Из кабины такси

Маршруты «миллионера»

Принято решение о строительстве в Москве транспортных и пешеходных пересечений на разных уровнях. Намечается построить двести транспортных тоннелей и пешеходных переходов. Это позволит сделать большинство главных магистралей города скоростными.

К концу года был готов первый односторонний тоннель под Кутузовским проспектом.

Началось движение транспорта по Комсомольскому проспекту, который связал Садовое кольцо с метромостом, открывал путь дальше, в кварталы Юго-запада.

Я вспоминаю: в первый день, когда я только сел за руль такси, я сделал всего девять рейсов и был счастлив безмерно. А теперь приходится и сорок раз брать пассажиров. Вот как изменился москвич, как полюбил такси.

Первые таксисты по внешнему виду скорее напоминали извозчиков. Правда, некоторые для шика одевались во все кожаное, носили огромные перчатки — краги.

Посмотрите теперь на водителя такси. Чаще всего это молодой человек со средним образованием. Он хорошо разбирается во всем, что происходит у нас и за рубежом. Одет он скромно, в красивую форму таксиста.

У меня сохранилась запись одного моего рабочего дня. Вот она…

…В 7 часов 30 минут утра выехал из парка и прибыл на стоянку — площадь Рижского вокзала. Не прошло и десяти минут, к машине подошел первый пассажир. Это хрупкая девушка с лакированным чемоданом в руках.

— В цирк, пожалуйста, поскорей!

Дорогой я любопытствую:

— Зачем вам так рано в цирк?

— На репетицию к восьми часам. Опаздывать не имею права.

У цирка она выскальзывает из машины, почти на ходу сунув мне в руки деньги.

«Свободен?» И в машине уже тучный пожилой гражданин с хозяйственной сумкой в руках.

— На улицу Фрунзе, — называет он адрес. У человека одышка, и, несмотря на это, он начинает разговор. — Был у нас прекрасный Арбатский рынок под боком, да разбомбили его во время войны, вот теперь и приходится ездить сюда, на Центральный, это так далеко. Ничего не поделаешь, жена больна желудком. Ей необходима парная телятина.

На Арбатской площади очередь пассажиров. Первым оказывается краснощекий, крепкий мужчина. Он просит отвезти его в Сандуновские бани.

— Люблю с утра пораньше попариться в баньке. Сегодня у меня выходной, значит, и банный день.

«Сегодня понедельник, торговая сеть отдыхает. Значит, какой-нибудь торговый работник», — думаю я про себя.

Затем начинается серия мелких поездок со служащими, которые, как бы извиняясь за поездку на близкое расстояние, всегда предупредительно вежливы. Со словами «доброе утро» садятся в такси и несколько раз скажут «спасибо» по окончании поездки и, округляя копеечный показатель счетчика, оставляют на чай две-три копейки, быстро скрываются в подъездах учреждений.

Но культурное обращение с водителем такси относится не только к московским служащим. В течение смены в такси садится много культурных, вежливых, просто приятных пассажиров, в разговоре с которыми можно почерпнуть много полезного. И когда такой клиент выходит из машины, сожалеешь, что не сможешь с ним больше встретиться.

Если в первые годы, подойдя к такси, пассажир в первую очередь спрашивал, сколько стоит поездка, и начинал торговаться с шофером, то теперь этого не бывает.

Мой рабочий день продолжается. Судьба забрасывает меня на Белорусский вокзал. Пришел дальний поезд, и я наблюдаю, как водители такси «процеживают» неугодных им пассажиров. А ревизоры не всегда замечают «маневры» таксистов, как бы «проглядывают» нарушителей порядка.

Ко мне садятся четверо поляков, с огромными светло-желтыми портфелями, и просят отвезти их в польское посольство на улице Алексея Толстого.

На стоянке у Пионерских прудов машин нет. Одиноко стоит пожилая женщина и держит на руках завернутую в махровое полотенце собачонку.

— Наконец-то! Где вы запропали? Никогда не возьмешь такси, когда срочно нужно, — с раздражением говорит она. — На Трубную улицу, пожалуйста, в ветеринарную лечебницу.

Но в машине она ласково разговаривает с собачкой.

— Джуди, милая, перестань дрожать. Сейчас приедем к врачу, и он тебе поможет. Товарищ водитель, прошу вас поскорей. Я очень волнуюсь. Я обожаю мою собаку, она, кажется, умирает. Это ужасно.

Затем я попадаю в проезд Сапунова, за ГУМом. Он забит таксомоторами, встать негде. Пассажиры имеются, но водителей при машинах нет. Тут действуют таксисты, которым наплевать на выполнение государственного плана. Они простаивают часами у магазинов, охотясь за холодильниками, стиральными машинами и телевизорами. Здесь можно сорвать длинный рубль.

Вдруг появляется с ревизорами «летучка», и мгновенно водители на месте. Тем, кто не успел к своему рабочему месту, делается неприятная запись в путевой лист.

Но, кажется, пора и обедать. Держу курс на Красную Пресню, в Волков переулок — домой. После обеда съездил в больницу за выздоравливающим, перевез с фабрики обувь в магазин, обслужил несколько пассажиров в разных направлениях.

Опустился вечер. Отвожу в театр молодую парочку, потом железнодорожника к Павелецкому вокзалу. У Павелецкого вокзала подходят трое приятелей. Сажаю их.

На стоянке у Даниловского рынка подходят четверо. Видно, молодожены провожают своих папу и маму. Зять предупредительно открывает дверцу, бережно усаживает пожилую чету и просит меня:

— Пожалуйста, осторожненько, довезите их до Грохольского переулка, а то, когда они сюда ехали, их водитель чуть не вывалил из такси, такой лихач попался.

И, обращаясь к родным, добавляет:

— Не беспокойтесь, водитель попался вам пожилой, опытный, этот не подведет.

Двигаясь по указанному пассажирами маршруту (некоторые пассажиры сами выбирают маршрут), я посмотрел на часы и с удовольствием заметил, что скоро конец смены. Грохольский переулок недалеко от парка, так что можно ехать в гараж.

Поблагодарив, пассажиры распрощались. Я включил в кабине свет, чтобы подсчитать итог дня. План за смену оказался значительно перевыполненным. Хорошо поработал. И, довольный своим рабочим днем, еду не спеша по проспекту Мира в парк.

Как вдруг из Орлово-Давыдовского переулка выбегает гражданин и чуть не бросается под машину. Я остановился.

— Скорей, жена рожает!

Без лишних слов сажаю будущего папашу и буквально в нескольких шагах берем роженицу, которую он уже вывел на улицу. Спрашиваю, в какой родильный дом везти.

— Не знаю, в ближайший, вам лучше знать. Только скорей, скорей!

Везу на Третью Мещанскую, это совсем рядом. Счастливый тем, что он доставил вовремя жену, муж рассчитался и скрылся с ней в подъезде, а я подумал: «В нашем полку прибыло, скоро появится на свет новый гражданин Советского Союза».

Сколько за день я увидел, услышал. И какая же интересная работа шофера такси!

В Первом Академическом проезде вступил в строй третий таксомоторный парк. Гараж его оборудован по последнему слову техники: механическая мойка, зоны профилактория, ремонта, стоянки автомашин. Все это ставит его в ряд лучших таксомоторных гаражей нашей страны.

Был снижен тариф за проезд на такси.

Закончилось строительство двух транспортных сооружений: двустороннего тоннеля под площадью Маяковского и эстакады на Крымской площади.

Кто из водителей не помнит пробку из автомашин, которая создавалась при подъезде к площади Маяковского! Теперь гордиев узел разрублен и потоки транспорта беспрепятственно движутся во все стороны. Чрезвычайно ценный подарок строителей водителям столицы.

А эстакада, соединившая Метростроевскую улицу с Комсомольским проспектом, открыла прямой путь.

Суббота. Три часа дня. Погожий летний день. Только что прошел дождик, солнышко сушит, и парок стелется по асфальту площади Крестьянской заставы, на которой я стою в ожидании пассажиров. Пробежав через всю площадь, в машину уселся парень лет двадцати трех, одетый во все модное, длинные волосы. Ну, в общем, стиляга.

— Шофер, — обратился он ко мне, — вот какое дело: сын у меня родился. Жена выписывается из родильного дома. Я прямо с работы побежал туда, а мать моя, которая должна была принести одежду к четырнадцати часам, почему-то не явилась, так что сейчас мы съездим на Писцовую улицу, возьмем одежду и сюда же обратно. Ты знаешь здесь рядом роддом?

Я, конечно, знал роддом в Третьем Крутицком переулке.

— Только, шеф, прошу в темпе, а то жена сильно волнуется.

Приехали на Писцовую улицу, во двор огромного шестиэтажного дома, и остановились у одного из подъездов.

— Я сейчас, минут через пять-десять, только захвачу все необходимое, и поедем обратно. — Мой пассажир ушел.

Я жду. Счетчик отбивает свое. Прошло двадцать, тридцать минут. Тиканье часового механизма счетчика действует на нервы. Я вышел из машины и стал смотреть на окна дома.

На каком этаже, в какой квартире жил этот парень — неизвестно. Не пойдешь же по всем этажам искать его, да потом я надеялся, что он все-таки выйдет, ведь таким делом, как выписка жены из больницы, не шутят.

«Наверное, обедает, — решил я. Человек с работы, кушать захотел». Я ходил около машины, по очереди заглядывая то на окна, то на циферблат таксометра. Вот уплыли две девятки, уступив место нулям, а впереди появилась цифра два. Я повернул рукоятку, счетчик замер. Что делать: уезжать или ждать? Еще раз посмотрев с тоской по всем этажам, я вдруг увидел, что со второго этажа машет мне рукой старушка, приглашая подняться наверх. Бегу на зов. Старушка открыла дверь своей квартиры и шепотом сообщила мне:

— Я несколько раз смотрела в окно на вас. Вы, наверное, пассажира ждете? Только едва ли он придет. Тут намедни один шофер этого пассажира бил прямо на лестнице, только вот не знаю, как он его разыскал. Идите на четвертый этаж в квартиру номер шестьдесят семь.

Я объяснил ей, что мой клиент молодой парень и что выписывает жену с ребенком из роддома.

— Это он, — уверила женщина. — Только никакой у него жены нет, живет с матерью, которая прямо измучилась с ним. Да и не говорите, что я вас послала, уж больно боюсь шпаны этой.

Поднимаюсь наверх. Квартира номер шестьдесят семь. На звонок вышел плешивый мужчина с заспанными глазами, должно быть пенсионер. Я вошел в темную переднюю, и в тот момент, когда я заходил, в комнате напротив, из-под двери которой виднелся электрический свет, вдруг стало темно.

На мой вопрос, проживает ли здесь молодой парень (я описал его внешность), мужчина утвердительно кивнул головой и сказал:

— Да, живет. Только его, кажется, нет дома. Впрочем, сейчас посмотрим.

Мужчина толкнул дверь, она оказалась открытой. Когда я заглянул туда, то увидел на стуле красно-черную рубашку моего клиента, а на кровати бережно разложенный бутылочного цвета костюм.

Сомнения не было — он был где-то здесь.

— А что это за комната? — спросил я, указывая на дверь, за которой погас свет.

— Это ванная.

Все было ясно. Я рассвирепел. Дверь, конечно, была закрыта. Я стал громко кричать, грозя, что сейчас взломаю дверь и набью ему морду, чтобы в следующий раз было неповадно. Так как дверь на лестницу была полуоткрыта, на мой крик из соседних квартир сбежались люди.

Только что я хотел свою угрозу привести в исполнение и поднял ногу, чтобы ею ударить в дверь и сорвать запор, как в переднюю вошла женщина и зажгла свет. Ей было лет под пятьдесят. Каштановые волосы с проседью собраны в пучок. На ней было простое сатиновое платье, а в руках она держала хозяйственную сумку с продуктами. На лице, когда-то красивом, пролегли глубокие печальные складки.

— Что здесь происходит? Отчего такой шум?

— Сашка твой на такси приехал, да деньги не уплатил. В ванной отсиживается, — съехидничал пенсионер.

— Как, опять? Сашка! Вот наказание мое. И что мне с ним делать?

Из ванной комнаты ни одного звука. Женщина дернула за ручку:

— Открой, говорю я тебе, долго ты меня позорить будешь, негодяй ты этакий?!

Но все было тщетно. Сашки как будто там и не было.

— Сколько он вам должен? — спросила она.

Я назвал сумму.

Подавая мне деньги, она попросила:

— Не шумите больше, пожалуйста, от позора и так не знаешь, куда глаза девать. Вот связался со стилягами. Совсем испортился.

Я понимал горе матери, и мое негодование утихло. Я молча взял два рубля и поспешил вниз к машине.

Под новым Автозаводским мостом открылся девятый таксомоторный парк.

Автотранспорт сейчас беспрепятственно пересекает одну из самых путаных площадей — Октябрьскую. На нее выходило сразу семь улиц. В свое время здесь была установлена сложная сеть светофоров, с помощью которой регулировалось движение транспорта. И все равно это не облегчало положения. С постройкой большого транспортного тоннеля по направлению Садового кольца дело изменилось к лучшему. Теперь заторов транспорта в этом мощном узле улиц нет.

Было в Москве еще одно место, где наблюдались большие заторы транспорта, это развилка Ленинградского и Волоколамского шоссе. Здесь также построен транспортный тоннель.

К открытию XXII съезда транспорт начал курсировать по третьему тоннелю — по улице Чайковского, на пересечении Кутузовского проспекта с проспектом Калинина.

Итак, в Москве к концу года было сооружено семь транспортных пересечений и более двадцати пешеходных тоннелей. Теперь тоннели для транспорта и пешеходов стали в городе обычными сооружениями.

Стояла чудесная сухая осень. Закончив ночную смену, в шестом часу утра я спускался по Садовой-Самотечной улице. Еду тихонько вдоль тротуара. План я выполнил, спешить некуда, да и Москва в это воскресное утро еще спала.

Вдруг на краю тротуара увидел мужчину, который машет мне рукой. Я остановился. Мужчина был одет в темно-серый элегантный костюм. Смуглая кожа лица и иссиня-черные волосы изобличали в нем южанина. А когда он заговорил, я понял, что передо мной иностранец.

На ломаном русском языке он попросил меня отвезти женщину в аэропорт «Шереметьево». Я согласился.

И вот машина во дворе аргентинского посольства. В багажник уложены чемоданы, сумки, картонки.

Пассажиркой оказалась очень красивая брюнетка.

— Самолет у меня уходит в семь. Мы успеем добраться до аэродрома? — спросила она, коверкая русские слова.

— Конечно, у вас еще много времени, — заверил я.

Через тридцать пять минут мы были на международном аэродроме в Шереметьеве.

Когда подъехали к аэровокзалу, я вышел из машины и открыл багажник, чтобы носильщики могли вытащить оттуда вещи, а потом сел в кабину, где иностранка со мной рассчиталась. Она открыла черную замшевую сумочку и со словами «большое спасибо» подала мне деньги и вышла из машины.

Я посмотрел на будку диспетчера такси, хотел отметить путевку. Окошко было задернуто занавеской — значит, там никого нет. Я отправился в Москву.

Отъехав от аэропорта с полкилометра, я остановил машину, вышел и нарвал жене охапку листьев клена, расцвеченных в яркие тона осени. Открыв заднюю дверцу, чтобы положить листья на сиденье, я увидел сумочку — ту самую, из черной замши, которую держала пассажирка, рассчитываясь со мной. Сумочка лежала полураскрытая.

Я взглянул на часы — до отлета самолета оставалось полчаса. «Успею!» — мелькнуло в голове.

…Когда я передавал сумочку хозяйке, она улыбалась, бледная и растерянная, шепча слова благодарности. Носильщики и милиционер аэровокзала, стоявшие рядом с ней, облегченно вздохнули. Минуту тому назад никто из них не в силах был помочь женщине, так как никто не знал номера моей «Волги».

— Спасибо! Благодарью! — повторяла женщина.

Она пыталась сунуть мне в руки деньги, но я наотрез отказался. Женщина растерялась, и мне почему-то стало ее жаль. Но как объяснить чужестранке, кто я? У нас не было времени. Я сел за руль, и вдруг она рванулась ко мне, глаза ее сверкнули счастливым огнем, и, потроша свою сумку, она вынула из нее изящную пудреницу из крокодиловой кожи:

— Память, вот! Вашей жене! Пожалуйста, прошу вас…

Она так просила меня, что я не смог отказаться. И в ту же секунду меня осенила идея. Я достал букет, приготовленный жене, и отдал этой женщине. «Пусть, — подумал я, — кусочек русской осени увезет красивая женщина в дальние страны».

Женщина с благодарностью приняла мой подарок.

В столице появились еще два таксомоторных парка: десятый и тринадцатый. В этом же году москвичи простились с последними таксомоторами «Победа».

Теперь парк столичного такси был укомплектован единой маркой легкового автомобиля «Волга».

Кроме того, на улицах города стали работать маршрутные такси — двенадцатиместные микроавтобусы «Латвия». Латвийские автостроители с большим вкусом подобрали раскраску машины, именно раскраску, а не окраску. Все машины имеют разные комбинированные цвета, и на улицах города это выглядит живописно.

Закончилось большое транспортное строительство. Вступила в строй Московская кольцевая автомобильная дорога — бетонированная магистраль длиной в сто девять километров с безопасным односторонним движением. Эта дорога стала границей современной Москвы. Она опоясывает территорию, превышающую восемьдесят тысяч гектаров.

Сильный дождь неожиданно обрушился на землю. В такую пору у нас, таксистов, работы хоть отбавляй. В подъездах и в подворотнях образовались людские стайки. Кто-нибудь выскакивал вперед и кричал:

— Такси!

На этот раз меня попросила остановиться молодая женщина в светлом плаще.

Пассажирка оказалась не одна. Следом за ней из подворотни выскочил высокий толстый мужчина с длинным носом в красных склеротических жилках.

Они уселись на заднее сиденье.

— Водитель, возите нас по городу, пока не кончится дождь, — сказал мужчина и сунул мне десятку. — Этого хватит?

— Хватит, — согласился я.

Возил я эту парочку сначала по Бульварному кольцу, потом переехали на Садовое. Наконец, повез их по шоссе к Химкам.

Дождь и не думал прекращаться, а пассажирам было не до него. Вначале они тихо между собой разговаривали. Женщина хвасталась своей умной, сообразительной дочуркой, он мечтал о скором отпуске.

— Мы полетим с тобой, Дусенька, в Сочи, — шептал он. — Ух как это будет здорово!

Потом они стали обниматься. Мне в зеркало было видно, как она целовала его большой, с красными жилками нос.

Дождь не утихал. Начинало темнеть. Я уже не слышал их шепота, до моего слуха доносилось лишь чмоканье губ. В свое зеркало я видел только, как уже пожилой мужчина крепко сжимал в объятиях очень молодую женщину.

Во мне все клокотало от злости: «Неужели это любовь? Неужели они не понимают, что такими вещами просто неудобно, недозволено заниматься в общественном месте. Ведь такси именно такое место!»

Мы выехали далеко за город. И тут на самом косогоре я остановил машину, быстро выскочил на улицу. Дул сильный, пронизывающий ветер, в лицо хлестал косой дождь. Я с силой рванул дверцу автомашины. Женщина суетливо заерзала на сиденье, быстро одергивая юбку.

— Вылезай! — громко крикнул я.

— В чем… в чем дело? — испуганно бормотал толстяк.

— Хватит, накатались. Вылезай.

Должно быть, у меня в этот момент был очень свирепый вид, потому что они послушно выскочили из машины. Я захлопнул дверцы автомашины и уехал.

Не знаю, может быть, я, как водитель такси, поступил грубо. Но иного наказания я не мог придумать.

…Я люблю Москву — старую, с ее памятниками, и новую, строящуюся. Я горжусь тем, что живу в этом городе. Ведь я родился и вырос близ бывшей Крестовской заставы, на Средней Переяславской улице.

Еще мальчишкой я бегал по ее улицам и дворам, слушая шарманку, которую чаще всего крутил какой-нибудь отставной солдат с деревянной ногой. Смотрел, как попугай из коробочки за копейку вытаскивал «счастье», как улыбались или хмурились женщины, развертывая и читая заветный билетик. Еще любил из-за угла дразнить старого татарина, который не спеша расхаживал по дворам с полупустым мешком за плечами и монотонно выкрикивал: «Старье бе-е-рем!»

Дворы, в лучшем случае замощенные булыжником, а в большинстве поросшие травой и крапивой. Смрад в воздухе от выгребных ям и помоек.

Ребятишки во дворе играли кто во что горазд. Маленькие копошились в грязном песке или пускали кораблики в канавах с мутной водой, а кто постарше — запускали змеев и монахов, опутывая телефонные и электрические провода мочалой, бумагой и нитками.

Я видел, как начала перестраиваться Москва, мой родной город. Из года в год нарастал городской транспорт.

Прошли годы. Посмотрите теперь на московские дворы. В какой ни войдешь — везде увидишь чистоту и порядок. Много сделано для детей. Во дворах затейливые качели, турники, чистый песок, а зимой — ледяные горки.

В летнее время во дворах много зелени. Даже у только что построенного дома посажены деревья и кустарники. Они еще тоненькие, робкие, но в недалеком будущем это будут буйные заросли садов.

Зелень во дворах, на бульварах и в скверах превратила Москву в цветущий город-сад. Старая Москва с кривыми переулками и тупиками отступила. Ныне перед нами громадный социалистический город, который по своим размерам, благоустройству и красоте далеко превзошел многие столицы мира.

Москва и сейчас продолжает строиться. Поистине невиданный размах приобрело жилищное строительство. И строительный башенный кран по-прежнему остается непременным элементом пейзажа нашей столицы.

Росла Москва, росли и люди, ее славные труженики. Изменились и таксисты. Нынешние водители совершенно иные, чем те, которые впервые сели за руль таксомотора. Этот рост не был легким, еще и по сей день дают о себе знать рецидивы прошлого. Я хочу рассказать о так называемых ночных кафе таксистов. Там лучше всего можно увидеть, как сталкивается новое со старым.

Водители такси, как правило, заканчивают работу очень поздно. Поэтому в каждом таксомоторном парке организованы ночные буфеты, где люди могли бы после смены отдохнуть, закусить, выпить стакан кофе, побеседовать. Давайте заглянем в ночной буфет, который мы называем ночным кафе нашего таксомоторного парка.

Город спит. Все больше и больше уходит машин с зелеными огоньками с линии. В парке их моют, таксисты сдают выручку и идут в ночное кафе, где стоит шум от оживленных разговоров.

За одним из столиков собрались старики, ветераны нашего парка. К ним подсаживаюсь и я. Мой друг Виктор Степанович Сергеев обрадованно приветствует мое появление. Это и понятно, теперь ему будет легче вести рассказ, теперь он может чаще обращаться ко мне, очевидцу многих событий, человеку, хорошо знавшему многих водителей такси.

— Где они сейчас, наши друзья-товарищи? — задает вопрос Виктор Степанович и тут же напоминает: — Вот Александр Бабаев — классный водитель, миллионер. Где он? Ведь я знал, что он прошел всю войну, на грузовой машине подвозил к боевым позициям снаряды и мины, в скольких перепалках побывал. Остался в живых. Отпраздновал победу в Москве…

— И спустя два года умер, — перебил я рассказчика, — нелепо умер от какой-то заразной болезни.

— А не забыл ли ты, Женя, мастера-водителя Василия Кочеткова?

— Как же мне его забыть! Мы вместе с ним учились в школе шоферов. Более влюбленного в технику человека трудно представить. Машина Кочеткова всегда была в идеальном порядке и работала как часы.

— Так вот, Василий Кочетков оставался мастером вождения. У него учились молодые и старые…

Мне нравился этот разговор, потому что к нашей группе все больше присоединялась молодежь. И рассказы, воспоминания о товарищах-шоферах, которые стали мастерами вождения, имели, если хотите знать, большое воспитательное значение.

Виктор Степанович продолжал вспоминать: и о Серафиме Кочегарове, погибшем на фронте смертью храбрых, и об Анатолии Кузнецове, который тоже не раз отличался в бою и погиб под самым Берлином.

— А кто из вас не слыхал о мастере-водителе Леониде Ивановиче Оленине? Он получил это звание еще до войны. Тоже был на фронте, воевал. И после победы вернулся опять в такси. Коммунист Оленин, кроме того, что отличный производственник, был и общественным деятелем — он депутат райсовета. С нашей делегацией он недавно побывал во Франции.

Много хороших, славных людей. И сейчас в нашем кафе уютно, приятно. Вот так всегда бы.

А позавчера, когда, благополучно отработав смену, я зашел в буфет перекусить, тут шумели завсегдатаи ночных буфетов. Таких, конечно, немного, но они все-таки есть. В помещении накурено так, что глаза щиплет.

К вновь вошедшему молодому водителю сразу несколько человек обращаются с вопросом: «Не привез?» Оказывается, принес пол-литра водки. Тут же и распили ее. А прямо против двери висит плакат, на котором крупными буквами написано:

«Приносить и распивать спиртные напитки строго воспрещается!»

Подвыпивший молодой шофер понес такую околесицу, какой я, проработав на такси около сорока лет, и придумать не смог бы.

Но это единичные случаи. А так вообще ночные кафе — это хорошее место отдыха для таксистов.

Родился новый — пятнадцатый таксомоторный парк в Бумажном переулке, неподалеку от Савеловского вокзала. Пролег новый проспект Калинина от Бульварного кольца к Садовому. Теперь эта широкая магистраль обстраивается большими многоэтажными домами.

Закончено строительство тоннеля под Таганской площадью, эстакады над Ульяновской улицей и моста через реку Яузу.

К концу года в Москве уже насчитывалось тридцать два пешеходных перехода, а еще во многих местах началась их постройка для обеспечения безопасности перехода улиц и облегчения движения транспорта.

Стояла ранняя весна, и в воздухе было еще прохладно. На площади Революции длинной вереницей выстроились такси. Очередь машин, как говорят, медленно, но верно таяла. Не прошло и пятнадцати минут, как я уже вышел на старт, следующий пассажир мой.

Легкой походкой к машине приблизился молодой человек лет двадцати семи в модном демисезонном пальто цвета маренго и серой шляпе с узкими полями. В руках он держал большую рыжую папку.

— Будьте любезны, на площадь Ногина. Мне нужно быть на месте в половине десятого, а сейчас уже двадцать две минуты, как бы не опоздать.

Я подумал: «Ну вот, дождался клиента на двадцать пять копеек», но вида, конечно, не показал. Такая уж наша работа, то повезет, а то и нет.

Когда приехали на площадь Ногина, пассажир посмотрел на часы и попросил:

— Завезите меня, пожалуйста, во двор, а то время на исходе.

Я въехал во двор, который находится между большими зданиями.

В глубине двора машина уперлась в деревянный забор, в котором была калитка.

— Ну вот, здесь мне совсем рядом.

При этом он достал из складного портмоне пять рублей и протянул мне. Я угадал: счетчик показывал двадцать пять копеек.

— Поищите мелочь, у меня нет сдачи.

— С удовольствием бы, но был единственный пятак, да и тот в метро опустил.

Во дворе никакой торговой точки не было, клиент опаздывал. Чтобы разменять деньги, нужно было выехать на площадь. Экая досада.

Вдруг он предложил:

— Знаете что? Я сейчас быстро разденусь, распишусь в табеле, в раздевалке одолжу у кого-нибудь мелочи, не пройдет и пяти минут, как я рассчитаюсь с вами.

Я согласился, но прошло около получаса, он не пришел.

Двадцать пять копеек деньги небольшие, но как плохо поступил человек. Где его совесть? Жаль было потерянного времени. С неприятным осадком на душе я отправился на стоянку.

…Много лет подряд в Москве не было настоящей зимы. Все слякоть, туман да дождь. И вот январь выдался по-настоящему зимним, снежным и морозным. Я опять оказался на стоянке такси — площадь Революции. И представьте себе, через десять месяцев в мою машину уселся мой старый знакомый, который весной прошлого года надул меня.

— На площадь Ногина, пожалуйста, — сказал он.

Одет он был по-зимнему, но в руках была та же большая рыжая папка, по которой я и узнал его.

Ни слова не говоря, я тронулся в путь, а сам думал, как бы мне проучить этого мелкого мошенника. Терять время, везти в милицию было бесполезно. Да и чем я мог доказать, что он мне когда-то не заплатил? Но что-то надо было предпринять.

Он опять опаздывал. По его просьбе опять въехал во двор и остановился у той же калитки. И вновь из того же складного портмоне он извлек десятирублевку. Сдачи у меня не было.

Когда он предложил опять старый вариант, у меня в голове моментально созрел план действий. Как только он юркнул в калитку, я быстро запер машину и подался за ним по пятам, как настоящий Шерлок Холмс. Он быстрой походкой прошел по снежному двору, выскочил на Китайский проезд и вошел в подъезд министерства. Я вошел за ним следом.

В вестибюле было многолюдно, так что я был неприметен. Мой пассажир спокойно разделся, расписался в книге и стал подниматься наверх. При входе на лестницу стоял вахтер, но он был чем-то занят, и я незаметно проскользнул на лестницу за своим «другом».

Как я и ожидал, мой пассажир о расплате со мной и не думал. Поднявшись по лестнице, он вошел в одну из комнат. Я обождал минуты полторы-две, затем, собравшись с духом, вошел в комнату, нарочито громко захлопнув за собой дверь, чтобы присутствующие в помещении обратили на меня внимание.

Комната была большая. Это какое-то конструкторское или проектное бюро. Люди сидели за столами и чертежными досками.

Работа еще не начиналась, и мое появление в серо-зеленой спецовке с бляхой шофера-таксиста на шапке сразу обратило внимание присутствующих.

Я медленно прошел между столами и остановился перед моим бывшим пассажиром. И, показывая на него пальцем, громко произнес:

— Товарищи! Этот молодой человек весной прошлого года приехал с площади Революции сюда на работу на такси и сбежал, не уплатив мне по счетчику двадцать пять копеек. И мне кажется, что он частенько так поступает. У него плохая зрительная память, он меня не узнал и вот опять сел ко мне. Сегодня он наездил те же двадцать пять копеек и удрал якобы разменять деньги. Что прикажете с ним делать? Везти в милицию? Мне кажется, этого делать не стоит. Я решил обратиться к вам, он же ваш товарищ по работе.

В зале воцарилась тишина, все пристально смотрели на моего пассажира. Он сильно покраснел, вскочил:

— Товарищ водитель, в прошлый раз я вам вынес деньги, а вы уже уехали.

— А сегодня? — уже грозно спросил я.

— А сегодня, представьте себе, я забыл. Дел много, — смущенно оправдывался он.

— У него всегда только крупные деньги. А теперь кого-нибудь из вас я попрошу отдать мне за него пятьдесят копеек, а он разменяет и рассчитается.

Один молодой человек протянул мне полтинник. И я с чувством огромного удовлетворения ушел. Мне кажется, что я хорошо проучил этого мелкого мошенника.

Внизу меня остановил вахтер:

— Пропуск ваш, гражданин!

— Какой, папаша, пропуск? Я шофер такси, поднимался деньги с пассажира получить. Видишь кокарду, это пропуск во все учреждения!

Я только что доставил пассажира на Быковский аэродром. Стоять там и ждать, когда будет попутчик на Москву, — дело бесполезное. Еду. И вдруг у платформы Удельная вижу целую группу желающих доехать до Москвы.

Первой в мою машину ворвалась полная женщина. Она села рядом со мной. На заднем сиденье оказалась тоже женщина, помоложе, с девочкой лет десяти-двенадцати. И мы поехали.

Пассажиры оказались очень словоохотливыми. Они прежде всего высказали свое возмущение по поводу того, что из-за ремонта железнодорожных путей было отменено несколько поездов.

— Я опаздываю на экзамены, — возмущалась полная женщина.

— А мы торопимся в зал Чайковского, — ей в тон заявила другая пассажирка. Потом она же заговорила о честности и порядочности: — Неужели это правда, товарищ водитель, что вас обманывают? Об этом так много пишут в газетах. Это же возмутительно.

— Народу много всякого, — ответил я ей. — Встречаются и мелкие людишки, для которых копейка дороже чести и совести. Но такие экземпляры у нас довольно редки.

— И все же это удивительно! В наше время, и так поступают! — не успокаивалась пассажирка помоложе.

До Москвы путь был долог, и я рассказал пассажиркам историю, показывающую, что не в деньгах счастье.

— Вот я вчера возил двух старичков смотреть новую квартиру в Дегунине. Приехали, почти целый час искали корпус. Нашли. Потом оказалось, что ключи от квартиры у коменданта. Его проискали. Зашли, осмотрели. Хорошая квартира. Старички прямо помолодели от радости. Все хорошо, а вижу — у крана отвалилась шайба, дверь не прикрывается. Не годится, думаю, так. Мы к коменданту, с ним — к слесарям. Те сидят, смеются:

— Это дело не наше!

— Как так, не ваше? Я бы тоже так мог сказать, что это дело не мое, бросить старых людей и уехать. А я не могу, моя совесть не позволяет не помочь старикам. Идемте! И они пошли. И устранили недостатки.

Довольных стариков я обратно доставил в старое гнездо. Договорились, что завтра заеду, буду их потихоньку перевозить. Уж как они меня благодарили! Особенно старушка. А мне большей благодарностью была доставленная людям радость.

…Так за разговорами мы не заметили, как добрались до Москвы. Я, признаться, торопился, потому что ехал к товарищу на свадьбу. Надо было подать машину без опоздания. Приезжаем на площадь Маяковского. Наступила пора рассчитываться. И вот та самая женщина, которая только что говорила с возмущением о бесчестных поступках, вдруг заявляет, что у нее нет денег. «Деньги на аккредитиве».

— Ну как же вы садились без денег в такси? Ведь сумма-то немалая?

Женщина, не слушая, отвечает:

— Вот есть рубль, получите.

Я беру рубль. Другая пассажирка меня торопит:

— Едемте. Мне некогда.

И мы уезжаем, оба возмущенные.

— Знаете, — сказал я, — если бы не надо было спешить, я эту пассажирку обязательно отвез бы в милицию. Таких лицемеров надо наказывать.

В один из летних дней я пришел в парк, хотя у меня был выходной день. В руках была папка с первыми главами моей книги.

Во дворе остановил начальник гаража Евгений Дмитриевич Чернов.

— Ну-ка, писатель, пошли со мной.

— Куда? — в недоумении спросил я.

— Я знаю куда.

Через несколько минут он уже представлял меня кинорежиссеру Якову Зиновьевичу Бабушкину:

— Наш старейший работник и в то же время пишет книгу о таксистах. Может быть, подойдет вам такой?

Оказывается, в нашем парке снимался короткометражный цветной документальный фильм «Товарищ такси». Причем ведущую роль в фильме играл водитель нашего парка Юрий Королев.

Яков Зиновьевич заинтересовался моей работой, стал расспрашивать о книге. Потом, нарядив меня в форму таксиста, усадил в машину. Так и появились кинокадры с моим участием.

Фильм «Товарищ такси», созданный киностудией документальных фильмов, имел большой успех. Он демонстрировался не только в нашей стране, но и на международном кинофестивале в Лейпциге.

Так, еще до того как стать «писателем», я уже испытал славу «киноактера».

Надо сказать, что мои товарищи-таксисты с большим интересом отнеслись к моей работе над книгой.

В гараже, на линии в течение рабочего дня обязательно ко мне кто-нибудь подойдет и спросит: «Как дела с книгой? Скоро ли мы ее читать будем?»

А некоторые, давно работающие, считали нужным дать совет, обязательно рассказывали два-три эпизода из интересной и опасной жизни шоферов такси.

В июле открылся восемнадцатый парк такси. Он пока находится в двух точках города: Сибирском проезде и на Люсиновской улице. В прошлом там были базы проката. В Тимирязевском районе, на Новом шоссе, уже началось строительство современного большого гаража для этого парка.

…Как быть, если человек где-то задержался и опоздал на все виды городского транспорта? Уже закрылись двери метро, отдыхают в парках трамваи, троллейбусы и автобусы, а на такси нет денег в кармане?

Выход был найден: разработаны схемы движения ночных маршрутных такси. Линии их разбегались от центра во все концы города.

В августе ночные маршрутные такси начали курсировать во многих направлениях. За двадцать копеек можно было проехать в позднее ночное время в любую точку большой Москвы.

Накануне сорок седьмой годовщины Октября на улицах города появились небольшие изящные автомашины, подпоясанные кушаком из мелких шашечек, — «Москвич-408». Новая машина была выпущена на линии в порядке эксперимента.

Второй таксомоторный парк справил новоселье. Около старого помещения выросло пятиэтажное здание современного гаража-стоянки. Весь подвижной состав парка — пять колонн — был поставлен под кровлю.

Теперь по улицам Москвы курсирует более десяти тысяч такси.

В любой части города, не отходя далеко от дома и не затрачивая много времени, вы поднимаете руку — и автомобиль с зеленым огоньком к вашим услугам.

Во много раз увеличилось количество стоянок, на которых в любое время суток можно достать свободную машину.

Я, конечно, внимательно слежу за появлением новых книг о таксистах. К сожалению, выходят они очень редко. Собственно говоря, кроме репортажей Михаила Кольцова «Три дня в такси», напечатанных тридцать лет назад, да книги Анатолия Гудимова «Семь дней в такси», выпущенной издательством «Московский рабочий» в 1965 году, в этот раздел библиотеки и поставить нечего. Тем с большим интересом читали мы, таксисты, эти книги и тем большую ценность они представляют для нас.

Много острых современных проблем автомобильного транспорта затронул в своей книге журналист А. Гудимов, и к его рекомендациям, по-моему, надо отнестись серьезно.

Первое, с чем столкнулся Гудимов, как только стал таксистом, это: где взять пассажира или, иными словами, как выполнить государственный план? И по этому поводу он писал: «…Руководители таксомоторного транспорта не задумываются над тем, как шофер будет выполнять план. Администрация парков не делает даже попыток организовать на улицах столицы работу своих автомобилей, чтобы они подолгу не ожидали, а пассажиры часами не разыскивали их».

Это верно. Здесь, конечно, нам нужна помощь, необходима настоящая диспетчерская служба. Но в то же время я хочу отметить, что мы должны учить молодежь самостоятельности. Вот, например, я досконально изучил город и потоки пассажиров. Я знаю, в какое время года, дни недели, часы суток в любом месте города можно взять пассажира. А молодой, еще не оперившийся таксист? Выпихнут его из ворот парка, и будь любезен привези выручку, заданную планом. А где и как он ее возьмет — неизвестно. Помощи ждать не от кого.

У нас было немало случаев, когда молодые водители привозили за смену… сто километров холостого пробега при выручке три-четыре рубля. А когда их по этому поводу заставили писать объяснения, они указали причину — искал пассажира. Это вполне возможно.

Поэтому надо согласиться с Гудимовым, когда он предлагал «вернуться к старой, проверенной системе», то есть к системе диспетчерских постов. Центральная диспетчерская тоже пусть существует, она не помеха.

Очень хорошие мысли высказывает Гудимов о подготовке шоферов такси. Автору книги «Семь дней в такси» она представляется так: «Окончил человек школу шоферов, отработал в каком-либо грузовом парке год-два, можно подумать и о его переводе в специальную школу таксистов». По-моему, это верно. Для шоферов такси нужно организовать специальную школу, из которой выходили бы настоящие таксисты.

Заслуживает внимания предложение и о создании единого управления кадров. Это навсегда избавит таксомоторные парки от рвачей и проходимцев, которые и по сей день перекочевывают из одного парка в другой.

Анатолий Гудимов правильно говорит и о воспитании пешехода: «Надо оградить автомобиль от пешеходов, терпеливо воспитывать советских граждан, учить их хождению по улицам».

Воспитанием пешеходов в Москве пока занимаются очень мало. Здесь Анатолий Гудимов, так сказать, грудью отстаивает интересы таксистов. Подробно рассказывая о их нелегкой работе, он как бы старается смыть с водителей такси грязное пятно, разбить неправильное мнение, будто они лихачи, хулиганы, пьяницы, люди, не заботящиеся о благе и жизни советского человека.

Каждому шоферу такси волей-неволей приходилось иметь дело с милицией. Нет таких людей, которые бы ни разу в жизни не ошибались. Нарушил шофер правила уличного движения — плати штраф, получай прокол в талоне или отдавай удостоверение. Хуже, если водителя обнаружили за рулем в нетрезвом состоянии, или он сделал аварию, или наехал на пешехода. Тогда его ожидает строгое наказание.

Милиция — страж порядка. И надо признать, что в большинстве случаев в нарушениях она разбирается объективно. И все же какая-то предвзятость в отношении орудовцев к таксистам имеется. Об этом, в частности, писал и А. Гудимов. Он — водитель с многолетним стажем — пересел временно за руль такси и сразу же превратился в злостного нарушителя, много раз имел объяснения с милицией и платил штраф. Это же факт, что большинство нарушений правил уличного движения в Москве относят на долю таксистов. Это объясняется прежде всего спецификой работы шоферов такси. Рассуждая логично, скажем: кто поедет на такси, если ему спешить некуда? Девяносто девять процентов пассажиров такси спешат, просят, а иногда умоляют доставить их как можно скорее.

А выполнение плана? В течение всей рабочей смены оно как бы толкает водителя в спину и нашептывает: «Скорее, скорее, не теряй ни минуты, иначе не выполнишь план».

Вот и носятся таксисты по городу очертя голову. Тут без происшествий трудно обойтись.

Мне тоже приходилось встречаться с милицией, и об этих встречах я хочу рассказать.

В последний день февраля утром, придя на работу, я от дежурного по колонне получил повестку, в которой значилось, что 28 февраля к десяти часам утра я должен срочно явиться в 12-е отделение ОРУД — ГАИ. «Явка строго обязательна», — значилось в конце.

«По какому поводу меня вызывают?» Начинаю вспоминать, где и когда я мог что-нибудь нарушить. Все перебрал. Никаких проступков за собой не нашел. А мысль сверлит мозг: ведь милиция так просто не будет вызывать.

К указанному сроку являюсь в 12-е отделение ОРУД — ГАИ. Работники этого отделения непосредственно шефствуют над нашим парком. В тесной комнате ожидания народу битком. Это водители-нарушители, дожидающиеся своей участи. Все курят. Дымом застлана вся комната.

Идут разговоры. Каждый водитель на что-то сетует, доказывает свою правоту и, конечно, ругает милицию. Но вот все затихли. Из соседнего кабинета вышли два милиционера — младший лейтенант и лейтенант. Оба молодые, только последний неизвестно зачем отпустил большую бороду, видимо, для солидности.

— Ну, кто по нарушениям, а кто на комиссию? — спрашивает лейтенант, и люди быстро рассортировываются.

«А я зачем? Ни туда, ни сюда, надо немедленно узнать». Обращаюсь к младшему лейтенанту:

— Простите, пожалуйста, меня вызывает товарищ Колосков, где его найти?

— Колосков это я, заходите, пожалуйста.

Он приоткрыл дверь кабинета. Я прошел и очутился в небольшой комнате, где стояло два стола и полдюжины стульев.

Через несколько минут вошел Колосков и, положив на стол горку шоферских удостоверений, сел и вежливо пригласил меня сесть. Затем достал из ящика стола бумагу, которая была отпечатана на машинке, стал мне ее читать. Я увидел в верхнем левом углу резолюцию начальства: «Тов. Колосков, срочно разобраться, со всей строгостью наказать и доложить».

«Вот так штука», — с беспокойством подумал я. В письме, которое читал Колосков, работники Института черной металлургии писали: «Шофер такси за № ММТ 11–41 примерно в 8.30 утра около станции метро «Бауманская» с бешеной скоростью мчался по улице и только благодаря счастливой случайности не сбил их». В заключение они требовали сурово наказать нарушителя.

Когда Колосков кончил читать письмо, у меня от сердца отлегло. Я невольно улыбнулся.

— Улыбаться тут нечего, — заметил Колосков.

— Я улыбнулся, вы ошибаетесь. Во-первых, в восемь тридцать я никак не мог быть у «Бауманской», так как только в это время выезжаю из парка. Во-вторых, утром на этом участке Бауманской улицы можно двигаться со скоростью не более трех километров в час. Так много там бывает народа. Так что я считаю, товарищ младший лейтенант, здесь какое-то недоразумение.

— Оправдываетесь, — оборвал меня Колосков. — Не могли же два человека перепутать номер автомобиля. Попрошу ваше удостоверение.

Когда я подал ему мои права, он вынул оттуда вкладной талон, подал его мне, а удостоверение положил в стол.

— А теперь поезжайте в парк и привезите справку, во сколько в тот день вы выехали на линию.

Делать нечего. Еду в парк.

На моей путевке 9 февраля (подумайте, ведь прошло уже девятнадцать дней!) было отбито контрольными часами, что из ворот гаража я выехал в восемь часов двадцать восемь минут.

Ну, кажется, все в порядке, осталось только съездить в ОРУД и забрать права. Приезжаю, предъявляю официальную справку автоинспектору Колоскову и жду, что он мне вернет удостоверение.

— Так, значит, выехали в восемь часов двадцать восемь минут, а в жалобе пишут, что дело было примерно в восемь тридцать, значит, этот случай мог произойти и в восемь часов сорок минут. Я сейчас звонил в институт этим товарищам, но их не застал. Права я вам отдам, но обязываю вас завтра явиться сюда опять, я постараюсь дозвониться и более подробно разузнать обстоятельства дела.

На другой день я был выходной. Оделся в новое пальто, надел галстук, шляпу и опять приехал в 12-е отделение. Как и вчера, ровно в десять, в приемную вышли два милиционера.

Я подошел к Колоскову и напомнил ему, что пришел по жалобе товарищей из Института черной металлургии. Колосков почему-то растерялся и пригласил меня в кабинет. Опять вежливо усадил на стул.

— Видите ли, товарищ, — начал он, — я вчера звонил несколько раз вам, но не застал вас, так что дело еще не разобрано. Шофер этот был у меня вчера и сегодня должен явиться. Попрошу вас, расскажите, пожалуйста, подробно, в какое точно время все это произошло?

— Послушайте, товарищ Колосков, за кого вы меня принимаете? Ведь я и есть вчерашний водитель первого таксомоторного парка Рыжиков.

Младший лейтенант попал в неудобное положение. Он покраснел и какой-то скороговоркой проговорил:

— А я вас не узнал. — А потом, быстро оправившись, добавил: — Народу ежедневно бывает очень много, всех не запомнишь. Товарищ водитель, — теперь уже более официально, — я с товарищами из института еще не разговаривал. Один из них заболел, а другой находится в командировке, так что придется вам прийти еще раз дня через три-четыре.

— Нет уж, товарищ младший лейтенант, — категорически заявил я, — много и так потрачено нервов и времени. Давайте так договоримся, когда вы будете разговаривать с инженерами, пусть они назовут цвет автомобиля. Окраска у моей машины редкая — салатовая. И в том случае, если цвет автомобиля они назовут правильно, вызывайте меня на очную ставку. Если же окраска не совпадет, надеюсь, вы больше беспокоить меня не будете. А потом, откровенно говоря, как-то делается неудобно: все данные о моей невиновности налицо, а вы все-таки мне не верите.

Колосков промолчал. Я ушел.

Больше младший лейтенант Николай Колосков меня не вызывал. Видимо, окраска автомобиля оказалась иной.

Проехав пешеходную дорожку метра за три, я остановился: пассажир пошел на почту давать телеграмму. Дело было на Ленинском проспекте. От нечего делать я стал рассматривать пешеходов. Мне это очень нравилось. Потому что всегда, глядя на вечно спешащих москвичей, ощущаешь динамику нашей жизни.

Приезжие очень часто спрашивают: почему в Москве такой бешеный темп жизни? Куда москвичи так торопятся? И я всегда отвечаю: у них много дел, и они все хотят переделать как можно лучше и быстрее. Ведь москвичи всегда и во всем показывают пример. Это же понимать надо.

Мои наблюдения за прохожими перебил подошедший ко мне милиционер. Он предложил мне немедленно уехать. Я был в недоумении, так как стоял, не нарушая правил стоянки автомобиля. Орудовец был очень молод. Короткие, по-модному подстриженные усики украшали его и без того красивое лицо.

— Почему вы не выполняете приказание? — спросил он строго.

— Потому что я не могу уехать: я жду пассажира. И потом, почему я должен уехать, разве здесь стоять запрещено?

— Вы стоите близко к автобусной остановке.

— Я стою на достаточном расстоянии от автобусной остановки.

— Еще раз приказываю вам: уезжайте.

— А я еще раз вам отвечаю, что не смогу этого сделать, я занят. Потом я могу шагами отмерить расстояние. Оно будет равняться двадцати метрам, как и предусмотрено правилами.

— Вы еще вступаете в пререкания, предъявите ваши права.

Я отдал ему удостоверение, а сам вылез и очень крупными шагами насчитал девятнадцать шагов.

— Вот видите, положено двадцать.

Он стал записывать что-то к себе в блокнот, а я тем временем подал машину метра на полтора назад, спросил его:

— Ну а как теперь, стою правильно?

— Да, теперь правильно.

— А я думал, что полтора метра не имеют особого значения.

Вдруг орудовец выпалил:

— Индюк тоже думал!

— Ну, знаете, товарищ старшина, я от работника милиции такого выражения не слышал и в индюках никогда не ходил. Нам придется выяснить наши отношения в отделении ОРУД — ГАИ.

— Пожалуйста, выясняйте.

Он отдал мне удостоверение и хотел отойти от машины, показывая этим, что инцидент исчерпан.

— Позвольте, товарищ старшина, — возразил я, — уж коли вы собираетесь писать на меня рапорт, то разрешите, согласно правилам, посмотреть и ваше удостоверение, чтобы я знал, с кем имею дело.

— Удостоверения со мной нет. Фамилия моя Ветров, девятнадцатое отделение ОРУД — ГАИ.

Тут вышел мой пассажир, и я уехал, но не успокоился. Меня, конечно, обидело грубое обращение, и потом: как это может быть, чтобы милиционер на посту был без удостоверения личности?

На другой день я с предельной точностью описал в письме этот случай и послал его на имя начальника 19-го ОРУД — ГАИ. Через два дня получил вызов явиться в определенный час в это отделение.

Приезжаю, поднимаюсь на второй этаж, где находился кабинет начальника отделения. Передавая повестку девушке-секретарю, я объяснил, что писал заявление на сотрудника отделения старшину Ветрова.

— Да. такое письмо было, и я сейчас доложу о вас начальнику. — Она скрылась за дверью соседнего кабинета.

Прошло не более двух минут, как на пороге кабинета показался начальник отделения подполковник Смирнов. Он пригласил меня войти в кабинет.

— Я ознакомился с вашим письмом, товарищ Рыжиков, и попрошу вас спуститься вниз. Там с вами поговорит начальник смены Ветрова капитан Бехтин. Думаю, что капитан с этим делом разберется.

Я поблагодарил подполковника и сошел вниз. Там я отыскал капитана Бехтина, он пригласил меня в кабинет.

— Ветров должен уже прийти с дежурства, — сказал капитан, посмотрев на часы. — А вот и он.

В комнату вошел Ветров.

— Сейчас мы во всем разберемся.

Когда мы втроем уселись за стол, Бехтин вынул мое письмо, по-видимому не раз читанное, и обратился к регулировщику:

— Товарищ Ветров, расскажите, как было дело. Ветров начал докладывать обстоятельства инцидента, правда несколько исказив факты. Капитан задал ему вопрос:

— Действительно ли вы обозвали водителя индюком?

Старшина не соврал:

— Да, было такое дело, товарищ капитан, погорячился.

Капитан ничего не ответил и задал ему второй вопрос:

— А где было ваше удостоверение?

— Видите ли, когда я переодевался, то удостоверение оставил в штатской одежде.

— И еще к вам один вопрос, Ветров, если бы вы задержали водителя без удостоверения, имел ли он право управлять автомашиной?

— Нет, товарищ капитан, не имел.

— К вашему сведению, сотрудник милиции тоже не имеет права стоять на посту без документа, удостоверяющего его личность. Идите и обо всем этом напишите мне докладную.

Когда Ветров вышел, капитан обратился ко мне:

— Я вам благодарен, что вы довели этот инцидент до нашего сведения. Дело в том, что кадры милицейских работников еще молодые. И вот эти молодые люди, причем в большинстве неплохие ребята, еще не совсем ясно понимают свои обязанности. Их приходится учить и воспитывать. Этот случай мы разберем на собрании отделения, и я надеюсь, что больше такого казуса с сотрудниками нашего отделения не повторится.

Старая женщина села ко мне в машину на стоянке у Института имени Склифосовского. Она вежливо поздоровалась со мной, удобно уселась на заднее сиденье автомобиля и спросила:

— Товарищ водитель, вы знаете, где находится городская больница номер шестьдесят?

— Знаю. На шоссе Энтузиастов.

— Совершенно верно. Будьте любезны, отвезите меня туда.

Женщине было лет шестьдесят. Манера держаться и разговаривать свидетельствовала, что передо мной культурный, интеллигентный человек.

На улице шел сильный дождь. «Дворник» еле успевал очищать лобовое стекло. Видимость пути была очень плохой.

— Трудная ваша работа, — начала разговор пассажирка, — железные нервы надо иметь, чтобы работать в Москве на автомашине.

— Привычка, знаете ли. Вот я уже много лет вожу такси. Нет слов, работа нелегкая, но интересная. С какими только людьми не встретишься! Все узнаешь.

— А вы читали августовский номер журнала «Огонек»? — вновь заговорила пассажирка. — Там какой-то шофер такси поместил свои рассказы, мне они очень понравились.

— Это Михаил Жилейкин. Он работает у нас в парке.

— Тогда передайте ему привет и благодарность за рассказы от читательницы из Каптельского переулка.

— Рад буду передать, но, к сожалению, я с ним не знаком. В парке работают полторы тысячи водителей, всех не узнаешь.

— А вы сколько же лет работаете на такси?

— Почти сорок лет.

— А почему бы вам не рассказать о работе таксистов, о ваших пассажирах.

— Я уже работаю над такой книгой. — Тут, конечно, я сел на своего конька и стал ей рассказывать эпизоды из книги.

— Как интересно! Я о вас и вашей книге расскажу мужу. Он у меня старый большевик, еще при царском режиме каторгу отбывал, тоже многое на своем веку видел.

Мы остановились у ворот больницы. Один рубль сорок одна копейка причитается с клиентки.

— Дадите мне сдачу с десяти рублей, а то не хочется всю мелочь отдавать, сейчас без нее трудно обходиться.

— Пожалуйста, могу и с десяти.

Рассчитались, она вышла из машины и доброжелательно сказала:

— От души желаю вам успеха в литературной и шоферской работе.

Я поблагодарил ее. Затем, отойдя три шага от машины, она вернулась:

— Скажите, как ваша фамилия?

— Рыжиков Евгений Васильевич.

— Запомню. Грибная фамилия. Рыжиков, — улыбнувшись, добавила она и направилась во двор больницы.

«Какая приятная женщина», — подумал я и, повернув рукоятку счетчика, зажег зеленый огонек и отправился на стоянку. Прошло примерно с час, я сделал три посадки и, воспользовавшись свободной минутой, стал подсчитывать километраж и выручку. Вдруг мне стало не по себе. Среди денег, лежащих в кармане, не было бумажки достоинством в десять рублей. Я все осмотрел. Хорошо помню, что и в глаза не видел красной десятки, с которой сдавал сдачу пассажирке у ворот больницы. Но должен сознаться, что я ни на минуту не сомневался в честности этой женщины. Просто за разговором я не взял десятку.

Времени терять было нельзя. Еду в больницу. Въехал во двор, остановился у подъезда больничного корпуса. Он занимает очень большую площадь. Подсчитал этажи — девять.

«Ого, — подумал я, — смогу ли найти в такой громадине нужного мне человека?»

В вестибюле обращаюсь к гардеробщице, не припомнит ли она женщину в голубом плаще. Описываю ее наружность и объясняю, в чем дело.

— В голубом? Да вы посмотрите, сколько тут в голубых плащах! Разве упомнишь, кто в чем пришел!

И действительно, десятка полтора голубых дамских плащей висело на вешалке.

Тогда я кинулся к дежурной справочного стола. И после того, как объяснил, зачем я к ней обращаюсь, добавил:

— У нее муж бывший политический каторжанин, может быть, случайно слышали о таком?

— Я должна вас разочаровать. В нашей больнице девяносто процентов лечащихся — персональные пенсионеры, политкаторжане и старые большевики. Что я могу вам посоветовать, так это взять халат и пройти по этажам.

Ничего не оставалось, как попробовать этот вариант. Но этажей было девять, и на каждом имелось мужское отделение. Задача не из легких.

Дежурная второго этажа была очень приветлива, она послала со мной няню обойти все палаты. Мы открывали все двери, и, когда у больного сидела посетительница, няня неизменно спрашивала: «Не эта?» На нас с недоумением смотрели. Женщины, которую я искал, на втором этаже не было. Ее не оказалось и на третьем. На четвертом дежурная мне сказала, что она всех помнит, кто приходил к больным, и что, кажется, такой не было, а впрочем, можно пойти посмотреть, предложила она. Поиски оказались тщетными.

«Пустые хлопоты, — подумал я. — Не найти мне ее. А еще пять этажей наверху и один внизу — многовато!» Машина стояла, план «горел», и я решил прекратить поиски. Злясь на себя, я медленно спускался с лестницы. Дойдя до первого этажа, остановился в раздумье. Может быть, поискать здесь, на первом?

Видимо, мой растерянный вид привлек внимание женщины, сидящей на стуле около лифта.

— Вам кого нужно? — спросила она.

— Я шофер такси; передал одной женщине десять рублей, — объяснил я.

— Погодите, я тут на лифте поднимала одну пару. Муж ее внизу встречал, и она ему рассказывала, что приехала на такси. А потом говорила про какие-то журналы, книги.

— Она. Где мне ее найти?

— Поехали на восьмой этаж. Я только что там была, она сидит с мужем на диване в холле.

Когда я и лифтерша вошли в холл, там моя бывшая пассажирка действительно мирно беседовала на диване с пожилым мужчиной. Я был в белом халате, и она меня узнала не сразу. А когда я представился и сказал, зачем пришел, старая женщина страшно разволновалась, достала свой светло-желтый кошелек, поспешно стала рыться в нем и действительно извлекла оттуда десять рублей. Покраснев, она стала извиняться:

— Ай-яй, сколько хлопот я вам доставила, простите меня, пожалуйста.

— Не волнуйтесь. Виноват я сам. Сам себя обсчитал. Успокойтесь, в вашей честности я не сомневаюсь.

Хотя и много времени я потерял, но нисколько не обиделся на эту женщину.

Человек поднял руку и остановил такси у тротуара. Это был парень огромного роста, симпатичный, блондин с черными глазами. Его рост и несоответствие цвета волос и глаз обращали на себя внимание. Я ждал, но он не торопился.

— Жарко!

— Июль, что поделаешь!

— Ну, а мне особенно жарко, — доверительно сообщил пассажир, — хоть ушат холодной воды вылей — не поможет.

Я ждал, монотонно тикал включенный счетчик.

— Ну, поехали, — встрепенулся пассажир, — станция метро «Пионерская», знаете?

— Значит, курс на Фили, — откликнулся я и тронул автомобиль с места.

За долгие годы работы на такси я привык к разным пассажирам: задумчивым и оживленным, молчаливым и разговорчивым. Пробовал даже учесть, сколько из них любят беседовать. С этой целью ставил карандашом на торпедо автомобиля крестики и нолики. Если крестик — значит, пассажир со мной разговаривал, нолик — молчал. Крестиков всегда оказывалось больше.

Ну а эта поездка была особенной. Мысленно я сразу же поставил большой крестик.

— Итак, водитель, — заговорил после некоторого раздумья мой пассажир, — я, Василий Малышкин, как говорится, остался при «пиковом интересе».

Я улыбнулся: фамилия Малышкин и при таком росте и комплекции! Какое несоответствие.

— Пришел с работы, и что бы вы думали? В комнате пусто, жены нет. На столе записка: «Если хочешь встретиться со мной, приезжай к 18 часам к станции метро «Пионерская». Тамара». Что все это означает, ума не приложу!

— Давно женаты?

— Третий год.

— А дети есть?

— Есть. Жили мы дружно. Вчера, правда, маленький конфликт произошел. На массовке Тамара познакомила меня со своей подружкой Таней. Красивая девушка, но немного назойливая. Брала меня бесцеремонно под руку и слишком много уделяла мне внимания. Жена смотрела косо, а потом рассердилась и всю дорогу домой не разговаривала. Дома «объяснилась», и вот результат — пустая комната и неизвестность в ближайшем будущем.

Мы подъехали к «Пионерской» раньше назначенного срока, но нас уже ждали. Навстречу моему пассажиру почти бегом бросилась хорошенькая женщина в модном платье. В руках букет цветов.

— Малыш, ты на такси? Это великолепно! Поехали скорей, мы заждались тебя.

«Малыш» опешил:

— Кто это «мы» и куда ехать?

— Это секрет. — И тут же, не вытерпев, объявила: — У нас новый дом, новая отдельная квартира. А кто нас ждет, сейчас сам увидишь.

— Но к чему было все это? Как это назвать?

— Приятным сюрпризом, — вмешался я, и Малышкин улыбнулся.

— Ну, что ж, водитель, поехали на встречу с сюрпризом.

Дом в районе Рублевского шоссе был только что отстроен, но во дворе уже играли дети.

По приглашению супругов я поднялся вместе с ними на второй этаж. Дверь открыла миловидная женщина.

— Добро пожаловать. Наконец-то прибыли. Василек, знакомься: это Алексей Дмитриевич, а это его супруга Татьяна Павловна, узнаешь?

Василек быстро понял, что «конфликт» на массовке был шуткой, а новая квартира и приятные соседи оказались настоящим сюрпризом.

За стол садились шумно и весело, уговаривали и меня отметить новоселье. Поблагодарив, я отказался.

Тамара угостила все-таки меня вишнями. Сладкой была ягода, но приятней всего оказались радость новоселов, их лица, озаренные улыбкой.

Хочется еще написать о людях, с которыми мне в настоящее время приходится работать. Эти люди трудятся действительно не за страх, а за совесть.

…Шел 1949 год. Моя машина стояла в плановом ремонте, так называемом ТО-2. Чтобы дело шло быстрее, мы со сменщиком Орловым помогали слесарям. Не секрет, что «болезни» своей машины лучше всего знает тот, кто на ней работает и устраняет их вовремя, чтобы потом не возвращаться с линии.

— Смотри, Петр, что за человек появился у нас в мастерской?

Я указал сменщику на человека, разговаривающего с одним из водителей.

Я прислушался к разговору. Речь шла о регулировке двигателя. Шофер жаловался, что машина много берет бензина, а собеседник с большим знанием дела объяснял, как надо поступать, чтобы избежать этого.

— Все недостатки можно устранить, — говорил он. — Только к каждому делу нужно подходить с любовью.

Я еще раз внимательно посмотрел на человека, и мне показалось, что где-то встречался с ним раньше. Роста он был среднего, худощавый, с глубоко посаженными, пронизывающими глазами, от которых, казалось, ничего нельзя было утаить. На вид ему было лет сорок пять, одет в серый костюм из недорогого материала, на голове серая кепка блином.

Когда я смотрел на него и слушал его убедительную речь, все думал об одном: «Где же все-таки я его видел?» Напрягая память, стал перебирать в уме различные эпизоды своей жизни.

Я сгорал от любопытства узнать, кто этот человек. Когда он стал выходить из мастерской, не выдержал и догнал его.

— Простите, пожалуйста. Я вас в гараже вижу впервые, но раньше мы с вами где-то встречались.

— Возможно, — ответил он.

Я объяснил, что всю свою трудовую жизнь, с 1929 года проработал в такси.

— Ну, если вы все время работаете в такси, — ответил он улыбаясь, — то мы коллеги. Фамилия моя Гаврилов. С 1924 по 1940 год я работал во втором таксомоторном парке.

И тут я все сразу вспомнил: Гороховская улица, второй таксомоторный! Именно тут, в этом гараже, начался мой трудовой путь.

Там-то и работал регулировщик, искусный «лекарь» больных двигателей — Иван Иванович Гаврилов. Будучи молодым, неопытным шофером, я много раз обращался к нему за помощью, когда начинал барахлить мотор, и Гаврилов быстро находил недостаток и тут же устранял его.

Шли годы. Иван Иванович Гаврилов, коммунист, принципиальный, честный, неутомимый труженик прошел большой путь. Он был механиком колонны, потом занимал пост начальника гаража, а с 1954 года по сей день Гаврилов — инженер по безопасности движения или, как его просто называют наши ребята, аварийный инспектор.

На этой работе во всю ширь развернулись его энергия и талант. Он читает лекции, устраивает беседы о правилах уличного движения, организует дежурства в микрорайоне. Особое внимание Гаврилов уделяет молодым водителям, которые еще не имеют достаточного опыта в вождении автомобиля.

Ежедневно вместе со своим помощником Алексеем Андреевичем Бокаревым, бывшим шофером такси, а ныне преподавателем правил уличного движения, в кабинете безопасности движения первого таксомоторного парка проводят инструктаж водителей, выезжающих на линию. Показывают схемы дорожно-транспортных происшествий, случившихся за истекшие сутки в таксомоторных парках столицы.

На каждый месяц Гаврилов составляет план мероприятий по безопасности движения. Под его непосредственным руководством в парке организован кабинет по безопасности движения с наглядными пособиями, здесь всегда можно получить консультацию по правилам уличного движения, узнать последние новинки, появившиеся на улицах города: вновь развешанные знаки, изменение направления движения. Там же работает общественно-техническая комиссия, которая периодически проверяет техническое состояние автомобилей и разбирает нарушения правил уличного движения.

Иван Иванович хорошо знает молодых водителей, которые совсем недавно работают в парке. Все до единого они прошли через его руки, у всех он проверял знания. Нередко в его кабинете можно услышать такой разговор:

— Иван Иванович, я обгон производил по всем правилам и, право, не знаю, за что мне прокололи талон.

— А знаешь, что там, где ты обогнал, висит знак «Осторожно, пешеходы» и в этой зоне обгон запрещен? Вот так-то, смотреть нужно. Внимание — самое ценное качество водителя, ясно?

Грозно звучит голос аварийного инспектора, когда он говорит о шоферах, допустивших пьянку на работе.

В стужу и в непогоду, в будний и праздничный день — всегда в семь часов утра можно увидеть Гаврилова у выездных ворот, хотя приходить ему положено к восьми. Явится пораньше, деловито осмотрит стоящие у ворот печальные «трофеи» — поврежденные автомобили, коротенько поговорит о безопасности движения с водителями, выезжающими в этот момент на работу. Затем, забрав в контрольной будке документацию о происшедших случаях, спешит в диспетчерскую, где идет выпуск на линию. И там снова терпеливо предупреждает, объясняет, советует.

— Никогда не забывайте, — говорит он, — что автомобиль — повышенный источник опасности. Будьте осторожны, работайте без дорожно-транспортных происшествий.

Напутствуемые мудрым советом и добрым словом, водители увереннее садятся за руль, и большая часть из них осторожно и внимательно работает, помня слова своего наставника.

Сейчас Гаврилову шестьдесят два года — пенсионный возраст, но он не оставляет работу. Мы, водители такси, очень уважаем и любим Ивана Ивановича, всегда желаем человеку, предупреждающему несчастья, долгих лет жизни и больших успехов в его благородном деле.

Бывает, что пассажир, усевшись в машину, посмотрит на номер автомобиля и спросит:

— Вы из первого парка? Как там поживает Захар Борисович Лейкин?

Это очень приятно слышать. Ведь все мы уважаем нашего старшего диспетчера за его доброту, культуру, за чуткое отношение к людям.

Исполнительность Захара Борисовича исключительная. Он сам работает очень старательно и следит, чтобы и сотрудники диспетчерской службы работали слаженно и ритмично.

Даже те, кто никогда и в глаза не видел Лейкина, говорили: какой приятный человек ваш диспетчер, когда с ним разговариваешь по телефону, то чувствуешь, что имеешь дело с обходительным человеком. Как он умеет все обстоятельно объяснить и уладить.

Это и не удивительно. Ведь Захар Борисович двадцать пять лет проработал в системе пассажирского транспорта, из них двадцать — в первом таксомоторном парке. Лейкин — коммунист. Он непримиримо относится к недостаткам и несправедливости. Многим молодым таксистам он помог найти правильную дорогу в жизни.

…Это было давно, но я хорошо запомнил этот эпизод. Находясь в диспетчерской, я невольно подслушал разговор Лейкина с одним из водителей. Этому молодому шоферу, который работал в учреждении по наряду, приписали сверх показания счетчика значительную сумму денег. Но автомобиль сломался, и он не смог отработать эту сумму на линии, чтобы покрыть приписку. И дело раскрылось. Тогда-то Захар Борисович ему сказал:

— Ты человек и шофер еще молодой. Я тебе не советую больше этого делать. В такси много соблазнов. Ты должен найти в себе мужество и честность отказаться от них. Никогда не пятнай своего имени нечестными делами.

А сколько еще полезных советов слышали мы — водители такси — от Лейкина, человека с большим жизненным опытом!

Теперь я хочу рассказать о нашем начальнике эксплуатации.

…Шел март 1963 года. Придя утром на работу, я услышал новость: к нам на пост начальника эксплуатации назначили женщину. Прямо скажу — это всех нас удивило. Почти за сорок лет существования такси в Москве никогда, ни в одном таксомоторном парке на посту начальника эксплуатации женщины не было. Эта должность считалась сугубо мужской, так как всегда все считают, что шоферы такси — народ грубый, нахальный и управлять ими в состоянии только мужская рука.

Кто была эта вновь пришедшая? Молодая коммунистка, окончившая автотранспортный факультет Московского инженерно-экономического института имени Серго Орджоникидзе.

Евгения Ивановна Тележкина начала с того, что коренным образом стала менять структуру и стиль работы подведомственных ей отделов парка, активно включилась в жизнь предприятия, начала вводить всякие полезные новшества. Первое время это вызывало нарекания со стороны тех, кто привык работать по-старому. Но начальник эксплуатации, так же как и диспетчер Лейкин, любила и знала свое дело, она искала и находила помощников, людей, которые всегда были готовы ее поддержать, отстоять честь шофера столичного такси.

Как-то я встретил одного старого таксиста-вокзальщика. Он очень плохо отозвался о Тележкиной.

— Раньше неугодных управляющих рабочие вывозили с завода на тачке. Поверьте мне, и полгода Тележкина не продержится у нас, как ее выкатят за ворота.

А получилось совсем наоборот. Работая на линии, я встретил этого шофера за рулем грузовой машины.

— Разве ты у нас не работаешь? — удивился я.

— Нет, с Тележкиной характером не сошелся.

«Правильно, — подумал я. — Давно пора очищать от мусора столичное такси». Оказывается, те, кто недостоин сидеть за рулем московского таксомотора, с нашим начальником эксплуатации «характером не сходятся». Это неплохо.

Вот так, находя правильные решения при разборе жалоб пассажиров и рапортов ревизоров, строго наказывая провинившихся и оправдывая невиновных, начальник эксплуатации стала завоевывать себе авторитет.

Она наладила четкую работу диспетчерской и контрольного отдела. Частенько советовалась с начальниками колонн, как лучше организовать работу в колоннах, участвовала в работе разных общественных комиссий, собственноручно развешивала разные сводки, молнии и другие объявления, отражающие работу парка. Часто выезжала на контрольной машине для проверки работы таксомоторов на линии. Кроме того, ежедневно разбирала кучу разных бумаг. Работы действительно было очень много.

Я уже писал, что в этот период в таксомоторные парки явилось много молодежи. Для молодых водителей Евгения Ивановна Тележкина оказалась хорошей «няней».

По ее инициативе в клубе парка устраивались встречи со старыми водителями, которые делились своим опытом безаварийной работы и культурного обслуживания пассажиров. Много раз у нас бывали сотрудники ОРУД — ГАИ, которые, в свою очередь, учили молодежь, как водить автомашину в сложных условиях большого города. Кроме того, устраивались занимательные викторины по безопасности движения. И главным застрельщиком всего этого хорошего и полезного была начальник эксплуатации.

В парке она создала группу по пропаганде правил уличного движения среди населения.

И вот прошли годы. Хорошая инициатива и работоспособность победили. Теперь Евгения Ивановна Тележкина самый уважаемый у нас человек, горячо любящий свое дело, работающий с «огоньком», первая женщина — начальник эксплуатации одного из крупных таксомоторных парков столицы.

Кто такие миллионеры? В буржуазных странах так называют людей, у которых имеются крупные капиталы.

А в нашем социалистическом обществе есть свои особые «миллионеры». Только им почет не по деньгам, а по труду. Их труд заслуживает всеобщего уважения.

Вот, например, мои старые товарищи шоферы такси: Николай Алексеевич Михайлов, Виктор Павлович Комраков, Сергей Васильевич Голубев, Юрий Иванович Домрачев, работающие в первом таксомоторном парке, или Борис Викторович Шумов (пятый парк), Алексей Лукьянович Никонов из шестого парка и работающий в десятом парке Павел Николаевич Розанов — все они в такси работают более тридцати лет. Не один миллион километров пути проехали они по улицам столицы, тысячи добрых, полезных дел совершили. Не раз слышали трогательные слова благодарности от людей, выходящих из автомобиля. Это «спасибо» за подлинно участливое отношение шофера такси к незнакомому ему, но нуждающемуся в помощи человеку — пожилому инвалиду, внезапно на улице почувствовавшему приступ болезни; к слабой женщине, чьего ребенка водитель заботливо переносит на руках из машины в больницу; к растерявшейся в незнакомом большом и шумном городе приезжей старушке, разыскивающей запутанный адрес.

Нет возможности перечислить все те услуги, которые оказывает шофер такси населению, их очень много, и они очень разнообразны.

Среди водителей-миллионеров я назвал всего семь фамилий. Это мои близкие друзья. А сколько их работает в таксомоторных парках столицы! Тысячи.

Так пусть знает молодежь, которая сейчас вливается в наши ряды, что эти ветераны очень любили свою работу, любили машину, всегда выполняли и перевыполняли план, соблюдали правила эксплуатации и правила уличного движения. Никогда не были так называемыми «вокзальщиками, «аэродромщиками» или «калымщиками». Иначе никому из них не удалось бы проработать в такси такое длительное время.

Нельзя не отметить, что московские таксисты завоевали репутацию очень квалифицированных водителей. В Москве водить автомашину очень сложно. И поэтому из таксомоторных парков шоферов брали работать за границу, где они, несмотря на чужие города и законы, не посрамили себя. Из первого таксомоторного парка в советских представительствах в странах Европы работали шоферы: Михаил Терехин, Борис Яковлев, Иван Арефьев и другие.

Наше таксомоторное хозяйство получило еще один парк под номером двенадцать.

Одним из важных событий этого года было то, что коренным образом пересмотрели заработную плату водителей такси в сторону ее увеличения.

Труд шофера такси нелегок, а зарплату шофер получал явно недостаточную. Из таксомоторных парков стали уходить старые кадры. Одни ради того, чтобы последние предпенсионные годы поработать в таком месте, где оплата труда шофера выше, и тем самым увеличить свою пенсию; другие — потому, что просто надоело работать там, где много спрашивают и мало платят.

С первого марта мы стали работать по-новому, так сказать, на прямой сдельной. Это дало очень большой прирост к нашей заработной плате, улучшило намного наше материальное состояние.

…В марте мне пришлось участвовать в перенесении урны покойного Василия Федоровича Ананьева.

К директору нашего первого таксомоторного парка поступило письмо, в котором сообщалось, что административный корпус гаража скорой и неотложной помощи, находящийся на Крымской набережной (на месте бывшего первого таксомоторного парка), будут перестраивать и что в связи с этим необходимо перенести замурованную в стене здания урну с прахом бывшего героя-шофера первого парка в другое место.

Не знаю, кто сказал директору, что я лично знал Ананьева, но только это дело было поручено мне.

В одиннадцать часов утра 15 марта кадровый таксист, тоже лично знавший Ананьева, Виктор Степанович Сергеев, водитель Илья Сергеевич Барков и я были на месте. Когда мы забирали урну, собралось много шоферов, которые заинтересовались, кто такой был Ананьев. Так стихийно возник митинг, на котором выступили я и мои товарищи, рассказавшие о замечательном человеке, первом таксисте столицы.

Прах Ананьева мы установили в колумбарии Московского крематория.

Москва продолжала реконструироваться. Весной началась реконструкция Добрынинской площади, очень сложной для городского движения. Пропускная способность ее была минимальной. Чтобы упорядочить движение на этой площади, часто приходилось менять дорожные знаки. Но я бы сказал, что все варианты смены знаков далеко не оправдывали себя.

Пятницкая, Валовая, Большая Серпуховская, Люсиновская, Добрынинская, Житная, Большая Полянка, Большая Ордынка — вот те восемь улиц, выходящих на площадь, по которым всегда движется большое количество транспорта, скапливающегося при пересечении площади, да и пешеходов здесь более чем достаточно.

По проекту московских архитекторов был построен транспортный тоннель вдоль Садовой и сделана хорошая разводка транспорта с примыкающих улиц. В ходе предварительных работ пришлось снести несколько жилых домов старой постройки и возвести новые здания.

Я вспоминаю, что когда-то здесь были окраины города. А теперь окраина для Москвы — понятие, так сказать, условное, границы города продолжают быстро расширяться, окраина вскоре становится коренной частью, а за ней возникают новые кварталы.

Так на глазах одного поколения исчезли прежние убогие фабричные слободки, прокопченные заводские заставы, смрадные углы большого города, которых брезгливо избегали жители центральных кварталов. Ведь до 1917 года центральные улицы и окраины относились друг к другу с постоянной глухой враждебностью. И чем больше блеска огней, зеркальных витрин, рекламного зарева было в центре, тем глуше, обездоленней, мрачней выглядели те районы, где жили труженики, чьим трудом и недоеданием создавались пышность и богатство.

В Москве в настоящее время деление на центр и окраины отпало. Здесь нет, как в Лондоне, Ист-Энда для бедняков и Вест-Энда для богачей. В ней нет, как в Нью-Йорке, Герлема для негров и Пятой авеню для людей, которым нет повода жаловаться на американский образ жизни. Москва — город-герой, город равенства и братства, она гостеприимно распахивает свои двери для всех.

Говоря о транспортных сооружениях Москвы, сданных в эксплуатацию в этом году, можно назвать мост через Октябрьскую железную дорогу на Дмитровском шоссе, в районе станции Петровско-Разумовское. Мост красив и широк. Автомобильному транспорту на нем просторно и безопасно. Само же Дмитровское шоссе от моста Калининской железной дороги до бывшей деревни Верхние Лихоборы, которая постепенно исчезает с лица земли, находится в стадии реконструкции. Работы здесь еще много.

Над Москвой-рекой вознесся новый мост. Был сдан в эксплуатацию Шелепихинский путепровод. Он открыл новую автомобильную трассу, соединяющую два крупнейших района столицы: — Краснопресненский и Киевский.

Трехэтажную площадь у Савеловского вокзала вовсю сооружают строители. Уже начал функционировать транспортный тоннель между Сущевским и Бутырским валами, а под ним прямой, бессветофорный участок пути между Новослободской и Бутырской улицами.

И наконец, в этом году началось возведение эстакады на Садовой-Самотечной улице. Под эстакадой пойдет беспрепятственное движение через Самотечную площадь. От центра транспорт по Цветному бульвару попадет на Самотечный проезд и далее на площадь Коммуны.

…Московские регулировщики уличного движения получили подарок: Златоустовский часовой завод выпустил хроноскоп (прибор, определяющий скорость движения автомобиля). Хроноскоп включают, когда автомобиль пересечет линию в начале 100- и 50-метрового участка, и выключают, едва машина поравняется с инспектором.

Проходя как-то в выходной день по одной из московских улиц, я стал свидетелем спора, происходящего между автоинспектором и водителем. Автоинспектор держал в руках хроноскоп и обвинял шофера в превышении скорости, а водитель доказывал, что скорость не была превышена, и, между прочим, бросил такую фразу:

— Я еще раз повторяю, что ехал со скоростью не более шестидесяти километров в час, а что показывает ваш хроноскоп, я не верю, то есть прибору я мог бы еще и поверить, но не верю вам. Вы его включили раньше времени, вот и все.

Водитель, может быть, и прав. Хроноскоп, на мой взгляд, большого успеха не имел. Другое дело, когда на улицах города появляется «охотник-рогач» — это патрульная милицейская автомашина с установленными на крыше рупорами, напоминающими собой рога животного. Вот ежели инспектор через рупор объявил: «Автомашина номер такой-то, станьте к тротуару!» — тогда у водителя названного автомобиля, как говорят, поджилки затрясутся, и он покорно остановит машину у края дороги. А затем, если виноват, понесет должное наказание за нарушение правил уличного движения, будь то превышение скорости, неправильное маневрирование или еще что-нибудь. Тут уж не оправдаешься. Инспектор ехал за тобой, наблюдал за твоей ездой. А потом — спидометр. Это такая, брат, штука, от точности которой никуда не денешься.

…С первого декабря два таксомоторных парка — первый и четвертый — перешли на новое планирование своей работы — хозрасчет. Это было сделано в порядке эксперимента после сентябрьского Пленума ЦК КПСС.

Я не буду подробно рассказывать об изменении работы шофера такси при хозрасчете. Перед водителем ставится задача: работать с минимальным холостым пробегом и быть рачительным хозяином. Он должен еще больше экономить запасные части, горючее и смазочные материалы. Предполагается после определенного пробега машины не сдавать на завод в капитальный ремонт, а продавать. И чем выше будет продажная цена, тем больше будет премия, выплачиваемая водителю.

Подсчитали, что с введением хозрасчета к ежемесячному заработку водителя будет внушительная прибавка.

Нельзя не упомянуть и о том, что в первом таксомоторном парке в этом году было введено новшество при сдаче шофером выручки. Раньше по приезде с линии водитель терял много времени в очереди — сначала для таксировки путевого листа, а затем для сдачи денег в кассу.

Теперь делается так. При выезде машины диспетчер выдает водителю путевой лист и «государственный» кошелек, а к нему контрольный листок, на котором по отпечатанным графам водитель проставляет свою фамилию, табельный номер, номер автомашины и сумму выручки.

Наполнить кошелек деньгами и проставить в листе вышеуказанные данные по приезде с линии — дело пяти — десяти минут. Затем водитель идет в диспетчерскую, отдает им самим протаксированную путевку диспетчеру, а кошелек с контрольным листком опускает в специальный ящик; оттуда деньги попадают в кассовую комнату, где кассиры проверяют правильность сданной выручки. Просчетов у водителей бывает мало.

Посмотрим, каким стал сегодняшний водитель такси.

Прежде всего, не стало малограмотных водителей. А раньше шофер зачастую имел образование в объеме трех-четырех классов да двух- или трехмесячных курсов шоферов.

Старики повысили свою классность. Почти все стали водителями первого класса, и, кроме того, много им дала долголетняя работа на такси, этот, как я уже говорил, воистину народный университет.

А молодежь сейчас получает обширные знания в школах, на курсах и в различных кружках.

Многие бывшие шоферы такси закончили без отрыва от производства высшие учебные заведения, стали инженерами, а некоторые — директорами тех же таксомоторных парков. Например, Николай Александрович Сидоров — директор восьмого таксомоторного парка. Николай Иванович Ипатов или Иван Сергеевич Иевлев — бывшие водители первого таксомоторного парка. Ипатов — директор второго таксомоторного парка, а Иевлев — восемнадцатого парка.

Московские таксисты стали радушными хозяевами своего города. Если в кабине его автомобиля сидит приезжий, то шофер старается показать гостю все самое красивое, достопримечательное в столице. Он, словно заправский экскурсовод, сообщает интересные сведения из истории улиц, по которым проезжает машина. В то же время он показывает себя большим мастером шоферского искусства. И люди нередко удивляются, как этот лоцман сухопутных дорог прекрасно лавирует в трудной окружающей обстановке.

Все чаще в таксомоторные парки столицы приходят благодарственные письма.

Наверное, не все знают, что из ворот московских таксомоторных парков ежедневно отправляются в рейс около одиннадцати тысяч автомобилей. В день шоферы такси обслуживают более полумиллиона пассажиров. Это огромная цифра. Но дело даже не в ней. Москвичи и наши гости подчеркивают, что такси стало доступным, удобным видом транспорта. Стали культурнее и водители таксомоторов.

Два года назад в третьем таксомоторном парке решили: пусть каждый водитель изучит город, его достопримечательности. Ведь Москву посещают ежедневно тысячи людей из нашей страны и из-за рубежа, и московский таксист просто обязан знать и гордиться своим городом. Мысль эта всем понравилась. Вскоре здесь создали кружок «Москва и москвичи», занятия в котором вели студенты исторического факультета МГУ.

Во втором автобусном парке был создан музей трудовой славы. Таксисты побывали там. Немало интересных экспонатов увидели они. Заинтересовали их и «Летопись» и Книга почета. Хранятся там и реликвии работников парка, отличившихся подвигом в жизни и труде.

Таксисты решили перенять начинание своих коллег. Сейчас над созданием музеев трудовой славы работают в нескольких таксомоторных парках.

Главным событием этого года было присвоение Москве звания города-героя. Жить в городе-герое, трудиться в нем — большая честь для москвичей. В свою очередь, и московские таксисты повысили культуру обслуживания населения.

В таксомоторных хозяйствах около двадцати тысяч шоферов и ремонтных рабочих вовлечены в движение за коммунистический труд. Более пяти тысяч человек уже удостоены высокого звания — ударник коммунистического труда.

Массово-политическая воспитательная работа в хозяйствах дает, конечно, хорошие результаты. Резко сократилось количество жалоб, которые в прошлые годы сыпались в Управление таксомоторного транспорта и в таксомоторные парки.

Теперь почти каждый таксист почувствовал огромную ответственность. Ведь он работает в городе-герое, значит, должен трудиться для народа в полную меру своих сил и способностей.

Вошедший в твою машину советский человек или зарубежный гость столицы должен быть обслужен быстро, хорошо, культурно. Так и только так должны работать водители столичного такси.

В двенадцать часов дня из здания Белорусского вокзала вышли четверо и подошли к моей машине. Двум мужчинам лет по пятьдесят, женщины были моложе, но тоже солидные. Чувствовалось, что люди живут в достатке.

Один из мужчин обратился ко мне с вопросом:

— Вы не смогли бы отвезти нас на станцию Пионерская? Мы хотели поехать на электричке, даже билеты купили, да уж очень большой разрыв в расписании. Пожалуй, на такси доедем быстрей, как вы думаете? И скажите, пожалуйста, как далеко эта станция находится и во сколько обойдется поездка?

— Вы едете в один конец? — осведомился я, потому что одноконцовые загородные поездки очень невыгодны для выполнения плана.

— Да, мы поедем только туда, так как у родственников задержимся, наверное, надолго, и машину не стоит держать.

Я немного расстроился, услышав такой ответ, но все же стал объяснять, что станция Пионерская от Москвы находится на расстоянии около тридцати километров и что поездка обойдется примерно рубля в четыре.

— А потом, товарищ водитель, — начал опять объяснять пассажир, — нам около станции нужно сесть на автобус и доехать до остановки улица Ивана Франко. Но мы, конечно, на автобус пересаживаться не будем, вы нас довезете до места.

— Эту остановку я не знаю, а когда доедем до Пионерской, там спросим. Язык, как говорят, до Киева доведет.

— Ну, садитесь, — скомандовал мужчина, сам залезая на переднее сиденье.

Все уселись в машину, и я стал выруливать автомобиль на Минское шоссе, зная, что Пионерская — следующая остановка за Одинцовом.

Пассажиры разговорились. Оказалось, что они не москвичи и едут в гости к сестре одной из присутствующих здесь женщин, которая была у нее в прошлом году на новой квартире.

Легкий морозец, яркое зимнее солнце, ослепительный блеск снега и сухая неопасная дорога привели меня в хорошее настроение. «Волга» плавно неслась по гладкому асфальту, мотор просил прибавить газа, и хотелось надавить еще немного на педаль акселератора. Но делать этого нельзя — опасно.

Перемежаясь полями и перелесками, вдоль дороги тянулись населенные пункты, проезжая которые всегда нужно снижать скорость и проявлять максимум внимания.

Проехав Немчиновку, сворачиваю вправо на Можайское шоссе. За окнами автомобиля мелькает деревня Мамоново, что у станции Баковка, затем Одинцово, и, наконец, с шоссе беру опять вправо и останавливаюсь у платформы Пионерская. Метрах в ста от нее площадка, на которой разворачивается автобус. Но его пока нет. Тут же крытая деревянная автобусная станция с висящей на ней схемой маршрута Пионерская — Катуары.

— Ну как, узнаешь местность? — обратился сидящий рядом со мной мужчина к той, которая уже здесь бывала.

— Нет, что-то не то, — пожимает плечами женщина. — Вот что, — вдруг предложила она, — давайте машину отпустим, а поедем на автобусе. Он нас довезет до нужной остановки.

— Нет уж. Так дело не пойдет. Завезла нас за тридевять земель и сама не поймешь, куда и что к чему, — воспротивился мужчина. — Давайте узнаем, где такая остановка находится.

На улице ни души, только рыжая собака крутится около машины. В десяти метрах — продовольственный магазин. Я и мой пассажир входим туда. Народу в магазине раз-два и обчелся: продавщица и какой-то старик в огромных, с задранными носами валенках и в старинной, на хорьковом меху шубе. Он не покупатель, а, по всему видно, местный старожил, зашедший от нечего делать к знакомой продавщице потолковать о последних новостях.

Старик ответил нам так:

— Семьдесят четыре года тут проживаю, а о такой улице не слыхал. Нет в нашей местности такой остановки.

Выходим из магазина ни с чем. При выходе повстречалась девушка. На наш вопрос она ответила:

— Не вы первые и, наверное, не вы последние пожаловали к нам на дачу. Поезжайте обратно в Москву, на Фили. Там есть станция метро «Пионерская». От нее сядете на автобус номер семьдесят три и доедете до улицы Ивана Франко. Это я вам точно говорю: у меня на этой самой улице, в Рабочем поселке, мама живет.

Мы поблагодарили девушку и пошли к машине.

— Твоя Анечка в Рабочем поселке живет?

У той посветлело лицо.

— Да, поселок, кажется, называется Рабочим. — Тут и я вспомнил, что в Рабочем поселке около Кунцева действительно есть улица Ивана Франко.

— Ну как, товарищ водитель, теперь знаете, куда нам нужно ехать?

— Конечно, знаю, — утвердительно ответил я, но мне стало как-то не по себе. Неудобно было перед пассажирами: я, старый таксист, забывший про улицу Ивана Франко, находящуюся, можно сказать, в Москве, провез их почти за тридцать верст в дачный поселок.

Но, к моему счастью, пассажиры нисколько не огорчились. Они весело смеялись, подтрунивая над той, которая им устроила столь длительное путешествие. Ведущую роль в разговоре играл плотный мужчина. Он рассказал, что они остановились в гостинице «Алтай», сели сегодня утром на такси и приехали на Киевский вокзал, там хотели доехать до станции Пионерская, а остальное вы знаете.

При этом он вынул из кармана пальто четыре железнодорожных билета, приоткрыл немного окно и выбросил их. Потом они все стали шутить, приставая к виновнице нашего рейса, спрашивали, как она ехала: по земле или под землей, и сколько времени: час или два.

Но та не сдавалась и на их колкости отвечала остроумными словечками, парируя их удары. А мне было приятно, что у всех хорошее настроение. Я, конечно, к станции метро «Пионерская» подъехал, так сказать, с тыла, повернул на Сетунь, переехал Сетунский железнодорожный переезд и очутился в Рабочем поселке.

Здесь стояли ряды новых красивых домов с благоустроенными квартирами. На фасадах некоторых из них примостились оригинальные разноцветные балкончики. Нижние этажи заняты под торговые заведения, в которых много воздуха и света. Асфальтовые проезды — с тротуарами для пешеходов и с огромным количеством зеленых насаждений.

Перед нашими глазами предстал один из западных районов столицы, ничего общего по своему виду не имеющий с загородной дачной местностью Пионерская, где в основном стоят одноэтажные деревянные домики.

Я без труда нашел улицу Ивана Франко и новый дом номер девяносто два. Счетчик показывал шесть рублей сорок восемь копеек. Поездка получилась в оба конца. Дама перепутала, а мне повезло. Вот оно, таксомоторное счастье: одна четвертая часть дневного плана выручки, да за каких-нибудь полтора часа работы.

Пассажиры расплатились, поблагодарили меня и скрылись в подъезде. «А ведь недаром, — подумал я, — там, на Пионерской, девушка нам сказала: не вы первые, не вы последние». И действительно, кроме платформы Пионерская Белорусской железной дороги, есть еще станция метро «Пионерская» на Филях. Вот и возникает путаница.

Не слишком ли у нас много одинаковых названий, создающих почтовую путаницу. В Москве, например, есть Пионерские пруды, Пионерский переулок, Большая и Малая Пионерские улицы, Пионерская аллея. Все они находятся в разных районах города. Это не считая огромного количества Пионерских поселков и улиц в подмосковных городах.

Весна. Яркие солнечные зайчики весело бегают по комнате. Тонкий запах распускающихся деревьев просачивается сквозь полуоткрытое окно.

Петр Чикунов проснулся сегодня в отличном расположении духа. Еще бы: ему сегодня исполнилось двадцать пять. Это уже возраст! И, лежа в постели, он стал в уме перебирать свою жизнь с того момента, как помнил ее. А начал помнить, кажется, с тех пор, когда пятилетним ребенком с теткой вышел на улицы Москвы праздновать День Победы. В руках у него был красный флажок, и он тоже со всем народом во все свое горло кричал «ура».

Воспитывался он у тетки, родной сестры его покойной матери. Родителей своих не помнил. Дом их разбомбило во время войны, и вся семья погибла, только каким-то чудом уцелел один он.

Вспомнился детский сад. Как он тогда горько и часто плакал о том, что детей приводят и берут из садика папы и мамы, а у него их нет. Одна только тетя Люба.

Как его тогда уговаривала до сих пор милая сердцу руководительница Тамара Александровна. Затем школа. И наконец, служба в армии.

Там он получил квалификацию шофера третьего класса. И вот прошло уже четыре года, как он работает водителем в одном из таксомоторных парков столицы. Класс шофера присвоен ему уже первый. Трудновато было, конечно, работать и учиться, но этот этап позади.

Почему-то вспомнилось собрание колонны, на котором ему торжественно вручали красную книжку ударника коммунистического труда.

…Новая комната, которую он недавно получил от таксомоторного парка, была в полном порядке: хорошая мебель, телевизор, радиола, холодильник — все на своих местах.

Не хватало только одного — хозяйки. Давно задумал Петр жениться, да не может по душе найти себе девушку.

Есть у него закадычный друг Витя Селезнев, тоже шофер такси, в одном парке работают. Года два назад он попал к ним в дом и с тех пор готов заходить туда каждый день.

Светлана Селезнева — сестра Виктора — это та, которую он, кажется, искал по всему свету, о какой мечтал всю жизнь во сне и наяву. Красивая, умная, скромная. Окончила десятилетку, работает кассиром в одном из отделений городского банка. Живут они втроем, с матерью. Отец погиб на фронте.

Светлана всегда рада, когда приходит Петр. Но на все его предложения пойти прогуляться или в кино неизменно отвечает отказом. Только как-то один раз согласилась пойти с ним в Малый театр. Ему тогда казалось, что во всем театре нет милее девушки, чем Светлана, и что он самый счастливый человек на свете.

Ставили «Ярмарку тщеславия». Он представил себя в роли капитана Домбина, одного из действующих лиц пьесы, который так же безнадежно был влюблен в свою героиню, потому что та была уже замужем.

Я вам забыл рассказать, почему Петр Чикунов не ждал взаимности: у Светланы был жених — Саша, который служил сверхсрочную службу в армии. В своих письмах к ней он писал, что ждать осталось уже недолго. Скоро он приедет и заберет ее с собой. Но время идет. Ей уже миновало двадцать два года, а его все нет и нет.

Приходя к Селезневым, Петр видел ее то радостную, то грустную. Настроение зависело от писем Саши. А когда она была печальна, то смотрела на него всегда как-то пристально и глаза ее как бы спрашивали: «Почему на свете все не так, как мне хочется?»

…Вчера заезжал на машине к Селезневым, приглашал к себе на день рождения Светлану. Но та, как ему показалось, была чем-то особенно расстроена и под предлогом нездоровья отказалась.

Ну что ж, хоть и очень жаль, но, как говорит русская пословица: «На чужой каравай рта не разевай».

…Стол накрыт. Ровно в семнадцать часов раздался звонок, четверо приглашенных ворвались с шумом и смехом. Они положили какие-то свертки на диван-кровать, потрясли руку имениннику, желая здоровья и счастья, а потом Виктор, подойдя к столу, воскликнул:

— Петька! Кажется, я вижу шампанское?! А ну-ка наливай по бокалу немедленно!

— Прошу за стол, обязательно и немедленно нальем.

— Нет, ты сейчас наливай, хотим выпить стоя.

Когда бокалы были наполнены, водворилась минутная тишина.

— Петр, я должен тебя предупредить: не падай, пожалуйста, в обморок, а ты, Полина, подавай нам сюрприз.

И через минуту, держась за руку Полины, в комнату вошла несколько сконфуженная, но сияющая Светлана.

Петр не успел ничего сообразить, как Виктор налил бокал сестре, остальные раздал по рукам и начал серьезным тоном:

— Прошу внимания. Долго, братцы, калякать я не буду, а прямо скажу: Сашка, подлец, женился. Напрасно Светланка в него верила. Прислал нам письмо с извинениями и комментариями. Но это все к лучшему. Светлана давно тебя любит, об этом я точно знаю. Но она не хотела быть непорядочной по отношению к своему бывшему жениху-болтуну. А теперь, мне кажется, картина ясна, кто ей друг, кто недруг. О твоих чувствах, Петр Васильевич, я говорить не буду. Я уже вижу, ты на седьмом небе от счастья. Одним словом, принимай наш драгоценный подарок, и, я знаю, ты сбережешь его всю жизнь. — И, улыбаясь, добавил: — Немедленно уплати мне пятьдесят копеек, а то таксист нас пятерых никак не сажал, говорит: не положено. Пришлось, друг, полтинничек приплатить. Ясно?

Об этом мне рассказал сам Петр Васильевич Чикунов, когда через год после этого события мы стояли у подъезда родильного дома и ждали выхода его жены Светланы Владимировны с сыном Владимиром Петровичем.

В наши таксомоторные парки пришло на работу много молодежи. Если раньше шофер, желающий быть таксистом, должен был иметь хотя бы небольшой стаж работы, то теперь берут тех, кто только что сошел со школьной скамьи. Объясняется это просто: количество таксомоторов в городе резко увеличилось и продолжает расти, а многие старые водители ушли на пенсию, вот шоферов и не стало хватать.

Я присматриваюсь, как начинает работать молодежь.

Прежде всего, молодые водители резко делятся на две группы. Одна — это те, кто по-настоящему любит автомобиль. Они, если чего не знают, допытываются у механиков и опытных водителей, которые никогда не отказывали им в помощи и советах. Эти молодые люди берут в руки инструмент, лезут под машину, сами стараются произвести мелкий ремонт, чтобы приобрести хоть какие-нибудь практические навыки.

А вторая группа молодежи (правда, гораздо меньшая) смотрит на вещи так: «Давайте мне исправную машину, я поеду на линию. А ремонтом я заниматься не намерен».

Я вспомнил разговор механика первой колонны нашего парка Николая Ивановича Клюева с молодым водителем. Последний только что вернулся с линии и заявил, что аккумулятор не годится, стартер не берет. Механик ему сказал, чтобы он снял аккумулятор и сдал его в зарядку.

— Я водитель, а для того чтобы сдавать и получать аккумуляторы, нужно иметь в колонне чернорабочего, — заявил молодой шофер.

Я был поражен таким ответом. Молодой человек, который с первых шагов не желает привыкать к труду, будет плохим шофером. В этом сомневаться не приходится.

Первые шаги шофера такси трудны. Вот он выехал из ворот парка в город. Москва занимает территорию более восьмидесяти тысяч гектаров. Это более пяти тысяч улиц. И начинающему таксисту все надо запомнить. Хорошо, когда у водителя зрительная и вообще память хорошая. А если нет? То ему придется очень трудно.

Как-то на стоянке в ожидании пассажиров я подошел к одному из таких «зеленых» таксистов. Он занимался тем, что тщательно вытирал тряпкой лобовое стекло.

— Чтоб соринки глазкам не мешали? — шутя заметил я.

На это он сделал серьезное лицо и ответил:

— Совершенно верно. Скоро стемнеет, надо, чтобы видимость и обзорность были лучше.

«Молодец парень», — подумал я и внимательно осмотрел его машину. Она была старенькая, но содержалась в надлежащем порядке. Чувствовалось, что за ней есть любовный уход. Мы разговорились. Он, оказывается, только что пришел из армии, где и получил профессию шофера.

Я спросил, тяжело ли ему работать в городе.

— Конечно, тяжело, город большой. Но ничего, я скоро буду знать назубок все улицы Москвы.

— Едва ли так скоро узнаешь, — усомнился я.

— Узнаю, я ежедневно прохожу курс познания города.

— Каким же образом?

— А вот каким: вечером после работы я изучаю подробную карту города. Живем мы с женой вдвоем, никто нам не мешает, и вечерами занимаемся тем, что загадываем друг другу на карте какие-нибудь два пункта, и кто из нас первый их найдет и проедет с одного до другого кратчайшим путем, тот, значит, и выиграл. Игра увлекательная и очень полезная для моей работы.

Его «метод познания» города мне понравился — замечательно придумано. Вот такой водитель обязательно будет хорошим шофером такси, потому что он по-настоящему любит эту профессию.

Большая проблема стоит перед всеми водителями такси, а перед молодыми особенно, — безопасность движения.

Молодежь, пришедшая к нам из учебного комбината, не имела необходимых навыков вождения автомобиля по городу в разное время суток. Чтобы помочь ей приобрести эти навыки, в нашем таксомоторном парке имеются учебные машины «Волга», на которых опытные инструкторы доучивают молодых водителей езде на автомобиле.

Большую помощь молодежи оказывает общественность. В каждом таксомоторном хозяйстве Москвы имеются общественные комиссии, которые состоят в большинстве случаев из опытных водителей. Каждый член комиссии, опытный шофер, рассказывает молодежи о том, где, когда и какую нужно выбрать скорость, как работать в зимних условиях, посвящает в другие тонкости шоферского искусства. Расскажет и о культуре обслуживания населения: чтобы не было отказов в передвижении, грубости, обсчетов и других нарушений. Напоминают молодому шоферу о том, что столичный шофер такси — первый москвич, по которому приезжие судят о жителях столицы.

В таксомоторные парки периодически наведываются работники ОРУД — ГАИ. Они, в свою очередь, рассказывают не только молодежи, но и всему коллективу водителей об изменениях движения в городе, предостерегают от выпивки за рулем и лихачества. Требуют строгого выполнения правил уличного движения.

Итак, общими усилиями дело налаживается. Молодежь закрепляется в таксомоторных парках и начинает все уверенней водить машины в сложных условиях многомиллионного города, выполнять государственный план.