Из глубины души

Глава 15

Разве она сумеет заснуть? Ум Аманды не мог успокоиться, но, что еще хуже, не могло успокоиться ее тело. Она смотрела на тускло освещенный потолок, отслеживая взглядом пылинки света, сумевшие проскользнуть сквозь тяжелые темные шторы, и пытаясь найти способ принять новую реальность, которая вдруг настигла ее.

Кайова был в ярости. Она видела это. Отец и брат превращали свою ярость в лед, но Кайова скрывал ее в себе, просто пряча свои эмоции под маской безразличия. Он похоронил свои чувства под железным панцирем, пережив трагедию, которую она никому бы не пожелала пережить. Аманда вспомнила выражение его лица, когда он вытащил из ее хлюпающей киски свой разбухший член, и она с ужасом уставилась на него. Животное — так она назвала его.

Выражение его лица сразу же стало непроницаемым, безэмоциональным, и он спокойно покинул джип. Да, таков был его гнев.

Кайова боролся со своим желанием — так же как боролся за свободу. Но теперь оно вырвалось наружу, и она оказалась связана с ним — с человеком, от которого ей уже никогда не уйти. Если то, что она подслушала, было правдой, то природа сделала за нее выбор.

Аманда повернулась на бок, свернувшись в калачик, пытаясь справиться с пронзающей ее тело горячей волной. Но становилось только хуже. Все было просто ужасно. Она закрыла глаза и попыталась считать овец, закусила губу, пока не почувствовала привкус крови. Аманда накрыла голову одеялом, но боль все росла и росла. Ее грудь была такой тяжелой и распухшей, что, казалось, соски вот-вот лопнут. Прикосновение руки вызвало в ее киске настоящий взрыв, словно предупреждая ее, что битва за самообладание будет невероятно тяжелой.

Захотела бы она его без гормона? Наверняка, подумала она, вспомнив о его прикосновениях. Он касался ее так, как Аманда всегда хотела. Зубами мучая ее соски. Шлепая ее голую, отекшую от желания и блестящую от соков киску. Она вздрогнула от воспоминаний, наслаждение опалило истерзанные борьбой нервы. И его член. Она сжала ее бедра при мысли о нем. Это было почти болезненное удовольствие — Аманда потекла сильнее, вспоминая, как он насаживал ее на свой толстый член. Она застонала, признаваясь себе, что бороться долго все-таки не сможет. Боль была как агония, внутри все сжималось, спазмы накрывали ее один за одним.

Вихрь. Это было именно то, что она чувствовала. Ее тело, протестуя против отсутствия Кайовы, требовало его прикосновений, требовало его тепло и силу, которая была его неотъемлемой частью. Аманда не могла поверить, что может быть так плохо. Это возбуждение могло стать агонией, разрывая нервные окончания и сжигая ее плоть. Ей нужно уйти от него. Может, если просто уйти от Кайовы подальше, все прекратится. Вихрю желания нужен источник для подпитки. Не так ли?

Он хотел вернуться к нормальной жизни, она хотела вернуться к нормальной жизни.

Может, ей просто стоит от него сбежать.

Какой-то отдаленной частью своего разума она понимала, что ошибается. Что боль и необходимость его прикосновения стали уже так сильны, что изменили ее реальность, лишили ее способности здраво мыслить. Она слезла с кровати, отбросив одеяло в сторону, и направилась в гостиную. Тишина заполняла домик, и Аманда вспомнила, что вроде бы слышала шум закрывающейся входной двери уже после того, как Кайова пошел в душ.

Он оставил ее в покое? Лихорадка не влияет на него так сильно?

Сволочь, наверняка ему легче, чем ей.

— Аманда? — Кайова выглянул из двери другой комнаты, на которую она даже поначалу не обратила внимания.

Он был в джинсах, несколько металлических пуговиц расстегнуты. Его член был толстым и твердым под тканью.

— Кайова, — она сжала кулаки, когда его запах ударил в нее, заставляя рот наполниться слюной от желания ощутить еще и вкус.

— Ты должна спать, — его голос был мягок и полон сожаления.

Кайова стоял у двери и смотрел на нее — просто смотрел, не двигаясь. Его темные глаза блестели в темноте, наполненные желанием и страстью.

— Тебе тоже больно? — прошептала она.

— Да, детка. Тоже, — грубый низкий рык желания сорвался с его губ, и дыхание ее прервалось.

— Это просто невыносимо, — она содрогнулась от боли.

— Тебе известна альтернатива, Мэнди.

Его тон посуровел. Он не собирался позволить ей спрятаться; он не собирался позволить ей забыть.

— Я буду любить моего ребенка, — воскликнула она отчаянно. — Я буду любить.

Она никогда не бросит его в одиночестве, без любви и внимания. Она будет его хвалить, смеяться с ним, любить его.

— А что будет с отцом ребенка, Мэнди? — спросил он ее.

Слезы закапали из ее глаз, голова откинулась назад и низкий, болезненный стон наполнил комнату.

— Я не хочу любить тебя, — прошептала она. — Я даже не знаю тебя. Как я могу любить тебя?

— Да, так и есть. — Кайова приблизился. — Но ты знаешь меня лучше, чем думаешь. Ты знаешь, что я буду защищать тебя, Мэнди. Ты знаешь, что я не уйду, и что буду заботиться о тебе. Ты знаешь, что ты моя пара. А пара — это навсегда. И еще ты знаешь, что твое тело никогда не будет страдать без меня, любое твое желание сразу же будет исполнено.

Она опустила голову, что-то внутри нее дрогнуло в ответ на его слова. Сексуальное влечение скрывалось в кругу ее семьи. Что будет, если семья найдет ее книги или узнает о ее сексуальных пристрастиях? Но Кайова знал их. Он знал, что она хотела, знал, чего желало ее тело. Браки постоянно распадались вокруг нее, так, может, пары — это не так уж и плохо?

Это все твои гормоны! — кричал ее разум. — Встряхнись девочка. Помнишь, свобода? Независимость?

Независимость — то есть возможность снова вернуться к своим книгам и своим мечтам. Кайова был тем, с кем ее сексуальные фантазии воплощаются в жизнь.

— Ты манипулируешь мной.

Она задыхалась.

— Конечно, — он небрежно пожал плечами. — Ты не была далека от истины, когда назвала меня животным, малышка. Эти инстинкты живы во мне, и они кричат, что ты моя. Я не отпущу тебя, Аманда.

— Ну и зачем тебе такая головная боль? — прошипела она. Аманду окатила волна жара, она вспотела. — Ты хоть представляешь, насколько это невозможно? Это не моя жизнь. Это не то, что я хочу.

— Это не твоя жизнь, — он лениво облокотился на дверной косяк. — Это «здесь и сейчас». Ты просто принимаешь то, с чем сталкивает тебя судьба, и кроишь из этих лоскутков свою жизнь. Ты умная женщина, достаточно умная, чтобы понимать, что просто отбросить это невозможно.

— Это не значит, что я смирюсь и сдамся, — сказала Аманда яростно. — Ученые создали это, они могут исправить.

Кайова рассмеялся.

— Ты серьезно думаешь, что эти возомнившие себя богами ученые понимали, что они делают? — спросил он с издевкой. — Ты хоть представляешь, сколько мужчин и женщин было создано для того, чтобы убивать? Ты хоть представляешь себе, сколько из них отказалось идти на поводу своих создателей — и умерло в наказание за это? В настоящее время, Аманда, лучшие умы мира ломают головы над тем, чтобы просто понять, как это работает. Нет никакого лечения. Они признают это. В лучшем случае они надеются на то, что удастся облегчить симптомы.

Она хотела закричать, запротестовать, но ее тело горело так жарко, что она не могла думать ни о чем, кроме его члена в своей киске. Жара ломала ее, меняла ее тело, увлажняла ее киску.

— Кайова, больно, — наконец, прошептала она отчаянно, дернувшись, когда еще один мощный спазм пронесся через ее чрево.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Аманда? — прошептал он. — Если я возьму тебя, ты знаешь, что произойдет. Ты ведь знаешь, что я снова запру свой член внутри тебя и выплесну до капли всю свою сперму. У тебя овуляция, — напомнил он ей. — Ты хочешь этого снова?

— У меня есть выбор? — закричала она на него, задыхаясь от гнева, смешанного с растущим внутри желанием.

— У тебя есть выбор, — прорычал он в ответ. — Тебе пора признать, что ты не сможешь сбежать от себя самой и своего тела, Аманда.

— Менее чем за двадцать четыре часа ты разрушил все мои мечты, — она дрожала от ярости и желания. — И ты ждешь, что я просто сдамся? О да, великий и могучий Кайова, король Койотов пометил мою вагину, и наконец, на меня снизошла благодать. К черту, я не просила тебя об этом. Я не просила этих ублюдков похищать меня, и я не просила тебя меня трахнуть.

— Нет, ты умоляла меня, — напомнил он ей, заставив стиснуть зубы. — Ты кричала, Аманда, ты требовала. И, леди, я тоже не просил ни о чем таком. По крайней мере, у меня есть Богом данный разум, чтобы понять — бороться тут бесполезно.

— Я не принадлежу тебе!

Аманда кричала. Злость ударила в нее искрой, воспламеняя костер похоти. Она ненавидела это. Она нуждалась в нем — так сильно, как ни в чем другом.

— Ошибаешься, детка, — рявкнул Кайова, шагнув к ней. Его мощное тело легко сократило дистанцию между ними. Темные, горящие страстью и гневом глаза уставились ей в лицо. — Ты принадлежишь мне. Каждый дюйм этого сладкого горячего маленького тела теперь мой. Если ты не веришь, можешь снова позволить другому мужчине прикоснуться к тебе.

Она вспомнила, как Кэллан Лайонс дотронулся до нее, помогая удержаться на ногах. Боль была мучительной.

— Ублюдок! — зашипела она.

— Да, я такой, — согласился он, расхаживая перед ней, не касаясь ее, давая ей возможность ощутить интригующий аромат мужчины, меда и специй. — Но я твой ублюдок, к слову.

Она вздрогнула, ощущая его жар.

— Боже, какой ужас, — Аманда глубоко вздохнула, запуская пальцы в волосы и краем глаза уловив движение его губ. Не совсем улыбка, но почти.

— Ну, я не знаю, — сказал он тихо. — Некоторые вещи с моей точки зрения выглядят чертовски хорошо. Ты хорошо выглядишь после ванны, хочу заметить.

— Я что? — она закатила глаза, борясь с возбуждением. Кайова наблюдал за ней с любопытством. — Ты рехнулся. Кто-нибудь говорил тебе, что ты ненормальный?

Он пожал плечами, играя мощными мышцами.

— Кажется, так сказал Саймон в ту ночь, когда я поймал его в своем баре, где работал вышибалой. Он хотел взорвать к черту мой бар. Мне было бы все равно, но тогда эта работа давала мне кусок хлеба.

— Вышибала?

Ее отцу наверняка это бы понравилось. Странно, эти маленькие подробности делали Кайову более реальным, более… человеком.

— Да. Вышибала в прогнившей насквозь забегаловке для подонков «Злющая Лилли», во французском квартале. Ошивались там, в основном, террористы, подонки и мерзавцы. Саймон намеревался взорвать его к чертовой матери. Мне потребовалось несколько минут, чтобы убедить его в том, что он сделал неправильный выбор.

— Саймон — парень, который вел джип?

Аманда пыталась сосредоточиться на его словах. Кайова заглянул в кухню и вернулся со стаканом холодной воды.

— Выпей это. Обезвоживание иногда усиливает жар. И да, Саймон был за рулем джипа.

Аманда выпила воды, но она совсем не помогла остановить жар, который распространился по ее телу.

— А как ты подружился с Кошками? Последние отчеты, которые я читала, ясно давали понять, что Койоты — самая ужасная Порода из существующих.

— Не самая ужасная, самая ненавистная, — он пожал плечами. — Саймон каким-то образом понял, кто я такой. Кажется, у Пород есть какая-то особая родинка на спине. Это генетический маркер или что-то такое. Он дружил с Синклером, и когда все понял, он и Синклер отыскали меня и помогли обрести дом. Я должен поблагодарить его за это. Опять же.

В глазах Кайовы был отблеск веселья. Он почти вызвал у Аманды улыбку, хотя больше всего на свете ей хотелось сейчас его чем-нибудь ударить.

— Кайова, — она нервно облизнула сухие губы, содрогаясь от конвульсий, снова пронзивших ее тело. — Пожалуйста.

Он поставил стакан на кофейный столик позади, прежде чем приблизиться к ней, обдавая жаром.

— Пожалуйста, что, Мэнди? — его шепот коснулся ее кожи в том месте, где была метка. — Что тебе нужно?

— Ты, — желание ослепило ее, лишая способности лгать и притворяться. — Ты мне нужен.

Ни разговор, ни объяснения. Его поцелуй, его прикосновения — и ослепляющее освобождение, которое Аманда могла найти только в его объятьях.