Под забором оставила мама меня.
Сморщив личико, на спине,
Как из глуби колодца смотрел. А она
Убегала, как на войне.
Убегала, спасаясь, как бегут на войне,
И свечой нам светила луна в вышине.
Но ещё до зари, пока длилася ночь,
Стал катиться я, словно шар.
И вернулся домой так, как катится мяч
Вновь к тому, кто нанёс удар.
Я вернулся домой прежде, чем вспыхнул день,
И за шею обнял свою мать, словно тень.
Ах! Всевышний – свидетель, что с шеи своей,
Как пиявку, сорвала меня.
Но, закону послушный, из царства теней
С новой ночью вернулся я.
С новой ночью пред нею явился опять,
И под гнётом она не смогла устоять.
Теперь настежь открыта мне дверь её снов,
Я один, и других там нет.
Ведь любовь наших душ – что железо оков,
С того дня, как увидел я свет.
Ведь любовь наших душ невозможно порвать.
И нельзя её дать, и нельзя её взять.
Потому до сих пор не отнял меня Бог
От родной мне, кричащей груди,
И, поскольку насытиться ею не смог,
Я не смог отпустить и уйти.
И, поскольку насытиться грудью не смог,
В дверь вошёл и закрыл за собою замок.
Постарела, согнулась и стало лицо
Всё в морщинах, как у меня…
Тогда ручки младенца спеленали её,
Как она – живое дитя.
Тогда ручки младенца её понесли,
И я ей не сказал о грядущем пути.
Я её под забором оставил одну
Вверх лицом лежать. На спине.
Как из глуби колодца глядит на луну,
Улыбаясь: конец войне.
И мы знаем, конец наступает войне,
И свечою нам светит луна в вышине.