Элджернон, сынок, твой дедушка умер. Нет, не только что. Дней десять назад. Я всё собирался с мыслями, чтобы тебе написать. Остался здесь привести в порядок дела, а дальше... Скажу в конце письма.
Тот медальон, который меня привёл к старику Вэге на третий день рассыпался в прах. И его тоже. Вэга так свой и носил на груди.
Страшно, страшно быть одержимым любовью. Страшно сходить с ума по кому-то. А ещё страшнее — проклятие от любимого человека... Сколько мы с твоей мамой перевидали всяких проклятий, но это было самое ужасное из всех.
Помнишь, я писал тебе, что на подъезде к этой деревеньке встретил твоего двоюродного дедушку Луи? Я всё удивлялся, почему его нет. Да уж...
Приехал Луи, пока я отлучался отсюда. Приехало последнее сердце, которое любило старика Вэгу. Кровный брат. Представь себе.
Я, право слово, до сих пор в себя прийти не могу.
В подвале Вэги, уж прости, сынок, сложно мне после увиденного называть его твоим дедушкой, нашёл я Луи. Видать, пока не было меня, старички подрались, а Луи крепко приложил Вэгу чем-то по руке, оттого она и отнималась постоянно.
Не стоит тянуть. Правых-виноватых нет. Искать даже не желаю. И тебе не советую. А уж маме и говорить не вздумай.
Распял на козлах в подвале Вэга Луи и сердце его ел понемногу. В утро, когда досказал мне свою историю, съел последний кусок любящего его некогда сердца, так я полагаю. И, если он верно мне всё рассказал, это было предначертано Соломеей. Не знаю, проклятьем ли это было для Вэги или внушением, да только с кусочком последним силы жизненные его и покинули.
Страшно. Врагу такого не пожелаешь.
Я обоих старичков схоронил, дом дочиста вымыл и деревенской управе отдал.
Страшно сходить с ума...
А ведь я тоже мог тогда, по молодости, так двинуться. Младше тебя был. Думал, сгорю от любви и ревности к твоей матери. И что она во мне нашла? Не шантаж же её тот подкупил... Ну ты это у неё лучше спроси. У мамы твоей память хорошая. Всё помнит. Жаль только, не ответит...
В доме нашёл семь жемчужин, о которых Вэга рассказывал. Отсылаю их тебе.
Безумный старик. А ведь в самую первую встречу показался нормальным. И принял меня сразу, знаешь, сердечно так. Хотя я ему ничего о себе не сказал. Ни о том, что женат на его дочери. Ни о том, что мы повинны в появлении второй луны.
Самое страшное, что я могу его понять. В каком-то роде его одержимость давала ему силы жить. Но тем не менее, Элджернон, жизнь его была больна, темна и полна печалей.
Я узнал из его дневника, что соседи его обвинили в убийстве жены. Видимо, не спокойно у них было в сердцах и умах с того раза, как он впервые применил свою силу, едва её обретя. Злобу копили. Отправили они старика на каторгу на долгих тридцать лет. Хотя, почему старика? Ему тогда всего четвёртый десяток шёл. Наверное поэтому мы его и не видели, когда навещали и тот город, и эту деревню.
Я хочу отправиться по его пути, увидеть то, что видел он, с этими новыми знаниями. Не сердись на меня.
Знаешь, тут снова петушиные бои проходят. Поставлю на самого сильного, возьму приз и отправлюсь в дорогу.
Не сердись. Мне действительно нужно немного проветриться. А то будто скорбь старого Вэги и сумасшествие его прилипли ко мне.
Целуй эа меня маму. И слово в слово ей передай, а письма не показывай: "Самые тёплые объятия для самой красивой женщины, для тебя, Лукреция".