Джон Гришэм Афера

Глава 1

В конце года, как всегда, наступили праздничные каникулы, хотя в доме Фрейзеров радоваться особо было нечему. Миссис Фрейзер по обыкновению украсила маленькую елочку, упаковала в красивую бумагу кое-какие дешевенькие подарки, испекла домашнее печенье, которое на самом деле никому не было нужно, и, возясь на кухне, весело подпевала, как обычно, без остановки льющемуся из стереопроигрывателя «Щелкунчику», как будто праздник и впрямь был веселым.

Дела обстояли как угодно, только не весело. Мистер Фрейзер ушел из дома тремя годами раньше, и если о нем здесь вспоминали, то только с презрением. Сразу после своего ухода он съехался со своей молодой секретаршей, которая, как выяснилось, уже была беременна. Миссис Фрейзер, брошенная, униженная, надломленная, подавленная, тем не менее не сдавалась.

Луи, ее младший сын, находился под домашним арестом, был в некотором роде освобожден под залог, однако предстоящий год сулил ему большие неприятности, поскольку над ним висело обвинение в торговле наркотиками и кое-что еще. Он даже и не подумал купить матери что-нибудь в подарок. Оправдывался тем, что не может покинуть дом из-за электронного браслета, который носил на лодыжке по распоряжению суда. Но если бы и не имелось никакого браслета, никто не ждал, что Луи затруднит себя покупкой подарков. И в прошлом, и в позапрошлом году лодыжки его были свободны, однако он не обременил себя хождением по магазинам.

Старший сын, Марк, приехал домой отдохнуть от тягот своей юридической школы и, хоть был еще беднее брата, изловчился все же купить матери духи. В мае ему предстояло закончить обучение, в июле – сдать экзамен на право заниматься адвокатской практикой, а в сентябре приступить к работе в некой юридической фирме округа Колумбия, что – так уж вышло – совпадало со временем, когда дело Луи должно было рассматриваться в суде. Впрочем, едва ли суд мог что-нибудь изменить – по двум основательным причинам. Во-первых, агенты, работавшие под прикрытием, поймали его с поличным в момент продажи десяти пакетиков крэка[35] – это даже было снято на видео – и во-вторых, ни Луи, ни его мать не могли позволить себе нанять хорошего адвоката, который сумел бы его вытащить. На протяжении всех каникул и Луи, и миссис Фрейзер намекали Марку, что он должен броситься на бескорыстную защиту брата. Разве так уж трудно потянуть время до того момента, когда Марк получит право заниматься адвокатской практикой – он ведь уже одной ногой в юридической фирме, – а получив лицензию, разве не сможет он с легкостью найти юридические формальности, о которых столько пишут, чтобы добиться снятия обвинений?

В этих фантастических упованиях зияли большие бреши, но Марк отказывался даже обсуждать их. Когда в новогодний день стало очевидно, что Луи собирается проваляться на диване по меньшей мере часов десять, наблюдая за семью подряд футбольными матчами, Марк тихо выскользнул из дому и отправится к другу. Возвращаясь в тот вечер домой, он, будучи подшофе, принял решение сбежать. Лучше он вернется в Ди-Си[36] и поделает что-нибудь в юридической фирме, куда вскоре должен быть принят на работу. До начала занятий оставалось еще две недели, но, наслушавшись за десять дней проклятий и стонов Луи по поводу его проблем, не говоря уж о неумолчном «Щелкунчике», Марк был сыт по горло и с нетерпением ждал начала своего последнего семестра в юридической школе.

Он поставил будильник на восемь часов и за утренним кофе объяснил матери, что должен вернуться в Ди-Си. «Мне очень жаль, мама, уезжать раньше времени и оставлять тебя здесь наедине с твоим непутевым сыном, но иначе я поступить не могу, – заявил он. – Я ему не помощник. У меня своих проблем по горло».

Первой его проблемой был автомобиль, «Форд Бронко», на котором он ездил еще со старших классов школы. Одометр в нем застыл на отметке 187 000 миль, и это случилось давно, в середине его курса обучения. Машине отчаянно требовался новый бензонасос, и это был лишь один пункт в его аварийном списке. С помощью скотча и скрепок Марк в течение последних двух лет кое-как поддерживал в худо-бедно рабочем состоянии мотор, трансмиссию и тормоза, но с бензонасосом была беда. Он работал, но с очень низкой мощностью, так что максимальная скорость «Бронко» на ровной дороге составляла сорок девять миль. Чтобы не быть раздавленным на скоростном шоссе какой-нибудь восемнадцатиколесной фурой, Марк держался проселочных дорог сельского Делавэра и Восточного побережья.

Это давало ему дополнительное время обдумать другие свои проблемы. Проблемой номер два являлся державший его за горло студенческий долг. Колледж он окончил с шестьюдесятью тысячами кредита, взятого на обучение, и полным отсутствием работы. Его отец, который к тому времени был, судя по всему, счастливо женат, но тоже весь в долгах, остерегал его от продолжения учебы. Он говорил: «Черт, парень, четыре года учебы – и шестьдесят штук долга. Кончай с этим делом, пока совсем не погряз». Но полагаться на финансовые советы отца было глупо, поэтому Марк поработал два года там-сям – разносил пиццу, стоял за барной стойкой, – одновременно торгуясь со своими кредиторами. Теперь, оглядываясь назад, он не мог припомнить, в какой момент у него возникла мысль о поступлении в юридическую школу, зато хорошо помнил подслушанный им разговор между двумя ребятами из одного студенческого братства, сидевшими за его стойкой, неслабо выпивавшими и обсуждавшими при этом важные вопросы. Народу в баре было не много, и после четвертой рюмки водки, которую они запивали клюквенным морсом, парни говорили достаточно громко, чтобы их мог услышать любой. Наряду с другими интересными вещами, о которых они толковали, были две, Марку хорошо запомнившиеся: «Крупные юридические фирмы Ди-Си как сумасшедшие скупают студентов-юристов на корню» и «Начальная ставка у них – сто пятьдесят тысяч в год».

Вскоре после этого он столкнулся с приятелем по колледжу, который учился на первом курсе юридической школы Фогги-Боттом[37] и собирался в ускоренном темпе, за два с половиной года, пройти курс обучения, чтобы поступить в какую-нибудь крупную фирму на работу с высоким окладом. Федералы раздают студенческие ссуды направо и налево, любой может получить ее, и, хоть и окончит Школу с огромным долгом, наверняка сможет отдать его в течение пяти лет. Приятель Марка, по крайней мере, считал, что есть неоспоримый смысл «вложиться в себя», залезши в долги, потому что это гарантирует большие заработки в будущем.

Марк заглотил приманку и начал готовиться к вступительным экзаменам в юридическую школу. Количество набранных им баллов не было впечатляющим – 146, но это ничуть не смутило приемную комиссию юридической школы Фогги-Боттом. Равно как и его довольно жидкое резюме с весьма скромным средним баллом 2,8. ЮШФБ приняла его с распростертыми объятиями. Его заявка на ссуду была быстро одобрена. Каждый год шестьдесят пять тысяч просто переводили из Министерства образования на счет ЮШФБ. Но теперь, когда впереди у него остался всего один семестр, Марк без малейшего оптимизма смотрел на свои перспективы, имея в общей сложности – после колледжа и юридической школы, учитывая сумму ссуды и проценты, – двести шестьдесят шесть тысяч долга.

Еще одной проблемой была работа. На самом деле рынок труда в этой сфере оказался отнюдь не таким емким, как представлялось по слухам. Не был он и таким динамичным, как утверждалось в приукрашивающих реальность брошюрах ЮШФБ и на ее почти жульническом сайте. Выпускники ведущих юридических школ еще могли найти работу с завидной зарплатой. Но Фогги-Боттом к ведущим школам не принадлежала. Марку удалось втереться в фирму среднего уровня, специализировавшуюся на «взаимодействии с органами государственной власти», что попросту говоря означало лоббирование. Первоначальный оклад ему не назначили, поскольку административный совет должен был собраться только в начале января, чтобы рассмотреть финансовые итоги предыдущего года и утрясти предполагаемую сетку заработной платы на будущий. Через несколько месяцев Марку предстоял важный разговор с его «кредитным консультантом» о реструктуризации студенческого долга и о том, как вообще разгрести этот завал. Его консультант уже выразила озабоченность тем, что Марк не знает, сколько будет получать. Марка это тоже тревожило, особенно учитывая тот факт, что он не доверял ни одному человеку, с которым встречался в фирме. Как ни старался себя обманывать, в глубине души он знал, что его положение очень ненадежно.

Отдельной проблемой был экзамен на адвокатскую практику. Из-за избыточного предложения требования к экзаменующимся в Ди-Си были одни из самых высоких в стране, а выпускники Фогги-Боттом бомбардировали экзаменационную комиссию в огромных количествах. Опять же, ведущие юридические школы не знали забот. В предыдущем году 91 процент выпускников Джорджтаунского университета получил проходной балл. Процент сдавших экзамен выпускников Университета Джорджа Вашингтона составил 89 процентов. А выпускников Ф-Б – жалкие 56. Чтобы выдержать экзамен, Марку надо было начинать готовиться уже сейчас, с первых чисел января, и корпеть над учебниками без передышки следующие полгода.

Но у Марка не было сил, особенно в эти холодные, ужасные, гнетущие зимние дни. Временами долг давил на него, как огромный шлакоблок, привязанный к спине. Ему было трудно ходить, улыбаться. Он жил в нищете, и будущее, даже с учетом предстоявшей работы, представлялось тусклым. А ведь ему еще повезло. У большинства его однокашников имелись долги, но не было работы. Оглядываясь назад, он слышал ропот, раздававшийся уже в первом семестре, и с каждым последующим семестром атмосфера в Школе становилась все безрадостней, а подозрения все мрачнее. Положение на рынке занятости усугублялось. Результаты адвокатских экзаменов приводили в замешательство всех в ЮШФБ. Долги накапливались. Сейчас, на третьем, последнем году обучения, не редкостью стало услышать, как студенты ссорятся с преподавателями в аудитории. Декан практически не выходил из своего кабинета. Блогеры поносили Школу и откровенно задавали неприятные вопросы: «Не надувательство ли это?», «Нас облапошили?», «Куда ушли деньги?».

Все, кого Марк знал, в разной степени были уверены, что: 1) преподавание в ЮШФБ ведется на неудовлетворительном уровне; 2) Школа раздает слишком много необоснованных обещаний и 3) гребет слишком много денег; 4) стимулирует студентов влезать в непомерные долги, между тем как 5) принимает большое количество бездарных абитуриентов, которым на самом деле не место в юридической школе и которые 6) либо не имеют достаточной подготовки для экзамена на адвокатскую практику, либо 7) слишком тупы, чтобы сдать его.

Ходили слухи, что количество желающих поступить в ЮШФБ снизилось на 50 процентов. Без государственной поддержки и частных пожертвований такой спад приведет к неминуемому болезненному сокращению расходов, и плохая юридическая школа будет становиться только хуже. Марка Фрейзера и его однокурсников это уже не затронет. Они как-нибудь переживут следующие четыре месяца и благополучно покинут Школу, чтобы никогда в нее не возвращаться.


Марк жил в пятиэтажном многоквартирном доме, построенном восемьдесят лет тому назад и разрушающемся на глазах, но арендная плата здесь была низкой, и это привлекало студентов из Университета Джорджа Вашингтона и ЮШФБ. В начале своего существования здание было известно под названием Дом Купера, но спустя тридцать лет службы на износ проживавшей здесь студенческой братии за ним закрепилась кличка Курятник. Поскольку лифт по обыкновению не работал, Марк поднялся на четвертый этаж по лестнице и вошел в свою тесную, скудно обставленную квартирку площадью в пятьсот квадратных футов, за которую платил 800 долларов в месяц. По какой-то причине перед каникулами, сдав последний экзамен, он сделал уборку и теперь, включив свет, порадовался тому, что в квартире царил порядок. Да и что бы могло его нарушить? Владелец этой трущобы никогда тут не появлялся. Марк разобрал сумки, и его вдруг поразила тишина. Обычно, когда студенты-квартиросъемщики были на месте, при здешних тонких стенах в доме всегда стояли шум и гам. Стереопроигрыватели, телевизоры, споры, розыгрыши, покерные баталии, драки, упражнения на гитаре и даже на тромбоне, на котором играл какой-то ботан с пятого этажа, – все это грозило обрушить здание. Но не сегодня. Жильцы разъехались по домам, наслаждаясь каникулами, и здание тонуло в непривычной тишине.

Через полчаса Марку это наскучило, и он вышел из дома. Пройдя по Нью-Хэмпшир-авеню навстречу ветру, проникавшему сквозь его тонкую флисовую куртку и брюки цвета хаки, он почему-то решил повернуть на Двадцать первую и остановился перед своей юридической школой посмотреть, открыта ли она. В городе, не испытывавшем недостатка в безобразных современных зданиях, ЮШФБ умудрилась все же выделиться своим уродством. Это была послевоенная постройка, украшенная восемью рядами кричаще желтой кирпичной кладки, изображавшей нечто вроде асимметричных крыльев, – плод самовыражения некоего архитектора-неудачника. Предположительно когда-то это было офисное здание, но многие внутренние стены в нем порушили, чтобы создать тесные лекционные аудитории на четырех нижних этажах. На пятом находилась библиотека – крольчатник, состоявший из больших, отделанных под старину комнат, набитых книгами, к которым редко прикасались, и копиями портретов неизвестных судей и ученых-юристов. Кабинеты преподавательского состава располагались на шестом и седьмом этажах, а на восьмом, как можно дальше от студентов, обитала администрация, причем декан был надежно упрятан в самом дальнем кабинете, который редко отваживался покидать.

Входная дверь была не заперта, и Марк вошел в пустой вестибюль. Наслаждаясь теплом, он отметил, что помещение, как всегда, производило гнетущее впечатление. Одну стену занимала информационная доска, пестревшая разного рода извещениями, уведомлениями и предложениями. Было здесь несколько постеров, лживо рекламирующих возможности обучения за рубежом, и обычный набор рукописных объявлений о продаже книг, велосипедов, билетов, курсов лекций, а также предложений почасового репетиторства и квартир, сдающихся в аренду. Адвокатский экзамен нависал над школой, как грозовая туча, и на доске было вывешено несколько плакатов, восхваляющих достоинства тех или иных дополнительных углубленных курсов. Если очень постараться, можно было найти здесь и несколько предлагаемых вакансий, но их в Ф-Б год от года становилось все меньше. В одном углу Марк увидел знакомую старую брошюру, заманивающую молодых людей брать ссуды на обучение. В дальнем конце вестибюля стояли торговые автоматы и находился маленький бар с кофе-машиной, однако сейчас, во время каникул, кофе там не варили.

Марк рухнул в обшарпанное кожаное кресло, проникаясь унылостью своей школы. Была ли это действительно школа или просто очередная фабрика по производству дипломов? Ответ становился очевидным. Марк уже тысячу раз пожалел, что когда-то переступил этот порог ничего не подозревавшим первокурсником. Теперь, почти три года спустя, он оказался обременен долгами, не имея ни малейшего представления, как их выплатить. Если и был какой-то свет в конце тоннеля, то он его не видел.

И кому только пришло в голову назвать школу «Туманным дном»? Будто сам опыт учебы в ней не был достаточно мрачным, какая-то светлая душа лет двадцать тому назад наградила ее именем, которое заранее несло в себе еще бо́льшую безотрадность. Тот деятель, уже почивший, продал Школу каким-то инвесторам с Уолл-стрит, владевшим сетью юридических школ и, по слухам, получавшим неплохие доходы, но подарившим миру очень мало талантливых юристов.

Как можно покупать и продавать юридические школы? Это до сих пор оставалось загадкой.

Услышав голоса, Марк поспешно покинул здание. Прогулявшись от Нью-Хэмпшир до Дюпон-сёркл, он нырнул в книжный магазин Крамера, чтобы выпить кофе и немного согреться. Он повсюду ходил пешком. Его «Бронко» слишком часто вихлял и глох посреди городского потока машин, поэтому он держал его на стоянке позади Курятника, даже не вынимая ключа из замка зажигания. К сожалению, пока никто на него не позарился.

Согревшись, он, лавируя в толпе, прошагал шесть кварталов на север по Коннектикут-авеню. Юридическая фирма «Несс Скелтон» занимала несколько этажей в современном здании неподалеку от Хинкли-Хилтон. Предыдущим летом Марку удалось всеми правдами и неправдами внедриться в нее, получив место стажера с зарплатой меньше минимальной. В крупных фирмах летние программы стажировки использовались, чтобы завлечь лучших студентов. Многого от них не требовали. У стажеров было до смешного свободное расписание, их снабжали билетами на бейсбольные матчи и приглашениями на изысканные вечеринки, устраивавшиеся богатыми партнерами на роскошных задних лужайках их домов. Соблазненные всем этим, молодые люди подписывали согласие и после выпускных экзаменов сразу попадали в мясорубку сточасовой рабочей недели.

В «Несс Скелтон» все было по-другому. Имея в штате всего пятьдесят юристов, фирма не входила в первую десятку. Ее клиентами являлись профессиональные объединения – Форум производителей сои, Союз почтовиков-пенсионеров, Совет поставщиков говядины и баранины, Ассоциация асфальтовых подрядчиков, Объединение инженеров-железнодорожников инвалидов производства – и ряд военных подрядчиков, жаждущих урвать свою часть пирога. Штат экспертов фирмы, если таковой существовал, поддерживал связи с Конгрессом. Ее летняя программа стажировок имела целью эксплуатацию дешевого труда, а не привлечение лучших студентов. Марк трудился усердно, страдая от отупляющей работы. В конце лета, получив предложение, которое не очень определенно сулило работу в фирме после сдачи адвокатского экзамена, он не знал, радоваться или плакать. Однако он ухватился за это предложение – тем более что других не было – и гордился тем, что стал одним из немногих студентов ЮШФБ с будущим. Всю осень Марк мягко наседал на своего наставника, пытаясь выяснить, какие условия ему собираются предложить, но ничего не добился. Могло произойти слияние фирм. Могло – разделение. Много чего могло случиться, но трудовой договор не входил в число этих вероятностей.

Поэтому Марк околачивался в фирме просто так. По будням во второй половине дня, по субботам и во время каникул, когда нечего было делать, он заявлялся туда, всегда с широкой фальшивой улыбкой на губах, демонстрируя горячее желание тут же приняться за дело и выполнить любую черную работу. Не факт, что это могло благотворно сказаться на его будущей карьере, но и вреда, по его соображениям, принести не могло.

Его наставника звали Рендалл, он работал в фирме десять лет и вот-вот должен был быть произведен в партнеры, от чего чувствовал себя под тяжелым прессом. В «Несс Скелтон» сотруднику, не сумевшему стать партнером после десяти лет службы, тихо указывали на дверь. Рендалл был выпускником юридического факультета Университета Джорджа Вашингтона, который, по городской иерархии, стоял ниже Джорджтаунского, но на несколько пунктов выше Фогги-Ботом. Иерархия была четкой и строгой, а ее наиболее злостными нарушителями являлись юристы из Университета Джорджа Вашингтона. Их самолюбие страдало от того, что джорджтаунская братия смотрела на них сверху вниз, и, отыгрываясь, они с еще большим презрением взирали на выпускников ЮШФБ. Вся фирма была разделена на группировки, в ней царил дух снобизма, и Марк зачастую недоумевал, какого черта его туда занесло. В «Несс Скелтон» работали два питомца ЮШФБ, но они так старались дистанцироваться от своей Школы, что Марку и руки не подавали. Они, казалось, игнорировали его откровенней, чем все остальные. Марк, случалось, бормотал: «Как можно так руководить фирмой?» Но потом понял, что в любой профессии существуют разные статусные уровни. Он был слишком озабочен собственной шкурой, чтобы волноваться из-за того, где учились остальные здешние мошенники. У него своих забот хватало.

Он написал Рендаллу по электронной почте, что свободен и готов выполнять любую нудную работу, какая для него найдется. Рендалл ответил коротким: «Так скоро вернулся?»

Да, Рендалл. Интересно, а как ты провел каникулы? Буду рад повидаться.

– Да надоела мне вся эта праздничная хрень. Что интересного происходит тут? – спросил Марк при встрече.

– У нас два секретаря слегли с гриппом, – поведал Рендалл и, указав на стопку документов высотой в фут, добавил: – Мне нужно распечатать это в четырнадцати экземплярах, разложить и скрепить каждый степлером.

Понятно. Опять в копировальную, подумал Марк, но сказал так, будто ему не терпелось приступить к выполнению задания:

– Конечно!

Он отволок документы вниз, в полуподвал, в темницу, набитую копировальными аппаратами. Следующие три часа он провел, делая бессмысленную работу, за которую ему никто не собирался платить.

Сейчас он почти скучал по Луи с его ножным электронным браслетом.

Глава 2

Так же, как Марка, Тодда Лусеро вдохновили на то, чтобы стать юристом, хмельные разговоры, которые он подслушал в баре. Последние три года он смешивал коктейли в «Старой рыжей кошке» – поилке, косившей под паб, любимом месте встречи студентов из Университета Джорджа Вашингтона и Фогги-Боттом. Окончив колледж в Государственном университете Фростбурга, он покинул Балтимор и переехал в Ди-Си, надеясь сделать там карьеру. Не преуспев в своих надеждах, он нанялся в «Старую рыжую кошку» на неполный рабочий день и вскоре обнаружил, что ему нравится наполнять кружки пивом и смешивать крепкие напитки. Он полюбил атмосферу паба и проявил дар завязывать задушевные разговоры с серьезными выпивохами и утихомиривать буйных. Тодд стал в баре всеобщим любимцем и был на «ты» с сотнями его завсегдатаев.

Много раз за минувшие два с половиной года он подумывал о том, чтобы бросить юридическую школу и воплотить свою мечту – открыть собственный бар. Однако его отец был решительно против: мистер Лусеро служил полицейским в Балтиморе и всегда побуждал сына получить высшее образование. Но одно дело побуждать, другое – платить. Таким образом, Тодд попался в ту же ловушку: без труда получил ссуду и вручил ее алчным ребятам из ЮШФБ.

С Марком Фрейзером он познакомился в первый же день, когда, еще не сориентировавшись, оба были мечтателями, рисовавшими в воображении карьеру крупных юристов с большими окладами, и вместе с тремястами пятьюдесятью другими студентами отличались невероятной наивностью. Тодд поклялся уйти после первого курса, но отец поднял шум. Из-за своей привязанности к бару Тодд не имел времени обивать пороги и суетиться в поисках летней стажировки. Он поклялся уйти из Школы после второго курса и оборвать процесс накопления долга, но его консультант по кредитам решительно отсоветовал это делать. Пока он учится в Школе, ему не грозит жесткое требование возврата долга, поэтому есть смысл продолжить заем, чтобы окончить Школу и найти денежное местечко, которое – теоретически – позволит ему в конце концов погасить все долги. Однако теперь, когда впереди оставался всего один семестр, он уже прекрасно понимал, что таких «местечек» не существует.

Лучше бы он занял эти сто девяносто пять тысяч в банке и открыл собственный бар. Теперь он бы уже печатал деньги и наслаждался жизнью.


Марк вошел в «Старую рыжую кошку» вскоре после наступления темноты и занял свое любимое место в конце стойки. Они с Тоддом стукнулись кулаками, и Марк сказал:

– Рад видеть тебя, приятель.

– Я тоже, – ответил Тодд, пуская другу по стойке запотевшую кружку светлого пива. С высоты своего здешнего положения он мог бесплатно угостить любого, кто ему нравился, и Марк годами ничего не платил.

Поскольку студенты разъехались на каникулы, в «Кошке» было немноголюдно. Опершись на локоть, Тодд спросил:

– Ну, что собираешься делать?

– Да вот, провел сегодня полдня в старой доброй «Несс Скелтон», копировал и раскладывал в подвале бумаги, которые никто никогда не прочтет. Очередная глупая работа. На меня даже средний персонал смотрит снисходительно. Ненавижу это место, а ведь меня еще туда даже не приняли.

– Договора все еще нет?

– Никакого, и перспективы с каждым днем становятся все более туманными.

Тодд сделал глоток из своей кружки, спрятанной под стойкой. Даже с учетом его положения пить на работе не разрешалось, но хозяина сейчас не было.

– Ну, а как прошло Рождество в доме Фрейзеров? – спросил он.

– Хо-хо-хо. Я провел там десять тоскливых дней и сбежал ко всем чертям. А что у тебя?

– Три дня, а потом долг повелел мне вернуться на работу. Как там Луи?

– По-прежнему в статусе обвиняемого, по-прежнему в ожидании реального заключения. Наверное, я должен был бы ему сочувствовать, но желание пропадает, когда я вижу, как он дрыхнет полдня, а вторую половину валяется на диване, смотрит «Судью Джуди»[38] и проклинает свой ножной браслет. Бедная мама.

– Ты слишком строг к нему.

– Недостаточно строг. В этом вся беда. С Луи никто никогда не был строг. В тринадцатилетнем возрасте его поймали с травкой, но он свалил все на своего друга, а родители, разумеется, сразу бросились на его защиту. Его ни разу не привлекали к ответственности. До сегодняшнего дня.

– Облом, парень. Представить себе не могу, каково это – иметь брата-заключенного.

– Да уж, передряга. Я и хотел бы ему помочь, но ничего не могу сделать.

– Про твоего папашу я уж и не спрашиваю.

– А я его и не видел, и от него ни слуху ни духу, даже открытки не прислал. Ему пятьдесят – и он гордый папочка трехлетнего малыша, так что, полагаю, изображает Санта-Клауса. Выложил под елку кучу игрушек и улыбается, как идиот, глядя, как дитя визжит от радости, спускаясь по лестнице. Крыса!

Двое студентов вошли в бар, и Тодд отошел обслужить их. Марк достал телефон и проверил сообщения.

Когда Тодд вернулся, он спросил:

– Ты уже видел кого-нибудь из наших?

– Нет. Кому нужно раньше времени возвращаться? Мы же все – отличники.

Слово «отличник» в Фогги-Боттом считалось шуткой. Требование было таково, чтобы все выпускники оканчивали Школу с блистательными резюме, поэтому преподаватели раздавали высокие баллы направо и налево, как дешевые конфетки. Из Фогги-Боттом никогда никого не отчисляли. Это, разумеется, порождало атмосферу безразличного отношения к учебе, которая, в свою очередь, лишала студентов ЮШФБ всех шансов в дальнейшей конкуренции. Посредственные студенты становились еще более посредственными. Не удивительно, что адвокатский экзамен был для них таким испытанием.

– Ну, а уж от наших супервысокооплачиваемых профессоров тем более не следует ожидать, что они будут во время каникул принимать экзамены, правда?

Тодд снова хлебнул из своей потайной кружки, наклонился еще ближе к Марку и произнес:

– У нас есть проблема посерьезней.

– Горди?

– Горди.

– Этого я и боялся. Я писал ему эсэмэски и пытался дозвониться, но у него выключен телефон. Что происходит?

– Все плохо, – сообщил Тодд. – Очевидно, он поехал на Рождество домой и все время потратил на ссоры с Брендой. Она хочет пышного венчания в церкви с тысячей приглашенных. А Горди вообще жениться не желает. У ее матери есть много чего сказать. А его мать с ее матерью не разговаривает, и все вот-вот взорвется.

– Они же собирались играть свадьбу пятнадцатого мая, Тодд. И насколько я помню, мы с тобой согласились быть шаферами.

– На это не рассчитывай. Он уже вернулся и не пьет своих лекарств. Зо́ла сегодня заходила и рассказала.

– Какие лекарства?

– Это долгая история.

– Какие лекарства?!

– У него биполярное расстройство, Марк. Диагностировали еще несколько лет тому назад.

– Ты ведь шутишь, да?

– Стал бы я шутить на эту тему. У него биполярное расстройство, и Зола говорит, что он перестал принимать лекарства.

– Почему он ничего нам не сказал?

– На этот вопрос я тебе ответить не могу.

Качая головой, Марк некоторое время медленно пил пиво. Потом поинтересовался:

– Значит, Зола тоже вернулась?

– Да, наверное, они с Горди сбежали на несколько дней раньше, чтобы поразвлечься, хотя не думаю, что им так уж весело. Зола думает, что он прекратил пить лекарства с месяц назад, когда мы готовились к сессии. Горди то начинает психовать и лезет на стенку, то, выпив текилы и покурив травки, впадает в ступор. Несет всякую ахинею, говорит, что хочет бросить Школу и сбежать на Ямайку, с Золой, конечно. Она боится, что он может сделать какую-нибудь глупость и повредить себе.

– Так Горди ее уже сделал. Был помолвлен со своей подружкой еще со школы, с настоящей красоткой, у которой еще и деньги есть, а теперь завел шуры-муры с африканской девчонкой, у которой родители и братья, говорят, живут в стране без иммиграционных документов. Конечно же, парень – дурак.

– Горди в беде, Марк. Он катится в пропасть вот уже несколько недель и нуждается в нашей помощи.

Марк отодвинул от себя пивную кружку, но только на несколько дюймов, и сцепил руки на затылке.

– Мало нам своих забот, – заметил он. – Чем же мы можем ему помочь?

– Это ты мне скажи. Зола старается не спускать с него глаз и хочет, чтобы мы пришли к нему сегодня вечером.

Марк расхохотался и приложился к кружке.

– Что тут смешного? – спросил Тодд.

– Ничего, но ты можешь вообразить, какой скандал поднимется в Мартинсбурге, Восточная Виргиния, если туда просочится известие, что Гордон Таннер, чей отец – настоятель церкви и чья невеста – дочь преуспевающего врача, съехал с катушек, бросил учебу и сбежал на Ямайку с мусульманкой африканского происхождения?

– Не вижу ничего смешного.

– А ты представь. Это же умора. – Но смех его вдруг оборвался. – Слушай, Тодд, мы не можем заставить его принимать лекарства. Если только попробуем – он нас вытолкает из дому пинками под зад.

– Ему нужна наша помощь, Марк. Я сегодня освобожусь в девять, и мы пойдем к нему.

Мужчина в хорошем костюме сел за стойку, и Тодд отошел принять у него заказ. Марк допил свое пиво и погрузился в еще более глубокое уныние.

Глава 3

За три года до рождения Золы Маал ее родители бежали из Сенегала. Они поселились в иоганнесбургских трущобах с двумя малолетними сыновьями и перебивались самой черной работой: скребли полы и копали канавы. Через два года они накопили денег, чтобы заплатить посредникам, в жутких условиях переправлявших людей в Америку на борту либерийского грузового судна, и вместе с дюжиной других сенегальцев очутились в Майами. Когда они нелегально выгрузились на берег, их встретил чей-то дядя и отвез к себе домой в Ньюарк, штат Нью-Джерси, где они жили в двухкомнатной квартире в здании, набитом сенегальцами, ни у одного из которых не было грин-карты[39].

Через год после их прибытия в США в университетской больнице Ньюарка родилась Зола, которая автоматически стала американской гражданкой. Пока родители работали на двух-трех работах каждый, получая менее чем минимальную оплату, причем всё – наличными, Зола и ее братья учились в школе и постепенно ассимилировались. Как ревностные мусульмане, они отправляли все обряды своей религии, хотя Зола уже в раннем возрасте обнаружила тягу к западному образу жизни. Отец ее был человеком строгим и требовал, чтобы они переходили с родных языков, волоф и французского, на английский. Мальчики легко усвоили новый язык и помогали с ним родителям.

Семья часто переезжала с места на место, кочуя по Ньюарку из одной тесной квартирки в другую, хотя каждая следующая была чуть-чуть просторней предыдущей, но неизменно в окружении других сенегальцев, которые – все до единого – жили в постоянном страхе депортации. Однако чувство сплоченности давало им ощущение безопасности – во всяком случае, они в это верили. Каждый стук в дверь вызывал короткий приступ паники. Главной установкой было – избегать неприятностей, и Зола с братьями научились уклоняться от всего, что могло привлечь к ним нежелательное внимание. Даже при том, что у самой Золы документы были в порядке, она ясно понимала, что ее семья в опасности, и жила в страхе, что родителей и братьев могут арестовать и выслать обратно в Сенегал.

В пятнадцатилетнем возрасте она нашла первую работу – мыть тарелки в закусочной, разумеется, за наличные, и, конечно же, очень небольшие. Ее братья тоже работали, и вся семья жестко экономила, стараясь скопить сколько можно.

Когда Зола не работала, она училась. Легко окончила школу с хорошими оценками и поступила в местный колледж на вечернее отделение, без отрыва от работы. Небольшая стипендия впоследствии позволила ей перейти на дневное отделение, и параллельно Зола начала работать в библиотеке колледжа. Но мыть тарелки и убирать в домах она не перестала – помогала матери, а также подрабатывала почасовой няней в семьях друзей, которым с работой повезло больше. Ее самый старший брат женился на американке, которая не была мусульманкой, и хотя это расчищало ему путь к гражданству, с родителями возникли серьезные трения. Потом брат с женой переехали в Калифорнию и начали новую жизнь.

Когда Золе исполнилось двадцать, она поступила в Государственный университет Монклер. В общежитии она соседствовала с двумя американками, которые тоже были стеснены в средствах. В качестве специальности она выбрала бухгалтерское дело, потому что обожала числа и имела склонность к работе в области финансов. Когда позволяло время, она усердно занималась, но необходимость поспевать на две, а то и три работы мешала учебе. Соседки по комнате приобщили ее к своей тусовке, и выяснилось, что к этому у нее тоже есть склонность. Хотя Зола продолжала придерживаться строгого мусульманского запрета на алкоголь и действительно не любила вкуса какого бы то ни было спиртного, к другим соблазнам она оказалась более восприимчива – прежде всего к модной одежде и сексу. Росту в ней было почти шесть футов, и ей часто говорили, как потрясающе она выглядит в плотно облегающих джинсах. Ее первый ухажер благополучно обучил ее всему, что касается секса. Второй познакомил с так называемыми веселящими наркотиками. К концу первого года обучения она молча, но решительно стала считать себя непрактикующей мусульманкой, хотя родители об этом понятия не имели.

К тому же у ее родителей вскоре возникли более серьезные проблемы. Когда Зола училась на последнем курсе, во время осеннего семестра арестовали ее отца, и две недели он провел в заключении, пока не удалось организовать залог. В то время он работал на подрядчика-маляра, тоже сенегальца, но с выправленными документами. Вероятно, тот получил подряд на покраску интерьера крупного офисного комплекса в Ньюарке, занизив цену по сравнению с минимумом, установленным профсоюзом маляров, и профсоюз уведомил иммиграционную службу, что он использует нелегалов в качестве рабочей силы. Это само по себе было достаточно серьезно, но кроме того, утверждалось, что на складе недостает некоторых материалов, и отца Золы вместе с еще несколькими не имевшими документов рабочими подозревали в крупной краже. Они получили повестки с требованием явиться в иммиграционный суд, а также им предъявили уголовное обвинение.

Зола наняла адвоката, утверждавшего, что он специализируется именно на этих вопросах, и семье пришлось выложить за его услуги 9000 долларов – практически все ее сбережения. Адвокат был чрезвычайно занят и редко откликался на их телефонные звонки. Пока родители и брат Золы прятались по всему Ньюарку, Зола осталась разбираться с адвокатом. Она начала презирать этого человека, пустозвона и любителя сгустить краски, и охотно избавилась бы от него, если бы не выплаченный аванс. На другого адвоката денег не осталось. Когда он не явился на слушания, судья отстранил его от дела. Золе в конце концов удалось добиться, чтобы назначили бесплатного адвоката, и уголовное обвинение было снято. Однако угроза депортации никуда не делась. Процесс тянулся так долго и отнимал у нее столько сил и времени, что в конце концов начала страдать ее успеваемость. Несколько раз посидев в зале суда и понаблюдав за ходом слушаний, Зола убедила себя, что все адвокаты либо ленивы, либо глупы и она сама сможет справиться с делом лучше, чем они.

Так Зола стала жертвой того же мошенничества, уверовав, что легкие федеральные деньги позволяют каждому окончить юридическую школу, и предприняла первые шаги на этом пути, которые привели ее в Фогги-Боттом. Теперь, дойдя до середины последнего курса, она оказалась в таких долгах, каких даже представить себе не могла. Родители и ее неженатый брат Бо по-прежнему жили под угрозой депортации, хотя их дела застряли где-то в самых дальних коридорах иммиграционных судов.


Зола жила на Тридцать третьей улице, в здании, может, не настолько обветшалом, как Курятник, но во многих отношениях похожем на него. Оно было забито студентами, теснившимися в крохотных, нищенски обставленных квартирках. В начале третьего курса она познакомилась с Гордоном Таннером, красивым, атлетически сложенным блондином, обитавшим в квартире прямо напротив. События развивались быстро, и у них начался злополучный роман, вскоре приведший к разговорам о совместной жизни – разумеется, в целях экономии. Но в конце концов Гордон отказался от этой идеи, поскольку Бренда, его очаровательная невеста-землячка, обожавшая большие города, часто его навещала.

Балансирование между двумя женщинами оказалось чрезмерным испытанием для Горди. С Брендой он был помолвлен практически всю жизнь и теперь отчаянно хотел избежать брака. С Золой были связаны совсем другие проблемы: он не мог убедить себя, что у него хватит смелости сбежать с чернокожей девушкой и распрощаться с семьей и друзьями. Если прибавить к этому скудный – если вообще существующий – рынок труда, удушающие долги и перспективу провалить адвокатский экзамен, то неудивительно, что Горди потерял контроль над собой. Пятью годами раньше ему поставили диагноз: биполярное расстройство. Лекарства и психотерапия хорошо помогали, и если не считать одного пугающего эпизода, случившегося во время учебы в колледже, жизнь Горди можно было назвать вполне нормальной. Все изменилось в период, предшествовавший Дню благодарения, на третий год учебы в Фогги-Боттом, когда он перестал принимать лекарства. Золу шокировали скачки́ его настроения, и в конце концов она потребовала объяснений. Он сознался в своем диагнозе и снова начал пить таблетки. Недели на две резкие колебания настроения прошли.

Оба сдали сессию и разъехались по домам на каникулы, хотя ни он, ни она ехать не хотели. Горди решил окончательно выяснить отношения с Брендой и расстроить свадьбу. Зола не хотела проводить каникулы с семьей. Несмотря на все неприятности, отец не преминул бы обрушить на ее голову назидательные тирады по поводу греховного западнического поведения.

Неделю спустя оба они снова оказались в округе Колумбия; Горди был по-прежнему помолвлен, и 15 мая ему по-прежнему предстояла свадьба. Он снова отказался от лекарств и вел себя непредсказуемо. В течение двух дней не выходил из спальни, спал по многу часов подряд, потом сидел, уткнувшись подбородком в колени и уставившись в стену. Зола время от времени приходила к нему, не зная, что делать. Потом Горди исчез на три дня, сообщив ей в эсэмэске, будто он едет на поезде в Нью-Йорк, чтобы «побеседовать кое с какими людьми». Якобы он напал на след крупного заговора и должен многое сделать. Зола спала в своей спальне, когда он ворвался к ней в четыре утра, на ходу срывая с себя одежду и сгорая от вожделения. Позднее в тот же день он исчез снова, отправившись в погоню за некими плохими парнями, чтобы «собрать на них компромат». Вернулся он в том же маниакальном состоянии и часами просиживал за своим ноутбуком. Ей он велел не заходить к нему, потому что у него очень много работы.

В конце концов, напуганная и измученная, Зола явилась в «Рыжую кошку» и все рассказала Тодду.

Глава 4

Зола встретила их на крыльце дома и повела по лестнице наверх, в свою квартиру на втором этаже. Когда они вошли, она закрыла дверь и поблагодарила за то, что они откликнулись на ее просьбу. Девушка была сильно встревожена, почти не помнила себя от ужаса.

– Где он? – поинтересовался Марк.

– Там. – Зола кивнула в сторону коридора. – Он не пускает меня к себе и сам не выходит. Не думаю, чтобы он много спал в последние два дня. У него все время меняется настроение, сейчас он бросается на стены.

– И не принимает лекарств? – спросил Тодд.

– Судя по всему, нет, во всяком случае, не те, что из аптеки. Подозреваю, что он занимается самолечением.

Они переглянулись, каждый ожидал каких-нибудь действий от другого. Наконец Марк сказал:

– Пошли.

Они пересекли коридор, и Марк постучал в дверь.

– Горди, это Марк. Мы тут с Тоддом и Золой, хотим поговорить с тобой.

Тишина. Где-то тихим фоном звучала песня в исполнении Спрингстина.

Марк постучал снова и еще раз повторил просьбу впустить их. Музыка стихла. Кто-то оттолкнул стул или табуретку, та перевернулась и упала. Снова наступила тишина, потом щелкнул замок. Прошло несколько секунд, Марк открыл дверь.

Горди стоял посередине тесной комнаты в одних старых желтых спортивных трусах команды «Редскинз», тех самых, которые они видели на нем сто раз. Уставившись в стену, Горди не обращал на них никакого внимания; они вошли. Располагавшийся слева кухонный уголок был завален пустыми бутылками из-под спиртного и пивными банками – они громоздились в раковине и на стойке. Пол был усеян бумажными стаканчиками, использованными салфетками и обертками от сандвичей. На маленьком обеденном столе справа возвышались разнокалиберные стопки бумаг, окружавшие ноутбук и принтер. Пол под ним сплошь покрывали бумаги, файлы и разрозненные статьи, вырванные из журналов. Диван, телевизор, раскладное кресло и журнальный столик были плотно сдвинуты в один угол, словно хозяин хотел, чтобы ничто не загораживало стену.

Вся стена в соответствии с каким-то безумным замыслом была облеплена листами ватмана и десятками листов плотной и папиросной бумаги – это держалось на разноцветных кнопках или скотче. Видимо, Горди с помощью черного, синего и красного маркеров составлял нечто вроде гигантского корпоративного пазла[40], на котором вырисовывался какой-то великий заговор, ведущий к нескольким зловещим мужским лицам, располагавшимся вверху.

На эти лица и смотрел Горди. Он был бледен и изможден, сильно похудел; ничего этого Марк и Тодд не замечали в нем еще несколько недель назад, во время сессии. Горди всегда был отличным спортсменом, обожал гимнастику, но теперь от его накачанных мускулов не осталось и следа. Его светлые густые волосы, всегда бывшие предметом его особой гордости, засалились – их явно не мыли много дней. Окинув взглядом самого Горди и кавардак, творившийся в его комнате, они сразу же поняли, что их друг перешел через край. Перед ними стоял безумный художник, замкнувшийся в себе, невменяемый, погруженный в работу над каким-то гигантским полотном.

– Чему обязан? – спросил Горди, оборачиваясь и глядя на них. Глаза у него запали, щеки ввалились, лицо обросло недельной щетиной.

– Надо поговорить, – ответил Марк.

– Да, надо, – согласился он. – И говорить буду я, потому что мне есть что сказать. Теперь я все понял. Я засек этих мерзавцев, и действовать нужно быстро.

– Хорошо, Горди, – робко сказал Тодд. – Мы пришли, чтобы выслушать тебя. Что случилось?

Горди указал на диван и спокойно предложил:

– Садитесь, пожалуйста.

– Я лучше постою, Горди, если ты ничего не имеешь против, – отозвался Марк.

– Нет! – рявкнул тот. – Имею. Делайте, что я говорю, и все будет в порядке. Итак, садитесь. – Он неожиданно сердито оскалился и, казалось, был готов броситься в драку. Ни Марк, ни Тодд в драке не выстояли бы против Горди и десяти секунд. За годы учебы им довелось дважды видеть его в деле, и оба раза он очень быстро отправил противников в нокаут.

Тодд и Зола опустились на диван, а Марк подтянул себе табуретку из кухонного уголка. Все трое недоверчиво уставились на стену. Там красовалась какая-то запутанная схема с разлетающимися во все стороны стре́лками, названиями компаний, фирм, именами и цифрами, соединенными десятками разноцветных линий. Как дети, только что получившие нагоняй, они сидели смирно, сосредоточенно глядя на стену, и ждали.

Горди подошел к обеденному столу, на котором стояла наполовину опустошенная литровая бутылка текилы, налил себе в любимую кофейную чашку и стал пить глотками, как чай.

– Ты сильно похудел, Горди, – произнес Марк.

– Не заметил. Ничего, наберу. Мы собрались не для того, чтобы обсуждать мой вес. – Продолжая потягивать из чашки и даже не думая угощать друзей, он подошел к стене и указал на фотографии, располагавшиеся вверху: – Это – Великий Сатана. Зовут его Хиндс Рэкли, бывший юрисконсульт с Уолл-стрит, превратившийся в мошенника-инвестора и заработавший пока только четыре миллиарда, что в наши дни едва ли обеспечивает ему место в списке Форбс. Мелкий миллиардер; тем не менее все при нем: дом на Пятой авеню с видом на парк, большие участки земли на Лонг-Айленде, яхта, парочка самолетов, жена-трофей – все как обычно. За плечами юридическая школа Гарварда, потом несколько лет – в крупной фирме. Там он не прижился и вместе с несколькими приятелями основал собственную фирму, сожрал несколько фирм помельче там-сям и теперь владеет четырьмя юридическими фирмами, или как минимум контролирует их. Как все миллиардеры, он весьма замкнут и тщательно оберегает свою частную жизнь от посторонних глаз. Действует под прикрытием множества разных компаний. Мне удалось выявить лишь несколько, но и этого достаточно.

Горди говорил, стоя лицом к стене, спиной к слушателям. Когда он подносил к губам чашку с текилой, на его торсе четко обозначались ребра – потеря в весе казалась катастрофической. Теперь он говорил спокойно, словно разворачивал цепь фактов, открывшихся ему одному.

– Его основное «средство продвижения» – «Шайло-Сквер Файненшиал», оператор частных инвестиций, который также химичит с финансируемыми выкупами[41] и проблемными долгами[42] и ведет прочие типичные для Уолл-стрит игры. «Шайло» владеет большим ломтем «Варанда Кэпитал» – насколько большим, мы не знаем, поскольку данные о них весьма скудны, и вообще все, что связано с этим типом, обманчиво, – а «Варанда» владеет большим куском «Бейтриум-групп». Как вы знаете, «Бейтриум» наряду со многими другими компаниями владеет нашей дорогой ЮШФБ. Ею и еще тремя другими юридическими школами. Однако вы не знаете, что этой «Варанде» принадлежит некий фонд «Лекер-стрит Траст», базирующийся в Чикаго, а «Лекер-стрит», в свою очередь, принадлежат четыре коммерческие юридические школы. То есть в общей сложности – восемь.

Справа на стене располагались большие квадраты с названиями «Шайло-Сквер Файненшиал», «Варанда Кэпитал» и «Бейтриум-групп». Под ними аккуратным рядком выстроились названия восьми юридических школ: Фогги-Боттом, Мидуэст Посейдон, Галф-Коуст, Гальвестон, Банкер-Хилл, Сентрал Аризона и Стейтен-Айленд. Под каждым названием стояли цифры и что-то было написано такими маленькими печатными буквами, что прочесть с другого конца комнаты не представлялось возможным.

Горди подошел к столу, налил еще одну мерную дозу текилы, сделал глоток, вернулся к стене и стал лицом к слушателям.

– Рэкли начал собирать эти школы около десяти лет назад, постоянно, разумеется, прячась за своими многочисленными ширмами. В том, чтобы владеть юридической школой или колледжем, ничего незаконного нет, конечно, но он все равно предпочитает держать это в тайне. Полагаю, опасается, что кто-нибудь нападет на след его маленькой грязной схемы. Вот я и напал. – Он отпил еще глоток и уставился на них торжествующе сияющим взглядом. – В две тысячи шестом году светлые головы в Конгрессе решили, что любой Том, Дик и Харри должны иметь возможность существенно улучшить свою жизнь, продолжив образование. Поэтому светлые головы сказали, что любой, включая нас четверых, может занять столько денег, сколько требуется, чтобы получить диплом по той или иной профессии. Ссуды для всех, легкие деньги. На обучение, книги, даже на повседневные расходы, в любом количестве и, разумеется, под гарантии федерального правительства.

– Горди, это всем хорошо известно, – вклинился Марк.

– Благодарю, Марк. А теперь, если обещаешь сидеть тихо, я продолжу.

– Да, сэр.

– Однако не всем известно, что как только Рэкли завладел юридическими школами, всеми восемью, они начали стремительно расширяться. В две тысячи пятом году Фогги-Боттом насчитывала четыреста студентов. Ко времени нашего поступления в две тысячи одиннадцатом численность их подскочила до тысячи и до сих пор остается на этом уровне. То же самое и в других школах – в каждой из них учится в среднем по тысяче студентов. Школы покупали здания, нанимали всех недоделанных преподавателей, каких только могли найти, платили бешеные деньги административному составу, беря на службу людей с едва проходной квалификацией и, разумеется, бешено рекламируя себя. Почему? Это и есть то, что известно не всем: экономическая деятельность коммерческой юридической школы.

Сделав еще глоток, Горди перешел к правому краю стены, к листу ватмана, покрытому цифрами и вычислениями, и продолжил:

– Немного математики. Возьмем Фогги-Боттом. С каждого из нас стригут за обучение сорок пять тысяч в год, и все платят. Никаких стипендий и грантов – того, что предлагают настоящие школы, – здесь не существует. Итого сорок пять миллионов чистыми. Преподавателям платят около ста тысяч в год, что далеко от средних двухсот двадцати, которые получают педагоги в государственных школах, но все равно – золотое дно для тех клоунов, которые учат нас. Дипломированных юристов, ищущих работу, выпускают немерено, и они выстраиваются в бесконечную очередь соискателей – разумеется, лишь потому, что мечтают работать с нами, студентами. Наша школа любит хвастаться соотношением количества студентов и педагогов: десять к одному – можно подумать, что со всеми нами талантливые преподы занимаются в маленьких уютных классах, да? Помните курс по гражданскому законодательству в первом семестре? В аудиторию Стива-заики нас набивалось человек двести.

– Откуда ты разузнал про их жалованья? – перебил его Тодд.

– Поговорил с одним из них, навел справки. Он якобы читает административное право на третьем курсе, а мы его и в глаза не видели. Его выгнали два года назад за пьянство в рабочее время. Мы с ним вместе надрались, и он мне все рассказал. У меня есть свои источники, Тодд, и я знаю, что говорю.

– Ладно, ладно. Мне просто стало любопытно.

– Итак, в Фогги-Боттом числится около ста пятидесяти преподавателей, в лучшем случае на них уходит пятнадцать миллионов в год. – Горди указал на скопление цифр, которые издали сложно было разобрать. – Далее: администрация с верхнего этажа. Вы знали, что наш безграмотный декан получает восемьсот тысяч в год? Конечно, не знали. Декан Гарвардской юридической школы получает полмиллиона в год, но, с другой стороны, ему ведь не приходится поддерживать в рабочем состоянии конвейер по производству дипломов и следить за соблюдением баланса доходов и расходов. У нашего – прекрасное резюме, на бумаге смотрится отлично, он хорошо говорит, если говорит хоть что-нибудь, и показал себя преданным умельцем создавать фасад этому рэкету. Рэкли хорошо платит своим деканам и ждет, что они станут хорошо продавать мечту. Накинем еще, скажем, миллиона три на прочие раздутые зарплаты, и можно с уверенностью сказать, что администрация ежегодно обходится школе в четыре миллиона. Хорошо, проявим щедрость: пусть будет пять миллионов. Таким образом, расходы составят двадцать миллионов. В прошлом году четыре миллиона ушло на содержание школы: здание, обслуга и, конечно же, реклама. Почти два миллиона потрачено на то, чтобы заманить в ловушку еще больше одураченных душ, заставить их поступить в Ф-Б, начать занимать деньги и устремиться к блестящей адвокатской карьере. Это я знаю, потому что у меня есть друг – очень хороший хакер. Кое-что он раскопал, а кое-что – нет, и был очень впечатлен секретностью ведения дел в школе. Говорит, они прилагают неимоверные усилия, чтобы защитить свои файлы.

– Итого двадцать четыре миллиона, – сказал Марк.

– Быстро считаешь. Округлим сумму до двадцати пяти, и навар Великого Сатаны с нашей дорогой Фогги-Боттом составит двадцать миллионов. А теперь умножим эту цифру на восемь. От такой математики блевать хочется.

Горди харкнул на стену, медленно сделал очередной глоток и отошел на несколько шагов.

– Как вы думаете, каким образом Рэкли это удается? – спросил он. – Он продает мечту, а мы заглатываем наживку. Когда восемь его школ в одночасье расширились, они открыли двери всем, независимо от аттестата и результатов ВТЮВ[43]. Средний балл по тестам ВТЮВ для поступления в юридическую школу Джорджтауна, который, как мы знаем, является высококлассным университетом, – сто шестьдесят пять. В университетах Лиги плюща еще выше. Мы не знаем, каков проходной балл для поступления в Фогги-Боттом, потому что это – военная тайна. Мой хакер не сумел проникнуть в файл. Но можно с уверенностью сказать, что этот балл сильно ниже ста пятидесяти, вероятно, ближе к ста сорока. Главный порок этой порочной системы состоит в том, что никакой результат ВТЮВ не является слишком низким для приема в Ф-Б. Эти дерьмовые юридические школы берут любого, кто смог получить федеральную ссуду, а, как уже было сказано, получить ее может кто угодно. АЮА[44] и детский садик признает правомочным выдавать дипломы юристов. Не важно, насколько туп абитуриент, федеральное правительство выдаст ему ссуду, а наша школа примет его в свои объятия. Не хотелось бы обидеть никого из присутствующих, но все мы знаем, сколько баллов набрали в свое время. Мы все были тогда слишком пьяны, чтобы говорить об этом, кроме Золы, конечно, у которой, кстати, был самый высокий балл из нас четверых. Так что дипломатично предположу, что средний балл в нашей маленькой группе равняется ста сорока пяти. Исходя из статистики, шанс сдать адвокатский экзамен со ста сорока пятью баллами равен примерно пятидесяти процентам. Никто не предупреждал нас об этом, когда мы поступали, потому что на нас им наплевать, единственное, чего они хотят, – деньги. Нас обманули в первый же день, когда мы переступили этот порог.

– Ты ломишься в открытую дверь, – заметил Марк.

– А это еще не все, – парировал Горди. Потом, словно забыв об их присутствии, повернулся лицом к стене и некоторое время изучал свою схему. Его слушатели снова переглянулись, в их взглядах сквозили понимание и страх. Речь Горди приводила в уныние, хотя была интересной, но гораздо больше они были озабочены состоянием здоровья своего друга.

Тот между тем продолжил:

– В эту передрягу мы попали потому, что увидели шанс воплотить мечту – мечту, которую не могли себе позволить. Никому из нас не была по чину юридическая школа, но мы оказались в ней по собственному недомыслию. Не по нам это место, однако нас обманом заставили поверить, будто мы созданы для этой доходной профессии, сославшись на якобы необъятный рынок труда и твердо обещая работу. Вакансии, вакансии, вакансии, блестящие вакансии с жирными заработками! Действительность, однако, такова, что их не существует. В прошлом году крупные фирмы с Уолл-стрит самым талантливым студентам предлагали сто семьдесят пять тысяч в год. Здесь, в округе Колумбия, – около ста шестидесяти. Годами мы слышали об этих вакансиях и каким-то образом убедили сами себя, что одну из них сможет занять каждый из нас. Теперь нам известна правда, и заключается она в том, что имеется лишь перспектива работы с оплатой не выше пятидесяти тысяч, вроде той, что тебе, Марк, удалось найти, хотя тебе до сих пор не сообщили размер жалованья. Всё это – места в маленьких фирмах, где работа – на износ, а будущее туманно. Крупные фирмы платят сто шестьдесят плюс надбавки. А между ними – ничего нет. Ничего! Мы мучаемся на собеседованиях, стучимся во все двери, обшариваем Интернет, поэтому хорошо знаем, насколько безнадежно положение на рынке труда.

Они кивали, прежде всего – чтобы не раздражать его. Горди снова отпил глоток, перешел к левой стороне стены и указал на нее пальцем.

– А вот это – самая мерзкая часть, о которой вам ничего не известно. Рэкли владеет нью-йоркской фирмой под названием «Куинн и Вирдольяк» – вероятно, вы о ней слыхали. Я – нет. В коммерческой сфере ее называют просто «Куинн». Офисы – в шести городах, штат – около четырехсот юристов, в верхнюю сотню фирма не входит. Небольшой филиал есть и в округе Колумбия – тридцать юристов. – Горди указал на лист с размашисто написанным названием фирмы. – «Куинн» проводит главным образом финансовые операции, это их сточная канава. Она держит в руках множество дел о лишении права выкупа, о восстановлении в правах собственности, невыполнении денежных обязательств, банкротствах, выполняет коллекторские услуги – то есть все, что имеет отношение к просроченным долгам. Включая студенческие займы. «Куинн» хорошо платит, по крайней мере вначале. – Он ткнул пальцем в цветную рекламу – складывающуюся втрое брошюру, пришпиленную кнопками к стене в развернутом виде. – Я видел это четыре года назад, когда только подумывал поступать в Фогги-Боттом. Возможно, вы тоже. На ней вы видите улыбающееся лицо некоего Джареда Молсона, выпускника, который, как здесь сказано, был благополучно принят на работу в «Куинн» с начальной зарплатой сто двадцать пять тысяч долларов. Помню, я тогда подумал: ха, если Фогги-Боттом выпускает ребят, которые находят себе такую работу, тогда я тоже запишусь. И вот я нашел мистера Молсона, мы с ним выпили и побеседовали. Ему действительно предложили работу в «Куинн», но контракт не подписывали до сдачи им адвокатского экзамена. Он протрубил у них шесть лет и ушел – ушел, потому что его зарплата постоянно ползла вниз. Молсон сказал, что руководство каждый год изучало итоги работы и приходило к выводу, что расходы надо сокращать. За последний год он заработал чуть больше ста тысяч и послал фирму к черту. Он рассказал мне, что жил как бродяга, чтобы выплатить долг, а теперь продает недвижимость и еще подрабатывает таксистом. Эта фирма – настоящая соковыжималка, он этого не знал и попался под пресс пропагандистской машины Фогги-Боттом.

– И не он один, да? – вставил Тодд.

– О нет! Молсон был всего лишь одним из многих. У «Куинн» есть весьма лживый сайт, и я прочел биографии всех четырехсот их юристов. Тридцать процентов – выпускники школ Рэкли. Тридцать процентов! Таким образом, друзья мои, Рэкли нанимает этих ребят за отличные жалованья, а потом использует их улыбающиеся физиономии и истории их успеха в рекламных целях.

Горди сделал паузу, глотнул текилы и посмотрел на слушателей с самодовольной улыбкой, словно ожидал аплодисментов. Потом подошел ближе к стене и указал на черно-белую фотографию, приколотую поверх копирки и располагавшуюся прямо под портретом «Великого Сатаны», между двумя другими.

– Этот жулик – Алан Гринд, его контора базируется в Сиэтле, и он – компаньон-вкладчик «Варанды». Гринд владеет юридической фирмой, которая называется «Кинг и Росуэлл», – это еще один «субподрядчик», со штатом, насчитывающим двести юристов в пяти городах, изначально в основном на западе. – Он указал на лист, прикрепленный слева от «Куинн и Вирдольяк», на нем было крупно написано: «Кинг и Росуэлл». – Из двухсот юристов Гринда сорок пять окончили одну из восьми школ Рэкли.

Горди допил свою текилу, подошел к столу и снова наполнил чашку.

– Ты собираешься прикончить всю бутылку? – поинтересовался Марк.

– Только если мне этого захочется.

– Может, тебе притормозить?

– А может, ты не будешь соваться не в свое дело? Я не пьян, просто немного подшофе. И кто ты такой, чтобы контролировать, сколько я пью?

Марк тяжело вздохнул и оставил эту тему. Говорил Горди достаточно четко. Хотя в голове у него явно что-то заклинило. Несмотря на свой растрепанный вид, он, казалось, вполне владел собой, по крайней мере, в тот момент. Снова отступив к стене, он указал на следующую фотографию.

– Этот парень – Уолтер Болдуин, руководит в Чикаго юридической фирмой под названием «Спэнн и Тата» – триста юристов в семи городах от побережья до побережья. Работа та же, и та же любовь к выпускникам мелких юридических фирм. – Он указал на третью фотографию под портретом Рэкли. – И замыкает круг мистер Марвин Джокетти, старший партнер бруклинской юридической фирмы «Рэтлифф и Косгроув». Та же структура, та же бизнес-модель.

Горди снова приложился к текиле и с восхищением посмотрел на свою работу. Потом повернулся и обвел глазами тройку слушателей.

– Не вдаваясь в ненужные подробности того, что и так очевидно, скажу: у Рэкли под каблуком четыре юридические фирмы с одиннадцатью тысячами юристов в двадцати семи офисах по всей стране. По негласному соглашению они нанимают достаточное количество его выпускников, чтобы создать видимость их процветания и чтобы такие сосунки, как мы, рвались в его школы и приносили им кучу денег, отстегиваемых Конгрессом. – Голос его вдруг стал громким и звенящим. – Прекрасно! То, что надо! Великое жирное надувательство – и никакого риска. Если мы не выплатим свои долги, налогоплательщики раскошелятся. Рэкли присвоит доходы и взвалит на общество потери.

Внезапно он швырнул свою кофейную чашку об стену. Она отскочила от тонкого гипсокартона невредимой и покатилась по полу. Горди тяжело сполз по стене, сел и вытянул ноги. Подошвы его ступней были черными от глубоко въевшейся грязи.

Несколько секунд, пока в ушах отдавалось эхо удара, все трое не сводили глаз с Горди. Довольно долго в комнате царило молчание. Вперившись в стену, Марк переваривал услышанное. Не было никаких оснований сомневаться в достоверности изысканий Горди. Тодд тоже глазел на стену, словно увлеченный участием в заговоре. Зола смотрела на Горди, размышляя, что с ним делать.

Наконец, почти шепотом, Горди произнес:

– Мой долг, включая нынешний семестр, составляет двести семьдесят шесть тысяч. А твой, Марк?

Эти четверо достаточно хорошо знали друг друга, чтобы не таиться.

– Учитывая этот семестр, двести шестьдесят шесть тысяч, – ответил Марк.

– Тодд?

– Сто девяносто пять.

– Зола?

– Сто девяносто одна.

Горди покачал головой и рассмеялся, но не от веселья – от невозможности поверить в услышанное.

– Почти миллион. Кто, находясь в здравом уме, одолжит нам четверым миллион долларов?

В тот момент его риторический вопрос показался им абсурдным, даже забавным.

После очередного долгого молчания Горди сказал:

– У нас нет выхода. Нас заманили лживыми обещаниями, ввели в заблуждение, обжулили и засосали в эту убогую школу. Выхода нет.

Тодд медленно встал и подошел к стене. Указав в центр схемы, он спросил:

– Что такое «Заимодатели Сорванн»?

Горди издал притворный смешок и ответил:

– Заключительная часть истории. Рэкли, через еще одну компанию – а у этого парня «крыш» больше, чем у дешевого придорожного стрип-молла[45], – владеет «Сорванном», который в настоящее время является четвертым по величине частным ссудодателем для студентов. Если вы не можете получить достаточно наличных с правительства, вы идете к частникам, где – слушайте, слушайте! – процент выше, а коллекторы представляют собой мафию вроде дружины бойскаутов-волчат. «Сорванн» ссужает студентов последнего курса и имеет около девяноста миллионов в своем портфеле. Это растущая компания. Очевидно, что Рэкли почуял кровь и в частном секторе.

– А что такое «Пассант»? – поинтересовался Тодд.

Снова горький смешок. Горди медленно встал на ноги, подошел к столу, схватил бутылку и, запрокинув голову, долго пил, гримасничая и громко глотая, потом вытер губы тыльной стороной ладони и наконец сообщил:

– «Пассант» – еще одна долбаная шайка разбойников – по величине третья в стране коллекторская компания по выколачиванию студенческих долгов. Она работает по контракту с Министерством образования – «обслуживает», как они любят выражаться, студенческие долги. Речь идет о триллионе долларов, которые задолжали такие олухи, как мы с вами. «Пассант» – это банда террористов, на нее много раз подавали в суд за недопустимые методы сбора долгов. Ее солидным куском Рэкли тоже владеет. Этот человек – само зло.

Горди подошел к дивану и сел рядом с Золой. Когда он проходил мимо Марка, тот уловил резкий запах его тела. Тодд проследовал в кухонный уголок, обходя мусор, валявшийся на полу, открыл холодильник и достал из него две банки пива. Одну передал Марку, и оба щелкнули замочками. Зола, не обращая внимания на запах, поглаживала Горди по ноге.

Кивнув на стену, Марк спросил:

– Как долго ты над этим работал?

– Это не важно. Если вы готовы слушать дальше, у этой истории есть продолжение.

– С меня достаточно, – заявил Марк. – По крайней мере, на сегодня. Как насчет того, чтобы пройтись за угол и съесть пиццу? «Марио» еще открыта.

– Отличная мысль, – подхватил Тодд, но никто не шелохнулся.

Наконец Горди проговорил:

– Над моими родителями висит мой долг в девяносто тысяч, еще за колледж. Вы можете в это поверить? Они сомневались – и не без оснований – в том, что мне нужно продолжать учиться, но я сильно давил на них. Вот идиот! Отец зарабатывает пятьдесят тысяч в год, продавая оборудование для фермеров, и, кроме ипотеки, долгов у него не было, пока я не начал занимать. Мама работает в школе на полставки. Я им солгал, что у меня прекрасная работа, все в полном порядке и я справлюсь с возвратом долга. И Бренде я врал. Она думает, что мы станем жить в большом городе и я, в хорошем костюме, каждый день буду спешить на работу, чтобы пробиться наверх. Так что я прилично влип, ребята, и не вижу выхода.

– Прорвемся, Горди! – заверил Марк, но прозвучало это как-то неубедительно.

– Мы с этим справимся, – подхватил Тодд, не уточняя, что имеет в виду под «этим». Юридическую школу? Долги? Безработицу? Или нервный срыв Горди? Проблем было более чем достаточно.

И снова в комнате повисла долгая тревожная пауза. Марк и Тодд молча пили пиво.

– Как бы нам разоблачить Рэкли? – заговорил Горди. – Я подумал, не обратиться ли к какому-нибудь журналисту, одному из тех, которые пишут о юридической сфере в «Пост» или в «Джорнал». Подумывал даже о коллективном иске против этого мошенника, о тысячах молодых идиотов вроде нас, которые тоже оказались на этом тонущем корабле и с радостью выпустили бы снаряд по Рэкли, когда вскроется правда.

– Не вижу перспективы у такого иска, – откликнулся Марк. – Рэкли, конечно, состряпал блестящую мошенническую схему, но не сделал ничего такого, что преследуется по закону. Нет закона, запрещающего владеть конвейером по производству дипломов, хотя он и старается изо всех сил держать в тайне свои деяния. Его юридические фирмы имеют полное право нанимать кого пожелают. Да, методы у них подлые, бесчестные, вероломные, только этого недостаточно для иска.

– Согласен, – сказал Тодд. – Но идея устроить журналистское расследование, чтобы огреть мерзавца по башке, мне нравится.

– А помните, в Калифорнии рассматривался иск студентки к своей юридической школе в связи с невозможностью найти работу? – спросила Зола.

– Да, таких исков было несколько, – ответил Марк, – и все они оказались отклонены, кроме калифорнийского. А там жюри присяжных вынесло вердикт в пользу юридической школы.

– А я бы не стал отказываться от идеи подать иск. Это лучший способ разоблачить Рэкли. Вы представляете, какой будет скандал?

– Развлечение, конечно, было бы знатным, но он ведь не дурак, – заметил Марк. – Недаром он владеет четырьмя юридическими фирмами, черт побери. Подумайте только, какую тяжелую артиллерию он обрушит на вас. На следующие пять лет истцы погрязнут в канцелярщине.

– Да что ты знаешь об исках? – сказал Горди.

– Все. Недаром все же меня учили в Фогги-Боттом.

– Ну, тогда я завершил изложение доводов.

Квелая шутливая пикировка увяла, все уставились в пол. Наконец Тодд произнес:

– Да ладно, Горди, пойдем лучше за пиццей.

– Я никуда идти не собираюсь, но думаю, что вам, ребята, пора уходить.

– Тогда мы тоже не пойдем, – заявил Марк. – Мы остаемся здесь.

– Зачем? Мне няньки не нужны. Выметайтесь.

Тодд, стоявший во время этого разговора, подошел к дивану и посмотрел на Горди сверху вниз.

– Давай поговорим о тебе, Горди. О тебе и твоем состоянии. Ты не спишь, не ешь, не моешься. Лекарства свои ты хоть принимаешь?

– Какие лекарства?

– Да будет тебе, Горди. Мы знаем, что происходит, – вступил Марк.

Горди повернулся к Золе и рявкнул:

– Что ты им сказала?

Зола открыла рот, чтобы ответить, но Тодд перебил ее:

– Ничего. Ничего она нам не говорила, но мы не слепые, Горди, и мы твои лучшие друзья. Тебе нужна помощь.

– Я не нуждаюсь ни в каких лекарствах, – огрызнулся Горди, вскочил на ноги, оттолкнул Тодда и направился в спальню. Дойдя до двери, он заорал: – Убирайтесь отсюда!

Все трое тяжело вздохнули и переглянулись. А через несколько секунд дверь опять распахнулась, и Горди снова появился на пороге. Сграбастав бутылку с текилой, он повторил:

– Катитесь! Немедленно! – и снова исчез в спальне.

С минуту никто ничего не говорил. Зола встала, пересекла комнату и, приложив ухо к двери, прислушалась. Потом отошла и прошептала:

– Мне кажется, он плачет.

– Потрясающе, – так же шепотом отозвался Марк.

Прошла еще минута.

– Нельзя его так оставлять, – тихо произнес Тодд.

– Ни в коем случае, – согласился Марк. – Будем дежурить по очереди. Моя смена – первая, посижу тут, на диване.

– Я не уйду, – заявила Зола.

Марк обвел комнату взглядом и допил пиво, после чего негромко проговорил:

– Ладно, тебе – диван, мне – кресло. Тодд, ты будешь спать на диване у Золы. Через несколько часов поменяемся.

Тодд согласно кивнул:

– Хорошо, так будет правильно.

Он подошел к холодильнику, достал еще банку пива и вышел. Марк выключил свет и устроился в обшарпанном кожаном кресле. В нескольких футах от него, на диване, свернулась калачиком Зола.

– Ночь предстоит долгая, – прошептал Марк.

– Не надо разговаривать, – отозвалась девушка. – Стены здесь тонкие, он может услышать.

– Хорошо.

Электронный циферблат на микроволновке испускал слабый голубоватый свет, который становился ярче по мере того, как глаза привыкали к темноте. В нем обозначались тени от стола, компьютера и принтера. Хотя никто не спал, в комнате стояла мертвая тишина. Ни звука не доносилось и из спальни. Откуда-то из вестибюля внизу слышалась тихая музыка. Минут через десять Марк вынул из кармана мобильник и проверил сообщения и электронную почту. Ничего существенного. Следующие десять минут показались часом, лежать в кресле становилось все более неудобно.

Марк уставился в стену. Он не мог разглядеть фотографию Хиндса Рэкли, но у него возникло такое ощущение, будто тот самодовольно взирает на него сверху вниз. Однако Рэкли с его великой тайной паутиной не волновал его. Он тревожился о Горди. Завтра их нелегкой задачей будет отвести друга к врачу.

Глава 5

В два часа ночи Тодд бесшумно прошмыгнул в квартиру Горди и обнаружил, что Марк и Зола спят. Он потряс Марка за плечо и прошептал:

– Моя очередь.

Марк встал, размял затекшие суставы и мышцы, пересек коридор и рухнул на диван в квартире Золы.

Перед рассветом Горди вылез из кровати, натянул джинсы, свитер, носки и джинсовую куртку. Держа в руках туристические ботинки, он подошел к двери и прислушался. Он знал, что ребята у него в гостиной, ждут, когда он зашевелится. Горди тихо открыл дверь и снова прислушался, потом сделал шаг, увидел их силуэты на диване и в кресле, услышал их глубокое дыхание и тихонько направился к выходу. В конце коридора он надел ботинки и выскользнул из дома.

Когда забрезжил рассвет, Зола проснулась и села. Заметив, что дверь в спальню открыта, она спрыгнула с дивана, зажгла свет и поняла, что Горди сбежал.

– Его здесь нет! – завопила она. – Он ушел!

Тодд выбрался из кресла и прошел в спальню – маленькое квадратное пространство, где негде было спрятаться. Он обшарил ванную, заглянул в уборную и воскликнул:

– Черт! Как он сумел?

– Просто встал и ушел, – ответила Зола.

Не в силах поверить в случившееся, они долго стояли, уставившись друг на друга, потом пошли сообщить новость Марку. Втроем они сбежали по лестнице и промчались по коридору первого этажа до черного хода. На парковке стоял десяток машин, но ни одна из них не принадлежала Горди. Его маленькой «Мазды», как они и опасались, на стоянке не было. Зола позвонила ему по мобильному – разумеется, телефон не отвечал. Они вернулись в дом, заперли обе квартиры и отправились в закусочную, располагавшуюся в трех кварталах дальше по улице, где, склонившись над чашками с кофе, попытались оценить обстановку.

– Найти его в городе будет невозможно, – сказал Марк.

– Тем более что он не хочет, чтобы его нашли, – подхватил Тодд.

– Может, позвонить в полицию? – предложила Зола.

– И что сказать? Наш друг сбежал и мы боимся, что он причинит себе вред? У копов есть дела поважнее – убийства и изнасилования, случившиеся за ночь.

– А как насчет его родителей? – спросил Тодд. – Возможно, они ни сном ни духом не ведают, в каком он состоянии.

Марк покачал головой:

– Нет, если мы это сделаем, Горди возненавидит нас на всю жизнь. А кроме того, что они могут предпринять? Броситься в большой город и начать искать его?

– Это так, но у Горди где-то есть врач, то ли здесь, то ли дома. Врач, который знает его, который его лечил, назначал лекарства, который поймет, в каком он сейчас плохом состоянии. Который позаботится о Горди, раз мы его раздражаем, пока он не получает медицинской помощи.

– В этом есть смысл, – согласилась Зола. – А его врач здесь. Горди ходит к нему на прием раз в месяц.

– Ты знаешь его фамилию?

– Нет. Я пыталась выведать ее у Горди, но ничего не вышло.

– Ладно, – согласился Марк. – Но это потом, а пока нужно найти Горди.

Они пили кофе и сокрушались по поводу невозможности разыскать друга в большом городе. Официантка подошла к их столику и поинтересовалась насчет завтрака. Они отказались – ни у кого не было аппетита.

– Есть идеи? – спросил Марк, обращаясь к Золе.

Она отрицательно качнула головой:

– Толковых нет. За последнюю неделю он исчезал дважды. Первый раз сел в нью-йоркский поезд и отсутствовал три дня. Когда вернулся, особо ничего не рассказывал, сказал только, что шел по следу Великого Сатаны. Думаю, он с кем-то там, в Нью-Йорке, встречался. Потом день-другой оставался дома, бо́льшую часть времени мы были вместе. Он много пил и много спал. А потом я пришла с работы – а его опять нет. Два дня он не давал о себе знать. Это тогда он нашел того преподавателя, которого вышибли из Фогги-Боттом.

– Ты знала, чем он занимается? – спросил Тодд.

– Нет. Два дня тому назад он заперся в своей квартире и не хотел меня видеть. Наверное, именно тогда он сдвигал мебель и устраивал схему на стене.

– Насколько хорошо ты осведомлена о его состоянии? – поинтересовался Марк.

Зола глубоко вздохнула и, поколебавшись, ответила:

– Только все это между нами, ребята, понимаете? Он заставил меня поклясться, что я никому не скажу.

– Да ладно тебе, Зола, конечно, между нами, мы же заодно.

Она боязливо осмотрелась по сторонам, словно кто-то мог подслушивать, потом начала:

– В минувшем сентябре я нашла у него таблетки и спросила, от чего они. Он разговорился. Биполярное расстройство диагностировали у него еще во время учебы в колледже, но он никому об этом не сказал, даже Бренде. Правда, позднее с ней все же поделился, так что она знает. Соответствующая терапия и лекарства прекрасно держали его в форме.

– Я ничего даже не подозревал, – вставил Марк.

– И я тоже, – сказал Тодд.

– С людьми, страдающими биполярным расстройством, это бывает сплошь и рядом: в определенный момент они начинают верить, что больше не нуждаются в лекарствах. Они прекрасно себя чувствуют, и у них появляется убежденность, что они могут отлично обходиться без лечения. Таким образом, они прекращают принимать свои таблетки, состояние их стремительно ухудшается, и зачастую они прибегают к самолечению. Именно это случилось и с Горди, хотя, надо признать, у него было много и других проблем. Вся эта катавасия с юридической школой, невозможность найти работу, долги, и в довершение ко всему он почувствовал, что его настойчиво подталкивают к женитьбе. Ко Дню благодарения он уже был плох, но прилагал неимоверные усилия, чтобы скрыть это.

– Почему ты нам не сказала?

– Потому что он бы мне этого не простил. Горди считал, что сумеет быть мужчиной и справится со всем этим. И надо сказать, что бо́льшую часть времени с ним все было в порядке. Только перепады настроения стали резкими и он начал много пить.

– Тебе надо было рассказать нам, – упрекнул ее Марк.

– Я не знала, что делать. Мне никогда прежде не приходилось сталкиваться с чем-то подобным.

– Бессмысленно теперь укорять друг друга, – сказал Марку Тодд.

– Прости.

Тодд взглянул на свой мобильник и произнес:

– Уже почти восемь. От Горди никаких известий. Мне нужно к полудню быть в баре – начинается моя смена. А что вы собираетесь сегодня делать?

– Мне в десять на работу, это на несколько часов, – ответила Зола. Она временно работала в маленькой бухгалтерской фирме.

– Ну, я вернулся из дому раньше срока, чтобы начать готовиться к адвокатскому экзамену, но на самом деле мне совсем не хочется этим заниматься. Наверное, пойду в «Несс Скелтон» убивать время, подлизываясь к будущим начальникам, чтобы показать себя необходимым и значимым. Задарма, разумеется. Уверен, что для меня найдется работа в копировальной.

– Тебе, должно быть, нравится юриспруденция, – заметил Тодд. – Ну, а я совершенствуюсь в баре.

– Спасибо.

– Думаю, единственное, что нам остается, – это ждать, – заключила Зола.

Тодд расплатился за кофе, и они покинули закусочную. Едва они прошли один квартал, как у Золы завибрировал телефон. Она выхватила его из кармана, взглянула на экран и воскликнула:

– Это Горди! Он в Центральной тюрьме.


В 4.35 утра Горди был остановлен полицейским, заметившим, как некая «Мазда» зигзагами движется по Коннектикут-авеню. Горди сначала отказывался пройти тест на трезвость, но в конце концов согласился подуть в трубку. Взглянув на цифру, высветившуюся на мониторе алкотестера, офицер тут же надел на него наручники и запихнул на заднее сиденье полицейской машины. Машину Горди эвакуатор увез на городскую стоянку. В Центральной тюрьме его заставили еще раз пройти тест, результат оказался тот же. У него сняли отпечатки пальцев, сфотографировали его, зарегистрировали и бросили в камеру-вытрезвитель, где уже находилось шестеро других пьяниц. В 8 часов пристав препроводил его в маленькую комнату, выдал телефон и сообщил, что он может сделать один звонок. Горди послал эсэмэску Золе, после чего пристав, отобрав телефон, отвел его обратно в камеру.

Спустя полчаса трое друзей Горди уже прошли через металлоискатель на входе в Центральную тюрьму и были препровождены в большую комнату, где, очевидно, родственникам и друзьям передавали с рук на руки их близких после неудачной ночи. Вдоль трех стен стояли в ряд стулья с разбросанными на них журналами и газетами. За огромной стеклянной перегородкой в дальнем конце двое сотрудниц в форме заполняли какие-то бумаги. Полицейские слонялись по комнате, иногда вступая в разговор с полусонными нервничающими людьми. Их было около дюжины – родители, жены, друзья, – и у всех был испуганный беспокойный вид. Два человека в плохих костюмах, с потрепанными портфелями чувствовали себя здесь как дома. Один разговаривал с полицейским, судя по всему, хорошо ему знакомым. Другой тихо совещался о чем-то с супружеской четой средних лет. Мать плакала.

Марк, Тодд и Зола нашли свободные стулья в уголке и принялись изучать окружение. Через несколько минут Марк подошел к окошку в стеклянной перегородке и, смущенно улыбнувшись, сообщил сотруднице, что приехал за своим другом Гордоном Таннером. Та сверилась с какими-то бумагами и, кивнув на стулья, сказала, что это займет некоторое время. Марк вернулся на свое место между Золой и Тоддом.

Адвокат, болтавший с полицейским, внимательно наблюдал за ними все это время и вскоре подошел. Его костюм-тройка был сшит из блестящей ткани с бронзовым отливом. Черные туфли с узкими мысами, слегка загнувшимися кверху, начищены до блеска. Внешний вид мужчины дополняли нежно-голубая рубашка и ничему не соответствовавший бледно-зеленый галстук с туго затянутым узлом. На одном запястье у него красовались огромные золотые часы, усеянные брильянтами, на другом – два массивных золотых браслета. Напомаженные волосы зачесаны назад и заправлены за уши. Не улыбнувшись, он привычно приступил к делу.

– Вождение транспортного средства в состоянии алкогольного опьянения? – поинтересовался он.

– Да, – ответил Марк.

Адвокат уже протягивал ему свою визитку. Даррелл Кромни, поверенный в суде. Специалист по делам о вождении в пьяном виде.

Все трое получили по визитке.

– Ну, и кто же этот «счастливчик»? – спросил Даррелл.

– Наш друг, – сообщил Тодд.

– Первый раз попался? – весело поинтересовался Даррелл.

– Да, первый, – отозвался Марк.

– Сочувствую. Могу помочь. Я только этими делами и занимаюсь и знаю всех полицейских, судей, служащих, приставов и все тонкости системы. В этом деле я – лучший.

Тщательно стараясь ничем не выказать желания нанять этого типа, Марк спросил:

– Ну и что его ждет?

Даррелл проворно подтянул складной стул и сел напротив троицы. Не теряя времени, он поинтересовался:

– Как его зовут?

– Гордон Таннер.

– Так… Таннер… – Он заглянул в блокнот. – С его показателем уровня опьянения свободы маневра остается не много. Сначала вам придется выложить двести долларов, чтобы забрать его отсюда. ЛП – личная подписка. Оформление займет около часа – и он на свободе. Еще двести долларов будет стоить вызволение его машины. Она на муниципальной штрафной стоянке. Это займет с полчаса или около того. Явку в суд ему назначат примерно через неделю. И вот тут в дело вступлю я. Мой гонорар – тысяча долларов наличными.

– Права у него не отберут? – спросил Тодд.

– Нет, пока он не будет признан виновным по суду. После этого он лишится прав на год и должен будет заплатить штраф в пять тысяч. Но я могу помочь избежать кое-чего из этих неприятностей. Я мастер сделки, знаете ли. Плюс ко всему вашему другу предстоит пять ночей провести в тюрьме, и тут я тоже могу совершить маленькое чудо. Мы заменим ему заключение общественными работами. Поверьте, я знаю все ходы и выходы. А вы, ребята, учитесь или как?

– Да, мы студенты юридической школы, – ответил Марк. Какой именно, он уточнять не собирался.

– Джорджтаунской?

– Нет. Фогги-Боттом, – понизив голос, сообщил Тодд.

Кромли улыбнулся:

– Это моя школа. Окончил ее двенадцать лет назад.

Открылась дверь, и вошли еще двое обескураженных родителей. Кромли посмотрел на них взглядом голодного пса. Когда он снова повернулся к троице, Тодд уточнил:

– Значит, нам прямо сейчас нужно иметь четыре сотни наличными?

– Не четыре, а четырнадцать. Две – за поручительство, две – за машину и десять – мне.

– Хорошо, – вступила в разговор Зола, – но, может быть, у нашего друга есть какая-нибудь наличность с собой. Как бы нам узнать – сколько?

– Я могу это выяснить. Наймите меня прямо сейчас – и я сразу примусь за работу. Вашему другу нужна защита, и для этого есть я. Система наказаний за вождение в нетрезвом виде в этом городе такова, что вмиг сжует его и выплюнет.

– Послушайте, – снова заговорила Зола. – С нашим другом не все в порядке. У него… ну… есть кое-какие проблемы со здоровьем, и он не принимает нужные лекарства. Нам необходимо отвезти его к врачу.

Это Дарреллу очень понравилось! Он прищурился, словно животное, готовое к последнему, смертельному прыжку.

– Ну конечно. Как только мы вытащим его, я подам письменное ходатайство об ускоренных слушаниях. Опять же, я на короткой ноге с судьями и могу ускорить процесс. Но в этом случае гонорар, разумеется, увеличивается. Давайте не будем затягивать дело.

– Ладно, ладно, – сказал Марк, – но дайте нам время подумать.

Кромли вскочил на ноги и небрежно бросил:

– Мой номер телефона у вас есть. – После чего стремительно удалился, нашел другого полицейского и за беседой с ним принялся обозревать присутствующих в поисках новой жертвы. Глядя на него, Марк прошептал:

– Такими года через два станем и мы.

– Вот сукин сын, – произнес Тодд не так уж тихо.

– У меня есть восемьдесят долларов, – сообщила Зола. – Давайте пустим шапку по кругу.

– Я пуст, – отозвался Марк, нахмурившись. – От силы тридцать.

– Я тоже, – сказал Тодд, – но в банке у меня деньги есть. Вы, ребята, ждите здесь, а я побегу поищу банкомат.

– Отлично.

Тодд поспешно покинул комнату, которая все больше заполнялась. Марк и Зола наблюдали, как Кромли и второй адвокат обрабатывали собравшихся. Между беседами с потенциальными жертвами Кромли либо болтал с полицейским, либо звонил по мобильному. Несколько раз он удалялся куда-то, держа при этом телефон возле уха и делая вид, будто важные адвокатские дела ждут его в разных других местах. Но каждый раз возвращался все с той же определенной целью.

– Этому нас в школе не учат, – заметил Марк.

– Возможно, у него даже нет офиса, – предположила Зола.

– Смеешься? Вот он, его офис, здесь.


Через два часа после прибытия в Центральную тюрьму троица уже покидала ее вместе с Горди. Поскольку у Золы машины не имелось, а на «Бронко» Марка нельзя было положиться в городском автомобильном потоке, они набились в хэтчбек Тодда «Киа» и доехали на нем до муниципальной штрафной стоянки в Анакостии[46], неподалеку от военно-морской верфи. Горди сидел на заднем сиденье рядом с Золой, закрыв глаза и не произнося ни слова. Вообще в машине говорили мало, хотя каждому было что сказать. Марк хотел бы начать разговор с вопроса: «Ну, Горди, ты хоть отдаленно представляешь себе, как повлияет арест за вождение в нетрезвом виде на твои и без того жалкие возможности найти работу?» или: «Итак, Горди, ты отдаешь себе отчет в том, что, даже если ты сдашь адвокатский экзамен, тебя почти наверняка не допустят выступать в суде из-за судимости по поводу вождения в нетрезвом виде?».

Тодд собирался спросить у него: «Ну, Горди, куда, скажи на милость, ты направлялся в четыре часа утра, оставив после себя две пустые бутылки из-под текилы?»

Зола, куда более снисходительная, хотела бы знать: «Кто твой врач и когда ты к нему пойдешь?»

Да, сказать было что, но ничего сказано не было. Переговоры со служащим на стоянке вел Марк. Он объяснил, что мистер Таннер болен и не может в данный момент сам управлять автомобилем.

«Наверняка еще не протрезвел», – подумал служащий, это было обычным делом. Марк отстегнул 200 долларов, половину из которых достал из кошелька Горди, и подписал нужные бумаги. После этого Тодд повез Золу на работу, а Марк – Горди домой на его «Мазде».

Пока они ползли в городской пробке, Марк произнес:

– Просыпайся, Горди, давай поговорим.

– Чего ты от меня хочешь? – пробормотал тот, не открывая глаз. От него несло перегаром и немытым телом.

– Я хочу знать, кто твой врач и где находится его кабинет. Именно туда мы сейчас поедем.

– Не поедем. У меня нет врача.

– Черт побери, тебе нужен врач. Послушай, Горди, кончай врать. Мы знаем о твоем биполярном расстройстве, о докторе, или психиатре, или кого ты там посещаешь. Нам совершенно ясно, что ты перестал принимать лекарства и тебе нужна помощь.

– Кто вам это сказал?

– Зола.

– Сука.

– Прекрати, Горди. Если ты мне сейчас же не сообщишь, кто твой врач, я позвоню твоим родителям или Бренде.

– Я тебя убью.

– Прекрасно, давай я остановлю машину, и мы с тобой сразимся на ножах.

Горди глубоко вздохнул, и по всему его телу прошла дрожь. Открыв глаза, он посмотрел в окно и попросил:

– Марк, пожалуйста, перестань орать на меня. У меня выдалась тяжелая ночь.

– Хорошо. Я не буду орать, но тебе необходима помощь, Горди.

– Прошу, отвези меня домой.

– В Мартинсбург? Мне нравится эта идея.

– Черт! Нет! Не туда. Я застрелюсь. Учитывая нынешние обстоятельства, это не такая уж плохая мысль.

– Кончай, Горди. Давай поедем к тебе домой, там ты примешь хороший долгий душ. Потом, может, немного вздремнешь. Потом мы купим что-нибудь поесть, а затем я отвезу тебя к врачу.

– Вздремнуть – это хорошо. А все остальное не нужно.

Спустя минуту Марк увидел в зеркало заднего вида, что его друг вытирает слезы тыльной стороной ладони.

Глава 6

Рухнув на кровать, Горди велел Марку уходить. Марк объяснил ему, что этого не будет, и они немного поспорили. В конце концов Горди сдался, натянул одеяло на голову и заснул. Марк закрыл дверь в спальню, сел на диван и уставился на телефон. Бренда дважды звонила ему этим утром и явно паниковала. Ее дрожащий голос на голосовой почте и эсэмэски раз от разу становились все тревожнее. Она не имела никаких известий от жениха уже два дня и была готова ехать в Ди-Си. С одной стороны, Марку почти хотелось, чтобы она приехала. Ей следует знать, что происходит. Она могла взять ситуацию под свой контроль и снять этот груз с Марка и остальных. Возможно, она даже привлекла бы родителей Горди – в данный момент это не помешало бы.

Но с другой стороны, ее приезд был способен еще больше осложнить ситуацию. Никто не мог предсказать, как отреагирует Горди, если Бренда появится здесь и начнет наезжать на него. Нет сомнений, что он ополчится против Марка за то, что тот рассказал ей правду. А последнее, что требовалось сейчас Горди, это еще одна драма.

Марк вышел в коридор и позвонил Бренде. Наврал ей, будто у Горди ужасный грипп, он лежит в постели, очень заразен и пьет кучу микстур и таблеток. Но он, Марк, и Тодд не отходят от него, нянчатся с ним, и все под контролем. Если завтра его состояние не улучшится, Марк пообещал отвезти его к врачу. Не знает ли она, случайно, фамилии его врача? Нет, она не знает. Марк заверил ее, что будет звонить и докладывать о том, как развиваются события. В конце разговора Бренда сказала, что все-таки очень тревожится, поэтому еще один день подождет, но потом, если улучшение не наступит, приедет.

Марк вышагивал взад-вперед по коридору, чувствуя себя последним подонком из-за вранья и совершенно не зная, что делать дальше. Несколько раз он был близок к тому, чтобы перезвонить Бренде и рассказать правду. Если он это сделает, она будет здесь уже через два часа, и ответственность за Горди ляжет на нее. Бренда знает его лучше, чем кто бы то ни было. Они вместе с седьмого класса. Марк же знаком с Горди всего два с половиной года. Кто он такой, чтобы как какой-то выскочка вмешиваться в их проблемы? Горди необходима медицинская помощь, и его невеста, вероятно, – единственный человек, который может заставить его обратиться к врачу.

С другой стороны, если Бренда сейчас выйдет на сцену, все может стремительно полететь в тартарары. Она узнает о вождении в нетрезвом виде. Она знакома с друзьями Горди и обидится за то, что они ей лгали. Бренда может узнать про Золу – об этом страшно даже подумать. И во всем этом хаосе она может догадаться, что Горди врал ей насчет отличной работы, которая якобы ждет его по окончании Школы. Ситуация станет настолько непредсказуемой, что не поздоровится никому, особенно Горди. А главное, Горди не хотел, чтобы Бренда околачивалась рядом. Он желал разорвать помолвку, но пока не набрался духу сделать это.

Чем дольше ходил Марк по коридору, тем больше его охватывала растерянность. Отсрочка казалась самой надежной стратегией, по крайней мере в данный момент, и он решил придерживаться выдуманной им версии, пока не станет ясно, как будут разворачиваться события днем.

И вот уже перевалило за полдень, а Горди все еще пребывал в полукоматозном состоянии. Марк, стараясь не шуметь, сделал уборку в кухне, вынес на помойку три пластиковых мешка мусора, вымыл тарелки, высушил и убрал их в шкаф. Потом подмел пол и навел порядок в бумагах, разбросанных вокруг рабочего пространства, которое Горди устроил себе на обеденном столе. Он попытался расставить мебель по местам, но в одиночку сделать это тихо не представлялось возможным. Много времени Марк провел в созерцании стены, пытаясь понять связи между компаниями, фирмами и игроками империи Хиндса Рэкли. Это был впечатляющий сговор, и Марк потратил несколько часов, чтобы сложить фрагменты мозаики воедино. Но можно ли доверять исследованию Горди? Мог ли он ясно мыслить в своем нынешнем неуравновешенном состоянии?

Марк вошел в Сеть через свой мобильный и прочел все, что сумел найти, о биполярном расстройстве и депрессии. Материалов оказалось море. Около трех он услышал шум в спальне и заглянул внутрь. Слышно было, как в ванной комнате льется вода; наконец-то Горди решил принять душ. Полчаса спустя он вошел в гостиную умытый и свежевыбритый, и его густые светлые волосы выглядели так же шикарно, как и прежде. Он надел джинсы и свитер. Поглядев на Марка, Горди заявил:

– Я голоден.

– Здорово, – с улыбкой отозвался Марк.

Они прошли несколько кварталов до своей любимой закусочной и заказали сандвичи и кофе. Разговаривали мало, можно сказать, вовсе не разговаривали. Горди вступать в беседу не хотелось, и Марк его не трогал. Горди растормошил свой сандвич с беконом, салатом и помидором, отложил хлеб и стал есть бекон руками. Официантка не успевала подливать им кофе, и, судя по всему, кофеин возвращал Горди к жизни.

Набив рот чипсами, он сказал:

– Спасибо, Марк, мне уже лучше.

– Отлично. Давай закругляться, и поедем к твоему врачу.

– Нет, в этом нет никакой необходимости, Марк, я прекрасно себя чувствую.

– Непременно к врачу, Горди! Или к психиатру, или как он или она называется, черт возьми. Сейчас тебе кажется, что с тобой все хорошо, но это же изменится.

– Психиатр… одно посмешище. Терпеть не могу этого типа.

Официантка подлила им еще кофе. Горди покончил с чипсами и резко отодвинул тарелку. Он пил кофе и избегал встречаться взглядом с Марком. Наконец Марк предложил:

– Давай поговорим про вождение в нетрезвом виде?

– Не надо. Лучше прогуляемся. Мне нужно подышать свежим воздухом.

– Прекрасная мысль.

Марк расплатился кредитной карточкой, и они, покинув закусочную, медленно пошли через Дюпон-сёркл на запад, к М-стрит. Солнце стояло высоко в ясном небе – неплохая погода для долгой прогулки. Перейдя через Рок-крик, они вошли в Джорджтаун и, смешавшись с толпой, побрели по Висконсин-авеню, временами останавливаясь, чтобы поглазеть на витрины. В букинистическом магазине долго ходили по спортивному отделу. Горди раньше играл в американский футбол и лакросс в Вашингтоне и Ли и всегда был настоящим спортсменом.

О чем бы сейчас ни думал Горди, мысли свои он держал при себе. Казалось, он вел себя совершенно естественно и непринужденно и даже иногда улыбался, но все равно это был уже не тот Горди. Не ощущалось в нем прежней самонадеянности и добродушной задиристости. Он был озабочен, что неудивительно, и Марку недоставало его обычных колкостей и циничных наблюдений. Когда чуть позднее поднялся ветер, они зашли в кофейню выпить латте. Склонившись над столиком, Марк снова попытался вовлечь Горди в разговор, но тот пребывал в каком-то другом мире. Когда Горди вышел в туалет, Марк послал Тодду и Золе сообщение с последней информацией. Бренде он написал, что Горди немного лучше, но теперь от него заразились и он сам, и Тодд. Все трое совершенно больны и ухаживают друг за другом, поселившись у Горди. Грипп страшно заразный и стремительно распространяется по всей округе, так что лучше ей сюда не приезжать.

Когда они выходили из кофейни, Горди сказал, что хочет пройтись вдоль Потомака. Они перешли на другую сторону М-стрит, проследовали по Висконсин и побрели к Джорджтаунскому порту, который превратился теперь в современный район с шикарными магазинами, ресторанами и кафе. В хорошую погоду он кишел студентами и туристами, нежившимися на солнышке, но в дурную пешеходов здесь было не много. Стоя на дощатом настиле пляжного променада над замерзшей у берегов рекой, Горди, казалось, любовался видами. Справа от них виднелся Кибридж, соединяющий Джорджтаун с Росслином. Слева – остров Теодора Рузвельта и еще один мост. Неподалеку располагался Кеннеди-Центр, а вдали – мемориал Линкольна и другие монументы. Воздух у реки был ощутимо холоднее. Огромные льдины медленно плыли вниз по середине реки.

Когда Горди обернулся, Марк увидел, что тот улыбается со странным умиротворенно-довольным видом.

– Я начинаю замерзать, – сказал Марк.

– Пошли.


Когда, уже после наступления темноты, вернулись с работы Тодд и Зола, Горди снова спал, а Марк читал книжку в мягкой обложке. Очень тихо они втроем подвели итоги дня и составили план на ночь. Обсудили и вопрос о том, надо ли позвонить Бренде и рассказать ей правду, но к этому не был готов ни один из них. Особенно Зола. Насчет завтрашнего дня особых дискуссий не возникло: все сошлись на том, что необходимо найти врача. Почти бесшумно они вернули на место всю мебель и прибрали в гостиной Горди. Марку очень хотелось содрать всё со стены. Он устал смотреть на Хиндса Рэкли и его банду. Быть посвященным в их тайный сговор казалось отвратительным само по себе, но постоянно видеть их перед глазами – еще хуже. Тем не менее Тодд и Зола наложили вето на эту идею. Горди потратил столько сил на этот свой шедевр, что, если они его уничтожат, он может снова слететь с катушек.

Когда принесли пиццу, Зола проскользнула в спальню и попыталась разбудить своего друга. Но, вернувшись одна, сообщила, что он слабо реагировал на ее попытки, а если реагировал, то грубо. Они ели пиццу, пили только воду и просто убивали время. Ключи от машины Горди лежали в кармане у Марка, там они и должны были оставаться. Друзья решили разделить ночь на смены, как накануне. Золе досталась первая смена на диване. Тодд отправился в ее квартиру. А Марк прошел четыре квартала до своей и первый раз за этот день принял душ.

После того как ребята ушли и в гостиной стало тихо и темно, Зола начала эсэмэс-переписку. В дополнение ко всем бедам и без того несчастливого дня отец позвонил ей и сообщил, что иммиграционным судьей его последнее ходатайство отклонено и выдан ордер на его депортацию, депортацию его жены и Бо, неженатого брата Золы. Проведя двадцать шесть лет в США, они вынуждены будут отбыть обратно в Сенегал вместе со множеством других беженцев. Двадцать шесть лет тяжелого физического труда за гроши. Двадцать шесть лет, в течение которых они перебивались с хлеба на воду, стараясь скопить сколько можно, и соблюдали все законы, даже скорость ни разу не превысили. Двадцать шесть лет, в течение которых они привыкли считать себя американцами и были благодарны этой стране за то, что она приютила их. И вот теперь их силой возвращают в страну, которой они уже не знают и гражданами которой быть не хотят.

Зола была сильной женщиной, гордившейся своей стойкостью, но под гнетом такого количества неприятностей, какое свалилось на нее сейчас, не выдержала и закрыла глаза.


Ночью, без восемнадцати минут два, ее телефон начал жужжать и вибрировать. Он лежал в кармане джинсов и в конце концов разбудил ее. Пропущенный звонок. От Горди. Потребовалось не больше двух секунд, чтобы она поняла, что́ случилось, вскочила на ноги и бросилась в его спальню. На всякий случай она проверила и ванную, уже прекрасно зная, что его там нет, и побежала будить Тодда. И вот вторую ночь подряд все повторялось снова: они мчались вниз по лестнице в нижний коридор, потом – на парковку за домом. «Мазды» Горди там не было. Тодд позвонил Марку и сказал, что они сейчас за ним заедут. Когда они ехали в машине Тодда, пикнул мобильник Золы.

– Это он! – взволнованно воскликнула девушка. – Пишет: «Зола, я больше не могу это выносить. Выхода нет. Прости».

– Черт! Звони ему!

– Он не ответит, – сказала она, вызывая номер Горди. Номер сразу переключился на голосовую почту: «Привет! Это Горди. Оставьте сообщение». – Голосовая почта, – сообщила она Тодду. – Я ему пишу: «Горди, где ты? Мы едем за тобой».

Она ждала ответа, не сводя глаз с экрана своего телефона, потом повторила сообщение и сказала:

– Не отвечает.

– И ты совсем ничего не слышала, когда он уходил?

– Ну конечно, нет. Я правда старалась не заснуть. Наверное, у него был запасной ключ.

– Наверняка. Он собирается что-то с собой сделать.

– Не говори так!

Марк вылетел из своего дома, держа телефон возле уха и тщетно пытаясь дозвониться до Горди. Он запрыгнул на заднее сиденье и сказал:

– Ну, что теперь?

– Его ключ от машины все еще у тебя? – спросил Тодд.

– В кармане. Кто держит запасные ключи от машины, которой уже десять лет?

– А вот Горди, оказывается, держал. Он собирается совершить какую-то глупость, понимаешь?

– Самое время сейчас, – с горечью произнесла Зола. – Простите меня, ребята, я не хотела засыпа́ть.

«Две ночи подряд – одно и то же», – одновременно пришло в голову Марку и Тодду, но они ничего не сказали. Укорами делу не поможешь, а Зола и без того болезненно переживает свою вину. Если Горди вознамерился выкинуть еще какой-то номер, им его не остановить.

– Есть идеи? – спросил Тодд, не отнимая рук от руля. Никто не ответил. Все трое сидели в тягостном молчании, мотор продолжал урчать, и обогреватель гнал в салон теплый воздух.

– «Рок Крик»[47], – прервала наконец тишину Зола. – Он любил бегать по нему трусцой.

– Сомневаюсь, чтобы сегодня ему захотелось бегать трусцой. На улице двадцать градусов[48].

– Давайте проверим «Кони». Это всегда было наше любимое место, чтобы протрезветь, – предложил Марк.

– Хорошая мысль, – согласился Тодд, трогаясь с места. – Продолжайте звонить и писать ему.

«Кони» была облюбованной бездельниками и студентами круглосуточной вафельной на Девятнадцатой улице. Тодд остановил машину на углу, и Марк нырнул внутрь. Вернувшись через несколько секунд, он доложил:

– Никаких признаков того, что он тут был. У меня идея. Давайте поедем в Джорджтаун на пляжный променад. Мы с ним были там вчера днем, и это место ему, судя по всему, понравилось.

– Что ты имеешь в виду под «понравилось»? – спросил Тодд.

– Не знаю. Просто езжай туда.

Когда они поворачивали на М-стрит, у Марка зазвонил телефон.

– Черт! Это Бренда. Отвечать?

– Да! – рявкнул Тодд. – Сейчас же отвечай.

Марк нажал «ответить» и как мог бодро произнес:

– Привет, Бренда.

Она была чуть ли не в истерике.

– Марк, что происходит?! Я только что получила сообщение от Горди. Он пишет, что ему очень жаль, но выхода, мол, нет, он больше не может так жить. Что, черт побери, происходит, Марк?! Скажи мне!

– Бренда, Горди куда-то уехал на машине. Мы с Тоддом ездим, пытаемся найти его. Он перестал принимать лекарства и ведет себя как чокнутый.

– Но ты же говорил, что у него грипп, так же как у тебя.

– Он лежал в постели, ему было плохо, понимаешь? Мы были с ним, но он улизнул. Ты пыталась до него дозвониться?

– Конечно, пыталась! Почему ты не сказал мне, что он прекратил принимать таблетки? – Бренда почти визжала.

– Бренда, до вчерашнего дня я вообще не знал, что он сидит на лекарствах. Он нам никогда об этом не говорил. И ты тоже.

– Повода не было. Марк, пожалуйста, найдите его!

– Мы стараемся.

– Я приеду немедленно.

– Нет, пока не надо. Оставайся на месте, я тебе позже позвоню.

Подъехав к променаду, они припарковали машину у обочины, выбрались из нее и помчались к реке, но были остановлены охранником.

– Сэр, мы ищем друга, – объяснил ему Марк. – Он ездит на маленькой синей «Мазде», ему нужна наша помощь. Вы его не видели?

– Да кого бы сюда принесло в такое время? – ответил охранник.

– Ладно. Мы только взглянем, можно?

– Валяйте.

Они прошли вдоль променада и остановились у кромки воды, там, где Горди с Марком побывали накануне днем. Слева от них, за островом Рузвельта, на Мемориальном Арлингтонском мосту, мигали красные и синие огни полицейских машин.

Глава 7

К тому времени, когда они подъехали, три улицы, ведущие на запад от моста, были перекрыты, и машины пятились задним ходом. Тодд припарковался у поросшего травой пригорка возле эстакады, и они поспешили на место происшествия. Полдюжины машин полиции округа Колумбия беспорядочно стояли на мосту с открытыми дверями и мигающими проблесковыми маячками. У полицейских, толпившихся на мосту, попискивали рации. Двое стояли на тротуаре возле перил, вглядываясь вниз, в темную воду. Сквозь образовавшуюся пробку к мосту медленно пробивалась машина «Скорой помощи» с включенной сиреной. Не прошли они и сотни футов по мосту, как полицейский преградил им путь.

– Назад! – прорычал он. – Куда вас несет?

Они остановились, наблюдая за царившим на мосту хаосом. Через плечо полицейского, за полицейскими машинами, виднелась синяя «Мазда» Горди. Она неподвижно стояла посередине моста с включенными фарами. Водительская дверь была открыта.

– Что случилось? – спросил у копа Марк.

– Не ваше дело. Убирайтесь отсюда.

– Сэр, мы его знаем, – вмешался Тодд. – Это наш друг. Что с ним случилось?

Полицейский глубоко вздохнул и смягчился.

– Он прыгнул, ясно? Остановил здесь машину и сиганул.

Зола закричала и закрыла лицо руками. Тодд успел подхватить ее, уже падавшую. У Марка подогнулись колени, и его чуть не вырвало.

– Нет, не может быть, – с трудом выдавил он.

Полицейский положил руку Марку на плечо, кивнул налево, туда, где двое других полицейских пытались успокоить какую-то женщину средних лет, и пояснил:

– Она ехала вслед за ним, когда он остановился, и видела, как он подбежал к перилам и прыгнул. Мне очень жаль.

– Не может быть, – повторил Марк.

В нескольких футах от них Тодд отвел Золу к широкому тротуару, и она, прислонившись спиной к бетонной ограде моста и не переставая выть, тяжело осела на землю.

– Мне очень жаль, – еще раз сказал полицейский. – Мы нашли в машине бирку. Он из Восточной Виргинии, да?

– Да. Его зовут Гордон Таннер. Мы студенты.

– Идемте со мной. – Марк последовал за ним мимо группы полицейских, и они остановились за машиной Горди. Марк в ужасе смотрел на нее, беспрерывно качая головой.

– Вот здесь, – коп подвел его к ограде. Двое полицейских ручными фонарями обшаривали темные воды Потомака. К мосту направлялся быстроходный катер с синими проблесковыми огнями. – Здесь он спрыгнул, – добавил полицейский. – Там, внизу, ледяная каша. Больше двух минут никто не продержался бы.

Марк изо всех сил вглядывался в воду, катер прошел под мостом. Марк закрыл глаза и начал всхлипывать.

Детектив в длинном плаще подошел и спросил:

– Это кто?

– Его друг, он знал парня, – объяснил полицейский.

Марк посмотрел на детектива и попытался взять себя в руки.

– Мне очень жаль, сынок, – произнес тот. – Что ты можешь нам рассказать?

Марк вытер слезы, скрипнул зубами и дрожащим голосом выдавил:

– Это наш друг, у него в последнее время были неприятности. Прошлой ночью его арестовали за вождение в нетрезвом виде, и мы весь день не спускали с него глаз – боялись, что он наделает глупостей.

– А проблемы с психикой у него были?

– Нет, он просто перестал принимать лекарства. – Голос у Марка сорвался, и он снова вытер глаза. – Не могу поверить.

– Мне очень жаль, сынок, – повторил детектив. – Я детектив Суэйзи из ДПОК[49]. Вот моя визитка с номером мобильного.

Марк взял визитку и с трудом произнес:

– Спасибо.

– Мы ищем тело, это займет какое-то время, но мы его найдем. Ты знаешь его родных?

– Да.

– Откуда он?

– Из Мартинсбурга, Восточная Виргиния.

– Сможешь им позвонить? Они наверняка захотят приехать.

Это было последнее, что Марку хотелось бы делать, но он кивнул:

– Конечно. Мы можем помочь с поисками или еще с чем-то?

– Прости, сынок, вам не остается ничего, кроме как ждать. Скинь мне эсэмэской свой номер, и я позвоню, когда мы его найдем.

– Сколько времени на это уйдет?

Детектив пожал плечами:

– В таких случаях ничего нельзя предугадать заранее. Вы лучше отправляйтесь куда-нибудь, где тепло, и ждите. Я позвоню попозже и сообщу последние новости. Попроси его родных со мной связаться. И вот еще что: мы обыскали машину, но не нашли предсмертной записки. Ты знаешь, где он жил?

– Знаю.

– Хорошо. Сможешь поискать у него дома, не оставил ли он записку там? Обычно оставляют записку. Если что-нибудь найдешь, сразу позвони мне.

– Позвоню.

Суэйзи положил руку Марку на плечо и повторил:

– Мне очень жаль, сынок.

– Спасибо. – Марк направился назад по тротуару. Еще одна «Скорая» пробивалась сквозь пробку с запада, застрявшие машины продолжали осторожно пятиться задним ходом. Казалось, что вокруг вспыхивает миллион красно-синих огней. Два катера покрупнее, с мощными прожекторами, присоединились к поискам, все три судна нареза́ли круги под арками моста.

Марк с Тоддом помогли Золе подняться. Все трое окоченели от холода, но, пребывая в оцепенении от шока, ничего не чувствовали. Ребята буквально донесли Золу до машины, теперь тоже застрявшей в пробке. Тодд завел мотор, включил обогреватель, и они просто сидели, потрясенные, наблюдая за всем этим кошмаром. Зола плакала на переднем пассажирском сиденье. Тодд, привалившись к боковому окну, был похож на привидение. Марк всхлипывал, ловя воздух ртом. Прошло несколько минут, прежде чем он осознал, что у него вибрирует телефон. Наконец он вынул его из кармана и произнес:

– Бренда звонила четыре раза. Кто-то должен ей сказать.

– Этот кто-то – ты, Марк, – отозвался Тодд. – У тебя нет выбора.

– А почему ты не можешь ей позвонить?

– Потому что ты знаешь ее лучше. И звонит она тебе, а не мне.

Зажав в руке телефон, Марк ждал. Эвакуатор с желтыми фарами дюйм за дюймом пробился через замершую пробку и объехал полицейские машины. Кто-то из начальства решил, что «Скорые» не понадобятся, поэтому те уехали вместе с несколькими полицейскими автомобилями.

– Так ты будешь ей звонить? – спросил Тодд.

– Собираюсь с духом, – ответил Марк.

– Это я виновата, – всхлипнула Зола.

– Никто не виноват, и ты это прекрасно знаешь, – не слишком убедительно возразил Тодд.

– Это я сделала, – сказала она. – Это сделала я…

Желтые фары развернулись в их сторону, и они увидели, как эвакуатор двинулся обратно. Спустя некоторое время он протащил мимо машину Горди, катившуюся за ним на задних колесах. Прибыло еще несколько катеров, и вся поисковая флотилия веером расплылась к югу от моста. Полицейские расчистили две полосы в западном направлении, и пробка начала медленно рассасываться.

– Что я ей скажу? – произнес Марк. – Я не могу сказать, что он умер, потому что наверняка мы этого пока не знаем, верно?

– Он мертв, Марк, – проговорил Тодд. – Скажи ей, что он спрыгнул с моста в Потомак и сейчас ищут его тело.

– Я не смогу.

– У тебя нет выбора.

Марк набрал полные легкие воздуха, сделал долгий выдох, но не позвонил.

– Я был с ним, когда он принял это решение, – признался он. – Мы стояли на променаде, и Горди неотрывно смотрел на этот мост. А когда обернулся, у него было такое спокойное выражение лица, и он улыбался. Он тогда уже все решил, и это принесло ему покой. А я был слишком туп, чтобы понять это.

– Черт возьми, мы не играем в игру «Кто виноват»!

– Задницей могу поклясться, что Бренда укажет пальцем на виновного, и этим виновным буду я. Я врал ей весь день. А надо было сказать правду и позволить ей о нем позаботиться.

– Мы делали что могли. Не наша вина, что он сбрендил.

– Это я, я одна виновата! – пронзительно крикнула Зола. – Во всем!

– Прекрати, Зола! – сделал ей внушение Тодд.

Полицейский помахал им фонарем, веля начинать движение, и Тодд, съехав с обочины, направил машину на запад. Они медленно переезжали мост. Полицейские сгрудились на тротуаре у места, где Горди спрыгнул в воду.

– Куда мы едем? – спросил Марк.

– Не знаю.

Переехав через реку, они повернули на юг, на бульвар Джорджа Вашингтона, и покинули остров Колумбия. Тодд припарковал машину на пустой стоянке возле Мемориального парка Линдона Джонсона, расположившегося вдоль марины, на поверхности которой тихо покачивались десятки судов. Сидя в машине, они смотрели в темноту; обогреватель натужно шипел. В кармане у Марка завибрировал телефон.

– Так ты будешь ей звонить?

Марк взглянул на экран и ответил:

– Уже незачем. Она сама звонит.

Открыв заднюю дверцу, он выбрался наружу и пошел по направлению к доку. Потом, приложив телефон к уху, сказал:

– Бренда, случилось ужасное несчастье.

Глава 8

Они отвезли Золу к ней домой и уложили на диван. Марк укрыл ее пледом и расположился в изножье, согревая ей ноги руками. Тодд поставил варить кофе и, пока тот закипал, сел на пол, прислонившись спиной к дивану. Зола положила руку ему на плечо. Они долго молчали, единственным звуком в комнате было шипение и бульканье кофейника.

У Марка завибрировал телефон, он достал его из кармана.

– Это отец Бренды. – Он коснулся пальцем экрана, включив громкую связь, и ответил: – Да, доктор Карви.

– Марк, мы едем, должны быть примерно через час. Остановимся в «Мариотте», в Пентагон-сити. Можешь встретиться с нами около семи? – Голос звучал спокойно и уверенно.

– Конечно, доктор Карви. Я приеду.

– Спасибо. Я связался с детективом Суэйзи, у него есть мой номер.

– Хорошо. Увидимся в семь.

Марк дал отбой и произнес:

– Это именно то, чего мне не хватало, – иметь дело с женщиной, пребывающей в истерике.

– Я поеду с тобой, и мы не дадим себя оскорблять, – сказал Тодд.

– Конечно же, Бренда будет нас оскорблять. Она уже дважды наорала на меня. Но мы сами виноваты – потому что я лгал, потому что мы дали ему уйти, потому что не позвонили его родным, потому что не отвезли к врачу – кругом виноваты.

– Вина тут только моя, – пробормотала Зола, не открывая глаз.

– Никакой твоей вины нет, и твое имя вообще не упоминалось, – возразил Марк. – Пусть так и останется.

– Если она начнет вопить, я повернусь и уйду, – пообещал Тодд. – Я и так чувствую себя отвратительно, не хватает мне еще новой драмы, с участием Бренды и ее родителей.

– Вчера, когда мы ехали из тюрьмы, Горди пригрозил, что убьет меня, если я ей позвоню. Конечно, это было не всерьез, но мыслил он в этом направлении. Он не хотел, чтобы она знала. И отказался даже разговаривать о том, чтобы поехать к врачу. И что мы могли сделать?

– Мы это уже обсуждали, Марк. – Тодд встал и налил три чашки кофе. Было уже почти четыре часа, и все чувствовали себя физически и эмоционально обессиленными. Зола села на диван, взяла чашку и попыталась изобразить улыбку. Глаза у нее покраснели и опухли; в любой момент у нее мог случиться новый срыв.

– Я с вами, наверное, не поеду, ребята, – сказала она.

– Конечно, не поедешь, тебе нужно остаться дома и отдохнуть, – согласился Марк.

– Отличная мысль, – добавил Тодд. – Тебе вообще не следует светиться возле Бренды.

– Мы однажды встречались с ней. Она думает, что мы просто добрые друзья. Горди говорил, что она про нас не догадывается.

– Уверен, что не догадывается, – подхватил Марк, – но все же ревнует. Ей не нравилось, что Горди живет здесь, в большом городе, без нее.

Пока все пили кофе, в комнате снова царила тишина. Нарушил ее Марк.

– Ах да, – вспомнил он, – нужно поискать его предсмертную записку. Детектив просил.

– Было бы интересно, – сказал Тодд.

Они пересекли коридор, вошли в квартиру Горди и включили свет. Ничто в ней не изменилось с тех пор, как они в панике покинули ее. Записка должна была бы лежать в спальне, но они ничего не нашли.

– Какой бардак кругом, – прокомментировал Марк, оглядывая комнату.

Простыня скомкалась, обнажив часть матраса, одежда свалена на полу, на туалетном столике – две пустые бутылки.

– Я уберу здесь, когда вы уедете, – вызвалась Зола. – Уверена, что родные захотят посмотреть квартиру, в которой он жил.

Они вернулись в гостиную и стали изучать схему Горди на стене.

– Какие у кого идеи? – спросил Тодд.

– Давайте все снимем, но сохраним. Родственникам это не нужно.

Зола собрала в корзину для грязного белья простыни и одежду Горди и понесла в цокольный этаж, где располагалась прачечная, а Марк и Тодд тем временем бережно снимали со стены листы ватмана и бумаги. Фотографии Рэкли и его сообщников сложили аккуратной стопкой, чтобы вынести потом. Возле компьютера Горди Марк заметил две флэшки и, повинуясь безотчетному порыву, молча сунул их себе в карман.

В шесть они с Тоддом вышли из дома и направились в Пентагон-сити. Дороги были свободны, они прибыли в «Мариотт» уже через двадцать минут и зашли в кафе, чтобы в ожидании назначенного времени выпить по чашке кофе с булочкой. За столом они настраивали себя на предстоящую встречу.

– Наверняка она будет говорить ужасные вещи, – предположил Тодд.

– Она их уже сказала.

– Марк, мы не должны позволить смешать себя с грязью.

– Придется терпеть, Тодд, и сочувствовать. Бедная девушка только что потеряла жениха, которого обожала.

– Зато он ее не обожал, во всяком случае в последнее время.

– Она никогда об этом не узнает. Или узнает?

– Поди угадай. По словам Золы, Горди и Бренда сильно ссорились перед Рождеством. Бог весть, что он ей наплел. Мог расторгнуть помолвку.

– Он бы нам сказал. Мы его лучшие друзья, Тодд, по крайней мере здесь, в Ди-Си. Бьюсь об заклад, что свадьбу никто не отменял и Бренда продолжала мечтать о своем Великом дне. А теперь ее милый друг детства мертв.

– И как нам, по-твоему, следовало поступить? – спросил Тодд.

– Не знаю, но не уверен, что нужно было посвящать Бренду во все это. Горди спустил бы на нас всех собак, и ситуация осложнилась бы еще сильнее.

– Она и так осложнилась – хуже не бывает.

– Это правда. Ладно, пора идти.

На лифте они поднялись на третий этаж и постучали в дверь. Доктор Карви ждал и открыл сразу же. Представился негромким голосом, крепко пожал им руки, натянуто улыбнулся, что в сложившихся обстоятельствах показалось им поразительным, потом жестом пригласил войти в гостиную своего люкса и предложил кофе, от которого они отказались. Никаких следов присутствия Бренды не наблюдалось.

Горди несколько раз рассказывал им о своем будущем тесте, они знали, что семья Карви состоятельна, владеет землей и имеет деньги в банке. Доктор Карви был кардиологом, и его очень уважали в Мартинсбурге. Лет ему было около пятидесяти, голова уже сильно поседела, но подбородок оставался твердым. На нем был пиджак без галстука, одежда явно недешевая. Горди, который легко разбрасывал уничижительные замечания по поводу всех и каждого, об этом человеке никогда не сказал дурного слова.

Все расселись вокруг небольшого стола и тихо заговорили. Бренда находилась с матерью в спальне. Доктор Карви дал ей успокаивающее, и она отдыхала. Полицейские, опрашивавшие их, только что удалились. Родители Горди уже ехали и должны были прибыть в течение ближайшего часа.

– Пожалуйста, расскажите мне все, что знаете, – попросил доктор Карви.

Марк кивнул Тодду, и тот, тяжело сглотнув, начал краткий рассказ о том, что произошло за последние несколько дней. Товарища Горди по Школе, живущего в одном с ним доме, обеспокоило его странное поведение, и в поисках помощи он пришел в бар, где работает Тодд. Все вместе они явились к Горди, который уже несколько дней не выходил из квартиры. Он был в ужасном состоянии, пил, ни с кем не общался, и ему явно требовалась их помощь. Они боялись оставлять его одного, но он все равно улизнул. Когда Тодд подробно повествовал об аресте за вождение в нетрезвом виде, доктор Карви морщился и качал головой – это была первая проявленная им реакция. Продолжая рассказ Тодда, Марк поведал о том, как старался оградить Горди от опасностей весь предыдущий день. Горди отказывался говорить о своем состоянии и не назвал Марку фамилии своего врача. Он пригрозил ему, запретив звонить Бренде или его родителям. Много спал, перестал пить, и казалось, что он приходит в себя. Прошлую ночь они снова по очереди дежурили в его квартире, но ему опять удалось улизнуть. Обнаружив, что он сбежал, они запаниковали и пустились его искать. На звонки он не отвечал. Они объездили почти весь город, пока наконец не увидели аварийное освещение на мосту.

Закончив свой рассказ, Марк посмотрел на Тодда. Тот согласно кивнул. Информация была почти полной, во всяком случае, на данный момент вполне достаточной.

– Спасибо, – произнес доктор Карви. – Когда Горди приезжал домой на каникулы, у них с Брендой состоялся серьезный разговор об их будущем, как это всегда бывает у молодых людей перед свадьбой. Разговор был довольно бурным, но Бренда сказала, что они все уладили. А потом он, ни с кем не попрощавшись, уехал и вернулся сюда.

– Что-то такое мы слышали, – подтвердил Марк.

– Бренда знала, что он перестал принимать лекарства? – спросил Тодд.

– Мы узнали, что Горди страдает биполярным расстройством, всего несколько часов тому назад. Это было одной из причин их ссоры. Он старался держать свою болезнь в тайне, что неудивительно.

Марк и Тодд недоверчиво покачали головами.

– Послушайте, я знаю, что несколько часов назад Бренда наговорила вам много обидного, и мне очень жаль, что так произошло. Но она убита горем. Мы все потрясены так же, как и вы. Горди мы знаем с его детства, он практически стал членом нашей семьи.

– Не беспокойтесь, все нормально, – сказал Марк.

– Нам так жаль, доктор Карви. Мы просто не знали, что делать, и понятия не имели, что он способен на такое.

– В сложившихся обстоятельствах вы сделали все возможное, – произнес доктор Карви тоном, каким врач разговаривает, сидя у постели больного. Когда Марк и Тодд, впервые с того момента, как переступили порог этого номера, немного расслабились, доктор Карви ровным тихим голосом неожиданно обрушил на них вопрос: – У него была здесь другая девушка?

Они вздрогнули и уставились на свои руки. У Марка хватило присутствия духа, чтобы спросить:

– А если ответ – да, вы скажете об этом Бренде?

– Нет. От этого ей будет только хуже.

– Тогда зачем вам знать? – поинтересовался Тодд.

Доктор подумал немного и ответил:

– Давайте не будем об этом говорить.

– Это правильно.

Стремясь уйти, пока никто не вышел из спальни, Марк и Тодд сочли разговор оконченным и, попрощавшись, поспешно покинули отель, после чего бесцельно проехали мимо аэропорта имени Рейгана. Они тревожились о Золе, но не имели ни малейшего желания возвращаться в квартиру Горди, во всяком случае пока. Миновав Александрию, направились на юг, в какой-то момент повернули на восток, переехали реку по мосту Вудро Вильсона и припарковались у марины городка Нэшнл-Харбор. Перед ними простирался Потомак. Здесь его ширина доходила до мили, и он нес свои воды спокойно, словно ничего не случилось. Никаких признаков того, что в нем кого-то ищут. В гавани стояло два корабля береговой охраны и, ближе к аэропорту, два полицейских катера, а дальше, до самого Мемориального Арлингтонского моста, – ничего.

– Как думаешь, способны они вычислить, насколько далеко могло унести тело? – спросил Марк.

– Ты меня спрашиваешь? – отозвался Тодд.

– Я думал, ты все об этом знаешь. Разве у тебя не было в старших классах друга, который утонул?

– Ага, Джоуи Барнс. Ему было пятнадцать лет. – Постукивая пальцами по рулю, Тодд погрузился в воспоминания о старом друге. – Утопленники опускаются на дно, независимо от глубины. Если вода холодная, поиски продолжаются дольше. Когда утопленник достигает дна, начинают происходить какие-то химические реакции, которые выталкивают тело на поверхность. Все они оказываются в конце концов наверху, обычно неподалеку от места, где утонули. Правда, существует вероятность, что тело зацепится за что-нибудь на дне, тогда оно не всплывет.

Они довольно долго размышляли молча, под гул работающего обогревателя.

– Его вынесет на берег, как ты думаешь? – спросил наконец Марк.

– Его так или иначе найдут. Нужно его похоронить, попрощаться и положить конец всему этому кошмару. Не могу представить, чтобы поминальную службу проводили без тела.

– Конечно, его найдут. А потом мы его похороним. А потом придется вернуться в Школу на последний семестр.

– Я даже думать об этом не могу.

– Тодд, наша юридическая школа и есть причина смерти Горди. Если бы он в нее не поступил, сейчас с ним все было бы в порядке.

– Как и со всеми нами.

– Я не могу туда вернуться.

– Давай поговорим об этом потом. А сейчас нам надо поспать.


В начале дня доктор Карви позвонил Марку и попросил, чтобы они с Тоддом пригнали машину Горди к отелю и встретились с мистером и миссис Таннер. Ничего не могло быть хуже, но в данный момент родители Горди нуждались в них. Так второй раз за два дня они отправились на городскую штрафную стоянку, чтобы забрать маленькую синюю «Мазду» Горди. За несколько секунд до того, как спрыгнуть с моста, он заглушил двигатель и, очевидно, сунул запасной ключ зажигания в карман. К счастью, у Марка все еще оставался основной ключ от его машины. Город великодушно освободил машину от платы за эвакуацию и хранение, что сберегло им двести долларов.

Обстановка в номере Карви была хуже, чем в морге. Бренда сидела на диване между матерью и миссис Таннер, женщинами, которые, как известно, ненавидели друг друга и ссорились из-за свадебных планов. Теперь, однако, это уже было в прошлом, и обе искренне горевали.

Еще раз Марк и Тодд повторили свой мучительный парный рассказ о событиях последних дней, стараясь насколько можно отвести от себя вину. Любезность, которую доктор Карви проявил по отношению к ним во время предыдущей встречи, исчезла без следа, хотя он старался, чтобы все было спокойно. Мистер Таннер задал им много резких вопросов относительно того, что они сделали и чего не сделали. Зачем Марк лгал насчет того, что у Горди грипп? Почему они просто не позвонили им, его родителям, и не попросили помощи? Как они позволили Горди сбежать из квартиры, причем дважды? Что они предприняли, чтобы удержать его от пьянства? И так далее. Бренда почти не разговаривала. Она либо сидела, уставившись в пол, и вытирала слезы, либо смотрела на них так, словно они сами сбросили Горди с моста. Это была ужасная, мучительная встреча, и в какой-то момент все присутствующие, включая Марка и Тодда, разрыдались. Когда стало совсем невмоготу, Марк поднял руки, сказал, что с него хватит, и выскочил из номера. Тодд последовал за ним.

Они ехали молча, в подавленном состоянии, так как понимали, что родные и близкие Горди всегда будут считать их ответственными за его смерть. Но при этом и чувствовали гнев от того, что на них возложили вину. Конечно, теперь, задним числом, легко рассуждать, что они сделали и чего не сделали, и критиковать их решения. А правда состояла в том, что Горди был болен и они сделали все, что могли, чтобы помочь ему.

Имя Золы не было упомянуто ни разу.

Глава 9

Ожидание казалось невыносимым. Тодд, чтобы убить время, отправился на несколько часов в бар, поработать. Марк и Зола пошли в кино. Все трое вздрагивали каждый раз, когда начинал вибрировать мобильный, однако никаких новостей о поисках тела все не было. Постоянно заглядывали однокашники по юридической школе, жаждавшие узнать последние новости. Соцсети гудели сплетнями. Электронная версия газеты «Пост» сообщала новости онлайн.

После работы Тодд, прихватив шесть банок пива в упаковке, явился в квартиру Золы, и они заказали пиццу. Пока они ее ели, Зола поведала ребятам о своих родителях и брате. Около полудня их увезли в Пенсильванию, в центр временного содержания иммигрантов. Вооруженные агенты службы иммиграции и таможенного контроля – СИТК – дали им один час, чтобы собрать самое необходимое из одежды и личных принадлежностей, сколько они сумеют унести, и – в наручниках – затолкали в фургон вместе с четырьмя другими беженцами. Отец звонил из центра временного содержания, сказал, что там намного лучше, чем в тюрьме. Он понятия не имел, как долго их там продержат перед высылкой обратно в Сенегал.

Марк и Тодд были шокированы ее рассказом и пришли в ярость. Особенно жестоким показалось то, как мало времени дали родителям Золы на сборы. Зола и так была на грани безумия из-за самоубийства друга, а тут еще и это. Они решили держаться вместе и к полуночи наконец заснули. Зола – в своей кровати, Марк – на диване, Тодд – в кресле рядом с ним.


Рано утром, когда все трое пили кофе, пытаясь освободиться от оплетавшей их паутины тяжелого сна, в коридоре послышались голоса – там происходило какое-то движение. Марк приоткрыл дверь, и они прислушались.

В квартире Горди находились доктор Карви, Бренда и чета Таннеров. Они нашли ее безупречно чистой: посуда вымыта и расставлена в кухонном шкафу, холодильник очищен от протухшей еды, нигде ни капли спиртного. В гостиной все лежало на своих местах, пол вымыт, бумаги в рабочем уголке, устроенном на обеденном столе, аккуратно сложены. Кровать в спальне идеально застелена. Вся одежда выстирана и убрана в шкаф. На туалетном столике красовался большой фотопортрет Бренды в рамке, тот самый, который обычно лежал у Горди в ящике стола. В ванной все полотенца были сложены стопками. Пол, унитаз, душ и туалетные принадлежности практически сияли. В аптечке – никаких следов таблеток. Пришедшие должны были увидеть, что Горди не пожалел времени, чтобы все тщательно прибрать, прежде чем покинуть квартиру.

И вдруг Бренда сорвалась. Она упала на диван и разрыдалась, а отец, сев рядом, успокаивал ее, поглаживая по колену. Находясь в квартире напротив, трое друзей прислушивались к происходившему в жутковатом молчании.

Таннеры решили, что пока стоит ограничиться беглым осмотром. Позднее они вернутся, чтобы забрать вещи сына. Они заперли дверь и все вместе удалились. Из окна коридора на втором этаже троица наблюдала за тем, как они отъезжают, и испытывала болезненно-острую жалость к ним.


Был понедельник, 6 января. Занятия возобновлялись через неделю, но трое друзей и не думали о них. И хотя свое первое посещение Центра временного содержания иммигрантов они не рассматривали как увлекательное путешествие, им было необходимо уехать из города. Зола позвонила на работу и сказалась больной, а Тодд взял отгул в «Старой рыжей кошке». Выехав из Ди-Си еще до полудня, они направились на север. Чтобы не видеть Потомака, Тодд поехал по Коннектикут-авеню, а потом – через Чеви Чейз и Мэриленд. Первые полчаса все молчали. Сидевшая на переднем пассажирском сиденье Зола была подавлена и безучастно смотрела в окно. Тодд время от времени потягивал кофе из высокого картонного стакана и крутил ручку приемника, пытаясь поймать что-нибудь подходящее. В конце концов он остановился на «Старом радио», но приглушил звук.

На заднем сиденье Марк, пролистав какие-то бумаги, извлек газету, нашел в ней нужную статью и приступил:

– Согласно газете «Пост», Служба иммиграции и таможенного контроля располагает пятнадцатью центрами временного содержания по всей стране, в которых ежедневно находится около тридцати пяти тысяч человек. В прошлом году СИТК задержала более четырехсот тысяч человек, работавших без документов, и приблизительно столько же депортировала, причем высылка каждого обошлась в двадцать тысяч долларов. В целом система содержания под стражей подлежащих депортации съедает более двух миллиардов долларов в год. Это самая обширная система подобного рода в мире. В дополнение к пятнадцати центрам содержания, находящимся в ве́дении СИТК, федералы имеют соглашение с сотней окружных тюрем, с центрами содержания несовершеннолетних и тюрьмами штатов о содержании их «клиентов», которое обходится в примерно полторы сотни долларов в день на каждого или 350 долларов на семью. Две трети всех подобных заведений управляются частными компаниями. Чем больше людей в них содержится, тем больше денег они зарабатывают. Национальная безопасность, которой подчиняется СИТК, располагает квотой, которая выделяется Конгрессом. Ни один другой правоохранительный орган не работает по системе квот.

– И условия содержания там ужасные, – произнесла Зола так, словно знала больше, чем Марк.

– Это правда. Поскольку не существует независимого контроля над этими заведениями, лица, содержащиеся в них, зачастую подвергаются жестокому обращению, включая долгосрочное одиночное заключение, неоказание должной медицинской помощи и плохое питание. Эти люди беззащитны и уязвимы перед лицом жестокого обращения, даже насилия. В прошлом году сто пятьдесят человек умерли в заточении. Лиц, подлежащих депортации, нередко содержат вместе с опасными преступниками. Во многих случаях им не предоставляют юридической помощи. На бумаге в СИТК существуют официальные стандарты условий содержания, но на самом деле они не обеспечены правовыми санкциями. Эти заведения практически не отчитываются в том, как тратят федеральные средства. Если говорить начистоту, за ними вообще никто не надзирает, и всем на них наплевать, кроме, конечно, самих содержащихся под стражей и их родственников. Это всеми забытые люди.

– Хватит, – прервала его Зола.

– Да, довольно, – поддержал ее Тодд. – Почему мы вообще об этом заговорили?

– А о чем бы ты хотел поговорить? – ответил вопросом на вопрос Марк. – О Горди? О Бренде? О нашей юридической школе? Занятия начинаются через неделю, я жду не дождусь.

На время разговор прервался. Марк листал еще какие-то статьи и мурлыкал себе под нос, подпевая «Старому радио». Наконец он спросил:

– Ну, Зола, а о твоей семье мы можем поговорить?

– Конечно.

– Почему они уехали из Сенегала?

– Мои родители никогда особо не распространялись о своей стране. Они радовались, что находятся вдали от нее, и были полны решимости вести новую жизнь здесь. Становясь старше, я задавала им вопросы, но получала обычно уклончивые ответы. Мой отец работал в чем-то вроде фермерского кооператива, и у него возникли какие-то сложности с руководством. Он нажил себе несколько врагов, потерял работу и счел за лучшее бежать. Его всегда ужасала перспектива возвращения. Бо́льшая часть его семьи рассеяна, и на родине его не ждет ничего, кроме неприятностей. Отец боится, что подвергнется преследованиям, если вернется.

– А твои братья?

– Старший, Сори, женился на американке и живет в Калифорнии. Его жена не мусульманка, и поэтому отец не хочет его знать. Младший – мы для краткости зовем его Бо – родился еще в Сенегале, поэтому над ним тоже нависает опасность. Он не женат и очень религиозен.

– Я думал, что политика СИТК состоит в том, чтобы не разделять семьи, – заметил Тодд.

– Возможно, где-то такое и записано, – отозвался Марк, – но на практике никто этому принципу не следует. Вчера вечером я прочел статью о семье из Камеруна – родители с пятерыми детьми жили в квартире в Бронксе. Однажды ночью агенты СИТК высадили дверь, схватили отца и выслали его на пароходе обратно в Африку. У матери тоже нет документов, и они с детьми живут в страхе, что и за ней придут. Вы только представьте: дети родились уже здесь, как Зола, поэтому они могут оказаться оторванными от обоих родителей. Когда представителям СИТК задали вопрос об этом, кто-то из них ответил нечто вроде: «В штате Нью-Йорк существует прекрасная система патронажного воспитания». Вы можете в такое поверить?

– Я бы лучше поговорила о Школе, – сказала Зола.

– А я – нет, – сообщил Марк. – Я не могу туда вернуться. Вы что, ребята, собираетесь снова пойти на занятия в понедельник?

– А что ты предлагаешь, Марк? – огрызнулась Зола. – Если ты бросишь Школу – потеряешь работу. Нельзя же бросать учебу за один семестр до окончания.

– Работу я получу, только если сдам адвокатский экзамен, что в настоящее время представляется невозможным. Сейчас я недостаточно стабилен умственно и эмоционально, чтобы продираться сквозь дополнительные курсы подготовки к адвокатскому экзамену. А ты, Тодд?

– Меня тошнит при одной мысли об этом.

– До экзамена еще семь месяцев, – заметила Зола.

– И почему мы не можем послать к черту этот семестр на некоторое время? – поинтересовался Тодд.

– Потому что в таком случае акулы-заимодатели съедят нас с потрохами на обед, – ответила Зола. – Как только мы окажемся за пределами Школы, нам придется начать выплачивать долг. Может, какая-то лазейка тут и есть, но сомневаюсь, что нам удастся ее найти.

– Да, на такое везение рассчитывать не приходится.

– Давайте поговорим о чем-нибудь другом, – предложила Зола.

– Ладно, только вот темы иссякли, – сказал Марк.

Снова последовало долгое молчание, которое опять нарушил Марк:

– Ладно, я должен кое в чем признаться. Когда мы делали уборку в квартире Горди, я нашел возле его компьютера две флэшки и забрал их, полагая, что ни его родителям, ни Бренде они ни к чему. Вчера я просмотрел их и обнаружил нечто, не имеющее отношения к его самоубийству. Он действительно напал на некий след.

– Рэкли?

– Да, но не только. Вы, ребята, следили за скандалом со Свифт-банком?

– Я видела какие-то заголовки, – неуверенно припомнила Зола.

– А я – нет, у меня своих проблем по горло, – ответил Тодд.

– Свифт-банк сегодня занимает девятое место в рейтинге национальных банков по всей стране. Несколько лет назад они из кожи вон лезли, пытаясь обрести репутацию банка, слишком большого, чтобы рухнуть, но федеральные власти сказали – нет. К сожалению, банк не рухнул, а с тех пор добился успехов. Он по уши увяз в мошенничестве с субстандартными ипотечными кредитами[50] и имеет богатую историю афер и коррупции. Это по-настоящему грязная компания, вовлеченная практически во все виды операций недорогого сегмента и в то же время тратящая массу средств на рекламу, потому что хочет стать, как говорится, «вашим банком по соседству».

– Да, мы видели их рекламу, – заметил Тодд.

– Отлично. Так вот, Горди думает, точнее, думал, что Рэкли владеет существенной частью Свифта. Насколько существенной, он не знал, потому что Рэкли по обычаю действовал за спиной подставных компаний, большинство которых являются оффшорными. Эти подставные компании медленно и втихую скупали акции Свифта, никогда не превышая пяти процентов на аквизиционные расходы. Как мы знаем, они обязаны регистрироваться в Комиссии по ценным бумагам и биржам. Горди напал на след трех самостоятельных и на первый взгляд не связанных между собой подставных компаний, владеющих в общей сложности двенадцатью процентами Свифта. Их текущая стоимость – около четырех миллиардов, что делает Рэкли самым крупным держателем акций, но это он хотел бы сохранить в тайне.

– Ну да, без шума. И что нам это дает? – поинтересовался Тодд.

– Не уверен, что это нам что-нибудь дает, но чтение занятное, а поскольку у нас нет согласия насчет другой темы для разговора, я просто болтаю о Свифт-банке и Хиндсе Рэкли. Есть возражения? Отлично, тогда я продолжу. Около месяца назад Свифт попал на первые полосы газет в связи с очередным скандалом. Здесь нет ничего нового для мошенников, но на этот раз они, вероятно, сами себя перехитрили. Предположим, Тодд, что ты идешь в свое местное отделение Свифта и открываешь там обычный текущий банковский счет. Ты кладешь на него тысячу долларов, получаешь временную чековую книжку, все прекрасно, и тебе очень нравится хорошенькая, супервежливая девушка – менеджер по работе с клиентами. Но как только ты выходишь за дверь, она превращается в гнусную сучку и открывает на твое имя еще несколько счетов: сберегательный счет, или два, депозитный счет денежного рынка[51], оформляет кредитную карту, дебетовую карту[52], а может, и брокерский счет[53]. Вместо одного счета в Свифт-банке ты получаешь семь. А она, славная девчушка, получает бонус и похвалу. Ты ничего не знаешь о шести своих других счетах, но старый добрый Свифт сдирает с тебя несколько дополнительных долларов каждый месяц в виде платы за обслуживание таинственных счетов.

– Откуда это известно?

– От нее же. Оказалось, что всех менеджеров по работе с клиентами, от побережья до побережья, в Свифте учат бесчестным методам навязывать клиентам дополнительные, ненужные им счета, а если те отказываются, то все равно открывают эти дополнительные счета. Миллионы счетов. Вот твоя знакомая девушка и несколько других и дали сигнал тревоги. Они утверждали, что на них оказывали невыносимое давление с самого верха, заставляя открывать ненужные клиентам счета. Теперь весь банк трясут как грушу, и на следующей неделе состоятся слушания в Конгрессе по данному поводу.

– Надеюсь, все это правда, хотя бы из-за Рэкли, – заметил Тодд.

– И будет судебный процесс? – спросила Зола.

– Конечно. Адвокаты истцов пребывают в страшном ажиотаже. Уже подано два коллективных иска, ожидаются и другие. Пострадавших может быть около миллиона.

– Жаль, что у меня деньги не в Свифте, – сказал Тодд. – С удовольствием вставил бы фитиль этому гаду.

– Он и так глубоко вонзил в нас свои когти.

– Давайте поговорим о чем-нибудь другом, – попросила Зола.

Глава 10

Бардтаунский федеральный центр временного содержания находился в изолированной долине, в трех милях от федеральной автострады 99 и в двадцати милях от Алтуны. Если поблизости и имелся какой-то городок, то его не было видно. Ведущая к нему дорога была широкой, асфальтированной и шла под уклон, это открывало подъезжающим панорамный вид на заведение. Перед ними простирался комплекс похожих на коробки зданий с плоскими крышами, очень напоминающих школьные автоприцепы, которыми пользуются в школах с большим количеством учеников. Двойная линия высокого сетчатого забора огораживала выстроенные рядами здания аккуратным квадратом. Поверху была пропущена широкая спираль из колючей проволоки, придававшая всему заведению зловещий вид тюрьмы.

Притормаживая машину, Тодд произнес:

– Похоже на старые черно-белые изображения Освенцима.

– Спасибо, Тодд, – поблагодарила Зола.

Место производило гнетущее впечатление, и Зола не могла сдержать своих чувств. Когда Тодд въезжал на усыпанную гравием стоянку, она плакала. Несколько минут они сидели в машине, глядя на двухэтажное здание впереди – очевидно, в нем им следовало отметиться. Оно тоже имело плоскую крышу и казалось сделанным из облицовочных щитов. Вообще создавалось впечатление, что все это построено за один день.

– Ну, пошли, – сказала наконец Зола, и они направились к входной двери. Временная табличка рядом с ней гласила: «Бардтаунский ФЦВС[54] СИТК. Отдел по содержанию и депортации МВБ[55]. Административное здание».

Глядя на табличку, Тодд пробормотал:

– Какой-то суп из букв.

На что Марк заметил:

– Надеюсь, им известно также и что такое АСЗГС[56].

Войдя в дверь, они оказались в просторном холле. Никаких указателей здесь не было, поэтому Марк остановил полного молодого человека в форме.

– Простите, сэр, а где здесь место приема посетителей?

– Какого рода посетителей?

– Ну, мы бы хотели поговорить с одним из ваших обитателей.

– Они называются задержанными.

– Хорошо, мы бы хотели повидаться с одним из ваших задержанных.

Молодой человек нехотя указал на коридор и пояснил:

– Поищите там.

– Большое спасибо.

Они двинулись по широкому коридору, озираясь в поисках указателя, который помог бы определить, какова процедура посещений. Как во всяком федеральном учреждении, здесь было множество служащих в разных униформах. Крепкие молодые люди, важно расхаживавшие с пистолетами на поясе и написанной крупными буквами на спинках курток аббревиатурой СИТК. Клерки в белых рубашках с галстуками и с вышитыми золотыми нитками эмблемами на карманах. Полицейские, выглядевшие как типичные сельские помощники шерифа.

Друзья подошли к стойке, за которой сидели три женщины. Одна перекладывала какие-то бумаги, две другие наслаждались перекусом.

– Простите, я приехала повидать своих родителей, – обратилась к ним Зола.

– А кто ваши родители? – поинтересовалась та, которая занималась бумагами.

– Их фамилия Маал. Отца зовут Абду, маму – Фанта. Ма-ал.

– Откуда они?

– Они из Нью-Джерси, но родом из Сенегала. Их увезли вчера.

– А! Так они задержанные?

Марк прикусил язык, чтобы не выкрикнуть: «Конечно, они задержанные, иначе зачем бы мы сюда притащились?!», но посмотрел на Тодда и сдержался.

– Да, – вежливо ответила Зола.

– У вас есть разрешение на свидание?

– Э-э… Нет, но мы ехали на машине два часа, чтобы повидаться с ними.

Сотрудница, занимавшаяся бумагами, покачала головой. Одна из двух перекусывавших отложила свое шоколадное пирожное и застучала по клавишам, другая, белая женщина постарше, сообщила:

– Они еще не оформлены.

Судя по интонации, предполагалось, что разговор на этом закончен.

– Хорошо, тогда, пожалуйста, оформите их, – попросила Зола.

– Это будет сделано в свое время, а пока вы не можете встретиться с ними.

– Вы, наверное, шутите? – спросила Зола.

– Мне очень жаль, – без малейшего намека на сочувствие ответила сотрудница.

– А как же вы можете держать их здесь, если они не оформлены? – осведомилась Зола.

Сотрудница номер один, чернокожая женщина средних лет, презрительно посмотрела на нее, словно с удовольствием поставила бы ее на место, и твердо объявила:

– У нас свои правила.

Марк и Тодд двинулись к стойке. На Тодде были джинсы, кроссовки и старая кожаная куртка. Марк в этот раз был одет чуть лучше – в брюки цвета хаки, походные ботинки и утепленную куртку. Тодд кивнул Марку, и тот, склонившись над стойкой, громко произнес:

– Послушайте, я ее адвокат. Она американская гражданка и имеет право повидаться со своими родителями. Мы ехали сюда два часа, и вы не можете отказать ей в свидании. Ее родителей и брата увезли вчера и собираются выслать обратно в Африку. Она может больше никогда их не увидеть.

Третья служащая перестала жевать, вторая – стучать по клавишам, первая отпрянула назад и сдавленно проговорила:

– Боюсь, вам придется побеседовать с инспектором.

– Прекрасно! – воскликнул Марк. – Давайте его сюда!

Повышенные голоса привлекли внимание, и к ним подошли два агента СИТК. Один из них, Гибсон, как значилось на жетоне, спросил:

– Какие-то проблемы?

– Да, проблемы, черт возьми! – рявкнул Марк. – Моя клиентка приехала из самого Вашингтона, чтобы повидаться со своими родственниками в последний раз, перед тем как их депортируют в Сенегал. А нам заявляют, что она не может этого сделать из-за какой-то канцелярской волокиты.

Охранники посмотрели на женщин за стойкой. Первая сказала:

– Вы ведь знаете правила. Никаких посетителей, пока задержанные не будут оформлены.

Гибсон перевел взгляд обратно на Марка:

– Ну, вот видите. Правила есть правила.

– Могу я повидаться с инспектором? – громко и решительно спросил Марк.

– Вы можете прекратить орать, вот что вы можете, – сообщил агент и сделал шаг навстречу Марку, готовый применить силу. Еще два агента подтянулись ближе, чтобы оказать поддержку коллеге.

– Просто дайте мне поговорить с инспектором, – повторил Марк.

– Мне не нравится ваш тон, – сказал Гибсон.

– А мне – ваш. И при чем тут тон? Почему вы не можете позволить моей клиентке встретиться с семьей? Черт, их же скоро депортируют. Она может больше никогда в жизни их не увидеть.

– Если их собираются депортировать, значит, так решил судья. А если вам его решение не нравится, идите и поговорите с ним.

– Вот теперь, когда вы упомянули судью, вы вступили в мою игру. Завтра утром я первым делом подам на вас иск в федеральный суд. Как ваше имя, Гибсон? – Марк шагнул к нему и уставился на жетон. – Эм Гибсон. Могу я узнать, как расшифровывается это «Эм»?

– Моррис.

– Отлично, Моррис Гибсон. Тодд, запиши.

Тодд достал ручку, взял со стойки лист бумаги и записал. Марк посмотрел на другого агента СИТК и спросил:

– А ваше имя?

– Для чего вам знать мое имя? – самодовольно ухмыльнулся агент.

– Для судебного иска, сэр, я не могу подать иск против вас, не зная вашего имени.

– Джерри Данлап.

Марк резко развернулся и уставился на трех женщин за стойкой, которые, казалось, окаменели.

– Ваше имя? – рявкнул он первой из них.

Она опустила глаза на бейдж, приколотый к ее левому карману, словно хотела проверить себя, и ответила:

– Филлис Браун.

Тодд записал и ее имя.

– А ваше? – обратился Марк ко второй женщине.

– Дебби Акенбург.

– По буквам, пожалуйста, – попросил Тодд.

Женщина продиктовала свою фамилию по буквам. Марк перевел взгляд на третью служащую.

– А ваше?

С дрожью в голосе та тихо ответила:

– Кэрол Мотт.

Обернувшись, Марк заметил, что еще четыре агента СИТК наблюдают за дискуссией, и поинтересовался:

– Кто-нибудь из вас, ребята, желает поучаствовать? Первым делом завтра утром я подам иск в федеральный суд. Вам придется нанять адвокатов, минимум по одному на каждого, и я сделаю так, что суд растянется на следующие два года. Ну, есть желающие?

Четверка дружно, в ногу, отступила назад.

Мужчина в гражданском костюме обогнул стойку и сердито спросил:

– Что, черт возьми, здесь происходит?

Марк шагнул ему навстречу и громко произнес:

– Я выясняю имена ваших сотрудников для федерального судебного иска. Вы инспектор?

– Да, – гордо ответил мужчина.

– Прекрасно. Ваше имя?

– Какого черта? Кто вы такой?

– Марк Фрейзер из вашингтонской фирмы «Несс Скелтон». Я адвокат Золы Маал, вот этой дамы. Мы приехали из округа Колумбия, чтобы она повидалась со своей семьей. Она американская гражданка и имеет право встретиться с родными, прежде чем их депортируют. Ваше имя, будьте любезны.

– Джордж Маклуэйн.

– Благодарю. И вы здесь главный начальник?

– Да.

Тодд продолжал записывать имена. Марк выхватил из кармана мобильник и сделал вид, будто кому-то звонит, а потом, не сводя глаз с Маклуэйна, произнес:

– Привет, Келли, это Марк. Соедини меня с Кинси из отдела судебных тяжб, немедленно. Скажи, что дело не терпит отлагательств. – Пауза. – Мне наплевать, что он на совещании. Позови его сейчас же! – Еще одна, более долгая пауза, во время которой Марк подошел к третьему агенту СИТК, стоявшему ближе других, и гаркнул Тодду через его плечо: – Добавь к списку Тэ Уотсона. – Потом, обращаясь к агенту, спросил: – Тэ – это что означает?

Уотсон испуганно огляделся вокруг и перенес вес тела с одной ноги на другую.

– Ну же, мистер Уотсон, вы не знаете своего имени?

– Трэвис.

– Молодец. Добавь к списку Трэвиса Уотсона.

Тодд записал. Зола сделала шаг назад, подальше от Уотсона. Вернувшись к телефонному разговору, Марк продолжил:

– Да, Кинси, слушай: я нахожусь в Бардтаунском центре временного содержания, здесь нашей клиентке отказывают в праве повидать свою семью. Я хочу, чтобы ты срочно подготовил иск и подал его как можно скорей. Диктую тебе имена ответчиков. – Он снова сделал паузу, якобы слушая, что ему отвечают. – Правильно. Начни с внутренней безопасности и СИТК и добавь имена… подожди секунду… – Он указал на трех женщин-служащих, трех агентов СИТК и Маклуэйна, – …семи из них персонально. – Взглянув на остальных агентов, он уточнил: – Никто из вас не желает присоединиться? – Те отступили еще дальше. – Кажется, нет. Хорошо. Сделай все побыстрее, Кинси. – Опять пауза. Гибсон и Уотсон испуганно зыркнули на Маклуэйна. Женщины стояли, в страхе вытаращив глаза и боясь пошевелиться. Вернувшись снова к телефонному разговору, Марк добавил: – Отлично! Отправь иск сегодня же по Интернету. Восточный округ Пенсильвании, федеральный суд. И проследи, чтобы судьей был назначен Бакстер. Уж он выдаст им по полной. Перезвони мне через десять минут.

Марк дал отбой и, положив телефон в карман, обратился к Маклуэйну:

– Я предъявлю каждому из вас персонально иск за материальный ущерб, и когда я зарегистрирую иски в суде, получу судебный приказ о наложении ареста на ваши зарплаты и ваши дома. – Развернувшись, он рявкнул Тодду: – Дай мне список.

Зола и Тодд последовали за ним к стульям, расставленным вдоль стены, сели, а Марк снова достал телефон. Держа перед глазами список Тодда, он продиктовал неизвестно кому семь имен.

Наконец Маклуэйн заставил себя пошевелиться. Он сделал глубокий вдох, длинный выдох, подошел к ним и с деланой улыбкой произнес:

– Послушайте, может, мы сами как-нибудь сумеем решить эту проблему?


Двадцать минут спустя агент Гибсон завел их в маленькую комнату в глубине административного здания и велел ждать. Когда они остались одни, Тодд сказал:

– Ты чокнутый, Марк, ты это знаешь?

– Но ведь сработало же, – отозвался Марк с самодовольной ухмылкой.

Зола сдавленно хихикнула:

– Не хотела бы я, чтобы ты возбудил дело против меня.

– Кому она нужна, эта лицензия на адвокатскую практику?

– Однако, практикуя без лицензии, ты рискуешь навлечь на себя неприятности, – напомнил Тодд.

– Ты думаешь, эти придурки собираются звонить в коллегию адвокатов округа Колумбия и проверять?

Зола открыла свою внушительную сумку, достала хиджаб и стала у них на глазах надевать его так, чтобы он закрывал голову и плечи.

– Считается, что я всегда должна носить его в присутствии мужчин, не являющихся моими родственниками, – объяснила она.

– Какая правоверная мусульманочка, – заметил Тодд. – И платье надела длинное, а не облегающие джинсы, которыми мы восхищаемся уже не один год.

– Какие джинсы? Это самое меньшее, что я могу сделать для родителей, с которыми, вероятно, не увижусь еще очень долго.

– Какая сообразительная девочка, – сказал Марк.

– Да, я сообразительная, только, ради бога, ничего не ляпни, ладно? Мой отец очень подозрителен.

– Ты выглядишь образцово непорочной, – заверил ее Тодд.

– Ладно, кончай, – велела Зола.

Дверь открылась. В комнату один за другим робко вошли родители Золы и ее брат. Ее мать, Фанта, бросилась к ней, они обнялись и обе расплакались. Потом Зола обнялась с отцом, Абду, и братом Бо, и только после этого повернулась к Марку с Тоддом, представила их как однокашников по юридической школе и объяснила, что они привезли ее на машине из Вашингтона. Марк и Тодд обменялись рукопожатием с Абду и Бо, но не с матерью Золы. Ее отец благодарил их снова и снова на все лады, до тех пор, пока ситуация не стала неловкой. Марк сказал:

– Мы подождем в коридоре.

Когда они покидали комнату, вся семья рыдала.

Глава 11

Ранним утром во вторник полицейский катер Округа Колумбия патрулировал неподалеку от Тайдал Бейсин[57] у восточного берега Потомака. Один из полицейских заметил нечто необычное. При ближайшем рассмотрении это оказалось тело, мертвенно-белое, раздутое, запутавшееся в кустах у кромки воды на расстоянии нескольких шагов от Мемориала Джефферсона.

Марк еще спал, когда ему позвонил детектив Суэйзи. Он описал полицейскую находку и сказал, что только что говорил с мистером Таннером, который уже вернулся в Мартинсбург с матерью Горди и семейством Карви. Ни Марк, ни Тодд не разговаривали ни с Брендой, ни с Таннерами после той неприятной субботней встречи. Видимо, в понедельник обе семьи решили, что дальше оставаться в Ди-Си и ждать бессмысленно.

Марк позвонил Тодду и Золе и сообщил новость. Договорились встретиться через час у Золы. Десять минут спустя после того, как Марк уселся на диване с чашкой кофе, зазвонил его мобильник. Это был отец Горди. Марк некоторое время в нерешительности смотрел на экран, потом, из сочувствия, нехотя принял звонок и выразил свои соболезнования. Он не знал, что еще сказать, когда мистер Таннер спросил:

– Скажи, Марк, ты мог бы оказать нам любезность?

У Марка чуть было машинально не вырвалось «нет», но он вовремя спохватился и ответил:

– Да, конечно.

– Вы с Тоддом можете поехать в морг и опознать тело? Я просто не смогу сейчас вести машину, во всяком случае, не в такое место.

Марк был ошарашен. Три дня назад обе семьи винили его в смерти Горди, а теперь просят оказать им услугу, хуже которой трудно что-либо представить. Поскольку Марк молчал, мистер Таннер добавил:

– Марк, просто мы сейчас совершенно выбиты из колеи, а вы с Тоддом все равно там, на месте. Пожалуйста. Я понимаю, это ужасно – просить о такой услуге, но ты бы нам несказанно помог.

Сам не понимая как, Марк заставил себя произнести:

– Конечно.


Тело было доставлено в офис главного судебно-медицинского эксперта, где располагался и морг. Тодд припарковал машину на улице возле современного стеклянного здания, и они пошли ко входу. Детектив Суэйзи встретил их в вестибюле и поблагодарил за то, что они сочли возможным прийти. Взглянув на Золу, он сказал:

– Думаю, вам не нужно на это смотреть.

– Я и не собираюсь. Я буду ждать.

– Хорошо. Вон там, – он показал кивком головы, – есть комната ожиданий.

Зола направилась туда, а Тодд с Марком последовали за детективом по лестнице и оказались в широком коридоре. Суэйзи остановился перед металлической дверью с табличкой «Хранение трупов».

– Там холодно, – сказал он, – но это не займет много времени.

– Вам часто приходится это делать? – поинтересовался Марк.

– Дважды в неделю. Там – двести трупов. Тут, в Ди-Си, никогда нет в них недостатка.

Женщина в белом медицинском халате подошла к ним и открыла дверь.

– Таннер? – спросила она у детектива.

– Да, правильно, – ответил тот, и они вступили в просторный стерильный зал, вдоль стен которого располагались ровные ряды металлических стеллажей с лежащими на них телами в мешках для перевозки трупов, темно-синих, застегнутых на молнии от головы до ступней. Завернув за угол, они миновали еще несколько стеллажей и внезапно остановились. На бирке, прикрепленной к мешку, значилось: «Г. Таннер (??). Утопленник».

Марк окинул помещение взглядом и увидел мешок с биркой «Неизвестный. Огнестрел».

Женщина взялась за язычок молнии в изголовье и медленно потянула его вниз. Дойдя до середины груди покойного, она раздвинула створки. Безжизненные глаза Горди были широко распахнуты, как будто в момент соприкосновения с водой его обуял ужас. Кожа сделалась белой, как первый снег. Но самым страшным в его облике был язык, раздувшийся, как шар, и далеко высунувшийся изо рта. На щеках виднелись ссадины. Казалось, что его густые светлые волосы до сих пор не просохли.

Марк схватился за край стеллажа, чтобы не упасть. Тодд пробормотал: «Дерьмо!» – и согнулся в пояснице, как будто его вот-вот вырвет.

– Это Гордон Таннер? – обыденным тоном спросил Суэйзи.

Марк кивнул, а Тодд попятился.

Женщина застегнула молнию и взяла в руки небольшой пластиковый пакет.

– Обуви, носок, брюк и белья на нем не было. Это все, что осталось от его рубашки. Больше ничего нет.

– Именно поэтому, – добавил Суэйзи, – мы не могли точно опознать его. Предполагали, что это он, но ни бумажника, ни ключей при нем не оказалось. Мне очень жаль.

Марк закрыл глаза и сказал:

– Мне тоже. – Сам не зная зачем, он коснулся похоронного мешка в районе щиколоток и, похлопав по ним, повторил: – Мне тоже.

Женщина вывела их из холодильного помещения, а детектив проводил до вестибюля.

– И что дальше? – спросил Марк.

– Семья оставила письменные распоряжения. Из их похоронного бюро приедут и заберут тело. Оно будет отправлено часа через два.

– От нас больше ничего не требуется?

– Нет. Спасибо, и примите мои соболезнования.

– Благодарю.

Они нашли Золу в комнате ожиданий, и все трое долго сидели там. Вокруг было тихо и мрачно. Наконец Тодд предложил:

– Пошли отсюда.

Оказавшись на улице, Марк остановился и проговорил:

– Наверное, я должен позвонить мистеру Таннеру.


Весь остаток этого дня и всю среду Тодд и Марк не отходили от Золы. Работать она не могла, и ее уволили из бухгалтерской фирмы. В любом случае работа была временной. Когда Тодд на несколько часов отправился в бар, чтобы отработать свою смену, с Золой остался Марк. Они совершили долгую прогулку по городу, проведя много времени в книжных магазинах, глазея на витрины и иногда заходя в кафе погреться. Когда Марк отправился бессмысленно убивать время в «Несс Скелтон», Тодд повел ее в кино. Друзья не оставляли ее даже ночью, хотя сама Зола уверяла, что она в порядке. Она не была в порядке. Никто из них не был. Они все еще, как сомнамбулы, блуждали в этом кошмаре и нуждались друг в друге.

Студенты – будущие юристы, возвращавшиеся в город после каникул, бурно обсуждали произошедшее с Горди, эти же трое предпочитали избегать подобных разговоров. В четверг вечером полный вагон студентов отправился в Мартинсбург, чтобы присутствовать на похоронах, но Марк, Тодд и Зола решили с ними не ехать. Около часа они провели в студенческой компании, позднее тем же вечером объявившейся в популярном спортбаре. Но когда пиво хлынуло рекой и их однокашники начали провозглашать тосты в память Горди, они ушли.

Марк испытал облегчение, когда стало ясно, что Бренда не позвонит. Ему не хотелось говорить речь на похоронах, а без этого вряд ли можно обойтись. Ни его, ни Тодда не попросили нести гроб, и это тоже было облегчением. Отпевание наверняка окажется ужасным. Все трое хотели держаться подальше от родственников Горди и Бренды и наблюдать за службой издали, если это возможно. Они даже поговаривали о том, чтобы не ездить на отпевание вообще, но это было бы неправильно.

В пятницу Марк и Тодд облачились в свои лучшие костюмы, белые рубашки, подобающие галстуки, кожаные туфли – одежду, предназначенную для собеседований, – и заехали за Золой, которая в длинном черном платье выглядела как модель. До Мартинсбурга они доехали за полтора часа и легко нашли церковь – прелестное краснокирпичное здание со множеством витражей. На ступеньках уже толпился народ. Катафалк стоял у бордюра перед входом. В половине второго они вошли и взяли у привратника программки. На обложке была помещена чудесная фотография их друга. Марк спросил у привратника, как пройти на балкон, и тот указал им на лестницу. Балкон еще пустовал, но они уселись в самом дальнем углу заднего ряда, как можно дальше от кафедры проповедника.

Сидя между друзьями, Зола вытирала щеки платочком.

– Это я во всем виновата, – произнесла она и разрыдалась. Они не ругали ее и не возражали, позволяя выплакать свое горе. Потом будет достаточно времени, чтобы успокоить ее. Марку и Тодду тоже хотелось плакать, но им удавалось сдерживаться.

Церковь была красивая, с обшитыми деревом хорами, которые располагались вверху слева от кафедры и массивного орга́на. На стене за хорами висело изображение распятого Христа. Вдоль обеих стен главного нефа рядами тянулись витражные окна, через которые внутрь проникало много света. Четыре сектора скамей образовывали полукруг, рассеченный посередине центральным проходом. Несколько одетых в траурные костюмы служителей Дома ритуальных услуг торжественно складывали десятки букетов по обе стороны от кафедры проповедника.

Скамьи внизу быстро заполнялись, и вскоре люди потянулись на балкон. Таннеры и Карви жили в Мартинсбурге на протяжении жизни многих поколений, и наплыв людей был ожидаем. Марк подумал о другом сценарии: город якобы узнаёт, что один из его любимых сынов сбежал с африканской мусульманкой, бросив возлюбленную, с которой не расставался с детства, бросив всех, кто знал его, Горди. Это казалось комичным еще несколько дней назад, но только не теперь. Слава богу, что город никогда не узнает о том его намерении. Если бы все пошло как планировалось, через четыре месяца Марк и Тодд стояли бы там, внизу, в качестве шаферов, наблюдая, как Бренда идет по главному проходу. А сейчас они прятались на балконе, отдавая последнюю дань покойному, но стараясь не встретиться ни с кем из его родных.

Органистка заняла свое место за инструментом и тихо заиграла траурную мелодию, идеально подходившую к случаю. Несколько минут спустя из боковой двери один за другим вышли певчие и выстроились на хорах. Было очевидно, что отпевание Горди пройдет по полной программе. Скорбящие все прибывали, и вскоре люди уже стояли вдоль стен. Балкон тоже был забит до отказа, и троица потеснилась, чтобы освободить место пожилой паре. В два часа появился и взошел на кафедру пастор. Согласно программке, это был преподобный Гарри Честер. Он взмахнул обеими руками, и все встали. По центральному проходу на каталке катили гроб, по четверо мужчин с каждой стороны поддерживали концы покрова. За гробом в одиночестве следовала Бренда, с прямой спиной и стоическим выражением лица. За нею шли мистер и миссис Таннер, а дальше – остальные родственники. У Горди были старший брат и сестра-подросток, находившаяся сейчас на грани срыва, и брат поддерживал ее, обнимая за плечи. Когда гроб, милосердно закрытый, установили внизу перед кафедрой и родственники заняли свои места, преподобный Честер сделал знак всем садиться.

Марк взглянул на часы: двенадцать минут третьего. Сколько это продлится?

После долгой молитвы преподобного певчие исполнили четыре куплета поминального гимна. Потом органистка сыграла произведение, мрачнее которого трудно было что-либо вообразить. Когда она закончила, несколько женщин всхлипывали. Встал брат Бренды, подошел к пюпитру, стоявшему возле фортепьяно, и прочел псалом номер двадцать три. После этого Честер вернулся на кафедру и начал свою проповедь. Очевидно, он давно служил в Мартинсбурге, потому что очень хорошо знал Горди. Преподобный вспомнил, как наблюдал за его игрой в футбол и бейсбол, когда Горди был еще ребенком. Не произнося слово «самоубийство», он размышлял о тайне смерти и ее порой загадочных формах. Но все в руках Господа. Ничто не происходит вопреки Его замыслу. И хоть нам остается только гадать о причинах смерти, особенно смерти трагической, Господь знает, что делает. Быть может, когда-нибудь мы поймем, почему Горди совершил это, а может, и никогда не узнаем, но Бог – верховный архитектор жизни и смерти, и наша вера в него не иссякнет вовеки. Честер был настоящим профи, он утешал. Временами его голос слабел – очевидно, он страдал неподдельно. Сознавая невыполнимость своей миссии, он тем не менее храбро произносил слова утешения.

Джимми Хасбро был лучшим другом детства Горди. За годы учебы в юридической школе Марк и Тодд несколько раз встречались с ним на разных вечеринках. Он был первым из двух выступавших с надгробным словом. В детстве Горди приводили в восхищение змеи, и он их коллекционировал. Его мать, с полным к тому основанием, запретила держать их в доме. Это было его маленькое милое хобби, которое резко оборвалось, когда мокассиновая змея вонзила ядовитые клыки ему в колено. Врачи не исключали даже ампутацию. Джимми прекрасно рассказал эту историю и даже привнес юмористическую нотку в траурную церемонию. Когда они были подростками, их любимым копом был старик, ныне покойный, по фамилии Дердин. Как-то поздно вечером патрульный автомобиль Дердина пропал. Найден он был на следующее утро в пруду за городом. Как он туда угодил, оставалось великой тайной, которую так никто и не разгадал. До настоящего момента. С налетом драмы и комедии Джимми поведал историю о том, как Горди «позаимствовал» машину и въехал на ней в пруд на глазах у друга. Церковь взорвалась смехом, не стихавшим несколько минут. Как идеально было выбрано время, чтобы пролить наконец свет на загадочное происшествие, имевшее место много лет тому назад.

Когда смех замер, Джимми снова помрачнел. Голос его срывался, когда он рассказывал о преданности Горди. Он называл его воплощением «фронтового друга», человека, с которым не страшно идти в атаку и в разведку. Человеком, который всегда прикроет твою спину. Печально, что не все друзья Горди были так же надежны. Когда он нуждался в них, когда ему было плохо и требовалась помощь, некоторые из них оказались не на высоте.

Марк вздрогнул, а Зола схватила его за руку. Тодд бросил на них быстрый взгляд, и все трое почувствовали, что к ним применили запрещенный прием.

Значит, вот какую историю рассказали в Мартинсбурге! Горди не отвечал за собственные действия. Бренда не сыграла никакой роли в его срыве. Нет, сэр. Это какие-то его друзья из округа Колумбия, его однокашники по юридической школе вовремя не позаботились о нем.

Друзья сидели ошеломленные и не могли поверить своим ушам.

В конце концов Джимми стали душить рыдания, и он не смог закончить речь. Вытирая слезы, он вышел из-за пюпитра и вернулся на свое место в третьем ряду. Снова вступили певчие. Потом церковный служка играл на флейте. Друг Горди по Университету Вашингтона и Ли[58] был вторым выступающим и обошелся без поиска виновных. Пятьдесят пять минут спустя преподобный Честер прочел заключительную молитву и дал знак начинать процессию. Взревел орга́н, все встали, сопровождающие гроб покатили его по центральному проходу назад. Бренда, теперь рыдавшая, с сознанием своего долга последовала за ним. Многие присутствовавшие, даже из тех, что сидели на балконе, громко плакали.

Марк решил, что ненавидит похороны. Какой от них толк? Существуют гораздо более действенные способы утешить родных и близких покойного, чем собраться в переполненной церкви, чтобы поговорить об усопшем и выплакаться всласть.

Тодд шепнул:

– Давайте немного посидим тут, ладно?

Марку это тоже пришло в голову. Бренда и родственники уже были на улице. Оттуда доносились завывания и сдавленные рыдания, пока Горди грузили в катафалк, следом за которым все теперь пойдут на кладбище, где состоится еще одна мучительная церемония; наблюдать за ней друзья не намеревались, тем более что в ней будет участвовать Джимми Хасбро. Стоило Марку встретиться с ним взглядом – и он не смог бы удержаться и набросился на него, что омрачило бы весь день.

Когда балкон опустел, ребята заметили, как та же команда поспешно собирает и уносит цветы, которые, конечно же, будут доставлены на кладбище. Даже после того, как цветы были унесены и храм опустел, трое друзей продолжали сидеть, выжидая.

– Не могу поверить! – тихо произнес Марк. – Они все винят нас.

– Вот сукин сын, – вырвалось у Тодда.

– Пожалуйста, – взмолилась Зола, – не надо ругаться в церкви!

Они наблюдали, как сторож убирает складные стулья, расставленные возле пианино. Он поднял голову, увидел их, сидящих на опустевшем балконе, и на лице его отразилось удивление, однако он тут же вернулся к своей работе и вскоре покинул церковь.

Наконец Марк сказал:

– Ладно, давайте выбираться отсюда.

Глава 12

Была пятница, конец еще одной тяжелой недели. Они не торопились вернуться в город, поэтому Тодд выбирал окольные дороги – так они очутились в штате Виргиния. Подъезжая к городу Берривиль, парни решили, что им требуется выпить, и Тодд остановил машину у круглосуточного магазина. Зола, никогда к спиртному не прикасавшаяся, вызвалась дальше вести машину – ей часто приходилось делать это, когда они с Горди и друзьями куда-нибудь выезжали. Марк купил полдюжины пива в упаковке и безалкогольный напиток для Золы.

– Куда едем? – спросила она.

Сидевший на переднем пассажирском сиденье Тодд кивнул на дорожный указатель:

– Вон та дорога ведет во Фронт Роял. Была там когда-нибудь?

– Нет.

– Ну, тогда давай взглянем.

Все, щелкнув замочками, откупорили свои банки, и Зола завела машину. Когда они проехали несколько миль, Марк, зажав банку коленями, проверил мобильный и увидел эсэмэску из «Несс Скелтон». Прочитав ее, он завопил:

– Что?! Они, наверное, смеются!

– В чем дело? – испуганно спросил Тодд.

– Меня только что уволили! Они меня вышвырнули!

– Ты шутишь, – произнесла Зола.

– Нет. Это от Эверетта Боулинга, пардон, от мистера Эверетта Боулинга, осла, который является старшим партнером в «Несс Скелтон». Вы только послушайте, что он пишет: «Дорогой мистер Фрейзер, сегодня наша фирма объявила о слиянии с базирующейся в Лондоне фирмой “О’Мара и Смит”. Это счастливая возможность для “Несс Скелтон” расшириться и более качественно оказывать услуги своим клиентам. Однако слияние требует сокращения нашего персонала. С сожалением ставлю Вас в известность, что должность младшего сотрудника упраздняется. Желаем Вам всего наилучшего в ваших поисках. Искренне Ваш, м-р Эверетт Боулинг».

– Прекрасно выбрано время, – заметил Тодд.

– Значит, они выгнали меня еще до того, как я начал работать. Вы можете в это поверить?

– Мне так жаль, Марк, – сказала Зола.

– Да, мне тоже, – подхватил Тодд. – Сочувствую, приятель.

– И у них даже не хватило духу сообщить мне это при личной встрече. Ограничились вшивой эсэмэской!

– А тебя что, это удивляет? – отозвался Тодд.

– Разумеется, удивляет. Почему нет?

– Потому что они – шайка паршивых лоббистов, которая сделала тебе бездумное предложение условно, в ожидании сдачи адвокатского экзамена, и даже не платила денег. Ты сам говорил, причем не раз, что никому там не доверяешь, и тебе никогда не нравилось это место. Банда мошенников – твои слова, не мои.

Марк сделал глубокий вдох, отложил телефон, допил пиво, смял банку и швырнул ее на пол. Потом вскрыл другую и сделал большой глоток. Тодд опорожнил свою и попросил:

– Дай еще. – Щелкнув замочком, он высоко поднял банку и провозгласил: – За твое здоровье! Добро пожаловать в мир безработных.

– Будем здоровы, – отозвался Марк, и они чокнулись банками.

Еще мили через две-три он признался:

– Мне все равно не хотелось там работать.

– Молодец, – сказал Тодд. Зола смотрела на Марка в зеркало заднего вида. – Тебе было бы там плохо, – продолжил Тодд. – Это же свора подонков, полных ничтожеств, и ты ненавидишь то, что они делают. Сам ведь так говорил.

– Да знаю я, знаю. Но мне хотелось бы позвонить Рэндаллу, моему наставнику, просто чтобы услышать, как он будет юлить и заикаться.

– Да он тебе вообще не ответит. Спорим?

– Я проиграю.

– Не делай этого, – посоветовала Зола. – Не трать нервы.

– Нервов у меня в последнее время уже ни на что не хватает, – признался Марк. – Моему никчемному братцу в ближайшее время светит тюрьма, ему-то все до лампочки, но я волнуюсь из-за мамы. Потом Горди. И то, что мы оказались крайними в его самоубийстве. На семью Золы устроили облаву и швырнули в тюрьму ждать высылки. А теперь еще и это. И притом считается, что мы должны обо всем забыть, срочно вернуться в Школу, чтобы закончить последний семестр, а потом пройти через два месяца сущего ада подготовки к адвокатскому экзамену, чтобы начать зарабатывать хоть какие-то деньги и выплачивать ссуду, что на самом деле гораздо труднее, чем кажется, а в настоящий момент это кажется, черт возьми, вообще невозможным. Да, Зола, дорогая, я устал. А ты нет?

– У меня вовсе сил не осталось, – призналась Зола.

– Значит, нас таких трое, – добавил Тодд.

Снизив скорость, они проехали через маленький городок под названием Бойс. Когда он остался позади, Марк спросил:

– Ребята, вы что, действительно собираетесь в понедельник вернуться на занятия? Я – нет.

– Ты говоришь это уже во второй, если не в третий раз, – заметила Зола. – Если ты не собираешься заканчивать учебу, то каковы твои планы?

– У меня планов нет. Буду жить от одного дня к другому.

– Ладно, а что ты будешь делать, когда тебе начнут звонить из Школы? – поинтересовался Тодд.

– Не буду отвечать.

– Тогда они занесут тебя в категорию отсутствующих и уведомят об этом твоих «кредитных акул», а те сразу возжаждут твоей крови.

– А если им не удастся меня найти? Если я поменяю номер телефона и перееду на другую квартиру? В двухмиллионном городе не так уж трудно затеряться.

– Ну-ну, продолжай, я слушаю, – сказал Тодд. – Значит, ты начнешь прятаться. А как же тогда с работой, доходом и другими проблемками?

– Я думаю об этом, – Марк сделал большой глоток пива. – Может, наймусь барменом, за наличные, конечно. Может, официантом. А может, стану специалистом по делам о вождении в нетрезвом виде, как та гнида, с которой мы познакомились в прошлую пятницу в тюрьме. Как его звали?

– Даррелл Кромли, – подсказала Зола.

– Бьюсь об заклад, что Даррелл заколачивает сотню тысяч в год чистыми, разруливая дела о ВНВ. И все – на́лом.

– Но у тебя же нет лицензии, – напомнила Зола.

– А мы разве просили Даррелла показать лицензию? Нет, конечно. Он просто сказал, что он адвокат. И на его визитке написано: «Адвокат». Вот мы и решили, что у него есть лицензия. Он может на самом деле быть продавцом подержанных автомобилей, который вечерами подрабатывает в тюрьме.

– А как же его допускают в суд? – поинтересовалась Зола.

– А ты когда-нибудь бывала в городском суде? Я бывал. Это настоящий зверинец. Там ошиваются сотни дарреллов кромли, разводя на гонорар мелких правонарушителей, ныряя из одного зала в другой, где заседают усталые полусонные судьи. И эти судьи, и клерки, и все остальные начинают верить, так же как поверили мы, что эти ребята в дешевых костюмах, суетящиеся вокруг, действительно адвокаты. Черт, в городе сто тысяч юристов, и ни один из них не спросит: «Эй, а вы на самом деле адвокат? Покажите-ка мне свою лицензию».

– Думаю, это пиво тебе ударило в голову, – прокомментировал Тодд.

Марк улыбнулся отражению Золы в зеркале.

Глава 13

Первый учебный день весеннего семестра означал – деньги. Министерство образования перевело Фогги-Боттом по 22 000 долларов на каждого студента за обучение плюс по 10 000 на оплату жилья. Школа тут же перевела деньги за обучение своим хозяевам в «Бейтриум-групп», а чеки на индивидуальные расходы выдала студентам, которые весь день толпились в отделе финансовой помощи, ожидая в длинных очередях вожделенных денег.

Марк и Тодд, манкируя занятиями, прибыли незадолго до пяти, когда офис уже почти закрывался. С двадцатью тысячами в кармане они направились в забегаловку, обнаруженную ими как-то в выходные. Бар «Забияка» затесался в стороне от Флорида-авеню – той ее части, которая называется Ю-стрит, – вдали от мест, облюбованных фогги-боттомскими завсегдатаями. Он занимал нижний этаж четырехэтажного дома и, хоть был выкрашен в ярко-красный цвет, не привлекал особого внимания. Хозяин Тодда, букмекер, которого все называли Мейнардом, владел и баром, и всем зданием, а также «Старой рыжей кошкой» и двумя другими пивными заведениями в городе. Мейнард уступил наконец долго изводившему его просьбами Тодду и согласился перевести его в бар «Забияка». Согласился он также нанять Марка, утверждавшего, будто он имеет богатый опыт смешивания напитков. Они должны были обслуживать посетителей по вечерам и в выходные. С обретением стабильной работы их финансовое будущее стало выглядеть гораздо веселее. Разумеется, бремя огромных долгов по-прежнему тяготело над ними, но они не собирались ими заниматься.

Обстановка и атмосфера «Забияки» напоминали старую добрую «пивную по соседству». Большинство его постоянных посетителей были государственными служащими, которые жили в этой округе или заглядывали сюда по дороге домой пропустить по стаканчику чего-нибудь крепкого, чтобы переждать час пик на транспорте. У некоторых этот «час пик» растягивался на несколько часов. Широкая полукруглая стойка бара была сделана из полированного красного дерева с латунью и каждый день к пяти часам оказывалась окружена в два-три ряда чиновниками средней руки, наслаждающимися счастливым часом праздности под выпивку и телевизионные новости канала Фокс-ньюс. Кухня бесперебойно гнала обычные для бара блюда приличного качества и по сносным ценам.

Запасшись куриными крылышками и разливным пивом, Марк и Тодд часами сидели в угловой кабинке и планировали свои дальнейшие действия.

Удрав с занятий во вторник, они обшарили весь Интернет в поисках надежного фальсификатора, который мог бы за деньги снабдить их новыми документами, и нашли одного в Бетесде, в автомастерской, где этот «консультант по безопасности» изготовил каждому из них по паре безупречных водительских прав: Марку Фрейзеру – на имя Марка Апшо и Марка Финли, округ Колумбия и Делавер соответственно; Тодду Лусеро – на имя Тодда Лейна и Тодда Маккейна, округ Колумбия и Мэриленд. Стоимость одного комплекта равнялась двумстам долларам наличными, а за дополнительные пятьсот фальсификатор предложил сделать им и новые паспорта. Они отказались, по крайней мере пока. Их паспорта были действительны, а намерения покидать страну друзья не имели.

На новые имена они купили новые мобильники и новые номера. Старые сохранили, чтобы отслеживать, кто их ищет. Из магазина сотовых телефонов они поехали в копировальное ателье и заказали «фирменные» бланки и визитки для своего нового предприятия «Апшо, Паркер и Лейн, судебные поверенные». Марк Апшо и Тодд Лейн. Новые имена, новые телефонные номера, новое будущее. На бланках и визитках значился адрес: 1504 Флорида-авеню – тот же, что и у бара «Забияка».

В среду Марк и Тедд тоже пропустили занятия и, пока остальные обитатели Курятника сидели в аудиториях и не могли ничего видеть, собрали свои немногочисленные пожитки – кое-какую одежду, немного книг, еще меньше кастрюль, сковородок и тарелок – и, никому не сказав ни слова, смылись. Они уже просрочили январскую арендную плату и не сомневались, что владелец трущобы откроет на них охоту, однако найти их будет весьма непросто. Друзья въехали в запущенную трехкомнатную квартиру на верхнем этаже, над «Забиякой» – настоящую дыру, очевидно служившую кладовкой со времен Франклина Делано Рузвельта. Они не сошлись с Мейнардом относительно арендной платы и предложили отрабатывать ренту, разумеется, неофициально. Мейнарду идея понравилась.

Жить в этой дыре было малоприятно, но, с другой стороны, не лучше и платить больше или оказаться отловленным кредиторами. Если несколько месяцев, проведенные в этой берлоге, помогут скрыться от коллекторов, Марк и Тодд согласны потерпеть. Они купили две кровати, диван, несколько стульев, дешевый обеденный стол с табуретками и еще кое-какие разрозненные мелочи в магазине подержанной мебели неподалеку от своей ночлежки и решили перестать бриться и отпустить бороды. Как истинные студенты-юристы, они и без того брились редко. Неряшливый вид был для них в порядке вещей. А теперь борода и усы могли послужить еще и дополнительным прикрытием.

В среду днем они в первый раз отправились на Судебную площадь[59], где располагались здания различных судов, вершивших правосудие в округе Колумбия. Центром этого мироздания был Суд округа Колумбия – массивное бетонное сооружение в стиле 1970-х годов, в котором рассматривались дела обвиняемых во всех родах преступной деятельности. Джунгли бесчисленных судебных залов расползлись здесь на шесть этажей. Коридоры кишели адвокатами, сновавшими с одних слушаний на другие, и отпущенными под залог подсудимыми, нервно топтавшимися в окружении своих родных. Вход был свободным, и суд – открыт для публики, и попасть внутрь, пройдя через металлоискатель и сканирующее устройство, не составляло никакого труда.

Друзья наблюдали за слушаниями в суде присяжных, в суде первой инстанции, где заключенных в комбинезонах ставили перед судьей и после торопливого исполнения формальностей отсылали обратно в тюрьму, за рассмотрением дел с учетом ходатайств, во время которых обвинители и государственные защитники препирались до бесконечности. Марк и Тедд изучали списки дел, назначенных к слушанию, и собирали все возможные инструкции. Бродя по коридорам, они внимательно присматривались, как адвокаты совещались с испуганными родственниками. И ни разу им не довелось услышать, чтобы кто-нибудь спрашивал адвоката, есть ли у него или у нее лицензия на право заниматься адвокатской деятельностью. Ни разу не увидели они ни одного знакомого.

В тот вечер друзья работали до десяти, подавая еду и напитки в «Забияке», потом удалились в свою конуру на верхнем этаже, где провели несколько часов, рыская в Интернете по лабиринту судебной системы округа Колумбия. Их будущим было уголовное право, в основном потому, что здесь гонорары можно получать наличными, а клиенты не заинтересованы в посещении адвокатской конторы для консультаций. Адвокаты по уголовным делам встречались со своими подзащитными либо в тюрьме, либо в суде – как Даррелл Кромли.

В четверг они снова прогуляли занятия и открыли новые текущие счета в банке. В столичном регионе работало шесть отделений Свифт-банка. Марк отправился в то, которое находилось рядом со станцией метро Юнион-стейшн, и положил пятьсот долларов на имя Марка Апшо. Тодд Лейн сделал то же самое в отделении, располагавшемся на Род-Айленд-авеню. Вместе они посетили еще одно отделение Свифт-банка, на Пенсильвания-авеню, и открыли счет на имя юридической фирмы с фальшивым идентификационным номером налогоплательщика. В середине дня они снова были в суде и продолжили постигать тонкости тамошнего циркового представления.

Они и в пятницу не пошли на занятия и вообще перестали думать о Фогги-Боттом. Будь их воля, они вообще никогда больше не видели бы этого заведения, и это само по себе кружило им головы.

Дело Горди о вождении в нетрезвом виде должно было слушаться в зале 117 окружного суда в пятницу, в час дня. Без четверти час Марк и Тодд прибыли туда, стараясь выглядеть как можно более взволнованными. Публика уже собиралась. Марк держал в руке повестку и озирался по сторонам, будто искал помощи. Оба они были в джинсах и походных ботинках и выглядели достаточно неряшливо. На голове у Марка красовалась кепка с надписью «Джон Дир»[60]. Появился какой-то тип с портфелем и, сразу заметив их, подошел к Марку с вопросом:

– Вы по поводу вождения в нетрезвом виде?

– Да, сэр, – ответил Марк. – А вы адвокат?

– Ага. У вас уже есть адвокат?

– Нет, сэр.

– Могу я взглянуть на вашу повестку?

Марк отдал ему повестку, и адвокат, хмурясь, принялся изучать ее. Потом вынул из кармана визитку и вручил ее Марку. «Престон Клайн, судебный поверенный».

– Для этого, – он указал на повестку, – вам нужен адвокат. Мой гонорар – тысяча наличными.

– Так много? – потрясенно спросил Марк.

Тодд встал рядом с ним и сообщил:

– Я его друг.

– Это сделка, сынок, – сообщил Клайн. – Я могу сэкономить вам кучу денег. Если вас признают виновным, вы на год лишитесь прав, но перед этим проведете некоторое время в кутузке. Однако я, наверное, мог бы добиться условного наказания.

Клайн был далеко не так сладкоречив, как Даррелл Кромли, но в настоящий момент это не имело значения, и Марк произнес:

– У меня сейчас только четыреста долларов, но остальное я смогу отдать позже.

– Хорошо, – согласился Клайн, – только непременно до дня суда.

– Какого суда?

– Ладно, слушайте: сейчас мы войдем в зал и увидим судью, его фамилия Канту, он парень крутой. Говорить буду я, вы – только если я велю. Он соблюдет все формальности, ну, эти рутинные процедуры, и вы заявите, что не признаете себя виновным. Он назначит слушания по существу примерно через месяц, и таким образом у меня появится время сделать свою работу. Кажется, вы выдули очень высокий показатель?

– Да, сэр.

– Наличные есть?

Марк залез в карман и вынул все свои деньги. Оказалось чуть больше четырехсот долларов. Он протянул купюры, и Клайн моментально схватил их.

– Давайте войдем в зал и заполним нужные бумаги.

– Можно мне с вами? – поинтересовался Тодд.

– Конечно. Зоопарк открыт для посетителей.

Внутри зала адвокаты роились перед барьером, а с десяток зрителей наблюдали за ними. Клайн указал Марку на место в переднем ряду и вытащил из потрепанного портфеля какие-то бумаги.

– Это наш с вами договор на оказание адвокатских услуг, – сказал он и вписал цифру $1000. – А это долговое обязательство на уплату остатка причитающейся суммы. Прочтите их, вставьте ваше имя и адрес и подпишите внизу.

Марк взял ручку и вписал имя Гордона Таннера и его старый адрес. Они с Тоддом рискованно блефовали, рассчитывая на то, что никто не слышал имени Горди в новостном сюжете о самоубийстве и что в необъятной судебной системе не нашлось человека, который вычеркнул бы его из списка подлежащих суду за вождение в нетрезвом виде. Если бы это оказалось не так и Марка принялись бы расспрашивать, они планировали просто уйти. Точнее, сбежать.

Марк прочел договор и постарался как можно лучше его запомнить. Возвращая его Клайну, он спросил:

– Часто вам приходится разруливать такие дела?

– Да все время, – самодовольно ответил тот, словно был влиятельным адвокатом.

– А если, скажем, мой брат, – вклинился Тодд, – участвовал в драке на стадионе и его обвиняют в совершении нападения, такие дела вы тоже берете?

– Конечно. Простое или с отягчающими?

– Думаю, простое. А сколько это будет стоить?

– Тысячу баксов, если без признания. Если дело доходит до суда, тогда гораздо дороже.

– А вы можете спасти его от тюрьмы?

– Разумеется, никаких проблем. Если он не признает себя виновным в нарушении общественного порядка, его отпустят, а я позднее смогу изъять его имя из протокола, еще за одну тысячу. Это в том случае, если на нем не висит ничего другого.

– Спасибо, я ему передам.

В час дня судья Канту принял обязанности председательствующего, и все в зале встали при его появлении. Конвейер был запущен, и обвиняемые в вождении в нетрезвом виде один за другим входили в воротца барьера, когда выкликали его или ее имя. Адвокаты были едва ли у половины. Каждого спрашивали, признает он себя виновным или невиновным. Тем, кто признавал себя виновным, обвинитель вручал бланк и просил сесть в сторонке и заполнить его. Не признавшим себя виновными назначали дату слушаний в феврале.

Марк и Тодд наблюдали за каждым действием и запоминали каждое слово. Скоро им предстояло включиться в этот бизнес. Когда выкликнули Гордона Таннера, Клайн велел:

– Снимите кепку.

Он подвел Марка к судейской скамье, и оба, подняв головы, посмотрели на судью.

– Здравствуйте, мистер Клайн, – сказал судья Канту. Друзья наблюдали за его работой минут двадцать, и он произвел на них впечатление Санта-Клауса, который раздавал улыбки и любезности всем, кто представал перед ним. Хотя решение дел о вождении в нетрезвом виде представляло собой нижнюю ступеньку судебной лестницы, Канту, казалось, получал удовольствие от своей работы.

– Первый раз? – поинтересовался он.

– Да, сэр, – ответил Клайн.

– Сочувствую, – с любезной улыбкой обратился судья к Марку.

В животе у Марка образовался ком, словно он проглотил шар для боулинга. Он почти ожидал, что сейчас кто-нибудь, может один из помощников обвинителя, выкрикнет: «Эй, я знаю это имя. Но я думал, что Таннер бросился с моста в реку». Однако никаких неприятных сюрпризов не возникло.

– Позвольте мне взглянуть на ваши права, мистер Таннер, – продолжил судья.

Марк нахмурился:

– Ваша честь, дело в том, что я потерял свой бумажник. С кредитными карточками и всем прочим.

– Ну что ж, права вам все равно не понадобятся. Я полагаю, что вы не признаете себя виновным?

– Совершенно верно, ваша честь, – поспешно вклинился Клайн.

Судья записал что-то в одной бумаге, в другой и сообщил:

– Хорошо, разбирательство вашего дела назначается на четырнадцатое февраля. Надеюсь, оно не испортит вам День святого Валентина, – и он улыбнулся, будто сказал нечто смешное.

Клайн забрал у клерка какие-то бумаги и поклонился Канту.

– Благодарю, судья. До встречи.

Они попятились от судейской скамьи, а когда все втроем выходили из зала, Марк шепотом спросил у адвоката:

– Ничего, если мы немного тут поболтаемся и посмотрим?

– Если вам настолько нечего делать, пожалуйста, – ответил тот.

Как только Клайн исчез, Марк и Тодд уселись в заднем ряду и Тодд прошептал:

– Значит, вот как разруливаются дела о пьяном вождении. Ничего сложного.

По мере того как количество ответчиков увеличивалось, прибывали и новые адвокаты. Спустя минут десять снова появился Клайн, с новым клиентом, наверняка подцепленным только что в коридоре.

Еще приблизительно с час они наблюдали за представлением, потом ушли. Согласно визитке Клайна, его офис находился на И-стрит, неподалеку от Окружного суда. Пройдя три квартала, они нашли нужный адрес. Это было четырехэтажное здание, набитое адвокатами. В указателе на двери парадного входа были перечислены названия дюжины мелких фирм и нескольких индивидуально практикующих юристов. Очевидно, Клайн был как раз индивидуалом. Марк остался ждать снаружи, а Тодд вошел в тесную приемную, где захудалого вида дама работала за большим столом. Она с улыбкой приветствовала его:

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Э-э, да. Я ищу адвоката Престона Клайна, – ответил Тодд, озираясь по сторонам. На краю стола стоял ящик с ячейками, на каждой из которых было обозначено имя юриста. В каждой ячейке лежали аккуратно сложенные стопки писем и сообщений.

– Вы клиент? – спросила секретарша.

– Может быть. Мне рекомендовали его как хорошего адвоката по уголовным делам.

– Он сейчас в суде. Я могу записать ваше имя и номер телефона, он вам перезвонит.

– А его офис находится здесь?

– Да, на втором этаже. А что?

– А могу я повидаться с его партнером или помощником? Мне нужно с кем-нибудь переговорить.

– Он работает один. Я его секретарь.

Тодд поколебался, огляделся вокруг и сказал:

– Ладно, у меня есть его номер, я сам ему позвоню.

По дороге домой Тодд доложил:

– Точно как мы и предполагали. Парень работает за наличный расчет. У него конура на втором этаже и никакого персонала. Женщина за столом внизу отвечает на звонки для всех них. Дешевая организация труда.

– Мне это нравится, – заключил Марк. – Теперь нам требуется только девушка.

Глава 14

В понедельник Зола посидела на одном занятии, но оно навело на нее такую тоску, что на остальные она решила не ходить. Курс под названием «Права пожилых людей» был одной из тех бесполезных факультативных дисциплин, которые охотно выбирали третьекурсники, приближающиеся к финишной прямой. Они с Горди записались на него, планируя по очереди мучиться на лекциях, а потом свести конспекты воедино и в награду получить «отлично» или хотя бы «хорошо». Народу в группе было немного, человек двадцать, и, увидев пустое место рядом с собой, она не могла не подумать о Горди. Это он должен был здесь сидеть.

Начав встречаться в позапрошлом сентябре, они соблюдали осторожность. Горди пользовался популярностью в студенческой среде – он обладал яркой индивидуальностью и привлекал к себе большое внимание. Зола была не первой девушкой, за которой он ухаживал, но, безусловно, первой чернокожей, в которую он влюбился. Друзья знали, что дома у него есть серьезная привязанность, девушка ревнивая и часто наведывавшаяся в Ди-Си, чтобы проверять его. Зола и Горди были осмотрительны, но со временем про них все равно узнали. Слухами земля полнится.

Преподаватель начал лекцию со слов сочувствия в связи с трагедией, постигшей мистера Таннера, и несколько взглядов обратились на Золу. После этого она уже почти ничего не слышала и еле дождалась окончания лекции, чтобы уйти из Школы, но не могла сделать это раньше, чем получит свои десять тысяч. Она положила их на счет в банке, оделась потеплей и отправилась бродить по городу. Когда небо посерело, она зашла в Национальную портретную галерею и провела там некоторое время.

На протяжении учебы в юридической школе Зола там-сям находила себе временную работу. Жила она более экономно, чем остальные ее малоимущие друзья, и, поскольку не пила, редко участвовала в развлечениях и пользовалась общественным транспортом, ей удалось кое-что скопить. Двадцати тысяч ежегодной правительственной ссуды на проживание было ей более чем достаточно, и за один семестр до окончания Школы Зола имела на сберегательном счету шестнадцать тысяч, о которых никто не знал. Мелочевка для округа Колумбия, но серьезные деньги для Сенегала. Если ее родители и брат будут все же депортированы, эта сумма могла бы стать жизненно важной для их выживания. Взяточничество там процветало, и, хоть Зола содрогалась при мысли о поездке в Сенегал, где ее могли арестовать либо отказать в праве на въезд, она знала, что, если однажды придется броситься на помощь своей семье, она сумеет это сделать не с пустыми руками. Поэтому она копила и старалась не думать о долге.

Известий от родителей не поступало. В центре временного размещения телефонная связь была ограничена. Отец не сомневался, что ему позволят уведомить ее, перед тем как их наконец отправят обратно в Сенегал, однако правила в отношении депортации, казалось, менялись день ото дня. Зола убедила себя, что они еще здесь, в Америке, и что им обеспечены какие-никакие удобства. Почему верила в это, она и сама не знала. Что хуже: жить узниками в федеральном лагере или быть выброшенными на улицу в Дакаре? Ни в том, ни в другом случае ни малейшей надежды не просматривалось. Им никогда больше не позволят вернуться в обжитые края, в Ньюарк. Их черную работу, на которой они надрывались последние двадцать шесть лет, станут теперь выполнять другие приезжие без документов. И цикл будет бесконечен, потому что кто-то должен делать эту работу, а настоящие американцы заниматься ею не хотят.

Когда не тосковала по Горди и не бичевала себя, Зола тревожилась о своих родных, попавших в ужасающий переплет. А если ей удавалось кое-как отстраниться от этих двух трагедий, наваливалось сознание неопределенности собственного будущего. По мере того как тянулись холодные тусклые январские дни, Зола все глубже погружалась в безысходное и вполне объяснимое уныние.

После десяти дней, почти неразлучно проведенных с Марком и Тоддом, ей требовалось хоть какое-то уединение. Парни не ходили на занятия и были непреклонны в решении больше не возвращаться в Школу. Время от времени они посылали ей эсэмэски, чтобы проверить, как она, но, судя по всему, занимались более важными вещами.

Во вторник поздним утром Зола услышала какой-то шум из квартиры напротив и поняла, что Таннеры выносят коробки с вещами Горди. Она хотела было выйти поздороваться и выразить соболезнования, но передумала. Мистер Таннер и брат Горди целый час таскали коробки в арендованный фургон, припаркованный на улице у входа. Скорбный труд. Она прислушивалась к тому, как они ходили взад-вперед, через чуть-чуть приоткрытую дверь. Когда они удалились, Зола взяла запасной ключ и обошла квартиру Горди. Старая мебель, доставшаяся ему вместе с квартирой, оставалась на месте, и она, не зажигая света, села на диван и хорошенько выплакалась.

Дважды в самое ответственное время она засыпа́ла на этом диване и позволяла ему улизнуть в ночь. Ее вина была неоспорима.

В среду, одевшись для занятий, она была уже готова к выходу, когда позвонил отец. Они все по-прежнему находились в центре временного содержания, и никто ни слова не сказал им о предстоящей высылке. Ничто не изменилось со времени ее посещения. Отец старался придать голосу оптимизма, что заслуживало восхищения, учитывая обстоятельства. Зола пыталась как-то позаботиться о пристанище для родных в Сенегале, об их безопасности, о помощи, но пока не преуспела. После двадцати шести лет практически полного отсутствия контактов благополучное возвращение домой не представлялось возможным. А поскольку родители понятия не имели, когда их вышлют, трудно было договариваться о чем-либо. По отцовским сведениям, бо́льшая часть их семьи вот уже несколько лет как сбежала из страны. У тех, кто еще остался, были свои проблемы, и они не выказывали сочувствия.

Зола проговорила с отцом около получаса, а когда разговор закончился, снова почувствовала себя совершенно разбитой. Занятия казались сейчас абсолютно не важным делом. В Школу ее привела ложная мечта: стать юристом, бороться за то, чтобы защитить свою семью и других иммигрантов. Теперь эта мечта безнадежно угасла.

Зола собрала небольшую библиотеку пособий по правовым вопросам иммиграции и часами просиживала в Интернете, читая статьи, блоги и правительственные инструкции. Поддерживала связи с разными правозащитными группами и юристами, специализирующимися на проблемах иммигрантов. Одна из этих проблем не переставала пугать ее. Иммиграционная и таможенная полиция США, в своей беспорядочной одержимости хватать и депортировать, совершала ошибки. У Золы имелась папка с делами законопослушных американских граждан, которые были схвачены и высланы «за компанию». Она знала десятки случаев, когда дети родителей, не имевших документов, были депортированы вместе с ними по ошибке. И почти во всех этих случаях незаконное задержание происходило после того, как родителей помещали в центр временного содержания.

Оставшись одна, Зола стала уязвима и боялась каждого стука в дверь.

В четверг она надела все самое лучшее и отправилась на собеседование в Департамент юстиции[61]. Несколько вакансий для начинающих существовало, но на них имелся большой спрос. Ей повезло хотя бы попасть в списки на собеседование. Оклад в 48 тысяч долларов был не тем, о чем она мечтала три года назад, но те фантазии давно развеялись.

Федеральное правительство ввело программу освобождения от долгов по кредитам для студентов, поступающих на государственную службу. Согласно этой программе выпускники, согласившиеся работать на любое учреждение федерального, муниципального уровня или уровня штата либо на некое официально признанное некоммерческое предприятие, могли в течение десяти лет выплачивать только десять процентов от зарплаты, после чего остаток долга списывался с них полностью. Для многих студентов, особенно для питомцев Фогги-Боттом, это была весьма соблазнительная возможность, особенно учитывая ограниченный рынок труда в частном секторе. Большинство предпочитало службу в агентствах, имеющих отношение к юриспруденции, но некоторые нанимались на преподавательскую работу или в Корпус мира[62].

Собеседование проходило в цокольном этаже офисного здания на Висконсин-авеню, вдали от Департамента юстиции и вблизи Белого дома. Когда Зола регистрировалась, маленькая приемная уже кишела третьекурсниками, в том числе и знакомыми ей по Фогги-Боттом. Она взяла талон с номером, постояла, пока не освободился стул, и к тому моменту, когда ее вызвали, уже почти потеряла надежду. Какой-то измученный мелкий чиновник беседовал с ней минут пятнадцать, а она не могла дождаться момента, когда ее отпустят.

Учитывая нестабильность ее жизни, десять лет были слишком долгим сроком, чтобы подписываться на что-либо.

Глава 15

В пятницу обедали в баре «Забияка» – месте, о котором Зола никогда прежде не слыхала. Как сказал Тодд, они с Марком просто хотели угостить ее хорошей едой. Но стоило ей войти в заведение, как она поняла: что-то затевается. Марк и Тодд ждали ее в угловой кабинке, оба в новых костюмах, оба небритые и оба в странных новых очках: Марк в круглых с черепашьей оправой, Тодд – в узких, без оправы, в европейском стиле.

Она села за стол напротив них и спросила:

– Так, что происходит?

– Ты на этой неделе ходила на занятия? – вопросом на вопрос ответил Тодд.

– Пыталась. Во всяком случае, одну попытку сделала. Вас я там что-то не заметила.

– А нас там и не было, – признался Марк. – И тебе не советуем туда ходить.

– Разве это не прекрасно, Зола? – воскликнул Тодд. – Никогда больше не видеть Школу. Перестать волноваться из-за адвокатского экзамена!

– Продолжай, – сказала Зола. – Кстати, где вы взяли эти костюмы?

Официант принял у них заказ на напитки. Ребята заказали пиво, Зола – содовую.

– А это наш новый образ, – объяснил Марк. – Мы теперь адвокаты и должны выглядеть соответственно, хотя – учитывая ту сферу, какой занимаемся мы, – и не слишком круто. Адвокаты по делам о вождении в нетрезвом виде, как ты знаешь, редко красуются на обложке «GQ»[63].

– Понятно. И кому же это так приспичило, что они наняли вас?

– А мы повесили свою собственную вывеску, – ответил Тодд. – Наняли сами себя. Юридическая контора «Апшо, Паркер и Лейн». – Он протянул ей новенькую визитку с названием фирмы, адресом и номером телефона.

Зола внимательно изучила ее и осведомилась:

– Вы ведь шутите, правда?

– Мы абсолютно серьезны, – возразил Марк. – И нам нужны сотрудники.

Зола тяжело вздохнула, медленно подняла руки и произнесла:

– Ладно. Больше вопросов не задаю. Объясните мне, что происходит, или я ухожу.

– Никуда ты не уходишь, – заявил Тодд. – Мы съехали со своих квартир, бросили Школу, поменяли фамилии и нашли способ немного подзаработать: собираемся выдавать себя за адвокатов, будем толкаться в уголовных судах в поисках гонораров – наличными, разумеется, – и надеяться, что нас не поймают.

– Нас не поймают, – заверил Марк. – Слишком многие занимаются тем же, чем собираемся заниматься мы.

– Но у остальных есть лицензии, – напомнила Зола.

– Откуда ты знаешь? Никто никогда не проверяет. А клиенты вообще понятия не имеют ни о каких лицензиях. Они до смерти напуганы, ошарашены, им и в голову не придет спросить. Мы же тогда, в тюрьме, не попросили Даррелла Кромли показать лицензию.

– Это подсудное дело, – сказала Зола. – Я не так хорошо училась в Фогги-Боттом, но знаю, что заниматься адвокатской деятельностью без лицензии противозаконно.

– Только если тебя поймают, – уточнил Марк. А Тодд добавил:

– Конечно, риск есть, но все не так уж страшно. Если что-то пойдет не так, мы просто снова исчезнем.

– И мы думаем, что сумеем таким образом скопить кое-какую наличность, свободную от налогов, разумеется.

– Вы сумасшедшие.

– Нет, на самом деле мы очень сообразительные. Мы прячемся на глазах у всех, Зола. Прячемся от своего хозяина. Прячемся от служб, ведающих студенческими кредитами. И при этом делаем хорошие деньги.

– А ваши долги?

Марк глотнул пива, вытер губы и наклонился к ней поближе.

– А с долгами будет вот что. В один прекрасный день Школа осозна́ет, что мы слиняли, но ничего предпринимать не станет. Почтенные юридические школы в таких случаях уведомляют Министерство образования, а потом пудрят ему мозги насчет того, сколько денег они должны вернуть. Бьюсь об заклад, Фогги-Боттом не захочет возвращать ничего, поэтому станет держать язык за зубами, а денежки оставит себе. Мы будем регистрироваться в соответствующих службах по электронной почте, создавая впечатление, будто исправно посещаем занятия. Выпуск в мае, и, как вы знаете, мы должны подписать план возмещения кредита, который вступает в действие через полгода после окончания учебного заведения. А поскольку мы ничего возмещать не станем, нас спишут в бесследно исчезнувшие.

– Ты, например, знаешь, – перебил его Тодд, – что в прошлом году таких бесследно исчезнувших выпускников был целый миллион?

Зола пожала плечами: то ли знала, то ли нет.

Марк продолжил:

– Таким образом, у нас есть некоторое время – девять или десять месяцев, – прежде чем наши долги начнут считаться просроченными. А к тому времени мы накопим денег и всем покажем, на что способно наше маленькое юридическое предприятие.

– Но отказ от уплаты долга есть отказ от уплаты долга – это гарантированное судебное дело, которое вы не сможете оспорить.

– Только в том случае, если нас найдут, – ухмыльнулся Тодд. – Мой сервисер[64] работает на какой-то потогонке в Филадельфии. У Марка – в Нью-Джерси. А твой где? Напомни.

– В Чеви Чейзе.

– Ладно, пусть немного ближе, но все равно ты будешь в безопасности. Дело в том, что они не смогут нас найти, потому что у нас теперь другие имена и другие адреса. Они передадут наши дела какой-нибудь захудалой юридической конторе, которая наверняка принадлежит Хиндсу Рэкли, и та заведет на нас дело. Подумаешь! Они всегда как сумасшедшие гоняются за студентами, только их иски бесполезны.

– Но вы потеряете льготы.

– Какие льготы? Они в любом случае потеряны, потому что мы не собираемся возвращать ссуду. Даже если бы мы нашли честную работу, мы никак, черт возьми, не смогли бы возместить то, что должны.

Подошел официант, Марк заказал тарелку начос[65]. Когда официант удалился, он сказал:

– Вот тебе и прекрасный обед.

– Это от нас. За счет фирмы, – улыбнулся Тодд.

Зола все еще держала в руке визитку. Она снова посмотрела на нее и спросила:

– Откуда взялись эти имена?

– Из телефонного справочника, – сообщил Марк. – Самые обычные, заурядные имена. Я – Марк Апшо, могу подтвердить это документами. Он – Тодд Лейн, еще один адвокат, шастающий по улицам.

– А Паркер – это кто?

– Это ты, – ответил Тодд. – Зола Паркер. Мы считаем, что нашему маленькому предприятию требуется некоторое разнообразие, поэтому добавили тебя как среднего партнера. Но мы все равны, понимаешь? Все трое – равноправные партнеры.

– Все трое равноправные мошенники, – усмехнулась Зола. – Вы меня извините, но это безумие.

– Да. Но еще большее безумие корпеть в Школе до конца, выпуститься в мае, не имея работы, а потом вкалывать, готовясь к адвокатскому экзамену. Посмотри в лицо правде, Зола, ты эмоционально не готова к этому. Как и мы. Поэтому мы уже свое решение приняли.

– Но мы же почти закончили юридическую школу, – сказала она.

– Ну и что? – отозвался Марк. – То, что ты получишь диплом, совершенно бесполезно. Просто еще одна бумажка в знак любезности от Хиндса Рэкли и его конвейера по производству дипломов. Нас втянули в аферу эпических масштабов. Горди был прав. Нельзя просто плыть по течению этой мошеннической реки и надеяться на чудо. Мы, по крайней мере, даем сдачи.

– Ничего вы не даете. Вы просто обманываете налогоплательщиков.

– Налогоплательщиков обманывают Конгресс и Министерство образования. И, разумеется, Рэкли, который уже немало наварил на наших денежках, – возразил Тодд.

– Но мы сами занимали деньги. Никто нас не заставлял.

– Это правда, но деньги нам ссудили обманным путем, – заметил Марк. – Когда ты начинала учиться в юридической школе, ты могла представить, что окажешься в один прекрасный день с кучей долгов и без работы? Нет, черт возьми. Картина, которую нам тогда рисовали, была куда более радужной. Берите деньги, получайте диплом, сдавайте адвокатский экзамен и включайтесь в эту великую профессию, которая позволит вам с легкостью выплатить все долги.

Официант снова принес напитки. В разговоре наступила пауза, во время которой все пили, уставившись в стол.

– Все это выглядит очень рискованно, – тихо сказала наконец Зола.

Марк и Тодд согласно кивнули, и Марк подтвердил:

– Да, риски есть, но мы не думаем, что они так уж велики. Первый – это что нас застукают на месте преступления. Ну и подумаешь! Небольшой штраф – и скатертью дорожка.

– Мы подробно изучили ситуацию, – добавил Тодд. – Несанкционированная практика – не такое уж редкое дело. И никто еще не попал за это в тюрьму.

– Видимо, ты предлагаешь мне этим утешаться?

– Предлагаю. Послушай, Зола, если кто-то что-то заподозрит, донесет на нас и, скажем, появятся представители Ассоциации адвокатов округа Колумбия с кучей вопросов, мы просто снова исчезнем.

– А это, наверное, должно быть еще утешительней?

Не обращая внимания на ее едкое замечание, Марк продолжил:

– Второй риск состоит в том, что из-за невыплаты долга наша и без того трудная жизнь осложнится еще больше.

Принесли начос, все принялись за еду. Зола промокнула глаза бумажной салфеткой, и только тут ребята заметили, что она плачет.

– Слушайте, мальчики, я не могу больше оставаться в старой квартире. Каждый раз, когда я вижу дверь Горди, со мной чуть ли не случается истерика. Во вторник родственники вывезли его вещи, потом я пошла туда и долго сидела на диване в темноте. Мне нужно уехать оттуда, куда угодно.

Парни кивнули, перестали есть, сделали по глотку.

– И еще кое-что, – продолжила Зола. Она тяжело вздохнула, снова вытерла глаза и поведала историю про однокашницу по техасскому колледжу, которую прямо посреди ночи выдернули из общежития агенты иммиграционной полиции. Ее выслали обратно в Сальвадор, где она воссоединилась со своей семьей, которую депортировали месяцем раньше. Проблема состояла в том, что эта студентка родилась в США и была полноправной американской гражданкой. Но ее апелляции до сих пор мурыжат где-то в недрах бюрократии.

Зола сказала, что ей известны с десяток случаев, когда граждане Соединенных Штатов попадали в сети, раскинутые иммиграционной полицией, и были высланы, причем всегда это происходило после ареста их родственников. А теперь она сама живет в постоянном страхе, и это лишает ее последних сил.

Марк и Тодд слушали с сочувствием. Когда она замолчала и перестала плакать, Марк произнес:

– А мы нашли превосходное убежище, и в нем есть место для тебя.

– Где? – спросила Зола.

– Здесь, наверху. Мы живем в конуре на четвертом этаже, добавлю – без лифта, а прямо под нами есть две свободные комнаты. Мейнард говорит, что мы можем снять их по очень разумной цене.

– Кто такой Мейнард?

– Наш хозяин, – ответил Тодд. – Ему принадлежит весь этот дом.

– Квартиру не назовешь уютной, – подхватил Марк, – но там тебе будет обеспечено уединение, по крайней мере отчасти.

– Ребята, я не стану делить жилье с вами.

– Конечно, нет! Мы будем жить на четвертом этаже, а ты – на третьем.

– А кухня там есть?

– Ну, не то чтобы… Но у тебя не будет нужды готовить.

– А ванная?

– Вот тут проблема, – признался Тодд. – Единственная ванная находится на четвертом этаже, но мы как-нибудь устроимся. Зола, конечно, это не идеальное решение, но нам всем приходится как-то выкручиваться. Продержимся несколько месяцев и посмотрим, как пойдут дела.

– Это идеальное место для того, чтобы спрятаться, – добавил Марк. – Вспомни Анну Франк, которая скрывалась от нацистов. У нас, конечно, не так сурово, но все же.

– И вы думаете, что от такого сравнения мне станет легче?

– Ну, сравнение можно найти и другое.

– А Мейнард? – спросила Зола. – Насколько много он знает?

– Я работаю на Мейнарда уже три года, – сообщил Тодд. – Он человек уравновешенный. Чуточку жуликоватый, конечно, крупный букмекер и все такое, но он понятия не имеет, что такое юридическая консультация. Он считает, что мы еще учимся, да ему особо и дела нет до этого. Мы с ним провели переговоры, предложили бартер: жилье в счет зарплаты. Он согласился.

– Не могу представить себя в роли этого Кромли, шастающей в поисках клиентов.

– Конечно, нет! – воскликнул Марк. – Насколько мы пока видели, все эти кромли мужчины, преимущественно белые. Ты не подходишь на эту роль, потому что ты… ну… привлекаешь внимание.

– Так что же будет входить в мои обязанности?

– Секретарская работа, – сказал Тодд.

– Не нравится мне все это. И где же будет офис?

– В твоей берлоге. Это и будет офис нашей конторы «Апшо, Паркер и Лейн. ВНВ. Нелегальная юридическая практика».

– Ловко.

– И мы так думаем. Твой талант мы видим в области законодательства о причинении личного ущерба, которое, как нам известно в силу нашего превосходного юридического образования, является самой прибыльной сферой уличной юриспруденции.

Как бы перехватив эстафетную палочку, Марк продолжил:

– Мы видим тебя с удочкой в больничных отделениях неотложной помощи, цепляющей на крючок предполагаемых истцов. В этом городе большинство из них чернокожие, и ты легче найдешь с ними контакт. Они будут тебе верить и захотят тебя нанять.

– Я ничего не смыслю в законодательстве о причинении личного ущерба, – заметила Зола.

– Конечно, смыслишь! Ты видела по телику тысячу рекламных роликов всех этих барышников, мечтающих заполучить клиентов. Они не самые тупые люди на свете, так что много работы ты там не найдешь.

– Спасибо.

– Но чтобы прилично заработать, достаточно парочки действительно хороших автомобильных аварий, Зола. Когда работал в «Старой рыжей кошке», я познакомился с адвокатом, который умирал с голоду, пока не поскользнулся на улице и не упал. В больнице в его палату привезли еще одного парня, который пострадал в аварии на своем мотоцикле. Спустя год этот адвокат урегулировал дело в пользу пострадавшего мотоциклиста почти за миллион долларов и огреб треть от этой суммы.

– Вот так просто? – удивилась Зола.

– Да. В пострадавших таким образом недостатка нет, и их всегда привозят в больницу. А там их будешь ждать ты.

– Это сработает, Зола, потому что мы заставим нашу схему работать, – заверил Марк. – Только мы трое: один за всех и все за одного. Равноправные партнеры до конца.

– А когда наступит этот конец, ребята? И каким будет эндшпиль?

– Выживание, – ответил Тодд. – Мы выживем, прячась и притворяясь другими людьми. И будем энергично суетиться, потому что пути назад уже нет.

– А если нас поймают?

Отпив по глотку пива, Марк и Тодд задумались над ответом, и Марк наконец сказал:

– Если нас поймают, мы просто снова слиняем. Исчезнем.

– Жизнь в бегах, – вздохнула Зола.

– Мы и сейчас постоянно бегаем, – сказал Тодд. – Ты, может, не захочешь с этим согласиться, Зола, но это так. Наша жизнь все равно неустойчива, так что нам не остается ничего другого, кроме как бегать.

Марк хрустнул костяшками пальцев и добавил:

– Вот такое дело, Зола. И мы в нем вместе, спаянные дружбой и верные друг другу до конца. Мы должны прямо сейчас поклясться на будущее, что, если потребуется, мы уйдем вместе.

– И куда пойдем?

– Об этом будем думать, когда настанет время.

– А как же ваши родные? – спросила Зола. – Им вы сказали?

Ребята замялись, и в этом уже содержался ответ.

– Нет, – ответил Марк, – я маме ничего не сказал, потому что у нее сейчас и без того проблем по горло. Она думает, что я хожу на занятия и по окончании Школы меня ждет хорошая работа, все идет по плану. Наверное, я выжду месяца два, а потом навру ей, что решил взять академический отпуск на один семестр. Не знаю. Что-нибудь придумаю.

– А ты? – обратилась Зола к Тодду.

– То же самое, – отозвался тот. – Сейчас у меня не хватает духу признаться родителям. Не знаю, какой вариант правды хуже. С одной стороны, у меня двести тысяч долга и никакой работы. С другой – я бросил Школу и зарабатываю тем, что, сменив личность, охочусь на нетрезвых водителей и выручаю их за наличные. Я, как и Марк, подожду и придумаю что-нибудь позже.

– А если вся эта афера лопнет и вы окажетесь в беде?

– Этого не случится, Зола, – заверил ее Марк.

– Хотелось бы вам верить, но я сомневаюсь, что вы отдаете себе полный отчет в том, во что ввязываетесь.

– Мы тоже не уверены в успехе, – признался Тодд. – Но мы приняли решение и уже не отступимся. Вопрос лишь в том, ты с нами или нет.

– Вы многого хотите от меня: чтобы я швырнула на ветер три года учебы в юридической школе.

– Послушай, Зола, – сказал Марк, – что дала тебе эта школа? Ничего, только разрушила твою жизнь. Мы предлагаем выход. Возможно, он не совсем чист, но на данный момент других у нас нет.

Она захрустела чипсами и осмотрелась вокруг. Бар был набит молодыми людьми тридцати-сорока лет, все они пили и смотрели баскетбольный или хоккейный матч на больших экранах. Женщин было мало, и среди них почти совсем не было студенток.

– А вы оба здесь работаете? – спросила она.

– Ага, – ответил Тодд. – Это гораздо веселее, чем сидеть на лекциях и готовиться к адвокатскому экзамену.

– И каковы условия вашего партнерства?

– Мы складываем в общий котел деньги, полученные за этот семестр, – каждый вносит десять тысяч. Это покроет начальные расходы: новые компьютеры, новые телефоны, кое-какое офисное оборудование, новые документы и одежда поприличнее.

– Так ты с нами? – поинтересовался Тодд.

– Дайте мне подумать, хорошо? Мне все еще кажется, что вы бредите.

– С этим мы спорить не станем.

Глава 16

Каких-то два с половиной года тому назад, когда Марк Фрейзер поставил свою подпись на последнем бланке, вступив в федеральную программу студенческих ссуд, и очертя голову бросился в трясину долгов, Министерство образования назначило ему долгового советника, или сервисера – женщину по имени Моргана Нэш. Она работала в «НауЭссист» – ньюджерсийской частной компании, которую Министерство образования подрядило для обслуживания студенческих долгов, и выбор ее был случайным. Марк никогда с ней не встречался, да и необходимости не было. Как заемщику, ему разрешалось самому выбирать схему взаимодействия, и он, подобно всем студентам, предпочел свести контакты к минимуму. Они с миз Нэш сообщались только по электронной почте. Однажды она попросила дать ей номер его мобильного, но, поскольку Марк не был обязан предоставлять такую информацию, номера так и не получила. «НауЭссист» была одной из многих компаний по обслуживанию долгов, и все они наверняка строго контролировались Министерством образования. Те, которые работали не на должном уровне, либо получали меньше работы, либо контракт с ними вовсе расторгался. По данным официального сайта Министерства образования, «НауЭссист» значилась где-то в середине рейтинга. Если не считать самого́ держащего за горло долга, Марк пока не имел никаких претензий к миз Нэш и ее деятельности. Выслушивая в течение двух с половиной лет нескончаемое ворчание других студентов, он понимал, что существуют куда более плохие компании по обслуживанию долгов, чем та, к которой прикреплен он.

В последнем письме от миз Нэш, полученном им по старому электронному адресу, говорилось:

Привет, Марк Фрейзер! Надеюсь, Вы хорошо провели каникулы и готовы энергично приняться за учебу в последнем семестре. Желаю успехов на этом последнем этапе. Когда мы связывались в последний раз, в ноябре, вы были воодушевлены работой в «Несс Скелтон», но Вас тревожила неопределенность относительно стартовой зарплаты. Я была бы признательна, если бы Вы сообщили мне последние новости по этой части. Основываясь на размере Вашей будущей зарплаты, я бы начала составлять для Вас план погашения долга. Как Вы знаете, закон требует, чтобы Вы подписали такой план по окончании учебы, после чего спустя ровно полгода начали выплачивать долг. Знаю, что Вы очень заняты, но буду Вам чрезвычайно благодарна, если Вы сообщите нужные сведения в удобное для Вас время.

Последний платеж на Ваше имя, сделанный 13 января 2014 года, составил $32 000. Ваш общий долг с учетом процентов равняется $266 000.

С наилучшими пожеланиями,

Моргана Нэш,

государственный представитель.

Выждав два дня, Марк ответил утром в субботу:

Дорогая миз Нэш,

благодарю Вас за письмо, был рад получить его. Надеюсь, у Вас все хорошо. В «Несс Скелтон» сейчас период неопределенности. Фирма пребывает в процессе слияния с некой британской компанией, и всё находится в состоянии перемен. В сущности, я не могу даже найти там кого-нибудь, кто выказал бы готовность поговорить со мной о будущем моем положении. У меня создается впечатление, что в процессе этого слияния сделанное мне предложение работы может быть отозвано. Это очень огорчительно. Прибавьте к этому, что мой лучший друг бросился с Арлингтонского мемориального моста в Потомак на прошлой неделе, и Вы поймете, что мне в эти дни было не до учебы. Дайте мне немного времени, чтобы прийти в себя. Последнее, о чем мне сейчас хочется говорить, это возврат долга.

Благодарю Вас за терпение.

Ваш Марк, дружески.

Тодд был прикреплен к компании под названием «Партнерство поддержки стипендиатов», или ППС, или даже просто ПП, как Тодд и другие студенты сокращенно называли ее. Компания базировалась в Филадельфии и имела неблагоприятную репутацию по части обслуживания долгов. Тодду удалось обнаружить минимум три судебных иска, предъявленных ей по всей стране в связи со злоупотреблениями, допущенными при сборе долгов. Компания была уличена в незаконных завышениях суммы долгов и уже выплачивала штрафы. Тем не менее Министерство образования не прерывало сотрудничества с ней.

«Советник» Тодда по имени Рекс Вагнер был настоящим нахалом и грубияном, которому Тодд, будь у него возможность, а ее, разумеется, никогда не будет, с удовольствием дал бы хорошего пинка под зад. Он представлял себе Вагнера забившимся в какую-нибудь каморку в котельном помещении, в цокольном этаже, где расположена захудалая контора, – вероятно, толстым, жующим чипсы, с напяленными на лысую голову наушниками от телефона, по которому он терроризирует молодых людей, одновременно рассылая хамские имейлы.

В последнем присланном Тодду, например, говорилось:

Дорогой мистер Лусеро,

теперь, когда окончание учебы не за горами и Вы вышли на финишную прямую, самое время поговорить о выплате долга, о чем Вам наверняка говорить совсем не хочется; как я понял из последнего Вашего письма, присланного месяц назад, Вы еще не нашли «заслуживающего внимания предложения работы по профессии». Надеюсь, ситуация изменилась. Пожалуйста, сообщите мне последние сведения о поисках работы. Боюсь, я не смогу согласиться с планом выплаты долга, основанным на Вашем желании работать только барменом. Нужно поговорить, и чем раньше, тем лучше.

Последний платеж на Ваше имя, сделанный 13 января 2014 года, составил $32 000. Ваш общий долг с учетом процентов равняется $195 000.

Искренне Ваш,

Рекс Вагнер, старший советник

по обслуживанию долгов.

На это Тодд в конце концов ответил:

Дорогой старший советник ПП по обслуживанию долгов Рекс Вагнер,

работая барменом, я смогу заработать больше, чем Вы, запугивая студентов. Я читал о Вашей компании и о предъявленных ей исках за использование недопустимых методов взыскания долгов, но Вас я не обвиняю – пока. Я не просрочил платеж, черт возьми, я даже еще не закончил учебу, так что отстаньте. Нет, у меня нет работы по специальности, потому что никаких вакансий не существует, по крайней мере для выпускников таких захудалых коммерческих школ, как Фогги-Боттом, которая в сущности, к слову сказать, обманула нас, когда мы еще только собирались в нее поступить. Господи, какими дураками мы были!

Дайте мне время, и я что-нибудь придумаю.

Тодд Лусеро.

Вагнер ответил:

Дорогой мистер Лусеро,

давайте сохранять позитивный настрой. Я работал со многими студентами, которые испытывали трудности с поиском работы, но в конце концов все они ее нашли. Просто поиски требуют расторопности и стаптывания башмаков, чтобы попасть в нужное место и постучать в нужную дверь. В округе Колумбия масса крупных юридических фирм и хорошо оплачиваемых мест в государственном секторе. Я уверен, что и Вы найдете свое место и сделаете успешную карьеру. Я пропускаю мимо ушей Ваши слова о «недопустимых методах» и «запугивании». Вся наша переписка общедоступна, и я советую тщательно выбирать выражения. Был бы рад обсудить это с Вами по телефону, но, разумеется, у меня нет Вашего номера.

Привет,

Рекс Вагнер, старший советник

по обслуживанию долгов.

Тодд ответил в свою очередь:

Дорогой старший советник ПП по обслуживанию долгов Вагнер,

прошу простить, если я оскорбил Вас. Уверен, что Вы не можете даже представить себе, в какой тяжелой ситуации я сейчас нахожусь. Все пошло не так, как планировалось, и будущее видится мне весьма мрачным. Я проклинаю тот день, когда решил поступить в юридическую школу, а особенно в Фогги-Боттом. Вы отдаете себе отчет в том, что хлыщ с Уолл-стрит, которому принадлежит Школа, гребет с нее 20 миллионов долларов в год? А она – лишь одна из восьми в его портфеле. Чудесно! Оглядываясь назад, я понимаю, что мне следовало купить такую школу, а не поступать в нее.

Нет, я не дам Вам свой телефонный номер. Судя по многочисленным искам, возбужденным против ПП, самое плохое творится как раз по телефону, поскольку телефонные разговоры почти никогда не записываются. Давайте продолжим общение по электронной почте, где каждое слово фиксируется.

Остаюсь дружески расположенным к Вам,

Тодд Лусеро.

Всю субботу они убирали, красили и выносили мусор мешками. «Люкс» Золы состоял фактически из трех комнат: одна должна была стать спальней, другая предназначалась под гостиную/офис, и была еще кладовка, которую тоже можно было как-то использовать. Они уговорили Мейнарда позволить им передвинуть одну стену и прорубить лишнюю дверь. Один из кузенов Мейнарда работал подрядчиком без лицензии и производил разные работы, не заморачиваясь никакими разрешениями. За тысячу наличными он был готов сляпать кое-как небольшую душевую, туалет и умывальник с туалетным столиком, превратив кладовку в ванную комнату. Тодд с Марком сомневались, что Золе она очень понравится, но выбора у нее все равно не имелось.

Она пока не дала согласия присоединиться к их товариществу, но это было лишь вопросом времени.


Субботний день выдался солнечным и холодным, а Золе требовался свежий воздух. Выйдя из своей квартиры рано утром, она пошла пешком к Моллу[66], где посидела на ступеньках Мемориала Линкольна, понаблюдала за туристами. Глядя на Монумент Вашингтона и виднеющийся за ним вдали Капитолий, она думала о родителях и брате, томящихся под замком, словно заключенные, в убогом центре временного содержания в ожидании высылки. Открывавшийся перед ней вид был восхитителен: каждое здание и каждый монумент представляли собой символ неукротимой свободы. Ее семья, если бы эта панорама была видна из места их нынешнего пребывания, могла бы лицезреть ее только через колючую проволоку ограды. Благодаря им ей было даровано американское гражданство, хотя сама она не сделала ничего, чтобы заслужить этот статус. Они работали как ломовые лошади в стране, которой гордились и гражданами которой мечтали стать. Какую конкретную выгоду получит от их высылки эта великая нация иммигрантов? В этом не было никакого смысла, и это казалось несправедливо жестоким.

О Горди Зола старалась не думать. Его трагедия осталась позади, и зацикливаться на ней бесполезно. Они все равно не имели общего будущего, думать по-другому было с ее стороны большой глупостью. Но он все еще оставался с нею, и она не могла освободиться от чувства вины. Зола прошла мимо Зеркального пруда, пытаясь представить себе это место, заполоненное двумястами пятьюдесятью тысячами людей тогда, в 1963 году, когда доктор Кинг описывал им свою мечту. Ее отец всегда говорил, что величие Америки состоит в том, что здесь каждый может осуществить любую свою мечту: любая мечта ценой упорного труда и готовности жертвовать может стать реальностью.

Теперь его мечты обернулись кошмаром, и Зола ничем не могла помочь.

Подойдя к Монументу Вашингтона, она встала в длинную очередь желающих подняться наверх, но вскоре ей надоело ждать, и она ушла. Зола любила Смитсоновский музей и провела в нем несколько часов, углубившись в американскую историю. За весь день она ни разу не вспомнила о своей юридической школе и поисках «достойной работы по специальности».

Ближе к вечеру Тодд прислал эсэмэску с предложением «снова хорошо поесть». Но Зола отказалась, сославшись на то, что у нее другие планы. Она почитала какой-то роман, посмотрела старый фильм по телевизору и вскоре после одиннадцати отправилась в постель. Дом сотрясался от громкой музыки и снующих туда-сюда буйных студентов. Субботний вечер в большом городе. Около часу ночи ее разбудила шумная ссора, происходившая в коридоре, но она сумела снова заснуть.

Зола спала глубоким сном, когда кто-то забарабанил в ее дверь. Для иммигрантов, особенно не имеющих документов, правило было хорошо известно: держи одежду и обувь, а также телефон под рукой, не открывай дверь, надейся и молись, чтобы это не оказалась иммиграционная полиция. Если это она, дверь все равно взломают, и бежать будет некуда. Хотя Зола являлась такой же полноправной гражданкой, как любой служащий СИТК, она тоже жила в соответствии с этим правилом.

Вне себя от страха, Зола натянула джинсы. Стук в дверь продолжался, и чей-то громкий голос вопил: «Открывайте! Иммиграционная полиция!» Бесшумно прокравшись в гостиную, она в ужасе смотрела на дверь, и ее сердце колотилось, как отбойный молоток. Она уже включила мобильник и собиралась нажать кнопку быстрого набора номера Марка, как будто он смог бы перенестись сюда прямо по воздуху в два часа ночи и спасти ее. Но тут стук прекратился. Голоса тоже стихли, доносилось только шарканье ног. Зола прильнула ухом к двери, прислушиваясь, но в коридоре было тихо. А потом в его дальнем конце раздался смех.

Были ли это и впрямь представители иммиграционной полиции или кто-то просто сыграл с ней дурную шутку? Зола стояла в темноте, стараясь взять себя в руки. Минуты шли, а она боялась пошевелиться, издать хоть малейший шорох. Ничего необычного в том, что иммиграционная полиция могла нагрянуть с вопросами, не было, но не в такой же час, правда? И потом, если приходят представители этого учреждения, они делают свое дело до конца и не уходят только потому, что никто не ответил на стук в дверь.

Кто бы то ни был, на Золу этот эпизод подействовал сокрушительно. Она медленно вернулась в спальню, натянула свитер, надела туфли и выждала еще некоторое время. Убедившись, что в коридоре полная тишина, она отперла дверь, высунула голову, посмотрела направо, налево и, никого не увидев, вышла и заперла за собой дверь. Воспользовавшись запасным ключом от квартиры Горди, она вошла в нее и, не зажигая света, растянулась на его голом матрасе.

Ни о каком сне не было и речи. Зола не могла больше так жить. Если двоим ее друзьям хватило безрассудства сменить личности, то и она воспользуется шансом вместе с ними.


Моргана Нэш снова дала о себе знать:

Дорогой Марк,

мне очень жаль, что с Вашим другом случилось такое несчастье, и я понимаю, как Вы горюете. Тем не менее давайте постараемся уточнить ситуацию с «Несс Скелтон» и начнем думать о схеме выплаты долга.

Примите мои соболезнования.

Моргана Нэш,

государственный представитель.

В воскресенье утром Марк дал ответный залп:

Дорогая миз Нэш,

благодарю за сочувствие. Оно много для меня значит. Похоже, меня уволили из «Несс Скелтон», уволили еще до того, как я начал там по-настоящему работать, что и к лучшему, потому что я все равно не пришелся там ко двору и с презрением относился к людям, которые там работают. Таким образом, я снова безработный, как и все мои однокурсники, и у меня нет никаких эмоциональных сил начинать поиски другой бесперспективной работы. Пожалуйста, не наседайте на меня, хорошо?

С наилучшими пожеланиями,

Марк.

В понедельник утром Моргана первым делом ответила:

Дорогой Марк,

мне жаль, что Вы так расстроены. Я просто выполняю свою работу, а она требует, чтобы я не прекращала диалога с Вами насчет выплаты долга. В округе Колумбия существует много хороших вакансий, и я уверена, что Вы найдете достойную работу в юридической сфере. Просто держите меня в курсе дела.

Моргана Нэш,

государственный представитель.

Марк ответил:

Дорогая миз Нэш. Никакого «дела», в курсе которого я мог бы Вас держать, нет. Ничего нет. Я хожу к психологу, и он рекомендует мне на время прекратить контакты с Вами.

Простите.

Марк.

Глава 17

В понедельник они дождались позднего утра, когда все ушли на занятия и здание опустело, после чего переправили коробки с вещами Золы в ее новое жилище на третьем этаже, над баром «Забияка». Если Зола и была разочарована своей новой берлогой, то ничем этого не выдала. Она даже улыбалась, распаковывая одежду и домашнюю утварь, и казалась довольной своим новым схроном. Ведь он был временным. В детстве, в Ньюарке, она живала в куда более стесненных условиях – тогда у нее вообще не имелось никакой возможности уединиться. Марк с Тоддом и представить не могли, как бедствовала в те времена ее семья.

Подрядчик с командой своих усердных и, без сомнения, нелегальных словаков еще трудились над превращением кладовки в ванную комнату, поэтому партнеры отправились на поздний ленч в кафе, находившееся на той же улице. За салатами и чаем со льдом Тодд изложил некоторые основные правила их сотрудничества. Действовать они будут в мире наличных, без каких-либо кредитов. Кредитные карточки оставляют следы. С Мейнардом они условились, что арендную плату будут отрабатывать. Тодд и Марк обязались работать по двадцать пять часов в неделю барменами – без всяких записей. Мейнард согласился, что это покроет аренду, коммунальные услуги, кабельное телевидение и Интернет, а также разрешил им пользоваться своим адресом для получения немногочисленной корреспонденции, которую они ожидали. Похоже, ему понравилась идея иметь трех подающих надежды адвокатов практически у себя дома, и он не видел разницы между юридической консультацией, как они называли свое предприятие, и адвокатской фирмой. Много вопросов Мейнард не задавал. Ирония состояла в том, что истинной причиной их рвения всячески избегать кредитов являлся тот факт, что их совместный кредит уже составлял более шестисот тысяч долларов, но в тот момент им было не до иронии.

Друзья снова навестили своего тайного благодетеля и приобрели липовые права для Золы, которые стали отныне ее единственным документом, удостоверяющим личность. Поскольку теперь она являлась Золой Паркер, ей купили новый телефон, однако сохранили и старые, чтобы отслеживать, кто их ищет. Всех их могли преследовать хозяева квартир, однако подавать на них в суд было бессмысленно, поскольку Марка Фрейзера, Тодда Лусеро и Золы Маал больше не существовало. В конце концов сервисеры занесут их в списки «находящихся в состоянии дефолта», но это только через несколько месяцев. Нельзя эффективно вести дело против того, кого невозможно найти. Они постараются избегать всех своих старых друзей, но продолжат обновлять страницы в Фейсбуке, хотя менее активно, чем прежде. Они не станут поддерживать никаких связей с Фогги-Боттом и уверены, что их отсутствия никто в администрации не заметит.

Иногда Золу охватывал ужас от того, что они затеяли. Это было безумие, которое наверняка плохо кончится, но теперь она чувствовала себя в большей безопасности, а безопасность являлась ее главной заботой. Что же касается ее партнеров, то они либо были чрезмерно самоуверенны, либо делали вид, что это так. В глубине души она понимала, что они сами не знают, что делают, но их энтузиазму трудно было противостоять. Как бы ни хотела она в этом признаться, их уверенность придавала ей спокойствия.

Марк посерьезнел и стал рассуждать об их личной жизни. Важно избегать новых знакомств и серьезных отношений. Никто, кроме них троих, не должен знать об их замысле. Их товарищество должно быть окружено непроницаемой стеной.

– Ты что, шутишь? – перебила его Зола. – Мы только что похоронили моего любимого, и ты думаешь, что я уже хочу завести новый роман?

– Нет, разумеется, – ответил Марк. – Мы с Тоддом тоже сейчас свободны, и лучше, чтобы так оно и оставалось.

– А если тебе понадобится секс, мы с Марком всегда под рукой – просто чтобы все оставалось между нами, понимаешь?

– Этого еще не хватало, – рассмеялась Зола. – Наши жизни и без того достаточно запутаны.

– Конечно, но просто имей это в виду, – не сдавался Тодд.

– Это что, ваш новый метод клеить девушек: «Чтобы все оставалось между нами»?

– Не знаю. Я еще никогда им не пользовался.

– И впредь не пользуйся. Не сработает.

– Я же шучу, Зола.

– Нет, не шутишь. Что случилось с той девушкой, Шарон, с которой ты встречался в прошлом семестре?

– Она уже история.

– Давайте договоримся, – перебил их Марк, – что все флирты вне дома, согласны?

– Абсолютно, – подтвердила Зола. – Что следующее в списке?

– У нас нет никакого списка, – ответил Марк. – Еще вопросы есть?

– Не столько вопросы, сколько сомнения, – призналась Зола.

– Мы слушаем, – сказал Тодд. – Это великий момент, наш звездный час. Давайте, выкладывайте все карты на стол.

– Ладно. Я серьезно сомневаюсь, что сумею заманивать клиентов в приемной больничной неотложки. И сомневаюсь, что кто-нибудь из вас знает, как это делается.

– Ты права, но мы можем научиться, – заметил Тодд. – Придется научиться. Это вопрос выживания.

– О, я думаю, ты будешь смотреться там очень естественно, Зола, – заверил Марк. – Красивая молодая чернокожая женщина в умопомрачительном платье или короткой юбке, на модных каблуках. Я бы нанял тебя не моргнув глазом, если бы моя жена попала в автомобильную аварию.

– У меня есть только одно приличное платье – то, в котором я была на похоронах.

– Мы обновим твой гардероб, Зола, – пообещал Тодд. – Мы ведь больше не студенты-юристы, а настоящие профессионалы. Купим новую одежду для всех нас. Это предусмотрено в нашем бюджете.

– Пока это единственная многообещающая вещь, которую я от вас слышала. Ну, допустим, у нас появились клиенты, и нам нужно принять их в офисе. Что тогда?

Было очевидно, что ребята подумали обо всем. Не колеблясь ни минуты, Марк ответил:

– Мы скажем им, что наша контора ремонтируется, поэтому встречи будут происходить в баре.

– В «Забияке»?

– Разумеется. Напитки за счет заведения после оформления бумаг, – сказал Тодд. – Им это очень понравится.

– Помни, Зола, – добавил Марк, – что нашими клиентами будут мелкие правонарушители, которые платят наличными. Мы будем знакомиться с ними в суде или в тюрьме, и последнее место, куда им захочется пойти, это юридическая фирма.

– А встреч с другими адвокатами или чего-то в этом роде мы проводить не собираемся.

– Это уж точно.

– А если уж совсем припрет, мы всегда сможем снять комнату в бизнес-центре на несколько часов. Такой центр есть, например, прямо здесь, за углом, – сообщил Марк.

– Все-то вы знаете, ребята.

– Нет, Зола, – возразил Тодд, – мы знаем далеко не все. Но узнаем, заставим схему работать и даже будем получать от этого удовольствие.

– Что тебя еще напрягает? – поинтересовался Марк.

– Еще я сомневаюсь, что смогу все утаить от Ронды. Она моя близкая подруга и тревожится обо мне.

– А еще у нее самый длинный язык в нашей группе, – вставил Тодд. – Тебе придется держать ее в неведении.

– Это будет нелегко. Не думаю, что смогу бросить школу так, чтобы она этого не заметила.

– А о вас с Горди она знала? – спросил Марк.

– Конечно, знала. Он произвел на нее большое впечатление еще на первом курсе.

– И что ты ей сказала? – осведомился Тодд.

– Ей не терпелось поговорить, поэтому мы встретились вчера вечером в закусочной. Я сказала, что мне очень тяжело и я пока не могу ходить на занятия, что, возможно, возьму академический на один семестр, чтобы прийти в себя. Ронда не слишком допытывалась, просто хотела поговорить о Горди и его последних днях. Я мало что ей сообщила. Она считает, что мне нужен психолог, такой, который поможет справиться с горем. Я обещала подумать. Она была со мной очень ласкова, а мне это сейчас необходимо.

– И тем не менее тебе придется порвать эту связь, Зола, – сказал Марк. – Держи ее на расстоянии, но деликатно. Мы должны отстраниться от студенческой компании. Если пойдет слух, что мы трое пропускаем последний семестр, в школе могут начать задавать вопросы. Беда, правда, невелика, если, конечно, им не придет в голову уведомить Министерство образования.

– Я думала, мы решили наплевать на долг.

– Это правда, но нам нужно как можно дальше отсрочить свой дефолт. Если наши долговые советники узнают, что мы вышли из игры, они будут гавкать насчет возмещения долгов. А если они нас не найдут, то передадут наши дела юристам, те наймут сыщиков, которые начнут все вынюхивать. Я бы предпочел, чтобы это случилось как можно позже.

– А я – чтобы этого и вовсе не случилось, – подхватил Тодд.

– А может, так и будет.

– Но точно вы не знаете, да? – уточнила Зола.

Марк и Тодд переглянулись и ничего не ответили. У Тодда завибрировал телефон, и он достал его из кармана.

– Не тот, – сказал он и достал другой аппарат из другого кармана. Два телефона, старый и новый. Один – для прошлого, другой – для настоящего. Он прочел эсэмэску и сообщил: – Это Уилсон. Пишет: «Эй, парень, опять прогуливаешь занятия? Что случилось?»

– Да, все может оказаться труднее, чем мы думали, – признался Марк.

Глава 18

К восьми сорока пяти у зала номер сто сорок два Окружного суда стали собираться маленькие группки взвинченных людей. Табличка на двери гласила, что это владения достопочтенной Фионы Далримпл, 19-е подразделение уголовного Суда общих сессий округа Колумбия. Собравшиеся в тот день и час были в целом убогого вида компанией людей из неблагополучных кварталов, большинство черные или смуглокожие; почти все либо держали в руках повестки, предписывавшие явку в суд, либо жались к родным, которые их держали. Никто не пришел один. Обвиняемые привели с собой кто жену, кто родителей, кто детей-подростков, и у всех был одинаково испуганный и обреченный вид. Адвокатов, охотящихся за жертвами, в тот момент еще не было.

Зола с Тоддом прибыли первыми, в повседневной одежде, и принялись наблюдать. Прислонившись к стене, они ждали «выхода адвоката Апшо», и тот вскоре появился, в хорошем костюме и со старым портфелем в руке. Он присоединился к ним, и они, образовав свой кружок, как и все остальные, заговорили шепотом, словно ожидали, что сейчас одного из них наугад выберут для экзекуции.

– Мне нравится вон тот парень, – Тодд кивнул в сторону кругленького коротышки латиноамериканской внешности, лет сорока, державшего в руке повестку; его сопровождала суетливая жена.

– Мне он тоже нравится, – согласилась Зола, с интересом глядя на мужчину. – Он может стать нашим первым клиентом.

– Тут такой большой выбор, – тихо, себе под нос произнес Марк.

– Ну что ж, мистер Большая Шишка, ваш выход, покажите нам, как это делается, – подначила его Зола.

Марк тяжело сглотнул, фальшиво улыбнулся и, сказав: «Проще простого», направился к супружеской чете. По мере того как он подходил ближе, жена все ниже опускала глаза от страха, между тем как глаза ее мужа расширялись.

– Простите, – тихим голосом начал Марк, – вы мистер Гарсия? Я ищу Фредди Гарсию.

Человек отрицательно покачал головой, но ничего не ответил. Марк пристально взглянул на вызов в суд, зажатый в его правой руке, и спросил:

– Вы ждете суда?

Глупый вопрос. Зачем бы еще этому парню пропускать работу и ошиваться возле зала суда? Он коротко кивнул, да, мол, но по-прежнему не произнес ни слова.

– В чем обвиняетесь? – продолжил Марк.

Все так же молча мужчина протянул ему повестку, которую Марк прочел, нахмурившись.

– Нападение без отягчающих, – пробормотал он. – Может плохо обернуться. Вы прежде когда-нибудь уже бывали под судом, мистер Лопес?

Мужчина яростно затряс головой: нет! Его жена оторвала взгляд от собственных туфель и взглянула на Марка так, словно готова была разрыдаться. Народу в коридоре прибывало, все беспорядочно перемещались с места на место.

– Послушайте, вам нужен адвокат. Судья Далримпл – крепкий орешек. Понимаете? – Свободной рукой Марк достал из нагрудного кармана новенькую визитку и всучил ее мужчине. – За нападение без отягчающих могут назначить тюремный срок, но я сумею избавить вас от него. Вам не о чем будет беспокоиться. Хотите помогу?

Мужчина закивал: да, да.

– Хорошо. Тогда слушайте. Мой гонорар – тысяча долларов. Сможете заплатить?

При упоминании таких денег у мистера Лопеса отвисла челюсть. За спиной у Марка послышался скрипучий голос, кто-то стремительно прокладывал дорогу через толпу, и вопрос безо всяких сомнений адресовался Марку:

– Эй, что тут происходит, приятель?

Обернувшись, Марк увидел озадаченное и встревоженное лицо типичного «уличного адвоката», высокого остроносого мужчины лет сорока в поношенном костюме.

– Что происходит, приятель? – чуть тише повторил он, обращаясь к Марку. – Вы пытаетесь увести у меня клиента?

Марк, потеряв дар речи, попятился, но адвокат успел выхватить у него повестку и, взглянув на мистера Лопеса, поинтересовался:

– Хуан, этот парень докучает вам? – Мистер Лопес передал визитку Марка адвокату, тот мельком взглянул на нее и произнес: – Послушайте, Апшо, это мой клиент. Что это вы тут затеяли?

Марк был вынужден что-нибудь ответить, поэтому выдавил:

– Ничего. Я искал Фредди Гарсию. – Он обвел коридор взглядом и заметил еще одного парня в костюме, таращившегося на него.

– Вздор! – воскликнул адвокат. – Вы пытались увести у меня клиента. Я слышал, как вы назвали ему сумму гонорара – тысяча долларов. Да, Хуан?

Лопес, у которого неожиданно развязался язык, ответил:

– Да. Он сказал – тысяча долларов. Сказал, что меня посадят в тюрьму.

Адвокат шагнул Марку навстречу, их носы оказались в футе друг от друга. Марк хотел было уже оттолкнуть мужчину, но быстро сообразил, что потасовка между адвокатами в коридоре перед залом суда не поможет исправить ситуацию.

– Отвали, Апшо, – прошипел адвокат.

Марк попытался улыбнуться:

– Эй, расслабьтесь, приятель. Я ищу своего клиента, Фредди Гарсию. Просто я ошибся, понятно?

Адвокат ухмыльнулся:

– Если бы вы умели читать, то заметили бы, что повестка выписана на имя мистера Хуана Лопеса, моего клиента. Уверен, что никакого Фредди Гарсии вообще нет в списках, более того, бьюсь об заклад, что вы просто пытаетесь перехватить чужой бизнес.

– Расслабьтесь, – повторил Марк.

– Я уже расслабился, а теперь проваливайте отсюда.

Марку хотелось дать деру, но он сумел сдержаться и спокойно отступил назад.

– Твоя взяла, козел.

– Иди-иди, приставай к кому-нибудь другому.

Марк обернулся, страшась встретиться взглядом с Тоддом и Золой.

Но те уже ушли.


Марк нашел их за углом, и вместе они поспешно вошли в кофейню, располагавшуюся там же, на первом этаже. Только когда все уселись за маленьким столиком, Марк осознал, что Тодд и Зола хохочут так, что не могут выговорить ни слова. Поначалу его это обидело, но спустя несколько секунд он уже смеялся вместе с ними. Наконец Тодд перевел дыхание и произнес:

– Отличная работа, Даррелл.

Зола тыльной стороной ладони вытерла слезы, катившиеся по щекам, и, давясь смехом, подхватила:

– Фредди Гарсия…

Тодд снова разразился хохотом.

– Ну ладно, хватит, – посмеиваясь, призвал Марк.

– Прости, – отозвался Тодд, держась за бока.

Они еще долго смеялись, но наконец Марк взял себя в руки и спросил:

– Кто хочет кофе?

Он пошел к стойке и с тремя чашками вернулся к столу, где остальные «сотрудники фирмы» к тому времени кое-как пришли в себя.

– Мы видели, как этот парень появился и, поняв, что ты делаешь, ринулся в атаку.

– Я думала, он собирается тебя ударить, – вставила Зола.

– Я тоже, – признался Марк.

Они принялись за кофе, готовые в любой момент снова взорваться смехом.

Наконец Марк сказал:

– Ладно, теперь самое главное. Сцена произошла отвратительная, согласен, но ведь никому и в голову не пришло усомниться, что я действительно адвокат. Так что все будет просто.

– Просто?! – воскликнул Тодд. – Тебя чуть не побили из-за первого же клиента.

– Ты видел выражение лица этого Хуана, когда вы сцепились? Он, наверное, решил, что все адвокаты с приветом, – сказала Зола и снова захохотала.

– Запишем это в счет полезного опыта, – подыграл ей Марк. – Теперь нам нельзя отступать.

– Нет, ты не Даррелл Кромли, – заметил Тодд.

– Заткнись. Пошли отсюда.


Перед следующим прыжком в пропасть они решили сменить стратегию. Возле зала достопочтенного судьи Леона Хэндлфорда из десятого подразделения уголовного суда собралась весьма пестрая толпа. Тодд появился первым и притворился страшно взволнованным. Он оглядел присутствующих и сосредоточился на чернокожем мужчине, которого сопровождала пожилая женщина – вероятно, мать. Тодд небрежно подошел к ним, улыбнулся и завязал разговор:

– Фиговый способ провести день, а?

– Вы правы, – отозвался молодой мужчина, а его мать в отчаянии закатила глаза.

– Это ведь суд по делам о вождении в нетрезвом виде? – уточнил Тодд.

– О нарушении правил дорожного движения, – поправил молодой человек, а его мать добавила:

– Его засекли на скорости восемьдесят пять миль на участке, где разрешено только сорок. Второй штраф за этот год. Страховка вылетает в трубу.

– Восемьдесят пять, – повторил Тодд. – Это круто.

– Так я же спешил.

– Полицейский сказал, что его посадят в тюрьму! – в полном отчаянии воскликнула мать.

– У вас есть адвокат? – спросил Тодд.

– Еще нет, – отозвался молодой человек. – Послушайте, мне никак нельзя лишиться прав. Потеряю права – потеряю работу.

Марк появился в этот самый момент, вид у него был целеустремленный, телефон прижат к уху. Он обменялся взглядом с Тоддом, поспешно подошел к нему и убрал телефон от уха. Игнорируя чернокожего парня и его мать, он обратился к Тодду:

– Только что говорил с прокурором, ну, с тем пижоном, которого я отлично знаю. Удалось исключить тюремный срок, а штраф скостили вдвое. Придется еще поторговаться насчет отсрочки, но это уже прогресс. Ты получил вторую половину моего гонорара?

– Конечно, – быстро ответил Тодд, доставая из кармана деньги. У всех на виду он отсчитал пять сотенных бумажек и передал Марку. Как только тот забрал деньги, Тодд указал на своего нового знакомого: – Послушай, этого парня застукали на скорости восемьдесят пять миль в зоне, где разрешено сорок. Что его ждет?

Марк понятия не имел, но сейчас он был Дарреллом Кромли, ветераном уличной адвокатуры, поэтому ни один вопрос не мог остаться без ответа.

– Восемьдесят пять?! – с ужасом повторил он. – Вас привлекали за управление автомобилем в состоянии опьянения или наркотической интоксикации? – обратился он к парню.

– Нет, – ответил тот.

– Он был совершенно трезв, – добавила его мать. – Может, было бы лучше, если бы был пьян, но он прекрасно понимал, что делает.

– Ну ладно тебе, мама.

– Все, что свыше восьмидесяти миль, карается тюремным заключением, – заявил Марк.

– А вы занимаетесь делами о превышении скорости? – спросила мать.

Марк снисходительно улыбнулся ей, давая понять, что может разрулить любое дело, и сообщил:

– Это мой конек, мэм, – транспортный суд. Я знаю всех судей и все тонкости дела.

– Мне обязательно нужно сохранить права, – вставил молодой человек.

– Вы где работаете? – поинтересовался Марк, взглянув на часы.

– В службе доставки. Это хорошая работа, я не могу ее потерять.

Хорошая работа. Золотая жила. Штраф за вождение в нетрезвом виде составлял тысячу долларов. Марк подумал, что за превышение скорости он может быть немного ниже, но мысль о работе парня, приносящей хороший доход, поднимала ставки. Бизнес есть бизнес, сказал себе Марк.

– Слушайте, мой гонорар составляет тысячу долларов, за них я сведу обвинение к простому превышению скорости и избавлю вас от тюрьмы. – Он снова взглянул на часы, как будто торопился по каким-то важным делам.

Молодой человек с надеждой взглянул на мать, но та покачала головой, как бы говоря: «Это твоя вина, не моя». Тогда молодой человек повернулся к Марку и сказал:

– У меня с собой только триста. Можно я отдам остальное позже?

– Да, но непременно до следующего вызова в суд. Дайте-ка мне посмотреть вашу повестку.

Парень вытащил из кармана повестку и отдал Марку. Тот быстро пробежал ее глазами. Бенсон Тейпер, двадцать три года, не женат, адрес: Эмерсон-стрит, Северо-Восточный район, округ Колумбия.

– Хорошо, Бенсон, пойдем познакомимся с судьей, – предложил Марк.


Ловить клиентов в коридоре – занятие, сильно действующее на нервы, особенно для новичка, притворяющегося адвокатом, но войти в зал суда и увидеть жернова правосудия в действии оказалось по-настоящему страшно. Пока они шли по центральному проходу, у Марка начали слабеть колени, и ком в животе разрастался с каждым шагом.

Возьми себя в руки, идиот, велел он себе. Не показывай своего страха. Все это лишь игра. Если Даррелл может в нее играть, ты тоже сможешь. Он указал на свободное место в одном из средних рядов и, регулируя движение так, словно это был его зал, шепотом велел матери своего клиента: «Сядьте там». Она села, а они прошли к переднему ряду. Бенсон передал Марку триста долларов, а Марк протянул ему договор на оказание юридических услуг, идентичный тому, который он подписал от имени Горди с Престоном Клайном. Когда формальности были завершены, они с Бенсоном сели и принялись наблюдать за парадом.

В нескольких футах от них, впереди, барьер – ограда по колено высотой – отделял зрителей от участников действа. За барьером стояли два длинных стола. Тот, что справа, загромождали стопки бумаг, и несколько молодых прокуроров ходили вокруг него, перешептываясь, отпуская шуточки и наваливая на стол еще больше бумаг. Стол слева был почти пуст. Два усталых адвоката защиты, склонившись над ним, тихо о чем-то беседовали. Судебные клерки ходили взад-вперед, раздавая какие-то бумаги адвокатам и судье Хэндлфорду. Хотя шло заседание, пространство перед судейской скамьей напоминало гудящий конвейер, но, судя по всему, шум никого не заботил. Большой плакат гласил: «Мобильные телефоны запрещены. Штраф $100».

Судья Хэндлфорд был крупным бородатым белым мужчиной за шестьдесят, совершенно вымотанным повседневной рутиной. Он редко поднимал голову и, казалось, только и делал, что подписывал судебные предписания.

Клерк встал перед залом и выкрикнул имя. Высокая женщина чуть старше пятидесяти, явно нервничая, двинулась по проходу, прошла через воротца барьера и представилась его чести. Она привлекалась к суду за езду в нетрезвом виде, и ей каким-то образом удалось пока обойтись без прилипшего к ней голодного адвоката. Марк записал ее имя и фамилию: Валери Блан. Позднее он сверится со списком дел, намеченных к слушанию, и позвонит ей. Женщина не признала себя виновной, и судья назначил ей слушания по существу на конец февраля. При этом судья Хэндлфорд едва взглянул на нее, а клерк уже выкликал следующего.

Марк снова тяжело сглотнул, пожелал себе стойкости и вошел в воротца. Напустив на себя типичный «адвокатский» хмурый вид, он подошел к прокурорскому столу, взял копию списка дел, назначенных к слушанию, и уселся за стол защиты. Прибыли еще два адвоката, один ушел. Они постоянно приходили и уходили, и никто не обращал на них внимания. Кто-то из обвинителей, видимо, отпустил шутку, потому что несколько его коллег хихикнули. Судья, казалось, задремал. Марк окинул зал быстрым взглядом и увидел Золу, сидевшую позади матери Бенсона и широко открытыми глазами наблюдавшую за каждым совершавшимся действием. Тодд прошел в передние ряды, чтобы лучше видеть. Марк встал, приблизился к секретарше, сидевшей рядом с судейской скамьей, протянул ей свою визитку и сообщил, что представляет интересы мистера Бенсона Тейпера. Она скользнула по нему небрежным взглядом: кого это волнует?

Когда назвали фамилию Бенсона, Марк встал и кивком подозвал своего клиента. Бок о бок они предстали перед судьей Хэндлфордом, который едва подавал признаки жизни. Подошла женщина-обвинитель, Марк представился. Ее звали Хэдли Кавинесс, она была чрезвычайно мила, с великолепной фигурой, в короткой юбке. Они обменялись визитками. Судья произнес:

– Мистер Тейпер, судя по тому, что у вас есть адвокат, догадываюсь, что вы не признаете себя виновным.

– Совершенно верно, ваша честь, – сказал Марк – это были его первые слова, произнесенные в суде, и ими он, как и два его партнера, нарушил статью 54В Уголовного кодекса округа Колумбия – несанкционированная юридическая практика (НЮП), – что карается штрафом до тысячи долларов, возмещением ущерба и тюремным сроком до двух лет. Но это было не страшно. Тщательно изучив вопрос, они выяснили, что за сорок минувших лет в округе Колумбия лишь один самозванец отсидел срок в тюрьме за несанкционированную практику. Он был приговорен к шести месяцам заключения плюс четыре месяца условно, потому что вел себя особенно вызывающе. В уголовном праве НЮП относится к незначительным правонарушениям, в результате которых никто особенно не страдает. А если их троица проявит должную старательность, интересы их клиентов будут соблюдены, правосудие свершится и т. п. и т. п. Они смогут упорядочивать свою схему час за часом.

Пока его партнер стоял перед судейской скамьей, Тодд сидел, почти не дыша. Неужели это так просто? Марк, разумеется, очень подходил на эту роль, и костюм у него лучше, чем у всех других юристов за обоими столами. Кстати, о других. Сколько из них еще пытаются выжить под непосильным бременем долга?

Зола сидела на краешке стула, ожидая, что кто-нибудь вот-вот крикнет: «Этот парень самозванец!» Но никто даже не посмотрел на адвоката Апшо. Он без сучка без задоринки вскочил на эту бегущую дорожку – еще один из десятков других. С полчаса понаблюдав за слушаниями, она заметила, что многие адвокаты защиты знают друг друга, знают одного-двух прокуроров и чувствуют себя здесь как дома. Другие держались особняком и не разговаривали ни с кем, кроме судьи. Это не имело значения. Это был транспортный суд, и все проходили через процедуру, которая оставалась неизменной.

В следующий раз Бенсон должен был предстать перед судом через месяц. Хэндлфорд поставил подпись, Марк сказал: «Благодарю, ваша честь» – и повел своего клиента на выход.

У самой молодой в городе юридической фирмы было несколько недель, чтобы подумать, что делать дальше. Из наличных, полученных от Бенсона, они оплатили ранний ленч в соседней закусочной. Когда ленч был в разгаре, Тодд припомнил Фредди Гарсию, и все снова от души посмеялись.

Для дневных трудов Марк сменил костюм – их у него теперь было три. И Тодд принарядился. Они добрались до суда к часу дня и принялись отлавливать клиентов. Их поток, совершенно очевидно, не иссякал. Сначала ребята работали вместе и научились кое-каким маленьким трюкам. Никто не обращал на них внимания, и они расслабились и смешались с другими адвокатами, беспорядочно сновавшими по всему зданию суда.

У входа в зал шестого подразделения уголовного суда Тодд приложил к уху телефон и поговорил о чем-то важном ни с кем. Достаточно громко, чтобы слышали все, он сказал:

– Послушайте, мы с вами уладили сотни дел о вождении в нетрезвом виде, так что не втюхивайте мне эту хрень. У этого парня показания алкотестера всего лишь чуть-чуть превышают норму, и у него идеальная история вождения. Кончайте ходить вокруг да около. Переквалифицируйте это в неосторожную езду, или я буду говорить с судьей. Если вы меня вынудите, я доведу дело до суда, а что случилось в последний раз, когда так произошло, вы знаете. Я запутал копов, и судья вообще снял обвинение. – Тодд сделал паузу, как будто слушая, что ему отвечают, потом добавил: – Ну, вот так-то лучше. Я заеду через час подписать сделку.

Когда он сунул телефон в карман, к нему подошел мужчина и спросил:

– Скажите, вы адвокат?


Зола, одетая по-прежнему просто, переходила от одного зала суда к другому, оценивая обвиняемых, которых не сопровождали адвокаты. Судьи часто спрашивали у них, где они работают, состоят ли в браке и тому подобное. У большинства работа была, но незавидная. Зола делала записи, помечая наиболее перспективных клиентов. Потом, найдя фамилии и адреса в списке дел, назначенных к слушанию, она составила список людей, которым ее партнерам стоило позвонить. Часа через два утомительная монотонность юстиции мелких правонарушений ей наскучила.

Это и впрямь было утомительно, но все же более занятно, чем сидение в аудитории и подготовка к адвокатскому экзамену.


В пять часов они встретились в «Забияке» и уселись за столик в углу. Марк принес две кружки пива, содовую для Золы, и они заказали сандвичи. Ему предстояло работать в смену с шести до полуночи, так что напитки и еда были за счет заведения.

Первым днем работы они остались довольны. Тодду удалось заполучить одного клиента по делу о вождении в нетрезвом виде, и он предстал с ним перед судьей Канту. Обвинитель заметил, что никогда прежде не видел Тодда, но тот сообщил, что работает здесь уже около года. Марк подцепил дело о нападении без отягчающих и предстал с клиентом перед судьей, который оглядел его, но ничего не сказал. А через несколько дней их лица уже всем примелькались.

Их общий доход составил $1600 наличными и еще $1400 в долговых обязательствах. Если добавить к этому, что их заработки нигде не регистрировались и не облагались налогами, у ребят голова кружилась от сознания, что они напали на золотую жилу. Красота придуманной ими схемы состояла в ее наглости. Никто другой на их месте, находясь в здравом уме, не решился бы предстать перед судьей, выдавая себя за адвоката.

Глава 19

В полночь Марк взобрался по лестнице на четвертый этаж и вошел в тесную квартирку. Тодд ждал его, сидя на диване с ноутбуком на коленях. На шатком кофейном столике, который они купили за десять долларов, стояли две пустые банки из-под пива. Марк тоже достал себе банку из крохотного холодильника и плюхнулся на стул напротив дивана. Он был вымотан и хотел спать.

– Над чем работаешь? – спросил он.

– Над коллективным иском. Сейчас их против Свифт-банка подано уже четыре, похоже, нужно просто позвонить одному из адвокатов и поставить свою подпись. Думаю, пора это сделать. Эти ребята ведут большую кампанию, но только в Интернете. У них нет еще телевизионной рекламы, наверное, потому, что каждый такой отдельный иск не много стоит. Это тебе не дело с большими ставками о нанесении телесных повреждений. Здесь ущерб невелик – несколько долларов за фиктивные вознаграждения и тому подобное, что Свифт постоянно вбивает в ежемесячные ведомости. Фишка в том, что их так много, – вероятно, Свифт обдирает до миллиона клиентов.

– Я видел сегодняшнее выступление их генерального директора в Конгрессе.

– Да, это было настоящее кровопускание. На парня с кулаками обрушились все политические партии, а он крайне слабо держал удар, прямо взмок весь; комитет посвятил ему специальный день. Все требовали его отставки. Один блоггер написал: мол, положение в Свифте настолько плохое, что есть только один выход – быстро разобраться с этим бардаком и идти дальше. Он считает, что банку придется бросить около миллиарда долларов на коллективные иски, а потом потратить серьезные деньги на новую рекламную кампанию, чтобы затушевать свои грехи.

– Как обычно. И никаких упоминаний имени Рэкли?

– Никаких. Парень прячется за ширмой подставных компаний. Я несколько часов искал, но так и не нашел ни единого упоминания о Рэкли или о компаниях, которые служат ему прикрытием. Интересно, прав ли был Горди насчет его причастности к Свифту?

– Уверен, что он был прав, но нужно продолжать копать.

С минуту они молчали. В обычных обстоятельствах у них был бы включен телевизор, но они еще не позвонили в кабельную компанию. Они собирались подсоединиться к кабелю, подведенному в бар, но не были готовы ответить на множество вопросов установщика. Поэтому оба их домашних телевизора стояли в углу.

– Горди, Горди… – вздохнул Марк. – Ты часто о нем думаешь?

– Очень, – ответил Тодд. – Все время.

– А спрашиваешь себя, что нам следовало сделать по-другому?

– По правде говоря, да. Можно было, конечно, что-нибудь еще предпринять, но Горди был не в себе. Я не уверен, что мы смогли бы его остановить.

– Вот и я говорю себе то же самое. Но мне его не хватает. Очень не хватает. Интересно, что бы он подумал, если бы увидел нас сейчас?

– Тот Горди, которого мы знали когда-то, сказал бы, что мы рехнулись. Но тот, каким он стал в последнее время, вероятно, захотел бы к нам присоединиться.

– Причем, безусловно, в роли старшего партнера. – Они немного посмеялись. – Когда-то я читал историю о парне, который покончил с собой. Какой-то мозгоправ все время рассуждал о тщетности усилий постичь это. Невозможно, мол, потому что в этом нет никакого смысла. Когда человек достигает определенной точки, он оказывается в другом мире, который нормальный человек все равно никогда не поймет. А если вам удалось понять, значит, скорее всего, вы сами в беде.

– Ну, стало быть, я не в беде, поскольку никогда этого не пойму. Конечно, у него было полно проблем, но самоубийство – не выход. Горди мог перестать пить, снова начать принимать таблетки и уладил бы отношения с Брендой – или не уладил бы. Если бы он отказался от свадьбы, в долгосрочной перспективе он стал бы гораздо счастливее. У нас с тобой те же проблемы – со Школой, с адвокатским экзаменом, отсутствием работы, долговыми акулами, – но мы же не накладываем на себя руки. В сущности, мы даже сопротивляемся.

– И у нас нет биполярного расстройства, поэтому мы его никогда и не поймем.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – предложил Тодд.

Марк с хлопком откупорил банку.

– Давай. Как насчет нашего черного списка?

Тодд закрыл свой ноутбук и положил его на пол.

– Никак. Я позвонил восьмерым предполагаемым «жертвам», и никто из них не захотел со мной говорить. Телефон – великий уравнитель, к тому же вечером эти люди далеко не так нервничали, как утром в суде.

– Может, все не так просто, как нам казалось? Я имею в виду, что мы подписали договоров на три тысячи долларов и при этом понятия не имеем, что делать дальше.

– Зато у нас выдался хороший день, не всегда будет так везти. Замечательная вещь это дорожное движение, оно перемалывает огромное количество народу.

– Спасибо Богу за них.

– Бесперебойная поставка.

– Знаешь, а ведь это все безумие. И совершенно ненадежно.

– Твоя правда, но такой рэкет может длиться долго. И он, безусловно, лучше, чем то, что у нас было.

Марк сделал глоток, шумно выдохнул и закрыл глаза.

– Дороги назад все равно нет, – сказал он. – Мы нарушили слишком много законов. Несанкционированная практика. Уклонение от налогов. И, полагаю, какие-то статьи трудового законодательства. А если мы присоединимся к коллективному иску против Свифта, можно и это добавить к списку.

– У тебя есть сомнения? – спросил Тодд.

– Нет. А у тебя?

– Нет. Но меня беспокоит Зола. Порой у меня бывает такое ощущение, будто мы силой втянули ее во все это. Сейчас она очень уязвима и напугана.

Марк открыл глаза и вытянул ноги.

– Это правда, но, по крайней мере, сейчас она чувствует себя в большей безопасности. У нее есть надежное укрытие, а это важнее всего. Она стойкая девушка, Тодд, ей пришлось пережить больше, чем мы можем себе представить. И сейчас она там, где сама пожелала быть. Она нуждается в нас.

– Бедная девочка. Сегодня вечером она встречалась с Рондой и сообщила ей, что хочет взять академический отпуск на один семестр, что не может сейчас сосредоточиться на занятиях в юридической школе и на адвокатском экзамене. Ей показалось, что подруга купилась. А я поговорил с Уилсоном и сказал ему, что мы с тобой в конце концов вернемся к занятиям, но нам нужно время, чтобы прийти в себя. Он огорчился, но я заверил его, что с нами все в порядке. Может, эти двое теперь оставят нас в покое?

– Если мы будем их игнорировать, они скоро о нас забудут. У них есть дела поважнее.

– Так же, как и у нас, – наши новые карьеры. Теперь, когда у нас есть клиенты, придется оказывать им услуги. Мы обещали этим людям избавить их от тюрьмы и снизить суммы штрафов. Но если у нас не всегда получится выполнить обещания, то, заметь, мы будем не первыми адвокатами, которые слишком много сулят. Возьмем гонорары и пойдем дальше.

– Ты говоришь как настоящий уличный шулер.

– А это и есть теперь моя работа. Все, иду спать.


Этажом ниже Зола тоже не спала. Она сидела в своей хлипкой кровати, подложив под спину подушки и укрыв ноги пледом. В комнате было темно, свет исходил только от экрана ноутбука.

Ее долговым советником была женщина по имени Тилди Карвер, которая работала в сервисной компании ЛоунЭйд неподалеку от Чеви Чейза. На протяжении всей учебы Золы мисс Карвер была очень любезна, но по мере приближения к окончанию юридической школы тон ее менялся. В тот день, когда Зола сидела в зале суда и делала заметки, она получила еще одно электронное письмо от мисс Карвер:

Дорогая мисс Маал,

когда месяц назад мы связывались с Вами в последний раз, Вы готовились к выпускному семестру. В то время Вы без оптимизма смотрели на ситуацию с поиском работы. Не сомневаюсь, что с приближением окончания учебы Вы ходите на множество собеседований. Не могли бы Вы сообщить мне последние сведения о Ваших рабочих перспективах? С нетерпением жду от Вас письма.

Искренне Ваша,

Тилди Карвер,

старший долговой советник.

P.S. Последнее поступление от 13 января 2014 года: $32 000; общая сумма долга с учетом процентов – $191 000.

В надежной безопасности своего нового убежища Зола не отрываясь смотрела на «общую сумму долга» и качала головой. Ей все еще трудно было поверить, что она добровольно ввязалась в систему, которая позволяла таким, как она, занимать столь крупные суммы, притом что мысль о возможности их возврата была просто абсурдом. Конечно, теперь ей не нужно больше беспокоиться о возврате долга, но и ее новое положение тревожно. Это неправильно – просто сбежать и свалить всю вину на систему.

Ее партнеры понятия не имели о том, насколько велик ее долг. Они знали, что Зола занимала законные суммы, выплачиваемые правительством, и невинно полагали, что любая программа, финансируемая Конгрессом, должна быть обоснованной и приемлемой. Теперь они ничего и не узнают, что немного утешало.

Она напечатала:

Дорогая миз Карвер,

рада была получить от Вас письмо. На прошлой неделе я проходила собеседование в Департаменте образования и жду от них ответа. Я серьезно подумываю о работе в государственном секторе или некоммерческой организации, чтобы ослабить долговое бремя. Буду держать Вас в курсе.

Искренне Ваша, Зола Маал.

Она слышала шаги у себя над головой и знала, что партнеры не спят. Выключив ноутбук, Зола растянулась под одеялом. Она была благодарна за то, что у нее есть это маленькое убежище, за то, что не надо бояться внезапного стука в дверь. Первая их квартира, которую она помнила, была не намного просторней теперешней. Она и двое старших братьев делили крохотную спаленку. У мальчиков была двухъярусная кровать, а она спала рядом на раскладушке. Родители находились за стеной, в другой тесной спальне. Она не сознавала тогда, что они бедны, что постоянно испытывают страх и по закону их там быть не должно. Несмотря на все это, их дом был счастливым местом, в котором было много смеха и радости. Ее родители трудились на разных работах в разное время, но так, чтобы один из них всегда находился дома. Если же это не удавалось, помогала какая-нибудь соседка по коридору, которая готова была присмотреть за детьми. Дверь их квартиры почти не закрывалась, и люди, жившие в том же доме, постоянно приходили и уходили. Кто-то всегда готовил еду, и по всему коридору разносились пряные ароматы. Еда была общей, как и одежда и даже деньги.

И все трудились. Взрослые сенегальцы пахали с утра до ночи, не жалуясь. Золе было двенадцать лет, когда она осознала, что над ее миром нависает черная туча. Одного их знакомого арестовали, отправили в центр временного содержания и в конце концов выслали. Это нагнало страху на остальных, и ее родители снова сменили место жительства.

Она думала о родителях и брате в любой час суток и обычно засыпала со слезами на глазах. Ее будущее было неопределенно, но все равно не шло ни в какое сравнение с их положением.

Глава 20

Королем среди всех действующих лиц рекламных щитов в округе Колумбия был адвокат по деликтному праву[67] по имени Расти Сэвидж. Его рекламный слоган гласил: «Трастинг Расти»[68], и невозможно было проехать по Бэлтвей[69], не встретив сто раз его улыбающуюся физиономию, сопровождаемую призывом ко всем претерпевшим ущерб довериться ему. В его приторной телерекламе участвовали клиенты, подвергшиеся самым разным физическим травмам. Теперь все они были в шоколаде, потому что в свое время благоразумно сняли трубку и набрали номер 1–800-Доверься-Мне.

Троица партнеров по НЮП изучила все юридические фирмы, занимающиеся делами о личном вреде, и остановились на Расти. В его команде было восемь юристов, несколько из которых имели право участвовать в судебных процессах. Зола позвонила и объяснила даме на другом конце провода, что ее муж получил серьезные травмы в аварии при столкновении с восемнадцатиколесной фурой и ей необходимо поговорить с Расти. Дама ответила, что он сейчас занят в «процессе по делу о серьезном правонарушении в федеральном суде», но один из его помощников охотно встретится с ней.

Если ты ничего не знаешь про законодательство о причинении личного вреда, найди того, кто знает. Под именем, которое она выбрала из телефонной книги, Зола записалась на прием.

Офис находился в стеклянном здании неподалеку от Юнион-Стейшн. Они с Тоддом вошли в вестибюль, который видом и атмосферой напоминал приемную востребованного врача. Стулья выстроились в ряд вдоль стен, с дюжину клиентов – некоторые с костылями и палочками – расположились на них с разной степенью неудобства. На столике высились кипы журналов. Массированная рекламная атака Расти совершенно очевидно приносила свои плоды. Зола отметилась у администратора, и ей вручили планшет с анкетой. Она заполнила ее фиктивной информацией, но номер телефона указала реальный – это был номер ее старого мобильного. Четверть часа спустя помощник юриста проводил их с Тоддом в просторное открытое помещение, разделенное на каморки, напичканные рабочими местами. Множество «шестерок» неистово трудились, разговаривая по телефону, стуча по клавишам настольных компьютеров, вытаскивая бумаги из принтеров. У дипломированных юристов были отдельные кабинеты, расположенные вдоль стен, с видом на город. Помощник юриста постучал в дверь, и они вошли во владения Брейди Халла.

Из Интернета они знали, что мистеру Халлу около сорока лет и юридическое образование он получил в Американском университете[70]. Разумеется, он был «страстным борцом за права своих клиентов» и совершил внушительную серию «крупных сделок». Помощник юриста ушел, Зола и Тодд представились и уселись в кожаные кресла напротив мистера Халла, чей письменный стол выглядел не намного аккуратней, чем мусорная свалка.

Том (Тодд) объяснил, что Донни Толливер, муж Клаудии (Золы), – его лучший друг и он пришел лишь для того, чтобы морально поддержать ее. Донни попросил Тома посидеть рядом с женой и сделать необходимые заметки, поскольку сам он не выходит из дома из-за травм.

Поначалу мистер Халл отнесся к ним скептически и сказал:

– Обычно я этого не делаю. Возможно, нам придется обсуждать вещи конфиденциальные и личные.

Но Клаудиа взмолилась:

– Прошу вас! Все нормально. Том полностью доверяет своему другу.

– Ну что ж, хорошо, – согласился мистер Халл. Он имел изнуренный вид человека, у которого тысяча дел, который должен совершить массу звонков, просмотреть кучу папок и которому не хватает двадцати четырех часов в сутках. – Значит, ваш муж пострадал в аварии? – спросил он, одновременно просматривая анкету. – Расскажите подробней.

– Ну… это случилось три месяца тому назад, – начала Зола, запнулась, посмотрела на «Тома» и изобразила потрясение и взволнованность. – Он возвращался с работы домой по Коннектикут-авеню и был возле Кливленд-парка, когда в него врезалась восемнадцатиколесная фура. Донни ехал на север, фура – на юг, по какой-то причине фура вдруг вильнула налево, пересекла разделительную полосу и столкнулась с ним. Прямо в лоб.

– Значит, ответственность за столкновение не вызывает сомнений? – уточнил Халл.

– Да, согласно полицейскому протоколу. Водитель ничего не сказал, так что мы до сих пор не знаем, почему он пересек разделительную полосу.

– Мне нужно увидеть полицейский протокол.

– Он у меня есть, дома.

– Вы его не принесли? – сердито воскликнул Халл.

– Простите. Я первый раз этим занимаюсь. Не знала, что нужно взять с собой.

– Ладно, пришлите мне копию как можно скорей. А медицинские документы? Вы принесли протокол его медицинского освидетельствования?

– Нет, сэр. Я не знала, что он потребуется.

Халл в отчаянии закатил глаза, и в этот момент его телефон издал звуковой сигнал. Он взглянул на экран и с секунду колебался, не принять ли звонок, потом продолжил:

– Насколько сильно пострадал ваш муж?

– Ох, он чуть не умер. Тяжелое сотрясение мозга, он неделю пролежал в коме. Сломаны челюсть, ключица и шесть ребер, при этом одно проткнуло легкое. Нога тоже сломана. Он уже перенес две операции, и, вероятно, потребуется еще минимум одна.

На Халла это, судя по всему, произвело впечатление. Он сказал:

– Ого! Серьезный ущерб. Какую сумму уже составили ваши счета за лечение?

Клаудия пожала плечами и посмотрела на «Тома», тот ответил таким же пожатием плеч, словно хотел сказать, что он понятия не имеет.

– Где-то около двухсот тысяч, думаю, – наконец произнесла «Клаудия». – Сейчас он на реабилитации, но еще почти не ходит. Есть еще кое-что, мистер Халл, и я не знаю, что с этим делать. Адвокаты звонят с утра до вечера с того самого дня, когда это случилось. В какой-то момент я просто перестала брать трубку. Я связалась со страховой компанией, но не уверена, что им можно доверять.

– В таких случаях никогда нельзя доверять страховой компании, – сурово заявил Халл, словно она уже совершила эту ошибку. – Не разговаривайте с ними вообще. – Теперь Халл был собран, от скепсиса не осталось и следа. – Где работает Донни?

– Он оператор грузоподъемника на товарном складе. Это хорошая работа. Он зарабатывает около сорока пяти тысяч в год. Но со времени аварии Донни не работает, и у меня уже кончаются деньги.

– Мы можем предоставить промежуточную ссуду, – самодовольно сообщил Халл. – Мы всегда так делаем. Не хотим, чтобы наши клиенты жались и экономили на всем, пока мы ведем переговоры о сделке. Если ответственность так очевидна, как вы говорите, мы добьемся досудебной сделки.

– А сколько вы берете? – поинтересовалась «Клаудия», не дав «Тому» вставить и слова.

– Мы ничего не берем, – с гордостью объявил Халл. – Нет возмещения – нет гонорара.

Тодда так и подмывало сказать: «Ну да, это я читал на полусотне ваших рекламных щитов», но он, разумеется, сдержался, а Халл тем временем продолжал:

– Мы получим свои деньги, когда вы получите свои. Наш гонорар зависит от обстоятельств, обычно это двадцать пять процентов от сделки. Если приходится судиться, тогда мы должны проделать гораздо большую работу, поэтому гонорар возрастает до тридцати процентов.

«Клаудия» и «Том» кивнули. В конце концов, хоть чему-то в юридической школе их научили.

– Тогда, мистер Халл, дело обстоит так: в страховой компании говорят, что они оплатят все лекарства, потерянную прибыль и расходы на реабилитацию, а сверх этого выплатят нам сто тысяч.

– Сто кусков?! – не веря своим ушам, воскликнул Халл. – Это очень похоже на страховую компанию. Они пудрят вам мозги, потому что у вас нет адвоката. Послушайте, Клаудия, в моих руках этот случай обойдется им в миллион долларов. Скажите своей страховой компании, чтобы она шла к черту! Нет, постойте, не говорите им ничего. Больше ни слова. Кстати, что у вас за компания?

– «Клинч».

– Ну конечно! Это вполне в их духе. Мне все время приходится судиться с этими наглецами, я отлично их знаю.

«Клаудия» и «Том» немного расслабились. В процессе изысканий они многое выяснили насчет компании «Клинч» – одной из ведущих страховых компаний в регионе. На своем сайте они хвастливо рассказывали о долгой традиции защиты транспортных компаний.

– Миллион долларов? – повторил «Том».

Халл выдохнул, улыбнулся, даже довольно фыркнул и сцепил руки на затылке, словно почтенный мастер, собравшийся просветить своих учеников.

– Я не даю никаких гарантий, понимаете? Я не могу точно оценить дело, пока не ознакомлюсь со всеми фактами: полицейский протокол, протокол медицинского освидетельствования, утраченная прибыль, показатели техники безопасности и прочие детали. Есть еще важная тема – постоянная нетрудоспособность, которая, уж простите за грубую откровенность, означает большие деньги. Будем надеяться, что Донни полностью поправится, вернется на работу и скоро снова будет гонять на автопогрузчике как ни в чем не бывало. Если так, основываясь на медицинских показателях, которые вы изложили, я потребую у «Клинч» что-нибудь в районе полутора миллионов и сторгуюсь с ними за несколько месяцев.

«Том» вытаращился, не веря своим ушам.

Потрясенная «Клаудия» сказала:

– Вот это да! А как вы определяете сумму?

– Это своего рода искусство. Но не слишком сложное. Берется сумма всех медицинских расходов и умножается, скажем, на пять или шесть. «Клинч» постарается снизить множитель до трех – трех с половиной. Там хорошо знают мою репутацию и, поверьте, совсем не желают столкнуться со мной в суде. И это станет очень важным фактором в переговорах.

– Значит, вам уже доводилось их прищучивать? – спросил «Том».

– И не раз. Наша маленькая юридическая фирма держит в страхе даже самые крупные страховые компании.

«По крайней мере, так представляет дело ваша телереклама», – подумал Тодд.

– А я и не знала, – «Клаудия» притворилась потрясенной.

На столе у Халла снова зазвонил телефон, и он едва сдержался, чтобы не схватить трубку. Склонившись вперед и упершись в стол локтями, он произнес:

– Таково общее положение. Мой помощник проведет всю бумажную работу. Вы с Донни подпишете договор об оказании юридических услуг: все просто и ясно, никаких подвохов. Как только договор будет подписан, я свяжусь со страховой компанией и испорчу им день. Мы начнем собирать медицинские отчеты, и – вперед на всех парусах! Если относительно ответственности за аварию все будет ясно, мы уладим дело за полгода. Есть вопросы? – Ему явно не терпелось перейти к следующему делу.

«Клаудия» и «Том» переглянулись и покачали головами.

– Думаю, больше нет, мистер Халл. Спасибо, – сказала «Клаудия».

Халл встал и протянул руку:

– Добро пожаловать на борт. Вы только что приняли отличное решение.

– Благодарю вас, – повторила «Клаудия», отвечая на его рукопожатие. «Том» тоже обменялся рукопожатием с Халлом, и друзья поспешно вышли из кабинета. Помощник Халла вручил им папку, на которой было написано: «Пакет клиентских документов “Трасинг Расти”» – и проводил к выходу.

Когда дверь лифта закрылась, они разразились хохотом.

– Какая прелестная консультация, – сквозь смех заметила Зола.

– Закон о причинении личного вреда, статья сто один, – подхватил Тодд. – В Фогги-Боттом этот курс жевали бы четыре месяца.

– Да, и вел бы его какой-нибудь клоун, который никогда не появлялся на рекламном щите.

– Теперь все, что нам нужно, – это пара клиентов.

Пока Тодд вел машину, Зола проверила сообщения на телефоне и усмехнулась.

– Мы становимся все богаче. Марк только что подцепил клиента по ВНВ за шестьсот наличными. Подразделение четыре.


Найти «правильную» больницу оказалось нелегко. В городе их имелось великое множество. «Потомак дженерал» была оживленной, беспорядочно раскинувшейся на большой территории государственной больницей, и именно сюда чаще всего привозили жертв уличного насилия. В начале списка находилась больница Университета Джорджа Вашингтона, куда доставили после покушения президента Рейгана. Между ней и «Потомак дженерал» в списке значилось еще минимум восемь больниц.

Надо было где-то начинать, и они решили – пусть это станет «Потомак дженерал». Тодд высадил Золу перед главным входом и поехал искать место для парковки. Теперь, изображая адвоката, мисс Паркер надела липово-дизайнерский жакет и юбку чуть выше колен, но не слишком короткую. Ее коричневые лодочки были стильными, под Гуччи, и она, конечно же, выглядела как настоящий юрист в той или иной отрасли юриспруденции. Следуя указателям, Зола прошла в кафетерий на нижнем этаже, взяла кофе, уселась за металлический столик и стала ждать Тодда. Неподалеку от нее в инвалидном кресле сидел подросток, евший мороженое, и с ним находилась женщина – очевидно, мать. Одна нога у мальчика была в толстом гипсе с торчавшими из него металлическими штырями. Судя по виду матери, семья была небогата.

Богатых клиентов партнеры по НЮП решили избегать. У тех, кто при деньгах, наверняка имеются знакомые адвокаты. У бедных их, скорее всего, нет, во всяком случае партнеры так думали. У дальней стены сидел мужчина лет пятидесяти с повязками на обеих лодыжках и, похоже, испытывал сильную боль. Мужчина был один и через силу ел сандвич.

Войдя в кафетерий, Тодд остановился и огляделся. Встретился взглядом с Золой и пошел за кофе. Потом подсел за столик, где она с деловым видом изучала папку с клиентскими документами, скопированными с тех, что они получили у Расти.

– Есть жертвы? – тихо спросил Тодд, беря какой-то бланк.

Зола, корябая какие-то бессмысленные значки, ответила:

– Вон тот мальчик со сломанной ногой. И еще вон тот чувак в углу с поврежденными лодыжками.

Тодд медленно обернулся, потягивая кофе.

– Не уверена, что смогу, – призналась Зола. – Мне кажется неправильным охотиться за ничего не подозревающими людьми.

– Кончай, Зола. Никто не видит. Может, эти люди нуждаются в нашей помощи, и если мы им ее не окажем, ее окажет Расти. К тому же, если они скажут, чтобы мы проваливали, мы ничего не потеряем.

– Иди ты первый.

– Ладно, я возьму на себя белого мальчика. А ты – чернокожего типа.

Тодд встал и, вытащив мобильник, отошел от стола, якобы глубоко погруженный в разговор ни с кем. Он начал делать круги по кафетерию и, проходя мимо мальчика со сломанной ногой, произнес в трубку:

– Послушай, суд – на следующей неделе. Пятьдесят тысяч мы не возьмем, потому что страховая компания явно хочет тебя облапошить. Понимаешь? Я скажу судье, что мы готовы судиться. – Тодд сунул мобильник обратно в карман, развернулся и с широкой улыбкой обратился к мальчику: – Привет, жутковато выглядит твоя нога. Что случилось?

– Сломана в четырех местах, – горделиво заявила мать мальчика. – Вчера делали операцию.

Ребенок улыбнулся, казалось, ему было приятно, что на него обратили внимание. Все так же улыбаясь, Тодд внимательней осмотрел гипс и сказал:

– Ух ты! Ничего себе. Как это тебе удалось?

Так же горделиво, как мать, мальчик ответил:

– Я катался на скейтборде и ударился об лед.

Скейтборд – это принятие риска на себя, вред, причиненный самому себе. Лед – природный фактор. Чувствуя, как дело рассыпается на глазах, Тодд спросил:

– Ты был один?

– Ага.

Травма, вызванная собственной небрежностью. Винить некого.

– Ну, удачи тебе, – сказал Тодд, снова вытащил телефон, якобы принял звонок и пошел прочь. Проходя мимо Золы, он тихо произнес:

– Первый пролет. Твоя очередь, – и вышел из кафетерия, не отнимая телефона от уха.

Он оказался прав: никто за ними не наблюдал, никому до них не было дела.

Зола медленно встала и поправила фальшивые очки. Держа лист бумаги в одной руке, а телефон в другой, она обошла кафетерий. Высокая, стройная, хорошо одетая, привлекательная. Мужчина с поврежденными лодыжками не мог не обратить на нее внимания, когда она поравнялась с ним и, продолжая слушать несуществующего абонента, ответила на его приветственную улыбку. Потом Зола развернулась и, подойдя к мужчине, любезно спросила:

– Скажите, вы не мистер Крэнстон?

– Не-а, – ответил тот с улыбкой. – Я Макфолл.

Стоя рядом с ним, Зола разглядывала его забинтованные лодыжки.

– Я адвокат, – сообщила она, – должна встретиться здесь с мистером Крэнстоном в два часа.

– Простите. Я – не он.

Похоже, Макфолл не отличался разговорчивостью.

– Наверное, приличная была авария? – спросила Зола.

– Никакой аварии не было. Я поскользнулся на льду, упал в собственном дворике и сломал обе лодыжки.

Ну и увалень, подумала Зола. Еще одно дело испарилось.

– Ладно, держитесь.

– Спасибо.

Она вернулась за столик к своему кофе и углубилась в бумаги. Тодд вернулся через несколько минут и прошептал:

– Ну что? Подписала?

– Нет. Он поскользнулся на льду.

– Лед, лед, лед. Где же это глобальное потепление, когда оно так нужно?

– Послушай, Тодд, я просто не создана для этого. Чувствую себя стервятницей.

– А мы и есть стервятники.

Глава 21

Уилсон Физерстоун тоже был студентом третьего курса Фогги-Боттом, а когда-то, в ранней юности, – членом уличной банды. На втором курсе они с Тоддом рассорились из-за девушки и встречались все реже и реже. Но с Марком они все равно продолжали приятельствовать, и Уилсон настойчиво звонил ему, так что Марку пришлось в конце концов согласиться выпить с ним. Избегая прежних мест обитания, Марк выбрал закусочную возле Капитолийского холма. Поздно вечером в четверг, когда Тодд подавал напитки в «Забияке», а Зола нехотя пыталась поймать рыбку в больнице «П.Дж.», Марк с опозданием вошел в закусочную и увидел Уилсона у барной стойки с наполовину пустой кружкой пива.

– Опаздываешь, – с улыбкой произнес он и тепло пожал Марку руку.

– Рад видеть тебя, приятель, – отозвался Марк, садясь на барный табурет рядом с ним.

– Что за борода?

– Бритву не могу найти. Как у тебя дела?

– Прекрасно. Вопрос в том, как дела у тебя.

– Все в порядке.

– Нет, не все. Ты пропустил уже три недели занятий, и все о тебе говорят. Так же, как и о Тодде. Что происходит?

Подошел бармен, Марк сделал заказ, потом, пожав плечами, ответил Уилсону:

– Я решил взять перерыв, вот и все. У меня серьезные проблемы с мотивацией. Знаешь, история с Горди совершенно выбила меня из колеи.

– Ты съехал с квартиры. Тодд тоже. Никто давно не видел и Золу. Вы что, втроем спятили?

– Что они делают, я не знаю. Мы были с Горди до конца, и нам всем сейчас очень трудно, понимаешь?

Когда бармен поставил кружку перед Марком, Уилсон отпил из своей и спросил:

– Так что случилось с Горди?

Уставившись в свою кружку, Марк подумал, как ответить, и через несколько секунд сказал:

– Он страдал биполярным расстройством, перестал пить лекарства и наломал дров. Его загребли за вождение в нетрезвом виде, мы внесли залог, отвезли его к нему на квартиру и все время оставались рядом. Мы не знали, что делать. Хотели позвонить его родным, может, невесте, но это его еще больше разозлило. Когда я заговорил об этом, он мне пригрозил. Ночью он каким-то образом слинял и поехал на мост. Мы в панике бросились искать его, хотели помочь, но опоздали.

Уилсон осмыслил полученную информацию, отпил еще пива и произнес:

– Ну и ну! Действительно ужасно. Ходили слухи, будто вы трое находились с ним в последний момент. Я не знал, что все было так страшно.

– Мы старались глаз с него не спускать. Он был заперт у себя в спальне. Зола спала на диване в гостиной, Тодд – в квартире напротив. Ключи от его машины лежали у меня в кармане. Мы пытались уговорить его поехать к врачу. Не знаю, что еще мы могли сделать. Так что, Уилсон, нам сейчас и впрямь несладко.

– Да, вот уж неприятность. Я не видел вас на похоронах.

– Мы там были, но прятались на балконе. Мы с Тоддом встречались с родителями Горди после того, как он прыгнул с моста, и они стали винить нас в происшедшем. Надо же кого-то винить, правда? Так что мы не хотели столкнуться с ними на похоронах.

– Это была не ваша вина.

– Однако они думают именно так, и должен сказать тебе, Уилсон, что нас действительно мучает теперь чувство вины. Мы должны были позвонить Бренде или его родителям.

Фраза повисла в воздухе, Уилсон заказал еще кружку пива.

– Я так не думаю. Вы не можете нести ответственность за его самоубийство.

– Спасибо, но я не могу просто забыть об этом.

– Ну и что это даст, если ты бросишь Школу за семестр до ее окончания? Это же очень глупо, Марк. Черт, тебе же осенью надо приступать к работе, правильно?

– Неправильно. Меня уволили раньше, чем я даже начал там работать. Фирма в процессе слияния с другой фирмой, там все перестраивается, и я оказался за бортом. В этой прекрасной профессии такое происходит сплошь и рядом.

– Мне очень жаль. Я не знал.

– Ничего, нормально. Все равно эта фирма была тупиком. А как у тебя, тебе-то повезло с поисками работы?

– В некотором роде. Я нашел место в некоммерческой организации, так что буду тянуть лямку на государственной службе, чтобы скостить большую часть долга.

– В течение десяти лет?

– Так считается. Но мой план – промучиться там года три-четыре, чтобы заткнуть пасть этим акулам, а потом слинять на сторону и найти настоящую работу. Рано или поздно рынок труда повернется в благоприятном направлении.

– Ты что, в самом деле в это веришь?

– Я не знаю, во что верить, но что-то же надо делать.

– Но до этого тебе, конечно, надо сдать адвокатский экзамен.

– Знаешь, что я думаю об адвокатском экзамене, Марк? В прошлом году половина выпускников Фогги-Боттом его сдала, половина провалила. Я надеюсь оказаться в первой половине, и если буду вкалывать как положено, то смогу его сдать. Смотрю я на наших студентов, бо́льшая их часть – дебилы, но я не из их числа. И ты тоже, Марк. Ты чертовски способный и работы не боишься.

– Как я уже сказал, у меня проблемы с мотивацией.

– Тогда какой план у тебя?

– У меня нет плана. Я плыву по течению. Наверное, в конце концов вернусь в Школу, хотя у меня от одной мысли об этом с души воротит. Может, возьму академический на семестр, потом догоню. Не знаю.

– Нельзя этого делать, Марк. Если ты бросишь учебу, акулы внесут тебя в список неплатежеспособных должников.

– Думаю, я уже в этом списке. Смотрю я на свою итоговую выписку о сумме долга и вижу, что она составляет четверть миллиона, при отсутствии какой-либо реальной перспективы найти работу. Для меня это и означает неплатежеспособность. Ну и какого черта мне до этого? Они могут подать на меня в суд, но не убьют же. В прошлом году миллион студентов попали в список неплатежеспособных, и, насколько я знаю, они до сих пор ходят, живут и дышат.

– Я знаю, знаю. Читал их блоги. – Оба приложились к своим кружкам и посмотрели на себя в зеркало, висевшее над рядами бутылок за стойкой.

– Где ты сейчас живешь? – спросил Уилсон.

– Выслеживаешь меня?

– Нет. Просто я заходил к тебе, и твой сосед сказал, что ты съехал. Так же, как Тодд. Ты с ним видишься? Он больше не работает в баре.

– В последнее время – нет. Думаю, он вернулся в Балтимор.

– То есть бросил учебу?

– Не знаю, Уилсон. Он что-то говорил насчет перерыва. Полагаю, он в еще большем раздрае, чем я. Они с Горди были особенно близки.

– Он не отвечает на звонки.

– Ну, вы же с ним не самые лучшие друзья.

– Это уже позади. Черт, Марк, я волнуюсь, понимаешь? Вы мои друзья, и вдруг вы просто исчезаете.

– Спасибо, Уилсон, я тронут. Но у меня все в конце концов образуется. Вот насчет Тодда не уверен.

– А Зола?

– Что – Зола?

– Она ведь тоже пропала. Никто ее не видел в последнее время. И она тоже съехала с квартиры.

– Я иногда разговариваю с ней, она в ужасном состоянии. Ведь Зола была последней, кто видел Горди живым, и она очень тяжело это переживает. А кроме всего прочего, ее родителей могут вот-вот выслать в Сенегал. Она очень плоха.

– Бедная девочка. Было глупостью со стороны Горди связаться с ней.

– Возможно. Не знаю. Да теперь это уже и не важно.

Долгое время они тянули пиво молча. В зеркале за барной стойкой Марк заметил знакомое лицо в дальнем конце зала. Приятное лицо, которое он впервые увидел в зале суда. Хедли Кавинесс, помощница прокурора, того, который предъявлял обвинение Бенсону Тейперу. Они встретились взглядами, и она отвела глаза.

Уилсон посмотрел на часы и сказал:

– Слушай, все это слишком печально. Мне нужно бежать. Не пропадай, пожалуйста, Марк, и если тебе понадобится моя помощь – дай знать. Хорошо?

Он допил пиво и положил на стойку десятидолларовую бумажку.

– Обязательно, Уилсон. Спасибо.

Уилсон встал, похлопал Марка по плечу и ушел. Марк взглянул в зеркало и увидел, что Хедли сидит в компании трех других молодых женщин и все они получают удовольствие от напитков и беседы. Они снова встретились взглядами и несколько секунд не отводили глаз друг от друга.


Полчаса спустя девушки собрались уходить и начали расплачиваться. Когда они ушли, Хэдли, сделав круг, подошла к барной стойке.

– Кого-то ждете? – спросила она.

– Да, вас, – ответил Марк. – Присаживайтесь.

Она протянула ему руку и представилась:

– Хэдли Кавинесс, десятое управление прокуратуры.

Он пожал ее руку:

– Я знаю. Марк Апшо. Могу я вас угостить?

Хэдли села на табурет и ответила:

– Конечно.

Марк жестом подозвал бармена и спросил у Хэдли:

– Что будете пить?

– Шардоне.

– А я выпью еще пива.

Бармен отошел выполнить заказ, а они повернулись друг к другу.

– Что-то вас в последнее время не видно, – заметила она.

– Да нет, я бываю в суде каждый день.

– Вы давно живете в городе?

– Года два. Работал в фирме, но устал от этой скучной рутины. Теперь работаю на себя и вполне доволен. А вы?

– Я первый год работаю в прокуратуре, поэтому меня и сунули в транспортный суд. Скучно. Работа невеселая, но могу выплачивать долги. Где вы учились?

– В Делавэре. Потом переехал в большой город, чтобы сменить обстановку. А вы?

Марк надеялся, она не скажет, что училась в Фогги-Боттом.

– Последний курс колледжа и юридическая школа – в Кентукки. Я приехала сюда искать работу на Капитолийском холме, но не получилось. Еще повезло, что меня взяли в прокуратуру. Надеюсь, что это временно.

Принесли напитки. Они чокнулись, сказали: «Ваше здоровье» – и отпили.

– Так что же дальше?

– Кто знает, что может быть дальше в этом городе? Слежу за рынком труда, ищу новые вакансии – как и тысячи других. Сейчас не самая благоприятная ситуация для тех, кто ищет работу.

Да уж, подумал Марк. Ты бы потолкалась среди выпускников Фогги-Боттом. А вслух произнес:

– Да, я слышал.

– А что у вас? Только не говорите, что собираетесь сделать карьеру, защищая пьяных водителей.

Марк рассмеялся, словно это было забавно.

– Нет, конечно. У меня есть партнер, и мы собираемся заняться делами о нанесении личного вреда.

– Вы бы хорошо смотрелись на рекламном щите.

– Это моя мечта. Это – и еще телевизионная реклама.

Выпив несколько бокалов, девушка придвинулась близко к нему, едва не касаясь. Она положила ногу на ногу, и из-под короткой юбки стало видно бедра. Прелестные ноги. Поставив бокал на стойку, Хэдли спросила:

– У вас есть планы на сегодняшний вечер?

– Никаких. А у вас?

– Я свободна. Живу с подругой, которая работает в Бюро переписей, ее почти никогда не бывает дома. А я так не люблю оставаться одна.

– Вы времени даром не теряете.

– А зачем его терять? Я такая же, как и вы, и в настоящий момент мы думаем об одном и том же.

Марк расплатился и вызвал такси. Когда они ехали в машине, Хэдли взяла его левую ладонь и положила ее на свое обнажившееся бедро. Он хмыкнул и прошептал:

– Обожаю этот город. Здесь столько агрессивных женщин.

– Как скажешь.

Такси остановилось перед большим многоквартирным домом на Пятой улице. Марк расплатился с шофером, и они, рука об руку, словно были знакомы целую вечность, вошли внутрь. Они целовались в лифте, потом в маленькой аккуратной гостиной и сошлись на том, что никто из них не хочет смотреть телевизор. Пока она раздевалась в ванной, Марк успел быстро настрочить текст Тодду: «Повезло. Ночевать не приду. Сладких снов».

Тодд ответил: «Кто она?»

Марк: «Возможно, ты очень скоро ее увидишь».


Он нашел Тодда у зала шестого подразделения в девять тридцать. В коридоре роилось обычное разношерстное сборище вызванных в суд, среди которых сновали адвокаты, обрабатывавшие эту толпу. Тодд наседал на молодую плакавшую женщину, но когда та отрицательно покачала головой, отошел от нее и тут заметил своего партнера, издали наблюдавшего за ним. Подойдя к нему, Тодд сказал:

– Третий облом. Неудачное утро. Ты жутко выглядишь. Всю ночь не спал?

– Это было что-то потрясающее. Потом расскажу. Где Зола?

– Я с ней сегодня не разговаривал. Она еще спала, когда я уходил, в больнице приходится торчать допоздна.

– Как ты думаешь, она действительно пытается кого-нибудь поймать или просто читает там книжку? Ведь она до сих пор не подцепила ни одного клиента.

– Не знаю. Давай обсудим это позже. Я перехожу к залу восьмого подразделения.

Тодд, с портфелем в руке, ушел, на ходу вынимая из кармана мобильный и изображая очень важный разговор. Марк побрел к залу десятого подразделения и вошел внутрь. Там председательствовал судья Хэндлфорд, который в данный момент говорил с ответчиком. Адвокаты и клерки, как обычно, сновали перед судейской скамьей, шурша бумагами. Хедли сидела на месте, разговаривая с коллегой. Увидев Марка, она улыбнулась и подошла к нему. Они сели за адвокатский стол, словно у них было важное дело.

Всего несколько часов назад они, изнуренные любовными утехами, обнаженные, мирно спали, держа друг друга в объятиях. Но сейчас она была свежа, и взор ее был ясен – настоящий профессионал. Марк, между тем, испытывал легкую усталость.

Понизив голос, Хэдли сказала:

– Я знаю, о чем ты думаешь, но ответ – нет. У меня сегодня свидание.

– Мне и в голову не приходило, – с улыбкой ответил Марк. – Но у тебя есть номер моего телефона.

– У меня есть много номеров.

– Конечно. Можем мы поговорить о моем клиенте Бенсоне Тейпере?

– Разумеется. Я его не помню. Дай-ка просмотрю его дело. – Хэдли встала, подошла к столу секретаря, порылась в толстой стопке папок и, выудив дело Бенсона, вернулась. – Да этот тип летел, а не ехал, – сказала она, листая папку. – Восемьдесят пять миль в сорокамильной зоне. Это серьезное нарушение правил – неосторожная езда, потянет за собой тюремный срок.

– Я знаю. Но вот в чем дело. Бенсон – молодой чернокожий парень, и у него сейчас есть хорошая работа в службе доставки. Если его арестуют за неосторожную езду, он ее потеряет. Ты можешь свести дело к менее серьезному обвинению?

– Для тебя – все что угодно. Простое превышение скорости тебя устроит? Заплатит небольшой штраф, а ты скажешь парню, чтобы ездил помедленней.

– Вот так просто? – улыбнулся Марк.

Она склонилась к нему поближе и ответила:

– Конечно. Ублажи прокурора – и получишь выгодную сделку, по крайней мере от меня.

– Твой шеф должен это утвердить?

– Марк, это транспортный суд, понимаешь? Речь не идет об обвинении в убийстве. Я просто подсуну это старику Хэндлфорду – он и слова не скажет.

– Детка, я тебя обожаю.

– Все так говорят.

Хэдли взяла папку, встала и протянула ему руку, как бы закрепляя сделку. Они вполне профессионально обменялись рукопожатием.

Глава 22

Бенсон ел сандвич в кафетерии на Джорджия-авеню в брайтвудском районе Си-Ди. У него был обеденный перерыв, в своей рабочей униформе он выглядел шикарно. Увидев Марка, он обрадовался и спросил, есть ли хорошие новости. Марк достал из портфеля судебный приказ и сообщил:

– Прогресс есть. Вы принесли оставшуюся часть гонорара?

Бенсон сунул руку в карман и достал деньги.

– Семьсот, – сказал он, передавая их Марку.

Марк взял деньги и сообщил:

– Обвинение сведено к простому превышению скорости. Нет неосторожной езды – нет тюрьмы. Сто пятьдесят долларов штрафа, который нужно заплатить в течение двух недель.

– Вы шутите?

Марк расплылся в улыбке и посмотрел на внезапно появившуюся официантку.

– Бэ-эл-пэ[71] и кофе, – попросил он.

Официантка молча удалилась.

– Как вам это удалось? – воскликнул Бенсон.

«Переспал с прокуроршей», – хотелось Марку с гордостью ответить, но он, разумеется, не стал этого делать.

– Поторговался с судьей, рассказал ему, какой вы хороший парень, он и дал вам послабление. Но больше – никаких штрафов за нарушение правил дорожного движения, Бенсон, вы поняли?

– Ух ты! Ну, вы гигант, Марк. Это потрясающе!

– Просто я подловил судью, когда он был в хорошем настроении. В следующий раз может и не повезти.

– Никакого следующего раза не будет, обещаю. Поверить не могу. Я уже думал, что меня выгонят с работы и я все потеряю.

Марк пододвинул ему по столу лист бумаги и ручку.

– Это судебный приказ. Подпишите вот здесь, внизу, и вам не нужно будет больше являться в суд.

Сияя улыбкой, Бенсон поставил свое имя на бумаге.

– Не могу дождаться, чтобы все рассказать маме. Она не перестает пилить меня с тех самых пор, как меня поймали. Должен сказать, Марк, вы ей понравились. Она так и заявила: «Этот молодой человек знает свое дело. Из него выйдет великий адвокат».

– Ну, она слишком добра. – Марк забрал подписанный приказ и спрятал его в портфель.

Бенсон откусил сандвич и запил чаем со льдом, потом вытер губы салфеткой и спросил:

– Марк, скажите, а другие дела вы берете? Ну, крупные?

– Конечно. Моя фирма занимается широким спектром дел. Что вы имеете в виду?

Бенсон пугливо оглянулся, словно кто-то мог подслушивать.

– Понимаете, у меня есть двоюродный брат, он из Виргинии, из прибрежного района Тайдуотер. И он попал в беду. У вас есть время выслушать его историю?

– Я все равно жду, когда мне принесут еду, – ответил Марк. – Так что валяйте.

– Видите ли, у моего брата и его жены некоторое время назад родился ребенок, и уже в больнице все пошло наперекосяк. Роды были трудными, все получилось как-то не так, и через два дня ребенок умер. Беременность протекала гладко, без осложнений, и не было никаких предвестий беды. И вдруг ни с того ни с сего ребенок умирает. Он был их первенцем, мальчик, который родился после многих лет их мучительных усилий зачать. Мать была безутешна, чуть не умерла от горя, между ними пробежала трещина, и они начали ссориться. В том состоянии отчаяния, в каком они находились, им не удалось помириться. Они расстались, а позднее и развелись. Развод был скандальным. Они до сих пор таят зло друг на друга. Мой брат начал слишком много пить, а у нее крыша съехала. Понимаете? Настоящая трагедия. Они пытались выяснить, что случилось во время родов, но больница не выдавала полную информацию. Фактически им просто заговаривали зубы. Они наняли адвоката, чтобы он во всем разобрался, но тот мало что сделал. Сказал, что на мертвых детях много не заработаешь и бесполезно судиться с врачами и больницами, потому что у них всегда есть все необходимые записи, а кроме того, они нанимают лучших адвокатов, чтобы вы навечно погрязли в судах. Она, мать, после этого отказалась судиться. А мой брат все еще хочет выяснить, что случилось, и, может, предъявить иск, но у него тоже силы на исходе. Марк, а это правда, что мертвые дети недорого стоят?

Марк понятия не имел, но история его заинтересовала. Напустив на себя вид бывалого адвоката, он сказал:

– Все зависит от фактов. Мне нужно посмотреть документы.

– Они у него все есть, целая куча документов, которые в больнице выдали их адвокату, то есть их бывшему адвокату. Брат выгнал того типа и теперь хочет поговорить с другим адвокатом. Может, вы взглянете?

– Конечно.

Принесли сандвич с чипсами и пикулями, но никаких напитков. Марк напомнил официантке:

– Я заказывал еще чашку кофе.

– Ну да, – раздраженно отозвалась та и снова удалилась.

Марк откусил от своего сандвича, Бенсон – от своего.

– Как зовут вашего брата?

Бенсон вытер рот и ответил:

– Рамон Тейпер, у нас одна фамилия. Мой и его деды были братьями, но обоих уже нет. А брата все зовут Землекопом.

– Землекопом?

– Ну да, когда был маленький, он взял лопатку и выкопал цветочный куст на заднем дворе у соседей. Уволок его и попытался посадить на улице. Вот кличка к нему и прилипла.

Наконец принесли кофе, Марк поблагодарил.

– Он доставляет вам хлопоты?

Бенсон рассмеялся и ответил:

– Можно и так сказать. Землекоп всегда доставлял хлопоты. Подростком даже провел какое-то время в исправительной колонии, но не сбился с пути. Никаких судимостей. Он мирно жил, женился на хорошей девушке, и все между ними было отлично, пока не умер их ребенок. После развода она уехала куда-то, вроде бы в Чарлстон. Землекоп переезжал с места на место, а несколько месяцев назад поселился здесь. Он работает не полный день в винном магазине, а это последнее место, где ему следовало бы работать. Пристрастился к водке. Я по-настоящему боюсь за него.

– Значит, он здесь, в округе?

– Ага, живет за углом от нас с очередной чокнутой бабой.

Пока Марк хрустел маринованным огурчиком, что-то подсказывало ему, что не надо связываться с Землекопом и его проблемами, но его разбирало любопытство, и он сказал:

– Я посмотрю его бумаги.


Спустя два дня Марк снова зашел в тот же кафетерий. Зал был почти пуст, не считая тощего чернокожего коротышки, сидевшего за столом, на котором громоздилась кипа бумаг. Марк подошел и спросил:

– Вы, должно быть, Землекоп?

Они пожали друг другу руки, и Марк сел за стол.

– Я предпочитаю, чтобы меня называли Рамоном. Землекоп – не лучшее прозвище для черного парня. По понятным причинам.

– Разумно. А я – Марк Апшо. Рад познакомиться, Рамон.

– Я тоже.

На нем была кепка, низко надвинутая на лоб, так что она почти касалась черной оправы огромных круглых очков. Глаза за стеклами были опухшими и красными.

– Бенсон говорит, что вы способный молодой адвокат, что вы сохранили ему работу.

Марк улыбнулся и стал искать подходящий ответ, когда к столу подошла та же официантка.

– Черный кофе, Рамон? – спросил Марк.

– Нет, только воды.

Официантка ушла, а Марк снова посмотрел на глаза Рамона. Говорил парень членораздельно, но явно уже выпил.

– Бенсон немного рассказал мне о вашем деле. Настоящая трагедия, – посочувствовал Марк.

– Можно и так сказать. Что-то случилось в процессе родов. Не уверен, что нам когда-нибудь удастся узнать, что именно. Меня там не было.

Марк выслушал это, и когда стало ясно, что дальше ничего не последует, произнес:

– Могу я спросить, почему вас там не было?

– Ну, скажем, просто меня там не было и не должно было быть. Эйша не могла мне этого простить, и, конечно, во всем винила меня. Она постоянно твердила, что, если бы я находился там, мы могли бы быть уверены, что в больнице все сделали правильно.

– А Эйша – это ваша бывшая жена?

– Ну да. Видите ли, у нее начались схватки на две недели раньше срока. Это случилось сразу после полуночи, и ребенок шел быстро. А у врачей было полно работы – кого-то подстрелили на улице, произошла большая автомобильная авария, и… в общем, мы так и не узнали, что же случилось. Но похоже, что жену оставили без присмотра и ребенок застрял. Ему не хватило кислорода. – Рамон постучал пальцем по папке. – Это должно было бы быть отражено здесь, но мы думаем, что больница спрятала концы в воду.

– А «мы» – это кто?

– Первый адвокат, которого я нанял, и я. Понимаете, после того как это случилось, Эйша свихнулась, выгнала меня и подала на развод. У нее был адвокат, у меня был адвокат, все пошло очень плохо. Я попался за вождение в нетрезвом виде, там у меня появился еще один адвокат. Слишком много адвокатов в моей жизни, и у меня уже сил не осталось на крупный судебный процесс.

Рамон снова постучал пальцем по папке.

Принесли кофе, Марк сделал глоток.

– И где ваш первый адвокат?

– В Норфолке. Он хотел, чтобы я заплатил пять тысяч эксперту за изучение больничных документов. У меня не было пяти тысяч, и этот адвокат мне на самом деле не нравился. Он не отзванивал, всегда был занят другими делами. Вы тоже запросите пять тысяч?

– Нет, – ответил Марк, но для того лишь, чтобы продолжить разговор. Он понятия не имел, как ведутся дела о преступной врачебной небрежности, но, как обычно, считал, что сможет научиться по ходу дела. Его план – если таковой у него вообще имелся – состоял в том, чтобы подписать договор, просмотреть документы и попытаться определить, есть ли в них основание для иска. Если есть, он мог передать дело настоящему адвокату, специализирующемуся на делах о преступной врачебной халатности. И если процесс состоится, он и его партнеры постараются участвовать в нем как можно меньше, но – чем черт не шутит! – в один прекрасный день отхватить свой кусок от щедрого вознаграждения. Да, таков был план.

– А Эйша отпадает?

– О да. Она давно отпала. У меня с ней нет никаких контактов.

– Она присоединится к иску, если мы затеем процесс?

– Нет, точно нет. Она больше не хочет иметь со всем этим никакого дела. Живет в Чарлстоне у каких-то родственников, надеюсь, они стараются ей помогать. Она сумасшедшая, мистер Апшо. Слышит голоса и все такое прочее. Это очень грустно, но она видеть меня не желает и неоднократно заявляла, что никогда не пойдет в суд.

– Хорошо. Но на будущее: если удастся заключить соглашение, она может претендовать на половину суммы.

– Это еще почему? Черт, это мой судебный процесс. С какой стати она может на что-то претендовать, если не желает в нем участвовать?

– Таков закон, – ответил Марк, не имевший понятия, почему так, но что-то из юридической премудрости все же застряло в его голове за годы учебы в Фогги-Боттом, и он помнил это из какого-то курса, который им читали в первый год. – Впрочем, об этом подумаем позже. А сейчас необходимо провести расследование. Соглашение, каким бы оно ни было, еще впереди.

– Это несправедливо.

– Так вы хотите привлечь больницу к суду?

– Конечно, иначе зачем бы я сюда пришел? А вы возьметесь за это дело?

– Иначе зачем бы я сюда пришел?

– Тогда договорились. А теперь расскажите мне, как все будет происходить.

– Ну, прежде всего вы подпишете договор о предоставлении юридических услуг с моей фирмой, что даст мне полномочия затребовать все документы. Я их изучу, и если выяснится, что врачи и больница несут ответственность за случившееся, мы с вами снова все обсудим и решим, желаем ли возбудить дело.

– Сколько времени это займет?

Опять же не имея об этом никакого понятия, Марк уверенно ответил:

– Не много. Несколько недель. Мы не тянем резину, Рамон. Мы работаем быстро.

– И вы не требуете никаких денег вперед?

– Нет. Некоторые фирмы берут предварительный гонорар, мы – нет. Наш договор предусматривает выплату нам трети от суммы сделки, если она состоится, и сорок процентов в том случае, если дело передается в суд. Эти дела обычно бывают сложными, и ответчики, люди с большими деньгами, активно защищаются. Поэтому наш гонорар в этом случае немного выше, чем в случаях, связанных с нанесением телесных повреждений средней тяжести. И такой процесс дорого стоит. Придется тратить собственные деньги, которые будут впоследствии возмещены в соответствии с соглашением. Устраивают вас условия?

Рамон отпил воды и уставился в окно. Пока он раздумывал, Марк достал из портфеля бланк договора и заполнил его. В конце концов Рамон снял свои массивные очки, вытер глаза бумажной салфеткой и тихо произнес:

– Все это так ужасно, мистер Апшо.

– Зовите меня Марком.

У Рамона задрожали губы, и он сказал:

– Хорошо, Марк. У нас с Эйшей все было хорошо. Я любил эту женщину и, думаю, всегда буду любить. Она не была сильной, но она была хорошей девушкой, и красавицей к тому же. Она этого не заслужила. Наверное, никто такого не заслуживает. Мы так мечтали о нашем Джеки, ведь мы его так долго ждали…

– Джеки?

– Его звали Джейсон Тейпер, но мы собирались называть его Джеки. Как Джеки Робинсона – я обожаю бейсбол.

– Сочувствую от души.

– Он прожил всего два дня, и у него не было никаких шансов. Они загубили его, Марк. Этого не должно было случиться.

– Рамон, мы доведем дело до конца. Я обещаю.

Рамон улыбнулся, закусил нижнюю губу, снова вытер глаза и надел очки. Потом взял ручку и подписал договор.


Партнеры по обыкновению встретились к вечеру все в той же кабинке в дальнем углу бара «Забияка», чтобы подвести итоги дня. Марк и Тодд пили пиво, Зола – содовую. За три недели несанкционированной юридической практики они многому научились и почувствовали себя отчасти даже комфортно в новой ситуации, правда, Зола – менее, чем остальные. Страх быть пойманными почти прошел, хотя где-то в глубине души что-то их все же точило. Марк и Тодд каждый день появлялись в разных подразделениях уголовного суда, как и тысяча других адвокатов, и отвечали на одни и те же вопросы усталых судей. Они быстро заключали сделки с прокурорами, ни один из которых не поинтересовался их полномочиями, ставили свои фиктивные подписи на судебных приказах и прочих документах, слонялись по коридорам в поисках клиентов, порой натыкаясь на других адвокатов, которые были слишком заняты, чтобы что-либо заподозрить. Несмотря на успешный старт, они вскоре поняли, что дело это не такое простое. В удачные дни они огребали до тысячи долларов гонораров от новых клиентов. В плохие не вылавливали ничего, что случалось не так уж редко.

Зола сузила фронт своей деятельности до трех самых оживленных больниц – Католической, Дженерал и Джорджа Вашингтона. Она не подписала еще ни одного договора, но воодушевлялась несколькими почти состоявшимися. Ей не нравилось то, что она делала, – охотиться за пострадавшими, – но в тот момент выбора у нее не было. Марк и Тодд трудились в поте лица, чтобы поддержать их общий бизнес, и она чувствовала себя обязанной тоже что-то в него вложить.

Они подолгу спорили о том, как часто можно позволять себе быть замеченными в охоте на клиентов и представать перед судьями. С одной стороны, узнаваемость вызывала доверие к ним как к постоянным игрокам на этом поле. С другой – чем больше адвокатов, прокуроров, клерков и судей они встречали, тем большей становилась вероятность того, что кто-то из них в один прекрасный день задаст им неудобный вопрос. Что это мог быть за вопрос? Какой-нибудь измученный клерк мог попросить: «Напомните мне, пожалуйста, ваш регистрационный номер. Тот, который указан, не числится в Ассоциации адвокатов». В Ассоциации адвокатов округа Колумбия состояло сто тысяч юристов, и каждый имел свой регистрационный номер, который необходимо было ставить на любом судебном приказе или ходатайстве. Марк и Тодд, разумеется, указывали фиктивные номера. Однако обилие адвокатов служило отличным прикрытием, и пока ни один клерк не выказал никаких сомнений.

Или судья мог спросить: «Когда тебя приняли в адвокатуру, сынок? Что-то я раньше тебя не видел». Но до сих пор ни один судья не проявил ни малейшего любопытства.

Или помощник прокурора мог заинтересоваться: «Делавэрская юридическая школа? У меня есть приятель, который там учился. Вы знакомы с таким-то?» Но помощники прокуроров были слишком заняты и чувствовали себя слишком важными персонами для подобной болтовни, а Марк с Тоддом старались свести разговоры с ними к минимуму.

Чего они никогда не боялись, так это вопросов от самых важных участников действа – клиентов.

Зола отпила содовой и сказала:

– Ладно, придется признаться. Кажется, я сыграла пьеску под названием «Фредди Гарсия».

– О, интересно послушать! – со смехом воскликнул Тодд.

– Вчера вечером я исполняла свою привычную роль в больнице Джорджа Вашингтона и заметила молодую чернокожую пару, они сидели за столом и ели тамошнюю жуткую пиццу. Женщина была изранена, гипс там, гипс тут, фиксирующий воротник на шее, порезы на лице. Должно быть, попала в автомобильную аварию, подумала я. Подхожу, исполняю свой маленький танцевальный номер, и они соглашаются со мной поговорить. Оказывается, женщину сбило такси – монетки дзинь-дзинь, крупная страховка, – а их восьмилетняя дочь находится здесь же, в больнице, в отделении интенсивной терапии. Все лучше и лучше. Тогда они меня спрашивают, что я делаю здесь, в больничном кафе, и я без запинки произношу свою реплику: моя мать тяжело больна, находится при последнем издыхании, и я исполняю свой тяжкий дочерний долг – сижу у ее одра. Вручаю им свою визитку, и мы договариваемся созвониться. Потом у меня якобы звонит телефон, и я стремглав убегаю ухаживать за своей дорогой старушкой-матушкой. Я уходила из больницы с улыбкой, потому что наконец-то, как мне казалось, подцепила крупную рыбу.

Зола сделала паузу, чтобы заставить их помучиться любопытством, потом продолжила:

– Сегодня днем мне позвонили, но не мои новенькие клиенты, а их адвокат (похоже, они уже успели кого-то нанять) – какой-то противный тип по имени Фрэнк Джепперсон. И, боже мой, чего он мне только не наговорил!

Марк расхохотался, а Тодд произнес:

– Так ты действительно напоролась на еще одного «Фредди Гарсию»?

– Ага. Он обвинил меня в том, что я пытаюсь украсть у него клиента. Я сказала: нет, мы просто поболтали немного, пока я устроила себе небольшой перерыв и ненадолго оставила больную маму. «Да ну?! – воскликнул он. – Тогда зачем вы дали им свою визитку? И кто, черт возьми, такие эти Апшо, Паркер и Лейн?» Он, мол, никогда о таких не слышал. Ну, и так далее. В конце концов я просто сбросила звонок. Послушайте, ребята, ну не подхожу я для этой роли. Вы должны найти для меня другое задание. Кое-кто из работниц кафе уже начинает с интересом поглядывать на меня.

– Но ты же натуралка, Зола, – заметил Марк.

А Тодд добавил:

– Тебе нужно просто найти одно крупное дело, вот и все. Мы делаем черновую работу за гроши, а ты охотишься за крупной дичью.

– Вот я и чувствую себя охотницей. Может, я могу все же делать что-нибудь другое?

– Мне ничего в голову не приходит, – признался Тодд. – Ты не можешь, как мы, шастать по уголовным судам, потому что это мужские игры, ты будешь слишком привлекать внимание.

– Этого я и не собираюсь делать, – отозвалась она. – Предоставляю это вам.

– В качестве адвоката по делам о разводах я тоже тебя не вижу, – сказал Марк. – Для этого был бы нужен настоящий офис, потому что клиенты по таким делам отнимают кучу времени и требуют постоянной поддержки.

– Откуда ты знаешь? – спросил Тодд.

– Я же учился в Фогги-Боттом.

– У меня по семейному праву был высший балл, – заметила Зола.

– У меня тоже, – подхватил Тодд. – Хотя я пропустил половину занятий.

– А мы не могли бы снять симпатичный маленький офис, чтобы я занялась разводами?

– Давай поговорим об этом позже. У меня есть кое-что, что нужно обсудить, – сообщил Марк. – Кажется, я нащупал колоссальное дело.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи, – оживился Тодд.

Марк поведал им о предполагаемой тяжбе Рамона, а в конце вынул из портфеля договор на оказание юридических услуг и ткнул пальцем в нижнюю часть страницы.

– Он уже все подписал, – с гордостью заключил Марк.

Тодд и Зола внимательно изучили договор, и у них возникла куча вопросов.

– Хорошо, а что дальше? – поинтересовалась Зола.

– Придется потратить кое-какие деньги, – ответил Марк. – Нанять эксперта, который изучит документы, обойдется в две тысячи. Я уже посмотрел в Интернете, таких консультантов – пруд пруди, большинство из них – врачи на пенсии, которые только и делают, что работают с юридическими фирмами и оценивают вероятность выигрыша дел о преступной врачебной халатности. Несколько таких ребят имеется и здесь, в округе. Мы потратим немного наличных, получим заключение эксперта и, если найдутся признаки уголовной ответственности, передадим дело какому-нибудь адвокату-асу.

– И сколько мы в результате получим? – поинтересовалась Зола.

– Половину гонорара. Так работают многие крупные адвокаты в области гражданского права – по перенаправлению. Пехотинцы вроде нас идут в авангарде, находят дело, потом передают его ребятам, которые знают, как действовать дальше, а потом сидят и ждут денег.

– Ну-у, не знаю, – скептически протянул Тодд. – Если мы ввяжемся в большое дело, наше прикрытие может лопнуть, ведь наши имена будут стоять на документах, и их увидит куча народу: адвокат в суде первой инстанции, адвокаты защиты, страховые компании, судья. Не знаю. Мне кажется, это слишком рискованно.

– На документах наших имен не будет, – заверил его Марк. – Мы скажем ведущему адвокату, чтобы он не упоминал их в документах. Это должно сработать.

– Не знаю, Марк, – повторил Тодд. – Мы ведь даже не представляем, во что ввязываемся. А кроме того, я совершенно не уверен, что хочу швырнуть на ветер больше двух тысяч долларов.

– «Трастинг Расти», что ли? – усмехнулась Зола.

– Черт, нет! Мы наймем специалиста по делам о врачебной халатности – здесь, в Ди-Си, есть несколько таких, которые только и занимаются тем, что преследуют в судебном порядке врачей и больницы, – настоящего адвоката с правом выступать в суде. Брось, Тодд. Я не вижу тут особого риска. Мы будем прятаться на заднем плане, а кто-нибудь другой сделает всю работу и получит для нас жирненький гонорар.

– Сколько?

– Кто его знает? Предположим, имела место грубая небрежность со стороны врачей и больницы. Если мы поладим на шестистах тысячах долларов, просто чтобы не усложнять сделку, то наша доля составит сто тысяч, а ведь нам ничего не надо будет делать – мы просто нашли клиента.

– Размечтался, – сказал Тодд.

– А что я говорю не так? Зола?

– В наших играх все рискованно, – отозвалась она. – Каждый раз, когда мы предстаем перед судьей и притворяемся адвокатами, мы испытываем судьбу. Я бы рискнула.

– Ты с нами, Тодд? – спросил Марк.

Тодд допил свою кружку и внимательно посмотрел на партнеров. До сих пор, по крайней мере за короткую историю существования их НЮП, он был даже немного агрессивней, чем они, и если теперь отступит, это будет расценено как слабость, поэтому он ответил:

– Давайте действовать поэтапно. Посмотрим сначала, что скажет эксперт-консультант, и уже оттуда будем плясать дальше.

– Договорились, – согласился Марк.

Глава 23

Фрэнк Джепперсон сидел за своим необъятным письменным столом и разглядывал визитку Золы. Как ветеран округа в войнах за пострадавших клиентов, он прекрасно знал игру, в которую она играла. В молодые годы он и сам промышлял на городских больничных нивах, охотясь за потенциальными клиентами. Ему были известны все подобные трюки. Он платил комиссионные водителям аварийных тягачей, работавших на местах катастроф, подмазывал полицейских из дорожно-постовой службы, чтобы те направляли к нему пострадавших клиентов, каждое утро просматривал полицейские отчеты в поисках наиболее перспективных аварий. Со временем он смог позволить себе нанять для этой цели «поисковика», работавшего только на него, бывшего полицейского по фамилии Кифе, и именно Кифе подцепил семью, к которой Зола подкатывалась в кафе больницы Джорджа Вашингтона. Джепперсон подписал с ними договор абсолютно честно, а теперь какая-то мошенница пытается браконьерствовать в его угодьях.

Угодьями Джепперсона являлись неблагополучные улицы округа, где правила значили очень мало и было полно теневых игроков. Тем не менее, когда было возможно, он старался защищать свою территорию, особенно если новый игрок казался подозрительным.

Кифе сидел напротив него, положив поперек колена ногу в ковбойском сапоге из страусиной кожи, и стриг ногти.

– И ты нашел это место? – спросил Джепперсон.

– Ага. Там на нижнем этаже забегаловка под названием «Забияка». Офис – двумя этажами выше, но туда не попасть. Я выпил в баре и поболтал с барменом, который утверждает, что ему ничего не известно. А когда я спросил про Золу Паркер, вообще язык проглотил.

– А что в Ассоциации адвокатов?

– Я проверил. Таких имен в их списках не значится. Паркеров много, но Золы Паркер – ни одной.

– Это интересно. А фирма «Апшо, Паркер и Лейн»?

– О ней ничего, но ты же знаешь, юридические фирмы так часто меняются, что невозможно уследить, кто где практикует. В Ассоциации адвокатов говорят, что очень трудно отслеживать их названия.

– Интересно-интересно.

– Ты хочешь подать жалобу?

– Я подумаю. Давай подождем, не наткнемся ли мы снова на этих наглецов.


На восьмом этаже юридической школы Фогги-Боттом некая дама – младший администратор заметила, что трое преподавателей сообщают об отсутствии на занятиях студентов третьего курса Марка Фрейзера и Тодда Лусеро в течение всего первого месяца весеннего семестра. Оба получили ссуду за последний семестр, но, видимо, учеба их мало интересовала. Для студентов последнего курса вовсе не было необычным манкировать занятиями, но чтобы в течение месяца не посетить ни одного – это уже выходило за все рамки.

Администратор послала мистеру Фрейзеру имейл такого содержания:

Дорогой Марк,

все ли у Вас в порядке? Ваше полное отсутствие на занятиях с начала семестра замечено, и мы им обеспокоены. Пожалуйста, уведомьте меня о его причинах как можно скорее.

Фэй Докси, помощник секретаря

учебной части.

Аналогичную записку она послала и Тодду Лусеро. Прошло два дня, и ни один из них не ответил.


14 февраля Зола удобно устроилась в зале, где председательствовал достопочтенный Джозеф Канту, и следила за слушаниями. Почти час спустя клерк вызвал Гордона Таннера. Его адвокат, Престон Клайн, предстал перед судьей и заговорил:

– Ваша честь, я целый месяц не имел возможности связаться со своим клиентом. Позволю себе лишь предположить, что он решил скрыться.

Клерк вручил судье записку. Тот дважды прочел ее и произнес:

– Знаете, мистер Клайн, похоже, ваш клиент мертв.

– Ну и ну, судья! Вы уверены? Я понятия не имел.

– Да, это точно.

– Мне никто об этом не сообщил. Думаю, это все объясняет.

– Минуточку, – сказал судья, просматривая еще какие-то бумаги. – Согласно этим записям, он умер четвертого января – самоубийство. В «Пост» даже была статья об этом. Но он появлялся здесь вместе с вами семнадцатого января. Как вы можете это объяснить?

Клайн почесал подбородок, глядя в список дел, назначенных к слушанию.

– Пожалуй, я не могу этого объяснить, сэр. Мы действительно присутствовали здесь семнадцатого, но, признаться честно, с тех пор у меня с ним не было никаких контактов.

– Полагаю, это потому, что он был мертв.

– Все это чрезвычайно загадочно, судья. Не знаю, что и думать.

Канту разочарованно воздел вверх руки.

– Что ж, раз парень мертв, у меня нет другого выхода, кроме как закрыть дело.

– Да, сэр, конечно.

– Следующий.

Зола вышла из зала через несколько минут и доложила о результате партнерам.


Марк вошел в офисное здание на Шестнадцатой улице и поднялся на лифте на третий этаж. Там он отыскал дверь с табличкой «Юридическая консультация “Потомак”» и вошел в маленькую приемную. Секретарша кивком указала ему на стулья, и он сел. Спустя пять минут в приемной появился доктор Уиллис Кунс, он представился, и Марк проследовал за ним по коридору в маленький кабинет.

Кунс был акушером на пенсии, работавшим в прежние годы здесь же, в округе. Согласно сведениям, выуженным из Интернета, последние двадцать лет он трудился экспертом по судебным делам, профессиональным свидетелем. Он сообщал о себе, что проанализировал тысячи дел и выступал в суде в качестве свидетеля в двадцати одном штате более сотни раз. Почти всегда на стороне истца.

Как только Марк сел, Кунс приступил к делу:

– Вы держите их за яйца, сынок. Они из кожи вон лезут, чтобы скрыть обстоятельства дела. Вот мой отчет. – Он протянул Марку две страницы с текстом, напечатанным через один интервал. – Все технические данные здесь. Не стану утомлять вас популярным объяснением профессиональных терминов. Мать, Эйша Тейпер, в критический период бо́льшую часть времени находилась без присмотра. Трудно определить, сколь тщательно за ней наблюдали по мониторам, потому что соответствующие записи отсутствуют, но достаточно сказать, что частота сердечных сокращений плода замедленна, имеет место разрыв матки, и кесарево сечение сделано со значительным опозданием. Если бы не это промедление, с ребенком, вероятно, все было бы в порядке. Но в результате задержки возникло то, что называют ишемическим инсультом, – серьезная мозговая травма, и, как мы знаем, ребенок умер через два дня. Оно и к лучшему, в противном случае он прожил бы лет десять в состоянии овоща, не был бы способен ходить, разговаривать и самостоятельно есть. Все это можно было предотвратить при должном наблюдении и своевременно сделанном кесаревом сечении. Я бы классифицировал данный случай как преступную халатность, а это, как вам хорошо известно, облегчает достижение сделки.

Марк этого не знал, но согласно кивнул.

– Тем не менее, как вам опять же хорошо известно, штат Виргиния двадцать лет назад, в разгар великой реформы гражданского права, заключил сделку с врачами и ограничил размер возмещения. Максимум, на что вы можете рассчитывать, – это два миллиона долларов. Печально, но факт. Если бы ребенок остался жив, возмещение было бы куда больше. Но это дело будет рассматриваться именно в штате Виргиния.

– Значит, мы вынуждены довольствоваться двумя миллионами? – переспросил Марк, словно был разочарован такой жалкой суммой.

– Боюсь, что так. У вас есть лицензия на практику в штате Виргиния?

– Нет, – ответил Марк и добавил про себя: «И ни в каком другом тоже».

– Вам уже доводилось вести дела о преступной врачебной халатности? Я спрашиваю, потому что вы выглядите очень молодо.

– Нет. Я перенаправлю дело. У вас есть подходящие кандидатуры?

– Разумеется. – Кунс взял лист бумаги и передал его Марку. – Вот список лучших юридических фирм в округе, специализирующихся на подобных делах. У всех этих людей есть право вести юридическую практику в Виргинии, и все они хорошие адвокаты. Я работал с каждым из них.

Марк взглянул на имена.

– Кого-нибудь можете рекомендовать особо?

– Я бы начал с Джеффри Корбетта. На мой взгляд, он лучший. Ведет только дела, связанные с акушерством и гинекологией. Врачи до смерти боятся его и быстро идут на сделку.

Два миллиона. Быстрая сделка. В голове Марка заработал калькулятор.

Кунс был человеком занятым. Он взглянул на часы и сказал:

– Мой гонорар за участие в судебном разбирательстве, включая свидетельские показания, – сорок тысяч. Если вы с Корбеттом захотите воспользоваться моими услугами, сообщите мне как можно скорее. – Он уже медленно поднимался из-за стола.

– Разумеется, доктор Кунс.

Они обменялись рукопожатием, Марк забрал медицинские документы Рамона и поспешно удалился.


К концу того дня Зола сидела в баре одна, ожидая ежедневного разбора полетов. Она провела день вдали от больниц – и чувствовала себя гораздо лучше. После нескольких недель упорных поисков она наконец нашла подходящего адвоката в столице Сенегала Дакаре. Судя по информации в Интернете, Диалло Ньянг работал в фирме, состоящей из трех юристов, и говорил по-английски, хотя по телефону понимать его было трудно. Он занимался уголовными, а также иммиграционными и семейными делами. За гонорар в пять тысяч долларов мистер Ньянг был готов представлять интересы родителей и брата Золы по их приезде в страну, хотя никто понятия не имел, когда это может случиться. Перспектива перевода такой суммы в ненадежный сенегальский банк беспокоила Золу, но в сложившихся обстоятельствах у нее не оставалось выбора. Зола начиталась страшных историй о бедствиях депортированных на родине, где их никто не ждал. А мистер Ньянг утверждал, что располагает связями с важными людьми в правительстве и способен помочь ее родным благополучно освоиться в стране.

Она открыла ноутбук и проверила почту. Ее не удивило, что пришло очередное письмо из Фогги-Боттом. Фэй Докси писала:

Дорогая миз Маал,

профессора Абернети и Заран сообщили, что в этом семестре Вы не присутствовали ни на одном занятии. Мы озабочены. Не могли бы Вы позвонить или написать, чтобы объяснить нам, что происходит.

Искренне Ваша,

Фэй Докси, помощник секретаря

по учебной части.

Зола, конечно, знала, что Марк и Тодд получили точно такие же письма и просто проигнорировали их. Ее партнеры удивились, что кто-то в Фогги-Боттом оказался достаточно внимателен, чтобы заметить их отсутствие. Зола задумалась на минуту, потом написала ответ:

Миз Докси,

у меня пневмония, и врачи настаивают, чтобы я лежала в постели и ни с кем не контактировала. Я стараюсь не отставать от того, что проходят сейчас мои однокурсники, и жду полного выздоровления. Спасибо за заботу. Надеюсь скоро вернуться к занятиям.

Искренне Ваша,

Зола Маал.

Необходимость врать все еще тяготила ее, но теперь ложь стала образом ее жизни. В сущности, все, что она делала и что ее окружало, было ложью: фиктивное имя, фиктивная фирма, фиктивные визитки и фиктивная личность озабоченного адвоката, охотящегося на несчастных жертв, получивших те или иные травмы. Зола не могла продолжать так жить. Разве ее жизнь была бы намного хуже, если бы она по-прежнему посещала занятия, пыталась найти настоящую работу и заботилась об адвокатском экзамене и выплате долга?

Да, была бы. По крайней мере, сейчас Зола чувствовала себя в безопасности и вне досягаемости иммиграционных властей.

С получением следующего сообщения по электронной почте она еще глубже увязла во лжи. Оно пришло от Тилди Карвер из ЛоунЭйд.

Дорогая миз Маал,

когда мы списывались с Вами в последний раз, Вы ожидали ответа из Департамента юстиции по поводу собеседования, которое Вы тогда только что прошли. Получили ли Вы этот ответ? Вы размышляли о том, чтобы выбрать государственную службу в соответствии с программой Министерства образования, обеспечивающей сокращение долга. Не думаю, что это лучший для Вас выбор. В данном случае Вам предстоит отработать на государство десять лет – долгий срок. Но решение, разумеется, за Вами. В любом случае я была бы Вам признательна, если бы Вы сообщили мне последнюю информацию о Ваших рабочих перспективах, как только сможете.

С наилучшими пожеланиями,

Тилди Карвер,

старший долговой советник.

Ваше последнее поступление от 13 января 2014 года составляет $32 000; общий долг с учетом процентов – $191 000.

Как всегда, Зола уставилась на общую сумму, не веря своим глазам. Она всегда испытывала искушение повременить с ответом день-другой, но на сей раз решила ответить сходу.

Дорогая миз Карвер,

я не получила работу в Департаменте юстиции и в настоящий момент не имею возможности ходить на другие собеседования: я прикована к постели пневмонией и нахожусь под наблюдением врачей. Надеюсь через несколько дней вернуться к занятиям. Когда это случится, поставлю Вас в известность.

Искренне Ваша,

Зола Маал.

Марк появился с широкой улыбкой на лице и заказал пиво. Тодд вошел в бар, постоял некоторое время на сквозняке, чтобы освежиться, и присоединился к ним. Он выглядел усталым и измученным после трудного дня, проведенного в окопах на передовой, и пребывал в паршивом настроении. Первыми его словами были:

– Я только что потратил восемь часов на то, чтобы подцепить какого-нибудь неудачника в суде, и не подцепил никого. Ноль. Большой жирный шиш. А вы двое чем занимались?

– Расслабься, приятель, – отозвался Марк. – Выпадают то более удачные, то менее удачные дни.

Тодд глотнул пива и произнес:

– Иди ты в задницу. Мы занимаемся этим дерьмом уже месяц, и у меня такое ощущение, будто я таскаю основную тяжесть на себе. Давайте будем честны: две трети наших гонораров происходят от дел, которые надыбал я.

– Так-так, – улыбнулся Марк. – Первая ссора. Думаю, они случаются в любой юридической фирме.

Зола закрыла ноутбук и пристально посмотрела на Тодда.

– Я с вами не ссорюсь, – заявил тот. – Просто у меня был плохой день.

– Помнится, мне было велено держаться подальше от уголовных судов, потому что это «мужские игры». Моя роль состоит в том, чтобы болтаться по больницам и охотиться за ранеными, а главная идея – в том, чтобы одно дело, добытое мной, перевесило кучу ваших. Так?

– Да, но ты ни одного так и не добыла, – огрызнулся Тодд.

– Я стараюсь, Тодд, – холодно возразила Зола. – Если у тебя есть идея получше, я с радостью послушаю. Мне действительно не нравится то, чем я занимаюсь.

– Детки, детки! – шутливо воскликнул Марк. – Давайте успокоимся и посчитаем деньги.

Все трое сделали по глотку, и Марк продолжил:

– Сегодня я встречался с экспертом, тем самым, которому мы заплатили две тысячи. Он говорит, что это беспроигрышное дело о преступной халатности со стороны врачей и больницы. Я распечатал копии его отчета, чтобы вы могли ознакомиться на досуге. Он великолепен и стоит каждого цента из тех денег, что мы ему заплатили. Этот парень – а он настоящий профессионал – говорит, что в руках правильного адвоката дело будет стоить максимальной по виргинским законам суммы в два миллиона. В качестве такого адвоката он рекомендует некоего Джеффри Корбетта, главного специалиста по делам о врачебной халатности, который разбогател на судебном преследовании акушеров. Его офис в четырех кварталах отсюда. Я тщательно проверил сведения о нем в Интернете, парень работает на совершенно законных основаниях. Согласно одной статье в медицинском журнале, причем не слишком хвалебной, мистер Корбетт зарабатывает в год от пяти до десяти миллионов. – Марк промочил горло. – Это улучшило твое настроение, Тодд?

– Да.

– Я так и думал. Если вы, ребята, согласны, я позвоню мистеру Корбетту и запишусь к нему на прием.

– Наверное, это не так просто, – усомнилась Зола.

– Но нам же везет, правда? Согласно моим изысканиям, каждый год за врачебную халатность разной степени судебные иски предъявляются более чем двум тысячам акушеров-гинекологов. Огромное количество дел связано с осложнениями, возникшими при родах, и тем не менее нам удалось наткнуться на одно из таких дел.

Тодд помахал официантке и попросил повторить их заказ.

Глава 24

В следующую субботу они на машине Тодда выехали рано утром из города и проделали двухчасовой путь до Бардтаунского федерального центра временного содержания, располагавшегося неподалеку от Алтуны, штат Пенсильвания. Снаружи он нисколько не изменился со времени их последнего посещения семь недель назад. Колючая проволока блестела на солнце. Высокий забор из рабицы выглядел все так же зловеще. Парковка была забита легковыми машинами и пикапами десятков служащих, охраняющих родину.

Зола надела длинное свободное черное платье. Как только Тодд выключил мотор, она накинула на себя хиджаб и задрапировала голову и плечи.

– Какая симпатичная мусульманочка, – пошутил Тодд.

– Заткнись, – огрызнулась Зола и вышла из машины.

Соответственно обстоятельствам Марк Апшо, ее адвокат, был в пиджаке и при галстуке. Он заранее позвонил, чтобы организовать встречу без тех драматических событий, которые сопровождали их первый визит. Очевидно, все бумаги оказались в порядке, и их проводили в ту же самую комнату для свиданий, где им пришлось ждать полчаса, пока не привели родителей и брата Золы. Зола снова представила своих друзей и обнялась с матерью.

Все старались сдерживать свои чувства, пока Бо, брат Золы, рассказывал, что они понятия не имеют, когда их отправят на родину. Какой-то служащий сказал им, что СИТК ждет, когда наберется достаточное количество сенегальцев, чтобы заполнить весь чартерный самолет. Рейс стоит дорого, и свободных мест оставаться не должно. Им запомнилась цифра – сто человек, облавы на нелегалов продолжались.

Бо спросил сестру про учебу, и партнеры дружно подтвердили, что с учебой все в порядке. Абду, отец Золы, похлопал ее по руке и сказал: вся семья, мол, гордится тем, что она станет юристом. Зола улыбнулась и подыграла ему. Она дала отцу бумажку, на которой были записаны имя и фамилия дакарского адвоката Диалло Ньянга, и попросила, если только будет возможно, позвонить ей, когда их повезут на самолет. А она тут же перезвонит мистеру Ньянгу, который постарается облегчить им процесс адаптации. Но многое оставалась слишком неопределенным.

Мать Золы Фанта говорила мало. Держа Золу за руку, она сидела опустив голову, печальная и испуганная, говорили в основном мужчины. Спустя минут двадцать Марк и Тодд извинились и вышли в коридор.

Когда свидание закончилось, они вернулись в машину, и Зола сняла хиджаб. Довольно долго, пока они ехали, она молчала, лишь вытирала слезы. Когда они пересекли границу Мэриленда, Тодд остановил машину возле круглосуточного магазина и купил шестерную упаковку пива. Они решили заехать в Мартинсбург и почтить память Горди. На городском кладбище, неподалеку от церкви, они нашли надгробие, недавно установленное на его могиле – земля вокруг была еще свежей.


В воскресенье Марк взял у Тодда машину и поехал домой, в Доувер. Ему требовалось серьезно поговорить с матерью, но настроения общаться с Луи не было. У того ситуация не изменилась, система медленно перемалывала его дело, суд маячил где-то в сентябре.

Когда около одиннадцати Марк приехал домой, Луи еще спал.

– Он обычно встает около полудня, к ленчу, – сказала миссис Фрейзер, разливая по чашкам свежесваренный кофе на кухонном столе. На ней было симпатичное платье, туфли на каблуках, она много улыбалась и явно радовалась приезду любимого сына. На плите томилось жаркое, распространяя вкусный запах.

– Ну, как учеба? – спросила она.

– Мам, как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, – отозвался Марк, которому не терпелось поскорей покончить с этим неприятным делом. Он поведал матери печальную историю о смерти Горди и объяснил, как все было ужасно. Из-за этой душевной травмы он решил взять академический отпуск на один семестр и подумать о своем будущем.

– Значит, в мае ты не закончишь Школу? – удивленно спросила она.

– Нет. Мне нужно время, вот и все.

– А что с работой?

– Нет больше никакой работы. Фирма сливается с другой, более крупной, и в процессе слияния меня сократили. В любом случае это была плохая фирма.

– Но мне казалось, ты радовался тому, что нашел там работу.

– Я скорее притворялся, что радуюсь, мама. Сейчас рынок труда очень хилый, и я ухватился за первое же подвернувшееся предложение. Теперь, оглядываясь назад, понимаю, что дело бы все равно не пошло.

– О господи! Я так надеялась, что ты сможешь помочь Луи после сдачи адвокатского экзамена.

– Боюсь, мама, что Луи ничто уже не поможет. Его прищучили, и впереди – трудные для него времена. Он разговаривал со своим адвокатом?

– Нет, не то чтобы. Ему выделили государственного защитника, но тот все время очень занят. Я так тревожусь за Луи…

Не без оснований, подумал Марк, а вслух сказал:

– Послушай, мама, ты должна собраться с духом и признать тот факт, что Луи посадят. Его засняли на видео в тот момент, когда он пытался продать крэк полицейскому, работавшему под прикрытием. Тут почти невозможно выкрутиться.

– Я знаю, знаю. – Она отпила глоток кофе, едва сдерживая слезы, и постаралась сменить тему: – А что же будет с твоим студенческим долгом?

Она даже представления не имела о том, насколько велик этот долг, и Марк не хотел ей рассказывать.

– Выплату на время отложат. Никаких проблем.

– Понятно. Ну, если не ходишь на занятия, чем ты сейчас занимаешься?

– Подрабатываю там-сям, чаще всего барменом. А ты как? Ты ведь наверняка не сидишь здесь с Луи все дни напролет.

– Нет, конечно. Работаю часть дня в «Крёгере»[72], часть – в «Таргете»[73]. А в свободное время – волонтером в доме престарелых. А когда совсем устаю, хожу в тюрьму, навещаю женщин-заключенных. Тюрьмы ими забиты. Знаешь, почти все эти женщины связаны с наркотиками. Клянусь, наркотики погубят эту страну. Так что, как видишь, дел у меня много, и я стараюсь проводить здесь как можно меньше времени.

– А Луи чем весь день занимается?

– Спит, ест, смотрит телевизор, играет в видеоигры. Жалуется на свои проблемы. Я пристыдила его и предложила хотя бы покататься на моем старом велосипеде, который стоял в подвале, так он умудрился сломать его. Говорит, починить уже нельзя. Иногда я покупаю ему пиво – только чтобы он замолчал. Судебный приказ запрещает ему употреблять алкоголь, так он донимает меня до тех пор, пока я не куплю ему сама. Надеюсь, никто об этом не узнает.

– Вы не думали о том, чтобы передвинуть дату суда?

– А это можно сделать?

– Почему бы нет? Это будет сделка с правосудием, мама. Луи не может идти в суд, потому что ему нечем защищаться. Он поступит гораздо разумнее, если просто признает себя виновным и покончит со всем этим.

– Но он говорит, что хочет, чтобы был суд.

– Это потому, что он идиот, понимаешь? Если помнишь, я встречался с его адвокатом, когда приезжал на Рождество. Он показал мне его дело и видео. Луи убедил себя, что может поулыбаться присяжным и обвести их вокруг пальца – заставить поверить, будто копы сами устроили фиктивную продажу наркотика и заманили его. Он думает, что сможет выйти из зала суда свободным человеком. Этого не будет.

– А как происходит сделка с правосудием?

– Очень просто. Огромное количество уголовных дел разрешаются именно сделкой. Он признаёт свою вину, избегает суда, и обвинение дает ему послабление, снижая требования в наказании. Его дело, если по максимуму, тянет на десять лет. Я не знаю, какой именно может быть сделка, но он, вероятно, получит всего пять с учетом уже отбытого срока. При хорошем поведении, принимая во внимание перенаселенность тюрем и прочее, он сможет выйти года через три.

– И ему не нужно будет ждать до сентября?

– Скорее всего, нет. Согласно моим ограниченным знаниям, не вижу причины, по которой он не мог бы заключить сделку гораздо раньше. И дом от него освободится.

В уголках ее губ на секунду мелькнула слабая улыбка.

– Просто не верится, – сказала мама, отводя взгляд. – Он же такой хороший мальчик.

Да уж. Из-за наркотиков Луи ходил по острию лезвия еще со старшей школы. Красный сигнал зажигался не раз, но родители предпочитали его не замечать. При малейшем признаке беды они бросались на защиту Луи и верили в его вранье. Фактически они его этим поощряли, и теперь пришло время платить по счетам.

Марк точно знал, что будет дальше. Мать посмотрела на него полными слез глазами и спросила:

– Марк, а ты можешь поговорить с его адвокатом? Луи нужно помочь.

– Нет, мама. Луи сядет, а я пальцем о палец не ударю. Причина проста: я знаю Луи, он все равно будет винить кого угодно, только не себя. А в первую очередь – меня. Ты это тоже знаешь.

– Ты всегда был таким жестким по отношению к нему.

– Зато вы были с ним слишком мягки.

В глубине дома послышался звук спускаемой в уборной воды. Миссис Фрейзер взглянула на часы и сказала:

– Сегодня он рано проснулся. Я сообщила ему, что ты приедешь на ленч.

Луи ввалился в кухню с широкой улыбкой, предназначенной брату. Марк встал, позволил по-медвежьи крепко обнять себя и сделал вид, что рад его видеть. Луи и впрямь напоминал седеющего медведя, потревоженного и пробудившегося от зимней спячки: небритый, со спутанными волосами и опухшими от долгого сна глазами. На нем были старая фуфайка с надписью «Иглз»[74], туго обтягивавшая пухлый живот, и мешковатые спортивные шорты, которые подошли бы центральному тэклу[75]. Ни туфель, ни носок, на щиколотке – электронный браслет. Совершенно очевидно, что в этой одежде он и спал.

Марк чуть было не сделал замечание по поводу набранного им веса, но передумал.

Луи налил себе кофе и сел за стол.

– О чем вы тут говорили? – спросил он.

– О юридической школе, – быстро ответил Марк, не давая миссис Фрейзер сказать что-либо о деле Луи. – Я только что сказал маме, что собираюсь взять академический на один семестр. Мне нужно время, чтобы перестроиться. Работа моя отпала, а рынок труда сейчас очень скудный, так что я в некотором роде должен перевести дыхание.

– Звучит странно и подозрительно, – заметил Луи. – С какой стати тебе бросать учебу за семестр до ее окончания?

– Я не бросаю учебу, Луи. Я ее откладываю.

– Его лучший друг совершил самоубийство, – вмешалась миссис Фрейзер, – и он очень переживает.

– Ого! Прости. Но все же странно так транжирить последний семестр.

«Да, Луи, но не тебе делать замечания по поводу чужих карьерных шагов», – подумал Марк. Однако он был преисполнен решимости не создавать напряжения, поэтому произнес:

– Поверь мне, Луи, я все держу под контролем.

– Не сомневаюсь. Мам, а что там в горшочке на плите? Пахнет потрясающе.

– Жаркое из говядины. Как насчет раннего ленча? – Она уже встала со стула и, открывая кухонный шкафчик, предательски выпалила: – Марк считает, что тебе нужно признать свою вину и заключить сделку с правосудием, Луи. Ты обсуждал это со своим адвокатом?

«Ну, мама, молодец, спасибо тебе. Теперь начнется выяснение отношений».

Луи улыбнулся Марку и прорычал:

– Значит, ты занимаешься теперь адвокатской практикой?

«Если бы ты только знал, как интенсивно!»

– Вовсе нет, Луи, и я не даю никаких советов. Мы с мамой просто обсуждали это в общих чертах.

– Ну конечно! Да, мама, я говорил об этом со своим адвокатом во время одной из наших встреч. Если я признаю себя виновным, я сяду, с учетом отбытого срока, который включает домашний арест с вот этим маленьким браслетиком на ноге. Таким образом, я проведу следующие полгода в тюрьме, где мне предстоит беречься от банд, принимать холодный душ, прижимаясь к стене, питаться яичным порошком и черствыми тостами, – или я проведу следующие полгода здесь, дома. Невелик выбор, правда?

Марк пожал плечами, давая понять, что не имеет мнения на этот счет. Неосторожное слово, сказанное в этот момент, могло взорвать ситуацию, а он не желал в этом участвовать. Миссис Фрейзер раскладывала на столе бумажные салфетки и старые серебряные приборы.

Луи между тем продолжал:

– Я не собираюсь признавать себя виновным, что бы вы оба ни думали. Я хочу предстать перед судом. Копы устроили мне ловушку, и я смогу доказать это присяжным.

– Отлично, – заметил Марк. – Надеюсь, твой адвокат знает, что делает.

– Он знает об уголовном праве больше, чем ты.

– Ну, разумеется, – согласился Марк.

Луи шумно потянул кофе и сказал:

– Но я надеялся, что, сдав летом адвокатский экзамен, ты немного поможешь в моем деле, хотя бы посидишь во время суда рядом со мной, чтобы присяжные подумали, что у меня два адвоката, понимаешь? Теперь знаю, что этого не будет.

– Да, этого не будет. Я беру академический.

– Это все же очень странно.

Миссис Фрейзер поставила на стол три дымящиеся тарелки жаркого. Луи набросился на свою так, будто голодал целую неделю. Марк посмотрел на мать, потом на часы. Он был здесь всего сорок минут, но ему страшно было даже подумать о том, чтобы задержаться дольше.

Глава 25

В понедельник третьего марта федеральные агенты совершили рейд на штаб-квартиру Свифт-банка в центре Филадельфии. Прессу предупредили, и повсюду появились снимки и видео, на которых было запечатлено, как небольшая армия людей в куртках, украшенных надписью «ФБР» на спинах, перетаскивают коробки и компьютеры в ожидающие у входа пикапы. Компания выступила с заявлением, в котором утверждалось, будто у нее все в порядке, все проходит по взаимному согласию и так далее, но тем не менее ее акции стремительно падали.

Некий бизнес-комментатор по кабельному телевидению сделал обзор проблем банка. Конгресс начал две проверки совместно с ФБР. Федеральные прокуроры в трех штатах, самодовольно красуясь перед камерами, обещали докопаться до истины. Минимум пять коллективных исков находились в процессе подготовки, и адвокаты развили бешеную активность. Никто не сомневался, что последуют и другие иски. Председатель совета директоров Свифт-банка только что подал в отставку – «чтобы проводить больше времени с семьей» – и прихватил с собой в виде поощрительного опциона акции на сто миллионов долларов – трофей, призванный сделать более приятным время, проводимое с семьей. Тем временем он продолжал переговоры о своих отступных. Сотни бывших служащих заговорили вслух, они выступали с разоблачениями и подавали в суд за незаконное увольнение. Пересматривались старые дела, возбуждавшиеся против Свифта, и оказалось, что неправомерные действия совершались банком на протяжении минимум десяти последних лет. Клиенты возмутились, подняли шум, начали закрывать счета. Цепные псы из Общества защиты потребителей сделали заявление, в котором проклинали Свифт за «самую мошенническую банковскую практику в истории США».

Девять процентов акций Свифта принадлежали инвестиционной компании из Лос-Анджелеса. Как крупнейшему держателю акций, ей было нечего сказать. Партнеры по НЮП ежедневно внимательно отслеживали светопреставление, творившееся вокруг Свифта, и брали на заметку каждое слово о банке, которое находили в печати. Пока Хиндсу Рэкли удавалось избегать внимания к своей персоне.

Наконец партнеры решили, что самое время, пользуясь поднятой шумихой, присоединиться к веселью. Марк связался с юридической фирмой в Майами и примкнул в качестве истца к их коллективному иску. Тодд позвонил по бесплатному междугородному номеру, рекламировавшемуся некой юридической фирмой, в Нью-Йорк и присоединился к ее коллективному иску. Зола предпочла действовать ближе к дому и заявила о своем желании участвовать в деле, которое собиралась возбудить юридическая фирма из округа Колумбия, хорошо известная своей деятельностью в области коллективных исков.

Через несколько часов после этого их завалили бумагами, которые адвокаты, преследовавшие Свифт-банк, выпекали как блины. Их количество впечатляло.

Согласно последним подсчетам, уже заявили о себе около миллиона клиентов Свифта, пострадавших от неправомерных действий банка.


Рамон звонил каждый день, даже в выходные. Он желал знать последние новости о своем деле, и Марк снова и снова объяснял ему, что изначальный отзыв, полученный от «первого эксперта», положителен и они продвигаются так быстро, как только могут. Встреча с великим Джеффри Корбеттом была назначена у Марка на среду, девятнадцатого марта – ближайшую свободную дату, которую он смог найти в своем плотном графике. Совершенно очевидно, что он обязан придерживаться своего судебного календаря, и для новых дел у него почти не остается времени.

Позвонив во вторник, Рамон ошарашил их сообщением, что Эйша, его бывшая, пришла в себя там, в Чарлстоне, и проявила живой интерес к процессу. Марк нисколько не сомневался, что Рамон – вероятно, под влиянием момента – захотел произвести на нее впечатление важными разговорами о том, что нанял адвокатов, дабы выдвинуть обвинение против больницы в преступной врачебной халатности, но был уверен, что Эйша не станет существенным фактором в деле.

Однако он ошибся. В среду ему позвонил адвокат из Чарлстона, некий мистер Моссберг. Поскольку номер был ему неизвестен, Марк по обыкновению колебался, отвечать ли на звонок, но после пятого сигнала все же принял его.

Моссберг начал со слов:

– Я представляю интересы Эйши Тейпер, а вы, насколько я понимаю, – интересы ее бывшего мужа. Правильно?

– Правильно. Рамон Тейпер – наш клиент.

– Вы не имеете права возбуждать дело без участия моей клиентки. В конце концов, она была матерью ребенка. – Тон Моссберга был агрессивным на грани враждебности.

Ну, молодец, Рамон. Считай, что кусок нашего вознаграждения уже уплыл. Именно этого нам не хватало – еще один нахальный адвокат поперек дороги.

– Да, я это понимаю, – отозвался Марк, судорожно выискивая Моссберга в Интернете.

– Мой клиент говорит, что у вашего клиента есть все медицинские документы. Это правда?

– Документы у меня есть, – сообщил Марк. Эдвин Моссберг. Юридическая фирма, шесть человек, специализация – личный ущерб, расположение – центр Чарлстона. Сорок пять лет. Значит, двадцать лет на переднем крае, опыта гораздо больше, чем у любого члена НЮП. Здоровенный мужик, обвисшие щеки, полно седины, дорогой костюм, галстук. Самая крупная на настоящий момент победа – одиннадцатимиллионный вердикт против больницы в Атланте. И куча более мелких, но тоже весьма впечатляющих.

– Можете прислать мне копии? – деловито поинтересовался Моссберг.

– Конечно, без проблем.

– Итак, скажите мне, мистер Апшо, что уже сделано?

В тысячный раз Марк сжал пальцами переносицу и спросил себя: что, черт возьми, я делаю? Потом, скрипнув зубами, ответил:

– Ну, в настоящее время наш эксперт оценивает качество предоставленных медицинских услуг. Через несколько дней у меня будет его отчет.

– А кто эксперт? – спросил Моссберг так, словно знал всех действующих экспертов.

– О нем мы поговорим позже, – заявил Марк, снова обретая уверенность. Пройдоха против пройдохи.

– Я хотел бы увидеть отчет, как только вы его получите. Кругом полно никудышных экспертов, а я знаю лучшего. Этот парень живет в Хилтон-Хед. Я работал с ним несколько раз, и должен добавить – с большим успехом.

Давай, добавляй, буду счастлив послушать о твоих феноменальных успехах.

– Здорово, – прокомментировал Марк. – Перебросьте мне ваш договор, и будем на связи.

– Разумеется. И, мистер Апшо, помните: никакого процесса без участия моей клиентки, вы поняли? Эйша наиболее пострадавшая сторона, и я намерен получить все до последнего цента из причитающейся ей части возмещения.

Давай, давай, супермен!

– Так же, как и я, мистер Моссберг, – сказал Марк. – Хорошего дня.

Он отключил телефон, и ему захотелось вышвырнуть его в окно.


Тодд и Зола спокойно отреагировали на новость. Марк встретился с ними, чтобы быстро перекусить в ресторане возле Окружного суда, где Тодд только что сыграл двойную игру, подписав два договора по делам о нетрезвом вождении, слушавшихся в одной и той же сессии. Имея в кармане семьсот свеженьких долларов, он настоял на том, чтобы расплатиться за всех, и намеревался во второй половине дня дать себе отдых. Хотя ни один из них и не признался бы в этом, мысль о жирненьком легком гонораре от дела Рамона пьянила их и делала жизнь менее напряженной. Зачем суетиться и бегать по уголовным судам и больницам, если серьезные деньги – вот они, только руку протяни? Теперь они посвящали своим уже привычным занятиям меньше времени и реже бывали вместе. Никаких трений между ними не возникало, просто каждому требовалось какое-то личное время.

Чем раньше придешь в суд, тем больше откроется возможностей. Марк и Тодд обычно являлись туда к девяти и принимались за дело. Выдавались удачные дни, но их было меньшинство. Через несколько недель таких игр оба чувствовали, что долго этим заниматься не смогут. Трудно было понять, как Даррелл Кромли, Престон Клайн и им подобные могли проводить всю жизнь, слоняясь по коридорам в готовности атаковать доверчивых людей. Может, они не имели настоящего выбора и это была единственная работа, которую они могли выполнять? А может, для них она облегчалась тем, что они не опасались быть пойманными без лицензии?

Зола перестала прочесывать больницы, хотя ей по-прежнему приходилось отчитываться перед партнерами. Она изменила тактику, сделала ее более утонченной, изысканной и разнообразной, но, так и не заманив подходящего клиента, устала от собственных усилий. То, чем Зола занималась, было настолько лживым, что каждый раз, нацеливаясь на какую-нибудь несчастную покалеченную жертву, она чувствовала себя стервятницей. Вдали от своих партнеров она все больше времени проводила в залах федерального суда, следя за настоящими судебными процессами и состязательной аргументацией. Ее это завораживало, но и немного угнетало. Не так давно она начинала учиться в юридической школе, мечтая стать настоящим адвокатом, теперь же могла лишь наблюдать за их работой и гадать, чем закончится процесс.

– Этот Моссберг получит половину гонорара? – спросила Зола во время ленча.

– Не знаю, – ответил Марк. – Как большинство сфер нашей деятельности, эта для меня нова. Думаю, разделение гонорара они будут обсуждать с Джеффри Корбеттом.

– Корбетт еще не дал согласия на участие, – напомнил Тодд.

– Да, это так. Мы встречаемся с ним девятнадцатого.

– Мы? – переспросил Тодд.

– Да. Я хочу, чтобы ты пошел со мной и все записал.

– Значит, ты будешь адвокатом, а я писарем?

– Младшим партнером.

– Ну, спасибо тебе, здо́рово. А что, если Корбетт скажет «нет»?

– Через два дня после встречи с ним у нас будет встреча с Салли Перлман, она вторая в списке лучших адвокатов по делам о преступной халатности. Если Корбетт откажется, возьмем Перлман. Откажется она – вычеркнем и ее.

– Ты говоришь так, словно знаешь, что делаешь, – заметила Зола.

– Понятия не имею, но чувствую, что становлюсь асом всякого рода фальсификаций, – отозвался Марк.

– Ну и как ты собираешься продемонстрировать свое искусство, если кто-нибудь в фирме Корбетта или Моссберга копнет на дюйм глубже и поймет, что у нас нет лицензий на адвокатскую практику ни в округе Колумбия, ни где-либо еще? Вот что мне во всем этом не нравится. В уголовных судах мы более-менее в безопасности, потому что там никто, похоже, не обращает больше на нас внимания, а нашим клиентам, уверен, наплевать, настоящие мы или нет. Но это уже нечто другое. Это крупные процессы, во время которых куча сообразительных людей будет следить за нами с пристальным вниманием.

– Согласна, – подхватила Зола. – И в этой связи у меня есть идея. Не знаю, сработает она или нет, потому что… ну, потому что мы ведь вообще ничего не знаем, верно? Мы же учились в Фогги-Боттом. Но давайте предположим, что в один прекрасный день сделка будет достигнута и стороны сойдутся на двух миллионах долларов – максимуме согласно виргинским законам. Адвокаты получат треть суммы.

Марк поднял руку.

– Прости, что перебиваю, но, возможно, это будет сорок процентов. Я читал о таких случаях, когда суд одобрял долю в сорок процентов, потому что в процессе участвовало много адвокатов и дело было сложным. Бьюсь об заклад, что Корбетт с Моссбергом потребуют сорок процентов. А у Рамона не останется выбора.

– Еще лучше, пусть будет сорок процентов. Корбетт и Моссберг поделят их поровну, то есть по четыреста тысяч каждой фирме. Мы получим половину от доли Корбетта, то есть двести тысяч. И вот какой ход пришел мне в голову: что, если мы уговорим Корбетта уже сейчас, заранее, выкупить у нас нашу долю и выйдем из дела полностью, пока никто не заинтересовался нами и не начал копать?

– За сколько? – спросил Марк.

– За половину. Сделаем пятидесятипроцентную скидку и спокойненько отчалим с сотней тысяч. – Зола щелкнула пальцами. – Вот так. Мы получаем свои деньги прямо сейчас, и нам не нужно никого дурачить и бояться разоблачения.

– Блестяще! – оценил Тодд. – Мне нравится. А в принципе свою долю гонорара в ходе процесса можно продавать?

– Я внимательно изучила вопрос и нигде не нашла этических норм, запрещающих это делать, – ответила Зола.

– Неплохой план, – согласился Марк. – Надо обсудить его с Корбеттом.


Моргана Нэш из «НауЭссист» написала:

Дорогой Марк Фрейзер,

просто для моего сведения: как идут у Вас занятия в этом семестре? Есть ли у Вас какие-нибудь планы на весенние каникулы? Надеюсь, Вы собираетесь во Флориду или еще куда-нибудь на морское побережье. Когда мы с Вами переписывались в последний раз, Вы пребывали в глубоком унынии и разговор о юридической школе, мягко выражаясь, не вызывал у Вас энтузиазма. Надеюсь, ситуация изменилась к лучшему. Нам необходимо в ближайшем будущем обсудить с Вами план возмещения ссуды. Пожалуйста, когда сможете, черкните мне несколько слов.


Последнее поступление: 13 января 2014 г. – $32 000. Общий долг с учетом процентов – $266 000.

Искренне Ваша,

Моргана Нэш,

госпредставитель отдела

по выплате долгов в общественном секторе.

Выдержав паузу, Марк ответил:

Дорогая миз Нэш,

в своем последнем письме я вежливо просил Вас оставить меня в покое, поскольку я прохожу курс лечения у психоаналитика и он не приветствует моего общения с Вами. Он считает, что из-за огромного долга, который душит меня, я, вероятно, нахожусь на грани эмоционального срыва. Он говорит, что я сейчас очень уязвим. Пожалуйста, прошу Вас, оставьте меня, или у меня не будет иного выхода, кроме как просить моего психоаналитика связаться с Вашим адвокатом.

Искренне Ваш,

Марк Фрейзер.

Тодд тоже получил письмо от Рекса Вагнера.

Дорогой мистер Лусеро,

мне выпала привилегия помогать сотням студентов возвращать ссуды, взятые на обучение, так что я повидал всякое. Вы не первый, кто, не найдя работы, пытается игнорировать меня. Простите, но я не собираюсь отступать, и долг Ваш никуда не денется. Мы обязаны обсудить план его возврата, даже если речь пойдет лишь об отсрочке выплаты до того момента, когда Вы найдете работу. Пожалуйста, свяжитесь со мной как можно скорее.


Последнее поступление: $32 000, январь, 2014; общий долг, включая проценты, – $195 000.

Искренне,

Рекс Вагнер, старший советник

по обслуживанию долгов.

На это Тодд ответил немедленно:

Дорогой ст. сов. Вагнер,

когда вы чувствуете, что ловушка захлопывается, вы пытаетесь сообразить, как выскользнуть из нее. Есть отчаянные способы, например бросить Школу и скрыться. Другой способ – открыто признать факт дефолта и покончить с этим. Итак, я признаю себя неплатежеспособным. Как, уверен, Вам известно, в прошлом году так поступило более миллиона студентов. Против них были возбуждены дела, но ни одного из них не казнили. Так что Вы можете подать на меня в суд, но убить меня Вы не способны, так? Вы можете разрушить мою репутацию до конца жизни, но вот что будет: связавшись с Вами, с Вашей компанией и с юридической школой, я поставил на себе крест. Навсегда. Остаток жизни я проведу, не обремененный долгами.

Дружески,

Тодд Лусеро.

Тилди Карвер из «ЛоунЭйд» прислала Золе имейл следующего содержания:

Привет, Зола!

Всего через два месяца Вы будете праздновать окончание Школы. Вы это заслужили! Трудолюбие и упорство позволили Вам дойти до этого момента, и Вы достойны всяческих похвал. Поздравляю! Не сомневаюсь, что Ваша семья Вами гордится. Каковы Ваши новости с фронта поиска работы? Нам необходимо поговорить и начать вчерне составлять план возмещения ссуды.

Я всегда к Вашим услугам.

Искренне Ваша,

Тилди Карвер,

старший долговой советник.

P. S. Последнее поступление, от 13 января, 2014 – $32 000; ваш общий долг – $191 000.

Выждав два дня, Зола ответила:

Дорогая миз Карвер,

боюсь, мне нечего Вам сообщить. Я не могу найти работу. Буду ходить на собеседования до окончания учебы и после. Если мое невезение продолжится, возможно, я найду работу в какой-нибудь бухгалтерской фирме. В этом случае я немедленно поставлю Вас в известность.

С наилучшими пожеланиями,

Зола Маал.

Глава 26

Фирма Джеффри Корбетта занимала два верхних этажа красивого стеклянного здания неподалеку от Томас-сёркл. В роскошном вестибюле Марка и Тодда встретил швейцар в униформе и проводил к «лифту мистера Корбетта», обслуживавшему исключительно седьмой и восьмой этажи. Выйдя из него, они оказались в сногсшибательной приемной, обставленной в стиле минимализма и украшенной предметами современного искусства. Миловидная молодая женщина за руку поздоровалась с ними и предложила кофе. Друзья проводили ее восхищенными взглядами. Когда она вернулась с кофе в тонких фарфоровых чашках, они последовали за ней в зал для переговоров, из окон которого открывался чудесный вид на центральную часть города. Там она их оставила, и Марк с Тоддом снова посмотрели ей вслед.

Стол был длинным, широким, обтянутым кожей цвета бургунди. Вокруг него стояли шестнадцать изящных стульев, тоже обтянутых кожей. На стенах, как и в приемной, красовались картины современных художников. Место вызывало соблазнительное ощущение успеха и богатства.

– Вот как выглядит настоящая юридическая практика, – мечтательно сказал Тодд, восхищаясь декором помещения.

– Нам это не грозит, – осадил его Марк.

У мистера Корбетта был свой стиль ведения дел. В три часа Марк и Тодд должны были встретиться с его сотрудником по имени Питер и младшей помощницей по имени Аурелия. Около часа они потратят на изучение кипы медицинских документов Рамона и заключения доктора Кунса. Пока документы находились в портфеле у Марка. Он предлагал заранее переслать их для ознакомления, но это противоречило правилам фирмы.

Если предварительная встреча пройдет благоприятно, мистер Корбетт найдет маленький просвет в своем плотном графике, чтобы подписать договор.

Питер вошел и представился. Ему было лет тридцать пять, и он, согласно сайту фирмы, все еще ходил в рядовых юристах. В фирме работало пятнадцать юристов, около половины из них были партнерами, однако совершенно очевидно, во всяком случае из Интернета, руководил ею только один босс. Питер был одет неофициально – в дорогой кашемировый свитер и брюки цвета хаки. Аурелия, помощница, была в джинсах. Оба должным образом представились.

Питер захотел побольше узнать об их фирме, и уже несколько секунд спустя Марк и Тодд бойко мололи языками. Они исполняли свою обычную песню: мол, трое друзей, устав от скучной рутинной работы в больших фирмах, решили сделать самостоятельный шаг. Как только позволили обстоятельства, Марк сказал:

– Насколько я знаю, вы ведете кучу дел о халатности, допущенной при приеме родов, правильно?

– Только этим мы и занимаемся, – самодовольно ответил Питер, принимая протянутое Тоддом через стол заключение доктора Кунса. Аурелия пока не проронила ни слова, и было ясно, что она активного участия в разговоре принимать не собирается.

– Могу я взглянуть на медицинские документы? – спросил Питер, уставившись на лежавшую на столе перед Марком стопку бумаг.

– Безусловно.

– Сколько копий вы принесли с собой?

– Только одну.

– Хорошо. Не возражаете, если мы быстро снимем еще одну? Мы с Аурелией бегло просмотрим документы и сделаем заметки. Дело пойдет быстрее, если у каждого из нас будет свой экземпляр.

Марк и Тодд пожали плечами – мол, как хотите.

Аурелия взяла бумаги и вышла. Питер тоже покинул комнату, сославшись на неотложные дела. Марк и Тодд тем временем, проверив эсэмэски в телефонах, любовались видом из окна. Рамон оставил уже два голосовых сообщения.

Спустя пятнадцать минут вернулась Аурелия с двумя стопками бумаг, за ней вошел Питер, и они оба сели за стол.

– Первоначальный просмотр займет около часа, – сообщил Питер. – Вы можете остаться здесь или пойти прогуляться.

Тодд хотел уточнить, нельзя ли ему посидеть в приемной в обществе секретарши, но не стал.

Марк ответил:

– Мы останемся здесь.

Питер и Аурелия начали просматривать бумаги, по ходу чтения делая десятки заметок. Тодд вышел в коридор, чтобы позвонить. Марк послал кому-то имейл. Время тянулось медленно. Было совершенно очевидно, что Питер и Аурелия не впервые имели дело с медицинскими документами.

Полчаса спустя Питер вышел и вернулся с Джеффри Корбеттом, стройным седовласым мужчиной лет пятидесяти. Марк и Тодд так много прочли о нем, что у них возникло ощущение, будто они уже знакомы. Он говорил глубоким бархатным голосом, который наверняка действовал на присяжных гипнотически. Его улыбка оказалась теплой и обаятельной. Это был человек, вызывавший безоговорочное доверие.

Он сел во главе стола и сразу перестал улыбаться. Сдвинув брови, он посмотрел на Марка с Тоддом и заявил:

– Вы, ребята, запороли дело.

С лиц Марка и Тодда тоже сошла улыбка. А Корбетт продолжил:

– Вы подписали договор с мистером Рамоном Тейпером десятого февраля. Два дня спустя вы наняли доктора Кунса, девятнадцатого получили от него заключение, датированное этим же числом. А через шесть дней после этого, двадцать пятого февраля, истекал срок давности. Дело рассматривается в Виргинии, согласно виргинским законам предусмотрен двухгодичный срок давности. В Мэриленде – три года, здесь, в округе Колумбия, – пять лет. Но в Виргинии всего два.

Марк с трудом выдавил:

– Простите, но роды имели место в прошлом году, двадцать пятого февраля две тысячи тринадцатого года. Это написано на первой странице медицинской карты.

Посмотрев на кончик собственного носа, Питер ответил:

– Да, но эта дата неверна. Это первая дата, которая бросается в глаза, когда просматриваешь документы, и, вероятно, вы заметили только ее – и вы, и доктор Кунс, полагаю. Кто-то по ошибке написал «2013» вместо «2012», и эта цифра запала вам в голову. Но ребенок родился двадцать пятого февраля две тысячи двенадцатого года. – Безо всякой видимой необходимости Корбетт добавил: – Кстати, Кунс – шарлатан, профессиональный свидетель, поскольку во врачебной профессии оказался несостоятелен.

У Марка чуть не вырвалось: «Но это же доктор Кунс рекомендовал нам вас», но он был так огорошен, что не смог вообще ничего произнести. С любопытством и невежеством юриста-первокурсника Тодд поинтересовался:

– И что вы хотите этим сказать?

Наставив на него указательный палец, Корбетт ответил:

– Я хочу сказать, сынок, что вы с вашей маленькой фирмой просидели на этом деле до истечения срока давности и теперь нет никакой возможности реанимировать иск. Вы проявили профессиональную некомпетентность, и берегите свои дорогие задницы, потому что ваш клиент предъявит вам иск. Оправданий у вас нет, и нет выхода. Это самый страшный кошмар адвоката, непростительное упущение. Точка. Да, ваш клиент почти два года мурыжил дело сам, но в этом нет ничего необычного. У вас все равно была куча времени, чтобы подготовить иск и быстро зарегистрировать его. Вы этого не сделали. – Корбетт встал и, не отводя от них указующего перста, продолжил: – А теперь я хочу, чтобы вы оба забрали свои бумажки и вымелись из моего офиса. Я не желаю в этом участвовать. Согласно регистрации, вы связались с моей фирмой двадцать седьмого февраля, после истечения срока давности. Когда дело дойдет до процесса, не будет никаких сомнений, что в моей фирме никто не видел этого дела до того момента, когда срок давности истек.

Питер и Аурелия тоже встали. Марк и Тодд посмотрели на них, подняв головы, и сами медленно поднялись на ноги. Марку удалось промямлить:

– Но в учетной записи говорится, что это случилось в прошлом, две тысячи тринадцатом году.

Корбетт не проявил снисходительности.

– Если бы вы изучили документы должным образом, мистер Апшо, вы бы поняли, что на самом деле это случилось в две тысячи двенадцатом году, более двух лет назад.

С налетом театральности Питер подвинул стопку оригинальных документов через стол, словно опустил дымящийся пистолет. Совершенно ошеломленный, Марк обвел их взглядом и спросил:

– И что нам теперь делать?

– Не могу вам ничего посоветовать, – ответил Корбетт, – никогда не был в таком положении. Но полагаю, вам следует уведомить вашего страховщика профессиональной ответственности. Кто ваш страховщик от ошибок и упущений?

Ошибок и чего? Страховщик? Марк посмотрел на Тодда, который уже смотрел на него таким же оцепеневшим взглядом.

– Я должен проверить, – промямлил Марк.

– Проверьте, – сказал Корбетт. – А теперь, пожалуйста, уходите и заберите свои документы.

Питер прошел к двери и открыл ее. Марк собрал бумаги и вслед за Тоддом вышел из комнаты. Кто-то захлопнул за ними дверь. Миловидной секретарши за столом не было. Обшитый дубовыми панелями лифт на обратном пути показался удушливым. А швейцар – куда менее приветливым. Они не обмолвились ни словом, пока не оказались в машине Тодда и Марк не швырнул папку с документами на заднее сиденье.

Вцепившись в руль, Тодд произнес:

– Таково было последнее дело, с которым мы обратились к этому самодовольному хрену.

Откуда-то у Марка вдруг всплыло чувство юмора, и он начал хохотать. Видимо, чтобы не расплакаться. Тодд тоже разразился смехом, и они надрывались от хохота всю дорогу, пока не припарковались позади «Забияки».


Зола нашла их все в той же кабинке, на столе стояли пустые пивные кружки. Ей довольно было одного взгляда, чтобы понять: они здесь надолго. Зола скользнула на место рядом с Марком и посмотрела на сидевшего напротив Тодда. Оба молчали, и она в конце концов спросила:

– Ну, как все прошло?

– Ты когда-нибудь слышала о страховании профессиональной ответственности юристов? – вопросом на вопрос ответил Тодд.

– Кажется, нет. А что?

– Похоже, каждый лицензированный адвокат обязан иметь такую страховку – от ошибок и упущений, – пояснил Марк. – Эта страховка нужна на тот случай, если адвокат попадает впросак, совершает какую-нибудь ошибку – например, задерживает дело до истечения срока давности и по нему уже никогда нельзя будет возбудить иск. Клиент приходит в ярость и предъявляет иск адвокату, и тогда компания, в которой адвокат застрахован от профессиональных ошибок и упущений, встает на его защиту. Очень, кстати, разумная страховка.

– И очень плохо, что у нас ее нет, – добавил Тодд.

– Нам бы она сейчас очень пригодилась. Мы пропустили срок давности по делу Рамона, Зола. Он истек двадцать пятого февраля, через два года после смерти ребенка. Таков по виргинским законам срок давности. Ты это изучала в Школе?

– Нет.

– Тогда нас трое, несведущих. Срок истек через шесть дней после моей встречи с Кунсом и за два дня до того, как я впервые позвонил в фирму Корбетта. Обойти этот факт никак невозможно, и виноват только я.

– Мы, – поправил его Тодд. – Фирма. Один за всех, все за одного, так ведь?

– Расскажите подробней, – попросила Зола.

– Парочка его лизоблюдов, – объяснил Марк, – заметила это, просматривая наши бумаги. Притащили его самого, и он велел нам выметаться. В какой-то момент мне показалось, что Корбетт сейчас вызовет охрану, чтобы нас выпроводили из здания.

– А он просто душка, как я погляжу, – заметила Зола.

– Его не в чем винить, – возразил Тодд. – Он просто должен был сделать все, чтобы его фирма осталась в стороне. Не каждый день приходит пара придурков с крупным делом, которое уже почило в бозе, а они настолько тупы, что даже понятия об этом не имеют.

Зола кивнула и постаралась осмыслить услышанное. Марк сделал знак официанту и попросил повторить заказ.

– И как Рамон воспринял эту новость? – поинтересовалась Зола.

Марк хмыкнул:

– Я ему еще не звонил. Думаю, лучше это сделать тебе.

– Мне?! Это еще почему?

– Потому что я – трус. А ты сумеешь его охмурить. Пригласи его выпить. Мобилизуй все свое обаяние. Оно произведет на него впечатление, и, возможно, он не вчинит нам иск на пять миллионов.

– Ты шутишь, – произнесла Зола.

– Да, Зола, шучу. Это мой косяк. Я встречусь с Рамоном сам и, возможно, как-нибудь его урезоню. Настоящая проблема не он, а Моссберг. Тот сидит у телефона и ждет, что скажет наш эксперт. Рано или поздно, лучше рано, я вынужден буду сообщить ему правду: наш иск почил в бозе. Он, можно не сомневаться, подаст на нас в суд от имени Эйши, и тут-то наша маскировка лопнет. Все очень просто.

– Зачем ему преследовать нас по суду, если у нас нет ни страховки, ни активов? – спросила Зола.

– Потому что он адвокат. Он преследует всех.

– Минутку, – перебил его Тодд. – Это очень хороший вопрос. Что, если мы просто поедем к Моссбергу и выложим ему всю правду? Он живет в Чарлстоне, и ему плевать, что делается здесь у нас. Признаемся ему, что мы бросили Школу и пытаемся перехватить хоть какую-то мелочевку, как говорится, на улице, не имея официальной лицензии. Да, мы прошляпили это дело и приносим свои извинения. Мы просто кучка идиотов. Но зачем предъявлять нам иск, если у нас ничего нет? К чему напрасно тратить силы? Черт возьми, у него ведь прорва других дел.

– Ладно, – согласился Марк, – в Чарлстон поедешь ты, моему «Бронко» такая дорога не по зубам.

– А что ты скажешь Рамону? – поинтересовалась Зола.

Официант поставил на стол две кружки пива и содовую. Марк сделал большущий глоток и вытер губы.

– Рамону? Ну, думаю, сказать ему правду было бы самоубийством, так что давайте пока солжем. Я скажу ему, что наш эксперт не нашел оснований для иска, поэтому мы будем искать другого эксперта. Нам нужно придержать его и выиграть время. Пусть пройдет несколько месяцев. Не будем забывать, что он два года просидел на этих бумагах и у него семь пятниц на неделе.

– Теперь он не отступится, – заметил Тодд. – Тебе удалось его раззадорить.

– У тебя есть идея получше?

– Нет, пока нет. Самое лучшее – врать ему. Девиз нашей юридической практики: когда сомневаешься – лги!

Глава 27

В пятницу двадцать первого марта, спустя два дня после начала конца НЮП, Эдвин Моссберг еще до полудня звонил дважды. Марк оба раза не ответил. Он прятался в кафе на верхнем этаже старого тесного букинистического магазина неподалеку от Фаррагат-сквер, убивая время за чтением бесплатных ежедневных газет. Как предполагалось, Тодд тем временем сновал по залам Окружного суда, а Зола торчала в больничной молельне, где родственники пострадавших совещались со священниками. Впрочем, Марк сомневался, что они трудились в поте лица. Мечта о большой легкой добыче расслабила их и породила ложное ощущение стабильности.

Теперь, когда мечта столь драматическим образом испарилась, они дрогнули. Все сошлись во мнении, что сейчас требовалось удвоить усилия и огрести как можно больше наличных, пока небо не рухнуло им на голову, но провал лишил их мотивации.

Имейл от Моссберга был сродни разорвавшейся бомбе:

Мистер Апшо,

я звонил дважды, но Вы не ответили. Владеете ли вы ситуацией? Моя клиентка не уверена в дате родов, но думает, что они случились примерно в это время года, в конце февраля или начале марта. Напоминаю, что мы не получили от Вас медицинских документов. В Виргинии после реформы гражданского права срок давности ограничен двумя годами, не сомневаюсь, что вы не упускаете это из виду. Пожалуйста, перезвоните как можно скорей.

Исходя из денег на проживание, щедро выделенных Министерством образования, и гонораров, которыми удалось разжиться за почти два месяца несанкционированной юридической практики, за вычетом расходов на настольный компьютер с принтером, новую одежду, подержанную мебель и еду, бухгалтерский баланс фирмы «Апшо, Паркер и Лейн» составлял почти пятьдесят две тысячи наличными. Партнеры решили, что могут позволить себе билет на самолет в Чарлстон и обратно.

Марк купил его в национальном аэропорту имени Рейгана и вылетел в Чарлстон с промежуточной посадкой в Атланте. В чарлстонском аэропорту он взял такси и доехал до бывшего складского здания в центре города, которое мистер Моссберг и его компания переоборудовали в роскошный офис с видом на гавань. Вестибюль представлял собой музей героической славы юристов компании, одержавших множество побед в суде. Стены были увешаны газетными вырезками в рамках, повествующими о выигранных делах и совершенных крупных сделках. В одном углу был выставлен паровой обогреватель, который в свое время взорвался и убил несколько человек. У окна на подставке экспонировалось охотничье ружье рядом с рентгеновским снимком чьего-то простреленного черепа. Имелись здесь цепная пила и газонокосилка. Проведя десять минут среди этих останков кровавых боен, Марк уверился, что ни один предмет на свете не безопасен.

Так же, как рабочее пространство фирмы Корбетта, контора Моссберга излучала ауру легко заработанных миллионов и феноменального успеха. Как некоторым адвокатам удается напасть на такую золотую жилу? И где, в какой точке адвокатская карьера Марка накренилась влево и сошла с рельсов?

Один из многочисленных параюристов[76] вышел к Марку и проводил его по лестнице в огромный кабинет, где у высокого окна стоял и, глядя на гавань, разговаривал по телефону Эдвин Моссберг. Он хмуро посмотрел на Марка и кивком указал на глубокий кожаный диван. Площадью кабинет превосходил весь четвертый этаж здания, в котором скрывались в настоящее время Марк и Тодд.

Наконец Моссберг сунул телефон в карман, протянул руку и без улыбки произнес:

– Рад познакомиться. Где медицинские документы?

У Марка ничего с собой не было, даже портфеля.

– Я их не привез, – сказал он. – Нам нужно поговорить.

– Вы пропустили срок давности, так?

– Да.

Моссберг сел по другую сторону кофейного столика, свирепо посмотрел на него и сообщил:

– Я догадался. Что сказал ваш эксперт?

– Сказал, что мы держим их за яйца. Грубая халатность. Он тоже не обратил внимания на дату. Корбетт заявил, что он шарлатан, что срок давности истекал через шесть дней, за два дня до моего обращения в офис Корбетта.

– Джеффри Корбетта?

– Да. Вы его знаете?

– О да. Он прекрасный судебный адвокат. Значит, вы просто оставили на столе два миллиона долларов?

– Полагаю, да.

– Каков размер вашей страховки профессиональной ответственности?

– У меня нет страховки.

– Вы практикуете, не имея страховки от ошибок и упущений?

– Да, это так. Я также практикую без адвокатской лицензии.

Моссберг сделал глубокий вдох и шумно выдохнул с каким-то скрежещущим почти рыком. Потом хлопнул себя ладонями по коленям и произнес:

– Ну, выкладывайте вашу историю.

Марку понадобилось всего десять минут. Трое хороших друзей из плохой юридической школы. Тяжелые долги, слабый рынок труда, Горди и мост; страх перед адвокатским экзаменом; безумие требований возврата ссуды; сумасшедшая идея подработать в уголовных судах; романтическая связь с хорошенькой помощницей прокурора, которая помогла Бенсону, который, в свою очередь, навел их на Рамона.

– И вы надеялись, что вас не застукают? – поинтересовался Моссберг.

– Нас и не застукали. Об этом знаете только вы, но что вам до нас? У вас и без того полно дел. А денег у вас больше, чем вы можете истратить. От округа Колумбия вы находитесь далеко, и наши гонорары брались не из вашего кармана.

– Если не считать дела о грубой врачебной халатности.

– Это правда. Мы его прошяпили. Но не забывайте, что мой клиент и ваша клиентка продержали его почти до самого конца.

– Что вы скажете своему клиенту?

– Что оснований для иска нет. Может, он отступится, а может, доставит нам кучу неприятностей. Поживем – увидим. Похоже, у вас та же проблема.

– Не совсем. У меня с Эйшей нет официально подписанного договора. В делах о врачебной халатности, дорогой мой, никогда нельзя подписывать договор о представительстве, пока не изучишь медицинские документы. Добавьте это к списку того, чему вы так и не научились.

– Спасибо. А что вы ей скажете?

– Не знаю. Я еще об этом не думал. Она не самая уравновешенная персона в этом городе.

– Вы можете сказать ей правду и подать на меня в суд от ее имени, но что это даст? У меня ни цента, и я при любом приговоре банкрот. Честно признаться, вы даже не найдете меня в округе Колумбия, если захотите. Другие тоже ищут.

– Марк Апшо – ваше настоящее имя?

– Нет.

– А Паркер и Лейн?

– Тоже фиктивные.

– Неудивительно. Мы не смогли найти ваших следов в адвокатском справочнике округа Колумбия. Вы почти не оставляете следов.

– Вы звонили кому-нибудь в округе?

– Не думаю. Один из моих помощников немного копнул.

– Был бы вам очень признателен, если бы вы остановили раскопки. Я сказал вам правду.

– Итак, позвольте мне подвести итог. Вы бросили юридическую школу, взяли другую фамилию, практикуете без лицензии, что является преступлением, получаете гонорары наличными, не декларируя их, полагаю, что тоже является преступлением, а теперь загубили выигрышное дело о врачебной халатности, что будет стоить вашему клиенту и моей клиентке бо́льших денег, чем они когда-либо видели. Это не считая объявления себя неплатежеспособным по студенческой ссуде. Я ничего не упустил?

– Ну, может, несколько мелочей.

– Разумеется. И что я, с вашей точки зрения, должен делать?

– Ничего. Пусть все идет как идет. Просто забудьте обо мне. Какая вам выгода от того, что вы заявите обо мне в Ассоциацию адвокатов округа Колумбия?

– Ну, как минимум это будет шаг на пути к наведению порядка в нашей профессии. Вы не единственные аферисты, позорящие систему.

– На это я могу возразить, что мы оказываем значительные услуги своим клиентам.

– Например, Рамону Тейперу?

– Нет, ему – нет. Другим. Рамон был нашей первой вылазкой на минное поле законодательства о нанесении личного ущерба, и, признаться, больше мы таких вылазок предпринимать не будем. Продолжим заниматься делами о вождении в нетрезвом виде, а жертв автокатастроф оставим тем, кто красуется на рекламных щитах.

– Рад слышать.

– Я прошу вас о любезности, мистер Моссберг. Просто оставьте нас в покое. У нас и так положение тяжелое.

– Выметайтесь из моего офиса, – сказал Моссберг, вставая.

Марк вытаращил глаза, плечи его ссутулились, и он едва слышно пробормотал:

– Похоже, я уже слышал эти слова.

Моссберг подошел к двери и распахнул ее:

– Вон!

Марк вышел, стараясь не встречаться с Моссбергом взглядом, и начал спускаться по лестнице.


На обратном пути их рейс задержали в Атланте, и до своей квартиры Марк добрался только к полуночи. Задержка рейса, возможно, уберегла его от пули или чего-то в этом роде.

В тот вечер около девяти вечера Рамон отыскал бар «Забияка» и приземлился за длинной стойкой, где Тодд смешивал коктейли. Приток посетителей, традиционный после окончания рабочего дня, схлынул, лишь дюжина завсегдатаев смотрела по телевизору баскетбольный матч студенческих команд.

Рамон заказал водку с тоником, и Тодд поставил перед ним бокал и пиалочку с арахисом.

– Знаете этого типа? – Рамон протянул Тодду визитку Марка Апшо из фирмы «Апшо, Паркер и Лейн», на которой был указан адрес бара: 1504 Флорида-авеню.

Тодд взглянул на нее и покачал головой. Они договорились с другими барменами и с официантами, что те будут немы как рыбы, если кто-то станет расспрашивать о них, их фирме или местонахождении офиса. До сих пор конспирация соблюдалась.

– Этот тип – мой адвокат, – сказал Тодд. – На карточке написано, что его офис располагается прямо здесь, но здесь – бар, вы же видите. – От страха язык у него немного заплетался, некоторые слова звучали неотчетливо.

Однако посетитель не отпускал его, он хотел знать больше.

– Офис может находиться наверху, – продолжил Тодд. – Я не знаю, что там, но в любом случае вряд ли вы найдете адвоката, который работает по ночам.

– Этот тип бегает от меня, понимаете? Я звоню ему уже три дня, а он не отвечает.

– Может, занят? А что у вас за дело?

– Кру-упное дело. – Рамон закрыл глаза, и Тодд понял, что тот пьянее, чем ему показалось сначала.

– Ну, если я его увижу, что передать? Кто его ищет?

– М’ня звут Рамон, – не поднимая головы, ответил посетитель. Он еще не прикасался к своему бокалу.

Тодд сделал глубокий вдох, долгий выдох, вышел на кухню и послал сообщение Марку: «Наш клиент Рамон здесь, пьяный. Держись подальше. Ты где?»

«Атланта аэропорт, задержка».

«Очень кстати».

Тодд вернулся в бар и остановился в нескольких шагах от Рамона, который даже не пытался достать телефон. И если бы Марк сам позвонил ему, Рамон не ответил бы. По-прежнему сжимая визитку, он помахал ею перед носом Тодда и произнес:

– Это же Флор’да-ав’ню, прав’льно? Ну, и где тут юридицкая контора?

– Не знаю, сэр.

– Думаю, вы лж’те, – громко проговорил Рамон.

– Нет, сэр. Вы правы, это Флорида-авеню, но никакой юридической конторы я здесь не знаю.

Тогда Рамон сказал еще громче:

– А вы зн’те, что у меня в машине ружжо? И если я не доб’юсь справедливости одним способом, я могу пр’бегнуть и к др’гому. Знаете, что это значит?

Кивнув своему напарнику, Тодд приблизился к Рамону.

– Послушайте, сэр, если вы будете угрожать окружающим, нам придется позвонить в полицию, у нас не останется другого выхода.

– Я долж’н найти этого типа, ясно? Мист’р Апшо, п’веренный в суде. Он взялся за мое дело, а т’перь, думаю, бег’т от меня. И ни в какую плицию звонить не надо, ясно?

– Почему бы вам не выпить свою водку, а я вызову вам такси.

– Мне не нужно такси. У меня машина там, снаружи… с ружжом под сиденьем.

– Вы уже второй раз упоминаете про ружье. Это всех нас очень нервирует.

– Пр’сто не надо зв’нить ни в какую плицию.

– Им уже позвонили, сэр.

Спина Рамона окаменела, он вытаращил глаза.

– Что?! З’чем вы это сделали? Я ник’го не ранил.

– Сэр, разговоры об оружии в этом городе воспринимаются всерьез.

– Ск’лько я должен?

– За счет заведения, если вы быстро уберетесь отсюда.

Рамон сполз с табурета и, бормоча:

– Не пон’маю, зачем было вызывать плицию, – направился к двери.

Тодд проводил его до выхода и понаблюдал, как он скрылся за углом. Если у него действительно была машина, то Тодд ее не видел.

Глава 28

Поздним субботним утром Тодд второй раз подряд проснулся в постели Хэдли Кавинесс и обнаружил, что ее нет. Он протер глаза, попытался вспомнить, сколько выпил накануне, и решил, что совсем немного. Чувствовал он себя великолепно, и лишний час сна пошел ему на пользу. Когда Хэдли вернулась с двумя чашками кофе, на ней была только большая футболка. Взбив подушки, они уселись на кровати в темноте.

В соседней комнате происходило какое-то движение, оттуда доносилось дребезжание, словно тряслась кровать. Потом послышались приглушенные сладострастные стоны.

– Кто там? – спросил Тодд.

– Моя соседка. Она вчера поздно вернулась.

– А кто ее приятель?

– Не знаю. Наверное, какой-нибудь очередной случайный знакомый.

– Значит, она тоже действует методом произвольной выборки?

– О да. У нас с ней что-то вроде состязания. Игра в числа.

– Мне нравится. А меня ты посчитала один или два раза?

Хэдли глотнула кофе, и они прислушались к снова нараставшему шуму за стеной.

– Я посчитала один раз тебя и один раз – твоего партнера.

– А, так Марк тоже здесь бывал?

– Угадал. Я как-то на днях видела вас вдвоем в суде, вы болтали и смотрели на меня, я даже могла читать у вас по губам. А на следующий день, увидев меня, вы оба сияли улыбками.

– Признаюсь. Марк сказал, что ты потрясающа в постели.

– И это все?

– Великолепное тело, очень агрессивна. Теперь я понимаю почему. Вы с соседкой ведете счет.

– Нам по двадцать шесть лет, мы не замужем, не имеем склонности к моногамии и чувствуем себя совершенно свободными в городе, где живет миллион молодых профессионалов. Это стало для нас спортом.

Когда партнер за стеной достиг кульминации, пол затрясся, потом кровать перестала скрипеть.

– Это было слишком быстро, – заметила Хэдли.

Тодд крякнул и поинтересовался:

– Значит, вы обмениваетесь впечатлениями?

– Конечно. Мы интервьюируем друг друга после каждого приятного времяпрепровождения. Особенно интересно было, когда она уезжала из города на неделю и спала там с самыми разными мужчинами.

– Не хотел бы я знать, сколько баллов поставили мне.

– У меня идея. Тут за углом есть пончиковая. Пойдем поедим. У меня гораздо более тонкий вкус касательно мужчин, чем у нее, поэтому мне совсем не хочется встречаться с ее последним незнакомцем.

– Наверное, мне следует поблагодарить тебя.

– Пошли.

Они быстро оделись и тихо выскользнули из квартиры, не столкнувшись с другой парой. Пончиковая, как обычно по выходным, была полна народу. Они с трудом отыскали столик у двери и втиснулись на стулья. Хрустя румяным пончиком, Тодд сказал:

– Знаешь, ты слишком хороша, чтобы спать с половиной города.

Хэдли быстро обвела зал взглядом.

– Не так громко, пожалуйста.

– Да я же практически шепчу.

– А в чем дело? Ты хочешь остепениться, жениться или что?

– К этому я еще не совсем готов. Просто кажется странным, что такая сногсшибательная красотка, как ты, играет в такие случайные игры.

– В тебе говорит мужской шовинизм. Значит, для тебя нормально каждый вечер подцеплять новую девчонку, но если это делает симпатичная девушка, то она шлюха?

– Я не называл тебя шлюхой.

Парень за соседним столиком бросил на них взгляд. Хэдли отпила несколько глотков кофе и предложила:

– Давай поговорим о чем-нибудь другом. Я заинтригована вашей маленькой юридической фирмой. С тобой и с Марком я уже знакома, а кто такая Зола Паркер?

– Подруга.

– Ладно. Она тоже снует по уголовным судам, как вы с Марком?

– Ну что ты, нет. Она работает по делам о нанесении личного ущерба. – Тодд старался отвечать коротко, и ему хотелось поскорее сменить тему.

– А у нее есть лицензия на адвокатскую практику?

Жуя свой пончик, Тодд внимательно посмотрел ей в глаза.

– Конечно.

– Знаешь, мне стало любопытно, и я поинтересовалась в Ассоциации адвокатов. Похоже, там слыхом не слыхивали ни о тебе, ни о Марке, ни о миз Паркер. И регистрационных номеров, которыми вы пользуетесь, в их базах данных не существует.

– Они чрезвычайно неряшливо ведут учет, это всем печально известно.

– Да ну? Никогда о них такого не слышала.

– И почему тебе это так любопытно?

– А я по натуре любопытна. Ты сказал, что учился в юридической школе Цинциннати. А Марк – в Делавэре. Я проверила в обеих школах, там о вас ничего не знают. Зола утверждает, что получила диплом в Рутгере, но, видимо, ей каким-то образом удалось просочиться сквозь щель в их ассоциации выпускников и исчезнуть. – Хэдли говорила с наглой улыбкой, означавшей «я все знаю».

Тодду с трудом удавалось жевать, сохраняя беззаботный вид.

– А ты следопыт, как я погляжу.

– Не то чтобы. Это не мое дело. Просто показалось странным.

Тодд улыбнулся, хотя на самом деле ему хотелось влепить ей пощечину, чтобы согнать улыбку с ее лица.

– Не думаю, что у вас много работы в офисе. У вас ведь есть офис, правда? Я знаю, что адрес у вас имеется, но адрес-то можно назвать любой.

– До чего ты докапываешься?

– Ни до чего. Просто любопытно.

– А ты с кем-нибудь делилась плодами своего любопытства?

– Нет. Сомневаюсь, что кто-нибудь еще обратил на это внимание. Вы выбрали идеальное место для работы – с лицензией или без. Там же зверинец, всем на все наплевать. Только один маленький совет: я бы держалась подальше от старика Уизерспуна из седьмого подразделения. Он настырней, чем большинство других судей.

– Спасибо. Еще кого-нибудь посоветуешь избегать?

– Да нет. Меня только не избегай. Теперь, когда я в курсе вашей маленькой аферы, я даже буду помогать, если смогу.

– Ты просто куколка.

– Да, все так говорят.


Марк подавал напитки в «Забияке», когда около полудня в бар ввалился Тодд. Отметившись, он надел форменный красный фартук и сразу же наполнил пивом кружки для нескольких посетителей. Но при первой же возможности отвел партнера в сторону и сказал:

– Хьюстон, у нас проблема[77].

– Только одна?

– Прошлой ночью я снова был с мисс Хэдли.

– Ну, ты кобель. А я ее искал.

– Ну, значит, я нашел первым. Сегодня утром за завтраком мы немного поболтали. Она нас расколола, знает, что у нас нет лицензий, проверила по спискам Ассоциации адвокатов. Знает, что мы не учились в тех местах, которые указываем.

– Черт побери.

– Моя первая реакция была такой же. Но, может, Хэдли и не опасна: говорит, что никому ничего не сказала и вообще любит хранить секреты. Даже предложила посильную помощь.

– А что она хочет взамен?

– Да все то же, думаю. Они с соседкой по квартире играют в игру «Подцепи незнакомца» и ведут счет набранных очков.

Марк хмыкнул, но не потому, что это было смешно.

– Интересно, сегодня они заняты?

– Уверен, что да – с кем-нибудь другим.

– Дерьмо! – сказал Марк и отошел, чтобы принять заказ.

Тодд вытирал пивные кружки, когда Марк, проходя мимо, шепнул:

– Чувствую, что это начало конца.


Поздно вечером в воскресенье Рамона Тейпера арестовали за вождение в нетрезвом виде. Его посадили в Центральную тюрьму, где он провел ночь в камере для пьяных, подобранных полицией. В понедельник утром повидаться с ним приехала его подруга. Пока ждала в приемной, она познакомилась с Дарреллом Кромли, дружелюбным адвокатом, который чувствовал себя в приемной Центральной тюрьмы как дома. Он тотчас же организовал освобождение Рамона на основании признательного обязательства. За стенами тюрьмы, когда Даррелл излагал ему свои стандартные объяснения того, что будет дальше, Рамон сказал:

– Слушайте, приятель, у меня есть адвокат, но он все время пытается от меня улизнуть.

– Адвокат по какому делу? – тут же насторожился Даррелл.

– О врачебной халатности – это крупное дело, оно будет рассматриваться в Виргинии. Мой новорожденный сын умер два года назад в больнице, и я нанял этого жулика по имени Марк Апшо. Слыхали о нем когда-нибудь?

– Нет, но в городе полно юристов, которым нельзя доверять.

– Вот-вот. Мне бы надо выгнать его, но я не могу его найти. А вы занимаетесь врачебной халатностью?

– Это один из моих коньков. Расскажите о деле.

Глава 29

Двумя днями позже Марк сидел в зале достопочтенной Фионы Далримпл, ожидая своего клиента, который должен был сознаться в магазинной краже. Как всегда, он притворялся, будто просматривает какой-то важный документ, а на самом деле наблюдал за адвокатами, которые входили и выходили по мере того, как вызывали их клиентов. Это действительно был зверинец, которым твердо управляли обезьяны. Некоторые лица казались знакомы, других Марк прежде никогда не видел, и он снова и снова дивился обилию адвокатов, необходимых для того, чтобы жернова правосудия продолжали вращаться. Видение из прошлого в уродливом пиджаке остановилось на пороге и обвело взглядом зал, как делают все адвокаты, когда хотят, чтобы их заметили. Потом оно прошло через воротца барьера и перекинулось несколькими словами с помощником прокурора, тот оглядел помещение, увидел Марка и кивнул в его сторону.

Даррелл Кромли подошел, сел рядом с Марком, протянул ему свою визитку и тихо произнес:

– Я Даррелл Кромли, а вы Марк Апшо, правильно?

«Мы уже встречались, и это не предвещает ничего хорошего», – подумал Марк, а вслух подтвердил:

– Правильно.

– Меня нанял Рамон Тейпер. Давайте выйдем и поговорим.

Марк скользнул взглядом по его визитке. «Даррелл Кромли. Дела о личном ущербе». Он хорошо помнил другую его визитку: «Даррелл Кромли. Специалист по делам о вождении в нетрезвом виде». Видимо, у Даррелла имелось много талантов.

В коридоре Даррелл – воплощение деловитости – сообщил дурную новость:

– Мистер Тейпер, который имел несчастье быть задержанным за вождение в нетрезвом состоянии, обратился в мою фирму.

Значит, вот в чем связь. Кромли помолчал, пристально глядя на Марка.

– Мы раньше не встречались? Ваше лицо кажется мне знакомым.

– Не имел удовольствия. Тут столько адвокатов!

– Ну да, – отозвался Даррелл, все еще сомневаясь. Он достал из своего видавшего виды портфеля какие-то бумаги и вручил их Марку. – Вот копия нашего договора с мистером Тейпером и письмо с заявлением о разрыве вашего с ним договора о представительстве. Последние два дня мы потратили на изучение предоставленных им медицинских документов по делу, подпадающему под юрисдикцию виргинского суда. Похоже, там истек срок подачи иска. Вы ведь это знаете, не так ли?

– Разумеется. Мы изучили дело и получили заключение врача-специалиста. Он сказал, что оснований для иска нет. Это тупик. – Марк ощутил слабость в коленях, и сердце у него забилось учащенно.

– Да, теперь, когда срок подачи иска истек, это действительно тупик. А вы, ребята, пробовали подать иск в ускоренном порядке, чтобы успеть до истечения срока?

– Нет, конечно. Там не имелось никаких оснований. Это была бы пустая трата времени.

Даррелл сокрушенно покачал головой, будто имел дело с идиотом. Марку захотелось врезать ему, но он сдержался. Такой ветеран уличной юриспруденции, как Кромли, вполне вероятно, и сам был закаленным бойцом рукопашных сражений.

– Ну, это мы еще посмотрим, – произнес Кромли с суровостью истинно крутого парня. – Первым делом я хочу видеть все медицинские документы. Я отдам их на изучение настоящему эксперту, и если он обнаружит хоть намек на наличие оснований для иска, считайте, что ваша песенка спета, приятель.

– Это безнадежное дело, Даррелл.

– На вашем месте я бы уведомил своего страховщика от ошибок и упущений.

– Значит, вы собираетесь выдвинуть обвинение против коллеги?

– Чертовски верно. Если факты подтвердятся. Я делал это прежде и сделаю снова.

– Не сомневаюсь.

– Пришлите мне документы немедленно, поняли?

В этот момент к ним подошла испуганная молодая женщина и сказала:

– Говорят, что вы адвокаты.

Марк был парализован страхом и не мог рта открыть. А вот Даррелл среагировал мгновенно. Сохраняя суровый вид, он отозвался:

– Разумеется, в чем ваша проблема?

Марк отошел, оставив их наедине решать проблему.


В «Забияке» партнеры заняли самую дальнюю от скопления дневных посетителей кабинку. Марк только что поведал друзьям о своей встрече с Кромли, и они чувствовали себя так, словно из них выкачали весь воздух.

– И что теперь будет? – спросила Зола.

– Давайте предположим худшее. Наиболее вероятный сценарий состоит в том, что Кромли, просмотрев медицинские документы – отсылку которых я могу на несколько дней задержать, – передаст их другому эксперту. Если основания для иска очевидны, как говорит Кунс, Кромли очень скоро поймет, что Рамон и его бывшая жена имели чертовски хорошую перспективу выиграть дело. Поскольку преследовать по суду больницу и врачей он уже не может, ему остается преследовать только нас. Поэтому он предъявит иск на десять миллионов долларов нашей маленькой юридической фирме, и у нас не останется ни единого шанса. В какой-то момент, трудно сказать, когда именно, нас разоблачат. Он проверит списки Ассоциации адвокатов Си-Ди и узнает правду. После этого Ассоциация уведомит все суды, и начнется расследование. Наши имена значатся на десятках судебных приказов, поэтому много времени не потребуется, чтобы сложить головоломку.

– А это будет уголовное расследование? – спросила Зола.

– Да, затевая свою незаконную юридическую практику, мы ведь знали, что совершаем преступление. Не тяжкое, но тем не менее уголовное преступление.

– Не тяжкое, но и не просто уголовный проступок?[78]

– Да, все же уголовное преступление.

– Есть еще кое-что, Зола, – добавил Тодд. – Мы собирались рассказать тебе, да все не было случая.

– Ну, не тяните. Что еще?

Марк и Тодд переглянулись, и Тодд начал:

– Ну… дело в том, что в Десятом подразделении уголовного суда есть такая шустрая сообразительная прокурорша по имени Хэдли Кавинесс. Марк познакомился с ней в баре несколько недель тому назад, и они сошлись. Она, судя по всему, сходится со многими – любит разнообразие. Я как-то познакомился с ней в суде, слово за слово, и мы тоже с ней повеселились. Дважды. А утром за завтраком в пончиковой она дала мне понять, что знает все о нашей маленькой фиктивной фирме. Хэдли утверждает, будто не представляет для нас никакой опасности, поскольку умеет хранить секреты, находит все это забавным и так далее, но в нашем деле никому нельзя доверять.

– Особенно липовым адвокатам, – сказала Зола. – Мне казалось, мы договаривались ограничить внешние контакты.

– Я старался, – пробормотал Марк.

– Уж очень она привлекательна, – добавил Тодд.

– Почему вы раньше не рассказали мне об этом?

– Это случилось только на прошлых выходных, – ответил Марк. – Мы считали ее безобидной.

– Безобидной? – Зола закатила глаза. – Итак, мы имеем сообразительную милашку Хэдли как объект для размышлений и Даррелла Кромли как объект для серьезной тревоги.

– Не забывайте и Моссберга, там, в своем Чарлстоне, – напомнил Марк. – Он тот еще сукин сын, и ничто не доставило бы ему большего удовольствия, чем поджарить нас на костре.

– Блестяще! – воскликнула Зола. – Спустя всего три месяца после начала работы фирма «Апшо, Паркер и Лейн» идет на дно. – Она отпила воды и оглядела бар. Все трое долго молчали, мысленно зализывая раны и обдумывая дальнейшие действия. Наконец Зола произнесла: – Браться за дело о врачебной халатности было глупостью. Мы понятия не имели, что с ним делать, и действительно его запороли. Это и для нас катастрофа, а подумайте о Рамоне и его бывшей жене! Из-за нас они ничего не получат.

– Они сидели на этом деле как наседки два года, Зола! – напомнил Марк, а Тодд добавил:

– Мы можем толочь эту воду в ступе до бесконечности, и это ни к чему не приведет. Нам нужно сосредоточиться на завтрашнем дне.

Последовала еще одна долгая пауза в разговоре. Потом Тодд сходил к стойке, взял две кружки пива, вернулся с ними за стол и сказал:

– Вот что я подумал. Когда Кромли подаст на нас в суд за некомпетентность, в деле будут фигурировать Марк Апшо, Тодд Лейн и Зола Паркер. Три несуществующих человека. Как он узнает наши настоящие имена?

– А мы не допускаем, что сообразительная маленькая Хэдли уже знает наши настоящие имена? – вставила Зола.

– Конечно, не знает, – заверил Марк.

– А Моссберг?

– Понятия не имеет.

– Значит, нам придется либо прятаться, либо бежать, – заключила Зола.

– Мы уже прячемся, – заметил Тодд. – Но нас найдут. Если Рамон сумел подобраться к нам так близко, то профессиональные сыщики уж точно нас выследят. Наш адрес значится на тысячах визиток, которыми мы разбрасывались направо и налево.

– Все это будет происходить не быстро, – возразил Марк. – С месяц уйдет у Кромли на то, чтобы возбудить дело. И мы узна́ем, когда он это сделает, потому что будем следить за списками дел, назначенных к слушанию. Потом он поймет, что судится с людьми, которых не существует, и это застопорит его на еще более длительный срок. А Ассоциация адвокатов будет гоняться за собственным хвостом, стараясь найти трех адвокатов-фантомов.

– Полагаю, нам теперь нужно держаться подальше от уголовных судов, – заметил Тодд.

– О да. Это время осталось позади. Больше никакой охоты на бедных и угнетенных.

– А как быть с текущими делами? Не можем же мы просто бросить этих людей? – сказала Зола.

– Именно так мы и поступим, – ответил Марк. – Мы не в состоянии завершить их дела, поскольку не можем больше появляться в суде. Повторяю, это все в прошлом. Начиная с этой минуты, не принимайте никаких телефонных звонков от клиентов и лучше вообще ни от кого. Будем пользоваться припасенными мобильниками для связи друг с другом и игнорировать все прочие звонки.

– Я уже и так ношу с собой два телефона. Теперь будет еще третий? – поинтересовалась Зола.

– Да, и мы должны отслеживать их все, чтобы знать, кто нас ищет, – ответил Марк.

– Моя деятельность в качестве больничной стервятницы тоже закончилась? – Зола сумела даже изобразить улыбку.

– Боюсь, что да.

– Тем более что она не была слишком успешной, – съязвил Тодд.

– Спасибо. Я ненавидела ее всей душой.

Подошел управляющий и сказал:

– Эй, Тодд, сегодня вечером – твоя смена. У нас не хватает людей. Ты нужен уже сейчас.

– Буду через секунду, – отозвался Тодд и жестом попросил оставить их. Когда управляющий ушел, он осведомился: – Ну, банда, что дальше?

– Мы будем судиться со Свифт-банком, – выпалил Марк.

– И еще глубже закапывать себя в землю, – подхватила Зола, и это не было вопросом.


Моргана Нэш из «НауЭссист» прислала Марку имейл следующего содержания:

Дорогой Марк, я только что получила уведомление от школы Фогги-Боттом о том, что Вас занесли в список подлежащих исключению. Я позвонила туда, и мне сообщили, что Вы ни разу в этом семестре не появлялись на занятиях. Это большая неприятность. Пожалуйста, свяжитесь со мной немедленно.


Ваше последнее поступление от 13 января, 2014 г. – $32 000, ваш общий долг с учетом процентов – $266 000.

Позднее тем же вечером, выпив еще несколько кружек пива, Марк ответил:

Дорогая миз Нэш, на прошлой неделе мой психотерапевт поместил меня в частную психиатрическую клинику в сельской местности Мэриленда. Тут не разрешают пользоваться Интернетом, однако здешние ребята следят за порядком не слишком строго. Пожалуйста, перестаньте преследовать меня. Если верить одному местному мозгоправу, я на грани самоубийства. Еще одно домогательство с Вашей стороны – и я могу перешагнуть грань. Прошу Вас, пожалуйста, оставьте меня в покое!!!

С любовью,

Марк Фрейзер.

Тодд тоже получил имейл от Рекса Вагнера из «Партнерства поддержки стипендиатов»:

Дорогой мистер Лусеро, мне прислали сообщение из Вашей юридической школы, в котором говорится, что Вы отныне официально считаетесь отчисленным. Я позвонил в Школу, и мне сказали, что в этом, предвыпускном семестре Вы не посетили ни одного занятия. Какой студент в здравом уме бросает учебное заведение в последнем семестре?! Раз вы не ходите в Школу, я могу лишь предположить, что Вы где-то работаете, вероятно, в баре. Работа любого рода без ведома учебного заведения, не учтенная в плане выплаты студенческой ссуды или в отсутствие оного, является невыполнением обязательств. А невыполнение финансовых обязательств, как вы, конечно, знаете, влечет за собой судебное дело против Вас со стороны Министерства образования. Пожалуйста, немедленно свяжитесь со мной.

Ваше последнее поступление от 13 января 2014 г. – $32 000, общий долг – $195 000.

Искренне Ваш,

Рекс Вагнер, старший советник

по обслуживанию долгов.

Пока Марк печатал ответ Моргане Нэш, Тодд выдал свой старшему советнику:

Дорогой СС Вагнер,

своим вопросом о «здравом уме» Вы попали в самую точку. В том мире, где я живу, нет ничего здравого, особенно это касается моего неподъемного долга. Ладно, расставим все точки над i. Игра окончена. Я бросил Школу, потому что ненавидел ее, ненавидел юриспруденцию и т. д. Сейчас я зарабатываю около $200 в неделю наличными в качестве бармена. Это $800 в месяц без налогов, потому что я еще не заполнял никаких налоговых документов. Чтобы поддерживать свой нищенский образ жизни, мне нужно тратить около $500 в месяц на еду, арендную плату и все такое прочее. Притом видели бы вы, где я живу и что ем. Исходя из этих цифр, полагаю, я мог бы согласиться на план выплаты ссуды в размере $200 в месяц, начав выплату через полгода. Я знаю, что Вы не промедлите нажать кнопку «проценты» и добавите 5 % годовых. Пять процентов от $195 000 составляют около $9 750 в год. Давайте округлим эту цифру до $10 000. Согласно моей предполагаемой схеме выплат, я могу ухитриться выплачивать лишь около четверти этой суммы в год. Тогда ваши долговые акулы добавят проценты по недоимкам к распухающему основному долгу, получается еще 5 % годовых. Цифра ошеломляющая: моя электронная таблица показывает, что через десять лет я буду должен почти $400 000. И это без учета всех тех маленьких негласных штрафов, дополнительных начислений и прочих незаконных действий, в которых Ваша контора была уличена в ходе обслуживания студенческих долгов. (Я читал о возбужденных против вас исках и ох как хотел бы подать свой тоже. Вам и Вашей компании должно быть стыдно наваливать скрытые штрафы на спины студентов, и так уже погружающихся на дно долговой ямы.)

Итак, готовы ли Вы принять мое предложение о двухстах долларах в месяц? С началом выплаты через полгода, разумеется.


С дружеским приветом,

Тодд Лусеро.

Очевидно, мистер Вагнер работал допоздна или, как представил себе Тодд, сидел в своем шезлонге в одних трусах, смотрел порно и проверял время от времени электронную почту, потому что ответ пришел через несколько минут.

Дорогой Тодд,

ответ – нет. Ваше предложение смехотворно. Мне трудно поверить, что такой разумный человек, как Вы, проведет следующие десять лет, смешивая коктейли. Везде – куча хороших вакансий, связанных или не связанных с юриспруденцией, и если Вы оторвете задницу от стула, Вы найдете хорошую работу. Тогда мы сможем серьезно поговорить о возврате ссуды.


Искренне,

Рекс Вагнер, старший советник.

Тодд в свою очередь немедленно ответил:

Дорогой СС,

прекрасно. Я отзываю свое предложение.

Т. Л.

Переписка Золы была несколько более сдержанной. Тилди Карвер из «ЛоунЭйд» написала:

Дорогая Зола Маал,

мне сообщили, что Вы бросили Школу. Столь драматический поворот ставит несколько вопросов, которые мы должны немедленно обсудить. Пожалуйста, позвоните или напишите мне по электронной почте как можно скорее.

Тилди Карвер,

старший долговой советник.

Последнее поступление от 13 января 2014 г. – $32 000, общая сумма долга с учетом процентов – $191 000.

Зола уже почти спала, но ответила:

Дорогая миз Карвер,

после самоубийства моего друга в январе я поняла, что не могу продолжать учебу. Поэтому решила взять академический отпуск на один семестр, с тем чтобы вернуться к занятиям в юридической школе через год или около того. Я позднее с Вами свяжусь.


Искренне,

Зола Маал.

Глава 30

В теплый день конца апреля, когда вовсю цвели вишневые деревья и воздух был свежим после хорошего весеннего дождя, партнеры собрались в штабе фирмы, чтобы сказать последнее прости своей юридической практике. Штаб одновременно являлся и норкой Золы – за последние три месяца ей удалось придать своему временному жилищу немного жизни и цвета. Она покрасила обе комнаты нежно-бежевой краской и развесила по стенам кое-какие репродукции современной живописи. В одном углу стоял маленький холодильник, единственный кухонный атрибут, на старом металлическом столе – новый стационарный компьютер с экраном диагональю в тридцать дюймов, а рядом с ним – скоростной лазерный принтер. Вдоль двух стен крепились прогнувшиеся полки, забитые стопками папок – плодами их усердных изысканий, касающихся всего, что было связано со Свифт-банком.

Каждый из троицы присоединился в качестве пострадавшего к одному из коллективных исков против банка. Таких исков по всей стране уже было предъявлено шесть, и каждый из них вел адвокат, специализировавшийся именно в этой области.

Тем временем Свифт-банк висел на волоске, судьба его была предрешена, и он едва дышал, ежедневно подвергаясь общественной порке. Всё новые обвинения в причинении ущерба лились как из рога изобилия. Доносчики трубили во все трубы. Высшие руководители сурово указывали на банк перстами и грозили предъявлением обвинений. Держатели акций находились в растерянности, но и гневались, поскольку менее чем за четыре месяца акции банка упали с $60 до $13. Слухами полнились Интернет и кабельное телевидение. В настоящий момент главной их темой было то, что у Свифта нет иного выбора, кроме как бросить миллиарды долларов на досудебное улаживание своих проблем.

И эта перспектива лишь подогревала индустрию коллективных исков.

Сравнивая ответы, полученные из трех фирм, к искам которых они присоединились, Марк, Тодд и Зола выяснили, что фирма из Майами – «Коэн-Катлер» – на несколько шагов опережает две остальные, нью-йоркскую и вашингтонскую. У «Коэн-Катлера» имелась прекрасная репутация в суровом и бурном мире коллективных деликтных[79] исков. Фирма являлась гигантской, в ней работала сотня юристов, она располагала большими ресурсами, и ее канцелярская работа была более эффективна.

Поэтому увядающая юридическая фирма «Апшо, Паркер и Лейн» решила примкнуть к могущественной «Коэн-Катлер».

Зола сидела за столом с чашкой чая и изучала что-то в компьютере. Тодд устроился со своим ноутбуком в единственном кресле. Марк растянулся на полу. Их бороды и фальшивые очки исчезли без следа вместе с костюмами. Дни, проведенные в суде, остались позади; маскировка больше не требовалась. Следующие несколько недель друзья собирались провести в укрытии над баром «Забияка». Других планов у них пока не имелось.

– В Бетесде на Висконсин-авеню есть отделение Свифта, – сказал Марк. – Давайте начнем оттуда. Открой-ка Белые страницы[80] Бетесды. Мы ищем фамилии, которые легко подделать.

– Вот, нашел, – отозвался Тодд. – Мистер Джозеф Холл, шестьсот шестьдесят два, Мэннинг-драйв, Бетесда. Стоит заменить «о» на «а», и получится Халл. Наш первый липовый клиент.

Зола открыла документ, скопированный из материалов «Коэн-Катлера», под названием ИСИ – «Информационный список истцов».

– Дата рождения? – спросила она.

– Пусть ему будет сорок, – ответил Марк. – Дата рождения – третье марта семьдесят четвертого года. Женат. Трое детей. Является клиентом Свифт-банка с 2001 года. Текущий счет и сберегательный счет. Дебетовая карта[81].

Зола застучала по клавишам, заполняя форму.

– Так, а номера счетов?

– Это оставим на потом. Мы придумаем их позднее, если будет необходимость.

– Следующий?

– Этел Берри, двенадцать-десять, Рагби-авеню, – сказал Тодд. – Меняем «е» на «э» и получаем ту же Этел Бэрри.

– Наша девочка, – одобрил Марк. – Этел – имя немного старомодное, так что пусть девушка будет не слишком молодой. Дата рождения – пятое декабря сорок первого года, за два дня до Пёрл-Харбора. Вдова. Живет одна. Текущий и сберегательный счета, для дебетовой карточки она старовата. Кредитов не любит.

Зола заполнила форму, и Этел Бэрри присоединилась к коллективному иску.

– Следующий?

– Тед Рэдфорд, – откликнулся Тодд. – Дом семьсот девяносто восемь по Драммонд-авеню, квартира четыре-эф. Меняем «э» на «е» – получаем: Тед Редфорд, как Роберт, актер.

– Так, когда этот Роберт Редфорд родился? Погодите. – Марк постучал по клавишам своего ноутбука и сказал: – Восемнадцатого августа тридцать шестого года. Пусть у нашего Теда будет такая же дата рождения.

– Неужели Роберту Редфорду уже семьдесят семь лет? – удивился Тодд.

– На мой взгляд, он по-прежнему отлично выглядит, – не переставая печатать, заметила Зола.

– «Афера» и «Бутч Кэссиди» – два фильма из моих любимых. А где Редфорд, там должен быть и Ньюман, – сказал Марк.

Тод поискал и нашел.

– Есть такой. Майк Ньюман, четыреста восемнадцать, Арлингтон-роуд, Бетесда. Меняем «а» на «е» – получаем: Майк Ньюмен.

Не отнимая рук от клавиатуры, Зола пробормотала:

– Чудесное развлечение.

Ураганом промчавшись по Бетесде и набрав пятьдесят истцов, фирма обратила свои взоры на пригороды Северной Виргинии. Отделение Свифта имелось на Брод-стрит в Фоллс-Черч. Окрестности города оказались плодовитыми: десятки новых клиентов присоединились к коллективному иску.

К полудню, устав, они решили выйти из дома и где-нибудь поесть. Взяв такси, отправились в Джорджтаун[82], где нашли столик с видом на Потомак в кафе «Уотерфронт». Никто не упоминал о Горди, но все помнили свой последний визит в этот район. В ту жуткую ночь они стояли неподалеку отсюда, глядя, как вдали, на Арлингтонском мосту, мигают проблесковые маячки полицейских машин.

Все трое заказали сандвичи и чай со льдом и открыли свои ноутбуки. Поиск пострадавших клиентов Свифт-банка продолжился.


Покончив с едой, они сидели еще так долго, что в конце концов официант попросил их освободить столик. Друзья закрыли свою передвижную контору, зайдя за угол, нашли кофейню, заняли столик снаружи и снова начали свои операции. Когда у них набралось достаточно клиентов, Марк позвонил в Майами. Он попросил соединить его с ведущим адвокатом по делу Свифт-банка, однако, разумеется, столь важная персона была в деловой командировке. Марк продолжал настаивать, и в конце концов его соединили с адвокатом по фамилии Мартинес, который, согласно информации в Интернете, сражался со Свифтом в передних рядах. Представившись и упомянув о своей маленькой фирме, Марк сообщил:

– Так вот, у нас около сотни клиентов Свифта, и я хотел бы присоединиться к вашему коллективному иску.

– Сотня? – повторил Мартинес. – Вы шутите, да?

– Нет, я совершенно серьезен.

– Послушайте, мистер Апшо, на сегодняшний день мы имеем почти двести тысяч истцов. Мы принимаем только коллективных клиентов числом не менее тысячи. Найдите тысячу клиентов – тогда поговорим.

– Тысячу? – повторил Марк, вытаращив глаза на своих партнеров. – Хорошо, мы еще поработаем. А скажите, мне просто интересно, какова сейчас общая ситуация?

Мартинес откашлялся и ответил:

– Ну, особо сказать пока нечего. На Свифт-банк оказывается сильное давление, чтобы вынудить его пойти на сделку, но я не уверен, что его адвокаты отдают себе отчет о реальном положении вещей. От них поступает много противоречивых сообщений. Тем не менее мы думаем, что он согласится на сделку.

– И как скоро?

– По нашим соображениям, в начале лета. Банк хочет, чтобы весь этот кошмар поскорее закончился, и у него есть для этого средства. Федеральный судья в Нью-Йорке, которому поручено дело, всеми силами старается ускорить начало процесса. Следите за газетами.

– Конечно. Спасибо. Мы с вами свяжемся.

Положив телефон рядом с ноутбуком, Марк произнес:

– Оказывается, мы еще только начали.

Глава 31

Ассоциация адвокатов округа Колумбия насчитывала почти сто тысяч членов, больше половины которых работало в Вашингтоне. Другая половина была разбросана по всем пятидесяти штатам. Поскольку членство, равно как и уплата членских взносов, являлось обязательным, руководство деятельностью адвокатов было задачей сложной. Администрация в составе сорока человек усердно трудилась в штаб-квартире на Висконсин-авеню, регистрируя фамилии и адреса своих членов, планируя профессиональные курсы и семинары, публикуя стандарты профессиональной ответственности, издавая ежемесячный журнал и разбирая дисциплинарные нарушения. Жалобы на судей и адвокатов направлялись в дисциплинарный комитет, где пять сотрудников, три следователя и полдюжины секретарей и помощников работали под руководством некой Маргарет Санчес. Чтобы добиться официального рассмотрения, жалобу следовало подать в письменном виде. Зачастую, однако, первое уведомление о нарушении поступало по телефону, обычно от другого юриста, который не желал оказаться замешанным в неприятности.

После нескольких безуспешных попыток Эдвину Моссбергу из Чарлстона удалось связаться с миз Санчес. Он рассказал ей о своей встрече с неким мистером Апшо, молодым человеком, называвшим себя адвокатом, но очевидно действовавшим под вымышленным именем. Моссберг сверился со справочником и не обнаружил в нем такого человека. Как не нашел он его и в телефонной книге, в Интернете или где-либо еще. Он в общих чертах описал, как из-за невежества этого Апшо было упущено по причине истечения срока давности крупное дело, а также его визит в Чарлстон и попытки уговорить Моссберга сохранить все в тайне.

Миз Санчес история весьма заинтересовала. Жалобы на незаконную юридическую практику поступали редко, и почти все они касались параюристов, которые либо намеренно, либо без умысла выходили за рамки своей компетенции и делали то, на что право имели только их начальники. Немедленный выговор обычно быстро приводил их в чувство, и клиент не претерпевал существенного ущерба.

Моссберг не хотел подавать официальную жалобу, сославшись на то, что не имеет времени заниматься такими пустяками и просто хотел поставить комитет в известность о том, что существует проблема. Он переслал по электронной почте копию визитки Апшо с названием фирмы, адресом по Флорида-авеню и номером телефона. Миз Санчес поблагодарила его за потраченное время.

История становилась еще более интересной в силу того факта, что это был уже второй телефонный звонок, касавшийся фирмы «Апшо, Паркер и Лейн». На предыдущей неделе адвокат, навязывающий свои услуги лицам, пострадавшим от несчастных случаев, некто Фрэнк Джепперсон, неофициально уведомил ее, что какая-то Зола Паркер пыталась увести у него клиента в больничном кафе. Миз Санчес знала Джепперсона по двум жалобам, уличавшим его самого в нарушении норм профессиональной этики. Джепперсон тоже прислал ей копию визитки Золы Паркер.

Сидя за рабочим столом, миз Санчес сравнила визитки. Одна и та же фирма, один и тот же адрес, разные номера телефонов. Беглый просмотр списка членов Ассоциации подтвердил, что ни Марк Апшо, ни Зола Паркер ее членами не являются. Миз Санчес вызвала своего сотрудника Чапа Гронски, должность которого официально именовалась «помощник советника по дисциплинарным вопросам», и передала ему распечатку копий двух визиток. Час спустя Гронски доложил ей о результатах своего беглого расследования.

– Я просмотрел списки дел, назначенных к слушанию в криминальных судах, – сказал он, – и нашел четырнадцать дел, где адвокатом, занесенным в судебный протокол, значится Марк Апшо. По Золе Паркер никаких записей нет. Существует некий Тодд Лейн, который тоже проявлял большую активность в последние три месяца, его имя стоит под семнадцатью протоколами. Возможно, на самом деле их больше. Странно то, что ни одного упоминания этих имен нет до января текущего года.

– Похоже на старт-ап новенькой юридической фирмы в нашем городе, – заметила миз Санчес. – Как раз то, что нам нужно.

– Мне завести дело? – спросил Гронски.

– Пока не надо. Официальной жалобы у нас нет. Когда они должны снова появиться в суде?

Гронски пролистал свои распечатки.

– Похоже, что у Апшо рассмотрение дела клиента, обвиняемого в нетрезвом вождении, завтра в десять в шестнадцатом подразделении.

– Езжайте туда и осмотритесь. Поболтайте с Апшо и послушайте, что он скажет в свое оправдание.


В десять утра на следующий день Чап Гронски сидел в зале судьи Канту и следил за парадом. После третьего обвиняемого, признавшего свою вину и получившего приговор, женщина-клерк выкликнула Джереми Планкмора. В заднем ряду нервно встал молодой человек, огляделся, словно в поисках помощи, и, потоптавшись на месте, двинулся по центральному проходу. Когда он один подошел к судейской скамье, судья Канту спросил:

– Вы мистер Планкмор?

– Да, сэр.

– Здесь написано, что ваш адвокат – мистер Марк Апшо. Я его не вижу в зале.

– Да, сэр, я тоже. Я звоню ему уже три дня, но он не отвечает.

Судья Канту вопросительно посмотрел на стоявшую у возвышения женщину-клерка, и та пожала плечами, давая понять, что ничего не знает. Тогда он взглянул на помощника прокурора, который точно так же пожал плечами.

– Прекрасно, отойдите в сторонку, мистер Планкмор, мы займемся вами позднее. Посмотрим, сумеем ли мы связаться с мистером Апшо по телефону. Должно быть, он перепутал свое расписание.

Планкмор, напуганный и недоумевающий, сел в первом ряду. А к судейской скамье подошел другой адвокат со своим клиентом.

Гронски доложил обо всем миз Санчес. Они решили подождать еще два дня, когда в суде должен был объявиться мистер Лейн.


Джереми Планкмор решил копнуть немного глубже. С другом в качестве силовой поддержки он к концу дня отправился по адресу, указанному на визитке его адвоката. Апшо назначил гонорар в размере тысячи долларов, восемьсот из которых Планкмор уже заплатил наличными. Недостающие двести лежали у него в кармане, но он не собирался их отдавать. На самом деле он хотел встретиться с мистером Апшо и потребовать возврата денег. Однако по указанному адресу на Флорида-авеню никакой юридической фирмы не оказалось. Зайдя в бар «Забияка», Джереми с другом заказали пиво и попробовали разговорить барменшу – сплошь покрытую татуировками молодую женщину по имени Пэмми. Пэмми мало что могла им сообщить, особенно когда Джереми начал расспрашивать о Марке Апшо и юридической фирме, якобы находившейся в этом здании. Она утверждала, что ничего не знает, и вопросы ее явно раздражали. У Джереми создалось впечатление, что барменша что-то скрывает, и он написал свое имя и номер телефона на салфетке, вручил салфетку Пэмми и произнес:

– Если вы случайно увидите Марка Апшо, скажите, чтобы он мне позвонил. Иначе я подам на него жалобу в Ассоциацию адвокатов.

– Я же вам уже сказала, что не знаю этого парня, – отозвалась Пэмми.

– Да-да, это на тот случай, если вдруг вы с ним повстречаетесь, – пояснил Джереми, и они с другом покинули бар.


Чуя джекпот, Даррелл Кромли действовал с неправдоподобной скоростью. Он заплатил три с половиной тысячи врачу на пенсии за срочное изучение медицинских документов Рамона. В своем заключении врач написал, в более решительных выражениях, чем это сделал доктор Кунс, что «действия больничного персонала и лечащих врачей выходят далеко за рамки принятых стандартов и квалифицируются как грубая врачебная халатность».

Даррелл схватил его двухстраничное заключение, приложил к своему двухстраничному иску и от имени своего клиента, Рамона Р. Тейпера, зарегистрировал иск к адвокату Марку Апшо и его фирме в суде округа Колумбия. Суть иска была очевидна: адвокат Апшо протянул с подачей иска по безоговорочно выигрышному делу о медицинской халатности вплоть до истечения срока давности дела, лишив клиента возможности получить возмещение от больницы. Рамон требовал компенсации реального ущерба и штрафных санкций в размере двадцати пяти миллионов.

Копию иска Даррелл послал по адресу бара «Забияка», заплатив, как полагается, судебному курьеру сто долларов за доставку лично в руки мистеру Апшо. Однако, добравшись до бара, судебный курьер не нашел никакой фирмы. Он предположил, что она располагается где-то над баром – там было еще три этажа, – но единственная боковая дверь, ведущая в здание, оказалась заперта. Тогда он стал расспрашивать в баре, однако управляющий сообщил, что никакой юридической фирмы здесь нет. И никто, похоже, не знал никакого Марка Апшо. Курьер попытался передать копию иска через управляющего, но тот наотрез отказался ее взять.

В течение трех последующих дней судебный курьер продолжил искать либо фирму, либо самого Марка Апшо, но не преуспел в этом.

Очень скоро, сверившись со списками членов Ассоциации адвокатов округа Колумбия, Даррелл Кромли понял, что Марк Апшо таковым не является.


«Юридическая фирма» приняла стратегию мобильности. Каждое утро партнеры покидали здание и слонялись по городу из кафе в библиотеку, из библиотеки – в книжный магазин или другое кафе, на свежем воздухе, – где угодно, где можно осесть ненадолго со своими ноутбуками и полистать виртуальные страницы справочников в поисках новых клиентов. Сторонний наблюдатель, приди кому-нибудь в голову последить за ними, мог бы заинтересоваться, над чем с таким усердием работает эта троица, тихо переговариваясь друг с другом и называя разные имена и адреса, между тем как их мобильники, на которые они не обращают внимания, вибрируют приглушенным хором. Эти трое, без сомненья, очень востребованы, хотя отвечают на звонки крайне редко. Такой наблюдатель – коего на самом деле не было – остался бы в недоумении.


Однажды вечером, когда Тодд наводил порядок после того, как последние посетители расплатились и ушли, Мейнард, редко появлявшийся в «Забияке», вошел через кухню и спросил:

– Где Марк?

– Наверху, – ответил Тодд.

– Позови его. Надо поговорить.

Тодд понял, что у них неприятности. Он позвонил Марку, который двумя этажами выше, в офисе их фирмы, вместе с Золой трудолюбиво шерстил Белые страницы, добавляя к их коллективному иску новых клиентов. Уже через несколько минут тот был в баре, и оба друга проследовали за Мейнардом в пустую кабинку. Хозяин пребывал в дурном настроении, смотрел сердито и желал получить ответы.

Он бросил на стол визитку и поинтересовался:

– Вы когда-нибудь слыхали о парне по имени Чапмен Гронски? Называет себя Чапом.

Марк взял визитку, и ему стало нехорошо.

– Кто это? – спросил Тодд.

– Дознаватель из окружной Ассоциации адвокатов. Он был тут уже дважды, искал вас обоих, мистера Марка Апшо и мистера Тодда Лейна. Я таких парней не знаю. Я знаю Марка Фрейзера и Тодда Лусеро. Что, черт возьми, все это значит?

Ни один из двоих не знал, что сказать, поэтому Мейнард продолжил, швырнув на стол салфетку:

– А вот это вчера оставил парень по имени Джереми Планкмор, сообщивший, что он клиент и ищет своего адвоката, некоего мистера Марка Апшо. – Он припечатал к столу еще одну визитку. – А этот тип приходил уже три раза, коротышка по имени Джерри Коулмен. Это судебный курьер от адвоката, который подал на вас и вашу фирму в суд. – Последовала еще одна визитка. – А это – от отца, который сказал, что его сын нанял тебя, Тодд, чтобы уладить дело о нападении без отягчающих обстоятельств, а ты не явился в суд.

Мейнард выжидательно уставился на них, и Марк наконец ответил:

– Это долгая история, но мы действительно попали в переплет.

– Мы не можем здесь больше работать, – подхватил Тодд. – Нам нужно исчезнуть.

– Вот это правильно, и я вам помогу, – сказал Мейнард. – Вы уволены. Я не могу допустить, чтобы эти люди шатались вокруг и запугивали других моих барменов. Они устали вас покрывать. Скоро сюда повадятся копы с разными вопросами, и излишне говорить, что полиция меня нервирует. Я не знаю, чем вы там занимаетесь, но спектакль окончен. Убирайтесь.

– Я понял, – отозвался Тодд.

– Можем мы оставить за собой верхние помещения еще на месяц? – спросил Марк. – Нам нужно немного времени, чтобы закончить кое-какие дела.

– Какие дела? Вы, ребята, организовали липовую юридическую фирму, и теперь вас ищет полгорода. Что вы делаете?

– Насчет полиции не беспокойтесь, – проговорил Тодд. – Она тут ни при чем. Ну, скажем так: у нас есть несколько недовольных клиентов.

– Клиентов? Но вы ведь не адвокаты, так? Последнее, что я слышал, – вы учитесь в юридической школе и готовитесь к ее окончанию.

– Мы бросили Школу, – признался Тодд. – И сновали по уголовным судам, подбирая клиентов, а все гонорары брали наличными.

– Это очень глупо, если хотите знать мое мнение.

«Никто твоего мнения не спрашивает», – подумал Марк, но смолчал, признавая, что – да, сейчас все это выглядит очень глупо. Вслух он сказал:

– Мы заплатим вам тысячу долларов наличными за следующие тридцать дней, а потом вы нас больше никогда не увидите.

Мейнард отпил воды со льдом, не сводя с них глаз.

Уязвленный, Тодд произнес:

– Послушайте, Мейнард, я работал на вас последние три года. Вы не можете выгнать меня вот так просто.

– Ты уволен, Тодд. Понял? Вы оба уволены. Я не позволю, чтобы здесь шастали дознаватели и распугивали клиентов. Вам еще повезло, что сюда не явился кто-нибудь, кто мог вас узнать.

– Только тридцать дней! – взмолился Марк. – И вы даже не будете знать, что мы здесь.

– Сомневаюсь. – Мейнард выпил еще воды, продолжая неотрывно смотреть на них, и наконец спросил: – Почему вы хотите остаться здесь, если все, похоже, знают этот ваш адрес?

– Нам нужно место, чтобы спать и закончить свою работу, – ответил Марк. – И до нас никто не доберется. Дверь, ведущая наверх, всегда заперта.

– Я знаю. Поэтому-то они и ошиваются в баре, надоедая другим барменам.

– Пожалуйста, Мейнард, – попросил Тодд. – К первому июня нас здесь не будет.

– Две тысячи долларов наличными.

– Хорошо, – согласился Марк. – А вы нас по-прежнему будете прикрывать.

– Попробую, но мне очень не нравится все это внимание.

Глава 32

В бардтаунском Федеральном центре временного содержания иммигрантов родителей и брата Золы разбудили среди ночи и велели собирать вещи. Каждому дали по холщовому мешку для пожитков и полчаса времени для подготовки к отъезду. Вместе с пятью десятками других африканцев, с которыми они встречались в Центре и про которых знали, что те тоже сенегальцы, их препроводили к белому автобусу без опознавательных знаков, в каких обычно перевозят заключенных. На всех надели наручники и не снимали их на протяжении всей поездки. Четверо вооруженных до зубов агентов СИТК, у двоих из которых были автоматы, отконвоировали их на свои места и велели сидеть тихо и не задавать вопросов. Двое агентов заняли позицию в начале салона, двое – в хвосте. Окна в автобусе оказались заперты и закрыты металлическими шторками.

Мать Золы насчитала в группе еще пять женщин. Остальные были мужчинами, почти все моложе сорока. Фанта была стоиком и твердо решила сохранять спокойствие. Она испытывала болезненные чувства, но уже давно смирилась с неизбежностью депортации.

После четырех месяцев заключения они даже почувствовали облегчение, оказавшись за стенами узилища. Разумеется, они предпочли бы остаться в стране, но если жить в США означало жить в клетке, то это было не намного лучше, чем жить в Сенегале.

Они ехали в тишине и полной темноте почти два часа. Агенты время от времени переговаривались друг с другом и смеялись, но пассажиры не издавали ни звука. Судя по дорожным указателям, мелькавшим в лобовом окне, они въехали в Питтсбург и направлялись в аэропорт. Миновав контрольно-пропускной пункт, автобус припарковался в просторном ангаре. Рядом стоял пассажирский самолет, тоже без опознавательных знаков. Далеко, на другом конце аэропорта, виднелись яркие огни терминала. Пассажиров вывели из автобуса и препроводили в угол, где ждали другие агенты СИТК. Одного за другим заключенных опрашивали и проверяли их документы. Как только они проходили этот паспортный контроль, наручники с них снимали и разрешали забрать свои мешки, содержимое которых снова тщательно проверялось. Оформление тянулось долго, никто не торопился, особенно те, кому предстояло вернуться на родину.

Прибыл еще один автобус. Из него вышло десятка полтора африканцев – все такие же ошарашенные и подавленные, как пассажиры первого. У кого-то оказались не в порядке документы, и всем пришлось ждать. Ждать долго. Только в пять часов утра какое-то должностное лицо повело первую группу пассажиров в самолет. У них за спиной образовалась очередь. Люди медленно поднимались со своими мешками на борт, где им указывали места. Посадка заняла еще почти час. Пассажиры испытали облегчение, узнав, что лететь они будут без наручников. Какой-то другой чиновник зачитал им правила поведения в полете, пользования туалетами и прочее. Да, им разрешалось разговаривать, но тихо. При малейшем признаке беспорядков на всех наденут наручники, и зачинщики будут автоматически арестованы по прибытии. Рейс сопровождало с полдюжины вооруженных агентов. Полет должен был продлиться одиннадцать часов без посадок, в полете их обещали накормить.

В семь часов заработали двигатели. Двери были задраены и заперты, и должностное лицо, зачитывавшее правила, велело им пристегнуть ремни безопасности, после чего перешло к описанию того, как вести себя в чрезвычайных ситуациях. Всем выдали коричневые пакеты, в которых находились сандвич с сыром, яблоко и маленькая упаковка сока. В семь двадцать самолет задрожал и начал выезжать на рулежную дорожку.

Спустя двадцать шесть лет после нелегального прибытия в Майами на либерийском грузовом судне Абду и Фанта Маал покидали приемную родину, как преступники, и направлялись в неведомое будущее. А их сын Бо, сидевший позади них, покидал единственную страну, какую знал в жизни. Когда самолет пошел на взлет, они, держась за руки, с трудом сдерживали слезы.


Час спустя социальный работник из бардтаунского Центра позвонил Золе и сообщил, что ее семья находится на пути в Дакар. Это был рутинный звонок – о депортации родственников было положено сообщать лицу, названному высланными. Хотя Зола и знала, что это должно вот-вот случиться, новость она восприняла тяжело. Поднявшись на один этаж, она сообщила ее Марку с Тоддом, и те битый час пытались ее утешить. Потом решили совершить долгую прогулку и где-нибудь позавтракать.

Печальная получилась трапеза. Зола, поглощенная тревожными мыслями, так и не прикоснулась к еде. Тодд и Марк были искренне озабочены судьбой ее семьи, но бо́льшую часть ночи они не спали, терзаясь собственными неприятностями. Даррелл Кромли подал иск гораздо быстрее, чем ожидалось. По их следу уже шла Ассоциация адвокатов, несомненно уведомленная либо Кромли, либо этим чарлстонским сукиным сыном Моссбергом. Не то чтобы это имело большое значение, но их маленький фарс закончился. Друзья чувствовали себя подлецами во многих отношениях, но перед клиентами, которых они кинули, – больше всего. Эти люди им доверяли, платили, а теперь оказались обманутыми, и система наверняка сжует их.

Пока они ели, наблюдая за Золой, та снова вынула телефон и уже второй раз позвонила Диалло Ньянгу. Дакар находился в четырех часовых поясах к востоку, и рабочий день там был в полном разгаре. Но ни сам Диалло Ньянг, ни кто-либо еще в его офисе опять не ответил. В счет пяти тысяч долларов предварительного гонорара, которые Зола перевела ему несколько недель назад, Ньянг обещал встретить ее семью в аэропорту, организовать для них временное жилье и – самое важное – уладить дело с властями. Он утверждал, будто является специалистом по иммиграционным проблемам и отлично знает, что делать. То, что она не может до него дозвониться, приводило Золу в бешенство.

При том, сколько народу их искало, возвращаться в квартиру было не лучшей идеей. Пройдя несколько кварталов, они нашли кафе «Старбакс», купили кофе, открыли свои ноутбуки, вошли в Интернет и снова принялись листать Белые страницы. Поиск новых липовых клиентов чуть-чуть отвлек их от печальных мыслей.


По мере того как монотонно тянулся полет, пассажиры немного расслаблялись и становились разговорчивее. Почти все говорили, что у них есть друг или родственник, который ждет их на земле, хотя не могли скрыть неуверенность. Никто даже не притворялся, что испытывает оптимизм. Все они долгое время отсутствовали на родине и не имели никаких действующих документов и удостоверений личности, по крайней мере сенегальских. Тем, у кого были поддельные американские водительские права, приказали их сдать. Дакарская полиция была печально известна своей суровостью по отношению к возвращающимся. Их отношение сводилось к простой сентенции: если вы не хотите здесь жить, то и вы здесь никому не нужны. США вас выгнали, тут вас тоже никто не ждал. Зачастую с вернувшимися обращались как с изгоями. Жилье и работу найти было трудно. Хотя многие их соотечественники сами мечтали уехать в США или Европу, к тем, кто попробовал и потерпел неудачу, относились презрительно.

У Абду и Фанты были родственники, разбросанные по стране, но на них они не могли положиться. В течение многих лет их контакты сводились к тому, что эти разнообразные родственники, кузены с кузинами, требовали, чтобы Абду и Фанта помогли им нелегально въехать в США. Абду и Фанта не имели такой возможности, да и не хотели в это втягиваться, потому что для них, живших без документов, это было опасно. Зачем рисковать собственным разоблачением, помогая другим?

Теперь помощь понадобилась им самим, и не нашлось никого, кому они могли бы довериться. Зола поручилась, что Диалло Ньянг заранее получил гонорар и позаботится о них. И они истово молились, чтобы он помог им.

Они летели сначала навстречу дню, потом – снова ночи. Через одиннадцать часов полета и еще двух выдач коричневых пакетов с едой самолет начал снижаться в Дакаре, и атмосфера на борту снова сделалась гнетущей. Полет завершился за полночь, после двадцатичетырехчасового приключения, о котором никто из них не просил. Самолет подрулил к главному терминалу и остановился у дальнего из длинной цепочки выходов. Двигатели заглохли, но двери оставались закрытыми. Представитель СИТК объяснил, что внутри аэровокзала они будут с рук на руки переданы сенегальским властям и выйдут из-под юрисдикции США, после чего пожелал им удачи.

Когда двери наконец открыли, пассажиры подхватили свои мешки и неохотно покинули самолет. Внутри их препроводили в открытую зону, отделенную от главного зала цепью полицейских в форме. Полицейские были везде, и ни один из них не проявлял ни малейших признаков дружелюбия. Какой-то чиновник в костюме лающим голосом начал выкрикивать инструкции на французском – официальном языке Сенегала.

Когда их арестовали четырьмя месяцами раньше и впереди замаячила депортация, Абду и Фанта стали говорить друг с другом на родном французском. После двадцати шести лет стараний избегать этого языка и трудных усилий освоить английский поначалу это оказалось непросто. Но в конце концов язык вернулся, и, пожалуй, единственным положительным моментом в их заключении оказалось это возвращение к языку, который они любили. Бо, однако, никогда не слышал французского дома, и никто не поощрял его изучать этот язык в школе. В первое время он не мог сказать на нем ни слова, однако пребывание в Бардтауне послужило мощным стимулом. Через четыре месяца, в течение которых общался с родителями только по-французски, Бо обрел кое-какие знания.

Однако официальные лица говорили очень быстро и употребляли много незнакомых слов. Большинство беженцев родной язык подзабыли и с трудом понимали их речь. Оформление началось после того, как полицейские ознакомились с сопроводительными документами из США. Один из офицеров жестом велел Маалам подойти и начал задавать вопросы. Из какой части Сенегала они происходят? Когда уехали? Почему уехали? Где работал Абду до отъезда из Сенегала? Как долго они жили на территории США? Остались ли у них там родственники? Есть ли родственники в Дакаре или другом городе или в деревне? Где они собираются жить? Вопросы были болезненными, а ответы воспринимались с издевкой. Несколько раз офицер предупредил Абду, что лучше отвечать правдиво. Абду заверил его, что ничего не скрывает.

Бо заметил, что остальных возвращенцев провожают в дальний конец зала, в зону ожидания. Счастливчиков отпускали на попечение встречавших их друзей или родственников.

Офицер спросил, есть ли у них кто-нибудь в Дакаре. Когда Абду назвал имя Диалло Ньянга, их адвоката, полицейский поинтересовался, зачем им адвокат. Абду попытался объяснить, что его наняла их дочь, оставшаяся в США, поскольку у них нет в Дакаре ни родственников, ни кого-либо еще, кто мог бы о них позаботиться. Офицер просмотрел какой-то список и сообщил, что мистер Ньянг не связывался с полицией и не ждет их. Он указал на ряд стульев, велел им ждать там и подошел к человеку в костюме.

Прошел час с тех пор, как полицейские выпустили большинство их спутников из зала. Когда таких, как они, осталось человек двенадцать, чиновник в костюме подошел к Маалам и сказал:

– Мистера Ньянга здесь нет. Сколько у вас денег?

Абду встал и ответил:

– Около пятисот долларов США.

– Хорошо. Тогда вы можете позволить себе снять номер в гостинице. Следуйте за офицером. Он вас отвезет.

Тот же самый офицер, который допрашивал их, кивнул, и Маалы подхватили свой багаж. Он повел их вдоль зала и вывел из здания аэропорта на автомобильную стоянку, где ждал полицейский микроавтобус. В нем он уселся вместе с ними в заднем ряду и промолчал всю дорогу, пока автобус петлял по пустынным улицам; у грязного запущенного пятиэтажного здания гостиницы автобус остановился, и офицер велел им выходить. На выходе он сообщил:

– Вы останетесь здесь, потому что тюрьма переполнена. Ни при каких обстоятельствах не покидайте гостиницу. Через несколько часов мы вернемся и увезем вас. Есть вопросы?

Его тон не оставлял сомнений в том, что вопросы не приветствуются. В тот момент Маалы были благодарны и за то, что находятся здесь, а не в тюрьме.

Офицер посмотрел на них так, словно хотел добавить что-то еще. Потом закурил, выпустил дым и произнес:

– И вы должны заплатить мне за услуги.

Бо отвернулся и прикусил язык. Абду поставил вещи на землю и сказал:

– Конечно. Сколько?

– Сто долларов.

Абду полез в карман.


Ночной портье дремал в кресле за конторкой и, судя по всему, был раздражен тем, что его побеспокоили в такой час. Сначала он заявил, что свободных мест нет, гостиница заполнена. Абду понял, что администрация гостиницы в сговоре с полицией и привычное «мест нет» является частью представления. Он объяснил, что его жена больна и им надо где-то поспать. Портье сверился с компьютером, и ему удалось найти маленькую комнату – по премиум-цене, разумеется. Абду сделал вид, что его это нисколько не обеспокоило, и начал убалтывать портье, как настоящий фокусник. У него, мол, только наличные доллары, которые тут, разумеется, не принимаются, – здесь в ходу лишь западноафриканские франки. Фанта изобразила, что вот-вот упадет в обморок. Бо с трудом понимал разговор, но ему хотелось перепрыгнуть через стойку и врезать этому парню. Абду не принимал никаких отказов и практически умолял дать ему комнату. Портье немного смягчился и сказал, что здесь, на улице, неподалеку есть банк. Они могут занять комнату, но утром первым делом должны будут заплатить ему в местной валюте. Абду пообещал, проникновенно поблагодарил его, и портье нехотя выдал им ключ.

Абду спросил, можно ли ему позвонить в США. Ответ был – нет. Когда они расплатятся за комнату, телефон будет в их распоряжении, но только в случае предоплаты звонка. Когда они вошли в маленькую тесную комнатушку на четвертом этаже, по местному времени было почти три часа утра, в Америке – одиннадцать вечера. Узкая одинарная кровать подпирала дальнюю стену. Мужчины настояли, чтобы ее заняла Фанта, а сами улеглись на полу.


Было три часа ночи. Зола не спала, не могла заснуть. Все это время она звонила Диалло Ньянгу, писала ему эсэмэски и письма по электронной почте – без всякого ответа. Когда телефон зазвонил, а на экране отразился незнакомый номер, она мгновенно схватила аппарат. Это был Бо, и на несколько секунд звук его голоса принес облегчение. Он коротко рассказал ей, что произошло, сообщил, что никакой адвокат их не встретил, а полицейские только что увезли Абду.

– Вы с мамой в порядке?

– Ну, мы пока еще не в тюрьме. Они дважды повторили, что мы в гостинице только потому, что тюрьма переполнена. Насколько я понимаю, для папы они местечко нашли. Нам запретили выходить из гостиницы.

– Я уже сто раз звонила адвокату, – сказала Зола. – Вы не пытались дозвониться до него по местному телефону?

– Нет. Я говорю по телефону у стойки администратора внизу, и он не сводит с меня глаз, слушает каждое слово. Он не любит, когда звонят по его аппарату, но я умолил его разрешить мне один звонок.

– Продиктуй мне номер, и я что-нибудь придумаю.

Бо вернул аппарат портье, потом нашел кафе в вестибюле, купил два круассана и кофе и отнес все это в комнату, где в полутьме сидела Фанта. Она вздохнула с облегчением, узнав, что Бо дозвонился до Золы.

Потом они ели круассаны, запивая их кофе, и ждали, когда снова раздастся стук в дверь.

Глава 33

В десять часов Зола приняла решение лететь в Сенегал.

Они сидели в кафе книжного магазина Крамера на Дюпон-сёркл с открытыми ноутбуками и разложенными по столу бумагами, будто работали тут каждый день, но сейчас они не работали – во всяком случае, не работали в качестве липовых адвокатов.

Все утро они обсуждали разные варианты действий. Марк и Тодд вполне понимали, что Золе нужно лететь, но страх, что ее схватят и не позволят вернуться, был отнюдь не беспочвенен. Ее отец уже в тюрьме. Фанта и Бо скоро могут к нему присоединиться. Если там появится и поднимет шум Зола, случиться может всякое. Та возражала: мол, она американская гражданка с действующим паспортом, а поскольку виза на срок пребывания менее трех месяцев не нужна, она может отправляться немедленно. Зола сказала, что уведомит сенегальское посольство в Вашингтоне о своих планах, и если кто-нибудь в Дакаре попробует помешать ей вернуться, она свяжется с американским посольством на месте. Зола не особо верила в то, что ее могут арестовать, и в сложившихся обстоятельствах рвалась улететь немедленно.

Марк предложил подождать день-другой и попытаться найти в Дакаре другого адвоката. В Интернете их была куча, многие работали в старых, респектабельных фирмах. Некоторые из них действительно казались настолько обнадеживающими, что Тодд в шутку предложил, когда настанет время удирать из США, пристроиться именно там.

– В Сенегале есть белые? – спросил он.

– Разумеется, – ответила Зола. – Двое или трое.

– Мне идея нравится, – поддержал шутку Марк, пытаясь немного разрядить обстановку. – Зарубежный филиал «Апшо, Паркер и Лейн».

– Ну нет, с этой фирмой я покончила. – Золе удалось даже выдавить улыбку. Однако идея снова переводить деньги неизвестно кому ей не нравилась. Деньги – не проблема, заверили друзья. На счету их фирмы лежало пятьдесят тысяч, и все они были в ее распоряжении. Золу тронула их щедрость и готовность помочь, и она впервые открыла тайну существования сбережений, которые держала именно на такой случай. На ребят произвело большое впечатление то, что ей удалось скопить более шестнадцати тысяч за время учебы в Школе. Это было неслыханно.

Друзья не могли осуждать ее стремление покинуть город. Их преследовали по суду квартирные хозяева за то, что они исчезли в январе. Даррелл Кромли только что предъявил им иск на двадцать пять миллионов за загубленное дело о врачебной халатности. Федеральное правительство скоро заведет на них дело стоимостью в общей сложности более шестисот тысяч за невыплаченные долги. Их ищут десятки разъяренных клиентов. Постоянно звонят из суда. Мейнард уволил их, так что теперь они безработные. А самой актуальной проблемой для них стало расследование, которое вела Ассоциация адвокатов Ди-Си. То, что их настоящие имена станут известны и им двоим тоже придется покинуть город, было лишь вопросом времени.

Друзья вернулись в бар «Забияка». Пока ребята следили за дверью, Зола поднялась наверх и собрала сумку. Потом остановились возле ее банка, где она сняла десять тысяч долларов со своего сберегательного счета. Банк не менял доллары на западноафриканские франки, поэтому пришлось искать обменный пункт, который нашелся неподалеку от Юнион-стейшн. В телефонном магазине купили за триста девяносто долларов четыре разблокированных международных сотовых телефона стандарта GSM с симками, не привязанными к определенному провайдеру, камерами, блютузом и полноразмерной клавиатурой, приспособленные для работы в соцсетях. Три для себя и один для Бо, если удастся ему передать. В половине пятого друзья приехали в аэропорт имени Даллеса и подошли к стойке авиакомпании «Брюссельские воздушные линии». Воспользовавшись старой кредитной карточкой, Зола заплатила полторы тысячи долларов за билет до Дакара и обратно с четырехчасовой посадкой в Брюсселе. Если не будет задержек, она после восемнадцатичасового перелета приземлится в Дакаре около четырех часов следующего дня.

У стойки пограничного контроля они дали волю слезам и объятиям, и ребята смотрели вслед Золе до тех пор, пока она не затерялась в толпе пассажиров.

Вернувшись в город, они вдруг, спонтанно, отправились на бейсбольный матч.


На следующее утро, в девять часов, когда Зола была где-то между Бельгией и Сенегалом, Марк и Тодд вошли в студенческий союз в кампусе Американского университета и заняли столик в полупустом кафетерии. В джинсах, с рюкзаками за спиной они ничем не отличались от остальных студентов. Взяв кофе, они удобно, как дома, расположились за столом, словно собирались серьезно позаниматься. Марк достал один из своих телефонов и отошел к стене, сплошь состоявшей из окон. Он позвонил в Майами, в фирму «Коэн-Катлер», и попросил соединить его с адвокатом Руди Стассеном. Судя по сайту фирмы, Стассен был одним из нескольких партнеров «Коэн-Катлера», возглавлявших дело против Свифт-банка. Секретарь ответила, что мистер Стассен на совещании. Марк сказал, что у него важный разговор и он будет ждать. Спустя десять минут Стассен взял трубку.

Марк представился как адвокат из округа Колумбия и сообщил, что у него есть тысяча сто клиентов Свифт-банка, готовых присоединиться к одному из шести крупных коллективных исков.

– Что ж, вы попали по адресу, – рассмеявшись, сказал Стассен. – Мы энергично готовим дело. По последним подсчетам, у нас уже двести тысяч истцов. Откуда ваши клиенты?

– Все из округа Колумбия, – ответил Марк, выкладывая телефон на стол перед Тоддом. Он нажал кнопку громкой связи и убавил звук. – Я, так сказать, прицениваюсь, ищу, с кем выгодней заключить сделку. Какие гонорары у вас предусмотрены?

– Точно еще не знаю. Думаю, адвокатские гонорары мы будем обсуждать отдельно. В настоящий момент у нас договоры с клиентами на двадцать пять процентов и сверх того восемь процентов от валового расчета. Все, разумеется, еще должно быть утверждено судом. Как, вы сказали, ваша фамилия, Апшо? Что-то я не нахожу вас в Интернете.

– Меня там нет, – отозвался Марк. – Я веду дела напрямую, по почтовой рассылке.

– А-а! Странно.

– Это работает. А что вы можете сказать о ходе переговоров?

– В настоящий момент они затормозились. Свифт утверждает – публично, через прессу, разумеется, – что хочет заключить сделку и двигаться дальше, но их адвокаты тянут время: накапливают досье, выставляют миллионные счета – обычная история. Тем не менее мы считаем, что банк сдастся и пойдет на сделку. Вы хотите присоединиться к делу? Кажется, вы сказали, что прицениваетесь.

– Восемь процентов – это неплохо. Я в деле. Пришлите мне формы, которые нужно заполнить.

– Правильное решение. Я дам поручение своей помощнице Дженни Валдес, и она вам все подробно объяснит.

– А можно еще один вопрос к вам? – поинтересовался Марк.

– Конечно.

– Как ваша фирма справляется с двумястами тысячами клиентов?

Стассен рассмеялся и ответил:

– Мобилизуя все силы. Сейчас у нас работают десять партнеров, которые руководят тридцатью параюристами и референтами. Да, стонем, конечно, но справляемся – ведь это самый крупный коллективный иск, с каким мы когда-либо имели дело. У вас это первый?

– Да. Сумасшедшая работа.

– Сумасшедшая – правильное слово, но, поверьте, она того стоит. Мы победим, мистер Апшо.

– Называйте меня Марком.

– Благодарю за сотрудничество, Марк. Мы вас берем, и скажите своим клиентам, что в течение суток мы их официально зарегистрируем. После этого останется только ждать. У вас есть ручка? Запишите телефон Дженни Валдес.

– Давайте. – Марк записал телефон и дал отбой. Пока Тодд ходил за едой, Марк стучал по клавишам ноутбука. За завтраком они говорили не много – думали о Золе, которая написала, что уже приземлилась и полет прошел без приключений.

Наконец Марк сделал глубокий вдох и позвонил Дженни Валдес. Он проговорил с ней минут пятнадцать, делая какие-то пометки, и заверил ее, что у него все документы в порядке и он готов немедленно прислать ей заполненные бланки информационного списка всех одиннадцати сотен своих истцов по делу Свифта. Закончив разговор, он посмотрел на Тодда и сказал:

– После того как я нажму кнопку «отправить», мы совершим тысячу сто новых преступлений. Мы готовы к этому?

– Я думал, мы уже приняли решение.

– Никаких сомнений?

– У нас все сомнительно. Причем все больше и больше. Но это наш единственный шанс спастись. Давай!

И Марк осторожно нажал клавишу «отправить».


Такси, в котором ехала Зола, по дюйму пробиралось в потоке автомобилей, хаотичней которого она еще не видела. Водитель сказал, будто кондиционер только что сломался, однако Зола сомневалась, что он вообще работал в последние годы. Все окна были открыты, и в них втекал густой прогорклый воздух. Она вытерла пот со лба и отметила, что ее блузка промокла насквозь и липнет к телу. Машины ехали вплотную, бампер к бамперу, клаксоны не переставали гудеть, а водители орать друг на друга. Скутеры и мотоциклы, большинство с двумя, а иные и с тремя седоками, лавировали в пробках, разминаясь друг с другом всего на какие-то дюймы. Между машинами шмыгали люди: одни продавали воду в бутылках, другие просили милостыню.

Спустя два часа после того, как Зола покинула аэропорт, ее такси остановилось у гостиницы, и она заплатила шоферу шестьдесят пять долларов в западноафриканских франках. Войдя в вестибюль, она почувствовала облегчение: воздух здесь был гораздо прохладней. Портье говорил на ломаном английском, но сумел понять, что ей нужно. Он позвонил в номер, и через несколько минут Бо, выскочив из лифта, обнял сестру. Они ничего не знали об Абду, полицейские тоже не приходили весь день. Получив запрет покидать гостиницу, они боялись отлучиться. Насколько понял Бо, полиция использовала эту гостиницу, чтобы держать под надзором вновь прибывших беженцев.

Разумеется, о Диалло Ньянге не было ни слуху ни духу. По дороге Зола несколько раз набирала его номер, но ответа не получила.

С помощью Бо в качестве переводчика она заплатила за две более просторные комнаты и поднялась наверх, к матери. После того как они переехали в другие номера, Зола принялась названивать адвокатам. Во время полета она обшарила Интернет в поисках надежного человека. Она не была уверена, что ей удалось его найти, однако у нее имелся план.

Глава 34

Маргарет Санчес из Ассоциации адвокатов Ди-Си была одержима идеей прищучить «Апшо, Паркер и Лейн». По мере того как Чап Гронски фрагмент за фрагментом складывал воедино мозаику их жульнической аферы и масштаб их дерзости становился все очевиднее, миз Санчас все больше преисполнялась решимости поймать эту троицу. Но сначала их следовало найти. С согласия своего начальства она связалась с департаментом полиции округа Колумбия и не без труда уговорила одного из детективов помочь ей. В рамках деятельности уголовной полиции округа какие-то студенты, ведущие свои игры с юридической системой и не причинившие никому физического ущерба, не представляли особого интереса.

Детектив Стью Хобарт, получив распоряжение сверху, просмотрел дело вместе с миз Санчес. Чап уже выследил хозяина бара «Забияка», и они с Хобартом нанесли ему совместный визит. Они нашли Мейнарда в его офисе в районе Фогги-Боттом, этажом выше «Старой рыжей кошки».

Мейнард был сыт по горло Марком и Тоддом с их махинациями и не желал мириться ни с чем, что могло спровоцировать полицию начать вынюхивать его собственные дела. Поскольку он мало знал о том, что происходило на верхних этажах дома пятнадцать ноль четыре по Флорида-авеню, то и рассказать много не мог. Тем не менее он владел ключевой информацией.

– Их настоящие имена Тодд Лусеро и Марк Фрейзер, – сообщил он. – Фамилии чернокожей девушки не знаю. Лусеро работал здесь у меня около трех лет, был прекрасным барменом, все его обожали. В январе они с Фрейзером переехали в другое мое помещение и завели свое дело. У меня они работали барменами в счет арендной платы.

– И все за наличные, разумеется, – вставил Хобарт.

– Расчеты наличными пока не являются преступлением, – отозвался Мейнард. Он имел сейчас дело с городской полицией, а не с Налоговой службой США, и знал, что Хобарту на самом деле все равно, как он рассчитывается со своими служащими.

– И они все еще живут там? – спросил Хобарт.

– Насколько я знаю, да. Молодые люди на четвертом, а девушка на третьем этаже, по крайней мере, так мне было сказано. На прошлой неделе я уволил Тодда и Марка, но они продолжают снимать помещение до первого июня.

– Почему вы их уволили?

– Это, сэр, не ваше дело, но я отвечу: я уволил их потому, что они стали привлекать слишком много внимания. Я могу нанимать работников и увольнять их по собственному желанию, как вы знаете.

– Разумеется. Мы проверяли боковую дверь, ведущую на верхние этажи, и похоже, она всегда заперта. Видимо, нам придется получить ордер и взломать ее.

– Конечно, вы можете это сделать, – сказал Мейнард, открывая ящик стола. Он достал оттуда связку ключей, выбрал один из них, снял с брелока и протянул детективу. – Но лучше этим. Только прошу: не трогайте бар. Он один из моих лучших.

Хобарт взял ключ и ответил:

– Договорились. Спасибо.

– Не за что.


После наступления темноты Зола отъехала от гостиницы на такси, которое, влившись в поредевший поток машин, направилось к центру Дакара. Двадцать минут спустя машина остановилась на бойком перекрестке, и Зола, выйдя из него, направилась к высокому современному зданию, у входа в которое стояли два вооруженных охранника. Они не говорили по-английски, но на них произвела большое впечатление внешность Золы. Та протянула им листок, на котором было написано: «Идина Санга, адвокат», и они, открыв перед нею дверь, проводили ее через вестибюль к лифту.

Согласно краткой биографии в Интернете, мадам Санга была партнером в фирме, где работало десять человек, и говорила не только на французском и английском, но и на арабском. Специализировалась она на иммиграционных делах и, по крайней мере по телефону, внушала доверие и надежду на то, что сможет разрешить ситуацию. Она встретила Золу у лифта на пятом этаже, и они вместе проследовали в маленький конференц-зал без окон. Зола поблагодарила за то, что мадам Санга ради нее задержалась после работы.

Судя по фотографии на сайте фирмы, Идине Санга было лет сорок, но в жизни она выглядела гораздо моложе. Образование она получила в Лионе и Манчестере и безупречно говорила по-английски с очаровательным британским акцентом. Мадам Санга часто улыбалась, с ней было легко разговаривать, и Зола разоткровенничалась.

В качестве скромного предварительного гонорара адвокат согласилась взять долговое обязательство. Дело не было необычным. Никакие законы не нарушены, а притеснения на первом этапе – типичное явление. У нее есть нужные связи в полиции и иммиграционном ведомстве, поэтому она уверена, что в скором времени Абду Маала освободят. Фанта и Бо арестованы не будут. Семья получит свободу передвижения, а мадам Санга позаботится о необходимых документах для них.


Марк и Тодд мирно спали на своей дешевой двухъярусной кровати на четвертом этаже дома пятнадцать ноль четыре по Флорида-авеню, когда в дверь постучали. Марк вышел в тесную гостиную, зажег свет и спросил:

– Кто там?

– Полиция. Откройте.

– У вас есть ордер?

– Два. На Фрейзера и на Лусеро.

– Дерьмо!

Детектив Стью Хобарт вошел в сопровождении двух офицеров в форме. Он вручил Марку бумагу и сообщил:

– Вы арестованы.

Тодд выкарабкался из постели в одних трусах. Хобарт и ему вручил ордер.

– Какого черта? За что арестованы? – осведомился Марк.

– За незаконную юридическую практику, – самодовольно произнес Хобарт, и Марк расхохотался ему в лицо.

– Вы что, смеетесь надо мной? Вам больше делать нечего?

– Заткнитесь, – велел Хобарт. – Одевайтесь и следуйте за нами.

– Куда следовать? – поинтересовался Тодд, протирая глаза.

– В тюрьму, сволочи. Давайте-давайте!

– Бред какой-то, – прокомментировал Тодд.

Они пошли в спальню, быстро натянули на себя что попалось под руку и вернулись в гостиную. Один из полицейских выдернул из-за пояса пару наручников и приказал:

– Повернитесь.

– Да вы шутите! – воскликнул Марк. – Нам не нужны наручники.

– Заткнись и повернись спиной, – прорычал коп, готовый к схватке. Марк повернулся, полицейский свел его руки и защелкнул наручники на запястьях. Другой офицер проделал то же самое с Тоддом, и обоих потащили к выходу. Еще один полицейский в форме ждал на улице, курил и охранял две полицейские машины с работающими двигателями. Марка втолкнули на заднее сиденье одной из них, Тодда – другой. Хобарт сел на переднее пассажирское сиденье, и, когда машина тронулась, Марк произнес:

– Прямо сейчас в этом городе происходят бандитские разборки, изнасилования, убийства, кто-то торгует наркотиками, а вы, ребята, тратите время на то, чтобы арестовывать двух студентов-юристов, которые никому не причинили вреда.

– Просто заткнись, ладно? – бросил Хобарт через плечо.

– Не заткнусь. Нет такого закона, который предписывал бы мне заткнуться, тем более что арестован я за какой-то вшивый проступок.

– Это не проступок. Если бы ты хоть что-то смыслил в юриспруденции, ты бы знал, что это преступление.

– Нет, это мелкое правонарушение, и вам придется отвечать в суде за неправомочный арест.

– Как страшно! Особенно слышать это от тебя. А теперь заткнись.

Тодд в машине, ехавшей следом, спросил невзначай:

– Вас, ребята, это возбуждает, что ли, – постучать в дверь среди ночи и защелкнуть наручники?..

– Заткнись ты! – рявкнул полицейский, сидевший впереди.

– Прости, приятель, но я не заткнусь. Я имею право говорить все, что пожелаю. В округе Колумбия самый высокий в стране показатель количества совершаемых убийств, а вы тратите время на то, чтобы запугивать нас.

– Мы просто выполняем свою работу, – заявил полицейский, сидевший за рулем.

– Ваша работа – полный отстой, вы это знаете? Нам еще повезло, что вы не послали спецназ, чтобы вышибать двери и стрелять направо и налево. Это для вас особый кайф, да? Одеться, как «морские котики», и внезапно наброситься на людей.

– Я сейчас остановлю машину и надеру тебе задницу, – пообещал водитель.

– Давай-давай, и я засужу твою жирную задницу в понедельник в девять утра. Громкий будет процесс, в федеральном суде.

– Ты собираешься сделать это сам или наймешь настоящего адвоката? – ехидно поинтересовался водитель, и полицейский, сидевший рядом с ним, зашелся от смеха.

Тем временем в передней машине Марк говорил:

– Как вы нашли нас, Хобарт? Кто-нибудь из Ассоциации адвокатов Ди-Си напал на наш след и позвонил в полицию? Вот деятели! Должно быть, низко вы там у себя котируетесь, если вас посылают на такие мелкие правонарушения.

– Я бы не назвал мелким правонарушение, которое тянет на два года тюрьмы, – возразил Хобарт.

– Тюрьмы? Я, Хобарт, в тюрьму не собираюсь. Я просто найму другого уличного адвоката, возможно, без лицензии, и он вас живо обставит. В тюрьму мы все равно не пойдем. Заплатим небольшой штраф, нас немного пожурят, мы пообещаем больше так не делать – и выйдем на свободу. Черт возьми, мы еще и в дело вернемся, пока вы будете гоняться за теми, кто переходит улицу в неположенном месте.

– Да заткнись ты, наконец.

– Ничего такого не будет, Хобарт.

Возле Центральной тюрьмы Марка с Тоддом выволокли из машин и грубо потащили к подвальному входу. Как только они оказались внутри, наручники с них сняли, а их самих разделили. В течение следующего часа каждый из них заполнил бланк регистрации и сдал отпечатки пальцев, после чего был посажен перед камерой, чтобы фотограф сделал стандартные тюремные снимки. Потом их снова свели вместе в камере изолятора, где они прождали еще час в уверенности, что их вот-вот бросят в камеру с настоящими преступниками. В пять тридцать, однако, их освободили под подписку о невыезде: им запрещалось покидать округ Колумбия. В выданных им повестках было сказано, что они ровно через неделю обязаны явиться в шестое подразделение уголовного суда для предварительных слушаний. Место это они прекрасно знали.

Все утро они следили по Интернету за публикациями в газете «Пост», но об их аресте там ничего так и не появилось. Конечно, он не был горячей новостью. Ребята решили не говорить пока Золе, что выдан ордер и на ее арест. Ей и без того забот сейчас хватало, к тому же она была вне досягаемости полиции.

Сидя у себя в квартире, они два часа выписывали чеки. Возмещения своим клиентам, заплатившим гонорары наличными, дела которых застопорились из-за исчезновения их адвокатов. Как бы ни нуждались в деньгах сами, они не могли просто так бросить своих клиентов. Общая сумма составила почти одиннадцать тысяч, было очень жалко расставаться с ними, но они почувствовали себя лучше, отправив конверты по почте. Марк умудрился продать свой «Бронко» за шестьсот долларов на стоянке подержанных автомобилей. Он взял деньги наличными, поставил подпись на документах и едва удержался, чтобы не оглянуться и не бросить последний взгляд на старую развалюху, на которой проездил последние девять лет. После наступления темноты они погрузили настольный компьютер, цветной принтер и три ящика папок в багажник машины Тодда, побросали на заднее сиденье кое-какую одежду, в последний раз выпили по кружке пива в «Забияке» и отправились в Балтимор.

Пока Марк убивал время в гостиничном спортбаре, Тодд наконец сообщил родителям, что не закончит юридическую школу через неделю, признался, что лгал им и не посещал занятий всю весну, что у него – при двухстах тысячах долга – нет никакой работы и он теперь просто плывет по течению, пытаясь как-то осмыслить свою жизнь. Мать плакала, отец кричал, и сцена получилась еще ужасней, чем он себе ее представлял. Уходя, он сказал, что уезжает надолго и ему нужно оставить машину в гараже. Отец заорал: «Нет!», но Тодд все равно оставил машину и полмили до гостиницы прошел пешком.

На следующее утро Марк с Тоддом сели в поезд до Нью-Йорка. Когда они выходили из здания Пенсильванского вокзала, Тодд сунул Марку «Вашингтон пост». В нижней части первой страницы раздела «Метро» мелким шрифтом было напечатано: «Два человека арестованы за несанкционированную юридическую практику». О них было сказано, что они – бывшие студенты Фогги-Боттом, бросившие Школу, в администрации которой никто не дал по этому поводу никаких объяснений. Не удалось получить комментария и от Маргарет Санчес из Ассоциации адвокатов округа Колумбия. Оба бывших студента, скорее всего под вымышленными именами, слонялись по залам суда, домогались клиентов и регулярно представали перед судьями. Источник, пожелавший остаться неназванным, описал их как «очень хороших адвокатов». Одна из бывших клиенток сказала, что мистер Апшо очень добросовестно работал над ее делом. Клиент, дело которого еще не рассматривалось по существу, заявил, что он просто хочет получить обратно свои деньги. Имя Золы Маал не упоминалось, хотя было сказано, что «имеется еще третий подозреваемый». Если суд признает их виновными, им грозит два года тюрьмы и штраф в тысячу долларов.

Их телефоны разрывались от звонков однокашников по Фогги-Боттом.

– Мой отец будет в восторге: я – преступник, – заметил Тодд.

– Бедная моя мама! – подхватил Марк. – Оба сына прямиком направляются в кутузку.

Глава 35

Зола пришла в ужас от сообщения, что обоих ее партнеров арестовали. Хуже того, полиция ищет и ее, хотя она не слишком боялась, что ее выследят в Сенегале. Марк с Тоддом обосновались в Бруклине и утверждали, что держат ситуацию под контролем, но в этом она сильно сомневалась. Почти во всем, что друзья делали начиная с января, они оказались не правы, и теперь ей было трудно согласиться с их чрезмерной самоуверенностью. Она нашла статью в Интернете и прочла ее. Ее имя не упоминалось, и в списках дел, назначенных к слушанию, она себя не нашла. Ее страница в Фейсбуке была заполонена комментариями и вопросами друзей, но Зола перестала отвечать на них уже несколько недель назад.

Идине Санга не дали разрешения встретиться с Абду в тюрьме, и после двух дней ожидания тревога Золы еще больше возросла. Полиция дважды приезжала в гостиницу – проверить, на месте ли ее мать и брат, но никаких новостей не сообщила. Золу утешало то, что она со своими родными, а ее присутствие и поддержка в свою очередь вселяли надежду в них. Бо и Фанта без конца спрашивали ее о занятиях, об окончании учебы, адвокатском экзамене и тому подобном, однако ей удавалось отражать их вопросы и уводить разговоры от того бедлама, который она сама себе устроила. Если бы родные только знали! Но, конечно же, они ничего не узнают. Их нога никогда больше не ступит на американскую землю, да Зола не была уверена, что и ей самой захочется туда вернуться.

Во время полета Зола прочла дюжину статей о перенаселенности дакарских тюрем и опасных условиях, в которых содержатся заключенные. Город раскинулся по всему полуострову Зеленый мыс и представлял собой беспорядочное скопление деревень и бывших французских колониальных городков. Улицы были душными, пыльными, неухоженными, однако каждое утро оживлялись бойким автомобильным движением и толпами людей. Многие женщины носили длинные, метущие тротуар платья, сшитые из ярких тканей. А многие мужчины были в прекрасных костюмах и – с мобильниками, прижатыми к уху, и портфелями в руках – выглядели такими же деловыми, как мужчины в округе Колумбия. На забитых перекрестках лошади, тащившие тележки с фруктами и другой провизией, соперничали с блестящими внедорожниками. Но каким бы хаотичным ни выглядел город на первый взгляд, он вызывал ощущение неторопливо текущей жизни. Все, казалось, здесь знали друг друга, и мало кто куда-либо спешил. Переговаривающиеся голоса и смех наполняли его атмосферу. Отовсюду слышалась музыка, гремевшая из автомобильных стереоколонок и открытых дверей магазинов, уличные оркестры на каждом углу давали свои импровизированные концерты. На третий день пребывания в городе Зола отыскала посольство США и отметилась там в качестве туристки. Часом позже, когда она подходила к гостинице, двое полицейских остановили ее и попросили предъявить документы. Она знала, что здешняя полиция обладает широкими полномочиями проверять документы и даже задерживать людей. Под надуманным предлогом любого могли на сорок восемь часов отправить в тюрьму.

Один из полицейских немного говорил по-английски. Зола сказала, что она американка и французского не знает. Они удивились, увидев ее американский паспорт и ее (настоящие) нью-джерсийские водительские права. Поддельные она благоразумно оставила в гостинице.

После долго тянувшихся пятнадцати минут ее отпустили, вернув документы. Однако инцидент ее прилично напугал, и она решила отложить туристский осмотр города на другой день.


Ее партнеры устроились в маленьком номере дешевой гостиницы на Шермерхорн-стрит в центре Бруклина – одна спальня с раскладным диваном и маленький кухонный уголок, триста долларов в день. В магазине офисного оборудования взяли напрокат на месяц за девяносто долларов устройство, объединявшее принтер, копировальный аппарат, сканер и факс.

Надев пиджаки и галстуки, они зашли в отделение Сити-банка на Фултон-стрит и попросили вызвать менеджера по работе с клиентами. Воспользовавшись настоящими именами, водительскими правами и номерами социального обеспечения, они открыли текущий счет на юридическую консультацию «Лусеро и Фрейзер», поведав старую историю о двух однокашниках по юридической школе, которые устали от изнурительной работы в больших манхэттенских фирмах. А их маленькая консультация будет, мол, помогать реальным людям с их реальными проблемами. Адрес они позаимствовали у офисного здания в шести кварталах от банка, хотя адрес требовался только для того, чтобы напечатать его на чеках. Марк выписал чек на тысячу долларов, чтобы открыть счет, а по возвращении в гостиницу они отправили факсом в свой банк в Вашингтоне распоряжение о закрытии счета, на котором находилось почти тридцать девять тысяч, и переводе денег на их новый счет. Миз Дженни Валдес они отправили по электронной почте сообщение о том, что фирма «Апшо, Паркер и Лейн» объединилась с бруклинской фирмой «Лусеро и Фрейзер». Та прислала кучу форм, которые следовало заполнить для внесения изменений в документы, и они потратили час на эту канцелярскую работу. Миз Валдес снова попросила их прислать номера социального страхования и банковских счетов одиннадцати сотен их клиентов, присоединившихся к коллективному иску «Коэн-Катлера», и они снова отговорились тем, что якобы продолжают собирать эту информацию.

Связаться с Хиндсом Рэкли по телефону было нереально, поэтому они решили начать с одной из его юридических фирм. Информация о фирме «Рэтлиф и Косгроув» была весьма полезна: без малого четыреста сотрудников, занимающихся продажами заложенной недвижимости, восстановлением в правах собственности, просроченными задолженностями, банкротствами, сбором долгов и непогашенными студенческими ссудами. Горди называл это «сточной канавой» финансовых услуг. В их головном офисе в Бруклине трудилось сто юристов, а управляющим был Марвин Джокетти – мужчина лет шестидесяти с мясистым лицом и небезупречным резюме.

Марк отправил ему электронное письмо:

Дорогой мистер Джокетти,

меня зовут Марк Финли, я фрилансер, занимающийся журналистскими расследованиями. Сейчас я работаю над статьей о мистере Хиндсе Рэкли, который, как известно, является Вашим деловым партнером. Потратив несколько недель на изучение материала, я выяснил, что мистер Рэкли через свои фирмы «Шайло-Сквер Файненшиал», «Варанда Кэпитал», «Бейтриум-групп» и «Лекер-стрит Траст» владеет восемью коммерческими юридическими школами, разбросанными по всей стране. Судя по результатам адвокатских экзаменов, эти восемь школ, похоже, обслуживают тот сегмент населения, которому не место в юриспруденции, – большинство из них не выдерживают экзамена. Тем не менее эти школы, что совершенно очевидно, весьма доходны.

Мне бы хотелось встретиться с мистером Рэкли как можно скорее. Я в общих чертах, не вдаваясь в подробности, предложил этот материал в «Нью-Йорк таймс» и «Уолл-стрит джорнал», и обе газеты им заинтересовались. Фактор времени здесь весьма существен.

Номер моего телефона 838–774–9090. Я в городе и очень хочу поговорить с мистером Рэкли или его представителем.

Благодарю, Марк Финли.

Это было в понедельник, двенадцатого мая, в половине второго дня. Они засекли время, чтобы посмотреть, как скоро ответит мистер Джокетти. Сидя в своем номере в ожидании, они продолжили атаку на ничего не подозревающих жителей пригородов Вилмингтона, штат Делавэр. Используя онлайновые справочники, они принялись добавлять новые имена к своему коллективному иску. Если совершил тысячу сто преступлений, что могут значить еще двести?

В три часа Марк продублировал письмо к Джокетти, потом послал его еще раз, в четыре. В шесть они отправились на метро на стадион «Янки», где «Метс» в рамках городского дерби играли не очень важный матч, не пользовавшийся чрезмерным вниманием публики. Они купили два билета на дешевые места центральной арены, заплатили десять долларов за двенадцать унций легкого пива и поднялись на самый верхний ряд, подальше от других болельщиков, разбросанных по полупустой открытой трибуне.

Им было предписано явиться в суд в пятницу, и они решили, что разумнее не пропускать явку. Обладая большим опытом, они знали, что в этом случае будут выписаны ордера на их арест. Тодд позвонил Хэдли Кавинесс, та сняла трубку после второго гудка.

– Так-так, – сказала она. – Похоже, вы, ребята, в конце концов нарвались-таки на неприятности.

– Да, дорогая, у нас неприятности. Ты одна? Уместный вопрос, согласись.

– Да, я ухожу позже.

– Удачной охоты. Послушай, не сделаешь ли ты нам одолжение? Нам в пятницу должны предъявить обвинение, но мы слиняли из города и скоро возвращаться не собираемся.

– Могу вас понять. Вы тут в суде наделали много шума. Все о вас только и говорят.

– Пусть себе говорят. Так вот, насчет одолжения.

– Разве я когда-нибудь вам в чем-нибудь отказывала?

– Нет, никогда, и я тебя за это обожаю.

– Все так говорят.

– Одолжение состоит в следующем. Не смогла бы ты подойти к секретарю шестого подразделения и попросить недельки на две отсрочить наше дело? Для этого просто потребуется перетасовать кое-какие бумажки, а уж в этом ты настоящий профессионал.

– Не знаю. Кто-нибудь может увидеть. А если меня спросят – зачем?

– Скажи, что мы пытаемся нанять адвоката, но у нас нет денег. Нам нужна всего пара недель.

– Посмотрю, что можно сделать.

– Ты куколка.

– Да-да.

В конце третьего иннинга у Марка завибрировал телефон, номер был ему неизвестен.

– Возможно, это хорошая новость, – сказал он.

Это был Марвин Джокетти, который начал с места в карьер:

– Мистер Рэкли не имеет никакого желания встречаться с вами, и он вас засудит, если вы сделаете неверный шаг.

Марк улыбнулся, подмигнул Тодду, нажал кнопку громкой связи и отозвался:

– И вам доброго вечера, сэр. Почему мистер Рэкли так торопится пригрозить мне судом? Ему есть что скрывать?

– Нет. Но он серьезно относится к соблюдению своей коммерческой тайны и держит наготове весьма опытных юристов.

– Не сомневаюсь. Он ведь контролирует минимум четыре юридические фирмы, включая вашу. Скажите ему – пусть подает в суд. У меня все равно нет ни цента.

– Это его не остановит. Он будет судиться с вами и погубит вашу журналистскую репутацию. А кстати, на кого вы работаете?

– Ни на кого, только на себя. Я фрилансер. Подумайте, мистер Джокетти, судебный процесс может стать моим выигрышным билетом, потому что я выдвину встречный иск и получу реальные деньги. Я могу сделать себе состояние на санкциях за явно необоснованный иск.

– Приятель, мы с вами играем в разных лигах.

– Посмотрим. Скажите мистеру Рэкли, что ему придется судиться не только со мной, но и с «Нью-Йорк таймс», потому что я встречаюсь с ними завтра днем. Они хотят напечатать материал в воскресенье на первой полосе.

Джокетти рассмеялся и ответил:

– У мистера Рэкли больше связей с «Таймс» и «Джорнал», чем вы можете себе даже представить. Они не дадут такой материал просто так.

– Боюсь, на этот раз все будет по-другому. Я знаю правду – и устрою чертовски громкую сенсацию на первой полосе.

– Вы пожалеете об этом, сэр, – заявил Джокетти и отключился. Марк еще какое-то время сидел, уставившись на свой телефон, потом положил его в карман джинсов, сделал глубокий вдох и произнес:

– Крепкий орешек. Задача будет нелегкой.

– Они все – крепкие орешки. Думаешь, он перезвонит?

– Как знать. Можно предположить, что он уже говорит с Рэкли и они напуганы. Публичная огласка – последнее, чего хочет Рэкли. В его махинациях с юридическими школами нет ничего противозаконного, но все равно от них дурно пахнет.

– Они позвонят. Почему бы нет? Ты бы на месте Рэкли захотел узнать, как много нам известно?

– Возможно.

– Они позвонят.

Глава 36

Во вторник без десяти семь утра, когда Марк спал на раскладном диване, прорезался его телефон.

– Мистер Рэкли сможет встретиться с вами сегодня в десять в нашем офисе. Мы находимся в центре Бруклина, на Дин-стрит, – произнес Джокетти.

– Я знаю, где вы находитесь, – сообщил Марк. На самом деле он этого не знал, но найти фирму труда не составляло.

– Я встречу вас в вестибюле в девять пятьдесят. Пожалуйста, не опаздывайте. Мистер Рэкли человек очень занятой.

– Я тоже. Со мной будет друг, тоже журналист, его зовут Тодд Маккейн.

– Хорошо. Кто-нибудь еще?

– Нет, нас будет только двое.

За кофе они размышляли о том, что Рэкли, видимо, не хочет допускать их на свою территорию, в финансовый район Манхэттена, на Уотер-стрит. Нет сомнений, что там у него золотое логово, подобающее человеку его положения, которое парочка журналистов с удовольствием распишет в своей статейке. Лучше встретиться с ними на площадке, окучиваемой его собственными адвокатами. Им ведь уже пригрозили судом. Теперь им предстояло вступить в его мир, суровое место, где тайны оберегаются любой ценой, а запугивание является действенным орудием.

Друзья не стали бриться и оделись в джинсы и старые куртки, напустив на себя вид бесцеремонных журналистов, на которых трудно произвести впечатление антуражем. Марк сложил прилично потрепанный синтетический атташе-кейс, который они нашли в одном из бруклинских магазинов подержанных вещей, и, выходя из отеля, они, безусловно, не походили на людей, которых имеет смысл преследовать по суду.

Здание было высоким и современным, одним из множества теснящихся в самом центре Бруклина. Выждав время в кофейне за углом, они вошли в застекленный атриум ровно без десяти десять. Мартин Джокетти, выглядевший по меньшей мере на десять лет старше, чем на фотографии в Интернете, стоял у стойки охраны, болтая с дежурным. Марк и Тодд узнали его и представились, Джокетти нехотя пожал им руки, кивнул охраннику и сказал:

– Проверьте у них документы.

Марк и Тодд достали из бумажников и вручили охраннику фиктивные водительские права округа Колумбия. Охранник внимательно рассмотрел их, сравнил фотографии с лицами посетителей и вернул документы.

Они последовали за Джокетти к веренице лифтов, в ожидании которых никто не проронил ни слова, а когда они втроем вошли в пустую кабинку, Джокетти все так же молча повернулся к ним спиной.

«Дружелюбный сукин сын», – подумал Марк. «Вот подонок», – пробормотал себе под нос Тодд.

Лифт остановился на семнадцатом этаже, и они вышли в довольно скучный вестибюль «Рэтлифф и Косгроув». За свою недолгую адвокатскую карьеру им довелось побывать в разных адвокатских конторах. Шикарная берлога Джеффри Корбетта была куда более впечатляющей, хотя Марк по-прежнему отдавал предпочтение уникальному музею трофеев Эдвина Моссберга из Чарлстона. Приемная «Трастинг Расти», похожая на приемную врача, набитую ранеными клиентами, была самой невзрачной. Здешняя казалась не намного лучше. Черт, они тут вовсе не для того, чтобы оценивать интерьер.

Джокетти прошел мимо секретарши, не обратив на нее никакого внимания, та, в свою очередь, не обратила внимания на него. Они завернули за угол, вошли в какую-то дверь без стука и очутились в просторном длинном конференц-зале. Двое мужчин в дорогих костюмах, стоя возле буфета, пили кофе из фарфоровых чашек. Ни один не сделал шага навстречу.

– Мистер Финли и мистер Маккейн, – представил гостей Джокетти.

Марк и Тодд видели три фотографии Хиндса Рэкли, все из журнальных публикаций. Одна имелась в материалах Горди – увеличенный портрет, который он прикнопил к своей достопамятной стене. Две другие они нашли в Интернете. Рэкли был мужчиной сорока трех лет, с темными редеющими волосами, строго зализанными назад, и узкими глазками за очками в половинчатой оправе. Он кивнул Джокетти, и тот молча вышел и закрыл за собой дверь.

– Я Хиндс Рэкли, а это мой главный советник Барри Стрейхан.

Стрейхан бросил на них сердитый взгляд, кивнул, но даже не сделал попытки продолжить. Так же, как его клиент, он держал в одной руке блюдце, в другой чашку, таким образом избавляя себя от необходимости обменяться рукопожатием. Марк и Тодд держались на расстоянии не менее десяти футов. Несколько минут прошло в неловком молчании – достаточно, чтобы дать понять парочке, вторгшейся в их владения, что вежливость здесь неуместна. Наконец Рэкли, кивнув на ряд стульев с их стороны стола, предложил:

– Садитесь.

Они сели. Рэкли и Стрейхан уселись напротив.

Тодд выложил на стол свой телефон и осведомился:

– Не возражаете, если я буду записывать?

– Зачем? – как дурак вскинулся Стрейхан. Он был по меньшей мере на десять лет старше своего клиента и производил впечатление человека, любящего ко всему придираться.

– Просто старая репортерская привычка, – пояснил Тодд.

– Вы собираетесь расшифровывать запись? – уточнил Стрейхан.

– Вероятно, – ответил Тодд.

– Тогда я желаю получить копию.

– Никаких проблем.

– Я тоже буду записывать, – заявил Стрейхан и положил свой сотовый на стол. Дуэль мобильников.

На протяжении всей беседы Рэкли смотрел на Марка с самодовольной ухмылкой, словно бы говорившей: «У меня – миллиарды, а у тебя – ничего. Я превосхожу тебя во всех отношениях, так что смирись с этим».

Одним из преимуществ занятия уличной адвокатурой без лицензии было то, что оно освобождало человека от всех остатков сдержанности. С тех пор как Марк с Тоддом нагло пустились в свою аферу, они привыкли притворяться теми, кем на самом деле не являлись. И если они смогли представать перед судьями, прикрываться вымышленными именами и играть роль настоящих адвокатов, то, уж конечно, сумеют, сидя напротив Хиндса Рэкли, изобразить из себя журналистов.

Марк, не моргнув, отвечал Рэкли таким же вызывающим взглядом. Наконец тот произнес:

– Вы хотели поговорить со мной.

– Да, видите ли, мы работаем над материалом, который, как нам кажется, вы могли бы прокомментировать.

– Что за материал?

– Ну, для начала, заголовок будет такой: «Грандиозная махинация с юридическими школами». Вы либо владеете несколькими компаниями, которые, в свою очередь, владеют восемью коммерческими юридическими школами – действительно доходными юридическими школами, – либо контролируете их, либо каким-то другим образом причастны к ним.

– Вы нашли где-нибудь законодательный акт, запрещающий кому-либо владеть коммерческой юридической школой? – вклинился Стрейхан.

– Я не говорил, что это противозаконно, верно? – Марк повернул голову направо, посмотрел на Тодда и уточнил: – Разве я это говорил?

– Я такого не слышал, – ответил Тодд.

– Это не противозаконно, и мы не утверждаем, что это преступление, – продолжил Марк. – Дело в том, что эти юридические школы – не что иное, как конвейер по производству дипломов, они соблазняют множество молодых людей, независимо от результатов вступительных тестов для юридических вузов, поступать в них, влезая в чудовищные долги, чтобы вносить высокую плату за обучение, которую вы требуете со своих студентов. Плата за обучение, разумеется, идет вам в карман, а студенты заканчивают школу, погребенные под бременем долгов. Приблизительно половина из них способна сдать адвокатский экзамен, но большинство не могут найти работу.

– Это их проблема, – вставил Рэкли.

– Конечно. И деньги занимать их никто не принуждает.

– Вы признаете, что владеете восемью юридическими школами или имеете контроль над ними? – поинтересовался Тодд.

– Я ничего не признаю и ничего не отрицаю, особенно перед вами, – огрызнулся Рэкли. – Кем вы, черт возьми, себя возомнили?

«Хороший вопрос», – подумал Тодд. Их многочисленные липовые имена путались в его голове, и зачастую он ловил себя на том, что пытается вспомнить, как его зовут в данный момент.

Стрейхан саркастически расхохотался и спросил:

– Нет ли у вас, случайно, хоть каких-нибудь доказательств?

Марк залез в свой дешевый кейс, достал сложенный вчетверо плотный лист бумаги размером двенадцать на двенадцать дюймов, развернул его и подвинул через стол. Это была сжатая версия Стены Горди, демонстрирующая гигантский заговор: имя Хиндса Рэкли было крупными буквами написано вдоль всего верхнего края, откуда вниз разворачивался лабиринт его империи.

Секунду-другую Рэкли смотрел на нее без особого любопытства, потом взял в руки и начал внимательно всматриваться в отдельные фрагменты. Стрейхан наклонился, чтобы тоже лучше разглядеть схему. Их реакция должна была сказать все. Если Горди оказался прав, а они в этом не сомневались, Рэкли должен понять, что они у него на хвосте и у них есть доказательства. Он мог придраться к мелочам или признать, что владеет целым выводком учреждений. А мог все отрицать и грозить судом.

Рэкли медленно положил схему обратно на стол и произнес:

– Интересно, но не точно.

– Хорошо, хотите обсудить неточности?

– Мне нет нужды это делать. Если вы опубликуете статью, основанную на этой схеме, у вас будут серьезные неприятности.

Стрейхан добавил:

– Мы подадим на вас в суд за диффамацию и не слезем с вас в течение следующих десяти лет.

– Послушайте, вы уже пробовали применить тактику запугивания судом, – сделал ответный выстрел Марк, – и имели возможность убедиться, что она не сработала. Мы не боимся ваших громких заявлений о судебном преследовании. У нас ничего нет. Так что давайте, вперед!

– Это чистая правда, – вступил Тодд, – но, конечно же, нам хотелось бы избежать судебного разбирательства. Что именно кажется вам неверным в нашем расследовании?

– Я не обязан отвечать на ваши вопросы, – заявил Рэкли. – Но любой недоделанный репортер должен знать, что незаконно владеть юридической фирмой, членом которой не являешься. Юрист не может быть партнером более чем в одной фирме.

– Мы не обвиняем вас во владении четырьмя юридическими фирмами – только в контроле над ними. Например, эта фирма, «Рэтлифф и Косгроув», управляется вашим другом Марвином Джокетти, который случайно является партнером с ограниченной ответственностью в «Варанда Кэпитал». Аналогичные отношения связывают и три другие фирмы. Такая связь позволяет осуществлять контроль. И вы используете эти четыре фирмы, чтобы нанимать на работу с привлекательными окладами отдельных выпускников ваших же юридических школ. Потом ваши школы рекламируют эти замечательные карьерные успехи, чтобы соблазнять других ничего не подозревающих ребят поступать в них и платить за обучение по вашим грабительским ставкам. Это мошенничество, мистер Рэкли, причем блестяще придуманное. Это не незаконно – это просто дурно.

– Вы попали впросак, ребята, – снова расхохотался Стрейхан, однако на этот раз в его смехе чувствовалась нервозность.

У Рэкли пискнул сотовый, он достал его из кармана и, послушав, сказал:

– Хорошо, входите, пожалуйста.

Дверь немедленно отворилась, и вошел мужчина. Закрыв дверь за собой, он подошел к торцу стола, держа в руках какие-то бумаги.

– Это Даг Брум, мой начальник службы безопасности.

Марк и Тодд посмотрели на Брума, который, не замечая их, поправил очки и начал:

– Я не смог ничего найти о Марке Финли и Тодде Маккейне. Мы искали всю ночь и все утро – ничего. В Интернете нет ни единой их статьи, ни одного блога, книги или репортажа. Есть Марк Финли, который пишет о садоводстве в некой хьюстонской газете, но ему пятьдесят лет. Есть еще один, который ведет блог про Гражданскую войну, но этому вообще шестьдесят. Еще один как-то написал статью в калифорнийской университетской газете, однако он уже закончил учебу и стал дантистом. Кроме этих – больше никого. Что касается Тодда Маккейна, единственный, кого мы нашли, – это парень из Флориды, который пишет для местного журнала. Так что если эти двое утверждают, будто они журналисты, то их карьера развивается слишком медленно. Что касается просто людей с такими фамилиями, то в стране существует четыреста тридцать Марков Финли и сто сорок два Тодда Маккейна. Мы проверили всех – ничего общего. А самое интересное, что водительские права, предъявленные ими внизу секретарю и якобы выданные в округе Колумбия, – сюрприз, сюрприз! – липовые.

– Спасибо, Даг, – поблагодарил Рэкли.

Даг вышел из зала и закрыл дверь.

И Рэкли, и Стрейхан ухмылялись. Марк и Тодд сохраняли хладнокровие. Теперь уже пути назад не было. Марку удалось справиться с нервами, и он бросился в атаку.

– Весьма впечатляет, – заметил он. – Выдающаяся работа.

– И впрямь впечатляет, – подхватил Тодд, но оба подумывали о том, чтобы рвануть к двери.

– Ладно, ребята, – сказал Рэкли, – к черту притворство. Почему бы вам не рассказать нам, кто вы на самом деле и в какую игру играете?

– Если вы не отвечаете на наши вопросы, мы тоже не будем отвечать на ваши, – заявил Марк. – Кто мы – не так важно. Важно то, что вот эта наша схема близка к истине и мы можем, обнародовав ее, чертовски осложнить вам жизнь.

– Вы хотите денег? – спросил Стрейхан. – Это вымогательство?

– Нет, отнюдь. У нас поменялись планы. Мы найдем настоящего журналиста и отдадим ему свои материалы. У нас их много. Например, имеются свидетельские показания бывших сотрудников вашей юридической фирмы, которые утверждают, что их просто использовали для рекламы, а потом выкинули. Есть заявления бывших юристов-профессоров. Есть все данные, касающиеся неправдоподобно низких показателей, продемонстрированных вашими выпускниками на адвокатских экзаменах. У нас есть данные о том, что вы колоссально расширили прием в свои школы, в то время как правительство открыло казну для тысяч профнепригодных студентов. У нас десятки свидетельств, полученных от таких студентов, которые, окончив ваши школы с тоннами долгов, не смогли найти работу. Материалов куча, и они произведут адскую сенсацию на первых полосах.

– Где эти материалы? – спросил Стрейхан.

Тодд сунул руку в нагрудный карман, вынул флэшку и бросил ее через стол.

– Здесь все, – сообщил он. – Читайте и рыдайте.

Рэкли проигнорировал его замечание.

– У меня есть связи в «Таймс» и «Джорнал». Меня заверили, что обо всем этом им ничего не известно.

Марк с огромным удовольствием улыбнулся Рэкли и заявил:

– Чушь! Наглая нелепая ложь. Хотите сказать, будто вы знаете всех в этих газетах, и не только знаете, но и они настолько вам доверяют, чтобы выдать инсайдерскую информацию? Хорошая шутка! Это при том, что вы всем известны как человек, избегающий журналистов. Бросьте, мистер Рэкли.

– Ну, я-то, разумеется, знаком с адвокатами «Таймс» и «Джорнал», – вклинился Стрейхан. – И можете не сомневаться, что они не горят желанием быть обвиненными в диффамации.

– Вы шутите? – расхохотался Тодд. – Да они будут в восторге, потому что могут позволить себе адвокатов, берущих тысячу долларов в час, которые только и мечтают, чтобы их клиентам каждый день предъявляли иски.

– Что ты в этом понимаешь, сынок! – выпалил Стрейхан, однако это ничего не значило.

Схема, а также то, что Марк с Тоддом были не теми, за кого себя выдавали, явно выбило их из колеи. Рэкли резко отодвинул стул и, взяв чашку, отправился к буфету. Интервентам никаких напитков предложено не было. Рэкли медленно налил себе кофе из серебряного кофейника, положил два кусочка сахару, так же медленно размешал, глубоко погруженный в размышления, вернулся за стол и, сделав глоток, спокойно сказал:

– Вы правы. Это прекрасный материал для первополосной сенсации, но шуму хватит всего на один день, потому что все у меня законно. Я не пересек черту и сам не понимаю, зачем я вам все это сейчас объясняю.

– О нет! – воскликнул Марк. – Одним днем дело не ограничится. Когда будут опубликованы цифры, показывающие, что вы ежегодно получаете с каждой из своих восьми юридических школ около двадцати миллионов долларов, история получит серьезное обоснование. Вспомните, что деньги эти берутся из государственной казны, – и вы получите публичный скандал, которому не будет видно конца.

Рэкли пожал плечами:

– Может, да, а может, нет.

– Давайте поговорим о Свифт-банке, – предложил Тодд.

– Нет, – возразил Рэкли, – мы устали от разговоров, тем более с субъектами, которые пользуются фиктивными именами и водительскими удостоверениями.

Тодд проигнорировал его реплику и продолжил:

– Согласно материалам Комиссии по ценным бумагам и биржам, «Шайло-Сквер Файненшиал» владеет четырьмя процентами Свифта, что делает ее вторым по значимости держателем акций. Мы думаем, что вам принадлежит гораздо больше этого.

Рэкли моргнул и слегка отпрянул, а Стрейхан смущенно нахмурился. Марк полез в свой кейс, достал из него еще один сложенный лист, развернул его, но не подвинул собеседникам.

С того света Горди наносил последний удар.

– У нас есть список крупнейших акционеров Свифт-банка – всего около сорока. Большая часть – это инвестиционные фонды, которые владеют одним-двумя процентами компании. Некоторые из этих фондов – зарубежные и, судя по всему, вполне законно действующие. Но некоторые представляют собой оффшорные прикрытия, маскировочные фасады для других организаций, служащих в свою очередь прикрытием для тех, кто истинно владеет Свифт-банком. Компании с сомнительными названиями, базирующиеся в таких местах, как Панама, Каймановы острова или Багамы. Они почти непроницаемы извне, особенно для таких «нежурналистов», как мы. Мы не имеем полномочий выписывать повестки в суд и ордера или производить аресты. Но ФБР, разумеется, имеет.

Марк пододвинул второй лист через стол. Рэкли спокойно взял его и стал рассматривать схему. Это была схема – продолжение предыдущей, отражающая деятельность, ведущуюся под покровом Свифт-банка. Несколько секунд спустя Рэкли снова пожал плечами, даже улыбнулся и произнес:

– Я не знаю ни одной из этих компаний.

Стрейхан с трудом промямлил:

– Ерунда какая-то.

– А мы не утверждаем, что вы участвуете в их деятельности, понимаете? – сказал Марк. – У нас нет никаких возможностей копаться в делах оффшорных компаний.

– Это я уже понял, – ответил Рэкли. – Чего вы хотите?

– Вы охотитесь за деньгами? – подхватил Стрейхан.

– Нет, вы уже об этом один раз спрашивали, – отозвался Тодд. – Чего мы добиваемся – это правды. Мы хотим, чтобы вы со своей грандиозной махинацией вокруг юридических школ попали на первые полосы газет. Потому что мы – жертвы этой махинации. Мы поступили в одну из ваших фабрик по производству дипломов, погрязли в неподъемных федеральных долгах, которые не можем выплатить, потому что не имеем работы, и превратились в двух недоучек с весьма мрачным будущим. И не мы одни. Таких, как мы, тысячи, мистер Рэкли, мы все – ваши жертвы.

– Парень, который вычертил все эти схемы, был нашим лучшим другом, – продолжил Марк. – Он сломался и покончил с собой в январе. Тому было несколько причин, но одна из них связана с вами. Его студенческий долг составлял около четверти миллиона долларов, эти деньги ушли к вам. Все мы попались в ловушку вашей аферы. Наверное, он просто оказался более хрупким психически, чем мы думали.

На лицах Рэкли и Стрейхана не отразилось ни малейшего признака угрызений совести.

– Спрашиваю еще раз: чего вы хотите? – повторил Рэкли.

– Быстрого заключения сделки по всем шести коллективным искам Свифт-банка, начиная с того, который ведет «Коэн-Катлер» из Майами, – ответил Марк.

Рэкли воздел руки кверху, словно в невероятном изумлении, и обратился к Стрейхану:

– Я думал, что мы на пути к заключению этих сделок.

– Так и есть.

– Согласно сведениям, которые просачиваются из банка в печать, пока лишь ведутся переговоры об этих сделках, но это длится уже три месяца. Правда состоит в том, что ваши адвокаты намеренно тянут время. Миллион клиентов, обманутых Свифтом, заслуживают компенсации.

– Мы это знаем! – огрызнулся Рэкли, теряя наконец самообладание. – Поверьте, нам все это известно, и мы стараемся уладить дело, по крайней мере я думал, что стараемся. – Он повернулся к Стрейхану и приказал: – Разберитесь, что там происходит. – Потом снова обратился к Марку: – Каков ваш интерес в этом деле?

– Это секрет, – самодовольно заявил Марк.

– Мы действительно не можем об этом говорить, – подхватил Тодд. – Сейчас вторник, десять тридцать утра. Сколько времени вам понадобится, чтобы объявить о заключении сделок по всем коллективным искам?

– Не торопитесь, – ответил Рэкли. – Что будет с вашей историей насчет аферы с юридическими школами? Сенсация на первых полосах?

– Можно договориться, – сказал Тодд. – Завтра в четыре часа мы встречаемся с репортером «Таймс».

– С настоящим репортером? – уточнил Рэкли.

– Совершенно верно. Из тех, кто может с любого шкуру спустить. И мы отдадим ему свои материалы. Если он возьмет их, а у нас нет оснований сомневаться, что он это сделает, вы станете злодеем месяца. Более того, эта история привлечет внимание ФБР, которое, как вам известно, уже и без того идет по следу Свифта. Наша история лишь подольет масла в огонь.

– Это все мне ясно, – сказал Рэкли. – Ближе к делу.

– Если Свифт объявит о заключении всех сделок, мы не будем встречаться с репортером.

– И уйдете со сцены.

– Уйдем. Вы ускорите сделку, позаботитесь о том, чтобы истцы «Коэн-Катлера» получили возмещение первыми, и как только деньги дойдут до получателей, мы исчезнем без единого слова. Пусть историю про аферу с юридическими школами раскручивает кто-нибудь другой.

Рэкли долго неотрывно смотрел на них. Стрейхан понимал, что ему лучше помолчать. Прошла минута, хотя показалось, что минуло полчаса. Наконец Рэкли встал и произнес:

– В любом случае у банка нет иного выхода, кроме как пойти на сделку. Он выступит с заявлением сегодня днем. А в остальном, видимо, я вынужден положиться на ваше слово.

Марк с Тоддом тоже встали, более чем готовые поскорее уйти.

– Мы даем слово, примите его на веру.

– Теперь можете идти, – сказал Рэкли.

Глава 37

За выходные Идина Санга не добилась никакого прогресса. Полицейские отказались пустить ее к Абду, хотя утверждали, что он жив-здоров и с ним хорошо обращаются. Она позвонила Золе в понедельник около полудня с последними новостями, которые мало что меняли. Идина рассчитывала на свои связи на разных уровнях государственной бюрократии, но без конца повторяла, что это требует времени.

После четырех дней ожидания, которые она провела, слоняясь по гостинице или вблизи нее, Зола уже лезла на стенку. С Фантой они часами сидели в ее номере и разговаривали, чего не делали уже много лет. С Бо убивали время в гостиничном кафе, чаевничая там по нескольку раз в день. Она звонила своим партнерам, чтобы узнать об их последних злоключениях.

Две комнаты обходились ей ежедневно почти в сотню, если переводить в доллары. Плюс питание в кафе. Золу начинало тревожить ее финансовое положение. Она привезла с собой примерно десять тысяч, три из них уже заплатила фирме мадам Санга в качестве предварительного гонорара за представление интересов ее семьи и решение безотлагательных проблем. Если допустить, что Абду вскоре отпустят, им понадобятся жилье, одежда, пища и тому подобное, а ее бюджет скоро иссякнет. У Золы оставалось еще шесть тысяч на счету в Вашингтоне, и она знала, что в случае крайней нужды партнеры помогут, но почему-то стала очень беспокоиться из-за денег. Когда их схватила иммиграционная полиция, у Абду было восемьсот долларов наличными, у Бо – двести. Все семейные сбережения ушли на адвоката по делам иммиграции, который ничего не сделал. Какое бы будущее ни ожидало их в Сенегале, оно полностью зависело от скудных сбережений Золы.

И вероятность того, что будет необходимо давать взятки, не следовало сбрасывать со счетов.

В понедельник к концу дня их финансовое положение резко ухудшилось. Две полицейские машины остановились напротив входа в гостиницу, и из них вышли четверо офицеров в форме. Зола и Бо пили чай в вестибюле и сразу же узнали двоих из них. Ей с братом было велено оставаться на месте, а портье вручил полицейским ключи от их номеров на четвертом этаже. Один офицер остался с ними, трое остальных сели в лифт. Спустя несколько минут из лифта вывели Фанту и усадили в вестибюле рядом с Золой и Бо.

– Они обыскивают наши номера, – шепнула Золе Фанта. Как бы ни была напугана, Зола испытала облегчение при мысли, что ее наличность и ценные вещи находились в гостиничном сейфе, располагавшемся за стойкой портье.

Ждать пришлось около часа, они были уверены, что у них в номерах все разгромлено в пух и прах. Когда троица полицейских вернулась в вестибюль, главный среди них, сержант, вручил портье какой-то лист бумаги, и тот согласно кивнул, между тем как сержант произнес по-английски:

– У нас есть ордер на обыск вашей ячейки в сейфе.

– Одну минуту! – решительно заговорила Зола, подходя к стойке. – Вы не имеете права обыскивать мои вещи.

Полицейский жестом остановил ее.

Фанта затараторила что-то по-французски, Бо тоже пытался помочь, но был грубо отброшен назад. Портье исчез за дверью позади стойки и вернулся с маленьким металлическим ящичком – именно таким, какой арендовала Зола. Она видела, как портье задвинул его в ячейку большого сейфа, где помещалось более десятка других таких же. На ящичке не было замка.

Сержант посмотрел на Золу и приказал:

– Подойдите.

Она подошла к стойке и увидела, как полицейский открывает ящик, достает из него конверт, вынимает из него деньги и медленно пересчитывает двадцать стодолларовых купюр. Потом он достал пачку западноафриканских франков и тоже сосчитал. При курсе шестьсот франков за доллар пачка была толстой, и считал он долго. Зола внимательно наблюдала за ним, кипя от злости, но была совершенно бессильна перед лицом такого беззакония. Общая сумма наличности составляла около шести тысяч долларов. Довольный уловом, сержант опорожнил весь ящик. Скрепленные резинкой, там оказались три карточки: ее поддельные водительские права, выданные якобы в округе Колумбия, ее студенческое удостоверение и просроченная кредитная карта. Собрание ее мобильников было спрятано в сумке, засунутой в ее комнате под матрас.

В сумке, которую Зола тесно прижимала локтем к телу, лежали ее паспорт, нью-джерсийские права, около пятисот долларов и две кредитные карточки. Если они покусятся и на это, она без боя не сдастся. Когда сержант рявкнул: «Паспорт!», у нее подкосились колени.

Зола расстегнула молнию на своей сумочке, пошарила внутри и извлекла паспорт. Сержант внимательно изучил его, долго и пристально смотрел на ее сумочку, потом вернул паспорт. Пока все это происходило, другой полицейский перебирал содержимое металлического ящичка. Было очевидно, что они собирались забрать его с собой.

Поняв, что ее сумка в безопасности, Зола спросила:

– Вы собираетесь взять мои вещи?

– У нас есть ордер, – ответил сержант.

– Но почему? Я не совершила никакого преступления.

– У нас ордер, – повторил сержант. – Распишитесь здесь. – Он ткнул пальцем в опись.

– Я ничего не собираюсь подписывать, – заявила Зола, зная, впрочем, что выбора у нее нет. В этот момент она осознала реальность происходящего и, глубоко вздохнув, смирилась с тем, что сопротивление бесполезно.

Сержант положил ее деньги и карточки в большой гостиничный конверт и передал другому полицейскому. Потом посмотрел на Бо и сказал по-французски:

– Вы едете с нами.

Бо не понимал, что происходит, пока стоявший рядом полицейский не достал наручники и не взял его за запястье. Бо инстинктивно дернулся, и другой офицер схватил его за плечо.

– Что вы делаете? – грозно спросила Зола по-английски. Одновременно с нею Фанта запротестовала по-французски. Бо сделал глубокий вдох и обмяк, его руки уже были скованы наручниками за спиной.

– Все в порядке, не волнуйся, – сказал он Фанте.

– Что вы делаете?! – повторила Зола. Сержант отстегнул свою пару наручников и позвенел ими перед ее носом.

– Тихо! Хотите тоже?

– Вы не можете забрать его, – произнесла она.

– А ну, тихо! – рявкнул сержант. – А то и мать заберем.

– Не надо, Зола, – попросил Бо. – Все нормально. Я посмотрю, как там папа.

Двое полицейских потащили Бо к выходу, и все ушли – сержант с конвертом в руке. Зола и Фанта, не веря своим глазам, смотрели, как Бо запихнули в машину и бросили на заднее сиденье.

Как только они уехали, Зола позвонила Идине Санга.


Во вторник, в четыре часа, адвокаты Свифт-банка сделали заявление о предстоящей сделке по шести коллективным искам, разбросанным по стране. Учитывая слухи и предположения, циркулировавшие на протяжении последних трех месяцев, новость едва ли не разочаровала публику. Оптимистичное предсказание Свифта утратило силу.

По условиям соглашения, Свифт внесет в фонд сделки изначальную сумму четыре и две десятых миллиарда долларов на покрытие претензий предполагаемых миллиона ста тысяч клиентов. На каждый из шести коллективных исков должно было прийтись по восемьсот миллионов долларов плюс триста миллионов, являющихся законной добычей адвокатуры, занимавшейся коллективными исками. Со своими двумястами двадцатью тысячами истцов «Коэн-Катлер» являлся крупнейшим получателем, первым предъявившим свой коллективный иск и лучше остальных организованным, так что он стоял первым в очереди на получение денег.

Сделка покрывала три категории истцов. Первая – самая пострадавшая: владельцы домов, насильно лишенные права выкупа в результате неправомочных действий Свифт-банка. Это была самая маленькая группа предполагаемой численностью около пяти тысяч человек. Вторая категория состояла приблизительно из восьмидесяти тысяч клиентов Свифта – это держатели кредитов, которые обанкротились или серьезно пострадали от действий банка. Третья категория – все остальные, то есть клиенты Свифта, которых обманули при помощи скрытых платежей и снижения ставки процента. Каждый из них должен был получить по три тысячи восемьсот долларов за нанесенный ущерб.

Гонорары адвокатов обсуждались отдельно и выплачивались из другого фонда. За каждое индивидуальное дело полагался гонорар в размере восьмисот долларов, независимо от величины реального ущерба. А кроме того, «Коэн-Катлер», как и другие фирмы, ведущие коллективные иски, должен был получить восемь процентов от общей суммы сделки.

Бизнес-комментаторы немедленно пустились в обсуждение новости, и общее мнение сводилось к тому, что Свифт делает именно то, чего от него ожидали: швыряет кучу денег, чтобы замять свои проблемы, выкрутиться и идти дальше. Ожидалось, что сделка будет утверждена судом в течение нескольких дней.

К пяти часам дня не было зарегистрировано ни одного возражения против условий сделки со стороны адвокатских фирм, сопровождающих коллективные иски. Они были слишком заняты тем, что поспешно добирали истцов, еще не присоединившихся к ним.


Ближе к вечеру во вторник Хэдли позвонила Тодду с ужасной новостью: ей не удалось совершить чудо и отложить рассмотрение их дел на одну-две недели. Напротив, прокурор, занимающийся их делами, жаждет видеть их в суде в пятницу на первоначальной явке. Хэдли сказала, что их дело начинает привлекать внимание. Все судейские так устали от наркоманов и пьяных водителей, что надеются на свежую струю, которую внесет в слушания столь необычное дело. «Мне очень жаль, ребята».

– Нам нужно нанять адвоката, – сказал Тодд. Они сидели на скамейке в Кони-Айленде, куря длинные черные сигары и попивая воду из бутылок.

– Давай порассуждаем, – предложил Марк. – Допустим, мы не будем нанимать адвоката.

– Хорошо. И мы не появимся в пятницу в суде. Что будет дальше? Вероятно, судья выдаст судебный приказ и нами займется система.

– И что? Подумаешь! Мы же не наркоторговцы и не Аль-Каида. Мы не толкаем наркотики и не замышляем теракты. Неужели ты веришь, что кто-то всерьез станет нас разыскивать?

– Нет, но нас объявят в розыск, живых или мертвых.

– Ну и кому какое дело, если никто не станет нас искать?

– А что, если мы сами окажемся в таком трудном положении, что нам будет нужно уехать из страны? В аэропорту мы достаем свои паспорта, и откуда-то раздается звонок: действующий ордер на арест в округе Колумбия. Типу из таможни плевать, в чем нас обвиняют. Мы пытаемся объяснить, что мы всего лишь парочка шутов, представляющихся адвокатами, но на него это не производит никакого впечатления. Единственное, что он видит, – это красный флажок перед нашими фамилиями, а мы уже снова замечаем перед собой наручники. Должен тебе сказать, мне бы их больше видеть не хотелось.

– А что будет делать адвокат, если мы его наймем?

– Тянуть время, тянуть, тянуть… Он выторгует для нас время и отсрочит выдачу судебного приказа. Договорится о сделке с прокурором, не позволит забрать нас в тюрьму.

– В тюрьму я не пойду, Тодд. Что бы ни случилось.

– Мы это уже обсуждали. Что нам нужно, так это время, и адвокат сможет тянуть его для нас месяцами.

Марк сделал глубокую затяжку и выпустил густое облако дыма.

– Есть кто-нибудь на примете?

– Даррелл Кромли.

– Этот осел? Думаю, он все еще пытается нас найти.

– Тогда мне на ум приходит Фил Саррано. Он учился на третьем курсе, когда мы поступили. Отличный парень, работает в небольшой фирме, занимающейся уголовными делами, где-то возле Капитолийского холма.

– Помню его. И сколько он возьмет?

– Этого мы не узнаем, пока не спросим. От пяти до десяти тысяч, наверное.

– Поторгуемся, хорошо? У нас пока ограниченный бюджет.

– Я ему позвоню.

Фил Саррано запросил десять тысяч долларов аванса. Тодд поперхнулся, задохнулся, изобразил крайнее потрясение и объяснил, что он и его «подельник» – всего лишь двое исключенных из юридической школы студентов, не имеющих работы, зато имеющих полмиллиона долга на двоих. Тодд заверил собеседника, что дело не дойдет до суда и не отнимет у него много времени. Шаг за шагом он понемногу снижал сумму, и наконец они сошлись на шести тысячах. Тодд сказал, что деньги ему придется одолжить у бабушки.

Спустя час Саррано отзвонил и сообщил плохую новость: судья, достопочтенный Эйб Эбботт, уже назначил дело к слушанию и желал, чтобы оба подсудимых лично предстали перед ним в пятницу в десять часов утра, в зале шестого подразделения Окружного суда. Судя по всему, дело заинтересовало судью Эбботта, и он горел желанием докопаться до истины. Таким образом, отложить первоначальную явку не удалось.

– И еще он хочет знать, где сейчас Зола Маал, – добавил Саррано.

– Мы не несем ответственности за Золу Маал, – отозвался Тодд. – Пусть попробуют поискать в Африке. Ее семью недавно депортировали, возможно, она отправилась с ними.

– В Африке? Ладно. Я передам.

Тодд сообщил Марку новость о том, что им предстоит вернуться в Ди-Си гораздо раньше, чем они ожидали. Однажды Тодду довелось предстать перед судьей Эбботтом в качестве мнимого адвоката. Марку тоже. Думать о предстоящей повторной встрече не хотелось.

Глава 38

Дом Фрейзера находился на Йорк-стрит, в Доувере, штат Делавэр. Семья Лусеро жила на Орандж-стрит в Южном Балтиморе. Таким образом, благодаря на удивление либеральным правилам регистрации юридических лиц, принятым в родном штате Марка, возникла торговая фирма «Йорк и Орандж». За пятьсот долларов, заплаченных по кредитной карте, патент был выслан по Интернету, а в качестве юридического адреса новоиспеченная компания указала один из множества адресов, найденных в справочнике Департамента корпоративных услуг Делавэра. Едва возникнув и обосновавшись в США, фирма «Йорк и Орандж» начала немедленно и стремительно расширяться. Она обратила свои взоры на юг и свое первое отделение решила открыть в карибском государстве Барбадос. За пошлину в шестьсот пятьдесят долларов компания получила регистрацию на Малых Антильских островах.

Однако открыть там банковский счет оказалось не так просто, как зарегистрировать бизнес.

После недели онлайновых поисков Марк и Тодд придумали кое-что получше, чем пытать счастья в швейцарских банках. Малейший намек на неправедно заработанные деньги – и швейцарский банк откажется иметь с вами дело. Швейцарские банки вообще устали от американского давления, и многие из них просто отказывали в предоставлении услуг новым фирмам из США. В Карибском бассейне дела обстояли чуть менее напряженно.


На Уолл-стрит обрадовались новости о предполагаемой сделке. Свифт-банк открылся резким повышением ставок, которые продолжали расти в ходе оживленных торгов на протяжении всего утра. К полудню среды стоимость его акций удвоилась и доходила почти до двадцати семи долларов.

Адвокаты Свифта ожесточенно боролись за то, чтобы добиться одобрения шести федеральных судей, отвечающих за заключение сделок по коллективным искам. Было неудивительно – по крайней мере для Марка с Тоддом, которые поминутно отслеживали в Интернете события, происходившие во всех шести судах, – что судья из Майами первым пересек финишную прямую и подписал сделку, когда не было еще и двух часов дня, то есть менее чем через двадцать четыре часа после того, как Свифт обнародовал свои планы.

Вскоре после этого Марвин Джокетти позвонил Марку и с натянутой вежливостью произнес:

– Пожалуйста, позвоните Барри Стрейхану.

– С удовольствием. Его номер?

Джокетти продиктовал номер и отключил телефон. Марк тут же позвонил Стрейхану, который сказал:

– Мы выполнили свою часть сделки. Как насчет вас?

– Мы отменили встречу с «Таймс» и не собираемся ничего предпринимать до того момента, когда деньги дойдут до получателей. После этого мы уйдем, как и обещали.

– Каков ваш интерес в этой сделке?

– О! Гарвардская юридическая школа, да, мистер Стрейхан? Выпуск тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года?

– Правильно.

– А вас в Гарварде не учили избегать вопросов, на которые вы заведомо не получите ответов?

На другом конце линии наступила мертвая тишина.


В среду утром Идина Санга приехала в тюрьму и заявила клерку, что никуда не уйдет, пока не поговорит со своим клиентом, и что у нее есть имя и номер телефона высокопоставленного чиновника из Министерства юстиции, которому она не преминет позвонить. В течение часа Идина производила как можно больше шуму, и наконец ее проводили в крыло, поделенное на крошечные каморки, которые ей доводилось видеть и прежде. Здесь не было ни окон, ни вентиляторов, ни малейшего сквознячка, и в течение следующего часа ей пришлось ждать в душном помещении со спертым воздухом, пока не привели Бо в наручниках. Его левый глаз распух, и над бровью виднелся небольшой порез. Охранники вышли, но наручников с него не сняли.

– Все хорошо, – сказал Бо. – Пожалуйста, не говорите ни Золе, ни маме.

– Что случилось?

– Охранникам, видите ли, просто захотелось развлечься.

– Мне очень жаль. Подать жалобу?

– Нет, прошу вас. Станет только хуже, если это вообще возможно. Я сижу в камере еще с пятью мужчинами, все высланы из США. Условия хорошими не назовешь, но мы как-то выживаем. Жалобы все осложнят.

– И об Абду ничего не известно?

– Нет. Я не видел отца и очень за него беспокоюсь.

– Вас допрашивали? – спросила Идина.

– Да, сегодня утром, какой-то высокопоставленный офицер. Мы были с глазу на глаз, больше в комнате никто не присутствовал. Они считают, что моя сестра – богатая американка, и, конечно, хотят денег. Я пытался объяснить, что она всего-навсего бедная студентка юридической школы, не имеющая работы, но он мне не поверил, назвал лжецом. У них, мол, есть доказательство. Они нашли деньги в сейфовой ячейке Золы в отеле. Офицер назвал это задатком и сказал, что хочет больше.

– Насколько больше?

– Десять тысяч долларов за отца, восемь – за маму и еще восемь – за меня.

– Это неслыханно! – потрясенно произнесла Идина. – Взяточничество здесь не редкость, но не в таких же размерах.

– Так ведь он считает, что Зола богатая. Раз она сюда с собой прихватила столько денег, значит, дома у нее куда больше.

– А что насчет шести тысяч, которые они уже забрали?

– Он заявил, что это цена Золы. Я возразил, что она американская гражданка и уже отметилась по приезде в американском посольстве. На него это не произвело впечатления. Он сказал, что ее и маму арестуют, если деньги не будут заплачены.

– Это неслыханно. У меня есть важные друзья в правительстве, я сейчас же им позвоню.

Бо затряс головой, и его лицо исказила гримаса.

– Не делайте этого, прошу вас. На прошлой неделе здесь умерли два человека, так мне сказали. Дела тут творятся – хуже некуда. Мы иногда слышим душераздирающие крики. Так что, если мы пожалуемся, бог знает что может произойти. – Бо неловко, поскольку руки у него были сцеплены наручниками, вытер губы тыльной стороной ладони. – У меня есть друзья в Соединенных Штатах, но они такие же трудяги, как мы. Мой брат Сори живет сейчас в Калифорнии, однако он никогда не копит денег и всегда на мели. Мне некому позвонить. Мой начальник, вернее, бывший начальник, хороший человек, но он не захочет, чтобы его втягивали в эту историю. Никто не хочет сделать хоть что-то, когда нелегалов хватают и высылают. Мы четыре месяца провели в Центре временного содержания и потеряли связь почти со всеми, кто остался за его пределами. Когда друзья узнаю́т, что вас собираются депортировать, они перестают быть вашими друзьями. Каждый за себя. – Он закрыл глаза и поморщился, словно от боли. – Мне некому звонить. Вам придется спросить у Золы.


«Метс» выиграли первые две игры на стадионе «Янки». Следующие две проходили на «Сити-филд». Марк с Тоддом снова купили самые дешевые билеты и заняли места в верхнем ряду левой трибуны, высоко над полем. Как бы ни заманивали зрителей на эту игру рекламой, народу на стадионе было мало.

Они пили пиво, наблюдали за игрой, но не болели ни за одну команду – потому что Тодд был фанатом «Ориолз», а Марк – «Филлиз» – и тихонько планировали свои действия на предстоявшие несколько дней. Утром они выедут на поезде в Ди-Си, встретятся с Филом Саррано, который к тому времени побеседует с прокурором и выяснит его настрой.

Тодд как раз покупал пакетик арахиса, когда у Марка зажужжал телефон. Это была Зола, по-прежнему запертая в захудалой гостинице без сколько-нибудь определенных перспектив. Либо Марк, либо Тодд разговаривали с ней каждый день, хотя разговоры были короткими. Чтобы сообщать новости, они пользовались электронной почтой, но писали очень осторожно и иносказательно. По вопросу о взятках лучше было говорить по телефону.

– Серьезная передряга, – заключил Марк, отключая мобильник. Он коротко изложил Тодду то, что поведала Зола, закончив словами: – Ей нужно двадцать шесть тысяч. Шесть лежат у нее в вашингтонском банке. Значит, со счета фирмы придется снять двадцать.

Подумав с минуту, Тодд сказал:

– Счет старой фирмы сильно оскудел в последнее время: много расходов и никаких поступлений.

– На нем тридцать одна тысяча, так?

– Чуть-чуть больше. И как тебе перспектива перевести двадцать из них неизвестно кому в Сенегал?

– Она хочет, чтобы мы переслали их на доверительный счет ее адвокатши. Не знаю, но, видимо, Зола все просчитала.

– А если ее арестуют за дачу взятки?

– Не думаю, что там принято арестовывать взяткодателей. В любом случае это шанс, который мы не можем упустить.

– Значит, мы это сделаем? Вот просто так? Скажем прости-прощай двадцати тысячам долларов, заработанным тяжким трудом на пьяных водителях?

– Ну, бо́льшая их часть – деньги налогоплательщиков, если помнишь. Мы ведь объединили наши последние ссуды, чтобы иметь общий фонд расходов на жизнь. Мы – вместе, Тодд, ничего не изменилось. Золе эти деньги нужны. Они у нас есть. Вот и весь разговор.

Тодд раздавил скорлупки и закинул в рот несколько орешков.

– Ладно. Но ее не арестуют, это точно? Она ведь отметилась в нашем посольстве.

– Ты меня спрашиваешь, что может, а чего не может сделать полиция в Дакаре?

– Нет, конечно, я не жду от тебя ответа.

– Ну и хорошо. Зола американка, Тодд, такая же, как мы с тобой, но мы здесь развлекаемся, наблюдая бейсбольный матч, а она подвергается опасности там, в Африке, где никогда прежде не бывала. Мы беспокоимся, потому что в пятницу нам нужно будет предстать перед недружественным судьей, а ей там грозит тюрьма, где случиться может все что угодно. Представь, что будет, когда ее увидят тюремные охранники.

– Ты мне опять читаешь лекцию?

– Вообще-то я сам не знаю, что делаю, – разве что вот пью пиво. Мы перед ней в большом долгу, Тодд. Еще пять месяцев назад у нее в жизни все было в порядке. Они с Горди жили не тужили. Зола должна была вот-вот закончить юридическую школу и заняться тем, чем она там, черт возьми, собиралась заниматься. Потом явились мы. И теперь она в Сенегале, до смерти напуганная, сломленная, безработная, под угрозой ареста и прочая, прочая. Бедная девочка. Наверное, она проклинает тот день, когда связалась с нами.

– Нет, она нас любит.

– Она полюбит нас еще больше, когда мы переведем ей двадцать кусков.

– Вероятно, Зола оказалась более хрупкой, чем мы себе представляли.

– Думаю, ты прав. Слава богу, что мы с тобой не хрупкие. Сумасшедшие – не исключено, но не хрупкие.

– Точно, сумасшедшие. Пара чокнутых.

– Ты когда-нибудь спрашивал себя, почему мы это сделали?

– Нет. Ты, Марк, слишком много времени уделяешь размышлениям о прошлом, а я, вероятно, недостаточно. Но что сделано, то сделано. Мы не можем повернуть время вспять и все изменить, не можем перестать думать об этом и пытаться найти во всем этом здравый смысл. Это случилось. Мы сами это сделали. И ничего исправить уже не можем. Черт, хватит с нас того, что нужно думать о ближайшем будущем.

– Никаких сожалений?

– Я никогда ни о чем не сожалею, ты же это знаешь.

– Если бы только я мог щелкнуть выключателем и все отменить… – Марк сделал глоток, уставившись на поле. И через некоторое время продолжил: – Я сожалею о том дне, когда переступил порог юридической школы. Жалею, что назанимал столько денег. Жалею о том, что случилось с Горди. И уж точно я буду очень сожалеть о сделанном, если нас упекут на полгода в кутузку и пришпилят ярлык осужденных преступников.

– Колоссально. Теперь тебя одолевают сожаления. Какой толк оплакивать сделанное?

– Я не оплакиваю.

– А звучит как плач.

– Ладно, оплакиваю. А если ты окажешься в тюрьме, у тебя по-прежнему не будет никаких сожалений?

– Марк, тебе, как и мне, хорошо известно, что садиться в тюрьму мы не собираемся. Точка. Какой-нибудь судья в один прекрасный день приговорит нас к тюремному сроку, но когда это случится, нас в этом суде не будет. Нас не будет даже в городе, а возможно, и в стране. Согласен?

– Согласен.

Глава 39

В четверг, в девять часов утра, сразу же после открытия, Марк и Тодд вошли в свой новый банк на Фултон-стрит. У них была назначена встреча с менеджером по работе с клиентами, и вскоре они уже рассказывали ей свою витиеватую историю о том, почему им срочно необходимо перевести двадцать тысяч долларов юридической фирме в Сенегале. Зола прислала по электронной почте подробнейшие инструкции о том, как это сделать. За недолгую банковскую карьеру их собеседнице еще не доводилось проводить подобные операции. Она сделала несколько телефонных звонков и выяснила, как ранее это сделали Марк и Тодд, что нужно узнать курс обмена доллара на западноафриканский франк. Доллары сначала перевели во франки, после чего перевод был санкционирован мистером Лусеро, старшим партнером фирмы. Процедуру запустили, и, если все пройдет хорошо, деньги должны были прибыть в Сенегал в течение суток. Транзакция заняла целый час, поэтому у Марка с Тоддом оказалась куча времени, чтобы очаровать менеджера по работе с клиентами своими умными разговорами и личным обаянием.

Когда деньги уже были в пути, Марк с Тоддом сели на манхэттенский поезд, который доставил их на Пенсильванский вокзал. Чтобы убить время и отнюдь не спеша возвращаться в округ Колумбия, они отбыли поездом в 12 часов дня и продремали всю дорогу до дома.

До дома? Хоть отсутствовали они всего пять дней, округ Колумбия показался им другим миром. В течение нескольких лет он был их «избранной землей», местом, где им предстояло начать и построить свои карьеры в океане безграничных возможностей, городом, кишащим юристами, юридическими фирмами и молодыми профессионалами, неукротимо рвущимися вверх. Теперь это было место, где они потерпели постыдный крах, и метроном, отсчитывавший их падение, продолжал тикать. Вскоре им предстоит покинуть этот город – позорно, в спешке, спасаясь от разыскивающих их людей, поэтому трудно было, сидя на заднем сиденье такси, смотреть на него, не испытывая мучительного приступа ностальгии.

Офис Фила Саррано находился на Массачусетс-авеню, возле Скотт-сёркл. Фил был одним из партнеров в фирме, где работало десять человек, специализировавшихся на защите «белых воротничков», совершивших должностные преступления, что обычно предполагало хорошие адвокатские гонорары от богатых политиков, лоббистов или правительственных подрядчиков. Каким-то образом фирма нашла время и для двух недоучек, предпринявших весьма дерзкую вылазку в спесивый мир юриспруденции, коим гордился город, и слишком бедных, чтобы нанять более опытного адвоката.

Фил был всего на год старше Марка с Тоддом. Он окончил Фогги-Боттом в 2011-м, в том самом году, когда они поступили. Оглядев его офис, они, однако, не увидели никакого диплома, изготовленного на фабрике дипломов. На «персональной стене» позади его стола в рамке красовался аттестат Университета Мичигана, подтверждающий, что Фил получил в нем степень в области гуманитарных наук, но – ни единого следа Фогги-Боттом. Это был симпатичный офис в симпатичной маленькой фирме, производившей впечатление процветающей и востребованной. Фил, судя по всему, своей работой был очень доволен.

Где же они оступились? Почему их карьера сошла с рельсов?

– Кто представляет обвинение? – спросил Тодд.

– Миллс Риди, – сообщил Фил. – Знаете ее?

– Не-а. Никогда с ней не спал. А ты? – поинтересовался Марк.

– С ней – нет.

– Прошу прощения? – недоуменно спросил Фил.

– Извини, это так… шутка для своих, – объяснил Тодд.

– Ну, так лучше и держите ее при себе.

– Она суровая? – поинтересовался Марк.

– Да, настоящий бультерьер, – ответил Фил, потянувшись к папке. – Она прислала мне ваше дело, и я его просмотрел. У них есть копии всех ваших регистраций в суде, разумеется, с именами всех ваших «подзащитных». Поэтому, ребята, я задаю вам вопрос, которого обычно никому не задаю: у вас есть какие-нибудь оправдывающие обстоятельства по этим обвинениям?

– Не-а, – признался Марк.

– Вообще никаких, – подтвердил Тодд. – Мы виноваты, как черти.

– Тогда зачем вы это делали? – осведомился Фил.

– Разве это не еще один вопрос, которого ты не должен задавать своим клиентам? – поинтересовался Тодд.

– Наверное. Просто любопытно, вот и все.

– Поговорим об этом позже, может, за рюмкой, – ответил Марк. – Мой же вопрос касается обвинения. Они действительно серьезно относятся ко всему этому дерьму? Это ведь такое незначительное правонарушение. В половине штатов несанкционированная юридическая практика вообще не считается преступлением. Просто малозначительный проступок.

– Здесь не та половина штатов, – сообщил Фил. – Здесь – округ Колумбия. Как вы, вероятно, знали бы, если бы у вас были действующие лицензии, здешняя Ассоциация адвокатов относится к своей работе очень серьезно и выполняет ее отлично. Я побеседовал с миз Риди, она была настроена исключительно по-деловому и напомнила мне, что максимальное наказание за ваше преступление – два года тюрьмы и тысяча долларов штрафа.

– Но это же смешно, – заметил Тодд.

– Мы больше не в деле, Фил, – сказал Марк. – И мы отдали тебе свои последние шесть тысяч, поэтому стали еще беднее.

– Мне пришлось занять их у своей бабушки, – напомнил Тодд.

– Хотите, чтобы я их вернул? – колко спросил Фил.

– Нет-нет, оставь их у себя, – ответил Марк. – Просто мы хотим, чтобы ты знал: мы на мели, но не собираемся садиться в тюрьму, запиши это себе где-нибудь.

– И залог внести мы тоже не можем, – добавил Тодд.

– Вряд ли это понадобится. Если у вас нет оправдательных обстоятельств и вы не согласны ни на какое наказание, чего конкретно вы от меня ожидаете?

– Проволочки, – заявил Марк.

– Отсрочки, – подхватил Тодд. – Тяни время, пусть все утихнет. Когда речь пойдет о назначении даты суда, что ты сможешь выторговать?

– Максимум полгода, ну, может, год, – сказал Фил.

– Чудесно! – воскликнул Марк. – Скажи миз Риди, что мы не отказываемся от явки в суд, а тем временем у нас появится время выработать сделку.

– Вы, ребята, рассуждаете как настоящие адвокаты, – заметил Фил.

– Мы же учились в Фогги-Боттом, – отозвался Тодд.


После наступления темноты они проскользнули в свою квартиру над «Забиякой», чтобы проверить вещи и, может, устроиться на ночь. Но квартира выглядела даже мрачнее, чем они помнили, поэтому спустя час друзья вызвали такси и отправились в дешевый мотель. У каждого в кармане было по пять тысяч наличными, а это означало, что на текущем счету фирмы «Лусеро и Фрейзер» остались последние девятьсот восемьдесят девять долларов и тридцать один цент. Они нашли роскошный стейк-хаус и, решив кутнуть, заказали филе и две бутылки хорошего калифорнийского каберне.

Когда убрали грязную посуду и вино было почти допито, Тодд спросил:

– Помнишь фильм «Жар тела»? С Кэтлин Тёрнер и Уильямом Хёртом?

– Конечно, классное кино про некомпетентного адвоката.

– В том числе. Микки Рурк исполняет там роль парня, который сидит в тюрьме и все время повторяет свою знаменитую фразу, что-то вроде: «Когда совершаешь убийство, делаешь десять ошибок. Если ты способен осознать восемь из них, ты – гений». Помнишь?

– Допустим. А ты кого-нибудь убил?

– Нет, но ошибок мы наделали. На самом деле мы наделали столько ошибок, что вряд ли способны осознать половину из них.

– Номер один?

– Мы выдали себя, когда рассказали Рэкли о том, что наш друг совершил самоубийство. Это было действительно глупо. Начальник его службы безопасности… как его зовут?

– Даг Брум, кажется.

– Точно. Этот Брум напугал нас до полусмерти, когда вошел и сообщил, что они проверили всех Марков Финли и всех Тоддов Маккейнов в стране, так?

– Да.

– Значит, очевидно, что Рэкли помешан на безопасности и разведке. Ему не понадобится прилагать особых усилий, чтобы выяснить, кто из студентов его юридической школы в последнее время совершил самоубийство. Всплывет имя Горди. Брум и его приспешники начнут рыскать вокруг Фогги-Боттом, и кто-нибудь обязательно упомянет наши имена, которые, между прочим, на прошлой неделе были напечатаны в «Пост». Так же без особых усилий Брум вычислит наши настоящие фамилии, которые, в свою очередь, конечно же, приведут в нашу новую, бруклинскую фирму.

– Подожди, я не поспеваю. Даже если он будет знать наши настоящие фамилии и откуда мы взялись, как он сможет найти «Лусеро и Фрейзера» в Бруклине? Мы ведь зарегистрированы не там, и наших имен нет ни в телефонном справочнике, ни в Интернете. Что-то я не схватываю.

– Ошибка номер два. Мы перестарались с коллективным иском в Майами. Рэкли и Стрейхан наверняка зададутся вопросом, почему мы так заинтересованы в иске «Коэн-Катлера». Раз у нас там свой интерес, значит, есть и своя доля. Что, если – я в этом не уверен, но – что, если Брум докопается, что фирма «Лусеро и Фрейзер» передала «Коэн-Катлеру» тринадцать сотен своих клиентов?

– Вот здесь остановись. Мы официально не являемся адвокатами, название нашей фирмы не фигурирует в книгах учета, как и названия десятков других фирм, передавших свои дела «Коэн-Катлеру». У «Коэн-Катлера» информация есть, но она конфиденциальна. Рэкли никак не сможет проникнуть в тайны фирмы. А кроме того, зачем ему это нужно?

– Может, ему это и не нужно. Может, он просто проинформирует ФБР о том, что в сделке, заключенной Свифт-банком, вероятно, запрятано некое мошенничество.

– Но он же хочет, чтобы сделка состоялась, причем как можно быстрее.

– Возможно, но есть у меня подозрение, что Рэкли плохо отреагирует, если узнает, что мы у него воруем.

– Сомневаюсь, что он решится на контакты с ФБР в связи со Свифтом.

– Это так, но он может найти другой способ подать сигнал.

Марк взболтал вино в своем бокале, полюбовался им, сделал глоток и облизал губы. Тодд сидел, уставившись куда-то вдаль.

– Мне казалось, ты ни о чем не сожалеешь, – заметил Марк.

– Это не сожаления, это констатация ошибок. С сожалением и раскаянием покончено раз и навсегда, обсасывать эту тему – пустая трата времени. А вот ошибки – это неправильные действия, совершенные в прошлом, которые могут оказать влияние на будущее. Если нам повезет, возможно, удастся уменьшить ущерб от данных ошибок или даже их исправить.

– Тебя, похоже, это сильно тревожит.

– Да, так же, как и тебя. Мы имеем дело с очень богатыми людьми, имеющими неограниченные ресурсы, и при этом нарушаем законы направо и налево.

– Чтобы быть точными, мы сделали это тысячу триста раз.

– Как минимум.

Подошел официант и спросил, не желают ли они десерт. Вместо десерта они заказали бренди.

– Сегодня я звонил Дженни Валдес четыре раза, – сказал Тодд, – и она ни разу не ответила. Могу себе представить, какой хаос у них сейчас там творится, им ведь нужно срочно обработать двести двадцать тысяч исков. Попробую еще завтра. Нужно быть уверенными в том, что название нашей фирмы они сохранят в тайне и, если кто-то ею заинтересуется, нам непременно об этом сообщат.

– Хорошо. Думаешь, Брум может завтра появиться в суде?

– Не сам, но он может послать своего наблюдателя.

– Ты из меня параноика сделаешь.

– Марк, мы уже на пути к этому. Паранойя – хорошая вещь.

Глава 40

Чтобы обойти стороной те залы суда, возле которых они когда-либо охотились, ответчики воспользовались расположенным у черного хода служебным лифтом, о котором мало кто из адвокатов знал. Но Фил знал и провел своих подзащитных через лабиринт коридоров, где находились кабинеты судей, секретарей и судебных делопроизводителей. Марк и Тодд были в пиджаках и при галстуках, поскольку не сомневались, что их фотографии попадут в одну-две газеты; они ни с кем не разговаривали и старались не встречаться взглядами с немногими попадавшимися знакомыми.

В девять пятьдесят они вошли в зал, где председательствовал достопочтенный Абрахам Эбботт из шестого подразделения суда общих сессий. Желая узнать, кто интересуется их делом, оба ответчика окинули зал быстрым взглядом. Зрителей было около тридцати человек, чуть больше, чем обычно бывает на первой явке. Марк и Тодд заняли места за столом защиты спиной к публике, между тем как их адвокат пошел поговорить с прокурором. Судья Эбботт сидел на своей скамье и просматривал какие-то бумаги. Откуда ни возьмись появилась очаровательная Хэдли Кавинесс и, наклонившись, просунула голову между ними.

– Я пришла, чтобы аморально поддержать вас, мальчики, – шепнула она.

– Спасибо, – поблагодарил Марк.

– А мы хотели тебе вчера позвонить, – добавил Тодд.

– Я была занята.

– А как насчет сегодняшнего вечера?

– Простите, у меня уже назначено свидание.

– Какие слабые места есть у миз Риди? – поинтересовался Марк, кивая в сторону прокурорского стола.

– Абсолютно некомпетентна, – с улыбкой ответила Хэдли. – И слишком глупа, чтобы понимать это. Тем не менее – настоящая сука.

– Из газет здесь кто-нибудь есть? – спросил Тодд.

– Вон там, слева, в четвертом ряду, парень в коричневом пиджаке. Он из «Пост». Больше никого не знаю. Мне надо бежать. Не теряйте мой номер телефона и звоните, когда освободитесь.

И Хэдли исчезла так же внезапно, как материализовалась.

– Освободимся? Звучит как освободимся из тюрьмы, – шепнул Марк.

– Обожаю эту маленькую потаскушку, – пробормотал Тодд.

В дальнем правом углу открылась дверь, и охранники ввели трех скованных одной цепью заключенных в оранжевых комбинезонах – троих молодых чернокожих, взятых недавно с неблагополучных улиц округа Колумбия и, видимо, направляющихся прямиком в тюрьму на долгие годы. Если они еще и не состояли в какой-нибудь банде, то в скором времени непременно примкнут к одной из них, чтобы обрести защиту. За свою короткую карьеру адвокатов по уголовным делам Марк и Тодд наслушались рассказов об ужасах, творившихся в тюрьмах.

Клерк вызвал Фрейзера и Лусеро. Они встали, вместе с Филом подошли к судейской скамье и, подняв головы, посмотрели в серьезное лицо судьи Эбботта. Его первыми словами были:

– Не могу сказать, что узнаю кого-то из вас, хотя мне сообщили, что вы бывали здесь прежде.

Да, они бывали, но ни один из них не собирался об этом говорить.

– Мистер Марк Фрейзер, – продолжил судья, – вы обвиняетесь в нарушении статьи пятьдесят четыре, пункт «б», Уголовного кодекса округа Колумбия: несанкционированная адвокатская практика. Признаете ли вы себя виновным?

– Нет, не признаю, ваша честь.

– А мистер Лусеро? Вам предъявляется то же обвинение.

– Не признаю, ваша честь.

– Есть еще третья обвиняемая, миз Зола Маал, известная также под фамилией Паркер, которая, как я понимаю, является ее профессиональным псевдонимом. Где находится сейчас миз Маал? – Он уставился на Марка, который пожал плечами, давая понять, что не имеет представления.

Ответил вместо него Саррано:

– Ваша честь, похоже, ее нет в стране. Ее семью депортировали в Африку, и мне сказали, что она поехала туда, чтобы помочь им. Ее интересов я не представляю.

– Прекрасно, – прокомментировал судья. – Странное дело становится все более странным. Ваши дела будут переданы на рассмотрение Большого жюри. Если ничего не изменится, вы будете уведомлены о дате явки в суд. Впрочем, не сомневаюсь, что процедура вам известна. Есть вопросы, мистер Саррано?

– Нет, ваша честь.

Тут в ход событий вклинилась миз Риди.

– Ваша честь, – сказала она, – я ходатайствую о том, чтобы этим двум ответчикам была назначена сумма залога.

Фил мучительно застонал, а судья Эбботт, похоже, удивился.

– Зачем? – спросил он.

– Видите ли, как установлено, эти обвиняемые пользуются разными именами, и существует риск того, что они могут сбежать. Судебный залог гарантирует, что они явятся в суд по первому вызову.

– Мистер Саррано? – обратился судья к Филу.

– Не вижу необходимости, ваша честь. Мои клиенты были арестованы в прошлую пятницу, и им было велено явиться в суд сегодня в десять часов утра. Они наняли меня представлять их интересы, и мы явились в суд за пятнадцать минут до назначенного срока. Скажите, когда им надлежит быть здесь в следующий раз, и я их приведу.

«Черта с два ты нас приведешь, – подумал Тодд. – Посмотри на нас хорошенько, дружище Эйб, потому что больше ты нас никогда не увидишь».

«”Сбежать?” – подумал Марк. – Как насчет фантомного исчезновения с лица земли вообще? Если вы думаете, что я добровольно обреку себя на тюремное заключение, то у вас не все дома».

– Их соответчица уже сбежала из страны, ваша честь, – возразила миз Риди. – И они уже скрывались под чужими именами.

– Я не вижу необходимости назначать залог на этом этапе, – сказал, поразмыслив, судья. – Мистер Саррано, ваши подзащитные согласны не покидать округ Колумбия до того момента, когда их дела будут рассматриваться Большим жюри?

Фил посмотрел на Марка, который, пожав плечами, ответил:

– Разумеется. Мне нужно проведать мать в Доувере, но, думаю, она может подождать.

– Моя бабушка в Балтиморе очень больна, – добавил Тодд, – но думаю, что и она может подождать. Как решит суд.

Лгать было так легко.

– Мои подзащитные никуда не собираются уезжать, ваша честь, – заключил Фил. – Назначать им залог – излишний расход.

Старик Эйб, чувствовавший себя разбитым, сказал:

– Решено. Я не вижу необходимости назначать залог.

Миз Риди не сдавалась, однако.

– Но, ваша честь, можем ли мы по крайней мере потребовать, чтобы они сдали свои паспорта?

Марк рассмеялся и произнес:

– У меня нет с собой паспорта, ваша честь. Мы всего лишь пара нищих бывших студентов-юристов. – Его настоящий паспорт лежал в заднем кармане брюк, и ему не терпелось воспользоваться им. Но в случае необходимости он уже через час мог купить себе такой же – фальшивый.

Его честь поднял руку, призывая его замолчать.

– Предложение о залоге отклоняется. Увидимся приблизительно через два месяца.

– Благодарю, ваша честь, – сказал Саррано.

Когда они отошли от судейской скамьи, через воротца ограждения проследовал Даррелл Кромли с какими-то бумагами в руках и громко заявил:

– Прошу прощения, что вторгаюсь, судья, но должен поставить вас в известность, что я вызываю в суд этих двоих. Вот копия иска, который я подал от имени моего клиента Рамона Тейпера.

– Какого черта вы делаете? – воскликнул Саррано.

– Я предъявляю иск вашим клиентам, – ответил Кромли, наслаждаясь произведенным эффектом.

Он вручил Марку и Тодду, уже проходившим мимо стола защиты, копии судебных повесток и иска. Судья Эбботт казался заинтригованным. Тем временем в первом ряду встал какой-то джентльмен и объявил:

– Судья, я тоже вызываю в суд этих двоих. Я представляю интересы компании «Недвижимость Керрбоу». Эти двое в январе сбежали из своих съемных квартир, не погасив задолженность по арендной плате.

Он размахивал над головой пачкой бумаг. Саррано подошел к нему и взял их. Четырьмя рядами дальше от человека из «Керрбоу» поднялся еще один мужчина и заговорил:

– Судья, я нанял этого парня, Марка Апшо, чтобы уладить дело моего сына о вождении в нетрезвом виде, заплатил ему тысячу долларов наличными, а он исчез. Моему сыну выписали ордер на арест, и я желаю получить назад свои деньги.

Марк посмотрел на мужчину и теперь только узнал его. По центральному проходу зала там временем пробирался Рамон Тейпер, громко возглашая:

– Эти ребята взяли мое дело и запороли его, судья. Я считаю, что их место в тюрьме.

Пристав в униформе вышел к барьеру, чтобы преградить путь Рамону. Судья Эбботт застучал молоточком и сказал:

– Тишина! Тишина в зале!

Фил Саррано, взглянув на своих клиентов, произнес:

– Смываемся.

Обогнув судейскую скамью, они стремглав выбежали через боковую дверь.


Через четыре месяца после получения фиктивных водительских удостоверений и начала своей злосчастной деятельности Марк и Тодд снова объявились в бетесдинской мастерской своего любимого фальсификатора, чтобы приобрести фальшивые паспорта. Еще одно преступление, конечно, но этот деятель открыто рекламировал свое искусство в Сети наряду с дюжиной таких же «изготовителей документов». Он гарантировал, что его паспорта способны обмануть любого таможенника и служащего иммиграционного ведомства в мире. Тодд чуть не спросил, как он может доказать свое утверждение. Наверное, они должны были поверить, что в случае необходимости он бросится в аэропорт и станет пререкаться со служащими паспортного контроля? Нет, конечно. Марк с Тоддом знали, что, если их поймают, этот парень сразу же перестанет отвечать на звонки.

Попозировав фотографу и поставив подписи Марка Апшо и Тодда Лейна на соответствующей странице, они целый час наблюдали, как фальсификатор дотошно вырезал и соединял даты, подписи и кучу особых отметок, свидетельствующих о том, что они якобы много путешествовали. Потом он выбрал две подержанные обложки от старых общегражданских паспортов и даже прикрепил к обратной стороне каждой из них по стикеру безопасности. Они заплатили тысячу долларов наличными, и на прощание мастер сказал им:

– Благополучных путешествий, мальчики!


Выпускная вечеринка собралась экспромтом в одном из спортбаров Джорджтауна. Уилсон Физерстоун послал Марку эсэмэску с приглашением, и поскольку более интересных дел на пятничный вечер у того с Тоддом не предвиделось, они с опозданием, но приехали и присоединились к полудюжине старых приятелей по юридической школе, вознамерившихся капитально напиться. На следующий день в Фогги-Боттом предстоял традиционный актовый день, хотя народу на нем, как обычно, ожидалось не много. Только двое из собравшейся компании собирались посетить торжество и получить свои в сущности бесполезные дипломы, да и они делали это лишь для того, чтобы доставить удовольствие своим матерям.

А сегодня все они пили и восторгались приключениями Марка и Тодда, которые щедро потчевали их рассказами об эскападах членов фирмы «Апшо, Паркер и Лейн». Стол взрывался смехом, когда Марк и Тодд дуэтом, по ролям разыгрывали свои авантюры, связанные с Фредди Гарсией и Рамоном Тейпером с его двухмиллионным иском, который благополучно прокис под их нерадивым присмотром; свои визиты в конторы «Трастинг Расти», Джеффри Корбетта и Эдвина Моссберга; бесплодные скитания бедняги Золы по больничным кафетериям; шныряния судебного курьера вокруг «Забияки» и бурную переписку со своими кредитными консультантами. Никаких секретов больше не было. Они стали легендами Фогги-Боттом, а тот факт, что им предстоит тюрьма, а они хохочут над этим, лишь делал их истории еще более увлекательными.

Когда их спросили о планах на будущее, Марк и Тодд заявили, что подумывают открыть отделение НЮП в Балтиморе и осваивать тамошние уголовные суды. Кому нужна подлинная лицензия на занятие адвокатской деятельностью? Свою Большую схему, однако, они открывать не стали.

Из восьми присутствовавших шестеро собирались готовиться к адвокатскому экзамену, который должен был состояться через два месяца. У троих имелась работа, причем двое из них нанялись в некоммерческие организации, и только одного вроде бы пригласили в частную юридическую фирму – но все это после успешной сдачи адвокатского экзамена. И все гнулись под бременем чудовищных долгов из-за грандиозного мошенничества с юридическими школами, оркестрованного Хиндсом Рэдли.

Хотя незримое присутствие Горди всеми ощущалось, никто ни разу его не упомянул.

Глава 41

Они бросили монетку, и Тодду выпало поздним утром в субботу ехать на такси в аэропорт Даллеса. Там он заплатил семьсот сорок долларов за билет до Барбадоса и обратно на самолете компании «Дельта». Его липовый паспорт без труда сработал и в кассе, и на контрольно-пропускном пункте. Бо́льшую часть двухчасового полета он прохрапел. Сидя в течение трех часов в зале ожидания аэропорта во время стыковочной пересадки, он мысленно набрасывал схему своих дальнейших хитроумных действий и едва не опоздал на самолет. Прибыв в столичный город Бриджтаун в темноте, он взял такси, отправился в маленький отель на берегу и там, услышав музыку невдалеке, скинул туфли, закатал брюки и по теплому песку дошел до соседнего пансионата, где шла вечеринка. Уже через час он флиртовал с привлекательной женщиной лет пятидесяти из Хьюстона, мертвецки пьяный муж которой отдыхал неподалеку в гамаке. Пока Барбадос производил приятное впечатление.

Марк тем временем сел в поезд на Юнион-стейшн и навсегда покинул округ Колумбия. Он прибыл в Нью-Йорк в пять часов пополудни, доехал на метро до Бруклина и нашел свой номер точно в том состоянии, в каком они оставили его в четверг.

У Золы субботний день оказался более богат событиями. В середине утра в гостиницу прибыл какой-то важный полицейский чин в костюме с галстуком, его сопровождали два офицера в мундирах. Их он оставил в вестибюле, а сам поднялся вместе с Золой в ее комнату на четвертом этаже. При посредничестве Фанты в качестве переводчицы она передала ему толстый конверт с западноафриканскими франками, сумма которых равнялась двадцати шести тысячам американских долларов. Чин медленно пересчитал деньги и, судя по всему, остался доволен транзакцией. Из одного кармана пиджака он достал карточки Золы, из другого – гораздо менее толстый конверт.

– Вот ваши деньги, – сказал он.

– Какие деньги? – удивилась Зола.

– Деньги из гостиничного сейфа. Около шести тысяч долларов. Согласно составленной описи.

Воровская честность, подумала Зола, но не нашла что ответить. Она взяла конверт и засунула его в карман.

– Я вернусь через час, – сообщил чин и вышел.

Точно через час перед гостиницей остановился полицейский микроавтобус. Из задней двери выкарабкались Абду и Бо, без наручников, и, словно туристы, проследовали в гостиничный вестибюль. Увидев Золу и Фанту, они разрыдались, и вся семья вдоволь наплакалась вместе. Воссоединение они отметили яичницей и булочками в гостиничном кафе.

Там их и нашла Идина Санга, которая всех моментально привела в действие. Поспешно упаковав вещи, они приготовились к отъезду. Пока Зола рассчитывалась с портье за проживание, Идина вызвала два такси. Они, ни разу не оглянувшись, стремглав выбежали к машинам и отъехали. Спустя сорок пять минут такси остановились у группы современных многоэтажных домов. Идина позвонила по телефону, и какой-то служащий встретил их в вестибюле самого высокого из них. Временная квартира находилась на седьмом этаже. Мебели в ней оказалось не много, но какое это имело значение? После четырех месяцев, проведенных в центре временного содержания, и недели в дакарской тюрьме Абду квартира показалась за́мком. Его семья была вместе, на свободе и в безопасности.

Идина между тем выдавала пулеметные очереди инструкций. Квартира снята на девять дней. В понедельник она запустит процедуру получения документов. Их сенегальское гражданство восстановят в короткое время – поскольку они здесь родились, и Зола тоже будет натурализована. Оценивая сообщения, которые получала от двух своих партнеров, возвращаться в Соединенные Штаты она не торопилась.


Второе утро подряд Тодд просыпался с головной болью и страшной сухостью во рту. Крепкий кофе, который он пил, сидя у бассейна, немного помогал ему прийти в себя, и к полудню он был готов отправиться по делам. На такси он доехал до района новой застройки на северной окраине Бриджтауна: район представлял собой расползшуюся вширь мешанину стандартных домов-кондоминиумов, которые на снимках в Сети выглядели гораздо привлекательнее, чем на земле. Ох уж эти сети! Без какого-либо видимого повода он, будучи в дурном настроении, по-прежнему просматривал сайт Фогги-Боттом и проклинал улыбавшихся с фотографий обаятельных студентов, которые якобы успешно ответили на вызов юридической школы. Так разве можно доверять Интернету?

Так или иначе, Тодд встретился с агентом, который показал ему две квартиры: их можно было купить или арендовать по заоблачным ценам. Тодд выбрал меньшую из них и после пререканий относительно задатка подписал договор о покупке и чек на пять тысяч долларов от фирмы «Лусеро и Фрейзер», которому предстояло вернуться из Бруклина за неимением достаточных средств на счете. С договором в кармане он вернулся в отель, переговорил по телефону с партнерами, надел шорты и отправился в бассейн, где заказал замороженный дайкири в гавайском баре и улегся жариться на солнце.


В воскресенье ближе к вечеру Барри Стрейхан был вызван к Хиндсу Рэкли в его особняк на Пятой авеню. Откупорив бутылку вина, они уселись на террасе с видом на Центральный парк. Даг Брум со своей командой действительно выследили Марка с Тоддом и все еще связывали ниточки воедино. Газетная информация о самоубийстве Горди привела их в Фогги-Боттом, где накануне их дознаватель побывал на унылой церемонии вручения дипломов. Из списка выпускников, напечатанного в программке, а также посредством нескольких телефонных звонков он узнал фамилии Фрейзера и Лусеро, студентов-третьекурсников, которые были близкими друзьями покойного и которые бросили учебу в январе. Некий их однокашник даже по собственной инициативе поведал ему, что обоих арестовали за несанкционированную юридическую практику. Во вчерашней «Пост» коротко излагалась история их богатого событиями пятничного появления в суде. Рэкли был не единственным, кто искал их; похоже, за ними тянулся длинный хвост рассерженных клиентов и людей, желавших предъявить иски. Их странички в Фейсбуке были закрыты два месяца назад, но хакеру, нанятому Брумом, удалось восстановить несколько фотографий. Никаких сомнений в том, что Фрейзер и Лусеро – те самые молодые люди, которые пять дней назад изображали журналистов на встрече с Рэкли и Стрейханом в Бруклине, не оставалось.

Рэкли просмотрел снимки, сравнил их с фотографиями на поддельных водительских удостоверениях округа Колумбия и, швырнув их на стол, сказал:

– Так что за игру они ведут?

– Два с половиной месяца назад Марк Фрейзер присоединился к коллективному иску, возбужденному в Майами, как пострадавший клиент Свифт-банка. В январе он открыл счет в филиале Свифта в округе Колумбия.

– Велика важность. Ну, урвет он несколько баксов по сделке. Здесь должно быть что-то еще.

– Тодд Лусеро присоединился к коллективному иску в Нью-Йорке, а их подруга Зола Маал – к еще одному, в округе Колумбия. Не знаю точно, какую цель они преследуют, но, может, они просто хотели увидеть изнутри, как работает рэкет?

– Нет, здесь есть что-то еще. Они не стали бы так далеко заходить ради незначительных сумм, которые получат по сделке. Что нам известно о коллективном иске «Коэн-Катлера»?

– Он самый крупный из шести. Двести двадцать тысяч истцов, собранных из клиентов более мелких юридических фирм. Большинство из них можно найти в Интернете с помощью юридического сервиса слежения, но не всех. Как вы понимаете, при таком количестве клиентов и таком стремительном заключении сделки процесс идет весьма хаотично. У «Коэн-Катлера» не требовали списка фирм, поставлявших им клиентов, но Брум продолжает копать.

– Как мы можем внедриться в «Коэн-Катлер» и получить информацию?

– Никак. Это конфиденциальная информация. Но ФБР, конечно, имеет право задать любые вопросы.

– Я не желаю, чтобы ФБР топталось вокруг меня и все вынюхивало.

– Понятно. Есть еще одна возможность: подкупить их.

– Быстро выясните, как это сделать. Когда деньги переходят из рук в руки?

– Скоро. На этой неделе – по взаимному согласию и судебному приказу.

– Я попал в трудное положение, Барри, и мне это не нравится. Я хочу, чтобы сделка состоялась, причем быстро, и банк мог забыть об этом кошмаре. Но в то же время мне ненавистна мысль, что меня обворовали. Мы с вами прекрасно знаем, что этим адвокатам по коллективным искам доверять нельзя, и миллион вероятных участников такого иска – чистое безумие. Тут кроется какое-то жульничество, причем крупное.


В понедельник утром Тодд, одевшись во все лучшее, взял такси и отправился во Второй королевский банк Малых Антильских островов, располагавшийся на Центральной улице в деловом районе Бриджтауна. На десять часов у него была назначена встреча с неким мистером Рудольфом Ричардом, франтоватым старичком, чьей служебной обязанностью было привлечение зарубежных клиентов. Тодд спел ему песню о том, что им с партнерами там, на родине, удалось одержать несколько крупных побед в судебных войнах, и теперь, в зрелом двадцатисемилетнем возрасте, он хочет, так сказать, поменять фишки на деньги и переехать на Карибы. Он закрывает юридическую фирму и в течение нескольких последующих лет намерен руководить своим новым инвестиционным фондом «Йорк и Орандж», сидя у бассейна и глядя на океан. Он предъявил свой липовый паспорт, свой договор на покупку квартиры, которую не собирался больше никогда в жизни увидеть, и преувеличенно комплиментарное письмо-рекомендацию от менеджера по работе с клиентами из бруклинского отделения Сити-банка. Мистер Ричард сказал, что для открытия счета нужна первоначальная сумма в десять тысяч долларов, но у Тодда их не было. На юридическом жаргоне, который мистер Ричард понимал с трудом, Тодд объяснил, что большие деньги ожидаются через неделю-другую и самое большее, что он может вложить сейчас, это две тысячи наличными. Если их недостаточно, он просто перейдет на противоположную сторону улицы, где располагаются конторы сотен других банков, жаждущих заполучить клиентов. Тодду пришлось целый час улыбаться, лгать и льстить, прежде чем счет был наконец открыт.

Покинув банк, он нашел маленькое уличное кафе, откуда послал партнерам сообщения с радостной новостью: теперь у них бизнес на Барбадосе.

Марк, дома, тем временем упорно бомбардировал Дженни Валдес из «Коэн-Катлера»: сделка со Свифтом одобрена на всех уровнях, так где же чертовы деньги? Та объясняла, что точно еще не знает, что такие вещи требуют времени, но они вот-вот ожидают перевода. В понедельник деньги не пришли. Марк кружил по улицам Центрального Бруклина под нависающим мрачным небом и старался не думать о том, как его партнер нежится сейчас на солнце и травит свою печень. И словно чтобы усугубить его зависть, почти каждый час Тодд слал фотографии все новых горячих красоток в откровеннейших бикини.


Во вторник во второй половине дня два агента ФБР вошли в офис «Коэн-Катлера» в Майами и были безотлагательно препровождены к Йэну Мэйуэзеру, управляющему партнеру фирмы. Говорил только специальный агент Уинн, и беседа с самого начала оказалась напряженной. Федералы желали получить информацию, которая была конфиденциальной и не подлежала разглашению.

– Сколько юридических фирм передали вам своих клиентов для присоединения к вашему коллективному иску? – спросил Уинн.

– Несколько десятков – это все, что я могу сказать, – ответил Мэйуэзер немного резковато.

– Нам нужен список этих фирм.

– Прекрасно. Покажите мне судебный ордер, и мы удовлетворим вашу просьбу. Вы требуете конфиденциальную информацию, джентльмены, и в отсутствие судебного приказа мы не можем вам ее предоставить.

– Мы подозреваем, что ваш коллективный иск связан с неким мошенничеством.

– Меня бы это не удивило. Мошенничество не слишком необычная вещь в коллективных исках, как вы знаете. Мы видели такое и прежде и делаем все возможное, чтобы это предотвратить. Но мы имеем дело с двумястами тысячами индивидуальных истцов и десятками юридических фирм. Мы не в состоянии проверить все.

– Когда вы будете выплачивать деньги?

– Наша бухгалтерская служба как раз сейчас над этим работает. Первый транш пришел из Свифт-банка сегодня днем. Мы начнем выплату завтра утром. Как вы догадываетесь, когда речь идет о такой крупной сумме, у нас разрываются телефоны. Мы получили судебное распоряжение произвести выплату как можно быстрее.

– Вы можете отложить процесс на день или два? – поинтересовался Уинн.

– Нет, – сердито ответил Мэйуэзер. – У нас, как я уже сказал, судебное распоряжение произвести выплату как можно быстрее. Как я догадываюсь, джентльмены, ФБР находится в самом начале своего расследования, поэтому пока вы ловите рыбку наугад. Повторяю: предъявите мне судебный ордер, и наша фирма будет действовать соответственно предписанию.

Никогда не становитесь между адвокатом по коллективным искам и его деньгами, получаемыми от сделки. Фэбээровцы знали, что предполагаемый улов «Коэн-Катлера» от сделки со Свифт-банком должен был составить около восьмидесяти миллионов.

Уинн встал и сказал:

– Хорошо, мы вернемся с судебным ордером.

Его спутник покинул офис, так и не произнеся ни слова.

Глава 42

В среду, в девять сорок утра, Марк получил имейл из «Коэн-Катлера», в котором его информировали, что «более четырех миллионов долларов переведены нашим отделом выплат на счет адвокатской фирмы “Лусеро и Фрейзер” в Сити-банке. Сумма включает компенсацию трех тысяч восьмисот долларов каждому из тысячи трехсот одиннадцати клиентов за вычетом восьми процентов, причитающихся “Коэн-Катлеру” за ведение общего коллективного иска, таким образом, общая сумма перевода составляет четыре миллиона пятьсот восемьдесят тысяч двести пятьдесят шесть долларов».

Марк помчался в Сити-банк и в офисе своего любимого менеджера по работе с клиентами в течение мучительного часа, а чтобы быть совсем точным, в течение пятидесяти шести минут мерил шагами комнату, не в состоянии сидеть неподвижно и притворяться, будто это просто очередная рутинная сделка. Менеджера по работе с клиентами ситуация нервировала, но она провела с Марком так много времени, что относилась к нему с симпатией и тоже волновалась за молодого адвоката. Пока медленно тянулись минуты ожидания, Марк попросил ее подготовить шесть гарантированных банком чеков: три – на счета ссудных служб на неслыханно крупную общую сумму шестьсот пятьдесят две тысячи долларов в уплату долгов Тодда Лусеро, Золы Маал и Марка Фрейзера. Четвертый чек, на сумму двести семьдесят шесть тысяч, предназначался мистеру Джозефу Таннеру, отцу Горди. Пятый, на сумму сто тысяч, – матери Марка, шестой, на ту же сумму, – родителям Тодда. Чеки были подготовлены, но пока не выданы.

Деньги пришли в одиннадцать ноль одну минуту, и Марк немедленно подписал распоряжение о переводе трех миллионов четырехсот тысяч во Второй королевский банк Малых Антильских островов на Барбадосе, на счет фирмы «Йорк и Орандж». Небольшую сумму он оставил на счету старой фирмы, взял шесть выписанных чеков, искренне поблагодарил менеджера по работе с клиентами и вышел на сверкающее бруклинское солнце куда более богатым, чем когда-либо мечтал. На ходу он позвонил Тодду и Золе и сообщил им волнующую новость.

Войдя в контору агентства «Федерал Экспресс» на Атлантик-авеню, он попросил шесть конвертов для доставки в течение суток и четыре авиатранспортные накладные для внутренних авиалиний. На одном из желтых листков-накладных он написал записку отцу Горди следующего содержания:

Дорогой мистер Таннер,

В конверте – гарантированный чек Сити-банка на сумму $276 000. Это сумма долга Горди за обучение.

Искренне Ваш,

Марк Фрейзер.

Сумма была далеко не чистой и не окончательной. Предстояла выплата подоходного налога и, вероятно, налога на дарение, но это теперь были проблемы мистера Таннера. Марк о них сразу же забыл. Он сложил накладную, внутрь нее засунул чек, все это запечатал в конверт и написал на нем адрес мистера Таннера в Мартинсбурге. На остальных конвертах он написал адреса кредитных консультантов: Морганы Нэш из НауЭссист в Нью-Джерси, Рекса Вагнера из «Партнерства поддержки стипендиатов» в Филадельфии и Тилди Карвер из ЛоунЭйд в Чеви Чейзе. Все это заняло у него полчаса, в течение которых Марк успокоился и перестал озираться через плечо. Он напомнил себе, что живет в бегах уже несколько месяцев и знает: худшее, что можно сделать в его ситуации, это показать нервозность. Тем не менее приход денег сделал его пугливым.

Вручив шесть конвертов служащему и заплатив за доставку наличными, он покинул офис «ФедЭкс». Оказавшись на улице, он написал Тодду и Золе сообщения о том, что их студенческие долги оплачены полностью. Из номера в гостинице он позвонил Дженни Валдес в «Коэн-Катлер» и поинтересовался выплатой адвокатских гонораров. «Лусеро и Фрейзеру» причиталось еще миллион сорок восемь тысяч восемьсот долларов – по восемьсот за каждого клиента. Миз Валдес сообщила, что деньги «будут перечислены завтра».

Потом он написал своей советнице по долгам:

Дорогая Моргана Нэш,

уверен, что Вы в курсе моих проблем с законом, возникших здесь, в Ди-Си. Не беспокойтесь. Недавно умер мой богатый дядюшка, он оставил мне крупную сумму денег. Я только что отправил срочной почтой гарантированный чек на сумму $266 000 в «НауЭссист», чтобы покрыть свой долг полностью, и сделал это с огромным удовольствием.

Марк Фрейзер.

Тодд написал с Барбадоса:

Дорогой СС Рекс Вагнер,

я в конце концов последовал Вашему совету и нашел работу. И должен Вам сказать, что это потрясающая работа. Я теперь зарабатываю столько денег, что не в состоянии все их истратить. Я могу себе купить все, что пожелаю, но чего мне хочется больше всего, так это чтобы Вы слезли с моей шеи. Завтра вы получите по «ФедЭкс» гарантированный чек на сумму $195 000 – мой полный расчет. Так что донимайте теперь кого-нибудь другого.

Тодд Лусеро, дружески.

Зола написала из Дакара:

Дорогая Тилди Карвер,

я только что выиграла в лотерею, поэтому посылаю Вам чек на $191 000. Он придет завтра.

С наилучшими пожеланиями,

Зола Маал.

Всю вторую половину дня Тодд слонялся вокруг офиса мистера Рудольфа Ричарда из Второго королевского банка Малых Антильских островов. Когда в шестнадцать пятнадцать перевод наконец поступил, он поблагодарил мистера Ричарда и, выйдя из офиса, позвонил своим партнерам.

А в Майами спустя десять минут после этого команда фэбээровцев нагрянула в контору «Коэн-Катлера» и встретилась в самом большом конференц-зале фирмы с адвокатской командой мистера Йэна Мэйуэзера. Специальный агент Уинн вручил мистеру Мэйуэзеру судебный ордер, который тот внимательно изучил, после чего передал старшему партнеру фирмы по уголовным делам, который прочел каждое слово. Убедившись, что другого выбора нет, Мэйуэзер кивнул еще одному своему партнеру, и тот отдал Уинну список пятидесяти двух адвокатских фирм, которые присоединили двести двадцать тысяч своих клиентов к коллективному иску «Коэн-Катлера». Уинн бегло просмотрел список, нашел то, что искал, и спросил:

– Вот эта нью-йоркская фирма, «Лусеро и Фрейзер», что вы о ней знаете?

Мэйуэзер заглянул в свой экземпляр списка и ответил:

– Они прислали тысячу триста исков своих клиентов.

– Прежде вы имели с ними дело?

– Нет, но то же самое можно сказать почти обо всех этих фирмах. Против Свифт-банка выдвинуто шесть коллективных исков, и эти фирмы желали найти наиболее выгодный вариант. Думаю, таким образом данная фирма выбрала нас.

– И вы не проверяли, на законных ли основаниях работают упомянутые фирмы?

– Мы не обязаны это делать, поэтому – нет, не проверяли. Мы подразумеваем, что все адвокатские фирмы легитимны. А вам что-то известно конкретно об этой фирме?

Уинн проигнорировал вопрос и продолжил:

– Мы хотели бы просмотреть список тысячи трехсот клиентов «Лусеро и Фрейзера».

– Они размещены в Сети в соответствующем досье, – ответил Мэйуэзер.

– Ну да, наряду с миллионом других, независимо от представлявших их интересы адвокатов. Нелегко будет отследить каждого персонально. Нам нужен список клиентов именно «Лусеро и Фрейзера».

– Понимаю, но в вашем судебном ордере нет такого предписания.

Агенты ФБР сидели по одну сторону стола, пристально уставившись на адвокатов по другую его сторону, которые твердо держали оборону, отвечая такими же взглядами. Это была их территория, а не территория правительства, и как очень богатые адвокаты, они терпеть не могли, когда им давали указания, а сейчас федералы совали свой нос в их крупный трофей. Но федералы не обращали на это внимания, их работа состояла в том, чтобы расследовать, и они считали, что все трофеи принадлежат им. Поэтому обе команды, не мигая, следили друг за другом, ожидая, кто моргнет первым.

Один из агентов передал Уинну папку. Тот достал из нее листок и сказал:

– Вот еще один судебный ордер. В нем сказано, что мы имеем право изучать любые подозрительные действия Марка Фрейзера и Тодда Лусеро, парочки, которая – для начала – вообще не является адвокатами.

– Вы шутите! – моргнув, воскликнул Мэйуэзер.

– Мы похожи на шутников? – спросил Уинн. – У нас есть основания полагать, что два этих липовых адвоката состряпали кучу липовых исков и присоединили их к вашему коллективному. Нам необходимо это проверить.

Мэйуэзер прочел судебный ордер, потом швырнул его на стол, пожал плечами, сдаваясь, и произнес:

– Ну ладно.


Марк через силу жевал сандвич в одной из бруклинских закусочных, у него совсем не было аппетита. Его чувства находились в почти непримиримом конфликте друг с другом. С одной стороны, он радовался полученным деньгам. Но с другой – понимал, что пора рвать когти. Марк упивался сознанием того, что они провернули блестящую контраферу против Великого Сатаны, как Горди именовал Рэкли, и украли у мошенника деньги. Но в то же время его ужасала мысль, что их могут поймать.

Тодд сидел на пляже со стаканом холодного коктейля в руке и любовался очередным восхитительным карибским закатом. Вне опасности, по крайней мере в настоящий момент, он улыбался будущему и пытался представить, что сделает со своей долей богатства. Однако приятное волнение портили мысли о родителях, о том, как они будут ошеломлены, узнав, что он не собирается возвращаться в Ди-Си. Вернуться? Станет ли это когда-нибудь возможно? Стоила ли овчинка выделки? Тодд попытался отогнать эти мысли и убедить себя в том, что они совершили идеальное преступление.

Зола в Дакаре радовалась тому, что она вместе со своей семьей. Они ужинали в уличном кафе на берегу океана; стоял чудесный весенний вечер, и самые крупные неприятности были позади.

Ни один из троих партнеров даже не подозревал, что в этот самый момент дюжина агентов ФБР методично обзванивает их клиентов по делу Свифт-банка, чтобы удостовериться, что таковых не существует в природе.


Поздно вечером Тодд позвонил Марку в четвертый раз за день. Первые два телефонных разговора были восторженными – они праздновали успех своей аферы. В третий, однако, уже закрадывалась реальность, и они начали тревожиться.

– Думаю, тебе надо драпать. Прямо сейчас, – напрямик сказал Тодд.

– Почему?

– Марк, у нас достаточно денег. И мы наверняка наделали ошибок, о которых даже не подозреваем. Уезжай из страны. Адвокатские гонорары – вишенка на торте, они придут завтра, и банк знает, куда их нужно перевести. Мне было бы куда спокойнее, если бы ты уже сидел в самолете.

– Может быть. Твой паспорт сработал гладко?

– Да, я же тебе говорил: не возникло никаких проблем. Он выглядит более настоящим, чем настоящий, которым я пользовался, кстати, не так интенсивно. Мы, если помнишь, заплатили за них тысячу баксов.

– Конечно. Как я могу об этом забыть?

– Прыгай в самолет, Марк, и вали из страны.

– Я как раз думаю об этом. Буду держать тебя в курсе.

Марк сунул свой ноутбук и несколько папок в большой дипломат, тот самый, из времен «уличной» адвокатской практики, побросал в небольшую дорожную сумку кое-какую одежду и зубную щетку. В комнате все было перевернуто вверх дном, она ему опротивела. Проведя в ней девять ночей, Марк не считал необходимым выписываться у портье, поскольку комната была оплачена еще на два дня вперед. Он вышел, оставив в номере грязную одежду, свою и Тодда, стопки разных бумаг, в которых не содержалось ничего инкриминирующего, какие-то журналы, разрозненные туалетные принадлежности и арендованный принтер, из которого он вынул чип памяти. Пройдя несколько кварталов, он поймал такси и поехал в аэропорт имени Кеннеди, где, заплатив шестьсот пятьдесят долларов наличными, купил билет до Бриджтауна на Барбадосе и обратно. Полусонный пограничник на паспортном контроле едва взглянул на его документы. Прослонявшись около часа в зале вылетов, Марк поднялся в воздух в десять минут одиннадцатого, приземлился в Майами вовремя, в пять минут первого ночи, нашел скамейку в пустом отделении перед выходом на посадку и попытался заснуть. Ночь предстояла долгой.


А в трех милях от него агент Уинн с двумя коллегами снова вошел в офис «Коэн-Катлера». Йэн Мэйуэзер и один из его партнеров ждали их. Теперь, когда фирма оказывала содействие ФБР, пусть принудительно, по распоряжению суда, напряжение немного спало, и атмосфера была почти сердечной. Секретарша принесла кофе, и все уселись за маленьким столом.

Уинн начал со слов:

– Должен сказать, ночь была длинной. Мы проверили данный вами список, сделали кучу звонков и сверили имена из списка с нашими выписками из Свифт-банка. Судя по всему, все тринадцать сотен клиентов – липовые. У нас есть судебный ордер на приостановку всех выплат на сорок восемь часов.

Мэйуэзера это не удивило. Его собственная команда младших служащих тоже работала всю ночь и пришла к такому же выводу. Они также составили досье на Фрейзера и Лусеро со всеми обвинениями, предъявленными им в округе Колумбия.

– Мы готовы к сотрудничеству, – сообщил Мэйуэзер. – Все, что скажете. Но вы же не собираетесь проверять все двести двадцать тысяч наших клиентов, правда?

– Нет. Похоже, остальные фирмы легитимны. Дайте нам немного времени, и мы от вас отстанем, только убедимся, что мошенничество ограничивается этой маленькой группой.

– Прекрасно. А что с Фрейзером и Лусеро?

– Мы не знаем, где они, но мы их найдем. Деньги, которые вы перевели им вчера, немедленно ушли в оффшорный банк, однако едва ли они сумеют увести их. Мы подозреваем, что они ударились в бега, но совершенно очевидно, что мошенники они, скажем так, неискушенные.

– Если деньги ушли в оффшор, вам до них не добраться, так?

– Так. Но мы можем добраться до их владельцев. А когда мы их арестуем и посадим под замок, они сами будут счастливы поскорее заключить сделку. Мы вернем эти деньги.

– Отлично. Но моя проблема – сделка со Свифт-банком. Мы должны выплатить еще кучу денег, меня осаждает целая свора адвокатов. Поторопитесь, пожалуйста.

– Мы уже работаем над этим.


В девять часов Марк допил вторую чашку двойного эспрессо и направился к выходу на посадку. Проходя мимо почтового ящика, он сунул в щель маленький, но плотный конверт и продолжил свой путь. Послание было адресовано крутому репортеру из «Вашингтон пост», специализировавшемуся на журналистских расследованиях: за его публикациями Марк следил уже несколько недель. В конверте находилась одна из флэшек Горди.

Стоя в очереди на посадку, он позвонил матери и наплел ей историю о долгом путешествии, в которое отправляется вместе с Тоддом. Они, мол, проведут в поездке несколько месяцев, и там у них не будет телефонной связи, но Марк постарается давать о себе знать при первой возможности. Катавасия вокруг них в Ди-Си под контролем, беспокоиться не о чем. Сегодня она получит по «ФедЭксу» кое-какие деньги, которые может использовать по своему усмотрению, только – ради бога! – не тратить их понапрасну на адвоката для Луи. Я люблю тебя, мама, закончил он.

Без приключений Марк поднялся на борт и, заняв свое место у окна, открыл ноутбук, загрузил его и увидел письмо от Дженни Валдес из «Коэн-Катлера». Перевод адвокатских гонораров откладывается до следующего уведомления «по неразглашаемой причине». Он прочел письмо еще раз и закрыл компьютер. Конечно, при такой массовой сделке проблемы неизбежны, наверняка к ним они не имеют никакого отношения, ведь так? Закрыв глаза, Марк заставил себя глубоко дышать, когда стюардесса объявила в микрофон, что рейс немного задерживается из-за «проблем с оформлением документации». Самолет был набит отдыхающими, направлявшимися на острова, среди них выделялось несколько человек, явно коротавших время перед посадкой в баре. Послышалось громкое ворчание, но одновременно смех и какие-то восклицания.

По мере того как медленно тянулись минуты, давление у Марка поднималось все выше, и сердце колотилось все сильнее. Стюардессы разносили винные карты, выпивка была за счет авиакомпании. Марк попросил двойной ромовый пунш и выпил его в два глотка. Он хотел заказать еще один, но тут самолет вздрогнул и начал двигаться. Когда он, удаляясь от терминала, выруливал на взлетную полосу, Марк написал Тодду, что вот-вот взлетит. А спустя несколько минут уже наблюдал в иллюминаторе, как Майами исчезает из виду, заволакиваясь облаками.

Глава 43

Следуя инструкциям Тодда, Зола рано утром в четверг отправилась в Сенегальский почтовый банк, прихватив с собой адвоката. Идина Санга согласилась – за гонорар, разумеется, – помочь ей ускорить открытие счета. У них была назначена встреча с вице-президентом банка, приятной дамой, не говорившей по-английски. Идина объяснила ей по-французски, что ее клиентка – американка, которая переезжает в Дакар, чтобы воссоединиться со своей семьей. Зола предъявила паспорт, нью-джерсийские права и копию договора об аренде квартиры. Легенда была такова: ее американский приятель, весьма богатый человек, хочет прислать ей денег на покупку дома и для поддержки. Он путешествует по миру по своим делам и планирует провести какое-то время в Сенегале. Существовала даже вероятность того, что он откроет здесь свой офис. История прошла гладко и убедила мадам вице-президента. Очень помогло то, что интересы Золы представлял адвокат с безупречной репутацией. Идина особо настаивала на необходимости строгого соблюдения конфиденциальности, пояснив, что вскоре на счет должна прийти крупная сумма денег. Они сошлись на депозите в тысячу долларов, и Идина тщательно проверила все документы. Банковские карты должны были прислать по почте в ближайшее время. Вся операция заняла меньше часа, и, вернувшись в квартиру, Зола послала Тодду по электронной почте свои новые банковские реквизиты.

Когда Марк приземлился в Бриджтауне в двадцать минут второго, Тодд встретил его у выхода из зала прилета.

– Красивый загар, – заметил Марк.

– Спасибо, – ответил Марк, – но я готов немедленно линять отсюда.

– Давай поговорим.

Они зашли в бар и заказали пиво. Усевшись за столик в углу, долго пили его. Потом Марк вытер губы и произнес:

– Такое впечатление, что ты нервничаешь.

– Я действительно нервничаю. Послушай, я знаю, что тебе хотелось бы провести несколько дней на пляже, но мы в бегах. ФБР может отследить перевод в наш банк.

– Мы обсуждали это уже раз десять.

– Да, и сюда они вполне смогут дотянуться, по крайней мере, до денег. Когда выяснится, что нас там нет, они начнут искать нас здесь. Мы ничего не выигрываем, околачиваясь на этом острове. Сегодня утром Зола без всяких проблем открыла счет в Дакаре. Задержка с последней выплатой может быть или не быть связана с нами, но зачем испытывать судьбу? Насколько мы знаем, федералы, скорее всего, уже в шаге от нас. Давай уедем, пока они нас не настигли.

Марк сделал глоток пива и пожал плечами:

– Как скажешь. Думаю, на солнце я смогу понежиться и в Дакаре.

– Там есть сказочные пляжи с курортами, которые могут соперничать с любым из здешних. И, похоже, у нас будет куча времени, чтобы посидеть у бассейна.

Допив пиво, они вышли на слепящее солнце, поймали такси и направились во Второй королевский банк, где им пришлось около часа ждать встречи с мистером Рудольфом Ричардом. Тодд представил Марка как своего партнера по «Йорк и Орандж» и объяснил, что они хотят перевести три миллиона долларов со своего счета в один из дакарских банков. Мистер Ричард удивился, но не выдал своего любопытства. Желание клиента – закон. Они сняли двадцать тысяч наличными и покинули банк. В аэропорту изучили маршруты и выяснили, что почти все они пролегают через Майами или аэропорт Кеннеди – места, которых они предпочитали избегать. Заплатив пять тысяч двести долларов наличными за два билета в один конец, они покинули Барбадос в десять минут шестого и направились в лондонский аэропорт Гатвик, находившийся за четыре тысячи двести миль и одиннадцать часов лету от них. В дороге Марк проверил свою почту; в письме от менеджера из бруклинского отделения Сити-банка сообщалось, что второй перевод не прибыл.

– О миллионе долларов адвокатского гонорара придется забыть, – пробормотал он, склонившись к Тодду.

– Ну, вообще-то, мы его и не заработали, – саркастически заметил тот.

В Гатвике они два часа пили пиво, прежде чем подняться на борт самолета, летевшего в Алжир, за тысячу километров от Лондона. Там предстояла восьмичасовая стыковочная остановка, бесконечно тянувшаяся в жарком и тесном аэропорту. Тем не менее, по мере того как под крылом самолета проплывали мили и сменялись культуры, в них росло чувство уверенности, что плохие парни остаются все дальше и дальше у них за спиной. Через пять часов полета, преодолев еще две тысячи миль, в одиннадцать тридцать вечера они приземлились в Дакаре. Несмотря на поздний час, аэропорт бурлил: гремела музыка, торговцы вразнос настойчиво предлагали драгоценности, кожаные изделия и свежие фрукты. За главным выходом прибывших с бледной кожей – белых и азиатов – моментально облепляли попрошайки. Марка с Тоддом толкали со всех сторон, но им удалось найти такси, которое через двадцать минут доставило их к отелю «Рэдиссон Блю» на Приморской площади.

Зола забронировала два номера с выходом к бассейну на свое имя и заплатила за неделю вперед. Видимо, она хорошо подготовила почву, потому что Марка с Тоддом встретили как высокопоставленных персон. Никому и в голову не пришло попросить у них паспорта.

Это был их первый визит в Африку, и ни один из приятелей не решался высказывать догадки относительно того, как долго они здесь задержатся. Их прошлое представляло собой невероятный сумбур, а будущее было неопределенным. Поэтому в какой-то момент они решили жить настоящим и ни о чем не сожалеть. Все могло обернуться и хуже. Они могли бы сейчас корпеть над учебниками, готовясь к адвокатскому экзамену.


В субботу около полудня, когда солнце раскалило замощенные керамической плиткой дорожки вокруг бассейна и на террасах, Марк, пошатываясь, вышел из номера, сощурился от слепящего света, потер глаза, подошел к краю бассейна и упал в воду. В соленую воду, теплую и приятную. Он по-собачьи проплыл немного туда-сюда и сдался. Сел на мелком конце бассейна, погрузившись в воду до подбородка, и попытался вспомнить, где был неделю назад. Вашингтон. Утро после попойки с однокашниками. Следующий день после их явки в суд в сопровождении Фила Саррано. Все эти сердитые люди, желавшие прижать их с Тоддом. День, когда он, как предполагалось, должен был окончить Фогги-Боттом и отправиться завоевывать мир.

Не то чтобы Марк потерпел поражение, но это было все же нечто совсем другое. Вскоре появился Тодд и привлек к себе внимание. Он и не думал плавать, вместо этого помахал пляжному мальчику и заказал напитки. Выпив по два коктейля, они приняли душ и оделись. Одежда у них была старая, и покупка новой являлась приоритетом в списке дел.

А вот на их партнерше было нечто, чего они никогда прежде не видели. Зола прибыла в ресторан отеля в красно-желтом платье, ниспадавшем до пола. С ожерельем из крупных цветных бусин и цветком в волосах, она выглядела очень по-африкански. Они радостно обнялись, стараясь, впрочем, не привлекать к себе особого внимания. Ресторан был наполовину заполнен гостями – почти сплошь европейцами.

Когда они сели за стол, Тодд сказал:

– Ты выглядишь сногсшибательно.

– Зола, давай поженимся, – подыграл ему Марк.

– Эй, это я собирался сделать ей предложение! – подхватил Тодд.

– Прошу прощения, – ответила Зола, – но больше никаких белых парней. Я собираюсь найти себе какого-нибудь чувака-африканца, которым буду вертеть как захочу.

– Ты целых три года вертела нами как хотела, – заметил Марк.

– Да, но вы огрызались и много врали. А я хочу такого парня, который будет только отвечать, если его спросят, и всегда говорить правду.

– Ну, удачи тебе, – пожелал Тодд.

Подошла официантка, и они заказали напитки: ребятам – пиво, Золе – чай. Марк и Тодд принялись расспрашивать Золу о семье. Все члены ее семьи чувствовали себя теперь в безопасности и были счастливы. После страхов, которых они натерпелись в тюрьме, все уладилось. Полицейских с тех пор не было видно, и другие власти их тоже не беспокоили. Зола и Бо подумывали о том, чтобы снять небольшую квартиру поблизости от родителей; им требовалось свое пространство. Абду чувствовал себя в Сенегале вернувшимся домой, в мусульманское окружение, и постепенно восстанавливал свое доминирующее положение. Однако они с Фантой уже начинали томиться такой жизнью, поскольку не имели работы. После четырех месяцев, проведенных в тюремной праздности, они нуждались в каком-нибудь деле. В целом жизнь у них была хорошей, только немного неустроенной. Их адвокат работала над возвращением им гражданства и получением надежных документов.

Зола хотела знать все подробности о событиях двух последних недель, начиная с их ареста, побега в Бруклин, а потом – на Барбадос. Марк с Тоддом наперебой рассказывали ей разные эпизоды своей эпопеи, и всем было весело. Официантка принесла напитки, и Зола настояла, чтобы они заказали цыпленка-ясса – традиционное сенегальское блюдо: маринованную курицу в луковом соусе. Когда официантка ушла, Марк и Тодд продолжили свой рассказ. Сцена в зале суда под председательством судьи Эбботта – когда казалось, что половина аудитории готова перескочить через барьер и тут же схватить их, – потребовала совместных усилий, поскольку все трое хохотали до упаду.

На них начали поглядывать от других столов, и друзья постарались вести себя сдержанней. Цыпленок-ясса ребятам очень понравился, а затем все перешли к десерту. За крепким кофе они приглушили голоса, разговор стал серьезным.

– Наша проблема очевидна, – сказал Марк. – Мы приехали сюда на отдых на несколько дней, и мы путешествуем с фальшивыми паспортами. Если нас арестуют, то бросят в ту же тюрьму, где держали твоего отца и Бо. Представь себе: два белых мальчика в по-настоящему суровой тюрьме.

Зола тряхнула головой.

– Нет, вы здесь в безопасности и можете оставаться сколько хотите, никто и слова не скажет. Просто держитесь среди белых, не отходите далеко от побережья и не делайте ничего такого, что привлекло бы к вам внимание.

– А как здешние относятся к гомосексуалам? – спросил Тодд.

Зола нахмурилась и ответила:

– Вообще-то я не интересовалась. А вы что, заделались геями? Стоило мне оставить вас всего на две недели, и…

– Нет, – перебил ее Тодд, – но на нас как-то подозрительно смотрели, когда мы прошлым вечером заселялись в отель. Мы кажемся парой. Люди делают предположения.

– Я где-то читал, – подхватил Марк, – что в большинстве африканских, особенно мусульманских стран гомосексуализм не одобряют.

– Здесь это не так принято, как в Штатах, но никто на вас нападать не станет. Вдоль побережья – десятки отелей западного образца и множество бледнокожих туристов, главным образом из Европы. Вы вполне впишетесь в их компанию.

– А я читал что-то относительно здешних полицейских – якобы они очень суровы и грубы, – сказал Тодд.

– Только не в прибрежных районах. Туризм слишком важен для страны. Но имейте в виду, что они могут остановить вас под любым предлогом и попросить предъявить документы. Парочка белых ребят в неподходящем районе города может привлечь их внимание.

– Похоже на расовую предвзятость, – заметил Марк.

– О да, только теперь роли поменялись, – улыбнулась Зола.

Они проговорили почти два часа. После короткой паузы Зола склонилась поближе к друзьям и спросила:

– Так насколько опасно на самом деле наше положение?

Марк и Тодд переглянулись, и Тодд заговорил первым:

– Это зависит от состояния сделки. Если она завершена и никто ничего не заподозрил, тогда мы, вероятно, провернули идеальное преступление. Мы поболтаемся здесь недельки две, может, переведем остаток денег с Барбадоса и убедимся, что все концы надежно спрятаны в воду.

– Тогда, – добавил Марк, – мы тихонько вернемся домой, стараясь держаться подальше от Ди-Си и Нью-Йорка, и будем слушать и наблюдать. Если история со Свифтом в конце концов заглохнет, тогда мы свободны и чисты.

– С другой стороны, если кто-то что-то заподозрит, нам придется прибегнуть к плану «бэ».

– И что это за план?

– Мы продолжаем над ним работать.

– А вся эта катавасия в Ди-Си? – поинтересовалась Зола. – Должна сказать вам, ребята, мне совсем не нравится, что надо мной висит обвинение, пусть даже в таком незначительном преступлении, как несанкционированная практика.

– Обвинение нам еще не предъявлено, – возразил Марк. – И не забывай, что мы заплатили адвокату жирненький гонорар за то, чтобы он как можно дольше тянул время и готовил досудебную сделку. Нет, это меня не волнует.

– Тогда что тебя волнует?

Марк немного поразмыслил и ответил:

– «Коэн-Катлер». Они отложили выплату адвокатских гонораров. Это может быть тревожным звонком.


После ленча, когда Зола ушла, друзья вздремнули, потом выпили возле бассейна. По мере того как тянулся день, мизансцена у бассейна эффектно менялась с появлением нескольких молодых пар из Бельгии. Музыка набирала обороты, людей становилось все больше, Марк и Тодд, сидя на периферии, с удовольствием наблюдали за представлением.

В семь часов вернулась Зола с двумя огромными сумками покупок: новыми ноутбуками и новыми предоплаченными мобильниками. Каждый из троицы завел несколько новых адресов электронной почты. Они обсудили разные сценарии, касающиеся их безопасности, и поговорили о деньгах, но не приняли никаких серьезных решений. Марк с Тоддом все еще страдали от джетлага[83], и их клонило в сон. Зола оставила их сразу после девяти и вернулась к себе в квартиру.

Глава 44

Звонок раздался в третьем телефоне Тодда – первом из предоплаченных, том, который он купил в Ди-Си в день, когда Зола улетала в Сенегал. Теперь, когда у него имелся еще и четвертый аппарат, он, как и его партнеры, не мог представить, что когда-нибудь сможет объединить их все и жить с единственным мобильником. Сейчас это казалось невозможным.

Третьим был телефон, номер которого он дал мистеру Ричарду, и звонок оказался бедственным. Мистер Ричард сказал, что решил воспользоваться телефоном, чтобы не оставлять следов в электронной почте. С ним только что связались сотрудники ФБР, интересовавшиеся переводом со счета фирмы «Лусеро и Фрейзер» в бруклинском отделении Сити-банка. Он, разумеется, не стал отвечать ни на какие их вопросы и не подтвердил существование счета фирмы «Йорк и Орандж» в его банке. Он вообще ничего им не сообщил, как обычно: по барбадосским законам он не обязан открывать ФБР информацию о чьем-либо счете. Однако он, мистер Ричард, считает своим долгом уведомить клиента, что им интересуется ФБР.

Тодд поблагодарил его, после чего испортил день Марку, рассказав о разговоре. Первой мыслью Марка было связаться с Дженни Валдес и выудить у нее дополнительную информацию, но он сразу же откинул ее как довольно глупую. Если ФБР использует жесткий прессинг по всему полю, то все звонки, поступающие в «Коэн-Катлер», прослушиваются, записываются и отслеживаются.

Золе понадобился час, чтобы добраться до отеля. Тодд с Марком сидели на террасе под зонтиком и любовались океаном, хоть мысли у них были и нерадостные. Их худший кошмар становился явью, и хотя они часто размышляли о том, что будет, если события выйдут из-под контроля, реальность произошедшего их ошеломила. ФБР сидело у них на хвосте. А это означало: их афера с коллективным иском разоблачена, что влечет за собой предъявление обвинений, выдачу ордеров на арест и рассылку их данных на все вокзалы, во все порты и аэропорты. Учитывая, что важнейшей задачей ФБР является борьба с терроризмом и наркотрафиком, невозможно знать наверняка, насколько серьезно Бюро отнесется к преследованию мелких правонарушителей по части коллективных исков, но друзья допускали худшее.

Зола была в ужасе, и не без оснований. Она приехала в Сенегал по своему подлинному американскому паспорту, оставив, таким образом, явный след, которого не мог не заметить даже слепой дознаватель. ФБР могло легко проследить все ее передвижения. И что еще хуже, две недели назад, сразу по приезде, она отметилась в американском посольстве в Дакаре.

Нужно было что-то решать. Поскольку они понятия не имели, что замышляет ФБР, как глубоко они копают и насколько близко подобрались, троица сочла необходимым выработать план. Тодд свяжется с мистером Ричардом на Барбадосе и переведет остаток денег с тамошнего счета в сенегальский банк. Зола доверится Бо, расскажет все ему, но не родителям – им, возможно, когда-нибудь тоже, но не сейчас. Завтра утром она первым делом встретится с Идиной Санга и поторопит ее с процессом натурализации. Если Зола станет полноправной сенегалкой, экстрадировать ее в США будет почти невозможно. А еще она деликатно прощупает возможность получения новых документов для двух своих друзей.

На протяжении вторника и среды все трое были прикованы к своим ноутбукам – искали по всему Интернету что-нибудь существенное насчет сделки Свифт-банка. Безуспешно. Но их доля адвокатского гонорара не пришла в бруклинское отделение Сити-банка, и это являлось свидетельством того, что происходит нечто тревожное. Наконец в четверг утром некий финансовый сайт сообщил о небольшой загвоздке в деле Свифта. Федеральный судья в Майами приостановил дальнейшие выплаты в связи с расследованием, основанным на слухах о мошенничестве. Федеральный судья в Хьюстоне сделал то же самое. По всей стране Свифт уже выплатил почти три миллиарда из обусловленных сделкой четырех миллиардов двухсот миллионов долларов, но тут возникли проблемы.

Хотя суть аферы не излагалась, троица партнеров точно знала, что́ нашли следователи.


Идея Марка состояла в том, чтобы свалить из страны, минуя таможенный и паспортный контроль в аэропорту. У них было достаточно денег, чтобы сделать все что угодно, поэтому он предлагал арендовать машину с водителем и убраться с глаз долой. Они могли поехать на юг, через Западную Африку, выиграть время, насладиться путешествием и в конце концов добраться до Южной Африки. Он читал, что Кейптаун – красивейший город в мире, к тому же там говорят по-английски. Тодд прохладно отнесся к этой идее. Ему не очень хотелось целый месяц трястись по ухабистым дорогам и задерживать дыхание каждый раз, когда какой-нибудь пограничник, держа палец на спусковом крючке автомата, будет изучать его паспорт. Он не говорил «нет», поскольку в один прекрасный день такой способ побега мог стать неизбежным, но и не одобрял идею.

Однако Зола сказала – нет. Она не оставит свою семью после того, через что им пришлось пройти.

Расследование продолжалось, хотя никакой существенной информации о нем не доходило. И они ждали. Зола почувствовала было себя в Дакаре в большей безопасности, но теперь снова обмирала от страха, что вот-вот кто-то постучит в дверь.


Курортный город Сен-Луи расположен на берегу Атлантического океана, в двухстах милях от Дакара. Со своими ста семьюдесятью пятью тысячами населения он гораздо меньше и спокойнее, чем Дакар, однако достаточно велик, чтобы в нем можно было затеряться. Когда-то он являлся столицей страны, и французы настроили здесь прелестных домов, которые хорошо сохранились. Город был знаменит своей колониальной архитектурой, неторопливым образом жизни, чудесными пляжами и самым главным джазовым фестивалем в Африке.

Зола организовала поездку. Она наняла водителя внедорожника с кондиционером, и они с Бо и двумя ее партнерами отправилась туда на несколько дней. Родители приглашены не были. Зола и Бо задыхались от неусыпного надзора Абду, им требовалась передышка. А главное, что им было нужно, – это отдельное жилье на некотором расстоянии от родителей. И Зола подумала, что Сен-Луи может оказаться как раз подходящим местом.

Выехав из Дакара, они поняли, что их водитель почти не говорит по-английски, и со временем стали более открыто обсуждать события последних шести месяцев. У Бо были вопросы, иногда весьма острые. Он не мог поверить, что они действительно сделали то, что сделали, и что Марк с Тоддом пытаются оправдать свои поступки. Бо сердился, что они втянули его сестренку в свою мошенническую схему. Марк и Тодд были готовы взять всю ответственность на себя, но Зола твердо стояла своем: у нее своя голова на плечах, и она в состоянии сама принимать решения. Да, они наделали много ошибок, но она несет за них равную ответственность с остальными. Она не винила никого, кроме себя.

Бо знал, что в банке у нее есть деньги, но понятия не имел сколько. Ему трудно было смириться с тем, что отныне предстоит жить вдали от США – единственной страны, которую он знал. Там у него осталась возлюбленная, и его сердце разрывалось от тоски. Остались там у него и друзья, бывшие одноклассники, соседи. Ему пришлось бросить хорошую работу.

Но чем дальше, тем больше Бо успокаивался, понимая, что был бы сейчас в тюрьме, если бы не деньги, которые Марк и Тодд отдали Золе; не мог он не заметить и обожания, с каким они относились к его сестре.

После шести часов езды они пересекли реку Сенегал по мосту Фейдербе, спроектированному Жаном Эффелем, тем самым, который построил знаменитую Эйфелеву башню. Старая часть города располагалась на острове Н’Дар – узкой полоске земли, с обеих сторон омываемой океаном. Они проехали мимо кварталов красивых старых домов и остановились у отеля «Мермоз», стоявшего на самом берегу. Не спеша поужинав на террасе, под которой плескался океан, они рано отправились спать.

Список объектов недвижимости здесь являлся не таким подробным, как в каком-нибудь американском городе или в Дакаре, но, приложив усилия, Зола нашла то, что искала. Дом был построен в 1890 году французским купцом и много раз переходил из рук в руки. Это была трехэтажная вилла, которая лучше смотрелась с улицы, чем изнутри, но просторная и очаровательная. Деревянные полы кое-где просели. Старинная и разрозненная мебель покрылась пылью. На полках стояли горшки, вазы и старые книги на французском языке. Кое-где водопроводная система работала, кое-где – нет. Пузатый холодильник явно сошел с конвейера еще в пятидесятые годы. Внутренний дворик и террасу затеняли густые заросли бугенвиллей, как принято в тропиках. В гостиной стоял маленький телевизор. В рекламном буклете сообщалось, что здесь есть интернет-связь, но агент предупредил: работает она медленно.

Разделившись, друзья разбрелись по дому; чтобы осмотреть его полностью, понадобился не один час. На балконе второго этажа, примыкавшем к спальне, на которую уже претендовал Тодд, он столкнулся с Марком.

– Тут нас в жизни не найдут, – сказал он.

– Возможно, но ты можешь поверить, что мы действительно находимся здесь?

– Нет. Это какой-то сюр.

Невзирая на их чувства, Золе дом нравился, и она подписала договор на полгода с оплатой тысяча долларов в месяц. Через два дня они въехали. Тодд и Марк заняли верхний этаж – три спальни и две ванные, ни в одной из которых не работал душ; а Зола – хозяйские апартаменты на нижнем этаже. Бо воткнули между ними, причем ему досталась самая большая площадь. Они провели там еще два дня, закупая материалы, меняя светильники и предохранители и стараясь узнать о доме как можно больше. Дом сдавался вместе с садовником – Пьером как-там-его, который не знал ни слова по-английски, но прекрасно обходился жестами и звуками.

Остров напоминал Венецию: изолированный город в окружении воды, вот только в Венеции нет таких восхитительных песчаных пляжей. Они привлекали туристов, и вдоль берега выстроились десятки затейливых отелей. Если не выполняли поручений Золы по дому, Марк и Тодд проводили время на берегу: пили ромовые коктейли и высматривали девушек.

Когда Зола и Бо отъезжали во внедорожнике, Марк и Тодд обняли их на прощание и попросили поскорее возвращаться. Брат с сестрой планировали пробыть в Дакаре около недели – этого достаточно, чтобы упаковать кое-какие вещи и разобраться с родителями.

Тем вечером, отдыхая в полуосвещенной гостиной старого дома, построенного европейцами в другом веке, в другие времена, Тодд с Марком усидели бутылку скотча, пытаясь выстроить перспективу своих жизней. Задача оказалась непосильной.


В воскресенье, 22 июня, «Вашингтон пост» вышла с огромным заголовком на первой полосе: «Мошенничество с коммерческими юридическими школами, связанное с нью-йоркским управляющим фондом». В нижней части страницы был помещен большой портрет Хиндса Рэкли. Статья представляла собой более искусно написанную версию того, что было развешано на стене гостиной Горди, с упоминанием десятков компаний и юридических школ, служивших прикрытием для аферы. Свифт-банку, однако, уделялось не так много внимания. Было очевидно – по крайней мере, Марку с Тоддом, – что журналисту не удалось проникнуть в оффшорные компании Рэкли, которые предположительно владели фондом.

Но в какой-то мере статья являлась доказательством. Работа Горди обрела юридическую силу. Великому Сатане предстоял пиаровский кошмар, и хотя статья этого не подразумевала, имелся реальный шанс, что радары ФБР нацелятся теперь на Рэкли.

Друзья дня два торжествовали победу, а потом начисто забыли о статье.

Два дня спустя, 24 июня, Марку Фрейзеру, Тодду Лусеро и Золе Маал Большое жюри в Майами заочно предъявило обвинение в соответствии с федеральным законом о борьбе с рэкетом. Обвинения были частью продолжавшегося расследования многочисленных заявлений о мошенничестве с коллективным иском в отношении сделки со Свифт-банком. Согласно первому докладу Блумберга, ожидались и новые обвинения. Марк с Тоддом наблюдали, как их история расползалась по Сети, но она никогда не достигала статуса заглавной новости. В мире Большого бизнеса это было не такое уж важное событие.

Не для страны, конечно, но для трех обвиняемых это оказалось весьма значительное дело. Хоть они ее и ожидали, новость все равно их напугала. Но они были к ней готовы. У них имелось подходящее убежище, о котором ФБР и не подозревало.

Другое дело Зола. Марк и Тодд сомневались, чтобы ФБР стало заморачиваться выслеживанием ее передвижений до Дакара, ожидать, что сенегальская полиция станет для них ее арестовывать, а сенегальский суд – принимать решение об экстрадиции всего лишь за отнюдь не тяжкое преступление, не имеющее отношения ни к терроризму, ни к убийству, ни к торговле наркотиками. Они были в этом уверены, но своим мнением не делились, отдавая себе полный отчет в том, что после всего случившегося Зола не доверяет их словам и мыслям, – и не без оснований.

У Золы же был собственный план. Она созвала всех в Дакар на важную встречу, которую готовила уже давно. С помощью посредника, рекомендованного Идиной Санга, Зола постепенно и осторожно искала связи, пока не нашла нужного человека. Договоренность между ними являлась простой и сложной одновременно. За двести тысяч долларов с каждого правительство должно было выдать новые идентификационные карточки, новые паспорта, а также документы, удостоверяющие гражданство, трем бывшим партнерам по несанкционированной юридической практике. Посредник был влиятельным чиновником министерства иностранных дел. Зола встречалась с ним трижды, прежде чем они начали доверять друг другу. Так и осталось невыясненным, сколько собирался заработать на этом деле посредник, но Зола предполагала, что при передаче наверх куш значительно уменьшится.

Сделка была простой, потому что деньги за приобретение гражданства передавались наличными – отнюдь не уникальный способ транзакции в Сенегале. А сложность состояла в том, что все трое должны были отказаться от себя, от тех, кем они были и откуда вели происхождение. Существовала возможность сохранить двойное гражданство, но не под своими настоящими именами. Если они хотели стать сенегальцами и таким образом оказаться под защитой правительства и спрятаться от властей США, они не могли оставаться Марком, Тоддом и Золой. Двойное гражданство означало двойную идентичность – то, чего ни одно правительство не одобряет.

Ее друзья без колебаний согласились на сделку, лишь немного посетовав на ее дороговизну. Их тайный запас сократился теперь до двух с половиной миллионов; неплохой резерв, но будущее казалось неопределенным.

Они вернулись в Сен-Луи, в свою хиреющую виллу, с новыми идентификационными и кредитными карточками и красивыми новыми паспортами с фотографиями улыбающихся владельцев. Мистер Фрейзер был теперь Кристофом Видалом, или просто Крисом. Его закадычный дружок стал Томасом Дидье, в обиходе – Томми. Просто два молодых человека французского происхождения, хотя оба ни слова не знали на якобы родном языке. Белое население в Сенегале составляло всего один процент, и прибавление двух гринго едва ли что-то изменило в этой статистике.

Зола приобрела настоящее африканское имя – Алима Пене, и они стали называть ее Элис.

Бо, за которым не тянулся хвост преступлений в США, остался тем, кем был. Его документы стоили далеко не так дорого, но процесс занял больше времени.


Праздно-ленивая жизнь, состоявшая из сна, чтения, лазанья по Интернету, прогулок по берегу, питья и полуночных ужинов в ресторанах с видом на океан, вскоре начала им наскучивать. Приблизительно через месяц после того, как они стали сенегальцами, Крис и Томми принялись искать работу, предпочитая на этот раз что-нибудь вполне законное.

Их любимым баром была крытая соломой хижина, затесавшаяся между двумя небольшими курортными отелями, в пяти минутах ходьбы от их виллы. Там они просиживали часами, играя в домино, бросая дротики, болтая с туристами, насыщаясь солнцем, обедая и потягивая «Газель» – легкое светлое пиво, считавшееся сенегальским национальным напитком. Хозяйкой бара была эксцентричная старая немка, у которой недавно умер муж. Иногда она, ковыляя, приходила в свой бар, чтобы выпить и распечь своих работников, которые многозначительно закатывали глаза за ее спиной. Томас начал флиртовать с ней и вскоре представил ей своего друга Кристофа. За долгим ленчем они очаровали ее. На следующий день немка пришла снова, потом еще, и во время четвертого совместного ленча Томас спросил, не задумывалась ли она когда-нибудь о том, чтобы продать свое заведение. Они с другом как раз ищут, чем бы заняться, и так далее. Женщина призналась, что стала стара и устала.

Они купили бар и закрыли его на реконструкцию. Элис вошла в долю, и они, вбухав восемьдесят тысяч долларов, модернизировали кухню, обновили оснащение бара, установили большие телевизоры и удвоили количество посадочных мест. Они хотели сделать свое заведение больше похожим на американский спортбар, но с местной музыкой, едой, напитками и оформлением. Когда бар открылся снова, Элис отвечала в нем за обеденный зал. Крис и Томас стояли за барной стойкой. Бо руководил немногочисленным штатом поваров. С раннего утра бар кишел посетителями, и жизнь была прекрасна.

В знак памяти и как почтительный поклон той, другой жизни, они дали своему бару название «Забияка».

От автора

Как обычно, с реальностью я обращался весьма вольно, особенно по части юриспруденции. Законы, суды, судебные процедуры, законодательные акты, фирмы, судебные залы и председательствующие в них судьи, адвокаты с их привычками – все было беллетризовано в интересах сюжета.

Марк Твен говорил, что он передвигает целые штаты и города, чтобы приспособить их к своему повествованию. Таков патент, выданный романистам или просто присвоенный ими.

Алан Суонсон был моим гидом по улицам округа Колумбия. Бобби Моук, специалист по гражданским правонарушениям, обладающий энциклопедическими знаниями в области законодательства, в очередной раз просмотрел мою рукопись. Дженнифер Халви из Университетской юридической школы Виргинии провела меня через запутанный мир студенческих ссуд. Спасибо им всем. Если в моем тексте есть ошибки, то они за них не несут никакой ответственности.

Вопрос, который ненавидят все писатели, таков: «Откуда вы черпаете свои идеи?» В данном случае ответ прост. Мне довелось прочесть в сентябрьском выпуске 2014 года журнала «Атлантик»[84] статью под названием «Афера с юридическими школами». Это блестящее журналистское расследование Пола Кампоса. К концу чтения я вдохновился и уже знал, что у меня есть сюжет следующего романа.

Благодарю вас, мистер Кампос.

Загрузка...