Изгнанники

ОНИ

Боль закончилась, слабость ушла. Оскар снова смог разогнуть ноги, встать. Вот только… где он был?

Вокруг – только золотистый свет. Неужели ангел забрал его с собой?

Уайльд сделал несколько шагов вперёд, вытянув руки, чтобы ни во что не врезаться. С каждым шагом свет становился всё менее ярким, и вот он уже смог различить улицу. Это место он знал – более того, видел недавно. Это был Париж. Район Монпарнас.

Свет на небе быстро померк, за несколько секунд сменившись сумерками. На улице зажглись фонари. Уайльд ещё не видел ни одного человека, но уже слышал голоса, мужские и женские. Оскар прислушался и понял, что голоса доносятся из кафе под вывеской «La Closerie des Lilas». Знакомое кафе, он бывал в нём раньше…

Он подошёл к окну и заглянул внутрь. Почти все места в кафе были заняты.

Люди оживлённо беседовали, пили, курили, смеялись. Их лица были смутно знакомы Уайльду, но он всё ещё не мог поверить своей догадке.

Один молодой человек вдруг вскочил на стол и стал громко что-то рассказывать. Его встретили смехом и аплодисментами, и через минуту он раскланялся и снова сел на стул. Это лицо ассоциировалось в памяти Уайльда только с одним человеком – Мольером. Но ведь Мольер умер задолго до рождения Уайльда. А вон тот, странно одетый господин? Его лицо донельзя напоминает портреты Сократа.

Многие из тех, кого видел и узнавал Уайльд, должны были давно уже быть мертвы. Люди, познакомиться с которыми можно было только в мечтах, сидели в этом кафе как ни в чём не бывало.

Взгляд Оскара отвлёкся на собственное отражение в стекле. Из-за света его было плохо видно, и тогда Оскар шагнул в сторону. Увиденное лицо не появлялось в зеркалах уже много, много лет. В этом отражении он был молод, ещё не обрюзг и не покрылся той мерзкой сыпью. Оскар был великолепен, как в лучшие годы своей блистательной молодости. На нём была та самая любимая шуба, которой он лишился после суда, на голове – шляпа, а в руке – трость. И как это он сразу не заметил, что держит трость?

Оскар всё понял. Улыбнулся своему отражению, поправил шляпу и вошёл в кафе.

Его приветствовали дружными восклицаниями. Место для него было уже готово. Странно, что в этом кафе для каждого находилось место – Оскар и не помнил, что оно было настолько большим.

Эрнест появился на тёмной улице позже, намного позже. Кафе он также узнал сразу. Не сомневаясь, толкнул двери и вошёл. Его хлопали по плечам, предлагали присесть, совали ему в руку стаканы с выпивкой – но он отстранил всех и прошёл дальше. Посетители не обиделись, просто вернулись к своим разговорам.

У барной стойки он остановился. Сел на высокий стул, положил руки на столешницу. Взглянул на бармена.

Тот светился – ярко, так, что невозможно было различить его черт. Но в то же время глаза этот свет уже не резал.

Бармен ничего не предложил, ничего не спросил. Поставил перед Эрнестом бутылку и стакан, кивнул и удалился.

Наливая себе виски, Эрнест думал о том, что не мыслил так ясно уже многие, многие годы. Сейчас ему было жаль Мэри, своих предыдущих жён, детей, друзей… Всех тех, кому он доставлял хлопоты при жизни. Сейчас всё былое казалось предельно ясным, словно тени, в которых прятались сомнения и недоговорки, растаяли от света человека за стойкой.

Теперь было ясно, кто перед ним. Эрнест вгляделся в него и узнал крохотную частичку себя самого. Один из тысяч лоскутков, из которых был сшит светящийся человек, был им, Эрнестом. За всю свою жизнь он скопил всего один лоскуток света. Немного – но больше, чем миллиарды тех, кто в это место никогда не попадёт.

И все, кто были здесь, были крупицами света, из которых родился светящийся человек.

Эрнест хмыкнул и пригубил виски. Это был отличный виски. С таким вполне можно было встретить вечность.