О, bella!
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Театр
На сцене Театра Ермоловой прошла премьера спектакля Сергея Юрского «Полеты с ангелом». Продюсер Леонид Роберман
После спектакля Сергея Юрского «Полеты с ангелом» очень трудно не заговорить сразу высоким штилем. Стихами, даже такими свободными, как написана пьеса Зиновия Сагалова, не умею. А от пафосных рулад удерживают пролитые в финале слезы, сдержать которые не смогла. Прошибло. Собственно, здесь можно было бы поставить точку. Плачущий рецензент — что тот комиссар. Но со слова «точка» спектакль-то как раз только начинается. «Ты хочешь, чтоб я сам поставил точку?» — спрашивает старик, сидящий лицом к мольберту. Мы не видим, что за картина в подрамнике, но узнаем за его спиной сгрудившиеся на заднике домики Витебска, а в музыкантах — уличных клезмеров. Да-да, перед нами — Марк Шагал. Кажется, физически ощущаешь, насколько он погружен в себя. Я бы назвала это эффектом Юрского — умение так сосредоточить на мгновение внимание зала и держать паузу ради того, чтобы мы почувствовали себя здесь и сейчас. Обычно такие мгновения приберегают к кульминации или к финалу. Но режиссеру Юрскому очень важно завладеть публикой сразу. Иначе расслабленная, пришедшая из буфета, она многое прослушает, не уловит жанр. Он не может ее упустить, потому огонь принимает на себя актер Юрский. В спектакле у него множество ролей — от поэта Сандрара до министра Луначарского. Но главная роль — Марк Шагал. Гений играет гения, великий рассказывает про великого? Не играет и не рассказывает. Собеседуют. Один художник, проживающий долгую жизнь в искусстве, с другим, дожившим почти до ста лет. Не надо сопоставлять масштабы, но можно почувствовать близость. Отсюда откровение и пронзительность финала, когда в ответ на заданный в начале вопрос герой взбирается по лестнице туда, где свободно и счастливо летали персонажи его знаменитых полотен, и замирает, воздев руки к небесам.
Собственно полет, фантазия, грезы или видения и есть жанр этого спектакля. Способ игры и чувствования перпендикулярны моде и мейнстриму. Вместо ненормативной лексики — стих и соответствующий ему ритм постановки. Вместо жестокости — поэзия. Не потому, что не чувствуют горечи своего века. А потому, что скрипач на крыше не перестал играть и для кого-то все еще звучит его музыка. Надо услышать, как Юрский — Шагал выговаривает, повторяя много раз, когда совсем невмочь: О, bella! Белла — имя возлюбленной, жены и музы. Они оба знают чувства изгнанника, хотя Юрский всего-то в Москву переехал. Потому беспощадно фарсовыми красками рисуют большевичку Лушку (Людмила Дребнева). Знают и про то, почему нельзя вернуться туда, где был счастлив. Когда Марк кается перед матерью (ее играет Наталья Тенякова), что не приехал в Витебск на ее могилу, она рассказывает сыну про навсегда исчезнувший тот его город, кажется, будто они говорят о сгинувшем БДТ. Впрочем, покаяние — лейтмотив постановки. «Я дерзнул перевернуть сотворенный тобой мир» — покаяние-вызов художника милостью Божьей. Покаяние-нежность перед Беллой, которую тонко играет Анна Гарнова. А еще в спектакле-фантазии есть персонаж «Сожженная картина» (Людмила Дребнева), персонаж трагический, свидетель обвинения. Ее монолог обращен к нераскаявшимся. Предупреждение об опасности.
У Ангела (Анна Гарнова) в этом спектакле нет крыльев. На голове вязаная шапочка с помпоном, шерстяной свитер, штаны закатаны до колен. Почему? «А потому» — так со сцены отвечает Шагал на глупые вопросы. И Юрский так отвечает.