Эмилия резко повернулась к нему лицом — ее великолепные рыжие волосы рассыпались у нее по плечам.
— Что вы за чепуху мелете?! Саймон снял пояс и положил его на туалетный столик.
— Ну как же, — улыбнулся он, — похоже, здесь только одна кровать.
— Вы не можете серьезно думать, что… — Эмилия пристально посмотрела на него. — Я не стану делить с вами постель ни при каких обстоятельствах!
— Поступайте, как вам нравится. — Мужчина расстегнул верхнюю пуговицу своего мундира и сказал: — Но эта кушетка не очень удобна.
Эмилия улыбнулась и довольно злорадно заявила:
— Раз вы настаиваете на том, чтобы остаться здесь, — ваша судьба спать именно на этой кушетке.
Саймон посмотрел на предмет обстановки, о котором шла речь. Крохотный, больше похожий на кресло, диванчик стоял у мраморного камина и представлял из себя довольно элегантную небольшую вещицу, узкую и гладкую, покрытую темно-зеленым шелком, и, уж конечно, совсем не подходящую для мужчины ростом более шести футов.
— Боюсь, вы неверно поняли меня, мисс Мейтленд, — произнес он.
— В каком смысле?
Саймон снял мундир и бросил его на лирообразную спинку кресла рядом с кроватью.
— Лично я собираюсь наслаждаться хорошим сном в этой удобной постели. Если вы не желаете присоединиться ко мне — это ваша забота, не моя.
Эмилия посмотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами.
— Вы хотите сказать, что собираетесь согнать меня с моей собственной постели?
— Ни за что. — Саймон опустился на край кровати, удовлетворенно вздохнув, когда мягкий матрац прогнулся под его весом. После стольких лет, проведенных на твердых, набитых соломой тюфяках, он часто задавал себе вопрос: сможет ли уснуть на нормальной постели, окажись он на ней. Кажется, сможет. Он стянул с себя начищенный до блеска черный сапог и уронил его на пол. Эмилия вздрогнула, когда Саймон добавил:
— Вы можете присоединиться ко мне в любое время.
— Да как вы… — едва не ослепнув от гнева, девушка увидела, как он снял другой сапог и опустил его на пол рядом с первым.
— Что вы делаете?
Он принялся расстегивать свою белую льняную рубашку.
— Готовлюсь ко сну.
Она несколько секунд беспомощно хватала воздух и, наконец, смогла потерянно вымолвить:
— Но вы не можете сделать этого.
— Разве? — он вытянул рубашку из бриджей и снял ее через голову.
— О небеса! — прошептала девушка.
Саймон провел рукой по волосам, приглаживая взлохматившиеся волнистые пряди, бросил взгляд на Эмилию, следившую за каждым его движением широко раскрытыми глазами, так, будто никогда в жизни не видела полуобнаженного мужчины. И казалось, она была очарована.
Взгляд ее горящих золотых глаз скользнул по его плечам. Эмилия нахмурилась, когда увидела рубец шрама на левом плече мужчины. Саймон думал, что она с неприязнью и отвращением отвернется при виде этого рваного шрама. Она же, напротив, опустила глаза ниже, изучая каждый дюйм его тела, словно перед нею был замысловатый узор гобелена. От ее горячего взора у Саймона перехватило дыхание.
Он почувствовал, как закипает кровь в его жилах и учащается пульс. Проклятье! Он так гордился умением контролировать собственные инстинкты и желания, а эта женщина одним своим взглядом сломала все преграды, с таким трудом им возведенные.
— Мисс Мейтленд, если вы не хотите, чтобы была оскорблена ваша невинность, вам лучше отвернуться.
Она подняла глаза и испуганно взглянула на него.
— Простите?
Он расстегнул верхнюю пуговицу на бриджах.
— Я собираюсь снять брюки.
— О! — Эмилия стремительно отвернулась, закрыв лицо руками.
Он сделал глубокий выдох, стараясь унять волнение в груди, и только после этого разделся.
Эмилия быстро подошла к столику и положила томик стихов на прежнее место.
— Вы действительно настоящий варвар, — раздраженно заметила она.
— Чепуха, мисс Мейтленд. — Саймон скользнул под белое мягкое одеяло и вдохнул аромат свежего льняного белья, согретого и просушенного на солнце. — Если бы я действительно был варваром, то вы лежали бы сейчас на спине в этой мягкой кровати, а я ласкал бы ваши нежные бедра.
Эмилия вскрикнула, резко повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, и ее щеки вспыхнули ярким румянцем.
— Да как вы смеете!
— Возможно, вы будете первой, кто узнает, как именно я смею!
— Что вы хотите сказать?
Саймон оперся локтем на подушку и положил свою щеку на ладонь. Он улыбнулся, зная, что это невероятно злит Эмилию и она не способна это скрыть. Ему нравилось смотреть, как ее лицо заливает румянец.
— Все вокруг думают, что мы муж и жена, почему бы нам не насладиться друг другом?
Девушка надменно подняла голову, ответив на его улыбку холодным взглядом.
— Смею вас заверить, что я не смогу получить наслаждение от ваших скотских привычек.
— Вы в этом уверены?
Она скрестила руки на груди и пристально посмотрела на него:
— Абсолютно уверена.
— Эта уверенность основана на вашем большом опыте общения с другими мужчинами?
От возмущения Эмилия несколько секунд не могла ничего ответить и только беспомощно хватала ртом воздух.
— Как вы осмеливаетесь предполагать, что я опущусь до подобного порока? — наконец сказала она.
— Фиктивный брак дает вам превосходную возможность попробовать запретный плод и избежать осуждения общества.
— О-о-о-о, вы настоящее чудовище!
Его разбирал смех, когда она схватила покрывало, лежащее на полу. Она выглядела такой возмущенной, такой невероятно невинной, такой до боли соблазнительной!
Саймон вдруг представил себе эту картину: она лежит рядом с ним в этой огромной удобной постели — тепло ее кожи согревает все его тело, ее стройные длинные ноги касаются его нот, а мягкие соски девичьих грудей упираются в его грудь. Ему хотелось разбросать ее волшебные волосы по подушке и зарыться в них лицом, вдыхая сладкий лавандовый аромат. Как много времени прошло с тех пор, когда он в последний раз был с женщиной, от которой пахло лавандой. Почти вечность.
О, как чудесно заниматься любовью с женщиной, от которой не исходит запах другого мужчины. Держать ее в объятиях всю ночь напролет. Чувствовать что-то большее, чем пустота, когда наступит вожделенная разрядка. Жить завтрашним днем и будущим вместо одного мгновения. Может быть, все это ничего не значит для других. А жизнь, которую вел Саймон, не позволяла ему мечтать о таких простых подарках судьбы.
Он заглянул в глаза Эмилии Мейтленд и подумал: что произойдет, если эта женщина посмотрит на него иначе, чем в тот раз, когда он держал ее в своих объятиях и когда в ее глазах» блестела первобытная страсть.
Но сейчас она стояла у края постели, прижав покрывало к груди и глядя на Саймона так, будто он только что выполз из пещеры.
— Я хочу, чтобы вы знали, — звенящим от волнения голосом сказала она, — только один на свете мужчина узнает мою любовь, и этот человек — не вы.
У Саймона защемило в груди, когда он узнал, что эта маленькая красавица уже отдала свое сердце кому-то другому. Он подумал о посвящении в книге сонетов и удивился, откуда у него появилось непреодолимое желание задушить этого незнакомого ему мужчину.
— И кто же этот счастливчик? Тот самый Генри, что подарил вам этот томик?
Она выпрямилась.
— Это не ваше дело.
Саймон провел кончиками пальцев по изящному кружеву, окаймлявшему край простыни с его стороны.
— Полагаю, что Генри уже женат, ибо в противном случае не было бы нужды в этом подлоге. Вступая в фиктивный брак, вы и ваш любовник можете продолжать вашу связь, не боясь последствий, правда?
— Вы способны только на низменные догадки.
Он посмотрел на нее, борясь с желанием схватить ее за узкие плечи и встряхнуть. А впрочем, зачем ей тратить время на человека, который не сказал ей даже своего имени. Саймон кивнул:
— Думаю, что это действительно не мое дело.
— Вот именно. — Она повернулась и решительно направилась к кушетке; покрывало цвета слоновой кости волочилось за ней по полу, но девушка шла, гордо подняв свою рыжеволосую голову, похожая на тигрицу, которая провела свое первое сражение.
— Эмили! — окликнул он.
Она швырнула покрывало на узкую кушетку.
— Что?
Когда она повернулась к нему, Саймон бросил ей одну из подушек. Подушка ударилась ей в грудь и мягко опустилась на пол.
Он улыбнулся, заметив свирепый взгляд «жены».
— Я думал, вы любите спать на подушке. Эмилия издала звук, похожий на фырканье.
— Подумаешь, какой догадливый… — С этими словами Эмилия подняла подушку и швырнула на кушетку.
— Доброй ночи, сердце мое, — произнес он, глядя на ее застывшую спину. Она снова фыркнула в ответ.
Саймон подавил смешок.
— Вы сами погасите свет или хотите, чтобы это сделал я?
Она гневно посмотрела через плечо.
— Оставайтесь там, где лежите.
— С удовольствием.
Девушка гордо прошествовала к подсвечникам, закрепленным вдоль стены, и резким, чересчур нервным движением погасила свечи, затем подошла к масляной лампе, стоявшей на маленьком прикроватном столике из красного дерева. Когда пламя исчезло, лунный свет просочился через окно и рассыпался по комнате серебристыми нитями.
Эмилия задержалась на мгновение у кровати, глядя на Саймона так, словно недоумевала, откуда взялся этот мужчина в ее постели. Лунный свет заливал ее фигуру сиянием, и в эту минуту лицо девушки казалось бледным и гладким, как нежные лепестки роз. Ее волосы ниспадали на плечи водопадом темного огня, так, что у Саймона при виде этой картины перехватило дыхание.
В его жизни было время, когда он позволял себе окунуться в мир фантазий и надеялся, что и у него появится свой дом, семья и женщина, с которой он разделит остаток своей жизни. Судьбе было угодно лишить его всего, у него остались одни мечты. И когда Саймон сейчас взглянул на Эмилию, ему на мгновение показалось, что она вышла из его снов.
Подчиняясь безотчетному желанию, он схватил девушку за руку и задержал, когда она постаралась освободиться.
— Не растрачивайте свой огонь на человека, который никогда не будет принадлежать только вам, Эмили, — вдруг хрипло произнес он. Эмилия перестала сопротивляться, замерла как лань, увидевшая льва и не знающая, что собирается сделать царь зверей: убить ее или оставить в живых.
— Если хотите знать, у меня никогда не было любовника, — вдруг призналась она.
И тут же напряжение в его груди спало. Женщины лгут так же естественно, как и дышат. Однако ей Саймон поверил. Потому что, посмотрев ей в лицо, он страстно захотел поверить, что ни один мужчина не почувствовал жаркого пламени ее страсти.
— Я никогда не позволю себе вступить в связь с человеком, женатом на другой женщине, — добавила она.
Саймон провел большим пальцем по нежной коже на ее запястье.
— Однако это может случиться. Она облизнула сухие губы.
— Могу вас заверить, что не вижу ничего привлекательного в бесчестном негодяе, который обманывает свою жену.
— Любовь не всегда следует правилам.
— Я и не ждала от вас понимания принципов чести.
Эмилия дрожала от его прикосновения, как дикая птица, попавшая в ловушку. Она казалась такой хрупкой. Саймон ощущал ее слабость и знал, что именно в этом заключается ее сила. В глазах этой девушки светилась простая вера в собственные мечты — яркая и чистая, как солнечный свет. А в нем самом, в каждом уголке его души, затаились тени, и Саймон страстно желал изгнать их и устремиться к этому свету.
— Скажите, зачем вы придумали майора Блейка? — внезапно спросил он.
Она смотрела на его руки, будто старалась как следует рассмотреть его пальцы, охватившие ее хрупкое запястье.
— Мои родители настаивали, чтобы я вышла замуж, прежде чем Анна сможет выйти в свет.
Он погладил пальцем нежную девичью ладонь.
— И поскольку вы не смогли найти мужчину своей мечты, вы придумали его… Она кивнула.
— В то время мне казалось, что это хороший план.
— Интересно. Вы выдумали себе военного. Я думал, что вы стремились к более высокому идеалу.
— Я не такая неопытная, как вы считаете. — Эмилия освободила свою руку и прижала ладонь к сердцу. — Мой отец богатый и знатный человек, но для «света» он — всего лишь торговец. И это делает его дочерей изгоями в глазах остального общества.
— Вы, значит, засидевшаяся в девах внучка графини Кэслри.
— О да! — Эмилия горько улыбнулась. — Моя бабушка убедилась, что я использовала все приглашения и возможности, чтобы выставить себя как товар на рынке невест.
Саймон нахмурился, чувствуя всю горечь сказанного ею.
« — Думаю, что многие молодые люди хотели бы видеть вас своей женой.
— Вы правы. Правда, богатство моего отца для них было более притягательным, чем моя собственная родословная.
— Понимаю. Вы думали, что любой интересующийся вами мужчина стремился лишь к вашему богатству.
Эмилия изумленно посмотрела на него.
— Похоже, что так.
Саймон еще некоторое время изучающее смотрел на нее.
— Я подозреваю, что именно ваше отношение к этому вопросу не позволило вам выйти замуж.
Она нахмурилась:
— Мое отношение?
— Вы видите опасность там, где ее нет, — пояснил он.
Девушка вздернула подбородок, возмущенно фыркнув:
— Не вам рассуждать о благородстве и аристократах.
Саймон усмехнулся, подумав, что она сказала бы, узнав, что он тоже принадлежит к этому классу. Несомненно, он окончательно потерял бы уважение Эмилии, а возможно, совсем упал бы в ее глазах.
— Для меня просто очевидно, что вы никогда не встречали такого аристократа, который смог бы изменить ваше мнение и мужчинах.
— Терпеть не могу высокомерных снобов, которые ищут толстые кошельки. Мне не нужен муж, который будет содержать любовницу после того, как поклялся мне в верности. Мужчина, за которого я выйду замуж, будет честным и верным. Он оценит мою верность и целомудрие. И он будет любить меня так же сильно, как я его.
— Как рыцарь из легенды. — Саймон улыбнулся, вспомнив рыцарей и замки, о которых он грезил в детстве. — Воин, который отдаст сердце и меч своей даме.
— Понимаю, для вас это все смешно.
— Ну, почему же? — он посмотрел ей в лицо и в глубине ее золотых глаз увидел свет, подобный солнечному. — Совсем неплохо, если вы поставили своей целью выйти замуж только по любви. Вы достаточно умная и отчаянная женщина, раз уж смогли разработать такой план и обмануть весь свет.
— И вы думаете, что я…
— Удивительная.
— О! — Эмилия отступила назад, ударившись о столик из красного дерева, стоявший рядом с кроватью. Зазвенело стекло лампы. Эмилия схватила ее и тут же задела небольшой пейзаж в позолоченной раме, на котором был изображен средневековый замок. Картина упала на пол.
Саймон улыбнулся, заметив смятение девушки и ее неловкую поспешность. Руки Эмилии дрожали. По какой-то странной причине эта девушка вызывала у него радостные, светлые чувства. Возможно, если бы они встретились в другом месте и в другое время, они стали бы друзьями, а может, и полюбили бы друг друга. Они могли бы стать близкими людьми навсегда.
Саймон покачал головой — жизнь уже давно научила его не обольщаться и не особенно надеяться на подарки судьбы. Он посмотрел на Эмилию и вдруг спросил:
— Скажите мне, кто он?
Девушка отвернулась от него и потерла ладонь, стараясь вновь обрести спокойствие и сохранить собственное достоинство.
— Кого вы имеете в виду? — спросила она.
— Того, кто огорчил вас настолько, что вы стали видеть в каждом интересующемся вами мужчине лишь охотника за богатыми невестами.
— Если и был такой человек, то это не ваша забота.
— Я ваш муж, поэтому это моя забота.
— Мы не женаты, — она произнесла это, выделяя каждое слово, будто разговаривала с надоедливым ребенком. — И я найду способ избавиться от вас.
Саймон оперся подбородком на руку и улыбнулся:
— Это был Генри, не так ли?
— О, вы… — она опустилась на кушетку и прикрыла колени покрывалом, как будто хотела что-то скрыть от собеседника.
— Чем этот Генри оскорбил вас? Эмилия некоторое время молчала, а затем ответила вопросом на вопрос:
— Почему вас это интересует? Саймон и сам не знал, почему, но он не сказал ей об этом.
— Нам придется провести вместе немало времени. Если мы хотим убедить людей, что мы муж и жена, то нам необходимо больше знать друг о друге.
Эмилия вздохнула с облегчением. Некоторое время она молча смотрела на него, постукивая пальцами по коленке, но в глазах у нее все же было сомнение.
— Ну же, Эмилия, кто этот Генри? Она сжала губы и немного нахмурилась, но Саймон продолжал настаивать:
— Кто-нибудь другой расскажет мне, если вы сами не сделаете этого.
— Не думаю, что мне понравится, если вы начнете расспрашивать обо мне всех вокруг.
— Ну ладно, ладно. Так кто же он, этот Генри?
Она снова вздохнула.
— Лорд Генри Кавердейл, виконт Эйвсбери.
Саймон нахмурился, пытаясь вспомнить это имя в ряду аристократов, с которыми он встречался во время своего недолгого знакомства с лондонским высшим обществом. Однако ничего конкретного не вспоминалось.
— Что же он совершил, что так подорвал ваше доверие к мужчинам?
Эмилия горько улыбнулась, но выражение ее глаз осталось холодным, как зима.
— Он попросил меня выйти за него замуж.
Сердце Саймона сжалось, едва он почувствовал, что пробил стену молчания, которой Эмилия окружила свое прошлое.
— Вы любили его? — Он не собирался задавать этот вопрос, так как знал, что это действительно не его дело. Но по какой-то странной причине он ждал ответа, затаив дыхание.
— Я думала, что люблю, но ошибалась. Он снова вздохнул.
Эмилия посмотрела на свои руки, провела пальцами по ладони и сжала кулаки.
— Это все по молодости. Мне не было и двадцати, когда я впервые вышла в свет. Сколько надежд! А он был так красив, умен и учтив. Он был любимцем светского общества. Мне так польстило, что он заинтересовался мной.
Саймон хорошо мог представить себе Эмилию в Лондоне. Она была подобна дыханию весны во всех этих холодных гостиных и залах, среди аристократов, которые давно превратились в подобия изваяний, существующих без искры жизни, совсем как его собственный отец.
— Я встретила Эйвсбери в первый вечер на своем первом балу. Помню, я стояла рядом с бабушкой и больше всего на свете боялась, что никто не пригласит меня на танец. Бабушка приложила столько усилий, чтобы увидеть мой первый выезд на бал. — Эмилия разгладила покрывало на коленях. — Я была уверена, что я слишком высокая и волосы у меня слишком рыжие, а говорю, как настоящая провинциалка. В тот момент я была готова все отдать, лишь бы стать такой же маленькой и белокурой, как Анна.
Саймон поймал себя на том, что хотел бы в тот вечер оказаться там. Ах, с каким бы удовольствием он вывел бы эту юную рыжеволосую красавицу на середину танцевального зала!
А Эмилия продолжала свой рассказ:
— Мне казалось, что я простояла там целую вечность в ожидании кого-то, кто спасет меня от полной гибели. — Она снова принялась нервно теребить край покрывала. — И тут на помощь пришел Генри. После нашего танца и другие джентльмены в зале обратили внимание на молодую девушку из Бристоля. После этого я протанцевала весь остаток ночи, но именно Генри стал моим героем в тот вечер.
Саймон нахмурился, услышав печаль в ее голосе, сохранившуюся с тех пор. Эйвсбери, видимо, глубоко запал ей в душу. И осознав, как бы ему самому хотелось помочь Эмилии залечить эту рану, Саймон испугался.
— Мы были знакомы меньше двух недель, когда он предложил мне стать его женой. Я помню, что чувствовала себя такой счастливой. — Девушка рассмеялась, но от ее смеха у Саймона появилось страстное желание найти этого Генри и задушить.
— Именно бабушка первой услышала сплетни о нем. Он отправился в Бристоль, чтобы просить у отца моей руки. Но слухи о нашей неминуемой помолвке уже распространились по всему Лондону, и, естественно, друзья моей бабушки поспешили рассказать ей последние слухи, касающиеся моего будущего мужа.
Впервые в жизни Саймон испытал благодарность ко всем этим язвительным пожилым светским дамам, которые негласно управляют высшим обществом.
— Что же вы узнали? — мягко спросил он.
— Помимо того что Генри содержал любовницу в милом домике на Парк-Лейн, было похоже, что он проиграл все свое состояние и глубоко погряз в долгах. И после того, как я приняла его предложение, он известил кредиторов о своей предстоящей женитьбе на состоянии Мейтлендов, что, очевидно, должно было стать гарантией покрытия его долгов. Странно, но, услышав это, я не поверила.
— Думаю, что, в конце концов, вам пришлось поверить, — тихо сказал Саймон.
Эмилия снова одернула покрывало.
— Он сам мне обо всем рассказал. Похоже, Генри думал, что я стремлюсь отдать свое состояние в обмен на его титул, и, уж конечно, он не собирался расставаться с любовницей после свадьбы.
«Не удивительно, что она так энергично отреагировала на это», — подумал Саймон, а вслух спросил:
— Зачем вы сохранили книгу?
Эмилия опустила глаза, но Саймон заметил улыбку на ее губах.
— Как напоминание о собственной глупости.
— Этот Эйвсбери был законченным глупцом. Эмилия подняла глаза, и в них отразился лунный свет.
— Почему же? Он просто хотел поправить свое положение.
Саймон скрипнул зубами, чувствуя себя неуютно, оттого что оказался слишком похож на мужчину, которого Эмилия справедливо ненавидела.
— Похоже, что сегодня у нас вечер воспоминаний, — усмехнулась Эмилия. — Может быть, теперь вы мне расскажете, откуда у вас этот шрам?
Саймон изобразил ухмылку:
— Какой вы имеете в виду?
— У вас не один шрам?
— Есть еще несколько маленьких. Эмилия нахмурилась и возразила:
— Я бы не назвала этот шрам на плече маленьким.
Саймон потер пальцами рваную отметину выше ключицы. До сих пор, когда погода становилась холодной и сырой, старые раны все еще болели. Но от воспоминаний было еще больнее.
— Эту небольшую памятку я привез с собой с Пиренейского полуострова.
— Так вы действительно воевали?
— Вы удивлены? Эмилия пожала плечами:
— Я и не знала, что в армии служат негодяи.
— Да, иногда они оказываются там по ошибке.
— Это, должно быть, довольно ужасно.
— Война вообще довольно ужасная вещь.
— Да, — девушка посмотрела на него, — а теперь война идет между нами.
Саймон вздохнул. Он бы предпочел, чтобы между ним и этой девушкой возникло нечто другое, а не вражда.
— Я бы не хотел, чтобы вы считали меня своим врагом.
— Боюсь, вы не оставили мне выбора. — Она отвернулась и положила ноги на узкую кушетку. — Это война, и я не собираюсь сдаваться.
«Война»! Милая девушка не имела понятия, что значит это слово. Оставалось надеяться, что она никогда не узнает этого.
— Спокойной ночи, моя дорогая.
— Я не ваша дорогая.
— Именно «моя», — Саймон посмотрел на Эмилию и встретил ее гневный взгляд. — Вы моя, пока не найдете способа избавиться от меня.
— Вы можете улыбаться своей самодовольной улыбкой сколько угодно, сэр-негодяй.
— У меня такое чувство, будто вы хотите доказать мне, что вы достойный противник, миледи.
Эмилия с вызовом посмотрела на самозванца, претендующего на звание ее мужа.
— Вы даже не представляете, как я это сделаю, милорд.
Саймон перевернулся на спину и, нахмурившись, уставился в потолок. Конечно, Эмилия права. Они враги. Ему нужно сосредоточиться на деле, а не на рыжеволосой красавице, которая может зажечь кровь единым взглядом. Женщины умеют быть вероломными, мужчины остаются верными себе. Связь с такой незаурядной женщиной может оказаться смертельно опасной.
Он повернул голову на подушке, посмотрел на Эмилию, уже лежавшую свернувшись клубочком под шелковым покрывалом, и вновь вспомнил, как держал ее в своих объятиях, вспомнил тепло и аромат ее кожи. Саймон разочарованно вздохнул. Ее отец вполне мог оказаться тем самым негодяем, которого разыскивают, а он, Саймон, вполне может стать человеком, который пошлет Хью Мейтленда на виселицу. Любая мысль о будущем с Эмилией глупа. А глупость в его деле недопустима.