Итоги № 4 (2013)

Сирота российская / Общество и наука / Общество

Сирота российская

/ Общество и наука / Общество

Почему в России до сих пор работает система, превращающая детей в сирот

У «закона Димы Яковлева» имеется как минимум один несомненный плюс: власть и общество, до сей поры мало озабоченные проблемой сиротства, наконец-то занялись ею. Сейчас, когда с этим начали спокойно разбираться, выяснилось, что картина не столь ужасна — и с детскими домами, и с усыновлением. Точнее, так: она ужасна, но совсем не в тех ракурсах, которые были видны при первом взгляде.

Незаконноброшенные

Сегодня в России насчитывается более 650 тысяч детей и подростков, оставшихся без попечения родителей. Такие цифры называет директор Межрегионального НИИ профессиональных компетенций Галина Семья. Непосредственно в детских домах сейчас находятся около 120 тысяч воспитанников. У большинства из них мало шансов обрести новую семью, и вот почему. Около 70 процентов из них перешагнули 10-летний возраст, а таких детей, увы, усыновляют неохотно. 25 процентов воспитанников, то есть около 30 тысяч, — инвалиды, которым обрести новых родителей еще труднее. Есть и еще одна шокирующая цифра. Ее называет уполномоченный по правам ребенка в Москве Евгений Бунимович: по его данным, более 80 процентов детей оказываются в детдоме при живых родителях.

Дети попадают в казенные учреждения тремя основными способами. Первый и главный: их изымают из неблагополучных семей органы опеки. На сегодня в стране насчитывается порядка 60 тысяч граждан, лишенных родительских прав. Основания для изъятия ребенка могут быть разными — от жестокого обращения в семье до антисоциальной обстановки в доме. В этом случае органы опеки приходят вместе с сотрудниками полиции в семью и увозят ребенка. А уже затем суд решает, передавать ли несовершеннолетнего в государственное учреждение или все же оставить с родителями.

Второй путь — это когда от ребенка отказываются в роддоме. По разным оценкам, в России ежегодно фиксируется более 100 тысяч случаев отказа от детей в роддомах (для сравнения: всего в стране в прошлом году появилось на свет 1,5 миллиона человек). В каждой (!) детской больнице постоянно находятся до 40 малышей, оставленных родителями. Эксперты называют две причины. Первая: часто рожают девочки в школьном возрасте, которые просто не понимают, как дальше жить с ребенком на руках. «При этом часто они не только не получают поддержки в семье, — говорит Бунимович, — а наоборот, семья от них отворачивается». И вторая причина: родители отказываются от ребенка, который родился с серьезными отклонениями в здоровье. «Врачи в роддомах сами предлагают родителям отказаться от детей «с диагнозом», — рассказывает президент региональной общественной организации содействия защите прав детей «Право ребенка» Борис Альтшулер. — И это в нашей стране считается вполне нормальным. Врачи могут даже уговаривать родителей не брать на себя такую обузу». Действительно, в России фактически нет реальной помощи ни родителям с больными детьми, ни несовершеннолетним мамочкам, оставшимся без помощи. Неудивительно, что люди идут на отказ от ребенка, ибо понимают — пропадут, не смогут вырастить и вылечить его по бедности своей.

И третий вариант — подкидыши. Сотрудники домов малютки регулярно находят перед входом корзинки с младенцами. Обнаруживают подкидышей и в подъездах, и на свалках. Всего по Москве — от 20 до 40 в год. Обычно отыскать горе-родителей нереально, но нетрудно догадаться, что большинство этих детей оставляют приезжие. «Виной всему бесконтрольная нелегальная миграция, — считает Бунимович. — Люди часто живут без документов, очень поздно обращаются или вообще не обращаются за медицинской помощью. Многие женщины рожают ребенка, уже думая о том, как бы побыстрее от него избавиться».

А дальше лишние дети попадают в нашу казенную систему, где и застревают чаще всего навсегда.

Шибко грамотные

Работает казенная машина так. Ребенок — брошенный или изъятый из семьи — в первую очередь попадает в сферу органов опеки, именно они решают его дальнейшую судьбу. Эти организации устроены довольно странно. К примеру, в Москве их полномочия сейчас переданы муниципалитетам внутригородских муниципальных образований. То есть в каждом из 125 районов есть свой орган опеки и попечительства, где работают порядка 5—7 специалистов. За каждым из территориальных органов закреплены те или иные родильные и детские дома. Именно туда стекаются звонки от врачей детских поликлиник, учителей, соседей и просто всех людей, которые, как им кажется, заметили, что с ребенком не все в порядке. Сотрудники обязаны проверить сигнал. Если чиновнику покажется, что обстановка в семье угрожает жизни и здоровью ребенка, его забирают в детский дом — без суда и следствия, до выяснения обстоятельств. При этом критерии «угрозы» весьма абстрактны. Только потом суд решает — лишать родителей прав или можно вернуть ребенка в семью.

Далее система действует так: в течение месяца орган опеки обязан поставить ребенка, оставшегося без попечения, на учет и завести личное дело. В идеале чиновники должны попытаться нормализовать ситуацию в родной семье ребенка, или договориться с родственниками, готовыми взять его к себе, или же подыскать новую семью. Если в течение месяца решить проблему не удалось, орган опеки составляет на ребенка анкету и передает ее в региональный банк данных о детях, оставшихся без попечения родителей. Как правило, эта база данных находится в ведении окружного комитета (департамента) образования или подчиняется органам соцзащиты при региональной администрации. Личное дело ребенка хранится в органе опеки по месту жительства, но вопросами передачи информации потенциальным приемным родителям теперь уже занимается региональный оператор. Сейчас это делается через собственные сайты, которые открывают те же местные департаменты соцзащиты. Если же в течение второго месяца и через региональный банк данных не удалось пристроить ребенка, дубликат анкеты передается федеральному оператору банка данных при Минобрнауки РФ. На каждом из этих этапов судьба ребенка зависит от профессионализма работника опеки и его расторопности. Чтобы найти за месяц новую семью или уговорить родню, усилия должны быть приложены колоссальные. Понятно, что надрываться чиновники не хотят, потому большинство сирот отправляются в конечном счете в детдома.

Конечно, существуют законы, на которые должны ориентироваться органы опеки. «Работу с детьми, оставшимися без попечения родителей, сегодня четко регламентирует целый ряд законов, в том числе Семейный кодекс, закон об опеке и попечительстве, — комментирует адвокат по семейным делам Антон Лелявский. — И законы эти в общем-то неплохие». Например, в них прописаны вопросы профилактики социального сиротства, предусмотрена работа органов опеки с семьями. Однако на практике работа этих органов зависит во многом от профессиональной компетентности каждого сотрудника. Например, в законах недостаточно четко прописаны случаи, в которых ребенка следует забирать из семьи. И фактически органам опеки дано право забирать ребенка в случае угрозы его жизни и здоровью, но каждый сотрудник трактует это понятие по-своему. Зачастую чиновники перестраховываются, боясь понести ответственность за должностное преступление. Ведь если они не отреагируют на вызов, а потом с ребенком что-то случится, то могут попасть под статью.

И потому нередко соцслужбы отнимают детей из в общем-то вполне нормальных семей. «Недавно в Тверской области был случай — у семьи забрали четверых детей только на том основании, что в доме было холодно, — вспоминает Борис Альтшулер. — Действительно, так получилось, что у семьи в частном доме закончились дрова и нечем было топить. Но ведь так сложились обстоятельства, у родителей были временные финансовые трудности. Почему никто из администрации не предложил подогнать машину с дровами? Или еще пример. К нам обратилась женщина, которая две недели не могла найти своего 4-летнего сына, которого забрали органы опеки. Они пришли вместе с сотрудниками полиции по звонку соседей, и поведение мамы показалось им чем-то странным. Но женщина-то не хотела расставаться с ребенком!» Борис Альтшулер признает: поведение родителей порой бывает не вполне адекватным. Но никакой работы с такими семьями не ведется. Ни один инспектор опеки не вызвал их для беседы, не объяснил родителям, в чем они не правы, не помог решить сложившиеся проблемы. Проще забрать ребенка.

При этом единого регулятора, контролирующего всю эту систему, нет. Потому «тетка из управы», у которой по закону должно быть высшее педагогическое образование, но по факту это не всегда так, практически обладает диктаторскими полномочиями в детском вопросе. Формально орган опеки при муниципалитете — это «орган местного самоуправления», который непонятно кому подчиняется: то ли управе-префектуре, то ли структурам департамента образования, то ли живет сам по себе. Обязать это учреждение соблюдать закон может только суд. Прокуратура как надзорный орган может только выдать предписание. А уж выполнят его или нет...

«Действия органов опеки достаточно редко оспариваются в суде, — продолжает Лелявский. — А нужен регулярный контроль за их работой со стороны аппарата уполномоченных по правам детей и прокуратуры. А у нас проверять начинают лишь после того, как уже произошла трагедия. Тогда как нужно не факт констатировать, а предупреждать развитие конфликтной ситуации».

Получить официальные комментарии от представителей столичных органов опеки нам так и не удалось. Обсуждать свою работу там не хотят и отсылают по инстанциям. В неофициальном же разговоре один из «госопекунов» поделился такими соображениями: «Сейчас многие норовят спустить всех собак на органы опеки — мол, там работают только жулики, наживающиеся на продаже детей за границу. Да, такие люди встречались в 90-е, когда вообще непонятно было, сколько в стране детдомовцев. Тогда действительно делались деньги на иностранном усыновлении. Сейчас ситуация иная: большинство тех, кто работает в органах опеки, — люди честные и бескорыстные. А если порой и бывают придирчивы к кандидатам на усыновление, то только в интересах детей». Очевидно, что хорошие люди из органов опеки, судя по статистике, придираются настолько качественно, что сирот в нашей стране почти столько же, как было после Великой Отечественной...

Кончились патроны

Попав в детский дом, ребенок имеет мало шансов вырваться оттуда до совершеннолетия. Особенно это касается подростков, усыновлять которых приемным родителям психологически сложно. Для них была придумана такая форма семейного устройства, как патронат: передача детей на постоянной или временной основе в семью без изменения их юридического статуса. Теперь она фактически уничтожена. В рамках патронатной системы дети формально числятся в детском доме, а реально живут в семье. Сотрудники детдома должны оказывать патронам всяческую помощь: педагогическую и психологическую. Наглядным примером служит история столичной коррекционной школы-интерната № 8. В начале 2000-х она считалась одним из флагманов патронатного воспитания. «Мы успешно проработали примерно шесть лет — до 2010 года, а потом пришло распоряжение свыше закрыть патронат, — вспоминает бывший заместитель директора, а ныне просто учитель математики школы-интерната № 8 Татьяна Евдокимова. — Причина проста — эту форму устройства детей в семьи так и не закрепили законодательно на федеральном уровне. Было время, когда у нас в семьи брали более 30 детей в год. Ребята жили нормальной жизнью. Сейчас такого шанса у них практически нет».

Татьяна Евдокимова признает: дети в их школе сложные, чтобы ужиться с ними, нужно много сил и терпения, и мало кто готов взять на себя ответственность. Поэтому такие формы, как опека или усыновление, — редкость. Но самое главное — только патронат давал возможность практически круглосуточного сопровождения семьи профессионалами. «Органы опеки на практике проверяют, грубо говоря, есть ли в семье колбаса в холодильнике, — поясняет Татьяна Евдокимова. — А патронатная служба создается при самом интернате, где специалисты хорошо знают каждого ребенка. Доходило до того, что мне звонили родители и советовались: ребенок не хочет идти в школу, как быть? Такие отношения с органами опеки просто невозможны. Там работают люди, которые физически не могут знать всех детей, с которыми им приходится иметь дело, поэтому они оценивают отношения в семье на основании бытовых показателей или отзывов соседей». Почему был сведен на нет патронат? Вопрос к законодателям.

Следующий острый вопрос — финансовый. Есть один нюанс: директорам выгодно, когда в детдоме много детишек. Ибо финансирование здесь «подушевое». По словам уполномоченного при президенте РФ по правам ребенка в РФ Павла Астахова, на содержание одного ребенка в детском доме в самых бедных регионах выделяется 300—350 тысяч рублей в год. Есть регионы, например, на севере Красноярского края, где выделяется по 2 миллиона рублей. Суммы очень приличные для того, чтобы руководство не спешило расставаться со своими воспитанниками. Это приводит, во-первых, к укрупнению детдомов, во-вторых, к тому, что администрация становится слишком придирчивой к потенциальным усыновителям.

И то и другое — безусловный вред. «Детдома в принципе не должны быть большими, — считает экс-директор детского дома-школы № 29 с 50-летним стажем Ирина Иванова. — Нас закрыли в начале 2000-х, а воспитанников перевели в другое учреждение. Но чем крупнее учреждение, тем труднее педагогам создать обстановку, хотя бы отдаленно напоминающую жизнь в семье. Когда я пришла на работу, в детдоме было две спальни — каждая на 50 человек. Разве могут дети жить в таких условиях? Мы тут же переделали помещение под квартиры. В каждой такой квартире жили по 12—15 детей, а спальни были рассчитаны на троих. Чем компактнее детский дом, тем лучше. Но сейчас складывается ситуация, когда просто невыгодно содержать учреждения, где мало детей».

В финансировании «сиротской проблемы» есть и другая крайность — отсутствие материальной поддержки приемных семей. По мнению экспертов, реальная финансовая помощь ускорила бы процесс усыновления. Галина Семья приводит в пример Белгородскую область. Там усыновителям назначили пособие, равное половине суммы, выделяемой на содержание ребенка в детдоме, а главное — стали давать жилье. Как результат — в детдома потянулись потенциальные родители. Правда, есть одно но. Усыновление не должно становиться способом на халяву получить квартиры и субсидии. Чтобы этого избежать, как раз и надо наладить контроль со стороны органов опеки за приемными семьями. Сейчас же получается, что ребенка отдают в семью и фактически забывают о его существовании. Если люди искренне готовы заботиться о ребенке, а материальные блага для них лишь необходимое условие для жизни, то ребенку в семье будет хорошо. Специалисты из органов опеки сразу это увидят. Обычно если родители берут детей ради материальной помощи, то это видно и по качеству жизни детей в семье. Чтобы искоренить случаи корысти, как раз и нужно дальнейшее сопровождение таких семей.

Есть еще одна проблема: трудность сбора документов и чиновничьи барьеры. Впрочем, люди, которые занимались этим в Москве, говорят, что все преодолимо и может хватить полугода, чтобы один из полутора тысяч сирот, стоящих в очереди на усыновление (то есть на них поданы заявки), оказался дома. Хотя что скрывать: для усыновления ребенка потенциальным родителям надо предоставить более чем обширный список документов. В их числе копия свидетельства о браке, копия финансового лицевого счета, выписка из домовой книги и многое другое (полный список есть на сайтах органов опеки). Документы вместе с заявлением на усыновление подаются в суд. Вся процедура может занимать от нескольких месяцев до нескольких лет — в случаях, если чиновников не устраивают те или иные сведения в документах. Например, им могут не понравиться слишком маленький доход родителей, малый метраж жилья или даже тот факт, что родители часто меняют работу. Эти формальности действительно под силу пройти немногим. Но 28 декабря президент подписал указ, который упрощает процедуру усыновления и оформления опеки для российских семей. В частности, он предусматривает снижение требований к нормативу жилплощади при устройстве детей на воспитание в семью, сокращение перечня предоставляемых в госорганы документов и увеличение срока их действия. Бюрократии должно стать меньше.

Эксперты считают, что решить проблему сиротства в России совсем несложно. Главное, нанести удар на всех фронтах. Совет Федерации РФ предлагает создать специальное ведомство по сопровождению семей усыновителей в регионах. Предполагается, что службы будут функционировать в рамках местных департаментов по делам семьи, материнства и детства. Там будут работать психологи, медицинские и социальные работники. Их задача — курировать приемные семьи на протяжении нескольких лет и помогать им в сложных ситуациях. Предложение о создании нового ведомства включено в комплекс мер по улучшению жизни сирот, который в ближайшее время будет направлен в правительство парламентом. Какие конкретно меры будут приняты, мы узнаем после 15 февраля. К этому времени кабмину поручено определить механизмы правовой и организационной поддержки потенциальных усыновителей и опекунов.

Остается открытым и вопрос с усыновлением детей иностранцами. По некоторым данным, по итогам 2012 года больше всего наших детей уехало в Италию. Даже без скандального запрета органы опеки слишком аккуратно работали с гражданами США. «Конечно, само по себе ограничение на усыновление детей иностранцами неверно, — считает Ирина Иванова. — Другое дело, что надо отслеживать судьбу ребят в новой приемной семье, а лучше всего работать с семьями до усыновления».

Есть множество возможностей решить в России проблему сиротства, только нужен заинтересованный подход к проблеме. Сейчас в стране уже довольно много людей, которые знают, как сделать детей, оставшихся без родителей, счастливыми. Хорошо, если чиновники их услышат.