Итоги № 42 (2013)

Лавры для убийцы / Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге

Лавры для убийцы

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге

Престижная национальная премия в области неигрового кино и телевидения «Лавровая ветвь» неожиданно обросла громкими скандалами. Несколько кинематографистов написали в оргкомитет, что просят снять свои фильмы из объявленных списков с номинациями, а Павел Лобков отказался даже от полученной в далеком 2000 году статуэтки. Причиной стало включение в лонг-лист номинантов на звание «Лучший по профессии» оператора Сергея Пчелинцева, который обвиняется в жестоком убийстве священника Павла Адельгейма. Эта история потрясла страну летом, следствие и психиатрическая экспертиза еще не дали свое заключение, но убийство — свершившийся факт. Так почему же это не стало препятствием для жюри первого тура?

Вообще я не раз убеждалась, что документалистика — совершенно особая сфера кинодеятельности. Она работает с реальностью непосредственно и лепит свои сюжеты прямо из живого материала, довольно часто не используя никакого наркоза. Если стреляют и кричат — значит надо снимать, потом разберемся кто и почему. Если на твоих глазах неприкаянный герой, на которого потрачена бездна времени, в истерике пытается покончить с жизнью — снимай, не думай о последствиях. Если ты заехал к тяжелобольной матери, а она скончалась в этот момент — расчехляй камеру, запечатлевай уход человека из жизни. У документалистов профессиональный высокий порог чувствительности. Случается, они этим бравируют и даже иногда считают свою работу неподсудной с точки зрения обычной морали. Не спорю, бывают и такие издержки профессии. Однако конкурсный отбор на главную национальную премию — это не съемки горячего материала, которые возможны только здесь и сейчас. Тут ничего спонтанного нет.

Да и случай-то вполне ясный. Картину «Катя», которую снимал Пчелинцев, оценивать можно и нужно — не надо делать ни в чем не повинного режиссера заложником ситуации, это ее, Анны Шишовой, авторское произведение. А вот подследственного в номинацию включать не следует как минимум для того, чтобы не ронять тень ни на саму премию, ни на остальных участников конкурса. Ведь не в вакууме все это существует: едва опубликовали списки, тут же пошла волна недоумения, как может номинироваться убийца, что это за дикий пиар на крови. Честно говоря, меня сильно удивили те люди в документальном и журналистском сообществе, кто рьяно доказывал, что «Лавровая ветвь» — профессиональная премия, что если операторская работа сделана хорошо, ее художественную ценность никак не принижает недавнее преступление. Я все ждала чего-то вроде «хороший человек не профессия» и дождалась. А один из спорщиков договорился в социальной сети до того, что «каждый Брейвик имеет право на то, чтобы проявить талант». И поди разбери — это он шутит так или широту своих взглядов демонстрирует. Прав был Федор Михайлович, когда устами Мити Карамазова восклицал в отчаянии: «Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил».

Организаторы все обвинения в пиаровских целях отвергают, но и скандал замять по-быстрому не захотели — решили отстоять принцип неподсудности, мол, пусть все решит Совет премии под председательством Эдуарда Сагалаева. Очень надеюсь, что решит ко всеобщему примирению. Но раз речь заходит о принципах, то это уже разговор мировоззренческий. За принципы, позволяющие каким-то виртуозным способом отделить преступление от преступника, а результат его работы от личности, надо отвечать — отзывом картин с конкурса, полупустым залом на церемонии вручения и т. п. Два года назад Ларс фон Триер позволил себе на Каннском фестивале пару опрометчивых провокативных высказываний про Гитлера и евреев. Никто от этого не умер. Многие даже смеялись. Но гениальный режиссер был тут же объявлен персоной нон грата. Так стоит ли несомненная репутация сомнительной широты?