2


Когда мы вбегаем в гостиную, мама сидит, откинувшись на диванную спинку и неубедительно притворяясь равнодушно-высокомерной. Отец буравит ее потемневшим взглядом, а по стене за его спиной стекают вниз ручейки виски. Пол устилают бутылочные осколки.

Дожили! — с грустью думаю я.

— Вы только полюбуйтесь! — восклицает папа, упирая руки в оплывшие бока и кивая на стену. — Она метила мне прямо в голову! Если бы не моя прекрасная реакция, меня бы уже не было в живых!

— Ты с любой реакцией увернулся бы, — с притворным спокойствием произносит мама. — Потому что слишком любишь себя.

— Прекратите же! Даже стыдно! — кричу я. — Что у вас тут снова произошло?!

Мама гордо вскидывает голову.

— Ваш отец убежден в том, что я никогда не любила его и не люблю теперь. Интересно, какого же тогда черта я вышла за него замуж?! Зачем родила ему двух дочерей?!

— Если бы ты хоть каплю любила меня, тогда бы… — гремит папа.

Мама неожиданно вскакивает с дивана.

— Все мы люди! Нам свойственно совершать ошибки! — странно изменившимся тоном произносит она. — Главное, уметь признавать их.

— Я почему-то никогда не совершал ничего подобного! — запальчиво кричит папа.

Изумленно смотрю на сестру. Она стоит, поджав губы, и, кажется, знает, о чем идет речь. Я же ничего не пойму и чувствую себя так, как, наверное, чувствует иностранец, очень плохо говорящий на языке людей, в чьей стране он сейчас находится.

— Ты совершал многое другое, — устало говорит мама.

— Что, например? — требует отец.

Она поднимает руки и качает головой.

— Все, с меня довольно. Я иду спать. Девочки, простите, что мы вас так принимаем. — Она устремляется к двери. — Точнее, что не принимаем никак…

Остаемся в гостиной втроем и слушаем мамины шаги на лестнице. Когда они стихают, наверху хлопает дверь и щелкает замок, отец хватается за свою лысеющую голову и издает странный звук — подобие стона.

— Когда же кончится этот ад? — бормочет он голосом великомученика. — Когда же все это кончится?

Дебора обнимает его за плечи.

— Тогда, когда ты встряхнешься и постараешься жить нормально. Нет смысла снова и снова возвращаться к тому, чего уже не изменить. Пойдем, — ласково говорит она, подавая мне знак. — Уложим тебя в комнате для гостей. Выспишься, завтра разберешь чемоданы и спокойно подумаешь, как вам жить дальше.

Бегу в комнату для гостей и стелю отцу постель. Дебора приводит его, и мы обе чмокаем его в щеки.

— Постарайся быстрее уснуть, — говорю я.

— Сон лечит, — бормочет Дебора.


В гостиной остро пахнет виски. Мы с сестрой не сговариваясь принимаемся на пару убирать осколки и мыть стену.

— Если бы она не швырнула бутылку, до сих пор пила бы, — замечает Дебора.

Киваю.

— А так разошлись себе и, дай бог, уже спят.

Тихо смеемся.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — говорит Дебора.

— Точно.

— Что-то у меня из-за этой кошмарной драмы разыгрался аппетит. — Дебора прикладывает к животу руку в желтой резиновой перчатке. — Может, заглянем в холодильник?

Бросаю тряпку в мусорное ведро.

— Неплохая мысль. А Кент тебя не заждался?

Дебора стягивает с руки перчатку и качает головой.

— Как только сюда приехала, я позвонила ему и сказала, что обстановочка, мол, взрывоопасная. Он сразу понял, что сегодня меня можно не ждать.

Они с Кентом живут вместе, кажется, сотню лет. Свадьбу все откладывают, но лишь только потому, что Деборе хотелось бы чего-то невероятного, а на праздник в космосе или в худшем случае где-нибудь на Сейшельских островах у них нет денег. С другой же стороны, им прекрасно живется и так. В общем, мы давно считаем Кента зятем и полноправным членом нашей слегка чокнутой семьи.

— Пошли на кухню.

В холодильнике почти пусто, и нам приходится довольствоваться тостами и арахисовой пастой. Дебора располагается на своем обычном месте, у окна, даже садится так, как любила сидеть ребенком — сгибает ногу в колене и ставит ее на край стула. У меня на душе невесело, тем не менее быть в родительском доме в компании сестры — особое, напоминающее детство удовольствие.

— Лучше нам переночевать здесь, — говорит Дебора, откусывая кусочек тоста с таким довольным видом, будто это лакомство, приготовленное шеф-поваром из «Времен года». — А то, чего доброго, поднимутся посреди ночи и продолжат выяснять отношения.

Какое-то время молчим.

— Почему им не жить тихо и мирно? — произношу я, обращаясь будто к воздуху.

Дебора тяжело вздыхает.

— Если бы все было так просто, тогда вообще не случалось бы ни разводов, ни семейных сцен.

— По-твоему… — произношу я и на миг умолкаю, не решаясь сказать самое главное, то, что долгое время изводит меня и не дает покоя, — мама отцу изменяла?

Дебора пожимает плечами и кривится.

— Наверняка сказать ничего не могу, но догадываюсь, что да.

Груз на моем сердце тяжелеет вдвое.

— Какой кошмар… Откуда он об этом узнал?

Дебора поводит бровями. Они у нее, как и у меня, — черные дуги.

— Не имею понятия. Наверное, оттуда, откуда все узнают — от добреньких друзей или знакомых, коллег, случайных встречных… Или мама сама проболталась. У них же об этом не спросишь.

— Интересно, давно это было? И сколько раз? Всего один? — бормочу я.

— Возможно, не один, — отвечает Дебора. — Но папа, как мне кажется, знает только об одном.

Чувствую, что у меня горят щеки, и прикладываю к ним ладони.

— Должно быть, это ужасно… знать, что тебе изменяют, и продолжать жить с человеком, — говорю я, стараясь не обращать внимания на жуткое чувство, заполняющее грудь. Странно, рассуждать о ком-либо другом довольно легко. Если же речь о личной жизни твоих собственных родителей, душа выворачивается наизнанку.

Дебора закидывает в рот последний кусочек тоста, прожевывает его и запивает соком.

— Если бы мне изменил Кент, я… наверное, придушила бы его собственными руками, — говорит она.

Киваю, вспоминая, какие я терпела муки, когда представляла себе, что Питер продолжает исправно выполнять обязанности не только отца, но и мужа. Доказательств того, что он спал с Бетси, встречаясь со мной, у меня не было, но, если честно, я и не желала их искать. Вздыхаю с облегчением, думая о том, что наш роман в прошлом.

— А возможно ли это? После подобного жить по-прежнему мирно и душа в душу?

Дебора почесывает макушку. У нее короткая стрижка, как у мальчика. И очень ей идет. У меня же избавиться от своих длинных волос никогда не хватит смелости.

— Не знаю… — протягивает она. — Если бы отец по-настоящему простил маму, а она взялась бы за ум, тогда, наверное, возможно.

— По-моему, он не в состоянии ее простить, — говорю я, оглядываясь на приоткрытую дверь и проверяя, нет ли кого в тускло освещенном коридоре. Там царит тишина. Лишь тикают старинные часы.

— Мне тоже так кажется, — отвечает Дебора.

— Но ведь они продолжают жить вместе.

— И, такое впечатление, никогда не смогут расстаться.

— Значит, будут мучиться до гробовой доски? — Меня передергивает от ужаса. — Представляешь себе, сколько еще бутылок мама швырнет в стену и сколько раз отец приревнует ее к почтальону или молочнику?

Дебора задумывается.

— Пожалуй, им не обойтись без профессиональной помощи, — говорит она.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

— Существуют специальные агентства по работе с семейными парами. История мамы и папы, думаю, довольно типичная. Опытные психотерапевты наверняка без труда определят, в чем суть их проблемы, и подскажут, что им делать. И надо ли спасать семью.

Внутренне содрогаюсь.

— А если они определят, что не надо? Ты можешь себе представить маму и папу порознь? Или, того хуже, с другими партнерами?

Дебора шумно вздыхает и допивает сок.

— Да, детям — маленьким или совсем взрослым — тяжело думать о том, что родители могут расстаться. Умом понимаешь, что это не исключено, даже, может быть, неизбежно, а внутри бесконечный протест. — Она на некоторое время умолкает, задумчиво смотрит в пустоту и нервно барабанит пальцами по столу. — Но если иначе будет нельзя, нам с тобой придется смириться.

Киваю, не желая раньше времени увлекаться этой тягостной мыслью.

— Ничего, — оптимистично говорит Дебора. — Мы-то с тобой привыкнем к чему угодно. Только бы они наконец обрели покой. Ведь не молоденькие уже, и здоровье не то, и нервы истрепаны.

Опять отвечаю кивком.

Минуту-другую молчим, прислушиваясь к звукам дома. Часы тикают, как тикали всегда, на стене едва уловимо гудит лампа дневного света. По окну тихо шлепает ветка старого дуба. Все остальное безмолвствует.

— Видимо, уснули, — шепчу я.

Дебора поводит бровью.

— Хотелось бы надеяться. Хотя странно это. Как-то не верится, что мама пришла в комнату, скинула с кровати папины чемоданы, улеглась и тотчас забылась крепким сном.

— И что папа, как только опустил голову на подушку, тут же отбросил черные мысли и уже умиротворенно посапывает, — говорю я. — Может, оба переворачиваются с боку на бок, страдают и мечтают помириться?

Дебора задумчиво поджимает губы.

— Вполне вероятно. В любом случае уезжать сегодня не стоит. Мало ли что…

— Конечно, — бормочу я, мысленно прощаясь с мечтой выспаться.

Тут не особенно выспишься. Завтра утром мама обязательно врубит музыку на полную катушку. Или папа включит на всю громкость спортивный канал, чтобы слышать комментаторский голос из ванной. Ладно, думаю я. Посплю попозже. Или никуда не поеду завтра вечером и лягу пораньше. Тут мне вспоминается договоренность с Джерардом. В эту самую минуту Дебора переводит на меня взгляд и прищуривается.

— А с кем это ты болтала во дворе?

— Гм… — Немного смущаюсь и, дабы завуалировать свою глупую неловкость, смеюсь. — Один парень. Я с ним практически не знакома.

— В каком смысле? — Лицо Деборы вытягивается.

Рассказываю ей о выходке Сильвии и передаю слова Джерарда.

— Съезжу взглянуть на это чудо, — говорю я небрежным тоном. — Хоть и смешно это все, просто нет слов. — Ухмыляюсь.

— Почему смешно? — удивляется Дебора.

— Потому что знакомиться лучше естественным путем, без помощи старых сводниц!

Дебора фыркает.

— Какая разница, сама ты с ним познакомилась или с чьей-нибудь помощью? Главное, что это случилось. Значит, так задумано судьбой.

— Так задумано Сильвией, — с иронией отвечаю я, скрещивая руки на груди. — А ей просто некуда девать свободное от свиданий время.

Дебора укоризненно качает головой.

— Зачем ты так? Может, она правда болеет за тебя душой? Может, и впрямь хочет свести с симпатичным парнем?

Усмехаюсь.

— По-моему, для нее это вроде игры. Я же, честное слово, чувствую себя закабаленной женщиной Востока. Там, насколько я знаю, до сих пор жениха для дочери нередко подыскивают родители. Порой даже насильно заставляют ее выйти замуж. — Сдвигаю брови. — По-моему, я совсем недавно слышала нечто подобное в новостях. Девушка выучилась в Лондоне на врача, вернулась домой, кажется, в Бангладеш или в Пакистан, и мать с отцом стали принуждать ее к замужеству. Чуть ли не упекли в психушку, заявив, что дочь у них немного со сдвигом и не может принимать решения самостоятельно… — Морщу нос. — Что-то вроде этого.

Лицо Деборы искривляется в гримасе протеста.

— Тут речь совсем о другом. Тебе просто предлагают пообщаться с хорошим парнем, потому что ты одна и по сей день вздыхаешь по какому-то… тюфяку. При чем здесь Бангладеш? Кстати, он не давал о себе знать?

— Ты спрашивала об этом в прошлое воскресенье, — ворчу я.

— С тех пор прошла целая неделя!

Качаю головой.

— Нет, Питер не пишет, не звонит. — Мрачно усмехаюсь. — Значит, не слишком-то я была ему нужна.

— Просто он тряпка! — звонко восклицает Дебора. На ее лице отражается испуг. Она прижимает руку ко рту и произносит полушепотом: — Ой! Сейчас обоих разбужу. Давай-ка вот что сделаем… чтобы их не тревожить. — Она встает, плотно закрывает дверь, поворачивается ко мне лицом, подбоченивается и повторяет: — Тряпка твой Питер — вот кто!

— Он уже не мой.

— Тем лучше. — Дебора встряхивает стриженой головой. — А знакомиться с помощью знакомых очень даже неплохо. Во всяком случае, при таком раскладе есть какие-никакие гарантии того, что этот человек не проходимец и не психопат. — Она нахмуривается. — А про семейное положение Джерарда Сильвия узнала?

— Не женат, — говорю я.

Дебора вскидывает руку.

— Вот видишь? Так намного спокойнее. — Она возвращается на место. — Встреться ты с этим же Джерардом, скажем, где-нибудь в баре, еще какое-то время мучилась бы, гадая, свободен он или нет. И среди женатых есть немало любителей приключений.

Смеюсь.

— Может, он совсем не в моем вкусе. Может, увидь я его в баре, даже не заметила бы.

— Не исключено. Но не исключено и обратное, — многозначительно произносит Дебора.

«И среди женатых есть немало любителей приключений», — запоздалым эхом отдаются у меня в голове ее слова. Вспоминаю про маму, и что-то неприятно сжимается в груди. Дебора тоже о чем-то задумывается. Возможно, о том же. Потом смотрит мне прямо в глаза и произносит:

— Поверь мне, и в наши дни, у нас в стране, а отнюдь не где-нибудь на Востоке, люди с большим успехом пользуются в этих делах помощью друзей и родственников. О подобных случаях слышишь сплошь и рядом! Мы именно так женили одного нашего сотрудника. Начальница нашего отдела позвонила знакомой и спросила, не хочет ли она встретиться с приятным парнем.

— А сам он что, не мог найти себе подходящую подругу? — спрашиваю я бесстрастным голосом, хоть, если честно, слушаю сестру не без интереса, даже позволяю себе увлечься нелепыми еще не вполне сформировавшимися мечтами.

— Сам он с кем-то там встречался, но ничего хорошего из этого не вышло, — говорит Дебора. — Не так ведь это просто из сотен и сотен женщин вокруг найти самую-самую. А Джессика, сестра Кента, вообще составила целый список незамужних подруг и приятельниц и отправляла на свидания одного своего одноклассника до тех пор, пока он не сошелся с той, которая приглянулась ему больше других.

Бросаю на нее косой взгляд.

— А что это ты так суетишься?

— То! — восклицает Дебора, наклоняя вперед голову. — Не хочу, чтобы лучшие годы моя любимая сестренка провела в одиночестве.

Взмахиваю рукой.

— Я не чувствую себя одинокой. Потому что вокруг меня постоянно есть люди. Бывает, даже хочется побыть одной, но не получается.

Дебора прищелкивает языком.

— Я не просто о людях говорю. Тебе нужен толковый мужчина. Если будешь сидеть сложа руки, никогда не найдешь своего единственного.

— Я же сказала: мы встречаемся с этим Джерардом в воскресенье! — говорю я. — Но, скорее всего, его интересую не я сама, а нарциссы. Или Центральный парк.

Дебора хмыкает.

— Да, конечно! Чего еще выдумаешь? Нарциссы всего лишь предлог, неужели не понимаешь?

— Может, мы вообще не найдем друг с другом общий язык, — предполагаю я.

— Если не найдете, тогда махнете на эту затею рукой, и все. Зачем усложнять настолько простые вещи?

Улыбаюсь.

— По-моему, это ты все усложняешь, дорогая моя. Я-то как раз не заостряю на этом Джерарде особого внимания. Сначала надо хотя бы взглянуть на него.

Дебора шутливо грозит мне пальцем.

— Как только свидание закончится, сразу позвони мне. Ужасно интересно, что из этого выйдет.

— Позвоню, — смеясь обещаю я.


Как ни глупо, я шагаю по Юнион-сквер в ужасном волнении. В ушах вновь и вновь звучит то голос Джерарда, то восторженное щебетание Сильвии, то наставления Деборы. Верить в то, что этот парень окажется моим единственным, страшновато и вместе с тем нелепо. Останавливаюсь посреди дорожки и осматриваюсь по сторонам. До меня только теперь доходит, что мы не сказали друг другу, во что будем одеты, да и не определили точного места встречи.

Блондинов вокруг несколько. Один везет перед собой коляску с похожей на куклу большеглазой девочкой, явно дочерью. Второй проезжает мимо на скейтборде, третий… О господи! Когда взгляд останавливается на третьем, у меня по спине бежит морозец. Ему лет под шестьдесят, у него длинные, грязные и спутанные волосы, а одежда — не понять какого цвета. Отвратительный старый хиппи. У Джерарда же, по словам Сильвии, аккуратная стрижка. Я облегченно вздыхаю. Нет, так дело не пойдет.

Достаю телефон, и он звонит у меня в руке. На экране высвечивается номер Джерарда.

— Алло? — произношу я в трубку, стараясь не выдавать голосом своей неуемной тревоги.

— Эви? Ты где? — спрашивает он.

Слышу из трубки и где-то у себя за спиной один и тот же детский смех и резко поворачиваюсь. Футах в двадцати от меня стоит, держа у уха сотовый, блондин с короткими волосами. На нем джинсы и бордовая рубашка. Мимо него проходит мамаша с хохочущими розовощекими девочкой и мальчиком.

— Я здесь, — говорю я улыбаясь. — Перед тобой.

Наши взгляды встречаются. Даже с такого расстояния я тотчас отмечаю, что у этого парня необыкновенные глаза. Их цвета не определить, но они явно веселые и излучают море оптимизма. Сразу возникает ощущение, что этот человек умеет радоваться жизни и любит пошутить.

Джерард секунду-другую стоит на месте, потом легкими твердыми шагами приближается ко мне, и его лицо расплывается в улыбке. Он протягивает мне руку. Я пожимаю ее, с любопытством рассматривая его удивительное лицо.

— Эви, — произношу я немного растерянно.

— Джерард, — смеясь отвечает он. — Признаюсь сразу: это мое первое в жизни свидание вслепую. Так что я новичок и прошу быть ко мне снисходительной.

Улыбаюсь, ловя себя на том, что мне нравится и его манера говорить, и блеск смеющихся глаз, и даже то, что верхние передние зубы у него немного длиннее остальных, даже небольшая щель между ними. Честное слово, это придает особое очарование его необыкновенно открытому продолговатому лицу, всему его облику.

— Я тоже новичок, — говорю я. — Более того, до недавних пор совершенно не верила в свидания вслепую, смеялась над ними. Думала, что сама никогда ни на что подобное не соглашусь.

— До недавних пор? — Джерард вопросительно приподнимает бровь.

Мне делается до того неловко, что я краснею и, дабы не отпугнуть его, смеюсь. Нет, так нельзя, говорю себе мысленно. Не стоит с ходу показывать ему, что он превзошел все мои ожидания.

— Да, до недавних пор. Буквально позавчера моя сестра Дебора поведала мне счастливую любовную историю одного своего приятеля, который познакомился с нынешней женой именно на свидании вслепую. Поэтому я и призадумалась: не ошибаюсь ли?

Джерард улыбаясь кивает.

— А я всегда в это верил, однако никто не стремился ни с кем меня знакомить. — Он потешно кривит губы, изображая досаду и разочарование.

Мне не удержаться от смеха.

— Но вот наконец и мне повстречалась добрая душа, — сияя продолжает Джерард. — Сильвия Энис. Поэтому я здесь. — Он внимательнее рассматривает мое лицо и добавляет: — Чему безмерно рад.

Меня так и подмывает сказать, что я тоже очень рада и что даже благодарна Сильвии, но я лишь с улыбкой киваю.

Когда мы располагаемся в кафе и начинаем беседу, у меня усиливается чувство, что я пришла сюда с давним добрым другом. Ланч, несмотря на то, что с утра я настроилась уделить Джерарду не более двадцати-тридцати минут, затягивается почти на два часа.

Он журналист, пишет статьи о Нью-Йорке, который прекрасно знает и горячо любит. Слушать его отнюдь не скучно, как бывает, когда обожающие свою работу люди пускаются посвящать тебя в многочисленные подробности своего ремесла. Наверное, все дело в том, что у Джерарда легко получается объясняться понятным, совершенно не книжным и не сугубо профессиональным языком.

— А мне можно посадить хоть несколько нарциссов? — неожиданно спрашивает он, когда мы уже допиваем кофе, собираясь уходить.

— Гм… — Растерянно моргаю, задумываясь о том, что ему нужно на самом деле. Принять участие в облагораживании Нью-Йорка или же еще раз увидеться со мной. Признаться, я бы от второй встречи не отказалась. — Думаю, да…

— Завтра? — спрашивает Джерард, прищуривая глаз.

Пожимаю плечами.

— Я могу дать тебе один телефонный номер, позвони по нему и спроси…

— Я хотел бы заняться этим вместе с тобой, — уточняет Джерард.

«Заняться этим вместе с тобой», — мысленно повторяю я, стыдливо краснея.

Джерард на миг задумывается и добродушно смеется.

— Я имею в виду, заняться нарциссами, — уточняет он. — Ты могла бы поучить меня, как их сажать. Разумеется, если захочешь.

— Захочу, — неожиданно для самой себя говорю я. — Это совсем несложно.

Джерард снова прищуривается. Я, как только мы расположились друг против друга за столиком, рассмотрела цвет его необыкновенных глаз. Они зеленые, как речные водоросли. И, кажется, всегда смеются. Не злобно, не с ехидцей, а весело и по-доброму.

— Скорее бы завтра, — глядя на меня так, будто он о чем-то умалчивает, бормочет Джерард.


Загрузка...