Из кабины такси

Продолжение следует

В марте база проката в Ермаковой роще была превращена в четырнадцатый таксомоторный парк, где кроме легковых таксомоторов «Волга» стояли маршрутные такси.

Хорошую обходную дорогу получила Москва, она пролегала через Павелецкую и Даниловскую набережные, выходила к развилке Варшавского и Каширского шоссе. Эта магистраль способствовала разгрузке движения по Большой Тульской улице и части Варшавского шоссе.

В начале года Московский аэровокзал на Ленинградском проспекте принял первых пассажиров. На большой асфальтированной площадке организованы стоянка такси и автобусная станция. Отсюда можно было быстро добраться до любого московского аэродрома.

Началось строительство Нагатинского моста через Москву-реку протяженностью 800 метров. Одновременно началось спрямление русла и сооружение дамб.

На полную мощность стали работать гостиницы — автомотели на Минском и Варшавском шоссе. По этим направлениям — западном и южном к нам в основном прибывали иностранные туристы.

В недалеком будущем на всех шоссе, которые шли к Москве, намечалось построить такие же мотели, в которых автомобилисты-путешественники могли бы получить ночлег и хорошее техническое обслуживание своих автомобилей.

Описывая события 1963 года, я упомянул, что в наш первый таксомоторный парк заместителем директора по эксплуатации назначили Евгению Ивановну Тележкину.

С точки зрения старых таксистов, это было необычно. На мужскую должность вдруг поставили женщину. Большинство водителей не сомневалось в том, что это временное явление.

Но Евгения Ивановна очень энергично взялась за дело и так хорошо его повела, что все разговоры о том, что женщина на этой должности долго не продержится, прекратились.

Тележкина упорным трудом завоевала у работников парка авторитет и уважение.

И вот в апреле 1966 года — новость: Е. И. Тележкина приказом по управлению была назначена директором пятнадцатого таксомоторного парка. За сорок с лишним лет существования в Москве такси это первый случай, когда во главе крупного автохозяйства встала женщина.

Проработав с Евгенией Ивановной несколько лет, зная ее способности и умение руководить, мы все же были удивлены таким назначением. Ведь пятнадцатый парк считался отстающим, там не было порядка да и кадры совсем не те, что в нашем. Первый таксомоторный — один из старейших в столице.

Нелегко будет Евгении Ивановне работать на новом месте. Мне кажется, и сама Тележкина знала об этом.

Спустя месяц я как-то позвонил Евгении Ивановне, поинтересовался, как идут дела на новом посту.

— Очень тяжело, Евгений Васильевич, — призналась мне Евгения Ивановна. — Приходится ломать старые дурные привычки, которые пустили очень глубокие корни. Все приходится переделывать, иначе парк никогда не вылезет из прорыва.

Я пожелал новому директору успеха в работе.

— Спасибо, — ответила она, — марку первого таксомоторного не уроню.

И вот прошло еще несколько месяцев. Как-то на стоянке я обратил внимание на чистенькие таксомоторы, выстроившиеся в ряд и ожидавшие пассажиров. Поинтересовался, из какого они парка? Вышел из кабины, подошел к первой машине. Меня приветствовал молодой водитель в аккуратном форменном костюме.

— Вы из какого парка? — спросил я.

— Из пятнадцатого, — ответил не без гордости таксист.

Оказалось, и все остальные машины были из этого же парка.

На первый взгляд это мелочь. Но раньше, до прихода в парк Тележкиной, таксомоторы пятнадцатого были самые грязные, водители ходили в замызганной одежде.

Поговорив с водителями, я убедился, что Евгения Ивановна пользуется авторитетом и уважением у таксистов.

И так приятно стало на душе от уверенности, что эта энергичная, трудолюбивая женщина налаживает работу в пятнадцатом таксомоторном, выходит этот коллектив в число передовых.

Это было в январские сумерки на площади Краснопресненской заставы. Он, прихрамывая на левую ногу, подошел к машине. И, не в пример некоторым пассажирам, садящимся в машину без разрешения, приятным баритоном спросил:

— Товарищ шофер, отвезешь домой с этой тварью?

Из-за отворота потертого зимнего пальто торчала лохматая собачья морда грязно-белого цвета.

— Почему не довезти? Садитесь, пожалуйста. Надеюсь, вашей собачке намордник не нужен, ухо мне не откусит, — пошутил я.

Пассажир был высок ростом, немолод, примерно за пятьдесят. На левой щеке изрезанного глубокими морщинами лица — большой шрам.

Усевшись на заднее сиденье, он вынул из-за пазухи собачку и посадил ее к себе на колени. Та от восторга взвизгнула и начала лизать ему руку.

— Нам на проспект Вернадского.

— Иду я сейчас с работы, — стал рассказывать пассажир, — откуда ни возьмись эта собачонка. Побежала за мной. Породистая болонка. Знать, от хозяев отбилась. Я ее стал отгонять. Она отбежит немножко, а потом опять за мной. Должно быть, я ей понравился. Решил взять. Собак я люблю. У меня была болонка, да куда-то пропала. Жена с дочкой по ней и сейчас тоскуют. Вот и везу им подарок.

Как всегда, в дороге разговорились. Мой пассажир рассказал о себе:

— Отец мой еще в гражданскую войну погиб, мать с голоду умерла в двадцать первом. Вот и остался я один в 12 лет. Куда деваться? Пить-есть хочется, а где взять? Воровать научился. Да так руку набил, что, можно сказать, «профессором» стал этого дела: замки и секреты для меня не существовали. Потом сколотил компанию. Дали мне кличку Колька Козырь. И пошла житуха. Одет с иголочки, денег полны карманы. Рестораны, девочки, гульба… Но попался. Потом бежал из заключения и опять за старое: гастроли, сладкая жизнь. Вторично взяли. А тут сорок первый. Попал в штрафной батальон. Чего только не повидал! Тогда только всерьез задумался о своей жизни, как людей грабил, обижал. И дал я себе клятву: оправдаться перед ними, постоять за них. И свою клятву сдержал. Всю войну с боями прошел до Берлина. Как видишь, жив остался. Ногу только немец мне маленько изуродовал, чтобы шибко не бегал. Кончилась война, меня к награде представили…

Машина бежала по проспекту Вернадского. Пассажир спрятал собачку за пазуху, попросил свернуть на улицу Марии Ульяновой.

— Приехали. Но раз начал, коротко доскажу. После войны я получил чистый, новый паспорт. На завод устроился.

Когда мне начальник паспортного стола вручал паспорт, сказал улыбаясь: «Даю тебе большой козырь для новой жизни. Сбережешь — не пожалеешь». И я сберег. Женился. Дочке уже девятнадцать. Красавица. На юридический пошла. Отличница. Свое прошлое я от жены и дочери скрывал. Но наступила такая минута, когда и перед семьей надо было очистить свою совесть. Волновался, как-то примут. Поняли все правильно. Живем дружно. Вот новую квартиру получили.

А теперь, брат, извини. Денег-то у меня нет.

Мне стало не по себе. «Неужели в милицию?»

— Да ты не бойся! Пойдем со мной. Дома есть. Я ведь не рассчитывал на такси. А с собачкой как-то неудобно в метро путешествовать.

Я поднялся с ним на второй этаж. Дверь открыла красивая девушка. Увидев собаку, с восторгом воскликнула:

— Мама, иди скорей, посмотри, папа собаку принес!

В дверях показалась пожилая женщина.

— Ой, какая грязная! — принимая из рук отца болонку, сказала девушка. — Немедленно искупать ее.

— Мать, отдай шоферу два рубля за благополучную доставку.

Женщина отдала мне деньги. Попрощались, я пошел к машине. А сам думал: «Молодец человек. Нашел в жизни козырь».

Мир такси — это удивительная вещь. Он очень своеобразен, необычен, располагает человека к интимности, романтике, позволяет быстрее раскрыться человеческим душам.

Вот я везу молодого ученого, невысокого человека в очках, с огромным портфелем. Сейчас он страшно взволнован, его буквально распирают чувства, ему надо с кем-то поделиться впечатлениями, ведь у него, оказывается, произошло огромное в жизни событие: он только что защитил диссертацию и стал кандидатом наук.

И молодой ученый со мной с первым делится своими впечатлениями. Он страстно и увлеченно мне рассказывает о каком-то очень важном научном открытии, которое сделал этот молодой человек вместе со своими товарищами.

Я внимательно слушаю, поддакиваю ученому и откровенно, искренне радуюсь за успехи нашей науки.

Ровно через час я уже вез другого человека, который ехал хоронить тетку, которая не дожила до ста лет один год.

Так в мире такси сменяются радость и скорбь. Здесь нам иногда рассказывают такое, чего в иной обстановке человек никогда бы не сказал. И к тому же, если водитель такси окажется хорошим, душевным человеком, то к нему люди обращаются за советом и помощью.

За свою долгую работу в такси я перевез более трех миллионов пассажиров. Представляете, более трех миллионов разных людей, новых знакомств, столько же различных судеб. Уже за одно это можно на всю жизнь полюбить этот необыкновенный и прекрасный мир такси.

Мне припомнился французский художественный кинофильм «Господин такси». В нем показан хороший, добродушный человек — водитель такси. Он ведь тоже много видел, много знал. Но я подумал, а смог бы господин Такси так вот, как я, написать и издать книгу о своей работе, о своих товарищах? По-моему, нет. У него для этого просто не хватит денег.

И еще. Мыслимо ли во Франции, чтобы такой простой таксист за свою работу был бы награжден, например, орденом Почетного легиона? Конечно, нет.

А вот у нас, в нашей социалистической стране, где труд каждого человека ценится очень высоко, московский водитель такси Иван Максимов получил высшую правительственную награду — орден Ленина.

Это произошло так. В одном из московских родильных домов произошел тяжелый случай родов. Необходимо было срочное вмешательство хирурга. Жизнь женщины и ребенка была в опасности.

Хирург-женщина в это время находилась дома. Ей позвонили из больницы и рассказали о тяжелом случае родов.

— Хорошо, я сейчас приеду, — сказала хирург и через несколько минут вышла на улицу. Единственный вид транспорта, который смог бы ее быстро доставить в больницу, было такси. И женщина стала ловить машину. Кстати, долго ждать не пришлось. Зеленый огонек такси вынырнул из-за угла.

Садясь в машину, женщина-хирург попросила шофера:

— Дорога каждая минута. Нужно спасать жизнь людей. Поезжайте, если можно, скорее.

Таксист молча в знак согласия кивнул головой. Ему, как и тысячам его товарищей, не впервой было слышать такую просьбу. И в этой ситуации всегда проверялось мастерство водителя. И он погнал машину, скорость на некоторых участках достигала ста километров. И конечно же это нарушение не ускользнуло от бдительного ока орудовца. Машина инспектора ОРУДа настигла таксиста. Короткая остановка, еще короче объяснение:

— Везу в больницу хирурга. Каждая минута дорога, товарищ капитан.

— Все ясно, — согласился капитан милиции. И орудовская машина вышла вперед «Волги» с шашечками. Подавая сигналы сиреной, она понеслась вперед, тем самым создавая «зеленую улицу» для такси.

Так врач был доставлен вовремя.

Празднично и торжественно отметила столица 50-летие Советского государства. В Москву прибыло много гостей из других городов и из-за рубежа.

На Красной площади состоялся грандиозный парад войск московского гарнизона. Очень красочно прошли показательные выступления спортсменов. Народ ликовал, потому что видел, как много было сделано за годы Советской власти для повышения его благосостояния.

Ежегодно москвичи получают более 100 тысяч прекрасных благоустроенных квартир. В разных концах города возникли крупные жилые массивы с площадями, скверами, красивыми общественными зданиями.

Рос город, развивалась и транспортная сеть. Движение транспорта на улицах и магистралях столицы увеличивалось.

В этом году многое было сделано для того, чтобы движение на улицах города было удобным и безопасным. Было сооружено 22 развязки в разных уровнях, построено 100 подземных переходов, установлено свыше 8 тысяч дорожно-сигнальных знаков и 500 автоматических светофоров.

Вступила в строй 700-метровая эстакада на Самотечной площади, значительно разгрузившая движение на одном из самых интенсивных участков Садового кольца.

Вот и наступил последний вечер уходящего года. Сегодня я работаю, а завтра выходной. Так что Новый год встречу как следует. Москва кипит. Снуют во всех направлениях вечно спешащие москвичи, и огромное количество автомобилей движется впритирку друг к другу в разных направлениях.

Около десяти часов вечера. На Ленинградский вокзал пришел дальний поезд. И сразу огромная очередь пассажиров выстроилась на стоянке такси.

Я как раз высадил у вокзального подъезда пассажиров и подумал: «Время моей работы подходит к концу, взять мне из очереди последнего в этом году пассажира?» Новый год я встречаю дома. Ко мне придут четверо моих друзей-таксистов с женами, и мы отлично его отпразднуем. За два часа я вполне успею к встрече.

Итак, решено — беру замыкающего пассажира. Хорошо бы, попался по пути к парку.

Ко мне сели двое — мужчина и женщина. Обоим лет под шестьдесят. Женщина с легким иностранным акцентом сказала:

— Отвезите нас, пожалуйста, вот по этому адресу, — и подала мне бумагу…

Читаю: Москва, улица Берзарина, дом и квартира такие-то. Вот влип! Я о такой улице даже не слышал. Это, наверное, где-нибудь в новом районе Москвы.

— Скажите, вы знаете, где находится улица Берзарина? — спросил я у пассажиров.

— Нет, не знаем. Нас должны были встретить, но почему-то никто не пришел. Мы вчера послали телеграмму, что выезжаем с таким-то поездом.

— Да кто же в праздничные дни накануне выезда посылает телеграмму? — с досадой заметил я. — Ваши знакомые наверняка не получили ее. Знаете, что может получиться? Да это так и будет: мы найдем адрес, а хозяев дома нет — уехали Новый год встречать.

До Нового года остается менее двух часов. Я начинаю нервничать. Но что поделаешь, уж коли посадил, надо везти. Тут же на площади подъезжаю к справочному бюро. Темно. Окошко закрыто, бюро не работает.

Тогда я принимаю отчаянное решение и обращаюсь к своим пассажирам:

— Уважаемые товарищи! До Нового года остается очень мало времени. Ни вам, ни мне не следует его встречать на улице города в поисках адресата. Существует у нашего народа мудрая пословица: утро вечера мудренее. Сейчас я отвезу вас к себе домой. Ко мне придут мои друзья, и мы вместе встретим Новый год, а утром я вас доставлю на улицу Берзарина.

Тон моей речи, наверное, был какой-то просяще-умоляющий, поэтому мужчина, обращаясь к женщине, сказал:

— Была не была. Давай, Густа, воспользуемся приглашением товарища. Ни разу в жизни мне не приходилось встречать Новый год в московской семье. А потом, он, наверное, прав: приедем к своим, а их дома нет.

Свою хозяйку я застал за хлопотами на кухне. Представил ей гостей. Она была и удивлена и рада. Быстро раздела приехавших и просила их не стесняться, быть как дома. Я направился в гараж, заверив, что буду к Новому году без опоздания.

За праздничным столом было очень торжественно. Я, как хозяин, произнес тост, пожелал всем присутствующим в Новом наступающем году здоровья и счастья. Чокнулись по первой, а потом языки развязались, начались разговоры, песни, общее веселье.

Наблюдая за моими гостями, я заметил, что они в нашем обществе чувствуют себя непринужденно, так же искренне веселятся, как и все. Мы узнали, что это муж и жена. Оба на пенсии. Он — потомственный рабочий Онежского завода, русский. Она бывшая учительница из города Петрозаводска, карелофинка. Приехали они в гости к своей единственной дочке, которая окончила Московский университет и вышла замуж за своего товарища по факультету.

…Утро 1 января 1968 года выдалось солнечным, морозным. На окнах дед-мороз расписал затейливые узоры. Все мои гости уже разъехались, кроме супругов из Карелии, которых жена уложила в отдельной комнате.

Около двенадцати часов пополудни опять был накрыт стол. Мы вчетвером позавтракали и стали собираться в дорогу на улицу Берзарина (между прочим, никто из моих гостей-таксистов тоже эту улицу не знал).

Я позвонил по телефону в центральную диспетчерскую такси — заказал машину. И нам по телефону объяснили, что улица Генерала Берзарина — это переименованная 10-я улица Октябрьского поля.

Я сдержал свое слово — доставил стариков к дочке. И между прочим, хорошо сделал, что вчера вечером не привез их: хозяева уезжали на встречу Нового года. Телеграмму о приезде родителей, как и следовало ожидать, не получили.

Дочка моих клиентов и зять очень тепло встретили меня и сердечно поблагодарили.

На радостях со свиданием выпили по рюмке коньяку, и я стал прощаться.

Все вышли в коридор проводить меня. И когда была открыта входная дверь, то увидели на пороге почтальона, еще не успевшего нажать на кнопку звонка. Он принес опоздавшую телеграмму из Петрозаводска.

С моими новогодними гостями из Петрозаводска мы до сих пор переписываемся.

На стоянке такси, что находится около магазина «Богатырь» на проспекте Мира, собралось около десятка машин; по мере того как первая уходила в рейс с очередным пассажиром, остальные подтягивались к столбу, на котором висел таксомоторный трафарет.

На улице крепкий мороз. Но таксистам он не страшен, у «Волги» отличная печка. Приятно сидеть в теплой машине. Двигатель работает на малых оборотах, нежно мурлычет вентилятор, гонящий теплый воздух в кабину.

Но что такое? Между моей машиной и впереди стоящей образовался большой разрыв. Явно, водитель невнимателен. Надо ему напомнить об этом.

Хоть мне очень не хотелось выходить из теплого автомобиля, но я счел своим долгом подсказать товарищу, что он находится на работе.

В автомобиле за рулем сидел молодой симпатичный парень и, наклонившись, что-то читал.

Я постучал к нему в окно и попросил подвинуть автомобиль.

Он открыл окошко и вежливо ответил:

— Будет сделано. — Причем лицо его широко улыбалось. Заводя стартером двигатель, он с охотой пояснил мне причину задержки: — Правильно, батя, я совсем за работой не слежу. Вот письмо от любимой девушки в который раз перечитываю. Забываю обо всем на свете.

Через пять минут повторилось то же самое. Опять этот парень, позабыв, не подогнал машину.

Тогда, как говорят дети, я ему легонько «бибикнул». Он встрепенулся и подтянул свой автомобиль.

Но, откуда ни возьмись, у моей машины появилась рослая фигура регулировщика.

— Инспектор 12-го отделения ОРУДа Дехтярь! — отрекомендовался он мне. — Почему сигналите? Знаете, что в городе Москве сигналы запрещены?

— Видите ли, — начал было объяснять я ему, — в передней машине паренек от любимой…

— Я все вижу и слышу, — оборвал меня инспектор.

С этими словами он отошел назад, вынул из кармана блокнот и записал мой номер.

— Пришлю открытку, — коротко бросил он, затем удалился, даже не спросив у меня документов.

Настроение, естественно, у меня сразу испортилось.

Ну а дальше дело было так: в парк пришла из ОРУДа открытка, и меня вызвали на совет общественных контролеров (СОК).

Комиссия, которая работала в клубе парка, собрала много нарушителей правил уличного движения и линейной эксплуатации.

Когда очередь дошла до меня и один из членов комиссии, убеленный сединами, водитель Владимир Голованов, прочитав вслух открытку, спросил:

— На каком основании вы, товарищ Рыжиков, подали звуковой сигнал?

Тогда я рассказал со всеми подробностями, как было дело. После моего рассказа в помещении воцарилась тишина. Потом члены комиссии коротенько посовещались между собой.

Председатель, подавая мне мое шоферское удостоверение, улыбнувшись, объявил:

— Комиссия постановила в отношении вас, товарищ Рыжиков, ограничиться беседой.

Наказания я не получил. Почему? Да только потому, что любовь — чувство огромное. И у каждого из присутствующих в зале в жизни было такое же, что у того парнишки из четвертого таксомоторного.

Несколько дней назад мы со сменщиком получили машину из капитального ремонта. Она была выкрашена в нежный салатный цвет — цвет весенней травы.

Как раз время года было весеннее. Конец апреля. Завтра Первомай.

На Павелецкий вокзал пришел дальний поезд. Моим пассажиром оказалась невысокая, щупленькая, но довольно бодрая старушка. Она быстро семенила за носильщиком, который нес ее вещи.

— Шофер, отвези бабусю по этому адресу, — сказал мне носильщик, подавая клочок бумаги с адресом.

Я прочел, старушку нужно было отвезти в Большой Козловский переулок. Я усадил ее на заднее сиденье и поставил туда же небольшой чемодан и сумку.

Поехали. Старуха сразу же заговорила:

— На свадьбу, батюшка, еду, к внучке.

— Это хорошо, — поддержал я.

Старушка оказалась словоохотливой.

Я узнал, что она живет неподалеку от города Валуйки, в деревне. Бабка рассказала, как плакал дед, провожая ее одну в Москву. Он боялся, как бы она тут не заблудилась. И то, что вместе ехать было нельзя, все же хозяйство, его на произвол судьбы не бросишь.

Потом перешла на семейные дела.

Были у них дети — сын и дочь. Сын погиб на войне, дочь вышла замуж и живет сейчас в Москве, там, куда мы едем. Есть у них внучка — любимая, единственная.

— Сама внучка отписала: приезжайте, мол, бабушка и дедушка, обязательно под праздник, я выхожу замуж. Муж, пишет, у меня инженер, а сама-то она на училку выучилась.

Бывало, еще маленькой была, приедет к нам в деревню, посадит своих кукол, каждую на кирпичик или на досточку, и воображает себя училкой. Давай с этих кукол уроки спрашивать.

Так за бабкиными рассказами незаметно пролетело время, мы уж близки были к цели.

Я пересек перекресток Земляного вала и уже ехал по Садовой-Черногрязской, намереваясь сделать левый поворот в Большой Харитоньевский переулок и через него попасть в Большой Козловский.

Вплотную прижавшись к осевой линии, я намеревался повернуть налево. На светофоре горела зеленая стрелка, разрешающая такой поворот, но я не успел его сделать.

Стрелка потухла, и пришлось остановиться на линии «стоп».

И вдруг я почувствовал сильнейший удар. Сломалась спинка переднего сиденья, слетела с головы фуражка.

Я выскочил из машины. Грузовая машина ГАЗ-51 врезалась в мой таксомотор. Был искорежен задний бампер, крышка багажника, часть заднего левого крыла и габаритный фонарь.

Новая машина, и так ее покалечило! Меня охватило сильное волнение.

Я заглянул в кабину и увидел старуху. Она сидела как ни в чем не бывало, будто бы ничего и не случилось, спокойно спросила меня:

— А что, милый, ехать нам еще далеко?

— Куда ехать, видишь, машину изуродовали.

— Неужто изуродовали? А колеса-то не поломаны?

— Колеса целы, да что толку-то в этом!

— Толк есть, батюшка. Если колеса целы, значит, потихонечку доедем.

— Эх, бабуся, ничего-то ты не понимаешь! — произнес я с досадой. — Придется вам пересесть на другую машину или пешком дойти, тут недалеко. А то долго ждать придется, я сейчас буду аварию оформлять.

— Ничего, милый, не беспокойся, я часик-другой могу и обождать. Мне спешить некуда. Свадьба, чай, только к вечеру состоится.

Я поставил счетчик на кассу и побежал навстречу подходившему к месту происшествия автоинспектору.

Водитель ГАЗ-51, пожилой, в очках, даже и не думал оправдываться. Вопрос был ясен. Он рассчитывал, что я успею сделать поворот и ему удастся проскочить, но этого не получилось. Старшина отобрал у него права, а мне сказал, чтобы я после праздника заехал в ОРУД за оправдательной справкой.

Когда все формальности были окончены, я посмотрел на свою пассажирку, а та сидела все в той же позе и дремала.

Не переключая счетчика на положение касса, я довез ее до места.

Старушка опять начала рассказывать, что внучка обещала показать ей праздничную Москву, но мне было не до ее рассказов.

Хорошо еще, что я ее вещи не положил в багажник, а то бы грузовик их так припечатал, что потом не разобрались бы, что к чему.

Заплатив мне деньги и прощаясь со мной, старушка сказала:

— Эка беда какая, но ты не печалься, родной, все на свете бывает. Самое главное — колеса целы, а остальное починишь. Я ведь говорила, если колеса не поломались, значит, доедем. Славу богу, доехали.

А ведь верно, доехали.

Москва строилась, росла и хорошела. В Останкине вступил в строй общесоюзный телецентр с уникальной башней. Подняла ввысь свои этажи гостиница «Россия», радовал своим светлым простором Калининский проспект.

Да, было что нового показать гостям Москвы.

В один из осенних дней на моей квартире раздался телефонный звонок. Меня спрашивал режиссер московского телевидения В. Азарин. Когда мы встретились с ним, то выяснилось, что он с удовольствием прочел мою книгу и решил снять телефильм о моей работе в такси.

Так и появился на голубых экранах телерассказ о московских таксистах.

В начале девятого часа вечера я высадил пассажиров у панорамы «Бородинская битва», что находится в конце Кутузовского проспекта.

Было очень морозно. А на таком открытом месте, как у панорамы, мороз и сильный ветер пронизывали до костей.

Я уж хотел отъезжать, как заметил, что руку подняла, нерешительно и робко, девочка лет четырнадцати-пятнадцати. Одета она была в коротенькую меховую шубку, вязаную шапочку, на ногах обыкновенные башмаки.

Она обратилась ко мне с просьбой:

— Пожалуйста, отвезите меня домой на Фрунзенскую набережную.

— Садитесь со мной рядом, здесь теплей, а то я вижу — вы совсем замерзли.

Она села, как я сказал. Девушка дрожала как в лихорадке.

— Что заставило вас стоять на таком морозе?

— Я ждала школьную подругу. У нее билеты в панораму. Я пришла раньше и вот уже почти целый час жду, но, по-видимому, с ней что-то случилось. Я страшно замерзла.

Когда девушка садилась в машину, я обратил внимание на ее ноги — на них были тонкие капроновые чулки.

— Уж больно чулочки-то вы не по сезону надели.

— Представьте себе. Ног своих я совсем не чувствую.

— О, тогда дело дрянь. Немедленно снимайте чулки. Вы определенно отморозили ноги.

Девушка с удивлением посмотрела на меня:

— Как, снимать чулки?

— Да, так и снимать, и немедленно, — сказал я тоном, не допускающим возражения.

Я остановил машину, принес ком снега. Девушка дрожащими руками стянула капроновые чулки, ставшие на холоде стеклянными.

Я принялся изо всех сил натирать ей снегом ноги, которые явно были обморожены.

Девушка сидела молча, но, по-моему, ей было очень больно. Я натирал ей ноги до тех пор, пока они не стали теплыми.

— А теперь скорей домой, — сказал я и повез свою пассажирку с довольно приличной скоростью на Фрунзенскую набережную.

Подъехав к дому, девушка, смущаясь, прошептала:

— Дяденька, а денег, для того чтобы заплатить за проезд, у меня с собой нет. Я сейчас поднимусь на второй этаж, возьму деньги у мамы и вам вынесу.

Она открыла дверь автомобиля и стала на тротуар.

— Ой, я идти не могу! Ноги колет иголками.

Ни слова не говоря, я вынул ключ из замка зажигания, вышел из машины, поднял свою пассажирку на руки и на глазах изумленных прохожих вошел со своей ношей в подъезд.

На звонок дверь открыла мать девочки. В ее глазах удивление и испуг:

— Лизанька, милая, что случилось?

— Мамочка, не пугайся. Ничего особенного.

Я опустил свою ношу на диван и коротко рассказал родителям Лизы обо всем случившемся. Они очень меня благодарили и даже пытались за доставку дочери дать мне деньги. Я отказался.

Долг каждого советского таксиста чутко и внимательно относиться к своим пассажирам и всегда оказывать им услуги.

Потом я повернулся к Лизе и сказал ей:

— Прощайте, Лиза, желаю вам здоровья и рекомендую в такую морозную погоду одеваться потеплее.

Дело было в воскресенье. Я встал на стоянку у аэровокзала, что находится на Ленинградском проспекте.

Когда подошла моя очередь, ко мне сели двое парней. Один высокого роста, шатен, лет двадцати. Второй очень маленький, с пухлым розовым лицом, одет в серый пиджак, светлую чистую рубашку, с толстой книгой в руке.

— Вы можете отвезти нас в аэропорт «Внуково»? — обратился ко мне высокий.

Я ответил утвердительно, и мы тронулись в путь. Миновали Ленинский проспект, вырвались из города. Я посмотрел в зеркальце на моих пассажиров. Они молча сидели и как зачарованные с огромным интересом смотрели на поля и леса, которые мелькали за окном автомобиля.

— Ну, вот и «Внуково», — ставлю счетчик на кассу — 3 рубля 91 копейка.

— Сколько вам уплатить? — спросил старший. Я назвал сумму.

— Как, почти четыре рубля?! — удивился тот. — У тебя деньги есть? — обратился он к малышу.

— У меня нет, — ответил тот, и при этом оба покраснели.

Я возмутился:

— Так зачем же брали такси, если денег нет?!

Старший стал объяснять:

— Мы думали, что самолеты приземляются здесь, на аэровокзале. Мы тетку должны встретить. До прилета оставалось тридцать минут. Вот мы и взяли такси, думали, до «Внукова» недалеко.

— Дяденька, я вам заплачу, — заверил старший. — У меня завтра получка.

Он с такой надеждой посмотрел на меня своими голубыми глазами…

— А ты где и кем работаешь? Документы есть?

— Вот пропуск.

Читаю: «Завод «Компрессор». Сергей Владимирович Бабурин. Ученик слесаря».

— Ну вот что, Сергей: деньги в кассу я за вас внесу. А завтра ты мне их вернешь. Пропуск у себя оставлю в залог.

— Я вам и так отдам, а без пропуска меня на завод не пустят. Честное слово, не обману.

Хорошие рабочие парни. Я им поверил.

На всякий случай записал домашний адрес Сергея. Он пообещал завтра к двадцати часам привезти деньги. Договорились встретиться у метро «Краснопресненская», около которого я живу.

Я распрощался с ребятами. Инстинкт подсказывал мне, что эти парни не должны обмануть.

Про эту историю я рассказал жене. Она очень заинтересовалась. На другой день мы с ней вдвоем были у метро.

Я прихватил с собой свою книгу, думаю, подарю Сереже.

Стоим ждем у входа. Стрелки часов неумолимо двигались к двадцати.

Остается десять минут, пять, три. Мы с нетерпением вглядывались в каждого парня, выходящего из метро.

И вот минутной стрелке на городских электрических часах осталось сделать последний прыжок.

И… из метро выходит высокий парень, Сережа Бабурин — мой бывший пассажир.

Он с беспокойствием осмотрелся по сторонам, ведь он немного опоздал.

— Извините, я, кажется, заставил вас ждать? Я принес вам деньги, — он протянул мне четыре рубля.

— Молодец, сдержал свое слово. — Я крепко пожал ему руку. — А теперь я хочу тебе подарить мою книгу.

— Вы написали книгу?

— Да. Получай. — Я протянул Сергею книгу, на титуле которой была сделана такая дарственная надпись: «На память Сереже Бабурину, чудесному рабочему парню с Преображенки. Береги честь смолоду».

Принято решение о строительстве третьего транспортного кольца. По проекту оно пройдет между Московской кольцевой автомобильной дорогой и Садовым кольцом. Новая транспортная магистраль создается по частям, которые по мере завершения будут вступать в строй. А когда все кольцо сомкнется, то столица получит первоклассную магистраль, по которой двинется основной поток транспорта.

Вступил в строй новый транспортный тоннель, пересекающий Ленинградский проспект. Теперь машины, следующие с Беговой улицы, без задержки у светофора попадают на Нижнюю Масловку. Ширина проезжей части тоннеля такова, что может пропускать сразу три транспортных потока в одном направлении. Это один из участков третьего кольца.

Я уже упоминал о том, что началось строительство Нагатинского моста, окончание которого намечалось в 1970 году. Но стройка была объявлена ударной, и весь комплекс работ был закончен к 10 августа 1969 года.

Начались работы по прокладке еще одной транспортной магистрали — Пролетарского проспекта, который соединит Велозаводскую улицу через Нагатинский мост с Каширским шоссе.

Неподалеку от моста будет построено 21-этажное здание Научно-исследовательского института технологии автомобильной промышленности.

Московская милиция получила новую, очень красивую, нарядную форму, регулировщикам была выдана рация. Имея ее, теперь орудовец мог моментально вызвать «Скорую помощь» при несчастном случае, сообщить о дорожно-транспортном происшествии.

Лично для меня 1969 год был трижды примечательным. В марте месяце мне исполнилось 60 лет, но я, несмотря на пенсионный возраст, продолжаю работать.

Второе событие — 12 мая исполнилось 40 лет моей непрерывной работы на такси.

И третье: наш старый дом снесли, и мы с женой получили прекрасную однокомнатную квартиру в новом доме.

Осенью я снова был приглашен на съемку в студию телевидения. Передача называлась: «Что стало с нашими героями через год». Режиссер В. Азарин.

Теперь я снимался в обществе людей разных профессий, которые рассказывали о своей работе и своих планах. Собеседниками моими были летчик-испытатель, он же председатель Федерации советского хоккея, Г. Мосолов, киноактриса Жанна Болотова, диспетчер Московского аэропорта, киоскер Союзпечати и другие. Беседа была очень интересной. Съемка происходила в новой студии Останкинского телецентра.

Среди московских таксистов есть немало интересных людей, людей необыкновенной судьбы. К числу таких принадлежит и водитель первого таксомоторного парка Иван Васильевич Максимов.

Я хорошо его знал по работе. Иван Васильевич у нас большой общественник. Шесть лет подряд он избирается председателем цехкома колонны, несколько раз входил в состав партбюро. Максимов — отличный пропагандист, он успешно руководит школой марксизма-ленинизма.

В нашей многотиражке «За доблестный труд» часто появляются статьи за подписью Ивана Максимова. В них передовой водитель делится опытом своей работы, отличным обслуживанием пассажиров.

За высокие трудовые показатели Иван Васильевич Максимов Указом Президиума Верховного Совета СССР был награжден орденом Ленина.

Как и у большинства опытных таксистов, у Ивана Васильевича немало учеников. Как-то Максимов «обкатывал» на учебной машине новичка, ему он должен был показать город, познакомить молодого водителя с особенностями движения по главным магистралям, показать самые бойкие стоянки такси.

Случайно в таком рейсе я оказался попутчиком Максимова. Мне надо было поехать на Юго-запад, и Иван Васильевич любезно согласился меня подвезти.

В пути Иван Васильевич разговорился. Мне и своему ученику он как бы невзначай рассказал о своей жизни.

— Нелегкая она у меня. Сам-то я орловский. Парнишкой окончил в деревне районную школу колхозной молодежи и по призыву комсомола уехал на одну из строек пятилетки — в Днепродзержинск.

В 1932 году приехал в Москву. В столице-то и осуществилась моя заветная мечта. Я окончил курсы шоферов и получил удостоверение водителя. Вскоре я поступил на работу в только что отстроенный третий таксомоторный парк. Понравилась мне работа таксиста. Все время дело имеешь с людьми, разъезжаешь по городу. Но недолго довелось мне быть таксистом. Началась военная пора. Сначала участвовал в финской кампании, а потом в Великую Отечественную войну оказался на Ленинградском фронте. Доставлял на передовую боеприпасы, вывозил раненых.

Город Ленина оказался в кольце вражеских войск. Порой казалось, не выстоять любимому городу от натиска фашистских полчищ, ведь не хватало продовольствия, топлива, боеприпасов.

Единственная дорога, которая связывала героический Ленинград с Большой землей, пролегала по льду Ладожского озера. Да и ту все время бомбили фашистские стервятники.

Город Ленина задыхался в тисках врага, и тогда наше командование решило послать в Ленинград автомобильную колонну с грузом. Риск был огромный. Ледовая трасса была непрочной, к тому же немецкие самолеты все время контролировали ее. Много моих товарищей, водителей автомашин, погибло на этой ледовой трассе, которую ленинградцы назвали «дорогой жизни».

День и ночь действовала ледовая трасса. Мне особенно запомнился один отчаянный рейс. Наша колонна шла по льду днем. Немецкие самолеты коршунами налетели на нас. На озере впереди и сзади то и дело возникали во льду воронки от сброшенных немецких бомб. Тяжело было удержать нагруженные машины, то одна, то другая ныряли в ледяную пучину озера. А мой грузовик остался невредим, я двигался вперед. Немецкий «мессер» погнался за мной, он бросал бомбы, строчил из пулемета, так и не удалось ему попасть в мою машину. Я благополучно доставил груз в Ленинград.

Как мы радовались, когда узнали, что наши войска прорвали блокаду Ленинграда. Это был настоящий праздник, огромная победа.

Войну я закончил в Маньчжурии и сразу же вернулся в Москву, пришел в родной парк, который теперь именовался первым.

Иван Васильевич кончил рассказывать, а тут и мне надо было выходить. Мы распрощались.

Я шел и думал: «Вот ведь каков он, наш скромный работяга таксист Иван Максимов. Он не только герой трудового фронта, но и герой войны».

В нашей стране много талантливых людей, есть они и среди работников таксомоторного транспорта.

Едешь по улице и видишь, как умело, красиво ведет машину человек. Ничего не скажешь, талант! А иногда бывает совсем наоборот. Идет впереди тебя автомобиль и выделывает такие петли на мостовой, что диву даешься, как он не столкнется с кем-нибудь. И невольно думаешь о водителе: «Он или совсем новичок в этом деле, или пьян». Но поравнявшись с машиной, удивляешься: за баранкой сидит пожилой, серьезный человек, на лице его сильное напряжение. А это значит, что ему очень тяжело вести машину. У него нет к этому призвания. Таким людям нельзя доверять автомобиль.

А как вы думаете, нужен ли талант, чтобы выправить помятое автомобильное крыло? Обязательно.

…В один из апрельских вечеров в клубе нашего парка происходило награждение наиболее отличившихся Ленинскими юбилейными медалями.

В числе награжденных был и жестянщик Алексей Захарович Захаров. Его фамилию собравшиеся встретили дружными аплодисментами. Действительно, этот человек достоин высокой награды.

Более 20 лет он работает в нашем парке.

Мы все помним, еще в 1948 году в мастерских парка появился белокурый пятнадцатилетний паренек, он стал работать учеником маляра. Проработал год, ему был присвоен разряд. Но врачи дальше не разрешили несовершеннолетнему работать во вредном цехе, и Захаров был переведен арматурщиком. Но юноше эта специальность не понравилась. Его больше привлекала работа жестянщика. Он часто наблюдал, как жестянщики возвращали прежний вид искалеченным машинам. Это были настоящие «автомобильные доктора». И Захарову захотелось стать таким «доктором».

В свободную минуту Алексей стал приобщаться к работе жестянщика, и все с удовольствием заметили, что дело у него получается неплохо.

Скоро Захарова перевели работать жестянщиком. На глазах у всех и развернулся его талант. В короткое время он в совершенстве освоил это дело.

…Вот вернулся с линии разбитый автомобиль. Да такой, что, кажется, с ним ничего нельзя сделать. Надо менять двери, крылья или другие части кузова, а то и вовсе списывать. Тогда начальник гаража обращается к Захарову. Его мнение решающее.

Если он скажет: «Можно сделать», то считай, что машина в скором времени выйдет на линию.

У Захарова слово с делом не расходится.

Я нередко наблюдал за ним. Работает он быстро, умело, без напряжения, и изуродованный до неузнаваемости кузов автомобиля под его руками принимает нужные формы. Пройдет немного времени, и машину отправляют в малярный цех на окраску.

— У меня часто в работе возникали трудности, — рассказывал Захаров. На исправление какой-нибудь замысловатой вмятины приходилось тратить очень много времени. Тогда-то я и задумался: как ускорить дело? Так и появились на свет вот все эти приспособления. С их помощью работа выполнялась быстрее.

Захаров показал мне набор инструментов и приспособлений. Чего только тут не было: молотки железные и деревянные разных размеров и видов, какие-то лопатки, отправки, растяжки, крючки и многое другое.

Захарова у нас зовут «мастер — золотые руки», и водители, попавшие в аварию, стараются передать свой автомобиль Захарову. Тогда все будет в полном порядке.

Несмотря на его молодость, в послужном списке Захарова большое количество благодарностей, Почетных грамот и денежных премий.

В 1960 году его назначили бригадиром, а через пять лет он стал мастером пяти цехов: жестяного, сварочного, медницкого, малярного и обойного.

Кроме того, Захаров ведет большую общественную работу: он член цехового комитета, товарищеского суда, общественного отдела кадров и группы народного контроля парка.

Я ехал по Ленинскому проспекту, направляясь к центру. В салоне моей машины сидели два пассажира, которых я посадил в Новых Черемушках. На вид каждому из них лет по пятьдесят.

Один из пассажиров — Сергей Сергеевич — оказался очень словоохотливым человеком.

— Ну-с, Петр Иванович, — обратился он к своему другу, — до начала матча времени у нас много. Давай прокатимся по городу. Покажу тебе Москву. Я ведь ее знаю, как свои пять пальцев.

— Молодой человек, — обратился он ко мне, хотя видел, что я старше его, — отвезите-ка нас пока в центр.

Я понял, что Сергей Сергеевич — москвич, а его приятель — приезжий.

«Это хорошо, — подумал я, — что москвич хочет показать товарищу наш прекрасный город. Похвально».

Когда мы миновали Октябрьскую площадь и въехали на улицу Димитрова, Сергей Сергеевич, показывая на красивый особняк, находящийся справа, пояснил другу:

— Вот в этом доме находится английское посольство. А особнячок этот Савва Морозов построил. Слыхал про такого богатого купца?

Я улыбнулся.

— Чего вы смеетесь, товарищ водитель?

— Вы меня извините, Сергей Сергеевич, но вы ошиблись. В этом красивом особняке справа расположено не английское, а французское посольство. Потом в прошлом этот дом принадлежал купцу Игумнову. И Савва Морозов был фабрикантом.

Сергей Сергеевич быстро признал свои ошибки:

— Верно, малость ошибся.

Но после этого «бывалый москвич» не унялся, он продолжал свои пояснения. В центре он перепутал Музей Ленина с Историческим. А когда через площадь Дзержинского и Сретенку мы попали на Колхозную площадь, он вдруг заявил:

— Здесь, Петр Иванович, когда-то стояла Сухарева башня, да в войну бомба немецкая в нее попала, и башни не стало.

— Сергей Сергеевич!

— Что, опять напутал?

— Сухареву-то башню еще до войны по реконструкции снесли.

— Разве? А я не знал, — искренне удивился он.

Мы выехали на Садовое кольцо. Сергей Сергеевич молчал.

— Товарищ водитель, что-то вы очень медленно едете. Это нехорошо с вашей стороны, — вдруг заявил он.

— А что же тут нехорошего?

— Вы думаете, я не знаю, что чем медленней движется машина, тем больше счетчик нащелкивает.

— И тут вы неправы. Скорость движения на показания таксометра не влияет.

Петр Иванович — друг Сергея Сергеевича — понял, что «бывалый москвич» обмишурился, но тот продолжал держаться браво.

— Я, Петр Иванович, — заявил он, — люблю футбол и часто бываю на матчах. Болею за московское «Динамо». Правда, футбол-то стал нынче не тот. Нет игроков хороших. Вот, например, раньше в «Динамо» играл Пономарев — знаменитый футболист. Таких теперь нет.

Мы приехали. Сергей Сергеевич посмотрел на счетчик, кряхтя, достал кошелек и стал рассчитываться со мной. Петр Иванович вышел из машины.

Давая сдачу пассажиру, я тихонько, так, чтобы не слышал его друг, сказал Сергею Сергеевичу:

— Знаете, что я вам скажу: знакомить приезжих с Москвой похвально, но прежде чем рассказывать о ней, следовало бы вам прочитать книжки о родном городе и не забивать другим голову всякой ерундой. А что касается Александра Пономарева, то он никогда не играл за «Динамо», а свою футбольную карьеру сделал в московском «Торпедо». Вот так-то.

Я уехал. Не знаю, как подействовал на Сергея Сергеевича мой совет, но только я не мог смолчать.

Кончился короткий декабрьский день. На улице стало темно. Я медленно ехал по Пятницкой к стоянке такси, что находилась у станции метро «Новокузнецкая». Вдруг неожиданно около Монетчикова переулка из подворотни выскочил мужчина в рабочем халате и, подняв руку, остановил машину.

Мы въехали во двор. С черного хода этот же человек вынес и поставил мне в багажник ящик коньяка — целых двадцать бутылок.

«Наверное, торжество какое-нибудь намечается», — подумал я.

— Сейчас с тобой поедут, — вымолвил человек в халате и скрылся за дверью магазина. Не прошло и пяти минут, как ко мне вышла солидная, лет пятидесяти женщина и, усевшись на заднем сиденье, спросила:

— Ящик с вином в багажник поставили?

Я ответил утвердительно.

— Отвезите меня, пожалуйста, в Ленино-Дачное, на Ереванскую улицу. Знаете такую?

— Знаю. Приходилось на ней бывать.

И мы поехали.

Пассажирка оказалась словоохотливой. Она рассказала о том, что завтра у них свадьба — женится ее единственный сын.

Так, с разговором, мы доехали до Ереванской улицы. Остановились около девятиэтажного дома. Я поставил машину на «секрет,», дабы не беспокоиться, что ее угонят, и помог пассажирке донести ящик с вином до квартиры.

На лифте мы поднялись на третий этаж. Хозяйка достала ключ, открыла дверь и шагнула в квартиру. Я вошел вслед за ней.

И вдруг женщина отпрянула назад, чуть не сбив меня с ног. Оказалось, дверь из прихожей в комнату была открыта. Против двери стоял диван-кровать, а на нем лежал мужчина. Накрывшись пальто, он крепко спал.

Женщина, немного опомнившись и почувствовав во мне защитника, смело подошла к спящему и потрясла его за плечо.

— Как вы сюда попали? — спросила она.

Мужчина открыл глаза, быстро вскочил:

— А как вы здесь оказались?

— Нет, прежде вы потрудитесь объяснить мне, как вы очутились в моей квартире?

— Позвольте, это же моя квартира.

— Проснитесь и протрите глаза.

Мужчина лет сорока пяти, прилично одетый, осмотрелся по сторонам. И вдруг лицо его залила густая краска.

— Ах, извините! Я действительно не к себе попал. Какой это этаж?

— Третий.

— А я живу на четвертом. Как раз над вами. Пришел я с ночной смены. Очень устал и, кроме того, немного выпил с товарищами. И удивительное совпадение: мебель точно такая же, как моя. Да и расположение ее в комнате, как в моей квартире. Разве ключи от всех квартир одинаковые?

Он быстро надел ботинки, накинул пальто. Встал и направился к двери.

— Я очень вас прошу, будьте доброй соседкой, не рассказывайте никому об этом. Не дай бог жена узнает, будет огромная неприятность.

Хозяйка квартиры улыбнулась:

— Ладно уж. Идите скорей домой. Жена заждалась небось.

— А который час?

— Шесть часов вечера.

— Ого! Выходит, я целый день у вас проспал. Хорошо, жены пока еще дома нет. Она раньше семи с работы не приходит. Я над вами живу, в двенадцатой квартире. А ваша, наверное, девятая, так?

— Да, моя девятая.

Мужчина ушел.

— Забавная история, не правда ли? — сказал я. — Недаром говорят: получил ордер на новую квартиру — врезай скорей замок. А то и такое бывает: райжилотдел на одну и ту же квартиру два ордера выдает. Приедешь с вещами вселяться, а квартирка-то занята. Выходит, что ключи от всех квартир дома одинаковые.

Женщина удивлялась не меньше меня.

Сев за руль, я вспомнил рассказ одного пассажира, который побывал в Чехословакии. В новых микрорайонах Праги много стандартных одинаковых домов. Но там ввели одно оригинальное новшество: чтобы не перепутать дома, особенно детям, на углу каждого дома выложена глазурью, довольно большая фигура: кошки, гуся или утки. И когда, например, хозяева приглашают к себе в гости, то, давая адрес, неизменно добавляют: «Не забудьте, пожалуйста, наш дом с уточкой». Вот хорошо бы такой порядок завести и в Москве. Тогда не было бы такой истории, о которой я рассказал только что.

Если кто-нибудь из вас ездил по Старо-Калужскому шоссе, тот, конечно, знает, какие красивейшие места открываются перед взором, когда проедешь деревню Теплый Стан и пересечешь Московскую кольцевую автомагистраль.

Дорога круто спускается вниз, километра три пролегая по живописной долине, а затем опять поднимается вверх. По обе стороны шоссе леса перемежаются с полянами, на которых в эту пору в изобилии был желтый цвет — цвели одуванчики.

Было прекрасное утро. Я ехал с пассажиром в совхоз «Коммунарка».

Накануне весь день лил дождь, а сегодня на совершенно безоблачном небе светило солнышко, трава блестела необсохшими каплями дождя. В воздухе стоял приятный аромат от множества цветов.

Мне вдруг почему-то не захотелось брать обратно пассажиров. «Проеду один по родному Подмосковью, спою несколько хороших песен». Я очень любил петь, но делать это при пассажирах было неудобно.

Пассажир, которого я вез, на мой взгляд, был ревизор либо бухгалтер. Он сел на стоянке такси у метро «Профсоюзная», взобрался на переднее сиденье, назвал пункт, куда нужно было его доставить. А затем раскрыл свой тощий портфель, извлек оттуда бумаги и стал на них проставлять какие-то цифры. До конца поездки он не промолвил ни одного слова.

Только когда выходил из машины, сказал:

— Постойте тут у автобусной остановки, может, кто поедет до Москвы. Краснопахорский автобус только что отошел.

Я не стал ждать попутчика, погнал машину в Москву и тут же затянул одну из своих любимых песен.

Проезжая долиной, я остановил автомобиль. Мне захотелось набрать букет полевых цветов. Цветы, какие бы они ни были — садовые или полевые, — всегда очень украшают квартиру.

В это время трое вышли из леса — две девушки и парень.

Блондинка шла впереди, а брюнетка в темно-зеленом платье с золотыми блестками шла с парнем под руку, несколько отставая от подруги.

Увидев такси, стоящее на шоссе, блондинка кинулась ко мне и быстро, перепрыгнув кювет, спросила:

— Довезешь до Москвы?

— Довезу, конечно. И откуда только вы взялись в лесу с утра?

Девушка крикнула своим:

— Прошу садиться в «тачку». Нам повезло!

«В «тачку» — какое образно-унизительное название таксомотора! Я еще такого ни разу в жизни не слышал», — подумал я. Пока двое еще были на той стороне кювета, блондинка скороговоркой вымолвила:

— Шеф, не теряйся, парень с севера.

Парень был одет в отличный серый костюм, очень гармонирующий с его серыми глазами. На вид ему было лет тридцать. А о девушках нужно сказать, что они были очень красивы, но каждая по-своему.

Блондинка села со мной рядом, она оказалась большой болтуньей. Брюнетка держалась скромнее.

— Ну, вези нас, дядя, — сказала беленькая, — в Марьину рощу, к Дзержинскому универмагу.

— Федя! — обратилась она к парню. — Мы сейчас сделаем такой рейс: сперва в универмаг, он уже открыт. Ты нам покупаешь две пары позолоченных босоножек, которые мы вчера с Ниной себе присмотрели. Они уже отложены, только деньги уплатить. А затем на Тверской бульвар в шашлычную: покупку обмыть. Там Танька работает — моя двоюродная сестра, уж она постарается. Позавтракаем, а там видно будет. И какой ты странный, Федя, — продолжала она. — Выпил рюмку и спать завалился. Хорош кавалер, нечего сказать. Ни мы, ни бабка Матрена еще таких скромников не видывали. Только деньги растратил на угощение зря.

Меня очень заинтересовали мои пассажиры. Ну, парень, как видно, в отпуске находится в Москве. А что за девушки, кто такая бабка Матрена, и, вообще, что за странная это компания?

…Мы уже были в центре города. Я развернулся у памятника Дзержинскому и с проспекта Маркса повернул на Неглинную улицу; оттуда лежал прямой путь через площадь Коммуны в Марьину рощу.

Не доезжая Трубной площади, примерно против ресторана «Узбекистан», парень попросил остановить машину. Я встал у тротуара. Мы все трое вопросительно уставились на него.

— Видите ли, милые девушки, — сказал он серьезно, — босоножки и шашлычную мы временно отложим. А сейчас, товарищ водитель, вы поверните, пожалуйста, налево по Петровскому бульвару и подвезите нас на Петровку, 38. Вход со 2-го Колобовского переулка.

При этом он достал из бокового кармана удостоверение работника МУРа.

Такого оборота дела никто из нас не ожидал. И, как по команде, мои пассажирки горько заплакали. У обеих обильные слезы потекли из глаз по лицу, попадая на накрашенные ресницы и губы, они размазывали их руками, превращая свои хорошенькие лица в мерзкие, некрасивые маски.

— Отпусти нас, пожалуйста, Федя. Что мы тебе сделали плохого? — взмолились они. Но Федя был неумолим.

— Поехали, — приказал он мне.

Я доставил их в Колобовский переулок. Федя со мной расплатился, выдворил из машины все еще всхлипывающих девушек и повел их в подъезд.

«Да, — подумал я, — вот это история, но каков же ее конец?»

И вот прошло, может быть, не больше месяца. Как-то утром я выехал из гаража на линию, и моим пассажиром оказался лейтенант милиции.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался он, — на работу опаздываю. Отвезите меня, пожалуйста, на Петровку.

Не хвастаясь, скажу, что у меня хорошая зрительная память. Стоило мне один раз побывать в каком-нибудь новом микрорайоне, на незнакомой улице, или попадался пассажир с выразительной внешностью, я все хорошо запоминал.

Конечно, я узнал и лейтенанта милиции. Это был тот самый Федя, который сел ко мне с двумя девушками на Старо-Калужском шоссе и доставил их на Петровку.

Я напомнил ему об этом и попросил его рассказать мне подробности этой истории с девушками. Он охотно согласился:

— Девицы эти оказались тунеядками. Они приглашали к себе мужчин, пьянствовали. Жили в Марьиной роще. Пользуясь своей красивой внешностью, зазывали к себе приезжих, вымогали у них деньги и подарки. У них была своеобразная организация. Знакомство они заводили в гостиницах «Заря», «Восток», «Алтай», «Северная», и были у них свои люди в Дзержинском универмаге.

— А кто такая бабка Матрена, и как вы очутились с ними утром в лесу?

— Это была их летняя «резиденция»: в десяти минутах ходьбы от шоссе, за перелеском находилась деревня. Там жила родная бабушка блондинки. Изба хорошая, просторная, в три комнаты. Бабка Матрена жила одна, муж умер. Старуха еще крепкая, очень любила выпить, так что с большим удовольствием принимала у себя внучку с гостями. Мне было поручено разоблачить этот притон, и я это сделал.

На прощание лейтенант сказал:

— Девушек мы трудоустроили. Не думаю, чтоб с этого места сбежали. Работают, как все. Надо же было помочь девчатам в жизни, а то ведь пропали бы. Как вы считаете?

— Конечно, — согласился я.

— Вот мы вместе и помогли им.

Середина сентября порадовала москвичей хорошей погодой. Было солнечно, тепло, временами даже жарко. Но день заметно стал убывать, и к восьми часам вечера уже темнело.

Я высадил пассажиров на Ленинском проспекте и, развернув машину, поехал к центру с надеждой, что посажу попутного пассажира, график моей смены подходил к концу. Я ехал не спеша и держался первого ряда, естественно, меня обгоняли все автомобили, в том числе желто-синяя «Волга» дорожного надзора ГАИ.

Метров через двести пятьдесят эта машина вдруг встала у обочины сквера, проходящего вдоль проезжей части проспекта. Из нее вышел инспектор. И когда я стал приближаться к нему, он подал мне знак остановиться. Каждый водитель, всегда испытывает неприятное чувство, когда его останавливает орудовец. Моментально начинаешь соображать, какое нарушение тобою сделано и как ты будешь оправдываться.

Но сейчас я, кажется, правил движения не нарушал. Рослый, статный инспектор подошел к моей машине. Голова его оказалась выше крыши моей «Волги».

По званию он был капитан. Лицо его было спокойное, красивое. Из-под черных густых бровей на меня смотрели карие добрые глаза. Тон инспектора был официален, но голос оказался мягким, приятным.

— От вас, пожилого водителя, я не ожидал такого нарушения.

— Простите, товарищ капитан, о каком нарушении вы говорите?

— Я долго ехал за вами и ничего подозрительного не замечал, но когда обогнал вас, в полосу видимости моего зеркала заднего вида попал ваш зеленый фонарь. Нехорошо, товарищ водитель, обманывать государство и возить пассажиров без включенного счетчика. Прошу предъявить путевой лист.

— Да что вы, товарищ капитан. Какой пассажир?

— Как какой… — капитан нагнулся, взглянул внутрь салона. Там никого не было. Только на задней полке лежал средней величины арбуз, напоминающий человеческую голову, который я вез домой. По-видимому, когда инспектор следовал за мной, арбуз слегка вздрагивал, наклонялся в ту и другую сторону, и у него создавалось полное впечатление, что в салоне сидит человек.

Капитан удивленно пожал плечами.

— Надо же… Арбуз принял за голову человека.

Нам обоим почему-то стало очень весело. Мы рассмеялись, потом пожали друг другу руки и разъехались.

Вот ведь какие вещи могут происходить в ночные сумерки.

Знаете ли вы, какие таксомоторы у нас в Москве называют «красными шапочками»? Это те, у которых крыша покрашена в красный цвет. Все они прошли капитальный ремонт на московском авторемонтном заводе ВАРЗ.

И прямо нужно сказать, что ремонт этот бывает далек от высокого качества. Поэтому-то мы, таксисты, откровенно говоря, недолюбливаем «красные шапочки».

Как-то мне самому понадобилось такси.

Я поднял руку, и таксомотор с красной крышей был к моим услугам. За рулем сидел очень молодой водитель, как потом выяснилось, выпускник курсов шоферов.

Как только я сел в автомобиль, сразу почувствовал, что в салон проникает в большом количестве отработанный газ.

Хотя мой организм привык к такого рода запаху, но тут кабина настолько была загазована, что удивительно, как водитель мог нормально работать.

Я сказал ему об этом.

— Да, это верно, — ответил он мне. Работать на такой машине очень тяжело, вот и сейчас у меня голова кружится. Но что поделаешь, лучшей не дают.

Мы разговорились. Узнав, что я тоже таксист, молодой человек принялся меня расспрашивать. Я постарался ответить на все его вопросы, дал несколько практических советов для избежания загазованности кабины автомобиля. Но вдруг я заметил, что парень побледнел и как-то скис. Я приказал ему немедленно остановить автомобиль. Для меня было совершенно ясно — молодой водитель отравился отработанными газами. С помощью милиционера я вызвал «Скорую помощь» и отправил его в больницу, а также позвонил в таксомоторный парк, чтоб забрали машину.

А могло бы такого случая не быть? Конечно, если бы механик, ответственный за выпуск автомобиля, с большой внимательностью отнесся к машине, на которую был посажен молодой водитель, еще слабо разбирающийся в технике.

А как вообще поставлен вопрос об охране здоровья водителя такси?

У нас в Москве все водители такси через каждые пять лет проходят медицинскую водительскую комиссию, после которой в трудовую книжку вкладывается справка, разрешающая работать за рулем таксомотора.

В нашей столице, на Автозаводской улице, есть лечебное заведение — медсанчасть № 34. Она обслуживает все легковые и грузовые автохозяйства Москвы. Эта прекрасная поликлиника имеет 48 кабинетов, оснащенных новейшей современной аппаратурой. Поликлиника укомплектована высококвалифицированным медицинским персоналом.

За нашим парком закреплен молодой врач — Наталья Ивановна Савельева. Как-то сразу своим внимательным, чутким отношением к людям она завоевала всеобщее уважение.

Савельева очень хорошо понимает, что труд водителя-таксиста тяжелый, поэтому она все делает для охраны здоровья работников нашего хозяйства.

Когда я поближе познакомился с Натальей Ивановной, то спросил ее:

— Вам, видимо, очень нравится быть врачом?

— О да! Быть врачом — мечта моего детства. Куклы были моими первыми пациентами, и я их лечила всеми имеющимися в моей детской аптеке средствами. А в школе, в третьем классе, когда мы писали сочинение на тему: «Кем хочешь быть?» — я написала — врачом. Моя мечта сбылась. После окончания десятилетки поступила в 1-й Московский медицинский институт. Закончила его в 1964 году. По распределению пошла работать в 34-ю медсанчасть. Через два года мне поручили обслуживать первый таксомоторный парк.

Постоянный помощник Савельевой — медицинская сестра Вера Николаевна Жидких. Она закончила фельдшерское училище и работает с доктором Савельевой с 1964 года. Вера Николаевна человек очень расторопный, умелый, отлично справляющийся со своими обязанностями. Она никогда не заставит больного долго ждать у дверей кабинета. Быстро проводит его в кабинеты: процедурный, на электрокардиограмму или же в лабораторию, умело сделает укол или повязку.

Нельзя не упомянуть еще об одном человеке — заведующем терапевтическим отделением нашей поликлиники Иване Васильевиче Зорине. Это человек огромного жизненного опыта, больших медицинских знаний, приятный собеседник, обладающий тонким юмором.

Доктор Зорин часто бывает у нас в парке, проводит беседы по различным вопросам медицины, дает нам много полезных советов.

Я уверен, что врач Савельева и медсестра Жидких кроме знаний, полученных в учебных заведениях, еще прошли хорошую зоринскую школу, которая привила им любовь к своей благородной профессии.

Мудрая народная пословица гласит: «Здоровье ни за какие деньги не купишь». Это действительно так.

И людей, помогающих нам восстанавливать и поддерживать наше здоровье, мы глубоко уважаем.

Моя машина, мой автомобиль — это самый наилучший, самый верный мой друг. Потому-то я за ней так ухаживаю: обмываю, чищу, смазываю. Машину я изучил до винтиков, знаю все ее повадки: хорошие и плохие. И это помогает мне в работе.

Такое же любовное отношение к машине, на которой мы работаем, я постарался воспитать и у моего сменщика. Иначе нельзя, ведь наш труд коллективный.

Несколько раз нам приходилось расставаться с машиной. Ее отправляли на ремонт, а нас пересаживали на другой, резервный автомобиль. И этот период для нас становился форменной мукой. У нас работа не ладилась. Непривычная машина то и дело выходила из строя. Мы не выполняли план.

Но вот вернулась из ремонта наша машина. Я сел за руль и почувствовал ровное гудение мотора. Это билось сердце старого друга. Мы снова пустились в долгий путь. Ведь нам предстояло путешествие по городу, которое будет равняться 20 кругосветным.

Но вот наступила пора расставания со старым другом. Да, автомашина порядком поизносилась. Ее уже не могли спасти никакие ремонты. Нам со сменщиком дают новую «Волгу».

Я прощаюсь с машиной, как с человеком. Я глажу рукой по облупившейся шершавой обшивке и говорю: «Прощай, дружище, ты славно послужил».

Я знаю, что завтра с этой машины снимут мотор, а кузов разрежут на куски и отвезут на склад металлолома.

Новая машина! Мы со сменщиком ее очень внимательно осматриваем. Потом я сажусь за руль. Некоторое время сижу без движения, молча осматриваю рабочую кабину. Да, здесь много нового, непривычного, и, конечно, признаюсь, что в новой машине лучше, чем в старой.

Включаю мотор, прислушиваюсь к его ровному, благородному урчанию. Хорошо. Еду. Делаю первые километры. Новая машина, как молодой норовистый конь, поддается не сразу, она то в одном, то в другом проявляет свой упрямый характер, то тормоза туговаты, то стартер барахлит. К концу дня машина вдруг загремела, да так, будто сейчас она развалится на части, просто деваться некуда, стыдно от пассажиров. А ведь от них отбоя не было. Каждому хотелось прокатиться на новенькой машине.

И вот, пожалуйста, прокатились. Новая «Волга» гремела, как старая колымага.

Я приехал в гараж, поставил ее на канаву, вместе со слесарями мы облазили, подкрутили все винтики, гайки.

На другой день утром я снова вывел новую «Волгу» на линию. Включил мотор, и она полетела вперед, как птица.

И теперь я спокойно сажал пассажиров, и, когда они спрашивали: «Как новая машина?» — я отвечал: «Хорошо».