Из записной тетради

Тургенев писал Герцену:

«Враг мистицизма и абсолютизма, ты мистически преклоняешься веред русским тулупом и в нем ты видишь великую благодать и новизну, и оригинальность будущих общественных форм, das Absolute... Бог ваш любит до обожания то, что вы ненавидите, и ненавидит то, что вы любите, Бог принимает именно то, что вы за него отвергаете.,.» «Из всех европейских народов именно русский меньше всех других нуждается в свободе. Русский человек, самому себе предоставленный, неминуемо вырастает в старообрядца: вот, куда его гнет и прет, а вы сами лично достаточно обожглись на этом вопросе, чтобы не знать, какая там глушь и темь, и тирания. Что же делать? Я отвечаю, как Скриб: prenez mon ours, -возьмите науку».

Тургенев мало предсказывал и неохотно проповедовал, но почти всегда хорошо, потому что и предсказывал, и проповедовал он самые элементарные вещи, вроде: ученье — свет, а неученье — тьма. Он-то и оказался первым политическим мудрецом среди классических русских писателей. Снисходительная тонкая мудрость Тургенева еще недостаточно оценена.

И в области чистой политики всего приятнее мне были люди тургеневского склада. Сделали, быть может, и они не так много, но зато не так много и обещали. От них не останется ни исторических восклицаний, ни «бронзовых векселей».