Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII–XV вв.

Глава V. Торговая политика итальянских морских республик в Южном Причерноморье

Успехи коммерческой деятельности генуэзцев и венецианцев в немалой степени обеспечивались и поддерживались эффективной торговой политикой, проводимой патрициатом обеих республик. С другой стороны, сама эта политика, ее инструменты и методы четко характеризуют состояние торговли в регионе, цели и задачи, осуществления которых добивались итальянские предприниматели. В данной главе нас будет интересовать не история взаимоотношений Венеции и Генуи с государствами Южного Причерноморья[1550] а именно сами принципы и приемы экономической политики, ее специфика.

Венецианское купечество четко формулировало свои требования к обеспечению условий торговли в поручении, данном послу, направленному в Трапезунд в 1396 г. после длительного перерыва прямых торговых связей. Это было соблюдение двух принципов: безопасности и прибыльности торговли, с предоставлением гарантий того и другого местными властями[1551]. Способы обеспечения таких условий, в равной мере основополагающих как для Венеции, так и для Генуи, были разнообразными и зависели от конкретных обстоятельств. Но само понятие «прибыльности» (или «выгодности») было чрезвычайно широким и могло вступать в противоречие с принципом «безопасности». Кроме того, выгодность в своем предельном выражении означала установление торговых монополий, к которым стремились обе республики, что и порождало глубокие конфликты между ними, с одно из стороны, и между ними и Византией, а затем и Турцией — с другой.

Для Венеции торговая и колониальная политика была почти исключительно прерогативой государства, в то время как для Генуи она в значительной мере была сферой деятельности частных лиц, купеческих компаний, и объединений, маон, компере, Банка Сан Джорджо (с 1407 г.), альберги нобилей, властей факторий, прежде всего Каффы, при сохранении у государства и его магистратур функций контроля и правового оформления[1552]. Такие различия объясняются многими историческими обстоятельствами: консолидированностью венецианского патрициата, уже на раннем этапе своей истории подчинившего себе как землевладельческую знать, так и нижестоящие купеческие и ремесленные слои городского населения, и, напротив, разнородностью, социальной пестротой генуэзской олигархической верхушки и вместе с тем ее длительной «открытостью»[1553]. Общим (но отнюдь не объединяющим!) для этой верхушки было занятие торгово-предпринимательской деятельностью. Не случайно Г. Айральди отметила, что «деловой человек есть та фигура, на которой строится генуэзская социальная пирамида»[1554]. Эти деловые люди, проникнутые духом индивидуализма и объединенные в родственные кланы и компании, нередко на свой страх и риск вершили генуэзскую «политику».

В течение всего изучаемого периода Венеция стремилась к тому, чтобы обеспечить максимально легкий доступ к портам, являвшимся источниками поступления дорогих восточных товаров и открывавшим путь на восточные рынки. Венеция пыталась создавать наиболее благоприятные условия для пребывания там своих купцов, либо захватывая или приобретая но договору эти порты, либо заключая выгодные соглашения с местными правителями. Она стремилась к снижению коммерческих расходов, включая местные налоги, к закреплению и обеспечению привилегий и иммунитетов. Наконец, Венеция стремилась обеспечить безопасность морских и сухопутных путей, укрепляя сами системы судоходства и создавая опорные пункты на всем пути следования[1555].

Венецианская купеческая олигархия превосходно осознавала значение черноморской торговли. «В тех районах, — гласит постановление Сената от 30 декабря 1343 г., — (наши) купцы извлекают самую большую выгоду и прибыль, так как там — целый источник товаров…»[1556]. Приостановка этой торговли болезненно отзывается на венецианской экономике. «Закрытие» Таны немедленно ведет к поискам альтернативных портов в Крыму (Провато) и Южном Причерноморье[1557]. Упадок торговли в Трапезунде венецианцы стремятся компенсировать увеличением товарооборота Таны[1558].

Основные направления генуэзской торговой политики отчасти совпадали, отчасти отличались от венецианских. Совпадала прежде всего оценка жизненной важности торговли и навигации для самого существования Республики. В одном из документов 70-х годов XV в. генуэзский автор заключает: «Только навигация может нас поддерживать: (необходимо, чтобы мы часто посещали другие страны, без торговли с которыми мы не можем жить»[1559]. Но Генуя стремилась не к созданию компактного колониального домена, а к упрочению системы опорных пунктов, факторий и фондако, к открытию новых рынков[1560]. В подвластных им городах Причерноморья и Эгеиды генуэзцы не составляли большинства, а нередко и просто значительного процента населения. Создаваемую генуэзцами систему Дж. Пистарино назвал сообществом, федерацией (Commonwealth), но не колониальной империей[1561]. Члены этого сообщества подчас вступали в конфликт с метрополией. Ориентация как на торговлю ценными транзитными товарами, предметами роскоши, так и на извлечение прибыли из торговли товарами широкого потребления местного производства ведет генуэзцев к цели прочнее утвердиться на внутренних рынках, обеспечить торговую монополию· не только на определенные категории товаров и маршруты торговли, но и на все коммерческие операции в регионе, опираясь на свои форпосты — Каффу и Перу. Но при этом, как справедливо заметил В. И. Рутенбург, «Запад и Восток нужны были Генуе одновременно»[1562], как две стороны единого процесса товарообмена.

Стремясь освоить местные рынки, нестесненно оперировать большими средствами, переводя их быстро в нужные пункты, создавать монополии, Генуя неминуемо сталкивалась с сопротивлением Венеции и должна была бороться за устранение ее как торгово-политической силы в Причерноморье, вытеснение ее из портов бассейна, особенно Таны, за превращение Каффы в обязательный торгово-распределительный центр, через который должен был проходить весь поток черноморских товаров[1563]. Именно борьба за монополию в Причерноморье была основной причиной многочисленных конфликтов двух республик между серединой XIII и XVI в.[1564] Итог этой борьбы был точно определен К. Марксом: «… пока Венеция под покровительством католических королей монополизировала торговлю Морей, Кипра, Египта, Малой Азии и т. д., генуэзцы, под покровительством греческих императоров, почти монополизировали торговлю Константинополя и Черного моря»[1565]. «Почти» употреблено Марксом не случайно: полной монополии генуэзцам все же не удалось достигнуть.

Главные перемены в пользу Генуи произошли после Нимфейского договора с Михаилом VIII Палеологом в 1261 г. С 70-х годов XIII в. до середины XIV столетия генуэзцы уже смогли сосредоточить в своих руках основные потоки товаров как транзитной, так и внутричерноморской торговли[1566]. Уже тогда, по мнению Пахимера, генуэзцы превзошли венецианцев и по богатству, и по оснащенности торговли. Уже тогда, пользуясь привилегиями и хорошо налаженной всепогодной навигацией не столько галей, сколько небольших парусно-гребных судов, тарид, генуэзцы закрыли ромеям (византийцам) пути морской торговли[1567]. И хотя в утверждении византийского автора есть доля преувеличения (византийцы, хотя и в ограниченных масштабах, продолжали участвовать в черноморской торговле и даже, как показала А. Лайу, в первой половине XIV в. укрепили свои позиции[1568], а генуэзцы использовали не только тариды, но и навы и другие типы кораблей), суть процесса схвачена им верно.

В системе приоритетов генуэзских предпринимателей на первом месте стояло овладение ключевыми портами, источниками поступления товаров, а также обеспечение свободы судоходства. К середине XIV в. преобладание генуэзцев становилось явным. Однако их попытки контролировать всю черноморскую торговлю, по мнению М. Балара, ознаменовались успехом лишь в течение нескольких десятилетий между концом XIV и началом XV в.[1569] В первой половине XV в. происходит раздел сфер влияния между Венецией и Генуей, в результате которого (таков был итог Кьоджской войны) Черноморье оказывается в генуэзской сфере. И если суждение Ж. Эрса о том, что к 1453 г. Черное море «по меньшей мере с экономической точки зрения представляло генуэзское озеро»[1570], излишне категорично, очевидно то, что генуэзцы создали собственную привилегированную торговую зону: их монополия была почти абсолютной в Северном Причерноморье, но относительной — в Южном. При незначительности генуэзских колонистов экономический и политический контроль над этими зонами мог осуществляться лишь при сотрудничестве с верхушкой местного населения причерноморских городов.

Так или иначе борьба Генуи и Венеции втягивала и государства Южного Черноморья в разворачивавшиеся события. Еще во время II генуэзско-венецианской войны (1294–1299) Трапезундская империя скорее всего поддерживала Венецию, когда ее флот в 1296 г. под командой Дж. Соранцо захватил Каффу[1571]. В 1327 г. генуэзцы в свою очередь напали на венецианских купцов, возвращавшихся из Трапезунда[1572]. Таких примеров было немало. Но пик борьбы Генуи и Венеции за преобладание в Южном Черноморье пришелся на 40–60-е годы XIV в. В 1341 г., в разгар гражданской войны в Трапезундской империи, нападение туркменских племен на Трапезунд вызвало пожар и уничтожение венецианского караван-сарая. Наряду с гибелью венецианской фактории победа феодальной группировки Схолариев — Доранитов также способствовала усилению влияния генуэзцев на Понте[1573]. Падение Таны в 1343 г. привело к общему кризису черноморской торговли как Венеции, так и Генуи. Поэтому, несмотря на явное преобладание, которое было в те годы у генуэзцев, на первых порах обе республики искали союза, чтобы противостоять опасности со стороны татар и туркменов. 18 июля 1344 г. был заключен договор о совместных действиях против татар, а также об урегулировании взаимных претензий[1574]. В рамках этого договора и соглашения от 22 июля 1345 г. правительства обеих республик пытались решить противоречия в Трапезунде, где генуэзцы препятствовали венецианцам строить и укреплять свой караван-сарай близ генуэзской фактории[1575]. Однако, пойдя на компромисс, разрешив венецианцам продолжать строительство и предписав генуэзцам в Трапезунде проявлять сдержанность, генуэзский дож рассматривал территорию, на которой венецианцы возводили строения, как принадлежащую по договорам с трапезундскими василевсами генуэзской коммуне[1576]. Венецианцы не· признавали этого, и здесь уже виделось начало будущего конфликта. Отношения осложнились еще более, когда венецианцы пытались в обход договора с Генуей наладить сепаратные отношения с татарами и утвердиться в их владениях[1577]. Флорентийский хронист Маттео Виллани точно указал на мотивы действия венецианцев: в Тане они приобретали специи и другие восточные товары дешевле, чем они обходились (из-за дополнительных транспортных и иных расходов) генуэзцам в Каффе. Венецианцы стремились использовать это в конкурентной борьбе с противником. Кроме того, они не желали зависеть от генуэзцев в том случае, если бы, как предусматривалось договором, вся торговля специями проходила через Каффу. Поэтому венецианцы и отвергли предложения генуэзцев о совместной торговой блокаде «империи Джанибека»[1578].

Генуэзцы, в свою очередь, пользуясь ослаблением противника, предпринимали сначала тайные, а потом и явные попытки вытеснить его из акватории «Великого моря». Черная смерть (1347–1349), значительно сократившая население как черноморских областей, так и итальянских республик, лишь незначительно оттянула кризис. Генуэзцы решили начать борьбу с нажима на Византию и Трапезундскую империю. В 1348/49 гг. им удалось нанести поражение Великим Комнинам, добившись благоприятного мирного договора[1579]. Приобретение генуэзцами Хиоса также укрепило позиции Лигурийской республики. Наступил черед Византии. Столкновение генуэзской Перы с Иоанном VI в 1348/49 гг. послужило предлогом для широкомасштабного военного конфликта, в который оказались втянутыми Венеция, Арагон и турки — на стороне Византии. Конфликт перерос в генуэзско-венецианскую войну (1350–1355)[1580]. В ряду ее главнейших причин была политика Генуи, натравленная на установление полного контроля над черноморской торговлей, обложение налогом, по своему усмотрению, венецианских купцов[1581]. Середина XIV в., по определению генуэзского дожа Р. Адорно, была началом «генуэзской опеки» над Причерноморьем[1582]. Не случайно именно под 1350 г. Марино Санудо записал, что генуэзцы, «движимые гордыней, не желали, чтобы венецианцы более плавали в море Таны, как всегда это делали»[1583]. Еще никогда генуэзцы не были так близки к щели, как в 1349/50 г.: их действия в Тане, Трапезунде и Константинополе были успешными и осуществлялись по единому замыслу: изгнать Венецию из Причерноморья. Нападения на венецианцев в генуэзских факториях, захват их в плен в Каффе, стремление не пропускать венецианские суда в Азовское море, фискальные притеснения венецианских купцов, нарушившие даже навигацию конвоев вооруженных галей «линии», отмечены в конце 1349–1350 гг.[1584] 6 августа 1350 г. венецианский Сенат объявил войну Генуе. Она началась отправкой венецианского флота в 35 галей под командой Марко Рудзини в Эгеиду и к Пере. Война затронула и Черное море. Упомянутая эскадра Рудзини захватывала там генуэзские суда с товарами[1585]. В 1352 г. венецианские галей напали на генуэзские суда, стоявшие в Трапезунде. Последние были сожжены, причем трапезундская сторона сохранила нейтралитет[1586]. Возможно, венецианские суда, находившиеся в Трапезунде, были частью эскадры, принявшей кровопролитный бой с генуэзцами в водах Босфора 13 февраля 1352 г.[1587] После этого сражения Византия вышла из войны, подписав с Генуей; 6 мая 1352 г. выгодный для Лигурийской республики: договор. В числе его статей была одна, распространявшая на византийцев запрет плавать на их судах в Тану и Азовское море, когда туда не плавали генуэзские суда. В каждом случае снаряжения греческих судов в Тану византийский император должен был добиваться согласия на это генуэзского дожа[1588]. И хотя эта статья рассматривалась как временная, принятая в годы войны, она существенно сдерживала греческое мореплавание в Черном море и в последующие годы. Но в 1355 г. ограничения на навигацию в Тану и Азовское море были предусмотрены как для венецианцев, так и для генуэзцев на 3 года, после чего они снимались[1589]. В те годы, когда действовало ограничение, посредниками для венецианских купцов выступали их греческие компаньоны, которые и ранее плавали в Тану несмотря на условия договора 1352 г.[1590]

Окончание войны не привело к устранению споров в Южном Причерноморье, равно как не решило и всей проблемы в пользу одной из сторон. Был достигнут лишь временный компромисс. Враждебные действия генуэзцев, главным образом по отношению к венецианской Тане, отмечаются в 1360 и 1362 гг.[1591] Хрисовул Алексея III Великого Комнина венецианцам (1364), возобновление после долгого перерыва венецианской торговли в Трапезунде наряду с территориальными спорами[1592] привели к столкновению глав двух факторий и в Трапезунде в апреле 1365 г. в присутствии императора[1593]. Представление по этому поводу было сделано венецианцами генуэзскому дожу, который дал ответ, удовлетворивший венецианцев[1594]. С размежеванием факторий и получением венецианцами нового участка для поселения (1367) территориальные споры между республиками в Трапезунде были урегулированы[1595].

Если в 40–50-е годы XIV в. генуэзцы ставили задачу вытеснить венецианцев из Черного моря вообще и Азовского в первую очередь, то в 60-е годы XIV в. спор носил локальный характер. А после того как он был решен договорами сторон с Трапезундской империей в 1349 и 1367 гг. и особенно после Кьоджской войны (1378–1381), почвы для глубоких противоречий собственно в понтийском регионе не было. Последующие столкновения носили эпизодический характер[1596]. Сдерживающим фактором был рост османской угрозы[1597]. В первой половине XV в. как генуэзцы, так и венецианцы стремились соблюдать с османами хорошие отношения. По договору с турками в 1403 г. замки генуэзцев на Черном море не должны были платить дани османам. Турецкие порты были открыты для экспорта зерна. Османы обязывались возвращать генуэзских рабов республике[1598]. Так как право марки отменялось, турки должны были возвращать имущество купцов, потерпевших кораблекрушение у их берегов, владельцам. Генуэзцы не платили коммеркиев в турецких портах, в том числе в Карпи, как другие западноевропейцы[1599]. Генуэзцам удалось также добиться разрешения султана укрепить те фактории, которые находились на турецкой территории, например Симиссо (1424). Свои отношения с османами как до, так и после 1461 г. генуэзцы строили на принципах максимальной аккомодации к новым условиям турецкого господства, стремясь путем договоров, а также и сотрудничества уберечь собственные интересы и отстоять свои фактории[1600]. И Венеция до 1453 г. в целом следовала той же политике, но она не имела факторий на османской территории в черноморском регионе и менее соприкасалась там с турками. В глазах венецианцев до 1453 г. османская экспансия имела двоякие последствия. С одной стороны, венецианцы не могли не видеть грядущей угрозы и их владениям, с другой — надеялись на ослабление соперников. Они торговали в турецких портах Эгеиды и упрочили там свои позиции[1601]. Но в 60—70-е годы XV в. в отношениях Венеции и Турции преобладала враждебность: шла борьба за судьбы венецианского домена в Восточном Средиземноморье.

Как уже отмечалось, османские завоевания не привели к прекращению итальянской торговли на Понте. Мнение В. Гейда, М. Зильбершмидта и других ученых XIX — начала XX в. о том, что 1461 год уничтожил итальянскую коммерцию и сами фактории на Понте[1602], теперь решительно пересмотрено[1603]. Но столь же очевидно, что три османских удара: Константинополь (1453), Южное Причерноморье (1461), Каффа (1475) привели к резкому сокращению торговли, ее деградации и дестабилизации. В период между 1453. и 1475 гг. объем всей международной торговли Генуи сократился по меньшей мере на треть по сравнению с первой половиной XIV в.[1604] К 1482 г. поворот генуэзской торговли на Запад уже совершился[1605].

Но если с 1453 г. османская проблема выдвигается на первый план как для Генуи, так и для Венеции, то в предшествующий период их внимание в не меньшей степени было обращено на взаимоотношения с местными правителями. С Трапезундской империей они были основаны на пожалованиях хрисовулов, где оговаривались права и обязанности сторон, с правителями Синопа и Кастамона они были неустойчивыми, а до середины XIV в. и прямо враждебными. Затем с основанием фактории на территории эмирата они приобретают более регулярный характер. Методы политики итальянских республик были разными, но главная цель заключалась в поддержании привилегий и благоприятных условий коммерции. Суть привилегий хорошо прослеживается по договорам Венеции с Трапезундской империей[1606]. Это — право свободного проезда через территорию империи, охраны личности и имущества купцов, право (при условии уплаты коммеркиев) совершать любые торговые операции, иметь собственные меры и своих торговых маклеров, право на определенную территорию для устройства фактории, возведения церкви и строений, на избрание собственного байло или консула с полномочиями, как у всех подобных оффициалов на Леванте, право на то, чтобы суд над венецианцами вершил только байло и венецианские судебные чиновники, право на совместную стоянку трапезундских и венецианских судов в порту столицы империи. К изначально полученным в 1319 г. привилегиям делались затем некоторые добавления и уточнения: например, гарантии защиты от вероятных противников (генуэзцев), от произвола местных чиновников и архонтов, от незаконных поборов, предоставление права на строительство укреплений. Вместе с тем хрисовулы предусматривали ответственность венецианского байло за неуплату коммеркиев и утайку товаров венецианцами, признание верховной власти трапезундских императоров. Но и вина за ограбление венецианских купцов на территории империи и даже за ее пределами, по пути в Тавриз, если в путь отправлялись по совету императора, возлагалась на него, с требованиями компенсировать ущерб[1607].

В политике Венеции и Генуи можно выделить несколько направлений, призванных обеспечить фискальные преимущества для своих граждан. Первое — борьба за отмену или снижение коммеркиев. Отменить коммерции в Трапезундской империи итальянцы не смогли, но они добились их редукции почти вдвое, до 2% по основному виду обложения[1608]. Второе — требование возмещения убытков, произошедших из-за произвольного (или квалифицированного как незаконное) повышения налогов, а также возвращения имущества купцов, конфискованного за отказ платить такие налоги[1609]. Третье — попытка добиться передачи части трапезундских коммеркиев итальянским факториям в Трапезунде для покрытия их расходов или компенсации ущерба[1610]. Четвертое — стремление обеспечить наиболее выгодные условия взимания налога (ликвидация злоупотреблений коммеркиариев, запрет им заниматься торговлей и использовать для этого свой пост)[1611]. Пятое — обеспечение наиболее благоприятных эталонных мер при исчислении налогов. Например, введенная в 1366 г. в Трапезунде мера (gabanum sive pondus) оказалась выгодной для венецианских купцов. Поэтому Сенат поручил послу добиться ее закрепления в качестве постоянной для венецианских товаров. На средства венецианской коммуны посол должен был изготовить два образца-эталона gabana для представления их главам высших венецианских магистратур[1612]. По многим из указанных направлений и Венеция, и Генуя добились важных уступок правительства Трапезундской империи.

Однако установленные «права и свободы» нередко нарушались. Типичным нарушением были конфискации и вымогательства, повышения налогов, трудность доступа байло к императору для принесения жалоб, нарушения судебного иммунитета, отсутствие у венецианцев своих сансеров[1613]. Обычно первым шагом венецианской администрации по устранению нарушений были письма с увещеваниями императору. Если они не имели эффекта, переходили к специальным переговорам, мандат на ведение которых давался байло или послу[1614]. Переговорам предшествовало тщательное обсуждение инцидента комиссией «мудрых» Сената, выработка плана действий, затем утвержденного Сенатом в целом[1615]. Послу вручали копии договоров; он должен был также тщательно изучить ситуацию на месте и ознакомиться с документами баюльства, прежде чем начать переговоры[1616]. Предусматривались и ассигнования на подарки императору и высшим чинам империи, а иногда (впрочем, нечасто) и на подкуп последних[1617]. Дары делились на традиционные, которые ежегодно вручали императору при прибытии караванов галей (их отсутствие было чревато конфликтами и фискальными осложнениями[1618]), по случаю коронаций, бракосочетаний членов императорской фамилии, других торжеств[1619], и специальные посольские[1620] как императору, так и придворным[1621]. В последнем случае это было способом склонить влиятельных государственных мужей к принятию выгодных для венецианцев условий. В целом суммы даров не превышали 250 дукатов. К тому же байло, вступавший в должность, получал от василевса коня в качестве «обратного» дара. Рачительная Синьория рассматривала его как собственность коммуны[1622].

Иногда венецианская коммуна вознаграждала трапезундских оффициалов за их помощь, как это было в 1334 г., когда трапезундский протовестиарий способствовал освобождению из плена в Тавризе венецианского посла и купцов. В качестве обещанного гонорара Сенат постановил выплатить протовестиарию от 10 до 15 лир гроссов, по усмотрению байло[1623]. Здесь направлением венецианской политики было привлечение местных оффициалов в качестве посредников для «наведения мостов» восточной торговли. О том же просили и императоров. Трапезундские государи информировали венецианцев о положении дел на Востоке; к их посредничеству венецианцы стремились прибегать, чтобы сообщать в Тавриз и Наран о прибытии галей с товарами в Трапезунд[1624]. Венеция была верна традиции использовать местное купечество и власти государств Южного Черноморья как проводников венецианской торговли в регионе. Подобным же образом действовали и генуэзцы, ведя переговоры с правителем Самсуна в Трапезунде[1625].

Вернемся, однако, к методам итальянской торговой политики в Трапезунде. В том случае, если переговоры не приводили к успеху, а речь шла о финансовых спорах (долгах, репарациях и т. п.), могли использоваться экономические санкции, главным образом повышение таможенных тарифов на греческие товары в факториях Северного Причерноморья. Это делали в основном в середине XV в., когда методы военного давления были либо неэффективны, либо опасны ввиду османской угрозы. К ним чаще прибегали генуэзцы, чем венецианцы[1626].

Более радикальной мерой была угроза бойкота торговли и эвакуации купцов фактории. Генуя применяла такие угрозы по отношению к Кипру в 1298, 1364, 1372 гг., Венеция — в 1325, 1374, 1401, 1404 гг. Венеция с успехом осуществляла торговый бойкот Эгейских эмиратов, принуждая их принять свои условия[1627]. Такие же угрозы применялись и к Трапезундской империи, главным образом в преддверии войн, когда морские республики склонялись к решительным действиям. Меры бойкота не были простой угрозой. Это был реальный и серьезный инструмент давления. Эвакуация населения фактории чаще всего означала подготовку вооруженного вмешательства. Венецианцы предпринимали такие меры в 1375–1376 гг.[1628], генуэзцы — в 1304 г.[1629] В обоих случаях следствием были войны.

Вооруженные конфликты были крайним, но нередким способом решения споров между итальянскими республиками и черноморскими государствами. При значительной мобилизации сил и средств Генуя и Венеция одерживали победы над Трапезундской империей или Синопским эмиратом, но использовать результаты военных успехов им удавалось значительно реже. Чаще всего урегулирование происходило на основе компромиссов, а смелые планы, например, заменить трапезундского василевса венецианским «ректором», при согласии местных «баронов» (1376), оказались нереальными.

Иногда утверждается, что многие конфликты генуэзцев с трапезундской администрацией из-за стремления первых к налоговой свободе, приводившие к антигенуэзским («ксенофобским») народным движениям в Трапезунде, фактически сводили к нулю процветание фактории[1630]. На наш взгляд, это не так. Главной причиной упадка факторий было их экономическое положение, состояние международной и региональной торговли. Именно экономический кризис обострял борьбу за коммеркии, приводил к углублению существовавших противоречий. С другой стороны, конфликты отличались остротой и в начальный период обоснования итальянцев на Понте, когда те стремились добиться максимальных привилегий.

Торговую политику итальянских морских республик необходимо рассматривать опосредованно, применительно к разным слоям местного населения. Она была ориентирована на включение в общую торговую систему купечества городов Понта, сотрудничество с ним (что не исключало и конкуренции), на стабилизацию деловых отношений с правящей верхушкой на договорной основе, при разделе с ней части торговых доходов через систему коммеркиев (что также проходило не без борьбы), на эксплуатацию труда городского дима, постоянно враждебного итальянцам и готового на выступление против них (что усугублялось религиозной рознью). Наконец, мы сталкиваемся почти с полным отсутствием связей итальянцев с крестьянством Южного Черноморья: торговая активность венецианцев и генуэзцев не проникала глубоко в аграрную периферию. Посредническую функцию продолжали осуществлять местные, греческие купцы[1631].

Механизм отношений с мусульманскими правителями оставался в принципе тем же, что и с Трапезундской империей. Правители Синопа[1632] и Самсуна[1633] получали традиционные дары от генуэзцев, имевших там фактории. Правда, это были уже не колокола, а наличные деньги, ткани и меха. Дары преследовали те же цели: обеспечить охрану личности и товаров итальянцев, а также благоприятные условия торговли и право строить укрепления. Размеры этих даров, чаще всего делавшихся властями Каффы, были скромнее венецианских подношений трапезундскому императору и колебались от 10 до 17 соммов. В случае конфликтов, особенно по отношению к Синопу в первой половине XIV в. и к Самсуну в 20-е годы XV в., применялись бойкот и запрет захода генуэзских судов в эти порты[1634].

Важнейшим элементом торговой политики Венеции и Генуи в Причерноморье, как и в Латинской Романии вообще, была натурализация (предоставление местным жителям ряда прав и привилегий, которыми располагали граждане итальянских морских республик). Она отражала определенную степень интегрированности итальянского и местного купечества. Для морских республик она была реальной возможностью расширить социальную базу в городах и факториях, где наряду с итальянским купечеством проживали местные жители. Натурализация была средством укрепить факторию, обеспечить ей поддержку части местного населения, наладить снабжение ее местными товарами, более тесно связать международную и внутреннюю торговлю. Она позволяла также увеличить поступления в казну венецианских и генуэзских консульств и баюлатов[1635]. С другой, стороны, натурализация была порождена стремлением части горожан Южного Черноморья использовать защиту и опеку иностранцев для более выгодного ведения торговли, помещения капиталов, обеспечения фискальных привилегий, какими обладали итальянцы.

То, что итальянское население было в подавляющем: меньшинстве в факториях, тревожило власти как Венеции, так и Генуи и порождало обоснованную тревогу за судьбу и обороноспособность поселений, отстоящих: на тысячи миль от Италии и находившихся нередко во· враждебном окружении. Большой Совет Венеции в одном из постановлений отметил угрозу венецианским интересам «propter paucitatem nostrorum» в Тане и Трапезунде[1636]. Генуэзский Статут 1363 г. также прямо указывает на то, что во многих местах Газарии, «империи Романии» и других генуэзских владениях — лишь небольшое число собственно генуэзцев[1637]. Выход искали в предоставлении местным жителям прав и привилегий венецианцев и генуэзцев. При этом предоставление натурализации Венецией и Генуей существенно различалось.

В Генуе лицо, желавшее стать гражданином Республики, немедленно получало все привилегии гражданства при условии принятия на себя всех соответствующих обязанностей, прежде всего по уплате налогов. Эта же практика была распространена и на генуэзские фактории[1638].

Венецианское гражданство предоставлялось двумя способами: 1) по рождению, при условии его законности, наличия трех поколений предков, проживавших в Венеции и не занимавшихся ручным трудом. Это было гражданство originaria, 2) путем приобретения per gratiam. Последнее давалось иммигрантам, имевшим в Венеции свои дома, если они не занимались ручным трудом. 15 лет такого пребывания в Венеции давало право на получение полугражданства, (de intus), когда его обладатель мог избираться на некоторые, не очень значительные административные посты, а также заниматься внутренней торговлей и ремеслами. После 25 лет пребывания в городе могло быть предоставлено гражданство de intus et extra, которое давало право вести, как и коренные венецианцы, широкую международную торговлю, уплачивая причитающиеся пошлины. Родившиеся в Венеции иностранцы по закону 1313 г. получали гражданство de intus через 12 лет проживания в городе, a de intus et extra — через 18 лет[1639]. Черная смерть 1348 г. и тяжелые последствия Кьоджской войны временно снижали этот установленный ценз. В 1348 г., например, он был сокращен для иностранцев, проживавших в Венеции, соответственно до двух (de intus) и 10 (de intus et extra) лет, a в 1382 г. — до 8 и 15 лет[1640]. С 1407 г. было закреплено правило, что гражданство de intus давал также брак с венецианцем (венецианкой)[1641].

В венецианских факториях и колониях ситуация была более сложной. Первоначально там четко различали венецианских граждан и подданных республики. Венецианское гражданство в собственном смысле слова редко давалось представителям местного населения, притом почти исключительно грекам. Натурализация была предоставлением не гражданства, даже неполного, а лишь покровительства и ряда юридических прав[1642]. Натурализованные венецианцы были автохтонным населением, но не подданными Республики. Натурализация практиковалась в факториях, на территории, не подвластной Венеции. Натурализованные именовались иногда «белыми» венецианцами, иногда — fideles («верными») или pro cive nostro, pro nostro Veneto[1643], forenses facti Veneti per privilegium[1644]. Натурализованные властями Лигурийской республики также назывались «белыми»[1645] генуэзцами. Их отличали от исконных граждан и чаще обозначали «qui pro Ianuensi distringatur seu appelatur[1646]; qui se tractabat pro Ianuense»[1647], «qui de beneficio Ianuen,sium gaudet»[1648] или соответствующими вариантами этих обозначений. Возможно, между собственно натурализованными и «пользующимися привилегиями генуэзцев» есть определенное различие, но оно отражено в источниках лишь терминологически. В обращении Попечителей Банка Сан Джорджо к жителям Трапезунда упомянуты, однако, лишь генуэзцы и beneficio Januensium gaudentes in Trapezundis[1649] (пользующиеся привилегией генуэзцев в Трапезунде), в число последних по контексту включены и натурализованные лица.

Генуэзская Оффиция Газарии предусматривала возможность натурализации консулом и его советом лиц, проживающих на территории соответствующей фактории (срок их проживания не указан) и плативших генуэзские коммеркии. Доказательством их натурализации служили квитанции об уплате таких коммеркиев. генуэзским властям[1650], в то время как генуэзское гражданство удостоверялось присягой 2–3 генуэзских граждан, выступавших в роли свидетелей[1651]. Возможность натурализации лиц, не проживавших в генуэзских колониях или факториях, сильно ограничивалась[1652].

За определенное правонарушение лицо могло быть лишено привилегий натурализации. Постановление Оффиции Газарии предусматривало такую меру для слуг генуэзских купцов и переводчиков, если они нарушали запрет идти в одном караване с иностранцами в Тавриз. Такое лишение прав могло быть временным[1653]. В числе натурализованных цитированное постановление упоминает также и базариотов — мелких рыночных торговцев и лавочников. Мы сталкиваемся здесь, таким образом, с наиболее типичным для натурализации слоем.

Натурализованные платили местным властям те коммеркии, что и генуэзские (венецианские) граждане, и как таковые охранялись перед лицом «внешних» сил. Поэтому натурализация приносила определенный ущерб казне государств, на территории которых находились фактории, так как ставки налогообложения для генуэзцев и венецианцев были ниже, чем для местного купечества. Отсюда стремление как византийских[1654], так и трапезундских императоров сдерживать натурализацию. Великим Комнинам удалось, например, по договору 1314 г. с генуэзцами добиться запрета взаимной натурализации[1655]. Но такое ограничение действовало недолго. Оффиция Газарии в 1341 г., как уже отмечалось, признает и регламентирует натурализацию. Натурализации в Трапезунде подвергались генуэзцами не только греки, но и армяне[1656].

Натурализация в венецианских факториях несколько отличалась, хотя и преследовала те же цели. О натурализации византийских подданных венецианцами мы впервые узнаем в 1268 г.[1657], а жителей городов Южного Черноморья — в 1338 г.[1658] По решению Большого Совета 1339 г. консулы и байло с советниками в Тане и в Трапезунде могли большинством голосов проводить натурализацию (facere Venetos) местных жителей, которые получали венецианский статус и защиту на всей территории Причерноморья — от проливов до Азовского моря[1659]. Первоначально процедура натурализации была, вероятно, более сложной: венецианские байло и консулы вели расследование до четвертого колена относительно лиц, желавших принять статус венецианца, что побуждало этих лиц нередко обращаться к генуэзцам, а те, как отмечалось, быть может не без преувеличения, с удовольствием принимали всех желающих, и число «генуэзцев» увеличивалось к ущербу Венеции[1660]. Решение 1339 г. должно было изменить положение и облегчить процедуру натурализации. Статус натурализованных венецианцев был наследственным[1661]. Натурализованные сохраняли привилегии не только на своей родине, но и на всей территории венецианской Романии. В случае споров с местными, византийскими или трапезундскими, властями, интересы натурализованных защищались Венецией как интересы собственных граждан[1662]. Различия возникали во внутривенецианских отношениях. «Forenses facti Veneti per privilegium» должны были, осуществляя торговую навигацию, давать венецианской коммуне особые займы, если не имели дополнительных льгот[1663]. На территории Венеции они, естественно, не имели прав венецианского гражданства. Большой Совет Венеции специально рассматривал случай, когда иностранцы, живущие в венецианских факториях, отказывались платить венецианские налоги, заявляя, что с ними следует поступать, как с местными жителями, но в то же время пользовались фискальными льготами, как венецианцы, в отношениях с местными властями. Большой Совет предложил им альтернативу: либо считаться местными жителями и лишиться привилегий натурализации, либо платить венецианские налоги[1664]. Несмотря на такое положение, явно указывающее на прагматизм жителей при натурализации и фискальный характер самого института, натурализованные прочно вживались в инфраструктуру фактории. В 1407 г., покидая Трапезунд, байло Гуссони оставил для охраны крепости лишь 7 «белых» венецианцев (при отсутствии главы фактории)[1665].

В редких случаях натурализация была ступенью в приобретении венецианского гражданства, которое предоставлялось решением высших ассамблей Республики. После длительного пребывания в венецианском замке в Трапезунде венецианским гражданином стал вышеупомянутый армянин Абраам Антерон[1666].

Натурализация использовалась как инструмент в политике обеих морских республик. Временно отказаться от ее проведения мог заставить нажим местных властей, а также экономические трудности при сокращении объема торговли. Но такие перерывы были непродолжительными[1667].

Как натурализованным, так и другим партнерам итальянского купечества могли предоставляться и личные привилегии, например полный или частичный salvum conductum. Это была охранная грамота, необходимая для въезда в некоторые итальянские города и фактории, а также предусматривавшая определенные права на ведение торговли и представляемая таможенным оффициям[1668]. Так, например, семья Саввы Ангнисас, члены которой названы «трапезундскими гражданами и купцами», получила salvum conductum на право торговли во всех восточных факториях Генуи сроком на 10 лет. Привилегии предусматривали права посещения факторий, жительства и охраны в них, ведения торговли без каких-либо препятствий. Особенно существенным было распространение на этих греческих купцов генуэзских норм обложения при уплате налогов. Всем генуэзским оффициалам давался приказ оказывать им всемерную защиту и покровительство[1669]. Спустя 40 лет, уже после падения Трапезунда, подобную же грамоту сроком на 10 лет Протекторы Банка Сан Джорджо дали трапезундскому купцу, послу Давида Комнина на Запад (1459–1461), придворному бургундских герцогов, флорентийцу по происхождению Микеле Алигьери с сыновьями. Привилегию нужно было подтверждать каждые 2 года со дня объявления ее в Каффе[1670]. Salvum conductum создавал особые благоприятные условия для торговой деятельности получателя его и давался либо за определенные заслуги, либо был результатом значительной коммерческой деятельности в итальянских факториях этого лица. Такой документ давался не консулами факторий, а лишь центральными органами морских республик, что указывает на его значимость.

Мощным средством воздействия на коммерческую активность была регламентация ее высшими магистратурами Генуи и Венеции. Регламентация могла носить характер как постоянных, долгосрочных, так и временных, конъюнктурных мер. К числу последних относились разные запреты на торговлю с врагами республик или на территориях, где купцы могли встретиться с опасностью: в Золотой Орде после 1343 г.[1671], в Персии[1672], Болгарии[1673]. Такие запреты могли дополняться воспрещением препоручать иностранцам венецианские товары. Так поступил Сенат в 1338 г., введя общий запрет на торговлю с Тавризом. Помимо 50% штрафа с нарушителя Сенат разрешил иностранным купцам, получившим вопреки запрету венецианские товары, безнаказанно их присваивать. Цель мер: обеспечение безопасности венецианской торговли, утверждение ее позиций через нажим на ильханов.

Несколько иные цели (хотя также направленные на усиление торговых позиций) преследовались Сенатом при ограничении прав венецианских купцов принимать товары и торговые поручения от иностранцев. В мае 1325 г., например, Сенат запретил на все последующее время венецианцам брать товары для ведения торговли и на хранение в государстве ильханов и в Трапезундской империи[1674]. В последующие годы венецианцам запрещалось (но в более общей форме) во всем Причерноморье заключать с иностранцами соглашения о перевозке их товаров, камбиях, прокурах, залогах, коммендах, денежных обязательствах и т. д.[1675] Этими мерами Сенат стремился лимитировать использование венецианцами иностранных капиталов. Он преследовал также фискальные цели, добиваясь, чтобы невенецианские товары не подпадали под те же налоговые льготы, что и венецианские. Добиваясь обеспечения монополии венецианской торговли в операциях с иностранцами, Сенат этими постановлениями устанавливал допустимую степень сотрудничества с ними в условиях оживления торговли и притока купцов в венецианские фактории[1676]. В этих же целях Сенат разрешал венецианским купцам торговать некоторыми категориями товаров, например сукном, шелковыми и бархатными тканями, перевозя их только на венецианских судах и импортируя их только из самой Венеции[1677]. Этими мерами поддерживались одновременно и безопасность перевозки дорогих товаров, и интересы патронов галей «линии», и венецианская монополия на сбыт. Поскольку ущерб наносили также злоупотребления доверенных лиц купцов, регламентацией стремились устранить и эту опасность. Купцы, отправлявшиеся в черноморские порты, были обязаны регистрировать в Венеции переданное им для торговли чужое имущество[1678]. Статуты Константинопольского баюльства (1412), отмечая, что есть много исков, венецианских купцов к своим факторам, присваивавшим часть инвестиций и прибыли, обязывали всех купцов, получивших средства для ведения торговли у венецианцев, с 1 июня и вплоть до возвращения галей «линии» из Причерноморья регистрировать в канцелярии баюльства имя собственников инвестиций, сами товары и их стоимость[1679].

Генуэзские статуты преследовали, по сути, те же цели. Некоторые из ограничительных мер принимались генуэзцами под давлением византийских властей. Например, в 1272 г. византийский посол потребовал от генуэзцев запрета заключать договоры с иностранцами и отправлять товары последних как генуэзские в ущерб византийскому фиску[1680]. Подобные же требования Византия неоднократно предъявляла и венецианцам[1681]. От запретов торговых ассоциаций с «сарацинами» в XIV в., ограничений долгосрочных кредитно-финансовых отношений с ними[1682]. Генуя в XV в. переходит к рекомендациям торговать с «сарацинами», но лишь в портах и приморских мусульманских землях, не удаляясь в глубь континента. Предшествующие контракты, правда, не разрывались этим постановлением, но срок их действия не должен был превышать 10 лет[1683]. Так как «сарацины» могли быть слугами генуэзцев (что допускалось), Статуты Оффиции Газарии запрещали генуэзцам нанимать в качестве слуг или писцов мусульман, обладавших имуществом свыше 2 тыс. безантов[1684], чтобы под видом слуг к генуэзским караванам не присоединялись купцы. В середине XIV в., когда генуэзцы еще вели торговлю в Тавризе и Султанин, ограничению подлежали закупки товаров в кредит. Такие закупки могли совершаться лишь на срок 4 месяца (время, на которое избиралась в Тавризе генуэзская Оффиция торговли). На подобную сделку было необходимо получить разрешение консула и упомянутой Оффиции, она должна была обеспечиваться наличным имуществом купца и товарами, находящимися на подходе в караванах. Регистрации подлежали и отправленные генуэзцами из Тавриза товары, приобретенные в результате данной сделки[1685]. Генуэзские власти старались таким образом оградить себя от неоправданных исков со стороны мусульманских партнеров.

Устав 1449 г. запрещал также генуэзцам совершать какие-либо сделки со всеми христианскими государствами и правителями Причерноморья: история хронической задолженности трапезундских императоров требовала принятия подобных мер. Но, вместе с тем имущественные иски генуэзцев против иностранных правителей приостанавливались вплоть до особого разрешения дожа, Совета старейшин и Оффиции Романии, а частные репрессалии запрещались[1686].

Особая форма регламентации была связана с венецианской политикой нормирования притока товаров и оттока ценностей из Венеции. В августе 1324 г. Сенат запретил всем венецианцам вкладывать в морскую торговлю суммы, превышающие капитал, с которого Республика взимала обязательные займы[1687]. Тем самым стимулировался приток капиталов в бюджет государства и лимитировался избыточный приток товаров с Востока. Для проведения в жизнь этого решения была создана Оффиция навигации[1688]. Патроны судов, купцы и писцы, ведущие бортовой журнал, были обязаны объявлять обо всех товарах при отплытии и прибытии судов. Оффиция пресекала мошенничество в перевозках грузов. Меры регламентации способствовали устранению конкуренции мелких капиталов в интересах патрициата а также подрыву ростовщичества[1689]. Хотя Оффиция навигации была учреждена лишь 5 августа 1324 г., ограничительные меры такого рода предпринимались и ранее: в декабре 1321 г. Сенат запретил венецианцам, ведущим торговлю от Негропонта до Константинополя и Трапезунда — Тавриза, вывозить оттуда товары выше стоимости тех, что они привозили в эти земли, а также брать поручительства от иностранцев[1690]. В 1324 г. эти ограничения были лишь усилены, распространены на большую территорию и вводился строгий контроль за их: исполнением.

Отменив временные ограничения на рубеже 1324 и 1325 гг., Сенат тем не менее по-прежнему лимитирует ввоз товаров из Персии и Трапезунда только имуществом, принадлежащим венецианцам[1691]. С 1325 по 1330 г. он проводит относительно либеральную политику, а затем, с 1331 по 1338 г., вновь возвращается к жестким ограничениям и к Оффиции навигации[1692]. В 1333 г. Оффиция запрещает ввозить в Адриатику товары на сумму, большую, чем та, которой располагал купец в районах экспорта (причем Константинополь и Причерноморье считались за один район)[1693]. Деятельность Оффиции навигации, серьезно ограничивающей на определенное время товарооборот, приходилась на те периоды, когда Венеция испытывала осложнения с притоком товарных эквивалентов (главным образом тканей) для их обмена на левантийские товары. Такие меры косвенно отражают также высокий уровень и масштабность торговли с Южным Причерноморьем, с избытком обеспечивающим потребности Республики в пряностях и других левантийских товарах. Напомним, что в этот период указанное направление доминировало над другими в венецианской торговле.

Оффиция навигации не стала постоянным институтом. После отмены ее в 1338 г. она вновь возобновляла свою деятельность лишь в декабре 1361 — ноябре 1363 г., после чего всякие ограничения были отменены[1694]. Но еще в 1359 г. Сенат подтвердил постановление 1335 г., ограничивавшее размеры закупок суммой дозволенных инвестиций[1695]. В 1363 г. основа такой политики была подорвана. Это была не просто победа компромиссного принципа сочетания свободы торговли венецианских купцов и ограничений иностранной коммерции с либеральными уступками мелкой торговле, как считал Р. Чесси[1696], и не только победа купцов-монополистов, боровшихся против ограничений, как считал Дж. Луццатто[1697]. Это была еще острая необходимость, порожденная наступившим и все более дававшим себя чувствовать торговым кризисом. Ведь сама политика ограничений была рассчитана на то, чтобы уравнять приток товаров с Запада и с Востока, а также повысить стоимость восточных товаров на западных рынках[1698]. Это была политика обеспечения баланса товарно-денежных эквивалентов. Рестрикции были той мерой, которая позволяла уравнять колеблющиеся чаши весов. Когда эти колебания прекратились, в них отпала необходимость. Выполнив свою функцию, политика жесткой регламентации была заменена политикой поощрения инвестиций и закупок на Леванте с одновременным ослаблением ограничений норм транспортировки грузов. Венецианский патрициат уже в полной мере овладел основными рычагами торговли и не опасался конкуренции ни мелкого собственного, ни причерноморского купечества. Борьба же с генуэзцами требовала иных мер. Сокращение притока специй с Востока стимулировало перемены.

Вводимые в первой половине XIV в. ограничения касались (и в первую очередь) иностранных купцов, торговавших в Венеции: не случайно и после отмены Оффиции навигации иностранцы, а также лица, имевшие неполное венецианское гражданство, подвергались тем же ограничениям, что и ранее, а гражданам Венеции запрещалось брать на себя доставку их товаров или вести с ними операции, по которым они бы получали льготы, как венецианцы. Это отнюдь не означало, что иностранцы не могли перевозить своих товаров на венецианских вооруженных галеях[1699], как иногда предполагали[1700]. Они просто были лишены льгот и поставлены в менее выгодное положение, чем венецианцы (своеобразная мера торгового протекционизма). В тот период, когда действовала наиболее детальная регламентация навигации (до середины 40-х годов XIV в.), погрузка товаров, принадлежавших иностранцам, допускалась только после завершения погрузки всех венецианских товаров, когда на вооруженных галеях оставалось место[1701]. В случае торговых конфликтов Республика св. Марка налагала секвестр на генуэзские товары, используя то, что они транспортировались на венецианских:, судах[1702]. В некоторых случаях (военные действия, подозрения в шпионаже) перевозка иностранных купцов: на венецианских галеях «линии» вовсе запрещалась[1703], но чаще Сенат стремился лишь к тому, чтобы купцы-иностранцы платили фрахт в размере, не меньшем, чем венецианцы, не пользовались льготами в питании и. т. п.[1704] Заботясь о том, чтобы галеи имели максимальный фрахт и чтобы венецианцы не подвергались ответным мерам, в 30-е годы XIV в. Сенат не рекомендовал гражданам Республики перевозить их товары на невенецианских кораблях[1705], а впоследствии запрещал транспортировать на невенецианских судах дорогие товары, особенно ткани[1706]. Но из самого текста постановления ясно, что практика перевозки венецианских товаров на иностранных, прежде всего генуэзских, судах сохранялась.

Коротко суть торговой политики как Венеции, так и Генуи можно определить как стремление обеспечить свои торговые привилегии, где можно и монополии, превратить местное купечество в надежного, но младшего партнера. И если венецианская политика ограничений была и ограничением самостоятельной роли причерноморского купечества, то ее отмена, одновременно с ослаблением позиций венецианцев на дальних рынках (Тавриз, Султанин, Тана), означала переход к более тесной кооперации с ним.

Когда мы употребляем термин «торговая монополия», мы вовсе не насыщаем его тем смыслом, который это слово получило в период развитого капитализма. Речь идет о средневековой, корпоративной монополии на сбыт отдельных товаров, на определенную торговую технику, на создание предпочтительных зон торговли у Венеции или Генуи, даже на определенные формы кооперирования с местным купечеством. И если полной монополии (овладения всем черноморским рынком и вытеснения всех соперников) ни одной из морских республик добиться не удалось, то монополия частичная, о которой речь шла выше, Венецией и особенно Генуей в отдельные периоды осуществлялась. Торговая политика была направлена на решение этой цели и на создание условий для благоприятного развития коммерческой активности граждан, в первую очередь патрициата двух республик.