Итоги № 11 (2013)

Из связи — в князи / Hi-tech / Бизнес

Из связи — в князи

/ Hi-tech / Бизнес

«Ростелеком» как зеркало экономической либерализации по-русски

Череда скандалов с инвестфондом Marshall Capital, до недавних пор рулившим «Ростелекомом», подошла к финалу — 10,7 процента «национального чемпиона» перешли в руки Аркадия Ротенберга. Основатель фонда Константин Малофеев со товарищи, по оценкам экспертов, положили в карман около полутора миллиардов долларов. Эта сумма настолько поразила воображение бизнес-сообщества, что в совет директоров «Ростелекома» тут же выстроилась очередь из более чем трех десятков кандидатов. Происходящее эксперты сравнивают с дележом шкуры неубитого медведя — ее куски котируются все дороже, хотя шерсть от этого не становится более густой. Размером этот зверь вроде бы немал: ведь появился на свет он в ходе операции по объединению более двух сотен предприятий связи по всем городам и весям. И должен был превратиться в единый холдинг с филиалами во всех федеральных округах — по образу и подобию европейских телекоммуникационных гигантов. Модель их бизнеса такова: подле Deutsche Telekom есть дочерняя структура — сотовый оператор T-Mobile, рядом c France Telecom — Orange. Связка — мощная государственная структура и рядом с ней крупный мобильный оператор — оказалась очень эффективной. Подобная конструкция должна была возникнуть и в России. Возможность совершить такой «квантовый скачок» была — прорабатывались варианты приобретения контрольного пакета одного из операторов «большой тройки» или Tele2.

Но в какой-то момент все пошло не так. Мечта о Руси электронной, широкополосной, на воплощение которой, собственно, и нацеливался «Ростелеком», как-то пожухла. Маржа постепенно превратилась в единственное мерило эффективности, развитие забуксовало. И в довершение всего профильный министр — представитель интересов государства в отрасли — публично обрушился с критикой в адрес компании. На этом фоне капитализация «Ростелекома» с каждым годом падает — сегодня она меньше, чем у участников «большой тройки». Так чем болен наш «национальный чемпион»? С этим вопросом «Итоги» обратились к авторитетным экспертам отрасли связи.

Елена Покатаева

«Что может происходить в умирающей отрасли?»

Владимир Рожанковский, руководитель аналитического департамента инвестиционной группы «Норд-Капитал»

— Владимир, говорят, что рыночный вес актива под названием «Ростелеком» сейчас невысок. Что-то плохо верится...

— «Ростелеком» не смог стать «голубой фишкой» подобно своим немецким или французским аналогам, на которые когда-то ориентировался.

В 2000—2009 годах динамика акций «Ростелекома» была сходна с динамикой всего российского фондового рынка — бурный рост до кризиса 2008 года и резкое снижение после. Но если большинство акций российского рынка восстановили свои позиции, то «Ростелеком» — нет. Например, Сбербанк и «Роснефть» выросли в несколько раз, акции МТС — в 2—2,5 раза. А вот акции «Ростелекома» заморозились на уровне 100—150 рублей. Процесс консолидации региональных активов шел долго и мучительно, и удобный момент для мощной приватизации был упущен. Думаю, навсегда. Мне кажется, что никаких серьезных надежд наше правительство с «Ростелекомом» не связывает. Не исключаю, что этот актив будет вообще исключен из приватизационных списков.

— Но пакет Marshall Capital был продан за прекрасную цену...

— Константин Малофеев разошелся во взглядах с отраслевым министерством и очень удачно избавился от своего пакета. Именно избавился, потому что на свободном рынке его трудно продать. Да, акции были проданы с неплохой премией, потому что пакет по сути блокирующий, чем Малофеев периодически пользовался. Такие пакеты всегда продаются с хорошей премией, а у «Ростелекома» к тому же небольшая долговая нагрузка. И миллиардные активы, за управление которыми мажоритарный акционер, то есть государство, готов неплохо заплатить. Государство у нас щедрое, сильно не торгуется.

— Вы думаете, что пакет перепродаваться больше не будет?

— Возможно, Аркадий Ротенберг — промежуточное звено перед окончательной интеграцией пакета обратно в «Ростелеком». И думаю, что это произойдет быстро. Похоже, что есть стремление сделать этого мегаоператора некоей монолитной конструкцией, чтобы затем реанимировать его какими-либо новыми способами под новые задачи.

— Почему отраслевой министр сам не занимается реанимацией?

— Глава Минкомсвязи — деятельный человек, но с весьма ограниченными возможностями по продвижению своих идей. Как может, он пиарит свою деятельность. А мог бы ничего не делать. Ну скажите, чего такого существенного может происходить в умирающей отрасли?

— Так уж и умирающей!..

— То, на чем сейчас сфокусирован «Ростелеком», — умирающая модель. Во всем мире люди массово отказываются от фиксированной связи, потому что мобильная не дороже, зато удобнее. Межгород вытесняют Skype и IP-коммуникации. Традиционный телеком сегодня выживает за счет пакетирования с другими услугами, в первую очередь ШПД и HD TV. Конкуренция жесточайшая, но между крупными игроками. А у нас «Ростелеком» банально опоздал к интеграции с региональными кабельными сетями: их слишком много, разношерстная такая компания мелких фирмочек, договориться с которыми невозможно — у каждой свои шкурные интересы. Это как множество удельных княжеств, воюющих друг с другом. Каждый у себя в регионе занимает не больше 10—15 процентов рынка, а живут они за счет демпинга. Потому и зарплаты в них ниже, и качество услуг хуже. Теоретически «Ростелеком» мог бы их победить качеством, но собрать всех в один холдинг и вывести на рынок — задача почти неподъемная.

— Какой диагноз ставите «больному»?

— «Ростелеком» — это без пяти минут госкорпорация, что-то наподобие «РОСНАНО». Только в отличие от детища Чубайса ей еще предстоит найти себя в этой жизни. Для классического рынка телекома компания опоздала, спецсвязь — сегмент специфический, на нем много не заработаешь. Вполне вероятно, «Ростелеком» найдет свой путь где-то между ВПК и космосом.

«Из связи сделали финансовую пирамиду»

Александр Крупнов, президент Инфокоммуникационного союза, председатель Госкомитета РФ по связи и информатизации в 1997—1999 годах

— Александр Евгеньевич, почему не удалось превратить совковый «Ростелеком» в аналог благополучной Deutsche Telekom?

— Смотрите: в 2010 году в «Связьинвесте» завершили объединительную реформу и стали думать, как выйти на IPO. А чтобы акции стоили подороже, взяли и сократили эксплуатационные затраты. Зарплаты электромехаников, которые там работали годами, упали, и они принялись скопом писать заявления об увольнении, качество услуг упало. Одновременно в угоду идее роста для финансирования выбираются те проекты, которые быстро приносят деньги — год, два, три максимум. При этом задача реальной консолидации региональных активов «Связьинвеста» так и не выполнена.

— Разве?

— Холдингу надо было заниматься не исключительно инвестициями, а новыми технологическими процессами, внедрением более совершенных инженерных систем. Уверяю вас, если актив хорошо развитый, привлекательный, финансисты сами прибегут. А когда вы в последний раз встречали в совете директоров «Связьинвеста» связиста? И в новом списке — в толпе юристов, финансистов, социологов и телевизионщиков — только под конец второго десятка появился глава «Гипросвязи». И это беда не только «Ростелекома», а всей отрасли связи. Вот пришел руководить «МегаФоном» новый человек. К связи он никакого отношения не имеет. И первое, что он сделал, — разогнал инженерные команды. Связисты, оказывается, больше не нужны, потому что теперь будем делать деньги на телепрограммах — пропускать ТВ по нашим каналам и зарабатывать деньги. Но чтобы это самое телевидение транслировать, соответствующую сеть нужно строить. Но так у нас в отрасли повелось — в компаниях каждые три-четыре года идет смена всего высшего состава: новые люди выстраивают новые модели бизнеса. Но неизменно одно — все они базируются на сокращении расходов и на всяких приемах, которые позволяют повысить капитализацию. Они пекутся о большой маржинальности и минимальном сроке окупаемости, а о системном развитии вообще не думают.


— Но разве мы не строим сети LTE?

— Сегодня работа идет абсолютно стихийно. Появились какие-то технологии четвертого поколения — ура! Будем ими заниматься! Еще что-то появится? Давайте этим заниматься! Никто не против и LTE, и идеи переносимости мобильного номера (MNP). Но перед тем как принимать какое-то решение, должны быть сделаны расчеты, вычислены ориентиры — где плохо, где хорошо, какие есть отрицательные моменты, какие могут быть риски. А этого не сделано. Так же и с LTE. Прокричали «Даешь LTE!». И пришли к проблеме.

— Кстати, что происходит с частотами, выделенными под LTE?

— Идут суды. Вот последнее решение — в течение пяти дней частоты отобрать. Ну как же так? Если частоты были выданы, оператор уже начал финансировать строительство сети! Мало того, если это судебное решение будет исполнено, более раннее решение о выдаче частот четырем крупнейшим операторам должно быть аннулировано. А ведь есть еще компании, также обиженные в части радиочастот и готовые судиться.

— Что в сухом остатке?

— В результате наша страна резко отстает от всего мира по количеству высокоскоростных каналов: у нас средняя ширина полосы пропускания международных каналов (это крайне важно в эпоху Интернета) в расчете на душу населения сегодня меньше 10 Мбит/с, а для современных мультимедийных услуг надо 100 Мбит/с. Магистральная «труба» объективно тесна нашей стране, ее надо увеличивать во много раз. Другой пример: в мире стоимость аренды 100 Гбит/с канала типа Китай — Стокгольм составляет не более трех тысяч долларов, а «Ростелеком» подобные объемы, например Хабаровск — Москва, продает за три миллиона долларов.

— Но ведь строительство таких каналов недешевое дело...

— Да, на это требуются огромные инвестиции, и они не будут окупаться быстро. Но почему на это идут другие страны? Например, занимаются дорогостоящей прокладкой подводных морских кабелей? Потому что теперь передать трафик из Гонконга или Пекина в Европу выгоднее, если идти по океану и входить в Европу через Красное море, чем с территории России. Такие проекты действительно имеют низкую маржу, но у них серьезные долгосрочные задачи — замкнуть на себя растущий мировой трафик. Тут речь идет не о росте капитализации одной операторской компании, а о дальновидной технологической политике государства. То же самое касается тарифов — у нас они порой раз в 20 дороже, чем в среднем по миру. Потому что вместо того, чтобы строить магистрали для передачи трафика через Россию из Азии в Европу и на этом зарабатывать, наши топ-менеджеры будут придумывать, на чем бы еще сэкономить, чтобы поднять стоимость акций. А случись что — продать свои акции подороже, и все. Из связи сделали финансовую пирамиду: вложил копейку, она подросла, и ушел с рублем. И речь вообще уже не идет о том, чтобы связь развивалась.

— Но разве может быть так: пришел человек с деньгами с улицы, купил солидный пакет «Ростелекома», поставил своего гендиректора и рулит?

— Что касается «Ростелекома», там есть крупная доля государства, и государство должно определять рулевого. А почему туда могут проникать разные люди? Бизнес слишком непрозрачен — может случиться что угодно: инвестировал деньги, построил сеть, а через пару лет к тебе придут с обыском. Это все отпугивает капитал, как иностранный, так и отечественный, несмотря на огромное количество очень привлекательных проектов.

— В чем же системная ошибка?

— Чего точно нельзя делать, так это менять линию поведения! Ничего ведь не изменилось в плане стратегических приоритетов отрасли, если в министерском кресле один человек сменил другого. И если уж назревают какие-либо изменения, то необходимо пересматривать саму концепцию развития отрасли.

— А она у нас есть?

— Нет, и в этом самая главная проблема. Что получилось со «Связьинвестом»? Сама идея консолидации была правильной, но ее нужно было постоянно развивать, привлечение инвестиций дополнять развитием технологий, услуг, маркетинга. Сегодня же маркетинговые исследования в отрасли вообще никого не интересуют. К чему это приводит? Ценность инженерного труда падает, мы становимся рабами зарубежных технологий и вместе с техникой получаем их маркетинговую составляющую. А своего собственного понимания, что делать и в какую сторону двигаться, у нас нет.

— Говорят, готовится революционный закон о связи.

— Никто не против. Действительно, мы существенно отстаем в регулировании. Но любой закон должен писаться на основе концепции развития. И чтобы не получилось, как со стратегией построения информационного общества, которую писали экономисты, а мы, связисты, прочитали ее лишь после утверждения. Сейчас мир вступил в такую полосу, когда для подъема экономики нужно смотреть вперед на 10—15 лет, одновременно развивая связь, транспорт, автодороги и многое другое. Лишь в увязке с глобальными тенденциями нужно выстраивать новую концепцию развития связи. И неукоснительно ее исполнять.

— И у вас есть золотое правило?

— В отрасли должны работать системщики: инженеры, которые определяют тренды, строят планы развития на основе мировых тенденций, так как связь давно стала глобальной. Кстати, сами американцы в конце прошлого года констатировали: опыт середины 90-х годов, когда во главе высокотехнологичных предприятий стояли экономисты и юристы, показал свою несостоятельность — сектор хай-тека должны возглавлять технократы. Они сами поняли, что эта искусственная модель, которая рождалась в условиях бурного развития, сегодня перестала работать.

При наличии политической воли все можно поправить.