Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII–XV вв.

Анализ социального состава, экономического облика и сферы деятельности купечества, торговавшего в Южном Причерноморье, необходим для выявления основных закономерностей товарного обмена в регионе. Отвечая на вопрос, какие категории купцов доминировали в той или иной сфере торговли, какие методы ведения дел они избирали, с какими социальными слоями местного населения кооперировались, в какие товары инвестировали капиталы и сколь значительны были эти капиталы, мы в конечном счете отвечаем на вопрос о специфике и роли торговли в системе экономических отношений. Мы подходим также к решению принципиально важного вопроса о характере воздействия торговопредпринимательской деятельности иностранного купечества на развитие городов Причерноморья.

Купечество составляло важную часть господствующего класса итальянских морских республик. Оно контролировало органы управления, было инициатором и активным участником процессов колонизации, стояло во главе администрации различных факторий. Среди итальянского населения последних торговые слои нередко преобладали. Поэтому проблема социального и имущественного облика купечества важна для анализа и товарно-денежных отношений в Причерноморье и итальянской колонизаций. В данной главе будет исследовано как итальянское купечество, так и его торговые партнеры: греки, тюрки, армяне и др.

§ 1. Итальянское купечество

Изучение истории итальянского купечества опирается на богатейшую историографическую традицию[1368]. Определенный вклад в нее внесла и советская историография[1369], хотя эта тема не получила еще достаточного отражения. Наименее изученными являются проблемы региональной торговли итальянских предпринимателей, хотя в ряде последних публикаций прослеживаются основные направления истории купечества на Леванте и в Романии. Так, например, изучая генуэзское купечество в Романии в XII — начале XV в., М. Балар выделил следующую основную тенденцию развития: переход от торговой монополии пяти знатных генуэзских семейств в XII в. к широкому развитию предпринимательства всех слоев торговцев в XIII — первой половине XIV в. и затем — к профессионализации торговли, сосредоточению ее в руках богатых предпринимателей с середины XIV до XV столетия[1370].

Для анализа состава купечества в городах Южного Причерноморья на основе всех изученных источников была составлена просопографическая анкета купцов, результаты обработки которой представлены в табл. XIII–XVI. Учтены лишь купцы, лично участвовавшие в торговле в городах Южного и Юго-Восточного Причерноморья, но не инвеститоры фондов, находившиеся в Италии. Кроме того, в таблицах не учтены и оффициалы факторий, воины (соции, казаки, стипендиарии) Симиссо и Самастро. Число последних велико: их поименные списки есть в массариях Каффы в связи с выплатой им окладов. Известно, что многие из социев занимались мелкой торговлей, но установить это в каждом случае невозможно. Кроме того, их основная сфера деятельности заключалась в несении военной и административной службы.

Все приведенные в таблицах цифры являются лишь ориентировочным показателем, так как лишь небольшая часть купцов зафиксирована в дошедших до нас письменных источниках. Так, например, лишь в одном 1340 г. на галеях «линии» в Трапезунд с товарами прибыло не менее 29 венецианских купцов, чьи имена стали известны из-за разбора Сенатом конфликта между ними и патронами галей по поводу уплаты фрахта[1371]. Между тем за весь изучаемый период подобных рейсов судов «линии» в Трапезунд было 125 и порт посетили 282 галеи и кокки. Можно предполагать, что тысячи венецианцев посетили город за этот период. Имеющиеся просопографические данные мы рассматриваем как некую естественную выборку, ценную прежде всего для анализа соотношений различных категорий между собой, ориентированности их на определенные географические приоритеты. Таким приоритетом для венецианского купечества из южночерноморских городов был Трапезунд (и до середины XIV в.) Тавриз. Сферы деятельности генуэзских купцов шире: при главенствующей роли также трапезундской фактории, генуэзцы осваивают и иные рынки и представлены почти во всех городах региона. Сведения о жителях других итальянских городов встречаются реже и в основном в связи с торговлей венецианцев или лигурийцев. Наиболее значительно (в количественном отношении) участие в черноморской торговле купцов из Пьяченцы, но отчасти это может быть вызвано спецификой имеющихся источников. После Трапезунда Тавриз, Синоп и Симиссо являются местами наиболее активной торговой деятельности итальянцев.

Из 135 венецианцев, занимавшихся коммерцией в Трапезунде, 5 названы в источниках как жители (habitatores) города, 41 с большой долей вероятности можно считать постоянно живущими или долго пребывавшими в Трапезунде, 54 вели сезонную торговлю или приезжали на короткий срок, время пребывания остальных 35 человек неизвестно. Таким образом, минимум для 34,1% фактория была местом постоянной деловой активности, остальные же вели в городе непродолжительную сезонную торговлю, связанную нередко с приходом караванов купеческих судов. Такое число «резидентов» представляется весьма значительным. Оно позволяло венецианцам располагать сетью торговых партнеров и контрагентов на Понте. Но, конечно, само венецианское поселение, даже с учетом натурализованных, не было большим. Сразу после османского завоевания именно венецианская фактория пострадала более всего: в составе населения Трапезунда, по данным османского кадастра около 1486 г., в городе было около 9 венецианцев в то время как в составе жителей генуэзского квартала был 201 человек, а к 1523 г. — даже 248 «франков»[1372].

В Тавризе в силу его специфики (отдаленности от портов) пребывание венецианцев было более длительным.

Торговля в Южном Причерноморье не стала монополией для венецианского патрициата, хотя его роль наиболее значительна. В Трапезунде мы встречаем 75 представителей нобилитета и 57 — плебейства. В целом же по региону это соотношение составляет 112/74. Нобили, таким образом, преобладают, а среди них выделяются в первую очередь семейства Барбариго, Контарини, Джустиниан, Малипьеро, Микьель, Морозини и Санудо. Серьезные колебания в соотношении нобилей и пополанов в разные периоды не прослеживаются. Не случайно в постановлении Сената о торговле в Трапезунде нобиля поставлены на первое место («… nostri nobiles et cives habentes mercationes»)[1373]. Приоритет нобилитета был и количественным, и качественным: только ему доверялись высшие посты в факториях и в управлении навигацией галей «линии».

Об имущественном положении купцов Венеции, торговавших в Южном Причерноморье, можно судить анализируя масштабы и формы инвестиций, что уже было сделано в гл. III. Мы видели, что купцы располагали значительными капиталами. Вместе с тем вплоть до XV в. в торговле принимают участие и «бедные» люди, преимущественно гребцы галей. Сенат специальна подтвердил их право продавать свои товары в Трапезунде без уплаты коммеркиев[1374]. И все же роль мелкой торговли была ничтожна в общем товарообороте и венецианские власти поддерживали ее в основном лишь как дополнительное средство оплаты матросов или младших партнеров.

Представление о среднем венецианском купце-патриции, жившем в Трапезунде, дает завещание Паоло Папачизы[1375]. Папачиза был венецианским байло в Трапезунде (1410–1412), но имел право заниматься торговлей. Такое право предоставлялось главам венецианских факторий с конца XIV в. ввиду сокращения их окладов[1376]. Папачиза провел не менее трех лет в Трапезунде и оставил имущество, значительно превышавшее 4 тыс. дукатов. В завещании указаны лишь суммы различных выплат, но не учтены еще ожидаемые поступления от реализации товаров и имущества, хотя даны указания, как разделить эти средства между наследниками. Папачиза отправлял товары в Шемаху и Тавриз, торговал тканями и шелком, покупал рабов[1377]. Свое состояние оп сформировал в основном в результате торговой и административной деятельности. Последняя, однако, была малодоходной: байло получал в эти годы по 500 дукатов ежегодно, и на эти средства еще был должен содержать свой штат[1378]. Виони, торговавший в Тавризе полутора веками ранее, около 1263 г., располагал примерно таким же состоянием. Оно заключалось во всевозможных сукнах, бобровом мехе, сахаре, шелке, жемчуге, наличности 2 тыс. диргемов, а также в разнообразном личном имуществе, среди которого были две шахматные доски с фигурами из хрусталя, яшмы, серебра; драгоценные камни и жемчуг, камея из агата, халцедона и сердолика, седло, изукрашенное серебром и драгоценными камнями, хрустальные подсвечники и кубки. Неполная оценка имущества (часть товара и долгов еще предстояло получить) превышала 4,5 тыс. безантов[1379]. С самого начала торговли в Персии венецианцы инвестировали в нее немалые капиталы.

Другой, чем Виони и Папачиза, тип купца — предприниматель, ведущий дела, находясь вне портов Черноморья, через агентов и посредников. Пример Бадоэра уже был нами рассмотрен. Еще один, довольно типичный случай — Гульельмо Квирини (1400–1468), патриций среднего достатка, обладавший патримонием от 3 до 10 тыс. дукатов, большая часть которого инвестировалась в торговлю, которую Квирини вел, не выезжая из Венеции, с Лондоном, Брюгге, Севильей, Балканами, Бейрутом, Константинополем, Таной, Синопом, Трапезундом, не считая городов Италии. У Квирини были постоянные связи с домами Барди и Медичи. Данные из сохранившейся книги копий писем Квирини за 1428–1461 гг. были проанализированы Дж. Луццатто и У. Туччи[1380]. Осуществляя связи с флорентийскими банкирами, сам Квирини наряду с торговлей, вел кредитные и финансовые операции. В Трапезунде интересы Квирини представлял его брат Бартоломео, после кончины которого в 1435 г. дела Гульельмо там сворачиваются, а также фактор Квирини Джованни ди Скарпанто. 26 июля 1428 г. Г. Квирини предоставляет Скарпанто, отправлявшемуся на галеях «линии» в Трапезунд, 200 дукатов, чтобы тот их инвестировал в Фессалонике в серебро и затем передал в Трапезунде брату Бартоломео для закупки шелка (еще раз к вопросу о платежном балансе!). Операция увенчалась полным успехом, так как в следующем году тому же Скарпанто авансировалось уже 450 дукатов (на 100 он должен был купить ткани, а остальное помещал в серебро). В 1430 г. инвестиции еще более выросли и осуществлялись по той же схеме. Зарабатывал Квирини как на реализации товара, так и на камбии. После смерти брата Гульельмо не инвестировал новых средств, но использовал оставшиеся в Трапезунде долги для приобретения шелка, специй, красителей. Все это показывает большое значение постоянных контрагентов в портах Черноморья для венецианских предпринимателей.

Несмотря на извлечение доходов от камбиев, венецианское купечество, в отличие от флорентийского, основные прибыли извлекало не от кредитных и банковских операций, а от непосредственного ведения торговли. Прирост капиталов на Леванте был высок. Андреа Барбариго, начавший в 18 лет торговлю с 200 дукатами, через 30 лет увеличил свое состояние в 50 раз[1381]. Это был купец типа Квирини, с широким размахом деятельности в разных пунктах мира.

Томмазо Санудо, венецианский купец, скончавшийся в 1374 г., вел еще более масштабные, чем Квирини, операции в Трапезунде. К моменту смерти стоимость товаров в его магазинах и складах, а также купленных в Александрии и Трапезунде и находившихся в пути, составляла 16 225 дукатов. Среди товаров преобладали перец, шелк, жемчуг. Их сбыт через Трапезунд не прекратился и в эти трудные годы. Дж. Луццатто предположил, что названная сумма была ниже средней годовой суммы операций Санудо[1382]. Объединяясь в общества, купцы такого рода могли скупить весь груз специй, привезенных с Востока в Трапезунд, как это сделал в 1326 г. Якопо Малипьеро[1383]. Связи Малипьеро с Трапезундом были, видимо, постоянными: в 1340 г. он посылал туда свои товары и сам отправлялся на галеях[1384].

Итак, как прямое, так и косвенное участие венецианских купцов в торговле с городами Южного Причерноморья было значительным. Но их предпринимательство не было монопольным ни на Леванте[1385], ни тем более в Причерноморье, где доминировали генуэзцы. Средством упрочения положения для них была концентрация капиталов, кооперирование как с генуэзцами, противниками и компаньонами одновременно, так и с местным населением.

Сотрудничество венецианцев с генуэзцами было постоянным и прекращалось, да и то не всегда[1386], лишь в годы войн, конфликтов. Венецианцы перевозили товары на генуэзских судах в порты Понта[1387], кредитовали генуэзских купцов и даже оффициалов немалыми суммами[1388] и сами брали у них коммерческие кредиты[1389], продавали товары в кредит[1390], поручали доставлять их из Трапезунда в Константинополь или в Италию[1391], давали прокуры на ведение дел[1392]. Когда в регионе складывалась трудная ситуация (например, после разрушения Таны татарами в 1343 г.), венецианцы и генуэзцы стремились укрепить торговые связи между собой и договориться о взаимных действиях против врага[1393]. Но такие меры, как правило, не были долговременными и взаимное недоверие и соперничество, желание выиграть за счет другой стороны брали верх.

Венецианская торговля, как это ясно показывают инвестиции, в течение всего периода была делом средних и крупных предпринимателей при незначительной роли мелкой коммерции. До 40-х годов XIV в. размах операций через порты Южного Черноморья был широк. Венецианцы обосновались в Тавризе, видимо, не менее прочно, чем генуэзцы, и достигали, как Марко Морозный, даже Ормуза[1394]. Но затем нередко лишь Трапезунд оставался конечным пунктом для типичного итальянского купца, хотя попытки торговать и в глубине континента, в Тавризском направлении, делались время от времени и позднее, во второй половине XIV в. Но времена Марко Поло уже ушли в безвозвратное прошлое.

Генуэзское купечество в отличие от венецианского прочнее чувствовало себя на берегах «Великого моря». Оно опиралось не только и не столько на метрополию, сколько на крупные фактории Черного моря, прежде всего Каффу, Перу. Генуэзцы, имевшие фактории во всех крупнейших городах Причерноморья, глубже, чем венецианцы, внедрялись в инфраструктуру городов. И если венецианская фактория при отсутствии связей с метрополией, как правило угасала, то генуэзская оказывалась устойчивее. Она была и многочисленнее, и опиралась на собственные воинские отряды. В массариях Каффы 1381–1423 гг. имеются списки социев генуэзской фактории в Симиссо. И если за весь период нам известно чуть более 40 купцов-лигурийцев, торговавших в Симиссо, то социев мы насчитали 168 (около 20 человек ежегодно). Да и ранее, в 1351 г., в генуэзском источнике отмечается, что в Симиссо «много генуэзцев»[1395]. В Самастро в середине 50-х годов XV в. число социев доходило до 70 человек одновременно[1396]. Эти цифры косвенным образом отражают и величину факторий, генуэзское население которых составляло сотни человек.

В генуэзской торговле в Южном Причерноморье в XIII–XV вв. не прослеживается явного доминирования крупнейших семейств патрициата, как нобилей, так и пополаров. На долю представителей этих родов (Адорно, Чентурионе, Читала, Дориа, дей Франки, Джентиле, Гизульфо, Грилло, Гримальди, Итальяно, Леркари, Ломеллини, Сальваиго, Скварчафико, Спинола, Узодимаре, Нигро, Пиккамильо, Пинелло, Марруффо) приходится 30,9% купцов, торговавших в Трапезунде (42 из 136).

Наиболее активными в торговле с Трапезундом были семейства Дориа[1397] и Нигро[1398], занимавшие посты генуэзских консулов и трапезундских чиновников. Дориа в. коммерческой деятельности опирались также на мощный клан Дзаккариа, располагавший собственным флотом и монополизировавший торговлю квасцами в Эгеиде. Дзаккариа активно торговали и в Южном Причерноморье, включая, далее, также Тавриз и Эрзинджан[1399]. С Дзаккариа и Дориа был связан также другой крупный купец, не принадлежавший к патрициату, Буонсиньоре Каффараино. Его торговая деятельность распространялась на Каффу, Тану, Константинополь, Ватицу, он был патроном галеи и собственником других судов, предоставлял и получал комменды, перевозил соль в Трапезунд, получал прокуры на ведение там дел[1400]. Облик этого купца весьма характерен для периода бурного расцвета генуэзской торговли на Черном; море конца XIII — начала XIV в.

Среди генуэзского купечества большое число лиц составляли выходцы из Лигурии, а также ближайших к: ней областей Пьемонта. Их около 18% от общего количества торговавших в Трапезунде генуэзцев. По социальному статусу и основной профессии, помимо собственно купцов, выделяются нотарии и писцы[1401], булочники[1402], клирики[1403], арбалетчики (баллистарии)[1404], чесальщики шерсти[1405], медики[1406]. Однако в процентном отношении эти лица составляют ничтожное меньшинство, что отнюдь еще не означает, что непрофессиональные торговцы принимали слабое участие в коммерции, так как в нотариальных актах не всегда указываются профессиональные занятия лиц.

В ряде случаев источники упоминают, что отдельные предприниматели были постоянными жителями (habitatores) городов Южного Черноморья[1407], в других — что это были граждане (burgenses) Перы, в том числе и проживающие на Понте и в Пафлагонии[1408]. Широко представлены жители Каффы, Килии и других городов Причерноморья. Но в факториях Южного Причерноморья институт habitatores и burgenses приобрел зрелые юридические формы в XV в.[1409]

По мнению Г. Айральди, лишь незначительная часть торговавших оседала в генуэзских факториях на постоянное жительство; мы встречаем там не крупных предпринимателей из патрицианских родов, а скорее «боковые побеги» этих фамилий, создававшие для своих семейных групп опорные пункты своей предпринимательской и административной деятельностью[1410]. В целом наши наблюдения подтверждают этот вывод, но вместе с тем, мы должны предостеречь от его абсолютизации: реальная ситуация была сложнее, и то, о чем писала Айральди, скорее проступает лишь как общая тенденция.

При рассмотрении форм генуэзской торговли уже отмечалось, что помещенные в нее капиталы были весьма различны. Их концентрация в одних руках была значительна. Ущерб, который потерпели 15 генуэзских купцов в Трапезунде ок. 1313 г., составил 127 346 аспров (9096 перперов)[1411]. Их потери оценивались в пределах от 1482 до 36 351 аспра на одного купца (в среднем 8490 аспров). Долг трапезундского императора (видимо, сумма ущерба, причитающаяся еще с 1304 г.) 5 купцам составил тогда же 256 228 аспров (на одного купца 51 246 аспров)[1412]. Такие суммы могли принадлежать только купцам, ведущим крупную оптовую торговлю с Востоком. Другой генуэзец — Тома де Тротис продает Алексею IV товаров сразу на 3000 дукатов. Правда, это было почти все его состояние[1413]. Ущерб от ограбления в Трапезунде генуэзца А. ди Робелла равнялся 145 846 аспрам, из которых к 1426 г. было выплачено лишь 9810[1414]. Размеры имущества и результаты операций генуэзского купечества в Трапезунде показывает следующий эпизод. В 1404 г. 7 генуэзских купцов, возвращавшихся на родину из Воспоро, Трапезунда и Перы, сели на венецианские галеи «линии», капитан которых обманным путем заставил их вручить ему на хранение и в качестве камбия наличные деньги и драгоценности, а затем передал их венецианским властям. Ущерб лишь трех купцов составил свыше 4100 дукатов в золоте, жемчуге, алмазах, монете[1415]. Между тем, помимо наличности, купцы везли и товары немалой стоимости. Довольно крупные инвестиции, как например 476 тыс. кастамонских аспров, вложенные в торговлю медью одним генуэзским обществом ранее 1390 г. (см. гл. II), чередовались с мелкими, особенно в коммендах, при общей тенденции к укрупнению инвестиций. В торговле, наряду с купцами широко участвовали низшие оффициалы факторий, слуги купцов и патронов, ремесленники галей. Служивший на галеях коммуны генуэзец, получая жалованье 5 лир в месяц, мог с выгодой закупить в Трапезунде и Симиссо товары, в том числе 2 ковра[1416].

Упоминаний о генуэзских банках в городах Южного Черноморья мало. Известен, например, банкир Бартоломео Дука в Самастро, на счет которого переводили деньги для уплаты контрагентам генуэзских купцов[1417].

Генуэзские торговые операции велись в широких масштабах и в регионе, понимавшемся как некое географическое единство. Поэтому и право на взыскание долгов, и инвестиции предоставлялись в рамках всего Причерноморья. Так, например, имущество жителя Перы Дж. Ямбоно разрешалось по прокурам взыскивать в Каффе, Трапезунде, Синопе, Симиссо, Пере, Константинополе[1418]. Н.ди Фьески граф Лаванья инвестирует деньги в Каффе для торговли в Симиссо и других черноморских порта[1419]. Примеры можно продолжить.

До середины XIV в. генуэзское купечество, особенно в Трапезунде, в значительной мере, как и венецианское, ориентируется на караванную торговлю с Персией. Эту торговлю регламентировали, приспосабливали к ее ритму время прибытия судов, обеспечивали аренду помещений и наем тяглового скота[1420]. В последующий период такие указания исчезают. Генуэзские купцы становятся более привязанными к узкой береговой линии, где и ведется посредническая торговля как с греками, так и с восточными купцами. Перемена была менее болезненной для генуэзцев, чем для венецианцев, так как первые вели более значительную торговлю местными товарами.

Генуэзское купечество торговало в Южном Причерноморье, не рассчитывая на систематическую поддержку со стороны слабых центральных властей. Растущая, индивидуализация торговли опиралась на фамильные кланы, альберги нобилей и пополанов, маоны и компере. Ее инструментами были совершенная коммерческая: техника, высокая мобильность сил и средств, более глубокое внедрение во внутричерноморскую торговлю местными товарами.

Кроме генуэзцев и венецианцев, спорадически торговлю в изучаемом регионе вели и другие западноевропейские купцы: пьячентинцы[1421], веронцы[1422], мантуанцы[1423], флорентийцы[1424], пизанцы[1425], каталанцы[1426]. Сведения о них единичны. Первые попытки графов Прованса и королей Сицилии установить торговые контакты с Трапезундской империей и ильханами относятся к 60-м годам XIII в., но они не получили развития[1427]. Правда, в XIV в. мы встречаем в Трапезунде Маттео из Катании, засвидетельствовавшего несколько венецианских нотариальных актов[1428], а в середине XV в. — Орландо из Палермо, который именует себя трапезундцем[1429]. Еще около 1242 г., по рассказу С. де Сен-Кантена, некий Гульельмо из Бриндизи погиб в сражении с татарами в районе Арсинги[1430]. Немало свидетельств об итальянцах из Виченцы, Вероны, Болоньи, Пистон и других городов мы находим в списках социев и стипендиариев генуэзских факторий[1431].

Отдельные упоминания есть и о немецких купцах в Трапезунде. В 1413 г. в венецианском нотариальном акте назван свидетель Giorello из Нюрнберга[1432], а другой немец — Rigericus Teotonicus был пинкерном венецианского байло в Трапезунде в 1371 г.[1433].

Используя венецианские галеи, торговлю в Южном Причерноморье вели купцы из Дубровника[1434]. А в XIV–XV вв. в качестве генуэзских социев Симиссо и Самастро встречаются даже жители Севильи[1435], которых привела туда скорее всего торговля.

Таким образом, западноевропейские купцы присутствуют в городах Понта и Пафлагонии, кооперируясь с генуэзцами и венецианцами. Но основными партнерами последних были местные купцы — греки, тюрки, армяне и другие.

§ 2. Торговые партнеры итальянского купечества: греки

Вопрос о состоянии византийской торговли в XIII–XV вв. дискуссионен. В историографии последних лег явственно проступает тенденция перейти от односторонней оценки состояния греческой торговли как сплошного упадка к более взвешенным суждениям, к стремлению дифференцированно рассматривать греческую коммерцию во времени и пространстве, выявляя как проявления ее поступательного развития, так и сдерживающие факторы[1436]. Новые публикации источников и исследования показывают, что как на собственно византийской территории, так и в городах Латинской Романии в XIII–XV вв. сохранялся и продолжал развиваться достаточно многочисленный и пестрый по составу торговопредпринимательский слой. Его деятельность осуществлялась в условиях экономического господства итальянского купечества, контролировавшего основные рынки и обладавшего наиболее совершенной коммерческой техникой и лучшими транспортными средствами. Византийский купец действовал в сравнительно ограниченных географических пределах. Возможно, степень сотрудничества греческого купечества с итальянским была шире в факториях Генуи и Венеции, отдельных городах Латинской Романии, чем в Константинополе и собственно на византийской территории. Но и тогда речь шла преимущественно об ограниченной областной торговле, хотя, разумеется, изредка византийские купцы, выходя за пределы Черноморья и Эгеиды, достигали Италии и Западной Европы[1437]. Однако постоянных прямых связей греческих купцов с городами Италии было мало. Эту функцию осуществляли генуэзцы и венецианцы[1438].

И все же если совсем недавно господствовала точка зрения, резюмированная Л. Максимовичем, что византийская коммерция в эпоху Палеологов была сосредоточена в основном на внутренней торговле, была делом отдельных купцов или обществ с незначительным оборотом, составленным на короткий срок[1439], то сейчас нам представляется, что наряду с этой ограниченной внутренней торговлей греческое купечество все шире внедрялось в существовавшую, прежде всего в Черноморье, сеть международной торговли, завоевывая все более прочные позиции и свое, пусть подчиненное место в этой системе[1440]. Богатые византийские купцы, в том числе представители аристократии, торговали в Каффе[1441], использовали одни и те же рынки с итальянцами в Константинополе и Пере[1442], на Балканах[1443], активно участвовали в черноморской торговле хлебом[1444]. Рост активности греческого купечества отмечен и за пределами собственно Византии — на Крите и в итальянских факториях[1445]. В первой половине XIV в. растет экономическая сила византийского купечества, укрепляется его сотрудничество с итальянцами, в то время как в предыдущий период (1261–1310) на фоне некоторого подъема деловой активности греков их ассоциированность с итальянцами была весьма ограниченной и факторы соперничества выступали на первый план[1446]. Во второй половине XIV и начале XV в. происходит некоторое оживление торговли Константинополя, отчасти связанное с более широким вовлечением в коммерцию утратившей свои земельные владения византийской знати. На практике это ограничивало возможности профессионального купечества, особенно мелкого и среднего. Вместе с тем несколько вырастает доля патронов судов греков в черноморском судоходстве[1447]. Возможно, кризис середины XIV в., переориентировав торговлю, углубил связи международной и региональной коммерции. С другой стороны, закономерности развития рынка Восточного Средиземноморья в целом, механизмы ценообразования способствовали все большей интеграции местных предпринимательских элементов в общую экономическую систему[1448].

Утрата аграрной периферии еще больше повернула Византию лицом к морю. Магнатская «партия», сильно ослабленная в результате гражданских войн и османской экспансии, шла на сотрудничество с городским патрициатом[1449]. Если до середины XIV в. Константинополь был главным рынком сбыта продукции домена византийских феодалов (при отстранении купечества от роли торгового посредника[1450]), то со второй половины века он все более возвращается к функции торгово-распределительного центра. Однако зависимость от итальянского торгового капитала приводила к тому, что часть (наличных средств, которыми располагала аристократия, изымалась из сферы производства и обмена, помещалась в итальянские банки[1451] или использовалась в чисто финансовых и ростовщических операциях[1452]. Многочисленные факты указывают на широкое распространение в Византии XIV–XV вв. менял и появление солидных банков. Некоторые из них вели только кредитно-финансовые операции, другие, наряду с ними, инвестировали капиталы в торговлю[1453].

Фактором, подрывавшим устои византийской торговли, была узость ее производственной базы, ориентация местного рынка не на товарное производство, а на удовлетворение потребностей двора, знати, клира, не на завоевание новых рынков, а на обеспечение притягательности преимущественно столичного рынка для иностранной торговли. Инвестиции средств из сферы торговли в сферу производства были незначительными. Торговый капитал подчинял себе промышленный[1454]. Консерватизм технической и социальной базы, ограниченный диапазон византийского ремесла, его регламентация феодальным государством привели к тому, что оно оказалось неконкурентоспособным к XIII в. — времени расцвета итальянского предпринимательства[1455]. Тому же содействовала и общая экономическая атмосфера XI–XII вв., при которой «лишь доход от земли, если не считать чиновничьего жалованья, рассматривался как достойный уважения»[1456]. К XIV в. ситуация была иной. Но время оказалось упущенным. И византийцы тратили все больше средств на приобретение итальянских товаров, все чаще брали для этого кредиты[1457], все чаще испытывали острую нехватку средств платежа и оскудение покупательной способности как низов, так и верхов городского населения[1458].

В сложившейся системе международного разделения труда в XIII–XV вв. (которая, разумеется, только поверхностно охватывала всю сферу производства) византийская экономика была компонентом этой системы, чаще всего ее хинтерландом, поставщиком продуктов и сырья и импортером мануфактурных товаров, а также источником рабочей силы и средств обеспечения торговли. Несамостоятельность предпринимательских слоев, сохранение в полной мере феодальной основы общественных отношений приводили к тому, что эти слои не могли возглавить движение в сторону капиталистического развития[1459].

Это не значит, что элементы прогресса отсутствовали, что уровень товарного производства и обращения был низким. Напротив, он мог повышаться несмотря на неблагоприятные внешние условия, но это осуществлялось еще целиком в рамках поступательного развития феодальной формации, не исчерпавшей своих возможностей.

Второе немаловажное обстоятельство — то, что без участия византийского купечества, обеспечивавшего инфраструктуру международной коммерции, сама предпринимательская деятельность итальянских морских республик вряд ли могла бы с успехом развиваться. Такое развитие требовало кооперирования итальянцев с местным купечеством, а не его отстранения и подавления. Малочисленность генуэзцев и венецианцев в факториях, сложность политической ситуации также побуждали итальянцев к тесному сотрудничеству с местным населением, особенно его греческим и армянским компонентами.

Неблагоприятным для византийского купечества фактором было наличие фискальной бесконтрольности итальянских купцов на территории империи при существовании высоких коммеркиев для греков.

Нам предстоит теперь рассмотреть, насколько эта византийская модель была характерна для изучаемого региона, политическое развитие которого (за исключением небольшой части Пафлагонии) протекало в конце XIII–XV в. в основном уже вне рамок империи, хотя и при сохранении преемственности институтов и тесных экономических и культурных связей.

Поскольку купечество Трапезундской империи уже служило предметом наших публикаций[1460], ограничимся общими выводами, дополнив их некоторыми новыми материалами и соображениями.

Среди купцов Трапезундской империи встречаются все имущественные и профессиональные категории — от зажиточных предпринимателей, ведущих значительную коммерцию как в городах империи, так и в других портах Черного моря, в Анатолии, Персии и т. д., до мелких розничных торговцев и лиц, занимавшихся торговлей от случая к случаю. Удельный вес непрофессиональных торговцев значителен. Интенсивная торговля трапезундских купцов с Каффой, Перой, Таной, другими генуэзскими и венецианскими факториями имела важное значение для последних, особенно учитывая импорт туда вина и лесных орехов, сосредоточенный в руках трапезундцев. Почти все порты черноморского бассейна были освоены ими. Их торговля имела самостоятельный характер, но, не обладая возможностью конкурировать с более сильным партнером, местное купечество стремилось наладить с ним торговые связи и использовать преимущества кооперирования. Такие связи устанавливаются с конца XIII в. и постепенно укрепляются. Если в 1314 г. по договору с Генуей греческим купцам было запрещено присоединяться к генуэзским караванам, то в 1341 г. трапезундские греки были единственными иностранцами (не считая венецианцев), имевшими такое право[1461]. По-видимому, и ранее греческие купцы присоединялись к генуэзским купеческим караванам. Так, например, по акту от 24 марта 1290 г. Мануил из Ватицы остался должником двух генуэзцев за провоз по суше его товаров. Мануил должен был взамен оказать какие-то услуги партнерам, но не смог этого сделать, и обязался до конца октября уплатить им 87 турецких аспров[1462]. Очевидно, речь шла о сопровождении им каравана на Восток.

Свидетельства о торговле трапезундцев (как и других жителей Южного Черноморья) еще не дают оснований судить о состоянии и направленности этой торговли. Более того, утрата греческих частных актов и использование свидетельств о греческой торговле в латинских документах дают некоторое искажение (чаще всего — преуменьшение) масштабов и степени интенсивности греческой торговли. Несмотря на это, очевидно, что она представлена в источниках в течение всего изучаемого периода без видимых тенденций спада. Скорее напротив, она крепнет и в нее вовлекается большое число лиц. Для более детальной картины, а также для сравнения активности купцов Трапезунда и других городов Южного Черноморья обратимся вновь к просопографической анкете, материалы которой представлены в табл. XIV[1463]. Из нее видно, что среди греческого купечества южночерноморских городов явно лидирующее положение занимали купцы из Трапезунда. Их 48,8% общего числа зарегистрированных купцов. Их коммерческая деятельность отмечена как в самом Трапезунде (с явным преуменьшением, связанным со спецификой имеющихся источников), так и в Каффе, Килии, Константинополе, Пере, Самастро, Синопе, Монкастро, Ликостомо, — во всех крупных черноморских портах. Известно также об их пребывании в Тане и Севастополе, но имена этих купцов неизвестны и потому не включены в таблицу. Трапезундцы торговали и за пределами Черноморского бассейна: в Венеции, Генуе, на Крите, хотя такие свидетельства единичны[1464]. Зато их пребывание в Каффе было постоянным на протяжении всего изучаемого периода, тогда как греческие купцы Каффы, напротив, довольно редко торговали в портах Южного Черноморья[1465].

Кроме купцов столицы, зафиксировано также участие в торговле купечества других городов империи — Керасунта (оно наиболее значительно), Ватицы и Лимнии. В целом на долю купцов Трапезундского государства приходится 58,1% общего числа купцов Южного Причерноморья, зафиксированных в анкете при равной источниковой представительности для городов всего региона. Среди купечества других городов значительные показатели у греков из Симиссо (17%), Синопа (среди купцов которого лидирующую роль играли мусульмане), Самастро, Понтираклии. В целом купечество Понта, особенно городов Трапезундской империи, представлено большим числом имен, чем купечество Пафлагонии, входившей до сер. XIV в. в состав Византии.

Треки из Трапезунда и Керасунта чаще, чем греки из Константинополя, отправлялись в крымские и иные черноморские порты[1466]. Греческие купцы Понта нередко переселялись из родных мест в другие города, с которыми их связывала деловая активность. К примеру, мы встречаем Савву из Симиссо, жителя Каффы, который посещал Константинополь и был кредитором венецианских купцов[1467].

Примечательно, что среди купцов Трапезундской империи почти полностью отсутствуют феодалы и представители чиновничества, если не считать оффициалов-итальянцев (ди Нигро, д'Аллегро и др.). Это существенное отличие от Византии, где торговля в крупных масштабах в значительной мере осуществлялась магнатами.

По нотариальным актам 1281 и 1289/90 гг. наличные капиталы греческих купцов не были велики[1468]. Суммы, инвестируемые греческими купцами в Трапезунде и купцами городов Южного Черноморья в Каффе, колебались от 125 до 500 каф. аспров и от 75 до 1232 коми., аспров. Их средняя величина по 8 сделкам — 405,25 аспра коми., или 20,26 ген. лир[1469]. Инвестиции же генуэзского купечества в торговлю Романии в период 1261–1408 гг. были значительно выше, в среднем 235 лир на 1 акт (359 лир для генуэзцев и от 79 до 124 — для жителей Ривьеры)[1470]. Однако эти цифры показывают прежде всего инвестиции в «дальнюю» торговлю, а цифры разовых сделок в черноморских портах могли быть меньше. Случайная выборка 8 актов Л. ди Самбучето за 1289/90 г. дает среднюю величину по генуэзской торговле в Каффе и Черноморье 3354,5 аспров коми., или 166,7 ген. лир[1471], что также значительно выше уровня инвестиций греческих купцов.

Таким образом, мы выдвигаем предположение, что масштабы торговли греческих купцов Южного Причерноморья значительно уступали в конце XIII в. масштабам генуэзского предпринимательства. Но в XV в. инвестиции греческих купцов возрастают (даже с учетом, девальвации аспра), составляя в среднем за период 1404–1436 гг. 2780,5 аспров коми[1472], а лишь одно греческое общество закупает зерно для генуэзской фактории в Самастро на сумму 24 032 каф. аспра[1473]. Появляются крупные греческие торговые общества, которые вели операции в портах Южного Причерноморья и за его пределами. Одно из них в 1400 г. инвестировало в. торговлю между Константинополем, Амисом, Синопом, и другими черноморскими портами 3600 перперов[1474], другое, созданное трапезундским купцом Саввой Angnisas и его сыновьями, получает широкие привилегии от генуэзцев по торговле в восточных факториях Генуи в течение 10 лет[1475], третье, как уже отмечалось, специализируется на торговле зерном между Западным и Южным Причерноморьем. Суммы, упоминаемые при взаимных расчетах в этих обществах, составляли тысячи аспров[1476]. Некоторые торговые общества состояли как из греков, так и из итальянцев[1477].

В номенклатуре товаров греческих купцов Южного Причерноморья явно преобладают местные продукты. Упоминаний о транзитных восточных товарах (специях, шелке) или о западноевропейских сукнах мало: все это в основном входило в сферу коммерческой деятельности итальянцев.

В торговле греков, как и итальянцев, широко использовались различные формы кредита. Акты А. ди Лонцо (1360/61 г.) содержат информацию о камбиях, используемых греками Трапезунда, Керасунта и Симиссо в Килии для перевода денег в Перу или Симиссо. Сумма камбиев — от 22,3 до 220 перперов[1478]. Средняя величина — 106,4 перпера (75,5 ген. лир), что ниже средних показателей по всей черноморской торговле. Однако в трех случаях из восьми получателями или предоставителями камбиев грекам были генуэзцы; технические основы оформления сделок также едины в итальянской и греческой практике. Греки из Трапезунда предоставляли займы генуэзцам[1479] и получали их от них[1480]. Трапезундский протонотарий Стефан Сгуропул в стихотворном энкомии Алексею II писал, что в практике торговли трапезундских купцов действовал принцип: не уплачивать долгов тем, у кого брали деньги под процент, если купеческий корабль терпел бедствие[1481]. Такой же принцип был принят и в итальянской торговле, в частности в комменде. Генуэзцы[1482] и венецианцы[1483] предоставляли грекам поручительства на ведение дел и взимание долгов. Все это — свидетельства тесной кооперации греков и итальянцев в коммерции.

Эти факты, однако, не могут затушевать того, что уровень греческих инвестиций был ниже, чем у итальянцев, что камбии также были на более скромные суммы и что случаев передачи греку комменды со стороны итальянцев нет вовсе. Кроме того, совместные операции подчас организовывались на неравноправной основе, были формой оплаты грекам за их услуги или за службу. Например, греческие матросы могли получить у генуэзцев зерно для торговли как гонорар натурой[1484]. Наем греков моряками и проводниками был распространенным явлением[1485]. Тесная кооперация греков и генуэзцев в Трапезунде нашла весьма своеобразное преломление в одном нотариальном акте, составленном в 1484 г. Некий Дж. ди Онцо, много лет живший в Трапезунде, без труда мог выставить в деле против компаньона «многочисленных… трапезундских греков», готовых дать лжесвидетельские показания[1486].

Взаимные торговые операции, наем на службу к генуэзцам способствовали усилению социальной мобильности греческого населения Южного Черноморья: мы все чаще встречаем выходцев из его городов в Каффе и других факториях. Массарии Каффы содержат многочисленные записи сумм штрафов, вносимых в Каффе за различные нарушения греками из Трапезунда и Керасунта, реже — Симиссо и Севастополя. В нескольких случаях они очень велики: 100 соммов должен был уплатить в 1423 г. некий Андроник Conarius из Трапезунда[1487]. К уплате 40 перперов в Пере был присужден Феодосий из Трапезунда, видимо, за уклонение от уплаты соляной габеллы[1488]. 1000 аспров Каффы должен был платить в 1385 г. в этом городе Феофилакт из Трапезунда[1489]. Однако более типичными были штрафы на суммы небольшие: от 40 до 100 каф. аспров[1490]. Большинство штрафов связано с торговой деятельностью нарушителей. Конкретные казусы, вызывавшие приговоры, в массариях не фиксировались. В некоторых случаях писец делает лишь помету о штрафе за неуплату налогов. Об ином нарушении находим сведения в массарии Каффы за 1459 г. Коста, грек из Трапезунда, слуга одного мусульманина, был оштрафован консулом Каффы на 500 аспров за обман покупателей, так как он пользовался нестандартной хлебной мерой[1491]. К штрафам греков приговаривали и на территории других генуэзских факторий, в том числе в самом Трапезунде, где генуэзский консул постановил взыскать с Георгия на Керасунта 3 сомма. Возможно, речь шла о «натурализованном» генуэзце[1492].

Поселяясь и натурализуясь в генуэзских факториях, греки нередко женились на итальянках, но чаще итальянцы брали в жены гречанок. Если в брак вступали служанки итальянских господ, они получали приданое от хозяев[1493]. Количество сведений о греках в итальянских факториях численно возрастает с конца XIV до середины XV в. При этом они не порывают связей с родиной, с религией и обычаями[1494]. Вести торговлю в генуэзских факториях и оставаться в них на жительство греков побуждала более льготная система коммеркиев, налаженные деловые связи с итальянскими партнерами.

Об условиях местной торговли греков в городах Южного Черноморья известно очень немногое[1495]. Предварительный анализ греческой конторской книги середины XIV в., проведенный П. Шрайнером, показал, что составитель книги был оптовым торговцем продуктами, который не вел посреднических операций. Среди его клиентов 110 греков, 10 турок, один еврей, два осевших на постоянное жительство латинянина, один, возможно, славянин по крови. В их числе нет иностранцев западноевропейского происхождения. В торговле широко использовался кредит мелким торговцам, возможно, зависящим от составителя книги, его «субподрядчикам»[1496], Хотя Шрайнер и делает вывод о том, что «уровень ведения счетов» греческого купца «не уступает уровню его итальянского коллеги»[1497], для него пока еще мало оснований: появившаяся уже в то время система двойной бухгалтерии и даже переходные к ней формы отсутствуют в греческой конторской книге. Книга показывает слабость проникновения итальянской торговли в сферу внутреннего товарообмена. Вероятно, на Понте, через территорию которого проходили пути международной торговли, степень этого проникновения могла быть глубже. Однако и там участие итальянского купечества в торговых операциях за пределами собственных факторий не зафиксировано в значительных масштабах.

Интенсивную торговлю в городах Понта вели и греческие монастыри. Один из них, Панагии Хрисокефалы, имел 21 лавку, доход от которых в 80-е годы XV в. исчислялся в 2608 акче[1498].

Предпринимательская деятельность греческого купечества на Понте не прекратилась с османским завоеванием. Среди имен судовладельцев и купцов Аккермана, Килии, Кефе в конце XV — начале XVI в. встречаются трапезундские греки[1499]. В 1482 г. греческий купец Константин вместе с армянином Акопом получает на откуп ком меркни в Самсуне и Синопе[1500].

Подведем некоторые итоги. Греческое купечество Южного Черноморья не было однородным, социально обособленным или замкнутым слоем. Большей активностью отличались купцы Трапезундской империи, чем Пафлагонии и Западного Кавказа. Но и торговля трапезундцев была значительно скромнее итальянской и ориентировалась в основном на торговые операции с местными товарами и экспорт зерна, соли, рыбы из Северного Причерноморья на юг. Греческое купечество перенимало коммерческий опыт генуэзцев и венецианцев, усиливало уровень кооперации и интеграции с ними. Греческие купцы оставались при этом младшими партнерами итальянцев, но именно они опосредовали международную коммерцию на внутренних рынках, подробная характеристика состояния дел на которых предельно» затруднена отсутствием адекватных источников.

§ 3. Торговля мусульманского купечества городов Южного Причерноморья

Торговля мусульманского, по преимуществу тюркского, купечества городов Южного Причерноморья изучена крайне недостаточно[1501]. Уделив некоторое внимание торговле евреев, армян, татар, черкесов и других в Пере, Каффе и на Хиосе, М. Балар ничего не говорит о торговле мусульман на Понте и в Пафлагонии[1502]. Между тем источники еще с X в. отмечают регулярное посещение мусульманскими купцами ярмарок в Трапезунде[1503], — то, что со времен первых халифов Трапезунд был центром посреднической торговли греков и мусульман[1504]. По сведениям Ибн Хаукаля, коммеркиарии Трапезунда получали большие поступления, так как город служил торговыми воротами для мусульманского купечества в Византию и именно через него шли на Восток знаменитая византийская парча, шелковые и драгоценные ткани, а также греческие ткани и одежды из льна и шерсти[1505]. Ибн ал-Атир отмечал большое торговое значение и другого города региона — Сиваса — в осуществлении связей купцов Иконийского султаната с Русью, кыпчаками, Крымом[1506]. По многочисленным свидетельствам современников, и в эпоху Великих Комнинов Трапезунд оставался важным центром торговли мусульманского купечества[1507].

В таблице XV отражены данные просопографической анкеты мусульманских купцов в городах Южного Причерноморья и тюркских коммерсантов самих этих городов. Как и в случае с греческими купцами, имеющиеся в нашем распоряжении источники показывают эту торговлю в значительной степени преломленной через призму каффинских материалов и каффинского направления торговли. Многие из зафиксированных мусульманских купцов занимались работорговлей, сведения о которой отмечаются в массариях Каффы в связи с уплатой налогов начиная с 1446 г.

Большинство мусульманских купцов были выходцами из Синопа и Самсуна. Мы предполагаем, что помимо 18 купцов, о которых прямо сказано в источнике, что они из Симиссо, значительная часть купцов, чье происхождение не указано (69 человек), также происходила из этого города, ибо именно с ним осуществлялись связи, зафиксированные в использованных для просопографической картотеки текстах. Кроме того, Самсун — второй после Каффы город, где чаще всего торговали мусульмане Черноморья, а также купцы османских городов Бруссы и Токата. Работорговля же мусульман была ориентирована прежде всего на Синоп. В таблице это прямо не отражено, но такие выводы могут быть сделаны на основе анализа маршрутов навигации[1508]. На третьем месте по посещаемости мусульманскими купцами стоял Трапезунд (7,5% посещений). Это немало, если учесть, что до 1461 г. город не имел собственного мусульманского населения и не вел широкой работорговли. Кроме того, если исключить Каффу, то на Трапезунд придется 18,4% посещений городов Южного Черноморья мусульманами, что, вероятно, близко к истинным пропорциям. Реже мусульманские купцы торговали в Самастро и Понтираклии — центрах генуэзско-византийской коммерции.

Среди мусульман, торгующих в регионе, преобладали жители Синопа, Самсуна, Токата, Бруссы и Каффы. Торговля их была сосредоточена в Каффе, Самсуне, Синопе, Трапезунде. Она активизировалась с 40-х годов XV в.

Мусульманские купцы из Персии и Тавриза не отправлялись далее Сиваса и Трапезунда. Поэтому их имена редко встречаются на страницах генуэзских источников и массарий. Четыре купца из Тавриза посетили Венецию в связи с торговым спором и с посольским; поручением. Несмотря на то, что персидские купцы нам почти неизвестны по именам, именно они были основными контрагентами итальянцев на Понте. Уже первый договор Венеции с ильханом Абу Саидом (1320) предусматривал прибытие в Персию караванов венецианских купцов и их специальную охрану в городах на всем пути следования[1509]. Для обеспечения безопасности венецианской торговли, соглашение устанавливало паритет в обмене караванами. Караван из Персии должен был прибывать в Трапезунд к сроку прихода туда венецианских галей «линии», и если венецианцы желали отправиться в Персию, то определенное число персидских купцов с товарами (определяемое венецианским байло с советниками) должно было оставаться в Трапезунде, в караван-сарае, вместо ушедших венецианцев, ручаясь своим имуществом за сохранность товаров купцов Республики св. Марка во владениях ильханов[1510]. Трудно сказать, насколько эти условия соблюдались впоследствии, но принцип синхронизации прибытия венецианских галей и караванов с Востока по возможности соблюдали. Договоры Венеции с Трапезундской империей также учитывали специфику караванной торговли. Она облагалась более льготными пошлинами, чем морская торговля. Оффиция Газарии также предусматривала меры по налаживанию этой торговли. Но в отличие от венецианцев генуэзцы стремились обеспечить свою безопасность не путем кооперирования с мусульманскими купцами, а путем обособления от них — устройства своих отдельных караванов, недопущения в них мусульман, централизованного найма помещений и тяглового скота[1511].

В XIV в. караванный путь связывал не только Тавриз и Султанию с Трапезундом. Аль Умари сообщал и о другом пути, по которому купцы из Египта и Сирии шли к Самсуну через бейлик Кавиа. То был ближайший путь к Каффе[1512]. Однако в XIV в. его значение было, по-видимому, ограничено. Зато через Западную Анатолию все в большей мере, особенно в XV в., направлялась, набирая силу, мусульманская работорговля.

Мусульманские купцы поддерживали деловые отношения с итальянцами. В конце XIII в. купцы из Синопа фрахтовали у генуэзцев суда для торговли рыбой из устья Кубани в Трапезунде и Симиссо[1513]. В XV в. Рамадан из Симиссо продал Бадоэру воск за 220 перперов[1514]; другие купцы этого города поставляли в Каффу зерно на большие суммы[1515]. Мусульманские купцы располагали немалыми капиталами. При ограблении генуэзцами турецкой гриппарии у одного из купцов обнаружили наличными 27 тыс. турецких аспров[1516]. Большие деньги вкладывались в работорговлю и торговлю тканями в Каффе. Суммы эти опосредованным образом отражены в значительных величинах уплаты налога массариям Каффы. Набиравшая силу торговля синопских купцов пережила османское завоевание. И в XVII в. Эвлия Челеби характеризует жителей Синопа в большинстве своем как торговцев, моряков и ремесленников[1517].

Хотя и не так часто, как в случае с греками, мусульмане кооперировались с итальянцами в ведении торговых дел. В 1274 г. в Сивасе генуэзцы заключают сделки в лавке и при участии «сарацина» Palvi Calazatai[1518]. Б 1351 г., в разгар войны с Венецией, генуэзские власти пытаются ограничить в фискальных целях активную торговлю «сарацин» из Турции в их владениях, разрешив вывоз рабов ими только из Каффы и только на генуэзских судах[1519]. Но в XV в. самостоятельная работорговля мусульман и в Каффе, и за ее пределами расцветает. Равным образом не оказались действенными и ограничения на создание генуэзско-мусульманских торговых обществ, кредитование торговли и тому подобные меры властей. В 1401 г. генуэзец д'Альбарио оказывается должником по совместной торговой операции с мусульманином из Синопа[1520]. В 1455 г. Юсуф из Синопа представляет в Каффе торговые интересы К. Каттанео[1521], а С. ди Гирибальдо, житель Синопа, оказывается владельцем четверти мусульманской гриппарии из Синопа и получает компенсацию при ее захвате генуэзцами[1522]. Итальянское предпринимательство таким образом и в этом случае вовлекало местных, тюркских, купцов в орбиту своей деятельности, хотя и менее активно, чем греков.

§ 4. Другие этнические группы купечества Южного Причерноморья

Армянское купечество участвовало в ежегодных ярмарках в Трапезунде как минимум с X в.[1523] В Трапезунде XIII–XV вв., проживало значительное количество армян. Возможно, они имели свой квартал в городе, но источники показывают их широкое расселение по всей его территории, особенно в восточной части[1524], а также в венецианской крепости (прежде всего принявшие натурализацию)[1525]. Армяне имели в Трапезунде своего епископа и церкви[1526], а в окрестностях города — несколько монастырей[1527]. Армянское население имелось и в других городах региона. Но число известных по именам купцов-армян меньше, чем греков и мусульман. Отчасти потому, что они почти не занимались широкомасштабной работорговлей, хорошо отраженной в массариях Каффы. Среди армянских купцов встречаются жители Трапезунда, Симиссо, Севастополя, реже Синопа. Средоточием их торговли были Каффа и Трапезунд (см. табл. XVI). Кроме того, нам известно более двух десятков армян на генуэзской военной службе. Главным образом это казаки Сам астро. Некоторые из них, выполняя поручение консула, доставляли в Самастро закупленные ими товары и продовольствие[1528].

По актам Л. ди Самбучето мы чаще, чем в случае с мусульманами, встречаем упоминания об армянских или армяно-генуэзских торговых обществах. Одно такое общество из 10 членов фрахтовало тариду для перевозки товаров из Каффы в Трапезунд[1529]; двое других армян-компаньонов фрахтуют у генуэзцев галею для доставки зерна в Трапезунд[1530], еще трое — лигнию для перевозки соли из Чиприко в Трапезунд[1531]. Один из этих троих участвует в другом обществе совместно с братом и армянином из Солгата, доставляя соль по контракту с генуэзцами из Каффы в Трапезунд[1532]. Армяне берут у итальянцев камбии[1533], фрахтуют суда, поставляют некоторые товары, например воск, из Трапезунда в Константинополь[1534]. Естественным следствием таких отношений было сначала вступление в совместные с итальянцами торговые общества, а затем и натурализация в итальянских, факториях части армянского купечества. Крайний случай мы обнаруживаем в документе Сената. Венецианский гражданин (civis) Абраам Антерон, проживавший в венецианском замке в Трапезунде, добился разрешения для себя и еще для 80 армянских семейств из Трапезунда, Севастии и «Турции» переселиться на Крит или Негропонт[1535]. Часто трапезундские армяне натурализовывались и в генуэзской фактории Трапезунда[1536]. Нередко это были состоятельные люди. Имущество одного из них, умершего в Трапезунде, оценивалось не менее чем в 80 соммов серебра[1537]. Массовая натурализация армян указывает на высокую степень их интергрированности в систему итальянского предпринимательства на Черном море. Армянское предпринимательство, как и мусульманское, развивалось, видимо, поступательно. В 1482 г. армянский купец Якуб Тебризоглу приобрел у султана право на сбор всех коммеркиев в Самсуне и Синопе[1538], что мог сделать только человек с большим капиталом.

В черноморской торговле участвовали и купцы еврейского происхождения. Некоторые из них известны как работорговцы[1539], другие — как ростовщики[1540] и откупщики габелл в генуэзских факториях, главным образом в Севастополе[1541]. Евреи выступали доверенными лицами купцов-мусульман[1542], фрахтовали суда у генуэзцев для торговли солью Чиприко-Синоп[1543], служили социями в генуэзских факториях[1544]. Среди 10 известных по именам еврейских торговцев Южного Причерноморья 4 — выходцы из Севастополя, где была значительная еврейская колония.

Реже встречаются упоминания купцов закавказского (абхазского, мегрельского) происхождения. Мингрел по имени Георгий из Севастополя был партнером Бадоэра[1545]. Aodich из Севастополя купил на распродаже в Каффе ткани на скромную сумму, — 7 аспров[1546]. Вряд ли это купец, скорее человек на службе в генуэзских факториях. Среди таких лиц известны жители Севастополя: авасг, соций Самастро с окладом 150 аспров в месяц[1547], мингрел Иоанн, казак Самастро[1548], авасг Otorogius[1549]. Служба в Самастро и Каффе не препятствовала ведению скромной торговли.

Итак, почти все этнические группы и разные социальные категории населения Южного Причерноморья в той или иной степени участвовали в коммерции, вступая в разнообразные отношения с итальянскими предпринимателями. Степень торговой кооперации растет к XV в. и является наиболее высокой у греков и армян. О купцах Западного Кавказа, напротив, мы имеем единичные сведения. По имеющимся пока материалам, их роль была скромной.