Буш весь размяк от жары, пока добирался до дому.
Он ненавидел запутанные дела, они заставляли его чувствовать себя беспомощным. Он не шутил, когда говорил Карелле, что не считает полицейских умными. Он действительно так думал, и с каждым трудным делом его убеждение только крепло.
Крепкие ноги и упрямство — вот все, что было нужно.
Пока что в результате беготни по городу они не подобрались к убийце ближе, чем в начале поисков. Что же касается упрямства, то они, конечно, будут бороться до победного конца. А когда он наступит? Сегодня? Завтра? Никогда?
К черту это дело, подумал он, я дома. Человек может позволить себе роскошь позабыть дома про свою чертову работу. Имеет человек право спокойно провести несколько часов с женой?
Он вставил ключ в замочную скважину, повернул его и распахнул дверь.
— Хэнк? — спросила Элис.
— Да, — ответил Буш.
Голос Элис звучал холодно. Элис всегда так говорила. Элис была замечательная женщина.
— Хочешь выпить?
— Да. Ты где?
— В спальне. Иди сюда, здесь ветерок.
— Ветерок? Ты что, смеешься?
— Нет, правда.
Он снял куртку и кинул ее на спинку стула. По дороге в спальню он стаскивал с себя рубашку. Буш никогда не носил майки. Он не верил, что они впитывают пот. Он считал, что это просто лишняя одежда, а в такую погоду ему хотелось сбросить с себя все, что только можно. Он содрал рубашку с почти дикарским удовольствием. У него была широкая грудь, поросшая курчавыми волосами, рыжими, как и грива у него на голове. Правую руку косо рассекал шрам.
Элис сидела в кресле у открытого окна в белой блузке и прямой черной юбке. Она поставила босые ноги на подоконник, и легкая юбка чуть-чуть шуршала, когда из окна доносился слабый ветерок. Светлые волосы были убраны назад и связаны в «конский хвост». Он подошел к ней, она подставила ему лицо для поцелуя, и он заметил мелкие капли пота на ее верхней губе.
— Где то, что можно выпить? — спросил он.
— Сейчас сделаю, — сказала Элис. Она сбросила ноги с подоконника, и юбка на секунду съехала набок, открыв бедро.
Он молча смотрел на нее, думая о том, что же в этой женщине так волнует его. Интересно, все ли женатые мужчины чувствуют то же по отношению к своим женам после десяти лет брачной жизни?
— Пусть у тебя глаза не загораются, — сказала она, читая по его лицу.
— Почему?
— Слишком жарко.
— Я знаю одного парня, так он говорит, что лучший способ…
— Я знаю этого парня.
— …это в запертой комнате в самый жаркий день года с закрытыми окнами и под двумя одеялами.
— Джин с тоником?
— Хорошо.
— Я слышала, что водка с тоником лучше.
— Надо будет купить.
— У тебя был трудный день?
— Да. А у тебя?
— Сидела и беспокоилась за тебя, — сказала Элис.
— Уже вижу у тебя несколько седых волос.
— Он насмехается над моим беспокойством, — сказала Элис в пространство. — Нашли вы этого убийцу?
— Нет.
— Лимон хочешь?
— Давай.
— Придется идти в кухню. Будь ангелом, выпей так.
— Я ангел, — согласился Буш.
Она подала ему стакан. Буш сел на край кровати. Он отпил немного, потом ссутулился, опустив руку со стаканом.
— Устал?
— Валюсь с копыт.
— У тебя не очень усталый вид.
— Пришел домой, с копыт долой.
— Ты всегда так говоришь, — сказала Элис. — Хорошо бы ты не повторял это все время. Ты всегда повторяешь одно и то же.
— Например?
— Например, вот это.
— А что еще?
— Когда мы едем в машине и попадаем все время на красный свет, а потом начинаем попадать на зеленый, ты говоришь: «Повезло нам, парням».
— Ну и что тут плохого?
— Первые сто раз ничего.
— О черт!
— Это же правда.
— Хорошо, хорошо. Не пришел домой и не с копыт долой.
— Мне жарко, — сказала Элис.
— Мне тоже.
Она начала расстегивать блузку и, прежде чем он успел взглянуть на нее, предупредила:
— Только ничего себе не воображай.
Она сняла блузку и повесила ее на спинку кресла. У нее была полная грудь, просвечивающаяся через тонкий белый лифчик. Чашки лифчика были из прозрачного нейлона, и Буш видел выпуклые бугорки сосков. Это напоминало ему фотографии в журнале «Нэшнл джиогрэфик», которые он рассматривал в приемной дантиста в то время, когда занимался своими зубами. Девушки с острова Бали. Ни у кого не было такой груди, как у девушек с острова Бали. Разве что у Элис.
— Что ты делала весь день? — спросил он.
— Да так, ничего.
— Ты была дома?
— Почти все время.
— Так что же ты делала?
— Просто сидела.
— Угу. — Он не мог оторвать глаз от ее лифчика. — Ты скучала по мне?
— Я всегда по тебе скучаю, — сказала она ровным голосом.
— Я по тебе скучал.
— Пей.
— Нет, правда.
— Это хорошо, — сказала она и улыбнулась быстрой улыбкой.
Он внимательно посмотрел на нее. Улыбка почти сразу же исчезла, и у него появилось странное чувство, что это была просто дежурная улыбка.
— Почему бы тебе не поспать? — спросила она.
— Попозже, — ответил он, глядя на нее.
— Хэнк, если ты думаешь…
— Что?
— Нет, ничего.
— Мне еще придется вечером вернуться на работу, — предупредил он.
— Они занимаются этим делом вовсю, верно?
— Очень торопятся, — согласился он. — Думаю, старик боится, что теперь он на очереди.
— Бьюсь об заклад, что ничего больше не случится, — сказала Элис. — Не может быть, чтоб было еще убийство.
— Никогда нельзя сказать заранее, — ответил Буш.
— Ты не хочешь поесть перед уходом? — спросила она.
— Я еще не ухожу.
Элис вздохнула.
— Никак не спастись от этой проклятой жары. Что ни делаешь, все равно она чувствуется.
Она взялась за пуговицу сбоку юбки. Расстегнув пуговицу, расстегнула «молнию». Юбка упала к ее ногам, и она вышла из нее. На ней были нейлоновые трусики с оборками. Она подошла к окну, а он глядел на нее. Ноги у нее были длинные и гладкие.
— Иди ко мне, — сказал он.
— Нет, Хэнк, мне не хочется.
— Ладно, — сказал он. — Как ты думаешь, к вечеру не станет прохладнее?
— Сомневаюсь. — Он пристально смотрел на нее. У него было четкое ощущение, что она раздевалась для него, но она сказала… В недоумении он ухватил себя за нос.
Она обернулась от окна. От белизны нейлона ее кожа казалась еще белее. Ее груди выпирали из слишком тесного лифчика.
— Тебе пора стричься, — сказала она.
— Завтра постригусь. У нас ни минуты не было свободной.
— Ох, черт возьми эту жару, — сказала она и завела руку за спину, чтобы расстегнуть лифчик. Он видел, как подпрыгнули освободившиеся груди, как она швырнула лифчик через всю комнату. Она пошла смешать себе еще коктейль, а он не мог отвести от нее глаз. «Что она пытается сделать? — недоумевал он. — Что она хочет со мной сделать?»
Буш быстро встал и подошел к ней. Он обнял ее и положил руки ей на грудь.
— Не надо, — сказала она.
— Крошка…
— Нет, — твердо, холодным голосом.
— Почему нет?
— Потому что я сказала.
— Тогда какого черта ты разгуливаешь, как…
— Убери руки, Хэнк. Пусти.
— Ну, беби…
Она отстранилась.
— Поспи, — сказала она, — ты устал. — В ее глазах было что-то странное, почти злой блеск.
— Не могу…
— Нет.
— Ради бога, Элис…
— Нет!
— Ладно.
Элис быстро улыбнулась.
— Ладно, — повторила она.
— Ну хорошо… — Буш помолчал. — Я… лучше пойду лягу.
— Да, лучше ложись.
— Чего я не могу понять, так это…
— Тебе в такую погоду даже простыня не понадобится, — прервала Элис.
— Наверно.
Он подошел к кровати, снял ботинки и носки. Ему не хотелось, чтобы она видела, как она его задела. Он снял брюки и быстро забрался в постель, натянув простыню до подбородка.
Элис глядела на него, улыбаясь.
— Я читаю «Анапурна», — сказала она.
— Ну и что?
— Просто я об этом подумала.
Буш перекатился на бок.
— Мне по-прежнему жарко, — сказала Элис. — Пожалуй, приму душ. А потом, может быть, схожу в какой-нибудь кинотеатр, где есть кондиционер. Ты ведь не против?
— Нет, — пробормотал Буш.
Она подошла к кровати сбоку и постояла минуту, глядя на него.
— Да, пойду под душ. — Она медленно стянула трусики по плоскому животу и по белым бедрам. Трусики упали на пол, она переступила через них и стояла у кровати, глядя на Буша и улыбаясь.
Буш не двигался. Он смотрел в пол, но мог видеть ее ноги и ступни. И все же он не пошевелился.
— Спи крепко, дорогой, — прошептала она и пошла в ванную.
Он услышал, как зашумел душ. Лежа, он прислушивался к шуму воды. Потом телефонный звонок заглушил шум душа в ванной.
Он сел и потянулся к телефону.
— Алло?
— Буш?
— Да.
— Это Хэвиленд. Тебе лучше немедленно подойти.
— В чем дело? — спросил Буш.
— Знаешь этого молодого новичка Клинга?
— Да?
— В него только что стреляли в баре на Кальвер.