Из истории культуры древней Руси

Исторические судьбы праславян

I. В изучении истории славянского мира проблема происхождения славян или более узкий вопрос «прародины» славян заслонила собой рассмотрение исторических судеб славянства.

Изучение истории славянских племен обычно не выходит за рамки I тыс. н. э.; его начинают, как правило, с сообщений Тацита и Плиния, подробно говорят о колонизации Балканского полуострова славянами в VI в. н. э., но не касаются длительной, тысячелетней предыстории до нашей эры.

Представляется крайне необходимым историческое изучение предков славян в конце бронзового века и в скифо-лужицкое время.

Интересный опыт периодизации древнейшей славянской истории предложил Б.В. Горнунг (1963 г.).

1. Языковые предки славян (V–III тыс. до н. э. — неолит и энеолит).

2. Протославяне (конец III — начало II тыс. до н. э.).

3. Праславяне (с XV в. до н. э.).

Конец праславянской эпохи, характеризуемый обособлением западных и восточных славян и появлением южных, лингвисты датируют уже временем после рубежа н. э., или началом I тыс. н. э. (В. Георгиев), или даже серединой I тыс. н. э. (Ф.П. Филин). Таким образом, на праславянский этап истории славянства приходится около двух тысяч лет.

II. Языковые предки славян формировались из племен северной окраины индоевропейского массива. Земледельческие племена в неолите и энеолите расселялись севернее европейского горного барьера (Рудные Горы, Судеты, Татры, Бескиды, Карпаты), вступая в соприкосновение с местными охотничьими племенами, находившимися здесь с мезолитического времени.

Протославянский этап проходил в условиях быстро развивавшегося скотоводства, вооруженных столкновений из-за стад и пастбищ, пастушеских переселений в телегах и с конями.

Археологически чрезвычайно важна так называемая культура шаровых амфор, сложившаяся на рубеже III и II тыс. Культура шаровых амфор охватила большое пространство между Эльбой и Днепром, устремляясь и в стороны от этого пространства. Эпоха шаровых амфор была как бы первым историческим действием племен на север от Судет и Карпат. Результатами этого действия были: прогрессировавшая социальная структура племен, выделение воинов, консолидация разных этнических элементов, расширение языковых связей. В. Бензель (1973 г.) полагает, что обширную область культуры шаровых амфор составляли протобалты (Померания и Пруссия), протогерманцы (Одер-Эльба) и праславяне (Одер-Висла-Днепр). Передвижения племен по северной половине Европы продолжались и в эпоху так называемой «шнуровой керамики».

III. Двухтысячелетний праславянский период, вслед за которым началось расщепление славян на отдельные ветви, не представляет собой плавного эволюционного развития славянского мира. Столетия спокойного и малоприметного несколько изолированного существования славянских племен дважды на протяжении этого периода сменяются столетиями бурного подъема и широких внешних связей.

Можно наметить пять этапов истории праславян, которые пока прослеживаются только по археологическим данным, но в дальнейшем должны быть проверены и по лингвистическим материалам.

1-й этап (XV–XII вв. до н. э.). Тшинецко-комаровская культура.

2-й этап (XI–III вв. до н. э.) условно может быть назван лужицко-скифским. Допустимо деление на две фазы, рубежом между которыми является VII век до н. э.

3-й этап (II в. до н. э. — II в. н. э.). Пшеворско-зарубинецкая культура. На этом этапе славяне под именем венедов впервые описаны римскими и греческими авторами.

4-й этап (II–IV вв. н. э.). Черняховско-позднепшеворский.

5-й этап (V–VII вв. н. э.). Культура пражского типа (рис. 1).

Далее происходит формирование южных, восточных и западных славян на новой, значительно расширившейся территории. Праславянское единство кончилось.

IV. Чрезвычайно важно указать на одну особенность, до сих пор не отмеченную исследователями, — археологический ареал праславянских культур разного времени трижды на протяжении всего периода оказывается почти абсолютно идентичным: ареал тшинецко-комаровской культуры (первый этап) совпадает с ареалом пшеворско-зарубинецкой (третий этап), и оба они совпадают в основном с ареалом пражско-корчакской культуры VI в. н. э. (пятый этап). Однородный массив археологических культур в каждый из этих периодов простирался от Днепра до Одера, севернее европейского горного барьера (Карпаты-Судеты-Гарц). В сумме эта одинаково однородная в археологическом отношении территория составляет около 900 лет. С этой одинаковости начинается праславянский период еще в бронзовом веке, после бурных передвижений конных воинственных пастухов, и этой же одинаковостью праславянский период завершается в середине I тыс. н. э., накануне и в момент балканских походов и начала великого расселения славян по территории Центральной и Восточной Европы.

Троекратно проявившаяся географическая однородность археологического материала, охватившая (в сумме трех хронологических отрезков) половину всего праславянского периода, точнее может быть названа «не прародиной славян» (хотя она и близка к этому понятию), а «праславянским ареалом». Не следует думать, что этот праславянский ареал, несмотря на его вековую устойчивость, был незыблемой непроницаемой стеной, ограждавшей праславянский мир. Пограничная зона контактов была, по всей вероятности, очень изменчивой, подвижной. Могла иметь место этническая диффузия как со стороны праславян, так и их соседей.

Прослеживание процессов диффузии и осмоса (взаимопроникновения) требует более тонкого археологического анализа.

V. Дважды на протяжении праславянского периода происходило нарушение патриархальной монотонности и наблюдались ускорение исторического процесса и настолько высокий взлет культуры, что славянское общество казалось находящимся у порога государственности.

Впервые это произошло на 2-м этапе (преимущественно во вторую его фазу). Праславянский мир тогда утратил свое единство: западная его половина была втянута в лужицкое объединение племен, более широкое, чем западная половина славянства. Восточная половина праславянского мира во вторую фазу второго этапа была вовлечена в сферу скифской культуры и политического влияния Скифии, праславяне-земледельцы (под именем «скифов-пахарей») экспортировали хлеб в Грецию, что сказалось на их социальном развитии.

Две половины праславянского мира, охваченные двумя разными сферами влияния, начали жить разной жизнью.

Археологический облик лужицкой культуры разнился от облика скифской, или скифоидной, культуры.

Праславянский ареал как единое историческое целое исчез из поля зрения исследователей и как бы перестал существовать в реальной жизни. Отдельно существовала скифская археологическая культура, отдельно развивалась лужицкая. Однако в сознании современников родство всего праславянского мира от Скифии до Балтийского моря осознавалось вполне отчетливо: в IV в. до н. э. существовала географическая концепция (Эфор, Питей), по которой «Скифия» простиралась до океана, т. е. до Балтийского моря, и соседствовала с «Кельтикой» на западе. Область пракельтов, по мнению археологов, в бронзовом веке доходила до Эльбы (В. Гензель, 1973).

О существовании традиций единства говорит и последующая археологическая история Европы: как только исчезла Скифская держава и распались лужицкие кельто-славяно-иллирийские связи, т. е. как только перестали действовать обе центробежные силы, так снова праславянский мир на целых 300 лет обрел свое единство (3-й этап).

Благодаря современникам пшеворской и зарубинецкой культур — Тациту, Плинию и Птолемею — мы знаем общее этническое имя этого, археологически выявленного единства — «венеды», «неисчислимый народ венетов». (Примечание: этноним «венеды» в рамках всей Европы требует особого рассмотрения).

VI. Второй отход от единства (или складывающееся впечатление отхода) относится ко II–IV вв. н. э., к тем счастливым для славянства векам, которые автор «Слова о полку Игореве» назвал «трояновыми веками» (4-й этап).

Единство западной и восточной половин праславянского венедского мира здесь не утратилось: позднепшеворская культура очень близка к Черняховской и противопоставлять их друг другу не следует. Наоборот, необходимо выявлять многочисленные черты сходства и родственности. Однако следует сказать, что понятие Черняховской культуры очень расплывчато и в широком смысле Черняховские и «черняхоидные» археологические памятники могли принадлежать как праславянам (лесостепь Среднего Поднепровья), так и готам (степное Причерноморье). Между славянской лесостепью и готским побережьем лежала довольно широкая слабозаселенная полоса сарматских степей. Черняховская археологическая культура далеко вышла за пределы славянского ареала, но это вовсе не означало расширения самого праславянского ареала. Культура и этнос не всегда идентичны.

Унифицированность и высокий уровень черняховской (в широком смысле) культуры обусловлены быстрым продвижением границ Римской империи при Траяне к области расселения праславян и причерноморских готов. Новые соседи вели взаимовыгодную торговлю, и Рим оказывал на протяжении трех столетий сильное влияние на своих контрагентов. Воскрешение внешнего хлебного рынка для славянской земледельческой продукции снова произвело повышение уровня культуры, как и на втором этапе. Археологическая карта II–IV вв. дает нам для восточной половины праславян ареал значительно более широкий, чем собственно праславянские поселения, составляющие только северную часть обширной Черняховской области. Этот размах единообразной культуры обусловлен не этнически, а исторически.

VII. Падение Рима, заселение степей тюрками, уход готов из Причерноморья в Западную Европу создали новые исторические условия, в которых еще раз обозначился единый и однородный славянский массив.

К VI в. н. э. на той территории, которая в бронзовом веке соответствовала тшинецко-комаровской культуре, а в раннеримское время — пшеворско-зарубинецкой, проявляется новая, невысокого уровня культура, первоначально названная пражской, а после работ И.П. Русановой на Украине — пражско-корчакской.

Великое расселение VI–VII вв. н. э. началось с устойчивых и древних рубежей «праславянского ареала», отмеченного в последний раз в истории поселениями с керамикой пражского типа.

Интересные наблюдения можно сделать над формой племенных имен внутри праславянского ареала и вне его: внутри праславянского ареала все имена крупных племенных союзов (известные нам по Нестору и другим средневековым письменным источникам) имеют окончание «-ане» или «яне» («поляне», «висляне», «мазовшане», «древляне» и т. п.). Имена же племенных союзов, находящихся за пределами праславянского ареала, т. е. явившихся результатом широкого расселения славян, имеют другие окончания: «-ичи», «-ици» («кривичи», «радимичи», «нелетичи», «лютичи», «тиверцы» и т. п.). В зоне колонизации иногда встречается архаичная форма на «-ане», но в коренной праславянской земле новая, свойственная выселенцам, форма на «-ичи» не встречается ни разу ни в западной, ни в восточной половине праславянского ареала.

Все это приводит нас к выводу, что самые организмы племенных союзов зародились в недрах праславянского ареала задолго до начала колонизационного процесса, так как в противном случае трудно было бы объяснить резкое изменение формы племенных имен. На какую глубину следует опустить процесс формирования племенных союзов, покажет анализ 2-го этапа праславянской жизни.

VIII. Продолжение наблюдений над этнонимами приводит к другому важному выводу: термин «славяне», «словене», никогда не встречается внутри праславянского ареала. Он встречается исключительно в зоне колонизации, вне пределов коренной праславянской земли: словаки, словенцы, словинцы, словины (на Балтийском море), словене новгородские и т. п.

Авторы VI в. говорят о том, что имя венедов заменялось в их время другими именами, и особенно «славинами» (буква «каппа» в слове «склавины» не должна читаться) и «антами».

Племена внутри праславянского ареала носили наименование «венетов», или «венедов», в котором различается корневая основа «-вене» и суффикс множественности «-ти». Финны и эстонцы до сих пор называют русских «vänä», что воскрешает древнее имя времен Тацита.

Вполне допустимо предположить (и предложить на суд лингвистам), что новообразование VI в., созданное в пору усиленной и массовой колонизации, — «словене» — обозначало только выселенцев из земли «Вене». Колонисты-выселенцы были «сьлы», т. е. люди, вышедшие из определенной земли, представители этой страны. «Сло-вене» могло означать людей, вышедших из земли «вене-тов», покинувших древнюю территорию, охваченную праславянским ареалом, но стремившихся обозначить себя древним собирательным именем.

Географическое расположение этнонима «словене» (в разных его вариантах) по периферии славянского мира эпохи средневековья позволяет дать такое определение:

а) внутри древнего праславянского ареала союзы племен носили имена типа «поляне», а собирательным именем было «венеты», «венеды» (может быть, на востоке — «анты»?);

б) вне праславянского ареала, в зоне позднейшей колонизации (с V–VI вв.) союзы племен именовались по новому принципу (типа «радимичи», «вятичи»). Общим названием для всех венедских колонистов в разных местах было «сло-вене», обозначавшее появление людей из земли венедов.

IX. Произведенное выше перечисление пяти этапов исторической жизни праславян при всей его неполноте уже свидетельствует о значительной сложности и неоднородности развития на протяжении длительного праславянского периода, намеченного лингвистами. В настоящее время, когда издается полный и очень интересный словарь праславянского языка (О.Н. Трубачев), имеет смысл поставить вопрос о стратиграфии праславянского, выявления в нем разных хронологических слоев, определяемых разными этническими контактами, разной степенью социального развития, эволюцией хозяйственной основы и идеологических представлений.

Археология может предоставить лингвистам богатый материал для подобной стратификации.

Исторические письменные материалы мало дают для собственно праславянского периода: подробное описание Прокопия и Иордана относится к самому рубежу этого периода, а краткие справки о венедах I–II вв. н. э., к сожалению, приходятся на один из периодов затишья праславянской жизни и не могут быть без существенных поправок перенесены ни на предыдущий, ни на последующий периоды, отличавшиеся несравненно более высоким уровнем и более интенсивным темпом развития.

X. Первый этап праславянской жизни исследователи справедливо связывают с тшинецко-комаровской культурой XV–XII вв. до н. э. Географически она простиралась на 1300 км от Среднего Поднепровья (от Сейма) до Среднего Одера широкой полосой в 300–400 км. Отдельные поселения тшинецкой культуры указывают севернее Калининграда, южную границу этих близкородственных культур составлял центрально-европейский горный барьер. В районе горных проходов («Моравская Брама», «Русская Брама») устанавливались связи с южными, более развитыми культурами. Комаровская культура представляется несколько повышенным вариантом тшинецкой, что объясняется близостью ее к Русской Браме в Карпатах и, может быть, богатыми залежами каменной соли, представлявшими интерес для окрестных племен («Галич» — «соляной» город).

Праславяне знали земледелие и скотоводство; сеяли пшеницу, ячмень, просо, лен. Большинство орудий труда (серпы, топоры, долота) изготавливались еще из камня, но литье бронзы было известно. Поселки состояли из 15–20 домов и амбаров; дома достигали размеров 6×12 м. Погребальный обряд был разнообразен: хоронили и в курганах, и в простых могильниках; применялись и ингумация и сожжение. Прах сожженных хоронили в урнах. Трупоположения были скорченными. Встречаются парные и коллективные захоронения. В Комаровской зоне есть могилы, обложенные каменными плитами.

На поселениях встречаются небольшие святилища со следами аграрного культа. Известна красивая ритуальная посуда с символической орнаментацией, восходящей к энеолитическим сюжетам. На общем фоне первобытной примитивности и равенства ощущается процесс первичного вычленения знати: золотые украшения, оружие в могилах, коллективные захоронения воинов с умершим вождем (В. Гензель, 1973).

Подразделение тшинецкой культуры на восточную и западную в известной мере условно. Внутри всей области намечается несколько локальных групп (может быть, племенных союзов?). Западная половина тшинецкой культуры уже в XIII в. до н. э. входит в сферу более широкой лужицкой культуры; на восточной половине в XII в. до н. э. формируется белогрудовская земледельческая культура, особенно обильно представленная на Среднем Днепре.

XI. Наименее изученным с точки зрения общих праславянских исторических судеб и, может быть, наиболее важным в этом смысле является второй, лужицко-скифский этап. Западная половина праславянского мира в связи с лужицкой культурой с достаточной полнотой изучена в чешской (Я. Филип) и польской (В. Гензель, К. Яжджевский и др.) археологической литературе. Восточная же половина рассматривалась только как часть Скифии, населенная скифами. Причастность северных областей Скифии к славянскому этногенезу признавалась вслед за Л. Нидерле многими исследователями, но ясности и географической определенности в этом вопросе нет. Это объясняется, во-первых, тем, что археологи-слависты, изучающие происхождение и древнейшую историю славянства, почти не углубляются в скифскую эпоху, считая ее чуждой им областью науки. Во-вторых, тем, что крупнейшие скифологи (Б.Н. Граков, М.И. Артамонов, А.И. Тереножкин) не устранили путаницы в размещении геродотовских племен и создали взаимоисключающие одна другую карты народов Скифии.

Для выяснения исторических судеб восточной половины праславянства, прикрытых от нас скифской вуалью, необходимо синтезирование данных разных наук. Необходимо рассмотрение исторических сведений о киммерийцах и скифах; нужен подробный анализ обильного археологического материала; желательно привлечение данных топонимики. Нельзя обойтись и без выяснения скифского слоя в праславянском языке. Обрисовка праславянского мира будет неполной, если мы не привлечем ретроспективно такой важный источник, как архаичный слой славянского фольклора. Этот источник не содержит точной даты, но некоторые эпические ситуации могут быть достоверно приурочены к первым в жизни народа событиям: к первой ковке железа, к первым боям с кочевниками, к постройке первых укреплений и т. д.

После выяснения исторического пути, проделанного за несколько столетий второго этапа восточной половиной праславянского мира, необходимо будет провести сопоставительное изучение обеих половин вместе, но это лежит уже за рамками данной статьи.

XII. Тшинецкую культуру бронзового века, время спокойного и малоприметного развития первичных праславян между Днепром и Одером (1-й этап), в восточной половине тшинецкого праславянского ареала сменяют генетически связанные с ней культуры белогрудовская (XII–X вв. до н. э.) и чернолесская (X–VII вв. до н. э.). Обе они составляют первую предскифскую фазу второго этапа праславянской жизни. Обе земледельческие культуры располагаются в лесостепном правобережье Среднего Днепра. Белогрудовская культура занимала широкие пространства от Днепра на запад до Горыни (Я. Домбровский, 1972). Чернолесская охватывала почти все то же пространство, но в чернолесское время (примерно в VIII в. до н. э.) племена этой культуры продвинулись узким языком и на левый, восточный, берег Днепра. Это своеобразие географической конфигурации предскифской чернолесской культуры позволяет сделать два ценных вывода. Во-первых, точно такое же размещение племен исследователи (В.А. Ильинская, Г.Т. Ковпаненко) отмечают для скифского периода, когда Правобережье было занято сходными культурами одного типа, а Левобережье — другого типа, но узкий язык правобережной колонизации образует на левом берегу Днепра по Ворскле «остров правобережных культур», продолжая чернолесскую традицию. Во-вторых, исключительно важным является исследование О.Н. Трубачевым архаичной славянской гидронимики Среднего Поднепровья: карта Трубачева точно ложится на археологическую карту чернолесской культуры, повторяя и ее географическое своеобразие — колонизационный язык на левом берегу. Ни в какое иное время такого своеобразия не было. Все это взятое вместе не оставляет сомнений в том, что чернолесская культура принадлежит праславянам, а земледельческие племена лесостепной северо-западной окраины Скифии являются прямыми наследниками чернолесских племен и, следовательно, тоже праславянами. Иранская гидронимика, оставленная скифскими племенами (гелонами), располагается восточнее праславянской, охватывая со всех сторон праславянский «остров» на Ворскле.

XIII. Археологически правобережный участок праславянского мира за 500 лет существования белогрудовской и чернолесской культур характеризуется земледельческими поселениями и небольшими круглыми укреплениями с жилищами по внутреннему кругу («хоромы»?). Земледелие было, по всей вероятности, пашенным и сочеталось с оседлым скотоводством.

В погребальном обряде применяется сожжение трупов, сосуществующее с трупоположением. В южной половине области был воспринят обряд насыпки курганов. Кости сожженных покойников, как и во времена Нестора, «ссыпаху в сосуд мал» — погребальную урну.

В белогрудовское время появились на окраинах поселений грандиозные жертвенники-зольники, связанные, очевидно, с аграрным культом (сожжение снопов?).

В чернолесское время появляется местный, приднепровский центр металлургии бронзы. К концу чернолесского времени местные кузнецы овладевают искусством ковки железа и изготавливают железное и стальное оружие.

В X в. до н. э. земледельцы-праславяне подверглись первому (зафиксированному археологически) нашествию степняков-киммерийцев. Целый ряд поселений в Среднем Поднепровье был выжжен степняками (А.И. Тереножкин). После этого, в IX–VIII вв. до н. э., происходит строительство крепостей с деревянно-земляными укреплениями по южной окраине лесостепи (особенно бассейн Тясмина). Одно из городищ этого времени — Чернолесское — имеет только 5 км в окружности.

К этому же времени относится и ковка железного орудия. Судя по археологическим данным, земледельцы Среднего Поднепровья сумели отстоять свою независимость. Цепь крепостей по юго-восточной окраине праславянского ареала продолжала существовать и дополняться и в скифское время.

XIV. Весь перечисленный выше комплекс реальных событий, резко видоизменивших прежний медлительный быт праславянских племен, получил отражение в первобытных мифолого-эпических сказаниях, фрагменты которых дожили до XX в. и были зафиксированы фольклористами. Часть этих древних праславянских представлений отразилась в сказках; к этой части время от времени привлекалось внимание исследователей, часть же фрагментов уцелела без определенной фольклорной формы, только лишь в виде пересказа древних легенд и эта полузабытая часть древнего творчества осталась, по существу, на положении этнографического архива несмотря на интереснейшие публикации В.В. Гиппиуса (1929) и В.П. Петрова (1930).

Героем этих легенд является волшебный кузнец Кузьмо-Демьян (или два кузнеца Кузьма и Демьян). Иногда он выглядит как первый человек. Волшебные кузнецы ковали плуг 40 лет, и весил этот чудесный первый плуг 300 пудов.

Кузнец-богатырь действует в то эпическое время, когда народ страдал от налетов змея, прилетавшего всегда со стороны моря (т. е. с юга), иногда змей даже называется «черноморским». Кузнецы строят крепкую, недоступную змею кузницу, куда устремляются беглецы, спасающиеся от свирепого чудовища. В кузницу бегут девушки, царская дочь и даже богатырь верхом на коне. Иногда это тот богатырь, который уже бился со змеем где-то на иных просторах. Кузница всегда защищена железной дверью. Волшебный кузнец (или кузнецы) хватает змея за язык раскаленными клещами, запрягает чудище в огромный плуг и пропахивает на нем борозды или до Днепра, или до самого моря. Иногда захваченного кузнечными клещами змея заставляют опахивать город.

Особый интерес представляет география записей о Кузьмо-Демьяне: Киевщина, Полтавщина, Черкащина, Прилуки, Золотоноша, Звенигород, Златополь, Белая Церковь. Нетрудно заметить, что легенды о Кузьмо-Демьяне (иногда их заменяют Борис и Глеб) географически замыкаются в древнем районе чернолесской культуры, в ареале архаичной славянской гидронимики. Исходя из появления первых железных кузнечных изделий и постройки первых мощных укреплений, легенды о кузнецах, приуроченные в средние века к Кузьме и Демьяну, следует относить к началу I тыс. до н. э.

XV. В VII в. до н. э. причерноморские степи и часть левобережной лесостепи заняли иранские племена скифов и родственных им гелонов. Скифская культура распространилась и на ряд соседних праславянских и прибалтских племен. Можно отметить полное совпадение «скифского квадрата» Геродота (700×700 км) с областью распространения в VI–IV вв. до н. э. археологической «скифской триады»: оружия, сбруи и звериного стиля.

Собственно скифов Геродот характеризует как типичных скотоводов-кочевников, живущих в безлесных степях, не имеющих ни пашен, ни городов, кочующих в кибитках.

Наряду с этим Геродот подробно описывает земледельческое население Правобережья Днепра и отчасти Левобережья по Ворскле-Пантикапе (т. е. уже знакомых нам потомков чернолесских племен) как особый народ, называя их по географическому признаку «борисфенитами»-днепровцами и указывая их самоназвание — «сколоты». Следуя греческой традиции называть их скифами, Геродот, упоминая их, постоянно добавляет хозяйственные эпитеты, исключающие возможность спутать их с настоящими кочевыми скифами: «скифы-земледельцы», «скифы-пахари».

Страна земледельческих «скифов»-борисфенитов лежала на Среднем Днепре «на 11 дней плавания», т. е. на 400 км вверх от Ворсклы, доходя до Киева. На археологической карте (А.И. Тереножкин, В.А. Ильинская, 1971) земля борисфенитов точно соответствует киевской археологической группе. Археологически с этой группой очень сходны соседние подольские группы по Южному Бугу и Днестру и ворсклинская группа на Левобережье. В целом страна земледельцев-сколотов (подразделявшихся по Геродоту на четыре племени) занимала лесостепь почти от Карпат до Полтавы, совпадая со значительной частью восточной половины праславянского ареала. Соседями сколотов были невры, с которыми следует отождествлять милоградскую культуру скифского времени (О.Н. Мельниковская, 1967). Невры тоже располагались в пределах праславянского ареала, в его северо-восточном углу.

XVI. Историко-культурный анализ археологических материалов скифского времени показывает, что в пределах праславянского ареала существовало несколько различавшихся между собой культур: западная половина (несколько локальных археологических групп) жила в сфере лужицкой культуры; лесостепная часть восточной половины входила в сферу скифской культуры. Племена лесной зоны в низовьях Припяти, Березины и Сожа скифской всаднической культурой охвачены не были.

Особняком стояли племена Верхнего Днестра (бывшая зона Комаровской культуры, позднее — зона культуры ноа и отчасти Высоцкой культуры). Следует рассмотреть, не является ли этот южный прикарпатский выступ праславянской территории местом формирования племенного союза хорватов — полуславян, полудакийцев?

У приднепровских сколотов, живших по Борисфену-Днепру и Гипанису-Бугу, наблюдается значительный подъем культуры, выделение воинов-всадников, оснащенных по-скифски, и «царей», над которыми воздвигались огромные курганы, аналогичные скифским царским, с богатым оружием и утварью.

В отличие от настоящих скифов у сколотов-борисфенитов было большое количество крепостей-городищ. Судя по расположению их на южной окраине лесостепи, эти крепости предназначались для защиты земледельческой страны сколотов от набегов скифов-степняков.

Земледелие настолько возросло в своем значении, что стало главной статьей экспорта. Геродот пишет о хлебном экспорте из Приднепровья и даже Ольвию называет «Торжищем Борисфенитов». Археологическая карта греческого импорта в Восточной Европе (Н.А. Онайко) показывает, что, безусловно, главным районом импортирования греческих предметов роскоши было Среднее Поднепровье, те «11 дней плавания», на которые растянулись вдоль Днепра археологические памятники сколотов-праславян.

По своему социально-экономическому уровню праславяне Среднего Поднепровья стояли, очевидно, на грани между первобытностью и государственностью. Возможно, что это была стадия военной демократии с богатой торгово-военной знатью.

Северные соседи — невры — жили более примитивной жизнью; у них первобытный родо-племенной строй был в расцвете. Контраст между примитивностью лесных невров-милоградцев и лесостепных сколотов напоминает рассказ Нестора о мудрых полянах (географически совпадающих с киевской группой) и противопоставленных им лесных жителях древлянах, о радимичах, «живущих в лесе звериньским образом» и частично совпадавших территориально с милоградской культурой.

Существенное различие в уровне и облике культуры полян и радимичей не препятствует признанию и тех и других славянами. Это же следует сказать о сколотах («скифах») и неврах.

XVII. Благодаря Геродоту, очевидно, побывавшему в земле «скифов-пахарей» в Правобережье Днепра, мы можем расширить те представления об истории праславян, которые получаются из анализа одного археологического материала.

По поводу невров Геродот записал не только любопытную этнографическую деталь о ежегодном превращении в волков (новогодние ряженые?), но и сообщил о нападении на невров каких-то «змей», в которых иногда видят северные балтские племена. В середине VI в. до н. э. невры продвинулись на северо-восток в землю будинов (юхновская культура); это продвижение невров-милоградцев хорошо документировано археологически (О.Н. Мельниковская, 1967). На новом месте, уже восточнее Днепра, невры усиленно укрепили свои селения. Земледельцы-сколоты, по всей вероятности, входили в скифское политическое объединение и наравне со всеми скифами принимали участие в скифо-персидской войне 512 г. против Дария Гистаспа, так как они не упомянуты среди племен, отказавшихся от союза со скифами.

Не подлежит сомнению сильное воздействие скифской культуры на праславян, сказавшееся как на формах военного быта, так и на языке (В.И. Абаев). К этому времени относится замена индоевропейского «deiwas» иранским «бог» (В.И. Георгиев).

Скифские черты, особенно заметные у праславянской знати, приводили к тому, что греки объединили их под общим названием скифов, хотя Геродот привел и самоназвание — сколоты.

XVIII. Геродотом записаны этногенические легенды как скифов-кочевников (сыновья Геракла: Скиф, Агафирс и Гелон), так и сколотов. Родоначальником сколотов был Таргитай, живший «не более чем за тысячу лет до Дария», т. е. примерно в пору зарождения белогрудовской земледельческой культуры. При его сыновьях с неба упали золотые святыни: плуг с ярмом, топор и чаша.

Царем племен, почитавших священный плуг, мог стать тот из трех сыновей Таргитая, который сможет овладеть священным золотом. Золотом овладел младший сын Колаксай, поделивший потом свое царство между тремя своими сыновьями. Священное золото хранилось в самом обширном царстве; в честь святынь ежегодно производилось празднество. Имя Колаксая было известно грекам почти за два столетия до Геродота (поэт Алкман VII в. до н. э.).

В украинском фольклоре легенды о гигантском плуге, выкованном божественными ковалями, сплетены с сюжетом о победе над змеем (киммерийцами?) и постройке грандиозных укреплений, что указывает на чернолесскую эпоху, когда действительно велась борьба с кочевниками и строились первые большие укрепления.

Восточнославянский фольклор (волшебные сказки) сохранил большое количество сюжетов, связанных с состязанием трех братьев, в котором неизменно побеждал младший брат (как и в легенде, записанной Геродотом). Младший брат становился обладателем «золотого царства». Крайне интересно совпадение семантики имени царевича-победителя (младшего брата): иранисты толкуют имя «Колаксай» как «Солнце-царь». В русских сказах его нередко называют: «Световик», «Зоревик», «Светозар». Промежуточным звеном являются русские средневековые глоссы, записанные современником Нестора, о первом царе Свароге-Гефесте, при котором упали с неба клещи и люди начали ковать оружие, и о его сыне царе Солнце-Дажьбоге, при котором «начаша человеци дань давать цесарем».

Все эти разновременные сведения являются отголосками праславянского мифо-эпического творчества того отдаленного времени, когда складывались первые сказания о племенных вождях, о первых кузнецах, о священном плуге, о мифическом владетеле золотого царства Колаксае-Солнце-Световике (Святовите?).

XIX. Если бросить взгляд на весь праславянский мир лужицко-скифского времени, то мы увидим, что обе его половины переживали на этом этапе (особенно во второй его фазе VII–III вв. до н. э.) значительный подъем и полное развитие всех институтов высшей, последней стадии родо-племенного строя. И там и здесь выделились воины, было построено много крепостей, создано железное и стальное оружие и доспехи, возникло существенное различие в имуществе и погребальных почестях. Не исключено, что область праславян в это время несколько расширилась не только за счет движения невров на северо-восток, но и за счет Балтийского Поморья на восток и преимущественно на запад от устья Вислы.

Взаимоотношения праславян лужицкой зоны и скифской зоны недостаточно изучены. Воздействие лужицкой культуры хорошо прослеживается вплоть до Западного Буга. Но отдельные вещи лужицкого происхождения встречены на Верхнем Днестре и Днепре, в земле борисфенитов (Я. Домбровский, 1972).

Хорошо известно и обратное движение: на территории лужицких племен вплоть до Одера и излучины Дуная встречены скифские стрелы, оружие и украшения. При полном сходстве материальной культуры собственно скифов (кочевников) и условно носивших скифское имя лесостепных праславян (земледельцев) трудно сказать, впредь до более детальных исследований, к какой половине скифского мира относятся эти скифские вещи. Несомненно одно: западные вещи достигали крайнего восточного предела праславян, а восточные достигали западного предела.

XX. Те глубокие социальные изменения в праславянском обществе, которые фиксирует археологический материал для I тыс. до н. э., заставляют нас еще раз вернуться к важной проблеме древних племенных союзов. То обстоятельство, что в недрах праславянского ареала вызрела определенная устойчивая (до XII в. н. э.) и повсеместная для всего праславянского мира форма наименования больших племенных союзов, однако отличная от позднейших наименований эпохи расселения, обязывает нас рассмотреть локальные археологические группы скифо-лужицкого времени в сопоставлении с известными нам по имени и местоположению союзами славянских племен.

Проведя такое сопоставление, мы видим, что все крупные локальные группы, выделяемые археологами (И. Костшевский, В. Хмелевский, К. Яжджевский, 1965; А.И. Тереножкин, В.А. Ильинская, 1972), точно соответствуют племенным союзам с именами архаичного типа. Для того чтобы перечень племен имел единую основу, можно ограничиться только перечнем летописца Нестора:

Поляне (ляхи) — восточновеликопольская группа лужицкой культуры;

Поморяне — восточнопоморская группа лужицкой культуры;

Лужичане — бяловицкая группа лужицкой культуры;

Мазовшане — мазовецко-подлясская группа лужицкой культуры.

Поляне — киевская и ворсклинская группы скифской культуры;

Бужане — подольская группа скифской культуры;

Древляне — волынская группа скифской культуры;

Волыняне — поздневысоцкая группа скифской культуры.

Из крупных племенных союзов, не названных Нестором, следует, упомянуть полное соответствие среднесилезской лужицкой группы слезянам и малопольской группы — вислянам.

Первичное формирование обширных и устойчивых племенных союзов — показатель высокого развития праславянского общества.

Ко времени первых письменных свидетельств о венедах (Тацит, Плиний) многочисленные праславянские племена проделали уже большой полуторатысячелетний путь, знавший более яркие этапы, чем тот, на котором их застали римские писатели.

Совместные усилия археологов и лингвистов смогут полнее раскрыть интересные исторические судьбы праславян.

Опубликовано: История, культура, этнография и фольклор славянских народов. (VIII международный съезд славистов. Загреб-Любляна, сентябрь 1978 г. Докл. советской делегации). — М., 1978.