Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ СЕВЕРНЫЙ ТИБЕТ

Грандиозная природа Азии, проявляющаяся то в виде бесконечных лесов и тундр Сибири, то безводных пустынь Гоби, то громадных горных хребтов внутри материка и тясячеверстных рек, стекающих отсюда во все стороны — ознаменовала себя тем же духом подавляющей массивности и в обширном нагорье, наполняющем южную половину центральной части этого континента и известном под названием Тибета. Резко ограниченная со всех сторон первостепенными горными хребтами, названная страна представляет собою, в форме неправильной трапеции, грандиозную, нигде более на земном шаре в таких размерах не повторяющуюся, столовидную массу, поднятую над уровнем моря, за исключением лишь немногих окраин, на страшную высоту от 13 до 15 тысяч футов. И на этом гигантском пьедестале громоздятся сверх того обширные горные хребты, правда относительно невысокие внутри страны, но зато на ее окраинах развивающиеся самыми могучими формами диких альпов. Словно стерегут здесь эти великаны труднодоступный мир заоблачных нагорий, неприветливых для человека по своей природе и климату и в большей части еще совершенно неведомых для науки(63)…

Его малоизвестность. Действительно, если исключить Ладак и Балтистан на верхнем Инде, то весь собственно Тибет, к которому, в обширном смысле, по сходству физического характера, следует отнести также северный придаток, ограниченный Алтын-тагом и Нань-шанем, равно как бассейн оз. Куку-нора и страну сифаней (тангутов) к югу от него, представляет собою столь обширную неведомую площадь, равной которой еще не найдется в Азии, да и с трудом отыщется даже на африканском материке. Лишь южные, лежащие в бассейне Брамапутры и более населенные части Тибета, равно как провинция Нгари-корсум на юго-западе этой страны, кое-где урывками исследованы европейскими путешественниками и в недавнее время (с 1865 года) пундитами [273] (обученными съемке браминами), секретно снаряжавшимися англичанами из Индии. Вся же северная площадь Тибетского нагорья, приблизительно между 30–36°, а с прибавком к Алтын-тагу — 39° северной широты и от 52 до 72° восточной долготы от Пулкова, представляет собою полнейшую terra ihcognita, в деталях топографии менее известную, чем видимая поверхность спутника нашей планеты [274].

Только поперек восточной части намеченного пространства, путем буддийских богомольцев, следующих из г. Синина в Лхасу, удалось, начиная с половины XVII века [275], проехать нескольким европейцам. То были: в 1661 году миссионеры Грубер и Д'Орвиль, проследовавшие из Пекина через Лхасу в г. Агру на Ганге; в 1723–1736 годах голландец Самуил-ван-де-Путте, пробравшийся из Индии через Лхасу в Пекин и обратно; в 1845 году — миссионеры Гюк и Габе, следовавшие из Северного Китая в столицу далай-ламы и проехавшие отсюда через Восточный Тибет и Южный Китай в Кантон. К сожалению, ни один из этих путешественников не оставил подробного географического описания своего пути по Северному Тибету. Несравненно важнее в данном отношении заслуга пундита Наин Синга, который в 1873 году совершил замечательнейшее путешествие из Ладака мимо оз. Тенгри-нор в Лхасу, сделал съемку своего пути, измерил абсолютную высоту 497 точек и определил широту 276 пунктов. Другой пундит [276] в 1871 и 1872 годах пробрался из восточного Непала к оз. Тенгри-нор, обошел его с северной стороны и через Лхасу возвратился в Индию. В промежутке между странствованиями этих двух пундитов удалось и мне, в конце 1872 и начале 1873 года, при первом путешествии в Центральной Азии, пройти из Цайдама по Северному Тибету тем же путем буддийских богомольцев около 300 верст, до впадения р. Напчитай-улан-мурень в р. Мур-усу, составляющую верхнее течение знаменитого Ян-цзы-цзяна. При вторичном посещении Центральной Азии в 1876 и 1877 годах я только коснулся северно-тибетской окраины, именно хребта Алтын-таг близ Лоб-нора. Наконец в 1879 и 1880 годах мне удалось прорезать Тибетское нагорье от оазиса Са-чжеу по северному и восточному Цайдаму, а отсюда через верховья Голубой реки за хребет Тан-ла; кроме того, исследовать часть местности на верхнем течении Желтой реки к югу от оз. Куку-нор.

Вот перечень тех немногих и отрывочных изысканий, которые были произведены в Северном Тибете [277]. Легко видеть, что громадная площадь этой страны остается почти совершенно неведомою и настоятельно ждет своих исследователей(66).

Тому причины. Но рядом с столь высокою и заманчивою задачей много, даже очень много, различных невзгод поджидают здесь европейского путешественника. Против него встанут и люди, и природа. Огромная абсолютная высота и, вследствие того, разреженный воздух, в котором мускулы человека и вьючных животных отказываются служить как следует; крайности климата, то слишком сухого, то (летом) слишком влажного; холода и бури, отсутствие топлива, скудный подножный корм, наконец гигантские ущелья и горы в восточной части страны — вот те препоны, бороться с которыми придется на каждом шагу. С другой стороны, в местах обитаемых туземное население подозрительно, или даже враждебно, будет смотреть на неведомого пришельца и, несомненно, постарается если не уничтожить его открытой силою, то всякими способами затруднить дальнейший путь. Совокупность всех этих причин и сделала Тибет столь неведомым до наших дней. Но, по всему вероятию, подобный мрак продолжится лишь немного, и та могучая сила, которая называется энергией духа, сломит все преграды и проведет европейских путешественников вдоль и поперек по загадочной стране буддизма…

Различные части Тибета. Если исключить северный придаток Тибетского нагорья, исследованный лишь по пути, нами здесь пройденному в 1879 году, и, обратившись собственно к Северному Тибету, свести в одно целое скудные географические сведения, имеющиеся об этой стране, то можно, хотя в самых крупных чертах, набросать ее общий характер, тем более, что местность здесь, как и во всей Азии, отличается отсутствием мелкой мозаики, но построена по широко-размашистому плану.

Границами обширной площади, нами рассматриваемой, служат на севере Куэн-люнь, а на юге северная Гималайская цепь; с запада же на восток эта площадь простирается от Каракорума и его юго-восточных продолжений до пределов Сы-чуани и Гань-су. Восточная, меньшая на величине, половина отмеченного пространства по своему характеру резко отличается от половины западной. Приблизительная граница такого деления может быть обозначена диагонально[278] от озера Тенгри-нор к истокам Желтой реки. К западу от этой линии залегает сплошною массою столовидное плато, на своей поверхности почти вовсе лишенное резких рельефов и не имеющее, кроме небольшой восточной части, вод, стекающих к морю. К востоку же от проведенной черты все воды текут к океану, местность понемногу теряет свой столовидный характер и исподволь превращается в грандиозную альпийскую страну, в которой перемешиваются системы центрального Куэн-люня, китайских и индо-китайских хребтов[279]. Здесь лежит страна тангутов, или си-фаней, и восточнотибетская провинция Кам — обе весьма мало известные и, по всему вероятию, чрезвычайно богатые разнообразием как флоры, так и фауны.

В общем весь Тибет, по различию своего топографического характера, равно как и органической природы, может быть разделен на три резко между собою различающиеся части: южную, — к которой относятся высокие долины верховьев Инда, верхнего Сетледжа и Брамапутры, северную — представляющую сплошное столовидное плато, и восточную — заключающую в себе альпийскую страну переходных уступов, далеко вдающуюся внутрь собственно Китая(67). Дальнейшее наше изложение всецело будет относиться к Северно-тибетскому плато.

Окрайние горы северной половины этой страны. Начнем с пограничных его окраин, каковыми, как уже было сказано выше, служат на севере — Куэн-люнь, а на юге — северная Гималайская цепь, составляющая раздел притоков верхней Брамапутры от вод, текущих на внутреннее плато(68). О существовании этой цепи узнали лишь недавно через пундита Наин Синга, который сообщил, что в центральной части, называемой Гандизри, пик Таргот-яп поднимается, быть может, до 25 000 футов абсолютной высоты. До такой же цифры достигают, по уверению другого пундита (D), и вершины в восточной части северной Гималайской цепи, лежащей невдалеке к югу от оз. Тенгри-нор. Подробных сведений об южных окраинах гор не имеется.

В таком же мало известном состоянии находятся и горы западной окраины Северно-тибетского плато, служащие продолжением, или, вернее, связью Каракорума с северными Гималаями и разделом внутренних вод от истоков Сетледжа и Инда. Отрывочные сведения об этих горах получены также от пундитов, дознавших, между прочим, что вершина Алин-тангри поднимается на 23 000 футов абсолютной высоты.

Куэн-люнь. Наконец северные окрайные горы, т. е. Куэн-люнь, исследованы только в самой западной своей части до меридиана города Керии, а затем на 12° восточной долготы остаются совершенно неведомыми. К ним, немного западнее Керии, примыкает система Алтын-тага, протянувшегося высокою стеною мимо города Черчена к Лоб-нору; тогда как собственно Куэн-люнь, по всем данным, сохраняет свое прежнее восточное направление и является оградою высокого плато Северного Тибета к стороне цайдамской котловины. Здесь нам удалось проследить и частью исследовать описываемый хребет на протяжении 400 верст, между верховьями рек Баян-гол и Найджин-гол. На этом пространстве Куэн-люнь имеет прежнее западно-восточное направление и состоит из двух, местами же из трех, параллельных цепей, которые занимают в ширину от 60 до 90 верст, иногда переходят за снеговую линию и в различных своих частях несут различные назвения. Так, горы передней цепи, от истока Баян-гола из оз. Тосо-нор, до прорыва р. Номохун-гол, называются Бурхан-Будда; западнее их до р. Уяыгын-гол стоит хребет Го-шили; далее до Найджин-гола — хребет Толай; еще западнее тянется хребет Торай, которого дальнейшие продолжения к р. Уту-мурени называются Юсун-обо и Цаган-нир [280].

Параллельно этой передовой цепи рассматриваемой части Куэн-люня стоит непосредственно прилегающая к высокому плато вторая ограда, которую на востоке составляют хребты Урундуши и Шуга, а далее к западу — Гурбу-гундзуга и Гурбу-Найджи. Последний примыкает к третьей параллельной цепи, названной мною, в честь великого азиатского путешественника, хребтом Марко Поло. Этот хребет троит описываемую горную ограду лишь своей восточной частью; затем, соединившись с горами Гурбу-найджи, уходит на запад параллельно передовой цепи, т. е. горам Юсун-обо и Цаган-нир. По всему вероятию, подобная двойственность, а местами и тройственность, невдалеке друг от друга лежащих параллельных цепей, характеризуют и всю западную неизвестную часть Куэн-люня, вплоть до того узла, к которому примыкает Тугуз-дабан, составляющий юго-западное продолжение Алтын-тага. Этот последний, с своими параллельными хребтами — Безымянным.(69) и Чамен-тагом, равно как со всем Нань-шанем и хребтом Южно-Кукунорским, окаймляют и прорезывают передовой уступ Тибетского нагорья к стороне великой Гоби. Тогда как собственно Куэн-люнь, как сказано выше, служит на громадном протяжении северною оградою высокого Тибетского плато, затем перерезывает верховья Желтой реки и уходит далеко внутрь собственно Китая. Но представляют ли северные горы отдельную самостоятельную систему, или, как полагает барон Рихтгофен [281], принадлежат к расширенному центральному Кузн-люню — вопрос этот могут решить лишь подробные геологические исследования, еще вовсе не коснувшиеся описываемых местностей, да и всей Центральной Азии вообще(70).

Внутренние плато. Внутри своих горных окраин — северной, западной и южной, а с востока — черты, проведенной от оз. Тенгри-нор на истоки Хуан-хэ, следовательно от 1 000 до 1 500 верст с востока на запад и более 500 верст с севера на юг, Северно-Тибетское плато представляет однообразную столовидную массу, поднятую над уровнем моря от 14 до 15 тысяч футов. Об этом теперь можно утверждать с большим вероятием, после измерений абсолютных высот пундитом Наин Сингом от оз. Пангонг до оз. Тенгри-нор, промеров другого пундита от того же оз. Пангонг в город Керию и, наконец, после моих барометрических определений в восточной части Северно-Тибетского плато.

По пути Наин Синга абсолютная выста местности держалась средним числом между 79 и 85° восточной долготы от Гринвича от 14 до 15 тысяч футов [282], а между 85 и 91° той же долготы от 15 до 16 тысяч футов. По нашему следованию от хребта Марко Поло до ключа Ниер-чунгу, за хребтом Тан-ла, равно как и по прежнему (1872–1873 годы) пути от р. Шуга к р. Мур-усу, барометрические и гипсометрические определения нигде не показывали высоту над уровнем моря менее 14 000 футов, за исключением лишь глубже врезанной долины Мур-усу при впадении в нее р. Напчитай-улан-мурени [283]. Средним числом, по нашим путям на Северно-Тибетском плато, абсолютная высота долин держалась около 14 500 футов, хотя иногда достигала 15 000 футов и даже превосходила эту цифру [284]. Перевалы же обыкновенно не превышали тысячи футов над долинами, расположенными у подошвы гор, и даже перевал через Тан-ла, самый высокий по нашему пути (16 700 футов), поднимался лишь на 2 100 футов над долинами рек Мур-усу и Сан-чю. Наконец в самой западной части Северно-Тибетского плато измерения пундита от оз. Пангонг к г. Керии показали, что и здесь абсолютная высота местности колеблется между 15 700 и 17 000 футов; местами даже превосходит эту последнюю цифру.

Таким образом, все имеющиеся до сих пор измерения по окраине Северно-Тибетского плато единогласно свидетельствуют о громадном и притом почти одинаковом поднятии над уровнем моря всей этой обширной страны. Но поверхность ее не представляет собою непрерывной равнины, хотя бы и волнистой, как, например, во многих местах Гоби. В Северном Тибете, наоборот, равнины являются только более или менее обширными долинами между горными хребтами, разбросанными по всему нагорью.

Хребты на нем. По пройденным нами путям, на водоразделе истоков Желтой реки и верхнего течения Голубой (Мур-усу), стоит хребет Баян-хара-ула, которого восточные продолжения, известные под названием гор Дакцы и Солома, протянулись верст на 400 к востоку от низовья р. Напчитай-улан-мурени. К западу же от этой реки вышеупомянутый хребет разделяется на две части, из которых северная, называемая Куку-шили, тянется на запад, по расспросным сведениям верст на 600, а южная, именуемая хребтом Думбуре, уходит параллельно северным горам, также на запад верст на 450 от места своего отделения близ р. Хапчик-улан-мурени. От этой последней ветви вскоре отходит новый невысокий горный кряж, известный под названием Цаган-обо, или, по-тангутски, Лапцы-гари. Он стоит на левом берегу Мур-усу и протягивается недалеко; но на его продолжении после небольшого перерыва появляются новые невысокие горы Кангин, которые, по собранным сведениям, тянутся к верховьям р. Токтонай-улан-мурени. А между тем, на правом берегу той же Мур-усу появляются новые, все так же с востока на запад протянувшиеся хребты, каковы Дачин-дачюм и другой ему параллельный, достигающий в вершине Джома пределов вечного снега. Притом, вся местность начинает еще более повышаться и достигает, наконец, быть может, наибольшего во всем Северном Тибете вздутия, венчаемого громадным вечноснеговым хребтом Тан-ла. Название это может быть приурочено и ко всему описываемому подъему, склоны которого, как северный, так и южный, весьма длинны и пологи. Наконец еще далее к югу, за речкою Сан-чю, снова начинается повышение местности к тибетской деревне Напчу, за которой невдалеке стоит обширный вечноснеговой хребет Самтын-канеыр, принадлежащий уже, по всему вероятию, крайней восточной части северной Гималайской цепи, открытой пундитом на южной стороне озера Тенгри-нор(71).

Их общий характер. Прочие горные группы, там и сям разбросанные на плоскогорье Северного Тибета [285], имеют второстепенный характер, достигают лишь средней высоты и иногда представляют собою только холмы без определенного гребня. Но общий характер здешних, как главных, так и второстепенных хребтов одинаков и состоит: 1) в том, что все эти хребты имеют одной тоже направление с востока на запад, следовательно, тянутся параллельно друг другу; 2) даже главные хребты, при своей огромной абсолютной высоте, представляют сравнительно небольшую высоту относительную; 3) в самых больших хребтах высокие, обыкновенно вечноснеговые, вершины расположены лишь отдельными группами, но не имеют сплошного протяжения на большое пространство; 4) формы гор, за исключением вечноснеговых, мягкие, не дикие, с пологими боковыми скатами и куполообразными вершинами; поэтому 5) все хребты, как главные, так и второстепенные, удободоступны и перевалы через них весьма пологи; 6) скал вообще мало, их заменяют россыпи, как продукт разложения горных пород, среди которых преобладают глинистые сланцы, известняки и песчаники.

Что же касается до вечных снегов, то они встречены были нами всего более в хребтах Тан-ла и Марко Поло; затем в меньшем количестве вечно-снеговые вершины найдены в горах Шуга, Думбуре, Дорзы, Самтын-кансыр и в хребтах на верховьях Хуан-хэ. Крайний предел здешних ледников, подобно тому как и в западном Нань-шане, вероятно, близко совпадает с среднею высотою снеговой линии [286]. Точно измерить эту высоту нам не удалось по причине позднего времени года и при спешности нашего движения по Тибету. Но, судя по положению вечного снега близ перевалов через хребты Тан-ла, Думбуре и Марко Поло, можно обозначить средний предел снеговой линии в горах Северно-Тибетского плато от 16 500 до 17 000 футов. На южном склоне Тан-ла и далее к югу снеговая линия, вероятно, поднимается несколько выше[287], а на северной стороне гор Джа-хар, лежащих на правом берегу верхней Хуан-хэ, опускается до 15 500 футов.

Равнины. В свободных между гор пространствах на Северно-Тибетском плато, раскидываются равнины, более или менее обширные. Они то обозначают собой долины рек, то представляют замкнутые котловины, то, наконец, раскидываются волнистою гладью между параллельными горными хребтами.

Почва всех этих равнин глинистая или, реже, глинисто-песчаная, местами галечная, вообще весьма скудная растительностью; больших лёссовых залежей мы не встречали. Сыпучий песок попадается довольно редко; но солончаков много, так что в некоторых, даже значительных, речках (например, в Напчитай-улан-мурени и в Думбуре-голе) вода имеет соленый вкус. Собственно же озера осадочной соли, вероятно, редки и по нашему пути найдены были лишь на левом берегу Мур-усу, близ устья Токтонай-улан-мурени. По высоким горным долинам, равно как и на всех северных склонах больших гор, часто залегают весьма обширные кочковатые болота, составляющие характерную принадлежность Северно-Тибетского плато.

Озера и реки. Северно-Тибетское плато вообще довольно богато орошением, но, как говорено выше, не имеет, за исключением лишь небольшой восточной части, вод, стекающих к океану. Вся выпадающая влага остается на месте и, помимо испарения, образует многочисленные, нередко обширные, озера. Они в изобилии найдены были пундитом Наин Сингом при его следовании из Ладака в Лхасу, но по нашим путям, лежавшим в районе сточных к океану вод, большие озера не встречались [288].

Вода почти во всех тибетских озерах, вследствие их замкнутости и большого испарения, соленая. Озерный район заканчивается на западе обширным озером Пангонг, или Цо-монгалари, а на юго-востоке также большим озером Тенгри-нор. Первое лежит на абсолютной высоте 14000 футов; последнее, почитаемое святым, поднято над уровнем моря на 15 200 футов. Кроме того, Наин Сингом открыты большие озера Дангра-юм-чо, Киаринг-чо и Чаргут-чо. Последнее, нанесенное на маршруте пундита по расспросам, по всему вероятию, тождественно с показанным на моей карте, по расспросным же сведениям, озером Митык-Джансу за хребтом Тан-ла. Без сомнения, во внутренности страны лежат еще и другие, нам неизвестные, озерные водоемы.

Что же касается до текучих вод на Северно-Тибетском плато, то в районе, замкнутом здесь от моря, реки и речки, по всему вероятию, достаточно изобильные, впадают во внутренние озера. В восточной части того же плато лежат истоки китайских рек Хуан-хэ (Желтой) и Янцзы-цзяна (Голубой), а также двух индокитайских — Салуэна и Камбоджи(73).

В районе, нами обследованном, ключи, реки и речки встречались часто; словом, орошение местности было весьма достаточное. С окрайных северных гор реки текут в Цайдам, где они теряются в солончаковых болотах. С южного склона тех же гор, т. е. собственно с хребта Марко Поло, равно как с гор Куку-шили, Думбуре и со всего северного склона Тан-ла, реки впадают в Мур-усу. Наконец, в северо-восточном углу Северно-Тибетского плато лежат, до сих пор никем еще из европейцев не посещенные, истоки Желтой реки, для которых фантазия китайцев некогда отводила место в верховье Тарима.

Климат. Климат Северного Тибета, насколько можно судить по немногим нашим наблюдениям, равно как и по расспросам туземцев, характеризуется: во-первых, низкою температурою во все времена года, несмотря на столь южное положение этой страны; во-вторых, господством сильных бурь, в особенности весной; наконец, в-третьих, крайней сухостью атмосферы осенью, зимою и весною, наоборот, обилием влаги во время лета.

Что касается до первого положения, т. е. вообще низкой температуры описываемой страны, то главная тому причина — высокое поднятие над уровнем моря. Ведь даже долины Северного Тибета, в общем, немного только ниже вершины Монблана, высшей точки европейских Альпов. Горные же хребты на Тибетском плато нередко покрыты вечным снегом, что, конечно, еще более способствует охлаждению атмосферы. Притом описываемая страна лежит внутри обширного материка, вдали от смягчающего климат влияния океана и закрыта с юга громадною Гималайскою цепью. Словом, все физико-географические данные сложились, как нарочно, не в пользу Тибета. Но хотя его климат вообще мало заслуживает похвалы, он все-таки не столь ужасен, как повествуют о том индусы и китайцы, привыкшие к благодатной природе своих стран. Сравнительно с последними, Тибет, конечно, поражает дикостью и суровостью; поэтому-то его и окрестили местом вечного холода и снегов.

По нашим наблюдениям, производившимся в Северном Тибете лишь поздней осенью и зимой [289], в октябре и ноябре здесь довольно тепло, в особенности в тихую и ясную погоду[290]; хотя по ночам морозы достигают в первом из названных месяцев до –23°, а во втором –30° [291]. Если же днем является буря, в особенности начавшаяся утром, а не в полдень, когда почва достаточно нагреется солнцем, тогда и при ясном небе холодно.

Озера и речки замерзают в половине или в конце октября, но более значительные реки сплошь покрываются льдом лишь в начале ноября. В декабре еще холоднее: его средняя температура равнялась в 1872 году –14,5°, а в 1879 году-16,5°; минимум же температуры для декабря в 1872 году был –27,1° в 1879 году –33,5°. Для января наблюдения за полный месяц имеются лишь для 1873 года. Тогда минимум температуры равнялся –30,9°; средняя же температура всего месяца была –14,1°. Для других времен года в Северном Тибете нами добыты лишь расспросные сведения. По ним климат весны и лета относительно тепла характеризуется быстрыми и крутыми скачками температуры. Если днем ясно и тихо, то тепло, даже жарко, солнце жжет; но как только набежит облако, в особенности с дождем, или подует сильный ветер, тотчас же становится холодно. Такие перемены нередко происходят по нескольку раз в течение одного и того же дня. В ясные и тихие ночи небольшие морозы перепадают через все лето, а весною даже бывают и очень значительны. Осень лучшее время года; тогда погода стоит ясная, довольно теплая и сравнительно редко появляются бури.

Последние составляют весьма характерную принадлежность климатических особенностей Тибета, равно как и всех пустынь высокой Внутренней Азии вообще. Как там, так и здесь эти бури преобладают весною и являются почти исключительно с запада горизонта, с той лишь разницей, что в Тибете они начинаются обыкновенно позднее — с полудня или даже после него; стихают же почти всегда к закату солнца.

Сила тибетских бурь громадная: они наполняют воздух тучами пыли и песка; иногда взметают даже мелкую гальку. На поверхность почвы, в особенности горных склонов, описываемые бури производят разрушающее действие и, конечно, в продолжение веков, совокупно с другими атмосферными деятелями (морозами зимой, дождями летом), способны изменить конфигурацию страны.

Наибольшее количество бурь в Северном Тибете бывает весною — с февраля до мая или до июня. Тогда, по словам туземцев, редкий день проходит тихо, и самые бури достигают страшной напряженности. В летние месяцы, равно как и осенью, бури случаются сравнительно реже, но уже зимой начинают прибывать. Так, по нашим наблюдениям в 1879 году, в октябре считалось 10 бурных дней, в ноябре также 10, в декабре –14, а в январе 1873 года –18° [292]. Притом все эти бури являлись с запада, с нередкими, впрочем, уклонениями к северу и югу.

Подобное направление, одинаковое для всех бурь Центральной Азии, указывает на их происхождение от одних и тех же причин, между которыми весьма важную роль играет разница температуры, порождаемая от быстрого нагревания взошедшим солнцем всех вообще выдающихся предметов пустыни, в особенности холмов и гор [293]. Каким образом возникает отсюда ветер, превращающийся затем в бурю, уже объяснено при описании чжунгарских бурь [294]. Появление таких же бурь в Тибете в более поздние часы дня можно объяснить тем, что воздух на высоком плато гораздо разреженнее, следовательно требует большего нагревания для нарушения своего равновесия.

Затем другая причина тибетских, равно как и монгольских бурь заключается в резком контрасте температуры этих высоких и холодных местностей, сравнительно с соседним теплым Китаем. Такая разница, конечно, всего более проявляется зимою и весною, когда именно господствуют бури в пустынях Монголии и на высоком нагорье Тибета. Замечательно, что в последнем даже зимою, при больших холодах, мы иногда наблюдали на равнинах крутящиеся днем вихри, чего ни разу не встречали в более низкой Гоби.

Относительно атмосферных осадков Северный Тибет также представляет крайности: осенью, зимою и весною здесь господствует сильная сухость воздуха; летом же, наоборот, обилие влаги весьма велико.

Что касается до осенней и зимней сухости атмосферы на Северно-Тибетском плато, то мы имеем для этого свои собственные наблюдения. По ним оказывается, что хотя число снежных дней, в особенности зимою, достаточно велико [295], но снег обыкновенно выпадает лишь в самом незначительном количестве и всего чаще на другой же день уничтожается ветром и солнцем. Только на высоких горах, и притом на северных их склонах, зимний снег кое-где уцелевает на более или менее продолжительное время; долины же Северного Тибета и южные склоны гор в продолжение всей зимы свободны от снега. Правда, монголы Цайдама сообщали нам, что, иногда, в редкие зимы, на Тибетском плато выпадает глубокий снег, но это едва ли верно, так как в подобном случае, несомненно, погибли бы те бесчисленные стада диких зверей, которые населяют Северный Тибет и круглый год пасутся на скудном подножном корме. Вероятно, в обильные, по-здешнему, снегом зимы этот снег выпадает по временам лишь более толстым (например 1 /2 — 1 фут) против обыкновенного слоем и сохраняется по долинам на несколько дней — как то мы и сами наблюдали на Тибетском нагорье в начале октября 1879 года.

О сильной же сухости воздуха Северного Тибета осенью и зимою свидетельствовали все высохшие здесь тогда обширные кочковатые болота, летом, несомненно, полные воды. Притом трава, за исключением лишь растущей на вышеупомянутых болотах, зимою большей частью была до того суха, что при давлении рассыпалась пылью, и животные, как, например, яки, нередко принуждены были не щипать, но лизать языком свой скудный корм. Весною, по свидетельству туземцев, та же сухость воздуха совместно с бурями и холодами долго и сильно задерживает развитие растительности. Зато в продолжение трех или даже четырех летних месяцев, по единогласному уверению тех же туземцев, в Северном Тибете падают обильные, почти ежедневные дожди, которые на высоких горах заменяются снегом или градом, нередко с сильной грозой[296]. О большом количестве летних дождей, на Северно-Тибетском плато свидетельствуют также разливы тамошних рек, обозначаемые после спада вод широкими полосами наносной гальки по берегам [297]; затем обилие воды вообще в виде озер, рек, речек, ключей и болот. Наконец, наши наблюдения в продолжение мая-июня и первой трети июля 1880 года на верхней Хуан-хэ и на оз. Куку-нор, показали несомненное господство в этих местах периодических летних дождей, приносимых притом почти исключительно западными или, вернее, западо-юго-западными ветрами из Тибета. Между тем, в соседнем Куку-норе и восточном Нань-шане летние дожди, как показали мои же наблюдения в 1872 года, приносятся юго-восточными ветрами из Китая.

Причину подобного явления, равно как и обильных летних дождей Северного Тибета, можно, мне кажется, объяснить тем, что вся эта страна, со включением Куку-нора, находится в районе юго-западного индийского муссона, который, перейдя Гималаи, проносится еще далеко внутрь материка Азии и, по мере поднятия в высшие широты, принимает все более и более западное направление. На Гималайских горах индийский муссон осаждает громадное количество своей влаги, но все-таки доставляет часть ее и в Тибет. Возможно это потому, что 1) южные склоны Гималаев летом сильно нагреваются даже на больших высотах; 2) сам муссон достаточно тепел, чтобы способствовать повышению температуры верхних воздушных слоев[298]; наконец, 3) описываемый ветер, являющийся в Северном Тибете, вероятно, переходит Гималайские горы в более низкой западной их половине. Все это способствует сохранению хотя небольшой части той влаги, которою муссон насыщен в начале и которую окончательно выжимают из него высокие, местами вечноснеговые, хребты Северно-Тибетского плато.

Крайний восточный предел индийского муссона на Тибетском нагорье лежит, по всему вероятию, на верхней Хуан-хэ и в бассейне Куку-нора. Здесь описываемый муссон встречается с юго-восточным китайским муссоном, который, перейдя через весь Китай, является в восточный Нань-шань уже сильно ослабевшим, но все же еще достаточно влажным. От встречи обоих муссонов, вероятно, и происходят частые летние затишья в горах Гань-су; тогда как на Куку-норе, как мы неоднократно наблюдали, даже и при восточном внизу ветре, дождевые тучи все-таки несутся с запада.

Но ни китайский, ни индийский муссоны не захватывают собою западного Нань-шаня, лобнорского Алтын-тага, да, по всему вероятию, и местностей отсюда на юг вплоть до собственно Куэн-люня. Оттого в намеченном районе, несмотря на его высокое абсолютное поднятие, круглый год господствует сильная сухость атмосферы, обусловливающая как бедность органической природы, так и скудость воды вообще; словом, претворяющая эти страны в совершенную пустыню(74).

Флора. Если обратимся к флоре и фауне Северного Тибета, то опять-таки здесь странное явление: бедный растительный мир и рядом с тем изобилие крупных млекопитающих.

Условия произрастания северотибетской флоры крайне неблагоприятны. Зимние и весенние морозы при бесснежии, частых бурях и сильно сухой атмосфере, ночные холода летом, рядом с жарким по временам солнцем, скудная песчаная или глинистая почва, большей частью солончаковая, наконец, быть может, и разрежение воздуха на подобной высоте — все это обусловливает бедность здешнего растительного мира. Впрочем, альпийская флора северотибетских гор, вероятно, довольно разнообразна, так как для нее и в других странах выпадают не лучшие условия существования. Но мы лично не могли наблюдать эту флору, как и вообще летнюю растительность Северного Тибета, проведя в нем только осень и зиму. Одно можно сказать, что при однообразии топографических, почвенных и климатических условий Северно-Тибетского плато тамошняя растительность должна быть весьма однообразна на всей обширной площади описываемой страны. Деревьев там нет вовсе, а из кустарников нам встречались лишь три уродливых вида: облепиха (Hippophae sp.), курильский чай (Potentilla sp.) и [299] — Reaumuria sp. Из них только облепиха достигает 1 /2 фута высоты; остальные же стелются по земле. Притом облепиха встречается довольно редко; курильский чай растет кой-где на южных склонах гор, а Reaumuria — на песчаных и галечных берегах рек, покрывая здесь своими высохшими (зимою) красноватыми веточками площадки в несколько квадратных футов.

Травянистые растения в Северном Тибете всего лучше развиваются там, где почва глинисто-песчаная или чисто песчаная. На подобных местах наиболее встречавшихся нам по берегам Мур-усу и в некоторых других долинах, являются, благодаря обильному летнему орошению, три-четыре вида злаков, кой-где лук, касатик и астрагалы; словом, здесь наиболее плодородные пространства. Однако таких местностей немного, сравнительно с общим протяжением страны. В большей ее части почва совершенно оголена или только кой-где прикрыта редкими кустиками злака в дюйм высотою.

В горах, изредка и на высоких равнинах, встречались нам зимою иссохшие формы растений, между которыми замечены: Werneria, Saussurea, Anaphalis, Allium, Thylacospermum, а также изредка Przewalskia tangutica — новый род и вид, установленные академиком Максимовичем [300]; кой-где, в укрытых местах, иногда на абсолютной высоте в 15 тысяч футов попадалась крапива (Urtica sp.) и мелкая полынь (Artemisia sp.). В тех же горах, в полосе 14 000-16 000 футов абсолютной высоты, притом почти исключительно на северных склонах, везде преобладает тибетская осока (Kobresia thibetica n. sp.) высотою от 1 /2 –1 фута, твердая, как проволока. Она образует своими корнями обширные кочковатые болота, о которых уже было упомянуто выше. Монголы называют такие болота мото-ширик, т. е. деревянными(75), по необычайной твердости покрывающей их травы, о которую верблюды накалывают в кровь не только свои губы, но даже толстейшие подошвы своих лап.

Что же касается до хлебных растений, то их возделывание совершенно невозможно на Северно-Тибетском плато, следовательно здесь невозможна и оседлая жизнь человека [301].

Фауна. Относительно своей фауны весь Тибет вообще представляет особую зоологическую область, но опять-таки в животном царстве северной части этой страны, подобно тому как и в мире растительном, мало можно встретить разнообразия. За все время нашего двукратного путешествия по Северно-Тибетскому плато мы нашли здесь только 17 видов дико живущих млекопитающих, 5 видов домашних и 51 вид птиц. Что же касается до пресмыкающихся и рыб, то мы почти не могли их наблюдать по причине позднего времени года.

Млекопитающие. Все млекопитающие, как домашние, так и дикие, найденные нами в Северном Тибете, принадлежат только к четырем отрядам, между которыми виды распределяются следующим образом: хищных (carnivora) — 5; грызунов (glires) — 6; однокопытных (solidungulа) — 2; жвачных (ruminantia) — 9(76).

Зато бедность видов вознаграждается чрезвычайным обилием в особенности крупных млекопитающих. Действительно, вряд ли где-либо на на другом месте земного шара — разве в недоступных европейцам землях внутренней Африки и Австралии можно найти такое количество зверей. Встречая по пути, иногда в продолжение целого дня, сотенные стада яков [302], хуланов и множество антилоп, как-то не верится, чтобы то могли быть дикие животные, которые притом обыкновенно доверчиво подпускают к себе человека, еще не зная в нем самого злого врага своего. Невольно переносишься мыслью в далекие первобытные времена, когда подобную картину можно было встретить и в других странах земного шара. А теперь только дикие пустыни Тибета, да немногие иные местности нашей планеты пока еще уберегли неповинных животных от беспощадного уничтожения их человеком… Да, его веяние страшнее и истребительнее всяческих невзгод природы. Ни холода и бури, ни скудный корм, ни разрежённый воздух, ни сравнительное обилие хищников на плоскогорье Северного Тибета — ничто это, конечно, далеко не может сравниться с той роковой гибелью, которую несут для диких созданий прогрессивно возрастающая культура и так называемая цивилизация рода человеческого. Равновесие природы нарушается, искусство заменяет творчество и со временем, как говорит Уэллес[303], быть может, только океан в своих недоступных недрах останется девственным и непокорным человеку.(77).

Помимо отсутствия людей [304], как главной причины обилия крупных млекопитающих в Северном Тибете, для зверей здесь важно богатство воды, чего нигде нет в пустыне Гоби. Скудость же подножного корма вознаграждается обширностью страны, по которой травоядные животные кочуют с одного пастбища на другое. И, по всему вероятию, картина эта не изменяется ни в количестве, ни в качестве для всего Северного Тибета от истоков Желтой реки до Каракорума на западе и северной Гималайской цепи на юге. На этом громадном пространстве обитают не десятки или сотни тысяч, но, вероятно, миллионы крупных млекопитающих[305].

Между ними на первом плане стоит дикий як[306], отличающийся от домашнего многими, хотя и сравнительно мелкими, зоологическими признаками. Но, принимая во внимание всю сумму этих признаков, дикий як, мне кажется, может быть отделен от домашнего в особый вид, который всего удобнее назвать Poephagus mutus, т. е. як немой, так как животное это решительно не издает никакого голоса. Между тем, домашний як своим хрюканьем напоминает свинью, за что и назван знаменитым Палласом — Bos grunniens(78).

Далее среди жвачных животных Северного Тибета следуют красавицы-антилопы двух видов: оронго (Pantholops hodgsoni) и ада (Procarpa picticauda). Первая из них встречается гораздо чаще, нежели последняя, и нередко скучивается в большие стада[307]. Затем здесь водятся два вида горных баранов: аркар, или белогрудый аргали (Ovis hodgsoni), встречающийся довольно редко, и куку-яман (Pseudois nahoor), населяющий в большом количестве хребты, изобильные скалами. Наконец последним представителем жвачных Северного Тибета служит марал (Cervus sp.)[308], который в небольшом числе водится в горах Шуга и за Тан-ла, но на самом плоскогорье на найден.

Из грызунов, в описываемой стране, прежде всего следует назвать пищуху (Lagomys ladacensis?), которая в бесчисленном множестве населяет луговые склоны гор, другая же пищуха (Lagomys sp.) водится в камнях или скалах и встречается лишь изредка. Затем следует сурок, или, как его монголы называют, тарабаган [309] — (Arctomys sp.), норы которого встречались нам на абсолютной высоте в 16 000 футов[310]. Зайцы (Lepus sp.) местами чрезвычайно многочисленны, несмотря на то, что сильно истребляются четвероногими и пернатыми хищниками. Наконец из самых мелких грызунов в Северном Тибете нами найден только один вид полевки (Arvicola sp.) и в окрайних к Цайдаму горах — Myodes sp., вероятно здесь редкий(79).

Среди хищников право первенства принадлежит новому виду медведя, которого следует назвать Ursus lagomyiarius[311], так как зверь этот всего более питается пищухами (Lagomys), выкапывая их из нор. Затем следуют три вида собачьего рода: тибетский волк (Canis chanko)[312], лисица (Canis vulpes), довольно редкая, и корсак, или кярса, опять новый вид, который можно бы назвать именем одного из моих спутников офицеров, впервые добывшего это животное — Canis ekloni [313]. Наконец из отряда однокопытных Северному Тибету свойствен хулан (Asinus kiang), пасущийся большими табунами по горным долинам[314].

Вот и все представители здешних диких млекопитающих. К ним можно прибавить только 5 видов домашних животных, содержимых кочевниками на Тан-ла и далее к югу. Из этих животных всего более разводятся яки [315] и бараны; в меньшем числе содержатся козы и лошади; собака, как и везде, следует за человеком.

Птицы. Относительно птиц Северный Тибет еще беднее, нежели млекопитающими. У последних малое количество видов вознаграждается массою индивидуумов, но среди пернатых обитателей описываемой страны подобного богатства не встречается. Всего нами найдено собственно на Северно-Тибетском плато 51 вид птиц, следующим образом распределяющихся по отрядам и по образу жизни(80):

Затем сюда, пожалуй, можно прибавить, хотя и с натяжкой, 15 видов, наблюдавшихся нами только в горной окраине, к Цайдаму, т. е. в хребтах Бурхан-Будда, Го-шили, Толай и Торай[316]. Из этих видов: 6 оседлых, 2 пролетных и 7 зимующих. Правда, наши орнитологические исследования в Северном Тибете производились только осенью и зимой; следовательно, мы не могли наблюдать птиц, здесь гнездящихся и являющихся на весеннем пролете; но, по всему вероятию, число тех и других весьма ограничено.

Наиболее характерными представителями орнитологической фауны на Северно-Тибетском плато служат: грифы (Gypaёtus barbatus, Vultur monachus, Gyps himalayensis), ворон (Corvus corax), клушица (Fregilus graculus), тибетский жаворонок (Melanocorypha maxima), живущие в норах вьюрки (Onychospiza taczanowskii, Pyrgilauda ruficollis, Pyrgilauda barbata n. sp.) и [317] Podoces humilis; голубей один только вид — именно голубь каменный (Columba rupestris); куриных всего два вида: тибетский улар (Megaloperdix thibetanus) и тибетский больдурук (Syrrhaptes thibetanus); голенастые и водяные наблюдались нами только на осеннем пролете, да и то в малом количестве.

Причины бедности орнитологической фауны Северного Тибета заключаются, конечно, в исключительности и притом крайней невыгодности тех физико-географических условий, которые представляет эта страна для ее пернатых обитателей. Здесь нет ни лесов, ни травяных зарослей, обильных кормов, удобных как для жительства, так и для вывода молодых. Берега северотибетских рек везде голые, открытые, да притом в озерах большей частью соленых, только изредка водится рыба [318]; горные же хребты бедны скалами, в которых обыкновенно держатся альпийские виды птиц. Ко всему этому присоединяется огромная абсолютная высота и, как результат ее, невыгодные климатические условия. Словом, сумма неблагоприятных влияний настолько велика, что несмотря на обширность пройденного нами по Северно-Тибетскому плато пространства, мы нашли здесь только 19 оседлых видов пернатых. Да и едва ли число это удвоится на всем протяжении от нашего пути к западу до Каракорума.

Даже пролетные птицы спешат без оглядки перенестись через Северный Тибет; только некоторые хищники остаются здесь на время осенью, находя в бесчисленных пищухах (Lagomys ladacensis?), обильную для себя пищу. Но и это обстоятельство, играющее важную роль в выборе места зимовки, не соблазняет этих хищников остаться на зиму в Северном Тибете. Главная их масса все-таки пролетает далее к югу — на Брамапутру или, быть может, за Гималаи; остаются лишь три вида — Archibuteo aquilinus, А. strophiatus? Falco sacer[319], да и то в самом ограниченном числе экземпляров. Сильные голенастые, именно журавли (Grus cinerea, G. virgo), по крайней мере осенью огромными стадами и в один мах переносятся через Северный Тибет; отчасти пролетают здесь в это время года и водяные птицы. Мелкие же пташки, в особенности лесные, по всему вероятию, облетают высокое нагорье и следуют более восточным путем.

За всю осень, правда, уже позднюю[320], нами наблюдалось на Северно-Тибетском плато 29 пролетных видов птиц. Но можно с достаточным вероятием предположить, что весенний пролет бывает здесь еще беднее, так как климатические условия в ту пору года, т. е. весною, несравненно хуже, нежели во время осени. Летом на Северно-Тибетском плато, по всему вероятию, гнездятся, кроме оседлых, также лишь немногие степные и горные виды пернатых.

Лучшие условия относительно зимовки, и вообще жительства птиц представляет горная окраина высокого Тибетского плато к стороне Цайдама. На северном склоне этой окраины, развивающемся грандиозными альпийскими формами, в глубоких долинах, орошенных быстрыми речками, берега которых поросли густым кустарником Myricaria, изобилуют ключами и кой-где сносными лужайками, — в этих сравнительно крохотных уголках находят для себя тихий приют некоторые оседлые и зимующие виды, не встречающиеся на самом плато. Из оседлых наиболее обыкновенны: стенолаз (Tichodroma muraria), завирушка (Accentor fulvescens), скалистая куропатка. (Caccabis magna), а из зимующих: вьюрки (Leucosticte haematopygia, Montifringilla adamsi), скопляющиеся огромными стадами, и бекас-отшельник (Scolopax solitaria), в одиночку попадающийся на уединенных ключах.

Пресмыкающиеся и земноводные. Позднее время года помешало нам исследовать пресмыкающихся и земноводных Северно-Тибетского плато. Только однажды, в начале октября, мы встретили здесь на абсолютной высоте более 14 000 футов [321] один вид маленькой ящерицы (phrynocephalus sp.), найденной впоследствии в долине верхней Хуан-хэ и в пустыне Гоби близ гор Хурху. Во всяком случае этим классом животных Северный Тибет, без сомнения, крайне беден.

Рыбы. Что же касается до рыб, то, в реках и речках описываемой страны, они водятся в достаточном обилии. В р. Номохун-гол (в горной окраине к Цайдаму) добыты нами были губачи (diplophysa n. sp.) и вьюнки (nemachilus n. sp.), последние, быть может, также нового вида, равно как и schizopygopsis n. sp., водятся в изобилии в глубоких ключевых ручьях долины р. Шуга; видели мы также (но не добыли) довольно рыбы в незамерзших омутах р. Мур-усу: наконец встречали вьюнков (nemachilus n. sp.), во многих ключевых озерах, речках и ключах. Даже в горячих минеральных ключах на южном склоне Тан-ла на абсолютной высоте 15 800 футов водятся schizopygopsis n. sp. и nemachilus n. sp., там, где стекающая от источников вода, охлаждаясь, принимает температуру от +19 до +20°.

В озерах Северно-Тибетского плато рыба водится, по всему вероятию, лишь в тех, где вода не особенно солена. По крайней мере пундит Наин Синг, встречавший на своем пути много озер, упоминает только о трех из них — Дангра-юм-чо, Киаринг-чи, Тенгри-нор, в которых держится рыба. Шлагинтвейт нашел ее также в озере Цо-монгалари. Рыбы всех этих озер не добыты и совершенно неизвестны натуралистам.

В текучих же водах Северно-Тибетского плато, судя по рыбам, нами здесь собранным, ихтиологическая фауна [322] только двумя семействами: Gyprinidae [323] и Cobitidae, характерными для всех высоких вод Центральной Азии.

Минеральное царство. Относительно минерального царства Северного Тибета нет почти никаких сведений. Известны лишь золотые россыпи в юго-западном углу описываемого плато, в местностях Сартол и Ток-джалун, невдалеке от истоков Инда. Кроме того, по пути Наин Синга из Ладака в Лхасу местами им были встречаемы разработки золота; из них самые значительные лежат в урочище Ток-дуаракпа под 56° восточной долготы от Пулкова. Из своих наблюдений мы можем сказать только, что на р. Мур-усу, да, вероятно, и на ее притоках, много, золота, которое кой-где добывают, конечно, самыми грубыми способами номады [324] — голыки и ёграи, прикочевывающие сюда зимою с гор Тан-ла. Каменного угля мы нигде не встречали. Со временем, вероятно, и в Северном Тибете найдутся такие же минеральные богатства, какими изобилует южная часть того же Тибета.

Жители. Крайняя невыгодность климатических и вообще физико-географических условий Северно-Тибетского плато делает эту страну непригодною для человека. Не говоря уже про жизнь оседлую, связанную с большею или меньшею степенью культуры, в Северном Тибете по большей части невозможно, или по крайней мере чрезвычайно трудно, жить даже кочевникам. Не найдется здесь достаточного корма для их стад, которые не могут же, подобно диким якам, хуланам и антилопам, беспрестанно кочевать с места на место; трудно будет и самим номадам свыкнуться с разреженным воздухом, крайностями тепла и холода, сухости и влажности атмосферы; даже отсутствие летом топлива [325], в свою очередь, поставит немало затруднений.

Вот почему на описываемом плато никогда не могли густо усесться номады, и земля эта до сих пор остается, по выражению монголов, "гуресу гадзыр", т. е. "звериною страною" [326]. Однако абсолютного отсутствия человека на Северном Тибете нет. Правда, по нашему пути мы встретили людей лишь на Тан-ла и далее к югу, но по сведениям, имеющимся от китайцев и тибетцев, внутри Северно-Тибетского плато кочуют небольшие орды, известные в западной части страны под названием гор-на, а в восточной — сок-на. Те и другие номинально считаются подданными Тибета. Кроме того, пундит Наин Синг встречал в западной части своего пути из Ладака в Лхасу кочевья народа кам-на, эмигрировавшего сюда в пятидесятых годах нынешнего столетия из восточнотибетской провинции Кам. На берегах озера Дангра-юм-чо, в округе Накчан-омбо тот же пундит нашел даже оседлые поселения, жители которых возделывают ячмень на абсолютной высоте 15 200 футов(82). Наконец китайские летописи рассказывают о царстве амазонок, существовавшем в Северном Тибете, в VI и VII веках христианской эры(83).