АБДУРРАХМАН ДЖАМИ, ЕГО ВРЕМЯ И ТВОРЧЕСТВО

Джами принадлежит к плеяде великих поэтов и мыслителей средневекового Востока. Творения Джами явились достойным завершением, своего рода венцом классического периода персидско-таджикской литературы, которая, возникнув в IX веке, блистательно развивалась на протяжении шести столетий.

Выдающийся деятель культуры и литературы XV века, ученыйэнциклопедист и духовный наставник многочисленных учеников, Джами при жизни был признанным авторитетом для миллионов современников. Влияние его на последующие поколения художников и литераторов Ближнего и Среднего Востока и Средней Азии было огромно.

С XVIII века произведения Джами становятся достоянием мировой культуры.

1

XV век составляет одну из самых смутных и противоречивых эпох в истории Ближнего и Среднего Востока; периоды относительной политической стабилизации и стремительного культурного подъема не раз перемежались с годами кровопролитной междоусобной борьбы за власть, приводящей к разорению страны.

В 1405 году скончался Тимур (Тамерлан), основатель обширной феодальной империи, созданной огнем и мечом. Государство, просуществовавшее около тридцати пяти лет и объединившее Мавераннахр, Туркестан, Иран, Афганистан, часть Индии, Малую Азию, часть южного Кавказа, распалось. В военных схватках власть захватил один из сыновей Тимура — Шахрух (правил в 1409-1447). Он занял престол и стал признанным верховным главой тимуридов. Но фактически возникли два самостоятельных тимуридских владения: Хорасан с резиденцией Шахруха в Герате и Мавераннахр со столичным городом Самаркандом, где обосновался внук Тимура — правитель и ученый Улугбек (правил в 1393-1449).

Джами родился 7 ноября 1414 года (по мусульманскому летосчислению 23 шаабана 817 года) в селении Харджард, расположенном между Гератом и Мешхедом. Полное имя поэта — Нураддин Абдуррахман ибн Низамаддин Ахмад ибн Шамсаддин Мухаммад. Литературное имя (тахаллус) он получил, как это было принято в то время, по месту рождения, а именно от названия небольшого городка Джам, центра одноименной области, в которой находился Харджард. Джами — значит «родом из Джама».

Отец и дед Джами были законоведами, занимали в области видные должности. С четырех лет Джами стал посещать школу. Необычайные способности ребенка позволили ему, в короткий срок овладев грамотой, пройти курс арабской грамматики, хорошо изучить Коран и познакомиться с классическими произведениями персоязычной литературы. Основным наставником будущего поэта был его отец Низамаддин Ахмад, человек образованный и просвещенный. Позднее Джами о нем сказал: «Воистину, мы были учениками своего отца, так как владеть языком выучились у него».

Одиннадцатилетним подростком Джами вместе с родителями переезжает в Герат.

Герат был оживленным столичным городом, где пересекались многие международные пути. Хорасан имел торговые и дипломатические связи с соседними странами — Россией, Индией, Китаем, поэтому в Герате постоянно находились дипломатические, торговые, военные миссии. Здесь было место стоянок дальних купеческих караванов. К пышному двору правителя стекались ученые, поэты, художники, музыканты, мастера-умельцы. Жизнь в столице бурлила, как в кипящем котле. Герат XV века был одним из крупнейших культурных центров Востока. Здесь развивались, достигнув высокого уровня, наука и поэзия, музыка, живопись, архитектура, декоративное и прикладное искусства, ручные ремесла. Сын Шахруха Байсанкур (ум. 1433), который состоял при отце в должности везиря и правителя столицы, основал в Герате замечательную для своего времени библиотеку При библиотеке действовал постоянный штат стихотворцев, музыкантов и знатоков литературы, а также мастеров книжного дела — каллиграфов, позолотчиков и переплетчиков. Художникиминиатюристы, работавшие при библиотеке, положили начало превосходной школе книжной миниатюры. Библиотека Байсанкура не только решала задачу собирания ценнейших рукописей, здесь создавались новые манускрипты, доныне поражающие специалистов искусством книжного оформления. Ставились и такие сложные задачи, как собирание литературного наследия классиков и составление сводных списков. Так, здесь впервые был составлен сводный текст эпопеи «Шахнаме» Фирдоуси на основе нескольких старейших списков, с предисловием Байсанкура. Здесь же было впервые собрано литературное наследие Амира Хосрова Дехлеви, в десятках экземпляров переписывались шедевры классики — «Пятерица» Низами, «Куллийат» Саади, диван Хафиза.

По сведениям историографов, Герат с окрестностями насчитывал в XV веке свыше миллиона жителей. Город расширял свои границы, в нем было много парков, рынков, караван-сараев. Пышное великолепие дворцов и мечетей и жалкие лачуги, фанатическая религиозность одних и утонченный разврат других, аскетические обители дервишей и роскошные увеселительные заведения, хранилища ценнейших рукописей — и неграмотное в своем большинстве население — такими были поразительные контрасты этого столичного города.

Джами продолжает в Герате образование, сначала в медресе Низамийе, затем в медресе Дилкаш. Изучает арабский язык, логику, поэтику риторику, теологию, философию. Слушает лекции видных ученых Мавляны Джунайда Усули, Ходжи Алааддина Али Самарканди и других. Затем постигает основы точных наук: астрономии, математики, геометрии. Приобретя серьезные познания, он начинает заниматься самостоятельным научным творчеством.

Двадцатилетний Джами пишет специальный комментарий к астрономическому трактату и посылает его в Самаркандскую обсерваторию Улугбека. Ознакомившись с работой Джами, известный астроном Кази-заде Руми высоко оценивает труд начинающего ученого и приглашает его в Самарканд. Полученным приглашением Джами смог воспользоваться только через год. В 1435 году Герат постигло тяжелое бедствие — повальная эпидемия чумы, которая унесла в округе Герата сотни тысяч человек. В 1436 году, по окончании карантина, Джами переезжает в Самарканд, уже давно привлекавший его как центр наук и образования.

Время правления Улугбека было для Мавераннахра периодом большого культурного подъема. В Самарканде возводились величественные архитектурные ансамбли — административные здания, медресе, торговые кварталы. В 1417 году было построено медресе в Бухаре, в 1420 году — в Самарканде, в 1432-1433 годах — в Гиждуване (по собственной инициативе Улугбека).

Улугбек ввел ряд полезных и новых по тому времени преобразований в области просвещения. Помимо традиционного официального ислама и мусульманского законоведения, учащиеся медресе стали изучать математику, астрономию, географию, геодезию, медицину. Углубленно изучалась философия. В 1428-1429 годах была построена знаменитая Самаркандская обсерватория, наблюдения за небесными телами вели в ней сам Улугбек и другие крупные ученые — Кази-заде Руми (ум. 1437), Гиясаддин Джамшид (ум. ок. 1433), Али Кушчи (1404-1478).

В 1436 году Джами поступает в знаменитое медресе Улугбека и продолжает совершенствовать свои знания в области астрономии, геодезии, математики, философии и теологии у ведущих ученых самаркандского круга — Улугбека, Кази-заде Руми, Фазлуллаха Абулайси. Преподаватели отмечали у Джами, так же как это было и раньше, в Герате, исключительные способности и неутолимую жажду знаний. Этот молчаливый и худощавый юноша не стремился, подобно большинству его сотоварищей по учебе, брать верх в схоластических спорах или выставлять напоказ свою эрудицию, но неизменно оказывался первым, когда от учеников требовалось проявить глубину мысли и независимость суждения. Скупой на похвалы Кази-заде Руми однажды не удержался от того, чтобы не сказать о Джами: «С тех пор, как существует Самарканд, еще не переправлялся к нам через воды реки Аму человек, равный по уму, благородству и находчивости этому юноше из Джама».

Скромность и дружелюбие сочетались в молодом Джами с развитым чувством собственного достоинства.

Абдуррахману Джами было ненавистно раболепие перед знатными и власть имущими — эту черту он пронес через всю жизнь. Средневековые обычаи требовали от учеников своеобразного прислужничества: ученикам вменялось в обязанность сопровождать пешком выезд учителя и выполнять для него многие домашние работы. Джами не следовал этому обычаю, хотя его независимое поведение влекло за собой уменьшение положенной ему стипендии.

Не раз впоследствии он отклонял предложения поступить на службу при дворе того или иного вельможи. К годам молодости поэта относятся эти его строки:

Сталь закаленную разгрызть зубами,

Путь процарапать сквозь гранит ногтями,

Нырнуть вниз головой в очаг горящий,

Жар собирать ресниц своих совками,

Взвалить на спину ста верблюдов ношу,

Восток и Запад измерять шагами —

Всё это для Джами гораздо легче,

Чем голову склонять пред подлецами.

(«Сталь закаленную...»)

Завершив учебу в медресе, Джами остался в Самарканде еще на несколько лет, не желая порывать с научной и литературной средой города.

Со смертью Шахруха в 1447 году политическая обстановка в Самарканде обострилась до крайности. Ожесточенная борьба за престол привела к гибели Улугбека и двух его сыновей.

После Улугбека Самарканд постепенно теряет значение ведущего научного центра в Азии. Ученые покидают город, переселяясь в Герат, Балх, Нишапур, Багдад, в Малую Азию. В 1451 году власть в Самарканде захватил тимурид Абусаид. Период его правления в Мавераннахре был отмечен усилением влияния религиозно-дервишского ордена «Накшбандийе», который возглавлял Ходжа Ахрар (1404-1490), сыгравший зловещую роль в судьбах многих талантливых деятелей науки и культуры того времени. Одни были казнены и брошены в тюрьмы. Другие, успев покинуть Самарканд, долгие годы скитались на чужбине. Знаменитая на весь мир своими открытиями обсерватория Улугбека была в первые же годы правления Абусаида разгромлена толпой религиозных фанатиков, погибла и библиотека Улугбека, насчитывавшая тысячи редчайших рукописей.

В 1451 году Джами возвращается в Герат. Живя постоянно в Герате, Джами в последующие годы неоднократно посещал города Средней Азии — Карши, Мерв, Бухару, Самарканд, Ташкент, Фергану, а также совершал дальние поездки — в Ирак, Сирию. В 1472 году Джами совершает традиционное паломничество в Мекку — священный город мусульман. Это путешествие продолжалось, без малого полтора года. Джами посетил ряд городов — Нишапур, Сабзевар, Дамаск, Халеб, Табриз, побывал в Курдистане. В некоторых городах он задерживался ненадолго, в других жил месяцами. Джами имел возможность близко познакомиться с крупнейшими научными и культурными центрами Ирана, Азербайджана, Сирии, Ирака, Аравии. Были установлены более тесные творческие связи со многими известными деятелями науки и литературы, с которыми Джами ранее был связан перепиской.

Эта поездка оказала сильное воздействие на мировоззрение Джами. Великолепие дворцов, богатство библиотек порлжали воображение поэта, и еще более нетерпимо-тягостными представали повсюду следы войн и грабежей, картины нищенского народного быта, бесправие, болезни, голод и невежество простого люда. В поездках сформировались основные идеи поэта — гуманизм и справедливость. Где то мерило, которым можно измерить цену человека? — спрашивает поэт себя и отвечает:

Ты хочешь знать, кто лучший из людей?

Послушай голос совести моей:

Из лучших первым будет назван тот,

Кто постоит в беде за свой народ.

(«Ты хочешь знать, кто лучший из людей?..»)

Герат, как и Хорасан, переживал в 50 — 60-е годы XV века один из тяжелейших периодов своей истории. Войны, разрушения, беспощадный феодальный гнет свирепствовали здесь, как и в Самарканде, страна была полита кровью и слезами. Ожила наводящая ужас система Тимура — к населению применялись такие карательные меры, как бросание живьем в кипяток, сдирание кожи. В 1458 году на территории Хорасана правили двенадцать «независимых» падишахов. В результате непрерывных войн с жителей Герата поземельная подать — десятина — была взыскана в течение года девять раз. В этот же год население было трижды обложено податью «шукране» (буквально: «благодарствие»), которую взыскивали по случаю восшествия на престол нового правителя.

Трудовое население выплачивало еще свыше пятнадцати других поборов и привлекалось к принудительным отработкам — то есть бесплатно работало на строительстве каналов, мостов, городских стен, мечетей, тюрем и дворцов. Случалось, что на эти принудительные работы уходило до двухсот пятидесяти дней в году.

В 1469 году правителем Хорасана, в состав которого входили в это время подчиненные ему области восточного Ирана, северо-западного Афганистана и юга Средней Азии, стал султан Хусейн Байкара. Он продержался на троне до 1506 года. Период правления султана Хусейна Байкара отличался сравнительной политической стабильностью, хотя положение местного населения, по-прежнему истязаемого налогами и поборами, улучшилось ненамного. Новый правитель не чужд был интереса к литературе и просвещению.

Точную и образную характеристику этого правителя дал выдающийся таджикский писатель Садриддин Айни: «Султан Хусейн Мирза, будучи сам поэтом и любителем литературы, до некоторой степени покровительствовал просвещению.. Собирая к себе поэтов, ученых, слушал научные споры, устраивал поэтические состязания. Но постепенно он увлекся вином, любовными похождениями и оказался настолько во власти пороков, что от его первоначальных благих помыслов не осталось и следа. Пьянством и развратом занимался не только сам Хусейн Байкара, но они обрели повальный характер при его дворе».[1]

«...Когда о подданных своих правитель не радеет, Он по миру пускает их и трон его слабеет» эти строки Джами характеризуют, по-видимому, положение дел при султане Хусейне Байкара.

Как шло творческое становление Джами-поэта? Еще в годы учебы в Самарканде Джами близко познакомился с религиозномистическим учением суфийского ордена «Накшбандийе». Вернувшись в Герат, Джами попадает под влияние главы гератской общины этого ордена Саададдина Кашгари. В сорокалетием возрасте Джами вступает на путь суфизма, требовавшего от человека смирения, отказа от собственной воли и полного подчинения духовному наставнику. В 1456 году, после кончины Саададдина Кашгари, Джами становится духовным главой суфийского ордена.

Слово «суфий» восходит к арабскому «суф», что значит «грубая шерстяная одежда» (ранние суфии, проповедовавшие аскетизм, носили власяницу) Как религиозно-мистическое учение, противопоставившее себя ортодоксальному исламу, суфизм получил распространение на территории Ирака и Сирии в конце VIII века, несколько позже нашел благодатную почву и в Хорасане. С конца X — начала XI века суфизм быстро распространяется по всей территории Ирана и Средней Азии, превратившись в широкое демократическое движение городских низов. Суфизм содержал в себе три основных слагаемых: мусульманское отшельничество, любовно-религиозный мистический экстаз и пантеизм. Как общественное явление движение суфиев было очень сложно, оно проявляло себя в больших диапазонах от ортодоксального ислама до атеизма, от прямых антиправительственных действий до послушного подчинения господствующей власти.

Последователи суфизма признавали как незыблемую реальность божественное начало: мир, познаваемый в опыте, утверждали они, лишь эманация теоса. Изначальная формула единобожия, провозглашенная в Коране: «нет бога, кроме бога», согласно суфийской Доктрине, получила редакцию: «нет ничего, кроме бога». Обожествляя природу, они стремились постичь сущность бога путем духовного и телесного самоочищения, нравственного самоусовершенствования, а в идеале — в мистическом слиянии своего «я» с теосом.

Учение имело и определенную социальную направленность: суфии отрицали богатство и власть, утверждая отказ от земных благ во имя служения богу, выступали за равенство людей на земле. Отвергая любую светскую иерархию между людьми, провозглашали, что любой человек в равной степени есть частица божественной субстанции.

Суфийский орден «Накшбандийе», во главе которого стоял Джами, представлял собой традиционную мусульманскую общину, исповедовавшую пренебрежение земными благами во имя духовных, следование заветам пророка и служение ближним. Однако многие шейхи понимали требование материального самоограничения как нечто отвлеченное: превратившись, по существу, в разбогатевших феодалов-землевладельцев, они безжалостно угнетали крестьян. Шейхи оказывали сильное влияние на политическую жизнь страны, разжигая междоусобные распри и борьбу придворных партий.

Дух наживы и лицемерие такого рода «святых отцов» не были скрыты от Джами. В стихах его мы встретим мотивы обличения подобных служителей культа и насмешки над ними:

Мой ходжа! Ты в молитвах ликуешь, скорбя,

Все мирские грехи ты взвалил на себя.

Слишком тяжек твой груз? Оттого нам не легче.

Сбрось на землю, не то он раздавит тебя!

(«Мой ходжа! Ты в молитвах ликуешь, скорбя...»)

По свидетельству учеников Джами, поэт не выступал с открытыми проповедями. Время его было посвящено научным и творческим занятиям. В суфизме Джами был увлечен преимущественно теоретическими проблемами, комментировал произведения пантеистов. Сохранились рассказы о том, что Джами иной раз даже отговаривал молодых людей от связей с суфиями. Так, согласно этим рассказам, один гератский юноша, бросив медресе, высказал желание поехать в Самарканд для постижения учения тамошних дервишей. Когда он пришел к Джами попрощаться, поэт посоветовал ему отказаться от этого намерения. «В твоем возрасте все помыслы надо устремлять на приобретение знаний и воспитание разума, — сказал Джами. — Мы хорошо изучили особенности образа жизни невежественных суфиев. Это люди темные и вредные».

Восточный, или иранский, суфизм говорил преимущественно голосом поэзии. Поэзия суфиев с самого начала противостояла литературе феодального замка. Крупнейшие поэты классического периода в Иране и Средней Азии — Санаи, Низами, Саади, Хафиз, Камал Худжанди — испытали на себе влияние суфизма. Сложная система иносказаний суфийской поэзии служила для них блестящей формой выражения гуманистических, свободолюбивых и антиклерикальных идей. Джами, как выразитель передовых взглядов своего времени, носящих, согласно традиции, одежды суфийской символики, принадлежит к числу величайших поэтов средневековья.

Стихи Абдуррахмана Джами пользовались неслыханным успехом У его современников. Газели, которые поэт стал слагать еще в годы учения в медресе, сразу же получили признание у ценителей изящной словесности, они пелись в собраниях дервишей, на дворцовых увеселительных приемах, перешли в изустную народную песенную литературу. Многие его газели были положены на музыку известными профессионалами XV века, к некоторым своим стихам музыку писал сам Джами.

В зрелые годы Джами, как свидетельствуют его современники, познал славу всенародного поэта. Стихи Джами, едва вышедшие из-под его пера, переписывались во множестве экземпляров и расходились далеко за пределы Герата, повсюду, где язык фарси был основным литературным языком. Люди самых разных сословий передавали и посылали друг другу в дар списки его произведений.

Среди представителей ортодоксального ислама находились вместе с тем яростные противники Джами, усматривающие в его лирических стихах вероотступничество и недопустимое вольнодумие. Средневековые источники сообщают факты сжигания его стихов как религиозной крамолы.

Примерно до 1458-1459 годов Джами проживал в самом Герате возле соборной мечети, потом переехал в Хийабан — северовосточный пригород Герата. Ему было уже около пятидесяти лет, когда он женился на внучке Саададдина Кашгари. Семейная жизнь поэта была омрачена тем, что из четырех появившихся на свет сыновей трое умерли в младенческом возрасте. У Джами остался лишь один сын — Зийааддин Юсуф, родившийся третьим, в январе 1477 года. Поэт страстно любил сына, нежно заботился о нем, стремился привить ему здоровые навыки трудолюбия и любознательности. Многие строки произведений Джами написаны как отцовское наставление Зийааддину Юсуфу. Семена заботливого воспитания принесли хорошие плоды — сын Джами, по свидетельству современников, был образованным человеком, писал стихи, отличался добротой и великодушием, охотно оказывал помощь нуждавшимся. Он Умер в 1521 году.

Джами приобрел высочайший авторитет при жизни не только как духовный наставник, ученый-теолог, но и как поэт и покровитель искусств, воспитатель творческой молодежи.

Зрелые годы Джами прошли в тесном общении с представителями городской интеллигенции. Вокруг Джами часто собирались гератские поэты, ученые, музыканты, художники, устраивались диспуты и литературные собрания. На одном из собраний, между 1456 и 1459 годами, произошла первая встреча двух самых крупных поэтов XV века — Джами и Навои. Алишер Навои брал у Джами, авторитетного теоретика, уроки по искусству стихосложения. Через несколько лет[2], которые Навои провел в Самарканде, завершая свое образование, встречи двух поэтов стали регулярными. В 1476 году Навои вступает в суфийское сообщество «Накшбандийе» и избирает своим духовным учителем Абдуррахмана Джами — многозначительное свидетельство общности основных политических, философских, эстетических и нравственных взглядов двух поэтов.

Прочитав «Пятерицу», написанную Навои, Джами дал высокую оценку его поэтическому таланту, утверждая, что Навои выступил основоположником новой литературы на языке тюрки. Поэтов роднили не только широта взглядов и многообразность таланта, но и отсутствие этнических предрассудков. Вспомним четверостишие Джами:

Однажды нищий задал путнику вопрос:

«Зачем ты с чужаком так искренен и прост?»

Промолвил тот: «Он — тюрок, я — таджик,

Но общей веры нас роднит язык».

(«Однажды нищий задал путники вопрос...»)

С большой долей вероятия можно предположить, что речь в стихотворении идет о тюрке по происхождению Алишере Навои и таджике Джами, которых сроднила единая вера — то есть суфийские идеалы.

У Джами-поэта и Джами-ученого был обширный и разнообразный по составу круг учеников: не только поэты и писатели, но музыканты и певцы, каллиграфы и художники. Из школы Джами вышли такие ученые-богословы, как Абдулгафур Лари, Камаладдин Масуди Ширвани, Мухаммад Бахрабади, и такие известные литераторы, как Баяни, Бинаи, Сухайли, Давлатшах Самарканди, Хатифи, Ками, Сайфи и др. Многие из крупнейших произведений литературы XV Еека посвящены Джами, так как были созданы или под прямым руководством Джами, или не без его влияния и поддержки.

Для культурной жизни второй половины XV века было характерно значительное усиление общественной роли поэзии. В литературный процесс были включены самые разные круги населения: от носителей власти до средних и низших слоев городских жителей.

Так, Навои в известной литературной антологии «Собрание утонченных» сообщает имена шестидесяти двух поэтов-ремесленников — представителей тридцати ремесел. По справедливому замечанию А Н. Болдырева, «специфика феодального Герата эпохи Джами — Навои заключалась именно в том, что, в отличие от предшествующего времени, почти каждый ремесленник-хозяйчик, каждый лавочник, мелкий мулла, писарь-чиновник и прочие являлся или мог являться более или менее активным участником и носителем блестящей культурной жизни Герата»[3]. Ярким примером вступления «бюргерства» в литературу является «ремесленная поэзия» Сайфи Бухараи (ум. между 1500-1504), элементы «ремесленной поэзии» можно найти у Джами и других поэтов того времени. «Ремесленные» газели отличались простотою, свежестью красок, изображением реальных событий, сочностью языка.

Процесс социального расширения литературы во второй половине XV века сопровождался некоторым упрощением поэтического стиля. Таджикско-персидская литература к началу XV века достигла вершин формалистической изощренности, поэзия изобиловала смысловой иероглифпкой, вычурной игрой слов, сложным символическим кодом. Витиеватый риторический стиль подчинил себе и художественную, и научную прозу и даже язык государственной документации. Таковы были, например, произведения Катиби (ум. 1436), Арифи (ум. 1449), Исмата Бухараи (ум. 1436) и др. Сильное звучание в поэзии обрели темы шиизма.

Передовые тенденции к упрощению языка и стиля литературного произведения, к ясности поэтической мысли также связаны с деятельностью Джами и его прямых учеников — поэтов Навои, Сухайли, Асафи, Хатифи. Джами был для своего времени одним из крупнейших теоретиков литературы. Он утверждал высокое назначение поэзии «Стих это птицы разума паренье, стих — это гордой личности творенье») он полагал, что тяжелый труд поэта обращен в будущее («Поэт — добытчик и рудоискатель, а время — казначей и покупатель») и миссия поэта — говорить правду, быть честным и бескорыстным в своем творчестве. Поэт призван показать людям путь к счастливой жизни. Эти передовые для своего времени высказывания исходили прежде всего из интересов широких слоев городского населения — ремесленников, торговцев, мелких служащих и интеллигенции и, по сути дела, отражали интересы трудовою народа.

Джами требовал от поэзии высшей гармонии формы и содержания, отказа от искусственных и формалистических приемов, простоты изложения и, следовательно, широкой доступности литературного произведения. Традиционное придворное продажное славословие Джами клеймит презрением:

Доколе из корысти ткать одежды

Для каждого ничтожества, невежды?

Доколе в щедрых превращать скупцов,

Невеж — в радушных, глупых — в мудрецов?

Сто раз колоть ты можешь руки скряги —

Не выйдет капли крови или влаги,

А ты твердишь: «То щедрости рука,

То жемчугом обильная река!»

Того, кто долго буквы изучает,

Но где алиф, где даль — не различает,

Ты первым просветителем зовешь,

Провидцем и учителем зовешь.

...Где этой лжи нечистые истоки?

Откуда эти гнусные пороки?

(«Дар благородным»)

С именем Джами связана и тенденция очищения родного языка от арабизмов, широкое использование богатства фольклора. Упрощение стиля, которое отстаивал Джами, коснулось в XV веке и художественной и научной прозы — в трудах Кашифи, Али Сафи, Давлатшаха и др. Тенденция эта вышла за пределы Герата и охватила и другие культурные центры. Виртуозное владение поэтическим словом, традиционное для персидско-таджикской классики, сказалось в это время в расцвете особого стихотворного жанра — поэтической шарады — муамма. Составлению муамма обучали в медресе, теоретики создавали специальные трактаты по искусству стихотворной шарады. Теорию муамма и практическое руководство к их составлению Джами разработал в четырех специальных трактатах.

Для литературной жизни конца XV века характерно также усиление взаимосвязи и взаимовлияния ираноязычной и тюркоязычной литератур. В это время на литературной арене все чаще появлялись двуязычные поэты. Первым в этой области был Навои.

Джами был наставником и покровителем не только для деятелей просвещения и литературы Хорасана. За советом к Джами приезжали писатели и ученые из дальних земель — Мавераннахра и Азербайджана, Индии и Ирака, Турции и Аравин, — вели с ним постоянную переписку. Правители многих стран причисляли себя к почитателям Джами. Так, эмир Ирана, Хамадана и Азербайджана (1438-1467) Музафараддин Джаханшах, питавший склонность к поэзии и писавший стихи под именем Хакики, выслал Джами свой диван, в сопровождающем письме в стихах просил Джами высказать свое мнение. В ответном письме Джами отозвался о стихах с похвалой. Факт этой переписки показывает, что Джами представлял собой литературный авторитет, признанный далеко за пределами Хорасана.

Наряду с расцветом литературы и науки в Герате второй половины XV века достигли высокого уровня развития многие изящные искусства: каллиграфия, книжное дело, изготовление расписных пюпитров (лавх) переплетное дело, золочение, миниатюрная живопись и все виды прикладного искусства, связанные со строительством и архитектурой, — резьба по дереву и камню, чеканка, узорная роспись, изготовление облицовочного материала.

По свидетельству источников, подлинность которых подтверждает Навои, многие гератские художники могли совершенствовать свое мастерство лишь благодаря материальному покровительству Джами. К их числу относились прекрасные художники-каллиграфы, занимающиеся профессиональной перепиской литературных произведений, в том числе и произведений Джами. Это искуснейшие каллиграфы — Азхари Табризи, который наряду с Мирали Харави и Джафари Байсункари был выдающимся мастером почерков (насталик и сулс) также Султанали Капни (ум. 1508) Султанали ибн Мухаммад Машхади (ум. 1503), Султанали Сабзи Машхади (ум. 1520) Султан Мухаммад Хандан (ум. после 1501), Пнрали Джами (ум. 1526) Султан Мухаммад Нур (ум. 1533) и др. Каллиграфы-художники работали в библиотеках султана Хусейна Байкара и Алишера Навои. Перепиской только произведений Джами занимались каллиграфы Мавляна Мирали и Пахлаван Катиб. Джами сам обладал красивым почерком. До нашего времени дошло несколько автографов Джами. Среди них — «Свидетельства пророчества» (список датирован 1486 годом), ныне хранящийся в собрании восточных рукописей Академии Наук Узбекской ССР Две поэмы Джами, «Золотая цепь» и «Четки праведников», переписанные самим поэтом, находятся сейчас в Национальном музее Кабула; еще один автограф трактата в Афганистане.

С расцветом книжного дела был связан небывалый подъем миниатюрной живописи. В Герате работали мастера книжной миниатюры Мирак Наккаш (ум. 1507), Камаладдин Бехзад (ум. 1536), Касимали Чехракушай, Махмуд Музаххиб и другие, чьи замечательные творения и в наши дни остаются лучшим украшением музеев и библиотек.

Культурный расцвет коснулся и музыкального искусства. Эта эпоха отмечена творчеством прекрасных знатоков — теоретиков музыки, высоким мастерством исполнителей, разнообразием музыкальных жанров и активным обогащением классической традиции.

Наряду с шедеврами музыкальной классики — двенадцатью макамами — широкое распространение получили новые мелодии, созданные под воздействием музыкальной культуры соседних народов: узбеков, туркмен, османских тюрков. В трактатах по музыке Джами и его ученики Камаладдин Бинаи, Мир Муртаз, Кавкаби Бухараи сформулировали многие теоретические положения, связанные с современной им музыкальной культурой, выявили и классифицировали новые направления ее развития.

Герат второй половины XV века переживал подъем и в градостроительстве. В городе и его окрестностях были возведены десятки медресе и мечетей, дворцов и монастырей, мостов и караван-сараев, больниц и бань. К шедеврам архитектуры, поражающим утонченной резьбой и филигранностью отделки, следует отнести медресе Ихласийе, комплекс больниц и монастырей Навои, медресе квартала Тифлакан, дворец Сари Хиябан и многие другие.

В Герате и его окрестностях были разбиты прекрасные парки, предназначенные для отдыха горожан. Наиболее известный из них носил название «Джахан-ара» — «Украшение вселенной». Он был заложен в 1469 году по приказу Хусейна Байкара. Этот сказочно разукрашенный парк — с цветными фонарями и причудливой росписью павильонов, с цветниками, декоративными растениями и водоемами, населенный певчими птицами — в течение десятилетий служил местом собраний городской интеллигенции.

Высоким мастерством славилось ковроделие и другие прикладные искусства — ювелирное, гончарное, также лудильное и стеклодувное. В источниках встречаются подробные описания уникальных изделий. Так, например, Абдурразак Самарканди сообщает, что один искусный гончар изготовил огромный кувшин (хум) для розовой воды (гулоб), поверхность которого была покрыта изображением фигур тридцати двух ремесленников — портного, чесальщика хлопка плотника, кузнеца и других; некоторые из них были изображены в трудовой деятельности.

Источники сообщают о личной причастности Джами ко многим видам культурного строительства Герата. Обладая значительным достатком, поэт довольствовался скромной бытовой обстановкой. Дары и подношения, которые стекались к нему от многочисленной паствы, он тратил на городское благоустройство, на развитие просвещения, поддерживал и поощрял культурные начинания.

На собственные средства Джами построил два медресе, представляющие собой примечательные архитектурные сооружения, ханаку обитель для суфиев и. странноприимный дом. Абдуррахман Джами никогда не занимал должности мударриса — учителя в медресе. Но для круга очень близких друзей и избранных учеников проводил уроки по теории поэзии, по философии и труднейшим вопросам теологии. Нередко на этих уроках изучались произведения самого Джами, поэт подробно комментировал для учеников свои стихи и произведения предшественников. Навои сообщает, что под руководством Джами он изучил семнадцать его произведений; Абдулгафур Лари впоследствии воспроизвел многие из этих комментариев Джами, эти записи позволяют судить о глубоком философском содержании подобных уроков.

Свидетельства современников донесли до нас живые черты Джами. Поэт носил самую простую одежду, был непритязателен в еде. Окруженный почетом, он сторонился дворцовых увеселений, любил общение с простыми людьми. В мемуарах младшего современника поэта Зайнаддина Васифи приводится целый цикл рассказов, из которых великий поэт и мыслитель XV века предстает человеком большой личной скромности, обаяния, редкостного остроумия и находчивости.

Абдуррахман Джами скончался 9 ноября 1492 года. Трауром по поэту было охвачено все население Герата. Оплакивание поэта продолжалось целый год. Гробница Джами до наших дней остается местом паломничества. Жители Герата по нерушимой давней традиции каждый четверг приходят поклониться его праху.

2

Активная творческая деятельность Джами, начавшись в ранней молодости, продолжалась свыше пятидесяти лет. Литературное наследие его обширно и сложно, до настоящего времени нет четкого представления о полном его составе. Если мы обратимся к свидетельствам учеников Джами и лиц, близко стоявших к поэту, о количетве написанных Джами произведений и их названиях, то обнаружим противоречия и у них.

Алишер Навои в «Пятерице смятенных» называет тридцать девять произведений Джами, а в биографическом своде «Свежий ю вп» упоминает дополнительно еще одно его сочинение.

Один из первых биографов Джами, Абдулгафур Лари, в сочинении «Дополнения к „Дуновению дружбы"» приводит сорок семь названий; автор «Жизнеописания Джами» Абдалвасе Низами говорит о сорока двух произведениях. В свидетельствах средневековых антологистов большой разнобой; один из них — Ширхан Луди (XVII в.) — отстаивает цифру девяносто девять.

Весьма распространенным было утверждение, что количество произведений Джами равно, в соответствии с традиционной системой «абджад», сумме цифрового значения букв, составляющих тахаллус (литературное имя) поэта — Джами, то есть пятидесяти четырем. Эту точку зрения разделяет, в частности, современный иранский библиограф Бадри Атабай.

Рукописи произведений Джами до самых последних лет не подвергались развернутому текстологическому анализу. Только создание критических текстов могло приблизить нас к решению спорной проблемы реконструкции литературного наследия великого поэта, к которому с течением веков примешались не только стихотворения, но и крупные произведения других авторов, имевших тот же поэтический псевдоним — Джами[4]. К произведениям, приписываемым Абдуррахману Джами, относятся, например: «История Герата», «Словарь омонимов», «Трактат о логике», «Комментарий к „Сокровищнице тайн“», «Сто изречений Али ибн Абуталиба» с персидским переводом, «Гуль и Науруз» и многие другие.

В советской науке к началу 50-х годов был поставлен вопрос о необходимости филологического исследования старейших списков произведений Джами с целью обнаружения дублетов названий[5]. В результате тщательного изучения многочисленных списков произведений Джами и каталогов главных рукописехранилищ мира, проводимого в течение пятнадцати лет автором этих строк, мы располагаем надежными данными, что Джами в последние годы жизни сам подготовил свой куллийат — то есть полное собрание произведений. Один из самых ранних списков этого куллийата, хранящийся в фонде восточных рукописей Академии наук Узбекской ССР, изготовлен в 1502 году в Герате, он включает тридцать восемь произведений Джами. Еще один ранний список куллийата находится в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, он датируется 1525-1530 годами. Перечень произведений, помещенный в ленинградской рукописи вслед за заглавием, также включает тридцать восемь произведений. Их названия соответствуют составу ташкентского куллийата.

Другие ранние списки куллийата включают приблизительно те же произведения, названия их иногда варьируются.

Современники Джами называют помимо этих тридцати восьми еще несколько других его сочинений, из тех, по-видимому, что были написаны Джами после 1490 года времени составления куллийата. Поэт не включил в собрание своих сочинений также некоторые неоконченные вещи. По крайней мере два сочинения (большой трактат об обрядах паломничества и юношеское сочинение по геометрии или астрономии) были утрачены еще при жизни Джами.

Материалы, которыми мы располагаем в настоящее время, позволяют добавить к куллийату еще ряд сочинений Джами. Перу Джами, по-видимому, принадлежало сорок шесть произведений. Перечень всего написанного Джами (читатель может ознакомиться с ним в примечаниях к данной книге) показывает, насколько широк был диапазон его литературного и научного творчества. Письменное наследие Джами включает крупные произведения художественной литературы в стихах и прозе, лирические стихотворения, представляющие все жанровые формы персидско-таджикской классики, научные трактаты по поэтике и риторике, литературный комментарий и руководства по сложнейшим стихотворным жанрам, трактаты по музыке, по философии, по грамматике и эпистолографии, сочинения по теологии и мистике, огромный биографический свод, посвященный деятелям мусульманского мистицизма. Некоторые из сочинений написаны на арабском языке.

Показательно, что Абдуррахман Джами практически во всех видах литературного творчества был для средневекового читателя на протяжении столетий крупнейшим авторитетом. Так, арабская грамматика Джами «Наставление Зийааддину» в течение пяти веков служила основным пособием по арабскому синтаксису в мусульманских медресе Средней Азии, Ирана, Афганистана и Поволжья. Она использовалась как учебник в Индии, Турции и арабских странах, знаменитое сочинение Джами «Дуновение дружбы», в котором собраны биографии шестисот шестнадцати известных представителей суфизма (в том числе и тридцати четырех женщин-подвижниц) и систематически изложена суть существовавших суфийских доктрин, до настоящего времени остается ценным источником сведений по истории идеологических течений на Востоке.

Спрос на сочинения Джами был необычайно высок, о чем свидетельствует множество средневековых переработок и подражаний, а также огромное количество дошедших до нашего времени рукописей его сочинений.

В рукописном фонде Института востоковедения Академии наук Узбекской ССР хранятся ценнейшие автографы Джами — триста тридцать четыре его письма.

Творческое наследие Абдуррахмана Джами энциклопедично. Но для народа он прежде всего был и остается великим поэтом.

3

На протяжении всей своей жизни Абдуррахман Джами писал лирические стихи. Они собраны в трех диванах, которым Джами дал названия: «Первая глава юности», «Средняя жемчужина в ожерелье» и «Завершение жизни». Диваны были составлены поэтом в 1475 (работа над первым диваном началась с 1462 г.), в 1489 и 1491 годах; общий объем трех диванов превышает шестнадцать тысяч бейтов.

В диванах Джами — в отличие от подавляющего большинства средневековых диванов мы не найдем традиционных придворных касыд с безудержным восхвалением феодальных правителей и их приближенных. Сам поэт так характеризует содержание своих диванов, которые он знаменательно называет «Книгой деяний»:

В моем диване собраны газели

Снедаемых любовною тоской,

Высокие раздумья, поученья,

Накопленные мудростью людской.

Но не найдешь в нем поминанья низких

И лести с многословностью пустою.

В нем слово шахам с пожеланьем блага

Правдолюбивой писано рукою.

Хоть по сто раз прочти в моем диване

Строку его любую за строкой,

Ты не столкнешься в похвале достойным

С искательством, с корыстною тщетой,

И ни одной в нем просьбы о подачке

Не высказано льстивою кытой.

Стихи, которые Джами обращал к правителям, проникнуты духом назидания. Они призывали к добру, милосердию, правосудию и справедливости, к щедрости, заботе о подданных и наказанию притеснителей народа. Поучения, обращенные к царям, звучащие в наше время, может быть, несколько наивно, в XV веке, в жестокую эпоху феодальных междоусобиц, религиозной нетерпимости и жестокого гнета народных масс, были актом высокого гражданского мужества и свидетельствовали о передовом сознании автора. В устах Джами — авторитетного духовного наставника — эти поучения имели значительную силу.

Касыды Джами пейзажные, философские и лирические — отличаются глубиной мысли и отточенностью формы. Некоторые из них автобиографичны. Но главное содержание диванов Джами составляют не касыды, а газели. Поэт написал их около двух тысяч.

Газель короткое любовно-лирическое стихотворение — появилась в персоязычной литературе уже в IX веке, имея своим источником народную любовную песню. Одним из первых ввел этот жанр в письменную поэзию основоположник персоязычной поэзии Рудаки (858-941) Известные поэты X века Шахид Балхи, Дакики, Кисаи Марвази, поэтесса Рабиа Балхи и другие пробовали свои силы в сложении газели. Газель с самого начала своего формирования исполнялась пелась или декламировалась под музыкальный аккомпанемент.

Пройдя через творчество таких выдающихся мастеров стиха, как Масуд-и Сад-и Салман, Анвари, Хакани, Камал Худжанди, газель достигла своего высочайшего расцвета в беспримерном поэтическом искусстве двух великих лириков — Саади (1184-1292) и Хафиза (1320-1389)

В первой половине XV века газель приобрела широкое распространение. Большой популярностью пользовались газели Нематуллаха Вали 1329-1431) Касима ал-Анвара (ум. 1433), Исмата Бухараи (ум. 1436) Катиби (ум. 1436), Хаили Бухараи (ум. 1447), Шахи Сабзавари 1385-1452), Азари (1382-1462), Тути (ум. 1462), Туси (ум. 1464) и др.

Во второй половине XV века газель отвоевывает ведущие позиции среди поэтических жанров. Знатоки изящной словесности, в том числе и сам Джами, называют это время «веком газели».

Классическая газель это монорифмическое стихотворение, в 5-12 двустиший, с парнорифмующим первым бейтом, который в средневековой поэтологии носит особое название мабда — «начало». Последний бейт газели, называемый хатиме — «завершение», включает литературное имя поэта — тахаллус. Газель — любовно-эротическое стихотворение; описание красоты возлюбленной и пересвязанных с неразделенной любовью, составляет основную тему газели. В газели развиты также гедонические мотивы — прославление вина, красоты природы, радостей жизни. Абдуррахману Джами принадлежит выражение: «среди жемчугов — разновидностей поэзии — нет жемчужины изящнее и благороднее, чем газель». Большая часть — девять десятых — газелей Джами состоит из семи бейтов (двустиший)

Средневековая поэтология предъявляла к газели требование, чтобы каждое двустишие отличалось смысловой и художественной завершенностью, являло собою самостоятельное поэтическое высказывание, дабы стихотворение уподобилось нити, на которую нанизаны прекрасные — каждая сама по себе — жемчужины. Особая песенная мелодичность, изящная лексика, радующая воображение образность, художественная экспрессия — все это характеризует жанр персоязычной газели.

Газели Джами — это лирическая классика средневековья.

Художник большой эмоциональной силы, Джами создал высокие образцы поэзии любви в ее земном человеческом понимании. Мы найдем в его газелях всю гамму любовных переживаний: надежду влюбленного и его отчаяние, самоуничижение и гордость, пылкую страсть и терпение, нежность и гнев.

Тонкой кистью рисует Джами традиционный образ прекрасной возлюбленной — ее затмевающую все красоту, властность, непостоянство и жестокость, — влекущий поэта неизменной надеждой. В окружающей природе поэт видит образные аналоги красоты кумира и своих любовных переживаний. Любовное страдание не лишает газели светлой тональности. Поэт, согласно литературной эстетике времени, сам любуется силой своих мук. В то же время любовь для него — праздник жизнеощущения, разделить этот праздник с ним он предлагает и читателю.

Повествование о любовных страданиях во многих газелях не лишено юмористической окраски; заключительный бейт газели, который поэт по традиции обращает к самому себе или подводит в нем итог своему состоянию, звучит чаще всего как забавный пуант — остроумная, иногда неожиданная для читателя концовка.

В лирическом творчестве Джами представлены и самые малые из стихотворных форм: рубаи — четверостишия и фарды одиночные бейты.

Четверостишия принадлежат к исконно народным, старейшим формам персоязычной поэзии, по популярности и жизнеспособности не имеющим себе равных. В классической поэзии персоязычных народов, с их высокоразвитой культурой слова и выраженным стремлением к афористичности мышления, жанровая форма четверостишия достигла степени совершенного искусства. Классическое четверостишие развилось в жанр широкой тематической емкости: любовь, вакхические и эпикурейские мотивы, философия жизни, сетования на судьбу сюжеты и темы рубаи столь же многообразны, как пословицы любого из народов. Помимо классического четверостишия — рубаи в творчестве Джами можно найти и его разновидность — дубейты, отличающиеся от рубаи только нестандартным стихотворным размером (хазаджам) и иногда самым способом рифмовки.

В еще большей степени афористичность присуща фарду — бейту. Фард это лаконичное, строго организованное поэтическое высказывание, своего рода крылатая сентенция, нравственного, социально-этического, дидактического и философского содержания. Такого рода литературные пословицы — хикматы — мудрые изречения были в большом ходу в средневековом обществе. Согласно литературной моде, ими обильно уснащали произведения литературы, научные и богословские сочинения, «зерцала» и политические трактаты, дипломатическую и личную переписку они широко употреблялись в личном общении людей.

В диванах Джами есть и строфические формы средневековой поэзии, образцы их представлены в настоящем томе. Это тарджибанд, составленный из нескольких газелей, написанных единым стихотворным размером, каждая из которых имеет свою собственную монорифму газели-строфы заключаются одним и тем же повторяющимся в виде рефрена бейтом. Более усложненное строфическое стихотворение таркиббанд, в котором строфы-газели завершаются каждый раз новым бейтом, а завершающие бейты образуют самостоятельную газель. И мурабба четырехстрочник, редкий вид строфической газели, где каждая строфа состоит из четырех строк с монорифмами.

Мелодические и эмоциональные строфические стихи близки народному песенному творчеству. Газели Джами вошли в репертуар народных певцов, афористические строки его стихов получили широкое устное обращение как народные пословицы.

Помимо этих распространенных форм средневековой поэзии, представленных в настоящем томе, Джами творил и в других, более сложных поэтических формах.

Лирика Джами предлагает русскому читателю несколько непривычную для него систему художественных ценностей. Читая газели, нельзя не заметить в них некий повторяющийся круг мотивов и образных средств. В этом кажущемся однообразии следует видеть определенную литературную норму эпохи, отличительные черты национальной эстетики восточного средневековья.

В персидско-таджикском литературном процессе XIV — XIX веков господствующие позиции занимал метод творческого варьирования. Классические поэтологические трактаты выработали теоретические установки, рекомендующие несколько разновидностей подражательного метода. Разновидности эти обозначены в трактатах соответствующими терминами и детально охарактеризованы. Это — пайрави (буквально — «следование»), истикбал («выход для почетной встречи»), джаваб («ответ», конкурирующее подражание), татаббу («последование»), назире («подобие», творческое подражание), таклид («имитация», эпигонское подражание). И еще — в отличие от всех перечисленных разновидностей подражания, рекомендуемых и поощряемых, сиркат-и адаби (собственно плагиат).

В XV веке процветала литературная практика джаваб и назире — метод «ответов» и «подобий». Поэзия накопила к этому времени не только традиционный фонд излюбленных тем и мотивов, но и основной фонд образов и даже лексических средств. Встреча при восприятии литературного произведения с традиционно знакомым, но несущим неожиданно новую образную информацию составляла для средневекового читателя послемонгольского периода главное наслаждение от поэзии. Искусство стиха понималось как тончайшая ювелирная отделка детали традиционного образа.

XV век создавал «ответы» как на крупнейшие произведения ранней классики — «Шахнаме» Фирдоуси, «Пятерицы» Низами и Амира Хосрова Дехлеви (1253-1325), «Бустан» и «Гулистан» Саади, так и на произведения малых форм — касыды, газели, четверостишия. В создании газелей «ответы» играли в это время ведущую роль. Авторы газелей чаще всего подражали Хафизу. Некоторые поэты — например, Бинаи, а также поэтесса Мехри (первая половина XV в.) — создали целые диваны в ответ на диван Хафиза. Из 554 сохранившихся до нашего времени газелей Навои (он писал их под литературным именем Фани) 237 написаны как «ответы» на газели Хафиза.

В XV — XVI веках появился особый вид литературных сборников, которые назывались «Радаиф ал-ашар» — «Антология поэзии с одинаковыми рифмами». Первые образцы таких антологий созданы известными поэтами Сайфи Бухараи (ум. между 1504-1510) и Фахри Герати (ум. 1539).

Метод «ответов» — то есть метод творческого варьирования — был своеобразной школой совершенствования мастерства. «Ответы» писались, как правило, на лучшие произведения прославленных мастеров. Цель «ответа» заключалась в творческом соперничестве с высоким эталоном литературного искусства. Сохраняя заданную тему, стиль, стихотворный размер, рифму и рефрен, опорные слова и словосочетания и общую поэтическую идею, создатель «ответа» все силы своего таланта и творческого воображения направлял не только на чеканку поэтической формы, но и на изобретательное развитие фабулы, свежую детализацию традиционного образа, на обогащение смысла каждого из заданных элементов. В этих литературных состязаниях, которые были чрезвычайно характерны для культурной жизни той эпохи, поэт утверждал себя как мастер наивысшего разряда.

Среди коротких стихов Джами мы встретим подражания — ответы на стихи Хакани, Саади, Хафиза, Камала Худжанди. Стихи Джами в оригинале отличает высочайший уровень поэтического искусства. Ювелирное гранение каждого бейта, блеск поэтической формы, чеканное изящество афоризмов и зримость метафор — все эти лучшие черты персоязычной классики нашли в его творчестве совершенное воплощение.

4

Свои крупные литературные произведения Абдуррахман Джами написал уже к концу жизни.

Вершину поэтического творчества Джами составляет цикл больших эпических поэм, получивших в дальнейшем общее название «Семь престолов». История создания «Семи престолов» такова.

В 1472 году Джами, уже снискавший широкую известность как тонкий лирик и автор многочисленных трактатов, создал первую из поэм «Золотая цепь». Джами написал ее тем же стихотворным размером, что и знаменитые философские поэмы его предшественников: «Сад истин» Санаи, «Семь красавиц» Низами и «Чаша Джама» Аухади. Тождественностью литературной формы Джами хотел подчеркнуть, как это было принято у средневековых поэтов, идейнотематическую соотнесенность своего произведения с названными поэмами. «Золотая цепь» трактует труднейшие положения философии суфизма, комментирует мистические формулы, разъясняет предписания суфийской практики. Следующая поэма, «Саламан и Абсаль», была написана только спустя семь лет Идея создания этой поэмы была подсказана Джами, как считается, письмами султана Якуба ж-коюнлу, правителя Ирана и Азербайджана, в которых султан неоднократно обращался к поэту за советами и наставлениями. «Сааман и Абсаль» сюжетное произведение, в основе которого лежит весть о пылкой любви греческого царевича Саламана и его юной прекрасной кормилицы Абсаль. В коллизии поэмы скрыты глубокие мистические аллегории, но самый рассказ о любви щедро расцвечен красками реальной жизни.

Обе поэмы проникнуты духом гуманизма, Джами осуждает жестокость и тиранию властителей, превозносит благородство служения народу. Поэт высказывает смелую для своего времени мысль, что для процветания страны и спокойствия подданных важно одно — чтобы монарх был справедлив, это значительно важнее, чем его приверженность к истинной вере:

Царь справедливый — пусть не чтит Корана, —

Он выше богомольного тирана.

Не верой, не обрядами — страна

Законом справедливости сильна.

(«Саламан и Абсаль»)

Перо большого мастера придало этим философским и мистикоаллегорпческим поэмам высокохудожественную форму: в поэмы в обилии введены народные рассказы, искусно и с жизненной наглядностью иллюстрирующие теоретические положения. Каскады афористических строк, вставные назидательные притчи обеспечили яркую занимательность поэм.

Следующие пять поэм написаны Джами в традиции классической «Пенталогии» — «Пятерицы».

Начало этой традиции положили пять поэм, созданные Низами {1141-1203) Исследователи полагают, что название «Пятерица», объединившее поэмы, разные по характеру персонажам и литературной форме, не принадлежало самому Низами. Но поэмы Низами вошли в историю персоязычной классики как нечто единое. Крупнейшие поэты последующих веков пробовали силы в создании «ответа» на «Пятерицу» Низами. Согласно литературным средневековым канонам, они писали свои пять поэм, разрабатывая заданные сюжеты, в заданном стихотворном размере, состязаясь со своими предшественниками в искусстве варьирования деталей и образного орнаментирования слога.

Одним из первых «ответов» на поэмы Низами была «Пятерица» Амира Хосрова Дехлеви (1253-1325) — блестящего персоязычного поэта, писавшего в Индии. Многие поэты XV века также вступали в состязание с Низами. Среди них можно назвать Ашрафа (ум. 1450), создавшего полную «Пятерицу». На ту или иную из пяти поэм писали ответы Катиби, Дай Ширази (ум. 1469), Салими (ум. 1474) и др.

Задачу создания «Пятерицы» поставил перед собой и Джами. В течение трех с половиной лет он написал пять поэм: «Дар благородным» (1481) «Четки праведников» (14-82) «Юсуф и Зулейха» (1483). «Лайли и Маджнун» и «Книга мудрости Искандарх» (обе в 1484 г.)

Джами творчески видоизменил традицию создания «Пятерицы». Вместо одной философско-дидактической поэмы он создал две. В составе его «Пятерицы» нет аналогов «Семи красавиц» и «Хосрова и Ширин», но введен новый романический сюжет — «Юсуф и Зулейха». Поэма «Четки праведников» написана сложнейшим стихотворным метром (редкой разновидностью рамаля) которым предшественники Джами и его последователи избегали пользоваться для крупных произведений.

В 1485 году Джами написал еще одну поэму, назвав ее «Второй тетрадью „Золотой цепи“». Поэма посвящена толкованию понятия Любовь в ее мистическом, аллегорическом смысле. Касается поэт и вопросов земной человеческой любви. Притчи и рассказы, вкрапленные в изложение, имеют своими персонажами известных деятелей суфизма (Баязид Вистами, Зуннун Мисри, Ибн ал-Араби и др.). Рассказы отличаются занимательностью, тонким юмором и лиризмом, некоторые из них перерастают в самостоятельные произведения. Таково, например, «Повествование об Уайяне и Райе».

Вскоре Джами пишет «Третью тетрадь „Золотой цепи“», посвятив ее османскому султану Баязиду II (1481-1512) с которым поэт вел переписку. Это произведение имеет в литературном обиходе самостоятельное название «Тетрадь справедливости». «Третья тетрадь» занимает особое место в творчестве Джами. Поэт нарисовал в ней свой идеал правителя, приводящего подданных к благоденствию. Справедливость, милосердие и разум вот необходимые основы, утверждал Джами, для тех, кто облечен властью. Ложь, обман, низость и невежество лягут несмываемым клеймом позора на тех, кто призван быть образцом для подданных. Окружение правителя должны составить, по мнению поэта, мудрые везири, такие, как Низам аль-Мульк, ученые-медики, образцом которых был Авиценна, философы, астрономы и талантливые стихотворцы.

Завершив «Третью тетрадь „Золотой цепи“», Джами собрал все свои поэмы в один том, предпослав ему прозаическое предисловие.

Поэт дал название своему собранию поэм «Семь престолов» так называют созвездие Большой Медведицы.

Обратимся снова к «Пятерице» Джами.

Первые две поэмы «Дар благородным» (1712 бейтов) и «Четки праведников» (2885 бейтов) философско-дидактические трактаты, искусно изложенные своды нравственных требований, предъявляемых к суфию, и поучение о путях самосовершенствования. Поэмы включают традиционные вступительные разделы и ряд глав — своеобразных проповедей; в первой поэме их двадцать, во второй — сорок. Главы-проповеди трактуют о создании мира и человека, о поучительных деяниях духовных наставников, мудрецов и справедливых правителей, о пользе знаний, о старости и молодости, о красоте и любви (в первой книге); о Коране, о суфизме, об отречении от мирской суеты, о правдивости и долготерпении, об управлении государством и т. д. (во второй поэме). Главы носят названия соответственно содержанию проповеди. Смысл каждого поучения раскрывается поэтом в рассказе с живым занимательным сюжетом, нередко проникнутым народным юмором. Наставления уснащены афористическими сентенциями и крылатыми выражениями.

«Пятерица» Джами включает две романические поэмы. Первая из них, «Юсуф и Зулейха» (4000 бейтов), по объему составляет третью часть «Пятерицы». Библейское сказание об Иосифе Прекрасном, перешедшее в священную книгу мусульман — Коран (сура XII — «Юсуф»), имело на Востоке много народных версий. Легенда об Иосифе Прекрасном, младшем и любимом сыне патриарха Иакова, проданном завистливыми братьями в рабство и увезенном в Египет, трансформировалась в изустном хождении в народный роман о неодолимой и запретной любви Зулейхи — жены соправителя египетского фараона — к юному Юсуфу (Иосифу). Сказание об Иосифе имеет множество литературных обработок в разных литературах мира.

Первые литературные обработки этой легенды в персоязычной литературе относятся к X веку. По свидетельству средневековых источников, авторами их были современники Рудаки — поэты Абульмуайад Балхи и Бахтияри; их произведения до нашего времени не дошли. Утрачены также поэмы Амака Бухараи (ум. 1147) и Масуда Герати (ум. 1220). Из сохранившихся до нашего времени ранних литературных обработок надо упомянуть популярную поэму «Юсуф и Зулейха», приписываемую Фирдоуси (X в.), но, возможно, принадлежащую, как показали новейшие изыскания, поэту XI века Амани, а также роман в прозе, автором которого считают знаменитого поэта и теоретика суфизма XI века Абдаллаха Ансари. От XIV века сохранилась поэма Шахина Ширази.

И после Джами, вплоть до наших дней, этот сюжет привлекал больших художников. Томас Манн опубликовал в 1926-1933 годах четырехтомный роман «Иосиф и его братья». Назым Хнкмет создал в 1957 году пьесу «Иосиф Прекрасный».

Среди множества литературных обработок сказания о прекрасном Иосифе поэма Джами выделяется как вдохновенный гимн живому человеческому чувству. Развитие сюжета у Джами очень динамично. Безмятежное детство Юсуфа, раздор в семье после смерти матери, злодейство завистливых братьев, бросивших доверчивого юношу в колодец, а затем продавших его в рабство, перепродажа Юсуфа на базаре, тяготы заключения в темнице и, наконец, явление любви. И все же главный персонаж поэмы Джами не Юсуф, а Зулейха, любящая женщина, способная на страстное, всепоглощающее чувство, сознающая свое право на счастье и умеющая за него активно бороться. По сложности и подвижности характера, по яркости палитры в описании противоречивых переживаний охваченной любовью женщины — образ Зулейхи принадлежит к шедеврам мировой литературы. Зулейха показана мудрее и благороднее стоящих возле нее двух мужчин, и не только мужа безвольного и слабого духом азиза, но и Юсуфа, осторожного и рассудочного.

Вторая романическая поэма «Пятерицы» Джами — «Лайли и Маджнун» (3860 бейтов) В основе этого распространенного на Востоке сюжета своеобразного аналога повести о Ромео и Джульетте лежит предание из быта кочевых арабов: история исступленной любви юноши поэта Кайса к девушке враждебного племени — Лайли. Легенда возникла в бедуинской арабской среде в VII веке. Надо заметить, однако, что в изначальных версиях любовная линия сюжета развита слабо, они рисуют в основном образ Кайса — поэта, прозванного за одержимость любви Маджнуном, то есть Безумцем. В арабской литературе даже было распространено особое сочинение: любовные стихи Маджнуна, предваряемые кратким изложением той или иной ситуации его многострадальной любви. Появление этого сборника относят к XI веку и приписывают некоему Абубекру ал-Валиби.

Первая разработка легенды в виде целой поэмы в персоязычной литературе принадлежала Низами (1188) Его бессмертное творение, в котором арабская легенда приобрела художественную и сюжетную законченность, способствовало широкому распространению сказания о трагической любви Маджнуна и Лайли. В течение многих столетий она волновала воображение писателей, и для многих из них отправной точкой служила именно поэма Низами.

Из таджикско-персидской литературы сюжет проник в другие итературы Востока. К настоящему времени насчитывается более ста поэм на эту тему на таджикском, персидском, турецком, узбекском, азербайджанском, грузинском, курдском, армянском языках, на языках панджаби, урду, пашто. Некоторые из этих поэм были переведены наа языки других народов. Тема любви Лайли и Маджнуна проникла в изобразительное искусство, музыку, в наши дни — в театр, кино и телевидение. В XX веке этот сюжет, обработанный таджикскими, узбекскими, азербайджанскими, туркменскими, арабскими и урдуязычными писателями, стал темой многочисленных драматургических произведений. Среди них можно назвать одноименную трагедию Ахмада Шауки (1868-1932), оперу У. Гаджибекова (1908) и таджикский балет, снятый в виде фильма-спектакля. Одна из самых последних прозаических обработок легенды принадлежит известному писателю современной Турции, сатирику Азизу Несину, его произведение издано в Анкаре в 1972 году в серии «Народная книга».

Среди множества поэм о Лайли и Маджнуне творение Джами можно поставить на одно из самых почетных мест, и не только по высокой поэтичности и немеркнущей яркости созданных образов, по удивительной, литой афористичности стиха, но и в силу активного гуманистического начала основной идеи поэмы. Джами творчески обогатил известный ему сюжет и в детальной разработке конфликта, и В особом динамизме повествования, и в тонком психологизме переживаний несчастных влюбленных. В поэме Джами явственно слышится голос осуждения косных и жестоких сословных установлений, протест против ограничения свободы чувств.

Светлое человеколюбие и эмоциональная напряженность творения Джами наделили эту поэму непреходящей силой воздействия на читателя. Поэма оказала огромное влияние на последующих поэтов, писавших на персидском, таджикском и тюркском языках: Навои, Хатифи, Сухайли, Физули и др.

«Пятерицу» Джами, так же как и у Низами, завершает поэма об Александре (Искандаре в персидском употреблении).

К XV веку персоязычная литература накопила уже многовековой опыт воссоздания образа Александра Македонского. Исследователи отмечали, что восточная трактовка образа Александра существенно отличалась от западных «александрий» — рыцарских романов о подвигах великого полководца, о завоевании им диковинных стран и победах над фантастическими чудищами. Восток воспринимал Александра Македонского прежде всего в его связи с Аристотелем, и центр тяжести в повествовании об Александре перемещался на вопросы политического управления страной, теорию военного дела, систему философско-этических учений. Уже в VI веке за Ближнем Востоке сложилась традиция придавать Александру черты идеального правителя.

Восточные «александрии» сближаются с жанром «зерцала», адресованного правителям. Эти романы, где действующим лицом выступает и Аристотель, были одновременно и занимательным чтением, и своеобразными энциклопедиями, из которых можно было почерпнуть необходимую сумму научных представлений.

Как своды политической и этической мудрости создавших их эпох восточные сказания об Александре интересны и ценны не только с историко-литературной точки зрения, но и, в частности, для воссоздания истории идеологических учений на Востоке.

«Книга мудрости Искандера», созданная Джами (она насчитывает 2315 бейтов) в этом отношении наиболее показательна. Образ идеального правителя получился у Джами более завершенным, чем у его предшественников. Если Александр у Фирдоуси (934-1020) обрисован прежде всего как завоеватель, у Низами — как носитель божьей справедливости, у Хосрова Дехлеви — как блестящий венценосец, любитель пышных дворцовых празднеств, то Искандар у Джамн главным образом воитель за земную справедливость, несущий освобождение обездоленным и бесправным, воплощающий народную мечту о справедливом монархе.

Просвещенность одно из главных требований, которое поэт предъявляет правителю. Готовящий себя к власти над людьми, утверждает Джами, должен с юных лет получить воспитание и образование у мудрого наставника, такого, каким для Александра был Аристотель. Но и принявшему корону правителю надлежит в своих заботах о подданных повседневно держать совет с мудрецами.

Джами обращает к правителям слова Искандара:

Если царь не будет мудрецом,

Он родину не озарит венцом.

И если царь в невежестве погряз,

Он горе для народа и для вас.

Великий гуманист Джами идет, вслед за Низами, еще дальше, рисуя развернутую картину идеального государства без войн, без господ и без рабов, где царствуют равенство, свободный труд и справедливость. Это идеальное общество, не нуждающееся в правителе:

То город был особенных людей.

Там не было ни шаха, ни князей,

Ни богачей, ни бедных. Все равны,

Как братья, были люди той страны.

Был труд их легок, но всего у них

В достатке было от плодов земных.

Их нравы были чисты. И страна

Не ведала, что в мире есть война.

У каждой их семьи был сад и дом,

Не заперт ни затвором, ни замком...

Социальная утопия Абдуррахмана Джами воплотила давнюю общечеловеческую мечту. «Книга мудрости Искандера» была венцом общественно-политической мысли поэта-гуманиста.

«Семь престолов» Джами — это поистине ярчайшее созвездие на небосклоне персидско-таджикской поэзии.

5

Одним из бессмертных творений Джами является его «Бахаристан» — «Весенний сад». Это широко известное дидактическое произведение можно считать венцом литературной деятельности Джами.

«Весенний сад», написанный в 1487 году, в конце жизненного пути Джами, представляет собой своего рода свод идей великого гуманиста. Изложив их в доходчивой и увлекательной форме, Джами дал «Бахаристану» и самый широкий адрес. Прежде всего он имел в виду воспитание юношества, которое было олицетворено для поэта в образе его сына. Сыну — десятилетнему Зийааддину Юсуфу — посвятил Джами «Весенний сад», так же как и многие вставные поучения, включенные в поэмы.

«Весенний сад» написан как ответ «Розовому саду» «Гулистану» Саади. Подобно последнему, «Весенний сад» состоит из восьми глав «садов», как их назвал Джами. В предисловии к «Бахаристану» Джами обращается к читателям с такими словами: «Просьба к тем, кто будет ходить по этим садам, в которых нет ни шипов испрашивания даров, ни сухой травы истребования наград: внимательно пройдя по ним, усердно всмотревшись в них, помяните добром и порадуйте хвалой садовника, который обливался кровью, чтобы вырастить эти сады, и разлучался с жизнью, чтобы выходить их».

Первая глава «Весеннего сада» повествует о поучительной жизни знаменитых шейхов и мудрецов; во второй главе собраны изречения великих людей; третья глава посвящена рассказу о справедливых деяниях носителей власти. Щедрости, великодушию и благородству учит четвертая глава, тема пятой — любовь и верная дружба. Ше< стая глава представляет собой собрание анекдотов из жизни известных людей и забавных притч. В седьмой главе рассказывается о поэзии, глава состоит из краткого очерка эстетической природы стиха и небольшой антологии поэтов-классиков X — XV веков, насчитывающей тридцать девять имен: Рудаки, Дакики, Фирдоуси, Насири Хосров, Низами, Муиззи и др. Завершает «Весенний сад» глава, содержащая басни, персонажами которых выступают животные.

В целом «Весенний сад» — это своеобразная энциклопедия жизни и нравов XV века, охватывающая все слои населения, от мусорщика до падишаха.

«Бахаристан» написан в художественной манере «Гулистана», то есть изложен орнаментированной прозой — саджем — с вкраплением стихов. Как и произведение Саади, «Весенний сад» отличается предельной простотой и ясностью языка, мерные строки саджа и иллюстрирующих стихов сближены с народными пословицами, так же как и сюжеты этих назидательных и юмористических новеллпритч соприкасаются с народной изустной литературой. Произведения Саади и Джами сближает также позиция активного гуманизма, которая и продиктовала поэтам самый их замысел. Джами развил и продолжил многие темы «Гулистана»: о справедливости, о нравах дервишей, о любви и молодости. Вместе с тем Джами ввел много новых сюжетов. Новеллы его более разнообразны по построению. Назидательное начало книги несколько усилено: каждой главе «Весеннего сада» поэт предпосылает небольшое введение, называемое «Фаиде» «Польза», где кратко изложен общий смысл главы. Завершается это введение соответствующим стихотворным резюме. Так, например, «Польза» четвертого «сада», называемого «О деревьях щедрости и благородства, которые дают плоды своих цветов даром», звучит следующим образом: «Щедрость — это дарение без помыслоз корысти и надежды на воздаяние, даже если под воздаянием понимается искреннее восхваление или благодарность.

Кто щедр? Не тот, кто хочет воздаяний

За проявленье щедрости своей:

Здесь корень дела — купля и продажа.

Нет ни добра, ни благородства в ней!

Кто проявляет щедрость ради славы —

Зачислен дом хозяина того

Не в город щедрых, в город благородных,

А в сторону, за стенами его!»

Джами утверждает идеалы социальной справедливости — равенства людей, искоренения тирании и очерчивает круг нравственных требований к каждому человеку — благородство помыслов и действии, верность и доброжелательство в отношениях людей между собой. Примечательны рассуждения Джами о ценности человеческой личности, которая заключается не в знатном происхождении, не положении и богатстве, а в красоте духовного мира, силе ума «Весенний сад» Джами и по истечении пяти веков со времени создания остается любимым чтением народа, и не только в Таджикистане и Иране, но в Индии и Афганистане. Это произведение Джами вошло в сокровищницу мировой культуры, переведено на латинский, французский, английский, немецкий, русский, чешский, турецкий, узбекский, азербайджанский и другие языки.

Творчество Джами необычайно полно и ярко воплотило целую литературную эпоху во всем своеобразии ее классических канонов, многовековых эстетических традиций, господствующих социальных и нравственных идеалов. Художник с необычайно широким диапазоном творческой деятельности, Джами как никто другой отразил и всю сумму острейших противоречий своего времени. Это утопическая идея процветающего общества равных, не нуждающегося в правителе, — и образ идеального монарха; уход от реального существования в мистику, в самосозерцание — и призыв к активному познанию жизни, прославление науки и созидательного труда; проповедь аскетизма — и воспевание земных человеческих радостей; доминирующая тема любви в ее сложном и нерасторжимом переплетении мистического и реального; скучное морализующее ханжество — и по-народному веселый и лукавый взгляд на вещи; утонченный аристократизм поэзии — и ее живые тенденции сближения с фольклором.

Джами как художник и Джами как духовный пастырь не всегда единодушны. Но широта философского и гуманистического взгляда ученого, духовное прозрение поэта берут верх над ограниченностью суфийского проповедника.

Время — прошедшие пять столетий, отделяющие нас от Джами, — произвело свой строгий отбор. Из огромного литературного наследия, оставленного Джами, не потеряла своего живого и пленительного звучания именно его поэзия — лирика, поэмы и «Весенний сад».

А. Афсахзод

Загрузка...