Избранные произведения. I том

Глава 1

На фоне безлунного ночного неба штата Нью-Мексико пламя взрыва показалось ослепительно ярким. Тем, кто видел его — а таких оказалось немало — представилось рождение новой звезды, распустившей на мгновение бело-голубые раскаленные лепестки.

Сверкающая полоса пересекла небо с северо-востока на юго-запад, с треском и шипением пронеслась над священными горами к востоку от Лаоса и стала еще более неистовой над долиной Рио-Гранде, над пыльными индейскими деревушками и шумным городом Санта-Фе. Потом она стала настолько яркой, что наблюдающие были вынуждены волей-неволей отводить глаза. Затем интенсивность излучения стала падать. То ли яростный факел истощился, то ли потускнел в зареве уличных огней растянувшегося на многие километры Альбукерка — особого значения это не имеет. Где-то в районе Меса-дель-Оро огненная звезда затерялась, и на небо Нью-Мексико, словно приливная волна, нахлынула тьма.

На просторной площади деревушки Сан-Мигель в сорока милях к югу от Санта-Фе, пытаясь унять боль, Чарли Эстанция потер кулачками слезящиеся глаза и усмехнулся, взглянув на черный купол неба.

— Падающая звезда… Красотища! — вырвался у него восторженный возглас.

Ему было одиннадцать лет. Тощий, одна кожа да кости, грязный, но довольно развитый для своего возраста мальчишка. Не раз наблюдавший полет болидов, прочерчивавших небо над пустыней, он знал, что это такое, хотя никому в деревне это было не ведомо.

Но такого метеора Чарли еще никогда не видел. След его обжигал клетчатку даже сквозь опущенные веки, и долго еще огненная линия стояла перед глазами.

В тот вечер на площади было полно народу — через неделю должны были состояться пляски Общины огня и из городов понаедет множество белых, чтобы глазеть на них, фотографировать и, возможно, тратить деньги.

— Майани! — испуганно прошептал кто-то из многочисленных родичей Чарли. — Духи!

Площадь беспокойно загудела. Мальчик увидел, как два его дяди по материнской линии помчались к высокому круглому кива — лишенному окон дому для совершения обрядов, чтобы спрятаться за его стенами, а сестра Росита схватила распятие, висевшее у нее на груди, и прижала его к щеке, словно амулет. Многие лихорадочно крестились. Чарли усмехнулся. Деревня, ощетинившаяся телевизионными антеннами и сверкающая никелем автомобилей последних марок, переполнилась ужасом при виде падающей звезды. Протянув руку, он схватил пробегающую мимо насмерть перепуганную сестру.

— Куда это ты собралась?

— Домой! В небе демоны!

— Конечно. Они сами решили исполнить пляски Общины Огня, потому что мы перестали делать это правильно, — улыбнулся он.

Однако девочка не разделяла его сарказма.

— Да послушай же, Лупе…

Она родилась на год раньше, и была сильнее, поэтому без труда вырвалась и умчалась. Чарли покачал головой.

Они все посходили с ума от страха. Почему никто не хочет думать? Мечутся, разбрасывая кукурузные початки и шепча древние молитвы, которые давно утратили первоначальный смысл — неотесанные индейцы!

— Да ведь это всего лишь падающая звезда! Только очень большая! — пытался он успокоить сородичей, но никто, как обычно, не обращал на него внимания.

Его считали немного не в своем уме, этого худого мальчишку, голова которого набита бреднями белых людей…

Ночной ветер подхватил мальчишеский крик и унес в пустыню. Чарли покрутил у виска пальцем. Ох уж, эти люди! Да, эта суеверная паника была бы смешной, если б не была столь печальной.

О! А вот и падре.

На пороге церквушки появился священник с воздетыми к черному небу руками, что, по мнению Чарли, было жестом утешения.

— Не бойтесь! — кричал он по-испански. — Все в порядке! Идите в церковь и сохраняйте спокойствие!

Женщины, которым запрещен вход в кива, где уже спряталось большинство мужчин, истошно вопя и толкая друг друга, поспешили под защиту церковных выбеленных стен.

Отец Эррера был лысым коротышкой. Он приехал из Эль-Пасо несколько лет тому назад, когда умер старый местный священник. В определенном смысле все в Сан-Мигеле были католиками, но продолжали бережно хранить старинные суеверия, то есть, собственно говоря, никто вообще не придерживался какой-либо веры. Поэтому при потрясениях, подобных этому, мало кто искал спасения в церкви отца Эрреры, что вызывало у него справедливое неудовольствие.

Чарли подошел к священнику и тронул его за руку.

— Что это было, падре? Падающая звезда, правда?

— Скорее всего, сын мой, это знамение, — обратил к нему сияющее лицо отец Эррера.

— Я видел собственными глазами! Это была падающая звезда!

Но священник уже не слушал его, продолжая увещевать перепуганную паству. Чарли понял, что его мягко отстранили. Как-то падре сказал Росите Эстанция, что ее брат — заблудшая овца, и мальчишка был даже несколько польщен этим. Он с надеждой поднял взор к небу, но звезды больше не падали.

Площадь опустела. На противоположном ее конце открылась дверь сувенирной лавки и на пороге появился Марти Макино с банкой спиртного. Из угла его рта свешивалась дымящаяся сигарета.

— Куда это все подевались?

— Разбежались с перепугу. Жаль, что ты не видел, как они драпали, — криво ухмыльнулся Чарли.

Он немного побаивался Марти и в глубине души ненавидел, но все же смотрел на него, как на человека, способного на поступок. Ему было девятнадцать лет. Два года назад он покинул деревню ради жизни в Альбукерке. Жители деревни считали, что Макино побывал в самом Лос-Анджелесе. Словом, он был смутьяном, долго прожившим в мире белых. Потеряв работу, Марти вернулся к сородичам и, как перешептывались, закрутил любовь с Роситой. За это-то Чарли его и ненавидел. И все же понимал, что ему есть чему поучиться у этого насмешника. Мальчишка и сам надеялся когда-нибудь сбежать из Сан-Мигеля.

Они стояли посреди пустой площади — Чарли, низенький и худой, и Марти, высокий и стройный. Марти предложил Чарли сигарету. Тот взял ее и умело стряхнул пепел. Они улыбнулись друг другу, как братья.

— Ты видел ее? Падающую звезду?

Юноша кивнул и, подняв банку с распылителем, брызнул себе в рот струйку виски.

— Видел. Никакая это не звезда.

— Значит, к нам в гости идут кахинас? Духи?

— Эх, малыш, ничего ты не понял, — улыбнулся Марти. — Разве падающие звезды бывают такими? Это где-то над Лаосом взорвалось летающее блюдце!

Кэтрин Мэсон увидела свет на небе случайно. Обычно она не выходила из дому после двенадцати в такие темные зимние ночи. В доме было тепло и уютно. Мало ли, что может случиться на улице. Но три дня назад куда-то запропал котенок ее дочери, а Кэтрин почудилось, что за дверью кто-то слабо мяукает. Пропажа маленького пушистого друга была для всей семьи большой трагедией, и она решилась покинуть дом в отчаянной надежде, что обнаружит под дверью черно-белый живой комочек, царапающий половичок. Но котенка там не оказалось. Кэтрин уже собиралась вернуться в дом, как вдруг в небе вспыхнула огненная полоса. Она была настолько яркой, что женщина закрыла глаза руками, но любопытство пересилило, и она заставила себя смотреть, как полоса завершает свою пламенную траекторию.

Что же это могло быть?

Ответ пришел на ум сразу — это след взорвавшегося истребителя ВВС. Кто-то из ребят с базы в Киртлэнде нашел свою смерть во время тренировочного полета. Конечно же! Конечно! И сегодня станет одной вдовой больше. Кэтрин задрожала. Но, к удивлению, на этот раз обошлось без слез.

Полоса загнулась к центру Альбукерка и пропала, исчезнув в ярком зареве города. Ум Кэтрин мгновенно заработал, ибо в ее личном мире катастрофы всегда были под рукой. Она отчетливо представила, как горящий самолет врезается в один из домов на Центральной Авеню, перепахивает десяток улиц, унося тысячи жизней и разбрызгивая струи горящего бензина с вулканической яростью. Вопли сирен, крики женщин, визг тормозов скорой помощи, гробы…

Полагая, что распускаться глупо, женщина подавила истерику и попробовала более спокойно переварить только что увиденное. След самолета растаял в черном небе, мир вокруг принял привычный вид, такой же обыденный, как и во все эти дни ее неожиданного вдовства. Ей почудилось, что она слышит приглушенный грохот где-то вдали — грохот падения. Но весь опыт жизни вблизи базы ВВС говорил ей, что эта огненная полоса не могла быть взорвавшимся самолетом, если только это не экспериментальная модель с еще не объявленными техническими данными. Кэтрин доводилось видеть, как взрываются реактивные самолеты, но никогда взрыв не сопровождался настолько яркой вспышкой.

Что же тогда? Может, межконтинентальная ракета, несущая на борту пятьсот обреченных на ужасную смерть пассажиров?

Она почти слышала голос своего мужа. «Подумай, Кэт, подумай!». И пыталась думать. Яркий свет пришел с севера, от Санта-Фе или Лаоса и пропал на юге. Межконтинентальные ракеты следуют восточно-западным курсом. Если только одна из них не сбилась с пути… Тогда другое дело. Однако ракетам не положено сбиваться с заданного курса. Их системы управления абсолютно надежны.

Думай, Кэт, хорошенько думай!

Может быть, китайская ракета? Может быть, в конце концов началась война? Но тогда бы ночь обратилась в день, и водородная бомба разнесла бы на мельчайшие частицы весь Нью-Мексико…

Думай!

Что-то вроде метеорита? Или летающее блюдце, направляющееся на посадку в Киртлэнде? Сейчас очень много говорят о летающих тарелках. И что существа из космоса следят за нами. Зеленые человечки с клейкими щупальцами и выпученными глазками? Кэтрин покачала головой. Это можно только по телевизору увидеть.

А небо было таким чистым, мирным…

Женщина плотнее закуталась в плед. Здесь, на краю пустыни, ветер, казалось бы, дует прямо с полюса.

Семейство Мэсонов жило в самом северном доме своего микрорайона. Выглядывая из окна, Кэтрин могла увидеть только сухие заросли полыни и песок пустыни. Когда два года назад они с Тэдом покупали этот дом, агент торжественно пообещал им, что вскорости район застроится, но этого до сих пор не произошло — финансовые затруднения… Так и живут они теперь на самой границе между чем-то и ничем. В основном цивилизация распространялась все расширяющейся полосой вдоль шоссе № 25 от Альбукерка. А здесь была просто открытая местность, полная койотов и еще бог знает чего. Койоты, наверное, и сожрали котенка… Вспомнив о нем, Кэтрин сжала кулаки и еще раз прислушалась.

Ничего. Лишь свист ветра и насмешливый вой койотов. Женщина еще раз взглянула на небо и вернулась в дом. Она заперла дверь, включила сторожевую сигнализацию и подождала ответного сигнала из центральной конторы. Как хорошо находиться внутри ярко освещенного, уютного дома… Раньше, когда Тэд был еще жив, она очень любила свое жилище. Теперь оно служило ей своеобразной крепостью, укрытием, в котором она терпеливо ждала, когда покинет ее вдовье оцепенение. Ей всего тридцать. Слишком она молода, чтобы навсегда похоронить себя в этих стенах.

— Мама… Где ты, мама? — отвлек ее от дум сонный голосок дочери.

— Здесь, Джилли. Я здесь, дорогая.

— Ты нашла моего котеночка?

— Нет, любимая.

— А зачем же ты выходила?

— Мне показалось, что он сидит под дверью.

— Котеночек пошел искать папу, правда, мамочка?

С трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, Кэтрин вошла в спальню дочери. Девочка лежала в постели, сверху за ней бдительно наблюдал золотой глазок монитора. В свои неполные три года Джил была уже достаточно большой, чтобы вылезти из кровати, но недостаточно взрослой, чтобы сделать это без посторонней помощи. Поэтому Кэтрин все еще использовала электронного сторожа в роли няньки, хотя от него полагалось отказаться, как только ребенку исполнится два года. Она просто не могла отказать себе в удовольствии усилить безопасность.

Протянув руку, Кэтрин включила ночник. Джил зажмурилась. У нее были темные, как у отца, волосы и тонкие, как у отца, черты лица. Когда-нибудь она станет красавицей. Не такой невзрачной замухрышкой, как ее мать, не такой. И за это Кэтрин была благодарна судьбе. Но что в этом толку, если Тэд никогда уже не увидит дочь? Пропал без вести где-то в Сирии. Что для него Сирия? Почему чужая земля отняла у нее то единственное, что было ей особенно дорого?

Нет, не совсем так. Почти единственное!

— Котенок найдет папочку и приведет его домой, правда? — спросила Джил.

— Надеюсь, дорогая. Спи. Пусть тебе приснится котенок. И папа.

Кэтрин подкрутила одну из рукояток на пульте управления и матрац на детской кроватке слегка завибрировал. Джил улыбнулась и закрыла глаза. Кэтрин выключила свет и вернулась в гостиную, надеясь услышать в выпуске новостей что-нибудь об этой небесной штуковине. Она приложила ладонь к кнопке в стене, и телеэкран ожил. Как раз вовремя.

Слава Богу. Просто метеорит — падающая звезда. Не самолет и не ракета. Кэтрин не хотела, чтобы еще кому-нибудь достались те же страдания, что выпали на ее долю.

Если бы еще вернулся котенок… Она не могла надеяться на то, что на пороге вдруг появится Тэд, но котенок вполне мог быть живым и прятаться в чьем-нибудь гараже на соседней улице. Кэтрин выключила телеэкран. Прислушалась, не донесется ли с улицы мяуканье. Но вокруг было тихо.

Полковник Том Фолкнер не видел огненного шара. Когда яркая дуга прорезала небо, он сидел в комнате отдыха для офицеров авиабазы, потягивал отвратительный японский виски и без особого интереса просматривал видеозапись баскетбольного матча между командами Нью-Йорка и Сан-Диего. В дальнем углу комнаты два лейтенанта громким шепотом спорили о летающих тарелках. Один страстно отстаивал свою уверенность в том, что это — космические корабли. Другой занял ортодоксальную позицию скептика — покажите мне хотя бы кусок посадочного модуля, хоть что-нибудь, до чего я мог бы дотронуться, и тогда я поверю вам, но только тогда. Оба были слегка под градусом, иначе не затеяли бы этот разговор о блюдцах вообще — во всяком случае, в его присутствии. Всем было известно, что полковник терпеть не может разговоров на эту тему. К тому же, зная, насколько сурово обошлась с ним судьба, товарищи по оружию старались напрасно его не раздражать.

Фолкнер поднялся и бесшумно подошел к бару.

— Еще один виски. Двойной, пожалуйста.

Был ли упрек во взгляде бармена? Секундная жалость к пьянице-полковнику? Бармену не полагается покровительственно смотреть на своих клиентов, даже если он — чистюля из Оклахомы, который ни глотка не пригубит, разве что получив на то непосредственный приказ офицера.

Фолкнер нахмурился, отметив про себя, что стал слишком чувствительным, приглядывающимся к каждому жесту, слову, даже молчанию. Что пьет этот вонючий эрзац-виски только для того, чтобы хоть немного разрядиться, но в результате остается с новым грузом вины.

Бармен пододвинул к нему стакан. Банки с разбрызгивателем не в моде в офицерской комнате отдыха. Офицеры были джентльменами, и им нравилось, что обслуживающий персонал наливает им спиртные напитки в пристойную посуду.

Фолкнер хмыкнул и стиснул стакан в волосатой руке.

— Поехали! Тьфу, пакость.

Скривился.

— Простите за навязчивость, сэр, но, все-таки, каково на вкус это японское пойло?

— Вы его что, не пробовали?

— Нет, сэр. — Бармен посмотрел на полковника так, словно тот предложил ему совершить нечто непристойное. — Никогда. Я непьющий. Именно поэтому, как мне кажется, компьютер и поставил меня дежурить здесь. Вот так, сэр.

— Да-а, — кисло протянул Фолкнер, пристально глядя на бутылку так называемого виски. — Ну, не такое уж оно и гадкое, как кажется с первого раза. Довольно крепкое и немного напоминает настоящее виски, только вот отрыжка… Пока снова не наладим отношения с Шотландией, придется обходиться этим. Чертово эмбарго! Президенту следовало бы…

Он заставил себя умолкнуть. Бармен робко улыбнулся. Вопреки себе Фолкнер улыбнулся тоже и поплелся на свое место досматривать баскетбол. Центровой из Сан-Диего, парень ростом в 228 сантиметров, красиво подпрыгнув, уложил мяч в корзину. «Ну подожди немного, длинноногий балбес. В следующем сезоне в лиге появится парочка игроков ростом в 240, бьюсь об заклад. Посмотрим, как ты тогда попрыгаешь».

Спорщики все не унимались.

— …если и существуют чужаки, следящие за нами из космоса, как же получилось, что они до сих пор не вступили с нами в контакт?

— А может, уже вступили?

— Ну да. А Фредерик Сторм — пророк нашего столетия. Не говорите, что исповедуете культ Контакта!

— Я вовсе не говорил…

Фолкнер силой заставил себя смотреть на занимающий всю стену телеэкран. Он не должен был, никак не мог позволить себе думать в свое свободное время о летающих блюдцах. Ему был ненавистен сам этот термин. Все это было плохой шуткой, и никак не по его адресу.

Полковнику 43 года, и он помнил, когда летающие блюдца попали в выпуски последних новостей впервые. Это было в 1947, вскоре после второй мировой войны. Саму войну Фолкнер помнить не мог — он родился в 1939 году, в день, когда произошло вторжение в Польшу, и был в первом классе, когда война закончилась. Но сообщения о летающих тарелках запомнил, потому что всегда, с самого раннего детства интересовался космосом, можно сказать, был в числе первых, помешавшихся на этой проблеме.

Рассказы о блюдцах появлялись и исчезали, Том Фолкнер вырос, выбросил на помойку коллекцию своих фантастических журналов и поступил в Военно-Воздушную Академию, намереваясь посвятить свою жизнь американской космической программе, если таковая начнет разворачиваться. А через пару недель после того, как стал курсантом, русские вывели на орбиту свой спутник. Со временем материализовалась и американская космическая программа, усеченная, запоздалая, но настоящая. И как только фантастика стала реальностью, старое понятие «космонавт» сменилось гордым «астронавт», а Том Фолкнер приступил к программе подготовки астронавтов. Для участия в проекте «Мэркюри» он был еще слишком молод и отчаянно завидовал летающим на «Джемини», однако в проекте «Аполло» место ему нашлось, правда, в самом конце списка претендентов на полет на Луну. Если повезет, мечтал Фолкнер, он успеет еще слетать на Марс до своих сорока. Космос стал для него работой, важным делом. Дни он проводил в тренажерных залах, вечерами корпел над математикой. Летающие блюдца? Это для лунатиков. «Калифорнийские бредни» — так называл он рассказы о них, независимо от того, откуда приходили сообщения — из Мичигана или Северной Дакоты. В Калифорнии верили чему угодно, включая побасенки о багровых пожирателях людей.

В тот год Фолкнер женился, и нельзя сказать, что брак оказался неудачным, если не считать того, что детей у них не было. Он хорошо запомнил один из вечеров 1970-го года, когда компания ребят из «Аполло» хорошенько приложилась к большой бутылке виски, настоящего шотландского виски «Амбассадор» двенадцатилетней выдержки, и Нэд Рейнольдс, прилично нагрузившись, неосторожно заметил: «Ты не покинешь Землю, Том. Хочешь знать, почему? Потому что у тебя нет детей. Это очень не понравится публике. У астронавта должна быть пара картинных детишек, ожидающих возвращения папочки из космоса. Иначе телерепортаж будет совсем негодным».

Тогда Фолкнер не обратил внимания на эти слова. Подумаешь, пьяная болтовня. Только улыбнулся.

Истина в вине. Через шесть месяцев, во время очередной проверки здоровья, у него нашли что-то неладное во внутреннем ухе. Какое-то нарушение вестибулярного аппарата. Это стало концом его карьеры в «Аполло». Ему мягко объяснили, что выводить склонного к головокружению человека на орбиту нельзя, даже если до сих пор это ни в чем не проявлялось…

Конечно, без работы Фолкнер не остался. Его пристроили к проекту «Синяя книга» — состоящей из трех частей программы ВВС, задачей которой было заверить широкую общественность в том, что никаких летающих тарелок нет и никогда не было. Случилось это десять лет назад. Попав в руки бюрократов, проект непрерывно разрастался и сменил название на ИАО — Исследование Атмосферных Объектов. А бедняга Том Фолкнер, неудавшийся астронавт, стал координатором ИАО в штатах Аризона, Нью-Мексико, Юта и Колорадо, полковником в отряде наблюдения. Если сцепить зубы и продержаться достаточно долго, можно дослужиться до генерала ВВС по летающим тарелкам…

Фолкнер усмехнулся и одним глотком допил виски. И только тут до его сознания дошло, что баскетбольный репортаж прерван экстренным выпуском новостей, и что в новостях речь идет о каком-то метеоре.

Он потряс головой, приводя мысли в порядок. Ну, наконец-то! Синелицые негодяи с Бетельгейзе все-таки почтили нас своим вниманием. Никаких причин для беспокойства! Они только сожрут Вашингтон, столицу США, и уберутся восвояси. Все в порядке!

В углу бара настойчиво трезвонил телефон. Бармен, не отрывая завороженного взгляда от экрана, снял трубку.

— Это вас, полковник. Из управления. Судя по голосу, сэр, они там очень взволнованы.

Глава 2

Неприятности начались над полюсом.

Это был стандартный корабль-разведчик, один из многих, несколько десятилетий совершающих патрульные облеты Земли. До сих пор за всю историю из эксплуатации ничего подобного не происходило.

Первые признаки аварии выявились на высоте 27 тысяч метров, когда на пульте зажглась сигнальная лампочка. И сразу же запульсировали сигналы под кожей трех членов экипажа. Среди различных полезных схем, вмонтированных в их тела, была и такая, которая сразу давала знать о технических неполадках.

Земляне ни в коем случае не должны были узнать о ведущемся наблюдении, поэтому дирнанцы любой ценой старались избежать аварии, связанной с посадкой на планету.

Экипаж состоял из двух мужчин и женщины. Они провели на корабле почти столетие по земным меркам, причем последние десять лет выполняли над Землей функцию Наблюдателей. Женщина, Глэйр, заведовала записывающим оборудованием, Миртин обрабатывал и анализировал ее, а Ворнин передавал на родную планету. Кроме этого, у них были еще дополнительные обязанности, которые они делили без соблюдения формальностей: обслуживание механизмов корабля, приготовление пищи, связь с другими Наблюдателями и тому подобное. Это был дружный экипаж, отлично сработавшийся за долгие годы.

Самый старший и спокойный из них, Миртин, избравший для маскировки тело землянина средних лет, первым добрался до пульта обработки данных.

— Вышло из строя устройство фокусировки плазмы. Мы взорвемся через шесть минут.

— Но это невозможно! — воскликнула Глэйр. — Мы…

— И все же это случилось, — грустно улыбнулся Ворнин. — Теоретически такая возможность не исключена.

Будучи довольно тщеславным, он выбрал тело привлекательного молодого человека, даже красивого. Разумеется, любой дирнанец, занимающийся наблюдением, должен принимать вид землянина, и он счел проявлением здравого смысла то, что эта форма наилучшим образом выражает внутренний мир. Все это было допустимо — и красота Ворнина, и неприметность Миртина, и даже то, что Глэйр согрешила в направлении возбуждения чувственных желаний.

— Если мы введем в действие резервные цепи, то, может быть, удастся удержать плазму, — задумчиво произнесла она. — Но это снимет маскировку.

— Попробуй, — согласился Ворнин, и тонкие пальцы женщины с поразительной скоростью пробежали по пульту.

— Ну вот, теперь нас видно, — констатировал Миртин. — Прямо как в центре рыночной площади в солнечный день.

— Да. И великолепно отражаемся на экранах радаров, — пробурчал Ворнин. — Так что в нашу сторону, скорее всего, уже летят ракеты.

— Сомневаюсь, — решительно заявила Глэйр. — Они засекали наши корабли и раньше, но не нападали. Им известно, что мы здесь. По крайней мере, правительствам.

Ворнин понимал, что она права. Главным сейчас было предотвратить взрыв, а не сокрушаться по поводу того, что они стали доступны для обозрения любой земной системы обнаружения. Он открыл дверь и протиснулся в силовой отсек.

Дирнанские корабли могли выполнять бесконечные полеты без пополнения топлива. Сплющенная сфера корабля сужалась книзу, образуя купол, в котором размещался термоядерный реактор — по сути миниатюрное солнце, из которого черпалась необходимая энергия. Сердцевиной системы была плазма — чудовищной температуры смесь электронов и атомных ядер без оболочки — которая удерживалась мощным магнитным полем. Ничто материальное не могло содержать в себе плазму, не становясь ее частью, так что во всей Вселенной могло служить сосудом для газа, температура которого исчислялась сотнями миллионов градусов? Но магнитное поле сжимало ее, контролировало, держа на расстоянии от всего, что она могла бы пожрать. Пока плазма оставалась под контролем, дирнанцы могли пользоваться ее энергией вечно или настолько близко к вечности, что для живых существ это не составляло никакой разницы. Но если сжимающий эффект пропадал…

Приблизившись к силовому сердечнику, Ворнин с неудовольствием отметил, что пять контрольных стержней уже расплавились, а над корпусом реактора пляшут зловещие голубые дуги. У него не возникло страха перед смертью — из всех способов умереть этот безусловно самый быстрый. Движения его были четко выверенными. Он сознавал, что единственное, что можно попытаться сделать — это перевести энергию всего корабля на подпитку электромагнитной ловушки в надежде, что система стабилизируется благодаря гомеостатическим воздействиям, которые, как предполагалось, должны автоматически появляться в подобной ситуации.

То, что корабль будет обнаружен, беспокойства не вызывало. Такое случалось и раньше. Просто сегодня вечером на телеэкранах появится еще одно сообщение о «летающей тарелке». Но если взорвется ядерный реактор, то вместе с кораблем взлетит на воздух парочка-другая крупных городов, и это будет новостью гораздо более внушительной, чем хотелось бы.

— Отключите передающие системы! — крикнул он.

— Уже отключены, — ответил Миртин. — Двадцать секунд назад. Ты не заметил?

— Никакого эффекта!

— Я выключу освещение, — сказала Глэйр.

— Выключайте все подряд! Никакого улучшения! Удерживающий эффект непрерывно ослабевает.

Корабль погрузился в темноту. Бедные земляне будут лишены столь любимого ими зрелища попеременно вспыхивающих красных и зеленых огней. Ворнин знал, что вписывает новую главу в обширный архив секретной информации о кораблях-разведчиках. Но не чувствовал за собой вины. Случившееся было чисто статистическим феноменом: раз в околоземном пространстве так много разведчиков, то по крайней мере у одного можно ожидать неисправностей того или иного рода. Просто случай выбрал именно их корабль.

Разумеется, сигнал о бедствии сейчас эхом катится по всей галактике. В то мгновение, когда экипаж отключил передающие цепи, разрывая связь с родной планетой, сигнал бедствия был передан автоматически. Из-за чудовищного расстояния между Землей и Дирной дома о случившемся узнают только через десятилетия, но этот же сигнал зарегистрируют сотни других кораблей, находящихся поблизости, и это служило некоторым утешением.

— Бесполезно, — сообщил Ворнин, вернувшись в рубку. — Нужно покинуть корабль.

— Я подниму его повыше. Километров до пятидесяти, так?

— Выше! — согласился Ворнин. — Насколько это возможно! И старайся держаться того же курса — нам необходимо лететь над пустынной местностью!

— Что мы будем с собой брать? — спокойно поинтересовалась Глэйр.

— Себя! — отрезал Ворнин.

Корабль был их домом в течение многих лет, и покидать его мучительно больно, но ей — в особенности. Именно Глэйр ухаживала за крошечным садиком, облагораживала искусной женской рукой суровое убранство корабля. Собственно, каждый Наблюдатель должен быть готов к тому, чтобы однажды, доверившись судьбе, низринуться в просторы чужой планеты. Все же для женщины это большое потрясение.

Только Миртин внешне был всецело отрешен от постигшего их несчастья.

Корабль вертикально поднимался в ночное небо. Из силового отсека доносился нарастающий грохот. Ворнин старался не думать о том, что там могло происходить. Глэйр была уже одета. Миртин, закончив маскировку органов управления, натягивал свой костюм.

— Мы неизбежно потеряем друг друга, — одеваясь, сказал Ворнин. — Приземлимся в разных районах планеты. При приземлении можем получить повреждения. — Встретив испуганный взгляд Глэйр, безжалостно продолжил: — И даже погибнуть. Но прыгать надо. Потом как-нибудь снова отыщем друг друга.

Разверзся люк, и воздух стремительно вырвался из корабля. Первой прыгнула Глэйр. Ее маленькая фигурка, вращаясь, быстро удалялась от корабля, пока совсем не исчезла из виду. Скорость падения столь велика, что Ворнин начал опасаться, как бы она не потеряла сознания. Последняя учебная тревога проводилась очень давно, и прыжок получился довольно неуклюжим. Он с ужасом представил, как хрупкое тело женщины сталкивается с поверхностью планеты… Потеря одного из супругов вызвала у него неожиданно острую боль.

— Наружу! — скомандовал Миртин, и Ворнин повиновался.

Это было мгновение, когда кошмар становится явью. Каждому Наблюдателю сотни раз снятся прыжки, но для большинства они остаются просто сновидениями. А он мчится в раскрывшуюся бездну, и Глэйр, возможно, уже мертва… Автоматически, не думая, Ворнин включил систему жизнеобеспечения и ощутил сильный толчок — раскрывшийся экран замедлил падение. Теперь он наверняка останется в живых.

А Миртин?

Смотреть вверх было трудно, тем более на таком расстоянии даже корабля не было видно. Разумеется, прыгнул. Элементарный рационализм не позволит ему задержаться на гибнущем корабле.

Глэйр…

Ворнин опустил голову, и в этот момент произошел взрыв. Ослепительный факел новорожденного солнца обдал его жаром, и он поблагодарил судьбу, что успел вовремя отвести от корабля взгляд — сетчатка земного существа наверняка вышла бы из строя. В плазменном генераторе, разумеется, не было жесткого излучения, так что никакой другой опасности для организма на таком расстоянии не существовало. Разреженный воздух не сможет передать на Землю оглушительный грохот, но вот свет…

Вселенная словно раскололась надвое, выплеснув из своих недр первоначальное сияние, сопровождавшее акт сотворения мира. Это было сильным потрясением даже для такого опытного астролетчика, и руки Ворнина, закрывающие глаза, безвольно опустились…

Придя в себя, он увидел под ногами приближающиеся крыши земных зданий. Еще немного, и его ступни коснутся поверхности планеты, за которой он так долго наблюдал.

Глэйр, конечно же, уже приземлилась. Ворнин старался не думать о ней. Сейчас главное — выжить и разыскать Миртина. А потом прибудут спасатели и заберут их. Он проклинал судьбу, швырнувшую его в заселенную местность — ведь вокруг была столь желанная его сердцу пустыня. Падение было стремительным. О мягкой посадке не могло быть и речи.

Ему все же удалось уклониться от крыши последнего в ряду дома, но всего лишь на пару метров. Затем его пронзила самая дикая боль за всю жизнь, которая была почти лишена боли. Человек со звезд ударился о землю и остался неподвижно лежать, скорее мертвый, чем живой.

Глава 3

В Альбукеркской конторе ИАО кипела работа. Заряженные аккумуляторы уже погружены на шесть электрических вездеходов, компьютер выстроил векторную диаграмму, показавшую вероятные районы рассеивания осколков, если таковые имели место. Бронштейн, адъютант полковника, поднял по тревоге всех свободных от дежурства, и теперь они стояли полукругом вокруг информационного табло. В пятнадцати метрах от них, наглухо запершись в ванной, Том Фолкнер изо всех сил пытался протрезвиться. По дороге из офицерского клуба он уже прибег к помощи антистимулятора — эти таблетки гарантировали удаление из одурманенного мозга паутины опьянения примерно за полчаса. Но процесс не из приятных. Он заключался в том, что таблетка давала двойную нагрузку щитовидной железе и гипофизу, на время расстраивая гормональный баланс и убыстряя обмен веществ. Все физиологические процессы в организме ускорялись, включая и тот, что удалял из крови алкоголь. Шесть-семь часов человеческие внутренности проживали за десять минут. Довольно жестоко. Но сейчас у Фолкнера просто не было другого выхода. Он сидел на полу ванной, схватившись руками за стойку для полотенец. Его трясло, сквозь форму проступили крупные пятна пота. Лицо побагровело, пульс перевалил за сто и продолжал расти. Он уже вырвал, избавившись от последних ста пятидесяти граммов виски до того, как оно успело проникнуть в кровеносную систему, и это яростное внутреннее очищение организма должно было справиться с остальным алкоголем. Сознание стало ясным. Уже пятый раз в жизни Фолкнер решился прибегнуть к антистимулятору, каждый раз надеясь, что это — последний.

Через некоторое время он смог встать. Вытянул перед собой руки. Пальцы шевелились, словно печатая на машинке. Усилием воли ему удалось успокоить их. Кровь уже должна была отхлынуть от лица. Фолкнер глянул в зеркало и содрогнулся. В молодости, числясь в отряде астронавтов, он старательно следил за стрелкой весов, чтобы она не выходила за отметку 75, но времена эти давно уже прошли, а кости изрядно обросли плотью. В форме полковник выглядел внушительным, массивным, широкоплечим мужчиной с коротко подстриженными курчавыми черными волосами, короткими жесткими усами и красными глазами. Без твердой оболочки из хаки тело обвисало, становилось мягким, дряблым. Последнее время он как-то примирился с этим, точнее — перестал обращать на это внимание.

Брызнув в лицо холодной водой, Фолкнер почувствовал себя почти совсем хорошо. Наихудшие последствия загула канули в Лету: перестал чесаться кончик носа, уши не горели, а глаза функционировали именно так, как им положено. Стараясь держаться очень прямо, полковник открыл дверь ванной и направился к своему кабинету.

Капитан Бронштейн выглядел, как обычно, совершенно хладнокровным. Чеканя каждое слово, он доложил:

— Мы готовы к отправке по первому приказу, полковник!

— Маршруты определены?

— Естественно! — бросил мимолетно-насмешливую улыбку капитан. — Табло светится, как рождественская елка. Мы имеем уже около тысячи сообщений об атмосферном объекте, и они все еще поступают! На этот раз все по-настоящему, полковник!

— Прекрасно, — пробормотал Фолкнер. — Мы станем известны на всю страну… на весь мир. Внеземной космический корабль терпит аварию, пилоты спасаются на парашютах, а доблестные офицеры ИАО хватают их голыми руками…

Он с трудом взял себя в руки. Видимо, процесс вытрезвления еще не завершен. Взгляд адъютанта был весьма недвусмысленным. Более того, в нем читалась жалость.

Прежде, когда такое случалось, Фолкнер упрямо повторял про себя, что ненавидит Бронштейна вовсе не потому, что тот — еврей. А потому, что он энергичен, честолюбив, способен, потому что никогда не теряет самообладания и считает, что летающие тарелки — это инопланетные корабли. Адъютант был единственным из офицеров, знакомых Фолкнеру, который добровольно примкнул к программе. ИАО считался дырой, в которую засовывали тех, кто ни на что больше не годен, а этот еврей не жалел усилий для заполучения именно этой работы. И все потому, что был абсолютно уверен — рано или поздно летающие тарелки станут самой главной задачей, которую придется решать ВВС США. Хотел купаться в славе, мелькать на телеэкранах, когда фантастика станет явью, а патрулирование с целью идентификации атмосферных объектов расценивал как ступеньки наверх.

Сенатор Бронштейн!

Президент Бронштейн!!!

Настроение Фолкнера испортилось окончательно.

— Отлично! — рявкнул он. — Отправляйтесь в пустыню и откопайте этот метеорит к утру! Живо!

Собравшиеся быстро покинули кабинет. Бронштейн остался.

— Я считаю, Том, что это на самом деле она, — тихо произнес он. — Та вынужденная посадка, которой мы так дожидались.

— Иди к черту!

— И тебя не увидит, когда мы обнаружим в полыни космического посланника?

— Не дури. Это просто метеорит.

— Ты его видел?

— Я изучил сообщения.

— А я видел. И едва не ослеп. Где-то над стратосферой взорвалось что-то вроде ядерного реактора. Словно маленькое солнце вспыхнуло. То же самое говорят и ребята из Лос-Аламоса. Тебе известно что-либо о проектах ВВС, связанных с применением ядерных реакторов?

— Нет.

— И мне тоже.

— Значит, это был китайский разведывательный корабль, — констатировал Фолкнер.

— Если хочешь знать, Том, в тысячу раз вероятнее то, что этот корабль прилетел с Проциона-12, чем из Пекина. Можешь считать меня сумасшедшим, но я убежден в этом!

Фолкнер ничего не ответил. Некоторое время он молчал, стараясь убедить себя, что все это происходит наяву, затем повелительно махнул рукой, и они вышли в ночную тьму.

Во дворе базы оставалось уже только два вездехода. Фолкнер забрался в один, Бронштейн — в другой, и они отправились в путь. В кабине полковника размещался полный комплект аппаратуры связи, позволявший ему быть в постоянном контакте с остальными поисковыми машинами, управлением в Альбукерке, главной штаб-квартирой ИАО в Топеке и местными штабами, находившимися в его ведении в четырех юго-западных штатах. На пульте постоянно вспыхивали лампочки, свидетельствуя о поступлении новых сообщениях.

Фолкнер вызвал штаб-квартиру, и на экране появилось лицо его непосредственного начальника, генерала Уэйерленда.

Уэйерленд, подобно Фолкнеру, принадлежал к числу тех, кто оказался лишним в программе освоения космоса и был переведен в тупиковое ответвление, но, по крайней мере, имел в качестве утешения четыре звезды на погонах. Учитывая, что он нес личную ответственность за гибель двух астронавтов при проведении одного из экспериментов, можно только удивляться, что он вообще имел работу, пусть даже в ИАО, как считал Фолкнер. У Уэйерленда было одно неоценимое качество — он всегда делал хорошую мину при плохой игре и всегда демонстрировал свое исключительно ответственное отношение к проекту.

— Есть новые сообщения, Том?

— Ничего особенного, сэр, — пожал плечами Фолкнер. — Обычная реакция взволнованных обывателей. Мы заняты стандартной проверкой. Парочку вездеходов отослали к Санта-Фе. Плюс обычное прочесывание с помощью металлоискателей. Все по установленному шаблону, как и в остальных случаях.

— Я не уверен, что это рядовой случай, — строго произнес генерал.

— Да, сэр?

— Вашингтон уже дважды был на проводе. Я имею в виду Самого. Он взволнован. След растянулся на несколько тысяч миль. Сначала ее заметили в Калифорнии…

— Калифорния! — со злостью оборвал шефа Фолкнер.

— Я все понимаю. Но общественность взбудоражена и оказывает давление на Белый Дом, а он жмет на нас.

— Сигнал один-ноль-семь уже подан?

— По всем каналам, — кивнул Уэйерленд.

«107» означало, что таинственный небесный объект является естественным природным феноменом и повода для беспокойства нет.

— Нам уже никто не верит. Мы слишком долго и часто пользовались этим сигналом. Наступают времена, когда, очевидно, придется начать говорить правду.

«Какую правду?» — хотел спросить Фолкнер, но решил не злить генерала.

— Передайте президенту, что мы сразу же доложим ему, как только найдем что-либо определенное.

— Выходи на связь со мной каждый час. Независимо от того, есть это определенное или нет! — приказал генерал и отключился.

Фолкнер вызвал подчиненных и узнал, что установки раннего обнаружения, являвшиеся частью противоракетной обороны, засекли массивный предмет, пролетающий над полюсом на высоте 30 километров и поднявшийся выше над канадской провинцией Манитоба. Исчез объект где-то над центральной частью Нью-Мексико. Что же, сегодняшняя ночь, похоже, обещает стать ночью сюрпризов. Однако это может оказаться просто гигантской железной глыбой, залетевшей в атмосферу и сгоревшей в ней. Но Фолкнер не желал сдаваться.

Его вездеход с лязгом двигался дальше, направляясь к северу от Альбукерка в направлении национального парка. Слева от себя полковник видел фары автомобилей, мчащихся по шоссе N40. Впереди лежало сухое русло Рио-Пуэрко — этой осенью дождей не было. Звезды казались особенно яркими. Хорошо, когда в такую ночь идет снег. Фолкнер продолжал задумчиво производить переключения на пульте.

Общественность взбудоражена. Об-щест-вен-ность! Стоит вертолету прожужжать над головой, и миллионы людей бросаются к телефонам сообщить о летающем блюдце. А сегодняшний небесный спектакль принес немалые барыши телестанциям горных штатов. А может, все это совершено самими телекомпаниями с целью повышения доходов?

Что беспокоило Фолкнера, так это возрастающая кривая сообщений о пресловутых летающих блюдцах. Число наблюдений их, казалось, колеблется синхронно с напряженностью международной обстановки. Первые были замечены сразу после второй мировой, когда возникло ядерное соперничество между США и СССР, затем на время президентства Эйзенхауэра наступило затишье. В 1960 опять произошел всплеск. После убийства Кеннеди блюдца наблюдали повсеместно, а с 1966 частота их появлений стала неуклонно расти с тенденцией всплесков в периоды, когда разногласия с Китаем грозили вылиться в открытый конфликт.

Нельзя же соотносить частоту падения метеоров с международной напряженностью! А вот с личной обеспокоенностью — можно. 99 % всех наблюдений, как полагал Фолкнер, были вызваны расшалившимися нервами обывателей.

Но оставшийся 1 %…

Суть заключалась в том, что изменилось качество наблюдателей. В первое время большинство рассказов о блюдцах исходило от пораженных климаксом матрон или страдающих щитовидкой худосочных деревенских жителей в очках в стальных оправах. Но когда президенты банков, сенаторы, профессора физики и полисмены тоже начали замечать очертания круглых предметов в небе, предмет спора прошел стадию, когда он был уделом чокнутых. И Фолкнер признавал это. С 1975 года количество респектабельных наблюдателей резко возросло. Конечно, бредни лунатиков типа «я летал на блюдце» можно было игнорировать, но вот остальных — нет.

Все же он был увлечен своей работой. Хотя, так сказать, негативно. Даже несмотря на то, что существование внеземных кораблей могло бы сделать ее действительно важной и ликвидировать терзающую его боль обиды. Тому Фолкнеру нужна была эта боль, она пришпоривала его.

Отбросив ненужные мысли, он переключился со сбора информации на сигналы, подаваемые металлоискателями.

Конечно же, ничего. В пустыне? Откуда?

Потом полковник вызвал Бронштейна, находящегося уже в восьмидесяти милях южнее, в окрестностях Акома-Пуэбло.

— Что нового, капитан?

— Ничего. Только вождь одного из племен жалуется, что его люди очень напуганы.

— Скажи им, что беспокоиться нечего.

— Я так и сделал. Не помогает. В них будто бес вселился, Том!

— Предложи им сплясать изгнание бесов.

— Том!

Фолкнер зевнул.

— Знаешь, в Белом Доме тоже завелись бесы. Бедняга Уэйерленд сидит, как на иголках. Ему нужны хоть какие-то результаты, не то…

— Я в курсе. Он со мной связывался.

Фолкнер нахмурился. Ему не нравилось, когда начальство вело переговоры через его голову. Должна же соблюдаться определенная субординация! Он сердито переключился на другой канал.

Вездеход торопился на запад. На его крыше вращалась чувствительная антенна в поисках хоть чего-нибудь полезного. Металлоискатели искали металл, термодетекторы охотились за инфракрасным излучением любого живого тела размером больше сумчатой крысы. Каждые тридцать секунд испускался лазерный луч, отражался от сферы в восьмидесяти милях и возвращался, не принося никаких результатов.

Фолкнер продолжал неутомимо нажимать кнопки, щелкать тумблерами и поворачивать рукоятки. В каждой из этих бесплодных поисковых вылазок он испытывал сдержанное удовлетворение от игры своих рук над сложным пультом управления, используя всю мощь электронной машинерии, несмотря на то, что был твердо уверен в тщетности поисков. Пару месяцев назад до него наконец-то дошло, что он играет роль астронавта.

Да. Эта теплая кабина вездехода могла бы быть космической капсулой на орбите с перигеем в четыре сотни миль. И пусть ягодицы чутко фиксируют каждый ухаб, зато перед глазами — полный набор ярких сигнальных огней и крохотных экранов — мальчишечья мечта об антураже астронавта. Ему нравилась эта игра. И относился он к экспедиции, как к игре.

Но пора было выходить на связь. Фолкнер перекинулся несколькими фразами с экипажами следующих на север первых двух вездеходов. Один из них только что прошел Таос, второй крейсировал вблизи испанских поселков по ту сторону национального парка «Санта-Фе». Переговорил с четырьмя вездеходами на юге, которые прочесывали пустыню от Сокорро до Ислета. Обменялся краткими замечаниями с Бронштейном, находящимся в пустынной, всеми заброшенной местности к югу от Акома-Пуэбло и двигающимся к резервации Суни. Злополучный метеор ехидно не оставил после себя ничего, стоящего внимания. Каждый час Фолкнер включал радио- и телемониторы и прослушивал выпуски новостей. Дикторы очень неубедительно старались успокоить общественность, что волноваться нечего — сами заметно волновались. Перестраиваясь со станции на станцию, Фолкнер слышал одни и те же пустые заверения. Все апеллировали к Келли из Лос-Аламоса. Кто такой этот Келли? Астроном? Нет, просто один из членов «технического персонала» без расшифровки того, что это означает. Возможно, привратник. Но средства массовой информации на всю катушку использовали магическое воздействие сопричастности к Лос-Аламосу в качестве панацеи для успокоения взволнованных слушателей. Кроме того, некто Альварес из обсерватории «Маунт-Паломар» сделал заявление, аналогичное заявлению некоего Мацуока, известного японского астронома. Видел ли Альварес огненный шар? Ничто в его заявлении на это не указывало. А Мацуока? Разумеется, нет. И все же оба рассуждали со знанием дела, красочно описывали различия между метеорами и метеоритами, сглаживая любое беспокойство гладким потоком расслабляющей словесной шелухи.

К полуночи правительство наконец-то обнародовало часть информации, полученной системами обнаружения и спутниками. Да, засекли метеор. Нет, опасаться нечего. Чисто природное явление.

Фолкнер ощутил тошноту.

Его закоренелый упрямый скептицизм в отношении летающих тарелок можно было сравнить только с его же закоренелым упрямым скептицизмом в отношении официальных правительственных заявлений. Если правительство столь заинтересовано в спокойствии, значит, повод для беспокойства существует. Эта теорема не требовала никаких доказательств. С другой стороны, хотя Фолкнер и был хорошо тренирован в интерпретации лживых официальных заявлений, это никак не вязалось с его глубокой и непреклонной необходимостью веры в тщетность и пустоту выполняемой им работы. Он не мог позволить себе поверить в реальность летающих тарелок.

Было уже далеко за полночь. Фолкнер тупо смотрел в массивный затылок водителя, отделенный от него перегородкой, и изо всех сил старался не заснуть. Так можно прокататься всю ночь. И в Альбукерке его не ждало ничего, кроме пустой постели.

Бывшая жена укатила в Буэнос-Айрес с новым мужем. Фолкнер уже привык к одиночеству, но нельзя сказать, что оно было ему по душе. Другой на его месте нашел бы утешение в работе, но в данном случае это исключено.

В три часа ночи вездеход достиг подножья гор. Можно было бы проехать весь национальный парк по просеке, но Фолкнер, сцепив зубы, отдал водителю приказ развернуться. В Альбукерк они вернутся, сделав большой крюк через Меса Приста, Жемез Пуэбло и западный берег Рио-Гранде. В Топека, очевидно, все еще бодрствуют. Да и в Вашингтоне, вероятно, не спят. Чтобы вы были все здоровы!

Информационный поток по каналам начал иссякать. Чтобы убить время, Фолкнер несколько раз прогнал видеозапись траектории огненного шара. Тщательно изучив данные, он вынужден был признать, что внезапно вспыхнувшая в небе полоса, должно быть, представляла из себя впечатляющее зрелище. Очень плохо, что он находился в помещении, нагружая себя всякой дрянью, и упустил его. Ну да черт с ним. Большой метеор. И что из того? Вон, над сибирской тайгой в 1908 тоже такой пронесся. А гигантский метеоритный кратер в Аризоне? Что из того?

Только вот необычное световое излучение… Впрочем, на эту тему они уже побеседовали с Бронштейном часа два тому назад.

— Предположим, в атмосферу залетела глыба из антиматерии, — говорил он тогда адъютанту. — Несколько тонн, скажем, антижелеза. Гигантский пирог из антипротонов и антинейтронов, врезаясь в земную атмосферу, мгновенно аннигилирует…

— Старо, как мир, — рассмеялся в ответ Бронштейн.

— Зато вполне правдоподобно.

— Нет, не правдоподобно. Чтобы принять эту гипотезу, нужно постулировать, что где-то в нашей части Вселенной имеется большая масса антиматерии. Однако доказательств тому нет. Как нет доказательств, что такая масса вообще может существовать. Гораздо проще гипотеза, постулирующая существование внеземной расы, засылающей к нам наблюдателей. Примени идею бритвы Оккама к своей идее об антиматерии и сам увидишь, насколько она шаткая.

— Лучше я применю эту бритву к твоей глотке! — взорвался Фолкнер.

Ему нравилась собственная гипотеза, а бритва Оккама была орудием логики, а не непреклонным законом Вселенной, и срабатывала далеко не при всех обстоятельствах.

Он крепко зажмурился. Ему мучительно захотелось виски. В восточной части неба появилась бледная полоска зари. В столице уже наступает утро, жители спешат на работу, на дорогах образовываются первые пробки…

И вдруг в системе датчиков вездехода что-то пискнуло.

— Стой! — завопил Фолкнер водителю.

Машина остановилась. Писк не прекращался. Он исходил от датчика обнаружения по температурным характеристикам человеческого тела массой от 30 до 45 килограмм в радиусе тысячи метров.

До ближайшего поселка не менее 30 километров. В 15–20 километрах даже дороги никакой нет. Местность совершенно безлюдная. Ничего, кроме полыни, нескольких кустиков юкки, медвежьей травы и редких карликовых сосен. Ни ручьев, ни прудов, ни домов… Ничего! Эта земля ни для чего не пригодна.

А может, это просто ночная стоянка бойскаутов или еще что-нибудь, в равной степени безобидное?

Тем не менее, придется проверить.

Оставив водителя в кабине, Фолкнер выбрался наружу.

Куда идти?

Тысяча метров — это немало, когда преобразуешь радиус в окружность, то начинаешь думать о площади, а не о расстоянии. Он включил набедренный ртутный прожектор, но от него было мало толку. В сером предрассветном мареве искусственное освещение мало чем помогало. Для очистки совести Фолкнер решил побродить минут пятнадцать, а затем вызвать вертолет с поисковой партией. К сожалению, эти новые системы обнаружения плохо функционируют на близком расстоянии.

Выбрав наугад направление, Фолкнер сделал несколько шагов и остановился как вкопанный — в луче прожектора блеснул металл… Через несколько минут, испытывая исступленное, полное страха волнение, он стоял над своей неожиданной находкой.

Молодая женщина с красивым лицом, которое портила запекшаяся на губах и подбородке кровь, лежала неподвижно. Глаза ее были закрыты. Шлем при падении раскололся, и ветер пустыни шевелил тяжелые пряди золотистых волос. Сделан он был из блестящей материи, которую Фолкнер принял издали за металл. Фигуру девушки облегало что-то вроде скафандра, конструкция которого была ему совершенно незнакома. В комплект входил персональный реактивный двигатель — он понял это по наличию выхлопных дюз.

Она должна быть китайской или русской разведчицей, вынужденной покинуть свой самолет. Внешне девушка, разумеется, нисколько не походила на китаянку, но почему бы Пекину не нанять на эту работу какую-нибудь блондинку из Бруклина? Если китайский костюм для высотных полетов выглядит именно так, то следовало бы снять шляпу перед его конструкторами.

Падение ее, судя по всему, было неудачным. Она напоминала сломанную куклу. Что же, в вездеходе есть носилки. Медики в городе разберутся, что там у нее за повреждения. Слава Богу, она не из дальних просторов галактики, если только там не научились еще производить прекрасных блондинок…

Внезапно девушка пошевельнулась и разлепила запекшиеся губы. Фолкнер склонился к ее лицу.

Она говорила не по-русски. И не по-китайски. Он понял, что никогда не слышал ничего подобного и похолодел. Окинул внимательным взглядом скафандр и еще раз убедился, насколько он не похож на все то, что ему доводилось видеть. И вдруг…

— Если они помогут… на каком языке здесь говорят… кажется, на английском…

Глаза девушки открылись. Прекрасные глаза. Испуганные. Затуманенные болью.

— Помогите мне, — произнесла она.

Глава 4

Стремительно приближаясь к поверхности Земли, Миртин понимал, что получит тяжелое повреждение. Он спокойно воспринимал это, как и все остальное. О чем он сожалел, так это о дурной славе, которую ему принесет на родине эта авария, а вовсе не о тех телесных страданиях, которые ждут его в ближайшем будущем. В конце концов, рано или поздно какой-нибудь корабль-разведчик, подчиняясь теории вероятности, должен был потерпеть аварию, заставив свой экипаж совершить вынужденную посадку. Жаль, что слепой случай выбрал именно его.

Миртина беспокоили опасности, с которыми он неизбежно должен будет столкнуться на Земле. Но вот распад сексуальной группы… Как старший, он был наиболее устойчивым ее элементом и чувствовал за собой ответственность за младших ее членов.

Глэйр, по всей видимости, погибла. Он видел ее неловкий прыжок и знал, что шансов выжить у нее маловато. Она падала, как камень, и смерть ее должна была быть ужасной, но быстрой. Миртину уже приходилось терять сексуальных партнеров, это было очень давно, но он хорошо помнил, как тяжело было ему тогда. А Глэйр… Она была особенной, необыкновенно чувствительной к потребностям группы — совершенным женским звеном, связывавшим двух дирнанцев мужского пола. Заменить ее будет очень трудно.

Ворнин совершил прыжок лучше, но они, возможно, так никогда и не отыщут друг друга. Даже если им удастся это, положение их будет не из легких. Особенно без Глэйр.

Он знал, что ему необходимо успокоиться, и прибег к одному из методов снятия стресса. Встреча с Землей была уже совсем близка.

Считалось, что удар при прыжке эквивалентен падению с высоты тридцати метров. К гибели дирнанца это не привело бы, но они покинули корабль на высоте, намного превышающей рекомендуемую, поэтому Миртин делал все, что мог, чтобы свернуть побезопаснее свое дирнанское тело внутри телесной оболочки землянина. Кости, поддерживающие оболочку, будут наверняка сломаны, но хрящи дирнанца внутри них пострадать не должны. Конечно, падение причинит сильную боль, ибо оболочка по сути была его собственным телом, хотя родился он и не в ней.

В последующие несколько мгновений сознание Миртина начало мутиться, и ему стоило немалых усилий привести себя в норму. Он видел, что падает к востоку от грязных строений индейской деревушки — одной из тех антикварных вещей, которые земляне столь тщательно сохраняют в этой части планеты. В некотором удалении на западе виднелась громадная расщелина каньона. Он падал как раз между этими двумя ориентирами на бугристую равнину, испещренную глубокими ложбинами, выветрившимися террасами и сопками с плоскими вершинами. Однако ближе к земле его подхватило атмосферное течение и начало относить в сторону деревушки. Он уравновесил этот дрейф стабилизирующими реактивными толчками из ранцевого движка и раскрыл свертывающийся экран, чтобы предохранить себя от наихудших последствий столкновения с землей.

В самое последнее мгновение Миртин все-таки вырубился. И в этом не было ничего плохого, так как когда сознание вернулось к нему, он понял, что повредился очень сильно.

Прежде всего нужно ликвидировать боль. Миртин произвел проверку рядов своих нервных окончаний, сознательно отключив те, которые не принимали участия в управлении его автономной нервной системы. Все, без чего можно было обойтись, кроме систем дыхания, кровообращения, ассимиляции и диссимиляции, было на время выведено из строя. На это ушло более часа, боль уменьшилась до терпимого уровня. Еще полчаса понадобилось, чтобы произвести вымывание из тела накопившихся ядов, вызывающих боль.

Теперь можно спокойно сосредоточиться и обдумать свое положение.

Он лежал на спине, головой к востоку. Местность перед ним несколько возвышалась над окружающим пространством. Слева располагалось сухое русло ручья. Справа круто поднимался обрыв, и в неясном свете приближающегося утра было видно, что камень мягкий, словно сделанный из песка, испещренный множеством мелких отверстий. Миртин увидел темный зев пещеры, которая могла бы стать его убежищем на время исцеления тела.

Но он не мог ползти.

Он вообще не способен был двигаться.

Оценить степень повреждений с почти полностью отключенной нервной системой было очень трудно, но Миртин предполагал, что его внутренний столб переломлен надвое. Ноги и руки, похоже, были целы, но двигательные рефлексы отсутствовали. Конечно, столб можно было бы починить, располагай он временем. Срастить кости, затем регенерировать нервные волокна. На это ушло бы месяца два. Внутреннее тело дирнанца повреждений практически не получило, так что оставалось только восстановить внешнюю оболочку.

Лежа здесь? Зимой? Без пищи?

Это было главным. Тело дирнанца намного совершеннее земного, но обходиться бесконечно долго без еды он бы не смог. Миртин прикинул, что умрет от голода еще до того, как выздоровеет, чтобы отправиться на поиски пропитания. Да и это чисто теоретически, так как в любом случае без воды он погибнет через неделю.

Итак, ему требовались кров, еда и вода, однако в своем нынешнем положении он не мог получить ничего без посторонней помощи, что означало только одно — ему требовалась помощь!

Ворнин? Глэйр? Если они живы, у них немало собственных трудностей. Миртин был не в состоянии активировать свой коммуникатор, вмонтированный на боку чуть выше бедра, и не мог дать им знать о себе. Единственной надеждой было появление какого-нибудь дружественно настроенного землянина, но в этой пустыне глупо было рассчитывать на подобное.

Он понял, что ему придется умереть.

Однако сделать это никогда не поздно. Поэтому Миртин решил подождать дня три, до тех пор, пока жажда не начнет причинять ему сильных мучений. Если за это время ничего не произойдет, придется отключить оставшиеся нервные окончания и почить с миром. Потеряв «хозяина», умело спроектированное земное тело разложится очень быстро даже в этом сухом климате, и на его месте останется только одежда. Конструкторы приняли все меры предосторожности, чтобы люди не могли обнаружить присутствие Наблюдателей.

И Миртин принялся ждать.

Наступило утро, потом еще одно. Скоро все будет кончено. Он вспоминал прожитую жизнь. Думал о Глэйр, Ворнине. О том, как сильно любил их…

И вдруг заметил, что к нему кто-то приближается. Он не ожидал этого. Он уже свыкся с мыслью, что погибнет в конце назначенного трехдневного срока.

Повернуть голову Миртин не мог, только скосил глаза.

Землянин, похоже, двигался без какой-либо определенной цели. На некотором удалении от него резвилось, подпрыгивая, прирученное животное. Время от времени землянин останавливался и швырял в овраг камешки.

Миртин задумался. Что делать? Он не мог подвергать себя риску, не должен был попасть в руки властей. В таком случае присяга велела ему самоликвидироваться. Но землянин на вид был очень молод. Совсем мальчишка. Миртин заставил себя думать по-английски. Что это за животное? Кошка? Крыса? Летучая мышь? Собака? Да, собака. Похоже, маленькое худое рыжее существо с длинными ушами унюхало его запах. Влажный нос задрожал, желтые глаза поймали взгляд Миртина, и в несколько прыжков животное оказалось возле него, издавая отрывистые звуки. Мальчик последовал за собакой.

Его выпученные глаза и открытый рот даже позабавили Миртина. Он задумался. На вид — лет десять-одиннадцать. Черные волосы, темные глаза, светло-коричневая кожа. Представитель негроидной расы? Нет. Волосы прямые, губы тонкие, переносица узкая. Это один из уцелевших аборигенов этого материка. Говорит ли он по-английски? Насколько он доброжелателен? Рот мальчика закрылся. Мальчик улыбнулся. Знак дружественного расположения? Миртин попытался улыбнуться в ответ и с изумлением обнаружил, что мышцы лица функционируют.

— Здравствуйте, — произнес мальчик. — Вам больно?

— Я… да. Я очень сильно поврежден.

Мальчик опустился на колени. Собака, виляя хвостом, ткнулась влажным носом прямо в лицо Миртина. Мальчик быстрым движением руки отогнал ее.

— Вы оттуда? — спросил он шепотом. — Выпали из… самолета?

Миртин решил оставить этот вопрос без ответа.

— Мне нужна пища… вода…

— Ой, что же делать? Показать вас вождю? Тогда сюда из Альбукерка приедет машина и заберет вас в больницу…

Миртин напрягся. Больница? Обследование тела? Этого нельзя допустить.

— Ты сможешь принести сюда еду и что-нибудь попить? Поможешь мне добраться до вон той пещеры? Пока я не выздоровею…

Наступило долгое молчание. Потом мальчик хлопнул себя ладонью по лбу и присвистнул.

— Ага! Я понял! Вы выпал из летающего блюдца?

Миртин снова решил уклониться от ответа.

— Летающего блюдца? — машинально переспросил он. — Нет… не из него. Я ехал на машине. Произошла авария. Меня вышвырнуло…

— А где же тогда ваша машина?

Миртин скосил глаза в сторону оврага.

— Может быть, там. Не знаю. Я потерял сознание.

— Нет там никакой машины. Разве сюда можно заехать на машине? Вы, мистер, несомненно с летающей тарелки. Меня не проведешь. А с какой планеты? И как это вам удается так ловко походить на обычного человека?

На душе у Миртина стало легко. За этим худым, угловатым лицом скрывался недюжинный разум, а сияющие глаза выдавали острый, скептический ум. На вид — жалкий, голодный ребенок, и по-английски-то говорит неважно. Но под невзрачной оболочкой таятся необыкновенные возможности, какая-то искра Божья. Миртину захотелось быть честным с ним, отказаться от нагромождения лжи.

— Ты можешь принести мне пищу и питье? — повторил он свой вопрос.

— Именно сюда?

— Да. Было бы хорошо, если бы я смог укрыться в этой пещере до выздоровления.

— Вы быстрее выздоровели бы в больнице.

— Я не хочу в больницу. Я должен остаться здесь. Один.

Несколько секунд прошло в молчании.

— В больницу вы не хотите… Ваша нелепая одежда… Говор какой-то чудной, закругленный, что ли… Так с какой же вы планеты, мистер? С Марса? Сатурна? Доверьтесь мне. Должен признаться, в поселке мои дела идут неважнецки. Поэтому я помогу вам, а вы потом поможете мне. Ну что, договорились?

Миртин задумался. Клятва обязывала его скрываться от властей. Об обычных землянах в ней ничего не говорилось. Возможно, доверившись мальчику, он получит необходимую помощь. В любом случае, единственной альтернативой является смерть…

— Я действительно могу тебе доверять?

— Вы поможете мне, я — вам. Разумеется.

— Ладно. Мой корабль-разведчик потерпел крушение. Блюдце, как вы его называете. Ты видел, как он взорвался.

— А как же!

— Это был мой корабль. При приземлении я поломал позвоночник. Мне нужно много времени, чтобы выздороветь. Если ты будешь приносить мне пищу и воду, никому ничего не рассказывая, у меня будет все в порядке. И тогда я сделаю все, что ты пожелаешь. Но учти — ты должен молчать!

— А вы думаете, мне кто-нибудь поверит? Да меня сочтут полным идиотом! Лучше уж я промолчу.

— Хорошо. Как тебя зовут?

— Чарли Эстанция. Из племени сан-мигель. У меня есть две сестры — Лупе и Росита. И два брата. Все они — полное дурачье. А как зовут вас?

— Миртин.

— Миртин… И все? Просто Миртин?

— Да.

— А что это означает?

— Это код. Он включает информацию о месте и времени моего рождения, именах родителей, профессии и многое другое.

— А почему вы так похожи на землянина, Миртин?

— Маскировка. Внутри я совсем другой. И именно поэтому не хочу попасть в больницу.

— Они сделают рентген и обнаружат это, да?

— Да.

— А какой же вы внутри?

— Вряд ли я тебе понравлюсь. Но как-нибудь попытаюсь рассказать тебе, какой.

— Покажете мне себя?

— Этого я сделать не могу, Чарли. Мою маскировку очень трудно отделить от меня самого. Она — составная часть моего земного «я». Но я расскажу тебе, что за нею скрывается. Дай только срок.

— Вы так хорошо говорите по-английски…

— У меня было много времени, чтоб изучить его. Я получил назначение на Землю… — он замолчал, подсчитывая в уме, — в 1972 году, десять лет назад.

— На других языках вы тоже говорите? И по-испански?

— Довольно неплохо.

— А как насчет тева? Это язык жителей моей деревни. Вы знаете его?

— Боюсь, что нет, — сознался Миртин.

— Вот и прекрасно! — расхохотался Чарли. — Мы и сами его уже не знаем. Только старики воображают, что помнят, но даже не понимают друг друга. Сами себя обманывают. Смехота! А вы с Сатурна? Или, может быть, с Нептуна?

— Я из другой звездной системы, малыш. Это очень далеко отсюда. С планеты, которая обращается вокруг другого солнца. Ты знаешь, что такое солнечная система? А что такое звезды и планеты? Твоя планета — Земля, но есть еще и множество других…

— Вы думаете, что я — тупой индеец? — вскипел Чарли. — Я знаю не только, что такое звезды и планеты! Я знаю, что такое галактики и туманности! Я умею читать! Автобус-библиотека заезжает даже в нашу деревню. — Он поостыл. — Так откуда вы? Покажете, когда ночью появятся звезды?

— Я ничего не смогу показать, малыш. Не могу поднять руку. Я парализован.

— Ого! Значит, дело совсем плохо?

— Это ненадолго. Мне станет лучше, если ты поухаживаешь за мной. Но я постараюсь объяснить тебе, куда смотреть, и ты увидишь три яркие звезды, расположенные на одной линии.

— Вы имеете в виду пояс Ориона?

Миртин прикинул в уме, как выглядят созвездия с Земли.

— Да.

— Так вы аж оттуда?

— С пятой планеты звезды, расположенной с восточной стороны пояса. Это очень далеко.

— И вы прямо оттуда прилетели на своем летающем блюдце?

Миртин улыбнулся.

— Да, в корабле-наблюдателе. Чтобы патрулировать Землю. Но он взорвался. Мы выпрыгнули как раз вовремя. Я приземлился здесь. Что с моими спутниками, не знаю.

Мальчик притих, внимательно разглядывая инопланетянина. Наверное, искал в его лице и фигуре хотя бы один намек на принадлежность к другой расе.

— Не знаю, кто из нас сумасшедший. Вы, говорящий подобное, или я, слушающий вас.

— Ты не веришь мне?

— Не знаю. Да и откуда мне это знать? Взять, что ли, нож и разрезать вас? Посмотреть, что внутри?

— Лучше этого не делать.

— Не бойтесь, — улыбнулся Чарли. — Я не собираюсь делать вам ничего плохого… Подумать только — человек, упавший с летающей тарелки! Послушайте, вы должны рассказать мне, какой он, космос. Я послушаю и, наверное, только тогда пойму, что все это всерьез. Не сомневайтесь, я сумею разобраться, дурачите вы меня или нет. Затащу вас в пещеру, и вы расскажете мне все-все. Я ведь никогда не покидал своей деревни, а вы — с другой планеты!

— Договорились, — вынужден был согласиться Миртин.

— Значит, сначала я помогу вас спрятаться, затем принесу еду и воду. Деревня близко. Вам не будет больно подняться? Вы сможете опереться на меня?

— Ничего не выйдет. Я парализован. Тебе придется волочь меня по земле.

— С такими ранами, как у вас? Вряд ли вы это выдержите. У меня есть мысль получше.

Чарли встал на ноги, вытащил из футляра на боку охотничий нож и нарезал длинных стеблей сухих растений пустыни, затем отломал две тонкие ветки с ближайшего чахлого деревца и принялся плести некое подобие носилок. Лицо его стало сосредоточенным, губы поджались. Миртин наблюдал за ним с нескрываемым восхищением.

Через час напряженной работы носилки были готовы.

— Сейчас будет больно, — предупредил мальчик и виновато улыбнулся. — Мне придется затащить вас на носилки. А потом все будет о’кей. Но пока я буду тащить вас…

— Я умею отключать свои чувства, — успокоил его Миртин. — Если надо, могу несколько минут ничего не чувствовать. Но очень недолго. Иначе умру.

— Просто отключать? Как выключателем?

— Что-то вроде этого. Когда я закрою глаза, действуй как можно быстрее.

Впервые Миртин увидел в глазах мальчика нечто вроде подлинного страха, даже ужаса. Но только на мгновение. Будто до сих пор Чарли наполовину был уверен в том, что все это — шутки, и только теперь до него дошло, что он встретился с настоящим инопланетянином. Потом на его лице расцвела улыбка, и Миртин понял, что ему удивительно повезло. Они прекрасно поладят.

— Вы готовы? — спросил парнишка.

— Давай!

Отключив оставшиеся нервные окончания, он еще успел почувствовать, как его запястья охватили тонкие прохладные пальцы и рухнул в небытие временной смерти.

Глава 5

Уже за полночь Кэтрин показалось, что за дверью снова раздается мяуканье. Она приподнялась, напряженно прислушиваясь. Жалобный плач котенка не прекращался. На этот раз он наверняка вернулся. Слава Богу! Как будет рада Джил!

Она соскочила с кровати, подобрала валяющийся на полу халат, быстро накинула его, выключила сигнализацию и вышла из дома. Холодный ветер пустыни легко проник сквозь тонкую ткань халата и ночной рубашки. Кэтрин вздрогнула, огляделась. Где же котенок? Его нигде не было видно. Она сделала несколько шагов в темноту и едва не потеряла сознание от страха, услышав где-то совсем близко не столько мяуканье, сколько тихий, но отчетливый человеческий стон.

Первым ее побуждением было броситься назад, под защиту надежных стен дома. Но она нашла в себе силы не делать этого. С кем-то поблизости случилось несчастье. Возможно, автомобильная авария. Видимо, она не слышала столкновения, потому что задремала.

Сделав несколько нерешительных шагов, Кэтрин осторожно выглянула из-за угла дома и увидела совсем рядом распростертое на песке тело.

Человек лежал на спине лицом к ней. На нем было что-то вроде костюма для космических полетов. Шлем разбился, скорее всего, от удара о землю. Кэтрин увидела запекшуюся на его губах кровь, искаженное от боли лицо. На песке вокруг него поблескивали какие-то предметы — видимо, инструменты, выпавшие из карманов костюма.

Кэтрин вспомнила огненную полосу в небе. Метеор? Или действительно взорвавшийся корабль? Тогда этот человек — один из спасшихся в катастрофе!

Она подошла к незнакомцу. Он пошевельнулся, но глаз не открыл. Кэтрин опустилась перед ним на колени.

На вид ему не было и тридцати. Лицо его, даже искаженное болью, показалось ей поразительно красивым. Кэтрин была удивлена и даже ошеломлена силой воздействия на нее красоты раненого. Откуда-то из глубины тела поднялась жаркая волна полового влечения. Стараясь сдержать дрожь рук, она осторожно сняла с головы незнакомца шлем. В тусклом свете звезд ей показалось, что кровь его имеет какой-то желтоватый оттенок. Игра воображения? Вполне возможно. Когда она работала медицинской сестрой, ей пришлось повидать немало крови, но не такой странной… И потом, человек, ощущающий боль, обычно потеет, а лоб раненого был на удивление сухим. Впрочем, ничего странного. Видимо, пот на ветру быстро испаряется.

Ей пришло в голову, что необходимо вызвать полицию и скорую помощь. И все же что-то удержало ее от этого. Что — она и сама не понимала.

Но надо же что-то делать. Кэтрин осторожно прикоснулась к щеке раненого. Кожа была горячей. Все же, почему нет пота? Подняла веко и на мгновение встретилась с холодным взглядом незнакомца. Убрала палец. Глаз тотчас же закрылся. Человек вздрогнул и застонал. А может, произнес что-то, но смысла слов она не поняла. То ли он говорил на каком-то иностранном языке, то ли это был просто бред, вызванный нестерпимой болью. Раненый снова прошептал что-то, она склонилась к его губам, пытаясь разобрать хотя бы одно слово. Безуспешно. Один слог этого певучего языка плавно переходил в другой, без всякой разбивки на слова.

Внезапно налетевший порыв холодного ветра заставил ее вздрогнуть и возвратил к действительности. Она настороженно огляделась. Вокруг тихо. Окна соседних домов были темными. Кэтрин снова вгляделась в лицо незнакомца и поразилась своему отношению к этому неожиданному гостю. Что-то в его облике яростно взывало к ней: возьми меня в свой дом, спрячь от любопытных глаз, вылечи! Но ведь это чушь какая-то. Она всегда боялась и недолюбливала незнакомых людей. Поблизости немало хороших больниц. Какое ей дело до человека, упавшего с неба, возможно агента какой-нибудь коммунистической страны? Как могла прийти в голову эта глупая мысль взять его к себе?

Все это было совершенно непонятным.

Она внимательно осмотрела лишенную швов ткань костюма раненого в попытке выяснить ее происхождение. Подняла какой-то инструмент, похожий на карманный фонарик и случайно нажала кнопку на одном из торцов. Тонкий золотистый луч скользнул по ветке ближайшего дерева и унесся в высоту ночного неба. Ветка упала на землю. Кэтрин вздрогнула от неожиданности и выронила металлическую трубку. Что это? Лазер? Тепловой луч?

Остальные инструменты она решила не трогать. Кем был этот человек? Его вещи показались ей какими-то страшными, необычными… даже неземными. У нее закружилась голова, все окружающее представилось вдруг пугающе нереальным…

И только израненный человек почему-то не пугал ее. Она знала, что ей нужно забрать его в дом, раздеть и оказать необходимую помощь. Ведь в прошлом году в Сирии другой человек упал с неба точно так же, как этот. Ее муж, Тэд! Остался ли он в живых после чудовищного удара о землю? Оказал ли кто-нибудь ему помощь? Или он так и лежал в пустыне, пока жизнь не покинула его израненное тело?

Кэтрин задумалась над тем, как затащить незнакомца в дом. Ей никогда не приходилось делать подобные вещи. Но лежит он не так уж далеко от дверей. Хватит ли у нее сил его поднять?

Она просунула одну руку под плечи раненого, другой обхватила колени, вовсе не собираясь поднимать его — просто хотела выяснить, как он отреагирует на это. И, к своему удивлению, обнаружила, что это будет не так уж трудно сделать. Казалось, он весил он силы 30–35 килограмм! В полном недоумении, держа безжизненное тело на руках, Кэтрин подошла к двери, распахнула ее ногой и прошла в спальню, осторожно положила раненого на единственно подходящее место — свою кровать, большую, двуспальную, которую в течение шести лет делила с Тэдом. Он снова застонал и быстро заговорил на своем непонятном языке, но в себя так и не пришел.

Кэтрин выбежала из комнаты. Сердце ее бешено стучало, в мозгу метались бессвязные мысли.

Что? Сначала — запереть дверь и включить сигнализацию…

Она заглянула в спальню дочери. Джил тихо посапывала во сне, кроватка мягко покачивалась. Теперь — в ванную, взять аптечку: бинты, ножницы, антисептическая аэрозоль, липкая лента, бутылочка болеутоляющего — для оказания первой помощи этого вполне может хватить.

Вернулась в спальню. Человек лежал в той же позе. Прежде всего нужно снять с него костюм. Она стала искать застежки, пуговицы, змейки, хоть что-нибудь. Напрасно. На ощупь ткань была необыкновенно гладкой. И ни единого шва! Оставалось только одно — ножницы. Тщетно. По прочности неведомая материя не уступала листовой стали. Кэтрин в недоумении опустила руки.

И тут раненый наконец пошевельнулся.

— Глэйр? — четко произнес он. — Глэйр!

Кэтрин успокаивающе положила руку ему на лоб.

— Не двигайтесь. Лежите спокойно. Я пытаюсь вам помочь.

Он снова впал в забытье. Все больше волнуясь, Кэтрин снова стала лихорадочно обшаривать его одежду. Комбинезон прилегал к телу плотно, словно вторая кожа. Она совсем было уже отчаялась, как вдруг нащупала у самого горла крохотную, почти незаметную кнопочку. При нажатии на нее ничего не произошло, но при повороте влево материя словно лопнула, образовав длинный разрез от шеи до паха, и развернулась сама собой. Отправившись от первого испуга, Кэтрин осторожно освободила руки и ноги раненого от подавшейся материи.

Под ней не оказалось ничего, кроме охватывающей бедра губчатой желтой повязки. Перед молодой женщиной лежал почти обнаженный молодой мужчина, и она любовалась красотой его стройного тела. В этой красоте было что-то женственное — слишком белая, слишком нежная кожа без единого волоска. Но под этим живым атласом четко вырисовывались сильные мышцы, временами сводимые судорогой. Широкие плечи, узкие бедра, плоский живот — он казался ожившей античной статуей. Если бы только не искаженное болью лицо, если бы не кровь…

Насколько тяжелы повреждения?

К своему искусству медсестры Кэтрин не прибегала уже много лет, но ее руки обладали собственной профессиональной памятью. Ощупав безжизненное прекрасное тело, она констатировала перелом левой ноги. Больше переломов, похоже, не было, но этот вызывал у нее беспокойство. Судя по всему, кость проткнула мышцы. Однако наружу не вышла, хотя нога была неестественно вывернута. Странно.

Кровь на губах и кровоподтеки на теле свидетельствовали о несомненных внутренних повреждениях. Кровь… В ярко освещенной спальне она явственно отливала желтизной. Как завороженная, Кэтрин некоторое время смотрела и не верила себе. Потом перевела взгляд на комбинезон, на котором все еще лежал раненый. На его внутренней поверхности в маленьких карманчиках размещался целый набор каких-то загадочных инструментов.

Все это слишком фантастично.

И одновременно совершенно реально.

Решительно тряхнув головой, Кэтрин взяла влажную губку и тщательно стерла с лица таинственного гостя запекшуюся кровь. Кровотечение как будто уже прекратилось. Потом осторожно приподняла сломанную ногу, пытаясь вправить ее и одновременно понимая, что это не удастся. Но упругое тело неожиданно легко поддалось усилию. Лицо раненого на мгновение исказилось еще больше, но нога уже приняла естественное положение и Кэтрин искренне понадеялась, что половинки сломанной кости находятся на одной линии. Дыхание незнакомца стало ровным и глубоким. Напоследок ей удалось влить ему в рот несколько капель болеутоляющего. Теперь он почувствует себя лучше… если только такое тело вообще реагирует на лекарства…

Больше она ничего не могла сделать и просто сидела рядом, прислушиваясь его ровному дыханию. Рано или поздно, но он проснется.

И что тогда?

Не думай об этом, Кэт! Подумай о чем-нибудь другом!

Да, конечно! Повязка! Скоро ему захочется помочиться или сделать стул, поэтому ее необходимо снять!

В этой материи, похожей на резину, отверстий не было. Это немного озадачило Кэтрин. Ведь нужно же было ему каким-то образом испражняться в этом своем жутком костюме!

Снять. Но как?

При мысли об этом ее снова охватило жестокое сексуальное влечение. Кэтрин гневно поджала губы. Еще до замужества, когда она работала медсестрой, ей часто приходилось ухаживать на мужчинами и делала она это, как и положено медперсоналу, безо всяких там эмоций. Теперь же ей никак не удавалось воскресить в себе это бесстрастное отношение. Неужели же год целомудренного вдовства так отразился на ней? Нет, вряд ли. Здесь замешано что-то другое, могучее, источником которого является этот мужчина.

Кэтрин охватило неистовое желание увидеть, что скрывается под повязкой. Если он на самом деле с другой планеты…

Через минуту ей пришлось отложить в сторону бесполезные ножницы — «резина» по прочности не уступала материалу комбинезона. Она была уверена, что смогла бы стащить повязку через ноги, но побоялась причинить раненому ненужную боль и принялась ощупывать ее на предмет обнаружения такой же, как на комбинезоне, кнопки. Сердце ее билось о ребра, словно хотело вырваться наружу, в ушах гудела кровь…

Она даже не заметила, как он пришел в себя.

— Что вы делаете?

Его приятный, хорошо поставленный голос прозвучал в тишине, как гром среди ясного неба. Кэтрин отпрянула, мгновенно побледнев.

— Вы… вы очнулись!

— Как видите, — улыбнулся он. — Где я?

— В моем доме. В тридцати километрах от Альбукерка. Это имеет для вас значение?

— Немного. — Он скользнул взглядом по своей ноге. — Я долго был без сознания?

— Я нашла вас час тому назад… Вы приземлились рядом с моим домом…

— Да, приземлился.

Он снова улыбнулся. Глаза его были пытливыми и немного насмешливыми. Кэтрин завороженно смотрела на это неправдоподобно прекрасное лицо, отчетливо осознавая, что стоит перед полуобнаженным мужчиной в одной ночной сорочке и легком халатике, а в соседней комнате спит ребенок… ребенок…

— А где остальные члены вашей сексуальной группы? — внезапно поинтересовался ночной гость.

— Моей сексуальной группы… Какой группы? — обрела наконец дар речи Кэтрин.

Он тихо засмеялся.

— Простите. Я сказал глупость. Мне нужно было спросить, где ваш супруг. Ваш муж.

— Он погиб… — прошептала Кэтрин. — Его убили… в прошлом году… Я живу с ребенком… одна.

— Понятно.

Он попробовал приподняться и заскрежетал зубами. Кэтрин предостерегающе протянула руку.

— Нет, лежите здесь. У вас перелом ноги.

— Похоже. — Он натянуто улыбнулся. — Вы врач?

— До замужества я работала медсестрой. Не волнуйтесь. Я вызову врача утром.

Лицо незнакомца помрачнело.

— Это обязательно?

— Что?

— Вызывать врача. Вы не управитесь сами?

— Но я…

— Это противоречит моральным принципам? Ранее замужняя женщина, принимающая незнакомца в своем доме… Я хорошо заплачу. У меня в костюме есть деньги. Только позвольте мне остаться здесь до выздоровления. Я не доставлю вам никаких хлопот. Обещаю. Мне…

Он непроизвольно пошевелился и тут же зажмурился от боли.

— Выпейте это, — протянула ему болеутоляющее Кэтрин.

— Не стоит. Я могу… справиться… сам.

Она заинтересованно следила за его сосредоточенным лицом. Что бы он там ни делал, это явно помогло — черты лица очень скоро разгладились, глазам вернулось несколько насмешливое выражение.

— Итак, я могу остаться здесь?

— Возможно. На некоторое время. — Она все не осмеливалась спросить у него, кто он и откуда. — Нога сильно болит?

— Ничего. Я потерплю. Внутри могут быть гораздо более серьезные повреждения. Удар был очень силен. — Ей показалось, что он как-то слишком спокойно говорит об этом. — Так что мне нужны покой, еда и некоторая помощь. Всего на несколько недель. Да, зачем вы снимали мой пояс?

Вопрос застал ее врасплох, окрасил щеки румянцем.

— Чтобы… чтобы вам было удобнее. И на тот случай, если вам придется… пойти в туалет. Но у меня ничего не получилось… Я пыталась разрезать… Потом начала искать кнопку…

Рука его скользнула вдоль левого бедра, раздался негромкий щелчок, и повязка раскрылась. Это произошло так быстро, что Кэтрин от неожиданности прикрыла рот ладонью.

Она не знала, что должна была увидеть — совершенно чуждый орган? Или гладкую промежность куклы? Однако у него все было таким, каким и полагалось быть. Кэтрин поспешно отвела взгляд.

— У вас строгое табу в отношении наготы? — поинтересовался он.

— Вовсе нет. Просто все это… все это так необычно! Мне следовало бы опасаться вас, я должна была немедленно вызвать полицию, но почему-то не сделала этого… — Она отвела взгляд от его ослепительно гладкой груди и постаралась взять себя в руки. — Я схожу за «уткой». Может, приготовить вам что-нибудь поесть? Какой-нибудь легкий суп или гренки. И дайте мне вынуть из-под вас этот ужасный костюм! Вам будет удобнее спать на простыне.

Конечно же, эта процедура причинила ему боль, но он нашел в себе силы благодарно улыбнуться Кэтрин, когда она укрывала его одеялом. Лицо его было безмятежно спокойным, но за этой маской таилось жестокое страдание.

— Вы спрячете костюм в безопасное место? Туда, где его никто не сможет обнаружить?

— Разве угол моего шкафа не подходит? — удивилась Кэтрин.

— Вполне. Но с одним условием — чтобы его никто, кроме вас самой, не открывал.

Спрятав комбинезон среди своей летней одежды, она снова подошла к кровати, чтобы подоткнуть одеяло. Он не сводил с нее глаз.

— Что я еще могла бы для вас сделать?

— Мне нужна кое-какая информация.

— Спрашивайте.

— Что передавали сегодня вечером в радио- и теленовостях? Произошло ли что-либо необычное в этой местности?

— Да. Метеор. — Она пристально посмотрела ему в глаза. — Я видела его. Огромный огненный шар в небе.

— Значит, это был метеор?

— Так, во всяком случае, это объяснили средства массовой информации.

Он молчал. Она ждала, надеясь на откровенность, и боялась ее. На мгновение его взгляд стал цепким, оценивающим. Кэтрин невольно вздрогнула.

— Не возражаете, если я погашу свет?

Он кивнул.

Спальня погрузилась в темноту. Конечно, лечь рядом с ним она не могла, поэтому прошла в гостиную и свернулась калачиком на диване. Но сон не шел. Незадолго до рассвета Кэтрин решила проверить, как незнакомец себя чувствует.

Он, видимо, тоже не смог заснуть. Глаза его были открыты, черты лица застыли в отчаянной муке.

— Глэйр?

— Меня зовут Кэтрин, — ответила она. — Что я могу сделать для вас?

— Подержите меня за руки…

Его горячие пальцы слегка вздрагивали в ее ладонях. Вскоре за окном начало светать.

Глава 6

Эффективное зрелище гибели дирнанского корабля-разведчика наблюдалось в этот вечер многими, причем не все из них были людьми. В момент взрыва реактора краназойский разведчик, производящий привычный орбитальный облет, находился над штатом Монтана, держа курс на восток. Вспышка, сопровождавшая взрыв, была отмечена датчиками краназойского корабля и привлекла внимание пилота.

Его генетическим кодом был Бар-48-Кодон-адф. Для выполнения этой миссии он облек свое угловатое шершавое тело в изрядное количество пухлой плоти землянина, приобретя вид веселого коротышки, вряд ли соответствующий его истинному душевному состоянию. Делили с ним корабль еще три члена его нынешней супружеской ячейки. Двое из них в настоящий момент спали. Третий, с генетическим кодом Бар-61-Кодон-бит, обрабатывал поступающую информацию. Она-он (такова была ее-его противоречивая роль в супружеской ячейке), поставила Бара-48-Кодон-адф в известность:

— Только что взорвался дирнанский корабль!

— Знаю. Фотонные экраны словно обезумели!

Пока она-он идентифицировала дирнанский корабль, он перебрал пухлыми пальцами клавиши информационного табло и обнаружил то, чего так боялся — три фигурки примерно дирнанской массы, приближающиеся к поверхности планеты.

— Они успели выпрыгнуть перед взрывом!

— Но вряд ли останутся в живых.

Бар-48 нахмурился.

— В любом случае, это нарушение договора. Нам необходимо отправиться следом и найти их, иначе такая каша заварится! К тому же, это могло быть умышленно спланированным действием.

— Спокойнее. Твои слова лишены смысла. Если приземление было умышленным, то зачем они взорвали корабль? Это можно сделать, и не привлекая к себе внимания.

— Умышленно или нет, но они приземлились.

— Мертвыми.

— Может быть, да. А может, и нет. Тебе хочется подвергать себя риску? Нам выжгут глаза в штаб-квартире, если мы допустим подобное действие со стороны дирнанцев. Придется последовать за ними.

В глазах Бара-61 блеснул ужас.

— На Землю? Но мы же Наблюдатели!

— Соглашение допускает высадку в случае подозрительного поведения другой стороны. Если бы авария произошла с нами, то на Землю ринулся бы целый рой дирнанских разведчиков. Так что буди остальных!

Бар-61 не соглашалась. Эти двое произвели пару часов назад удачное спаривание, и теперь им полагалось как следует выспаться. Но Бар-48 был непреклонен, и через несколько минут на него обрушилась волна справедливого недовольства. Их совершенно, казалось, не интересовало происшедшее на нейтральной территории Земли ЧП, они были возмущены и не преминули сообщить об этом. Перебранка затянулась надолго, за это время Бар-48 успел изменить курс корабля и терпеливо ждал, пока члены экипажа очищались от враждебности. Когда процесс завершился, в кабине стало тихо. Собравшиеся, наконец, готовы были прислушаться к доводам разума.

— Корабль будет переведен на бреющий полет. Я совершу прыжок. Известите штаб-квартиру о наших действиях и оставайтесь на расстоянии, допускающем надежную связь со мной.

— Ты собираешься туда один? — испуганно спросила Бар-61.

— Со мной ничего не случится. Люди не проявляют враждебности к веселым толстякам. Я осмотрюсь, найду дирнанцев и постараюсь выяснить, что они замышляют. После этого вы меня заберете.

Третий член экипажа, Бар-79-Кодон-заз, презрительно фыркнула.

— Подумаешь, герой! Охотник за орденами!

— Замолчи! Где твое чувство ответственности? Где твой патриотизм?

Бар-79, которая выполняла в супружеской ячейке сугубо женскую функцию, опять разнервничалась.

— Не смей говорить со мной о патриотизме! Оторванные от дома, мы выполняем эту идиотскую, бессмысленную работу в чисто ритуальных целях! Пусть меня зажарят, если я отношусь к ней так же серьезно, как ты! Шныряем вокруг этой отвратительной планеты, как грязные соглядатаи! Пусть она останется дирнанцам, а мы…

— Оставь, — оборвала ее Бар-61. — Его не переубедишь. Пусть прыгает, если уж ему так этого хочется.

Разногласия были улажены, и скоро краназойский корабль скользнул к Земле, укрывшись за надежными маскировочными экранами.

Бар-48 кипел от возмущения. Долг есть долг! Их назначили сюда наблюдать не только за планетой, но и за активностью соперников. Долг требовал от него приземлиться, начать преследование и, если это будет необходимо, арестовать эту троицу за нарушение соглашения. Пока корабль снижался, он занес в бортовой журнал необходимые записи, одел посадочный костюм, которым не ожидал когда-либо воспользоваться, и на высоте 3000 метров, открыв люк, уверенно шагнул за борт.

Приземление было удачным. Бар-48 быстро снял посадочную аппаратуру и задал ей режим самоуничтожения. Затем подключился к системе первичной подготовки и выяснил, что пухлого землянина зовут Дэвид Бриджер, что ему 46 лет, что он не женат, что родился в Сан-Франциско, а проживает в штате Калифорния.

До рассвета оставалось часов пять. За это время Бар-48 рассчитывал сразу приступить к поискам и добраться до лежащего в нескольких милях к югу Альбукерка.

Если эти трое замышляют что-либо незаконное, они дорого заплатят за это! Он поставит их перед Комиссией по Соглашениям и добьется того, чтобы им выжгли мозги!

И Дэвид Бриджер из Сан-Франциско, недавний краназойский агент и Наблюдатель Бар-48-Кодон-адф, сердито зашагал к Альбукерку, вынашивая самые черные замыслы в отношении планеты Дирна и ее нечестных граждан.

Глава 7

В течение трех дней Глэйр находилась на грани забытья. Тело ее терзала свирепая боль, оно опухло и посинело. Она знала, насколько плохо выглядит, что волновало ее больше, чем боль. С болью еще как-то можно было справиться, попеременно отключая нервные окончания. Хуже всего было то, что дирнанское тело внутри земной оболочки тоже серьезно пострадало. Глэйр умело манипулировала своей нервной системой, но отключить ее полностью хоть ненадолго все же опасалась. И не позволяла себе потерять сознание. Когда накатывалась очередная душная волна забытья, она подключала какую-либо из цепей, и новая боль отрезвляла начинающий мутиться разум.

Глэйр смутно помнила, как ее нашли в пустыне и принесли в жилище какого-то землянина, осознавала, что лежит без костюма и даже без пояса, ощущала чередование дня и ночи. За это время ее успели напичкать изрядным количеством каких-то совершенно бесполезных медикаментов, зато, к счастью, вправили сломанные кости.

Купаясь в волнах боли, Глэйр снова и снова переживала свой неудачный прыжок. Как по-глупому споткнулась на выходе из люка, ужасное мгновение первого паралича, стремительное падение в бездну… Экран ей удалось раскрыть слишком поздно — скорость была уже чудовищной, и на благополучное приземление надежд не было и не могло быть. За секунду до удара она потеряла сознание от страха, представив себе бесформенный студень из плоти и костей, в который должна превратиться через мгновение…

На четвертые сутки Глэйр позволила себе открыть глаза и увидела рядом с собой землянина.

— О! — облегченно произнес он. — Наконец-то вы очнулись. Как ваше самочувствие?

— Ужасно, — призналась она и перевела взгляд на его руку, сжимающую небольшую гладкую керамическую трубочку. — Что это вы пытаетесь сделать?

— Внутривенную инъекцию. Однако ваши вены чертовски трудно найти.

Глэйр попыталась рассмеяться. Смех, как она знала, был привычным для землян средством облегчения напряженности во взаимоотношениях. Но последняя тренировка по закреплению навыков поведения проводилась очень давно, и мышцы не смогли с требуемой легкостью придать лицу необходимое выражение. В результате получилось что-то вроде страдальческой гримасы. Землянин сочувственно вздохнул.

— Вам очень больно? У меня есть болеутоляющее…

— Не стоит, — покачала головой Глэйр. — Я в больнице? Вы — врач?

— Нет. — Она облегченно вздохнула.

— Тогда где же?

— У меня дома. В Альбукерке. Я нашел вас в пустыне и с тех пор ухаживаю за вами.

Глэйр изучающе посмотрела на него. Это был первый землянин, которого ей довелось увидеть во плоти — совсем не то, что показывалось дирнанцам за время подготовки — и вид его просто заворожил ее. Какое толстое тело! Какие широкие плечи! Ноздри вдохнули запах этого тела — приятный и возбуждающий. Землянин столь же походил на дикого зверя, как и на разумное существо — насколько первобытно могучим было его телосложение.

И еще она уверена, что этот человек, ее спаситель, сам испытывает смертные муки. Она не слишком опытна в том, что касается землян, но следы пережитого на их лицах читать умеет. Челюсти человека сжимались настолько сильно, что на щеках буграми вздымались мышцы, образовывая складки. Глаза, окаймленные темными пятнами, не скрывали красных следов бессонницы. Ноздри раздувались и слегка трепетали. В этом напряжении ей почудилось даже нечто устрашающее. Забыв о своих собственных горестях, о ранах, о чувстве одиночества и страхе обнаружения, она попыталась излучить теплое участие к бедам человека, независимо от того, в чем они заключались. Он глубоко вздохнул и слегка расслабился.

Глэйр обвела взглядом помещение, в котором находилась. Оно было небольшим, чистым, с низким потолком и скромной обстановкой. Сквозь прозрачную часть стены проникал солнечный свет. Она лежала на узкой кровати, раздетая, прикрытая до пояса легким одеялом. Твердые полушария ее грудей были открыты, что ничуть ее не волновало, но, казалось, являлось причиной некоторого сексуального беспокойства землянина, если принять во внимание подавляемое им желание взглянуть на ее грудь и мгновенное отведение взгляда в сторону. И вообще, он, видимо, страдал от доброй дюжины различного рода неловкостей одновременно.

Глэйр лежала неподвижно, выбившись из сил после многочисленных попыток совмещения того, чему ее когда-то учили, с действительностью. Считалось, что она, как и всякий Наблюдатель, хорошо подготовлена к данной ситуации. Тем не менее ей потребовались тяжелые умственные усилия для того, чтобы приспособиться к новому окружению, мыслить категориями «кровать», «одеяло» и прочими. Одежда землянина состоит из серой рубахи и коричневых брюк. Сложность заключалась не только в подыскивании словесных эквивалентов. Дирнанцы не пользовались кроватями, одеялами, рубахами и брюками. Так же как и другими вещами, которые внезапно приобрели для Глэйр жизненную важность.

— У вас были сломаны обе ноги, — сказал землянин. — Я вправил переломы… Помните, вы сказали: «Помогите мне»? Я ухаживал за вами три дня и три ночи. В первые сутки мне казалось, что вы умираете. Потом наступило некоторое улучшение. Мне даже удавалось покормить вас…

— Спасибо вам. Я, скорее всего, умерла бы без вашей помощи.

— Я, наверное, обезумел. Мне следовало в строжайшей тайне отвезти вас в город, в госпиталь… — Он задрожал, словно все мускулы его тела вступили в беспощадную борьбу друг с другом. — Мне грозит военно-полевой суд, если вас здесь обнаружат!

Глэйр понятия не имела, что такое военно-полевой суд, но землянин, казалось, был на грани душевного срыва. Ей захотелось его успокоить.

— Вам необходим отдых, потому что, очевидно, вы совсем не спали трое суток. У вас такой измученный вид…

Он рухнул рядом с кроватью на колени и дрожащей рукой натянул одеяло до самого подбородка Глэйр, будто вид ее обнаженных грудей смущал его, а может, даже был ему неприятен. Лицо его оказалось совсем близко от ее лица, и она прочла в покрасневших глазах страдание. Потом тихим, срывающимся голосом он произнес:

— Кто вы?

Версия на этот случай была заготовлена давно.

— Я совершала учебный полет с инструктором. Мы взлетели из аэропорта Таос, а над Санта-Фе в работе двигателя начались перебои…

Руки его судорожно сжались в огромные кулаки.

— Да, это звучит вполне правдоподобно. Однако меня не проведешь! Вот уже трое суток я оказываю вам медицинскую помощь. То есть у меня была прекрасная возможность изучить ваше тело. Я не знаю, кто вы, но знаю, кем вы не являетесь! Вы отнюдь не смазливая девчонка из Таоса, которой пришлось выброситься с парашютом из самолета, когда забарахлил двигатель. Вы — не человек! Не притворяйтесь! Ради Бога, скажите правду! Моя жизнь за эти три дня превратилась в ад!

Глэйр задумалась. Она наизусть знала инструкции, касавшиеся случайных контактов с землянами. Ими предписывалось любой ценой сохранить в тайне истинное происхождение, особенно от представителей власти. Но те же инструкции позволяли предпринять определенные шаги, направленные на сохранение собственной жизни. Главное — спастись и как можно быстрее покинуть Землю. Этот человек в настоящий момент единственное средство спасения… В конце концов, когда ей удастся подобру-поздорову убраться с Земли, его россказням никто не поверит…

— А как вы сами думаете, кто я?

— Вы оказались в пустыне сразу после появления в небе этого чертового огненного шара. Парашюта у вас не было, зато был набор таинственных инструментов и приспособлений в многочисленных карманах скафандра из неизвестной мне материи. Вы говорили в бреду на языке, не похожем ни на один земной… — Он поднялся с колен, отошел к окну и скрестил руки на груди. — Мне не следовало забирать вас к себе. Почему я это сделал, не знаю. Более того, я даже отправил водителя вездехода в Вайоминг, чтобы он никому ничего не рассказывал… Совершил преступление против своей страны…

Глэйр пристально, молча смотрела ему в глаза.

— Если бы я просто отвез вас в госпиталь, то мог бы до сих пор думать, что схватил коммунистическую шпионку… И здесь, ухаживая за вами, все время пытался уверить себя, что вы — человеческое существо. Но ваши ноги… Сломанные кости при малейшем нажиме становились на место. Что скажете? У вас есть все необходимые органы выделения, но вы ими не пользуетесь. Даже не потеете. Температура вашего тела — тридцать градусов, пульс мне вообще не удалось отыскать. Я хотел подпитывать вас внутривенно, но где они, ваши вены? Мне пришлось запихивать вам пищу прямо в рот. Но нужна ли вам пища?

Он снова подошел к кровати, склонился и взглянул в бездонные глаза Глэйр.

— Так кто же вы?

— Наблюдатель, — тихо ответила она. — Я с Дирны — далекой планеты другого солнца. Вы удовлетворены?

Землянин отшатнулся, как от удара, схватился за голову.

— Значит, вы — с летающего блюдца?

— Да, на Земле наши корабли называют именно так.

— Нет, скажите мне: «Я с летающего блюдца»!

— Я с летающего блюдца, — повторила она, чувствуя себя очень глупо.

Землянин заметался по комнате.

— Значит, я могу выйти на центральную площадь города и заявить, что у меня дома на кровати лежит существо с летающего блюдца… Снаружи — прекрасная женщина, внутри — один Бог знает, что прячется внутри прекрасной женщины! Что я нашел ее, и она рассказала мне о своей родной планете… Какой бред! Все бред! Но вы — реальность. От этого никуда не денешься… Вы понимаете, о чем я говорю?

— Почти.

— Значит, все происходит на самом деле? И вы не галлюцинация?

— Нет, — тихо ответила Глэйр. — Подойдите ко мне.

Она положила свою ладонь на его твердую, сильную руку и резко откинула одеяло. Он зажмурился, словно от яркого света. Глядя вниз, на себя, вдоль возвышений и впадин тела, которое стало таким привычным за десять лет, Глэйр увидела коричневые повязки, покрывающие ноги от лодыжек до колен. Да, он постарался сделать все, что мог. Нахлынувшее чувство благодарности к этому испуганному человеку на мгновение заставило ее забыть о боли. Преодолевая легкое сопротивление, она притянула его руку к себе. Широкая ладонь робко вздрогнула, соприкоснувшись с атласной кожей ее плеча, скользнула на мгновение к груди, спустилась ниже, к плоскому животу. Дыхание его стало тяжелым, лицо побагровело. Глэйр ощутила едкий запах пота, перебивающий прежний, приятный, и улыбнулась, стараясь успокоить его. Он резко отпрянул, поднял с пола одеяло и спрятал под ним ее наготу.

— Я достаточно реальна?

— Достаточно. У вас такая гладкая кожа… такая убеждающая…

— Иногда нам необходимо появляться среди вас. Нечасто. Но когда это требуется, Наблюдатель должен ничем не отличаться от землянина. Пока что, не умея еще в точности копировать ваше внутреннее естество, мы походим на вас только внешне.

— Значит, это правда? О существах из космоса, которые наблюдают за нами из своих… летающих блюдец?

— Это происходит в течение многих лет. Мы наблюдаем Землю дольше, чем вы живете. Дольше, чем я живу. Первые патрули прилетели сюда много тысяч лет назад. Но сейчас мы следим за вами пристальнее, чем когда-либо.

Руки землянина безвольно опустились. Он попытался что-то произнести, но не смог. Долгая минута прошла в молчании.

— Вам известно, что такое ИАО? Исследование Атмосферных Объектов?

— Американцы учредили эту организацию, чтобы, так сказать, наблюдать за Наблюдателями.

— Да! Наблюдать за наблюдателями. Так вот. Я работаю в ИАО, и моя работа состоит в том, чтобы проверять все сообщения о… летающих блюдцах… которые эти идиоты называют летающими блюдцами… Каждый месяц мне платят за то, что я охочусь на инопланетян. Понимаете? Я не могу держать вас здесь. Мой долг — передать вас своему правительству. Мой долг, черт побери!

Глава 8

Чарли проснулся, как обычно, на заре. Разве поспишь допоздна в двухкомнатной глинобитной хижине, вмещающей четверых взрослых и пятерых детей семьи Эстанция?

Малыш Луис открывал рот синхронно с первыми петухами. Это обычно вызывало поток брани со стороны дяди Чарли, который был пьяницей и спал плохо. Лупе отвечала на брань бранью, и утро вступало в свои права. Все вскакивали почти одновременно, сонные, злые. Бабушка разжигала печь, мать ухаживала за ребенком, брат включал телевизор и усаживался перед ним, отец тихонько выскальзывал из дому, а неряшливая и толстая Росита, не снимая рваной ночной рубахи, становилась перед алтарем на колени и монотонно молилась, выпрашивая прощения за свои новые грехи, добавившиеся к комплекту старых за прошедшую ночь.

Как бы хотелось Чарли хоть немного пожить одному, чтобы не слышать воплей Лупе, рева Луиса, пронзительных жалоб матери, унизительных ответов отца, бредовых фантазий бабушки о том времени, когда возродится старая религия… Жизнь в живом музее была не из приятных. Чарли ненавидел поселок: его пыльные немощенные улицы, приземистые грязные дома, смесь полузабытых старых обычаев с непонятными новыми, а превыше всего — толпы бледнолицых туристов, которые появлялись каждый июль и август, чтобы поглазеть на обитателей Сан-Мигеля, как на зверей в зоопарке.

Но теперь, во всяком случае, у Чарли было нечто такое, что отвлекало его от всей этой мерзости — человек со звезд, Миртин, живущий в пещере возле высохшего русла. И сквозь монотонную сутолоку дня он пронес необычное, возбужденное состояние — этот человек ждет его! Марти Макино оказался прав… Что бы он сказал, если бы узнал о Миртине?

Но доверять ему нельзя. Марти думает только Марти. Он, не раздумывая, продаст инопланетянина за сотню долларов газете, купит автобусный билет и исчезнет. Чарли решительно настроился даже не намекнуть Макино на то, что кто-то, может быть, живет в пещере у реки.

С девяти до двенадцати Чарли был в школе. Проржавевший старый автобус приезжал в поселок пять раз в неделю, за исключением времени уборки урожая, подбирал всех детей от 6 до 13 и отвозил их в большое кирпичное государственное здание школы для индейцев. Но учили их там немногому. Чарли понимал это так: правительству не хочется, чтобы они, выучившись, покинули резервацию. Тогда бы штат лишился солидного дохода от туристов. В Таосе, где находился самый большой и известный поселок, только за то, что вытащить из футляра камеру, брали пару долларов. Стоило ли удивляться, что образование в государственной школе не ахти какое? Кое-как читать, кое-как писать, кое-как считать… История, которую изучали здесь, была историей белых людей, Джорджа Вашингтона и Авраама Линкольна. А вот о том, как пришли сюда испанцы и превратили местных жителей в рабов, не рассказывали. Ничего не вспоминали о восстании и его жестоком подавлении испанцем по имени Варгас… Не хотели, видимо, чтобы в маленьких нечесаных головках зашевелились ненужные мысли.

Иногда Чарли получал хорошие оценки, иногда — плохие. Это зависело от того, насколько ему интересно, так как все предметы были легкими. Он самостоятельно изучил по учебнику алгебру и геометрию, принялся за астрономию. Знал принципы действия различных двигателей. Женщина, которая преподавала в школе, считала, что он должен стать поселковым плотником. Но у Чарли были иные намерения. Другой учитель, очень хороший, мистер Джемисон, сказал, что ему следовало бы через год поступить в среднюю школу, находящуюся в Альбукерке. Если ты способный, тебя будут учить независимо от цвета кожи. Но Чарли знал, что произойдет, заикнись он только об этом дома.

«Учись на плотника, — скажут родители. — Марти Макино учился в средней школе, и что это ему дало? Стоит ли ехать в Альбукерк, чтобы научиться курить, пить виски и пудрить мозги девчонкам?!»

То есть не пустят. Скорее всего, ему придется просто убежать из дома.

К часу Чарли был уже в Сан-Мигеле. Работы там было достаточно, в разные сезоны — разной. Весной нужно было, разумеется, сажать, и все население выходило в поле. Летом, когда наезжали туристы, детям полагалось околачиваться возле них с дружелюбным видом и позволять фотографировать себя в надежде заработать кое-какую мелочишку. Осенью начиналась уборка урожая. Зима была временем религиозных празднеств, начиная плясками Огненной Общины и кончая встречей весны в марте месяце. Празднества означали работу для всех: поселок нужно было вычистить и убрать яркими украшениями, мужчины чинили наряды, женщины делали керамику для продажи. Предполагалось, что обряды привлекут весной дожди, но Чарли знал, что единственное, что они действительно могут привлечь — так это туристов. Сезон начинался в резервации Хопи, где уже к концу лета исполнялись пляски Змеи, и продолжался, следуя на юг, через резервацию Суни, чтобы закончиться здесь — в деревнях, расположенных вдоль берегов Рио-Гранде.

До плясок Огненной Общины оставалось всего несколько дней. Чарли делал вид, что работает изо всех сил. На самом деле исподтишка засунул под расшитую материю плоские маисовые лепешки, чтобы ближе к вечеру спрятать их за старым заброшенным кива. Туда никто не сунется, потому что считается, что там обитают злые духи. Потом наполнил чистой водой пластиковую флягу, отнес туда же, поиграл с собакой, поругался с Лупе, почитал библиотечную книгу о звездах, понаблюдал, как священник пытается заманить группу прихожан на вечернюю молитву, заметил, что Марти Макино утащил Роситу во двор сувенирной лавки, быстро проглотил свой скудный ужин…

Наконец наступила ночь, но работа в поселке не прекращалась. Влиятельные люди были при деле — пожизненный вождь племени раздавал указания возле кива, Хесус Агильер — вновь избранный старостой общины, беседовал со жрецом Огня. Чарли небрежной походкой прошелся в конец улицы и, никем не замеченный, нырнул в старый кива. Потом, прижимая к груди свои припасы, понесся, словно ветер. То есть, так ему казалось. Детские ноги устали быстро, и пришлось сделать передышку уже в полумиле от поселка, рядом с силовой подстанцией, построенной электрокомпанией два года назад. Проектировщики догадались установить ее на некотором удалении от деревни, чтобы не портить ее внешний вид. Туристам нравилось делать вид, будто они путешествуют во времени. Автомобили и антенны на крышах им еще как-то удавалось не замечать, но силовая подстанция — это уже слишком! Чарли восторженно любовался большими трансформаторами и сверкающими изоляторами, представляя себе, как где-то на далекой электростанции распадающиеся атомы превращают пар в электричество, чтобы в его затерянной деревушке ночью было светло, как днем. Ему очень хотелось, чтобы школа когда-нибудь устроила экскурсию на электростанцию.

Отдохнув несколько минут, Чарли продолжил путь. Теперь, по тропинке, вившейся среди зарослей полыни и юкки, идти было легче. Он пересек первое пересохшее русло, затем — широкое ровное место, и вышел ко второму руслу, гораздо большему, с крутым обрывом на противоположной стороне, где в пещере прятался человек со звезд.

На краю глубокой расщелины Чарли остановился и посмотрел на небо. Ночь была безлунной, и звезды казались необычно яркими и четкими. Он отыскал созвездие Ориона и остановил взгляд на крайней звезде слева, названия которой так и не узнал, перелистав весь учебник. Она показалась ему самой красивой из всех звезд. По спине пробежали мурашки. Ему представились планеты, вращающиеся вокруг звезды, необычные города, существа, непохожие на людей…

Зачем глядеть на звезды? Что он знает о городах своей родной планеты

— Лос-Анджелесе, Нью-Йорке?

Быстро поднявшись по обрыву, Чарли вошел в пещеру. Она была не более четырех метров в высоту и примерно шести — в глубину. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел Миртина. Человек со звезд лежал в прежней позе. Глаза его были открыты.

— Все в порядке, Миртин.

— Привет, Чарли.

Облегченно вздохнув, мальчик присел рядом с инопланетянином на корточки.

— Я принес тебе пищу и воду. Как ты себя чувствуешь?

— Вполне сносно. Кость заживает.

— На лепешки. Они холодные, но вкусные.

— Сначала воду.

Чарли открутил крышку фляги и влил все содержимое в рот пришельца. Как много он пьет!

— Теперь лепешки?

— Да.

Съев пять лепешек, Миртин дал глазами знак, что хватит.

— Из чего они сделаны?

— Из кукурузы. Знаешь, что это такое?

— Знаю.

— Мы перемалываем кукурузные зерна, делаем тесто и печем его на горячем камне. Так же, как и много лет тому назад.

— Почему ты с такой злостью говоришь об этом?

— А как же иначе? Какой сейчас год — 1982 или 1492? Почему мы не можем приобщиться к цивилизации, как все остальные? Почему должны жить по-старому?

— А что вам мешает?

— Белые!

Миртин нахмурился.

— Ты имеешь в виду, что они силой принуждают вас сторониться цивилизации? У них есть на этот счет соответствующие законы?

— Конечно же, нет. Мы вправе делать все, что пожелаем. Можем даже снести поселок и выстроить на его месте город. То есть имеем на это право. Но наша община очень бедная… А туристы приносят доход… Понимаете, наша деревня — это музей прошлого. Вы понимаете меня?

— Кажется, — пробормотал Миртин. — Преднамеренное сохранение архаичного образа жизни…

— Какого?

— Устаревшего.

— Вот-вот. Причем мы сами проголосовали за это, все племя. У нас ведь нет своих денег, есть только те, которые платят туристы за представления. Мы танцуем для них, мажем краской лица… Но все это показное, потому что мы уже забыли, что оно означает. Даже старики не помнят слова посвящения в тайную общину, и придумали новые. Все это — обман, сплошное надувательство! Обман! — Чарли задрожал от гнева. — Может быть, еще лепешку?

— Да, пожалуйста.

Мальчик удовлетворенно наблюдал, как человек со звезд насыщается.

— Нам нужны холодильники, — продолжал Чарли. — Нужно тепло, мостовые, настоящие дома и дороги. А мы живем в сплошной грязи. Автомобили и телевизоры — все, что досталось нам от технических достижений ХХ века. Мне тошно, Миртин. Знаешь, чего бы мне хотелось? Податься в Лос-Анджелес и научиться там строить большие ракеты. Или стать космонавтом. Я много знаю, но хочу знать еще больше, во много раз больше!

— Ты еще слишком молод, чтобы оставить родительский дом.

— Да уж. Черт, кому хочется, чтобы ему было только одиннадцать лет? Меня быстро арестуют. Но как же иначе? Ведь в начальной школе электронику не изучают… Хватит об этом. Мне не хочется говорить о своей вонючей деревне. Лучше расскажи мне о своем мире. Пожалуйста, Миртин!

Инопланетянин улыбнулся.

— Это будет долгий рассказ. С чего же начать?

— У вас есть большие города?

— Да, очень большие.

Глаза Чарли загорелись.

— Больше, чем Нью-Йорк?

— Некоторые — гораздо больше.

— И вы летаете на реактивных самолетах?

— Нечто подобное, — улыбнулся Миртин. — Мы используем ядерные реакторы. Ты видел, как один из них взорвался в небе.

— Какой же я глупец! Конечно! Вы же с летающего блюдца! А что заставляет их двигаться? Что-то вроде солнечной энергии?

— Да. Небольшой реактор, который создает плазму, заключаемую в сильное магнитное поле. Авария на нашем корабле обусловлена именно ослаблением этого поля.

— А как быстро летают ваши корабли? Пять тысяч миль в час?

— Что-то около этого, — уклончиво ответил Миртин.

Чарли понял, что ему следует удовлетвориться таким ответом.

— Значит, вы можете добраться отсюда до Нью-Йорка за какой-нибудь час? Да? И на своей планете вы летаете так же быстро? А сколько…

— Мне не следует ничего рассказывать тебе, Чарли, — мягко прервал мальчика Миртин. — Это, как здесь говорят, секретная информация. Совершенно секретная.

— Но я никому ничего не расскажу! Честно-честно!

Глаза его умоляли. Миртин тяжело вздохнул.

— Нас восемь миллиардов. Планета чуть больше вашей, хотя сила тяжести примерно такая же. Но мы не занимаем так много места, как вы. Мы очень маленькие… Можно еще лепешку?

Пока пришелец жевал, Чарли обдумывал его последние слова.

— Вы хотите сказать, что не похожи на нас?

— Совсем не похожи.

— Да, я помню. Вы спрятаны внутри земного тела… Расскажите о себе! У вас, наверное, другие кости, а сердце и желудок на похожи на наши?

— Я маленький, меньше метра длиной. У меня вообще нет костей, просто утолщения хрящей… — Миртин запнулся. — Будет лучше, если я не буду описывать себя, Чарли.

— Вы имеете в виду, что вот прямо сейчас, внутри вас, внутри того, что я вижу, сидит такая штука? Не больше ребенка, свернувшаяся внутри этого тела? Так?

— Именно так, — признался человек со звезд.

Чарли поднялся и подошел к выходу из пещеры. Он был потрясен, хотя и понимал, что это глупо. Кто сказал, что на других планетах должны жить существа, похожие на людей? Но Миртин… Чарли представил себе что-то вроде большого червяка, только еще хуже… Он взглянул на три яркие звезды и впервые понял, с каким чуждым существом столкнула его судьба.

— Я мог бы съесть еще одну лепешку, — раздался из темноты голос инопланетянина.

— Осталась последняя. Я не думал, что ты такой голодный, — извинился мальчик.

Когда Миртин покончил с едой, они продолжили беседу. Пришелец рассказал о своей планете, о Наблюдателях и их роли, о летающих блюдцах. Потом попросил маленького индейца рассказать о себе. Чарли попытался объяснить ему, как тяжело расти в деревне, в которой сохраняются доисторические обычаи, описать охватывающее его временами чувство бессилия, кипящее в нем нетерпение, жажду учебы, тягу к знаниям, страстное желание действовать…

Миртин слушал. Он был опытным собеседником, знал, где надо промолчать, а где — задать вопрос. Успокоил Чарли, пообещав ему, что наступит время, когда он уедет из Сан-Мигеля в настоящий мир, а пока следует внимательно присматриваться к окружающему и задаваться вопросами.

Чарли смотрел на этого толстяка с дружелюбными глазами и чуть тронутыми сединой волосами, и никак не мог поверить, что перед ним ни что иное, как какое-то бесформенное существо без костей! Миртин был так похож на человека, так добр! Как врач или учитель, только гораздо более близким и внимательным. Даже мистер Джемисон, человек, которого Чарли уважал больше других, временами забывал его имя, называя Хуаном, Хесусом или даже Джузеппе.

«Миртин никогда не забудет мое имя!» — отметил про себя мальчик.

Через некоторое время он понял, что, должно быть, утомил человека со звезд. К тому же пора было возвращаться в деревню.

— Очень жаль, но мне пора идти. Вернусь завтра вечером, принесу еще лепешек, и мы продолжим разговор. Хорошо?

— Хорошо, Чарли.

— Ты уверен, что у тебя все в порядке? Может быть, тебе холодно?

— Не волнуйся, малыш. Мне хорошо. И если ты будешь приходить каждый вечер, то, думаю, я поправлюсь гораздо быстрее, чем рассчитывал.

Чарли улыбнулся.

— Знаешь, ты ведь, вроде, как друг мне. Это так нелегко — находить друзей. До скорого, Миртин. Береги себя.

Он попятился к выходу, развернулся и помчался в деревню, пританцовывая и подпрыгивая от счастья. В голове у него гудело от рассказов о другой планете и ее далеко ушедшей вперед науке. Но главное — человек со звезд, который не просто проводит с ним время, а нуждается в нем.

«Я ему понравился, — думал Чарли. — Ему приятно говорить со мной. Он может многому меня научить.»

Радость словно придала ему крылья — так быстро добрался он до подстанции, и тут произошло непредвиденное. Этот укромный уголок был занят влюбленной парочкой, которую Чарли не успел заметить и с разбегу споткнулся о вытянутую ногу девушки, едва не упав. Поскольку ночь была холодной, они не сняли одежды, но мальчик был уже достаточно знаком с прозой жизни, чтобы понять, что испортил кому-то удовольствие. Девушка крикнула в его адрес что-то непристойное, мужчина, перекатившись, погрозил кулаком. Это были Марти Макино и лучшая подруга Роситы Мария Агильер, он узнал их и от всей души надеялся, что они не успели рассмотреть его возвращающимся со стороны реки, а тем более Марти — человек, от которого можно ожидать самых настоящих неприятностей.

Холодная волна страха прошла по худому тельцу Чарли Эстанция, и он во весь дух бросился бежать к деревне.

Глава 9

Сигнал бедствия, посланный гибнущим кораблем, был принят одновременно всеми дирнанскими разведчиками, так как их широкополосная система связи не ограничивалась прямым распространением волн и не нуждалась в отражении их от ионосферы. Об аварии узнали 20 Наблюдателей над Китаем, 18 — над территорией СССР, 19 — над Северной Америкой и прочие, несущие службу над Индией, Бразилией, африканскими государствами, Антарктикой, Японией и другими технологически высокоразвитыми узловыми регионами Земли, над которой в ту ночь патрулировало около 4000 кораблей-разведчиков.

В то же мгновение сигнал достиг четырех кораблей, находившихся на стационарных окололунных орбитах; одиночных кораблей, регулярно проверяющих запущенные земными государствами искусственные спутники на предмет обнаружения какого-либо смертоносного оружия; кораблей, размещенных в окрестностях Марса и Венеры. И, конечно, привлек внимание дирнанской постоянной базы на Ганимеде, спутнике Юпитера, не уступавшем по величине планетам, на которых находились стоянки, рассчитанные на 90 кораблей-разведчиков, чтобы экипажи их могли насладиться предоставляемыми по жребию отпусками. Он был услышан более чем пятьюдесятью транспортными кораблями, находившимися в пути с Ганимеда к другим постам солнечной системы, которые занимали экипажи, ожидающие отпуска. Сигнал добрался не только до кораблей, расположенных около Нептуна, но даже и около Плутона. Через определенное время — и очень-очень немалое — этот незатухающий вопль умирающего корабля достигнет Дирны.

Краназойцы, которые тайно настраивались на длину волны дирнанцев, также не остались в неведении.

И, кроме того, сигнал бедствия активировал приемники в штабах дирнанцев на Земле.

Вообще-то на Земле не должно было быть дирнанских штабов. Дирна и Краназой подписали соглашение, одним из условий которого было абсолютное запрещение каких-либо физических высадок на планете как дирнанского, так и краназойского персонала — не говоря уже о постоянном там присутствии. Но соглашение иногда ставило под угрозу всеобщую безопасность. Поэтому дирнанцы сочли необходимым, в целях самозащиты, все же внедрить на поверхность планеты агентов. Их база была тщательно замаскирована, не столько от землян, сколько он краназойцев. Земляне просто не поверили бы, не успели бы поверить, что среди них живут инопланетяне, так быстро были бы заметены дирнанцами следы. Но краназойцы… Галактический мир мог бы оказаться на грани войны.

Сообщения хлынули в дирнанский бункер сплошным потоком, и в течение нескольких минут вся система связи была фактически выведена из строя, захлебнувшись информацией. Затем центральному пункту управления на Земле удалось овладеть ситуацией, заглушить галдеж, и сообщить всем, что намечается предпринять в связи со сложившейся ситуацией. Корабли на орбитах продолжили обсуждение катастрофы, но перестали беспокоить земную базу.

Тем временем вычислительный центр лихорадочно определял возможные траектории приземления членов экипажа.

— Выпрыгнули все трое, — сообщил один из агентов. — Перед самой катастрофой, за несколько секунд до нее.

— Я познакомился с Глэйр на Ганимеде. Замечательная девушка!

— Они все замечательные! Были замечательными…

— Я думаю, остались в живых. И мы их отыщем.

— Что слышно от станции слежения?

— Все трое приземлились в штате Нью-Мексико. Но коммуникаторы вышли из строя.

— Как это могло произойти?

— Им пришлось прыгать с необыкновенно большой высоты, чтобы избежать неприятностей, поэтому приземление должно быть очень тяжелое. От кого-то из них поступают сигналы, но настолько слабые, что мы даже не можем определить местонахождение передатчика. Двое других пока молчат.

— Будем надеяться на живучесть наших тел. Экипаж, конечно, получил очень тяжелые повреждения, но вряд ли смертельные.

— То есть эти тела настолько крепкие, что в состоянии пережить катастрофу, в которой ломается коммуникатор?

— Коммуникатор — штука твердая. Не то, что кости и плоть. Уверен, что они живы.

— В любом случае, нам необходимо их найти.

— Конечно! Если хотя бы одного из них подвергнут вскрытию…

— Молчи, высокомерный болван!

— Ну, ладно. Предположим, что они живы, если от этого тебе будет легче. Их найдут и отправят в больницу. На рентген. Вот тогда начнутся настоящие неприятности. Да что с тобой? Ты влюблен в Глэйр?

— Если начистоту, то он влюблен в Ворнина.

— А кто в него не влюблен? Покажите мне того идиота, который не влюблен в Ворнина! Послушай, сколько агентов мы сможем отправить на этой неделе в Нью-Мексико?

— С десяток.

— Уже отправляй. Как ученых, ищущих обломки метеорита, как газетчиков, которые будут опрашивать людей, видевших огненный шар. И постарайся как можно более точно определить траекторию корабля перед взрывом.

— А ты знаешь, где мы можем получить наиболее точные данные?

— Где?

— В ВВС Соединенных Штатов. Бьюсь об заклад, ИАО записывает все подряд.

— Неплохая мысль. Надо выйти на связь с нашим человеком в ИАО.

— Они наверняка уже рыщут в районе катастрофы в поисках обломков.

— Но им ничего не известно об экипаже. Поэтому мы найдем их раньше.

— Это будет нелегко. Как говорится в земной пословице — иголка в мусорной яме?

— В стогу сена.

— Вот-вот! Иголка в стогу сена!

— И ты уверен, что они живы?

— Не сомневаюсь.

Глава 10

«Уснул, кажется», — облегченно вздохнула Кэтрин.

Уверена, однако, она в этом не была. За эти четыре дня ей удалось точно узнать о своем неожиданном ночном госте только одно — что она ни в чем не может быть уверена, когда дело касается его.

Глаза закрыты. Глазные яблоки под веками неподвижны. Дыхание глубокое, ровное. Все признаки сна. Но иногда ей кажется, что он только делает вид, что спит, потому что именно этого она от него ожидает. Временами Ворнин погружался в сон вовсе непостижимым образом, как бы выключая себя, будто он — машина. Щелк! Но чего еще ждать от существа с другой планеты?

Кэтрин привыкала к этой мысли долго и мучительно. Но сомнений быть не могло. Все, связанное с этим человеком, ошеломляло ее. Оранжевый оттенок крови. Дивный костюм в шкафу. Странные инструменты, выпавшие из него — взять хотя бы тот маленький фонарик, оказавшийся на поверку дезинтегратором! А температура кожи! А непонятные слова неземного языка, которые он произносил в бреду! Бред без жара! Легко вправляемые кости! И еще эта удивительная легкость тела…

Как можно было относить такое к разряду просто странностей?

За четыре дня он ни разу не воспользовался «уткой». Как мог мужчина не мочиться такое долгое время? Ел регулярно, пил очень много. И, тем не менее, не испражнялся и не потел. Куда же деваются продукты выделения? Какой у него обмен веществ? По натуре своей Кэтрин никогда не задумывалась о других планетах, формах жизни. Но теперь она вынуждена была признать, что они существуют.

Даже его имя — Ворнин! Что это означает? Фамилия? Или просто кличка? Он запинался на каждой букве, когда она попросила повторить, словно для него было непривычным мышление, включающее в себя алфавит. Кэтрин старалась не расспрашивать его особенно. Боялась задавать вопросы. Наступит время, и он сам расскажет все, что посчитает нужным.

Все эти ночи Кэтрин спала на неудобном диване в гостиной, хотя Ворнин весьма прямо предлагал ей разделить с ним ложе. «Кровать достаточно большая для двоих, не так ли?» Неужели же он умышленно притворяется невинным, будто не знает, что происходит обычно, когда мужчина и женщина спят рядом? Неужели не имеет понятия о том, что такое секс? Видимо, имеет, но представляет невозможным заниматься этим с существом с другой планеты.

Тогда она отвернулась и покраснела, словно девственница, и ее саму удивила такая реакция. Вот уже год, как она вдова, и могла бы спать, где хочет, как это было в 19 лет, еще до замужества. Однако последнее время Кэтрин часто ловила себя на том, что стала загадочно стыдливой. Даже мысли о возможных связях с другими мужчинами пугали ее. Она полностью отошла от окружающего мира, свив здесь теплое гнездышко для себя и дочки, редко выходила дальше ближайшего супермаркета… Хотя и понимала, что так нельзя. Ребенку нужен отец. Человек, упавший с небес, вряд ли мог бы стать кандидатом в мужья, но даже при всем этом причин, по которым она не могла бы позволить себе близость с ним, даже самую тесную, не было. Разве что сломанная нога могла бы помешать ему заняться этим требующим немалых усилий делом. Но она заживала фантастически быстро, опухоль спала, и при последней перевязке Кэтрин не заметила никаких признаков боли.

Так в чем же дело?

Ей показалось, что она знает, в чем. В силе своего собственного вожделения. Что-то в этом невероятно красивом мужчине физически влекло ее с самого первого момента. Кэтрин не верила в любовь с первого взгляда, но ведь желание с первого взгляда — совсем другое дело! И она была охвачена желанием! И если произойдет так, что барьер, разделяющий их, чуть пошатнется, то может случиться что угодно!

Что угодно!!!

Кэтрин поправила покрывало и взяла лежащий на ночном столике блокнот.

Она положила записку на свободную подушку рядом с Ворнином, на цыпочках вышла из спальни и прошла в детскую. Девочка творила нечто жуткое и тягучее из пластилина. Оно корчилось, как осьминог. Или как марсианин, если марсиане существуют. Ей уже повсюду начали мерещиться внеземные существа!

— Смотри, мамочка, какая змея! — похвасталась Джил.

— У змей не бывает ног, дорогая, — покачала головой Кэтрин. — Но все равно красиво. Дай-ка, я надену на тебя пальто.

— А куда мы пойдем?

— Мне нужно съездить в город. А ты поиграешь у миссис Уэбстер, ладно?

Джил безропотно позволила себя одеть. У нее была быстрая приспособляемость трехлетнего ребенка к переменам окружения и обстоятельств. Она еще помнила своего дорогого папочку, но очень смутно. Скорее, помнила, как называла когда-то кого-то «папочкой». И если бы Тэд вошел неожиданно в эту дверь, она не узнала бы его. Таким же образом поблек в ее памяти пропавший котенок, причем за еще более короткий срок. Что касается внезапного и необъяснимого появления в их семье Ворнина, то это, казалось, ее вообще нисколько не обеспокоило. Она восприняла это, как природное явление — закат солнца или приход почтальона. У Кэтрин хватило проницательности не предупреждать Джил о том, что нельзя упоминать о Ворнине в разговорах с чужими, так как тогда девочка точно бы сделала это. И уже на третий день у нее пропал всякий интерес к этому человеку в кровати.

У соседки, с которой Кэтрин поддерживала отдаленно приятельские отношения, было четверо детей в возрасте до 10 лет, и лишний ребенок не был для нее особой обузой.

— Присмотрите, пожалуйста, за Джил часов до пяти, — попросила Кэтрин.

— Мне нужно в город.

Девочка серьезно помахала ей вслед ручкой.

Через пять минут Кэтрин уже приближалась к Альбукерку со скоростью 130 километров в час, а еще через двадцать пять оказалась в городе.

Движение на улицах было небольшим. По зимнему небу чередой неслись серые тучи, горизонт окутывала сизая дымка.

Поставив автомобиль на большой городской стоянке под путепроводом, ведущим к мосту через Рио-Гранде, Кэтрин пешком пошла на восток, к старому городу. Нашла в телефонной книге адрес Церкви Контакта. Разумеется, название это пришпилили общине газеты, и члены ее искренне возмущались, когда о них говорили, как о приверженцах веры. Официально они именовались «Обществом Братства Миров», но адрес был помещен в разделе «Религиозные организации».

Полированная бронзовая табличка, прикрепленная на фасаде полуразвалившегося старого здания, гласила, что местное отделение Общества находится именно здесь. Кэтрин немного задержалась у входа. Щеки ее неожиданно вспыхнули. Она вспомнила, как язвительно отзывался Тэд об этой организации с ее внешней помпой, собраниями в Стоунхендже и на Столовой горе, о ханжеском смешении древних обрядов с современной наукой. Он считал, что по крайней мере половина ее членов — жулики, а другая — доверчивые простаки, и что Фредерик Сторм, руководитель — самый большой жулик из всех.

Но мнение Тэда не имело теперь никакого значения, и она пришла сюда не для того, чтобы стать приверженцем культа, а для того, чтобы что-нибудь выведать.

Роскошно оборудованный интерьер резко контрастировал с обшарпанным фасадом здания. Небольшую переднюю с высоким потолком украшала сверкающая бронзой статуя, которая являлась непременным атрибутом культа Контакта. Обнаженная женщина с закрытыми глазами распростерла руки, вытянув их в приветственном жесте к звездам. Прежде Кэтрин считала эту эмблему чрезвычайно глупой, но сейчас, к своему собственному беспокойству, уже не была в этом столь уверенной.

Роскошные двери из красного дерева вели в другие помещения. Через несколько секунд одна из них открылась, в прихожую вышла женщина примерно сорока лет с профессиональной улыбкой на устах. Волосы ее были гладко зачесаны назад, воротник модного, но строгого платья украшала небольшая стилизованная эмблема в виде летающего блюдца, служившая опознавательным знаком культа Контакта.

— Добрый день. Чем могу служить?

— Мне… — нерешительно начала Кэтрин, — нужна… кое-какая информация.

— Пройдите, пожалуйста, сюда, — жестом пригласила женщина, и Кэтрин оказалась в кабинете, который привел бы в восторг председателя любого банка.

Женщина уселась за массивный стол. Над ним висела стереофотография самого Фредерика Сторма, взирающего на посетителей с напускной таинственностью. «Фюрер, да и только, — подумала Кэтрин. — Хайль!».

— Вы пришли несколько рано. Вечерняя служба в честь благословенного вселенского единения начнется в восемь. Выступление Фредерика Сторма с экрана обещает быть весьма вдохновляющим. А пока мы можем пройти предварительное ознакомление. Вы принадлежали к какому-либо аналогичному обществу?

— Нет. Я…

— Не волнуйтесь. Это простая формальность. — Женщина подтолкнула к ней куб диктофона. — Ответьте на несколько вопросов, и мы тут же начнем вовлекать вашу душу в гармонию вселенной. Как я полагаю, вы знакомы с нашими целями и воззрениями? Читали книги Сторма о его контактах с нашими братьями из космоса? Он замечательный писатель, не так ли? Не понимаю, каким образом любой мыслящий человек может прочесть его книги и не увидеть…

— Извините, — в отчаянии прервала ее словесный поток Кэтрин, — но я не читала этих книг. И пришла сюда не для того, чтобы присутствовать на службе. Я только хочу получить кое-какую информацию.

Выражение профессионального участия исчезло с лица женщины.

— Вы из прессы? — раздраженно поинтересовалась она.

— Вы имеете в виду, что… Нет, нет. Я… — Кэтрин на мгновение умолкла, обдумывая, с чего лучше начать. — Я — простая домохозяйка. Меня беспокоят эти космические предметы… летающие блюдца и прочее… Понимаете, мне хочется узнать, какие они, существа из космоса, что они хотят от нас. Я давно хотела обратиться к вам, а несколько дней назад, увидев огненный шар, наконец решилась и при первой же возможности приехала. Но я ничего не знаю, совсем ничего. Вам придется начать для меня с самого начала.

Женщина облегченно вздохнула, убедившись, что ей не надо держать ухо востро перед сующей всюду свой нос прессой.

— Пожалуй, вам лучше всего начать с нашей литературы. Вот вводный курс. — Она протянула Кэтрин толстый конверт. — Здесь вы найдете все основополагающие материалы. Затем рекомендую прочитать последнее издание «Наших друзей из галактики» Фредерика Сторма. Очень вдохновляет!

Кэтрин взяла тяжелую, толстую книгу в мягком переплете.

— Я обязательно прочитаю!

— Цена два доллара.

Кэтрин изумилась. Обращающие в новую веру обычно не начинают с извлечения выгоды из процесса обращения с первых же шагов. Она поджала губы и вручила женщине два доллара.

— Также можете посмотреть пятнадцатиминутный информационный фильм. Мы демонстрируем его в зале на втором этаже каждые полчаса. Начало через пять минут. — Быстрая улыбка. — Вход свободный.

— Обязательно посмотрю, — пообещала Кэтрин.

— Прекрасно. Впоследствии, если вы почувствуете, что учение Фредерика Сторма заинтересовало вас, приходите еще. Мы снова побеседуем и, возможно, занесем в список кандидатов, что позволит вам посещать вечернюю службу.

— Понятно, — кивнула Кэтрин. — Но мне хотелось бы спросить вас еще кое-о-чем.

— Пожалуйста.

— Огненный шар. Это был не метеор, правда? Это было летающее блюдце, потерпевшее бедствие?

— Фредерик Сторм абсолютно уверен в этом, — строго произнесла женщина, сделав почтительное ударение на имени руководителя. — Вчера он сделал по этому поводу краткое заявление, и намерен более полно обнародовать свои мысли на одной из служб в начале будущей недели.

— Значит, он уверен… А как же экипаж блюдца?

— В отношении экипажа Фредерик Сторм никаких заявлений не делал.

— Предположим, — неловко начала Кэтрин, — что экипаж выбросился, используя что-то вроде парашютов. Предположим, они благополучно достигли земли. Возможно ли это? Может ли случиться так, что их кто-либо увидит? Случалось ли когда-либо что-нибудь подобное?

И сама испугалась своей откровенности. А вдруг эта женщина сейчас набросится на нее с расспросами, потребует немедленно отвести к раненому галактическому гостю. Но на лице женщины не отразилось заинтересованности.

— Безусловно, галакты множество раз высаживались на Земле и ходили среди нас в облике людей. Потому что они люди! — важно заявила она. — Просто более развитые, более приблизившиеся к тому, чтобы стать богами, а это и наша конечная цель. Фредерик Сторм не сомневается в этом. Но бояться не надо. Вы должны понять, что они настроены к нам благожелательно. Ну, идите. Вы можете опоздать к началу фильма. В следующий раз, вне всяческого сомнения, вы придете сюда с другим настроением!

Кэтрин поняла, что ее мягко выпроваживают, и попрощалась. Стрелки указателей привели ее в большой зал, украшенный привычными атрибутами культа Контакта — портретами Фредерика Сторма, картами звездного неба, эмблемами. Зрителей было всего четверо, и те — женщины преклонного возраста. Кэтрин заняла место в последнем ряду, и почти тут же свет начал гаснуть.

На экране — звезды, Млечный путь. Камера приближает группу звезд. Затем неожиданно — вид нашей Солнечной системы. Планеты рассыпаны на черном фоне, словно бусинки. Сатурн, Марс, Венера, Земля с неестественно четкими очертаниями материков. Съемка безусловно не с натуры, ничего общего вообще не имеющая с подлинным видом космоса. А затем — летающее блюдце, сначала очень маленькое, но все более увеличивающееся в размерах по мере приближения к Земле. Кэтрин с трудом удержалась от смеха — таким комичным, со всеми иллюминаторами, перископами и вспыхивающими огнями оно казалось. Пока что фильм ничем не отличался от стандартного научно-фантастического боевика, отснятого с обычной степенью умения.

На экране возникло внутреннее помещение летающего блюдца — компьютеры, качающиеся стрелки приборов, пощелкивающие механизмы. А вот и владельцы тарелочки — превосходные образчики сверхлюдей, мускулистые, величественные, с выражением несказанной мудрости на лицах. Вот корабль совершает посадку на Землю, опускаясь легко, словно перышко. События разворачиваются бурно: фермеры стреляют в инопланетян из охотничьих ружей, люди в военной форме с суровыми лицами идут на блюдца в атаку, истеричные женщины прячутся за деревьями. Галакты демонстрируют полное спокойствие, отражая пули и бомбы, и печально улыбаются, призывая перепуганных землян к переговорам.

К блюдцу с бесстрашной улыбкой на устах приближается высокий мужчина. А вот он уже на борту летающей тарелочки. Галакты оказываются ростом не менее двух с половиной метров. Они важно обмениваются с земным послом рукопожатиями.

Толпа разбивает переднее стекло автомобиля Сторма. Поджигает машину. Но полиции удается в самый последний момент спасти пророка. Сердито взлетают вверх кулаки. Лица искажаются ненавистью.

Фотоснимок очереди из женщин, раскупающих одну из книжек Сторма. Ученики, внимательно слушающие своего учителя. Сторм улыбается толпе, собравшейся в Лос-Анджелесском Колизеуме. Темп фильма ускоряется, одно из самых последних религиозных движений набирает силу.

Кэтрин беспокойно заерзала.

Теперь кадры мелькают с головокружительной скоростью. Сторм снова среди галактов в летающем блюдце. Он выступает с экрана, призывая человечество отбросить недоверие и подозрительность и чистосердечно приветствовать благодетелей из космоса. На экране появляются лица других людей, утверждающих, что они тоже видели галактов.

И, наконец, последние кадры, запечатлевшие религиозную службу Общества Братства Миров — шумное сборище фанатиков, исступленно размахивающих руками. Заканчивается фильм могучими аккордами органа, сотрясающими здание.

Когда зажегся свет, четыре зрительницы остались сидеть, будто завороженные, словно испытав потрясшее их души прозрение.

Кэтрин быстро встала и, прежде чем кто-либо успел ее остановить, выскользнула на улицу. Она поняла, что приход сюда оказался пустой тратой времени. Тэд был прав — все это чистое мошенничество, направленное на выкачивание денег из простаков. Ей хотелось вернуться в роскошный кабинет и бросить в лицо сидящей там женщине: «Ваш Сторм в жизни не встречался с галактами! А если вам хочется посмотреть на одного из них, приходите ко мне домой!» Как это ни печально, но пророк оказался мошенником, а его последователи — чокнутыми. А что, если бы Ворнин упал рядом с домом истинного ревнителя этой веры?

Кэтрин рассмеялась, представив себе появление одного из последователей культа Контакта на вечерней службе с подлинным галактом под ручку. Почти то же самое, как и приход Иисуса ко всенощной перед Пасхой.

Жаль, что поездка оказалась безрезультатной, если не считать просмотра дурацкого фильма и потери двух долларов. Да уж, во взаимоотношениях с Ворнином придется полагаться только на саму себя.

Забрав Джил, Кэтрин первым делом проведала пришельца.

— Поездка оказалась удачной? — поинтересовался он.

— Не совсем.

— Что это вы привезли?

Щеки ее запылали.

— Да так, мелочь. Просто дешевое чтиво.

— Я могу посмотреть?

Кэтрин на мгновение задумалась, как бы выпутаться из создавшегося положения, но, так ничего и не придумав, бросила брошюры на кровать.

— Если хотите…

Ворнин перелистал страницы.

— Что это?

— Это? Литература о летающих блюдцах, — спокойно пояснила она. — Я раздобыла ее в Альбукерке, в клубе Контакта. Вы знаете, что такое культ Контакта?

— Новая религия. Основана на предположении, что земляне встречаются с существами из космоса.

— Точно, — кивнула Кэтрин.

— Но почему вас это заинтересовало?

В голосе его послышались хитрые нотки. Она нашла в себе силы посмотреть ему в глаза.

— Меня очень многое заинтересовало. Но я только зря потратила время. Они не распознали бы настоящее существо из космоса, даже если бы оно поздоровалось с ними за руку.

— Вы уверены в этом?

— Да, — твердо ответила Кэтрин. — Да!

Глава 11

Последние несколько лет Том Фолкнер в тяжелые минуты любил думать, что живет в аду. Но только теперь понял, что это было преувеличением. В каком там аду? Так, в его окрестностях. Теперь же ему повезло угодить в самое пекло, и он отнюдь не был уверен, что рассудок в состоянии будет справиться с таким тяжелым испытанием.

Жизнь не баловала его. Крах карьеры астронавта, изгнание в это дерьмовое ИАО, расторжение брака… Но он стойко держался. Гнулся, да. Но оставался в трезвом уме!

А теперь…

— Не стесняйтесь, выпейте, — предложила ему Глэйр.

— Но как вы…

— Нетрудно догадаться. Бедняга Том! Мне так жаль вас…

— Нас обоих.

— Я знаю, — улыбнулась она.

— Ведьма! Это нечестно — играть на моей слабости.

— Вам просто необходимо расслабиться. Поэтому выпейте.

— А вы?

— Я же говорила, что мне нельзя прикасаться к алкоголю, — покачала головой Глэйр.

Она сидела на кровати, укрыв ноги одеялом. Верхняя часть ее тела тонула в одной из его пижам. Тому стоило немалых усилий заставить девушку одеться. Ее пренебрежительное отношение к своей наготе вызывало у него немалое беспокойство, отягощенное непреодолимым желанием забраться к ней в постель. Великолепная, пышная грудь могла бы свести с ума кого угодно, а Фолкнера в его нынешнем положении — и подавно. Присутствие в доме необыкновенной гостьи и так доставляло ему массу хлопот, так не хватало еще этого…

Он вынул из кармана футляр со шприцем и под пристальным взглядом Глэйр ввел виски прямо в вену. Вот и все. И не надо беспокоиться о запахе изо рта. Алкоголь непосредственно попадет туда, где ему и положено быть — в кровь.

Через несколько мгновений напряжение, сковывающее его крупное тело, несколько спало.

— Вы собираетесь звонить в свою контору? — спокойно поинтересовалась девушка.

— Я считаюсь больным, и до понедельника меня никто не будет беспокоить. Это даст мне еще несколько дней на то, чтобы все детально взвесить.

— Вы все еще намерены выдать меня властям?

— Должен. Но не могу. И не хочу.

— Мои ноги заживут очень быстро, недели за две. К тому времени соплеменники уже найдут и заберут меня, а вы сможете вернуться к своей работе.

— Каким же образом они разыщут вас, если коммуникатор сломан?

— Об этом не беспокойтесь. Они найдут меня или я найду их — какое это имеет значение?

— И куда же вы направитесь? Назад, на Дирну?

— Скорее всего, нет. Всего лишь на нашу базу отдыха для медицинской проверки и восстановления здоровья.

Фолкнер нахмурился.

— А где она находится?

— Мне не хотелось бы говорить вам об этом, Том. Я и так уже слишком много вам рассказала.

— Безусловно, — со злостью сказал он. — Я выведаю у вас все ваши галактические тайны и направлю полный отчет об этом в штаб ВВС. Вы думаете, я держу вас здесь для забавы? А ничего подобного! ИАО в курсе, а работаем мы довольно тонко…

Глэйр тяжело вздохнула.

— Почему вы так ненавидите себя, Том?

— Я? Ненавижу себя?

— Конечно. Вы полны горечи, вы все время напряжены. Этот ваш сарказм… А выражение вашего лица? В чем дело, наконец?

— Я должен был стать астронавтом, но провалился, и меня засунули в это дрянное ИАО, где я пять дней в неделю утешаю сумасшедших и гоняюсь по всей стране за таинственными летающими огоньками. Разве это не подходящая причина для горечи?

— Потому что прежде вы не верили в свою работу, да? Но теперь ведь другое дело! Теперь вы должны понять, что эти годы вовсе не пропали даром!

— Нет. — Том опустил голову. — То, чем я занимался, не стоит и ломаного гроша. И сейчас не стоит! — Он снова достал шприц и сделал себе еще один укол. — Глэйр, Глэйр, да поймите же, я не хотел этого! Не хотел найти в пустыне девушку с летающего блюдца…

— То есть, — мягко произнесла она, — вы предпочитаете заниматься бесполезной работой только для того, чтобы иметь возможность заниматься самоистязанием, всю жизнь сокрушаться о своей неудавшейся карьере. То есть, найдя меня, вы оказались перед фактом…

— Прекратите! — не выдержал он. — Поговорим лучше о чем-нибудь другом.

— Зачем вы мучаете себя, Том? Зачем?

— Глэйр!

— И без конца изобретаете новые причины для самоистязания. Ваш долг состоял в том, чтобы сообщить обо мне правительству. Но вы этого не сделали. Спрятали меня здесь, наглухо закрыв все окна. Почему? Сказать вам? А чтобы ощутить за собой вину в нарушении воинской дисциплины!

Дрожащие пальцы Фолкнера сжались в кулаки.

— И последнее, Том. Не прячьте глаза. — Она на мгновение умолкла, потом тряхнула головой и решительно продолжила: — Вы ведь желаете меня, и мы оба об этом знаем. И тем не менее напялили на меня эту тряпку, чтобы доказать себе, какой вы добродетельный. В вашем языке есть слово, обозначающее тип вашей личности. Мато… мази…

— Мазохист, — пробормотал Фолкнер.

Сердце его готово было вырваться из груди.

— Точно. Мазохист. Конечно, вы не хлещите себя плетью и не носите слишком узкую обувь, но постоянно изыскиваете способы нанести себе душевную рану. Ворнин говорил мне…

— А кто такой Ворнин?

— Один из моих напарников.

— Вы имеете в виду, членов вашего экипажа?

— Не только. Ворнин — один из моих супругов, членов сексуальной группы, к которой я принадлежу. Я, он и Миртин — экипаж-семья. Трехзвенная сексуальная группа. Двое мужчин и одна женщина.

— Но как такое может быть?

— Ничего необычного. Мы ведь не люди, Том. И наши эмоции отличны от ваших. Мы были очень счастливы… Они, возможно, погибли. Не знаю. Я прыгала первой. Но вы отклонились от темы, Том. Мы говорили о вас.

— Забудьте обо мне. Я и представления не имел, что вы могли быть… быть в сексуальной группе. Значит — замужней женщиной?

— Можно и так сказать. Но я ничего о них не знаю…

— И вы любили обоих?

Глэйр наморщила лоб.

— Да, обоих. И могу найти место в сердце, чтобы полюбить еще кого-то. Подойдите ко мне, Том. Перестаньте изобретать способы сделать себя более несчастным.

Он медленно подошел к кровати, думая о двух мужчинах и одной женщине на борту космического корабля, стараясь убедить себя в том, что они не были мужчинами, а она — женщиной. Его удивляла сила поднявшейся из глубины души ревности. И еще он подумал о том, как проявляется любовь у инопланетян. У него закружилась голова.

Глэйр подняла глаза, спокойные и приветливые.

— Сними с меня эту жуткую одежду, Том. Пожалуйста.

Он стянул с нее пижаму через голову. Золотистые волосы буйным потоком хлынули на округлые плечи. И еще у нее были высокие и очень белые груди… Они, казалось, совершенно не подчинялись закону тяготения. Подобное ему доводилось видеть только на фотографиях в календарях, но в реальной жизни — никогда.

Она отбросила одеяло.

Он смотрел на ее великолепное тело, и отчетливо понимал, что это только оболочка, скрывающая что-то устрашающе чуждое. У нее могла быть грудь Афродиты и бедра Дианы, она могла достичь любого женского совершенства, потому что это тело сконструировано таким образом, чтобы удовлетворить любые прихоти хозяйки — псевдоживой продукт лабораторного изготовления.

Внутри этой неописуемо прекрасной оболочки — кто мог бы сказать, какой ужас там таится?

И все же, подумалось ему, была ли прекрасной любая земная женщина под своей кожей? Это горячее нагромождение внутренностей, эти жилы, трубки, кости, хрящи, килограммы жира. Этот ухмыляющийся череп за прекрасным лицом! Да, все мы носим внутри себя кошмар. И просто глупо ставить в какое-то особое положение тот кошмар, который представляет из себя Глэйр.

Его одежда упала на пол.

— Твои ноги… — начал он.

— Ничего с ними не случится, — прошептала она. — Забудь о них. Лучше покажи, какова она, любовь землянина.

С неожиданной для него самого легкостью он обнял ее и начал ласкать так, словно она была настоящей, и все это происходит наяву, а не во сне.

Так, испытывая чудовищное облегчение, полковник Том Фолкнер порвал путы, наложенные на себя им самим.

Глава 12

— Назовите, пожалуйста, номер вашей кредитной карточки, — попросил служащий отеля.

— У меня нет кредитной карточки, — сказал Дэвид Бриджер. — Я плачу наличными.

Заметив подозрительный взгляд служащего, он включил аспект Деда Мороза своей синтетической личности.

— Видимо, я — последний человек западного полушария без кредитной карточки в западном полушарии, а? Ха-ха-ха! Я не верю во все это. Наличные прекрасно служили моему отцу и великолепно послужат мне! Так сколько?

Клерк назвал сумму. Бриджер вытащил из потертого бумажника несколько скомканных банкнот — каждый краназойский агент имел на крайний случай пачку земных денег — и бросил их на прилавок. Служащий подобрел. Подумаешь, чудак без багажа и кредитной карточки, притопавший в отель пешком! Кто откажется приютить перед Рождеством Санта-Клауса за настоящие деньги?

— Комната 2-16, сэр, — улыбнулся служащий. — Второй этаж, налево.

Номер представлял из себя треугольный клин, в который с трудом, но все же можно было протиснуться. Широкая сторона клина составляла наружную часть периметра круглого здания отеля. Бриджер заперся на замок и завалился в кровать, чувствуя смертельную усталость после долгого пешего путешествия в неудобном теле землянина. Видимо, поддержания на корабле земной силы тяжести маловато, чтобы как следует адаптировать краназойцев к условиям жизни на поверхности планеты. Надо будет это учесть в следующий докладной.

Отдохнув, он разделся донага и сунул свою одежду в ультразвуковую стиральную машину, включающуюся от брошенной в нее монеты. Затем прошел в ванную. Теоретически знать, что такое «душ» должен был каждый агент. И уметь им пользоваться. Но Краназой был сухой планетой, и краназойское воспитание не позволяло ему прикоснуться к этим маховичкам, чтобы в самой засушливой части Северной Америки на него полились сверху струи восхитительной воды, которая на его планете считалась эквивалентом силы и самой жизни. Испытывая острое чувство стыда, Бриджер в конце концов включил воду, искренне сожалея, что не может содрать земную оболочку и подставить под струи живительной влаги свою истинную кожу.

Через полчаса он оделся и подошел к зеркалу.

Косметологам пришлось повозиться. Добродушное лицо не должно выглядеть чересчур аккуратным, но всегда казаться выбритым по крайней мере часа три тому назад. Они, правда, не разрешили еще техническую проблему непрерывного роста бороды, ну да сойдет и так.

Пора было приступать к решительным действиям. Бриджер боком вышел из номера и спустился в очень фешенебельный коктейль-холл с водопадом, бьющим о стеклянный барьер.

Снова вода!!!

Группы людей, самое большее по три-четыре человека за столиком, попивали различные напитки. Одежда выдавала в них бизнесменов. Он присел возле бара, и к нему тут же подошла девушка, скудный наряд которой оставлял для обозрения довольно большую часть тела. Почти голую грудь покрывало что-то вроде флюоресцирующего вещества, и зеленовато-голубое свечение в полумраке зала резко бросалось в глаза. Новая мода, что ли? В любом случае, это было не в его вкусе. Краназойцы, не являясь млекопитающими, не придавали груди никакого значения, тем более — эротического.

Склонив свои светящиеся молочные железы к самому лицу Бриджера, девушка поинтересовалась с улыбкой:

— Ну и что будем пить?

— Херес со льдом.

Она посмотрела на него как-то странно. Наверное, здешние настоящие мужчины не употребляют столь слабые напитки. Бриджер скромно улыбнулся. Ему необходимо было выпить что-либо спиртное, чтобы не выделяться, но чем слабее будет напиток, тем лучше — его обмен веществ справится с крепленым вином довольно легко, и организму будет нанесен ущерб на минимальном уровне.

Девушка принесла вино, получила деньги и, покачивая бедрами, направилась к следующему клиенту. Бриджер чуть пригубил из бокала. Прислушался. Его слуховая система по чувствительности намного превосходила человеческую.

— …дивиденды росли непрерывно в течение четырех лет, и я дал слово, что в апреле…

— …он привел ее к себе в номер, раздел…

— …Брейнс не имеет никаких шансов, если Паскарелли на следующий сезон действительно уедет играть в Японию…

— …что бы они ни говорили об этом чертовом огненном шаре, я отказываюсь поверить, что это был всего лишь…

— …разве можно мириться с долей всего лишь в шесть долларов с каждой сотни…

— …сорок первый получил растяжение связок, делая финишный спурт…

— …и тогда она сказала, чтобы он дал ей пятьдесят долларов, иначе ему придется иметь дело с полицией…

— …летающая тарелка…

— …так я и поверю всему этому! Послушай, парень, они здесь повсюду!

— …если бы в защите играл не мексиканец…

— …отшлепал ее по всем мягким местам…

— …когда банк откажется выкупить, мы сможем…

Бриджер одел на лицо самую дружелюбную улыбку, поднялся и пошел через весь зал к группе из четырех довольно молодых мужчин.

— Извините меня за бесцеремонность, но я случайно услышал, что вы говорили об этом летающем блюдце…

Глава 13

Миртин прекрасно отдавал себе отчет в том, что делает. Знал, что нарушает инструкции, завязав с мальчиком-индейцем столь тесное знакомство. Дирнанцам, совершившим вынужденную посадку, полагается избегать контактов с землянами. Конечно, в целях сохранения жизни определенное нарушение буквы закона допускалось, но он зашел уже слишком далеко. Мало того, что мальчик знал о роли дирнанской миссии, о месторасположении Дирны и ее цивилизации, он уже умел пользоваться кое-каким оборудованием!

И все же он не чувствовал за собой особой вины. Чарли подсчитал, что Миртин отдал преданному служению родине многие сотни лет, не нарушив за все это время ни одного параграфа. И это давало ему моральное право на небольшое прегрешение в старости.

Кроме того, нужно было принимать во внимание самого Чарли. Исходный материал был прекрасным — острый, пытливый ум в сочетании с особой жаждой знаний. Если, как это уже случалось, Вселенная выбрала Миртина с Дирны в качестве Учителя этого существа с другой планеты, то он просто воспримет этот факт, как должное, не слишком беспокоясь об инструкциях по соблюдению безопасности. История помнит примеры, когда патриотизм уступал место обязательствам более высокого порядка.

— А для чего это? — спросил мальчик, любовно перебирая инструменты.

— Это — портативный генератор. Он вырабатывает электричество.

— Но я могу держать его в руке! Вы поместили где-то здесь небольшой магнит? Как он работает?

— Он использует магнитное поле планеты, — пояснил Миртин. — Ты знаешь, что каждая планеты представляет собой большой магнит?

— Разумеется.

— Так вот. Нажимаешь на этот рычаг, и прибор, пересекая магнитные линии, вырабатывает ток. Мы называем его «мошенником», потому что он крадет энергию прямо из воздуха.

— Можно попробовать?

— Пожалуйста. Но для чего?

Глаза мальчика загорелись.

— Там осталось немного воды, — кивнул он на флягу. — Если прибор на самом деле вырабатывает ток, то я смогу разложить воду, верно? На водород и кислород. Как это называется? Электро…

— Электролиз, — подсказал Миртин. — Конечно, сможешь. Только будь очень осторожен.

— Обязательно.

Под присмотром Миртина Чарли осторожно опустил электроды в воду, активировал генератор и принялся восхищенно наблюдать, как электрический ток должным образом расщепляет молекулы воды.

— О! Он таки работает! А можно посмотреть, как он устроен внутри?

— Нет! — резко возразил инопланетянин.

— Но почему? Я все поставлю на прежнее место, поверьте мне!

— Мальчик мой, даже не пытайся. Ты сломаешь генератор, сам того не желая. Понимаешь, он сконструирован таким образом, что моментально сгорает, как только кто-то пытается нарушить его герметичность.

Это было неправдой. Миртину было стыдно, он старался, чтобы слова звучали как можно убедительнее, но насколько это удалось, не знал, потому что сразу же отвел взгляд от сияющих темных глаз Чарли.

— Кажется, я понимаю. Это для того, чтобы люди с Земли, в руки которых может случайно попасть прибор, не смогли узнать, что находится у него внутри?

— Да… да.

— Но у вас, может быть, есть еще один?

— Другого у меня нет, — со вздохом произнес Миртин. — А если бы и был, я не позволил бы тебе разбирать его.

— Вы боитесь, что я слишком многое узнаю? Такое, что люди Земли не должны знать?

— Да, — сознался Миртин. — Мне вообще не следовало показывать тебе свои инструменты. Я нарушил одно из предписаний, и не хочу умножать нарушения… Ты понимаешь, мы могли бы просто подарить вашей цивилизации свои технические достижения, и вы сочли бы это благом. Но я видел, как гибли целые миры только из-за того, что не утруждали себя собственной техникой. Заимствовали, выкрадывали… И гибли!

— Значит, мне нельзя…

— Нельзя, Чарли. Но ты можешь, если хочешь, постараться представить себе внутренности генератора, сообразить, как он работает…

— А вы не можете двигать ни руками, ни ногами, мистер Миртин. То есть, не сможете остановить меня, если я прямо тут, на ваших глазах, вскрою этот прибор?

— Ты совершенно прав, — хладнокровно ответил пришелец. — Я не смогу этому воспрепятствовать. Единственный, кому под силу остановить тебя — ты сам, Чарли.

В пещере воцарилась мертвая тишина. Мальчик поглаживал пальцами гладкую поверхность генератора, задумчиво глядя на звезды. Затем неохотно поставил механизм рядом с другими приборами.

— Хотите еще лепешек?

— Одну, пожалуйста.

Обычно Чарли подносил лепешку ко рту Миртина и тот, лежа на спине, откусывал от нее кусочки. Но на этот раз она выскользнула из пальцев мальчика, упала на грудь инопланетянина и скатилась на пол. Миртин, забыв на мгновение о своей болезни, попытался ее поймать и — шевельнул рукой!

— Эй! — завопил в восторге Чарли. — Вы подняли руку!

— Всего лишь на несколько дюймов.

— Но вы уже можете двигаться! Когда это началось?

— Так и должно было случиться. Я ждал этого с минуты на минуту.

— Но у вас же сломана спина!

— Позвоночный столб почти зажил, нервы регенерируются. Процесс протекает очень быстро.

— Даже слишком… Хотя… я же забыл, что вы не человек. Ваши искусственные человеческие внутренности лучше, чем наши, настоящие, правда? Ведь если бы спину сломал я, она не зажила бы?

— Только не таким образом.

— Думаю, не зажила бы совсем. А когда вы снова сможете ходить?

— Еще не скоро, мальчик.

— Вот здорово! Вы выздоровеете… — Настроение Чарли внезапно испортилось. — Да… Вы выздоровеете и вернетесь на Дирну…

— Только если меня спасут. Я не не могу просто так взмахнуть крыльями и улететь.

— Что же вы будете делать? Пускать ракеты?

— В моем костюме есть устройство для связи. Оно передаст сигнал, который услышит спасательная команда.

Но острый ум Чарли обмануть было не так-то просто.

— Если у вас есть такая штука, — прищурился он, — почему же вы до сих пор никого не вызвали?

— Коммуникатор срабатывает от прикосновения руки. Я был не в состоянии дотянуться до него…

— Но тогда… — Чарли сглотнул слюну, — я мог бы сделать это за вас, не так ли?

— Уже сделал, — улыбнулся Миртин.

— Что?

— Еще три дня назад, когда я разрешил тебе осмотреть свои приспособления. Но, видимо, коммуникатор поврежден, иначе меня давно бы нашли. То есть, в том случае, если вообще разыскивают…

— Вы ничего не говорили мне об этом.

— Ты не спрашивал.

— А вы сможете его починить?

— Не знаю. Для этого нужно владеть своим телом…

— Но, может быть, я смогу?

— И сразу появятся спасатели. Неужели ты хочешь, чтобы я так быстро покинул тебя?

— Нет, — признался Чарли. — Конечно, нет. Я был бы счастлив, если бы вы смогли остаться со мной навсегда, стать моим учителем и другом… Но вам же необходимо вернуться к своим, да? Чтобы получить медицинскую помощь и продолжить работу. Не так ли? А для этого нужно починить коммуникатор…

— Спасибо тебе, Чарли, — улыбнулся Миртин. — Звать на помощь пока рановато. Я еще не выздоровел настолько, чтобы выдержать ускорение. Так что у нас с тобой еще достаточно времени для бесед. Чуть позже, может быть, ты действительно сможешь помочь мне отремонтировать коммуникатор. Договорились?

— Договорились, — кивнул мальчик и вытащил из груды инструментов еще одно устройство. — А что это?

— Прибор для разрезания и копания. Он вырабатывает необычайно сильный световой луч, который в пределах своей досягаемости прожигает все, что угодно.

— Что-то вроде лазера?

— Это и есть лазер. Только намного более мощный, чем ваши, земные. Он с легкостью расплавит скалу.

— В самом деле?

— Хочешь попробовать? — догадался Миртин. — Что ж, давай. Возьми его за округленный конец… Это — рычажок управления. Дай-ка мне взглянуть, на какое расстояние он настроен. Так, три метра. Нормально. Теперь направь его на пол пещеры, только побереги ноги. Нажимай!

Луч вспыхнул в полумраке ослепительно ярко, заставив мальчика на мгновение зажмуриться и сразу выключить рассекатель. Открыв глаза, он увидел прорезанный в полу пещеры желоб шириной в пять дюймов и глубиной почти в треть метра.

— Ого! — уважительно вырвалось у него.

— Да, незаменимая штука.

— Даже… даже чтобы убить кого-нибудь?

— Если это нужно, — согласился Миртин. — Но на моей родной планете никто никого не убивает, малыш.

— И все же если потребуется… и следов никаких не останется… Быстро и чисто… Поверьте, меня мало интересует, что с его помощью можно убивать, я очень хочу знать, как он устроен! Расскажете? Ведь, наверное, этот прибор я открыть тоже не смогу…

Миртин кивнул, и тут же на него обрушилась лавина вопросов. Лазер привел мальчика в большее восхищение, чем генератор, поскольку с принципом работы последнего он уже был немного знаком, а земные лазеры не шли с этим ни в какое сравнение.

Почему он такой маленький?

Куда подводится световая энергия и подводится ли вообще?

Откуда берется луч?

Это химический лазер, газовый или еще какой-нибудь?

— Ни то, ни другое, ни третье, — ответил Миртин. Он изо всех сил старался объяснить попонятнее, но сам не был в достаточной мере знаком с устройством своих инструментов, чтобы выступать в роли лектора. — Его принцип действия основан на другом…

— На чем?

Миртин промолчал.

— Землянам не положено знать, да? Мы сами должны будем открыть это?

— В некотором роде, да, — ответил инопланетянин и закрыл глаза.

Мальчик понял намек.

— Я приду завтра, — пообещал он и растворился в ночной тьме.

Через некоторое время, открыв глаза, Миртин не увидел среди сложенных в углу инструментов лазера. Что ж, чего-то в таком роде он давно ожидал. На мгновение им овладела тревога.

Воспользуется ли мальчишка рассекателем как оружием? Вряд ли.

Покажет ли его кому-нибудь? Определенно нет.

Постарается вскрыть? Весьма вероятно.

Любопытный мальчик. Это хорошо. Возможно, этим он даже принесет какую-нибудь пользу своей планете…

В любом случае, Миртин никак не смог бы помешать Чарли играть с рассекателем.

Глава 14

Когда Ворнин понял, что влюблен в Кэтрин Мэйсон, это явилось для него серьезным потрясением. Чувство, которое он испытывал к этой женщине, было таким же сильным, как и чувство к Миртину и Глэйр.

Значит, это любовь.

Но возможно ли такое?

Имеет ли смысл?

Он, конечно, хотел вступить с ней в связь с самого начала. Но это было вовсе не одно и то же, что и любовь к ней. Ворнин был соблазнителем по своей натуре, такой была и его роль в сексуальной группе: хищник, агрессор, начинающий любовные утехи, воспламеняющий своим пылом остальных. Если временами он находил нужным выйти за пределы группы, ни Глэйр, ни Миртин не возражали. Да и почему они должны были возражать? Это не противоречило дирнанским обычаям. Но Ворнин никогда не рассматривал земных женщин как объект для приложения своих возможностей соблазнения. Как и всякий другой Наблюдатель, он относился к землянам как к чему-то неизмеримо далекому, почти нереальному.

Однако тело его было телом землянина, анатомически совершенным — во всяком случае, внешне. Оно исправно переваривало земную пищу, хотя некоторые продукты земной цивилизации не являлись удобоваримыми для дирнанцев, и их приходилось игнорировать, дабы избежать заболеваний — все же дирнанская сущность доминировала над инопланетной оболочкой. То же самое, как полагал Ворнин, относилось и к половым функциям этого синтетического организма. Во всяком случае, предаваясь любви на борту корабля, они делали это чисто по-дирнански, совершенно не пользуясь внешними половыми органами земного типа. Тем более, что каждый знал, что под оболочкой скрывается свое, родное, дирнанское, и за долгие годы они как бы перестали обращать внимание на внешность партнеров. Так как же можно было ожидать, что поддельное тело умеет испытывать подлинное желание к подлинной женщине-землянке???

А может, все дело в нем, в Ворнине, в его сущности? Может, его воспламеняет возможность обольщения как таковая? Раз под рукой нет дирнанцев…

Да, но возможно ли соблазнить земную женщину теми же методами, что и своих соплеменников?

Будет ли его нынешнее тело функционировать должным образом?

Сумеет ли он доставить ей наслаждение?

Получит ли удовольствие сам?

И какое оно будет?

Значит, это просто игра? Без всякого эмоционального содержания? Обольщение ради обольщения, стремление познать непознанные еще аспекты своего нынешнего состояния?

Нет, нет и нет. Каким-то совершенно непостижимым образом в их отношения вкрался нежеланный, неожиданный, волнующий эмоциональный элемент. Началось это где-то в начале второй недели его пребывания в доме, в тот самый день, когда Кэтрин посетила церковь культа Контакта, и он осознал, что ей известно его инопланетное происхождение. Собственно, ничего удивительного в этом не было — образованная женщина, медик. Но до того дня она не подавала виду, не задавала никаких вопросов — не пыталась воспользоваться своим знанием. Она просто знала, и он узнал о том, что она знает, и оба они переступили некий барьер, который разделял их прежде.

И все же Кэтрин оставалась равнодушной, продолжала спать в другой комнате. Хотя он чувствовал, что вид его обнаженного тела вызывает у нее вожделение. Понимал, что она желает его и одновременно боится своего собственного вожделения, сознательно обрекая себя на душевные и телесные муки.

В самый первый день, предложив Кэтрин разделить с ним ложе, он испытывал острую боль. И не только в израненном теле. Боль потери… Потери Глэйр и, возможно, Миртина. Он так хотел тепла, так хотел близости и участия… Она отказалась, но взяла его за руку, и это тоже оказалось приятным. Однако потом ему захотелось большего, но непостижимая земная женщина воздвигла между ними барьер.

Кроме всего прочего, им двигало простое любопытство. Прирожденному обольстителю с планеты Дирна захотелось узнать побольше о местных сексуальных обычаях, так как, несмотря на десятилетнее наблюдение, в знаниях его, как выяснилось, имели место колоссальные пробелы.

Ее супруг погиб. Муж. Она могла иметь только одного супруга в какое-то определенное время, всегда противоположного пола. Такая социально принятая сексуальная группа называлась у них «семьей». Теперь группа распалась, и Кэтрин стала «вдовой». Существуют ли обычаи, по которым вдовы должны блюсти целомудрие в течение определенного периода? Если да, то как долго? А может, все дело в ребенке? Может, при нем нельзя вступать в половую связь? Или же ей должны предшествовать какие-либо религиозные обряды?

К сожалению, ответов на эти вопросы Ворнин не знал. В глубине души он подозревал, что Кэтрин вольна отдаться ему в любой момент, когда ей заблагорассудится, но не может пока что заставить себя совершить это.

Он знал, что когда-то она принадлежала к общественной касте медицинских сестер, где молодым женщинам разрешалось лицезреть больных мужчин в любом виде, включая обнаженный. Поэтому он предположил, что ее реакция на его тело продиктована отнюдь не нарушением племенных табу.

Свое тело она от него прятала. Только однажды ему удалось увидеть обнаженную Кэтрин, да и то случайно — она принимала ванну, когда внезапно расплакался спящий ребенок, и метнулась по коридору в детскую, не накинув на влажное тело даже полотенца. Ворнин видел ее только мельком, в проеме своей открытой двери. Тело настоящей женщины весьма отличалось от тела Глэйр, которое было сконструировано по ее желанию в соответствии с максимальной сексуальной привлекательностью, как ее понимают в Северной Америке.

Кэтрин, зависящая только от собственной генетической наследственности, значительно уступала Глэйр в совершенстве форм. Она была выше, с длинными худыми ногами, плоскими ягодицами и маленькой грудью. Тело ее, казалось, было предназначено для работы, требующей быстроты и силы, а не для услады.

Однако Ворнин ничего против этого не имел. Критерии, на основании которых проектировала свое тело Глэйр, вовсе не были его критериями. Собственно, форма землян была настолько чуждой дирнанцам, что у них вообще не могло быть никаких критериев, и для Ворнина Кэтрин была столь же прекрасна, как и Глэйр. И даже более прекрасной, поскольку была подлинной, настоящей!

То есть, Ворнину хотелось, чтобы она не была столь стыдливой по отношению к своему телу, пришла в какой-нибудь из вечеров в его комнату абсолютно голой и отдалась ему.

Разумеется, это произошло. Но совсем не так, как он планировал. Без всяких уловок с его стороны, на которые он был такой мастак.

Сломанная нога срасталась быстро, и однажды, когда Кэтрин ушла спать, ему пришло в голову опробовать ее — рано или поздно ему придется подняться на ноги и самому отправиться на поиски спасателей, поскольку на сломанный коммуникатор надеяться нечего. Приняв такое решение, он отбросил одеяло и перекинул ноги по одну сторону кровати. Потом приподнялся. Ощутив внезапный приступ головокружения, глубоко вздохнул и вцепился руками в матрац, чтобы не упасть.

Затем осторожно спустил пятки на пол и некоторое время просидел неподвижно, мысленно представляя себе, как хрустнет сломанная нога при первой же попытке опереться на нее. А искусственное внешнее тело связывалось с дирнанской сущностью прочными нервными цепями, и он уже имел возможность убедиться в том, что при повреждении искусственной оболочки испытывает вполне реальную боль.

Может, подождать еще пару дней?

Нет.

Опираясь на столик возле кровати, Ворнин начал медленно выпрямляться. Спокойно, спокойно. Как там нога? Держит? Да!

Мгновением позже комната в бешеном вихре завертелась перед глазами. Тело, казалось, распалось на части. Ворнин громко вскрикнул и сделал отчаянный шаг вперед здоровой ногой, затем робкий, скользящий — больной. Он стоял посреди комнаты, держась за спинку кресла, испуганный, дрожащий. Ему казалось, что пол вот-вот развернется и поглотит его. Но нога выдержала!

— Что вы делаете?

В дверях стояла Кэтрин. На ней была только тонкая ночная сорочка, сквозь которую просвечивало тело. Лицо выражало крайнюю степень возмущения.

— Я… пробую ногу…

Попытавшись сделать шаг к кровати, он покачнулся, и Кэтрин бросилась к нему, чтобы поддержать. Силы оставили его, он навалился на нее всем телом, но ей удалось удержать его на ногах ровно столько, сколько им понадобилось, чтобы, спотыкаясь, сделать три шага и опрокинуться на кровать.

Вместе!

Он был обнажен, ее прикрывала только тонкая ткань короткой сорочки. Кэтрин оказалась сверху, она смеялась и тяжело дышала. Скорее случайно, чем по чьей-либо воле, губы их соприкоснулись и он почувствовал мгновенно вспыхнувший в ней жар, понял, что желанный момент наконец наступил.

Но как же все-таки заниматься любовью с землянкой? Где находятся ее центры возбуждения?

Ветеран тысяч любовных сражений волновался, как новичок в любви. Его руки скользили по ее телу.

Куда?

И что?

Локти, плечи, колени…

Она сорвала с себя сорочку, ее обнаженное тело обожгло его, прохладное, и оно не оставило этот порыв без ответа, разрешив самостоятельно давно тревожившую Ворнина проблему…

А потом она плакала и целовала его кожу на плечах…

И, только окончательно успокоившись, принялась выговаривать за то, что он встал с постели.

— Это еще опасно!

— Я испытывал ногу.

— Еще несколько недель…

— Вот в этом я не уверен. Кость уже срослась. У меня просто закружилась голова.

— Ты так быстро выздоровел?

— Да.

— Но сломанная нога…

— Человеческая, ты хотела сказать?

— А ты не…

— Нет.

— Скажи это!

— Я — не человек, Кэтрин.

— Я давно ждала…

— Я тоже. И если бы не попытался встать, ты не вошла бы и не подхватила бы меня, и мы бы не…

— Замолчи.

— Я рад, Кэтрин. И совсем не раскаиваюсь в том, что мы сделали.

— И я. Только… я боюсь, Ворнин.

— Чего?

— Не знаю. — Она взяла его руку и положила себе на грудь. — То, что мы… если ты не человек, то как же… Как же мы смогли?

— Те, кто сделал для меня тело, знали, что они делают.

— Твое тело… сделано?

— Мое внешнее тело сделано для маскировки. Внутри оно совершенно другое.

— Я пропала! Скажи мне…

— Позже, — мягко оборвал ее Ворнин. — У нас еще много времени впереди. Не сейчас.

— Я испытываю такое странное чувство… Будто переплыла реку и оказалась в неведомой земле…

— Тебе нравится это чувство?

— Думаю, что да.

— Тогда зачем беспокоиться?

Кэтрин рассмеялась и обняла его крепче.

— У тебя все еще кружится голова?

— Да, но уже по другой причине.

— А нога? С ней ничего ни случилось, пока ты стоял на ней?

— Ничего.

— А когда мы…

— Тоже ничего.

Впервые за много-много дней он почувствовал себя спокойно. Женщина, лежащая рядом, подарила ему неизведанное до сих пор наслаждение, помогла получить ответы на большинство вопросов в отношении тела, которым он располагал. Оно оказалось наделенным всеми необходимыми рефлексами, могло испытывать удовольствие, и это показалось ему самым замечательным свойством. А еще более замечательной оказалась новость, насколько страстной стала Кэтрин, стоило ей только позволить себе выказать свои чувства.

Они почти не спали в ту ночь, Ворнин постигал искусство любви землян, а его партнерша оказалась неплохой учительницей. Уже под утро, тесно прижавшись к нему разгоряченным телом, она сонно прошептала: «Я люблю тебя… люблю…»

Возможно, это тоже было частью ритуала. Интересно, он должен ответить теми же словами?

Немного подумав, Ворнин решил все же воздержаться. Как от существа с другой планеты, от него вовсе не требовалось четкого соблюдения местных ритуалов. И он мог бы показаться неискренним, если бы попытался. Удачливый обольститель, это он познал еще в юные годы, всегда должен быть искренним. Но только когда эта искренность ценится.

Все следующие ночи Кэтрин проводила в его постели, и ночи эти были по-настоящему жаркими. А днем заново учила его ходить. Даже раздобыла где-то для этой цели палку. Он же предпочитал опираться на ее руку.

Превозмогая головокружение, Ворнин день за днем укреплял мускулы и понемногу двигался все увереннее и увереннее. Он уже почти не хромал. Кэтрин дала ему халат — по-видимому, чтобы он пристойно выглядел перед ребенком. Сама она больше не связывала себя какими-либо ограничениями и расцветала с каждым днем. Он все чаще слышал от нее слова любви и воспринимал их поначалу довольно рассеянно, как часть какой-то ритуальной игры, но со временем обнаружил, что и сам непроизвольно пересек какую-то невидимую черту, и то, что было сначала забавой, переросло в эмоциональный союз. Осознание этого пришло к нему в тот момент, когда он задумался о перспективе скорого возвращения к своим. Но одновременно откуда-то изнутри поднялась острая боль — это означало потерять Кэтрин, а сама мысль о разлуке привела его в уныние. Ему не хотелось расставаться с ней.

Как же такое могло случиться?

Это было немыслимым. Биологически они не имели ничего общего, он лег в постель с ней, чтобы выяснить, возможно ли это вообще. Все эти физические проявления любви и перешептывания в ночи — неужели же они смогли создать эмоциональную связь между дирнанцем и землянкой. Найдется немало дирнанцев, которые расценят их отношения как извращение, будут возмущены и оскорблены.

Влюбиться? В землянку???

Ворнин чувствовал себя совершенно беспомощным перед этим неоспоримым фактом.

Договор, конечно, не запрещал половых связей между Наблюдателями и наблюдаемыми, ибо заключающие его даже не рассматривали возможность их возникновения. Поэтому Ворнина несколько утешала мысль, что ничего противозаконного он, собственно говоря, не совершил.

Вскоре ему придется оставить эту планету.

Но что же тогда будет с этой женщиной?

А с ним самим?

Глава 15

Спасательный отряд состоял из шести дирнанцев, разбитых на две группы по трое. Каждая группа составляла завершенную сексуальную ячейку, из двух особей женского пола и одной мужского в первом случае, и из двух особей мужского и одной женского — во втором. Они высадились в Нью-Мексико на второй день после взрыва и начали прочесывание штата в поисках экипажа погибшего корабля. Задача эта существенно облегчилась бы, располагай они сигналами коммуникаторов, но в данном случае им приходилось опираться только на теорию вероятности плюс один чрезвычайно искаженный сигнал. Компьютеры, взвесив все возможности, пришли к заключению, что все трое должны находиться где-то в центральной части штата: один — в окрестностях Альбукерка, другой — ближе к Санта-Фе, а третий — к западу от линии, соединяющей двух первых. Вероятностный район ведения поисков был рассчитан с ошибкой в плюс-минус тридцать километров, что, естественно, не вселяло в спасателей особой бодрости.

Группа Фарнилла имела перед другой некоторое преимущество — следуя с севера, они шли на неясный сигнал поврежденного коммуникатора, то есть имели хоть какую-то путеводную нить. Сигнал свидетельствовал о том, что один из дирнанцев определенно приземлился в нескольких километрах от Рио-Гранде, неподалеку от южной окраины Санта-Фе, и что он при этом выжил, так как коммуникатор нужно было перезаряжать при каждом выходе на связь.

Командный пункт дирнанцы устроили в мотеле на окраине Санта-Фе и, прежде всего, произвели наладку своих портативных детекторов в надежде очистить принимаемый сигнал от помех и проследить его происхождение, сузив спектр. Первые подсчеты показали, что пропавший Наблюдатель должен находиться в окрестностях поселка Кохити, но проверка опровергла это предположение, а радикальная коррекция вычислений поместила район нахождения Наблюдателя по ту сторону Рио-Гранде, поблизости от развалин поселка Пакос. Но поездка туда оказалась безрезультатной, а последовавшая за ней проверка выявила допущенную ошибку — сигнал поступал с западного берега реки.

Поиск продолжался.

Вторая группа, начинающая с Альбукерка, не располагала ничем, кроме заверений компьютеров. Приборы продолжали хранить молчание. Поэтому пришлось прибегнуть к другим методам — осторожным расспросам, изучению донесений полиции и военных, помещению в газетах хитроумно составленных объявлений. Но все было тщетно.

Эту группу возглавлял Сартак. Одна из его партнерш была намного старше его, другая — совсем молоденькая. Это была ее первая вахта в качестве Наблюдателя и первая в жизни сексуальная группа. Звали их Тув и Линор. Вид у Линор был весьма невинный, и это позволяло ей без особой боязни задавать любые вопросы. Именно ее Сартак откомандировал в отделение культа Контакта в Альбукерке, хотя, как и все дирнанцы, глубоко презирал циничную пустоту организации Фредерика Сторма. Но существовала определенная вероятность, что кто-либо из местных жителей, обнаружив раненого инопланетянина, предпочтет сообщить об этом служителям Культа, а не представителям властей. Такой возможностью пренебречь было нельзя.

Он занимался переналадкой одного из детекторов, когда раздался звонок.

— Я только что вышла из здания культа, — тяжело дыша, сообщила Линор.

— Им ничего не известно. Но… Сартак, мы должны срочно что-то предпринять!

— Что случилось?

— Краназойский шпион!

— Что?

— Он тоже был здесь. Назвался Дэвидом Бриджером. Толстый, противный! Тоже разыскивает спасшихся.

— Каким образом тебе удалось это узнать?

— Я подслушала. Не думаю, чтобы он меня заметил. Это шпион, Сартак! Я уверена!

Итак, противник. Только этого не хватало! И без него дела идут премерзко! Сартак скривился.

— Ты знаешь, где он остановился?

— В мотеле неподалеку от нашего. Название… я записала его…

— Быстрее!

Линор прочла название. Сартак сделал себе пометку.

— Досадно, но ничего не поделаешь. Отправляйся в его мотель и пусть он тебя подцепит. Придуривайся, как ты это обычно делаешь. Вряд ли он потащит тебя в постель, но даже если это произойдет — не противься. Выясни все, что ему известно. Он, возможно, уже располагает полезной для нас информацией.

— А что, если он меня рассекретит?

— Не бойся. У краназойцев чутье гораздо хуже, чем у нас. Да и с землянами он не настолько знаком, чтобы обнаружить обман.

— Но если все же…

— У тебя есть граната, Линор. Мы здесь действуем согласно договору, а он — нет. Поэтому, если появится реальная опасность, ты его убьешь.

— Мне? Убить его???

— Убить! — повторил Сартак умышленно резко. — Знаю, знаю, все мы здесь — цивилизованные существа. Но мы — спасатели, а он нам — помеха! Гранату в его жирный живот, и пусть он горит ярким пламенем. Понятно? Но учти — это можно сделать в самом крайнем случае.

— Ясно, — выдавила из себя наконец девушка.

Глава 16

Чарли не снимал дирнанский лазер с пояса даже ночью. Прикосновение холодного металла к коже придавало ему уверенность. Выпущенная поверх штанов рубаха не оттопыривалась, никому и в голову не могло прийти, что маленький Чарли Эстанция владеет смертоносным оружием, созданным на другой планете. Но чувство вины не покидало его ни на минуту. Он надеялся, что человек со звезд простит ему эту кражу, но полной уверенности в этом не было.

Самым худшим было то, что сейчас улизнуть из поселка было невозможно ввиду начавшихся плясок Огня. Все должны были быть на виду — община отбирала новых кандидатов, которых уводили в кива, чтобы прочесть над ними полузабытые молитвы, а затем они снова должны были появиться на улице, чтобы принять участие в танцах Огня. Шансы Чарли на посвящение были минимальными, поскольку он считался смутьяном, но если это все же произойдет, а его не найдут, то тогда начнутся по-настоящему серьезные неприятности.

Он не предупредил инопланетянина о начинающихся плясках — просто просчитался на один день. И теперь Миртин лежит в своей темной пещере и наверняка думает, что мальчишка-индеец, украв лазер, бросил его на произвол судьбы. Сожалеет, наверное, что был с ним настолько откровенным, казнит себя…

Чарли с жалким видом шатался по поселку, не теряя надежды незаметно удрать. Деревня была переполнена туристами. Повсюду сновали фотографы, толстые белые женщины и их изнывающие от скуки мужья. Они проникли бы даже в кива, если бы поселковый староста не поставил у входа несколько мускулистых парней.

Так прошли два дня. За это время Чарли успел несколько раз проверить лазер в действии: разрезал пополам толстое бревно, превратил в расплавленное месиво верхушку скалы около деревни и выкопал канаву метра в три длиной. При этом он несколько раз ошибался, неправильно прицелившись или накрыв слишком большую площадь, но довольно быстро овладел искусством обращения с дирнанским рассекателем. И почувствовал себя почти героем. Ему захотелось полететь на Дирну и поучиться в тамошней школе.

За два дня посвящения удостоились двое: Томас Агирра, большой остолоп, и Марк Гачупин, редкий дурак. Обычно за год выбирали только трех новых членов братства.

А что, если сейчас придут за ним? Не разразится ли он хохотом прямо посреди священного обряда? Или рассмеется еще раньше, как только его назовут индейским именем «Тсивайвонуи» — именем, которым он никогда не пользовался? Кое-кто из стариков пытался еще называть юношей только их индейскими именами, но молодежь упорно игнорировала это, откликаясь только на христианские.

Но никто, разумеется, за Чарли Эстанцией не пришел. Кому он нужен? Утром третьего дня выбрали Хосе Галвэна, и он понял, что, во-первых, оставлен в безопасности до следующего года и, во-вторых, может теперь бежать в пустыню, чтобы накормить Миртина, извиниться перед ним за опоздание и, может быть, вернуть лазер.

Только на полпути к пещере Чарли обнаружил, что за ним кто-то следит. Сначала он услышал за спиной шелест сухой травы. Это мог быть кто угодно, от зайца до дикой кошки. Еще через десять шагов ему показалось, что он услышал сдавленный кашель. Зайцы не кашляют. Чарли резко обернулся и увидел в десятке метров позади длинный тощий силуэт Марти Макино.

— Привет, — как ни в чем ни бывало, поздоровался Марти, выплюнув сигарету и тут же вставив в рот новую. — Куда это ты направляешься?

— Так, гуляю.

— В одиночку? Зимой?

— А какое тебе дело? — резко спросил Чарли, стараясь не выдать охватившего его страха.

Почему Марти следит за ним? А может, ему уже известно об обитателе пещеры? Если это так, то Миртину несдобровать!

— Возьми меня с собой, — невинно попросил Макино.

— Я просто гуляю…

— Хе-хе, парень, я давненько наблюдаю за тобой. Что-то ты начал гулять каждый вечер. Да все в одном направлении, и не с пустыми руками. Кстати, что это у тебя в пакете?

— Н-ничего.

— Да ну? Дай-ка я посмотрю.

И Марти сделал несколько шагов вперед. Чарли попятился, крепко вцепившись в завернутые лепешки.

— Оставь меня в покое, Марти.

— Я хочу знать, что происходит!

— Пожалуйста…

— Ты прячешь здесь кого-то, да? Может быть, сбежавшего преступника, за которого наверняка обещана награда? И вместо того, чтобы получить ее, ты носишь ему пищу! Неужели ты такой дурак, Чарли?

Он продолжал медленно приближаться, а мальчик — пятиться.

— О чем ты? — упрямо гнул свою линию Чарли. — Не понимаю…

Видимо, Макино надоело ломать комедию, и через секунду он уже возвышался над мальчиком, как скала, сжимая сильными пальцами его худое предплечье.

— Я слежу за тобой с той самой ночи, когда ты наткнулся на нас с Марией. Как только темнеет, ты берешь из тайника флягу и пакет и отправляешься в пустыню. Значит, там у тебя завелся друг. На этот раз ты возьмешь с собой меня, иначе вам обоим придется горько пожалеть о том, что вы вообще встретились!

— Марти…

— Ты возьмешь меня с собой!

— Отпусти…

Железные пальцы Макино еще сильнее сдавили руку мальчика. Чарли сморщился от боли, отчаянно рванулся…

— Стой!

Чарли и сам понимал, что не убежит далеко, и остановился, повернувшись лицом к догоняющему Макино.

Оставалось последнее средство…

— Что это за дрянь у тебя? — требовательно поинтересовался Марти, заметив нацеленное ему в грудь слабое подобие пистолета.

— Смертельный л-луч. — Голос мальчика дрожал. — Если я включу его, в твоем теле получится большая дырка!

— Ха-ха-ха!

— Я серьезно.

— Вот теперь я вижу, парень, что ты окончательно спятил, — грубо расхохотался Марти, однако остановился.

— Возвращайся в поселок. Или я убью тебя, честное слово!

Сердце Чарли учащенно билось. В это мгновение он поверил, что действительно может сжечь Макино. Какое это будет удовольствие! И не останется никаких следов!

— Бросай игрушку, парень, — с угрозой произнес Марти.

— Это не игрушка. Не веришь? Может, для начала прожечь дырку в твоей левой руке?

Взбешенный Марти напрягся для прыжка. Чарли отступил на шаг и включил лазер. В темноте ослепительно блеснул тонкий луч, и высохшее дерево в нескольких метрах от Макино исчезло, оставив после себя дымящуюся воронку в метр шириной.

— Игрушка, да? — яростно заорал Чарли. — Игрушка? Сейчас я отрежу тебе ноги!

— Что это, черт тебя… — крестился дрожащей рукой Марти.

— А ну-ка дуй отсюда!

Слепящий луч ударил в землю у самых ботинок Макино. Тот не стал дожидаться продолжения демонстрации. Позеленев лицом, он стремглав кинулся наутек. Чарли никогда не видел, чтобы кто-нибудь так быстро бегал. Все дальше и дальше, вниз по оврагу, вот он уже на той стороне, а вот уже возле подстанции…

Выкрикнув последнее проклятье, Чарли понял, что от напряжения едва держится на ногах, и на несколько секунд опустился на колени. Его била дрожь. Он знал, что был близок к убийству, и сейчас это его отнюдь не радовало.

Через несколько минут, больно прикусив губу, Чарли уже мчался к пещере. Он сознавал, насколько опасно инопланетянину оставаться на прежнем месте. Оправившись от испуга, Макино рано или поздно приведет к нему правительственных ищеек.

Но пещера оказалась пустой…

Миртин исчез. Исчез со всем, что у него было — скафандром, набором инструментов. Что же произошло? Он не мог просто так взять и уйти! Значит…

И тут Чарли увидел на полу записку.

Это было похоже на листок желтоватой бумаги — какое-то вещество вроде пластика. Тот, кто написал ее, или не вполне владел рукой, или просто не знал в достаточной мере английского:

«Чарли, мои друзья наконец-то нашли меня и забрали с собой. Жаль, что мы не успели с тобой попрощаться. Спасибо тебе за все. То, что ты у меня позаимствовал, я тебе дарю. Храни мой подарок, учись, но никому не показывай его. Обещаешь?

Старайся смотреть на мир широко открытыми глазами, познавай его и помни, что впереди тебя ждет замечательная жизнь. Нужно только стремиться и дерзать. Скоро люди достигнут звезд. Хочется думать, что ты будешь среди первопроходцев, и мы рано или поздно встретимся.

До встречи, дорогой. Миртин.»

Чарли осторожно сложил записку и спрятал под рубахой, рядом с лазером.

— Я рад, что твои друзья наконец-то нашли тебя, Миртин, — шепотом сказал он, обращаясь ко звездам, и упал на пол пещеры, горько плача.

Никогда больше Чарли Эстанция не будет плакать так, как сейчас…

Глава 17

— За нами ведут наблюдение две инопланетные расы, — констатировал Том Фолкнер. — Что ж, весьма почетно.

— И друг за другом, — заметила Глэйр. Она стояла у зашторенного окна, бесстыдно нагая, балансируя на двух палках. Сделала шаг, другой. — Ну как, у меня получается?

— Великолепно! Ты в отличной форме.

— Я не спрашиваю о своей форме. Я спрашиваю, как я хожу.

— Я же сказал — великолепно, — рассмеялся Фолкнер, повернув ее к себе лицом и нежно погладив упругую грудь. — Я мог бы почти поверить в то, что все это настоящее… Я люблю тебя!

— Я — бросающая в дрожь тварь с далекой планеты, прилетевшая сюда в летающем блюдце.

— И все равно я тебя люблю!

— Ты безумец!

— Весьма вероятно, — самодовольно произнес Фолкнер. — Но пусть это тебя не тревожит. А ты? Ты любишь меня?

— Да, — прошептала Глэйр, подняв к нему бледное лицо.

Самое странное во всем этом то, что она была в этом уверена. Началось все с жалости к человеку, запутавшемуся в сетях собственной психики, с чувства благодарности к землянину, приютившему и выходившему ее. Он казался таким одиноким, таким беспокойным, таким смущенным, что ей хотелось хоть что-нибудь сделать для него. Немного тепла — вот что, казалось бы, нужно ему, а именно это и было главным талантом Глэйр. Жалость и благодарность никогда не были прочной основой любви, она это понимала и не ожидала, что из этих чувств разовьется нечто, так глубоко связавшее их.

Он все дольше и дольше продлевал свой отпуск по болезни, чтобы ни на минуту не разлучаться с ней. И ее саму незаметно охватило чувство подлинной привязанности к этому землянину.

Несмотря на все горести, которые выпали на его долю, он обладал сильной волей. Пьянство, отчаянные приступы жалости к самому себе, умышленное создание искусственных трудностей — все это было следствием, а не причиной. Стоило все перевернуть с ног на голову, а так оно и случилось, как в результате возник здоровый, счастливый, цельный человек, и с этого момента он перестал быть для нее сломанной вещью, нуждающейся в ремонте. Она начала расценивать его как равную личность.

Разумеется, ничто во Вселенной не является постоянным. Ей по земным меркам было уже сто лет, когда он родился, и она должна прожить еще несколько сотен лет после его смерти. Землянин средних лет, по сути, был безгрешным ребенком рядом с самым невинным из дирнанцев, а Глэйр была далеко не невинной. И, значит, их физическое единение было нереальным. Она, конечно, испытывала удовольствие в его объятиях, но главным образом за счет того, что доставляла наслаждение ему, сопровождающееся слабой, малозначительной пульсацией ее собственной внешней нервной системы. То, чем они занимались в постели, казалось ей забавным, но это ни в коей мере не было тем сексом, который имел бы для нее значение как для дирнанки. Она, естественно, вела себя так, чтобы он не мог ни о чем догадаться. У нее было немало знакомых женщин, которые таким образом забавлялись с домашними животными.

И все же, несмотря на свое преимущество в возрасте и зрелости, несмотря на несходство природы, на все остальное, что их разделяло, Глэйр испытывала к Фолкнеру теплую, настоящую привязанность. Это поначалу удивляло ее, но потом она привыкла, только предстоящее расставание вызывало в ней некоторое беспокойство.

— Пройдись еще раз по комнате и сядь. Не перенапрягайся.

Глэйр кивнула. Это было трудно. Где-то на полпути на нее накатила волна слабости, но она нашла в себе силы добрести до кровати и опрокинулась на нее навзничь, бросив палки на пол.

— Ну как?

— Все лучше и лучше.

Он сделал ей массаж лодыжек и икр. Она перекатилась на спину, расслабилась. Шрамы и синяки, которые обезображивали ее лицо в течение нескольких первых дней, исчезли. Она снова была лучезарно прекрасной, и это ей нравилось. Фолкнер как-то особенно целомудренно гладил ее тело, совсем не так, как это делают в качестве прелюдии любви.

— Две расы наблюдателей? — переспросил он. — Расскажи подробней.

— Я уже и так рассказала слишком много.

— Да. Дирнанцы и краназойцы. Кто из вас добрался до нас первым?

— Никто не знает, — ответила Глэйр. Каждая из сторон утверждает, что именно ее разведчики первыми обнаружили Землю. Но это произошло так много тысяч лет назад, что теперь и не разобраться. Мне кажется, что мы все-таки появились здесь первыми, а краназойцы просто вторглись в чужие владения. Но, может быть, я просто верю нашей собственной пропаганде.

— Значит, летающие блюдца патрулируют Землю еще со времен кроманьонцев, — задумчиво проговорил Фолкнер. — Видимо, это объясняет и то колесо, которое виделось Иезекилю, и многое другое. Но почему только последние 30–40 лет мы стали регулярно замечать Наблюдателей?

— Потому что теперь нас гораздо больше. До вашего 19-го столетия на околоземных орбитах патрулировало только по одному кораблю с каждой стороны. По мере развития вашей техники нам пришлось увеличить количество Наблюдателей. К 1900 году каждая из сторон уже имела по пять кораблей. После изобретения вами радио добавилось еще несколько, чтобы записывать передачи. Затем появилась атомная энергия, и мы поняли, что Земля вступает в новую эпоху своего развития. Думаю, в 1947 здесь уже дежурило около шестидесяти наших разведчиков.

— А краназойцы?

— О, они всегда старались не отставать от нас. Так же, впрочем, как и мы от них. Ни одна из сторон не может допустить, чтобы другая опередила ее хоть на дюйм.

— Значит, обоюдная экспансия количества Наблюдателей?

— Точно, — усмехнулась Глэйр. — Мы добавляем одного — они тут же выставляют своего. По нескольку каждый год, пока нас не стало…

Она умолкла.

— Можешь сказать. Я и так уже слишком многое знаю.

— Сотни. Сотни кораблей с каждой стороны. Точных цифр я не знаю, но не меньше тысячи. Это оправданно. Вы, люди, стали шагать слишком быстро. И ничего нет удивительного, что появляется все больше сообщений об атмосферных объектах. В ваших небесах стало слишком тесно, а системы обнаружения становятся все более совершенными. Я удивляюсь вам, Том. Неужели же вы искренне верили, что ИАО занимается ерундой?

— Я пытался отмахнуться от этих мыслей. Но теперь…

— Да, — улыбнулась Глэйр.

— Как долго вы еще намерены следить за нами?

— Мы не знаем. Честно говоря, не знаем даже, как с вами поступить. Ваша раса — уникальное явление в галактической истории. Вы одни из первых, кто научился летать в космос, не обуздывая присущий вам воинственный инстинкт. То есть, история не знает другой столь незрелой расы, которая бы строила космические корабли, создавала ядерное оружие — обычно этическая зрелость наступает за несколько тысяч лет до технологической. Однако у вас этого почему-то не произошло.

— То есть, мы для вас — стайка расшалившихся детишек, — краснея, спросил Фолкнер.

— Боюсь, что это так, — постаралась ответить Глэйр как можно мягче. — Прелестных детишек. Некоторые из вас…

Он не обратил внимания на ее последние слова.

— Значит, вы следите за нами, имея каждый свою галактическую сферу влияния, и каждый с удовольствием бы втянул нас именно в свою сферу, но пока что не решаетесь на такой шаг. То есть любая из сторон боится, что другой каким-то образом удастся поладить с нами. Следовательно, следите скорее не за нами, а друг за другом.

— И то, и другое. У нас есть договор в отношении Земли. Соглашение. Ни дирнанцы, ни краназойцы не должны входить в контакт с землянами. И соглашение это должно строго соблюдаться. Мы ждем, пока вы не достигнете такой степени развития, которая была бы минимально необходимой для приобщения к межзвездной цивилизации. Когда это произойдет, на вашу планету начнут высаживаться посланники, предлагая помощь своих правительств.

— А если мы никогда не достигнем надлежащего уровня зрелости?

— Мы будем ждать.

— А если мы уничтожим сами себя?

— На этот вопрос нетрудно ответить. Ошеломит ли вас, Том, когда я скажу, что мы будем счастливы, если вы действительно уничтожите себя? Ваша цивилизация слишком могущественна и, вырвавшись на галактические просторы, способна нарушить существующее тысячи лет равновесие между Дирной и Краназоем. Если говорить честно, мы побаиваемся вас.

— Но если все обстоит именно так, то почему бы вам не высадить на нашу планету диверсантов, чтобы спровоцировать ядерную войну?

— Потому что мы — цивилизованные расы! — гордо вскинула голову Глэйр.

— И, тем не менее, вы нарушили соглашение, высадившись на Землю.

— Это был несчастный случай. Заверяю вас, Том, у нас и в мыслях не было ничего подобного.

— А затем, признавшись мне…

— Нет, — покачала она головой. — Это было необходимо, чтобы остаться в живых. И, кроме того, мне предпочтительно тайно находиться здесь, чем подвергнуться проверке в каком-либо из ваших государственных госпиталей.

— Но я теперь обо всем знаю! О галактической холодной войне, о Краназое… Что остановит меня, если я захочу составить полный отчет и направить его в ИАО?

Глаза ее сверкнули.

— И чего ты этим добьешься? Разве ваше ИАО не проверяло прежде заявлений, что кто-то летал на инопланетном корабле? Какие выводы вы делали? Напомнить? Что заявитель — идиот!

— Но если заявление исходит от служащего ИАО…

— Да подумай, Том! Разве не поступали сообщения от лиц, репутация которых была вне подозрения? Не располагая конкретными фактами…

— Что ж, пусть так. Но к своему донесению я мог бы приложить тебя. «Вот дирнанка. Расспросите-ка ее о Наблюдателях, краназойцах. Сделайте ей рентген, вскрытие, черт возьми! Посмотрите, что у нее под кожей!»

— Да, — призналась Глэйр, — такое допустимо. С одной оговоркой — вы этого не сделаете. По сути, не можете сделать.

— Не смогу, — признался тихо Фолкнер. — Если бы смог, то сделал бы в самом начале. Не стал бы везти тебя к себе домой.

— Поэтому я и доверилась тебе, Том, — улыбнулась Глэйр. — Открыла тебе наши тайны… Ты ведь не предашь меня, правда, Том? И когда меня заберут, тоже будешь молчать. Все равно ведь тебе никто не поверит. — Она положила его большие ладони себе на грудь. — Разве я не права, том?

Он опустил голову.

— Как скоро?

— Мои ноги уже почти зажили…

— И куда же ты пойдешь?

— Спасатели, должно быть, давно ищут меня. Я попытаюсь выйти на них. Или найти членов моей, — она запнулась, — сексуальной группы.

— Значит, тебе не хочется остаться?

— Навсегда?

— Да. Остаться жить со мной.

— Мне бы очень хотелось этого, Том. Но ничего не получится. Я не принадлежу к твоей расе…

— Ты нужна мне, Глэйр. Я ведь люблю тебя!

— Я знаю это, Том. Но сам подумай, что произойдет, когда ты состаришься, а я — нет?

— Ты не будешь стареть?

— Лет через пятьдесят я буду выглядеть так же, как сейчас.

— А я буду уже мертвецом, — прошептал он.

— Теперь ты понимаешь, Том? У меня ведь есть родные, друзья…

— Твои супруги, не так ли? Ты права, Глэйр, — с горечью произнес Фолкнер. — Я не должен тешить себя мыслью, что счастье может продлиться вечно. Мне следует прервать свой отпуск по болезни и вернуться в ИАО. И нужно начать прощание с тобой. — Он судорожно обхватил ее тело. — Глэйр!

Она ласково погладила его курчавые волосы.

— Мне не хочется прощаться с тобой, — горячо шептал он. — Я не хочу уступать тебя никому, никому…

Глэйр почувствовала, как по его телу пробежала дрожь отчаяния, и ответила единственно доступным для нее способом, стараясь облегчить эту боль.

И, пока это происходило, думала о Ворнине и Миртине. Живы ли они? Думала, что пора покинуть этот дом и начать поиски. Думала о Дирне. Думала о взорвавшемся корабле, о маленьком садике на его борту и галерее произведений искусства Дирны.

Затем обхватила руками широкую спину Тома Фолкнера и попыталась выбросить из головы ностальгические мысли. На мгновение, по крайней мере, ей это удалось.

Но только на мгновение.

Глава 18

«Немного ума и упорства — вот, что для всего этого нужно. Разве так уж трудно выследить нескольких дирнанцев? Надо держать открытыми уши, почаще улыбаться и задавать вопросы».

Бриджер был совершенно уверен, что напал на след одного из них. Возможно, этот приведет его к остальным. В любом случае, уже одно это — большое достижение.

Краназойский агент ухмыльнулся и самодовольно погладил свою массивную челюсть. Чуть позднее он выйдет на связь с кораблем, и тогда Бар-79-Кодон-заз придется долго извиняться, когда она узнает, что он все же добился успеха!

Из окна взятого напрокат автомобиля дом полковника Фолкнера просматривался, как на ладони. Путь сюда был нелегким. Составить цельную картину из разрозненных фактов помогла сплетня, подслушанная Бриджером в коктейль-холле: о том, как странно повел себя некий офицер ИАО, которому удалось что-то (или кого-то!) найти в пустыне, но, вместо того, чтобы сдать находку правительству, он скрыл ее. Единственного свидетеля происшедшего — водителя вездехода — офицер немедленно перевел на отдаленную северную базу, но тот все же успел кое-что выболтать.

Это вполне могло оказаться правдой, поэтому следующим шагом Бриджера было выяснение фамилий офицеров ИАО, принимавших участие в поиске. Это было нелегко, но все же возможно, и в ходе нескольких дней расследования он узнал, что поиск возглавляли местные старшие офицеры ИАО — полковник Фолкнер и капитан Бронштейн. Адреса Бриджер добыл без особых хлопот — по телефонному справочнику. Затем взял напрокат автомобиль и принялся следить за подозреваемыми.

Несколько вахт у дома Бронштейна убедили его, что капитан не прячет у себя ничего, кроме взбалмошной жены и четверых детишек. Но Фолкнер…

Этот человек жил в большом доме один. И это уже само по себе было подозрительным. А если приплюсовать сюда плотно зашторенные окна…

Выходил полковник редко и только на короткое время, которое уходило на покупку продовольствия. Позвонив в ИАО, Бриджер выяснил, что Фолкнер болен и неизвестно, когда выйдет на службу. Однако выглядел он вполне здоровым.

Только на пятый день наблюдения Бриджеру повезло — из-за приоткрывшейся на мгновение шторы выглянуло женское лицо.

Дирнанка?

На таком расстоянии определить это было невозможно. Оставалось одно — дождаться, когда Фолкнер покинет дом, проникнуть внутрь с помощью специальных отмычек, встретиться с женщиной лицом к лицу и, произнеся несколько ключевых слов, посмотреть на ее реакцию. Застигнутая врасплох, дирнанка не сможет не выдать себя, после чего ее со спокойной совестью можно будет арестовать по обвинению в нарушении договора. А затем…

Дверь отворилась.

На пороге появился Фолкнер. На этот раз он, похоже, отправлялся не за покупками — его плотное тело облегала военная форма, и Бриджер предположил, что отпуск по болезни закончился. Что же, прекрасно! Можно не торопиться во время проведения операции.

Когда машина полковника скрылась из виду, Бриджер, рассовав по карманам необходимые инструменты, направился к его дому.

— Дэвид! Дэвид, подожди!

Краназоец от неожиданности замер, затем медленно повернулся. По телу прошла неконтролируемая судорога — к нему бежала девушка, глупое дитя, которое помогло ему в отеле узнать, какова она, человеческая любовь. Голос девчонки звенел от радости. В отеле ему приходилось мириться с тем, что она постоянно путается под ногами, но что привело ее сюда? Да еще в самый неподходящий момент?

Лучезарно улыбаясь, она пошла с ним рядом.

— Привет, Дэвид!

— Здравствуй, Линор. Откуда это ты…

— Я живу здесь. Ты приехал повидаться со мной? Как это мило с твоей стороны!

— Я, по сути…

— Что, Дэвид?

— Извини, но я совсем не знал, что ты здесь живешь, и приехал по другому делу. Мы встретимся как-нибудь в другой раз. Обещаю.

Линор обиженно надула губки.

— Х-хорошо. Ты должен с кем-то встретиться?

— А тебе не все ли равно?

— Да так, просто из любопытства. Может, я знаю его?

— Не знаешь. Я…

Продолжать он не смог, ощутив прикосновение к спине чего-то холодного.

— Забирайся в машину, краназоец, — раздался за спиной низкий мужской голос. — И без шума. Это — граната для уничтожения личности, поэтому сопротивляться не советую.

Дэвид Бриджер — Бар-48-Кодон-адф — почувствовал, как тротуар уходит у него из-под ног.

— Нет-нет, вы ошибаетесь! Я не кнана… извините, не понял. Я — Дэвид Бриджер из Сан-Франциско!

— Мы почувствовали твою мерзкую краназойскую вонь еще за квартал отсюда. Так что кончай юлить. Полезай в машину, ну!

— Это насилие! — хрипло произнес Бар-48. — Я просто проверял, не нарушается ли соглашение. Трое дирнанцев совершили противозаконное приземление и, видимо, это еще не все. Вам выжгут мозги! Вы…

— В машину! Даю десять секунд! Раз! Два! Три!

Бар-48 поспешно забрался в автомобиль. Не в свой, а в другой, появления которого не заметил, поглощенный наблюдением за домом Фолкнера. Рядом с ним, держа наготове гранату, сел крупный широкоплечий землянин, который, разумеется, никаким землянином не был. Девушка, которую он знал как Линор, заняла переднее сиденье. Она и сейчас выглядела молоденькой и невинной… Эта планета, пожалуй, кишит дирнанскими агентами! Будь у него малейшая возможность составить донесение, он немедля сообщил бы краназойским властям, что дирнанцы совершают вопиющие нарушения. Но Бар-48 не без оснований предполагал, что возможности отправить такое донесение ему уже никогда больше не представится.

Третий дирнанец, маскирующийся под пожилую женщину, вышел из машины, пересек улицу, подошел к двери дома Фолкнера и нажал кнопку звонка.

Бар-48-Кодон-адф уныло вздохнул.

Да, он выследил одного из приземлившихся в ту ночь дирнанцев! Но только для того, чтобы потерять эту шпионку в толпе ее гнусных соплеменников!

Глава 19

Глэйр со страхом вслушивалась в мелодичные трели дверного звонка. Это явно не Том — он просто открыл бы двери своим ключом. Тогда кто? Почтальон? Налоговый инспектор? Полицейский?

Стараясь производить как можно меньше шума, Глэйр подошла к смотровому экрану и включила его.

Перед домом стояла земная женщина средних лет. В первую секунду ей захотелось выключить экран и подождать, пока женщина уйдет. Но приятные очертания лица гостьи показались смутно знакомыми. Она напрягла память…

Тув? Неужели???

Сартак, Тув и Линор составляли сексуальную группу, с которой Глэйр познакомилась несколько лет назад на Ганимеде, во время отпуска, причем о Сартаке у нее остались самые приятные воспоминания.

Однако не стоит доверять черно-белому экранчику диаметром в десять сантиметров. Глэйр пригляделась внимательнее. Ошибиться нельзя. Могут возникнуть большие неприятности.

Но и пренебрегать такой вероятностью…

— Кто там? — решилась она наконец.

— Глэйр, можешь открыть, дорогая! — небесной музыкой прозвучал в ее ушах родной дирнанский язык. — Мы разыскали тебя!

— Иду, Тув!

Она быстро проковыляла к двери, открыла ее и оказалась в объятиях женщины. Ноздри ее наполнил сладкий запах соплеменницы, и она затрепетала от радости, к которой примешивалась непонятная ей горечь.

— У нас на улице автомобиль, — сказала Тув, когда Глэйр закрыла дверь. — Со мной Сартак и Линор.

— Как вы меня нашли?

— Это было нелегко. Но Линор догадалась пустить по твоему следу краназойского агента. Нам оставалось только проследить за ним. Неплохо придумано, а?

— Краназойского агента?

— Он с нами, в машине. Сартак припугнул его гранатой. Он, должно быть, специально приземлился, чтобы разыскать вас. И ему таки удалось узнать об офицере ИАО, который нашел что-то в пустыне. Здесь, под домом, мы шпиона и арестовали.

Глэйр вздрогнула.

— Значит, меня и Тома было так легко найти?

— Тома?

— Это его дом.

Тув пожала плечами.

— Если хорошо поработать, найти можно, что угодно. Не думай об этом. Скоро ты будешь в полной безопасности на Ганимеде. Я вижу, приземление было не очень удачным?

— Сломала обе ноги. Но, знаешь ли, эти тела довольно быстро излечиваются. К тому же Том так хорошо заботился обо мне…

— Ну, настоящий курс лечения ты пройдешь на базе. — Тув огляделась. — А где твой костюм?

— Спрятан. Я могу его достать. Он в хорошем состоянии, только коммуникатор сломан.

— Доставай. Я отнесу его в машину, а ты пока накинь что-нибудь, в чем можно выйти на улицу. Мы отвезем тебя в условленное место в пустыне, и уже через час ты будешь на пути…

— Нет, — покачала головой Глэйр.

— Что? Нет? Не понимаю…

— Я должна дождаться Тома. С уходом можно не спешить, не так ли? А пока поговорим. Я ведь ничего не знаю. Ни о Миртине, ни о Ворнине…

— Миртин уже на Ганимеде.

— Замечательно! — облегченно выдохнула Глэйр. — Значит, он не пострадал?

— У него была сломана спина. Но выздоровление идет быстро. Его коммуникатор, к счастью, работал, хотя и с искажениями. Группа, вышедшая из Санта-Фе, нашла его в одной из пещер в пустыне, поблизости от индейской деревни. Он шлет тебе наилучшие пожелания, Глэйр.

— А Ворнин? Как он?

— Живет на окраине этого же города, в доме женщины по имени Кэтрин Мэйсон.

— Добрый старый Ворнин, — улыбнулась Глэйр. — Он на любой планете найдет себе женщину! Вы уже связались с ним?

— Пока нет. Но за домом следим. Он еще хромает, но как будто вполне здоров. Так что никто из вас по-настоящему серьезно не пострадал. И пора как следует отдохнуть. После такой переделки…

— Да, — прошептала Глэйр. — Отдохнуть… А как вы вышли на Ворнина?

— Фактически — при посредстве местного отделения культа Контакта.

— Ты имеешь в виду, что женщина, у которой он живет, исповедует этот культ? И она рассказала о нем остальным?

— Нет. Мы просто просмотрели перечень посетителей, исходя из допущения, что нашедший инопланетянина придет в отделение за информацией. Подключились к их компьютеру, выявили всех, кто обращался к ним после катастрофы, и произвели проверку. Кэтрин Мэйсон была примерно сотой. Соседи сказали, что последнее время она ведет себя как-то странно, а одна сплетница предположила, что Кэтрин живет с мужчиной. Прошлой ночью мы просканировали окна ее дома…

— А что вы узнали о самой женщине?

— Она — молодая вдова с маленьким ребенком.

— И все? А как она выглядит? И почему предоставила убежище пришельцу?

— У нас нет необходимости вступать с ней в контакт, — отрезала Тув, демонстративно посмотрев на часы. — Когда же вернется твой землянин?

— Не ранее четырех.

— Но это…

— Я все понимаю. Забирайте своего краназойца и делайте с ним что хотите, а за мной вернетесь после четырех. Я не могу уйти, не попрощавшись с Томом.

Тув внимательно посмотрела ей в глаза.

— Чтобы поблагодарить? Или по какой-то другой причине?

— По другой. Гораздо более глубокой. Я, похоже, полюбила его.

— Землянина???

— Тув, будь хорошей девочкой и не задавай лишних вопросов, договорились? Просто уходи и возвращайся позже. В пять. К этому времени я буду готова уйти.

— Ну хорошо. Тогда мы займемся Ворнином…

— Не надо.

— Это еще почему? — удивилась Тув.

— Я бы хотела сделать это сама. Он ведь мой супруг, и я имею на это право. К тому же мне нужно переговорить с этой женщиной.

— Я даже не знаю…

Глэйр мягко подтолкнула ее к двери.

— Это так замечательно, дорогая, что вы наконец нашли нас. Но есть кое-что, что мы сами должны уладить. Постарайтесь понять.

Тув бросила на нее обеспокоенный взгляд, но ничего не сказала и быстро вышла.

Глэйр заперла дверь, проковыляла в гостиную и упала не диван, дрожа от напряжения.

Значит, это случилось. Ее нашли! Впереди — Ганимед. Прекрасно!

Миртин и Ворнин живы. Великолепно!

И последнее, что осталось сделать — попрощаться с Томом…

Это будет мучительно. Прощанья всегда мучительны. Но он должен быть к этому подготовлен. Мост, который они возвели — мост между дирнанкой и землянином — по природе своей неустойчив, обречен на разрушение. Только вот… как быстро!

Глэйр понимала, что через несколько недель будет вспоминать о нем просто как о добром человеке, который помог ей в беде. Любовь увянет, как только воссоединится сексуальная группа, связанная более глубокими и длительными узами.

Но что будет с ним? С Томом, брошенным назад, в глубины отчаяния и сомнений? Ему, который не верил прежде в свою работу, теперь известно о Наблюдателях больше, чем какому-либо другому человеку Земли. Он узнал, что такое держать в объятиях дирнанку, слышал стоны наслаждения, вызванные его любовью… Как же ему можно будет вернуться к обычной жизни?

Глэйр показалось, что она знает способ. Во всяком случае, попробовать стоило.

Ждать пришлось долго. Но вот дверь наконец открылась, и он вошел, обнял ее, поцеловал. Снял пальто. Улыбаясь, рассказал о глупости и слепоте сотрудников ИАО. Она слушала, лучезарно улыбаясь. И, когда он замолчал, сказала ровным, спокойным голосом:

— Том, сегодня за мной приходили мои соплеменники. Я должна собираться домой.

Глава 20

За окнами опустилась ночь. Джил, убаюканная электронной нянькой, сладко посапывала во сне. Кэтрин заканчивала работу по дому. Она снова начала ощущать себя замужней женщиной, разве что немного необычно замужней. Но эта необычность ей даже нравилась. Теперь, когда все барьеры между нею и Ворнином были преодолены, она целиком отдалась своей неожиданной любви.

Запрограммировав посудомоечную машину, Кэтрин на секунду заглянула в гостиную. Он упражнялся в ходьбе. Он, родившийся задолго до Джорджа Вашингтона, видевший множество солнц и планет, улыбнулся ей, земной женщине! Красивый, даже слишком красивый, нежный, сочувствующий, безмерно интересующийся всем, что касается ее… Бог любви, сошедший с небес.

Прежде ей всегда казалось, что, снова полюбив, она будет страдать комплексом вины перед Тэдом. Но этого не произошло. Она все еще любила память о нем, и всегда будет любить, но рука покойного мужа не держит ее мертвой хваткой, как она того опасалась. И рядом — Ворнин… Мысль о приближающейся ночи вызвала в ней вспышку чувственности, горячей волной захлестнувшей тело.

Тело… его тело… Ее до сих пор удивляло, что оно функционирует, как настоящее. Хотя была, конечно, разница, и немалая. Некоторых тонкостей недоставало. Да иначе и не могло быть. Собственно, для нее это не имело особого значения. Она принимала его таким, какой он есть. А он являл собой как бы сгусток эротической энергии. Кэтрин подозревала, что на родной планете у него было много женщин… если только там вообще есть женщины…

И даже это ее не волновало.

Она была счастлива и старалась не задаваться вопросом, как долго продлится это счастье. Невозможно же упрятать его за четыре стены навечно! Рано или поздно ему придется приспосабливаться к окружающей жизни, если он намерен остаться здесь… А если не намерен…

Кэтрин прикусила губу.

Не надо об этом! Он здесь, сейчас. И это самое главное: здесь и сейчас!

Заканчивая кухонные дела, она услышала, как к дому подъехал автомобиль. Отворилась и захлопнулась дверца. Легкие шаги неожиданного гостя стихли у двери. А потом раздался звонок.

С экрана улыбнулось лицо красавицы-блондинки.

— Миссис Мэйсон?

— Кто вы? — дрогнувшим голосом спросила Кэтрин.

— Меня зовут Глэйр. Я подруга Ворнина. Вы впустите меня?

«Глэйр? Подруга Ворнина?!»

Он упоминал это имя, находясь в забытьи…

Кэтрин услышала, как где-то в глубине сознания с хрустальным звоном разбивается так тяжело доставшееся ей счастье.

Глэйр оказалась невысокой и необыкновенно красивой — красотой кинозвезды. По сути, она являлась женским эквивалентом Ворнина. У нее были теплые, добрые глаза, безукоризненная кожа молочной белизны. Кэтрин знала, что на ощупь эта кожа такая же гладкая, прохладная и атласно-бархатистая, как и та, которую она с таким наслаждением гладит каждую ночь…

Некоторое время женщины внимательно рассматривали друг друга. Затянувшееся молчание прервал появившийся в дверях спальни Ворнин:

— Кэтрин, я слышал звонок…

— Ворнин!

— Глэйр! Ты?!

Нет, они не бросились навстречу друг другу, как того опасалась Кэтрин. А то, что произошло между ними, не было высказано словами и осталось ею незамеченным…

Стараясь заполнить чем-то эту оглушительную тишину, Кэтрин спросила, едва сдерживаясь, чтобы не закричать:

— Вы пришли за ним?

— Я очень сожалею, миссис Мэйсон, — тихо произнесла Глэйр. — Знаю, как вам тяжело…

— Откуда вам это знать?

— Знаю. Поверьте мне, — горько улыбнулась гостья и повернулась к Ворнину. — Миртин тоже жив. Его уже забрали отсюда. Знает ли она…

— Да. В достаточной степени.

— Тогда я могу говорить свободно. Нас ждет корабль. Меня нашли сегодня утром. Я жила в Альбукерке. Один человек был настолько добр ко мне, что забрал к себе и выхаживал, пока мне не стало лучше.

— Ты выглядишь прекрасно, — констатировал Ворнин.

— Ты тоже. Очевидно, за тобою был не менее хороший уход.

— Великолепный. — Он взглянул на Кэтрин. — Да, великолепный!

— Приятно слышать, — улыбнулась Глэйр. — А сейчас, будь добр, выйди в другую комнату. Я хочу поговорить с Кэтрин. А потом оставлю вас наедине и не стану торопить. Мне самой только что пришлось испытать такое…

Ворнин кивнул и закрыл за собой дверь спальни. Глэйр испытующе глянула в глаза Кэтрин.

— Вы очень сильно ненавидите меня?

Губы женщины задрожали.

— Ненавижу? Но почему мне следует ненавидеть вас?

— Я намерена отобрать у тебя Ворнина.

— Он принадлежит своему народу. Я не имею на него никаких прав.

— За исключением права на любовь.

— Откуда вы знаете…

Глэйр улыбнулась.

— У меня есть определенные способности, Кэтрин. Я могу видеть то, что вы чувствуете. И то, что чувствует он — тоже. Ворнин любит вас. — Она неуклюже села, отложив свои алюминиевые палки, и ласково взяла Кэтрин за руки. — Кроме этого, у меня есть еще кое-какие возможности. Поверьте мне, я испытала то же самое в отношении человека, который прятал меня. Я жила с ним. И любила его, если можно назвать любовью чувство, возникшее между жителями разных планет… Мне кажется, можно. А потом пришли наши и сказали, что пора уходить. Так что я знаю, как это…

Глэйр умолкла. Кэтрин казалось, что голова ее набита ватой. Все произошло так быстро, что предстоящая разлука с Ворнином не обрела еще для нее реальных очертаний. Ее только удивляло, что ладони инопланетянки оказались неожиданно теплыми. Потом она поняла, что просто ее собственные руки похолодели…

— Мы были очень счастливы вместе… Но он… он ваш, не так ли? Вы — его супруга…

— Одна из его супругов. Нас двое. Он говорил об этом?

— Немного. Но я не совсем поняла.

— Я хочу, чтоб он вернулся, — тихо сказала Глэйр. — Вы поймете меня, потому что знаете его. Простите… Вы способны меня простить?

Кэтрин пожала плечами.

— Мне будет очень больно. Как только я окончательно пойму… Он уйдет сегодня?

— Так будет лучше.

— Как скоро?

— Нескольких часов вполне хватит, чтобы распрощаться навеки. Ворнин не принадлежит этому миру. Он даже не сможет вернуться. Вы знаете о соглашении?

— Да.

— Значит, поймете.

— Я понимаю. Но не хочу понимать! Я старалась уверить себя, что он останется. Мне хотелось и дальше заботиться о нем, любить его, чувствовать рядом…

— Вам нравится заботиться о людях? — встрепенулась Глэйр.

— Разве это не очевидно?

— Тогда не могли бы вы позаботиться еще об одном человеке? Ради меня. Он живет в Альбукерке. Он выходил меня. А сейчас чувствует себя страшно одиноким… Ему так необходимо человеческое тепло… Увидьтесь с ним, поговорите, и вы поймете, как много у вас общего…

— И это все, чего бы вам хотелось? — грустно улыбнулась Кэтрин. — Чтобы я поговорила с ним?

— Я не могу просить большего, — опустила голову Глэйр. — Но попытайтесь, если это в ваших силах, сделать его счастливым. Может быть, вы сами станете счастливой, доставив счастье ему. А может быть, и нет. Кто может это предсказать? И все-таки повидайтесь с ним. Пожалуйста…

— Хорошо, — согласилась Кэтрин. — Обещаю.

— Вот его имя и адрес.

Кэтрин взглянула на карточку и отложила ее в сторону. «Том Фолкнер». Это имя ничего ей не говорило. Но они все же встретятся. И побеседуют.

Глэйр попыталась подняться, не прибегая к помощи своих палок. Покачнулась. Ее красивое лицо исказилось от напряжения. Кэтрин бросилась ей на помощь. Руки дирнанки обхватили плечи земной женщины. Так они и стояли некоторое время — обнявшись и чуть не плача.

— Я хочу поблагодарить вас за него, Кэтрин. Что еще сказать. Огромное вам спасибо…

— И вам спасибо, Глэйр. За то, что он был со мной…

— Я должна поговорить с ним. А потом оставлю вас наедине.

Она подняла свои палки и зашла в спальню, не закрыв за собой дверь. Говорили они по-английски, и Кэтрин поняла, что это сделано специально.

— Тебе очень повезло, Ворнин. Тебя нашел хороший человек.

— Да.

— И ты не хочешь ее покидать?

— Я ее люблю, Глэйр. Это гораздо серьезней, чем я сам ожидал. Но остаться мне нельзя, не так ли?

— Нельзя.

— Соглашение?

— Да, соглашение.

— Как вы нашли меня?

— Сейчас это уже не имеет значения. Скажи спасибо Сартаку. Он, кстати, и меня нашел. Но об этом позднее. Ты здоров?

— Так, ничего серьезного. А ты?

— Почти здорова. Где твой костюм?

— Спрятан.

— Не забудь его, когда будешь уходить. И забери все, что было у тебя в момент приземления.

— Естественно.

— Попытайся объяснить ей, что остаться тебе невозможно. Что Наблюдатели не имеют права сближаться с наблюдаемыми. Это очень неприятно. Я и Том… Человек, который прятал меня…

— Тебе было больно оставлять его, не так ли, Глэйр?

— Так. Но я нашла в себе силы. И ты найдешь. А боль через некоторое время пройдет… Я сейчас уйду. Машина будет стоять на улице. Когда будешь готов к тому, чтобы уйти, включи на крыльце свет. Можешь не спешить. Мы подождем, сколько надо.

Кэтрин словно окаменела, только теперь полностью осознав постигшую ее утрату. Она еще старалась убедить себя, что ничего не теряет, поскольку ничего не имела — Ворнин никогда не принадлежал ей. Это был просто гость. Го-сть! Посетитель. По-се-ти-тель! То, что между ними произошло, было мгновением — любовью бабочек, гибнущих от первого дуновения зимы.

Глэйр снова обняла ее. Начала что-то говорить, но слова застряли в горле. Кэтрин попыталась унять слезы.

— Я не буду задерживать его слишком долго, — прошептала она.

Дирнанка вышла. Кэтрин закрыла за ней дверь и вошла в спальню. Ворнин стоял у окна. Она молча подошла к нему, обняла…

Им нужно было так много сказать друг другу.

И так мало осталось для этого времени…

Глава 21

— Зайдете? — спросил Том Фолкнер.

— Пожалуй, — пожала плечами Кэтрин Мэйсон.

Он открыл дверь своего дома, и она вошла.

Они изъездили за полдня почти весь Альбукерк. Она оставила свою маленькую дочку у соседки и не уставала напоминать себе, что пора возвращаться домой, но все откладывала и откладывала… И вот они в его доме.

Он только теперь смог ее рассмотреть. В машине, когда она сидела рядом, не было возможности сделать это. И сейчас он смотрел на нее, не отрываясь.

— Думаю, нам следует хранить все происшедшее в тайне, — нарушила затянувшееся молчание Кэтрин.

— Вы правы. Ведь не хочется, чтобы нас посчитали лунатиками? — сдержанно улыбнулся он.

— Зато теперь мы можем основать новую религию, — улыбнулась в ответ она. — В качестве конкурентов Фредерику Сторму. Заложим храм и начнем проповедовать евангелие от Наблюдателей…

— А кого объявим богом? Миртина или Ворнина?

— Том, не надо…

— Я пошутил. Хотите что-нибудь выпить?

— Не возражаю.

— У меня довольно скромный выбор: эрзац-виски, кое-какое вино и…

— Мне все равно, — перебила его Кэтрин. — Главное — с пульверизатором.

— Едва ли самый элегантный способ пить спиртное, — заметил Фолкнер.

— А я вовсе не претендую на элегантность, — отпарировала она.

Он улыбнулся и предложил ей поднос с пульверизаторами. Она, не глядя, взяла один, он, чтобы не показаться невежливым, последовал ее примеру.

— Ваш муж, насколько я помню, служил в ВВС?

— Да. Теодор Мэйсон. Он погиб. В Сирии.

— Извините. Я не знал его. Он служил в Киртлэнде?

— До своего перевода за океан.

— Это большая база. Очень жаль, но я действительно не был с ним знаком.

— Почему вы так говорите?

— Не знаю, — смешался он. — Просто потому что… ну, потому что он был вашим мужем и… было бы очень приятно, если бы я… о, черт! У меня просто язык заплетается, не так ли? А как это выглядит со стороны? Перезрелый юнец сорока трех лет! Еще выпьем?

— Не хочется.

Он тоже воздержался. Она достала фотографию. Рука его слегка дрожала, когда он протянул руку за глянцевым стереоснимком голой девчушки двух-трех лет, улыбающейся ему из высокой травы.

— Бесстыжая девчонка, а?

— Я по мере возможности пытаюсь привить ей скромность, но пока что не слишком преуспела в этом. Может быть, лет за пятнадцать…

— А сколько ей сейчас?

— Три года.

— О, тогда у вас еще масса времени впереди, — засмеялся Фолкнер.

Она не ответила. Разговор зашел в тупик. Они старались не вспоминать людей со звезд, хотя понимали, что рано или поздно должны будут коснуться этой темы.

После нескольких минут молчания Фолкнер не выдержал.

— Думаю, они уже достигли своей базы отдыха и начали курс лечения. Как вы думаете, вспоминают ли…

— Уверена, что вспоминают.

— Но как? Как добросердечных волосатых обезьян, которые так трогательно о них заботились?

— Это нечестно! Вы же знаете, что они более высокого мнения о нас!

— Почему? Разве мы ровня им? Опасные обезьяны с атомными бомбами!

— В массе своей — может быть, — кивнула Кэтрин. — Но не по отдельности. Не знаю, как было у вас с Глэйр, но Ворнин уважал меня как личность. Понимая, что я только человек, он все же никогда не смотрел на меня свысока, никогда в душе не насмехался надо мной.

— У меня с Глэйр было то же самое. Так что беру свои слова назад.

— Они — весьма своеобразные существа, — задумчиво сказала она. — Но я уверена, что независимо от того, какие чувства питали к ним мы, они отвечали нам взаимностью. Были сердечными… добрыми…

— Интересно, а каковы краназойцы? — сменил тему разговора Фолкнер.

— Кто?

— Их галактический соперник. Разве Ворнин не рассказывал вам о холодной войне в космосе?

— О, да!

— Вот ведь что забавно, Кэтрин. Мы даже не знаем, какие они, как вы бы выразились, в массе своей. Двое, которых мы повстречали, были очень хорошими, но они — только солдаты в войне, которую затеяли правительства. И, может быть, краназойцы в действительности имеют больше прав на нашу Землю, чем дирнанцы… Нам приоткрыли щелочку в космос, мы заглянули в нее чужими глазами, и до сих пор не знаем причин и целей этой вселенской борьбы. Наше небо кишит космическими кораблями, с которых другие расы следят за нами, плетут хитроумные заговоры, стараясь переиграть друг друга…

— Ворнин уверял, что когда-нибудь срок действия соглашения закончится, и тогда они смогут открыто вступить с нами в контакт.

— Глэйр тоже говорила об этом.

— Но когда же истечет этот срок?

— Может быть, через пятьдесят лет. А может — через тысячу. Не знаю.

— Будем надеяться, что скоро.

— Почему, Кэтрин?

— Чтобы Ворнин вернулся. — Она опустила голову. — И ваша Глэйр. И чтобы мы встретились с ними…

— Это опасное заблуждение, Кэтрин. Даже если соглашение отменят на следующей неделе, вы никогда больше не увидите Ворнина. А я — Глэйр. Разрыв был окончательным. Любовная связь между существами разных планет не может иметь будущего. Они мудры и сделают все, чтобы мы никогда больше не встретились. Когда любовь обрывают таким образом, сердце истекает кровью, но они намерены дать этой ране зажить и больше не открываться.

— То есть, вы считаете, что надеяться глупо?

— Послушайте! — воскликнул он. — Сохранить любовь достаточно трудно даже для двух человеческих существ. А если другой не является человеком?

— Не думаю, что это так трудно — полюбить, — покачала головой Кэтрин.

— Или сохранить любовь. Даже если этот другой — дирнанец… — Она запнулась. — Ладно. Я, кажется, говорю глупости. Их больше нет. Остались мы с вами, люди, которым было дано пережить нечто необычное и замечательное, и которые обречены всю жизнь хранить в душах осколки разбитого счастья…

Фолкнеру послышался в ее словах намек. Нет, не так скоро. Когда-нибудь, возможно, они с Кэтрин склеят эти осколки. Но сначала нужно постараться понять не только ее — понять себя самого, нового себя, возрожденного из пепла дирнанкой по имени Глэйр. Еще раз открыть душу другому человеку… Рано. Еще рано.

— Стемнело, — сказала Кэтрин, поднимаясь. — Мне пора домой. Джил будет капризничать.

— Я отвезу вас.

Выйдя на улицу, они оба непроизвольно взглянули на небо. На звезды. Потом взгляды их встретились, он улыбнулся, она ответила ему улыбкой, и оба рассмеялись.

— С нашей стороны будет не очень хорошо, если мы их забудем, правда?

— спросила Кэтрин.

— Конечно. Но мне кажется, что мы просто не сможем этого сделать. На несколько недель нашей жизни к нам снизошли звезды. Такое не забывается. Но они вернулись на свои орбиты, а мы остались…

Он открыл перед ней дверцу автомобиля.

— Спасибо за этот чудесный день, — улыбнулась Кэтрин.

— Вам спасибо. Думаю, такое неплохо было бы повторить.

— И как можно скорее.

— Очень скоро, — твердо пообещал Фолкнер.

Ему хотелось сказать больше, гораздо больше. Все это будет сказано. В свое время. Он не принадлежал к числу тех, кто открывает душу незнакомым людям. Он чувствовал, что очень скоро они перестанут быть чужими друг другу. Слишком многое связывало их: только им двоим была знакома гладкая, прохладная кожа, искусственная кожа пришельцев, едва не ставших жертвами галактической политики. И они почти одновременно пережили ни с чем не сравнимую боль внезапного расставания без возврата… Пережитое влекло их друг к другу, противопоставив остальным четырем миллиардам живущих на этой планете.

Он улыбался, выжимая сцепление. Она тоже улыбалась. Над ветровым стеклом простирался небесный свод, поглотивший Ворнина и Глэйр.

Мысленно они пожелали им благополучного возвращения домой.

Глава 22

В поселке было тихо. Празднества Общины Огня завершились. Белые разъехались по домам. Центральную площадь заливали длинные полосы лунного света.

В доме Эстанция перед работающим телевизором сидели Рамон, Лупе и бабушка. Дядя Джордж, как обычно пьяный, вышел прогуляться. Отец семейства играл в кива с друзьями. Росита, сорвав на окружающих злость, спряталась на кухне. В этот вечер она снова осталась без мужчины. Чарли знал почему, но молчал об этом.

Марти Макино уехал из поселка на следующее утро после знакомства с дирнанским лазером. Предполагалось, что в Лос-Анджелес. Чарли был уверен, что он больше никогда не вернется.

Глядя с улицы на голубоватое свечение экрана, Чарли слегка дрожал. В долину Рио-Гранде пришла зима. Днем в воздухе закружились первые снежинки. На Рождество, возможно, пойдет густой снег. Мальчика не пугал холод. Под оборванным пиджаком его согревали две вещи: письмо, написанное на квадрате блестящего пластика, и маленькая металлическая трубка, стреляющая лучом фантастической силы.

Потом он пересек площадь, никуда особенно не направляясь. Следом за ним плелась собака.

Сегодня вечером луна была особенно яркой. И все же он достаточно ясно различал звезды. Пояс Ориона. Звезда Миртина! На душе Чарли стало тепло только от того, что он видит эту звезду.

«На следующий год я пойду в среднюю школу. Понравится им это или нет, но пойду. В крайнем случае убегу, а когда меня поймает полиция, скажу им и газетчикам: «Смотрите, я, способный индейский мальчик, пытаюсь улучшить свою судьбу, а родители не пускают меня в среднюю школу». Тогда вокруг меня поднимется шум, и я смогу учиться… Изучать ракеты, звезды, космос… Я всему научусь! И отправлюсь когда-нибудь туда, в ночную тьму, и навещу тебя, Миртин! Прилечу на твою планету. Ведь ты сам говорил, что мы скоро будем там. И что я стану одним из первых…»

В задумчивости Чарли даже не заметил, как вышел к подстанции. На самом деле он не собирался идти к пещере Миртина. Она пуста. На первых порах его неудержимо влекло туда, но сейчас, в такую холодную ночь, не было необходимости совершать такое паломничество. Бог, спустившийся с небес, вселил в душу одиннадцатилетнего ребенка веру в другую, лучшую жизнь, и вознесся, а вера росла и крепла.

— Эй, вы, дирнанцы! — закричал Чарли, запрокинув голову. — Как вы там, наверху? Вы видите меня? Это я, Чарли Эстанция! Тот, который таскал лепешки для Миртина!

Как высоко летают эти блюдца? Может быть, как раз сейчас одно из них проносится над его головой? Есть ли у них приборы, способные улавливать голоса людей?

— Вы слышите меня? Я здесь один. Спуститесь, чтобы я смог вас увидеть!

Тщетно. Ну да ничего другого Чарли и не ожидал. Он просто знал, что они есть. Там, высоко. Наблюдают.

Но, может быть, их заинтересует луч лазера?

Он достал из-за пазухи теплую металлическую трубочку и срезал ветку растущего неподалеку дерева. Какая чудесная вещь этот рассекатель! Настанет день, и Чарли Эстанция узнает, как и почему он работает.

— Послушайте, — снова обратился он к звездам. — Мне не нужно многого. Только передайте Миртину, что я желаю ему быстро поправиться. Передайте огромное спасибо за наши беседы, за то, что он столькому меня научил. Вот и все. Поблагодарите его за меня!

И снова ничего не случилось. Печально улыбнувшись, мальчик побрел назад, в поселок. Остановился, поднял камень и швырнул его в овраг.

Внезапно собака громко залаяла. По пустыне пронесся порыв ветра. Чарли поднял голову и увидел яркую звездочку, которая вспыхнула посреди неба и покатилась вниз, пока не исчезла где-то у горизонта. Сердце его учащенно забилось. Он прекрасно понимал, что это только падающая звезда, кусок космического металла, сгоревший в верхних слоях атмосферы. Но воспринял ее как знамение. Соплеменники Миртина отвечали ему, благодарили за спасенную жизнь товарища. Они, конечно же, увидели и услышали индейского мальчика, зовущего их из холодной пустыни.

Чарли помахал рукой вслед звезде.

— Спасибо вам, дирнанцы!

И побежал вприпрыжку к деревне.