Избранное

ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ КАРАВАЙ, председатель колхоза «Маяк».

ДЕД ЦИБУЛЬКА, колхозник, состарившийся вундеркинд.

ЮРКА, его внук, студент-заочник, комсорг, шофер председателя колхоза. Ищет себя.

ОКСАНА СМЕТАНКИНА, мать-одиночка.

ТАМАРА, ее дочь, гордая, как принцесса. С повышенным чувством собственного достоинства.

ИВАН ШВЕД, парень во!

ЛИДИЯ СЕМЕНОВНА, учительница.

ВАСИЛЬ, ее сын, студент-заочник, энтузиаст колхозного дела.

КОНЦЕВОЙ, бригадир-агроном. Тоже из энтузиастов.

СВЕТЛАНА, секретарь-машинистка. Может быть и кроткой.

ВЕРА НЕВЕДОМАЯ, библиотекарь. Нашла себя.

ЛОМТЕВ, представитель сверху, здоровается обязательно за руку.

КРЕНДЕЛЕВ, пенсионер. Не один раз подкованный. Потому — бдительный. Активный пенсионер-общественник.

СКОРОМНЫЙ, районный заготовитель. С отпечатком профессии на лице.

ПОЛЯНЫЦЯ, тоже заготовитель. С Украины. Доверчивая душа.

ПОДРУЖКА СВЕТЛАНЫ, более влюбленная в Василя, чем сама Светлана.

ПОДРУЖКА ТАМАРЫ, завидует чужому счастью.

Время и место действия — современная деревня.

Пролог

Г о л о с а в т о р а. Пусть будет песня. Пусть девчата ее поют. Задушевно. Мягко.

Слышится песня:

Всякий раз, когда я слышу эту песню, передо мной возникает, как прекрасный мираж, как детская сказка, образ моего родного села и сердце трепетно щемит радостью встречи… Давно ли я там был, или вчера оттуда.

Нет, не забыть мне его вовек. Там — родина. В душе она. В памяти. В снах неспокойных. В постоянном ожидании, в ожидании непонятно чего, но чего-то хорошего, радостного: то ли весны, то ли теплого ветерка с дождиком. А может, первых всходов, которые потом гипнотически притягивают твои глаза, твой взор, аж пока из бледненьких росточков поднимутся стебельки и на них всколышутся буйные колосья — цель и надежда крестьянская.

Стою я у станка, или в самодеятельном заводском ансамбле народной песни и танца, или сижу на рыбалке за городом, на берегу рукодельного моря, я всегда ощущаю связь, нет, не просто связь, а привязанность, живую пуповину ощущаю, и от этого так хорошо на душе, так покойно. И чувствуешь в себе великую силу перед высоким небом и всей вселенной. А когда-то сбежал в город. Со скандалом ушел. Удрал. Да-а…

Тогда город для меня был прекрасной сказкой, манящим миражом, чудом и великой надеждой.

Все сбылось. Вот как теперь — явь становится сказкой, а сказка, мираж — явью.

Закроешь глаза, и перед тобой восстанавливаются когда-то невольно подслушанные или увиденные сельские вечерние маленькие интермедии. Яркие. Сочные. Вот как эта.

Весна. Вечер. Месячик. У нас его еще молодиком зовут. Звезд — даже и в большой мешок не соберешь. А звуков!.. Кажется, все изнывает в некой истоме, в сладостной муке желания: и звонкие сверчки, и голосистые лягушки, и деликатно звенящие комары. А то вдруг ленивый, со скуки или со сна, — лай собаки. Или — тяжко-тяжко вздохнет грустная корова. А у самых огородов плещется в темноте весенний паводок. И грачи… Грачиный грай…

Случается и так: неожиданно, вдруг, сочный, звонкий, голосистый на полсела женский крик…

Г о л о с ж е н щ и н ы. За-ха-ар! Куда ты сгинул?! Вечерять иди! А то картошка переварилась в кисель. (И совсем тихо.) Ох, ты мне ох!..

И всем понятно — в чем провинилась картошка.

И опять тишина, до краев наполненная звуками.

А под кустом еще нерасцветшей сирени, на лавочке — своя жизнь.

В темноте не рассмотреть их (а рассматривать и не надо, чтобы не вспугнуть), но полушепот их слышен за версту.

Г о л о с д е в у ш к и. Руку… Руку, руку, Петя, руку, руку… Не надо так, Петя! Не надо, не надо, не надо. Ну что ты делаешь, Петя? Нехорошо так! Петя! Нехорошо, нехорошо… Блузку… Ой, Петя-а…

Г о л о с п а р н я. Ну вот и все, все!.. Милая ты моя!.. Как хорошо, как хорошо…

Г о л о с д е в у ш к и. И все-таки нехорошо, нехорошо так…

Г о л о с п а р н я. Ух ты, малинка моя!..

Г о л о с д е в у ш к и. Вот отслужишь в армии, а сюда уже не вернешься… И малинка тебе не нужна будет…

Г о л о с п а р н я. Ну что ты говоришь, ну что ты говоришь?

Г о л о с д е в у ш к и. Еще два дня — и кончается твой отпуск.

Г о л о с п а р н я. Ах, кончается, кончается. Только два денечка…

Г о л о с д е в у ш к и. Я буду ждать тебя, Петя. Я буду ждать. Слышишь? Ты веришь мне, Петя? Веришь?

Г о л о с п а р н я. Ну, конечно, верю, ягодка моя…

Г о л о с д е в у ш к и. Надька Натальина тоже ждала… два года ждала… Гришку. А он демобилизовался в Полоцк, на нефтеперегонный.

Г о л о с п а р н я. Так то Гришка. Я ведь — не Гришка.

Из темноты выходят К а р а в а й и В а с и л ь. Они случайно подслушали разговор девушки и парня.

К а р а в а й. Вот ей верю. А ему — нет.

В а с и л ь. Думаете, теперь все хлопцы вруны, обманщики?

К а р а в а й. Может, и не все. А он обманывает. Не вернется. Может, и тебя ждет тут которая, а я задерживаю? (Прислушался.) Задерживаю?..

Лягушки соревнуются с соловьями в мастерстве выражения своих лирических настроений.

В а с и л ь. Да нет, что вы!.. Пока нет.

К а р а в а й (о соловьях). Как они стараются! А? (Слушает.) Значит, дипломная работа готова?

В а с и л ь. Еще раз перечитать и на машинке отпечатать.

К а р а в а й. Отдай нашей Светлане. Я прикажу ей. Она грамотная машинистка.

В а с и л ь. Я сам… Не надо приказывать.

К а р а в а й. Ну, смотри, она у нас капризная… Может, помощь какая нужна, так… Возьми аванс, а там рассчитаемся.

В а с и л ь. Кабалой закрепостить хотите? Должком?

К а р а в а й. Не должком, а долгом. Гражданским.

В а с и л ь. Вы как на митинге, Владимир Андреевич. Можно и проще. Я уже догадался, что как специалист я вам очень нужен. А что дальше?

К а р а в а й. Ну что же, давай по-деловому. К тебе я присмотрелся, думаю, человек из тебя будет, если… Так вот, заканчивай, защищай свой диплом и айда сюда, в наш «Маяк». Направление я организую через министерство. Должность тебе определяю — главного инженера. Оклад — восемьдесят процентов моего, двести сорок. Никакой завод, никакое конструкторское бюро такого оклада тебе не даст. А мы даем, потому что — зарез. Голова варит, дело свое любишь, справишься. Двести сорок.

В а с и л ь. Коммерция? Покупаем мозги? Современно. А вы — бизнесмен. Наш, советский, конечно. Это даже интересно. С вами будет весело.

К а р а в а й. Я же вижу — нам с тобой не разойтись.

В а с и л ь. А почему и вы так думаете о нашем поколении? Вот и обо мне. Что нас можно приманить только длинным рублем. Только ли рубль нам нужен?

К а р а в а й. Почему рубль? Рубль не ради рубля, а… мотоцикл… «Запорожец», магнитофон, транзистор… гитара… Такие вещи… в наше цивилизованное время… они… (с иронией) нужные, даже необходимые.

В а с и л ь. И все? И только? Не-ет, Владимир Андреевич! Нет. Работу мне по душе. Чтобы душа горела. Чтобы душа кипела. Не службу ради рубля, а дело! И такое дело, чтобы разгон был, чтобы простор был такой, где бы мечтам моим места хватило, чтобы ни утром, ни вечером покоя не было, чтобы дух захватывало, чтобы дня не хватало, чтобы сутки просил удлинить. А вы сразу в руку суете. (Посмеиваясь.) Скажите, вы взятки даете? Ваши восемьдесят процентов на взятку похожи. (Вновь смеется.)

К а р а в а й. О-о! Да ты сучковатый! Значит, сцепимся! Значит, не разминемся! Устроим мал-кучу. Ну-у! Ух ты какой! Ах ты, черт! Да тебе такой простор тут будет, такой разгон, что… (По секрету.) И на мою жизнь дела хватит, и на твою. Друг ты мой рябиновый!

В а с и л ь. Вот только мама…

К а р а в а й. Что — мама?

В а с и л ь. Не хочет, чтобы я тут оставался.

К а р а в а й. Мама? Твоя? Но почему не хочет?

В а с и л ь. Ну… как тут рассказать?.. Вы лучше сами поговорите с ней.

К а р а в а й. Быть такого не может. Я завтра же приду к ней.

В а с и л ь. Она сама к вам придет. Собиралась.

К а р а в а й. Не может быть, чтобы Лидия Семеновна…

Неподалеку взрыв хохота. Смеются хлопцы. Смеются молодо, заливисто, заразительно. Гогочут. Василь насторожился, навострил уши.

Вот послушай! Я сейчас отпущу тебя. Ты послушай! (Уводит Василя.)

Будто две пташки, вспугнутые выстрелом, вбегают Т а м а р а и е е п о д р у ж к а. А хлопцы там гогочут.

Т а м а р а. Это они надо мной так?.. Надо мной?! Надо мной? Да? А? (Чувствуется, что задето самое больное ее место. Оскорблено самое береженое — девичья честь.)

П о д р у ж к а Т а м а р ы. У-у, жеребцы!.. Им палец покажи — они сутки ржать будут. (В ту сторону, где гогочут парни.) Соль вам в глаза!.. Соль! Со-оль!

Т а м а р а. Но это же неправда, неправда, неправда!! Не было такого! Не было, не было, не было!

П о д р у ж к а Т а м а р ы. Ну и плюнь! Ну и плюнь! Плюнь и разотри! У-у! Жеребцы проклятые! (Передразнивает.) Г-гы-гы, го-го-го. Чтоб ты подавился языком своим. Тьфу! Жеребцы! Быки, хряки! Ослы! (Тамаре.) А коли и было, так неужели это…

Тамара отмахнулась и убежала. П о д р у ж к а Т а м а р ы, погрозив ребятам кулаком, тоже бежит за Тамарой.

Сначала тихо, потом громче и громче звучит песня: «Зорька Венера взошла над землею…» И непонятно — девушки ее поют или это транзистор…

Слышны голоса, появляется С в е т л а н а со своей подружкой. Говорят они не спеша, с паузами.

С в е т л а н а. Опять опаздывает… Ну, хорошо же… Я ему…

П о д р у ж к а С в е т л а н ы. Ты не сердись на него. Василь ведь такой парень…

С в е т л а н а. Ну какой он такой?

П о д р у ж к а С в е т л а н ы. Он так тебя любит!.. Он так тебя любит, что завидки берут. Аж млеет…

С в е т л а н а. А ты откуда знаешь, что любит?

П о д р у ж к а С в е т л а н ы. А кто этого не знает. Все село знает.

С в е т л а н а. Одна я только не знаю.

П о д р у ж к а С в е т л а н ы. Не говорил?

С в е т л а н а. Не говорил.

П о д р у ж к а С в е т л а н ы. Василь из-за тебя в колхоз возвращается. С дипломом. Инженер! Подумать только. Та-ка-я любовь!..

С в е т л а н а. Не из-за меня. Это Владимир Андреевич его охмурил. А я и в город поехала б…

П о д р у ж к а С в е т л а н ы. Ты можешь накинуть на него поводок, и он, как кроткий телок, пойдет за тобой, куда поведешь. И упираться не будет. (Вздохнула.) Счастливая ты.

С в е т л а н а. Нет, милая, нет. А его мать не любит меня.

П о д р у ж к а С в е т л а н ы. Мать? Учительница? Она боится тебя. Лидия Семеновна говорит, что ты из Василя веревки будешь вить. Жалеет его. А тебя боится.

С в е т л а н а. Ну и пусть… буду вить веревки из него. Да такие мяконькие веревочки… Назло ей.

П о д р у ж к а С в е т л а н ы (прислушалась). Тихо… Кто-то идет. Не Василь ли?

Кто-то приближается из темноты и на ходу покручивает регулятор транзистора. Выловив песню «Ой, реченька, реченька, чему ж ты не полная», останавливается.

С в е т л а н а. Василь, ты? Василек, иди сюда, я из тебя буду веревочки вить.

Подходит д е д Ц и б у л ь к а.

Д е д. Ну-ну, давай! Которая тут веревочки вьет?

П о д р у ж к а С в е т л а н ы. Ой, да это же дед Цибулька!

С в е т л а н а. Да еще с транзистором. Вот это кавалер!

Д е д. А что? Вышел Юрку подменить, внука. Пока он там с книжками, заочник ведь, так я тут, около его девки поверчусь. Чтоб не скучала. И транзистор у него отнял. А то включит и — глядит в книгу. А видит фигу. О чем деды применительно к нам говорили: не хочу учиться, а хочу жениться, что обратно же теперь мы формулируем так: книжки в сумке, а… сиська в думке.

С в е т л а н а. А ты веселый, дедушка. Поухаживай за нами.

П о д р у ж к а С в е т л а н ы. А то ходим как неприкаянные.

Д е д. Ах вы ласточки! Ах вы синички-перепелочки! Вернуть бы мне молодость… О-о-о! Как бы я вас прикаял! (Смотрит вдаль.) Да вот он, кажись, идет. Не буду вам мешать. А то скандалить начнет, приревнует. (Уходит.)

К девушкам подходит В а с и л ь. Молча останавливается перед Светланой. Любуются друг дружкой.

С в е т л а н а. Ах, как от тебя пахнет…

В а с и л ь. Бензином?

С в е т л а н а. Ага…

В а с и л ь. Ты любишь… бензин?

С в е т л а н а. Очень.

В а с и л ь. Ну и чудачка ты!..

С в е т л а н а. Бензин ведь тобой пахнет.

П о д р у ж к а С в е т л а н ы (почувствовала себя лишней. Беззаветно влюбленная, одинокая душой, она кажется сейчас самой несчастной). Пойду я домой. (Ушла.)

Где-то слышны переборы гитары. И вдруг заливисто пропел петух… Первые петухи… А потом пошли соревноваться, как на олимпийских играх.

Затемнение.

Действие первое

А петухи горланят. Будят солнце. И солнышко всходит. Ясное. Ласковое. Все вокруг будто нарисовано яркими-яркими красками. Будто не солнце осветило все, а поработали японские декораторы. Аж глаза хочется прикрыть.

Правление колхоза. Приоткрывается дверь, и показывается голова д е д а Ц и б у л ь к и. Он воровато оглядывается по сторонам и выходит на крылечко с веником и ведром.

Д е д. Диалектика… Не пропели бы петухи, и солнце не проснулось бы. (Заметив кого-то, прячет за спиной веник и ведро.)

К правлению спешит О к с а н а. Она какая-то взбудораженная, взволнованная. Остановится, бросит кому-то сзади ругань с проклятьем, а потом снова рванется к правлению. Она вроде огрызается, будто отбрехивается.

О к с а н а. Чтоб тебе пусто было! Чтоб на тебе лихо ездило! Чтоб тебе ядра бревном притиснуло, как ты ее тискал! (Голосит.) А бо-ожечка! А люди добрые! А что ж ето такое?! Кабы тебе так брюхо порвало, как ты… Обормот! Тьфу! Тьфу тебе в бесстыжие глаза! Тьфу! Тьфу! Чтоб тебе их пятаками закрыли!..

Д е д. Кому ето ты столько ласковых слов наговорила?

О к с а н а. Председателя нету еще? Доброе утро!

Д е д. Нету еще. Доброе утро.

О к с а н а. Ну да, ну да. Рано еще. (Нервно потирает руки, вроде им зябко. Потом пристально смотрит деду в глаза, кивает головой и говорит с отчаяньем в голосе.) Ну, слыхал? Это же надо! Это же надо! Чтоб на мою беду да такое лихо свалилось?!

Д е д (будто ничего не знает). А что такое, Оксанка? Ай что недоброе приключилося?

О к с а н а (со стоном). А-ай!.. И не спрашивай, дед. (Собралась уходить, да приостановилась.) А ты, дедушка, не стыдись, делая доброе дело. Стыдно сорить, а выметать мусор — не стыдно. Ой, какой срам на мою голову! (Ушла.)

Д е д (вслед). По всему видать — до нее позже всех слух дошел. Оно всегда так, мать последняя узнает. Да и то — а кому приятно рассказать матери про такое? (Торопливо протирает дверную ручку, подметает крыльцо. Спешит, не хочет, чтоб его застали за этим занятием.)

Подходит молодой парень — И в а н Ш в е д, посмеиваясь, наблюдает за дедом. Старик, подметая, будто спиной почувствовал, что за ним подсматривают, остановился, выпрямился, прислушался, еще пару раз махнул веником и тогда повернулся.

И в а н. Что? Заметаешь следы, дед?

Д е д. Какие такие следы?

И в а н. Да-а, брат, твоя баба научит тебя и мышей ловить. Сама небось спит, а тебя ни свет, ни заря подметать выгнала. Не твои это функции.

Д е д. Да не спит она. Третий день дома нет. К сестре в гости пошла, да и загостила.

И в а н. А может, к куму? Вот оно как — на молодой жениться. Под старость.

Д е д. Молокосос! А что ето ты в такую рань поднялся? Или, может, опять какую девку тискал, чтобы кому-то помягче в жены досталась?

И в а н. Да нет, дело есть к председателю.

Д е д. А-а, дело? Ну тогда на, отнеси мусор и высыпь в уборную. Ежели дело.

И в а н. А что я вам?

Д е д. Ежели дело — не перечь! А я свежей воды наберу в графин.

И в а н выносит ведро с мусором. Дед наливает воду.

И в а н (возвратясь). Ты бы самогону ему для-ради смеха.

Д е д. Не любит. Коньяки уважает… и то — при начальстве только, которое поважнее. А у тебя какое такое дело?

И в а н (уклоняясь). Ах там…

Д е д. Ну, не хошь, как хошь. Я лишь абы так. Особого интересу не имею… Видал, какую технику вчера пригнали? Это он умышленно на улице оставил — на смотрины.

И в а н. Для энтузиазму.

Д е д. Для чего? А-а, ну да… Послушай, а вот та, с кривым колесом огромнейшим, что ето за машина? И транспортер с нею… Транспортер…

И в а н. Каналы чистить и углублять.

Д е д. Да-а!.. Человеков сто заменит. А? Што? Нет?

И в а н. Сто не сто, а…

Д е д (категорично). Нет. Сто. Не меньше!

И в а н. Ну, таких, как ты, то и триста.

Д е д (обиделся). Дурак! Меня уже не надо заменять. Я уже замененный. На пенсии. Ежемесячно тридцать два целковых отваливают за будь здоров. (Злорадно.) А вот тебя, Иван, она, эта техника, заменит. Считай, уже заменила. А? Что? А-а-а, то-то же… Куда ты такой перед ней? Хоть и здоровяк, а перед ней ты — нуль. Вот так, Ваня. Нуль без палочки. А за меня не хлопочи. (Решил подколоть.) Слушай, ето правда или только брешут, будто ты Оксанину Тамару притиснул? В соломе будто? А?

И в а н (резко прерывает). Слушай, старик, будешь и ты такое разбрехивать… (оглянулся) подожгу хату. Обещаю. Никто ведь не слыхал. Рассматривают друг друга, будто каждый из них диковинка.

Д е д. А чего ты взъерепенился? Дуралей! И спросить нельзя?

И в а н. Про такое нельзя. Ясно? Пока твою бороду моль не побила. Запомни, дед, я до трех не считаю.

Д е д (меняет тон и тему). Да-а, тесно будет в селе, коль на поля такая техника пойдет. На улице тесно будет. Не одного она вытеснит, выкурит из села. Особливо тех, которые обращаться с нею не умеют. Она, браток, строгая. Ежели не спец — пошел вон, скажем, и крышка, и облизнись. А? Что? Нет? Понял теперь? Такой, брат, способ работы начинается. Способ работы — он, брат, все перевернет, все переиначит и кого куда следует приспособит. Тут, брат, с образованием нужно, с дипломом.

И в а н. Спешат сюда с дипломами, аж падают. Месить грязь весной или осенью? Во-он ее сколько, по самые ноздри.

Д е д. Вот то-то и оно! Там, в городе, что-о… Тротуар… В штиблетиках… Сигару в зубы, руки в карманы, и все. Отработав, конечно, свои восемь часов и двенадцать минут. Вот какое дело. А тут — или грязь, или пыль. Плюс к тому — у всех на глазу. Как только что-либо такое-этакое, то оно и пошло-поехало от одного к другому. Секретов не держим в деревне. Для морали оно, может, и к лучшему, потому как опасливо делать что-либо опять же такое. В противном случае — косточки перемоют и переполощут.

И в а н (кричит со злостью). К чертям! Довольно! Хватит! Я в город подамся! Не пропаду! Освою любое дело! А тут…

Д е д. А-а, значит, я разгадал твое дело к председателю? Только чего же ты орешь? Тут криком не возьмешь, тут подход надо иметь. И цель ясную, во-от.

И в а н. Тут не только кричать, тут завыть можно.

Д е д. Выть можно. Выть — пожалуйста, сколько угодно вой. А кричать — без толку. А вот и он, председатель наш, свекор наш.

Подходят и останавливаются у крыльца конторы К а р а в а й, С к о р о м н ы й, К о н ц е в о й и Ю р к а.

К а р а в а й. Главный поставщик — он, его бригада. Хороший картофель. (Концевому.) Сколько у тебя?

К о н ц е в о й. С тридцати гектаров. Тонн пятьсот.

К а р а в а й (поправляет). Пятьсот семьдесят три по актам. По восемь копеек кило. Посчитай! Богатство привалило! Не зевай!

С к о р о м н ы й. Лады!

К а р а в а й. Тонн двести наскребем и в этих бригадах.

С к о р о м н ы й. Лады.

К а р а в а й. Здоров, Цибулька!

Д е д. Доброго здоровья, Владимир Андреевич!

С к о р о м н ы й. Самый строгий параграф договора: за неделю вывезти и руки умыть. Слышите, товарищ председатель?

К а р а в а й (Ивану). Здоров… (Не знает, как его звать.)

И в а н. Иван я. Иван Швед. Здравствуйте! Я к вам…

К а р а в а й. Погоди, успеешь. Потом подойдешь.

И в а н Ш в е д уходит.

С к о р о м н ы й. Насчет сроков я строг. Вам деньги дороги, мне время.

К а р а в а й. Ты, брат, не жми, не жми! Ты можешь понять и наше положение или не можешь? У нас ведь беда: озимые вымерзли — только в его бригаде сто гектаров пересевать надо. (Берет Скоромного за лацканы пиджака.) Вымерзли! Зима трудная, бесснежная зима была. Усек? Ты слышишь? Ты нас понимаешь?

К о н ц е в о й. Семена какие угрохали… Элиту!

К а р а в а й. Душа болит, а ты… Весенний план дать надо? Надо! Кроме пересева. И картошку отгрузить. Мы ведь на пределе, из последних сил, а ты за жабры нас берешь. В нас ведь вон как время спрессовано. Отпусти! Христом богом прошу! Людей не хватает. (Просит.) Накинь пару дней. Прошу! Людей не хватает.

С к о р о м н ы й. Нет! Не могу. Не от меня зависит. Сам могу погореть. Меня же прогонят из комиссионной торговли райпотребсоюза.

К а р а в а й. Ну что ж… Он нас не слышит. Связь нарушена. Обрыв кабеля… Юрка, объявляй аврал по колхозу. Мигом на диспетчерскую! Передай по радио всем бригадам… Понял, в чем дело?

Ю р к а. По сигналу «полундра», «фал ундер», что означает: «Берегись! Падает сверху!»

К а р а в а й. Прикажем диспетчеру — по радио контролировать каждый час. Как стихийное бедствие.

Ю р к а. А деньги и есть стихийное бедствие. (Ушел.)

К а р а в а й. Если их нет. (Заготовителю.) Отсрочь на пару дней? Ну?

В контору входит С в е т л а н а.

С в е т л а н а. Доброе утро!

Все дружно отвечают ей.

С к о р о м н ы й (задержал на ней взгляд). Лады! Нет, я в том смысле, что бедствие, если их нет. Или я сроки не сказал вам?

К о н ц е в о й. Так что же? Вывозить я должен своими силами?

К а р а в а й. Своими, сними с поля двух «белорусов».

К о н ц е в о й. С посевной?

К а р а в а й. Деньги нужны! Фал ундер! Сверху падают. Ему не продадим — свиньям скормим. Сортовой! Анекдот про нас пустят, в комедию вставят: деньгами свиней откармливаем. Откармливаем!

К о н ц е в о й. Владимир Андреевич! Вы же знаете, сколько в моей бригаде рабочих рук… (Скоромному.) Еще бы три-четыре дня… Людей нет.

С к о р о м н ы й. Ни одного! Людям сеять надо. Люди тоже кушать хотят. Рабочий класс картошку любит! И городская интеллигенция.

К а р а в а й. У кого деньги, тот и музыку заказывает. Деньги у него. (Скоромному.) Оформляй договор.

Д е д (задерживая Скоромного). Послушайте, уважаемый! А кого кормить будем этой картошкой?

С к о р о м н ы й. А это — тайна государственная, дед.

Приходит В а с и л ь с папкой под мышкой.

В а с и л ь. Здравствуйте! О, Концевой! Привет! Что хмур?

К о н ц е в о й (взорвался). Понимаешь? Черт возьми эти порядки! Облупи и еще в рот положи! Мое дело вырастить и собрать. А реализация — не мое дело. Изучаем политэкономию. Экзамены на пятерки сдаем! А на практике? Пора ведь отделить сферу производства от сферы обращения. Я — специалист. Я — агроном! Я не в контору, а в бригаду пошел, напросился, чтобы сеять. Выращивать! Убирать! А тут — на тебе… У меня хватает своих проблем. В прошлом году — какая пшеница выросла?! А полегла! Не болела душа? Не обидно? Вот так обидно. Почему полегла? Отчего? Вот о чем мне думать — не передумать! А вы мне — погрузка, выгрузка, продажа, восемь копеек… Не мое это дело. Почему картофель до этого времени в буртах лежит? Тогда как в нем кто-то давно нуждается. И кто-то получает зарплату за то, что должен был приехать, купить, погрузить, разгрузить и обеспечить нуждающихся? А? Что? Нет?

Д е д. Смотри! Мои вопросы задает? А? Что? Нет? Всенародный вопрос поставил!

К о н ц е в о й. Кто пошлет инженера закручивать обыкновенные гайки, накачивать автомобильные камеры, вкапывать телеграфные столбы? Смешно? А агронома — не смешно! Не стыдно! Для этого меня учили пятнадцать лет? Колхозную стипендию получал! Ну, не обидно, Василь? Скажи!

Д е д. Петух! Чистый петух!

В а с и л ь. Это пусть Владимир Андреевич скажет. У него спрашивай. Ему виднее. У него опыт. А мы послушаем.

К а р а в а й (понял, что отвечать сейчас надо не Концевому, а Василю, хоть обращается к бригадиру). Милый ты мой энтузиаст! Ну, прав ты! Конечно же прав! Ну, прости меня! (Говорит вроде искренне, однако трудно понять: скромничает он или всерьез признает вину.) Ну, конечно же, я виноват. Ну, прости! Не суди строго! Больше так не буду! Только в последний раз эти пятьсот тонн помоги вывезти. А? Ну? В нем закавыка. (Показал на заготовителя.) Он — стихийное бедствие. Даже коньяком его мягче не сделаешь.

В а с и л ь. Разве что последний… (Посмеивается.)

К а р а в а й. Клянусь! А насчет обыкновенных гаек… (С угрозой.) Обещаю:. гайки буду закручивать сам! Никому не перепоручу это дело!

С к о р о м н ы й. Лады! Как я понял, тут напрашивается принцип материальной заинтересованности. Владимир Андреевич! Организацию вывозки картофеля из его бригады я беру на себя. Лады?

К а р а в а й. Лады! Идите к Светлане, оформляйте договор. Оформляйте!

С к о р о м н ы й. Лады!

С к о р о м н ы й, К о н ц е в о й и В а с и л ь уходят в контору. Несмело подходят О к с а н а и Т а м а р а. Остановились, не решаются подойти ближе.

К а р а в а й (одеваясь, направляется к выходу). Ты ко мне, Оксана?

О к с а н а. К вам. Беда у меня. Помогите.

К а р а в а й. Какая такая беда? Выкладывай! Только не тяни, у меня время — в обрез.

О к с а н а. Председатель, родненький! У меня такая беда, что с глазу на глаз надо бы…

К а р а в а й. Можно и с глазу на глаз. Пойдем, Оксана, в кабинет, а то дед уже уши навострил. (Уводит Оксану и Тамару в кабинет.)

Д е д. Сейчас она ему изобразит музыкальную комедию.

В кабинете председателя. Как повсеместно заведено, здесь выставочный сноп в углу, грамоты на стенах, переходящее Красное знамя на почетном месте. Другие кабинетные атрибуты тоже есть: телефон, сейф. На стене красное полотнище, а на нем подправленная пословица: «Кто рано встает, тому и колхоз дает».

К а р а в а й. Ну, какое там горе? Какая беда с тобой приключилася?

О к с а н а. Не со мной. С нею, с дочкой.

К а р а в а й. Захворала? (Рассматривает дебелую девку.)

О к с а н а. Горше. Горше всякой болезни!

К а р а в а й. Что такое?

О к с а н а. Швед Иван поголоску пустил… Все село гудит, что он… с ней… что он ее… ну… в соломе будто, возле гумна… когда все ушли на обед. Вот. И платье порвал.

К а р а в а й. Среди бела дня?

О к с а н а. Ну да, вроде бы…

Телефонный звонок.

К а р а в а й (снимает трубку). Да! Каравай слушает!.. Кто?.. А-а… О-о! Павел Васильевич! Здравствуйте!.. А?.. Спасибо!.. Ничего! Тоже, слава богу, здоровы. Спасибо… Нет, нет! Не отменяется! Жду! Хорошо! Хорошо! Когда?.. Пожалуйста! В любое время. Я теперь все время дома… Да, конечно! Лицензия есть. Все в порядке. Никаких нарушений не будет. Жду!.. С кем? Пожалуйста. Если вы считаете, что люди нужные… И он? Разве он охотник? Нет-нет, пожалуйста. Кто еще?.. И он? С женой? Ну, что вы спрашиваете! Может, пригласить и вашего подчиненного, районного дядю с базы «Сельхозтехники»?.. Нет, нет, я не настаиваю. Ну, не надо, так не надо. Да, зачем он. Сами смотрите… Жду, жду! Всего хорошего. Привет вашим. Охота будет на славу.

О к с а н а. Вы уж извините, Владимир Андреевич.

К а р а в а й. Так как же нам? (Оценив девушку, как набухшую почву.) А пускай женится, коли сам публично признался. А?

О к с а н а. Так ведь не хочет!

К а р а в а й. Как так не хочет? Разбойник! Там хотел, а тут не хочет? Заставим! Позову сюда, зажму в угол — захочет.

О к с а н а. Она не хочет, дура вот эта… Наотрез!

К а р а в а й. Почему? (Девушке, мягко, сердечно.) Почему, почему все-таки?

Т а м а р а (с гонором). Нашли мне жениха! До лампочки он мне.

О к с а н а. Кто тебе нашел? Ты сама нашла. В соломе был хорош, а теперь не хорош?

Т а м а р а (неприступно, резко). Ничего в соломе не было.

О к с а н а. Как не было? А что он тебе порвал?

Т а м а р а. Ну, порвал… А все равно не было.

К а р а в а й. А… А… Как же тогда?..

Т а м а р а (прерывает). Выкрутилась, вывернулась, и все.

К а р а в а й. Я не о том. Не было, так не было. Но как же он славу пустил?

Т а м а р а. В клубе.

О к с а н а. Позавчера.

К а р а в а й. Но чего ради? Цель какая? Может, он пьяный был?

Т а м а р а. Пьяных в клуб не пускают.

Опять телефонный звонок. Ничего не поделаешь — дела есть дела.

К а р а в а й. Знаю я, как там не пускают. (В трубку.) Да. Я. Привет… Какие запчасти?.. Как всякие? А-а, постой, постой. На вашу базу прибыли. Ага. Спасибо, спасибо… Ну, зачем же мне тебя выдавать? Нет, нет. Гроб! Будь здоров. (Кладет трубку.) Светлана! Светлана! Где Юрка?

Д е д (в дверях опережает Светлану). Я за нее.

С в е т л а н а (появляется за ним). Он здесь. Позвать? Юрка, Владимир Андреевич зовет. (Выпроваживает деда и сама исчезает.)

Появляется Ю р к а.

К а р а в а й. Сейчас звонил грузчик с районной базы «Сельхозтехники». Прибыла большая партия запчастей. Найди инженера и передай мое распоряжение, чтоб завтра утречком был там. Пусть выберет, что нам нужно. Между прочим, может проговориться, что… Перед начальником этой «Сельхозтехники» может проговориться. Понял?

Ю р к а. О чем проговориться?

К а р а в а й. Что его шеф… областной будет у меня в субботу. На охоту приедет. Между прочим. Не в лоб, ясно?

Ю р к а. Ясно. Охота не в лоб.

К а р а в а й (одергивает). А что там у тебя в клубе творится? Клуб или Би-Би-Би — центр по распусканию сплетен и клеветы?

Ю р к а (взглянув на Тамару). А-а, это Иван Швед? Было. Что было, то было.

Т а м а р а. Ничего не было.

Ю р к а. Я не про то, чего не было. Не было, так не было. А про то, что было — Иван Швед трепался? Это было? Было.

К а р а в а й. Швед… Швед… А ты кто? Турок? Или секретарь комсомольского комитета?

Ю р к а. Пока секретарь. Но не надолго.

К а р а в а й. Не мог ему заткнуть хайло?

Ю р к а. Когда я подошел, все уже, как жеребцы, ржали.

К а р а в а й. Ну и как же теперь? Он ведь обидел ее, ославил.

Ю р к а. Если взять справку у доктора, то можно и под суд. Было или не было — все равно. Или за клевету, или за то, что было. Если что было…

Тамара подняла глаза на Юрку, потом с любопытством посмотрела на председателя, гордо отвернулась.

К а р а в а й. Ну, значит, надо взять справку.

Ю р к а. Это уж ее дело. Я пойду, Владимир Андреевич. Сейчас вам заменим микрофон. (Уходит.)

Все ждут от Тамары ответа. В кабинет входят С к о р о м н ы й и д е д Ц и б у л ь к а.

С к о р о м н ы й. Владимир Андреевич! Договор готов! Моя печать на месте, подпись тут же. Остается подписать вам, нежно, как поцелуй, поставить печать и — концы.

Д е д. И концы в воду?

К а р а в а й (читая договор). Да это же не кормовой картофель! Сортовой!

С к о р о м н ы й. Но вы ведь хотели скормить его свиньям?

К а р а в а й (не торопится подписывать договор). Продешевили! Скажи честно: продешевили. А? Объегорил?

С к о р о м н ы й. Пожалуйста, пока не поздно, можно порвать.

К а р а в а й. Значит, если не вовремя вывезем — штраф. А с вас?

С к о р о м н ы й. Не я утверждал форму… договор типовой.

К а р а в а й. И не я. А жаль!

Д е д. А кто? (Догадался.) А-а… Можно было бы копеек по десять за кило. А? Председатель? (Скоромному.) Гони по десять! Слышь?

С к о р о м н ы й. Кулацкая у тебя жилка, дед.

Д е д. Перед тем, как говорить мне такие слова, тебе стоило бы застраховаться.

С к о р о м н ы й. Ух ты какой боевой! Воинственный! Петух!

Д е д. Не за свое, за народное! (Вцепился в бумажку.) Гони еще копейку! А нет — не дадим. (Посмотрел на председателя — не сердится ли.) Слышь? Гони еще копейку за кило, и баста! Теперь весна, картошка в цене — и на семена, и на прокорм. Пока-а-а молодая подрастет… В цене она!

К а р а в а й. Вот видишь, народ требует. Всего одну копейку требует. По десяти, ей-богу, было бы без обману.

С к о р о м н ы й. Вот этот дед — народ? Смешной народ. Подхалим ты, Дед!

Д е д (взорвался). Какой я тебе дед? Внук мне сыскался! Серый волк тебе дед, а дикая коза — бабка. Я приказал таких внуков больше двух месяцев не носить! Я тебе — народный контроль, а не дед! А ты… Во кто ты! (Показал, что он сопляк.)

К а р а в а й. Не груби, Цибулька! А то остригут на десять суток.

Д е д. Меня? Пожалуйста! (Снимает шапку и показывает лысую голову.) За народную копейку готов не только волосы положить, но и голову… (показывает на Скоромного) евоную.

С к о р о м н ы й. Владимир Андреевич, при вашей-то сознательности. Картофель куда пойдет? В город. Кому? Рабочему классу. Драть с рабочего класса? Как это понять? Не вам, не вам.

Д е д. Ну демагог!

С к о р о м н ы й (на деда). Ему еще надо втолковывать, что значат для государства стабильные цены…

Д е д. Какие, какие цены?

С к о р о м н ы й. Стабильные.

К а р а в а й. Постоянные, твердые…

Д е д. Стабильные? Постоянные? Да-а… (Скоморошничает.) На картошечку? А… А на… (Хитро поглядывает на председателя.) Вот возьмем да всю картошку на самогон! Да на базар! Да по рублю за пол-литра! Вот будет конкуренция «экстре»! И заработаем уже не по восемь копеек за кило. И наша картошка виноградом станет.

С к о р о м н ы й. Дед! Ты не по адресу телеграмму посылаешь. Я цены не устанавливал. Я ведь сам тоже ох как горю на коньяке.

К а р а в а й. Да-а! А знаешь, дед, ты ведь не в свой огород залез. Да! Это тебе не по зубам! (Подписывает договор.)

Д е д. А почему это? А? Я еще не беззубый. Ето коли мужик голоден, тогда он думает, размышляет про кусок хлеба для детей да про клок сена для коровки. А я теперь сытый! Вот сытому мужику в самую пору браться за политику! Тем более — я на пенсии. С должности меня не снимешь. Меня свергнуть нельзя! Хоть я и есть самодержец! Сам себя держу. А критика? Критика дозволена и снизу вверх, и сверху вниз. Вот оно как!

К а р а в а й. А теперь иди глотни свежего воздуха, оратор. Ну и талант.

Дед торжественно, как победитель, уходит.

С к о р о м н ы й. А с бригадиром я договорюсь. Не ваша забота. (Уходит.)

И опять в фокусе внимания Т а м а р а.

Т а м а р а (не выдерживает паузы). Не пойду я к доктору. И не буду я брать справку! (Твердо.) Не буду!

О к с а н а. Так что же это ты? Его жалеешь? Он с тобой так…

Т а м а р а. Как? Он мне ничего не сделал. А что языком так… (Великодушно.) За это в тюрьму не надо. Он просто — дурак.

К а р а в а й. Тогда никакой проблемы. (Собирается уходить.)

О к с а н а (задерживает его). Председатель! Родненький!

В дверях появляется С в е т л а н а, за ней д е д.

С в е т л а н а. Владимир Андреевич, к вам учительница (подчеркнуто) Лидия Семеновна.

Д е д. Лидия Семеновна к вам! (Наткнувшись на взгляд председателя, немедленно исчезает.)

К а р а в а й (Светлане, заинтересованно). Проси, проси! (Как бы советуясь с Оксаной и Тамарой.) Пусть зайдет, а? Она человек разумный. Может посоветовать. (Светлане.) Проси, проси!

Входит Л и д и я С е м е н о в н а.

С в е т л а н а (посторонилась, пропускает). Пожалуйста, Лидия Семеновна. (Исчезает за дверью.)

Л и д и я С е м е н о в н а. Доброе утро.

Все уважительно здороваются.

К а р а в а й. Доброе утро, Лидия Семеновна! Вы еще не слыхали, какая у них вот беда?

Л и д и я С е м е н о в н а. Слыхала. Слыхала. Вчера и к нам в Новый хутор долетела эта новость.

Т а м а р а (спохватилась, искренне смотрит в глаза учительнице). Не было этого, Лидия Семеновна! Честное слово, не было.

Л и д и я С е м е н о в н а. Верю тебе, Тамара. Ты успокойся, милая.

К а р а в а й. Может, он хочет жениться и, чтобы отпугнуть других, пустил такую хулу?

О к с а н а. И я так сперва думала. Говорила с ним. Не очень-то рвется и он. Матрос, говорит, пускай на ней женится.

К а р а в а й. Какой матрос?

Т а м а р а. Вчера уехал он. Отпускник был.

О к с а н а. Зины Голодедовой сын.

Т а м а р а. С ним я пошла танцевать в тот вечер, а не с Иваном. Вот… Ну, вот и… (Криво усмехнулась.)

К а р а в а й. Еще и матрос? Ну, браточки, тут без попа не разберешься. Что мы должны решить?

О к с а н а. И ума не подберу. (Уже готова плакать.) И надо же на мою голову? (Дочери.) Как же ты теперь, при такой славе-то? А? Ты же знаешь, как без отца расти. В мать, говорят, пошла, вся в мать… А разве тогда такое было? Моих же парней на войне поубивало, женихи мои земельку парят… На все село семь мужиков было. (Сквозь слезы.) Не хотела я оставаться без дитяти… Сына хотела, а бог тебя послал в наказание. (Кричит.) Не было женихов!

Т а м а р а. Их и теперь не больше. В городе все. Сначала в солдаты, а оттуда — в город.

О к с а н а. Но ты еще и переборливая. При такой славе ты теперь вековухой в девках останешься! А то и хуже… Пойдешь…

Л и д и я С е м е н о в н а. Оксана! Как вам не стыдно?

К а р а в а й. С такой девушкой и так… ну и хам!

Появляется д е д Ц и б у л ь к а с графином (для маскировки). Каравай взглядом выпроваживает любопытного старика.

Л и д и я С е м е н о в н а. Тамара, а сама ты теперь что надумала?

Т а м а р а. В город поеду. Характеристику только надо хорошую и справку.

К а р а в а й. В город? Ну, брат…

Л и д и я С е м е н о в н а. Но, Владимир Андреевич, при такой славе… Я верю тебе, Тамара, ничего не было… но… Я знаю и наших людей. Знаю их нетерпимость к этим вещам. Пока что… Можно так изломать судьбу девушке…

О к с а н а. Известное дело. Будут смотреть, как на бракованную. Если посватается, то какой-нибудь недотепа. А я же знаю тебя, лишь бы абы за кого не пойдешь. Да и я не хочу лишь бы кого. Не такая ты, чтоб лишь бы за кого. Отпусти ее в город, председатель, родненький. А?

Т а м а р а. А там и выкручиваться не надо. Там никто и не выкручивается.

О к с а н а. Я тебе дам! Я тебе покажу, кошка ты! Спохватишься, когда пузо на нос полезет.

Т а м а р а. Не ори, а то людей соберешь. А как замуж выйду, я сюда вернусь. Специалиста еще привезу вам… (Сказала так, будто пообещала привезти аглицкого принца.)

К а р а в а й (девушке). Ты иди. Мы посоветуемся.

Тамара ушла.

Подумай и ты, Оксана. Я не держу ее… Отпускать ее с глаз теперь… Может по рукам пойти… без присмотра… По себе знаешь.

О к с а н а. Как не знать… (Устыдилась.) Храни нас господи. Спасибо тебе большое, председатель! Не покидай нас без совета.

К а р а в а й. Так и быть, отпускаю. Только такой уговор, пусть эту неделю поможет картофель отгрузить. Слыхала небось?

О к с а н а. Владимир Андреевич! Стесняется он-а… Может, и правда ничего не было, а стыдится людей. Прячется. Лучше уж я за нее… в две смены. Я в нитку вытянусь, а за нее сделаю. А? Родненький? (И вдруг авансом благодарит председателя.) Ай, спасибочки тебе, спасибо тебе…

К а р а в а й. Да, ты и в нитку можешь. Я тебя знаю. Ну, хорошо, иди.

О к с а н а. Ну, спасибочки вам, ну, спасибо… (Уходит.)

К а р а в а й. И смех и грех с этими бабами. (Поправляется.) С матерями-одиночками, я хотел сказать.

Л и д и я С е м е н о в н а. Смеху тут мало.

К а р а в а й. Да. Случай, конечно, серьезный. Бог с ними, Лидия Семеновна! Какие хлопоты привели сюда вас?

Л и д и я С е м е н о в н а. Первое дело — закрывают мою школу. Уже и приказ есть. В этом году в районе закрывают семь школ, таких, как наша.

К а р а в а й. Ну вот! А вы просите отпустить. Школы закрывают. Деревня без детей, что лес без птичек. Сколько их у вас осталось?

Л и д и я С е м е н о в н а. В третьем классе — пятеро, во втором — трое, а в первом — только бригадировы близнецы, двойня.

К а р а в а й. А как же вы? Куда вы?

Л и д и я С е м е н о в н а. Пришла просить вас. Переведите меня.

К а р а в а й (настороженно). И тоже в город?

Л и д и я С е м е н о в н а. Нет. Сюда переведите меня, в вашу Любань, в вашей школе буду. Любань — село перспективное.

К а р а в а й (подхватывает с радостью). Конечно, перспективное! Ах, какая вы умница! А я уж испугался. Значит, и Василь теперь с нами, дома.

Л и д и я С е м е н о в н а. А вот за сына я просить не буду. Не держите вы его, не заманивайте вы его сюда, Владимир Андреевич! Ведь он такой, если уж привяжется, то…

К а р а в а й. Так это же хорошо! Ведь нам теперь только такие и нужны тут — энтузиасты! Он любит наше дело.

Л и д и я С е м е н о в н а. Не только дело он любит. Он по молодости увлекся, а может, влюбился в эту… вашу… Светлану.

К а р а в а й. И это хорошо! Дело молодое.

Л и д и я С е м е н о в н а. Боюсь я за сына. Не нравится мне эта девочка. Своенравная она, заносчивая, капризная…

К а р а в а й. Светлана?

Л и д и я С е м е н о в н а. Светлана. И, да простится мне, что-то у нее от грызунов… Жесткость, что ли? А сын мой мягкий, добрый… Он попадет под каблук.

К а р а в а й. Василь?

Л и д и я С е м е н о в н а. Василь. Она красивая, конечно… Он прилипчивый. И она может всю жизнь ему… Властная она, жесткая девочка. Жалко будет. Он ведь много может людям дать! Душа щедрая у него.

К а р а в а й. Вы уж в таком свете представили Светлану нашу… Неправда это… она ведь чуткая, легкоранимая. Жестковатость есть, так не ее вина. Жестковатость к мужчинам. А отчего? Отец ведь оставил их, ее и мать, когда ей-то было всего три годика Вот мать и настораживала ее с детства. А по натуре она…

Л и д и я С е м е н о в н а. Будет она воду возить на нем. Ведь Вася мой мягкотелый. Его хоть в ухо положи. Мягче ваты.

К а р а в а й. Василя? В ухо?

Л и д и я С е м е н о в н а (страстно). Владимир Андреевич! Прошу вас! Не удерживайте его тут!

К а р а в а й. Мягкотелый? Вася? Не скажите! Ему тоже пальца в рот не клади. Вчера он меня не только стриг да брил, а будто паяльной лампой прошелся по шерсти. Мужик с характером. Я бы мякиша не брал. Ох, какой парень, и задумка у него большая, серьезная. Не мешайте ему, Лидия Семеновна.

Входит В а с и л ь. В руках у него стопка бумаг и микрофон.

В а с и л ь. Можно? О, и мама тут?!

К а р а в а й (взглянув на стопку бумаг, принесенную Василем). О-о! Оперативно. (Вроде бы хвастает перед учительницей.) Дипломная! Печатаем!

В а с и л ь (в микрофон). Алло! Алло! Первый! Первый! Я — четвертый. Алло! Прием… Ну, вот и порядок. Пожалуйста.

К а р а в а й. А теперь помоги нам разобраться в одном заковыристом вопросе.

Л и д и я С е м е н о в н а. Прошу вас…

К а р а в а й. Да вот мать говорит о жесткости характера…

Лидия Семеновна предупреждающе машет руками, подает знаки, чтобы Владимир Андреевич не продолжал эту тему в присутствии Василя.

У меня этот характер сложился не случайно. И я благодарю вас за замечания… постараюсь изменить мой характер. Я, конечно…

В а с и л ь. Все ясно! Мама, видимо, ошибается. С ней это редко бывает, но случается.

Входит С в е т л а н а и дает Василю еще несколько листков.

С в е т л а н а. Вот еще, Василий Михайлович. А это вам, Владимир Андреевич. (Подает конверт и собирается уходить.)

В а с и л ь. Подожди. Это что такое?!

С в е т л а н а. Где?

В а с и л ь. Вот! (Жестко, даже грубо.) Черт знает что! Абракадабра! Чепуха! Зачем ты переставила это слово? А?

С в е т л а н а (просто). Это по ошибке. Я пропустила вначале и вставила потом. Мне казалось…

В а с и л ь (резко). Когда кажется, свистеть надо или креститься. Свистеть еще не научилась?

С в е т л а н а (понимает, что Василь кричит на нее для матери; рабски покорно). Я исправлю. Сейчас исправлю.

В а с и л ь. Какая неаккуратность! А вы еще хвалили ее, Владимир Андреевич.

Л и д и я С е м е н о в н а. Василь! Как ты разговариваешь? Ведь перед тобой девушка!

В а с и л ь. Если она девушка, так имеет право на плохую работу? На брак? Ее воспитывать надо.

Л и д и я С е м е н о в н а. Что за тон? Где тебя-то так воспитывали?

В кабинет врываются д е д Ц и б у л ь к а и И в а н Ш в е д.

Д е д. Стоп. Ваня, стоп! Мое дело — главное!

К а р а в а й (своим емким пузом оттесняет деда и Ивана за дверь). Подожди, старый бес! Подожди! Что за порядки?!

В а с и л ь. Это секретарь у вас такая. Дисциплины нет. Не может навести порядка в приемной. Распустила всех.

К а р а в а й (защищает Светлану). Сегодня у нас день открытых дверей. Приемный день.

С в е т л а н а (кротко). Лидия Семеновна, это я виновата. Я сейчас исправлю. Я ведь действительно сделала ошибку, опечатку.

Л и д и я С е м е н о в н а. Но даже если ошибка, разве так можно разговаривать с людьми?

С в е т л а н а (защищает Василя). Я его понимаю, Лидия Семеновна. Я на него не обижаюсь. Ведь он думал, трудился над каждым словом, а я взяла и нелепо переставила. Я сейчас исправлю. Я перепечатаю. (Ах, какая же она кроткая сейчас!)

В а с и л ь. Никаким ошибкам, мама, потакать нельзя!

К а р а в а й (восхищается). Да-а! Вот это да-а!

Л и д и я С е м е н о в н а. Что, Владимир Андреевич?! Ведь они для меня настоящий спектакль устроили! А? МХАТ! Обман неподдельный. С переживаниями… И вы как поверили! А они! Какие таланты зря пропадают!

К а р а в а й. Василь! Василь! Артист!

Л и д и я С е м е н о в н а. А Светлана! Светлана! А? Какой дуэт!

В а с и л ь. Какая кротость! Мама!

К а р а в а й. Таланты настоящие!

В а с и л ь. Нужда прижмет — поневоле станешь талантом. Нужда родит таланты.

Л и д и я С е м е н о в н а. Да-а… А какая же нужда? Какая такая нужда у тебя?

В а с и л ь. Мама! Я знаю, чего ты хочешь. Но ведь тут я мечту свою нашел! Жар-птицу свою в руках держу.

Л и д и я С е м е н о в н а. Вижу.

В а с и л ь. Одну видишь. А о второй я тебе расскажу. Никуда я не поеду, пока вместе вот с Владимиром Андреевичем не построим чудо-фабрику, животноводческий комплекс… Чтобы кнопками, чтобы автоматами один человек столько мяса выращивал, чтобы всем, чтобы досыта хватило. Представляешь, мама?

С в е т л а н а. Поверьте, Лидия Семеновна, он это сделает, построит! Он все сделает! Обязательно! Он такой! Он должен это сделать — чудо-фабрику.

Л и д и я С е м е н о в н а (помолчав). Светочка! Милая! Смотри, не обманывай только меня. Нельзя меня обманывать. Слышишь? Потому что он, Вася мой, вот такой, какой он сейчас, — и есть моя мечта, вся жизнь моя… Вот в нем, в таком, — вся моя жизнь! Света, пойми это, голубка! Меня пойми! Его!

В а с и л ь. Мама! Ну как ты, ей-богу… Ай… И сама расстроилась и всех… вот…

Л и д и я С е м е н о в н а. Извините, Владимир Андреевич. Я ухожу! У вас дела, а я… Всего хорошего. А с Василем… Вы правы…

К а р а в а й. Всего хорошего! (Провожает ее до двери.) Ну и прохвосты! А? Я пока сообразил, что к чему, тоже ахнул. Ну, думаю, и гусь! (Василю.) Проводи мать! Василь уходит вместе с Лидией Семеновной.

С в е т л а н а (тоже расстроилась). Извините, Владимир Андреевич. Извините. Я тоже должна уйти. У меня ведь не то, что у вас, у меня уйма работы. (Уходит.)

В кабинет проскальзывает И в а н Ш в е д и тут же за ним — д е д Ц и б у л ь к а.

И в а н. Товарищ председатель, у меня дело короткое. А то к вам не подступишься. Подпишите мне бумажку, справку.

К а р а в а й. Какую справку?

И в а н. Что я — Иван Швед. Что я являюсь…

К а р а в а й. Тоже мне, Иисус — являюсь… А кто тебе сказал, что ты — Иван Швед?

И в а н. Как это кто? Все так зовут…

К а р а в а й. В город хочешь?

И в а н. В город.

К а р а в а й. Учиться?

Д е д. Он? Учиться?

И в а н. Какое там учиться? Работать буду.

К а р а в а й. Та-ак. А картошку кто будет отгружать? Не дам тебе справку. Никакой ты не Иван!

И в а н. Как — не Иван? Иван я! Вот даже дед меня с детства знает. (Приказывает.) Дед! Скажи председателю, что я — Иван. (Протягивает председателю бумажку.) Подписывай!

К а р а в а й. Нет, не Иван. А, дед? Ведь он не Иван?

Д е д. Как вас послушать, так вроде бы и не Иван…

И в а н (грозно). Дед!

Д е д. А как его послушать, так вроде бы и Иван.

К а р а в а й. Ты сказки читал?

Д е д. Кто? Я? А-а, он…

И в а н. Когда?

К а р а в а й. Когда-нибудь.

И в а н. Ну, читал.

К а р а в а й. Помнишь, какой там Иван? Хоть и дурачок Иванушка, а вокруг пальца обвел и царя, и пана, и купца, и даже попа.

И в а н. А-а, так то царя да попа. А ты же наш, советский. Не могу я тебя вокруг пальца — Героя Социалистического Труда. Отпусти, председатель, пока добром прошу.

Д е д. В панику ударился, техники испугался, дезертирует.

И в а н. Ты у меня прикуришь, ей-богу, прикуришь.

К а р а в а й. Не могу. Не могу я тебя отпустить в город.

И в а н. Почему? Других вы отпускали, а меня…

К а р а в а й. Стыдно такого выпускать в люди.

И в а н. А что я такой уже…

К а р а в а й. Да ты никакой. Ну какой ты спец? Ну, кто ты? Ну что ты? Токарь? Пекарь? Слесарь? Механик? Что ты сумеешь в городе? Ничего! Только… Вынь палец из носа! Поломаешь! Только и научился вот ковырять в носу.

Д е д. Не только… Его голой рукой не бери. Он, брат, у нас еще какой спец! Как на что, конечно…

И в а н. Ты, дед, иди на печь!

Д е д. Да что ты! Я ведь — чтобы приподнять тебя. А то видишь, как председатель тебя растер? А? Что? Нет?

К а р а в а й. В рабочий класс затесаться хочешь? А рабочий класс должен быть передовым! А какой ты передовой? Какой ты ведущий? А? Вот поедешь ты в город, и что ты будешь там делать?

И в а н. Найду что.

К а р а в а й. Ну, что? (Серьезно.) Ну что тебя тянет туда?

И в а н (все еще прикидывается). Там каждый вечер в цирк можно ходить. Не то что тут. В театр, в оперу. А то — только по телевизору да и в кино видел тех, кто танцует в «Лебедином озере». А я хочу живых поглядеть.

К а р а в а й. Поглядеть или погладить.

И в а н (со смехом). А что? Можно и погладить, ежели подвернется.

К а р а в а й. Вот оно как! Куда гнет! Я думал, он стремится в город, чтобы научиться там чему-нибудь людскому, профессию приобрести. А он — в цирк навострился, балерин гладить.

И в а н. Да не только цирк…

К а р а в а й. Напакостил тут, теперь в город бежать?

И в а н. И вы сплетню подхватываете?

Д е д. Барбос ты, барбос! Тебе тут их мало? Балерин?

И в а н. Дед, не лезь! Не твоего ума дело! Тут большой политики разговор начинается. Вот что, председатель, повалял я перед вами дурачка и хватит. Не в цирк и не к балеринам я в город еду. Вот вы сказали, что я никакой! Никто! А почему? Потому, что я универсал! Под все бочки затычка! Что я у вас делаю? Всё! Кто куда пошлет. А там я стану мастером одного дела. Одного, но — мастером! А то дожил — малограмотный дед и тот посылает мусор выносить, туркает меня.

Д е д. Ты и есть турок! Это я — малограмотный? Да я один прочитал книг больше, чем весь твой род аж до седьмого колена. Ну? Не обидно? Я ведь со своим заочником, с Юрой, всю политэкономию осилил. За истмат принялся! Вот! А? Что? Нет? Скажи!..

И в а н. Так что подпиши, председатель… Если есть справедливость.

К а р а в а й. Справедливость?.. Ты что, глухой был? Сейчас колхозу каждый человек вот как нужен.

И в а н. И в городе сейчас сезон на рабочую силу, особливо на стройках. Вам теперь приспичило, а зимой я вам не нужен! Шесть месяцев полубезработным, отирался, углы подпирал! Тогда меня не видели? Не замечали? Хватит! Целый год поддавался под ваши уговоры. Не отпускали. А теперь довольно! Я вам не осужденный на принудительные работы.

К а р а в а й. Ах, вот ты как! Нам? Кому это нам? Сам в город? А на кого же ты мать оставляешь? Отца-инвалида?

Д е д. Второй группы.

К а р а в а й. Кто их кормить-поить будет? А? Это же их картошку отгрузить надо! Не мою. Это же им достанется лишняя копейка, а не мне. Так тебе наплевать на интересы отца-матери? Да? Не дам я тебе справку! Не Иван ты! И вообще тебя не было! И нет! Иди грузить! Слышишь! А нет — и разговору нет!

И в а н. Нет? Почему нет! По какому праву? По какой конституции? Не хочу я тут! Свободен я или нет?

К а р а в а й. Поможешь отгрузить картофель — получишь справку, а нет…

И в а н. Нет! Нет! Не хочу! Не буду!

К а р а в а й. Ну и иди к… Катись без справки!..

И в а н. Спасибо, председатель! Значит, я — вольный казак? Могу на все четыре катиться?

Владимир Андреевич разгневан, он отходит в сторонку и что-то ищет в своих карманах.

Д е д (накинулся на Ивана). Нехристь! Обормот! Разве можно так с человеком? Вишь — опять таблетку под язык подкладывает. Пошел, пошел отседова!

И в а н. Он сам виноват… (Уходит.)

Д е д (подходит к Караваю). А ты сядь, посиди, председатель. День ведь только начинается, а тебе уже успели таблетку под язык положить. Посиди. Отдохни. И не бери так близко к сердцу.

Вбегает Ю р к а.

Ю р к а. Владимир Андреевич!

Д е д (останавливает внука). Погоди ты! Успеешь. Не видишь — человеку трудно. (Отводит его в сторонку.) Расстроил его этот Швед. Справку в город хотел. Перебежал он, гад, дорогу. Придется нам с тобой погодить… Не лезть же под горячую руку с этим же… Погоди. Дай отдышаться человеку. (В зал.) А вы чего уши развесили? Любуетесь, как человеку трудно? Идите, идите, милые, прогуляйтесь пока по фойе. Или в буфет, там лимонад есть и крендели из нашего хлеба. Попробуйте, они сладкие.

З а н а в е с.

Действие второе

Все в тех же позах, что и в конце первого действия.

К а р а в а й. Ну, что там, Юрка?

Ю р к а. Сводка погоды. Свеженькая.

К а р а в а й. Давай.

Ю р к а. Ожидаются ветры разных направлений от слабого до сильного. Облачность редкая с прояснениями. Видимость до пяти километров. Местами возможны кратковременные дожди.

К а р а в а й. Местами? А у нас?

Ю р к а. Как всегда — неизвестно. Сводку на гвоздик?

К а р а в а й. Ну будто их соломой кормят.

Д е д. Переучились… Только бы эта беда…

К а р а в а й. Да. (В раздумье.) И жить ведь стали уже как люди и зарабатывать… Так нет же — тянет их в город. Чего им тут не хватает? Все в город, в город.

Д е д. Кабы грибы были смачные, то волки не бегали бы из лесу овец хватать.

К а р а в а й. Что-что?

Д е д. Я говорю: надоел, стало быть, волку гриб, захотелось овцу… Аппетитней, стало быть? А? Что? Нет? Не ломай головы, председатель. Им город нужен. А ты хоть и богат, а город не купишь, не привезешь в село. Не привезешь!.. Вот в чем загвоздка.

Ю р к а. Владимир Андреевич! А ведь дед мой идею подает. Только, как всегда, надо делать наоборот. Именно! Поехать в город и договориться с каким-нибудь крупным заводом, организовать тут большой цех по производству каких-то деталей, крышек или еще чего там. Зимой даем двойной план — люди свободны, а летом… И дома, и замужем, а? Кооперация. Стирание граней между городом и деревней на основе производственного слияния, а?

К а р а в а й. Ах ты, теоретик… А может, и впрямь — стоит подумать? А? А думать надо. Не все, значит, мы учли… Не все додумали… Гм… Мастером одного дела… А? Это — что? Узкая специализация, что ли?

Д е д. Конечно! Не учли. Не додумали. Не досмотрели. Промахнули. Молодежь бежит. Некоторых, конечно, и послать не грех, которые с талантом, как мой Юрка. Ну, а другим чего там делать? Коль так, мы с вами виноваты, и ваша вина тут большая, моя меньше.

К а р а в а й. Слушай, старик, надоел ты мне, зудишь над ухом вроде комара. И глаза намозолил. Чего ты постоянно отираешься возле меня? А?

Звонок телефона.

(В трубку.) Да, сейчас выйду, посмотрю. (Уходит.)

Д е д (не ожидая такого поворота). Я… Я — народный контроль… Я член там… Я, может, вроде профилактику веду, отгоняю от тебя всякие вредные бактерии, оберегаю тебя, а ты накинулся. Я, может, око народное, глаз прищуренный. (Юрке.) А он разгневался. Я перед ним и так и этак, а он все-таки улизнул. Конечно, и его жаль — дум у него хватает, голова пухнет. Молодежь стремится… А чего же ей не стремиться? Из веку в век мужик под колпаком был… под колпаком идиотизма деревенской жизни. А тут при советской власти и радио, и кино, и телевизор, и экскурсии разные такой мир открыли, что… Я даже не подозревал, что он такой огромный, разный и занятный… Тут, ежели бы не годы, и сам подкатал бы портки и убег. Просто так из-за интересу и любопытства. Понятное дело… но и обратно же — а хлебом кормить кто будет? Вот в чем вопрос — хм… быть или не быть?..

Возвращается К а р а в а й. За ним следует, продолжая спор, К р е н д е л е в: он выпроваживает Д е д а и Ю р к у.

К р е н д е л е в. Товарищ Каравай! Вы что же думаете, колхоз ваша вотчина? Что хочу, то и ворочу? Или вам наплевать?

К а р а в а й. Что такое, товарищ Кренделев? Что случилось? Опять у меня какой-то промах? Или искривление?

К р е н д е л е в. Не промах, а линия! На каком основании вы разбазариваете кадры? Вы распускаете людей направо и налево! По городам! Это как называть? Это что? Политическая близорукость или несознательный подрыв колхозной экономики?

К а р а в а й (строго). Спокойно! Спокойно! Ты на меня орешь? Почему? По какому праву?

К р е н д е л е в (заводится). Я — председатель группы народного контроля! На общественных началах! Я болею за колхоз! И отвечаю! Я не должен проходить мимо…

К а р а в а й. Спокойно! Нервы надо беречь. Они пригодятся для семейного счастья. Ты ведь пенсионер. А пенсия — это заслуженный отдых. А ты… без отдыха, без передыха. Беречь себя надо для пользы дела. А ты амбразуры закрываешь…

Телефонный звонок.

(В трубку.) Да. Я… Сколько тонн?.. А сколько голов?.. Кто повезет на мясокомбинат?.. Я не могу. Да и самим уже пора приучиться. Поезжай ты… А ты не давай занизить упитанность. На этом теряем до сорока процентов. Ты вот что… Директор Михаил Михалыч — заядлый рыбак. Ты зайди ко мне домой и возьми у Евдокии Васильевны коробочку с японскими блеснами и лесками. Жена знает, на шкафу. Приедешь на мясокомбинат, не лезь, не торопись сдавать коров, там теперь очередь черт знает какая. А прямо к директору. Передай от меня привет и коробочку эту — на стол. Мол, просил передать. Скажи: сам хотел, но… что бы такое?.. Скажи: гриппует. Передай, что я на рыбалку приглашал, как только вода сойдет с поймы. Ты сам не рыбак?.. Нет, нет, не надо прикидываться, сразу раскусит. Тут честно надо. А потом пригласи, ну, похвались, пригласи посмотреть, какой упитанности коров привез на сдачу. Ясно? Пожалуйся на большую очередь. Ясно?.. Ну, хорошо. Зайди к жене. Евдокия Васильевна знает где. На шкафу. (Положил трубку. Смущенно оправдывается.) Приходится вот так… Сдачу хлеба, молока отрегулировали. А вот мясо, фрукты, овощи… Занизят упитанность, сортность или определят «нестандартность» и — теряешь тридцать, а то и сорок процентов… Произвол! И машины могут простоять у ворот мясокомбината сутки. Как у льнозавода. Вот и приходится про запас… блесну заказывать. (Кренделеву.) Ну что ты там записываешь? Эх ты-ы!..

Пауза.

Так какую такую линию ты заметил? Что я искривил? Или загнул? Или перегнул?

К р е н д е л е в. Утечка кадров происходит на твоих глазах, истощается колхоз на рабочую силу. Мер никаких! А тут… плотину надо строить, чтобы задержать бегущих в город!

К а р а в а й. Плотину? На людей? Это как? Вроде китайской стены?

К р е н д е л е в. Не шути!

К а р а в а й. Нет, уж лучше сети расставить… по всем дорогам и стежкам. Сети дешевле. Силки.

К р е н д е л е в. Дурачком меня считаешь? Вот как позовут тебя на ковер — на бюро райкома… А я не умолчу, скажу, что предупреждал, своевременно сигнализировал.

К а р а в а й. А знаешь, отчего бегут кадры? Не знаешь? От тебя. Надоел ты им. Ну просто до тошноты. Мне один признался на прощанье.

К р е н д е л е в (орет). Дезертиры! Перебежчики! Летуны!

К а р а в а й. Почему перебежчики? Они что? К врагу бегут? Нет. Вроде стремятся в передовой класс. В рабочий! К культуре стремятся, в города, в науку. А ты обзываешь их. Тебе вот не нашлось места в городе, ты и сквернословишь. А зря! Ей-богу, зря!

Врывается д е д Ц и б у л ь к а. На этот раз он прикрывается, будто щитом, П о л я н ы ц е й, ведет его перед собой, взяв за бока.

Д е д (выкрикивает то в одну сторону, то в другую). Не могу ждать! Мы горим! Горим ярким пламенем! Пред-се-да-тель! Я орать буду! Я кричать буду, ка-ра-у-ул! Грабят!! Горим! Ловите!

К а р а в а й. Ну что с ним делать? Опять спектакли?

Д е д. Не спектакли! Грабеж! Чепе! Разбой!

К а р а в а й. Ты чего домогаешься? Ты чего хочешь, чтоб я дружинников позвал? Да? Этого хочешь?

Д е д. Хоть милицию! Хоть прокурора! Немедленно. Не на меня, а на него! Лови-те! Немедленно в погоню за ним! Он ведь ограбил! Его. Тебя, меня. Всех нас! А я ведь говорил… (Будто через забор лает.) Мошенник! Вор! Чичиков! А мы? А мы-то чего стоим?! Вор-роны! Раз-зявы! Ты чего стоишь, председатель?

К а р а в а й. Кто? Кого? Где? Когда?

Д е д. Вот его! Дорогого брата нашего украинского. Вот, до нитки обобрал. А? Что? Нет? (Поляныце.) Чего же ты молчишь? А? Тебе же рыдать надо! Ну! Хнычь! Плачь!

К а р а в а й. Кто вы? Какая беда? Толком только…

П о л я н ы ц я. Поляныця я. Уполномоченный по заготовке картофеля для Украины. Специальный.

Д е д. Вот! Видел? Договор подписал с нашим районным заготовителем Скоромным. Ну, Владимир Андреевич, бери таблетку под язык. По пятнадцать копеек за кило. А? У нас покупает, а ему продает. Кар-рау-ул! Люди-и! Председатель! Айда ловить!

К а р а в а й. Это что? Верно?

П о л я н ы ц я. По пятнадцать. Договор подписали. А вам он сколько дает?

Д е д (забегает вперед). Вот чего не знаю, того не знаю. (Подмигивает председателю.) Знаю, что торговался с председателем. Копеек по двенадцати, видать? А? Что? Нет? Мало? Много? Или по тринадцати?

П о л я н ы ц я. Так мы, может, без него? Сами? Напрямую? А? Если по двенадцать.

К а р а в а й. По двенадцать?

П о л я н ы ц я. Даю по двенадцать.

К а р а в а й. У того мы выпрашивали по десяти. С тебя возьмем не больше. По десяти. Только условие — транспорт твой.

П о л я н ы ц я. Даю по десять! Даю транспорт. Вызываю автоколонну. И магарыч мой!

Д е д. Видишь, как благородно?! А тот? Это же надо, чтобы етак?! А? Просто-запросто родного брата грабить, друга дорогого… Какой мошенник! А? Что? Нет?

К а р а в а й. Ну, дед! Ну, герой! Иди сюда! Дай тебя обнять! Ты настоящий герой! Недаром тебя в гражданскую войну именной саблей наградили. Была бы у меня — сейчас бы подарил еще одну! (Приказывает.) Немедленно! Сейчас же! Мобилизуй своего Юрку, берите машину, всё на ноги поставьте, но жулика того разыскать, выловить, и живого или мертвого… свяжите, если не захочет добровольно, в мешок и сюда, ко мне. Ясно?

Д е д. Есть! Будет уловлен! (Смотрит вдаль, отдает команду.) Юрка-а, за мно-ой! (Уходит.)

К а р а в а й. Товарищ Поляныця! Мы сейчас договора переоформим. Будь по-вашему. (Приоткрыл дверь.)

С в е т л а н а. Все в сторонку и сейчас же оформи с товарищем договор. На картофель. По десяти копеек за кило, как он сам предлагает. Договор с нашим заготовителем аннулируем. Никакого договора не было, ты не видала. Ясно? (Галантно выпроваживает Поляныцю к Светлане.)

К р е н д е л е в. Ничего не понял.

К а р а в а й. Потому я и не возражал, когда тебя выбирали в ревизионную комиссию. (Смеется.)

Входит С в е т л а н а.

С в е т л а н а (испуганно). Владимир Андреевич! Ломтев. Из министерства. (Состроила удивленно-испуганную рожицу.) А там девушка эта сидит. С утра. Скромная такая, тихая. Никак не прорвется.

К а р а в а й. Давай, давай Ломтева. (Идет к дверям.)

Светлана выходит, пропуская Л о м т е в а.

Л о м т е в. Здравствуйте, товарищ Каравай, здравствуйте!

К а р а в а й (радушно). Павел Петрович! Каким ветром? Какими судьбами? Товарищ Ло-омтев!

Но эту идиллическую сцену встречи начальства разрушает вошедшая вслед за Ломтевым В е р а. Ее еще трудно назвать девушкой, больше подходит — подросток. Но подросток боевой.

В е р а. Нет уж, товарищ Ломтев! Вы подождите! Подождите столько, сколько я! А я с утра здесь. После меня — пожалуйста. (Председателю.) Что это за порядки у вас? Кто понахальнее, тот и прется к вам. А элементарно культурный человек — сиди и жди!

К р е н д е л е в. А ты кто такая? Журналист? Корреспондент?

В е р а. Не ты, а вы!

Л о м т е в (уступчиво). Пожалуйста, пожалуйста. Я ведь не заметил вас.

К а р а в а й. Это товарищ из министерства…

В е р а. И я тоже из министерства. Да! Вот, пожалуйста (кладет на стол пакет) направление! (Ломтеву.) Людей надо замечать. Разве вас в школе не учили: прежде, чем войти, надо спросить разрешения, постучать?

Мужчины засмеялись. Кренделев с опозданием.

К а р а в а й. Смотри! Такая синичка, а клюется!..

В е р а. Я не синичка, а библиотекарь! Направление к вам. Не к вам лично, а в колхоз.

К а р а в а й. А надолго ли?

К р е н д е л е в. Да? А когда обратно?

В е р а. Я навсегда сюда.

К а р а в а й. Да ну? Ты что? Сама? Своей охотой?

В е р а. Сама. Своей охотой. А что?

К а р а в а й. Диво! Просто диво!

К р е н д е л е в. А ты…

В е р а (прерывает). Не ты, а вы!

К р е н д е л е в. А вы… не с дефектом ли каким?

В е р а. А у вас в селе, что? Все дефективные? (Рассматривает Кренделева, будто ищет в нем дефект.)

К а р а в а й. Какая колючая! Просто диво! Обыкновенно такие в город рвутся, а ты…

В е р а. Так это обыкновенные, а я необыкновенная. Как вы. Только звездочки нет. Жаль, что и не будет.

Л о м т е в. Почему же? Ты… вы еще так молоды. (Подмигивает председателю — мол, отделайся от нее.)

В е р а. Библиотекарям не дают.

К а р а в а й. Значит, навсегда?

В е р а. Навсегда.

К а р а в а й. Серьезно?

В е р а. Серьезно. Я всегда серьезная.

К а р а в а й. Ну, молодка! Молодка! Сработаемся! Значит, ты навсегда к нам. А вот он, товарищ Ломтев, на время, и, как я догадываюсь, на короткое время. Большое начальство надолго не приезжает. Так вот, нам с тобой будет еще, хватит времени и поговорить и поскандалить. Так что, прошу тихонько посидеть, а мы выясним, с чем ко мне начальство пожаловало. Так?

В е р а. Я не спешу. Могу подождать и еще. (Села в углу.)

Л о м т е в. Так вот, товарищ Каравай, я приехал с поручением, с просьбой, советом, рекомендацией… Как хочешь считай.

К а р а в а й (вздохнул). Просьба начальства — строже приказа. Вот так, дочка.

Л о м т е в (улыбнулся). Ты ведь знаешь, что шеф наш — горячий энтузиаст сенажа. В нем он видит решение кормовой проблемы.

К а р а в а й (оправдывается). Так ведь у меня был сенаж.

Л о м т е в. И докладывали, что хороший. Верно?

К а р а в а й. Да… Вроде хороший.

Л о м т е в. Так вот, в этом сезоне надо подготовиться и заложить столько сена и так организовать дело, чтобы к вам в «Маяк» можно было возить представителей колхозов для передачи опыта. Проведем у вас семинары руководителей областных организаций, районных, в общем, вы будете все время в фокусе. На вашем примере будем учить людей.

К а р а в а й. За что же на меня такое, товарищ Ломтев?

Л о м т е в (шутит). Инициатива наказуема. (Серьезно.) Честь! Честь большая. Доверяют тебе большое и новое дело.

К а р а в а й. Не было печали, черти накачали.

К р е н д е л е в. Какие могут быть печали? Есть почетное поручение, ответственное. Значит, надо! А если надо, то будет! (По-солдатски.) Будет сделано, товарищ Ломтев!

Л о м т е в. Тысячи три тонн осилите?

К а р а в а й (аж присвистнул). А почему три?

Л о м т е в. Меньше нельзя. Меньше — не тот эффект.

К а р а в а й. Тут подумать надо.

К р е н д е л е в. Что значит — подумать? Нечего думать, если… есть непосредственное указание.

Л о м т е в (просит). Надо… Чтоб и организованность, и размах, и качество. Понимаете, товарищ Каравай? Надо! Если есть какие трудности или узкие места — устраним. Если в чем нужда — поможем.

К а р а в а й (оживился). Ой, нужда! Еще какая нужда! Тут и думать не надо. Цемент нужен, арматура, пленка, машины, запчасти, ветровое стекло для «Волги», четыреста кресел…

Л о м т е в. Сенаж и ветровое стекло? Сенаж и кресла?

К а р а в а й. И еще! Шифер для коровника, киноаппаратура для широкоэкранного, асфальта на три километра, десяток хороших женских шерстяных костюмов для премирования.

Л о м т е в. Ну-у, вы уже загнули.

К а р а в а й. А как же? Если начальство просит, то наверняка и у него можно выпросить. Я за деньги. Не за красивые глаза! Да! Еще ГАЗ-69 для инженера. Минуточку. (В телефон.) Слушай, это я. Есть возможность выпросить кое-что у начальства… Что-нибудь остродефицитное… да, богатое. Высокое — значит, богатое. Стоп! Хватит. (Положил трубку.) Еще, товарищ Ломтев, летучку… для ремонта в поле. (Кренделеву.) А тебе что?

К р е н д е л е в. Мне плакаты для наглядной агитации.

Л о м т е в. Плакаты будут.

В е р а. А для библиотеки что?

К а р а в а й. А что бы ты хотела? Где твоя заявка?

В е р а. Книги! Много книг! Я знаю, чего у вас нет. Таких книг и в городе не достать, а в селе и подавно. Вот, я давно этот список составляю. Вот.

Л о м т е в. Ну и народ! Вот народ! Не теряетесь.

К р е н д е л е в. Покажи твой список… Ваш список.

Л о м т е в. Интересно, интересно…

Все вдруг заинтересовались списком, сгрудились над ним.

К а р а в а й. Так-так… Читал… так… Чингиз Айтматов… Шемякин… это ничего еще… Так… А этого я не читал.

Л о м т е в. И я не читал.

К р е н д е л е в. Тоже не читал. И это не читал.

Л о м т е в. Тоже… А это? Вознесенского, вы думаете, тут поймут?

В е р а. Поймут!

Л о м т е в. Если даже я… Иногда всей семьей головы ломаем…

В е р а. Он ведь пишет для догадливых.

К р е н д е л е в. Нам такая литература не нужна!

В е р а (обидевшись). Вам? Вам — да. Вам никакая литература не нужна. Вам достаточно пол-литра и домино. А вот вы для литературы очень нужны. Как прототип.

К р е н д е л е в. Но-но! Только без типов!

В е р а (поправляется). Ну, как прообраз.

К р е н д е л е в. То-то же. Дождешься от них прообраза…

К а р а в а й. Как тебя зовут-то?

В е р а. Вера. А что?

К а р а в а й. Вот ты приехала сюда. А как родители твои на это смотрят? Что они сказали?

В е р а. Они ничего не сказали.

К а р а в а й. Но ты ведь с ними говорила?

В е р а. Нет.

К а р а в а й. Как так нет! А вдруг они будут возражать?

В е р а. Они не будут возражать.

К а р а в а й. Они где живут? В городе?

В е р а. Нет.

К а р а в а й. В деревне?

В е р а. Нет.

К р е н д е л е в. На луне, что ли?

В е р а. Я сама… У меня нет родителей. Я — детдомовка.

Пауза.

К а р а в а й. Ну, хорошо, Вера, будешь у меня за дочку. Хорошо? А?

В е р а. Спасибо… Но… Я сама. Я сама!

За дверью крики, шум, возня. Наконец дверь раскрывается, д е д Ц и б у л ь к а и Ю р к а буквально проталкивают в кабинет С к о р о м н о г о.

С к о р о м н ы й. Это черт знает что такое? Это нахальство! Что я вам?! Это хулиганство! Произвол! Насилие!

Д е д. Ну вот и все! И все, милок. Тихо! Тихо! А ты упирался. Вот чудак! Вот и все.

С к о р о м н ы й (Караваю). Что тут у вас творится?! Черт знает что такое!!

Д е д. Черт знает и еще один человек — я. Я тоже знаю.

К а р а в а й. Минутку, минутку, сейчас разберемся. Тихо, сейчас выясним. (В телефонную трубку.) Квартиру. Дуся?.. Это я. Слушай, Дуся, сейчас к тебе придет девушка Вера… девушка, ее зовут Верой. Прими ее на уровне… на самом-самом, как принимали… да, его… Она будет жить у нас. Все… Да-а, она очень большой начальник! (Кладет трубку.) Ну, Вера, иди домой, там тебя ждут.

В е р а. Спасибо, товарищ председатель, но я сама хочу, я самостоятельно хочу жить.

К а р а в а й. А как же иначе? Самостоятельно и только самостоятельно. А пока погостишь у меня. Ну, иди, иди, дочка. А как твоя фамилия?

В е р а. Неведомая. Вера Николаевна Неведомая. Перед вами направление отдела культуры…

К а р а в а й. И фамилия такая… редкая, необычная, как сама. Иди!

В е р а. А я ведь не знаю вашего дома.

К а р а в а й. Ах ты, ласточка! Сама! Самостоятельно! (Советует.) А ты в поводыри возьми язык.

В е р а (искренне, душевно). Спасибо. (Уходит.)

К а р а в а й. Товарищ Кренделев! Проводи товарища Ломтева в нашу гостиницу, устрой. (Ломтеву.) Там и наша столовая. Подкрепитесь. За гостиную и столовую нам не стыдно. А потом сюда, будем решать дела.

К р е н д е л е в. Гостиница тут недалеко. (Приглашает Ломтева.)

Л о м т е в и К р е н д е л е в уходят.

Д е д. Вот он, наш красавчик.

Входит П о л я н ы ц я. Увидел С к о р о м н о г о и обрадовался.

П о л я н ы ц я. О-о, кого я бачу! Здоровеньки булы!

С к о р о м н ы й. Привет, привет! А почему вы тут! У нас с вами на мази. Все готово. Вам не надо было беспокоиться.

К а р а в а й. Да он-то не беспокоится. А вот мы… Ошибочка у нас тут вышла. Не ту печать поставил на договоре. Вынь из портфеля, посмотри. И как это я перепутал? Склероз.

С к о р о м н ы й. Как это не ту?

К а р а в а й. Перепутал и тисканул тебе печать кассы взаимопомощи. Вот поинтересуйся сам. Незаконная она на таком договоре.

С к о р о м н ы й (уже щелкнул было замком портфеля, но вовремя спохватился. Догадался, что тут хотят выманить у него договор. Закрыл портфель и спрятал его за спину). Вполне законная печать и эта. Я верю и такой… Я не формалист.

К а р а в а й. Тогда все еще проще, если не формалист. Верни наш договор, и мы — зад об зад и разойдемся. Без шума, по-хорошему.

П о л я н ы ц я. И мой договор тоже.

С к о р о м н ы й. Что это вы? Владимир Андреевич! Я вас считал серьезным человеком.

Д е д. И напрасно! Просчитался! Вот так! Просчитался! (Опомнился после того, как Юрка толкнул его под бок.) Нет. Я к тому, что Владимир Андреевич и есть у нас самый серьезный мужчина.

К а р а в а й. Начхать мне на того, кем ты меня считал или посчитаешь. Выкладывай обратно договор, жулик! Ну! Слышишь?

Дед подкрался и выхватил у Скоромного портфель, хотел передать его председателю, но заготовитель догнал Деда, навалился на него, повалил и отнял портфель.

С к о р о м н ы й. Отдай! Отдай! Ах ты, старая опенка! Да ты знаешь… да я тебе… Аж ты… Ну-у, нет! Не на того напали! (Рванулся к дверям.)

К а р а в а й. Юрка! Держи дверь! А ты (Поляныце) не пускай его в окно! (Скоромному.) Но и ты не на тех напал. Верни подобру! Отдай сам! Отдай, а то потеряешь!

С к о р о м н ы й. Са-ам! Ну-у нет! Кормильца своего отдать? Охламона ищете? В суде отдам! После того, как взыщу неустойку. Что написано пером, не вырубишь топором!!

Д е д. Вот как врежу между глаз — тут тебе и будет неустойка твоя!

С к о р о м н ы й. Что-о? Угрожать? Я к прокурору пойду! Я вас как уголовников!

П о л я н ы ц я. Ну, дывысь! Вин ще и кричать. Будь сознательным и отдай сам!

С к о р о м н ы й. Не буду сознательным! Ни за что в жизни не отдам сам! И прошу, я требую выпустить меня отсюда на волю. Руки прочь от меня! Дайте свободу!

Дед, Юрка, Каравай и Поляныця окружают Скоромного.

К а р а в а й. Так ты с него по пятнадцать копеек дерешь? А?

Д е д. А нам, жмот, копейку накинуть не хотел?

С к о р о м н ы й (торопливо). Накину! Копейку накину!

Д е д. Не-е!! Мы теперь сами с усами!

С к о р о м н ы й. Две! Две даю! Накину две!

К а р а в а й. Для этого нужно составить другой договор. Верни старый.

С к о р о м н ы й. Подпишем новый, верну старый.

Скоромный уже оказался в тесном кольце окружения. Он вынужден поднять портфель над головой. Юрка подставляет кресло, чтобы с него дотянуться до портфеля, но Скоромный сталкивает его с кресла и сам ловко забирается туда.

К а р а в а й. Верни сначала старый!

С к о р о м н ы й. Ищите дурачка!

Д е д. Юрка! Выбивай из-под ног стул!!

А когда Юрка и Поляныця намерились опрокинуть кресло, на котором возвышался Скоромный, тот перескочил на письменный стол. Это вызвало новый прилив энтузиазма у присутствующих.

С к о р о м н ы й. Рабочий класс вас не поймет! Осудит! Заклеймит!

К а р а в а й. Он хотел накормить рабочий класс? А? Гад полосатый! Жулик! Мошенник! Спекулянт!

П о л я н ы ц я. Три дня поив мэнэ. До людэй не пускав. Пылы, писни спивали… украиньские… народни… Тосты за дружбу говорилы. Цилувалыся. Тьху! От объихав! От обвев! Напував по ноздри.

К а р а в а й. Коньяком?

П о л я н ы ц я. Коньяком.

К а р а в а й. И машинистка была?

П о л я н ы ц я. Эге ж. Була. Ух яка стерва. Була, не таюсь.

К а р а в а й. Его метод.

П о л я н ы ц я. Договор проштампувалы, и вин исчез. А о та чертовка ни на шаг вид мэнэ. Як приклеенная. А мне бульба, картопля трэба. Наши звонить. Оторвался я от той гадовки да в райком. Прошу. А секретарь мэнэ до вас. У него, каже, всего хватает, и картофеля, и, если надо, птичьего молока.

Д е д. Грабить родного брата украинца. А? Что? Нет? Не дадим в обиду дружбу народов!

Скоромный, нарушая элементарные правила приличия, уже отбрыкивается. И когда он понял, что спасенья нет, что его вот-вот стащат со стола, он тигром прыгает на люстру, что висит над столом. Зажав в зубах портфель, руками вцепился в крестовину люстры. Это на время озадачило нападающих. Но многоопытный Дед наклоняет Юрку, взбирается ему на спину и оттуда ухватывается за ноги Скоромного. Повисает. Расколыхивается. Брюки медленно, но верно сползают с ляжек заготовителя. Вот уж где подтвердилась пословица: пошел за шерстью, а вернулся стриженым. Дед падает с трофеем в руках.

К а р а в а й. Пускай повисит, а мы отдохнем.

Д е д. Ну-ну, просыхай, просыхай, милок!

С к о р о м н ы й. Я вас по судам затаскаю! Я вас на ковер поставлю перед бюро райкома! Я подниму на ноги всю мировую общественность! Это грабеж средь бела дня! Это разбой!

П о л я н ы ц я. Ну и птаха! А? Соловей и роза! Гляньте!

С к о р о м н ы й. Буду висеть, пока не соберутся люди. Свидетели будут.

К а р а в а й. А ну, Юрка! Включай электрику! Подогреем его малость, он сам отвалится, как переспелая груша.

Д е д. Подожди, внучек. (Запугивает Скоромного.) А ну, как вдарит его током, почернеет, как та слива. (Скоромному.) Ну? Пока добром просим — бросай портфель!

С к о р о м н ы й. Процентики вам нужны? Премиальные отхватить за реализацию продукции? За премиальные готовы на небо меня отправить? Душегубы! Вот до чего доводит материальная заинтересованность! А идея? Где ваши гуманные идеи? Что такое для вас человек, который звучит гордо?

Д е д. Молчи, козолуп! Юрка! Включай! А ты, Украина, отсчитывай!

Юрка включает люстру.

П о л я н ы ц я. Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… два…

Скоромный сбрасывает портфель. И сам падает зрелым плодом на стол.

К а р а в а й. Плакали твои комиссионные.

Дед подхватывает портфель и подносит его председателю, как боевой трофей. Тот вынимает из портфеля типовой договор.

П о л я н ы ц я. Давайте и мой.

К а р а в а й. Вот он, бери.

Д е д. Нелегкое дело — отнять у человека портфель, который его кормит досыта. Одно слово — портфель!

С к о р о м н ы й. Такой реквизиции моя фамилия не знала после немецкой оккупации…

К а р а в а й. Я думаю, одним росчерком пера — сорок девять тысяч. А? (Перечеркнул свой договор.)

С к о р о м н ы й. Я все же к прокурору схожу.

К а р а в а й. Не советую. А то я возьму эти два экземпляра, его и мой, да и в райком. А там лучше знают, куда и кому послать — прокурору или судье, оценив твои старания по укреплению экономики колхозов своего же района.

С к о р о м н ы й. Вот тебе и на! Уже и в райком. Разве мы сами не разберемся? Райкому без нас дел хватает.

К а р а в а й. А я ведь советовал тебе мирно решить: зад об зад и разойтись.

С к о р о м н ы й. Ну, хорошо. Зад об зад! Я согласен. Пусть будет зад об зад. Еще не поздно.

К а р а в а й. Хотел меня объегорить? А?

Д е д. Ну да. Сколько таких на фунт сушеных надо?! Чтобы объегорить нас…

К а р а в а й (Поляныце). Так вот, друг, ты теперь уразумел, что такое дружба народов? Это, когда я — белорус, да он… Дед, ты белорус?

Д е д. Да вроде белорус. Может, какой половец и догнал прабабку, но при переписи белорусом считаюсь.

К а р а в а й (продолжает). Да он белорус, дружно идем… просвещать… Ты, Скоромный, какой нации? Белорус?

С к о р о м н ы й. Чистокровный.

К а р а в а й. Сомнительно. Идем дружно учить чистокровного белоруса, своего же, за то, что он обидел брата-украинца, хотел обмануть его.

С к о р о м н ы й. Так вы еще и бить собираетесь?

К а р а в а й. Нет. Теперь только гладить.

П о л я н ы ц я. В таком случае, товарищ Каравай, давайте подпишем наш договор, который без обману.

К а р а в а й. Давай!

Подписывают оба.

И сегодня же начнем отгрузку.

Д е д. Заслуги мои перед колхозным движением сегодня налицо: выявление, поиск и привод этого хапуги и нового купца — раз! От этого ожидается большой прибыток и увеличение оборотистого капиталу — два. Что мне за это положено? Крупное моральное поощрение. Ты должен представить меня к награждению! А то все награждены за мирный труд, а я все с саблей хожу за гражданскую войну! Я один на весь колхоз без медали, без ордена. А? Что? Нет? Скоро на экскурсию сюда будут ездить, чтобы подивиться на меня, как на диковинку.

С к о р о м н ы й. Отдай штаны!

Д е д. Это не штаны, а боевой трофей. Вроде вражеского полкового знамени. Ну, председатель? А? Я активно действовал, как твоя правая рука. Награду, думаю, заслужил. А? Что? Нет?

Ю р к а. Награды не просят, дед. Награды получают.

Д е д. Учти, председатель, ты меня наградишь и тем себя возвеличишь.

К а р а в а й. Да ты философ! Это что? Школа заочника? Юрка?

Ю р к а. Самостоятельный урок. Мой дед ведь — вундеркинд.

В эту минуту в кабинет входят Л о м т е в и К р е н д е л е в. Они, безусловно, удивились, увидя в официальном помещении человека с большим портфелем и без штанов.

Л о м т е в. Что это у вас? Почему он в таком виде?

Д е д. Это мы мерили, у кого длиннее штаны.

К а р а в а й. А теперь наденем. Дед, помоги ему, а то он в одну колошину две ноги сунул.

С к о р о м н ы й (очень вежливо). Спасибо, спасибо. Я сам. (Надел брюки.) Ну, Владимир Андреевич, до свидания, всего хорошего, не поминайте лихом. Бывайте здоровы! (Выскальзывает из кабинета.)

Уходит вслед за ним и П о л я н ы ц я.

Д е д. Ну, внучек, самое время подкатиться к председателю. Проси!

Ю р к а. А теперь, Владимир Андреевич, решайте и мое дело, мою просьбу.

К а р а в а й (Ломтеву). Извините, товарищ Ломтев, я сейчас его отпущу, а потом возьмемся за траву. (Юрке.) Так какая у тебя просьба? (Ломтеву.) Молодец парень! Кроме того, что он моя правая рука, мой шофер, адъютант, советчик и доморощенный философ-заочник, он еще… сегодня просто подвиг отмочил. Если бы не он…

Д е д. И не я.

К а р а в а й. И не он, касса колхоза не досчиталась бы многих тысяч.

Л о м т е в. Вот это да! Ай да молодец!

К а р а в а й. Давай твою просьбу.

Ю р к а. В город мне надо. Отпустите меня в город.

К а р а в а й. Пожалуйста. Хоть на три дня. Еще и командировку выпишу.

Д е д. Клади под язык таблетку, председатель.

Ю р к а. Нет, мне не на три дня… Меня навсегда отпустите!

К а р а в а й. Как навсегда? А я? Без тебя я как без рук!

К р е н д е л е в. Ты что? Дисциплины не знаешь? Ты ведь секретарь комсомольского комитета! Вот вам, похвалили его — молодец, удалец! А он — дезертир! Летун! Перебежчик!

Д е д. Но-но! Ты легче на моего внука!

К а р а в а й. Значит, и ты?

Ю р к а. И я.

К а р а в а й. Вот как! (Деду.) А может, и ты? Бегите! Уходите! А тут хоть пропадом пропадай! А? Отпускаю и тебя! Что сидишь?

Д е д. Не-е… (Простодушно.) Мне и тут — хор-рошо. А был бы помоложе, то…

К р е н д е л е в. Ты и помоложе был кулацким подпевалой. А теперь и внука вырастил по своей мерке. Не так?

Д е д. Ты на кого кричишь? Ты что? Опять за свое? Дело шьешь? А? А ты почему обзываешь меня и внука моего всякими разными такими словами? Мы за народный интерес только что подвиг отмочили! Можно сказать, всенародно перед председателем доказали свою приверженность! А ты?

К а р а в а й. Стоп! Стоп, дед!

Д е д. Не, не стоп! А почему ему не поехать в город? Для ради чего он должен киснуть тут? Ты знаешь, какая у него голова? Какая светлая! Какая государственная! Ты слыхал когда-нибудь от него глупость? А? Нет! А мало говорит? Молчит! Потому что умный! Да он министром может стать, ежели… только… разгон ему дать и дистанцию с перспективой! А тут? Какая тут дистанция? До чего он дорастет? Ну-у, не-е! Он поедет в город! С его головой он пробьет себе дорогу такую, что… Как в песне: грудью проложим себе.

Л о м т е в (спокойно, солидно). Вот вы, товарищ…

Д е д. Товарищ Цибулька я.

Л о м т е в. Товарищ Цибулька, растолкуйте мне, почему именно в министры, почему именно в начальство, почему именно в город? А что же будет, если все захотят стать министрами?

Д е д. А разве и вы тоже метите в министры?

Л о м т е в. Я? Почему я? Я — нет. Я не мечу.

Д е д. Ну вот, вы — нет, и я — нет. Значит, уже не все туда метят. Моя баба тоже не метит туда. Вот я хорошо знаю, что и Владимир Андреевич чувствует себя на своем месте. (В зал.) И вы каждый на своем месте? Тут и вообще? А?

К р е н д е л е в. А почему бы а ему, молодому человеку, не обосноваться тут? На постоянно? Зачем ты потакаешь всем своим внукам, которые в город рвутся? Всех туда спровадил?

Д е д. Нет, не всех, Петя из армии возвращается? Возвращается! Значит, не всех.

К р е н д е л е в. Одного вернул, а семерых отпустил?

Ю р к а. Между прочим, революция давно закрепила право на свободу, равенство, братство. И не вам, Кренделев, это отменять.

К р е н д е л е в. Слыхал? Слыхал, товарищ Ломтев? А? Формулировочка! А? Счастье твое, что…

Д е д. Что твое время прошло.

Л о м т е в. Да-а… Нездоровая тенденция… И не совсем понятная.

Д е д. А все-таки, друг-товарищ, а как вы это толкуете? Ведь как-то вы понимаете, ну, например, для себя?

Л о м т е в. Я?

Д е д. Да, вы.

Л о м т е в (снисходительно). Такая тенденция, такое социальное явление, как интенсивная миграция сельской молодежи в города… Ты понимаешь, что такое миграция?

Д е д. Ну-ну, давай, давай, разберемся.

Л о м т е в. Так вот, такое нездоровое явление наблюдается, к сожалению, не только у вас, но и в других районах.

Д е д. А почему это урбанизация уже и не здоровая, и к сожалению?

Л о м т е в (удивился). Ух ты! А он — эрудит!

Д е д. Сейчас разберемся, кто ерундит. А я считаю, натуральное явление. Натуральное, и все! Здоровое или не очень здоровое, к сожалению или не к сожалению, а оно есть. Есть, и все тут. Тут хоть петухом закукарекай, а его не отменишь, и все. Юрка! А ну-ка объясни ты ему, как мне вчера. Крой!

Ю р к а (уверенно, как пятерочник). Научно-техническая революция захватила и сельскохозяйственную сферу деятельности человека. Видели, сколько новой техники только позавчера прибыло в нам? Начинается новый способ производства. Коммунистический.

Д е д. Во! Вот-вот! Новый способ работы! Как у Карла Маркса. Вот я скоро осилю его «Капитал», тогда я вам буду давать прикурить. Теоретически прикурить. Ну-ну, Юрка!

Ю р к а. А новый способ производства порождает и новые явления и новые сдвиги и в политике, и в экономике, и в социальной сфере. Он, способ, диктует закономерности и в перераспределении производственных сил общества. Вот где корень миграции. Натурально? Да! К сожалению? Нет.

Д е д. Как четко! Как ясно! Молодец! Светлая голова! Он у меня заочник! Три курса одолел. А вот четвертый и пятый поедет туда. На очный! Точка! Я сказал.

Ю р к а. Вот, к примеру… Что бы вы придумали про обувную фабрику, если бы она сама изнашивала сорок процентов своих изделий — туфель, ботинок? А? Смешно? Да вы бы немедленно распорядились закрыть такую фабрику. А наша фабрика — село — съедает сорок процентов. Это нормально? Нет! Значит, надо вертеть мозгами, соображать, повышать производительность труда, а не держать за полу лишнего человека. Невыгодно это, не по-современному. Если он на самом деле — лишний.

Л о м т е в. Ну, брат, и теоретики тут у вас, Владимир Андреевич! Не ожидал! Просто — чудеса! Может, и везде так? Может, я отстал?

Д е д. Отстал, отстал. Не сомневайся. Вот она, научно-техническая революция… (Вытащил из кармана небольшой радиоприемник.) Транзистор. Любая мировая новость, она тут у меня, на ладошке. Не тот теперь мужик пошел. Хватит лаптем щи хлебать! Способ работы — это тебе не фунт изюма! Я сказал.

К р е н д е л е в. Ты вот что, ты тут не закручивай догматизму! Нахватался цитат и прикрываешься ими вроде того китайца. А тут все ясно как божий день. Перестали они, молодежь наша, землю уважать, ценить ее, любить. А ты, старый человек, им потакаешь. Вот!

Л о м т е в. Утратили поэзию сельского труда. А раньше песни какие были!.. Задушевные, зовущие… (Напевает «Меж высоких хлебов затерялось небогатое наше село…»)

Д е д. Так-так-так-так…

К р е н д е л е в. А теперь что? Чи-ки-бри-ки-вы-каб-лу-ки… Вот! (Передразнивает чей-то гортанный дикий хрип.) Э-э-э-и-и-и. Тьфу! Одичали! От рук отбились. Нет на них твердой руки! Вот! Землю не любят — тут и корень зла! Не любят землю!

Д е д. Ковыряться в ней не любят — это верно. По старинке не хотят.

К р е н д е л е в. Тебе говорят: перестали они любить землю!

Д е д. А зачем ее любить? Земля — она и есть земля. Вот ты ее любишь, а не носишь за пазухой или в кармашке, в портмонетике. Копейчину любишь, так и дрожишь над ней, в теплейшее местечко ее, в кармашек, что около сердечка. Рублевку любишь, оно и видать всем. А земля… Зачем же ты ее, коль ты любишь земельку, зачем же ты ее, идя в хату, обметаешь веничком, обскребаешь щепкою со своих сапожек?.. А ты ее, милую, взял бы да в хату на почетное место — на стол ее, дорогую, золотую. А? Что? Нет? Так нет же! До порога твоя любовь. И правильно! Подзол, суглинок любить или песок? Может, прикажешь борону полюбить, оглоблю полюбить, тяпку или еще какое-нибудь средство производства? А?

К р е н д е л е в. Как это подзол? Как это подзол? Ах ты контра! Да ты знаешь, что за эту землю люди какие сложили свои светлые головы? На виселицах умирали, на эшафотах! Гнили на царских каторгах! Вольница Стеньки Разина четвертована на лобном месте! Повстанцы Булавина, Кастуся Калиновского горячей кровью своей заплатили за землю для крестьян! Емельян Пугачев поднял тьму-тьмущую народа на крестьянскую войну. Так ты еще спрашиваешь, за что ее любить — землю?!

Д е д. А-а! Так вот ты куда повернул! Значит, я — контра? А ты Стеньке Разину и Пугачеву — первый друг? Тогда надо давать сдачу. Первое что? Когда я стал законным пенсионером, полностью обеспеченным на прожитие, я оказался вроде без конкретного дела. А это что? Для крестьянина что? Скажу я вам: эх, и трудная эта работа — сидеть без дела. Как в президиуме. Вот тогда-то я и задумался. Перепродумал всю жизнь и свою собственную, и деда, и прадеда своего, а также внуков и правнуков своих, которые есть и которые еще будут. Раз ты затронул былое, то я тебе обратно — раскрою былое и думы. Ты потревожил светлые головы Стеньки Разина и Пугачева. Нет, брат, не твоим котелком, не твоим чугунком переварить их светлые мечтания и надежды. Ты затронул дело мудрое, тонкое и хитрое. Это тебе не токмо что-либо относительно того, что… А оно бог знает что!.. И если к делу присмотришься, то не потому бывало от того, а обратно же — от того бывало потому, что вообще… и в частности… Понял? Нет, не понять тебе этого. Вот ты упрекаешь моего внука и меня, что мы не любим землю. О-о, как мы ее любили!.. А она, эта земля, меня, моего отца, деда, прадеда веками, столетиями, тысячелетиями за любовь нашу без жалости горбатила, гнула до долу, тянула за ворот в грязь, в трясину, в болото! Эта земля за тысячи лет насквозь пропитана людским потом, набрякла горькими мужичьими слезами! Ступи на нее, и она чавкает. Веками стоял я перед ней на коленях, по крупице перетер ее, любимую, всю нежно пальцами, бил земные поклоны, с рыданьями читал перед ней молитвы, просил ее в ласке и в гневе, чтобы прокормила, чтоб пожалела детей. От зари до зари, от темна до темна крюком гнул спину, не поднимая глаз к красоте, к небу, к жаворонку, к звездам. И так веками! До самого конца! Аж пока и сам не сляжешь во сырую землю. Вот как мы ее любили… Земля… Ее хватало и тогда, при панах: работай и люби ее, сколько хошь, хоть целуй ее, хоть лижи. А она чужая — плоды труда твоего шли черту лысому: пану-дармоеду, купцу, царю-батюшке, попу, чиновнику, жандарму. А детишки пахаря пухли от бесхлебья. Не обидно? Не болела душа?! До слез кровавых обидно было! Вот так, до удушья!.. Вот эта обида, нужда, голодные дети и надежда на вольный труд, труд для себя — гнали меня на смертельный бой. Вот почему не страшно было идти на эшафот, стоять перед расстрелом, гнить на каторге… О-о, эта земля! Вот попробуй, предложи любому колхознику сейчас десять, пятнадцать десятин в собственность. Думаешь, возьмет? Даже если задаром, за так. Не-ет! Дудки! Потому что новые времена теперь. Способ жизни другой. Строй другой. И ценности другие. Достоинство у молодежи другое. Мудрее молодость. И не в том дело — любить или не любить землю. Ее не любить надо, а понимать, знать. И не пальцами нежить ее, перетирать, не тяпочкой, а тракторами, машинами там, где десятеро вкалывали, должен один справляться, брать, брать от нее все в два, в три, в пять раз больше прежнего. А свободные пусть идут кто в город, кто в космос. А вот красоту ее и что на ней растет любить надо. Хлеб! Яблоко! Укроп! Клеверок. Травка луговая. Ах, аромат какой! А там — ква-ква… Или соловей с переливами. Жаворонок… И люди… Люди, люди, люди… Счастливые! Вот за что можно жизнь отдать!! Только бы детям, внукам вольно дышать, вольно трудиться, вольно жить! Так что, внучек, перед тобой воля!

К а р а в а й. Вот, брат! Сколько лет рядом, не один пуд соли съели, а не знал, что ты живешь с таким замахом! Юрка, слыхал? Дед у тебя какой?! Какой наказ тебе дает? Но только вот как философ-заочник путает твой дед. Надо различать понятия: земля — простое поле, почва, земля — средство производства и земля — символ Родины.

Д е д. Конечно же! (Юрке.) Родина — это святое!

Ю р к а. Вы не обижайтесь на меня, Владимир Андреевич! Пришло мое время искать себя, искать свое место. Вот вы нашли свое призвание, и я вам завидую. Знали бы вы, как я вам завидую, как я вас уважаю. Я же не мягкое место себе подыскиваю, а свое ищу. Чтобы от меня максимум пользы было. Это же ваше правило. Не надо на меня обижаться.

К а р а в а й. Я не обижаюсь. Только время ты выбрал неподходящее. А так… что же… иди. Ищи свое место в жизни, пока молод. Верка сюда приехала искать. Василь и бригадир наш, Концевой, тут нашли себя, как и трактористы — железная гвардия моя. А вот дед твой потому и бунтует, что еще и сегодня ищет себя, хоть век свой уже прожил… Потому и за тебя вот так воюет — свою мечту тебе вручить хочет. Я его понимаю. Ну и ты ищи свое призванье. Только… где бы ты ни был, в какое бы кресло ни сел, не забывай нас, село наше, деда своего, его светлую надежду — мечту. Не отрывайся. А если тебе станет трудно, как мне сегодня, ты иди к нам. Мы поможем. Иди, парень, и люби человека. А любить человека — архитрудное дело. Это еще Ленин сказал. А про меня ты верно подметил — призвание свое я нашел тут. Все радости мои и невзгоды, все начала мои и концы — тут. Ты не смотри на таблетку, я долго еще жить буду. Знаете — в чем особенность нашей крестьянской души? В чем секрет нашей терпеливости, живучести, даже бессмертия? В том, что мужик вечно ждет и надеется. Посеет озимое и ждет, а взойдет ли?.. А коли выпадет снег, как прикроет посевы от мороза? Весною? Весною снег с поля — а он уже сам в поле. Не вымерзло ли, не вымокло? Посеет яровое, и опять же — а взошло ли? А потом ждет с надеждой — а как заколосится, а как закрасуется, а как наливается? Родилась телка, и опять же он ждет, когда она коровой станет. Посадит яблоньку и ждет, пока она вырастет да зацветет. Всю жизнь ждет… Ждет дождичка, ждет солнышка. Ждет весны, ждет жатвы. Сегодня сделает, а результаты не тут — на лошадке. Их ждать надо… Вот и некогда помирать мужику. Не все дела до конца доведены. А концов тех и быть не может. Вот почему мужик бессмертен: ожидание и надежда — его лучшие лекарства, его целебные таблетки. А придет час перебраться туда, на горку, под березку, то и там буду ждать — как взошло да как заколосится, как наливается наша жизнь… ваша! Вот какое оно, призвание наше. И все эти ожидания не только для себя, а чтобы людям, че-ло-ве-ку поднести гостинец — ХЛЕБ.

И опять возникает где-то песня:

З а н а в е с.

1972