уильяма Пепперелла, купца, родившегося в Мэне, имевшего некоторый военный опыт. 24 марта 1745 года транспортные корабли отплыли на север с 4000 человек на борту. К ним присоединились три британских боевых корабля, и 30 апреля люди высадились возле крепости Луисбург.

В течение трех недель недисциплинированные колонисты пытались атаковать крепость, когда это хотелось достаточному количеству нападавших. Французы отражали эти атаки, но они были малочисленны и пали духом, и они понимали, что их не освободят, пока британские боевые корабли маячат у берега. Колонисты создавали нечто вроде безудержно пьяного хаоса, что еще больше приводило французов в уныние, и 17 июня 1745 года форт сдался, несмотря на то что их никто не атаковал всерьез и методично.

Это была величайшая военная победа, которую одержали колонисты. Пепперелла Георг II сделал баронетом, впервые такая честь была оказана жителю колоний. (По странному совпадению, Фипс, первый рыцарь колоний, и Пепперелл, первый баронет колоний, оба родились в Мэне.)

Французы собрали флот, чтобы вернуть Луисбург и всю Новую Шотландию, если удастся, но этот проект потерпел неудачу. На их флот обрушились штормы и болезни, и он был вынужден повернуть обратно, потеряв почти половину людей и не сделав ни одного выстрела.

Война после этого постепенно свелась к набегам индейцев и пограничным стычкам и продолжалась до 18 октября 1748 года, когда в Европе закончилась война подписанием Экс-ла-Шапельского договора.

Великобритания и Франция немного поторговались за столом переговоров. В ходе войны Франция захватила удерживаемый британцами город Мадрас в Индии, и Великобритания хотела получить его обратно, поэтому она предложила в обмен вернуть Луисбург. Сделка состоялась, и колонистам Новой Англии пришлось с горечью осознать, что Великобритании гораздо дороже прибыль от торговли на Дальнем Востоке, чем безопасность ее североамериканских колоний.

Жители Новой Англии понимали, что война с Францией скоро начнется снова, возможно, очень скоро, и тогда им придется опять столкнуться с угрозой со стороны Луисбурга. Конечно, они ничего не могли с этим поделать, но они не забыли.

Глава 9 МАНЕВРЫ КОЛОНИЙ

К концу Войны короля Георга население британских колоний насчитывало около 1250 000 белых жителей и 250 000 черных рабов. Старые прибрежные районы перестали походить на лесную глушь. Прошло сто двадцать пять лет после появления первых поселений, и они уже не были изолированными группами людей, прячущихся за частоколами.

Виргиния, самая многочисленная колония, насчитывала 231 000 человек (хотя 100 000 из них были рабами). Во всех четырех колониях Новой Англии, вместе взятых, жило 360 000 человек, с очень незначительным количеством рабов. Самым крупным городом колоний был Бостон, который в 1750 году имел население около 15 000 человек. За ним шли Филадельфия и Нью-Йорк, каждый с населением 13 000. Все они быстро росли, и начали появляться новые города — Балтимор и Мэриленд в 1730 году, Огаста и Джорджия в 1735-м и т. д.

От Нью-Гэмпшира до границы с Новой Каролиной земля была постоянно занята. Дороги стали лучше, и в 1732 году появился первый коммерческий дилижанс. К середине столетия дилижансы перевозили пассажиров из Нью-Йорка в Филадельфию за три дня. Люди стали постоянно путешествовать из одного штата в другой. Это, наряду с общим языком и общей опасностью со стороны французов и индейцев, помогло разрушить сепаратизм и заложило хотя бы первые ростки единства.

Уровень культуры продолжал расти, и здесь обычно лидировала Филадельфия. В 1731 году в Филадельфии открылась первая библиотека с отделом абонемента, в 1744 году первое издание романа («Памела» Ричардсона) в колониях появилось в Филадельфии; в 1752 году первая постоянная больница в колониях была открыта в Филадельфии.

Именно в этот период в колониях происходило нечто типичное для нации, в которую им предстояло превратиться, — возрождение религии.

Это возрождение началось в некотором смысле в Великобритании, где Джон Уизли организовал группу людей в Оксфордском университете, посвятивших себя более строгому соблюдению религиозных жизненных правил. Эту группу презрительно называли методистами, потому что Уизли учил их читать Библию, молиться и совершать добрые дела методично, по часам. Шутливое прозвище стало реальным именем, как и в случае с квакерами и пуританами.

В 1735 году, вскоре после основания Джорджии, Джон и его брат Чарльз Уизли пересекли океан и поселились в только что созданной колонии, намереваясь стать священниками для колонистов и миссионерами среди индейцев. Эта авантюра закончилась унизительным провалом, так как братья были плохо приспособлены к жизни на новых землях.

Однако после их возвращения в Англию один из их последователей, Джордж Уайтфилд, вызвался добровольно взять на себя эту задачу и 2 февраля 1738 года приехал в Джорджию. Ему эта задача оказалась по плечу, и он стал первым из великих евангелистов в Северной Америке, а его проповеди слушали тысячи людей. В 1740 году, после кратковременного возвращения в Великобританию для сбора средств, он совершил путешествие по всем колониям от Саванны до Бостона, и куда бы он ни приехал, он вызывал большой энтузиазм и многих обратил в свою веру.

В Бостоне он познакомился с Джонатаном Эдвардсом, проповедником геенны огненной, который с 1734 года читал захватывающие проповеди, угрожающие адом и даже внушающие уверенность в том, что человек попадет туда, если не будет идти по очень узкой, почти невидимой тропе.

Под влиянием Уайтфилда и Эдвардса и других, менее ярких светочей колонии за несколько лет пережили так называемое «Великое пробуждение». Конечно, оно длилось недолго (возрождение никогда не бывает долгим), но наиболее консервативные элементы среди руководителей церкви восприняли его враждебно. Все же ему удалось встряхнуть церковь и разрушить ее влияние на правительство колоний, таким образом способствуя движению к религиозной терпимости. Оно также стимулировало создание колледжей, которые в те дни все были связаны с религиозными учреждениями. Колумбия, Принстон, Браун и Дартмут — все они были основаны после «Великого пробуждения» и, в какой-то степени, в результате него. Кроме того, поскольку стремление к возрождению повлияло на все колонии, совместный опыт способствовал чувству единства между ними.

Но хотя британские колонии росли и процветали, всегда на них падала тень Франции. Война короля Георга ничего не решила, как и все предыдущие войны; и обе стороны, и французская и британская, продолжали готовиться к следующему, возможно более решительному, поединку.

Обе эти страны маневрировали, стремясь занять выгодную позицию, и каждая старалась заполнить те пространства «ничейной» земли, какие еще существовали между этими двумя колониальными державами. Самым большим участком такой земли, и потенциально наиболее важным, был участок к югу от Великих озер и к северу от реки Огайо, от реки Миссисипи на западе до Аллеганских гор на востоке. Эту обширную территорию в те дни обычно называли «территорией Огайо».

Если бы французам удалось закрепиться в Огайо, тогда британские колонии остались бы прикованными к территории восточнее Аллеганских гор и могли задохнуться.

Чтобы не допустить этого, жители колоний (которые постоянно жаждали освоить новые земли) продвигались на запад. Конечно, они продвигались на запад в течение полутора столетий и уже достигли линии Аллеганских гор; но после Экс-ла-Шапельского договора, на фоне растущей уверенности, что скоро начнется последняя схватка с Францией, их продвижение пошло с новой силой. Особенно они стремились создать поселения за Аллеганскими горами.

В 1748 году передовые отряды пионеров из Виргинии основали поселение у Дрейперз-Медоу, на землях апиалачей, в трехстах километрах от Атлантического океана. Власти в Виргинии основали Компанию Огайо, явно для того, чтобы колонизировать верхнее течение реки Огайо. В 1750 году Кристофера Гиста отправили исследовать этот район. Он двинулся вверх по течению Огайо и почти дошел до места, где стоит современный город Цинциннати. Другой исследователь, Томас Уокер, проник на запад, в нынешний Кентукки; он был первым белым человеком, изучившим подробно этот район.

И так делала не только Виргиния. В 1750 году купцы из Пенсильвании основали базу на реке Майами, далеко за Аллеганскими горами и гораздо западнее нынешней границы Пенсильвании.

Что касается Великобритании, она не принимала в этом участия. Как всегда, она бросила свои колонии на произвол судьбы. Она проявляла интерес к их развитию только в том случае, когда следовало помешать этому развитию в интересах британских производителей. В 1732 году она запретила одной колонии выпускать шляпы на продажу другим колониям, защищая прибыль британских шляпников. В 1750 году она запретила впредь строить заводы для выплавки железа и стали ради прибылей британских заводов. В 1751 году она запретила всем колониям Новой Англии выпускать бумажные деньги (дешевые деньги, которые облегчали должникам из колоний выплату долга британским кредиторам).

Великобританию больше беспокоила Новая Шотландия, которая из всех колоний была самой слабой и ближе всего находилась к центру французской власти. Она не могла рассчитывать на то, что строптивые жители колоний будут сражаться за нее в Новой Шотландии, так как после сорока лет британского правления в колонии все еще не было британских поселенцев. Фактически это было хуже, чем если бы колония вообще была пустой, потому что в ней до сих нор жили французские поселенцы, правившие колонией в те дни, когда она была Акадией. Жители Акадии ничего не забыли и во время Войны короля Георга хранили мрачное молчание или проявляли враждебность по отношению к британцам.

В 1749 году Джордж Монтегю-Данк, второй граф Галифакс, который недавно стал президентом Британского министерства торговли (департамент, в обязанности которого входило решение проблем колоний), приступил к активным действиям. Он выслал в Америку 1400 колонистов, выпущенных из долговых тюрем, во главе с губернатором по имени Эдуард Корнуоллис. В июне 1749 года они поселились на центральном восточном побережье полуострова и основанный ими город назвали Галифакс. Другие поселенцы последовали за ними, и вскоре это был процветающий город с 4000 жителей. Он стал центром британского правления и с тех пор является столицей Новой Шотландии.

Пока британцы и жители колоний укрепляли свои позиции, французы не сидели без дела. Их по-прежнему было меньше, чем британских колонистов. Во всех их обширных владениях жило всего 80 000 человек или около того, и все же они непрестанно тянули свои щупальца исследователей все дальше на запад. В 30—40-х годах XVIII века Пьер Готье де Варенн, сьер де Лаверендри, отошел от озера Верхнего и заложил форты на западе, до самого озера Виннипег. В 1742 и в 1743 годах он достиг гор Блэк-Хиллс в нынешней Южной Дакоте. А в 1739 году два других французских исследователя, Пьер и Поль Малле, увидели вдали Скалистые горы, там, где теперь штат Колорадо.

Ближе к дому они продолжали сжимать кольцо вокруг Великих озер. Они создали передовые посты у Ниагарского водопада, между озерами Эри и Онтарио, в том месте, которое теперь занимает Торонто на северном берегу озера Онтарио, и в том месте, которое теперь занимает Огденсберг, штат Нью-Йорк, на реке Святого Лаврентия.

Самый важный район, однако, лежал южнее Великих озер. У них уже были форты на территории Огайо, и в них жила, вероятно, тысяча французов. Но они были сосредоточены в западной части территории, и по причине постоянного проникновения британских колонистов из-за Аллеганских гор французы чувствовали, что им надо продвигаться на восток.

Губернатор Новой Франции, маркиз Дюкен, организовал необходимую экспедицию в 1753 году. Она должна была двигаться через территорию Огайо и «застолбить» по дороге участки земли для французов. Они должны были ставить указатели, официально объявляющие эту территорию французской, и предупреждать любых жителей британских колоний, встреченных по пути, что им придется уехать.

Более того, французы начали строить форты так далеко на востоке, как только могли, и в частности, в нескольких местах, где сейчас расположена северо-западная часть Пенсильвании.

Виргинию особенно встревожили новости о проникновении французов. Виргиния из всех колоний была самой активной в исследовании запада и устройстве там поселений, и она без колебаний объявила своей всю территорию на своей широте, без ограничений в западном направлении.

Более того, правители колонии активно участвовали в земельных спекуляциях, в покупке больших участков западных земель по очень низкой цене и продаже их затем поселенцам по значительно более высоким ценам. Если французы завладеют этой территорией, сделкам придет конец.

Губернатором Виргинии в то время был Роберт Динвидди. Сам он был земельным спекулянтом, но даже если бы это было не так, он не мог не видеть, что французское наступление угрожает колониям. Он попытался предупредить родную Великобританию об опасности положения, но ему это не удалось. Потом он попытался предпринять что-то самостоятельно и отправил человека на запад, чтобы пригрозить французам, если они не уйдут. Это был блеф, потому что он не мог применить силу, но блеф мог сработать.

Его выбор для трудного задания осуществить этот блеф пал на молодого виргинского плантатора, которому тогда был всего двадцать один год. Звали этого плантатора Джордж Вашингтон.

Вашингтон родился 22 февраля 1732 года по григорианскому календарю, которым тогда пользовалась большая часть Европы (а теперь он используется почти повсюду). По юлианскому календарю дата его рождения падала на 11 февраля, тогда этот календарь использовали в Великобритании и в британских колониях. 1 января 1752 года, тем не менее, Великобритания и колонии приняли григорианский календарь, и молодой Вашингтон сменил дату рождения.

Вашингтон был выходцем из высшего общества; его прадед, Джон Вашингтон, будучи сторонником Карла I, бежал из Англии Кромвеля в 1657 году и поселился в Виргинии.

Отец Вашингтона, Августин Вашингтон, имел детей от двух жен, четверых от первой и шестерых от второй. Среди детей от первой жены был Лоренс Вашингтон, который сражался с Верноном у Картагены, а затем построил дом в Маунт-Верноне. Старшим из детей от второй жены был Джордж. Августин Вашингтон умер в 1743 году, когда Джорджу было одиннадцать лет, и старший сводный брат Лоренс, которого Джордж обожал, вырастил мальчика.

(Самая известная легенда о Джордже Вашингтоне в детстве, эта история о вишневом дереве и о его фразе «Я не умею лгать» — сама по себе ложь. Та история, как она ни поучительна, является чистой выдумкой одного книгопродавца по имени Мейсон Лок Уимс. Он написал о жизни Вашингтона в 1800 году, через год после смерти Вашингтона, и приукрасил ее общепризнанными выдумками, чтобы придать ей больше привлекательности.)

В 1748 году, в возрасте шестнадцати лет, Вашингтон профессионально занялся топографической съемкой и несколько лет знакомился с лесной глушью и жизнью на границе осваиваемых земель, пробираясь по лесам и нанося их на карту.

В 1751 году Лоренс Вашингтон, болевший туберкулезом, уехал на остров Барбадос и взял с собой Джорджа. Это было единственное путешествие за пределы тринадцати штатов, которое Джордж совершил в своей жизни. Там Вашингтон легко переболел оспой, и после этого его лицо навсегда покрылось отметинами. В 1752 году Лоренс и его единственная дочь умерли, и в 1754 году Джордж выкупил Маунт-Вернон у вдовы брата. Так он стал одним из самых значительных землевладельцев в Виргинии. Восемнадцать черных рабов достались ему вместе с поместьем, и хотя Вашингтон не одобрял рабства, он всю жизнь держал рабов.

Вдохновленный, возможно, воспоминаниями о сражении Лоренса у Картагены, Джордж стремился к военной карьере, и он принял пост военного советника при Динвидди, когда тот стал губернатором в 1752 году. Естественно, что именно к Джорджу Вашингтону обратился Динвидди. Вашингтон был крупный мужчина, ростом под два метра, отличный наездник и имел крепкое телосложение. У него был большой опыт работы в лесной глуши, он был храбр и полон энтузиазма.

31 октября 1753 года Вашингтон выехал из Вильямсбурга с небольшим отрядом, в который входил Кристофер Гист, исследователь. Путешествие длиной в 650 километров во время надвигающейся зимы было трудным, но 4 декабря Вашингтон добрался до основных сил французов у форта Ле-Беф, на месте которого теперь стоит Уотерфорд, штат Пенсильвания, примерно в тридцати километрах южнее озера Эри.

Французский капитан, командующий этими солдатами, был довольно любезен. Он позаботился о том, чтобы Вашингтона и его отряд накормили и обогрели, и согласился переслать письмо, требующее от французов убраться из Огайо, в Квебек. Однако не скрывал, что французы не намерены уходить и что они собираются захватить территорию Огайо и удержать ее.

Вашингтону пришлось уехать, унося с собой эту новость. После путешествия обратно, еще более полного опасностей, чем путешествие туда (он упал в ледяную реку, и в него стреляли враждебные индейцы почти в упор, но промахнулись), он добрался до Виргинии. Все, чего он достиг, были сведения, которые острые глаза наблюдателя позволили получить Вашингтону о той территории, по которой он передвигался, и о приготовлениях и укреплениях французов.

Блеф Динвидди не удался, и было ясно, что мирного решения быть не может. Французы не уйдут с территории Огайо, если их не выгонят туда. Он попытался заручиться поддержкой других колоний в подготовке к необходимым действиям, но ничего не добился. Только Северная Каролина, казалось, готова рискнуть и оказать ему небольшую помощь, и даже законодательное собрание самой Виргинии с большим трудом удалось убедить проголосовать за выделение средств на некие военные шаги. Что касается Великобритании, у нее был мир с Францией, и она не хотела начинать новую войну из-за каких-то североамериканских задворок.

Вашингтон рассказал Динвидди о том месте в верхнем течении Огайо, где сливаются реки Аллегейни и Мононгаела, и заверил его, что это место идеально подходит для строительства форта. Некоторые поселенцы уже там живут, но необходимо построить более прочное укрепление, которое доминировало бы над окружающей местностью.

Это произвело на Динвидди впечатление, и он послал команду из ста шестидесяти человек построить такой форт, поставив во главе их Вашингтона в ранге подполковника.

Они отправились туда в апреле 1754 года; но к тому времени, как они добрались до форта Камберленд в нынешнем западном Мэриленде, в 300 километрах к северо-западу от Вильямсбурга и все еще в 130 километрах от того места, куда хотели добраться, Вашингтон получил печальное известие, которого опасался. Французы тоже заметили выгодное положение этого места. 17 апреля 1754 года, изгнав оттуда нескольких виргинцев, они основали форт Дюкен, названный так в честь губернатора Новой Франции.

Вашингтон мог бы повернуть назад, но он жаждал военных действий; и местные индейцы, настроенные дружелюбно, предложили помощь против французов. Вашингтон решил, что надо проверить, чего можно добиться неожиданной атакой.

Поэтому он продолжал свой поход, пока не пришел к точке примерно в 70 километрах от форта Дюкен, и там устроил собственную базу, которую назвал форт Необходимость. (Он находился недалеко от современного города Юнионтаун, штат Пенсильвания.)

Место было выбрано неудачно, слишком низкое и болотистое для базы в сырую погоду, но Вашингтон надеялся использовать его только для подготовки наступления. Люди стекались к нему, и вскоре он оказался командиром войска из четырехсот человек.

28 мая Вашингтон вывел из форта Необходимость довольно внушительное войско и встретил небольшой отряд из тридцати французов. Французы не подозревали о присутствии людей Вашингтона, так как между странами был заключен мир и ни у одной из сторон не было законного основания открывать огонь.

Вашингтон (ему было всего двадцать два года, не забудьте) не смог удержаться. Горя желанием действовать, он убедил себя, что французы — это шпионы, которые, если их не остановить, сообщат о слабости Вашингтона в форт Дюкен и эффект неожиданности исчезнет. Чувствуя, что на карту поставлена безопасность его людей, Вашингтон приказал неожиданно атаковать французов, находящихся в меньшинстве и ни о чем не подозревающих. За несколько минут десять из них было убито, в том числе командир, сьер де Жюмонвиль, а остальные взяты в плен.

Этот колониальный вариант Перл-Харбора против французов положил начало еще одной войне между Францией и Великобританией в Северной Америке.

Ее нельзя было назвать в честь британского монарха, так как Георг И, давший имя Войне короля Георга, все еще сидел на троне. Новую войну назвали Франко-индейской войной (неудачное название, так как все войны в колониях можно назвать таким образом).

Первый успех Вашингтона принес ему повышение — чин полковника и новое подкрепление. Однако французы, разъяренные тем, что они считали низким предательством (и не без оснований), в гневе выступили из форта Дюкен.

Вашингтон оказался лицом к лицу с пятью сотнями французов и четырьмя сотнями индейцев. Такой численный перевес заставил его предусмотрительно отступить в форт Необходимость, но теперь недостатки этого форта все погубили. Шли дожди, и защитники форта оказались по уши в грязи. Французы не предпринимали попыток штурмовать его, но, под прикрытием деревьев, терпеливо убивали всех животных, которых замечали внутри ограды, чтобы лишить войско Вашингтона запасов еды.

3 июля, через три дня после того, как Вашингтон укрылся в форте, у него почти закончились боеприпасы и продукты, и он был вынужден сдаться.

Так как Франция и Великобритания все еще официально не были в состоянии войны, французские войска (для которых многочисленные пленники стали бы обузой) с готовностью отпустили их и позволили вернуться в Виргинию. Сначала, однако, им пришлось что-то сделать с тем человеком, который так предательски убил добрых французских солдат. Поэтому они поставили условие, что Вашингтон должен подписать признание в своей ответственности за убийство («l'assasinat») сьера де Жюмонвилля. Для того чтобы его людей отпустили на свободу, Вашингтон его подписал.

Это признание в убийстве вызвало в его адрес довольно суровую критику даже в британском суде. Юный Джордж Вашингтон был страшно смущен и унижен и выдвинул довольно слабое оправдание, будто, не зная французского языка, он не понял, что «l'assasinat» означает «убийство».

Решительное вторжение французов на Территорию Огайо встревожило также колонии к северу от Виргинии. Среди тех, кто понимал опасность разобщенности колоний перед лицом этой угрозы, был Бенджамин Франклин из Филадельфии. Он был самым выдающимся из людей, которые появились в британских колониях до периода независимости (включая даже Джорджа Вашингтона), и, несомненно, первым жителем колонии, который прославился в Европе.

Бенджамин Франклин родился в Бостоне, штат Массачусетс, 17 января 1706 года, так что он был на двадцать пять лет старше Вашингтона. Его отец, Джосая Франклин, был англичанином, который прибыл в Массачусетс в 1682 году и привез с собой жену и троих детей. После переезда в Америку у него родилось еще четверо детей, а когда его жена умерла в 1689 году, Джосая женился во второй раз, и у него родилось еще десять детей от второй жены. Бенджамин был пятнадцатым из семнадцати детей — десятым, и последним, из сыновей своего отца.

Семья не принадлежала к числу хорошо обеспеченных, и у Бенджамина было мало возможностей для учебы. Когда ему исполнилось десять лет, он бросил школу и пошел работать в мастерскую, где делали свечи. Бенджамину там не нравилось, и он грозил сбежать в море, поэтому его отец убедил Джеймса Франклина, сына от первой жены, взять младшего сводного брата на работу. У Джеймса было печатное предприятие, и он выпускал успешную газету. Так в возрасте двенадцати лет Бенджамин Франклин стал печатником и получил возможность и читать, и писать, — то есть получил огромную выгоду от своего окружения.

Однако Бенджамин не любил, когда ему кто-то отдает приказы, даже старший брат, и они крепко повздорили. В конце концов Бенджамин решил уйти от Джеймса и нашел работу у другого типографа. Рассерженный Джеймс внес его в черный список в Бостоне, и Бенджамину ничего другого не оставалось, как покинуть город.

В октябре 1723 года Бенджамин Франклин, уже семнадцатилетний, уехал в Филадельфию, и этот город стал его домом на всю оставшуюся долгую жизнь. Он приехал в Филадельфию всего с одним долларом в кармане, но получил работу печатника и благодаря способностям и трудолюбию скоро преуспел. Он достаточно зарабатывал, чтобы найти средства на поездку в Лондон, и провел два года, знакомясь с большим миром Европы за океаном.

В октябре 1726 года он вернулся в Филадельфию и в течение года сумел открыть собственную типографию. В 1729 году он купил газету под названием «Пенсильванская газета». Она до этого терпела убытки, но под энергичным руководством Франклина начала приносить неплохую прибыль.

Франклин занимался всем. Он покупал и продавал книги, выпускал книги, открыл отделения своей типографии в других городах.

В 1727 году он открыл «Джунто», дискуссионный клуб, где интеллигентные молодые люди могли собираться и обсуждать насущные проблемы, и к 1743 году клуб превратился в Американское философское общество, которое поощряло научные исследования во всех колониях. Он открыл первую публичную библиотеку в Америке в 1731 году и первую компанию пожарных в Филадельфии в 1736-м. В 1749 году он стал президентом Совета попечителей только что открытой Филадельфийской академии, которая потом стала Пенсильванским университетом.

Его самым успешным деловым предприятием был альманах, который он начал издавать в 1732 году и выпускал его каждый год в течение двадцати пяти лет. Его содержание было обычным для альманаха: календари, фазы луны по дням, время восхода и захода солнца, восхода и захода луны, приливов и отливов на каждый день, дни солнечного затмения и т. п.

Кроме того, однако, Франклин наполнил его интересными и умными статьями по вопросам, представляющим интерес для жителей колоний. Он также включил в него изрядное количество кратких, лаконичных пословиц, многие из которых он сам придумал, и они, в большинстве своем, прославляли бережливость и упорный труд. Многие из этих поговорок вошли в общий язык; а наиболее известной оказалась одна, которую повторяют и сегодня (хоть и не всерьез): «Кто рано ложится и рано встает, здоровье, богатство и ум обретет»[35].

Этот альманах Франклин издавал под псевдонимом Ричард Сондерс и поэтому назвал его «Альманах бедного Ричарда». Краткие изречения обычно предварялись словами: «Бедный Ричард говорит…».

Альманах очень хорошо продавался — до 10 000 экземпляров в год, цифра по тем временам огромная. Это сделало его богатым, и к 1748 году у Франклина было достаточно денег, чтобы отойти от дел. Он оставил свой бизнес на других, а сам лишь минимально руководил им и переехал на окраину города, где мог посвятить себя научным исследованиям. В этом направлении он также не был неудачником, он оказался первым великим американским ученым, а до этого уже показал себя первым крупным американским изобретателем.

Например, в то время дома отапливались открытыми каминами. Они очень расточительно потребляли топливо, большая часть тепла уходила прямо в дымовую трубу. Фактически дело обстояло еще хуже, так как поднимающийся вверх горячий воздух вызывал тягу, которая втягивала холодный воздух снаружи и в целом охлаждала дом, а не согревала его. Чтобы хоть как-то согреться, приходилось тесниться вокруг камина.

Франклину пришла в голову мысль, что необходима железная печь, стоящая на кирпичах и установленная в комнате. Внутри нее можно было разводить огонь. Металл нагревался и нагревал бы воздух; теплый воздух оставался бы внутри комнаты, а не исчезал в дымоходе, а дым уносило бы в дымоход через печную трубу.

Первая печь Франклина была построена в 1742 году, и она очень хорошо работала. С тех пор ею стали пользоваться. Печи в подвалах современных домов — это, в сущности, печи Франклина.

Франклину предлагали запатентовать свою печь, чтобы он мог брать деньги с любого производителя, который захочет изготавливать и продавать их. Это могло сделать Франклина миллионером, но это также увеличило бы стоимость печи, поэтому Франклин отказался. Он сказал, что получает удовольствие от изобретений, которые другие люди сделали до него, и поэтому должен позволить другим наслаждаться его изобретениями бесплатно.

Он также изобрел бифокальные очки и музыкальный инструмент, построенный из стеклянных полушарий, которые увлажняли и терли пальцами. К концу жизни он изобрел щипцы с длинными ручками, чтобы доставать книги с высоких полок, их до сих пор используют в бакалейных магазинах и других подобных заведениях, чтобы добираться до верхних полок без лестницы.

Франклин также первым заметил Гольфстрим, полосу теплой воды, движущуюся вдоль побережья Северной Америки, и выдвинул разумные предположения (чем далеко опередил свое время) относительно предсказания погоды и наилучшего использования светлого времени суток.

Но действительно знаменитым Франклина сделали его эксперименты с электричеством.

Начало XVIII века было так называемым веком Разума. Это было время, когда джентльмены на досуге интересовались научными экспериментами и когда эксперименты с только что открытым явлением электричества были в большой моде. Так называемая лейденская банка (так как она была разработана в голландском городе Лейдене) использовалась для хранения больших электрических зарядов, и все ученые мужи экспериментировали с ней.

Франклин доказал в 1747 году, что в то время как лейденская банка обычно разряжалась с искрами и треском, она могла разряжаться гораздо быстрее и без искр и треска, если металлический стержень, через который она разряжалась, заканчивался острием, а не был закругленным.

Искры и треск, с которыми разряжалась лейденская банка, напоминали Франклину (и другим) о молнии и громе. Возможно ли, что во время грозы земля и тучи действуют как огромная лейденская банка, которая разряжается с искрами молний и треском грома?

В июне 1752 года Франклин запустил воздушного змея в надвигающуюся грозу (приняв меры предосторожности против удара электрическим током, так как он имел опыт с лейденскими банками, которые иногда содержали столько электричества, что могли сбить с ног человека при разряде и вызвать шок во всем теле). Он сумел притянуть электричество по нитке воздушного змея и использовать его, чтобы зарядить лейденскую банку. Таким образом он показал, что грозы действительно связаны с электрическими эффектами в небе, с такими же электрическими эффектами (но гораздо больших размеров), какие люди создают в лаборатории.

Франклин решил: то, что сработало для лейденской банки, также сработает для облаков. Если лейденская банка легко разряжается без искр и треска через заостренный металлический стержень, почему не установить заостренный металлический стержень на крыше дома и не соединить его с землей? В этом случае электрические заряды, накапливающиеся в земле во время грозы, можно легко и бесшумно разрядить через заостренный металлический стержень. Ни один заряд не аккумулируется до такой степени, чтобы разрядиться мгновенно в виде удара молнии. Строение с таким молниеотводом на крыше должно быть защищено от удара молнии.

В 1753 году, в номере своего «Альманаха бедного Ричарда», Франклин рассказал об этом и предложил способы оборудовать строения молниеотводом. Устройство было таким простым, а молнии так боялись, что всем захотелось попробовать. В конце концов, что было терять?

Громоотводы начали вырастать над зданиями в Филадельфии сотнями, потом в Бостоне и Нью-Йорке. И они работали!

Франклин до этого уже завоевал репутацию ученого в Великобритании; но теперь его имя и деяния стали известны всей Европе, когда громоотводы стали использовать в одном регионе за другим. Впервые в истории удалось победить одну из самых грозных опасностей для человечества — и с помощью науки.

Всемирная слава Франклина заставила даже его родину оценить ученого. В июле 1753 года ему была присвоена почетная степень Гарвардского университета, а в сентябре того же года — Йельского. Затем, в ноябре, Лондонское королевское общество наградило его золотой медалью Копли, своей самой высокой наградой. Это было огромное достижение для человека, официальное образование которого прекратилось в возрасте десяти лет.

Даже король Франции Людовик XV написал Франклину хвалебное письмо.

Письмо Людовика не помешало Франклину ясно видеть растущую угрозу со стороны Франции. Действительно, он видел ее еще яснее, потому что его родная колония, Пенсильвания, не слишком хорошо это понимала. Пенсильвания по-прежнему была частной собственностью, ею владели, так сказать, члены семьи Пеннов. Они, как и многие другие влиятельные поселенцы, были квакерами и упорно отказывались выделить деньги на укрепление военной готовности колонии.

Франклин, среди своих многочисленных и разнообразных занятий, занялся и политикой. В 1748 году его выбрали в городской совет Филадельфии; а в 1750-м он был избран в законодательную ассамблею Пенсильвании. В 1753 году его назначили главным почтмейстером всех колоний, и он быстро превратил финансово убыточную почту в предприятие, приносящее прибыль.

В качестве члена Пенсильванской ассамблеи Франклин возглавил колонистов, которые выступали против позиции ничегонеделания Пеннов перед лицом сгущающихся туч войны. Он изо всех сил старался убедить Пенсильванию организовать армию добровольцев, которая содержала бы себя и не зависела бы в средствах от Пеннов. Это ему не удалось.

Поэтому он и его сторонники на севере с растущим беспокойством и ощущением беспомощности наблюдали за ситуацией.

Но не только наступление французов угрожало будущему колоний. Ситуация с индейцами была не менее тревожной.

Во время всех предыдущих войн с Францией большую часть ущерба колониям нанесли индейцы — союзники французов. Можно было рассчитывать на то, что ситуация не станет еще хуже, потому что отважные племена ирокезов наверняка останутся противниками французов. Но будет ли так всегда?

В годы после Войны короля Георга они хранили верность британцам, это так; но это было делом рук одного незаурядного человека по имени Уильям Джонсон.

Джонсон родился в Ирландии в 1715 году и эмигрировал в Америку в ответ на призыв своего дяди. Этот дядя, сэр Питер Уоррен, имел поместье в северной части штата Нью-Йорк, на южном берегу реки Могаук, примерно в сорока километрах к западу от Шенектади. Джонсон поселился там и по просьбе своего дяди стал им управлять.

Джонсон также приобрел землю на северной стороне реки и стал крупным землевладельцем. Это была земля ирокезов. Но Джонсон попытался поставить совершенно новый эксперимент и относился к «дикарям» искренне и по-дружески. Он был посредником в спорах между индейцами и колонистами и решал их с безупречной справедливостью. Он поощрял образование индейцев, честно торговал с ними, носил индейскую одежду, говорил на их языке, совершенствовал знания и соблюдал их образ жизни и обычаи. Потом, когда его жена-европейка умерла, он женился на индейской девушке.

Всегда, когда к индейцам относились по-дружески и с уважением, они отвечали тем же. Джонсона приняли в племя могауков и даже сделали вождем. Он всю жизнь оставался человеком, через которого британцы и жители колоний вели переговоры с индейцами.

Тем не менее Джонсон — это всего один человек, и ирокезы не могли не видеть фактов жизни. Одним из фактов было то, что французы вели себя гораздо более цивилизованно с индейцами, чем британцы (Джонсон был единственным исключением). Настойчивое продвижение на их земли густонаселенных колониальных поселений представляло для образа жизни индейцев, для самого их существования большую угрозу, чем немногочисленные случаи проникновения французских торговцев и солдат.

Наконец, в начале 50-х годов XVIII века французы проводили агрессивную и успешную политику на территории Огайо и усердно обхаживали ирокезов. Ирокезы невольно прислушивались к ним, особенно благодаря их естественному стремлению остаться в выигрыше.

Впервые со времен начала британско-французских войн возникла реальная опасность, что ирокезы могут действительно переметнуться на сторону французов. А если бы это произошло, ничто на свете не спасло бы Нью-Йорк, а возможно и Новую Англию, от разгрома. За ними та же судьба постигла бы и другие колонии.

В результате очень обеспокоенный Британский совет по торговле предложил в 1753 году, чтобы различные колонии вступили в переговоры с ирокезами и попытались уладить все обиды, которые могли быть у индейцев.

Нью-Йорк, по крайней мере, был готов этим заняться, так как именно на эту колонию, несомненно, враждебность ирокезов обрушилась бы с наиболее разрушительной силой. Губернатор Нью-Йорка Джеймс Деланси послал приглашение другим колониям встретиться на всеобщем конгрессе с индейцами в Олбани.

Те колонии, которые чувствовали непосредственную опасность со стороны ирокезов, откликнулись. В их число входили Пенсильвания, Мэриленд и четыре колонии Новой Англии. Вместе с Нью-Йорком это значило, что семь колоний были представлены на конгрессе. Он начался официально 19 июня 1754 года.

Вместе с двадцатью пятью делегатами от колоний там присутствовало сто пятьдесят ирокезов. Их лихорадочно ублажали обещаниями и подарками, а потом отослали прочь с множеством улыбок и пышных речей. В этом отношении конгресс в Олбани, как его назвали, имел полный успех, потому что ирокезы не переметнулись на сторону французов.

Затем конгресс дал рекомендации по назначению постоянных чиновников для ведения дел с индейцами и решению вопросов расселения в западном направлении. Уильям Джонсон, присутствовавший на конгрессе в Олбани, был назначен суперинтендантом индейцев, нечто вроде официального посла у ирокезов и их союзников-индейцев. Он занимал этот пост до своей смерти, и пока он был жив, неприятности с индейцами были минимальными.

Но хотя вопрос с индейцами был решен, насколько это возможно, некоторые делегаты продолжали испытывать озабоченность. Как насчет французов? Экспедиция Вашингтона, продолжавшаяся в то время, одержала очень небольшую победу, но теперь казалось маловероятным, что она многого достигнет.

Бенджамин Франклин был делегатом на конгрессе в Олбани, и, по его мнению, колонии не могли эффективно защищаться, если останутся разобщенными и часто даже враждебными друг другу. Он даже придумал план объединения колоний в марте прошлого года и теперь, 24 июня, предложил его конгрессу. Он действительно убедил конгресс принять его; решение было принято 10 июля (через неделю после того, как Вашингтон сдался в форте Необходимость); и план был представлен всем колониям и Великобритании.

Предложение Франклина заключалось в том, что всеми колониями будет управлять генерал-губернатор, назначенный и оплачиваемый британской короной. Он должен обладать широкими полномочиями, но не должен быть автократом. Его партнером будет Большой совет из сорока восьми членов, в который делегатов будет посылать каждая колония. Количество делегатов должно было варьироваться от двух для некоторых колоний до целых семи для других, это количество примерно определялось в зависимости от населения. (С течением времени Франклин планировал сделать количество делегатов пропорциональным финансовому вкладу каждой колонии. Это теоретически заставило бы каждую колонию соревноваться с другими в щедрости финансовой поддержки конфедерации.)

Большой совет должен был заседать ежегодно и в основном решать те проблемы, которые были общими для всех колоний, оставляя внутренние дела каждой колонии на собственное усмотрение. Таким образом, Большой совет должен был рассматривать договоры с индейцами; проникновение на территории, находящиеся вне четко определенных границ колонии; и военные вопросы, такие как фортификация, армия, военный флот и военное налогообложение. Это предложение, подписанное 4 июля, теперь кажется полным здравого смысла, но оно было встречено с холодным неодобрением всех сторон. Британское правительство считало, что отдает слишком много власти колониям и не будет иметь на них никакого влияния. Колонии считали, что оно дает слишком много власти короне, и те, кто не выразил свое неодобрение открыто, просто игнорировали этот план. Ни одна колония не была готова отказаться ни от одного из своих прав ради общего блага, несмотря на то что в Северной Америке началась еще одна война с Францией.

Британское правительство, хоть на него этот кризис не произвел такого большого впечатления, чтобы заставить его поддержать план Франклина о создании союза колоний, все-таки признало необходимость что-то предпринять после поражения Вашингтона. Оно решило отправить в Северную Америку регулярные войска, хотя по-прежнему официально с Францией сохранялся мир.

Поэтому два полка, снабженные соответствующими припасами и финансами, отправили в Виргинию, чтобы исправить положение. Ими командовал генерал Эдвард Брэддок, который воевал в Нидерландах во время Войны за австрийское наследство. 20 февраля 1755 года Брэддок и его люди прибыли в Виргинию.

Без сомнения, британцы считали, что с такими силами в Виргинии у них не будет никаких проблем с использованием колонистов в качестве вспомогательных сил, после того как они приведут их в чувство, а потом они разобьют немногочисленных французов и их союзников-дикарей.

Это могло бы стать возможным, но помешал характер самого Брэддока. У него был опыт ведения военных действий только в Европе, а там в то время воевали в парадном строю, как на плацу, это называлось линейной тактикой. Шеренга солдат маршировала к полю боя, где они строились в три ряда в одну линию. Стоя плечом к плечу, они одновременно поднимали свои мушкеты и стреляли все вместе, по команде. В этом военном хоре не было места для индивидуальной инициативы.

Такой способ сражения диктовался характером оружия. Мушкет был неточным оружием, таким неточным, что солдат не учили стрелять точно, так как это было невозможно. Чтобы огонь из мушкетов был эффективным, он должен был вестись массово и в унисон, тогда можно было добиться большого количества попаданий, по чисто статистической вероятности.

Это довольно хорошо срабатывало, если противник тоже строился в шеренгу и выполнял такие же военные действия: сторона, лучше обученная таким командам и сумевшая выстоять под вражеским огнем, побеждала. Но что, если враг сражался иначе?

Не в правилах Брэддока было признавать, что нужно менять тактику в соответствии с обстоятельствами. Он был ограниченным и узколобым человеком, шестидесяти лет от роду, упрямым и бестактным, с большими предрассудками. Он был невысокого мнения о колонистах, и, к сожалению, они не постарались его переубедить. Брэддок рассчитывал на то, что жители колонии будут снабжать его армии продовольствием и другими необходимыми вещами, но встретил задержки, некомпетентность и слишком часто — откровенную нечестность людей, которые желали нажиться и получить особую выгоду в условиях общей катастрофы. Только Бенджамин Франклин полностью и вовремя выполнил обещанные поставки, и Брэддок во всеуслышание провозгласил его единственным честным жителем колоний на континенте.

Брэддок также проникся симпатией к Вашингтону. Вашингтон ушел в отставку из армии весной предыдущего года, недовольный британским приказом, который отдавал любого офицера из колоний, каким бы высоким ни был его ранг, под начало любого британского офицера, каким бы низким ни был его ранг.

Однако Брэддок очень благородно предложил Вашингтону принять его в свою официальную семью в качестве адъютанта в ранге полковника, и Вашингтон быстро и с благодарностью принял это предложение — как всегда, ему хотелось участвовать в боевых действиях.

14 апреля 1755 года Брэддок начал проводить совещания с губернаторами шести колоний, и были составлены сложные планы перекрестных наступлений на противника. Они просто оказались слишком сложными, чтобы осуществить их на больших расстояниях и на местности, характерной для колоний. (Брэддок почему-то был убежден, что все еще сражается в тесной, плоской и покорной сельской местности Европы.) В конце концов Брэддок выступил в полном одиночестве.

Франклин предостерегал Брэддока, что индейцы — союзники французов — сражаются по-своему и что он должен остерегаться засад, так что нельзя сказать, что генерал не знал заранее, что его может ждать. Однако Брэддок с видом раздражающего превосходства утверждал, что индейцы, возможно, и сражаются эффективно против каких-то там колонистов, но они не смогут устоять перед британскими регулярными войсками.

Вашингтон предложил, чтобы Брэддок воспользовался предложениями дружественных племен и использовал индейцев в качестве проводников и разведчиков. Но Брэддок не умел вести переговоры с индейцами, и он не мог заставить себя поверить, что они могут принести пользу. В конце концов практически никто из индейцев не пошел с ним в поход. Знаменитый индейский охотник, Капитан Джек, предложил свои услуги в качестве разведчика; но Брэддок отказался принять его, если он не будет подчиняться военной дисциплине, от чего отказался старый охотник.

Армия Брэддока формировалась в Камберленде, на окраине цивилизации того времени, и приготовилась выступить в поход прямо в дикие леса. В начале июня 1755 года 1500 британских солдат и 700 виргинских ополченцев отправились в поход, на расстояние 130 километров на северо-запад, к форту Дюкен, который был первым местом назначения Брэддока. Это был ужасный марш через дикие леса и болота, и дело усугублял тот факт, что Брэддок настоял на том, чтобы взять с собой все припасы и снаряжение, которые могут понадобиться армии, как если бы они шли по Европе.

Их продвижение было таким медленным, что 18 июня Вашингтон в отчаянии предложил послать вперед 1200 человек с легким багажом, оставив остальную часть войск двигаться следом с основными припасами. Это только ослабило армию, так как сократило людские ресурсы Брэддока почти вдвое, поскольку арьергард вряд ли успел бы прибыть вовремя на помощь передовому отряду в случае неожиданного сражения. Брэддок принял это предложение.

Только 8 июля передовой отряд под предводительством Брэддока, в который входило 450 виргинцев под командованием Вашингтона, добрался до реки Мононгахела, в тринадцати километрах к югу от форта Дюкен. Здесь они остановились, чтобы обдумать следующие действия.

Теперь Вашингтон настаивал, что он, вместе с виргинцами, предпримет первую атаку, несомненно имея в виду, что они будут сражаться в стиле первопроходцев. Затем, если их неожиданное нападение будет успешным и они с самого начала добьются преимущества, вступят в действие основные силы регулярных британских войск.

От этого Брэддок отказался. Сражение будет вестись его методом, то есть как в Европе, что он считал единственно правильным.

А тем временем французы, в отличие от британцев, сражались не вслепую. Их умелые разведчики-индейцы приносили им все необходимые сведения о передвижениях британцев. Французы в форте Дюкен точно знали, сколько британских войск им противостоит, и их первым побуждением было предусмотрительно отступить перед превосходящими силами противника. Некий капитан Де Божо, однако, выдвинул другую идею. На основе донесений о том, что Брэддок не понимает реальной ситуации, он попросил разрешения провести разведку боем перед отступлением французов и посмотреть, что произойдет.

Ему дали такое разрешение. В его распоряжении было всего двести французов, но он произнес очень вдохновенную речь, которой привлек на свою сторону несколько сотен индейцев.

9 июля отряд Де Божо, все еще в два раза уступавший в численности общим силам противника, бесшумно прошел через лес по направлению к армии Брэддока. Как только британцы увидели французов, они начали пальбу; но французы и индейцы пропали из виду за деревьями и начали отстреливать британских солдат, одетых в ярко-красные мундиры, поодиночке.

Британские солдаты, с естественным инстинктом здравых людей, пытались делать то же самое; но Брэддок присутствовал на поле боя, и он ругался и бил плашмя саблей солдат, загоняя их обратно в строй, чтобы заставить наступать и стрелять так, словно они находятся на поле боя в Голландии.

Британцам все же удалось уложить некоторое количество солдат противника, в их числе был и Де Божо, но в целом их просто выкашивал огонь врага, которого они не видели и не могли отомстить. Через три часа сражения почти две трети британских солдат было убито и ранено — 877 человек, в том числе шестьдесят три из восьмидесяти шести офицеров. Жертвы с другой стороны составляли всего шестьдесят человек, и из них только шестнадцать французов.

Сам Брэддок проявил беззаветную храбрость и беззаветную глупость. Он был повсюду, безрассудно рискуя жизнью. Под ним убили четырех коней; вскоре после того как он осознал, что британские солдаты полностью сломлены и больше не являются эффективной боевой силой, он сам был серьезно ранен. Он, наконец, приказал отступать, и британские солдаты бросились бежать. Ни один из них не спешил выносить его с поля боя. О нем позаботились британский офицер и два виргинца.

Вашингтон был единственным уцелевшим адъютантом Брэддока. Он подставлял себя под пули с не меньшим мужеством, чем Брэддок. Под ним убили двух коней, и четыре пули распороли на нем одежду, не задев его. В это невозможно поверить, но он пережил эту бойню, не получив ни царапины.

И теперь он взял командование на себя. Большая часть его виргинцев погибла, но те немногие, кто остался, укрылись среди деревьев. Именно благодаря их огню остаткам британцев удалось покинуть поле боя. После этого им уже ничего не грозило, так как французы были слишком малочисленны, чтобы рискнуть преследовать их, а индейцы хотели только разграбить лагерь и снять скальпы с убитых и умирающих.

Раненого Брэддока унесли отступающие войска. Он молчал, только иногда бормотал: «Кто бы мог подумать!» Он умер на руках у Вашингтона 13 июля и был похоронен на том месте. Отступающая армия прошла маршем по его могиле, чтобы скрыть ее местонахождение, добралась до форта Камберленд и в конце концов нашла убежище в Филадельфии.

Разгром Брэддока — так почти неизменно называют это проигранное сражение, хотя официально оно носит название битва при Мононгахеле или битва в лесной глуши. Народный инстинкт в этом случае прав, так как это был разгром самого Брэддока, исключительно его разгром.

И его немедленным результатом стала полностью открытая для атак индейцев и французов граница и то, что колонисты оказались снова в опасном положении. С точки зрения военной истории он представляет собой нижнюю точку на кривой, изображающей положение в колониях.

Тем не менее для Вашингтона эта битва не была поражением. Он стал ее героем. Через месяц после сражения его сделали командующим войсками виргинцев, хотя ему исполнилось всего двадцать три года. Однако ничего хорошего ему это не принесло. Остатки британских войск не позволяли ему командовать ими. Действительно, получив назначение только от колоний, он обнаружил, что для британцев он никто.

Вашингтон заболел от разочарования. Врачи велели ему вернуться домой и больше не участвовать в войне. Когда он не смог получить назначение от короля, он наконец ушел в отставку во второй раз (в ничтожном чине бригадного генерала).

В 1758 году его избрали в Палату бюргеров, и он переключился с военной карьеры на политическую, хотя в политике он вел себя тихо и большую часть времени проводил, как и подобает богатому виргинскому плантатору. С того времени, однако, он с большой неприязнью относился к британцам, и это сыграло очень большую роль в следующие годы.

Глава 10 ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ

Через месяц после поражения Брэддока губернатор Массачусетса Ширли, организовавший Луисбургский поход десятью годами раньше, принял на себя командование британскими вооруженными силами в Северной Америке. Его сын погиб в ужасной схватке на реке Мононгахеле, и он горел желанием нанести ответный удар.

Колонисты укрепились на озере Онтарио, по крайней мере в Форт-Освего, и по плану Ширли должны были двигаться на запад вдоль озера Онтарио и на север вдоль озера Шамплейн.

Ширли сам собирался возглавить нападение на Форт-Ниагара, между озерами Онтарио и Эри, но плохая погода и информация о том, что к французам прибыло подкрепление, заставили его повернуть назад. Он не хотел, чтобы его постигла участь Брэддока.

Также планировалось нападение на Краун-Пойнт, расположенный недалеко от южной оконечности озера Шамплейн (это озеро тогда было в руках французов) и находившийся всего в девяноста милях от Олбани. Эта часть плана была доверена Уильяму Джонсону, которого по такому случаю произвели в генералы. Под командованием Джонсона находилось примерно три тысячи четыреста колонистов и ирокезов, которые представляли Нью-Йорк, и еще к нему присоединились шесть тысяч жителей Новой Англии, в основном из Массачусетса, колонии губернатора Ширли.

К концу августа 1755 года люди Джонсона продвинулись до южной точки залива озера Шамплейн. Этот залив, находившийся на сорок миль южнее Краун-Пойнта, французы называли Лак-Сан-Сакраман. Чтобы показать, что залив теперь принадлежит Британии, Джонсон переименовал его в озеро Джордж, в честь короля Георга II, и это название сохраняется до наших дней.

Однако французы вовсе не собирались, сидеть сложа руки. Под командованием генерала Людвига Августа Диескау, немецкого солдата на французской службе, они начали продвигаться на юг. Когда известия о продвижении французов дошли до Джонсона, он послал тысячный отряд во главе с полковником Эфраимом Уильямсом с заданием остановить их. Однако этих сил оказалось недостаточно. Колонисты храбро сражались, но были отброшены назад, а Уильямс убит. (Он завещал свои деньги на основание школы в западном Массачусетсе, которая и поныне называется Уильямс-колледж.)

Когда небольшая часть войска Уильямса достигла лагеря Джонсона, тот спешно приказал сооружать заграждение из поваленных деревьев. Французы атаковали уверенно, но ситуация была прямо противоположна ситуации на реке Мононгахеле. Теперь колонисты из безопасного укрытия стреляли по французам, находившимся на открытом пространстве. Французы были отбиты, а Диескау ранен и взят в плен. Битва при озере Джордж расценивалась как великая победа британцев и колонистов, а она им была очень нужна. Джонсону был пожалован титул баронета, а также пять тысяч фунтов от благодарного парламента.

К сожалению, за этой победой не последовали новые. Джонсон, столь благородный и порядочный в общении с индейцами, теперь проявил себе не лучшим образом. В ходе сражения на озере Джордж он был ранен, и генерал Финне Лиман взял командование на себя. Именно он довел битву до победного конца, именно его славили солдаты, среди которых он был весьма популярен.

Джонсон не упомянул Лимана в своем рапорте о сражении. Когда Лиман возглавлял строительство форта на реке Гудзон, Джонсон изменил его название на Форт-Эдуард, в честь внука короля, принца Эдуарда. (Сначала форт назывался Форт-Лиман.) Форт, построенный Джонсоном на месте сражения, он назвал Форт-Уильям-Генри в честь другого внука короля.

Еще более неприятным, чем непонимание между Джонсоном и Лиманом, был тот факт, что Нью-Йорк и Массачусетс, чьи люди сражались и победили вместе, практически находились в состоянии войны друг с другом. У них были разногласия относительно границ, а кроме того, Нью-Йорк, в отличие от Массачусетса, не был заинтересован в слишком агрессивном противостоянии французам, потому что многие видные нью-йоркские купцы вели с ними дела.

В связи с этим Джонсон сложил с себя полномочия, и продвижение в сторону озера Шамплейн прекратилось.

К этому списку поражений и бесполезных побед добавилась в том же году и еще одна унизительная для британской репутации неудача. Произошло это на Севере.

Несмотря на основание Галифакса, положение британцев в Новой Шотландии было небезопасным. Французские поселенцы совершенно не хотели находиться под властью Британии. И когда в 1750-х годах акции Франции поднялись, они стали более открыто и более агрессивно проявлять свои профранцузские настроения.

Более мягкие попытки урегулировать этот конфликт провалились, и британцы поставили французских переселенцев перед выбором. Полковник Чарльз Лоуренс, губернатор Новой Шотландии, объявил, что все они должны либо поклясться в лояльности британской короне (и, тем самым, в дальнейшем нести ответственность за любые антибританские действия), либо их депортируют.

Большинство жителей Акадии отказались, и тогда Великобритания сделала с французами в Новой Шотландии то же самое, что она сделала с голландцами в Нью-Йорке. Их посадили на корабли и отправили в другие британские колонии. Депортации начались 8 октября 1755 года, и от шести до восьми тысяч французов были вывезены из Акадии.

Эта жестокость не была забыта. Девяносто лет спустя американский поэт Генри Уодсуорт Лонгфелло написал свою поэму «Эванджелина». Эта история о двух молодых людях, которых разлучили британцы в день их свадьбы, и о том, как Эванджелина наконец нашла своего Габриеля только на смертном одре, волновала сердца поколений школьников и показывала британцев в самом невыгодном свете.

Реальность была, однако, не такой страшной. Некоторые жители Акадии вернулись и, присягнув на верность Великобритании, получили новые земли. Некоторые переселились на юг Луизианы, тогда еще французской, их потомки до сих пор живут на побережье Мексиканского залива в штатах Луизиана и Алабама.

Французам, как европейским, так и североамериканским, подобные действия британцев, естественно, не понравились. Луисбург оставался в руках французов, и они продолжали его укреплять. Теперь у Великобритании была причина пожалеть о собственной неосмотрительности, когда после «войны короля Георга» они отдали город французам.

А в 1756 году ситуация еще больше накалилась — началась война в Европе.

В результате «войны за Австрийское наследство» Пруссия под властью Фридриха II стала очень могущественной. Но Австрия не могла простить Пруссии поражений, нанесенных ей Фридрихом в последней войне, и организовала коалицию, в которую вошли Франция, Россия, Швеция и некоторые немецкие государства. Войска этой коалиции атаковали Пруссию.

Единственным союзником Пруссии была Великобритания, и то только потому, что она не могла допустить усиления Франции, к которому неизбежно привел бы успех коалиции. Это дало начало вооруженным столкновениям с французами не только в Северной Америке, но и в Индии. В результате эта война, получившая название Семилетней, стала первым конфликтом в истории, который может считаться мировой войной, так как сражения происходили на трех континентах и на море.

Начало войны в Европе не улучшило положение дел в Северной Америке, наоборот, дела в колониях только ухудшились.

Тринадцатого мая 1756 года, за пять дней до того, как Великобритания объявила войну Франции, в Квебеке появился новый генерал. Это был маркиз Луи Жозеф де Монкальм, прекрасный солдат, который великолепно сражался в «войне за Австрийское наследство». К несчастью для Франции, ему было поручено командовать только французскими регулярными войсками, а маркиз де Бодрей командовал всеми остальными. Такое разделение полномочий ослабило французов, к тому же Бодрей, не слишком опытный человек, недолюбливал Монкальма и завидовал ему, в результате чего они далеко не всегда действовали заодно.

Тем временем в стане британцев произошли изменения: Джон Кэмпбелл, четвертый герцог Лудон, сменил Ширли на посту командующего британскими войсками в Северной Америке. Он прибыл в Нью-Йорк 22 июня 1756 года и быстро доказал, что не способен ладить с жителями колоний.

Монкальм начал наступательные действия на границе Нью-Йорка 14 августа 1756 года, захватив и уничтожив укрепления в Освего, на южном береху озера Онтарио, и тем самым лишив британцев их единственного укрепления в районе Великих озер.

Через год, 9 августа 1757 года, он окружил Форт-Уильям-Генри и заставил его сдаться. Вместе с фортом он получил огромное количество запасов продовольствия и оружия, что свело на нет результаты победы Джонсона при озере Джордж. Моикальм гарантировал безопасное отступление гарнизона, но не сумел предотвратить нападение на сложивших оружие солдат своих союзников — индейцев, которые убили многих британцев. (Именно этому событию посвящен знаменитый роман Джеймса Фенимора Купера «Последний из могикан».)

Что до Лудона, то он готовился напасть на Луисбург. У него было шесть тысяч британских солдат, и 13 июля 1757 года он дошел до Галифакса, где к нему присоединились еще шесть тысяч солдат и одиннадцать кораблей. И тут он вдруг осознал, что его поджидают французские пополнения, плохая погода и отказ некоторых колонистов поддерживать его. Он решил, что недостаточно силен, и вернулся в Нью-Йорк ни с чем. Еще одно фиаско.

Прошло уже три года с того времени, как Джордж Вашингтон начал «войну с французами и индейцами» своим походом на Форт-Дюкень, который оставался одним из самых чувствительных поражений Британии.

Но теперь изменения происходили уже в самой Великобритании, где росло недовольство положением дел в Северной Америке и в других местах. Король Георг II, как и его отец, больше интересовался происходящим в Ганновере, чем в Великобритании. Он был сосредоточен на Европе и игнорировал огромную империю, которая продолжала расти в Северной Америке и в Индии.

В оппозиции его курсу была группа политиков, которые называли себя «патриотами», и требовали, чтобы интересы Британии в колониях были приняты во внимание. Они хотели создать империю, а не драться за несколько маленьких деревушек в Европе.

Главным среди этих политиков был Уильям Питт. Он начал свою политическую деятельность в 1735 году, в двадцать три года, и сразу же примкнул к партии принца Уэльского.

В парламенте Питт, несмотря на постоянные болезни (в частности подагру), быстро приобрел огромный авторитет, благодаря своему ораторскому искусству и удивительной способности убеждать людей в собственной правоте. Георг II, однако, недолюбливал его за постоянные нападки на свою ганноверскую политику. Король предпочитал по возможности держать Питта подальше от правительства, хотя популярность Питта в стране росла, и причиной были не только его политические взгляды, но и его честность, ведь в то время как все вокруг богатели на взятках, он оставался бедным.

Катастрофы 1755 и 1756 годов выдвинули Питта на передний план. Любовь широкой общественности к Питту больше нельзя было не замечать, и он был настолько уверен в себе, что сказал: «Я знаю, что никто, кроме меня, не может спасти страну». (Питт был кем-то вроде Уинстона Черчилля восемнадцатого века.)

К ноябрю 1756 года он уже был министром, и хотя королю удалось заставить его уйти, он скоро вернулся на свою должность. В июне 1757 года был сформирован новый состав кабинета министров во главе с герцогом Ньюкаслским, и Питт, военный министр, стал его душой.

Он держал под контролем военные операции, дал новый импулье британской политике, сконцентрировав все силы на заокеанских делах. В Европе он не стал предпринимать активных действий, этого, собственно говоря, от него и не требовалось. Он оказывал Фридриху II щедрую финансовую поддержку, предоставляя ему возможность воевать, а это у Фридриха хорошо получалось.

Тридцатого декабря 1757 года Питт отозвал Лудона из Северной Америки. Он направил туда огромный контингент британских войск и наконец начал правильно строить отношения с колонистами. Он платил им жалование из британской казны и давал звания их офицерам. Над континентом наконец повеял ветер перемен.

В 1758 году британцы и жители колонии начали подготовку к атаке по трем направлениям: к экспедициям против Луисбурга, фортов Тикондерога и Дюкень, где был разбит Брэддок. Питт предоставил достаточно людей и припасов для всех трех походов и желал действовать без промедления.

В принципе самым важным направлением был Форт-Тикондерога, потому, что в случае удачи открывалась дорога к самому сердцу Новой Франции. Над этим Питт работал вместе с генерал-майором Джеймсом Аберкромби, который был заместителем Лудона и автоматически занял его место после его отставки.

Аберкромби был человеком медлительным, к тому же страдающим несварением желудка. Что касается медлительности, это была не полностью его вина, он полагался на силы колониальной милиции, а они всегда собирались долго. Но когда это наконец происходило, милиция была незаменима. Так, например, было в случае с группой разведчиков, созданной в 1756 году Робертом Роджерсом из Нью-Гэмпшира. Аберкромби произвел Роджерса в чин майора.

С Аберкромби также был генерал лорд Огастес Хоу, умевший правильно вести себя с колонистами и сражавшийся вместе с людьми Роджерса. Именно он был мозговым центром экспедиции.

Наконец, в начале июля 1758 года Аберкромби начал действовать, и почти сразу же случилось несчастье. 6 июля отряд столкнулся с врагом, и лорд Хоу погиб. Теперь Аберкромби некому было помочь.

К 8 июля Аберкромби был в Тикондероге с шестнадцатью тысячами солдат против Мон-кальма, имевшего всего четыре тысячи. (Мон-кальм вообще там оказался только потому, что ему удалось каким-то образом уговорить ирокезов придерживаться нейтралитета.)

Аберкромби легко мог бы окружить Тикондерогу и взять всех, находившихся там, измором, но лазутчики донесли ему, что французы ожидают подкрепления. Поэтому Аберкромби торопился атаковать до того, как оно подоспеет.

Пока все шло благополучно. План сам по себе был неплох, но атаку следовало тщательно подготовить. Без помощи Хоу Аберкромби не придумал ничего лучшего, чем просто приказать своим солдатам идти вперед. Он не стал ждать прибытия артиллерии и не обратил внимания на то, что французы соорудили укрытия из поваленных деревьев, как это в свое время сделали британцы в Краун-Пойнте.

Аберкромби семь раз принимался атаковать, и все эти лобовые атаки оказались бесполезными и стоили нападающим большой крови. Наконец при всей своей недальновидности он осознал бессмысленность происходящего и повернул назад. Количество жертв со стороны британцев составляло почти две тысячи против четырех сотен со стороны французов. Это было еще хуже, чем поражение Брэддока.

Случившееся совершенно деморализовало Аберкромби, и больше он ничего не предпринимал. Впрочем, Уильям Питт все равно бы не позволил ему действовать, после того как до него дошли плохие новости. Аберкромби был освобожден от командования 18 сентября.

Тем не менее битва при Тикондероге была последней победой французов. Пока она разворачивалась, Луисбург был уже близок к падению.

Восьмого июня 1758 года девять тысяч британских солдат, пятьсот колонистов на ста пятидесяти семи военных кораблях прибыли в Луисбург. Во главе экспедиции стоял полковник Джеффри Амхерст, который показал себя в битве при Деттингене в Западной Германии в 1743 году, когда британские войска под предводительством самого короля Георга II победили французов. (Это была последняя битва, в которой британский монарх командовал войсками непосредственно на поле боя.) Питт, перед тем как послать Амхерста под Луисбург, произвел его в генерал-майоры.

Его заместителем был бригадный генерал Д жеймс Вулф тридцати одного года от роду, также участвовавший в битве при Деттингене. Вулф был человеком весьма неординарным, несмотря на слабое здоровье и предупреждения врачей о том, что его ждет ранняя смерть, он служил в армии с тринадцати лет и достиг на этой службе блестящих успехов. Питт заметил его после того, как годом раньше он блестяще организовал нападение на французские морские порты.

Вулф, повторим, был неординарен. Так, он предпочитал чай в эпоху, когда военные употребляли исключительно крепкие напитки. Манеры у него были женственные, а поведение непредсказуемое. Он категорически отказывался носить пудреный парик, как было тогда модно среди офицеров, выставляя на показ собственные яркорыжие волосы, длинные и заплетенные в косу.

Манеры его были настолько странными, что позже, когда ему собирались доверить ответственное дело, герцог Ньюкаслский взволнованно сказал королю: «Но он же сумасшедший, сир». На что Георг II ответил: «Сумасшедший? Пусть он тогда покусает некоторых моих генералов!»

Вулф, вооруженный одной лишь тростью, со своими рыжими волосами представлял собой превосходную мишень, но тем не менее лично руководил солдатами, которые сходили с кораблей юго-западнее форта. В течение семи недель, пока Аберкромби готовил свое бесславно завершившееся наступление, британцы обстреливали форт. Его крепкие стены устояли, но французские ружья мало-помалу замолкали, и тысяча защитников форта, блокированных британским флотом, один за другим погибли. 26 июля, когда исчезла последняя надежда на продолжение обороны, Луисбург сдался. Потери британцев были вполовину меньше потерь противника. Луисбург был уничтожен, и только его руины сохранились по сей день.

Падение Луисбурга стало переломным моментом в ходе войны и в борьбе за колонии между Британией и Францией. Эта победа полностью возместила поражение при Тикондероге. Британия контролировала море и устье реки Святого Лаврентия. Французы в Северной Америке оказались в полной изоляции. Их окончательное поражение было делом времени, и надеяться им оставалось лишь на то, что британцы каким-то образом сами все испортят.

Но британцы не собирались этого делать. Под руководством Питта они не допускали ошибок. Еще до отставки Аберкромби один из его подчиненных, подполковник Джон Брэдстрит взял три тысячи людей и, переплыв озеро Онтарио на небольших судах, атаковал Форт-Фронтенак (где сейчас находится Кингстон, штат Онтарио). В отличие от Аберкромби, Брэдстрит использовал артиллерию по назначению, и через два дня, 27 августа, форт сдался.

На юге бригадный генерал Джон Форбс с семью тысячами людей повторил поход Брэддока, только с несравненно лучшим результатом. Поход начался в июле 1758 года, и одним из офицеров, находящихся под командованием Форбса, был Джордж Вашингтон, предпринявший последнюю попытку достичь сколько-нибудь значительного положения, несмотря на то, что он был всего лишь простым колонистом.

Узнав о приближении британских войск, французы, которых покинули их индейские союзники, всегда прекрасно улавливавшие перемену ситуации, уничтожили Форт-Дюкень 24 ноября 1758 года и отступили к северу. На следующий день гам появились британцы, они построили на месте старого форта новый и назвали его Питт, конечно же, в честь министра. Сейчас на этом месте находится город Питтсбург в штате Пенсильвания.

Питт мог быть доволен положением вещей к концу 1758 года Амхерста за победу в Луисбурге он назначил командующим британскими войсками в Северной Америке и приготовился к решающему наступлению.

В 1759 году Питт поручил Амхерсту переместить театр военных действий в самое сердце Новой Франции и захватить Квебек. И поэтому Амхерст планировал наступление сразу по трем направлениям. Во-первых, на Форт-Ниагара, ближайший из все еще занимаемых французами пунктов в районе Великих озер. Во-вторых, на Форт-Тикондерога, где британцы потерпели единственное поражение в предыдущем году. Третьим направлением был сам Квебек.

В июне 1759 года бригадный генерал Джон Придью с двумя тысячами солдат повторил то, что сделал Брэдстрит годом раньше. Они прошли до озера Онтарио, переплыли его и взяли Форт-Ниагара 25 июля, после осады, которая продолжалась девятнадцать дней. Сам Придыо был убит случайным выстрелом своих же солдат. В этой акции участвовал сэр Уильям Джонсон и сотня ирокезов.

Одновременно сам Амхерст вел одиннадцать тысяч британских солдат в атаку на Форт-Тикондерога. Французов, у которых и так не хватало людей, продолжали покидать индейцы. Они решили собрать все оставшиеся силы для главной битвы, которая, конечно, должна была развернуться в Квебеке. Поэтому 26 июля они оставили Форт-Тикондерога (который они называли Форт-Карильон), а 31 июля - Краун-Пойнт. Оба форта быстро заняли британцы, и теперь все озеро Шамплейн находилось в их руках.

Что касается Квебека, то нападение на него планировалось из захваченного ранее Луисбурга. Джеймс Вулф был тогда болен, но его заставили принять на себя командование. (Как раз по этому случаю король и выразил надежду, что Вулф покусает его генералов.)

Вулф с девятью тысячами солдат, а также колонистами (включая людей Роджерса) поднялся по реке Святого Лаврентия на двадцати двух кораблях и высадился 26 июня на острове Орлеан, четырьмя милями ниже Квебека.

Его задача была нелегкой. Квебек находился на высоком берегу реки и при стойкой обороне был абсолютно неприступен. А в стойкости обороны сомневаться не приходилось, ведь командовал ею лично Монкальм, у которого было шестнадцать тысяч солдат, почти в два раза больше, чем у Вулфа.

У Монкальма, конечно, были и свои трудности. Многие из его солдат были французскими колонистами и вполне могли не выдержать штурма. Далее, поскольку он был стороной защищающейся, ему следовало рассредоточить своих людей, чтобы было кому защищать каждый плохо укрепленный пункт, в то время как британцы могли концентрировать свои силы где угодно. И самое неприятное — Бодрей, губернатор Новой Франции, придирался к Монкаль-му и мешал, чем только мог.

Трудности Монкальма, однако, не облегчали задачу Вулфу. У него было недостаточно людей, чтобы взять город в кольцо, так что ему больше ничего не оставалось, как обстреливать его, надеясь, что Монкальм выйдет на открытое пространство.

Но у Монкальма было достаточно опыта, чтобы не поддаться на провокацию. Он собирался оставаться в городе и рассчитывал на то, что ближе к зиме флоту, от которого зависит Вулф, придется уйти.

Такая война продолжалась весь июль. Обе стороны предпринимали безуспешные попытки как-то изменить положение. 31 июля Вулф предпринял штурм, рассчитывая застичь французов врасплох и прорваться в город, но потерпел неудачу. Британцы потеряли более четырехсот человек, а французы обошлись почти без жертв.

За несколько дней до этого, 27 июля, Монкальм попытался поджечь корабли противника. Несколько французских кораблей с горючими материалами были посланы навстречу британским. На минимальном расстоянии от вражеского флота их следовало поджечь, чтобы британские корабли тоже загорелись. Расчет был на то, что если они и не будут полностью уничтожены, то хотя бы потребуют починки. Но французы подожгли свои корабли слишком рано, и британские моряки дали им причалить к берегу, где они горели, не причиняя никому вреда.

Однако время шло, и лето, к радости французов, подходило к концу. Даже новости о победах на озерах Онтарио и Шамплейн не подняли настроения британцев. Хотя французам был нанесен значительный урон, армия Вулфа уменьшалась с каждым днем из-за болезней и дезертирства. Сам он 20 августа заболел так тяжело, что не смог встать с постели.

Пришел сентябрь, и адмирал Сондерс, который отвечал за состояние флота, начал торопить Вулфа. Он говорил, что если ничего не произойдет в самое ближайшее время, им придется уйти ни с чем, ведь река покроется льдом, и они потеряют корабли.

Вулфу нужно было срочно что-то предпринять. Он нашел тропинку, которая шла от реки к слабо защищенному месту. По одной версии, он сам отыскал эту маленькую, почти невидимую тропинку, идущую вверх по склону. По другой версии, Вулфу показал ее один из британских офицеров, некогда находившийся в Квебеке в качестве пленника и хорошо знавший местность.

Вулфу было очень важно, чтобы французы не догадались, откуда он нанесет свой удар, ведь если бы они послали людей защищать тропинку, все было бы потеряно. Именно поэтому его корабли плавали вдоль берегов, словно отыскивая, где удобнее причалить.

Он обстреливал заведомо защищенные места, чтобы Монкальм не уводил оттуда войска и тем самым оставил неприкрытой точку, к которой выходила тропинка.

Рано утром 13 сентября люди Роджерса и отряд британцев под командованием полковника Уильяма Хоу начали подниматься вверх по тропинке. Саймон Фрейзер, молодой шотландский офицер, спокойно и уверенно отвечал на оклики часовых по-французски. Когда же французы поняли, что это враги, было слишком поздно — группа солдат, достаточно большая, чтобы справиться с часовыми, уже забралась наверх. Остальные их быстро догнали.

К рассвету неизвестно откуда взявшиеся примерно пять тысяч солдат британской армии стояли около Квебека, на равнине Авраама, названной так в честь Авраама Мартина, которому она когда-то принадлежала. Сейчас это место входит в черту города Квебека, там разбит городской парк.

Монкальм, застигнутый врасплох, пытался сделать все, что в его силах. Но у него было всего четыре с половиной тысячи человек, причем большинство из них составляли колонисты. Ему неоткуда было ждать ни армейского подкрепления, ни артиллерии, тем более что артиллерией распоряжался Бодрей.

Это была битва, построенная по традиционным канонам линейной тактики. Французские войска шли вперед, а британцы ждали. Вулф дождался нужного момента и подал сигнал. Британцы дали залп из мушкетов, и французские колонны бросились вперед. Началось сражение, и британцы вошли в город. В ходе сражения и Вулф и Монкальм были смертельно ранены.

Вулф, которого окружили солдаты, услышал крик: «Смотрите, они убегают!»

«Кто убегает?» — пробормотал Вулф.

«Враги», — сказали солдаты.

На что Вулф ответил: «Теперь я могу умирать спокойно».

Монкальма отнесли в город и сказали ему, что он скоро умрет. «Так даже лучше, — ответил он. — Я не увижу, как Квебек сдается». Он умер на следующий день.

Бодрей, запертый в городе, располагал тем не менее большими силами, чем британцы. Он мог бы еще сопротивляться, но не решился. После смерти Монкальма он думал только о том, как ускользнуть, и 17 сентября покинул город, направившись в Монреаль. 18 сентября Квебек оказался полностью в руках британцев.

Но с французами еще не было покончено, у них имелась армия в Монреале. С наступлением зимы британскому флоту пришлось покинуть реку Святого Лаврентия, и солдаты в Квебеке оказались в изоляции. Весной французская армия направилась к Квебеку. Британцы вышли из города, чтобы встретить их. 27 апреля 1760 года французы выиграли вторую битву за Квебек, после чего осадили его. Решающую роль сыграл все-таки флот. Британцы продержались около трех недель, а 15 мая, как только растаял лед, к ним на подмогу вернулись военные корабли, и французам пришлось поспешно отступить к Монреалю.

В сентябре 1760 года британцы продвигались к Монреалю с трех сторон: вверх по реке от Квебека, вниз по реке от озера Онтарио и от озера Шамплейн, по реке Ришелье. 8 сентября Бодрей сдал Монреаль. В это время отряды Роджерса захватывали французские форты на отдаленных берегах Великих озер, 29 ноября 1760 года они взяли Детройт. Так закончила свое полуторавековое существование Новая Франция.

Одновременно с победами в Северной Америке Великобритания побеждала и в Индии. Можно сказать, что настоящей датой основания Британской империи был 1759 год. Еще два века Британия будет самой сильной державой в мире.

Дела шли так хорошо, что угроза, нависшая над союзником Британии в Европе королем Пруссии Фридрихом II, казалась чем-то незначительным. Но даже в этом Британии повезло — 5 января 1762 года, когда превосходящие силы врагов уже готовы были уничтожить Фридриха, его главный противник, российская императрица Елизавета умерла. Альянс развалился, и это спасло его.

В это время Испания, боясь усиления Британии и потери своих заморских колоний, готовилась присоединиться к Франции. Британия не стала ждать. 2 января 1762 года она объявила войну Испании и быстро захватила несколько вест-индских островов, включая Кубу, а также Филиппинские острова на другом конце света.

Но противостоять Великобритании было невозможно, и последним, что могла сделать Франция, чтобы не потерять все, был секретный договор, заключенный в Фонтенбло 3 ноября 1762 года, по которому Франция отдавала свои владения к востоку от Миссисипи Испании. По крайней мере, так эти земли не попадут в руки британцев, а когда-нибудь, если ситуация изменится, Испанию будет нетрудно заставить вернуть земли.

Десятого февраля 1763 года война во всем мире закончилась подписанием Парижского договора. Британия получила французские территории к северу от Великих озер. Отныне эти земли станут называть Канадой, а не Новой Францией. Она также получила часть Луизианы к востоку от Миссисипи, оставив западную ее часть Испании. Кроме того, Британия забрала у Испании Флориду, взамен на возвращенные Кубу и Филиппинские острова.

Так Франция осталась без владений на Североамериканском континенте. Теперь у нее были только два острова - Сен-Пьер и Микелон (общей площадью девяносто три квадратных мили) у южного берега Ньюфаундленда. Эти острова до сих пор принадлежат Франции. Она также получала назад свои владения в Вест- Индии.

Таким образом, Северную Америку поделили между собой Великобритания и Испания. Их владения разделяла река Миссисипи. Только северозападная часть континента не принадлежала никому, и хотя к ее берегам постоянно плавали британские, французские и испанские суда, самыми активными в этом регионе были русские.

Тысяча семьсот шестьдесят третий год стал точкой наивысшего подъема в истории Великобритании. Ее триумф за пределами Европы был абсолютным, она контролировала моря, северовосточную часть Северной Америки и имела сильные позиции в Индии. Все остальные страны, имевшие заморские колонии, удерживали их лишь постольку', поскольку британский флот допускал это.

Карта Северной Америки приобрела вид, близкий к сегодняшнему. Спустя два с половиной века после знаменитой экспедиции Колумба и полтора века со времени основания первой британской колонии на континенте все было наконец решено.

Северная Америка станет наследником Великобритании. Все, кто там жил, не важно, откуда родом были их предки, будут говорить по-английски и унаследуют британские традиции. Так и случилось.

Но кое-какие вопросы все-таки оставались нерешенными. Даже если Северная Америка будет говорить по-английски, должна ли она обязательно принадлежать британской короне? В 1763 году мало кто в этом сомневался, и все же...

На каких условиях будут жители Северной Америки подчиняться Британии?

Самим британцам этот вопрос показался бы смешным, для них ответ был прост: на тех условиях, которые установит британский парламент.

Для колонистов это было менее очевидным. Ими всегда было трудно управлять, даже когда приходилось воевать с французами и индейцами и для защиты требовались британские солдаты и корабли. Теперь, когда французов на континенте больше не было, а индейцы не представляли большой проблемы, управлять ими будет еще труднее. Теперь они могли открыто протестовать против того, что раньше были вынуждены терпеть.

В колониях насчитывался миллион с четвертью белых людей, и население быстро росло. К этому надо прибавить более четверти миллиона черных рабов, в основном из южных колоний. Это составляло почти 20% населения Великобритании, и, что очень важно, это население распределялось по региону, который был гораздо больше и богаче Британских островов.

Нельзя было ожидать, что жители колоний будут терпеливо сносить, что Британия обращается с ними, как со своей собственностью. Их не устраивало, что на их землях должны соблюдаться британские законы, что экономика подчинена исключительно интересам британских мануфактур, что налоги непомерно высоки.

Британцы, со своей стороны, не обращали никакого внимания на бочку с порохом, которую представляли собой колонии. Новый король Георг III, занявший трон в 1760 году, был добрым и порядочным, но упрямым и не очень умным человеком.

Назревали новые сложности, новые проблемы. Великобритания победила Францию и сформировала Северную Америку, но в истории не может быть окончательных решений, и большая часть завоеванного сейчас будет в конце концов потеряна.

На месте старой колонии возникнет новая страна — Соединенные Штаты Америки, но это уже тема другой книги.

ХРОНОЛОГИЯ СОБЫТИЙ И ДАТ

Около 25 000 лет

Первые индейцы пришли в Северную Америку

Ок. 5000 лет

Начало сельского хозяйства в Мексике

Ок. 1500 лет

Храмы и города в Мексике

Ок. 1000 лет

Сельское хозяйство распространяется на север от Рио-Гранде

Ок. 900 лет

Финикийцы добрались до Британии

Ок. 600 лет

Финикийцы обогнули Африку

Ок. 300 лет

Пифей из Массалии достиг Туле (Исландии?)

Ок. 250 лет

Эратосфен из Кирены вычислил, что окружность Земли равна 40 233 км

Ок. 100 лет

Посейдоний из Апамеи определил окружность Земли равной 30 000 км

Ок. 1 года

Эскимосы колонизировали далекие берега Северной Америки

Ок. 130

Птолемей принял меньшее значение окружности Земли

Ок. 550

Св. Брендан исследовал Британские острова, возможно, достиг Исландии

874

Инголфур Арнарсон основал постоянную колонию викингов в Исландии

982

Эрик Рыжий открыл Гренландию

986

Эрик Рыжий основал колонию викингов в Гренландии

Ок. 1000

Эскимосы достигли севера Гренландии

1000

Лейф Эриксон исследовал побережье Северной Америки

1002

Торнфинн Карлсефни основал колонию викингов в Винланде, просуществовавшую недолго

1261

Первое путешествие Поло в Китай

1298

Марко Поло в тюрьме, пишет свои «Путешествия»

1367

Последний корабль из Норвегии приплыл в Гренландию

1415

Конец колонии викингов в Гренландии

1418

Зарку (португалец) открыл Мадейру

Генрих Мореплаватель основал центр исследований в Сагресе, Португалия

1431

Г. В. Габрал (португалец) открыл Азорские острова

1445

Динис Диас (португалец) добрался до Зеленого Мыса

1455

Када-Мосто (португалец) открыл острова Зеленого Мыса

1460

13 ноября: умер Генрих Мореплаватель

1474

12 декабря: Изабелла I стала королевой Кастилии

1479

Фердинанд II стал королем Арагонским и правил Испанией вместе с Изабеллой

1481

Жуан II стал королем Португалии

1482

Кан (португалец) достиг устья реки Конго

1483

Христофор Колумб обращается к Жуану II, королю Португалии, с просьбой о поддержке путешествия на запад

1485

22 августа: Генрих VII стал королем Англии

1486

Колумб в первый раз обращается за поддержкой к Фердинанду и Изабелле

1488

Бартоломью Диас (португалец) достиг южной оконечности Африки

1492

2 марта: Фердинанд и Изабелла взяли Гранаду

3 августа: Колумб отправился в первое путешествие на запад

12 октября: Колумб достиг Сан-Сальвадора; «открыл Америку»

28 октября: Колумб открыл Кубу

6 декабря: Колумб открыл Эспаньолу

1493

13 марта: Колумб вернулся в Испанию

4 мая: папа Александр VI провел демаркационную линию

25 сентября: Колумб отплыл во второе путешествие

19 ноября: Колумб открыл Пуэрто-Рико

1494

7 июня: Тордесильясский договор отодвинул демаркационную линию дальше на запад

1497

19 мая: Васко да Гама (португалец) обогнул Африку и достиг Индии

24 июня: Кэбот открыл Ньюфаундленд

1498

30 мая: Колумб отправился в третье путешествие

1500

22 апреля: Кабрал открыл Бразилию

1501

Кортереаль проплыл мимо Лабрадора и дал ему название

1502

9 мая: Колумб отправился в четвертое путешествие

1504

Веспуччи утверждает, что западные земли являются частью отдельного континента

1506

20 мая: умер Колумб

1507

Вальдсмюллер впервые использовал название Америка

Понсе де Леон основал постоянную колонию в Пуэрто-Рико

1509

21 апреля: умер Генрих VII. Генрих VIII стал королем Англии

1510

Основан Сан-Хуан в Пуэрто-Рико

1513

11 апреля: Понсе де Леон открыл Флориду

25 сентября: Бальбоа увидел океан (Тихий) к западу от Америки

1515

Основана Гавана, Куба

1 марта: Франциск I стал королем Франции

1516

23 марта: Карл II стал королем Испании

1519

20 сентября: Магеллан отправился из Испании в кругосветное путешествие

21 октября: Магеллан открыл Магелланов пролив 18 ноября: Кортес вошел в Теночтитлан (Мехико)

28 ноября: Магеллан вышел в Тихий океан и назвал его.

1521

27 апреля: Магеллан погиб на Филиппинских островах

1522

7 сентября: Дель Кано с одним кораблем из флотилии Магеллана вернулся в Испанию. Первое кругосветное путешествие завершилось

1524.

17 апреля: Веррацано вошел в Нью-Йоркскую бухту.

1528

Нарваэс исследовал побережье Мексиканского залива к западу от Флориды

10 августа: Карьте вошел в залив Св. Лаврентия

1536

Де Вака вернулся в город Мехико, обследовав Техас и северную часть Мексики

1540

Коронадо исследовал юго-западную часть Америки

1541

18 июня: Де Сото открыл реку Миссисипи

1542

21 мая: умер Де Сото

1547

28 марта: умер Генрих VIII, королем Англии стал Эдуард VI

1553

6 июля: умер Эдуард VI. Королевой Англии стала Мария I

1556

16 марта: отрекся от престола Карл I. Филипп II стал королем Испании

1558

17 ноября: умерла Мария I, Елизавета I стала королевой Англии

1560.

5 декабря: Карл IX стал королем Франции

1564

Гугеноты основали колонию в северной части Флориды

1565

Менендес де Авила уничтожил колонию гугенотов 8 сентября: основан Сан-Аугустин во Флориде

1567

Хокинс и Дрейк атаковали испанцев в Вера-Крусе

1573

3 февраля: Дрейк в Панаме. Увидел Тихий океан

1576

В июне Фробишер открыл Баффинову землю

1577

13 декабря: Дрейк отправляется в кругосветное плавание

1578

20 июня: Фробишер заново открыл Гренландию 6 сентября: Дрейк вышел в Тихий океан

1579

Дрейк исследовал западное побережье Северной Америки

1580

Король Испании Филипп II стал также королем Португалии 26 сентября: Дрейк вернулся в Англию, завершив кругосветное путешествие

1581

Черных рабов впервые привезли во Флориду

1583

Гилберт пытался основать английскую колонию на Ньюфаундленде

1584

Рейли называет восточное побережье Северной Америки Виргинией

1587

Дэвис исследует западное побережье Гренландии. Уайт основал английское поселение у острова Роанок

18 августа: родилась Виргиния Дар, первый ребенок английских родителей, появившийся на свет на территории Соединенных Штатов

1588

Англия нанесла поражение испанской армаде

1589

2 августа: Генрих IV стал королем Франции

15 августа: Уайт вернулся на Роанок и увидел, что колония исчезла

1598

Де Оньяте исследовал Новую Мексику 13 сентября: умер король Испании Филипп II

1602

15 мая: Госнольд исследовал Кейп-Код

1603

3 апреля: умерла Елизавета I, Джеймс I стал королем Англии

1604

Шамплейн исследовал побережье Новой Англии

1606

10 апреля: основаны Лондонская компания и Плимутская компания

1607

13 мая: основан Джеймстаун, начало колонии Виргиния

1608

3 июля: французы основали Квебек

1609

30 июля: Шамплейн сжег ирокезов; началась вражда между французами и ирокезами

3 сентября: Гудзон вошел в Нью-Йоркскую бухту

12 сентября: Гудзон отплыл вверх по реке Гудзон 5 октября: Джона Смита отозвали из Виргинии

1610

Испанцы основали Санта-Фе, Нью-Мехико

14 мая: Людовик XIII стал королем Франции

8 июня: корабли лорда Де Ла Вэра помешали покинуть Джеймстаун

3 августа: Гудзон вошел в Гудзонскую бухту

1612

Рольф вырастил виргинский табак

1614

Джон Смит исследовал берег Новой Англии

Блок исследовал берег Коннектикута

Голландцы основали форт Нассау (Олбани, Нью-Йорк)

1615

Шамплейн открыл Великие озера

1619

30 июля: в Виргинии основана Палата бюргеров; первое представительное собрание в колониях

Август: первых черных рабов привезли в Виргинию

1620

16 сентября: пилигримы покинули Англию

9 ноября: пилигримы достигли мыса Кейп-Код

21 ноября: пилигримы подписали Мэйфлауэрский договор

16 декабря: пилигримы бросили якорь у Плимута

1621

3 июня: голландцы основали Вест-Индскую компанию

1622

22 марта: индейцы опечанкано напали на колонистов Виргинии

10 августа: Горгес и Мейсон получили хартию на колонизацию берегов Новой Англии; начало колонии Нью-Гэмпшир

1624

Остров Манхэттен заселили голландцы

1625

27 марта: умер Джеймс I; Карл I стал королем Англии

1626

4 мая: Минуит купил остров Манхэттен у индейцев за 24 доллара

1629

Англичане взяли Квебек

7 июня: голландцы создали в Новых Нидерландах систему патронов

7 сентября: основан Бостон; начало колонии Массачусетс

1632

Англичане вернули Квебек французам 16 ноября: Кристина стала королевой Швеции

1634

27 марта: основан Сент-Мери; начало колонии Мэриленд

1635

9 октября: Роджера Уильямса изгнали из Массачусетса В октябре основан Харфорд; начало колонии Коннектикут

1636

Июнь: основан Провиденс; начало колонии Род-Айленд

28 октября: основан Гарвардский колледж

1637

26 мая: индейцы пеко потерпели поражение у Мистик-Бей; власть индейцев в Коннектикуте и Род-Айленде рухнула

8 ноября: Анна Хатчинсон выслана из Массачусетса

1638.

29 марта: основана Новая Швеция на берегах Делавэрского залива

15 апреля: основан Нью-Хейвен 1640

Португалия завоевала независимость от Испании

1642

Французы нанесли поражение испанцам в битве при Рокруа; военное превосходство Испании потеряно

1643

Сформирована Конфедерация новой Англии 14 мая: умер Людовик XIII; Людовик XIV стал королем Франции

1644

18 апреля: опечанкано второй раз атаковали колонистов Виргинии; власть индейцев в Виргинии рухнула до конца года

1647

Петер Стейвесант стал губернатором Новых Нидерландов Первая женщина повешена, как ведьма, в колонии (Коннектикут)

1648

24 октября: подписан Вестфальский договор; Нидерланды официально стали независимыми

1649.

30 марта: обезглавлен король Англии Карл I 21 апреля: в Мэриленде принят Акт о веротерпимости

1651

Стейвесант основал форт Казимир в Делавэрской бухте 9 октября: Англия приняла первый навигационный акт

1652

18 мая: в Род-Айленде запрещено рабство; она стала первой свободной колонией

1654

Шведы взяли форт Казимир

1655

26 сентября: Новые Нидерланды поглотили Новую Швецию

1658

3 сентября: умер Оливер Кромвель

1659

Виргиния признала Карла II королем Англии

1660

8 мая: Карла II официально признали королем Англии

1661

Виргиния признала рабство законным институтом

1662

23 апреля: Карл II предоставил Коннектикуту хартию

1663

24 марта: Карл II дал хартию восьми придворным для колонизации земель к югу от Виргинии; начало колонии Каролина

8 июля: Карл II дал хартию Род-Айленду

1664

24 июня: Картарет и Беркли получили права на южную часть Новых Нидерландов; начало колонии Нью-Джерси

7 сентября: Новый Амстердам сдался англичанам; начало колонии Нью-Йорк

1665

5 марта: Нью-Хейвен слился с Коннектикутом

1666

Аллуэц основал миссии вдоль Великих озер

1667

21 июля: Бредское соглашение; Нидерланды официально признали владение Англии Нью-Йорком; признано владение Франции Акадией

23 сентября: закон Виргинии признал чернокожего рабом даже после обращения его в христианство

1670

Первые поселения в юге Альбемарля; начало колонии Северной Калифорнии

Апрель: основан Чарлстон; начало колонии Южная Каролина

2 мая: англичане основывают компанию Гудзонского залива

1672

Граф Фронтенак стал губернатором Новой Франции

1673

17 июня: Жолье и Маркетт достигли верхнего течения реки Миссисипи и дали ей это название

30 июля: голландский флот снова захватил Нью-Йорк

1674

10 ноября: голландцы вернули Нью-Йорк Англии

1675

24 июня: началась Война короля Филиппа в Новой Англии

19 декабря: король Филипп потерпел поражение в битве у Большого Болота

1676

20 апреля: Бэкон повел виргинцев против индейцев

1 июля: Нью-Джерси разделился на Восточный и Западный Джерси

12 августа: был убит король Филипп; власть индейцев в Массачусетсе сломлена

19 сентября: Бэкон сжег Джеймстаун

26 октября: умер Бэкон

1679

24 июля: Карл II дал хартию Нью-Гэмпширу

1680

Восстание индейцев пуэбло; Санта-Фе отобрали у испанцев

1681

14 марта: Карл II предоставил Уиляму Пенну право основывать поселения к западу от реки Делавэр; начало колонии Пенсильвания

1682

9 апреля: Ла Саль достиг устья реки Миссисипи и объявил весь бассейн реки французским (Луизиана)

27 апреля: Петр I стал царем России 27 октября: основана Филадельфия

1683

Колонисты Каролины основали Порт-Рояль

1684

5 сентября: состоялось последнее заседание Конфедерации Новой Англии

23 октября: аннулирована хартия Массачусетса

1685.

6 февраля: умер Карл И; Джеймс II стал королем Англии

18 октября: Людовик XIV отменил Нантский эдикт; протестантство во Франции больше не захотели терпеть

3 июня: образован Доминион Новая Англия, губернатор Андрос

17 августа: испанцы выдворили каролинцев из Порт-Рояля

1687

15 марта: в Бостоне появилась англиканская церковь 19 мая: умер Ла Саль

1688

Апрель: квакеры Германтауна, Пенсильвания, опубликовали протест против рабства

Ноябрь: Джеймс II лишился английского трона

1689

Начало Войны короля Филиппа

13 февраля: Вильгельм III и Мария II стали править Англией

18 апреля: арестован Андрос; Доминион Новая Англия распался

1 июня: начало восстания Лейслера в Нью-Йорке

4 августа, резня ирокезов у Лашина в Новой Франции

1 декабря: Лейслер объявил себя губернатором Нью-Йорка

1690

8 февраля: резня французов и индейцев у Шенектади, Нью-Йорк

I мая: Лейслер призвал колонии к совместным действиям против французов и индейцев

II мая: жители колоний под руководством Фипса захватили Порт-Рояль в Акадии

31 июля: резня французов и индейцев у поселения на месте Портленда, штат Мэн

7 октября: Фипс достиг Квебека, но ему не удалось его взять

1691

16 мая: казнен Лейслер

7 октября: Массачусетс получил новую хартию и поглотил Плимут

1692

Охота на ведьм в Салеме Испанцы снова захватили Санта-Фе

1693

8 февраля: основан Колледж Вильгельма и Марии

1694

28 декабря: умерла королева Англии Мария II

1696

Южная Каролина предоставила всем протестантам свободу вероисповедания

1697

10 сентября: Война короля Вильгельма закончилась Рисвикским договором; в Северной Америке никаких перемен

1698

Испанцы основали Пенсаколу, Флорида

1699

Столицу Виргинии перенесли из Джеймстауна в Уильямсбург

Французы основали Билокси на побережье Мексиканского залива

1700

1 ноября: умер король Испании Карл II; внук Людовика XIV стал королем Испании Филиппом V

1701

23 мая: повешен капитан Кидд

24 июля: французы основали Детройт

1702

Колонисты из Каролины разграбили Сан-Аугустин, Флорида

8 марта: умер Вильгельм III; Анна стала королевой Англии

17 апреля: Восточный и Западный Джерси объединились в Нью-Джерси

4 мая: началась Война королевы Анны

1704

20 февраля: французская и индейская резня у Дирфилда, Массачусетс

24 апреля: начали выпускать «Бостон Ньюслеттер», первую регулярно выходящую газету в колониях

1705

Французы основали Винсеннес (Индиана)

1706

17 марта: родился Бенджамин Франклин

1707

6 марта: принят Акт о Союзе; Англия, Уэльс и Шотландия стали Соединенным Королевством Великобритании

22 ноября: графства в заливе Делавэр получили собственный законодательный орган; начало колонии Делавэр

1708

29 августа: произошла резня французов и индейцев у Хейверхилла, Массачусетс

1709

Квакеры основали дом собраний в Бостоне

1710

Французы основали Мобил (Алабама)

16 октября: колонисты захватили Порт-Рояль, Акадия, и переименовали его в Аннаполис-Рояль

1711.

Атака британцев на Квебек провалилась

22 сентября: началась война индейцев тускарора резней в Нью-Берне, Каролина

1712

12 апреля: восстание черных рабов в Нью-Йорке

9 мая: Каролина разделилась на Северную Каролину и Южную Каролину

7 июня: запрещен ввоз черных рабов в Пенсильванию

1713

11 апреля: Утрехтский договор закончил Войну королевы Анны; Акадия стала британской колонией под названием Новая Шотландия; Франция признала берега Гудзонского залива британскими

Построена крепость Луисбург

1714

1 августа: умерла королева Анна; Георг I стал королем Великобритании

1715

Война индейцев ямяси в Южной Каролине 1 сентября: умер Людовик XIV; Людовик XV стал королем Франции

1716

Французы основали город Начес (Миссисипи)

1718

Французы основали Новый Орлеан Испанцы основали Сан-Антонио (Техас)

1724

Российский царь Петр I послал Беринга исследовать Дальний Восток

1725

8 февраля: умер Петр I; царицей России стала Екатерина I

1727

12 июня: умер Георг I; Георг II стал королем Великобритании

1728

Беринг открыл Берингов пролив; доказал, что Северная Америка не соединяется с Азией

1729

8 августа: основан Балтимор, Мэриленд

1731

Франклин открыл в колониях первую библиотеку

1732

Франклин начал издавать «Альманах бедного Ричарда» Первый коммерческий дилижанс появился в колонии Нью-Джерси

22 февраля: родился Джордж Вашингтон

1733

12 февраля: основана Саванна; начало колонии Джорджия 17 мая: Великобритания приняла Закон о патоке

1734

Началось Великое пробуждение

1735

Основана Огаста, Джорджия

Август: Зенгера судили на клевету в Нью-Йорке и оправдали

1736

Франклин основал первую пожарную компанию в колониях

1739

Пьер и Поль Малле увидели Скалистые горы в нынешнем Колорадо

19 октября: Великобритания объявила войну Испании, Войну уха Дженкинса

22 ноября: Вернон взял Портобелло, в Панаме

1740.

Началась Война короля Георга

Май: жители Джорджии осадили Сан-Аугустин, Флорида

31 мая: Фридрих II стал королем Пруссии

20 октября: Мария-Тереза стала эрцгерцогиней Австрии

1741

Беринг открыл Алеутские острова; увидел Аляску Вернон осадил Картагену, но проиграл; Лоренс Вашингтон служил под началом Вернона

1742

Верандри достиг Черных Гор (Южная Дакота)

Франклин изобрел печь Франклина

7 июля: колонисты Джорджии нанесли поражение испанцам в битве на Кровавом болоте

1743

Лоренс Вашингтон построил Маунт-Вернон

1744

В колониях опубликован первый роман

17 июня: колонисты под командованием Пепперелла взяли Луисбург

1748

18 октября: Война короля Георга закончилась заключением Экс-ла-Шапельского договора; Луисбург возвращен Франции

1749

Основан Галифакс, Новая Шотландия

1750

Гист исследовал верхнее течение реки Огайо

1752

Первая больница в колониях открыта в Филадельфии 1 марта: в колониях принят григорианский календарь

Июнь: Франклин запустил воздушный змей во время грозы и доказал, что молния является разрядом электричества

1753

Франклин изобрел громоотвод

Франклин назначен главным почтмейстером колоний

Французы исследовали территории Огайо и предъявили на нее права

4 декабря: Вашингтон доставил французам послание с требованием покинуть Огайо

1754

17 апреля: французы построили форт Дюкен

28 мая: Вашингтон атаковал французов и начал Франко-индейскую войну

19 июня: Вашингтон сдался в форте Необходимость

10 июля: конгресс в Олбани принимает план Союза Франклина

1755

20 февраля: Брэддок прибыл в Виргинию

9 июля: состоялась битва у Мононгахелы, Разгром Брэддока Август: Джонсон победил французов в битве на озере Георга

8 октября: британцы начали депортацию жителей Акадии

1756

13 мая: Монкальм прибыл в новую Францию в качестве главнокомандующего

18 мая: Великобритания объявила войну Франции

22 июля: Лаудон стал главнокомандующим британскими войсками в Северной Америке

14 августа: Монкальм взял форт Освего

В ноябре Питт начал работать в министерстве

1757

В июне Питт стал военным министром

В июле Лаудон потерпел поражение у Луисбурга

9 августа: Монкальм взял форт Уильяма-Генри

30 декабря: Аберкромби сменил Лаудона на посту главнокомандующего

1758

8 июля: Монкальм нанес поражение Аберкромби в битве при Токандероге

26 июля: Луисбург взяли британцы под командованием Амхерста

27 августа: Брэдстрит взял форт Фронтенак

18 сентября: Амхерст сменил Аберкромби на посту главнокомандующего

24 ноября: Форбс занял форт Дюкен; построил форт Питт

1759

26 июня: британцы под командованием Вольфа высадились у Квебека

25 июля: британцы взяли форт Ниагара

26 июля: французы оставили форт Тикондерога

27 июля: атака горящих кораблей Монкальма против британцев провалилась

31 июля: французы оставили Краун-Пойнт; наступление Вольфа на Квебек потерпело неудачу

13 сентября: британцы нанесли поражение французам на равнине Авраама; убит Вольф; Монкальм смертельно ранен

18 сентября: Квебек сдался британцам

1760

27 апреля: французы разбили британцев у Квебека; город в осаде

15 мая: британцы прорвали осаду Квебека

8 сентября: британцы взяли Монреаль

25 октября: умер Георг II; королем Великобритании стал Георг III

29 ноября: британцы взяли Детройт

1762

2 марта: Великобритания объявила войну Испании

3 ноября: подписан договор в Фонтенбло; Франция отдала территорию Луизианы к западу от Миссисипи Испании

1763

10 февраля: Парижский договор положил конец Франко-индейской войне; Франция отдала Канаду и всю землю к востоку от Миссисипи Великобритании; Испания отдала Флориду Великобритании