Итоги № 24 (2012)

Един в двух лицах / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Един в двух лицах

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

В продаже новый роман Акунина-Чхартишвили «Аристономия»

На спартански строгой серой обложке — двойное имя «Акунин-Чхартишвили». Для тех, кто следит за творчеством писателя, этот знак не нуждается в дополнительных комментариях: свою настоящую фамилию создатель легендарного Фандорина бережет и использует лишь в исключительных случаях — для текстов, которыми он гордится и к которым сам относится по-особому. Собственно, со времен «Кладбищенских историй», опубликованных в 2005 году, под именем Чхартишвили не появилось ни одной книги, и уже этого вполне достаточно, чтобы и мы отнеслись к «Аристономии» максимально серьезно.

К тому же самому располагает и избранная писателем повествовательная манера: никаких заигрываний с читателем, никаких детективных кунштюков, ни намека на желание увлечь. Вместо привычных интриг, эффектного антуража и сюжетного драйва — задумчивые диалоги о судьбах отчизны, неторопливые исторические экскурсы и многостраничные вставки в утомительном жанре философский трактат. Действие «Аристономии» переносит читателя почти на сто лет назад, в последние дни 1916 года. Девятнадцатилетний студент-юрист Антон Клобуков в одночасье остается сиротой: его родители — тяжелобольной отец и всем сердцем преданная супругу мать — решают покончить с собой, оставляя сына один на один с тяжким и смутным временем. С этого драматического момента начинается взрослая жизнь Антона, которая, собственно, и составляет предмет романа. Недрогнувшей рукой Акунин-Чхартишвили проводит своего героя от службы в романтическом, но недолговечном ведомстве времен Февральской революции через попытку эмиграции прямиком в ад Конармии. Именно там, в ужасе и мерзости погрома, учиненного красноармейцами в еврейском местечке, Антону придется осознать нехитрую мудрость покойного отца, верившего в теорию малых дел. Отныне Антону предстоит поддерживать собственный маленький огонек посреди наступившего в России мрака, сочиняя трактат о некой особой человеческой добродетели — той самой «аристономии», которую автор выносит в заглавие романа. Суть этой добродетели — в особой способности человеческой личности к творческому самораскрытию, к полной и счастливой реализации лучшего, что заложено в каждом из нас. Именно от аристономии, по мнению героя (а вместе с ним, вероятно, и автора), зависит будущее человечества, и в нем же заключена единственная надежда нашей страны на выход из запоздалого и позорного средневековья, в которое ввергла Россию революция.

В этом месте хотелось бы поставить точку, но поступить так будет нечестно по отношению к читателю. Поэтому придется проговорить то, что проговаривать вслух и всегда-то неприятно, а в случае с таким замечательным и уважаемым автором, как Борис Акунин, — попросту мучительно. Несмотря на всю взвешенность и разумность авторской позиции, на крепко вылепленные характеры, на сложный и, как обычно, великолепно выстроенный сюжет, на историческую достоверность и прочие объективные достоинства, «Аристономия» — текст до невозможности банальный, предсказуемый и, главное, вторичный. Вобравший в себя все классические книги о революции и Гражданской войне — от «Хождения по мукам» Толстого до «Конармии» Бабеля и от «Призрака Александра Вольфа» Газданова до «Тихого Дона» Шолохова... Роман Акунина производит впечатление хорошо и многократно пройденного материала. То есть возражений не вызывает, но интереса — тоже. Некоторая вторичность всегда была присуща его романам, под каким бы псевдонимом они ни публиковались. Однако это была вторичность веселая, игровая и рефлексивная. А вот когда в ту же форму отлилось нечто, имеющее претензию на глубину и серьезность высказывания, получилась... ну да, собственно, «Аристономия» и получилась. Вещь добротная, но безнадежно скучная и, если так можно выразиться, сугубо необязательная.

Впрочем, есть и еще одна гипотеза, несколько примиряющая читателя с акунинской неудачей. А вдруг перед нами реинкарнация проекта «Жанры», и цикл, начатый «Детской книгой», «Фантастикой» и «Шпионским романом», внезапно пополнился «Большим и серьезным русским романом средней руки»? Если так, то автор достоин по меньшей мере аплодисментов — стилизация великолепна, шутка удалась. Если, конечно, это действительно шутка.