Из глубин древности

ПЕРНАТЫЙ ВЕЛИКАН

На широкой излучине реки, окаймлявшей до необозримых далей светлую лиственную чащу, вблизи от берега в иле лежали несколько диковинных животных.

То были астрапотерии, давно вымершие протокопытные из эпохи позднего третичного периода.

Из их пастей выглядывали мощные, похожие на изогнутые бивни клыки. Они служили опасным оружием, как против неприятелей, так и против молодого и глупого самца, претендующего на некую самку, уже выбранную другим, старым и опытным астрапотерием. Могучие лапы, имевшие по пять пальцев с копытцами, несли коренастое, поросшее редкой грубой шерстью тело. На мордах этих невиданных колоссов выдавался вперед короткий, рылообразный вырост, избыточно развитые мышцы которого делали его похожим на миниатюрный кривой хобот.

Совсем близко к берегу, где смешанная с илом вода была теплее всего, лежали огромная самка с детенышем. Мать мирно подремывала, а малыш возле нее играл с пучком каких-то похожих на тростник растений.

Подальше, в более глубокой воде, находилось несколько взрослых самцов, они время от времени пофыркивали, наслаждаясь илистой ванной и солнцем.

Внезапно из близлежащих зарослей послышался шелест и треск. Спустя пару секунд из зеленого нагромождения высоких кустов выскочил адинотерий — представитель древних копытных размером с овцу.

Он бежал медленно и тяжело, ведь зверь с плотным телом, сильной шеей и тяжелой головой двигался на коротких, непривычных к быстрому перемещению ногах. В маленьких тупых глазках, между которыми у самцов этого вида располагался небольшой острый рог, плескался страх. Когда адинотерий со всей возможной скоростью покинул заросли и увидел валяющихся в иле астрапотериев, то замер в замешательстве. Но негромкий шорох в кустах снова заставил его без оглядки пуститься наутек.

Зверь кинулся к реке и в своем отчаянном бегстве со всей силы врезался в маленького астрапотерия. Он тут же опрокинулся в воду и жалобно завизжал. Отдыхавшая поодаль самка мгновенно стряхнула с себя дремоту, поднялась и поспешила на помощь детенышу. Грязная вода брызгала во все стороны от бешено мчавшейся мамаши.

Детеныш уже был на ногах, когда самка добралась до него. Обнюхав свое чадо, она тяжелыми неловкими скачками погналась за убегающим и вдвойне перепуганным нарушителем спокойствия, который неуклюже заспешил в другую сторону.

Кто знает, как долго самка преследовала бы бедного адинотерия, если бы мирную тишину края не нарушил новый крик детеныша. Она тут же остановилась, а потом большими шагами направилась обратно к нему.

Малыш неподвижно застыл, испуганно глядя как раз на то место в зарослях, откуда недавно выскочил адинотерий.

Одного взгляда самки хватило для осознания того, что произошло.

Она решительно направилась к кустам, но прежде чем дошла до них, оттуда выскользнул сумчатый хищник протилацин, преследовавший до этого в тени густых зарослей адинотерия. И хоть он в ярости хлестал длинным хвостом из-за упущенной добычи, но имел достаточно опыта, чтобы не связываться с опасной самкой астрапотерия, которая была ему явно не по силам.

Та не стала преследовать сумчатого хищника, а мелкими шажками вернулась к напуганному детенышу. Подойдя к нему, мать несколько раз ткнула чадо коротким хоботком, словно желая убедить, что с ним не случилось ничего страшного. А когда успокоенный малыш-астрапотерий весело запрыгал, самка вновь забралась в илистую воду, прикрыла глаза и с удовольствием продолжила прерванное купание. Ей было невдомек, что из-за своего страха за детеныша она спасла жизнь безобидному адинотерию и лишила хищника его добычи.

Когда протилацин миновал заросли, то очутился в покрытой травой степи, которая казалась бескрайней.

Он взбежал на плоскую скалу, чтобы оглядеться.

Повсюду расстилалась травянистая равнина. Из нее местами поднимался кустарник и низкие деревья, живописно сочетаясь с невысокими изломанными скалами.

Хищник внимательно оглядывался, медленно крутя своей удлиненной головой во все стороны. Он чутко нюхал воздух и усиленно вытягивал остроконечные уши, чтобы ничего не пропустить. Но ничего не заметил, не учуял и не услышал. Везде был лишь неизмеримый и необозримый ковер из невысоких трав, украшенный пестрым узором из желтых, красных, синих и белых цветов, темною зеленью зарослей, кустарников и деревьев, хмуро-серыми скалами.

Протилацин продолжал неподвижно стоять.

Силуэт зверя, чем-то похожего по телосложению на дикую собаку, четко вырисовывался на фоне ясной голубизны неба. Вытянутая пасть, полная острых зубов, заканчивалась тупым, словно обрубленным и черным как уголь носом. Длинное туловище покрывала короткая, слегка прилегающая к нему шерсть, бывшая на голове светло-коричневой с темными, проходящими через глаза полосками. На остальном теле она была темно-коричневой с равномерными полосами, начинавшимися от середины спины. В этих местах начинала удлиняться и шерсть, достигая максимальной длины на ляжках зверя. Туловище постепенно переходило в длинный хвост, также наполовину покрытый темными полосками.

Вот протилацин вдруг резко и беззвучно соскочил со скалы и помчался вдоль окаймлявших реку зарослей. Он по крутой дуге обогнул нескольких несодонов — могучих копытных животных размером с современного тапира. Потом хищник сменил направление, оставил берег реки и быстро помчался к травянисто-кустарниковой равнине, где возле одной из скал под кустом было его логово. В нем осталась самка с четырьмя подросшими детенышами, которые уже давно оставили сумку матери, проведя в ней время своего самого раннего детства.

В зарослях зверь наткнулся на броненосца стеготерия, который по неизвестной причине задолго до вечерних сумерек выбрался из норы, где отдыхал днем.

Протилацин бросился на него, но недостаточно быстро.

Броненосец мгновенно скрылся в норе, так что челюсти сумчатого хищника клацнули без всякой пользы. Он заворчал и снова помчался дальше. Бежал меж высоких трав, пробирался редкими кустами, обходя непролазные и колючие заросли и вдруг остановился у низкой скалы, чье подножие со всех сторон окружали упавшие с рассыпающихся скальных стен глыбы.

Протилацин в несколько прыжков оказался на ее вершине, осмотрелся и тут же припал к земле. Взгляд его приковали кустики неподалеку, где между глыбами чернели отверстия нор маленьких протипотериев — давно и бесследно исчезнувших млекопитающих, похожих на зайцев, но с длинными лапами и хвостом. Сумчатый хищник тихонько спрыгнул с вершины скалы и неслышно приблизился к ничего не подозревающим зверькам.

Каждый камень и каждый высокий пучок травы были для него желанным укрытием во время подкрадывания. Протилацин перебегал от одного из них к другому — постепенно, осторожно и тихо, хитрость и опыт постоянно удерживали его от какого-либо скоропалительного поступка, который мог бы все испортить. И эта терпеливость принесла свои плоды. Еще секунду хищник прижимался к земле, а потом резко и без промаха прыгнул на намеченную добычу, повалил ее на спину и вонзил острые зубы в незащищенное горло.

Жертва успела издать лишь один короткий писк, а потом ее тело обмякло. Но этого звука хватило для того, чтобы все остальные зверьки моментально укрылись в норах, где глубоко под землей прижались друг к другу, оцепенев от страха и ужаса.

Тем временем хищный протилацин глотал мясо пойманной добычи.

Насытившись, он ухватил пастью остатки и быстро потрусил прочь от места кровавого пиршества. Зверь бежал долго, без остановок, направляясь к своему логову, чтобы отнести часть добычи детенышам, еще не способным самостоятельно поймать кого-то, чтобы утолить голод. Хотя вина за это лежала не только на их юности, но и на родителях, мало заботившихся о потомстве. Они не уделяли им большого внимания и даже по-настоящему не учили охотиться.

Лишь один раз по пути домой протилацин все же был вынужден остановиться, когда наглая боргиена начала осторожно красться следом. Она проголодалась, а запах свежего мяса слишком дразнил ее нюх. Боргиена устроила это преследование в надежде на то, что протилацин спрячет где-нибудь остатки добычи, чтобы позже ими полакомиться. А ей, голодной, этот кусок пришелся бы очень кстати.

Протилацин быстро заметил преследовательницу. Какое-то время он не обращал внимания на мелкого хищника, а потом, будто внезапно разозленный ее невероятным нахальством, бросил ком из мяса и кожи на землю, кое-как прикрыл его травой и песчаной почвой, и длинными скачками понесся к не ожидавшей такого боргиене. Та между тем издалека наблюдала за этими действиями, радуясь тому, что вскоре выкопает чужую добычу и наестся ей. Когда же она увидела разъяренного приближающегося протилацина, то решила, что лучше всего будет поскорее смыться. И после недолгого раздумья хищница поспешно ретировалась.

Протилацин недолго гнался за ней. Когда боргиена сиганула в ближние заросли, он снова повернул назад, выкопал зарытое мясо, вновь вцепился в него зубастой пастью и продолжил путь.

Спустя немного времени протилацин достиг своей цели.

Тесные и низкие скальные стены под сводом из густых веток кустарника были логовом для всего его семейства. На плоской вершине отдыхала самка. Она имела ту же окраску, что и самец, но была меньше и слабее его. Под кустом слонялись без цели и четверо детенышей, неуклюже гоняясь за ящерками или крупными насекомыми. Каждый из них заботился лишь о себе и был равнодушен ко всему, не связанному с пищей.

Когда самец остановился перед скалой, он выпустил из пасти остаток пойманной добычи.

Все детеныши мигом устремились к принесенной еде и алчно набросились на нее. Но поесть спокойно им не дали. Вниз со скалы внезапно спрыгнула самка, подошла к мясу и, грубо оттеснив детенышей, оторвала себе большой кусок, с которым отбежала в сторону, чтобы спокойно его проглотить. После этого юные протилацины снова накинулись на кровавые ошметки и теперь уже никто не нарушил их пира.

С приятно наполненными животами они исчезали в густом кустарнике, где у каждого был свой уголок для ночного отдыха. До того, как на мир спустилась ночная тьма, самец с самкой тоже скрылись в логове.

Все стихло. На темный небосвод, словно бы прибитый к бесконечному простору Вселенной золотыми, серебряными и красноватыми гвоздиками звезд, выплыл из туч белый диск луны и ее бледный свет разлился по спящему краю.

Ночь шла по степи и древней чаще. Шла тем размеренным шагом, каким шла вчера и каким пойдет завтра, тем шагом, каким ей никогда не суждено догнать день, за которым она всегда кралась тенью, обреченная вечно преследовать, но никогда не настигнуть. Не зная преград в своей погоне за днем, ночь шла за ним прямым путем, через глубокие ущелья и высокие горы, через широкие равнины пустынь и через моря, идя до бесконечной пропасти на западе, но все напрасно — ей никогда его не догнать.

И в этой бесконечной гонке ночь снова сменилась днем.

Свет разлился по всему краю и коснулся закрытых глаз спящих. Сперва совсем нежно, так что веки едва затрепетали, потом все сильней и настойчивей, пока они широко не открылись.

Пробудилось ото сна и семейство протилацинов.

Взрослые животные еще лениво потягивались в теплом логове и равнодушно глядели на своих визжавших от голода детенышей. Протилацинам не хотелось вставать и брести покрытыми росой высокими травами, они ждали, пока солнце высушит капельки.

Как только это случилось, старшие тут же воспряли к жизни. Голод выталкивал их из логова и гнал к широкой равнине на охоту.

И вот пара хищников побежала мягкой рысью, а за ними по пятам следовали детеныши.

Они промчались сквозь редкий кустарник, потом по широкой равнине, далеко обойдя низкую, сложенную из огромных глыб скалу.

Здесь протилацины внезапно приостановили свой бег.

Перед низкой скалой стоял диковинный трехпалый представитель протокопытных — теозодон с маленьким, недавно родившимся детенышем.

Самец-протилацин тотчас же направился к нему, за ним спешила самка со своими четырьмя отпрысками. В глазах хищников горели огоньки голодной жажды свежего мяса. Самец быстрым прыжком отрезал копытному путь отступления к скале, так что травоядные теперь подвергались атаке спереди, сзади и с боков.

Но самка теозодона твердо вознамерилась защищать себя и свое потомство. Она была величиной примерно с теленка, с длинными сильными ногами, а на вытянутой шее сидела голова, в чьей раскрытой пасти виднелись мощные зубы. Немалый опыт протилацина говорил ему, что здесь не получится легкого и быстрого боя. Если бы он был один, то, скорее всего, отступил бы, так как понимал — крепкие зубы травоядного способны одним махом вырвать большой кусок мяса из его тела и пришлось бы выдержать много болезненных ударов, нанесенных сильными ногами. Но вдвоем с самкой они могли напасть каждый со своей стороны, в зависимости от того, насколько хитро и ловко проведут атаку.

Потому самец и медлил с нападением. Он по широкому кругу обошел теозодона с детенышем, неотрывно глядя на него, но пока что осторожно выжидал. А вместе с ним и самка с четырьмя юными протилацинами.

Теозодон внимательно наблюдал за хищниками, понимая, что убежать не удастся, разве что бросить детеныша на произвол судьбы. Но о том не могло быть и речи — самка всеми силами опекала новорожденного. Она жила лишь ради него, играла с ним и проявляла самую нежную заботу.

А теперь они с детенышем оказались в большой опасности.

Неподалеку оттуда по травянистой равнине не спеша пробиралась могучая птица. Это был фороракос.

Временами он останавливался и поглядывал по сторонам, а когда ничего не обнаруживал, то снова шагал своим кружным путем. Видимо, этого пернатого великана пробудило ото сна восходящее солнце и теперь он отправился на утреннюю охоту.

На его пути оказался огромный валун, на который фороракос заскочил мощным толчком сильных длинных ног. Там он замер, внимательно разглядывая весь широкий край.

Птица была три метра в высоту. На длинной шее находилась довольно большая голова с длинным, слегка сжатым с боков клювом, прямым у основания, а в передней части крючковидно загнутым. Высокие, неоперенные ноги заканчивались длинными ступнями с укороченными пальцами, на которых росли острые и загнутые когти. Тело птицы было мощным, коренастым, а крылья — маленькими и недоразвитыми. На темени торчал невысокий хохолок из серебристо-белых перьев. Примерно так выглядел хищный родственник современных журавлей. Любая рептилия и любое не очень крупное млекопитающее с большой вероятностью расстались бы с жизнью, повстречавшись с голодным фороракосом.

Хищная птица, поворачивая голову, направляла во все стороны свой острый взгляд.

Вот он уперся в скалу неподалеку. Глаза фороракоса загорелись, он возбужденно щелкнул несколько раз своим грозным клювом. Птица заметила там теозодонов, окруженных стаей сумчатых хищников. Она поняла, что сегодня не потребуется долго искать то, чем можно было бы утолить свою ежедневную утреннюю потребность в еде.

Фороракос быстро спрыгнул с валуна, при этом смешно растопырив маленькие крылышки, как бы желая смягчить падение на землю тяжелого тела. А потом поспешил к недалекому утесу.

Пернатый хищник подоспел туда как раз в тот момент, когда оба старших протилацина, каждый со своей стороны, собирались напасть на самку теозодона и ее детеныша. Та уже выглядела очень испуганной, потому что не знала, откуда ждать атаки и от какого из зверей нужно защищаться.

И тут она к своему величайшему изумлению увидела, как один из хищников, уже приготовившийся к броску, внезапно развернулся и длинными скачками понесся вдаль.

Не менее удивлена была и самка протилацина. Она собиралась оказать помощь самцу при нападении, но вместо смертоносного прыжка увидела, что тот удирает, скрываясь в высокой траве и кустах. Хищница недоумевающе смотрела на теозодонов, ожидая найти причину для столь загадочного бегства. Но не заметила ничего подозрительного, те лишь в ужасе таращились на нее. Внезапно хищница увидела, что самка теозодона пустилась наутек, встала и обернулась — удостовериться, что детеныш следует за ней. В этот момент самка протилацина поняла, что опасность грозит сзади. Она тут же развернулась и вся оцепенела — на нее несся огромный фороракос, яростно щелкая могучим крючковатым клювом. Еще несколько быстрых шагов — и протилацин окажется в его острых когтях, жалобно вопя под градом смертоносных ударов.

Метнувшись с быстротой молнии, самка кинулась прочь. Ее нисколько не заботили брошенные беспомощные детеныши. Инстинкт самосохранения был у сумчатой хищницы гораздо сильней материнского. Пернатый великан хотел погнаться за ней, но потом заметил четырех молодых протилацинов, пытавшихся по густой траве удрать вслед за бесчувственной матерью, и бросился к ним. Одному хищная птица сильным клювом размозжила голову, другого ухватила когтистой лапой. Два оставшихся детеныша кинулись назад к скале и быстро спрятались там в отверстиях между камней.

Фороракос не смотрел на них. Пернатому великану было все равно, пойманной добычи ему вполне хватало для насыщения.