Итоги № 11 (2013)

О куклах и кукловодах / Искусство и культура / Театр

О куклах и кукловодах

/ Искусство и культура / Театр

Анатолий Иксанов: «Даже если я сознаю, что Дмитриченко соучастник преступления, уволить его без решения суда я не могу. Ведь это будет означать, что я давлю на следствие и нарушаю Конституцию»

Новости, связанные с покушением на Сергея Филина, худрука балетной труппы ГАБТа, появляются чуть ли не каждый день. Открытое письмо артистов в защиту ведущего солиста Павла Дмитриченко, которого подозревают в организации нападения, еще больше накалило ситуацию. О том, что происходит за кулисами Большого, «Итогам» рассказывает его гендиректор Анатолий Иксанов.

— Анатолий Геннадьевич, начнем с последних новостей.. .

— Пришел ответ из МВД на открытое письмо труппы о том, что мы уважаем вас как профессионалов, господа артисты, но, простите, и у нас тоже профессионалы работают, поэтому уж, пожалуйста, доверьте нам. Это справедливо. Кроме слов благодарности в адрес правоохранительных органов, которые в достаточно короткие сроки нашли исполнителей, сказать мне нечего. Принято считать, что у нас следователи уже ничего не могут раскрыть. И я, честно говоря, тоже сомневался. Но ведь нашли...

Артисты — люди эмоциональные и, как дети, доверчивые. Когда им начинают одно и то же внушать, особенно СМИ, они начинают в это верить. Они подвержены влиянию и очень легко ведутся, когда им говорят, что Дмитриченко — герой. Извините, какой он герой? Он соучастник преступления! Я соглашусь с коллективом лишь в том, что он не главный заказчик, его просто умело подтолкнули. Учитывая его человеческие и психофизические характеристики. Павел очень эмоциональный, взрывной парень, легко попадающий под любое влияние. Слушая то, что он говорит, я просто узнаю лексику конкретных людей. И в этом я согласен с коллективом. Но не согласен с письмом, потому что эпистолярный жанр — это тоже форма давления на следствие.

— Для вас это письмо стало неожиданностью?

— Да, конечно. Его основная идея в том, что Павел Дмитриченко не является главным заказчиком преступления. Вот с этим я, пожалуй, соглашусь. Я не верю, что он мог заказать именно такой способ расправы — плеснуть кислотой в лицо. Но с другой стороны, не надо представлять Дмитриченко эдаким Робин Гудом, борцом за справедливость или не знаю за что еще. Пострадавший — Сергей Филин, состояние здоровья которого, по моим данным, просто ухудшается, проявляются новые заболевания.

— По его виду этого не скажешь — хорошо держится перед камерами.

— Ситуация, на мой взгляд, не радужная. Врачи очень осторожны в прогнозах. Ведь СМИ же преподносится, что его почти вылечили и скоро он вернется. А, мол, несчастного Дмитриченко подставили, подвели к преступлению...

— То есть вы тоже считаете, что его подтолкнули. И вы уже можете озвучить имя этого кукловода?

— Нет, конечно. Это может сделать только следствие. Естественно, у меня есть свои предположения, но я не собираюсь их озвучивать, потому что это опять давление на следствие. Другое дело, что я готовлю сейчас документы в правоохранительные органы с просьбой включить в план расследования целый ряд фактов, которые предшествовали преступлению 17 января. Я имею в виду взлом почты Сергея, создание его лжесайта, включение туда фальсифицированных текстов. Это же все имело место!

— Мне самой приходила эта рассылка.

— Плюс блокирование его телефона 31 декабря и 1 января, он не мог даже по работе ни с кем общаться. И еще целый ряд фактов, которые предшествовали этому событию. Я прошу их объединить в одно производство, потому что считаю: это звенья одной цепи, хоть почерки разные.

— Да уж, скандал на весь мир... Путин и Медведев вам не звонили, не интересовались, что у вас там в театре происходит?

— Лично — нет, но есть разные формы поддержки и заинтересованности. То, что заинтересованность в раскрытии преступления есть, — это я точно знаю. Как у президента, так и у премьер-министра.

— Как только всплыла фамилия артиста Дмитриченко, театр снова заштормило. Не лучше ли было скрыть от широкой общественности тот факт, что в деле замешан солист Большого театра? Ведь имидж театра и так сильно подпорчен...

— Конечно, лучше. Только, извините, когда суд официально принимает решение об аресте, как это можно скрыть? Это же не театр объявляет о том, что его артиста в чем-то подозревают. Конечно, чем меньше разговоров о криминале в Большом, тем для театра лучше. К сожалению, о творчестве перестали говорить совсем.

— Вот об этом и хотела спросить. Вижу, что некоторые СМИ освещают события в театре чуть ли не с садистским удовольствием.

— Сегодня, к сожалению, в средствах массовой информации, как и во всем обществе, очень размыто понятие нравственности. В связи с этим определенная часть СМИ гоняется за сенсациями ради рейтинга. Из-за этого в информационном поле появляются непроверенные слухи. Естественно, читатели и зрители ошарашены. Второе обстоятельство — и я на этом настаиваю: есть часть публикаций заказного характера. Сам с этим сталкивался, мне просто говорили: пришла така-а-я статья про вас... Спрашиваю: интересно, в двух словах, что там? А весь Большой театр ваш гарем, и у вас есть «нумера» — один в британском парламенте, второй в Версале, и вы туда поставляете балерин Большого театра...

— Высоко ценят красоту ваших артисток... Очевидно, однако, что по репутации Большого нанесен сильный удар. Можете что-то этому противопоставить?

— Мы можем делать только одно: показывать спектакли, ставить новые, готовить премьеры, ездить на гастроли. Ответить можно только качеством того, что мы предъявляем зрителям, потому что это наша основная задача, а не комментирование слухов. Репутация у ГАБТа устоявшаяся, и вряд ли она может от чего-то там пошатнуться.

— А на Facebook зачем тогда страничку открыли?

— Мы никогда не были закрытыми, но очевидно, что надо давать больше информации о происходящих в театре творческих процессах. Скажем, у нас прошла очень удачная премьера «Сомнамбулы». Возобновлена «Баядерка», идут трансляции по миру. На верхней сцене идут репетиции «Весны священной» в хореографии Татьяны Багановой и «Квартиры» Матса Эка.

Наша задача работать и предъявлять результат — спектакли. Только этим можно доказать что-либо. Я возродил деятельность художественного совета, куда входят ведущие педагоги. На прошлой неделе прошло первое заседание, чтобы в отсутствие Сергея реализовать его идеи и поддержать исполняющую обязанности худрука балета Галину Степаненко. На этой неделе мы намерены по Skype связаться с Сергеем и провести заседание с его участием. Конечно, он не сможет увидеть нас всех, но он нас услышит в режиме реального времени.

— Поговаривают, что в результате последних событий под вами закачалось кресло...

— Понятно, что вся эта ситуация бьет по генеральному директору в первую очередь. Но с другой стороны, это не первая атака. Вспомните «письмо творцов», появившееся в ноябре прошлого года.

— Это когда подписанты со скандалом от него отказались?

— Отказались, звонили, извинялись. Вот скажите, это разве нормальная ситуация, когда человек сам лично ходит по кабинетам, собирая подписи, при этом говорит, что в театре 37-й год и нужно убрать генерального директора? Мне не хочется говорить лишнего, но я говорю о фактах, которые есть. Разве сбор подписей — это не попытка зачистить кресло? А как понимать заявление нашего артиста (не будем называть его имени), которое он сделал для Би-би-си и где призывал уволить все руководство театра? Конечно, зачистка. Тошно мне!

Подсовывается аргумент, что якобы администратор руководит Большим театром. Секундочку! У нас есть музыкальный руководитель Василий Синайский. У нас есть художественный руководитель балета Сергей Филин. У нас есть руководитель оперного коллектива Маквала Касрашвили. А еще есть руководители оркестра, миманса, хора. Именно они отвечают за творческую работу. Именно они задумывают и реализуют все программы.

— Есть известная римская максима: ищи кому выгодно. Кому выгодно это все, Анатолий Геннадьевич?..

— Как только стала известна дата открытия исторической сцены, тут же появились желающие возглавить Большой театр. После мощнейшей, сложнейшей реконструкции, после напряженной шестилетней работы, когда мы буквально сидели друг у друга на головах, только бы труппу сохранить, — а тут желающие... Очередь! Самые мощные атаки начались в марте 2011 года, как раз при смене худрука балета, когда с окончанием срока контракта ушел Юрий Бурлака и стоял вопрос, кто будет следующим. Помните эту историю с атакой на Геннадия Янина, в результате которой его устранили? Потом история с ложным сайтом Большого театра, с обещанием сюрпризов к открытию. А потом ситуация с «Русланом и Людмилой», когда на спектакле кричали «позор», — это ведь на двести процентов подготовленная акция. Одни и те же люди на каждом спектакле! Владимир Юровский (дирижер-постановщик. — «Итоги») так и говорит: у меня-то слух хороший, каждый спектакль я слышу одни и те же голоса с одних и тех же мест, с ярусов. Следующая история — это Ваня и Наташа (солисты балета Наталья Осипова и Иван Васильев. — «Итоги»), просто молодые люди, которым пообещали большие деньги. И задача была вовсе не усилить Михайловский театр, а нанести очередной удар по Большому. Вы помните, какой вокруг этого был резонанс, — только о нем и говорили.

— Сергей Филин в интервью «Итогам» тоже говорил о том, что планомерно зачищается место худрука. А вы не наняли себе дополнительную охрану? На всякий случай...

— Невозможно выстроить забор из охранников. Если действительно захотят сделать еще раз что-то подобное, то сделают. Хотя уже вряд ли — слишком большой резонанс...

— Дескать, достаточно Сережи, да?

— Конечно. Теперь они будут осторожны, эти кукловоды, потому что они довели ситуацию до края. Если они сейчас совершат еще одно преступление, допустим, против генерального директора, будет все слишком понятно...

— А вы приглашали того самого «несогласного» на мужской разговор, пытались найти общий язык?

— Раньше разговоров было много, теперь — все. Достаточно!

— Как давно это было?

— Года три-четыре назад. Я предложил ему совмещать должность педагога и отрепетировать «Шопениану»: «Коля, пожалуйста, попробуйте себя в этом качестве». Спросил, какие есть планы творческие, что вы можете предложить? Он мне принес несколько имен и названий, которые и так у всех на слуху, банально, в общем, Баланчин, Ролан Пети...

— Итак, точка невозврата пройдена... Пришло время показать твердую руку?

— Для меня точкой невозврата стал момент, я вам скажу, когда взломали сайт Геннадия Янина (кандидат на пост худрука балета. — «Итоги»). Вот это была точка. И не было понятно, кто это сделал. Вы спрашиваете о жестких мерах, а ведь проблема заключается в том, что согласно сегодняшнему трудовому законодательству руководитель театра не имеет никаких прав ни в формировании труппы, ни в отстранении того или иного руководителя. Если у меня есть некий не внушающий мне доверия руководитель, отстранить его от работы я как генеральный директор не могу. Не доверяю, но работать с ним должен. Вот и все! Руки связаны совершенно! Механизма нет! Я даже готов отстранить человека, оставив ему зарплату, но чтобы он не занимался этой работой. Я ее возьму на себя, распределю по другим, но и этого я сделать не могу. Тут же по суду признают мои действия незаконными. Руководитель мало что может в театре на самом деле.

— То есть полномочий кризис-менеджера у вас нет....

— Нет, кризис-менеджер — это все-таки нечто другое. Это когда невозможно решить проблему имеющимся составом и приглашается внешний менеджер, у которого в этом смысле развязаны руки. Как правило, ему дается карт-бланш, разрешаются некие действия, в какой-то степени превышающие обычные полномочия.

— Выходит, для выхода из кризисной ситуации вы даже не можете поменять принципы управления?

— Принципы управления меняться могут, но это требует времени. Я не могу в один день поменять структуру управления театром, хотя делать это нужно, я знаю. Поэтому появился худсовет, есть исполняющий обязанности художественного руководителя... И я знаю, что мне сейчас еще нужно срочно сделать, но по закону я это сделать могу только через три месяца. А за это время люди, которым я не доверяю, создадут специфическую нездоровую атмосферу...

— А нужно ли ждать три месяца?

— Любое решение об изменении управленческой структуры по законодательству следует обнародовать минимум за два месяца. Плюс время на исполнение... И вопросы только через три месяца могут быть решены.

— То есть вы знаете, что надо делать, но…

— Тут же начнутся суды. Вот я объявил некоему артисту два выговора за нарушение корпоративной этики. У меня возникает вопрос: если работник через СМИ призывает уволить руководство, поливает грязью театр, который сделал из него артиста, — это нарушение корпоративной этики или нет? Или это свобода слова, дарованная Конституцией? Оба эти выговора сейчас оспариваются в суде. Вот такие широкие возможности у руководителя театра.

— И тем не менее Большой снова у всех на устах. Нет худа без добра?

— Я не сторонник такого рода пиара, хотя, говорят, любой пиар хорош, кроме некролога.

— И вы даже готовы взять Павла Дмитриченко обратно, если подтвердится, что он невиновен?

— Конечно! Знаете почему? Он не уволен. Даже если я сознаю, что Дмитриченко соучастник преступления, уволить его без решения суда я не могу. Даже отстранить не могу никого от работы на период следствия, потому что это будет означать, что я давлю на следствие и нарушаю Конституцию страны и трудовое законодательство.

— Если бы отмотать назад время, то с какого момента надо было начинать санировать ситуацию?

— С момента, когда ко мне пришел Алексей Ратманский и сказал: «Анатолий Геннадьевич, высказывания ведущего артиста в адрес театра, в мой адрес лично как худрука, в адрес педагогов нужно остановить». На что я ему ответил: «Алексей, как можно доказать вред — словесной экспертизой? Это настолько шаткий путь, что, если, допустим, я объявлю ему выговор или уволю по этой статье, он будет восстановлен по суду...» Вот тогда можно было, наверное, остановить процесс. А дальше сложилась ситуация безнаказанности. Чем больше кричишь, тем безнаказаннее.

— Извечный русский вопрос: «Что делать?»

— Не только я об этом думаю. И выход один: контрактная система. Сейчас это рассматривается уже в правительстве. И я говорил с министром культуры Владимиром Мединским о том, что нужно продвигать принятие этого закона. Срочно! Иначе коллектив станет неуправляемым.

— У вас действительно практикуются сегодня пожизненные договоры?

— Есть бессрочные и срочные. Новых артистов мы принимаем на срочные трудовые договоры, а те, с кем были заключены договоры до 2006 года, они все бессрочные. И даже пенсионера я не могу уволить, потому что на него распространяется точно такой же закон. Более того, срочные договоры мы заключаем, допустим, на год, два или три, потом продлеваем. Если этого не сделать, артисты оспаривают решение в судах. И те в половине случаев становятся на позицию увольняемого.

— Блогосфера утверждает, что ваши противники доносят свое мнение наверх с помощью жен олигархов. Мы с вами все о менеджменте, а может, дело в нашем российском «ручном управлении»?

— Это не только российские и не только нынешние обычаи. Из-за Кшесинской сняли директора Императорских театров Волконского, и в советские времена случалось такое. Страсти-то одинаковые.

— Как бы вы реагировали, если бы выяснилось, что Сергей Филин таки получал откаты?

— Мне трудно в это поверить. Механизм зарплатный сегодня таков, что это просто невозможно. Это возможно, когда, допустим, кто-то танцует на личных гастролях в другой стране и пишет заявление на отпуск за свой счет. На это время он здесь снимается с зарплаты. Мы и не знаем, сколько ему там платят, и не спрашиваем. Это не наше дело.

— Одна из версий нападения на Сергея Филина, согласно слухам, в том, что он якобы был недоволен системой распространения билетов.

— Фальсифицированное письмо с этими домыслами оказалось на лжесайте Сергея. Он никогда в жизни об этом не говорил, это никогда его не интересовало, не его епархия. По внутреннему правилу каждый солист получает свои билеты, два или четыре на спектакль, в котором занят. А письмо вбросили на сайт, чтобы увести следствие в другую сторону: мол, Сергей Филин борется с руководством театра — это они его и заказали. Вот смысл-то в чем.

— Но о финансовом следе судачат много и громко…

— В Большом театре каждый год Счетная палата проводит аудит. Все претензии по реконструкции, что тоже постоянно муссируется, отметаются простым замечанием: финансирование не шло через театр. О чем сейчас следует говорить, так это о несовершенстве российского законодательства. Мы не можем сражаться за свои билеты со спекулянтами, механизма нет. И не можем спокойно расставаться с сотрудниками, потому что наше трудовое законодательство несовершенно. Нормальных пенсий тоже нет, так что невозможно людей увольнять еще и потому, что просто жалко. Все эти беды как будто концентрируются в Большом театре, а на самом деле это не только наша проблема. Это объективная реальность, которая сложилась в стране. Работники Большого, они часть общества.

— Какие чисто человеческие выводы вы сделали из случившегося?

— Что бы ни происходило, в первую очередь нужно оставаться человеком. Мир ничего другого не придумал. Я так и раньше считал, и сейчас считаю.