Иван, помнящий родство
/ Искусство и культура / Искусство
О режиссере и драматурге Иване Вырыпаеве рассказывает режиссер Виктор Рыжаков
Про Ивана уже столько рассказано историй, что вряд ли можно что-то добавить к общей громоздкой картине, еще более закрывающей его, всегда ускользающего и непредсказуемого для появления в новом обличье странника. Претендовать на знание этого человека — то же самое, что говорить о понимании устройства Вселенной и сотворения мира. Пожалуй, и мне не удастся зафиксировать какое-либо знание об этом совершенно неудобном для каких-либо характеристик человеке. Но вот о его текстах и нашем бесконечно продолжающемся диалоге можно отважиться. «…Черные тучи закрыли небо. Черная ночь. Гром и молния. Адский ливень…» — с этих строк начинается театральное представление внутри, пожалуй, самой удивительной пьесы Ивана «Бытие № 2». Автор создает свою особенную, неповторимую реальность, в которой и будут звучать главные вопросы, волнующие и захватывающие дух. Эти вопросы появились в его текстах задолго до написания «Бытия…» и продолжают пронизывать все его творчество. Какую бы мистификацию с новым вымышленным пространством ни предлагал автор, всюду проявится его коварно-ироничный и одновременно открытый диалог с сегодняшним миром — о Боге, о страхе, о свободе, о человеке. Противоречие и несовершенство мира как будто становится обязательным качеством всех его героев и, конечно же, прежде всего самого автора. Иван так живет. Его пьесы и его реальность — один непрекращающийся путь к чему-то самому главному, к чему-то, что спрятано от обычного человеческого знания. Его неожиданное и безоглядное увлечение другой культурой, или религией, или философией, или яркой человеческой личностью, кажется, может сбить с толку любого наблюдателя. Однако за всем этим кроется необъяснимое и даже дерзкое соревнование с кем-то невидимым, но и обязательно с самим собой в способности разобраться во всех несовершенствах этого мира. Иногда кажется, что все, теперь-то уж Иван что-то серьезное для себя открыл и наконец-то определился в своем дальнейшем пути. Но нет! Завтра его невероятная актерская натура рядится в новые, ни для кого не привычные одежды. Он вновь упоенно устремлен в какой-то другой мир, к какой-то только ему видимой цели и уж точно бескомпромиссен в выборе своего «нового». Мы общаемся и видимся теперь не так часто, как в прежние годы, когда мне казалось, что лучшего актера и партнера в своих театральных творческих мытарствах мне не нужно, да и не найти. Но наш какой-то особенный и важный диалог, начатый когда-то на репетициях пьесы Жана Кокто в театре далекой Камчатки, кажется, не прерывается никогда. И наши редкие встречи нужны мне лишь для того, чтобы убедиться, что он по-прежнему в игре и не собирается сдаваться. Мои бесчисленные вопросы сразу оказываются нелепыми или уж совсем глупо сформулированными. Хочется больше слушать и молчать. Но цель достигнута, мне достаточно этого короткого свидания. Дальше мое общение принимает форму взаимодействия с его текстами. Пьесы Ивана живут своей отдельной магически-притягательной жизнью, как будто в них есть что-то еще, кроме самого текста. Их можно услышать! Это и есть мое достояние. Здесь мне открывается возможность, не стесняясь самого себя, вести бесконечный диалог с миром и собой неизвестным. Что это? Не знаю. Но герои его литературных фантазий настолько близки и дороги мне, что хочется продлить их жизнь в театральном пространстве своего вымышленного театрика. Когда-то мы вместе мечтали об открытии собственного театра — «Театра Чудес». Но «время летит неумолимой стрелой»… И, может, именно так этот театр и должен существовать?! Театр — который невозможно найти.