Избранное

За последние годы мне часто доводилось ездить в командировки в чужие земли. Все, что я там наблюдал, — события, факты, люди, общая атмосфера жизни — запомнилось, накапливалось, откладывалось в памяти; что надолго, а что и ненадолго. Впечатления были самые разнообразные. Однако при всем различии, а иногда и экзотичности приватных явлений просматривалась общность, одинаковость в существе буржуазного общества, его образа жизни, в существе противоречий между людьми.

Все, что происходит в этой пьесе, могло случиться в любой буржуазной стране, где двуличие морали, унижение личности, бесперспективность завтрашнего дня, жестокость и бесчеловечность мещанского быта становятся очевидными не только тому, кто обогащен жизненным опытом, но даже детям. Не случайно в центре пьесы — малыш.

Для буржуазного общества характерны две черты, в существе своем противоположные, но связанные диалектическим единством: психическая депрессия на основе унижения личности и на этой почве — культ силы, опирающийся на фашистскую идеологию. Заколдованный круг, в котором личность гибнет, если не сумеет его разорвать.

И когда я понял это, то, переворошив все, что накопилось в памяти, написал пьесу. Если получилось нечто сатирически острое, то заслуга автора тут не так уж значительна. Жизнь предлагает столько фактов и готовых ситуаций, что достаточно только добросовестно записать их — и получится сатира. Объективно правдивый образ буржуазной среды и будет самой злой сатирой. Вина не моя и заслуга не моя. Однако не скажу, что моя хата с краю.

ПАПА, не римский, а банальный, домашний, каких много. Совсем ручной: кто поманит, к тому и идет. Одна весьма важная деталь: он заграничный, не наш. Правдив, как и большинство мужчин.

МАМА, тоже заграничная. Говорит, возможно, и правильно, но вот что она думает… Съела бы она то, что думает! Она хочет, чтобы все жили в соответствии с правилами христианской морали, а себе позволяет иной раз и так… как-нибудь.

СЫН, их сынок. И послал же им бог чадо! Не дитя, а комок оголенных нервов. Горяч. Колюч. Башковит. У нас таких умников не бывает. А если уж где-либо и встречаются, то про таких обычно говорят: молодой, да ранний. А у них — вундеркиндами зовут. А этот особый вундеркинд — политик. Пока, по молодости, неопытен: что думает, то и говорит. Ему очень хочется быть с бородой, а она не растет, и все. Хоть плачь.

ДОЧЬ, его сестренка, единоутробный антипод. Восхищенная братиком, она охотно подбирает те его качества, которые он отбрасывает за ненужностью: доброту, совестливость, ласковость. Он считает, что они помешают ему стать тем, кем он хочет стать, а она убеждена, что без этих качеств человек неполноценен.

ДЕДУШКА, старомоден, как и надлежит дедам. Гордится тем, что отстрадал за все будущие поколения. Он — диалектическая противоположность своему внуку, и поэтому неудивительно, что у него встречное желание: он с радостью поменялся бы с внуком и годами и бородой.

Все действующие лица в этой пьесе заграничные, даже телевизионный комментатор. Слишком информированный, политически подкованный. Кстати, комментатор может быть и в трех, а то и более ипостасях, по примеру: бог-отец, бог-сын, бог — дух святой.

Место действия — где-то на побережье южного моря, вроде бы Средиземного. Возможно, даже на завалящем острове в каком-нибудь океане, мелком, неглубоком, где и воды-то всего по колено.

Время действия — как раз между прошлым и будущим. Пока соха истории не запахала эту борозду, давайте посмотрим, что же там совершается.

Действие первое

Современная квартира сытого чиновника. Во всяком случае, сегодня его семья сыта. Квартира на третьем этаже. Слева — широкое окно, поэтому в комнате очень светло. За окном видны верхушки деревьев. Рядом с экзотичной пальмой может расти миндаль или каштан, а может и липа. Она произрастает на разных широтах.

Комната большая, обстановка богатая. Тут всего много, но впечатляет, вызывает благоговейные чувства, будто в храме, будто в святилище, — во всю стену сплошной книжный стеллаж, наполненный разными-разными книгами. Возле стеллажа — легкая лесенка-стремянка, которой часто пользуется Сын, чтобы достать книжку с верхней полки. Кстати, он освоил лесенку, как цирковой гимнаст.

В стеллаже три ниши. Одна задрапирована черным бархатом. В ней фигура бронзового Будды. Справа, чуть ниже, — ниша с зеленым сукном. Там гипсовая голова Моисея, копия знаменитой скульптуры Микеланджело. Слева, на светло-голубом фоне, — крест с деревянной головой Иисуса Христа в терновом венке. Кажется, что Иисус Христос вот-вот тяжело вздохнет.

В комнате — П а п а и М а м а. Тишина. Они молчат, но чувствуется, что вот-вот заговорят, и опять громко. Короче говоря, атмосфера тут наэлектризованная, пахнет грозой. Мы застали их в момент межбурья. Проходя друг возле друга, они как-то сторонятся, будто опасаясь, как бы между ними не вспыхнуло короткое замыкание, не сверкнула молния, не грохнул гром. Мама ищет место для новой картины. Примерит в одном углу, отойдет, посмотрит, полюбуется, потом перенесет в другое место, опять полюбуется. Картина большая, место ей найти трудновато.

Папа нет-нет, да и глянет на Маму, так глянет, ну будто у него в каждом глазу по лазеру. В конце концов все же не вытерпел.

П а п а. Зачем тащить такое в квартиру? Без невропатолога трудно понять. Безвкусица!

М а м а. У тебя свой вкус, у меня — свой.

П а п а. У нас ведь дети! Их воспитывать надо!

М а м а. Воспитывать? А ты вчера о детях подумал, принеся вот эту… мерзость? (Указывает на статуэтку, временно поставленную в одной нише с Моисеем.)

П а п а. Это не мерзость, а произведение искусства. Работа одного из лучших африканских резчиков по дереву. Даже в Африку проник современный стиль, там понимают его, а ты… Цивилизация прошла мимо тебя.

М а м а. Цивилизация? (Схватила статуэтку и тычет ему под нос.) Эта пакость — цивилизация?

П а п а. Осторожно!

М а м а. Что это такое? Назови мне это!

П а п а. Открой глаза! Это — девушка. Молодость. Юность.

М а м а. А чего ее так перекрутило? Что она делает? Выдавливает прыщ на своей ягодице?

П а п а. Ты присмотри-ись! Она так стесняется! По-африкански так стесняются. Это же сама невинность! Наивность! Наивность и чистота! Как свежая наволочка. Стыдится…

М а м а. Значит, есть чего стыдиться. Какая же это невинность? Это распутство! Это цинизм! Это насмешка над женщиной! Ноги саженные! Голова комариная. Только ягодицы да груди как ракеты!

П а п а. Реализм! У женщины ведь других качеств и нет. Это же твой портрет. И подобных тебе.

М а м а. Циник! Пошляк! А я воспитываю у своих детей уважение к реальным вещам.

П а п а. К водосточной трубе, колбасе, тумбе, телеграфному столбу…

М а м а. Да-да-да! К вещам, на которые человек затрачивает свой труд.

П а п а. А я хочу, чтобы дети научились думать, мыслить, обобщать, понимать суть вещей, явлений. Я хочу воспитать интеллектуальных, разумных, интеллигентных.

М а м а. Ха-ха! Интеллигентных? Вот этим? (Хватает африканскую статуэтку.) Только показывать такие штучки детям — преступление. И я не позволю! Я не допущу! Я выброшу вон эту пакость!

П а п а. Не смей! (Отнимает у Мамы статуэтку и возвращает ее Моисею.)

М а м а. Ах так? (Выбегает в ванную комнату, оттуда приносит красную спринцовку и ставит возле статуэтки.) Ей не хватает этого.

П а п а. По идее не так уж и плохо. (Смеется.)

Со двора прибегает Д о ч ь.

Д о ч ь (запыхавшись). Папа! Мама! Папа! Мама!

М а м а. Ну что такое? Что, что случилось?

Д о ч ь. А наш малыш только что поскандалил. (Восхищенно.) Ух, как они дрались!

М а м а. Кто? С кем?

Д о ч ь. Наш малыш и Алик.

П а п а (спокойно). Ну, и кто кого?

Д о ч ь (радостно). Наш малыш расквасил Алику нос. До крови.

М а м а. Ну бандит! Я ему дам! Я ему покажу! Вот каким растет твой любимчик! Нет, я его проучу!

П а п а. Следует еще разобраться — кто виноват. Кто начал?

Д о ч ь. Задираться начал Алик.

П а п а. А малыш набил ему морду? Молодец!

Д о ч ь. Но и нашему досталось. Ему оторвали ухо.

П а п а. Как — ухо? Оторвали ухо?

Д о ч ь. Ну да. Совсем. В руках несет. Алик ногой наступил и оторвал. (Показывает.) Хр-р-р-рясь!..

М а м а. Боже мой, боже мой! Его же надо к доктору, к хирургу! (Торопливо одевается.) А тут не врачи, а гангстеры!.. За какую-нибудь царапину он дерет с тебя месячный заработок. А тут целое ухо!..

Д о ч ь. Мама! Его не к хирургу надо, а к портному. У него оторвали ухо от шапки.

Мама остолбенела. Папа хохочет.

М а м а. Как — от шапки?

Д о ч ь. А ты думала — ухо, свое? Не-ет, не такой он дурень, чтобы подставлять свое ухо под чью-нибудь ногу.

П а п а. Ах и малыш! Молодец!

М а м а. Доченька! Иди приведи этого поганца домой!

Дочь уходит.

П а п а. Растет новый Александр Македонский.

М а м а (возмущается). Чему ты радуешься? Что поощряешь?

П а п а. Я поощряю веру в свои силы. Я хочу, чтобы он вырос твердым, сильным, способным выстоять, выжить в этих диких человеческих джунглях. Он вынужден быть сильным, ибо — или он, или его.

М а м а. Это неоригинально! Это уже было! Сверхчеловек? Юберменш? Это называется фашизмом.

П а п а. Оставь ты, пожалуйста, свои глупые выпады! Сядь. Я хочу с тобой поговорить.

Пауза. Мама не садится. Продолжается поединок взглядов.

Ради чего ты распускаешь про меня разные сплетни?

М а м а. А конкретно?

П а п а. Будто я морально калечу детей, воспитываю в них порочные антигуманные качества. Это — раз.

М а м а. Это не раз. Это два. А что раз?

П а п а. Распространяешь сплетни, будто я завел себе… Будто начал…

М а м а. Начал? Давно завел! Давно распутничаешь! И это уже ни для кого не секрет, давно все знают. Твои же знакомые встретили меня и с удовольствием начали рассказывать… А я ответила, что сама давно все знаю. Пусть не радуются. Я сказала, что мы с тобой полгода уже не живем как муж и жена и собираемся разводиться. Что тут неправда? Мы ведь не живем? Да? (Почти плачет.) Не живем! Полгода уже…

П а п а. Так жить дальше нельзя.

М а м а. Что это за жизнь? Конечно, нельзя.

П а п а. И не будем!

М а м а. И не будем!

П а п а. А как же будем?

М а м а. Как-нибудь. (С угрозой.) А как ты думал?!

П а п а. Как это — как-нибудь?

М а м а (орет). Я уже сказала, мы полгода не живем! Будем сосуществовать. (Со злостью.) Ради детей.

П а п а. Обыкновенному уму не дано понять твою беспринципность. (Повысив голос.) Сосуществовать?! Я… Я не согласен! Опять мелкие скандальчики, споры, так сказать, локальные войны? Нет! Не согласен!

М а м а. Что? Разрыв? Хоть сейчас! Я давно этого жду. Я давно заметила эту твою тенденцию. Но запомни — дети останутся со мной.

П а п а. А мы еще посмотрим, за кем пойдут дети.

Звонок. Мама открывает дверь и впускает Д о ч ь и С ы н а. Мальчик довольно нагловат. Только скользнув взглядом по Папе и Маме, он сразу понял: пахнет жареным. И взобрался на лесенку.

Д о ч ь. Вот он. Не хотел идти домой.

М а м а. Что ты там натворил, разбойник?

С ы н. Ничего я там не натворил.

М а м а (Папе). Вот он, твой любимчик. Еще и лжет! (Сыну.) Ты почему дерешься с мальчиками? За что ты побил Алика?

П а п а. Ты не торопись обвинять… Сейчас разберемся — был ли это акт агрессии или самообороны. Рассказывай все по порядку, что случилось?

С ы н. А что случилось?

М а м а. Он еще спрашивает, что случилось.

С ы н (уже раскрыл книгу и читает). «И суд был необыкновенный: несколько сот матросов и торговцев разбирали дело великого Сократа. Судили долго и шумно. Наконец единодушно признали философское учение его неправильным и приговорили к смертной казни».

М а м а. Ты не хитри!

П а п а. Сын мой! «Не утомляй ожиданием очей нуждающихся». Кровавая битва с Аликом была?

С ы н. Была. Но он ее и начал.

П а п а. Вот и расскажи, из-за чего все началось.

С ы н. Там, во дворе, собрались все наши, мелюзга. А качалка у нас одна. И они захватили все места. А мне места нет. Они качаются (показывает), а я так стою. То на одной ноге, то на другой. Разве не обидно? Мне что, бог не оставил места под солнцем?

П а п а. Если бог не дает надо взять самому!

С ы н. Я что, хуже Полли?

П а п а. Какой Полли? Этой?

Д о ч ь. Нет, той… У которой третий папа — француз.

П а п а. Ясно. Как дальше разворачивались события?

Д о ч ь. Тогда все решили, что наш малыш тоже имеет право на место. И он занял место Полли.

М а м а. Ну, а дальше? Почему ты дрался с Аликом?

С ы н. Алик сказал, что это не по-джентльменски. Что я — захватчик. А я ведь — законно?

П а п а. Законно. Так в чем дело?

С ы н. А Алик тогда начал орать и махать руками. Он переманил всех соседских мальчишек на свою сторону.

Д о ч ь. И малыш остался в качалке один.

С ы н. А Алик взял камень и…

М а м а. Ударил? Камнем?

Д о ч ь. Нет. Он подложил камень под качалку, чтобы она не качалась. Сюда немножечко качается, а обратно — нет.

П а п а. Он ущемлял твои интересы. (Маме.) Вот видишь, агрессор все-таки не сын, а тот.

Д о ч ь. А Полли ревет как недорезанная…

М а м а. Какая Полли?

П а п а (орет). У которой третий папа — француз!

С ы н. А Алик бросает лозунги: «Прочь с качалки!» И угрожает: «Все равно опрокину!» Взял палку…

П а п а. Алик?

С ы н. А то кто же? И начал подкладывать под качалку. И когда он нагнулся, чтобы кувыркнуть, я взял и трахнул ему в нос.

М а м а. А зачем ты трахнул? Ты что? Не мог пожаловаться на него?

С ы н. Большая мне радость — идти жаловаться, после того как он меня кувыркнет.

М а м а. Ты первый нанес удар! (Папе.) Вот твое воспитание.

П а п а. Но драка была неизбежна. Вопрос только в том, кто первый нанес удар. Малыш провел превентивную операцию. А что дальше?

С ы н. Он меня тоже ударил. Потом мы схватились, потом покатились, потом он наступил мне на ухо и оторвал. Вот.

Д о ч ь. А у Алика — кровь из носа.

П а п а. Значит, ты потерпел материальный урон.

М а м а. Как можно так равнодушно, когда тут настоящее хулиганство?

П а п а. Самозащита! (Сыну.) И чем все кончилось?

Д о ч ь. Все разбежались. А Полли и сейчас плачет.

М а м а. Черт знает что у нас творится! Ты где, сын, вырос?

С ы н (вроде бы вспоминает). Где я вырос?… Вырос я, мама, как раз на меже, как раз в свежей борозде между прошлым и будущим. Плуг истории скоро запашет эту борозду. Но я, мама, еще не вырос. Я только посеян. Я еще расту! Расту в атмосфере ваших крупных скандалов и мелких интересов. (Как бы по памяти читает.) Прошлое, увековеченное в книгах (показывает на стеллажи), представляется мне мешаниной из грязи и крови, несправедливости, обид… Вы прислушайтесь к этим книгам. Сколько скорби, сколько стонов, сколько тихих воплей!.. (Будто прислушивается.) Тиш-ш-ш… И книги эти, каждая из них, — это обелиск… Обелиски светлым мечтам светлому разуму, светлым надеждам… (Пересчитывая книги.) Доброте. Сочувствию. Благодарности. Верности. Благородству. Правде. Маленьким близнецам — чистоте и наивности. Какое почетное кладбище! И я расту между этими могилками… Так что я не только ваше дитя, я — дитя истории, дитя этих книг…

Все слушают как зачарованные.

П а п а. Ты сам додумался до этого?

С ы н. Не обязательно самому. Для этого есть авторы. (Показывает на книги.) И что удивительно: у самых мудрых — самая горькая судьба. Одни прозябали в нищете и рано погибали от чахотки, другие кончали дни в казематах, третьих убивали на дуэлях, а некоторым доставалось похлеще. Джордано Бруно за еретическую философию сожгли на костре. А Дэфо — автора «Робинзона Крузо» — за сатирическую статью на целые сутки привязали к столбу на площади. И кто ни шел, должен был плюнуть ему в лицо. И некоторые плевали. (Помолчав.) Папа! А ты плюнул бы? Был строгий приказ!

Папа отворачивается. Сын старается заглянуть ему в глаза.

П а п а. Я?.. Я не пошел бы на площадь. Чтобы не нарушать приказ.

М а м а. Ну вот что — ты зубы нам не заговаривай. Вот тебе наказ: в нашем дворе должен быть мир! А за твою провинность я тебя не выпущу из дому. Будешь месяц сидеть дома.

С ы н. Мама! Ты хочешь меня замуровать? История все-таки повторяется. (Быстро находит на полке нужную книгу.) Несколько веков назад один грек — Павзаний — изменил своему городу, Афинам. Его судили. Приговор был беспощадный — смерть. Но ему повезло: он бежал из-под стражи и спрятался в храме. Там никто не имел права его тронуть. Но афиняне перехитрили Павзания. Они приняли решение замуровать изменника в храме. А начать, первый камень положить должна была его родная мать. И начала. И положила! Мама! Ты хочешь повторить подвиг этой гречанки? Но ведь я не изменник. Я только защищал свою честь!

П а п а (категорично). Малыш будет свободен! Ты хочешь сделать из него медузу? Бесхребетника? Руки прочь от малыша!

С ы н (ликует). Браво-о! Виктория! Я буду сво-бо-ден!

Д о ч ь. Чему ты так радуешься? Подумаешь — свобода! Что ты ее, на хлеб мажешь?

С ы н. «Смеюсь над человеческой глупостью и ее же оплакиваю», — сказал философ. Эх ты, эмбрион! Да знаешь ли ты, сколько людей погибло, сами на смерть шли за свободу? На каторгу шли! На виселицу! На эшафот! На штыки! Да ты знаешь, что такое свобода? Воля? За свободу, за волю и я могу пойти на эшафот! Даже на костер!

Д о ч ь. Ну и дурень! Вот скажи мне: «Ты свободна». И я не знаю, что мне делать. А так легче. Все просто. Придешь в школу — учитель скажет: «Читай это». И я читаю. Скажет: «Писать надо так». И я пишу. Как вести себя на улице — тоже скажут. А дома — мама. Подаст суп — ем суп. Пошлет купить кока-колу — пожалуйста. Ложись в постель — лягу. Все ясно. А свобода — это что? Наперекор? Или как? Думать надо, как над арифметикой.

С ы н (удивился до крайности). Первый раз слышу такое! О аллах! О Магомет! О Езус! О матка боска! Вот где корень тирании! Вот где корни рабства! Добровольное рабство — фундамент для трона царя-фараона. Это я учту! Это я запомню! Ну-у не-ет! Твоя философия не для меня! Папа! Значит, я правильно действовал? С Аликом? А?

П а п а. Во всяком случае, как мужчина. Надо, чтобы тебя уважали и боялись нападать. Сила есть сила! Много силы — ума не надо!

М а м а. Ты чему учишь? Нет! Так дальше нельзя! Он хочет, чтобы сын вырос гангстером. Нет, я не допущу. Я не дам! Все. Разрыв! Доченька! Ты слышала, чему учит отец сына?

Д о ч ь. Слышала.

М а м а. Мы разводимся с отцом. Потому что дальше терпеть невозможно. Наш двор — не джунгли, где все звери, и кто сильнее, тот грызет слабого. Я за детей повоюю! Дочка, ты с кем останешься?

Д о ч ь (не сразу, сквозь слезы). С тобой.

С ы н (спохватился). Ой! Чуть не прозевал. (Скатывается с лестницы к телевизору.) Время комментатора! (Торопливо включает телевизор.)

М а м а (обняв дочку). Сынок! А ты с кем?

С ы н. Мама! Ты забываешь — для меня политический комментатор важнее всех ваших… Тут пусть камни падают с неба… Не мешай!

К о м м е н т а т о р. Некоторые политические деятели малых государств пытаются играть на противоречиях великих держав, рассчитывая на экономическую и военную помощь взамен политических симпатий. Только симпатий…

М а м а. Сын! С тобой мать разговаривает! (Повернула регулятор громкости. Комментатор шевелит губами, а голоса не слышно.)

С ы н. Не мешай, мама! Ты слышишь, какая поучительная передача?

М а м а. Ты ничего в ней не понимаешь!

С ы н. Послушай! Я все понимаю. (Повернул регулятор.)

П а п а. Талантливый дипломат. (Хохочет.)

К о м м е н т а т о р. Тактика игры на противоречиях между великими создала условия для малых государств заключить ряд очень выгодных экономических соглашений. В результате: разногласия между великими…

М а м а (выключив телевизор). Сын! Не уклоняйся!

С ы н (комментатору). Светлейший! Приношу благодарность!

М а м а. Эта передача не для тебя.

С ы н. А для кого? Для вас? Только для меня! Выключила на самом интересном. Выводы, выводы не дослушал.

М а м а (трагично). Сын! Тут решается твоя судьба! С кем ты?

С ы н (прищурил один глаз, рассматривает Папу, изучил Маму). Я еще не выбрал. (Лезет по лесенке наверх.)

М а м а (удивилась). Почему? Подожди, сынок! Ты ничего не понял…

С ы н (его взорвало). Комментатора не понимаю! Тебя не понимаю! Папу не понимаю! Ничего не понимаю! Да? Что я? Круглый дурак, по-вашему?

М а м а. Ты просто мал еще. Ты не дурак, но…

С ы н. Ma-ал? Ты слыхала? (Тычет пальцем в сторону телевизора.) Когда большие спорят, малые выигрывают. Поняла?

П а п а (хохочет). Законченный министр иностранных дел.

С ы н. В битве с Аликом я понес материальный урон. Вот. (Показывает шапку.) Папа! Компенсация будет?

П а п а (вытянулся в струнку). На новой технической базе.

С ы н. Соглашение подписано. (Маме.) Ясно? А то — «ничего не понимаешь». У меня за плечами исторический опыт. (Показывает на книги.)

Д о ч ь. А я? Так? И всё? Мама!

С ы н. Бородой мух отгоняешь. Ты выбрала себе рабство. Когда великие спорят… (прищурил глаз) нам соображать надо.

Та же комната, что и в первой картине. В обстановке почти ничего не изменилось. Ведь время прошло незначительное. Почти ничего, однако… На тоненькой проволочке малыш подвесил свой первый самолет. Игрушка современной модели. За столом — Д о ч ь. Перед нею — тетрадки и учебники. Девочка готовит уроки. Но девочка — это будущая женщина, и поэтому, замаскировав в учебники зеркальце, она перед ним строит мины, учится кокетничать.

В комнату входит С ы н с охапкой книг, журналов и газет.

С ы н. Уф-ф… Нелегкая ноша. (Бросает книги на стол.)

Д о ч ь. Что нового приобрел?

С ы н. Охапку лжи.

Д о ч ь. Я тебя не понимаю. Как ты только не поносишь эти книги! И в то же время таскаешь их домой целыми штабелями…

С ы н. Все не теряю надежды найти и прочитать такое… Куда их разместить? Ну газеты — это ложь на один день. (Отшвырнул в сторону.) «Лук», «Лайф» и это… на один месяц. В следующем номере сами себя опровергнут. И эту команду пока что в карантин. А там проверим, что достойно этих полок, а что… «Агент 007» будешь читать?

Д о ч ь. Мне не хватает времени на уроки.

С ы н. «Плей-бой»?

Д о ч ь. Потом. Только фото посмотрю.

Малыш взбирается по лесенке на самый верх, занимает свое любимое место. Быстро просмотрев газету, сбрасывает ее вниз. Потом разворачивает иллюстрированный журнал «Плей-бой», на обложке которого цветное фото голой женщины.

С ы н. Сестренка! Ты чем занимаешься?

Д о ч ь (будто ее поймали за непристойным занятием). Я? Алгеброй.

С ы н. А мне показалось — зоологией.

Д о ч ь. А почему тебе так показалось?

С ы н. Ты так кривляешься перед зеркальцем, будто хочешь убедиться, на много ли ты отличаешься от своих предков — обезьян.

Д о ч ь. А подсматривать — непристойно.

С ы н. А я не подсматривал. Я наблюдал. Мало отличаешься.

Д о ч ь. Между прочим, я твоя сестра. А родной брат обезьяны…

С ы н. Я постоянно чувствую это родство. Временами так туго соображаю, что… Ты зеркальце достань из книги и чувствуй себя свободно, натурально. Будь сама собой. Делай то, что хочешь. А на меня не обижайся. (Вычитал что-то в газете.) О-хо-хо-хо! Вот здорово! (Смеется.)

Д о ч ь. А что, а что, что там?

С ы н. Сенсация! В Бруклине проводили конкурс среди девушек на звание королевы красоты. Первое место заняла итальянка Джулия, а второе — о-хо-хо-хо…

Д о ч ь. Ну, кто?

С ы н. Парень. Мужчина.

Д о ч ь (смеется). Такой он, видать, мужчина.

С ы н. Не в том дело. Жюри, жюри какое?! И выявилось это, только когда вручили приз. Хо-хо-хо… Ожерелье из янтаря.

Д о ч ь. А кто в жюри был?

Из другой комнаты, приоткрыв дверь, выглянула М а м а. Она не одета, в руках ее халат.

М а м а. Девочка! Ты не видела, где моя губная помада?

Дочь втянула голову в плечи.

С ы н (чтоб услышала только сестренка). Отдай. Верни. Слышишь?

Д о ч ь. Вот она, здесь. (Вынимает помаду из своего портфеля.)

М а м а (накинув халат, входит в комнату). Зачем она тебе? Тебе еще рано.

С ы н. Вчера она даже твой бюстгальтер примеряла.

М а м а. Как не стыдно, дочка? Да еще чтобы он видел!

Д о ч ь (шипит). Доносчик! Ш-шпион.

С ы н. Почему человека, который сообщает правду одному о другом, называют шпионом? За правду? Пожалуй… В мире столько лгут, что для того, чтобы выведать правду, нужны шпионы.

М а м а. Ты приготовил уроки?

С ы н. Приготовил.

М а м а. А ты?

Д о ч ь. И я.

М а м а. Тогда можете погулять на свежем воздухе.

С ы н (сестре). Ну что ты сердишься? Я же в твоих интересах напомнил маме, что ты уже… становишься взрослой. Они ведь сами не заметят. Пока ребеночка не принесешь. Не подскажи — сами не догадаются.

Д о ч ь. Фу, бесстыжий.

М а м а. Идите побегайте, поиграйте. На свежий воздух!

С ы н. Нет никакого желания…

Мама сбросила халат и надела красивое, модное, слишком короткое платье.

Д о ч ь. Уй, мама! Ты такая красивая в этом платье!

С ы н. Мама! Растолкуй мне, пожалуйста. Вот ты два часа пудрилась, красилась, мазалась… Ты стала совсем другой. Для чего все это?

М а м а. Твоя мама хочет быть молодой. Разве ты не хочешь, чтобы твоя мама была молодой и красивой?

С ы н. Вот чудно́! Я хочу быть старше, а мама хочет стать моложе… Я хочу, чтобы моя мама была такой, какая она есть. Ни хуже, ни лучше. Мам ведь не выбирают. Какую бог пошлет. Только, мне кажется, было бы полезней провести эти два часа тут, рядом со мной и с этими разумными людьми. (Показывает на книги.)

М а м а. Всему свое время. Ты что? Не хочешь, чтобы твоя мама нравилась?

С ы н. Кому?

М а м а. Всем!

С ы н. Всем?

М а м а. Ну да, всем.

С ы н. Всем — это много. Это — никому. Лучше — одному. Например, постарайся понравиться нашему папе.

М а м а (холодно). Это уж не твое дело! Не твоего ума!

С ы н. Ну вот… Обычно так заканчивают все творческие дискуссии.

М а м а. Ох и ехидный же ты типчик!

С ы н. Ма-а-ма! Ты не обижайся на меня. Слушай, мама, я ведь с тобой искренне, откровенно, как с мамой. А с кем же еще? Я что подумал, то и сказал. Если что не так, ты поучи.

М а м а. Вот именно — не то и не так. Девочка, забери его.

С ы н. Мама! Ты ведь на месяц меня замуровала. Я не отбыл свой срок.

М а м а. Ну и скажи спасибо, что раньше выпуски».

С ы н. Дождался амнистии. (Неохотно слезает с лесенки.) Да мне там скучно, с детьми. Мне интересно со взрослыми. Я хочу быть взрослым. И потом — через двадцать минут политический комментатор. А ты ведь знаешь, что я не могу его пропустить. Он мудрый, и мне с ним весело.

М а м а. Через двадцать минут и придешь.

С ы н. Ну что ж, сестра! На свежий воздух! Там вольный дух! Там свобода!

М а м а. Я тебе дам «свобода»! Смотри, не задирайся там!

С ы н (вздохнул). Свобода в рамках законности.

М а м а. Нахватался пустых фраз…

С ы н. Их придумали взрослые. (Скачет на одной ножке, будто играет в классы. Он ведь еще дитя.)

Мама нетерпеливо глянула на часы. Эту нетерпеливость заметил Сын. Сам себе подмигнул.

М а м а. Дочушка! Что ты там мешкаешь? Ты меняешь туалеты, как баронесса фон Клаузен.

Д о ч ь. Я уже готова. Я сейчас. Малыш, за мной.

С ы н. Если она баронесса фон Клаузен, то я — барон Мюнхаузен. Беру себя за воротник и выставляю вон. (Разыгрывает пантомиму, будто его кто-то выбрасывает, а он сопротивляется, выскальзывает из одежды. Наконец оказывается в коридоре.)

Д о ч ь. Мама, наш малыш бывает вреднющий, но… ведь он очень-очень умный. Даже мудрый. Верно? Я даже не могу на него долго сердиться.

С ы н (из коридора). «Множество мудрых — спасение миру. И царь разумный — благосостояние народа». Соломон.

Д о ч ь. А еще?

С ы н (стоит на пороге). «Через мудрость я буду иметь славу в народе и честь перед старейшими, будучи юношею. Окажусь проницательным в суде и в глазах сильных заслужу удивление. Я буду управлять народами, и племена покорятся мне. Убоятся меня, когда услышат обо мне, страшные тираны, в народе явлюся я добрым и на войне мужественным».

Д о ч ь. Ну, что ты скажешь, мама?

М а м а. Библию тебе еще рано читать. Не тем ты увлекаешься.

С ы н. Библию мне дедушка подарил. А он знает, кому и что дарить. И я не Библией увлекаюсь, а политикой.

М а м а. И политика не детское занятие.

С ы н. А что, если взрослые так запутались в политике, что… только дети со временем смогут вывести мир из тупика.

М а м а. Не лезь в политику, глупенький, это опасно. Опасайся ее. Там и не таким, как ты, шеи ломают.

С ы н. Гнут!

М а м а. Ломают! Ты лучше учись.

С ы н. Чему?

М а м а. Деньги делать.

С ы н. Деньги — мелочь. Власть — дороже всяких денег. Ну, я пошел. (Ушел, но тут же вернулся.) Нет, расскажу о силе власти. Мама, ты знаешь этого… ну, что в нашем дворе дразнят Пузырем?

М а м а. А-а, толстенький такой… бритоголовый? (Строго.) А что, у него нет имени, что ли?

С ы н. Имя дают тогда, когда еще не известно, каким человек будет. А кличку — по заслугам. Так вот, вчера явился он во двор с отцовским портфелем, да с таким… из крокодиловой кожи. Отец из Индии привез. Вся мелюзга собралась вокруг этого портфеля. Каждому хотелось поносить или хотя бы подержать его. И Пузырь тут же хоть и тупой, а сообразил: хочешь подержать портфель — иди и принеси дань. И понесли. Кто что мог. А он сидит, как султан, и только повелевает: «Что принес? Мороженое? На, подержи. А ты с чем, с конфетами? А ну, передай портфель! А у тебя что? Пирожное? Ладненько. Хватит, хватит, хватит! Отдай теперь ему». А один стоит — и в глазах столько зависти. А Пузырь: «Чего стоишь? Иди неси марки!» Тот побежал и принес. Хоть сам за марки две пуговицы проглотил.

Д о ч ь. Ну а ты что отдал?

С ы н. Я? Ну нет! Я только подумал: ну, черт возьми, во что бы то ни стало, а добьюсь, чтобы раздавать портфели. И не кому-нибудь, а министрам. Тогда у меня все будет: и мороженое и пирожное — и без денег. А захочу — прикажу нарисовать новые деньги. Вот к чему надо стремиться, мама!

М а м а. Иди-иди, сынок, проветри головку. Девочка, а ты где? (Опять взглянула на часы.)

Д о ч ь. Я ушла. (Выбежала за дверь.)

С ы н. И я удаляюсь. (Величественно выходит из комнаты.)

М а м а (подошла к телефону, хотела набрать номер, но на минуту задумалась). Нет. На него положиться нельзя. Может притаиться. Малыш, ты пошел? Малы-ыш! (Прислушалась, потом внимательно осмотрела комнату, взглянула на лесенку, где обычно сидит Сын, и вышла в правую дверь, в коридор.)

В левую дверь по-кошачьи тихо входит С ы н. Влезает на лесенку, оттуда — в нишу к Будде, занимает его место, а Будду берет к себе на колени. Притаился. Ждет.

С ы н. Бог — потому и бог, что ему все известно.

М а м а (обойдя всю квартиру, возвращается, подходит к телефону, набирает номер). Мадам Жаклин? У вас проживает студент Нана Нкетия… Да, негр. Будьте любезны, попросите его к телефону. Это из деканата… Да, пожалуйста. (Пауза.) Нана? Это я. (Спешит предупредить.) Не называй по имени. Там рядом с тобой никого нет?.. Придумай сам… Как хочешь. Можешь и так. А как это звучит по-вашему?.. Ой, я не запомню… Ты пообедал?.. А почему?.. Ах ты бедненький! Он звонка ждет! А почему сам не позвонил?.. Какой же ты неопытный! Как раз дома тебя принимать — проще всего… Ну конечно. Ты — студент, пришел на консультацию, и все… Папку какую-нибудь под мышку или блокнот возьми… Нет-нет, я этого не могу. Это неразумно. В ресторане или в кафе нам появляться вместе нельзя… Какой ты глупенький! Если бы так, разве я стала бы звонить тебе?.. А к чему нам лишние толки и сплетни?.. А дома… Что?.. Нет, дети ушли на прогулку. Ты ведь дважды приходил, разве плохо было?.. Если сама предлагаю, так, наверно, знаю, что делаю… За город? Нет, лучше когда-нибудь вечером… Сегодня? Ты слишком нетерпелив. Ну хорошо, хорошо. Я скажу дома, что сегодня у меня консультация, коллоквиум. Всё. (Кладет трубку.)

С ы н. Мама! А что такое коллоквиум?

Мама от неожиданности села в кресло. Она не верит своим ушам, не верит своим глазам. У нее почти шок. Она сейчас напоминает рыбину, выброшенную на песок. Хватает воздух. Возможно, она и сказала бы что-либо, но у нее пропал голос.

Мама! Тебе, видно, надо выйти на свежий воздух. Вредно так долго сидеть в такой духоте. Иди погуляй и…

М а м а (у нее начинает прорезаться голос). Ты… ты… ты — мерзавец! Как ты смеешь? Негодяй! Это гадко! Это подло! Низко!

С ы н. Ты о ком так? Обо мне? Или сама каешься?

М а м а (в ярости). Мерзкий! Шпион! (Пытается выволочь его из ниши.)

С ы н. Мама! Ты можешь меня уронить! Я могу стать инвалидом. Осторожно! Ма-а-ма!

М а м а. Ты просто поросенок! Кто тебя научил этому? Слезай оттуда! Я тебя сейчас… Я тебя проучу! Слезай!

С ы н. Мама! За что ты? Я ничего не понял. Мама! Я и сейчас ничего не понимаю. Мама! Давай лучше помиримся. А? Ну? Клянусь богом, мама, наилучшее разрешение конфликта — мир. Мама! Ну? Мир?

М а м а (кипит). Вылезай!

С ы н (торопливо). Я предлагаю такие условия мира: ты мне купишь кеды, новый дипломатический словарь и наушники. А я сейчас все забываю. Уже забыл. Ничего не знаю и ничего не понимаю. Ну? Согласна?

М а м а. Что-о? Наушники?

С ы н. Ночью, когда вы спите, я буду подслушивать радио из Москвы.

М а м а. Опять подслушивать?!

С ы н (поправляется). Слушать! Слушать! А по словарю расшифровывать непонятные слова и термины.

М а м а (со злостью). Маленький шантажист!

С ы н. Ничего, подрасту — стану великим. Мама, а что такое шантажист?

М а м а. И без того ты слишком много знаешь. Болтун!

С ы н. Я не болтун. Можешь мне верить. Ты же знаешь, что я мечтаю стать политиком. А мне известно, что политики-болтуны быстро сходят с политической арены, как сказал великий. Я не болтун! Поверь!

М а м а (с возмущением). Как ты смеешь мне такое говорить?

С ы н. Мама! Тебе нужно на свежий воздух. Мама! Иди прогуляйся. Заодно обдумай мои мирные предложения.

М а м а. Черт знает что это такое! Чего от тебя ждать? А что из тебя выйдет, когда ты подрастешь? (Уходит.)

С ы н. Дипломат. Генеральный секретарь ООН. (Кричит вдогонку.) Мама! Ты забыла свою сумочку. Мама!

М а м а (возвращается, забирает сумочку). Вот кому-то достанется несчастье. Боже мой, боже мой! (Уходит.)

С ы н. Ты, мама, куда? (Не получив ответа.) Рвет дипломатические отношения. (Философствует.) Тут теперь разобраться надо — что же произошло? Пока я ничего не понимаю. Выходит — я виноват. Но в чем? Допустим, что все было, как было, только я не подслушал… Тогда все было б пристойно?.. Даже если б и подслушал, но притаился и промолчал — тоже все было бы пристойно, и я и мама были бы хорошими. Чудно! Не понимаю. (Сердится.) Я только присутствовал. Я сидел рядом с богом! Он мог меня столкнуть, если я что-то не так делал. Он же не столкнул меня… Она про меня хочет все знать, а я про нее все знать не могу. Но дети должны обогащаться опытом родителей. (С обидой.) От меня требуют — что бы я ни сделал, даже если нашкодил — не таиться, признаваться. А почему же она?.. А может, и она нашкодила? (Пауза.) Мне в таких случаях тоже хочется скрыть… Вот задача! (Вдруг вспомнил.) Прозевал! Он уже давно начал. (Быстро соскальзывает с лесенки. Включает телевизор.) Давай, Цицерон!

К о м м е н т а т о р. Правительственный кризис был вызван разоблачением консерваторов парламентским лидером лейбористов. Прения в палате общин приняли бурный характер. Но еще рано прогнозировать, как будут развиваться события на политическом небосклоне. Однако громы и молнии потрясают политическую атмосферу. Ближайшее будущее покажет, большой ли выигрыш ожидает лейбористов в результате разоблачения консерваторов. Будем ждать!

С ы н (выключает телевизор). Подождем. Нам не к спеху. Значит, разоблачили… Точнее перевести — раздели, оголили, раскрыли… Будто консерваторы спали, а лейбористы подкрались и стащили с них одеяло… Нет, тут другое. Видать, консерваторы втихаря, тайком хотели обтяпать какие-нибудь делишки, а лейбористам лгали, что никаких делишек у них нет. Охраняли тайну свою обманом, ложью. Значит, тайна — правда. И тайну-правду охраняет обман, ложь. Вот здорово! Сам докопался! Однако ложь — ненадежный страж правде-тайне. А может, тайна и есть ложь? Зачем тайну скрывать, коль она правда? Может, стыдно за нее? Выходит, тайна — это когда стыдно раскрываться? (Присвистнул.) А государственная тайна? Государственный стыд? Нет, я тут запутался. Но что правду охраняет ложь — верно!

В комнату вбегает Д о ч ь.

Д о ч ь. Ты опять обидел маму? Поскандалил? Да?

С ы н. Тебе показалось. Просто она пошла очень озабоченная. Ясно? Кеды и наушники легко найти. А дипломатический словарь придется поискать.

Д о ч ь. Это все тебе?

С ы н. А ты думала — персидскому шаху?

Д о ч ь. Просто удивительно, как тебе удается вытребовать?

С ы н. Я что-то знаю. Сам не знаю что, но знаю, что что-то знаю.

Д о ч ь. Ты часто говоришь так, что я ничего не понимаю.

С ы н. Плачь!

Д о ч ь. Почему я должна плакать?

С ы н. В Библии сказано: «Плачь: об умершем — семь дней, а о глупом и нечестивом — все дни жизни его». Плачь, сестра моя!

Д о ч ь. Это что? Ты вроде бы мне нахамил? Да?

С ы н. Не я — Иисус, сын Сирахов.

Звонок в дверь. Д е в о ч к а бежит, открывает дверь и возвращается вместе с П а п о й, который принес самолетик и еще какой-то сверток.

Д о ч ь. Это все ему, малышу? Опять ему?

П а п а. А зачем тебе самолеты?

Д о ч ь. Все ему, все ему. Будто я тебе совсем чужая.

П а п а. Девочка моя! Подожди! Будет и тебе. Ведь самое приятное, дочка, не сам подарок, а ожидание подарка, надежда, что ты его получишь. В этом счастье — в ожидании его. А самое большое наказание человеку — это удовлетворить все его желания. Так что, девочка моя, я тебя делаю счастливой, а не наказываю.

С ы н (рассмотрев игрушку, строго). Это что? Что это?

П а п а. Самолет.

С ы н. Какой? Такое только в каменном веке делали. Таких самолетов нет уже ни в одной стране. Они давно уже списаны в хлам, в утиль. Даже в отсталых, слаборазвитых странах. Ты что, считаешь меня совсем глупцом?

П а п а. Но это же только игрушка.

С ы н (удивлен). Вот это игрушка? Кому? Разве только детям, которые жили в пещерах. Сегодняшняя игрушка — это завтрашнее оружие. Самые новейшие марки оружия и самолетов начинаются в игрушках. Ты что, не знаешь этого?

П а п а. Представь себе, не знал.

С ы н. А все конструкторы вначале были детьми. Неужели и это тебе трудно понять? Какие несообразительные пошли взрослые. А там что? (Показывает на сверток.)

П а п а. Это не тебе. Это одному дяде. Сюрприз. У него завтра именины. Это игрушка для взрослых. А где мама?

Д о ч ь. Пошла в колледж. К студентам.

С ы н. К неграм.

П а п а. Так-так… А почему вы сидите дома? На улице такая чудесная погода, свежий воздух, солнышко, а вы дома. Время комментатора прошло. Ты его слушал?

С ы н. Да. Я его выслушал, он меня. Обсудили… Мадемуазель! Ты опять хочешь укоротить юбку? Уже в третий раз. Скоро ног не хватит.

Д о ч ь. А ты не волнуйся.

С ы н. Я не волнуюсь. Но ты ведь делаешь это, чтобы кого-то взволновать?

Д о ч ь. Отстань, плей-бой!

П а п а. Уроки приготовили?

Д о ч ь. Приготовили.

П а п а. Тогда можно и на свежий воздух. (Посмотрел на ручные часы.)

С ы н (и это заметил). Ох этот свежий воздух! Дался он вам! Да что там, на улице, накопилось его слишком, девать его некуда или завтра на него цены повысятся?

П а п а. Дыши сегодня. Дыши каждый божий день. То, что не вдохнешь сегодня, завтра не компенсируешь. Только пожалеешь. Подрастешь — поймешь.

С ы н. Что-то эзоповское. Не понял. (Задумался, потом махнул рукой.) Принимаю на веру. Синьорина! Пойдем хапать свежий воздух.

Д о ч ь. Я уже хапала.

С ы н (подмигивает сестре). Идем-идем. (Выдернул из розетки телефонный шнур, взял под мышку аппарат и направляется к выходу.)

П а п а. Подожди-подожди! Зачем ты забираешь аппарат?

С ы н. Понимаешь, папа, я буду вести двусторонние переговоры с Аликом. Через забор.

П а п а. Аппарат ты оставь. Это не игрушка. Через забор можно и так, без аппарата.

С ы н (ставит телефон на место). Могу оставить тебе. Но в таком случае пойду выяснять отношения так, как это делали первобытные люди. Миледи! Где моя толстая дубинка?

Д о ч ь. Никакой дубинки я тебе не дам.

П а п а (опять нетерпеливо смотрит на часы). Смотри, не ввязывайся в драку…

С ы н. Опять ограничения свободы личности.

П а п а. Это ты личность? Личностью надо стать, тогда и свобода будет. (Вздохнув.) Вот, сын, есть одна вакансия, хорошая должность! Самостоятельное, почти независимое положение…

С ы н. Так занимай его, место это!

П а п а. Не так просто. Это зависит от генерального директора.

С ы н. А кто он?

П а п а. Генерал Томпсон.

С ы н. Это дедушкин друг? Тот, герой?

П а п а. Да, тот.

С ы н. Так это же просто: дедушка поговорит, и все. Он должен это сделать. Он обязательно это сделает.

П а п а. А твоя мама тоже так думает? Ты уверен, что она попросит дедушку?

С ы н. Он для меня это сделает. Твое повышение — трамплин для моей будущей карьеры.

П а п а. Ну ладно, ладно. Посмотрим. А пока иди погуляй. Где мой пиджак? Где моя записная книжка? Есть и еще один маневр.

Д о ч ь. Ты, когда пришел, снял пиджак там, в спальне.

П а п а. Ну, хорошо, идите погуляйте… (Вышел в спальню.)

С ы н (хватает сестричку и тащит ее под стол). Ну полезай, полезай, быстрее!

Д о ч ь. А чего?

С ы н (сердится). Еще сам не знаю. Быстре-е-е! Потом разберемся. (Запихнув сестру под стол, хватает со стола огромную книгу, лезет под стол сам и загораживается книгой.) Папа! Мы ушли, мы скрылись! Слышишь?

П а п а (из спальни). Хорошо! Идите! (Возвращается с записной книжкой. Подходит к телефону, набирает номер.) Алло! ООН? Мне нужен филиал Организации охраны нравственности. Мадемуазель… Ах, это вы?! Слушай, птичка, сегодня у меня свободный вечер. Хочу пожертвовать его культурным связям. Как ты смотришь на это?.. Ах ты ласковая! Ах ты устричка! Ах ты рыбка японская!.. Ну, конечно, конечно… Куда только прикажешь. Хоть до утра… А завтра у моего друга именины… А с кем же? Конечно, с тобой. Я ему такую забавную штучку приобрел, такой сюрприз. Ты так будешь хохотать!.. Что потом придется зашивать твой пупочек. (Вдруг замечает под столом Сына. Заметает следы.) Одну минуточку, одну минуточку, одну минуточку! (Строго официально.) Изменение технических условий настоятельно требует кодовых переговоров. Ясно?.. Алло!.. Нет, нет… Да, да… Объясню. Малоразвитые страны, имея неадекватный интеллектуальный потенциал, не могут нарушить культурных связей. Точка. Соглашение ратифицировано?.. Правильно. Нужна только печать? Печать поставим… Да, там же. (Кладет телефонную трубку.)

В это время падает огромная книга, и под столом обнаруживается С ы н. Он выползает из-под стола, наклоняется над книгой и делает вид, будто читает ее.

С ы н. «Философия — это трансцендентальный эмпириокритицизм монизма, содержащий в себе Пифагорову амонию и Саксогоровы ноумены. Авенариус индицирует, что субстанция бытия солипсизма, оперируемая субстантами, дифференцирует столько гипотенций, сколько в кантовской «Критике чистого разума». Умри, яснее не скажешь… А?

П а п а (совершенно спокойно). Так ты не пошел? Ты дома?

С ы н. Решил познакомиться с философией. Но ничего, абсолютно ни-че-го не понял. А?

П а п а. Такие премудрости тебе… не по возрасту. Мал еще.

С ы н. Эти взрослые придумали такие мудреные слова. И для чего только? Иной раз думаешь так: не ради того, чтобы высказать мысль, а, наоборот, чтобы утаить ее, что на уме, обмануть, затуманить мозги.

П а п а (смеется). Это тоже надо уметь. Это даже более сложно. Ну, я пошел.

С ы н. Папа! Ты должен купить индульгенцию.

П а п а. Что-что? Ах, индульгенцию! Ты настаиваешь?

С ы н. Да.

П а п а. В старые времена был такой случай: один монах настаивал, чтобы бродячий рыцарь купил индульгенцию. Рыцарь сначала отказывался, потом уступил настояниям монаха. Он купил у него индульгенцию об отпущении грехов и прошлых и будущих. А поскольку и будущие грехи прощены, он тут же ограбил монаха. Обобрал до нитки, голеньким пустил. Уразумел?

С ы н (помолчав). Тогда хоть дочку не забывай, а то обижается. И все-таки о современном вооружении, самолетиках тоже не забудь. А?

П а п а. Не забуду. А ты штудируй философию. Что поймешь, а что не обязательно понимать. (Уходит.)

С ы н (заглядывает под стол). Миледи, вылезай. Пошел. Ты что-нибудь поняла?

Д о ч ь (мнется). Кажется, наш папа… Нет, ничего не поняла.

С ы н. Если эти связи культурные, то зачем нам обязательно глотать свежий воздух?

Д о ч ь. Ты думаешь, что наш папа…

С ы н. Ничего не понимаю. У взрослых такая логика, что… А что — наш папа? Ты что-то хотела сказать?

Д о ч ь. Что папа пошел…

С ы н (отмахнулся). Пошел покупать тебе… (не придумает что) наверное, бюстгальтер.

Д о ч ь (принимает всерьез). Ты думаешь? Он постыдится покупать такое.

С ы н. Наш папа не постыдится. Он только назовет это как-нибудь иначе.

Д о ч ь. А я уже почти взрослая. Верно? Да?

С ы н. Именно — почти. Один гениальный испанец сказал: «Слово почти — почти слово». Оно ничего не означает. Само никакой силы не имеет. И в то же время оно может начисто уничтожить самое сильное, самое великое слово, если их поставить рядом. Ну вот: живой — почти живой? А? Умный и почти умный. Что? Или: почти свобода. Что это? Почти демократия. А? Принижает до своего уровня, до «ничто». Значит, оно одновременно и великое слово. Емкое слово! Способное отдалить и приблизить. Почти пришел — значит близко. Почти великий — значит и не маленький. Ах, как я хочу быть почти старым, ну хотя бы с бородой. Не растет, проклятая. Или хотя бы приравняли меня к старому. Или уж наоборот: например, премьер-министров, президентов, императоров, королей, генералов и сенаторов назвали бы не Георг, а Жора, Алик, Стасик, Гек… Да-а… Очень мне понравился один русский царь. Он знаешь что делал? Всем боярам стриг бороды. Чтобы уравнять их с молодыми. Чтоб не гордились своим умом, что в бороде.

Д о ч ь. Он что, разумный был царь? Верно?

С ы н. Разу-умный. Царь-батюшка!

Д о ч ь. Но он злой, видать, был, сердитый царь. Это его бородатые разбрелись по миру?

С ы н. Какая же ты еще… Царь Петр жил давно. Теперешние бороды молодые отпускают. И я их понимаю. Эх, мне бы теперь бороду!

Д о ч ь. А зачем тебе борода? Фи!..

С ы н. Зачем? Я сегодня же начал бы предвыборную кампанию. Я объявил бы борьбу за пост президента. Эх, дорваться бы мне до власти! Я показал бы им, у кого логика сильнее — у детей или у взрослых!

Д о ч ь. Фантазер ты пустой.

С ы н. Не только фантазер. Я серьезно готовлюсь к такой должности. Видишь, сколько я читаю. А у телевизора сколько я торчу? Не футбол по двору гоняю. Я маршальский жезл хочу взять, императорский скипетр. И возьму! Логика железная! Взрослые постареют и уйдут — на пенсию или в иной мир. Кому власть останется? Детям. Только детям! Это значит — нам! Ну, тебе, скажем прямо, она — как зайцу профсоюз. Значит — мне, мне!

Д о ч ь. Ух, как гложет тебя честолюбие, тщеславие!

С ы н. Да! Гложет! Не отрицаю. Но цель — великая, гуманная. Грызет! И еще как! И когда я дорвусь до власти… (Мечтает.) Я окружу себя… по-э-та-ми! И они будут петь мне славу, осанну. Людовик Четырнадцатый, чтобы восславить свое царствование, одаривал золотом и дорогими подарками художников, писателей и поэтов. И они не остались в долгу, славили короля, его высокий ум и описывали расчудесную жизнь народа. Вот так я и поступлю. Величие политикам создают поэты. И когда войду в силу, тогда дозволю и сатиру. Сатира сильных укрепляет, а слабые ее боятся. Ты верно подметила — гложет. (Вдруг понял, что не перед тем исповедуется.) А, что ты понимаешь!.. И еще грызет меня любопытство… Интересно, какую же игрушку для взрослых купил папа на именины своему другу. Давай посмотрим. А?

Д о ч ь. Нехорошо так. Без спроса.

С ы н. Мы потом завернем, как было.

Д о ч ь. Я не разрешаю, и все.

С ы н. Ты не имеешь права ни запрещать мне, ни разрешать.

Д о ч ь (отвернулась). Это непристойно!

С ы н (серьезно). Я должен знать! Я должен много знать, все знать. Все страдания человечества — от недостатка информации. (Развернул сверток, удивился.) Ха! Ну и штучка! (Читает.) «Резиновая. Надувная. Натуральный рост…» (Смеется.) Сейчас мы тебя надуем. (Берет насос и накачивает игрушку для взрослых.) Сеньорина, посмотрите!

Д о ч ь. Мне неинтересно. Не стану смотреть!

Малыш накачивает. Вспотел. А перед нами одна из «жемчужин» цивилизации: надувная резиновая женщина без маскировки — голыш.

С ы н. Не шипи. Ты мне не жена. (Ставит куклу на ноги.) Вот ты какая! Миледи! Оглянись во гневе! (Рассматривает куклу.) Как же вас зовут, миледи? Эсфирь? Сестренка! Между прочим, всех женщин надувают. А ты кто? Чего улыбаешься? Тебе весело?

Д о ч ь (украдкой повернулась, посмотрела, удивилась). Как тебе не стыдно?!

С ы н. Мне? А почему мне? Ее не я сделал.

Д о ч ь (с яростью, сквозь зубы). Ну, что это такое? Как это можно?! Что это, что это, что это?

С ы н (серьезно, не по летам серьезно). Это? Игрушка для взрослых!

Д о ч ь. Как им не совестно? Как им не стыдно?

С ы н. А чего им совеститься, если в самой Библии записано им оправдание.

Д о ч ь. В Библии сказано: «Не открывай наготы!»

С ы н. А в другом месте записано: «И нашел я, что горче смерти — женщина, потому что она — сеть, и сердце ее — силки, и руки ее — оковы; добрый перед богом спасется от нее, а грешник будет уловлен ею».

Д о ч ь. Бра-атик! Ты меня обижаешь!

С ы н. Я? (Нежно.) Я тебя никогда не обижу. А вот другие… Приготовься, сестричка! Запасайся терпением! Впереди у тебя мно-о-го испытаний. Жизнь будет преподносить тебе и это (дает кукле оплеуху), и это, и это (пинает, тискает, зажимает под мышкой, сгибает, толкает, швыряет), и это… и это… И ты будешь мириться, терпеть. Тебя вежливо будут приглашать на танец, чтобы и тут унизить тебя. Твою личность!! Вот так! Модно! Современно! (Начинает танцевать с куклой, несколько пародируя твисты, рок-н-роллы. Набирает темп.)

Д о ч ь (кричит). Бра-ати-ик! Дово-ольно! Перестань! Хва-а-атит!

Малыш бросает куклу, предварительно вынув из нее пробку. Кукла испускает дух.

З а н а в е с.

Действие второе

Та же комната. Тот же стеллаж. Только на книжных полках кое-где зияют бреши — это малыш вынимал книги для просвещения своих близких или для подтверждения своих доводов. Под потолком подвешены самолетики самых разнообразных марок и конструкций: бомбардировщики и истребители, транспортные и перехватчики, даже вертолеты. Сын пристроил самолеты так, что в любой момент он может опустить их по проволочке на бреющем полете над столом, за которым может сидеть потенциальный «противник». По желанию малыша его самолеты могут не только пикировать, но и бомбить… игрушечными бомбами. Для устрашения он иногда пользуется этой силой.

М а л ы ш сейчас хмурый и мрачный, ходит взад-вперед по комнате. На челе его отражается великая озабоченность, будто вся скорбь мира, все печали людей — на нем. Он иногда останавливается как изваяние — вылитый Наполеон: руки скрещены на груди. А иногда присядет и — не просто, а в позе роденовского мыслителя. А то остановится и взгляд свой пошлет в глубь веков, а вот каких — грядущих или прошедших — пока не ясно. С е с т р е н к а его в каком-то необычном напряжении наблюдает за ним, не спуская глаз.

Д о ч ь. Что случилось, малыш?

С ы н. Отстань.

Д о ч ь. Ты какой-то сам не свой…

С ы н. Не мешай.

Д о ч ь. Беда какая, что ли?

С ы н. Хуже.

Д о ч ь. Но что же такое? Что?

С ы н. Не знаю. Себя не знаю!

Д о ч ь. Ты никогда таким не был. Что тебя мучит?

С ы н. Сомнения.

Д о ч ь. Что-о?

С ы н. Ты знала когда-нибудь сомнения?

Д о ч ь. Сомнения? Н-н-нет. Не знала. Какие сомнения?

С ы н (решается объяснить). Что я знаю? Что? Я знаю — что я знаю. А что умею? Что сумею? Не знаю. Я знаю, что хочу. Но не знаю, смогу ли я. А как проверить? Как пройти испытания? А? Годен ли я? Соответствую ли я той роли, которую я выбрал? Как взять пробу? С самого себя?

Д о ч ь. Какую пробу? Какое испытание? Какую проверку?

С ы н. Я поставил перед собой великую цель — стать главой государства, стать вождем нации, стать Цезарем, папой римским или Иисусом Вторым… Для этого у меня знаний хватит, чужого опыта хватит. (Жест на книги.) А хватит ли у меня личных качеств? Есть ли они у меня?

Д о ч ь. Какие? Может, я тебе скажу — есть или нет?

С ы н. Не ты… Я сам должен их обнаружить у себя… А нет — так воспитать их, вырастить, взлелеять…

Д о ч ь. А какие качества нужны? Для твоей роли — Цезаря?

С ы н. Современный Цезарь должен уметь быть обаятельным, притягательным, чтобы вызывать чувство привязанности у всех, кто хоть раз коснется его. Должен уметь казаться правдивым, когда нагло лжет, казаться честным, твердым и уверенным, даже когда грызут сомнения, казаться добрым и нежным, подписывая смертный приговор. Начав войну, нужно уметь убедить людей, что она ведется в интересах мира, а города бомбят — ради их защиты. Я должен научиться примирить заклятых врагов и уметь поссорить закадычных друзей до смертельной вражды, должен уметь использовать как слабость такое человеческое достоинство, как благородный порыв, и такой человеческий порок, как зависть. Для верующих я должен быть апостолом, а атеисты пусть предполагают во мне богохульника. Я должен уметь внушить людям сделать то, что мне нужно, но чтоб им казалось, будто они осуществляют свои желания, а я только понимаю их нужды. Я должен уметь убедить отца пойти против сына, а дочь — свидетельствовать против матери, если мне это потребуется. Уметь взбудоражить, взбунтовать, вздыбить толпу, довести до экстаза, до возведения баррикад. Но я обязан уметь и утихомирить разъяренную массу, если из бунта я извлеку все, что мне надо. Я должен уметь быть милостивым к заклятому врагу, чтобы усыпить его бдительность, и быть беспощадным к родному брату, к отцу, даже к матери, если замечается коварство или предательство. Я должен быть готовым безжалостно, не раздумывая, убрать с пути своих соперников.

Д о ч ь (в ужасе). Это же страшно!!

С ы н. Но необходимо. Неизбежно. Так всегда было!

Д о ч ь. Не было!

С ы н. Было. Я прочитал Светония о жизни цезарей. Было.

Д о ч ь. Но этого не должно быть!

С ы н. Не должно. Но пока есть правда и неправда, есть бедные и богатые, есть сытые и голодные, есть князья и рабы, есть генералы и солдаты, есть жандармы и поэты, есть палачи и приговоренные, есть зрячие и слепые, до тех пор будут зависть, грабеж, борьба, обман, коварство, вражда, кулаки, локти, зубы…

Д о ч ь. Если так… Если без этого нельзя, то — не надо, малыш! Откажись от своей цели, братик! Это жестоко и страшно.

С ы н. Тогда мое место займет другой, менее способный и, возможно, более жестокий.

Д о ч ь (нежно). У тебя нет таких качеств. Ты не такой!

С ы н. Не знаю. Надо проверить.

Д о ч ь. Как? Где? На ком?

С ы н. Придется дома, на вас, на домашних. Где же еще?

Д о ч ь. Но ведь это же невозможно! Уму непостижимо! Ка-ак?

С ы н. Попытаемся. (Вынимает из коробочки игрушечный самолет и подвешивает на проволочке.) Помоги, пожалуйста, подвесить.

Д о ч ь (помогает ему). Какой красавец! Верно?

С ы н. Нервный.

Д о ч ь. Кто нервный? Самолет? Чудак ты!..

С ы н. Этот самолет американцы сконструировали для распыления нервного газа.

Д о ч ь. Фу, гадость. Какой красавец и… Просто ужас!

С ы н. Но — красавец!

Д о ч ь (вздохнув). Я понимаю, что нехорошо завидовать, и все же я очень тебе завидую. Сколько у тебя игрушек!

С ы н. Какие же это игрушки? Это — оружие. Военно-воздушный флот! Боевые силы для поддержания войны между… папой и мамой.

Д о ч ь. А мама скупая. Но что ты на меня так смотришь?

С ы н. Скупая, говоришь? (Резко, будто решившись на что-то.) А ты сама виновата! Послушным всегда меньший кусок достается. Теперь даже полиция научилась бастовать, чтобы вырвать надбавку к зарплате. А ты… покорная рабыня. Тебя и кормить не надо. Ты запахом сыта, паром. Ты такая мягкая, такая… тобой ведь окуляры вытирать можно.

Д о ч ь. Я ведь почему? Только бы дома тихо было, мирно, спокойно. А все-таки жаль, что я не с папой…

С ы н. Глупенькая. Ты не мне это говори. Ты маме так и скажи. Да еще морально поднадави: мол, мама, а если все увидят, что дети пошли за отцом, а не за тобой? Поняла? Чем злее они будут друг к другу, тем добрее к нам. Усвоила? А там и результаты увидишь.

Д о ч ь. Ну и язва ты! Хитрости у тебя на семерых.

С ы н. Систематически и внимательно слушай радио и смотри телевизор. Особенно передачи для взрослых. Детские передачи для того и придуманы, чтобы нас держать в неведении и темноте. Темными и доверчивыми легко командовать.

В коридоре звонок.

Д о ч ь. Это мама. Ты думаешь, я могла бы так, ну так, как ты?

С ы н. Вот и начинай. Да построже! Слышишь?

Д о ч ь. Вот и попробую. А что? (Идет и впускает Маму.)

М а м а. Вот и я. Ну, как вы тут? (Хочет приласкать Дочь, но та уклоняется от ласки и капризно протягивает руку.)

Д о ч ь (не просит, а требует). Ну? Что?

М а м а. Что — ну? Что — что?

Д о ч ь. Это я спрашиваю — что? У него видишь, сколько подарков? А мне опять — одеяло? Опять витамины? Опять глюкоза?

С ы н (нахваливает, спокойно). Правильно. Верно. Хочу — действую!

Д о ч ь. Малыш правильно выбрал. Папа его больше любит, чем ты меня. Я заметила. Только смотри, мама! А если все увидят, что дети пошли не с тобой, а с папой? А?

Сын по-птичьи склонил голову, даже шею вытянул и одним глазом наблюдает за Мамой.

М а м а. Девочка! Что ты сказала?! Как же так? Я для тебя…

Д о ч ь. Не надо мелодрам, мама! Ясно? (Сказала и испугалась.)

М а м а (сквозь слезы). Ясно… Так ясно, что в глазах потемнело.

С ы н. Мама! Слезы тут не помогут. Тут нужны экономические санкции.

М а м а. Но что? Что я вам должна? Что еще?

С ы н. Что? Это уже другой разговор. Это мы продумаем.

Д о ч ь. Что? Хотя бы то, что другим. Нелли на именины родители подарили пони, зебру, слоненка и даже кенгуру — целый зверинец. Ты сама видела по телевизору.

М а м а. Нашла с кем равняться! Ты разве не знаешь, кто у нее отец? Миллионер! Половина арабской нефти у него. Годовой доход у него — восемьдесят два миллиона. А у твоего отца?

Д о ч ь. А кто виноват?

М а м а. В чем?

Д о ч ь. Что у моего отца нет такого дохода.

М а м а. Как это — кто?

Д о ч ь. Ты!

М а м а. Я? Но почему?

Д о ч ь. Ты разве не могла выйти замуж за Неллиного отца? А Нелли пускай бы достался мой. А?

М а м а. Не могла! Не хотела! Ее дедушка был гангстером. И нефтяные участки они купили на бандитские деньги. Они все — гангстеры, бандиты. У них и руки и совесть в крови!

С ы н. А деньги не пахнут, как сказал один…

Д о ч ь. У Нелли руки белые и совесть. Она — невиновна. Мы за дедушек не отвечаем.

М а м а. Что вы от меня хотите? Я ничего не понимаю.

С ы н. Мама! Ты напрасно не слушаешь политического комментатора.

М а м а. Это жестоко! Это бесчеловечно! Дети-и!

С ы н. А мы по Библии, которую нам подарил дедушка: «Будем притеснять бедняка-праведника, не пощадим вдовы и не постыдимся многолетних седин старца».

М а м а. Так это ты?.. Твоя наука? От тебя все?

С ы н. От Библии.

М а м а. Ты не понял! Это богоотступники говорили, еретики!

С ы н. А еретики — симпатичные люди, веселый народ. Каждый из них трижды смешил человечество. Первый раз, когда он сообщил о великом открытии, народ смеялся. Второй раз народ веселился, когда его за это открытие инквизиторы публично жгли на костре. И третий раз веселится прогрессивное человечество, отмечая четырехсотлетний юбилей еретика. Оказывается, сожженный был прав. Если бы не еретик Галилей, наша Земля до сих пор стояла бы на трех китах. Не было б Магеллана, не было б Америки, и Советы не запустили бы спутников Земли. Все это было бы, но с опозданием… ну, примерно на пару столетий…

М а м а. Что у него в голове! Не раскрывай больше Библию, тебе рано ее знать. Ты еще дитя. Что за дети? Кошмар! Ну и дети! (Уходит на кухню.)

С ы н. «Дети грешников бывают отвратительные и общаются с нечестивыми…»

Д о ч ь. Я так не могу. Знаешь, малыш, это уж через край. И верно — жестоко мы с мамой. Больше я так не буду. Мне жалко ее. Обидели мы ее…

С ы н (обнял сестренку, прижал ее к груди). Значит, ты еще… В наш суровый век ты… слишком деликатное создание. Что же, и такие нужны. Будь такой, какая ты есть, — мягкая, добрая. Как упрек грубым людям. Ты прости мне этот эксперимент. Я проверил, как можно использовать зависть… Нежное создание становится жестоким. Сумел.

Д о ч ь. Это я сама.

С ы н. Я так и делал, чтобы ты думала, будто ты сама…

Звонок. Дочь открывает дверь и возвращается с П а п о й.

Д о ч ь (сообщает). Папа.

С ы н (требовательно). Ну? Что?

П а п а (мрачно). Что — ну? Что — что?

С ы н. Это я спрашиваю: что — что?

П а п а. Ты меня просто грабишь! Мой бюджет не выдерживает… Я не имею возможности купить приличные сигареты. Вынужден курить какую-то дрянь и прикидываться…

С ы н. …демократом. А можно вовсе бросить курить. Если верить литературе (жест на стеллажи), никотин вреден, ракоопасен.

П а п а (передразнивает). «Ракоопасен», «ракоопасен». Ты, сын, знаешь, ты хуже никотина, более вреден.

С ы н. Это как понимать? Ты вроде бы недоволен?

П а п а. Да. Недоволен.

С ы н. Твое счастье, что ты живешь не при цезаре Нероне.

П а п а. А что было бы при цезаре?

С ы н. На, почитай, что пишет Светоний. Один римлянин, учитель, был казнен за то, что у него постоянно на лице было недовольное выражение. Имей в виду, папа, история иногда повторяется.

П а п а. Это ты отцу? Нахватался из книжек… Нет, надо за тебя взяться. Ну и дети! Ох и дети! (Уходит в другую комнату.)

С ы н. Ты слышишь? Опять — дети. Недоволен. Нет! Надо за них взяться. Распустились.

Д о ч ь. Ты, братик, пересаливаешь.

Звонок в коридоре.

С ы н. Иди открой.

Д о ч ь уходит и вскоре возвращается.

Д о ч ь. Телеграмма от дедушки. Едет! Мама! Папа!

С ы н. Стоп! Дурочка! Чего торопишься? Покажи. Тут полезная информация. А все-таки наш дедушка — молодец. Отзывчивая душа! Ты еще не знаешь, что все беды на свете от недостатка информации. Люди попадали в нелепое или смешное положение от недостатка информации. Вот эта телеграмма даст нам дополнительную информацию — способен ли я примирить папу и маму на базе уважения к предкам.

Д о ч ь. Вот будет смешно!

С ы н. На время визита. А там… Зови! (Подбирает пластинку для проигрывателя.) Мы сейчас такой залихватский танец им подберем — ахнешь. Помнишь, у нас гастролировал летом ансамбль. Я записал один их танец. Зови!

Д о ч ь. Папа! Мама! Папа! Мама!

В разные двери вбегают П а п а и М а м а.

П а п а. Что такое?

М а м а. Что случилось? Почему такой шум?

С ы н. Сейчас будет выступать ансамбль народного танца. Мама!

Д о ч ь. Танцуй!

М а м а. Что за глупости? Почему — танцуй?

С ы н. Телеграмма. От дедушки.

М а м а. Тем более. Может, дедушка заболел, может, бабушка умерла. А я буду танцевать? Что за манеры?

С ы н (развернул телеграмму). Никто не заболел, никто не умер. Танцуй! Все ликуют!

Д о ч ь. Мама! Танцуй! Никто не умер! Никто не заболел. Все ликуют!

С ы н (запускает проигрыватель и подпевает). А дедушка, дедушка! Кого любишь? Бабушку! (Взбирается на лесенку.)

Мама неохотно начинает танец.

Д о ч ь (пританцовывая). Папа! А ты?

П а п а (улыбается). Еще чего не хватало…

С ы н (строго). Папа! Это принципиально. Как ты радуешься дедушке, так я буду радоваться тебе! Иисус, сын Сирахов, сказал: «Почитающий отца будет иметь радость от детей своих и в день молитвы услышан будет». Перед тем как отказаться, подумай, папа! Мой дедушка может тебе помочь, но он может и навредить тебе. Ведь он друг твоего генерального директора. Па-па!

Дочь, танцуя рядом с Мамой, пристально и настороженно наблюдает за психологическим поединком между Отцом и Сыном. Эту настороженность заметил Отец. Улыбнувшись, он вяло начинает танец.

Д о ч ь (зааплодировала). Браво-о! Малыш! Ты гений! Цезарь!

Малыш прыгает с лесенки, усиливает громкость проигрывателя. Мощно играет оркестр. В танец включается и Сын. Он с сестрой танцует по-своему, по-современному, «по-модерному». Ну и танец! Ай да танец! Малыш напевает что-то вроде: «А дедушка не хворает, бабушка не помирает. А дедушка с бабушкой! А бабушка с дедушкой!» Все танцуют уже с полной душевной отдачей. Дочь подмигнула братику, показывая на Папу с Мамой, которые вытанцовывают друг перед дружкой.

С ы н (сестренке). Все это быстротечно!

Д о ч ь (искренне радуясь). Ка-ак хо-оро-ошо-о!

И вдруг малыш тигром бросается на сестру. С диким воплем. С гиком! Покатились по полу. Летят ошметки, какие-то клочья. Папа и Мама останавливаются. Они шокированы. Они ничего не понимают. Бросаются разнимать детей. Растаскивают за ноги в разные углы: Папа — Сына, а Мама — Дочь.

М а м а. Что такое? Что такое? Вы с ума сошли!

П а п а. В чем дело, сын? Что случилось?

Д о ч ь. Это он! Это он!

С ы н. Я? Это все ты! Это она!

Дети опять порываются один к другому, но Папа и Мама стараются оттянуть их в противоположные углы.

Д о ч ь. Что я тебе сделала? Что? Что?

М а м а. Что она тебе сделала?

П а п а. Что она сделала тебе?

С ы н. Именно — что она мне сделала? Ничего! А еще хвастает! А должна же она мне что-либо сделать? Как брату. (Порывается к сестре.) Должна или нет?

Папа и Мама сдерживают детей.

Д о ч ь. Я ничего тебе не должна! Ничего! Ничего!

М а м а. Дочурка, он не виноват! Это все он. (Показывает на Папу.) Он! Его воспитание! Его наука! Это же разбой! Хулиганство.

П а п а (оставляет Сына, поворачивается к Маме). Это уже черт знает что! Она меня винит. В чем? (Сквозь зубы, со злостью.) В чем я виноват?

М а м а. А кто виноват, что он растет бандитом? Ты его учил!

П а п а. Чему я его учил? Разве я вот сейчас чему-нибудь учил? Это он меня учил… учил танцевать с тобой.

М а м а. Вот-вот. Ты и пляшешь под его дудку. Он еще научит тебя задушить кого-нибудь.

П а п а. Я сделаю это сейчас без его науки!

Папа и Мама идут на сближение, на таран. Но бдительные дети не допускают этого. Они с ревом растаскивают родителей в противоположные углы так, как только что те растаскивали детей.

Д о ч ь. Па-а-а-па-а!

С ы н. Ма-а-ма-а!

Д о ч ь. Ма-а-а-ма-а!

С ы н. Па-а-па-а!

Д о ч ь (громче невозможно). Ма-а-ма-а!

П а п а (орет). Ти-ихо-о!!

И наступила мертвая тишина. Тяжело дышат.

С ы н. Ну что? Утихомирились? Вы уже забыли о дедушкиной телеграмме? Или вам это уже неинтересно?

М а м а. Ну что там? Читай.

С ы н (читает телеграмму). «Встречайте сегодня семь тридцать вечера». (Посмотрел на часы.) Проворонили.

Каждый смотрит на свои часы.

Д о ч ь. А дедушка вот уже вышел из самолета, оглядывается вокруг, ищет кого-нибудь из нас… А нас нет никого…

С ы н. А от нас требуют уважения к родителям…

М а м а. Чего же мы стоим? Надо что-то делать.

С ы н. Встречать надо, мама.

М а м а. Я и говорю, он, как всегда, будет нагружен всякими коробочками, сумочками… Бабушка наверняка пришлет для нас всякие лакомства. Дети! Пошли бы навстречу, помогли бы ему. А я за это время соберу на стол…

С ы н. Папа! Ты слышишь? Мама просит тебя встретить деда.

П а п а. Она этого не сказала.

С ы н. Она не сказала, но подумала. Папа, ты — джентльмен. А дедушка будет нагружен…

М а м а. И, как всегда, привезет что-нибудь…

С ы н. Папа! Мама сказала, что дедушка будет угощать тебя какой-нибудь оригинальной закуской.

П а п а (начинает сердиться). Я не глухой. Я все сам слышу.

С ы н. Но не понимаешь. Между вами нет взаимопонимания. И я перевожу вам. Вы — иностранцы.

Д о ч ь. Хватит, братик. Давай пойдем и встретим.

М а м а. Доченька! Ты лучше купи хлеба.

Д о ч ь. Хорошо. (Берет у Мамы деньги и уходит.)

С ы н. И только? Нет! Встречать дедушку только хлебом? Нельзя! Не единым хлебом жив дедушка! Ему обязательно подавай виски или коньяк!

М а м а. Верно, сынок… Но у меня ни сантима сегодня…

С ы н. А где твои деньги? Куда ты их истратила? Опять на бигуди, на крем, на пояс этот… для талии? На глупости?

М а м а. Ты чего орешь? А на вас?..

С ы н. На витамины? Папа! Мама сказала, что коньяк купишь ты.

П а п а. Опять сказала? У меня тоже… (показывает пустой кошелек) совсем пусто.

С ы н. Ты можешь взять в кредит.

П а п а. Еще чего не хватает! Чтобы я — да в кредит?!

С ы н. Для дедушки? Ведь он друг…

П а п а. Даже для дедушки. Пойми, я не могу свою репутацию…

С ы н. Банкроты!.. Дожили… Выходит, я должен пополнять ваши финансы? А? Так и быть… Сегодня я вас выручу, но… с условием. Проценты самые высокие. Политические требования тоже будут. (Открывает свою копилку-шкатулку и подает Маме деньги.) «Пиры устраивают для удовольствия, и вино веселит жизнь, а за все отвечает серебро». Вернешь это и еще два луидора в придачу. Проценты.

М а м а. А почему ты мне их даешь?

С ы н. Не хочешь платить проценты? Папа! Мама, ты не волнуйся, папа сейчас принесет коньяк. Иди на кухню, готовь закуску.

П а п а. Тебе, сын, не кажется, что ты слишком много власти берешь… в доме?

С ы н. Это я для пробы. (Мягко.) Папа! Я конечно же мог бы и сам купить коньяк. Но что подумают соседи, окружающие?.. Прилично ли мне в моем возрасте покупать спиртное? Моя репутация должна быть безупречной, коль я выбрал себе… этот… туда… путь. А когда ты покупаешь коньяк, то твоя репутация не только не страдает, а даже наоборот — ты этим демонстрируешь свое процветание. Разве я не прав?

П а п а. Твоя правота уже в печенках у меня сидит. (Берет деньги и уходит.)

М а м а. И в кого ты такой удался? Мудрец.

Возвращается из магазина Д о ч ь.

С ы н. Мама! На твоем месте я бы обнял и поцеловал… папу. И ты это сделаешь. Сестра да будет свидетелем!

Д о ч ь. Дедушка пришел?

С ы н. Пока нет. Он медленно приближается к нам — к прогрессу. Медленно потому, что он — слаборазвитый.

М а м а. А что, если вы поедете с дедушкой на ферму? А?

Д о ч ь. Ой, здорово! Малыш! Правда — здорово?

С ы н. Что — здорово? Не торопись! Как — на ферму? На день, на два?

М а м а. Нет. И учиться там… Возможно, на год, на два.

С ы н. Дедушка еще сюда не приехал, а ты уже хочешь сплавить его обратно. А в придачу и нас.

М а м а. Почему сплавить?

С ы н. Сестра! Ты внимательно слушай! !

М а м а. Там постоянно свежий воздух…

С ы н (тихо, сестренке). Слышишь? Опять свежий воздух.

М а м а. Там новые знакомые. Там речка, луга, лес. Там вволю свежих ягод, фруктов, огурчики, морковка…

С ы н. Изобилие! Какие перспективы! Какая светлая, яснопрекрасная жизнь! Так агитировать не умеет даже мой любимый политический комментатор. (Сестре.) А что ты скажешь? Будешь перечить? Смелее! Смелее!

Д о ч ь (робко). Но, мама… Наш дедушка и наша бабушка — старенькие уже. Им будет трудно с нами. Они не согласятся.

С ы н. Сестра! Ты развиваешься! Ты даже мыслишь…

М а м а. Да они рады будут. Им веселее будет с вами.

С ы н. Ну конечно, если я постараюсь, им будет весело до слез!

М а м а. На вашем месте я бы поехала…

С ы н. Покинуть тебя и папу? Да без меня вы…

М а м а. Увидите, как там живут люди… Шире кругозор…

С ы н. Мама, у меня и так кругозор достаточно широк благодаря ему, телевизору. Он все показывает: и как сеют, и как жнут, и как рожают, и как убивают, как любят и как ненавидят, как удирают и как догоняют, как молятся и как клянут. И все достоверно, по правде. Даже исподнее показывают и так и навыворот. А у дедушки нет телевизора. Как же я останусь без политического комментатора? А он без меня? Он — мои глаза и уши! Это он мне — всю планету и вот куда — на ладонь!

Д о ч ь. И верно, мама, без него наш малыш зачахнет.

М а м а. Вы мало знаете своего дедушку. Ведь он — это живая легенда. У него такая богатая биография. А тебе, сын, было бы очень полезно подружиться с дедушкой. Для твоего будущего. Он так много знает…

Д о ч ь (удивилась). Больше нашего малыша?

С ы н. К нему диктаторы тайно присылают послов, чтобы получить совет.

Звонок в прихожей. Сын заглядывает в дверной глазок.

М а м а. Неужели дедушка?

Д о ч ь. Узнаю! Это он! Дедушка, дедушка! Мама! Встречай!

С ы н. Стоп! Мама! Если хочешь приглушить его обиду, что не встретили его, ты сделай так: открой дверь и спрячься. А как только он на порог, ты бросайся ему на шею и вопи: «Папа! Милый папочка!» Тут и мы подоспеем — внук и внучка. Надо огорошить его нашей лаской и нашей радостью.

Мама идет к двери и делает все так, как ее научил Сын. На пороге стоит не Дедушка, а П а п а с бутылкой коньяку.

Д о ч ь. Ой, мама…

С ы н (скомандовал). Мама! Ну же!

М а м а (бросилась мужу на шею с воплем). Папа, милый!

П а п а (от неожиданности начал заикаться). Т-ты что? Ош-шалела?

Мама сконфужена.

С ы н. Я сказал — я сделал! Мое слово — закон!

Дочь поцеловала братика.

П а п а. Опять твои штучки?

Д о ч ь. Мы думали — дедушка…

С ы н. Это ошибка. Ты, папа, разве никогда не ошибался?

Д о ч ь. Я хоть раз увидела, как мама обнимает папу. Неужели тебе не понравилось, папа?

С ы н. А тебе, мама?

Дверь была распахнута. Д е д у ш к а вошел и остановился на пороге. У него одышка. Еще бы — старик поднялся на третий этаж. В руках сумка (бабушкина) и миниатюрный чемоданчик. Старика пока не замечают.

Д о ч ь. Неужели они никогда не обнимались?

Д е д у ш к а. Было и такое, когда вас не было.

Д о ч ь (искренне обрадовалась). Дедушка-а!

Д е д у ш к а. Ну что вы окаменели? Освободите! Я стар и слаб.

С ы н. Я же говорил — слаборазвитый.

Д о ч ь. Нехорошо так о дедушке. (Толкнула в бок брата.)

И вместе подбежали к Дедушке, освобождают ему руки, целуют.

Д е д у ш к а. Ну, целуйте меня, кусайте! Кусайте!

Радостное возбуждение встречи: целуются, обнимаются, улыбаются. Особенно нежны и ласковы дети.

С ы н (тихо). Спасибо тебе, дедушка!

Д е д у ш к а (тоже тихо). А что случилось?

С ы н. Разбирайся сам. Понаблюдай. Дедушка, а почему ты лысый?

Д е д у ш к а. Надоело волосам под шляпой, они и переселились на подбородок. На свободу. Волю даже волосы любят.

С ы н. Браво! Браво вольнолюбивым волосам!

М а м а. Папа! Может, умоешься с дороги да будем обедать?

Д е д у ш к а. Можно и пообедать.

М а м а уходит на кухню.

Д о ч ь (приносит полотенце). Дедушка, вот ваше полотенце.

Д е д у ш к а. Вах-вах-вах! Сколько самолетов! Это все твои? Да они, видать, и дорогие. Верно? Сколько стоит этот самолет?

С ы н. Спроси у папы. Тут половина его заработка ухлопана.

Д е д у ш к а (серьезно). И глупо. Разве можно столько тратить?

С ы н. Смело, дедушка! Слишком смело ты в мой адрес.

В н у ч к а уводит Дедушку умываться.

П а п а. Ты хоть с дедушкой будь деликатнее.

С ы н. Хочешь не хочешь, а придется. А то поедем туда, там дедушка все припомнит, отыграется.

П а п а. Куда поедешь? Кто поедет?

С ы н. Я и моя сестричка, видимо, будем жить у дедушки.

П а п а. Это что за новости?

С ы н. Мама так сказала.

П а п а. Может, погостить? Может, на каникулы?

С ы н. Нет. Жить, учиться и свежим воздухом дышать. Кушать свежие фрукты, капусту, морковку и веселить дедушку и бабушку.

П а п а (не верит). Ну, ты брось!.. Я тебя знаю. Опять ты…

С ы н (зовет). Сестричка!

Появляется Д о ч ь.

Что нам мама сказала? Куда нам надо ехать?

Д о ч ь. К дедушке и бабушке. На ферму.

П а п а. Погостить? На каникулы?

Д о ч ь. Нет. Жить и учиться, дышать свежим воздухом. Есть свежие ягоды, огурчики, морковку и…

С ы н (подсказывает). Веселить дедушку…

Д о ч ь. Да, и веселить до слез бабушку и дедушку.

С ы н. А ты разве против этого, папа?

П а п а. Так-так-так… Вот оно что…

С ы н. Ты, папа, не унывай и не горюй. Я тоже не забываю о своих интересах. Мы с сестричкой объявим сидячую забастовку.

Входит М а м а. Накрывает на стол.

Мама! Ты должна поговорить с дедушкой о папе.

М а м а. Я никому ничего не должна. Но поговорить могу. (И это прозвучало угрозой.) Могу и поговорить. Придется.

С ы н. Дедушка должен папе…

М а м а. Наш дедушка никому ничего не должен. Все ему должны.

С ы н. Но папе нужно…

М а м а. Ах, папе нужно! Папе очень многое нужно…

П а п а. Мальчик! Не старайся… Мы сами как-нибудь…

М а м а. Девочка! Помоги стол накрыть.

Пауза. М а м а и Д о ч ь приносят из кухни обед. Папа мрачен.

С ы н (наблюдает за отцом; сам себе). Разобщил… Всех троих… А на чем их можно сплотить?.. Трудная задача… Но… Сплотятся!

Входит Д е д у ш к а, вымыв руки.

Д е д у ш к а. Что это у вас такое происходит?

М а м а. Где?

Д е д у ш к а. В городе. На улице, перед муниципалитетом.

М а м а. А что там такое?

Д е д у ш к а. Какая-то сумасшедшая демонстрация. Собралась орава патлатых и бородатых хлюстов, а с ними почти голые шлюхи. Топчутся на улице с такими плакатами, что стыдно глядеть… даже не знаю, как и рассказать такое. И горланят вовсю, до хрипоты: «Свободу сексу! Сексу свободу! Сексу волю!» Что они? С ума посходили?

М а м а. А-а-а… Третий день уже. Цензура запретила один шведский фильм, вот они и… возроптали. А фильм такой… ну… про это самое…

Д е д у ш к а. Несерьезная пошла молодежь. Будто других проблем нету.

С ы н. Э-э, нет! Есть и серьезная молодежь! Повидал бы ты, дедушка, как в прошлый четверг мы встречали специального визитера от президента США.

Д е д у ш к а. Ну и что?

С ы н. Ему будет что писать в своих мемуарах. Запомнит он войну во Вьетнаме. Мы против нее.

Д е д у ш к а. Кто это — мы?

С ы н. Завтрашние солдаты! А весной, когда взбунтовались студенты университета? А к ним присоединились три тысячи рабочих, а потом матросы. Какие речи! Какой полет мысли! Сколько огня, задора, революционного энтузиазма! Не хватало только вождя и позитивных лозунгов. Если бы кто-то повел их и дал бы лозунги… такие, чтобы за ними и на смерть легко было идти! Старые заповеди уже никого не трогают: «Не убий», «Не укради», «Не пожелай жены ближнего». За ними никто не пойдет. Нужны какие-то новые заповеди.

Д е д у ш к а (удивлен). Ты что… ты сам додумался до этого?

С ы н. Разве сам до всего додумаешься? Что-то и люди должны подсказать.

М а м а. Прошу к столу! Будем обедать.

Д о ч ь. А наливать будет дедушка. Он самый старший тут.

С ы н. За круглый стол! На переговоры о ликвидации атомной бомбы. (Ставит на стол бутылку коньяку.)

М а м а. Помолчи хоть за обедом!

Д е д у ш к а. Верно, я тут самый старый. Эх, знали бы вы, как мне хочется стать вот таким, как этот шпингалет.

С ы н. Вот странно! Встречные желания. А почему, дедушка?

Д е д у ш к а. Чтобы подпрыгивать вот этак, как ты. (Попробовал прыгать на одной ноге.) Чтобы начать все сначала.

С ы н. По-новому? Первый раз — все не так?

Д е д у ш к а. Не все так…

С ы н. А что было так? Что-то же было и такое, о чем приятно вспомнить и другим рассказать?

Д е д у ш к а. О-о! Было! Еще сколько было! В молодости я рискованный был! Любил пощекотать нервы!

Д о ч ь. Кому?

Д е д у ш к а. И себе, и бабушке, и всяким другим.

С ы н. Себе и бабушке — это и мы умеем. А вот разным другим — это ты расскажи, дедушка.

Д е д у ш к а. Хе-хе… Когда я был греком…

С ы н. Ты и греком был?

Д е д у ш к а. Ах… Кем я не был? И турком был…

С ы н. И турком?

Д е д у ш к а. И испанцем и даже армянином.

С ы н (восхищается). Дедушка! Да ты ведь один…

Д о ч ь (прерывает). Не мешай! Ну, дедушка! Когда ты был греком…

Д е д у ш к а. Когда я был греком, я поехал в Лондон. Я поплыл. Накупил там всякого оружия: винтовок, пулеметов, патронов, гранат. И привез в Грецию. А там меня ждал другой пароход. Перегрузили оружие на этот пароход, и он поплыл… Ты думаешь — легко мне было возить это оружие? Фух! Каждую минуту меня могли — за воротник и на перекладину. Кто? Или те, кто продавали, или те, кто покупали. В молодости я был отчаянный. Я был воинственный. За свободу, за независимость! За независимость даже от бабушки. Ха-ха.

С ы н. И много ты на этом деле заработал?

Д е д у ш к а. Много — не много, а… мне хватит. А когда умру, и тебе в завещании достанется кусок…

С ы н. Ты, дедушка, не транжирь моих денег! Они мне понадобятся на предвыборную борьбу.

Д е д у ш к а. Ого-го! А ты деловой.

С ы н. Если ты хочешь, чтобы твой внук прославился сам и тебя прославил…

Д е д у ш к а. Каким это способом?

С ы н. Стану великим политиком.

Д е д у ш к а. В маленькой стране великим политиком?

С ы н. Теперь маленькие страны могут такое заварить, что и великие не расхлебают.

Д е д у ш к а. Да-а… Жаль, что я стар… Мы бы с тобой… Вот так… Оглянуться не успел, а уже кто-то за бороду и тянет туда, в песочек. А у тебя все впереди. И пока — никаких забот. Завидую! Ах-ах-ах…

С ы н. Как это — никаких забот? Это у тебя уже никаких забот — ты на пенсии. А у меня… Эх, дедушка! Вы уйдете, а у меня вся планета на моих плечах. Все грядущее!

Д е д у ш к а. Э-э, куда тебя занесло!.. Замахнулся!.. (Разливает в рюмки коньяк.) А тебе, внучек?

С ы н. Я бросил пить.

Д е д у ш к а (шутит, удивляется). Совсем? Почему-у?

С ы н (серьезно). Я решил податься в великую политику. А там теперь редко встречаются трезвые политики. Хочу быть редким политиком!

Д е д у ш к а. Ух ты-ы!

С ы н. Дикие свободные племена дальнего Севера, на Полинезийских островах, американские индейцы, негры Африки попали под иго колонизаторов потому, что не раскусили вреда алкоголя. Я хочу быть свободным! Не искушай, дедушка!

Д о ч ь (хвастает). Он у нас такой, он все знает!

Д е д у ш к а. Так за что мы выпьем?

Д о ч ь. За дедушку! За нашу историю! Правильно, мама?

С ы н. За наш народ! За на-род! Капни и мне.

Д е д у ш к а. То-то же. (Капнул из своей рюмки.) А я за вас!

Все стучат донышками рюмок по столу и выпивают.

Д о ч ь. Как все хорошо! Как хорошо!

Закусывают. Тихо. Спокойно. И вдруг звонок телефона. Никто не подходит. Звонок повторяется.

С ы н (проглотив). Мама! Это, видимо, тебя тот, неопытный негр…

М а м а (будто ее оса ужалила, но сдержалась). Подойди, тебе ближе. Если меня — скажешь: дома нет.

С ы н. Старо! (Идет к телефону.) Слушаю вас… Да. Правильно… Нет, ошиблись. Не дочь, а сын!.. Что-о? А вежливее не можете? Послушайте… Вы — хам! Вам надо брать уроки вежливости… Можете у меня. Бесплатно… А мне все равно — кто вы. Все равно!.. А вы знаете, с кем вы говорите? Кем я буду через семь-восемь лет?.. Хорошо! Передам. (Кладет трубку.) Папа! Передаю. Я только что говорил с твоим шефом. Он — хам. И до сих пор не знал этого.

П а п а. С шефом?

Д е д у ш к а. С шефом? Так?

П а п а. Ты что наделал? Как ты смел?

С ы н. А чего ты так испугался? Он мне нахамил — я ему. Мы квиты. Баланс.

П а п а. Ты знаешь, что он может со мной сделать после этого?

С ы н. Что? Кто он тебе? Господин! Кто ты ему? Раб!

П а п а. Да! Господин! Да! Раб! У него вся власть надо мной.

С ы н. А над ним есть власть?

П а п а. Там, за океаном!

С ы н. Так чего же ты так испугался? Ты, папа, пренебрегаешь опытом прошлого, не изучаешь его. (Жест на книжные полки.) А тут есть советы на все случаи. Вот… (Достает книгу.) И про твоего «господина». (Читает.) «Всякий, кто считает себя господином других, сам раб. Если он и не всегда в действительности таковой, то у него все-таки рабская душа, и перед первым встречным более сильным он будет гнусно ползать». Старых философов читать полезно. На! А не то я могу сейчас позвонить за океан и так расписать твоего шефа, что… его шеф твоему шефу…

П а п а. Кто ты такой? Кто тебя слушать станет?

С ы н. Я — кто? Я — кандидат в президенты! Я — завтрашний день нашей республики! Я тебе продемонстрирую, кто я. (Решительно берет телефонную трубку.) Алло! Соедините меня…

П а п а (подбегает к Сыну, вырывает трубку). Ты с ума сошел! Ты ведь — никто! Ты — ноль! Ты понимаешь — кто ты?

С ы н. Я сын твой! Сын, вызволяющий отца из рабства.

П а п а. Не лезь не в свое дело! Я тебя не просил. Ради бога, оставь меня в покое!

С ы н. Значит, тебе нравится рабство, угнетенность, подчиненность, зависимость? Да?

П а п а. Нет, не да! Но этого не изменить! Так было, и так будет!

С ы н. Нет, не будет! Для этого тебе надо стать только отцом президента. И ты им станешь!

Д е д у ш к а. А он не дурак! Откуда у тебя это?

С ы н. У меня за плечами опыт. Многовековой опыт. Дедушка, я очень старый. Только борода не растет.

Д е д у ш к а. Из него что-то получится. Давайте выпьем! (Наливает рюмки.)

Все выпивают. Закусывают.

Д о ч ь (наигранно весело). Как хорошо! Когда всем хорошо. Верно — хорошо?

С ы н. Ты — как английский политик. Занял пост премьер-министра и почувствовал себя так хорошо, так удобно! Ему сдается, что и всем так хорошо. А в это время — девальвация фунта.

М а м а. Ты никому слова вставить не даешь.

С ы н. Папа, а ты что скажешь?

П а п а. Перестань! Болтун! Надоело.

С ы н. Дедушка, а…

Д е д у ш к а. Не хвалю, не хвалю.

Д о ч ь. И я не хвалю.

С ы н. Просто — диво. Первый раз такое единодушие…

П а п а. Хватит! Бери ешь!

С ы н. Не хочу.

М а м а. Клади в рот! Жуй! Глотай и молчи!

С ы н. Нет аппетита…

Д е д у ш к а. Ешь, тебе говорят!

М а м а. Ешь! (Накладывает ему еды полный рот.) Жуй!

Сын отплевывается.

А нет, так пошел вон!

Сына это страшно обидело, он оскорбился.

Д о ч ь (заметила это). Перестань, малыш! Ну верно же, можно по-хорошему. Давайте еще нальем. Взрослые пусть выпьют. (Наливает коньяк.) Дедушка, ну? Малыш молча взял рюмку и выпил до дна.

М а м а. Ты с ума сошел!

Д о ч ь (глядя, как брат накинулся на закуску). Теперь он будет молчать. Дедушка, а где лучше? В городе или на ферме?

Д е д у ш к а. Там, где нас нет.

Д о ч ь. А где нас нет?

Д е д у ш к а. Возле бабушки нас нет.

Д о ч ь. Выходит, возле бабушки лучше?

Д е д у ш к а. Выходит, там лучше.

М а м а. А я о чем говорила?

С ы н. Не могу молчать! Начинается пропаганда. Сто-о-оп!

Д е д у ш к а. Э-эк, распустили вы его! Потому и куражится. Придется забрать его на ферму! Не-ет, там я его перевоспитаю.

С ы н. Назад к Мафусаилу? Милый дедушка! Ты был греком. Но ты никогда не был китайцем. А сейчас вылитый… этот…

М а м а (вспыхнула). Это уже черт знает что! Какая наглость!

П а п а. Ты действительно непристойно себя ведешь.

М а м а (Папе). Это все твое! Это твой цинизм! Твоя беспардонность! Любуйся! Не стыдно перед людьми?

П а п а (тоже вспыхнул). У меня, в конце концов, терпение лопнуло! (Сыну.) До каких пор из-за тебя я должен глотать жаб? До каких пор ты будешь ставить меня в глупое положение? Нет, дорогой мой, всему есть предел!

С ы н (спокойно). Сестренка! Или мне сдается, что они мною недовольны, или так это и на самом деле?

Д о ч ь. Ну конечно же, малыш, все тобой недовольны.

С ы н (сдерживая себя). Значит, мне это не показалось?

Д е д у ш к а. Послушайте! Слушайте! Вам всем надо на свежий воздух. (Посмотрел на часы.) Хотя бы на полчаса. Проветрить головы. На свежий воздух! В скверик! Во двор!

С ы н (потрясен). На свежий воздух? Дедушка! Неужели и ты?!

Д е д у ш к а. Из этого парня получится… что-то из рук вон выдающееся. (Внуку.) Быть тебе или знаменитым бандитом, или начальником… тюрьмы.

С ы н (смеется, но смех какой-то ненатуральный). Нет, ни то, ни другое. Я уже есть! Я есть! Дедушка! Я — вундеркинд! Вундеркинд особого рода. Могу популярно. Бывают вундеркинды — музыканты. Их много. Бывают математики. Их тоже немало. Бывают полиглоты. А знаешь, что такое полиглоты?

Д е д у ш к а. Давай, эрудируй.

С ы н. Полиглот — это… Поли — много, глот — глотать. Много глотать. Всего. Всякой всячины. Что подсунут. Что в рот положат. Приятно, не приятно — глотай, глотай, глотай! Всякий фарш и всякую фальшь!

Д о ч ь. Почему ты лжешь, почему ты обманываешь дедушку? (Дедушке.) Полиглот — это человек, умеющий разговаривать на нескольких языках.

Д е д у ш к а (желая их примирить). Да это почти одно и то же, как и он объяснил.

М а м а. Ты почему лжешь? Ты почему не уважаешь старших? Ты — мерзавец! (Дала Сыну подзатыльник.) Правду надо говорить!

С ы н (оскорблен). Ах, вам правды захотелось! Сейчас я вам выдам правду! (Быстро поднимается на самый верх лесенки.) Как вам? Каждому в отдельности или всем сразу? Получите правду! Дедушка! А ты знаешь, что и папа и мама меня не любят? Более того — ненавидят. За что? За их ложь, которую я случайно открыл. Ты думаешь, легко мне, дедушка, жить с комом в горле… Когда он постоянно в горле, не проглотить его, не выплюнуть. Если родная мать и отец не любят, то какой же ближний возлюбит? Разве только ты, дедушка? Я позвал тебя — возлюби меня!.. Что? Еще правды ждете? Не боитесь? Не-ет? Не пугайтесь! Я вам правду больше никогда не скажу. И знаете почему? А вы мне правду говорите? Друг дружке вы правду говорите? Вот ты, папа, маме правду говоришь? А дочке своей? А мне? Почему ты не скажешь нашему милому гостю, что ты сейчас о нем думаешь?

П а п а. Щенок! Как ты смеешь!

С ы н. Юпитер! Ты сердишься? А я ведь ничего еще не сказал о твоих культурных связях.

П а п а. Что ты понимаешь в культурных связях?

С ы н. Пока ничего. Недорос еще. А ты, мама? Платишь папе такой же монетой. Почему ты дедушке не призналась, что поставила на стол позавчерашний винегрет? Ты даже неопытному студенту не говоришь правду.

М а м а. С ума сойти можно! Какой цинизм! Бож-же м-мой!

С ы н. Что? Уже сыты? Вы от меня всегда требовали правды. А мне от вас? Нельзя? Мне тоже нужна правда. Мне она больше нужна! Больше, чем вам от меня. Я — маленький, и моя ложь маленькая. А вы большие. И ваша ложь — громадная. Запомните! Самый великий обман — это обман маленького человека. Самая великая ложь — это ложь для детей. И вот я, маленький человек, начал искать великую правду. Истину! Я сутками сидел у телевизора, у радио. Вы спали, или пьянствовали, или грелись на курортах, а я ночи просиживал здесь, на этой лесенке. Я прочитал больше тебя, мама, и больше тебя, папа. И я что-то нашел. Я полюбил телевизор. Нет, не ящик этот, не пальбу, не хоккей, не слюнявые поцелуи. Я полюбил политического комментатора в этом ящике. Он мне многое открыл. Я теперь каждый день жду его, как студент стипендию, как молодой хлюст свою фифу в коротенькой юбочке… Вот и сейчас у меня сосет под ложечкой. Через двадцать минут он должен явиться мне… (Смотрит на часы.)

Все механически делают то же самое.

Ну, что? Видите, как я жду его? Я всех их знаю, дедушка. И Би-Би-Си, и «Голос Америки», и ватиканского шепелявого старика. Но лучше всех — этот, мой любимый, который сейчас будет выступать. Он хитрый… Он никогда не торопится. Ты его знаешь, дедушка? Он хорошо информирован и политически подкован. Ему сдается, что он лично принимает роды у человечества. И мне кажется, что он вот-вот покажет новорожденного. Будто вроде и новорожденный уже у него в руках, там, под столом. Потому он так часто и посматривает туда, вниз. Так я стал вундеркиндом, политиком. Я многое понял. Через великое я понял маленькое. Дом. Свой дом.

Д о ч ь. Мама, он разумно говорил? Он умный?

М а м а. У него каша в голове. Он еще ничего не понимает.

Д о ч ь. Папа, он ничего не понимает? Верно?

П а п а. Он зол, он злобен, и поэтому…

Д е д у ш к а. Тэк-тэк-тэк-с… Не понимает, говоришь?..

С ы н. Да, я зол. Без правды люди становятся злыми. Даже добрые люди. Даже дети! Запомните и это! Я не понимаю? А вы один другого понимаете? Да! Я не понимаю! Я не могу понять. Я не пойму! Вы тратите десятки, сотни миллионов долларов на войну. С кем? С голодными, босыми, раздетыми, с бе-едными! Во Вьетнаме, Корее, Конго, Египте… Вместо того, чтобы одеть их, накормить. Мало того — каждый доллар, посланный туда, вы начинили взрывчаткой. И этот начиненный динамитом доллар разрушает там на сотни долларов добра, принадлежащего нищим туземцам. Разве это можно понять?

М а м а. Кто? Мы? Это же Америка! Разве это мы?

С ы н. Вы! Взрослые! Пусть Америка! Там тоже взрослые! Там тоже папы и мамы. А вы? Вы почему допустили это? Эх вы-ы! Вот вам пример. (Показывает самолетики.) Это что? Игрушки? Не-ет! (Пускает в ход по проволочке свою авиацию.)

Самолеты сбрасывают на стол игрушечные бомбочки.

Вам страшно? Вам жутко от этих игрушек? То-то же! И все я понял. Я — маленький человек. А вы, вы поняли, какая опасность над вами, над нами? Вы ничего не поняли. И вот это, именно это я понял!

Малыш распугал всех; кто забился в угол, кто под стол, а кто за кресло.

Д е д у ш к а. Черт знает что! Чего я сюда приехал?

М а м а. Ужас! Просто ужас!

Д о ч ь. Он, видимо, пьян… (Вспомнила.) Ой… Что ты испытываешь, Цезарь?

С ы н. Нужна ли людям правда. Сестра моя! Дай глоток воды. У Цицерона пересохло в горле.

П а п а (смеется). Вот вам образец свободной личности!

Д о ч ь (подает брату воду). Ты, Цицерон! Мне сказал, а сам забыл, что Цицерону за его язык отрезали голову и принесли царице в подарок.

Д е д у ш к а (потрясенный). Кто он? Коммунист? Анархист? Кто?

М а м а. Ни то, ни другое. Он просто — хулиган.

С ы н. Не оскорблять! Тут собрались свободные личности. Все свободны. Но я — я над вами владыка! Потому что и папа и мама — мои нравственные рабы.

М а м а. Да как ты смеешь так? Я тебя вы́носила, я тебя родила, я тебе жизнь дала и своей грудью вскормила! И я же твоя раба? И ты же меня унижаешь? Да как ты смеешь, неблагодарная тварь?

С ы н. Родила и вскормила? Но это же биология, мама! Зо-о-ология! Вскормила! Но дай же мне свободу, как обыкновенной зверюшке! Не принуждайте меня жить, как вы: с ложью ложиться спать и с ложью вставать. Я не хочу, как вы!

П а п а. А есть ты хочешь? Ложь меня кормит. Моя ложь и тебя кормит, всех нас кормит. А стал бы я всем говорить правду — меня выгнали бы вон. Моей фирме не нужна правда! Там нужны красивые, вдохновенные слова, которые бы зазывали, призывали, заманивали, приманивали, завлекали, увлекали, привлекали. Ты это понимаешь? Нет!

С ы н. Понял. Ложь в дом приходит с улицы. А на улице большой мир. Большой и разный…

П а п а. Да! Да! И большая ложь! Иди туда со своей правдой! Иди! Посмотрим, будешь ли ты сыт своей правдой! Голод научит тебя лгать. Искренне и вдохновенно будешь лгать, когда есть захочешь. Хватит! Баста! Терпение лопнуло! Вон!

С ы н. Да вы как будто опять недовольны мною? Или это мне опять только кажется?

Д о ч ь. Сейчас даже я…

С ы н. Ну, ты поторопилась. А они… Погодите! Кто же имеет право быть довольным или недовольным? Вы или я? Вы меня придумали таким и выпустили в свет божий. А у меня вы спросили — хочу я этого или не хочу? Отпечатали меня в одном экземпляре — и руки умыли. Теперь каждый из вас устраивается в жизни как ему удобней. А я? А мне? Мне удобно? А я доволен? Почему, по какому праву вы мною недовольны? Это мое право! Только мое!

Д е д у ш к а. Не-ет, пришло время мне за тебя взяться. А ну, слезай оттуда! Вот сейчас ты у меня будешь доволен! (Расстегивает ремень.) Слезай и снимай штаны! Сам!

Папа тоже приготовил ремень. И Мама навострила уши.

С ы н. О-о! Полицейские меры! Вот-вот-вот! Самый убедительный аргумент. Дедушка! Ты пожарную вызови! А еще лучше — слезоточивые газы! Вот чем я их сплотил — правдой! (Отбивается от Отца и Дедушки. Поднимается еще выше.) Не даам-ся! Не поддамся-а-а! Лучше на костер! А ползать не буду!.. На баррикады? Да? Долой Цезаря? Не поддамся-а-а!.. (И с этим воплем отталкивается вместе с лесенкой от книжной полки и вылетает в окно.)

Все ахнули. Мама в обмороке. У Дедушки подкосились ноги. Папа неизвестно почему оглядывается по сторонам.

И только д е в ч о н к а выбежала за дверь — спасать, помогать, действовать.

Д е д у ш к а. Что все это значит? Что с ним?

П а п а. Не знаю. Ничего не знаю.

Д е д у ш к а (орет). А кто должен знать, если ты не знаешь?!

Папа и Дедушка наконец осмелились выглянуть в окно.

П а п а. Да он вроде цел… А ведь с третьего этажа…

Д е д у ш к а. Гляди-гляди, она поднимает его…

П а п а. Встает, встает…

М а м а. Сынок мой…

Д е д у ш к а. Ну и живуч! Идет! Сам! Идет! Да он святой!

П а п а. Это дерево его спасло…

М а м а. Звери вы! Палачи! Звери! До чего довели дитя!

Д е д у ш к а. Это я довел?

М а м а. И ты! И ты! Накинулись…

Д е д у ш к а (кричит). Это вы довели! Ты слышала, что он вам говорил оттуда? Теперь виноватого ищете?

М а м а (указывая на мужа). И он! И он его довел!

П а п а. С больной головы на здоровую?

М а м а. Боже мой! Боже мой!

Хлопнула дверь. Все притихли. Ждут. Смотрят на дверь. На пороге появляется С ы н. За ним — с е с т р а. Малыш идет медленно, будто у него горят ступни ног. Лицо обращено вверх. Он не входит, он является. Лицо у малыша выражает что-то дивное. И не понять поначалу — то ли он святой, то ли просто чокнутый. Глаза пустые, чужие, толстый язык не помещается во рту. Все как-то благоговейно следят за малышом. Он подходит к столу.

Ты… не разбился?

С ы н (как-то вяло). Нет, не разбился.

М а м а. У тебя ничего не болит?

С ы н. Нет, мама.

П а п а. Ты цел, сынок?

Д е д у ш к а (удивляется). И синяков нету?

С ы н. Нету, дедушка.

Д о ч ь. И не страшно было?

С ы н. Нет, не страшно, сестра.

Пауза.

М а м а. Ну хорошо, сынок, садись кушай!

С ы н. Хорошо, мама.

Все опять рассаживаются за столом.

П а п а. Накладывай, накладывай…

С ы н. Слушаюсь, папа.

Д е д у ш к а. А теперь кусай и жуй, жуй, внучек.

С ы н. Хорошо, дедушка.

Д о ч ь. Ну… Ну… Глотай, глотай же.

С ы н. Хорошо, сестричка.

П а п а. Накладывай еще. Накладывай и жуй.

С ы н. Спасибо, папа.

М а м а. Жуй, жуй и глотай.

С ы н. Спасибо, мама.

Д о ч ь (удивленно). Папа! Мама! Он какой-то… Какой-то не такой… Что с ним? Он не такой!

П а п а. А мы ему сейчас телевизор включим. Как раз пришел час политического комментатора. Так, сынок? Дочурка! (Кивнул в сторону телевизора.)

Дочь быстренько включила телевизор.

К о м м е н т а т о р. Из Парижа сообщают: сюда съехались представители двадцати трех стран мира для провозглашения международной лиги борьбы в защиту мини-юбки.

М а м а. Не надо! (Выключает телевизор.)

Все наблюдают за реакцией малыша. Он же равнодушен.

Д о ч ь. Надо! Надо! (Включает телевизор.)

К о м м е н т а т о р. Ватикан. Папа римский Павел Шестой вновь подтвердил запрещение вступать в брак католическим священникам, несмотря на энергичное требование голландских священников во главе с епископом.

М а м а (опять выключает телевизор). Не тревожьте…

Д о ч ь. Мама! Что ты понимаешь?! (Включает.)

К о м м е н т а т о р. Вьетнам. Как сообщают из Сайгона, в результате нападения партизан на американскую базу убито двадцать девять американцев и семьдесят вьетконговцев.

М а м а (решительно выключает). Ему неинтересно… Видишь, он равнодушен…

Д о ч ь. Мама! Он равнодушен к этому? Что ты говоришь?

С ы н. А можно и футбол. Папа? Да? Мама?

Пауза. Все не верят своим ушам.

Д о ч ь (вдруг). Да он ведь идиотом стал! Папа! Мама!

С ы н (вспоминает). Идиот… Дипломат… Пакт… Где-то слыхал… Не помню. Забыл.

Д о ч ь (в слезах). Ну да, ну да, он идиот. Идио-от! А он ведь так хотел, так хотел стать президентом… или премьер-министром! И стал бы. А теперь… (Плачет.)

Д е д у ш к а. Вот теперь-то он наверняка станет. Только такие и становятся.

Д о ч ь. Да он ведь идиот! Ну верно, ну правда же — он идиот?

П а п а (отворачивается). А может, это и к лучшему?..

Д е д у ш к а. Вам? Вам — к лучшему.

М а м а. Да, пожалуй, и ему.

Д о ч ь (взбунтовалась). Это-о? Это к лучшему?..

Д е д у ш к а. Надеюсь, ты не выпрыгнешь в окно?

Д о ч ь. Я? Ну нет! Я на костер! На эшафот! На крест пойду, чтобы не стать такой, как он!

С ы н. Ты всегда такая. Вы все всегда такие. (Взял толстую книгу и медленно, очень медленно поднимается по лесенке на самый верх.)

З а н а в е с.

1969