В этот вечер за ужином Лизетт говорила лишь о поисках сокровищ, которые должны были начаться через день-другой. Она без конца рылась в блюде с ворохом бумажек с подсказками, похожем на кораблик, готовый к отправке в море глупости.
Вильерс, Элинор, герцогиня и Энн молча выслушивали ее, без единой реплики. Все решили, что ее энтузиазм сродни лихорадке, которую надо просто пережить.
— Все жители графства Кент соберутся в нашем имении на этот праздник, — обратилась она к Элинор с лучезарной улыбкой. — Тебе будет очень весело, дорогая. Будет не только сэр Роланд, я пригласила герцога Эстли разделить нашу радость. Тетушка Ады, которой он отдает траурный визит, находится в часе езды отсюда. Он успеет добраться до нас.
Мать Элинор нахмурилась.
— На редкость неподходящая идея пригласить его, — заметила она. — Какое уж тут веселье, когда со дня смерти его жены прошла всего неделя.
— Это приглашение для его же пользы, — прощебетала Лизетт. — Никто не хочет, чтобы он сидел один взаперти, обливаясь слезами.
— Никто не жаждет его слез, от него ждут лишь крупицу осмотрительности, — язвительно заметила герцогиня.
Однако ее замечание не возымело ни малейшего действия на ту, что изначально привыкла пренебрегать условностями. К тому же внушительный вид герцогини несколько померк после того, как ей удалили зуб. Сказывалось и действие лауданума, которым она себя поддерживала после операции.
Лизетт не удостоила ее ответной репликой и принялась за свой бумажный ворох.
— Всю минувшую ночь я писала подсказки к тайникам. Хотите, прочту их вслух?
— Не стоит, — поспешила сказать Энн. — Неужели эти приютские детки умеют читать? Вряд ли эти бумажки могут им быть полезны.
— Разумеется, они умеют читать, — сказала Лизетт. — У них каждый день, кроме воскресенья, уроки чтения, письма и хороших манер.
— Откуда ты это знаешь, если постоянно, находишься здесь? — спросила Элинор.
— Я член комитета леди, которые отвечают за все происходящее там, — ответила Лизетт. — Я знакомлюсь с их расписанием из года в год. Комитет потребовал, чтобы все девочки научились читать. А сама я внесла предложение об их музыкальном образовании, хотя пока они продвинулись лишь в пении.
— Миссис Минчем тоже говорила, что их обучают грамоте. Но когда им обучаться, если они все время изготовляют эти пуговицы? — спросила Элинор.
— Прошу вас не касаться этой неприятной темы. Миссис Минчем уже уволена, пора забыть о ней.
Элинор продолжала смотреть на нее с явным неодобрением.
— А кто же сейчас управляет этими бедными воспитанницами? — спросил Вильерс.
— О, они в полном порядке, — ответила Лизетт. Жена пекаря временно замещает ее. Весьма достойная женщина. Комитет сейчас подыскивает новую начальницу. Я тоже в этом участвую. Все будет прекрасно, уверяю вас.
Элинор вовсе не хотелось выступать в роли Фомы неверующего, но полагаться на Лизетт она тоже не считала возможным.
— Как вы полагаете, пятидесяти фунтов достаточно? — спросила Лизетт.
— Пятидесяти фунтов? — удивилась герцогиня. — За что?
— Первый ребенок, отыскавший все четыре подсказки, получает приз в пятьдесят фунтов, — пояснила Лизетт.
— Весьма щедро, — заметил Вильерс.
Лизетт просияла, глядя на него.
— Я бы хотела наградить призами всех детей, но у меня слишком мало карманных денег, — сказала она, выразительно посмотрев на присутствующих.
Вильерс тут же предложил пятьдесят фунтов для еще одного участника. Еще пятьдесят дала герцогиня.
— К сожалению, я потратила все карманные деньги на свои наряды, — призналась Энн.
— Придется обратиться к леди Маргерит, — сказала Лизетт. — Может быть, она пожелает помочь.
— Возможно, — сказала герцогиня, — она весьма эксцентричная особа!
— Мама, я не уверена, что вино с лауданумом — это хорошая смесь, — поспешно заметила Элинор.
— Но мне уже стало лучше, намного лучше, — с улыбкой заверила ее герцогиня.
— Вы как три шкота под ветром, — буркнула себе под нос Лизетт, беспардонно разглядывая ее.
— Что ты сказала? — повысила голос герцогиня.
— Вы явно перебрали, — проворчала Лизетт.
— Это уж слишком, — произнесла герцогиня, вставая и слегка покачиваясь. — Ты всегда была резкой и грубой девчонкой, а теперь, когда выросла, стала просто невыносимой. Не хочу даже смотреть на тебя. — С этими словами герцогиня удалилась.
Энн фыркнула, прикрываясь салфеткой. Вильерс никак не реагировал на происходящее. По крайней мере, делал вид, что не реагирует.
— Приношу мои извинения, Лизетт, — сказала Элинор, вздрогнув, когда хлопнула дверь. — Это вино, помноженное на лауданум, сотворило что-то невероятное с моей мамой.
— Моя мать всегда говорила, что у нее ум короток, — ответила Лизетт, строя глазки Вильерсу.
Элинор, не зная, как реагировать на подобное утверждение, посмотрела на свою тарелку с морским языком по-венециански.
— А тебе, Леопольд, известно, что твои дети тоже хотят участвовать в поисках сокровищ? — спросила Лизетт.
— О чем ты? — удивился Леопольд.
— Тобиас говорил об этом, — ответила Лизетт, возвращаясь к своим бумажкам.
— Будет ли это честное соревнование? — спросила Элинор. — Ведь он уже успел облазить все окрестности, а возможно, и познакомиться с твоими подсказками. У него явное преимущество перед всеми остальными.
— Возможно, — согласилась Лизетт. — Он очень способный ребенок, думаю, пора отдать его в... подмастерья.
Наступило молчание.
— Тобиасу это не нужно, — ответил, наконец, Вильерс.
— Еще как нужно, — заявила Лизетт. — Он очень умен, мог бы выучиться на скрипичного мастера, например.
— Я собираюсь выделить ему поместье с доходом десять тысяч фунтов в год, — заявил Вильерс.
Элинор посмотрела в бокал с вином, стоявший перед ней. Вильерс явно не успел поделиться с будущей супругой своими планами, подумала она. Интересно, как ей понравилось данное им только что обещание?
Но та лишь беззаботно пожала плечами.
— Тобиас не будет участвовать в охоте за сокровищами, — заявил Вильерс.
Лизетт упрямо сдвинула брови:
— Разумеется, будет. Тобиас подходит по возрасту, и ему это интересно. Вы не станете разочаровывать его. Сегодня в детской он все утро только и болтал об этом празднике.
— Тобиас болтал? — переспросил Вильерс.
Элинор поняла его. Тобиас пошел в отца и не умел зря трепать языком.
— В своей обычной манере, как это водится у детей, — пояснила Лизетт.
— Не годится Тобиасу отбивать какие-то пятьдесят фунтов у несчастных сирот, — заметил Вильерс.
— Я знаю, как надо поступить! — вскричала Лизетт, захлопав в ладоши. — Когда Тобиас выиграет, мы объясним ему, что он не может оставить эту сумму себе.
— Точь-в-точь как в разных жульнических конкурсах, — усмехнулась Энн. — Вы боялись разочаровать его, но в итоге это будет самое сильное разочарование для активного ребенка, не так ли?
— Я объясню ему, почему он не должен участвовать, — сказал Вильерс, взяв у лакея тарелку, на которой лежала куропатка с поджаристой корочкой.
Лизетт, презрительно фыркнув, снова сунула нос в свои бумажки.
— И когда же начало этой чудесной игры? — спросила Энн.
— Как только вернутся моя тетя, леди Маргерит и мой отец.
Элинор многозначительно улыбнулась.
— Не волнуйся, — обратилась к ней Лизетт, — я ничего не скажу своей тете о тайном визите герцога Эстли. Хотя тебе самой наверняка не терпится раззвонить об этом всем. Я тебя отлично понимаю.
— Вовсе нет, — возразила Элинор, избегая взгляда напрягшегося Вильерса. — Визит его светлости Эстли к вам его личное дело.
— Ты разочаруешь любителей брачных сплетен здесь и в Лондоне, — лукаво улыбнулась Лизетт. — Как ты полагаешь, мы должны предусмотреть корону для победителя или хотя бы лавровый венок?
— Корону? — переспросила Элинор, размышляя о своих запутанных отношениях с обоими герцогами. — Но откуда же она возьмется?
— О, у нас хранится одна старинная корона под замком в западном крыле, — радостно объявила Лизетт. — Кажется, королева Елизавета забыла ее как-то здесь, в незапамятные времена, когда останавливалась у нас.
— И ваша семья не вернула ей корону? — заинтересовалась Энн. — Решили, что она о ней забыла?
— У нас хранится ее письмо с требованием возврата, но мой предок притворился, будто не получал его, — объяснила Лизетт. — Пожалуй, мне пора в детскую, пожелать доброй ночи маленьким девочкам. Леопольд, ты, конечно, со мной?
— Я еще не доел мой ужин, — ответил Вильерс, разглядывая жареную куропатку.
— Ты закончишь его чуть позже, — проворковала Лизетт с чарующей улыбкой.
— Мы с Энн не можем оставаться здесь без вас двоих, — сказала Элинор. — Я лучше отправлюсь наверх, вот только доем этот маленький кусочек.
— Я остаюсь с вами, — заявил Вильерс, бросив строгий взгляд на Лизетт. — Уходя из-за стола, вы должны передать свои обязанности хозяйки одной из остающихся дам, дорогая.
Лизетт рассмеялась. Для Элинор это был знакомый сигнал из прошлых лет. Дело шло к обильным слезам и диким вскрикам. Но та сдержалась.
— С какой стати я должна держаться столь официально? — возмутилась она. — Мои гости и без меня знают, что им делать и как себя вести. Мне стало скучно, и я ухожу повозиться с детьми. Полагаю, вам тоже хочется пожелать им доброй ночи, Леопольд.
— Мне не хочется, — холодно ответил он.
Элинор заметила, что руки у Лизетт дрожат.
— Я хочу покончить с этой куропаткой, — пояснил он, — а потом перейти к тому сочному кусочку барашка, который уже наготове у Поппера. И завершить ужин засахаренными сливами, от которых не могу отвести глаз.
Наступило молчание. Затем Лизетт, словно опомнившись, рассмеялась.
— Вы, мужчины, все таковы! — возбужденно воскликнула она. — Вы ко всему глухи, пока не наполните свой желудок. Мне это известно. Мой папочка такой же! Грозен, как лесной медведь, пока не покончит со своим утренним чаем и тостами.
— Именно так, — согласился Вильерс, отправляя в рот кусочек дичи. — Передайте детям мои наилучшие пожелания.
— Я им передам, что вы подниметесь к ним через десять минут, — сказала Лизетт, направляясь к дверям.
— Я не поднимусь, — бросил ей вслед Вильерс и обернулся к Попперу: — Прошу вас передать моим детям, что я навещу их завтра утром. Но сделайте это, когда леди Лизетт уже покинет детскую.
— Слушаюсь, ваша светлость, — поклонился Поппер.
Элинор позволила другому лакею забрать ее тарелку с морским языком — он был пересолен — и переключилась на миланский пирог с фруктами.
— Прошу прощения за допущенную неловкость, — сказал Вильерс.
— Ах, Лизетт никогда не любила засиживаться за столом,— улыбнулась Элинор.
— Чего я никак не могу сказать о себе, — признался Вильерс. — Похоже, и вы на моей стороне, дорогая Элинор?
Та промолчала, подумав, что при ее формах уже пора привыкать сдерживать свой аппетит.
— Дорогая, неужели герцог Эстли и в самом деле вернется? — спросила Энн.
Элинор вздохнула. Она была уверена в его скором возвращении, он выглядел как слегка помешанный при их расставании и грозил, что не посчитается с чужим мнением и собственными принципами.
— Разумеется, он вернется, — ответил за нее Вильерс. — Ведь он влюблен.
— Влюблен... — как эхо отозвалась Энн. — Весьма непривычное состояние для такого зануды, да простит меня Элинор!
— Я о нем так не думаю, — слабо возразила Элинор, завидуя властной манере своей матери, умеющей быстро заткнуть глупые рты.
— А я говорю, что он никогда не любил тебя по-настоящему, — не унималась Энн. — Это молочный суп с хлебными крошками, а не человек.
— Как вы его назвали? — спросил Вильерс. — Это весьма занятно.
— Беру свои слова назад, — сказала Энн, взглянув на Элинор. — Этот его самоотверженный приезд в самом начале траура говорит о том, что он любит тебя, дорогая. Очень романтично.
— Да, весьма... — усмехнулся Вильерс.
Элинор полностью сосредоточилась на своем сладком пироге. Если Гидеон вернется и проявит при всех свое внимание к ней, сплетни неизбежны. Это может испортить ее репутацию, а ведь она еще не решила, выходить за него или нет.
— Этот детский праздник будут вспоминать весь следующий месяц, — сказала Энн, подтверждая ее худшие опасения. — Я так счастлива, что отправилась сюда вместе с тобой. Теперь я тоже прославлюсь!
— Нужно слегка увеличить дозу лауданума для нашей матери, — сказала Элинор. — Так ей будет легче пережить все это.
— Если Эстли решил, что вы для него дороже мнения света, то вам и вашей матушке вовсе не о чем беспокоиться, — заверил ее Вильерс. — Не думаю, что он станет ждать окончания траура, он ведь уже успел помучить вас.
— Он должен выдержать этот траур, — сказала Элинор. — Он теперь единственный из близких Ады. Ее отец скончался еще в прошлом году.
— Должен, но не станет, — сказал Вильерс. — Он пылает давней страстью к Элинор. Да, спасибо, Поппер, еще немного барашка.
— Страсть не может длиться больше недели, — заявила Энн с присущим ей цинизмом.
— Но это не тот случай, — заметил Вильерс, покосившись на Элинор.
— Какая скучная тема, — сказала Элинор. — Я устала изо дня в день обсуждать все это. Поговорим лучше о ваших малютках, Вильерс. Им нравится здесь?
— Но почему вы так уверены в его привязанности к Элинор? — обратилась Энн к Вильерсу, желая еще немного посплетничать.
— Потому что у него было несколько лет, чтобы понять свою ошибку.
— И что же он понял, по-вашему? — не унималась Энн.
— Он понял, что не может, есть свой завтрак, если она не улыбается ему, сидя напротив; что он хочет вернуть себе все ее бесценные поцелуи. Хочет засыпать с ней рядом каждую ночь и видеть ее с младенцем на руках, у которого такие же бронзовые волосики на затылочке, как у нее.
Элинор приоткрыла рот от удивления.
— Он мечтает заполучить ее навсегда, в этой и другой, вечной, жизни, — продолжил он, спокойно встретив изумленный взгляд Элинор. — Ему невыносимо думать о том, что она может любить кого-то другого. Я готов поставить целое имение за то, что он явится не позже завтрашнего утра.
Элинор пыталась догадаться, о чем думает Вильерс. Зачем он наговорил все это? Или он говорил не о Гидеоне, а о себе самом?
— Вы, кажется, изволили спросить о моих дочерях, — сказал Вильерс. — Лизетт провела с ними несколько часов сегодня. Думаю, они будут грустить, когда нам придется уехать.
— Тогда отправляйтесь побыстрее, пока она еще не успела пресытиться ими. Пусть у малюток останется о ней хорошее впечатление, — сказала Энн.
— Какое недоброе замечание, — отозвался он. — Я верю, что Лизетт искренне расположена к моим детям. Ей ведь предстоит стать их матерью, или вы забыли об этом?
Элинор выстрелила в Энн самым свирепым взглядом, на какой только была способна. Та поморщилась, но ответила весьма дружелюбно:
— О, конечно. Надо надеяться, что в этот раз она, наконец, проявит постоянство. Я совсем забыла, что вы собирались на ней жениться.
— Пока рано об этом говорить, — сухо заметил Вильерс.
— Вернемся лучше к Эстли, — сказала Энн.
— Прошу меня извинить. — Элинор поднялась. — Я иду к себе. Мне предстоит скучная процедура с ванной и собранием сонетов.
— Ах, эти сонеты Шекспира, — вздохнул Вильерс. — Любовь в них длится веками. Все это вполне в духе Эстли. Прекрасный выбор.
Оставшись вдвоем, Вильерс и Энн ощутили некоторую неловкость. Потом Вильерс кивком приказал Попперу и второму слуге оставить их.
— Какая буржуазная застенчивость, Вильерс! Неужели вам так важно, что подумают слуги?
Вильерс проигнорировал это замечание.
— По-моему, вы не в восторге от моего выбора, — начал он.
— Выбора Лизетт? Примите мои поздравления. У вас будет интересная жизнь. Скучать, во всяком случае, не придется.
Он нахмурился, не понимая, почему его так волнует ее мнение. Ведь он всегда считал себя независимым и очень этим гордился. Что за женщина — эта игривая миссис Бушон? Он только что смерил ее таким взглядом, от которого присмирели бы все женщины — от посудомойки до королевы. Но ей все нипочем.
— Вы считаете, что Лизетт не сможет вывести моих детей в свет? — спросил он.
— Она вообще ничего не может, она чокнутая, — ответила Энн. — И ее сюсюканье с детьми скоро закончится.
— Она вовсе не чокнутая, — возразил Вильерс.
— Разумеется, она не сумасшедшая, как Барнаба Ривз. Вы наверняка знаете о нем, вы ведь примерно одного возраста.
— Знаю, — ответил Вильерс. — Мы вместе учились в Итоне. Я снисходительно смотрел на его мальчишеские выходки и странные амбиции, пока он однажды не объявил, что у него режутся крылышки.
— Это уже патология, — сказала Энн. — У Лизетт совсем другое...
— Совсем другое, никакого сравнения, — обрадовался Вильерс.
— Но она так же невменяема, как и он. Он не слышал, когда ему говорили, что у человека не могут вырасти крылья.
— Разница между своеволием и верой в рост крыльев пропорциональна разнице между нормальным и сумасшедшим, — сказал Вильерс.
— Совершенно верно, — согласилась Энн с лучезарной улыбкой. — Ривз вообразил, что может отрастить себе крылья. Лизетт уверена, что может прожить жизнь так, как ей хочется, но постоянно нарывается на конфликты. Так в чем же разница, дорогой мой Вильерс?
Решив, что она была достаточно убедительна и что с нее на сегодня довольно, Энн поднялась со своего места и присела в реверансе.
Вильерс тоже встал и продолжал стоять, даже когда Энн покинула зал.
Пока до него не дошло, что Элинор сейчас находится одна в своей спальне и, возможно, плещется в ванне, совсем нагая. Надо было спешить, пока не вернулся этот проклятый Эстли.