За ужином болтаем на посторонние темы и много смеемся. Я чувствую себя так, будто Питер в моей жизни не значил ничего особенного, а мама и папа давно зажили по-человечески. Время от времени меня тревожит единственная мысль: что последует дальше? Причин встречаться у нас с Джерардом как будто больше нет. Адрес центра у меня в кармане, а посадка нарциссов сегодня закончилась.
Представляю себе, что больше не увижу его улыбающихся глаз, и кажется, что без них я сама разучусь улыбаться. Нет, я не задыхаюсь от вспыхнувшей страсти и чувствую себя до странности спокойно и непринужденно. Та стыдливость, которая охватила меня после первого свидания, бесследно исчезла. Наверное, это совсем не любовь. Даже не влюбленность. Подобные отношения, очевидно, не выливаются в брак и не ложатся в основу романтических фильмов. Сценаристам-романтикам подавай бурю и надлом, пылкие объяснения и клятвы. А женитьба нужна тем, кому важно прикрепить к себе избранника законом.
Мне же с Джерардом просто хорошо. Необыкновенно хорошо и безмятежно. Нарушать этот покой и уют накалом чувств, ей-богу, совершенно не хочется.
— Эви? — с улыбкой зовет меня он.
Вздрагиваю. Как неудобно получилось. Я так увлеклась своими мыслями, что не слышала его последних слов. Напрягаю память. Он рассказывал про видеоролик на их сайте о девушке с самыми длинными в мире ногами. Потом про то, как в прошлом месяце готовил материал для нью-йоркских туристов с ограниченными финансовыми возможностями — составлял для них список недорогих гостиниц и развлечений по вполне приемлемым ценам. Потом… гм… по-видимому, тут я и сосредоточилась на своих мыслях.
— Прости, — говорю я, виновато улыбаясь. — Я немного… отвлеклась.
— На что? — совершенно беззлобно спрашивает Джерард. — Или это секрет?
Энергично качаю головой.
— Нет, ну что ты… какие тут могут быть секреты? Я… э-э… — хихикаю, чувствуя, что к щекам приливает краска стыда, — сложно объяснить. Задумалась обо всем… В общем, о родителях, о сегодняшнем дне… — Взмахиваю рукой. — Но тебя я прекрасно слышала, — заявляю я, как могу уверенно, при этом густо краснея. Проклятье! Кто меня тянет за язык?!
Джерард шире улыбается.
— И о чем же я у тебя спросил?
— Спросил? — Я теряюсь. Вот почему лучше не врать даже в мелочах. Солжешь единожды — и будет не выпутаться. — Гм…
Джерард смеется.
— Всего лишь о том увидимся ли мы еще. С тобой легко и приятно. Я подумал: почему бы нам снова не поужинать вдвоем, например завтра?
— Завтра? — переспрашиваю я. В моих ушах раздается раз четвертый «легко и приятно». — Мм… я еще не знаю, какие у меня на завтра планы. — Нет, честное слово! Судьба дает мне то, чего я хочу, а я, еще не успев об этом задуматься, отказываюсь от подарка. Почему мы так странно устроены? — Но мы можем созвониться, — спешу я исправить оплошность. — Утром или ближе к ланчу. Что скажешь?
— Скажу, что буду ждать твоего звонка, не выпуская из рук телефон. Пожалуй, даже лягу с ним спать. Вдруг он зазвонит раньше, чем я проснусь?
Смеюсь.
— Хватит сыпать шуточками!
— Это не шуточки, — произносит Джерард, не то грустнея, не то серьезнея.
Встречаемся с Деборой на следующий день во время ланча. Я торопливо и взволнованно пересказываю ей вчерашний разговор с Джерардом. Точнее, ту его часть, которая касалась наших родителей.
Дебора одобрительно кивает.
— С ними поговори ты. У тебя лучше получится. Теперь дело за малым: чтобы они оба согласились и не пожалели денег.
— Отец не скупердяй, но если втемяшит себе в голову, что там дурачат народ с единственной целью — вытянуть из них круглую сумму, тогда тут же отмахнется от этой идеи. И пиши пропало.
— Поэтому я и говорю: разговаривай с ними сама. Опишешь все так же, как описала мне. И не забудь упомянуть, что проконсультировалась у известного и уважаемого журналиста из «Нью-Йорк пост». Тогда папочка сразу помчится гладить костюм.
Криво улыбаюсь.
— Кто тебе сказал, что Джерард известный и уважаемый? И что работает в «Нью-Йорк пост»?
Дебора пожимает плечами.
— Для какой нью-йоркской газеты он пишет, не имеет большого значения. А в том, что у него талант и что рано или поздно к нему придет слава, я не сомневаюсь. С середнячком и неудачником ты не стала бы связываться.
Смотрю на нее с легким прищуром.
— По-твоему, я настолько тщеславна? И вынашиваю в отношении Джерарда далеко идущие планы?
Дебора откусывает кусочек булочки, неторопливо прожевывает его и с уверенностью отвечает:
— Не тщеславна, но тебе было бы неинтересно поддерживать отношения с каким-нибудь недотепой. А насчет планов — да, в этом я даже не сомневаюсь. Интересно было бы на него посмотреть. Судя по всему, он…
Жестом прошу ее помолчать.
— Послушай, это совсем не то, что ты думаешь.
Дебора приподнимает бровь.
— Что-то я не пойму? Вы же вроде бы друг другу понравились?
Киваю.
— Да, как будто понравились.
— Как будто? — наклоняя вперед голову, переспрашивает Дебора. — Ты что, не уверена в этом?
— Гм… уверена. То есть за себя я сказать могу, но мнение Джерарда…
Сестра поднимает глаза к потолку.
— Опять двадцать пять! Что за страсть все усложнять! Скажи одно: пришелся ли он по вкусу тебе и как держится с тобой? Выражает ли как-нибудь свою заинтересованность? Внимателен ли? Желает ли продолжить знакомство?
— Да, да и да, — почему-то начиная нервничать, отвечаю я. — Но…
Дебора не дает мне договорить.
— Ну так чего тебе еще? — Она усмехается с непонятным мне торжеством. — Радуйся. Скажи спасибо Сильвии. Она, что ни говори, мастерица подобрать кому-нибудь пару!
— Да подожди же ты! — нетерпеливо восклицаю я. — Дослушай до конца, а потом делай выводы!
Дебора изумленно смотрит на меня, поводит плечом, засовывает в рот остатки булочки и откидывается на спинку стула.
— Я вся внимание, — жуя, с трудом произносит она.
Я прощаю ей эту грубость. Мне сейчас не до лекций о поведении за столом, потому что не терпится поделиться с ней своими мыслями.
— Понимаешь, когда я с Джерардом, чувствую себя как-то по-особому. На обычные свидания наши встречи не похожи, несмотря на то что я то и дело задумываюсь, как выгляжу, а он делает полушутливые намеки.
Лицо Деборы вытягивается от изумления.
— На что же похожи ваши встречи?
— Гм… — На какое-то время задумываюсь.
Дебора доедает ланч, не сводя с меня глаз.
— Видишь ли, вчера мне то и дело казалось, что я с приятелем-однокурсником. Очень милым, разговорчивым и симпатичным товарищем по какому-то общему делу. Сегодня мне его… не хватает, я скучаю по нему, хоть и знакомы мы без году неделя… — Я умолкаю и смотрю на свои три малюсенькие булочки, к которым даже не притронулась. — Но огня в сердце нет. Самое удивительное, что меня это как будто вполне устраивает.
— Ты уверена? — спрашивает Дебора.
— По-моему, да. Я с удовольствием поддерживала бы с ним отношения, делилась бы новостями, даже путешествовала бы. К такому парню можно обращаться за советом или за поддержкой, при необходимости, думаю, он даже без лишних вопросов и оговорок одолжит денег. Словом, я попробую сделать так, чтобы наши отношения не выходили за пределы чисто дружеских, — с подъемом договариваю я, свято веря в эти минуты, что мысли мои верные. — Больше мне ничего и не нужно.
Дебора смотрит на меня так, будто я свалилась с луны, и осуждающе качает головой.
— Эви, дорогая моя, чистой дружбы между мужчиной и женщиной быть не может. Говорят, если у тебя есть верный друг противоположного пола и традиционной ориентации, это либо бывший, либо будущий любовник.
Уверенность, с которой она произносит эти слова, обескураживает.
— Да, но… — пытаюсь возразить я, однако мысли разбегаются в разные стороны. — Почему же тогда…
Дебора выпрямляет спину, смотрит на часы, потом на меня, говоря всем своим видом, что продолжать эту глупую беседу нет смысла и что ей пора возвращаться в офис.
— Почему же тогда, хоть мне и очень приятны наши с Джерардом встречи, я ни разу не представляла его себе в качестве… своего сексуального партнера? — нахожусь я. — Почему не пыталась нарисовать его в воображении, скажем, без рубашки или вообще… гм… голым? Не задавалась вопросом, какие на вкус его поцелуи? А?
— Потому что любовь бывает разной. Неужели ты никогда об этом не слышала? — умничая, как нередко случалось в детстве, заявляет моя старшая сестра. — На одних она сразу обрушивается бурлящей страстью, что, поверь, ненадежно и гораздо более опасно. Когда ты ослеплен любовью, жить вместе с предметом обожания, как у мамы с папой, без помощи психиатров мало у кого получается. — Она мрачно усмехается. И продолжает совсем иным голосом: — А есть другая любовь. Например, как у нас с Кентом. Начались наши отношения ровно, без нервных потрясений и дрожания рук. Развивались шажок за шажком, базируясь на общности интересов и на том, что нам просто-напросто было спокойно и просто вдвоем. А теперь мы привязаны друг к другу крепко-накрепко и совершенно не нуждаемся в вечных напоминаниях о чувствах и глупых доказательствах того, что они не остыли. — Она подмигивает мне и берет со спинки стула большую кожаную сумку. — Так что, повторяю, радуйся. И поблагодари Сильвию.
Медленно качаю головой, почему-то и правда ликуя, но пытаясь это скрыть.
— Но ведь мы только-только познакомились и еще ничего не известно…
— Однако уже теперь, когда ты заговариваешь о своем Джерарде, у тебя на щеках играет здоровый румянец, — объявляет Дебора, вставая из-за стола. — Кстати, он очень тебя красит.
— Серьезно? — Я чувствую себя так, будто долго и мучительно искала где-то запропастившуюся очень нужную в быту вещь, наконец нашла ее и успокаиваюсь.
— Серьезнее не бывает! — говорит Дебора, уже делая шаг в сторону выхода.
Когда она уходит, я еще сижу перед своим ланчем. Съела я только яичницу, а об остальном будто забыла. Мой перерыв на ланч вдвое больше, чем у Деборы, потому что я начинаю работать на час раньше. У меня в сумке звонит телефон.
Достаю его, точно угадывая, кто звонит. Джерард. Делается радостно и несколько тревожно. Что случилось?
— Алло?
— Эви, мне ужасно жаль, но наш сегодняшний ужин отменяется, — произносит он запыхавшимся голосом.
— Что? — спрашиваю я, не веря своим ушам.
Я, как и пообещала, позвонила ему утром, в начале восьмого. Он, правда, еще спал, но ответил быстро, как будто в самом деле всю ночь не выпускал трубку из руки. Я сказала, что вечер у меня свободен и что не прочь провести его с новым товарищем по посадке нарциссов и почитателем Аль Пачино. Джерард, как мне показалось, обрадовался.
— Понимаешь, нам только-только сообщили об одном происшествии в пригороде, — скороговоркой объясняет он. — Двое неизвестных ворвались средь бела дня в универсам и потребовали денег. Охранник выстрелил в воздух и получил пулю в плечо. Пострадали еще несколько человек. Меня и еще одного парня отправляют на место происшествия. Надолго ли затянется это дело — неизвестно.
Вздыхаю. Очень жаль.
— Значит, поужинаем в другой раз, — отвечаю я, стараясь не обнаруживать расстройства. — Удачи!
— Спасибо, — выдыхает Джерард. — Буду скучать по тебе.
Я задумываюсь, сказать ли «я тоже», но тут связь прерывается. С моих губ слетает вздох.
Мы с Деборой твердо решаем, что на первую консультацию мама с отцом должны съездить одни, но не сговариваясь одновременно подъезжаем к центру примерно через полчаса после назначенного родителям времени.
— Вот что значит слеплены из одного теста! — восклицает Дебора, выходя на стоянке из машины. — У нас с тобой даже затеи одинаковые.
— К счастью, не все, — замечаю я, убирая в карман ключи и устремляясь навстречу сестре.
Приближаемся к главному входу и останавливаемся. Дебора легонько толкает меня локтем в бок.
— Как ты думаешь, мама не взмолилась у врача: мол, дайте глоток виски?
Пожимаю плечами.
— Главное, чтобы папа не стал прямо в кабинете звонить своему юристу и орать: на этот раз развод непременно состоится!
Переглядываемся и улыбаемся друг другу невеселыми улыбками.
— Главное, не пропустить их. Интересно, сколько тут входов-выходов?
Заходим внутрь и спрашиваем у администратора, где находится кабинет доктора Шульца.
— Вы на прием? — спрашивает он со сдержанной доброжелательной улыбкой.
— Нет, мы… встречаем людей, которые сейчас на консультации, — объясняет Дебора.
Администратор приветливо кивает.
— Тогда присаживайтесь и подождите их здесь. — Он указывает на диванчик у стены, выкрашенной в спокойный зеленый цвет. Очень подходящий для успокоения взвинченных доведенных до отчаяния супругов. — Кабинет на третьем этаже, но посторонним туда нельзя, — добавляет он.
Киваем и садимся. Из администраторской кабинки негромко звучит убаюкивающий меланхолический джаз. Администратор принимается просматривать какие-то бумаги, но с его лица не сходит выражение доброжелательности.
Я возвращаюсь мыслями к Джерарду, который сегодня позвонил и сказал, что дело оказалось слишком запутанным и ему придется заниматься им еще какое-то время. Потом гадаю, принесет ли этот центр какую-нибудь пользу родителям. И, уставшая от работы и от тревог, под мягкие джазовые звуки чуть ли не начинаю клевать носом.
Тут хлопает входная дверь, и мы с Деборой рывком поворачиваем головы.
— Нет, это ты придумал! Ты и выкладывай денежки! Не то я наплюю на эту идиотскую затею и уеду к маме! — визжит вихрем влетающая в вестибюль кудрявая женщина с капризным ярко накрашенным смазливым личиком. — В этот раз насовсем, так и знай!
— Ладно-ладно, — басит следующий за ней великан с небольшой коротко стриженной головой. — Я заплачу, только закрой рот!
Женщина замечает администратора, хихикает, кокетливым жестом поправляет кудри и бросает быстрый многозначительный взгляд на спутника, говоря всем своим видом: это все из-за него, он просто невыносим.
— Наша фамилия Раш, — говорит она.
— Мы на прием, — добавляет здоровяк.
— Очень хорошо, — так же приветливо отвечает администратор, пробегая пальцами по компьютерной клавиатуре. — К какому специалисту вы записаны?
Миссис Раш приковывает к супругу испепеляющий взгляд. Тот растерянно чешет темя.
— А что… надо было записываться?
— Конечно. — Администратор кивает. — В противном случае образовывались бы очереди. — Он разводит руками, но не добавляет «это же и ежу понятно» и не позволяет себе ни хмыкнуть, ни улыбнуться язвительнее. Ничто в его поведении не может ни обидеть, ни смутить. Даже таких, как эти двое. — Если желаете, я запишу вас сегодня. Не исключено, что уже завтра вас примет один из наших врачей.
— Растяпа! — взвизгивает кучерявая, опаляя супруга яростным взглядом. — Вечно чего-нибудь не предусмотрит или все перепутает! Какого черта потащил меня сюда, если ничего толком не выяснил?!
— Да я… — пытается оправдаться верзила.
Его жена истерично дергается, срывается с места и вылетает вон. Он пожимает плечами, что-то бормочет себе под нос и плетется за нею следом.
Когда за ним закрывается дверь, администратор не удерживается, смотрит на нас и, широко улыбаясь, приподнимает руки. Такие, мол, чудаки некоторые из наших клиентов.
— Получается, случай мамы с отцом еще не самый страшный, — вполголоса произносит Дебора. — По крайней мере, на людях они нормальные муж и жена, бывает любо-дорого взглянуть.
— Угу.
Смотрю туда, где раскрываются дверцы лифта. Из него молча и в глубокой задумчивости выходят наши родители. Меня охватывает странное желание подскочить к ним и, как ребенок, поцеловать маму и повиснуть на папиной шее. Но я подавляю внезапный порыв и внимательнее всматриваюсь в их лица.
Мамино лицо как всегда прекрасно, но глаза печальные и, кажется, красные. Вероятно, она плакала. Отец растерян и как будто в чем-то раскаивается. Я задумываюсь о том, не зря ли мы с Деборой здесь появились. И уже решаю тихонько подать ей знак, чтобы она помалкивала, когда мама поворачивает голову, смотрит прямо на нас и останавливается.
Мы поднимаемся и несколько мгновений стоим рядом с диваном. Родители глядят на нас, а мы на них — не слишком счастливая, но объединенная любовью семья.
— Ну, чего стоите? — нарушает молчание отец, протягивая в нашу сторону руки. — Идите же, поздравьте нас. Мы не без вашей помощи наконец-то начали принимать меры…
Подскакиваем к ним и целуем их в щеки. Наступает новое неловкое молчание. Мне вспоминается совет Джерарда, и на ум приходит неплохая мысль.
— Может, пойдем и все вместе поужинаем? Тут недалеко есть симпатичный ресторанчик. Я там никогда не бывала, но с виду он… очень даже…
— Ресторан этот знаменит на весь Нью-Йорк, — приходит мне на помощь администратор. Удивительно, но у него получается вмешаться в разговор так, что у меня совершенно не возникает чувства, будто он суется не в свои дела или нарушает правила приличия. — Все блюда там готовят исключительно из натуральных продуктов, многие повара по нескольку лет совершенствовали свое мастерство в Италии, а шеф-повар родом из Милана. Для наших клиентов у них скидки, — загадочным голосом добавляет он.
Несколько минут спустя мы уже сидим в чудо-ресторанчике с меню в руках. Приди я сюда в ином расположении духа, непременно выбрала бы из списка блюд что-нибудь экзотическое, даже попросила бы официантов дать мне совет. Но сейчас все мои мысли о консультации, с которой родители вышли в таком замешательстве, и я заказываю первое попавшееся: равиоли с козьим сыром. Остальные, по-моему, тоже не особенно вникают в то, что выбирают.
Как только официант удаляется, мы с Деборой вопросительно смотрим то на маму, то на отца. Они сидят потупившись. Мама покусывает бледную нижнюю губу, у отца на скулах ходят желваки.
Впервые обращаю внимание на то, что на них надето. Мама в строгом сером костюме, который, впрочем, очень выгодно подчеркивает изгибы ее фигуры. Отец в новом галстуке, возможно купленном специально по такому случаю.
— Ну?.. — нерешительно спрашивает Дебора.
— Как вам? — не вполне успешно пытаюсь ей помочь я.
Мама сильнее бледнеет и принимается теребить кисть, украшающую край скатерти. Отец с полминуты пыхтит и складывает перед собой руки домиком.
— Случай наш… гм… весьма нелегкий, — выдавливает он из себя. И добавляет немного свободнее: — Но довольно-таки типичный.
— И, как ни удивительно, не безнадежный, — говорит мама, поднимая на нас глаза.
Мы с Деборой киваем.
— В следующий раз надо будет приехать к врачу по отдельности, — говорит папа.
— Он сразу определил, что без этого не обойтись, — ненатурально хихикая и глядя куда-то в сторону, будто замечая знакомых, произносит мама.
— Ну… и хорошо, — заключаю я, беря их обоих за руки. — А чуть погодя давайте и в самом деле соберемся все вместе у меня? А? Можно пригласить кого-нибудь еще.
— Кента, — тотчас вставляет Дебора.
— Кента — само собой, — говорю я. — Последнее время он, бедняга, слишком часто проводит вечера один.
— Не один, а с друзьями, — поправляет меня Дебора. — Но это и хорошо. Ему идет на пользу.
— Можно позвать и Джерарда, — предлагаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, почти беспечно. Впрочем, затруднений с дыханием или приступов стыдливости, упоминая его имя, я отнюдь не испытываю. Просто светлеет на душе, и я отчетливее сознаю, что хочу скорее его увидеть.
Родители одновременно поворачивают головы и заметно оживляются.
— Кто это? — интересуется отец.
Пожимаю плечами.
— Один мой… гм… новый знакомый. Журналист.
— Не он ли случайно рассказал тебе про этот центр? — спрашивает мама.
— Он, — просто отвечаю я. — Собственно именно поэтому я и хотела бы его пригласить. В знак благодарности.
Мама с отцом переглядываются. Она вздыхает.
— Значит, он все… знает? Про нас?
Черт! Этого я не предусмотрела. Нельзя ведь так — заявить, что Джерарду, который в глаза их не видел, известно обо всех их грехах и слабостях. В таком случае они уж точно выдумают правдоподобные предлоги и не поедут ко мне. Или, что не многим лучше, будут чувствовать себя в присутствии Джерарда не в своей тарелке.
— Нет, ну что ты. Во-первых, я описала ему вашу ситуацию только в общих чертах. Во-вторых, естественно, не стала говорить, что помощь нужна моим родителям. Сказала, это одни наши родственники.
Мама и папа кивают и явно расслабляются.
— И правильно сделала, — бормочет отец. — Ни к чему это, разбалтывать всему свету, что мы немного…
— Со сдвигом, — договаривает за него мама.
— Именно, — подтверждает он.
Хотя бы настроение у них вроде бы одинаковое, отмечаю я. Это уже хорошо.
— В общем, Джерард подошел к этому вопросу очень ответственно, вот я и подумала: будет не лишним как-нибудь выразить ему свою признательность. К тому же он первоклассный собеседник и просто отлично дополнит и украсит нашу компанию. Ну так что, согласны?
Мама и папа переглядываются и кивают. Мама едва заметно сдвигает брови.
— А давно ты знакома с этим своим… Джерардом? — вдруг спрашивает она.
— Нет, недавно, — отвечаю я, глядя на официанта, который несет нам заказ.
— Не с ним ли случайно… — начинает мама.
Я мгновенно догадываюсь, что она беседовала с бабушкой, или с самой Сильвией, или с третьей их сестрой. Или, может, с кем-то из их несчетных отпрысков — своих родных и двоюродных братьев-сестер. И, не дожидаясь, когда она задаст вопрос до конца, быстро качаю головой.
— Нет. — Официант ставит передо мной блюдо с равиоли. Я, дабы подальше увести разговор от Джерарда, вдыхаю их аромат и восклицаю: — А я, оказывается, проголодалась! Как вы думаете, где практиковался тот повар, который лепил эти штуковины? В Риме, в Неаполе или, может быть, в Модене?