Итоги № 44 (2012)

Их благородия / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Их благородия

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Вышел в свет роман Елены Зелинской «На реках Вавилонских»

История может стерпеть многое. И дураков, и дилетантов, и фальсификаторов, и борцов с ними. Одного она простить не сможет — короткой памяти. В этом смысле роман Елены Зелинской «На реках Вавилонских» очень искренняя попытка нашу коллективную память продлить, дополнить, оживить.

Кто-то, изучавший историю по Акунину, наверняка поморщится. Ну, дескать, о чем она там пишет!.. Житие двух незнатных семейств, когда-то породнившихся, а потом рассеянных по белу свету войнами да смутами…

Да, герои «Рек» от Рюрика родства не вели, при дворах не блистали, на троны и эшафоты не всходили. Таких на Руси тьмы и тьмы!.. Но кто о них помнит?! Сколько их, блестящих уланских поручиков и скромных пехотных штабс-капитанов, было посечено шашками в восемнадцатом?! Их родословными растапливали буржуйки в двадцатые. Их «Владимиры с мечами» в 1942-м обменивали на муку в блокадном Ленинграде…

И тем не менее Лене Зелинской удалось невозможное — бережно и одновременно ярко выписать историю своих пращуров за последние 200 лет.

Словно художник-реставратор, она воссоздала картину прошлого по кусочкам, по намекам, по штрихам, по отслоившимся чешуйкам. Там, где требовалось, отскоблила наслоения. Там, где краски поблекли, добавила цвета и жизни. В тех местах, где фрагменты утрачены, бережно дописала. И вот заискрилась, задышала история двух старинных родов — Магдебургов и Савичей.

Тут есть все. Залпы наполеоновских мортир и стрекот пулеметов. Дурманящий уют провинциального Нежина и строгая отстраненность Петербурга. Витые аксельбанты и гимнастерки, набрякшие кровью. Двести лет российской истории бережно прошиты стежками событий и дат, украшены кружевом диалогов и блестками семейных преданий. А поверх всего этого, словно Андреевский крест, — вера и верность, любовь и нежность.

…Перелистнув последнюю страницу, я первым делом бросился искать на антресолях жестяную коробку с надписью «Тов-во Эйнемъ». В ней все, что осталось от истории моего рода: медная пуговица от кирасирского колета, пожелтевшие фотографии, письма, зачитанные до дыр, да растрепанное Евангелие с ятями. То самое, которым в безбожном 1934-м мою бабушку тайно благословили на брак с моим дедом — юным красным лейтенантом. Как мало знаем мы о своей семье, о своей стране, о себе…