Избранница герцога

Глава 8

Ноул-Хаус, загородная резиденция герцога Гилнера

Поздний полдень, 15 июня 1764 года

Имение герцога Гилнера лежало в глубокой лощине посреди зеленых холмов. Это был квадратный дом с двумя строго симметричными крыльями. Оконные марши с обеих сторон, рассчитанные с алгебраической точностью и прямотой, соперничали с выправкой королевских гвардейцев на параде.

Но в остальном... На подъездной аллее и в саду видны были следы запустения. Между деревьями вдоль главной аллеи уже не было одинаковых промежутков. Дубы разрастались неравномерно и со временем некоторые из них прогнили и были повалены ураганом. Их заменяли, как попало буками и даже какими-то карликовыми деревцами.

А дорожки в саду?! Поваленный штакетник, лужайки с канавками, переходящие в стихийные заросли, напоминали скорее лабиринт. С одной стороны стоял скособоченный коттедж, который можно было назвать так с большой натяжкой. На самом деле это была живописная развалюха, практически непригодная для жилья.

Впечатление запущенности довершали несколько полинялых мишеней для арбалетов на открытой лужайке у дома.

— Все здесь еще более запущено, чем я ожидала, — сказала герцогиня, выйдя из кареты с помощью грума.

— Почему мы перестали ездить сюда? — спросила Элинор. — В детстве я бывала здесь почти каждый год. Может быть, ты поссорилась с матерью Лизетт?

— Ничего подобного. Я слишком хорошо воспитана, чтобы доводить до этого, — ответила герцогиня, стараясь не вспоминать свои грубые реплики. — Тем более с бедной Беатрис, моей любимой подругой. Мы с ней начали выезжать в свет в один и тот же год и почти одновременно вышли замуж и стали герцогинями.

— Но что-то все же случилось, раз вы перестали навещать друг друга? — предположила Энн, выпрыгивая из кареты и разминаясь. — Боже, как же я счастлива, что перестала трястись на колесах!

Герцогиня величественным жестом указала груму на подъездную дорогу, чтобы он подбежал и ударил в колотушку у двери.

— Лизетт на несколько лет старше Элинор, — сказала она дочерям. — У Беатрис случился сердечный приступ, но умерла она не от него, а кажется, от пневмонии спустя год. Но мне-то хорошо известно, какая печаль вогнала ее в могилу.

В доме стояла тишина. Как будто никто не заметил, что на главной аллее стоит герцогская карета с гербами, запряженная четверкой лошадей, а за ней еще и тарантас со слугами и багажом.

— Что же это была за катастрофа? — спросила Элинор, взирая на грума, который без толку работал привязанной колотушкой.

Герцогиня помедлила.

— Энн уже можно слышать такое, она замужем. Впрочем, и ты, Элинор, уже достаточно взрослая.

— Кое-кто даже считает меня старой девой, и я с этим ярлыком почти смирилась. Но вам обеим непременно нужно видеть и меня замужней, так что там с Лизетт?

— Какая ты любопытная. Хочешь знать, что случается с юными леди, когда они задерживаются на брачной ярмарке? — спросила герцогиня. — Отлично, я выскажусь яснее. У Лизетт болезненное влечение к мужчинам.

— Я не замечала в ней ничего подобного, когда мы были подростками, — заметила Энн.

— Ты не замечала, потому что она никогда не влюблялась надолго в одного и того же. Она быстро вспыхивала и почти тут же теряла интерес. Трудно представить себе джентльмена, который мог бы все это выдержать, — пояснила Элинор. — Хотя теперь у нее, кажется, возник стойкий интерес. Я имею в виду ее привязанность к детям из соседнего приюта.

— Я порицаю Беатрис за то, что она предоставила ей когда-то свободу, — сказала герцогиня. — Мне хорошо известно, как надо держать дочерей. Я не потерплю незаконных связей в моем доме. Ни одна из вас не посмеет оскорбить меня ничем подобным. — Она брезгливо передернула плечами.

— Возможно, она влюбилась в джентльмена, который не был свободен? — предположила Элинор.

— Ах, оставьте, я обещала Беатрис, что унесу эту тайну с собой в могилу. Да будет вам известно, что ребенок...

— Ребенок! — воскликнула Элинор. — Вы никогда не упоминали о ребенке.

— Но я же сказала вам теперь — полная катастрофа, — понизила тон герцогиня. — Что тут непонятного? Мы не должны больше говорить здесь об этом. Взгляните только на это поместье. Хорошо, что нет Беатрис, она пришла бы в ужас от подобного запустения. Разумеется, я понимаю, как трудно содержать такое большое старинное поместье, и все же, все же...

Грум, молотивший в дверь, наконец-то дождался внимания. Вниз со ступеней спешил дворецкий с растерянным видом, но в парадной ливрее.

— Ваша светлость, — склонился он перед герцогиней. — Какая честь, какое радостное событие для этого дома! И какая жалость, что в данный момент нет герцога Гилнера, я уже отправил к нему слугу с запиской.

— Не стоило беспокоить его, — заметила герцогиня. — Я просто хотела повидаться с его дочерью. Это дружеский визит, всего на пару дней.

Поскольку дворецкий продолжал стоять, растерянно мигая и отнюдь не спеша препроводить их в дом, она была вынуждена добавить:

— Леди Лизетт, надеюсь, дома? Не так ли?

— О, разумеется, — ответил дворецкий. — А вот леди Маргерит гостит у родственников, прибудет только завтра после полудня.

— Прекрасно. В таком случае проводите нас в наши комнаты, чтобы мы могли отдохнуть после дороги, — приказала герцогиня. — К вам из Лондона несколько часов пути, и мы успели наглотаться пыли.

Элинор с любопытством наблюдала за дворецким. Он буквально выкручивал себе руки.

— Возможно, у вас найдется несколько свободных комнат? — решила вмешаться Элинор.

Тот стал объяснять, что комнат вроде бы и достаточно, но поскольку отсутствует леди Маргерит...

Герцогиня, потеряв терпение, жестом велела ему замолчать.

— Элинор, — произнесла она, — разве ты не отправила письмо с нашим уведомлением о визите?

— Очень даже отправила, — ответила Элинор. — Неужели леди Лизетт не предупредила вас? — обратилась она уже к дворецкому.

— Будь любезен, сопроводить нас наверх, дорогой, — сказала герцогиня, не дожидаясь его ответа.

Дворецкий попятился, повернулся и стал подниматься с такой поспешностью, словно его преследовал сам дьявол. Герцогиня с дочерьми двинулись за ним в сопровождении слуг, груженных сундуками и картонками, которых было слишком много для объявленного визита на пару дней.

Когда они достигли портала и заглянули в холл, замешательство дворецкого стало понятным. Если сад у дома можно было с натяжкой назвать мило запущенным, то здесь была настоящая свалка. Холл являл собой просторную круглую площадку с мраморным полом и помпезной лестницей на второй этаж. Но во что превратилась эта лестница! На ее великолепных перилах были развешаны простыни, не иначе как для просушки! Они даже слегка колыхались на ветерке, проникавшем через открытую дверь.

— Какой странный способ сушить белье, — удивилась герцогиня. — Кто посоветовал вам его? Боже, к тому же они еще и не простираны! — воскликнула она с возмущением. — Как ваше имя? Где вас учили так управлять благородным домом?

— Поппер, ваша светлость, — ответил он со страдальческим видом. — Видите ли, это вовсе не белье, а свежие декорации к театральной постановке.

— Походит на деревья, — сказала Элинор, указывая на простыню с пятнами, — на кроны, вздыбленные ветром.

Ее мать прищурилась.

— А мне видится какое-то поле с морковками, — презрительно усмехнулась она.

В ответ раздался взрыв хохота, и все увидели спускавшуюся Лизетт. Какое-то время они смотрели на нее, пока Элинор не сделала приветственный жест. Она не видела Лизетт семь или восемь лет, сейчас она выглядела еще более изысканно. Элинор всегда завидовала ее светло-золотистым вьющимся волосам и овалу ее лица, как у средневековых мадонн.

— Эл-ли-и! — Спустившись, Лизетт заключила в объятия ее, снова ее и лишь потом — Энн.

Герцогиня заметно посуровела, глядя на их объятия.

— Моя мать, герцогиня Монтегю, — произнесла Элинор.

— О, сколько лет, не правда ли? — пропела Лизетт, улыбаясь герцогине и присев в реверансе. — Но я еще помню, какой чудесной была линия вашего подбородка, ваша светлость. Теперь она уже не такая четкая, граница слегка сдвинулась, прихватив лишку...

Та просто впала в ступор от изумления, и Элинор пришлось поспешить на помощь.

— Леди Лизетт вечно выискивает то, чего не замечают другие, она ведь настоящая художница, мамочка, — произнесла Элинор.

— О, умоляю, обойдемся без всяких приставок. Просто Лизетт. — Она помахала в воздухе пальцами, выпачканными красной, синей и лиловой красками. — Я работаю над декорациями для нашей сельской постановки, в которой и вам могу подыскать роль. Если пожелаете, разумеется.

Элинор не могла сдержать улыбки, глядя на Лизетт.

— Я должна вернуться в сад позади дома, — продолжила Лизетт. — Но мы обязательно встретимся за ужином. Поппер разведет вас по комнатам для гостей. — С этими словами она повернулась и исчезла.

Герцогиня поморщилась, и Элинор поняла, какого она мнения о манерах Лизетт.

Поппер снова занервничал, ломая в отчаянии руки.

— Мне было известно о вашем прибытии, ваша светлость, — начал он, — я должен был сделать все, чтобы дом выглядел приличным...

— Будьте любезны, проводите нас туда, где мы сможем отдохнуть, — приказала герцогиня. — Я чувствую приступ головной боли. И прошу вас, Поппер, уберите с парадного входа эти нелепые простыни, здесь им не место.

— Да, ваша светлость, конечно, ваша светлость, — забормотал Поппер. — Пожалуйста, следуйте за мной.

Спустя несколько минут Элинор, Энн и дворецкий покинули на цыпочках комнату герцогини, оставив ее на попечении двух служанок, которые тут же начали обмахивать веерами ее лоб и разводить в воде порошки. Для Энн была приготовлена соседняя комната.

— Видимо, вас мне придется разместить уже в другом крыле, — заметил Поппер, ведя по коридору Элинор. — Визиты к нам стали столь редки, что мебель в большинстве комнат стоит в чехлах. Не подумайте обо мне, что я какой-то невежа, простыни немедленно уберут с парадного входа. Ах, какое гневное выражение лица было у герцогини! — Он испуганно передернул плечами. — Я прибыл сюда из дома маркиза Фестла и знаю, как должен выглядеть аристократический дом.

— Я все понимаю, — мягко произнесла Элинор. — Мне также известно, что герцог Вильерс может прибыть к вам сегодня либо завтра. Позаботьтесь заранее о комнате для него.

Он побледнел и сник.

— Вот как? И все это в отсутствие леди Маргерит. Возможно, я отправлю ей записку с просьбой вернуться сегодня же.

— Превосходная идея, — согласилась Элинор. — Не могли бы вы также распорядиться, чтобы ко мне в комнату доставили мою собачку?

— Собака? Какая?! Где она?

— Маленький мопс, нежно-кремовый, с черненькой милой мордочкой, — ответила она.

Дворецкий растерянно уставился на нее:

— Не поймите меня превратно, леди Элинор...

Та скопировала надменно-недоумевающий вид своей матери герцогини, и дворецкий со страхом попятился.

— Что такое, в чем дело, Поппер?

— Леди Лизетт очень боится собак.

— Но зачем ей бояться Ойстера? Он еще щенок и такой породы, что не вырастет большим. Скорее он будет бояться Лизетт, чем она его. Все любят моего мопсика. — Оказавшись на пороге своей комнаты, Элинор отпустила дворецкого.

К тому времени как она закончила умывание, Ойстер был доставлен. Она чувствовала себя теперь намного лучше. Накинув пеньюар, она села к растопленному камину и посадила на колени мопса. Он был такой толстый, теплый и славный, и она так любила его.

— Ты должен стать воспитанным щенком и перестать делать пи-пи куда попало, — ласково пожурила она его.

Песик слабо повизгивал в ответ и с удовольствием давал себя почесывать. Заметив, что он линяет, Элинор решила, что пора оставить это занятие и начать одеваться. Это будет настоящее бедствие, если Вильерс застанет ее врасплох.

— Что, если я надену мое хлопковое вишневое платье с газовой косынкой? — спросила она Виллу. Платье было таким родным и знакомым, а она была еще слишком усталой, чтобы оголять грудь и щеголять в таком виде.

Вилла уже два часа была занята тем, что опорожняла ее картонки и расправляла платья на плечиках.

— Помилуйте, — произнесла она. — Здесь нет никакого вишневого хлопкового. Мои хозяйка и ваша сестра сама отбирала наряды для этой поездки и велела кое-что отложить в сторону.

Элинор вздохнула:

— У меня не осталось ничего своего привычного, только вещи сестры?

— Боюсь, что так, — кивнула Вилла.

«И долго мне еще ходить, как покорная овца, по ее правилам?» — спросила себя Элинор.

— Не вздыхайте так, — попросила служанка. — Взгляните-ка лучше на это чудо портновского искусства из узорчатого шелка. Его надо носить с маленьким кринолином. — Она повертела им в воздухе.

— Платье прекрасно, — согласилась Элинор. — Но у него очень нескромное декольте! Если я сделаю реверанс, моя грудь обнажится вместе с сосками.

— В таком случае я могу приколоть немного кружев к декольте, — успокоила ее Вилла. — Вашу прическу я тоже украшу кружевами, чтобы не пользоваться пудрой. Вы заметили, как была причесана леди Лизетт?

— Лизетт никогда не пудрила волосы, — сказала Элинор. — И терпеть не могла парики.

— Вы должны чем-то отличаться от нее, — сказала Вилла.

Очевидно, Энн хорошо проинструктировала ее касательно матримониальных планов семейства, решила Элинор.

Примерно через час она уже спускалась вниз. Ей было весьма утешительно сознавать, что она великолепно выглядит. Конечно, у нее нет таких золотых кудрей, как у Лизетт. Но ей нравились ее собственные волосы с медным отливом. Они были более густыми, чем у Лизетт, и она могла причесать их как угодно.

Вилла уложила их в высокую прическу, вплетя несколько шелковых жгутов и украсив жемчугом. В гостиной, при свечах, все это будет сверкать и переливаться. Кружево на груди, конечно же, смотрится глупо, ненужной вставкой. Но чуть позже она уберет его, чтобы соответствовать вкусам Энн.

Ойстера она прихватила с собой. Он был еще щенком и не мог оставаться помногу часов в комнате один: Вилла по смотрела на него как на аксессуар к наряду, привязав одинаковые бантики к его ошейнику.

Простыни или декорации уже успели убрать, и холл выглядел вполне респектабельно, хотя и пустынно, как, впрочем, и пристало уютному загородному дому. Она заглянула в гостиную, потом — в библиотеку. Полки были заставлены книгами до самого потолка. Ее несколько удивило, почему здесь так много книг о музыке? Но тут Ойстер издал требовательное повизгивание, и она решила, что не стоит омрачать визит пачканьем библиотечного ковра.

Дверь из библиотеки открывалась на террасу и в сад, и она вышла из нее. К ее удивлению, она обнаружила, что вся прислуга собралась на склоне зеленого холма за садом: горничные в белых фартуках и лакеи в ливреях. Среди них мелькали несколько ребятишек.

В этот момент дверь за ее спиной отворилась, и раздался знакомый волнующий бас:

— Похоже, все они участвуют в какой-то волшебной постановке.

— Вильерс! — воскликнула она, обернувшись.

За ним спешила Энн, весело улыбаясь.

Вильерс склонился над рукой Элинор, которая огорчилась, обнаружив, что забыла наверху перчатки. Но только из-за того, что не повторился прошлый момент с нежным стягиванием перчатки с ее руки вопреки всем правилам приличия. Встретившись с ним взглядом, она заметно порозовела. Было ясно, что и он думал о том же.

— Где все? — спросила Энн.

— Там, на природе. Спускайся к нам на террасу, здесь полно кресел. О нет, какое несчастье! Я упустила поводок Ойстера! Что теперь будет? — Она с отчаянием наблюдала за кремовым прытким «мячиком», который, радостно повизгивая, летел по лужайке.

— Тот самый Ойстер? — спросил Вильерс.

— Он возбужден сегодня, — сказала Элинор.

— Он линяет, — недипломатично заметила Энн. — Но ему кажется, что он просто бесподобен. И еще эта его непростительная манера попрыскать в каждом углу.

— Он же еще щенок, — вступилась за мопсика Элинор.

— Не надо ссориться, леди, — произнес Вильерс.

И тут с лужайки донесся самый пронзительный визг, какой только можно себе представить. Вся живописная группа распалась, дети бегали и кричали.

— Что за черт? — удивился Вильерс, устремившись вперед.

Энн рассмеялась:

— Наверное, он снова обрызгал кого-то от радости.

Элинор ринулась следом за Вильерсом. Сердце сжимали дурные предчувствия. Чем ближе, тем сильнее сосало у нее под ложечкой. Она была уверена, что именно Ойстер является главной причиной наступившего беспорядка. И действительно, он все кружил и кружил возле кольца из взрослых слуг и детей в голубых фартуках. Чей-то истошный визг все не унимался, она никак не могла понять, от кого он исходит.

Ойстер подбежал к своей хозяйке, хлопая ушами и истерично лая, как будто хотел ей что-то сказать. Подоспевший дворецкий кинулся за щенком.

— Поппер, — взмолилась Элинор, — не могли бы вы мне объяснить...

Но тут визг внезапно прекратился, кольцо людей распалось, и Элинор узрела Лизетт в объятиях Вильерса. Одной рукой она обнимала его за шею, а голову положила ему на плечо.

— Боюсь, леди Лизетт весьма напугана вашей собачкой, — сказал Поппер, переводя дыхание. — Я же предупреждал вас...

Когда-то давно Элинор даже завидовала спокойной манере Лизетт, ее умению не проявлять своих эмоций. Она восхищалась идеальным овалом ее лица и правильным носом, ее голубыми глазами и бледно-розовыми губами. Она не ожидала, что Лизетт может так кричать. Неужели это Ойстер так напугал ее?

Впрочем, она уже успела затихнуть на плече у Вильерса. Элинор подхватила своего мопса и держала его на руках, как мать своего малыша, каким он, в сущности, и являлся. Насмерть напуганный, он еще слегка скулил и подрагивал в ее руках.

— Лизетт, — начала она, приблизившись вслед за Поппером.

Но та не отвечала, глаза ее оставались закрытыми.

— Надеюсь, она не в обмороке? — обратилась Элинор к Вильерсу.

— Я думаю, ей надо дать время, чтобы оправиться после шока, — ответил он. — Когда я подбежал, она была просто вне себя от ужаса. Мне пришлось взять ее на руки, чтобы она так не боялась за свои ножки, у которых неожиданно возникло это милое создание, — с усмешкой посмотрел он на Ойстера.

— Неужели мой маленький Ойстер способен так напугать кого-нибудь? — недоверчиво спросила Элинор, придерживая его. Она чувствовала себя оскорбленной, хотя и раньше предполагала, что далеко не все разделяют ее любовь к этой собачьей породе. — Я вижу, что ты слушаешь нас, Лизетт. Будь добра, открой глаза и посмотри на меня, — резко вымолвила она.

Та приоткрыла глаза, но, заметив на руках подруги Ойстера, снова вскрикнула и теснее прижалась к Вильерсу, что не могло не насторожить Элинор.

— Он отвратителен, — простонала Лизетт.

— Вовсе нет, — возразила Элинор, оглядываясь по сторонам в поисках сочувствующих ей, а не Лизетт. — Это прекрасная собака и совсем маленькая.

— Я очень боюсь собак, — проговорила Лизетт, продолжая вздрагивать. — А этот еще такой страшный! У него что-то не так с глазами. Они вылезают из орбит и такие же противные, как эта русская рыбья икра, хотя и намного крупнее.

— Это неподходящее сравнение, — сказала Элинор, оглядываясь на ребятишек: — Смотрите, дети, это замечательный щенок, с ним можно играть. Он не способен никому навредить. А его внешность характерна для его породы, над которой немало потрудились, прежде чем ее получить.

Но милые дети не желали с ней соглашаться и опасливо косились на бедного мопса, подыгрывая Лизетт, у которой они часто гостили.

— Наша хозяйка боится собак, — поддержал их и Вильерс. — Возможно, будет лучше унести его в вашу спальню, чтобы она могла прийти в себя.

Элинор моргнула, глядя на Ойстера. Он не был красавцем, но был таким милым... Почему его надо бояться? Ведь не бульдог же это, в конце концов!

— Лизетт, — произнесла она, шагнув ближе, — неужели ты боишься собачку, которая весит не больше унции?

— Я боюсь его, — произнесла Лизетт со вздохом. — Хотя согласна, что я идиотка. Я знаю это, но только, пожалуйста, умоляю тебя, унеси его отсюда!

— Как скажешь. — Элинор отвернулась и пошла к дому. Ойстер благодарно пофыркивал и все время пытался лизнуть ее в подбородок. Уши ее пылали от гнева. Но вовсе не из-за самой Лизетт, а из-за того, как нежничал с ней Вильерс. Он оберегал ее, как от свирепого крокодила.

Это было просто смешно.

Она нашла Энн на террасе. Та припудривала носик.

— Позволь мне угадать, — произнесла она, едва Элинор ступила на террасу. — Лизетт притворилась испуганной, а Вильерс сыграл роль ее отважного рыцаря, так? Тебе не кажется, что повторяется старая история?

Элинор упала без сил в кресло рядом с сестрой, предоставив Ойстеру возможность повозиться рядом, но на поводке.

— Хочешь сказать, что Лизетт ведет себя так же, как Ада? — спросила она. — Позволь заметить, что Ада ни когда бы не позволила себе вести себя столь отвратительно, — гневно выпалила она, еще не успев остыть.

— Как ты думаешь, зачем она собирает вокруг себя столько всяких детей? — спросила Энн. — Возможно, среди них гуляет и ее собственный ребенок? Наша мать высказалась совершенно ясно в этом отношении. — Она резко рассмеялась. — Право, Лизетт совсем под стать Вильерсу. Возможно, они станут прекрасной парой, что скажешь, сестра?

— Глупости. Это приютские дети. — Она вдруг выпрямилась в своем кресле. — Я знаю Лизетт, она бы отдала своего в более приличное место, какой-нибудь частный пансион, скорее всего.

— Так это приютские дети, — задумчиво произнесла Энн. — В таком случае среди них могут оказаться и дети Вильерса.

— Вряд ли, эти намного старше.

— Как же он не постыдился засунуть их в какой-то приют? Тоже мне фрукт! — сказала Энн. — Герцогские отпрыски в приюте — это звучит как в пошлой пьесе или дурацком анекдоте.

— Он потерял их из виду, его обвел вокруг пальца его стряпчий, присвоив себе детские пособия, — сказала Элинор и вдруг прищурилась. Вильерс стремительно двигался к ним через лужайку вместе с Лизетт, которая уже была на ногах.

— И надо же было ему наплодить шестерых, — продолжала возмущаться Энн. — Зачем? Возможно, он так хотел доказать свою мужскую силу?

— Думаю, все дело в простой небрежности, — сказала Элинор.

— Ты только взгляни, как нежно она облокачивается на Вильерса! — воскликнула Энн. — Нам обеим стоит у нее поучиться. Хорошо бы, она разглядела нашего Ойстера и убралась подальше, — сказала сестра, смеясь.

Элинор посмотрела на Вильерса с Лизетт, потом — на своего Ойстера и носком туфли затолкала его под кресло, приказав тихо лежать.

Лизетт, приблизившись, вспорхнула на подлокотник ее кресла и подарила ей легкий дружеский поцелуй. Туфелька Лизетт зависла на волосок от «страшных» когтей и зубов Ойстера.

— Из-за всего этого переполоха я так и не успела сказать тебе, что очень рада видеть вас всех, — без малейшей неловкости объявила она. Элинор вспомнила, что никогда не могла сердиться на эту милую леди, весьма экстравагантную.

— Я должна была сделать это намного раньше, — сказала Элинор, начиная и в самом деле испытывать чувство вины. — Не могу поверить, что минуло уже столько лет.

— Поппер мне сказал, что скоро можно будет подавать ужин, но я хотела попросить... — Она сделала мучительную гримасу и сплела пальцы так сильно, что косточки на них побелели.

— Все правильно, — сказала Элинор. — Я знаю, что не все любят собак, и не прихвачу Ойстера к ужину.

— Это все потому, что на меня напала однажды большая собака, — решила пояснить Лизетт. — Я уже расписала в подробностях этот случай Леопольду.

Леопольду, отметила про себя Элинор. Они уже так близки?

— Я тогда не была еще взрослой и не отличалась смелостью, — проворковала Лизетт. — Эта собака повалила меня, и вот. — Она задрала рукав.

Элинор с содроганием взглянула на старые шрамы от когтей.

— О, Лизетт, это ужасно! Я не знала...

— К сожалению, мой страх со временем не прошел. Лучше вовсе избавить себя от этих милых животных, чтобы не получить новый укус их клыков, — заявила Лизетт.

При этих ее словах Ойстер вдруг горестно вздохнул и выдвинул свою лапу к ее туфельке. Элинор закашлялась, чтобы приглушить его шумное дыхание.

— Мне необходимо принять ванну, — объявила Лизетт, грациозно вспорхнув с подлокотника. — Твоя собака, Элинор, испортила всем настроение. Ты все-таки должна проверить ее глаза. Мы обсуждали пьесу, в которой могли отличиться дети, но потом я вдруг решила, что им будет гораздо интереснее заняться поисками сокровищ. Я хотела предупредить слуг, чтобы они не мешали детям рыться в нашем старинном доме, но Поппер воспротивился этому. Ладно, не скучай без меня, тебе есть с кем поболтать. Увидимся за ужином. Если тебе что-либо понадобится, обращайся к слугам.

— Разумеется, — произнесла Элинор, но не сдвинулась с места. Поднимись она, Ойстер непременно заявил бы о своем присутствии.

— Мы останемся здесь, чтобы насладиться последним лучом заката, — сказала Энн.

Лизетт помахала всем рукой и, наконец, удалилась.

— Вильерс, — начала Элинор, — как вам показались эти дети?

— Дети? — нахмурился он. — Вы говорите о сельских детях?

— Я говорю об этих маленьких сиротках из приюта в их голубеньких фартучках.

Он еще больше помрачнел.

— Так это были приютские дети?

— Я понимаю, ваше внимание было направлено совсем в другое русло, — заметила вкрадчиво Элинор. — Бедняжка Лизетт, ее так напугал этот клыкастый волк по имени Ойстер!

— Оставь свои насмешки, Элинор, — попросила Энн. — У тебя ведь нет на руке такого шрама, как у Лизетт. Разве тебе самой не приходилось бояться чего-нибудь?

Элинор никогда не задумывалась над этим. Пожалуй, больше всего она боится людей, которые перестают ее замечать, уходят без предупреждения. Она боится главных вещей в своей жизни, а не каких-то пауков, щенков или грома и молнии.

— Я и не думала насмехаться, — ответила она. — Я лишь хотела показать свое участие в делах Вильерса. Он был так занят испуганной крошкой Лизетт, что не заметил малюток, среди которых могли оказаться его дети, за которыми он сюда и приехал.

— С чего вы взяли, что это были дети из приюта? — спросил Вильерс.

Она улыбнулась, заметив, какая мучительная гримаса исказила его лицо.

— Откуда же еще они могли быть, все в униформе?

Тут же решила вмешаться и Энн:

— Не могли же это быть дети Лизетт? Какой это был бы ужасный скандал! — усмехнулась она. — Элинор и помыслить о такой беде не могла, это был бы настоящий шок для нее.

— Теперь я это понял, — произнес Вильерс, побледнев от гнева.

Элинор уже пожалела о сказанном, но не спешила сдаваться.

— Вы хоть примерно представляете возраст ваших детей? — спросила она, с мучительным наслаждением провоцируя его.

— Разумеется. И прошу извинить меня, я должен удалиться. — Он стремительно оставил их, даже не поклонившись на прощание.

— Дорогая Элинор, — задумчиво произнесла сестра, — твой будущий супруг ушел от нас в не слишком хорошем настроений. А ведь я учила тебя, что надо быть очень осторожной в своих замечаниях, когда имеешь дело с этой настырной мужской породой.

— Он может стать моим супругом, но может и не стать. — Спокойно сказала Элинор. — Будущее покажет. К тому же моя грудь постоянно мерзнет, и тебе не вынести такого надругательства над портновским искусством, которое сейчас последует. Я собираюсь укрыться шалью. Оставь меня, пожалуйста, на время одну.

— Поверь, я искренне желаю, чтобы ваша свадьба состоялась. Он страшно богат. И эти его мужественные плечи, знаешь, когда я думаю о них... Однако быть мокрой овцой тоже не следует, если хочешь нравиться этим самцам.

— Ты помнишь ту планку, которую я поставила в самом начале? — спросила Элинор. — Мой герцог должен быть хотя бы не глупее моего щенка. Но тот, кто так всерьез поощрял страхи Лизетт перед маленьким Ойстером, несомненно, глупее последнего. Я не собираюсь отступать от своих стандартов.

Щенок выразительно тявкнул при звуке своего имени, как бы подтверждая сказанное Элинор, и показал свою черную мордашку из-под кресла.

— Не стоит недооценивать Вильерса, — возразила Энн.

— Гораздо важнее то, что я недооценила Лизетт, — отрезала Элинор. — Она успела слишком хорошо отшлифовать свой образ изысканной томной леди.

— Вряд ли она притворялась в тот момент, — сказала Энн. — Все выглядело слишком естественно, поэтому ей и удалось слегка зацепить Вильерса. Но хватит уже о ней; неужели ты смотришь на нее как на серьезную соперницу? Ее все считают глупенькой, и ее последняя выходка является лишь иллюстрацией к сказанному.

— Не думаю, что она захочет пойти с ним под венец, — сказала Элинор. — Ведь у него шестеро детей.

— Не детей, а бастардов! — уточнила Энн с присущей ей откровенностью. — Интересно, что скажет наша мать об этом маленьком пунктике в брачной анкете твоего жениха. Что же касается Лизетт, тут ты, возможно, права. Лизетт глупа, но вряд ли она, с ее утонченностью, придет в восторг от того, что к ее собственному отродью добавятся еще шесть чужих. От них уже не отмахнуться так легко, как от приютских, которых она приглашает к себе поиграть на часок.

— У Лизетт настроение меняется, каждые пять минут, — согласилась Элинор. — Сейчас она улыбается Вильерсу, но посмотрим, что будет завтра или даже сегодня за ужином.

— Сколько же всего интересного таит в себе наш визит! — воскликнула Энн, поднимаясь. — И вытащи, наконец, своего щенка из-под кресла. Надо проверить, нет ли там лужицы.

— Он недавно бегал по травке, — сказала Элинор.

— И все-таки посмотри на всякий случай, — продолжила Энн. — У твоего Вильерса великолепные плечи, ты и сама наверняка заметила.

— Возможно.

— Я, кстати, согласилась выйти замуж за Джереми отчасти потому, что у него очень красивый нос.

— Из-за носа? — удивилась Элинор.

— Ну и еще из-за кое-каких приятных вещей, «его семейных драгоценностей», — добавила Энн.

Элинор устало вздохнула.