Изгнанники. Судьбы книг в мире капитала

Лев Токарев ДЬЯВОЛ В ТЕЛЕ И БЕС В ГОЛОВЕ

«Литературные премии — это как церковный звон, напоминающий прихожанам, что месса существует». В сезон премий — апогей его приходится на ноябрь — Франция, словно подтверждая правоту этой шутки известного писателя Ролана Доржелеса, вспоминает, что литература тоже существует. «Большая пресса», радио и телевидение, поклонники словесного искусства и люди, чуждые музам, спорят и гадают, кто из писателей вытянет счастливый билет в «лотерее» и получит одну из пяти самых престижных премий — Гонкуровскую, Ренодо, Интераллье, Фемина и Медичи. И каждую осень неизбежно, как листопад, в парижском литературном мире с новой силой вспыхивает дискуссия на тему «Чему служат премии и нужны ли они вообще?».

Давно отмечено, что в наш прозаический век даже изящная словесность не может обойтись без статистики и социологии. Электронная революция в средствах массовой коммуникации, чьи апологеты множество раз предрекали закат «эры Гутенберга», не остановила победное шествие книги. Последние годы развитые страны капиталистического мира переживают настоящий книжный бум. Франция — не исключение. По данным Национального синдиката книгоиздательств, только в 1984 году в стране увидело свет 12 100 новинок. Суммарный тираж этих книг в том же году превысил 371 млн экз.

В этом море печатного слова велика доля художественной литературы. Вот несколько красноречивых цифр. По традиции литературный сезон начинается во Франции 1 сентября; к этому числу издательства предлагают на книжный рынок новинки художественной прозы. В 1984 году одновременно вышло 187 романов, в 1983-м — 204. И это не считая огромного количества литературных эссе — жанра, чрезвычайно развитого на родине Монтеня.

Что же происходит с этой массой литературной продукции? Если верить недавним социологическим исследованиям, проведенным во Франции, 80 процентов этих сочинений на следующий год будут забыты. А через 20 лет 99 процентов произведений современных французских литераторов канут в забвение. Вывод, конечно, малоутешительный, но приучающий писателя к скромности и глубочайшей ответственности за свое творчество.

Задача выделить из потока художественных произведений вещи серьезные, значительные, характерные для нынешнего литературного процесса, — дело нелегкое. Любой роман — особенно книга дебютанта — в этих условиях рискует затеряться, остаться совершенно незамеченным, не встретиться с читателем. Привлечь к книге читательское внимание, по сути, можно тремя путями: рекламой, текущей литературной критикой, которой в основном занимаются популярные газеты и еженедельники, или премиями. Всевозможных литературных наград во Франции насчитывается более 1500. Не обходится и без курьезов: есть, например, премия за самую плохую книгу года. Однако «хорошо» получить даже такую «награду»: на автора, пусть хоть на самое короткое мгновенье, обратится заинтересованный взор прессы и публики.

С полной уверенностью можно утверждать, что нынешний западный читатель не верит издательской рекламе. Действительно, судя по анонсам в «большой прессе», сегодня во Франции издаются только шедевры. Приведу несколько примеров подобной рекламы из популярного ежемесячного журнала «Магазин литтерер» (октябрь, 1985). Рекламу романа писательницы Клэр Галлуа «А если говорить о любви» сопровождает цитата критика газеты «Фигаро» Жана Шалона. «Клэр Галлуа проявляет себя как бесстрашная и виртуозная исследовательница чувств, — пишет он. — Изящество ее стиля, ее страсть к истине достаточны для того, чтобы превратить этот роман в классическое произведение наших дней, а его героиню — в образец современной женщины». Издательская реклама романа прозаика Жака Сергина «Я — из нации волков» короче, но выразительнее: «Уникальная книга, написанная гигантом». О романе Жанны Шампьон «Бункер» говорится, что «эта книга доказывает: Ж. Шампьон — одна из лучших писателей нашего времени». Такими «грандиозными» оценками реклама награждает почти все произведения. И никак нельзя понять, почему же 80 процентов из них, согласно неумолимой статистике, никто не вспоминает через год.

Сложнее обстоит дело с текущей критикой. Она во Франции, надо признать, крайне субъективна и часто ограничивается беглыми впечатлениями от прочитанного, не вдаваясь в серьезный анализ содержания и формы произведений. Как правило, критики ведущих газет и журналов тоже занимаются «скрытой» рекламой, пытаясь обосновать, почему та или иная книга фигурирует в списках «бестселлеров».

Современная французская критика разноречива: один и тот же роман может взахлеб расхваливать «правый» критик и изничтожать «левый». Единодушие в критических оценках — явление крайне редкое. К тому же многие литературные обозреватели жалуются, что критику не читают и она практически не влияет на литературный процесс наших дней, положение книжного рынка, политику крупных издательств.

Однако среди сегодняшних французских критиков есть исключение. Это — основатель и редактор литературного ежемесячника «Лир» («Lire») Бернар Пиво. «Лир» — самый популярный литературный журнал в Западной Европе — выходит очень большим для Франции тиражом в 125 000 экз. Но основную аудиторию Бернар Пиво нашел на телевидении; он — ведущий литературной программы «Апостроф», которую смотрит 5 млн. человек. Передача продолжительностью 90 минут прошла уже более 500 раз. И, вопреки пророчествам о конце «эры Гутенберга», телевидение оказалось талантливым пропагандистом книги. Бернар Пиво однажды пригласил в «Апостроф» известного американского прозаика Уильяма Стайрона. На следующий день после передачи было продано 25 000 экземпляров французского перевода романа У. Стайрона «Выбор Софии». Этот факт доказывает лишь одно: подлинную литературу необходимо всеми способами доносить до широкого читателя.

Но важнейшим «механизмом» доведения до читателя серьезной литературы во Франции по-прежнему остаются литературные премии, о которых яростно спорят почти целое столетие (Гонкуровская премия была впервые присуждена 21 декабря 1903 года).

«Премии больше не котируются», — гласит броский заголовок анкеты, которую провел парижский еженедельник- «Экспресс». Но 55 процентов опрошенных все-таки считают, что премированная книга — добротное произведение словесного искусства. Журнал «Лир» в 1981 году провел такую же анкету. Тогда 77 процентов читателей заявили, что премия вовсе не гарантирует художественного качества. Закоренелые скептики упрямо продолжают твердить, что выбор жюри всегда плох и все литературные награды надо упразднить

Из этих дебатов неумолимо следует вывод: престиж литературных премий продолжает падать. Все реже их удостаиваются произведения, открывающие новые пути в литературе, ставящие острые проблемы современной действительности. «Кризис премий» осложняется и тем, что книжный рынок Франции функционирует по законам американизированной «системы бестселлеров». «Я хочу быть автором бестселлеров, а не лауреатом премии», — откровенно призналась популярная писательница Женевьев Дорманн. Бестселлер — это прежде всего тиражи, а значит, прибыли для крупных издательств, оказывающих на решения жюри мощное давление. Не надо забывать и о всесилии средств массовой информации, которые благодаря настойчивой, умелой рекламе сделали бестселлерами немало посредственных сочинений. «Знамение времени в том, — пишет «Экспресс», — что уже не лауреат нуждается в премии, чтобы сбывать свои книги, а Гонкуровская премия нуждается в лауреате, который позолотит ее герб». Такого лауреата Академия Гонкуров нашла в лице писательницы Маргерит Дюрас, присудив премию 1984 года ее роману «Любовник».

Академия Гонкуров учреждена в 1896 году, хотя официально она начала действовать в 1902 году. Правительство Франции признало ее «общественно полезной» в 1903 году. Согласно воле Эдмона де Гонкура, Академия состоит из десяти членов — известных писателей. В завещании учредителя содержалось положение о статуте Гонкуровской премии, которая призвана увенчивать «молодость, оригинальность таланта, новые тенденции в мысли и художественной форме». Пожелание Эдмона де Гонкура выполнялось нё всегда. Но среди лауреатов Гонкуровской премии мы встречаем имена Анри Барбюса и Марселя Пруста, Жоржа Дюамеля и Мориса Женевуа, Андре Мальро и Анри Труайя, Эльзы Триоле и Мориса Дрюона, Робера Мерля и Роже Вайяна, Симоны де Бовуар и Армана Лану, Бернара Клавеля и Паскаля Ленэ. Этот список, естественно, ограничивается писателями, с творчеством которых хорошо знакомы советские читатели.

В 80-е годы наблюдается интересный процесс: Гонкуровской премии, как правило, удостаиваются не молодые, свежие таланты, а маститые, признанные писатели. В 1981 году премию получил знаменитый журналист и популярный прозаик Люсьен Бодар за автобиографический роман «Анна-Мария», в котором он рассказал о своей матери. Я сознательно выбрал Люсьена Бодара для того, чтобы сравнить его творчество с романом Маргерит Дюрас.

Люсьен Бодар родился в 1914 году в Китае, где его отец служил консулом. Первым языком будущего писателя был китайский. Выдающийся знаток Китая (перу Л. Бодара принадлежит несколько книг об этой стране, в том числе объемистая биография Мао Цзэдуна) и Юго-Восточной Азии, он много лет был в этом регионе ведущим репортером крупной парижской газеты «Франс-Суар». Широкую известность получила его документальная трилогия «Война в Индокитае», в которой Бодар воссоздал, по сути, историю грязной колониальной войны Франции против Вьетнама. В 1973 году вышел его первый роман «Господин консул», открывающий обширный биографический цикл. Роман был удостоен премии Интераллье, которая присуждается журналистам за художественные произведения. Кстати, Люсьен Бодар — член жюри этой премии. Затем последовали романы «Сын консула» (1975), «Долина роз» (1977) и «Анна-Мария» (1981). Все они имели большой успех, переведены на ряд языков. «Гонкуровская премия, — писала газета «Монд», — поздно увенчивает позднюю литературную карьеру Люсьена Бодара».

Но главное — не в этом «послужном списке». В незаурядной личности и творчестве Люсьена Бодара своеобразно отразились многие противоречия, свойственные буржуазному интеллигенту современности. Это показывает яркая автохарактеристика, созданная писателем. Себя Люсьен Бодар называет «неистовым индивидуалистом, своего рода аристократом, которому не нравятся критерии аристократии, но который способен понять ее красоты». Этот все повидавший на своем веку человек устал от истории и «больше не интересуется мировыми событиями: кризисами, войнами, революциями». Ему надоела «вечная монотонность торжествующей глупости». Никаких иллюзий насчет будущего он не питает и совершенно равнодушен к суете «общества потребления». Люсьен Бодар исповедует весьма модную теперь среди французской творческой интеллигенции «усталость от идеологии». «Я презираю общие идеи, — заявляет писатель, — то есть все те идеи, какие я сам не извлекаю из сплетения фактов. Я презираю идеологии, потому что они являются только упрощением, всегда вырождаясь, когда они побеждают, и приводя в отчаяние, пока они не добились победы. Я не думаю, что все идеи ложны, но я крайне им не доверяю и к тому же они нагоняют на меня скуку». Эту же мысль выразительнее и короче формулирует и Маргерит Дюрас: «Человек должен перестать быть теоретическим дураком». Писательские манеры у Люсьена Бодара и Маргерит Дюрас совершенно различны, но их объединяет комплекс идейных и психологических настроений, обрисованный выше, комплекс «усталости от идеологии и истории».

Будучи свидетелем многих значительных событий нашего века — особенно в Азии, — Люсьен Бодар извлекает из них лишь урок исторического фатализма. Писатель признается, что в глубине его души живет «культ героев», хотя история смела все дорогое сердцу сына французского консула: «Мои герои погибли так же, как все гибнет вокруг меня: моя Франция, мои предрассудки, империя, превосходство белой расы». Люсьен Бодар утверждает, что всю жизнь присутствует при «деградации Франции». Мировосприятие писателя проникнуто всеобъемлющим скептицизмом, который, однако, не поколебал двух очень удобных для Люсьена Бодара принципов: жить в свое удовольствие и писать вне каких-либо идеологических рамок. Именно поэтому его художественной манере присущ объективизм. «У меня есть сердце, — пишет он, — но прежде всего у меня есть глаз, этакий шар, в котором отражаются все образы мира, главным образом самые резкие и кровавые». Окончательно открещиваясь от политики, Люсьен Бодар аттестует себя «профессиональным наблюдателем жизни». Как видим, идейно-творческая программа гонкуровского лауреата 1981 года весьма далека от заветов Эдмона де Гонкура, от «новых тенденций в мысли и художественной форме».

То же можно сказать и о семидесятилетней Маргерит Дюрас — авторе более десятка романов, множества пьес, киносценариев и других «текстов». Она уже давно приобрела мировую известность. По сценариям писательницы поставлены знакомые советским зрителям фильмы «Хиросима, любовь моя» и «Столь долгое отсутствие». О Маргерит Дюрас существует обширная критическая литература; французские историки современной литературы видят в ней одну из ключевых фигур «литературного движения эпохи 1950—1970-х годов».

Писательница родилась в Индокитае, где прожила до 18 лет. Первая ее книга вышла в 1943 году, но настоящее признание принес Дюрас роман «С заступом против Тихого океана» (1950). Написанный в духе неореализма, этот роман с большой силой раскрывал правду о колониальном Индокитае, о чудовищной нищете вьетнамцев и страшном произволе колонизаторов, о серой, скучной и тусклой жизни французов-колонистов.

Однако Маргерит Дюрас не пошла по пути реалистического, социально значимого искусства.

В середине 1950-х годов она резко меняет манеру письма, все больше приближаясь к стилю так называемого «нового романа». Главной темой ее творчества становятся проблемы некоммуникабельности, роковые страсти — любовь, ревность, «чистое эротическое желание». Романы «Лошадки Тарквинии», «Моряк из Гибралтара», «Сквер», «Модерато кантабиле», «Пол-одиннадцатого в летний вечер», «Любовь» и другие лишены сюжета, в них не найти полнокровных, психологически мотивированных характеров. Персонажи Маргерит Дюрас существуют, «сами не зная почему», «затерянные в холодном и равнодушном мире». Это поистине «люди без свойств», «полые люди», некие тени, лунатики, полубессознательные пленники одиночества, невыразимых желаний и молчания. «Я кружусь на месте в моих книгах», — признавалась писательница. Подобной философии жизни соответствует и стиль Дюрас: главное для нее — создать «минимальный текст», выразить невыразимое, передать пустоту чувств абсолютно чуждых друг другу людей, зафиксировать «пульсацию чистой страсти» и сказать о всевластии молчания. Французская критика верно подметила, что подобная литература находится «по ту сторону человека».

Роман «Любовник» не внес ничего принципиально нового в творчество Дюрас. Но эта автобиографическая книжка всего в 142 страницы пользовалась и пользуется неслыханным успехом. Год она возглавляла списки бестселлеров, ее тираж превысил млн. экземпляров (огромное для Франции число). Пресса пишет об «историческом успехе», «триумфе»; критика слагает восторженные гимны таланту и мастерству писательницы. Слава романа докатилась даже до Америки, и его удостоил похвалы влиятельный еженедельник «Ньюсуик».

Чем объяснить этот феномен? Сама писательница усматривает причину успеха «Любовника» в «жажде» читателей, лишенных на протяжении многих лет «читабельной литературы». Суждение нарочито парадоксальное потому, что за Маргерит Дюрас прочно закрепилась репутация «трудного автора». И «Любовнику», написанному ясным, прозрачным языком, тоже свойственна весьма изощренная техника письма: постоянные переходы в повествовании от первого лица к третьему, сложные инверсии стиля, хронологические смещения.

К разгадке успеха романа, думается, близко подошел безымянный французский читатель, чье письмо процитировано в журнале «Лир». Нужно быть большим писателем, замечает он, чтобы «столь естественно передать такие лишенные всяких условностей чувства, которые без таланта автора показались бы чудовищными». Это верная мысль. «Любовник» прежде всего привлекает остропикантным сюжетом и шокирует предельной откровенностью писательницы.

Действие происходит в конце 1920-х годов в Сайгоне. Маргерит Дюрас еще нет шестнадцати, она учится в лицее и проживает в пансионе. Ее мать — учительница, отец умер, у Дюрас — два брата. Писательница физически ощутимо воссоздает затхлый мирок мелкобуржуазной семьи, где господствует «стыд за нищету», где не бывает праздников, где «все ненавидят жизнь и друг друга». В семье отсутствуют духовные интересы. Когда Дюрас говорит матери, что она мечтает писать, та называет это «детской блажью». Все поглощены одной заботой — заработать денег и вырваться отсюда в Париж, где наступит «настоящая жизнь».

Но девочке удалось «вырваться» из ненавистной семьи уже в Сайгоне. На пароме через реку Меконг (Дюрас называет ее «рекой скорби») девочка встретила китайца лет тридцати, который предложил подвезти ее в своем роскошном лимузине. Девочка выглядела экстравагантно: на ней шелковое платье с большим декольте, перехваченное в талии кожаным поясом, золоченые туфли на высоких каблуках, мужская широкополая шляпа; она вызывающе накрашена. Этот странный наряд, как смутно догадывается девочка, делает ее «открытой желанию» мужчин.

Китаец, оказывается, учился в Париже, он единственный сын ростовщика-миллионера и владелец шикарной холостяцкой квартиры, куда в один прекрасный день он и приводит девочку. Она становится его любовницей, а фактически — содержанкой. Любовник дарит Маргерит Дюрас бриллианты, покупает туалеты, водит ее вместе с матерью и братьями в дорогие рестораны и бары Сайгона. Все для девочки потонуло в «потоке желания», в «бесформенном, просто ни с чем не сравнимом море» — в наслаждении. Они уже «не могут перестать любить». Их связь продолжается полтора года; потом девочка — Маргерит Дюрас — возвращается во Францию совершенно опустошенной. Такова эта грустная повесть о необычной, скандальной первой любви.

Этот эпизод вполне мог остаться личным воспоминанием Маргерит Дюрас. Но для написания романа мало простого факта биографии, нужны еще и авторская концепция жизни, художественное обобщение, творческая философия. В сущности, «Любовник» — это книга, как пишет Дюрас, о «мрачной и страшной глубине плоти», о силе «чистого желания». Любовь героев романа лишена радости, легкости, просветленности, понимания. Холостяцкая квартира кажется девочке «местом смерти, насилия, боли, отчаяния, бесчестья». Путь к счастью, думает она, лежит только через ужас и горе, через «муки желания». Любовники находятся вместе, но они изначально одиноки, их терзает страх, ибо они нутром сознают, что все потонет в «необъятности смерти». Маргерит Дюрас убеждена, что это и есть та первозданная человеческая невинность, которая не сводима ни к каким социальным измерениям личности, некая вневременная и абсолютная мораль «чистоты». Согласно этой беспросветно мрачной философии, человек по сути своей оказывается жалкой соломинкой, которую, словно «река скорби» Меконг, несет в ничто мутный поток времени, желания и смерти.

В романе Дюрас высказала свое нынешнее творческое кредо. «Писать — ничего не означает», — заявила она журналу «Лир», утверждая, что именно таков смысл ее нашумевшей книжки. Однако она и здесь непоследовательна. Политика, причем весьма сомнительного свойства, зримо присутствует в романе. Вспоминая о войне, оккупации и Сопротивлении, писательница устанавливает «абсолютное, окончательное равенство» между коллаборационистами, которые предавали Францию, и коммунистами, которые сражались за ее свободу (после войны Дюрас несколько лет состояла в рядах ФКП). Тех и других объединяет, по ее словам, «суеверие», заключающееся в том, что они «верят в политическое решение личной проблемы». Так презрение к «общим идеям», о которых говорит Люсьен Бодар, оборачивается у Маргерит Дюрас очень неразборчивой аполитичностью.

Маргерит Дюрас дает в романе короткий, но выразительный портрет своего старшего брата. Мелкий садист и вор, который обокрал умирающую мать и родную сестру, картежник, пьяница и куритель опиума, мошенник и сутенер, «убийца без оружия», как она его называет, стал в годы оккупации прислужником нацистов, выдавая невинных людей. Этого подлеца сильнее других детей любила мать. Он подох совсем одиноким в своей пустой квартире, откуда спустил все, вплоть до простыней. Но Дюрас прощает его, полагая, что так должны поступить и его жертвы: ведь коллаборационизм не принес старшему брату «решения личной проблемы». Предательство и подлость были его «чистыми желаниями». Так «чистое искусство» («писать — ничего не означает») подыгрывает буржуазной пропаганде, которая неистово клевещет на движение Сопротивления, пытаясь поставить на одну доску палачей и жертвы. Сенсационный роман Маргерит Дюрас лишний раз доказывает старую истину, что нельзя создавать литературу ни о чем и из ничего, что история и политика неминуемо настигнут писателя, пусть даже он и повествует о «безумной любви» французской девочки и богатого китайца.

«Если бы я был поэтом, то воспел бы ужас жизни, если бы я был музыкантом, то передал бы идиотский смех и бессильные слезы, жуткую суматоху заблудших, ожидающих ударов судьбы среди руин. Если бы стал художником, то изобразил бы небо цвета пыли, нависшее над миром». Такими словами выразил свое эстетическое кредо «новый философ» Бернар-Анри Леви в скандально нашумевшем эссе «Варварство с человеческим лицом». Но он предпочел не обращаться к поэзии, музыке и живописи, а написал огромный роман «Бес в голове», за который получил престижную премию Медичи. Эта книга, подобно «Любовнику», много месяцев значилась в списках бестселлеров, она уже переиздана большим тиражом в серии «Карманная книга».

Дебютант в жанре романа, Бернар-Анри Леви — отнюдь не новичок в литературе. Признанный лидер «новых философов», одна из «звезд» интеллектуального Парижа, он с 1973 года издал пять книг эссе, вызвавших шумную полемику. О его творческой программе нельзя сказать, что «писать — ничего не означает». По темпераменту и манере письма Леви — памфлетист, реакционный — в самом точном смысле этого понятия — публицист, ловкий демагог и фальсификатор истории. Яростные антикоммунисты и антисоветчики, «новые философы» призывали организовать моральное и идейное сопротивление марксизму и реальному социализму, оплевывая прогресс и разум, демократию и гуманизм. Однако сегодня, когда на идеологической сцене Франции все громче звучит сплоченный хор «новых правых», рекламный блеск «новой философии» сильно потускнел и явно нуждается в подмалевке. «Центральная идея «новой философии» в том, — отмечал Генеральный секретарь ФКП Жорж Марше, — что невозможна и не нужна никакая революция, ни во что нельзя верить, не на что надеяться, человечество осуждено на поражение и унижение». Бернар-Анри Леви использовал форму романа, чтобы оживить систему подобных идей и настроений.

Правая парижская пресса с восторгом приветствовала книгу Леви. Рецензент еженедельника «Фигаро магазин» пастор Брюкберже нашел в романе «новое дыхание», узрел в нем некое «обещание освобождения», правда непонятно, от кого и чего. Он отыскал в книге «ненависть ко всем видам тоталитаризма», а истерические инвективы Леви против жизни, человека и общества даже сравнил — ни много, ни мало! — с гениальными «Мыслями» Паскаля. Восторг этот становится понятным, когда внимательнее присмотришься к содержанию и идейной проблематике объемистого романа шумного «нового философа».

Автор строит роман как расследование жизни главного героя Бенжамена К., родившегося в 1942 году в богатой буржуазной семье. Совершенно очевидно, что Бенжамен К. — «черное существо», находящееся в «точке пересечения самых темных сил эпохи», — это двойник Бернара-Анри Леви. Замысел романа невероятно претенциозен: Леви пытается создать портрет поколения, панораму века, дать образ «героя нашего времени», сказать обо всем. «Бес в голове» пестр, как калейдоскоп. «Что это такое? — вопрошает издательская аннотация на обложке. — История любви? Семейный роман? Рассказ о шпионаже? Фреска полувека? Метафизическая притча? Повесть о воспитании чувств? Галантная и чувственная хроника? «Бес в голове» — это все вместе взятое». Однако жанровая и стилистическая пестрота не нарушает идеологической заданности романа как своего рода художественной иллюстрации «новой философии». Правда, здесь сразу же следует подчеркнуть, что ни философской, ни литературной новизны в романе нет.

Бенжамен К. в изображении Леви предстает этаким романтическим и демоническим сверхчеловеком. Он — «гигант, ангел, полубог, фаворит удачи, шедевр природы», «герой, божественный авантюрист», неотразимый соблазнитель женщин. Обладатель «современного и оригинального ума», литературного таланта, «он все может»... Прибавьте к этому, что он не испытывает нужды в деньгах. С детства Бенжамен К. одержим манией величия: он видит себя «гением слова», будь то Гёте, Шекспир, Сервантес или — на худой конец — Франсуаза Саган (Б.-А. Леви — человек без юмора), или же президентом, лауреатом Нобелевской премии. Жизнь представляется ему музыкальной партитурой, которую следует исполнять одновременно в нескольких регистрах.

Однако главное в другом: Бенжамен К. мечтает, стремится «убить в себе старого человека», «сломать пополам историю и заново начать несчастную историю мира». Венцом его дерзаний выступает желание создать... новое человечество. Бальзаковский Растиньяк, который всего лишь жаждал завоевать Париж, рядом с Бенжаменом выглядит скромным школьником, примерным пай-мальчиком.

Преследуя свои цели, Бенжамен К. даже на короткое время поступает работать на завод компании «Рено», провокационно призывая трудящихся к террору и так называемому «прямому действию». Неутомимый путешественник, он, неся свои «идеи», побывал в США и Мексике, в Латинской Америке и Индии. Одному ему и автору ведомыми каналами Бенжамен К. даже проник в лагерь Организации освобождения Палестины, а потом оказался связанным с «красными бригадами» в Италии. Эти эпизоды романа недалеко ушли от «Парижских тайн» Эжена Сю. Их «документальную» основу автор вполне мог почерпнуть в сенсационных репортажах еженедельников типа «Пари-Матч» или «Фигаро магазин». Правда, однажды, в поисках «горючего» политического материала, Бернар-Анри Леви, переодетый душманом, принимал участие в провокационной акции против народного Афганистана. Как писала газета «Монд», Леви «слишком озабочен собственной известностью» и готов на все ради рекламы. Буржуазная пресса отмечала, что политическим, актуальным страницам романа трудно поверить.

Бернар-Анри Леви вполне в духе бульварного романа с продолжениями живописует пути, по которым Бенжамен движется к своим «великим» целям. «Бес в голове» — это мини-энциклопедия литературных, политических и идеологических мод и поветрий буржуазного Парижа начиная с конца 1950-х годов. Как губка, Бенжамен впитывает в себя все — сюрреализм и рок-н-ролл, «дикую красоту» американской массовой культуры и авангардистскую заумь парижской литературной богемы. Он успевает всюду — в фешенебельные кабачки и на собрания бедных студентов, где «осуждают режим и буржуазию». И без устали любит — богатых и зрелых женщин, студенток, модисток, политических авантюристок...

Однако странная вещь — чем бы ни занимался Бенжамен К., он всегда проигрывает. Жизнь для него — «огромное, фундаментальное разочарование». Эта беспросветно мрачная философия — выражение пессимизма и самого Леви. «Абсолютная смерть, — писал он в эссе «Варварство с человеческим лицом», — это объективное настоящее человечества».

Разочарования постигают героя романа потому, что над Бенжаменом с самого рождения тяготеет проклятие. В разгадке сего — его тайна и идейный смысл «Беса в голове». Вину за все злосчастья Бенжамена несет его отец Эдуард. Во время оккупации он был коллаборационистом, причем, как говорит один из персонажей, «самого худшего толка». Обделывая темные делишки с нацистами, он даже повесил в рабочем кабинете портрет Гитлера и требовал от служащих фашистского приветствия. Этот преданный лакей фюрера, нацепив форму СС, отправился в составе легиона французских волонтеров на Восточный фронт, в «антибольшевистский крестовый поход». Но воинственный Эдуард «не сумел изменить ход войны», как с грустью пишет в дневнике мать Бенжамена. Он дезертировал и вернулся во Францию, где был арестован и расстрелян. Так рухнула голубая мечта Эдуарда — создать «из смеси науки и национал-социализма» форму будущей Европы. Крах всех иллюзий и надежд наступает у Бенжамена К., когда он «берет на душу вину своего отца», но оказывается бессильным «переиграть» историю в папенькином, фашистском духе. Поэтому жизнь и делается для него «самым жестоким из наказаний».

До конца мелкий бес терроризма, Бенжамен К. (он случайно убил полицейского и, поскитавшись по Западной Европе, осел в Иерусалиме) раскрывается в той части романа, которая названа «Исповедь Б. К.». Она прямо-таки сочится ненавистью к миру, разуму и человеку. Бенжамен К. не верит в бога и не выносит самого себя. Жизнь представляется ему теперь «смешным театром теней», человечество — «обезумевшим муравейником», XX век — «непрочитываемым и хаотичным». Он убежден, что всегда побеждают «смерть, зло, дьявол». Разум бессилен, а народ «глуп». «Ничто, одно ничто после жизни, целиком отданной служению небытию», — провозглашает он, хотя считает подвигом свое «самое полное банкротство».

Бенжамен К. утробной ненавистью ненавидит собственную родину: «Единодушно фашистская Франция на трупе моего отца вновь вернула себе антифашистскую добродетель». Он ждет, чтобы пришли новые варвары и все переиграли, чтобы они «выстрелами вылечили Человека от людей, а Человечество — от гуманоидов». Он бредит «братством и чистотой террора». Однако даже в ожидании смерти Бенжамен К. успевает припугнуть читателей угрозой «победы советизма» во всемирном масштабе. Главными ценностями жизни в его глазах предстают смерть и эротика, которая правит всем. То есть «чистое желание», что прославляет в романе «Любовник» и гонкуровский лауреат Маргерит Дюрас.

На страницах романа Бернар-Анри Леви выводит и самого себя, описывая свою встречу с Бенжаменом К. в Иерусалиме. Он кокетливо изображает себя пылким молодым человеком с «лиловыми тенями под глазами», с «тонкими, чуткими пальцами пианиста», «гривой черных, как у индейца, волос» — реклама никогда не помешает. Однако наблюдательный Бенжамен нашел в облике «нового философа» «выражение обманщика или комедианта». И посему счел нужным отправить именно ему в Париж свою «Исповедь», как достойному духовному наследнику.

Программа, высказанная Бенжаменом К. в «Исповеди», насквозь пронизана фашистской идеологией. Он готов подохнуть, как бездомный пес, но лишь при условии, что вместе с ним умрет весь мир, остановится жизнь, планета взлетит на воздух и свершится апокалипсис. Вот почему пути героя и автора «Беса в голове», по мнению газеты «Юманите», ведут «к цинизму и гнусности». Газета «Монд», отмечая, что Бернар-Анри Леви «прошел мимо подлинных проблем века», выразила недоумение, почему премия Медичи присуждена подобному роману. Ответить на этот вопрос несложно: «Бес в голове» отлично вписывается в ту беспрецедентную по размаху антикоммунистическую и антисоветскую кампанию, которую в последние годы ведут крайне правые, реакционные силы Франции.

Разумеется, «Любовник» и «Бес в голове» — только два примера из французской литературы наших дней. Не может не насторожить, что именно книги Маргерит Дюрас и Бернара-Анри Леви обрели такой успех, оказавшись в центре литературной жизни Франции. Но есть в современной французской прозе и другие произведения, авторы которых заняты исследованием настоящей жизни, с ее сложностями и проблемами, а не живописанием «чистой любви» или пропагандой цинизма и ненависти.

К таким книгам можно отнести роман молодого писателя Янна Кеффелека (род. в 1949) «Варварские свадьбы», удостоенный Гонкуровской премии 1985 года. Его первый роман «Черное очарование», вышедший двумя годами раньше, привлек внимание критики и читателей.

«Варварские свадьбы» — книга страшная, но написанная исключительно талантливо. В ней много патологического, извращенного, тягостно-иррационального, однако это — не самоцель автора. Писатель не боится сказать правду о том грязном и страшном, что он видит в нынешней жизни буржуазного общества.

Роман начинается с чудовищной сцены. Трое пьяных американских солдат (идет 1945 год) зверски насилуют четырнадцатилетнюю девушку Николь Бланшар. От этой «варварской свадьбы» рождается ребенок — Людовик. Это ни в чем не повинное существо мать ненавидит; он напоминает ей о пережитом кошмаре. Родители Николь, стремясь скрыть позор дочери, упрятывают ребенка на чердак, где держат взаперти до семи лет. Людовик превращается в странное создание с изувеченной психикой, в изгоя, над которым издеваются все. Николь выходит замуж за добродушного механика Мишо; Людовик живет в новой семье. Однако мать, не желая его видеть, отдает сына в Центр для слаборазвитых детей, где изощренные издевательства над ним продолжаются. Людовик убегает из Центра и скрывается несколько месяцев в обломках выброшенного на берег корабля (действие происходит в Бретани). Всю жизнь мальчика преследует одна мечта: добиться материнской любви и ласки, хоть раз назвать Николь мамой. Чтобы снова заманить Людовика в Центр, мать приходит к нему на корабль. Он убивает ее и бросается с ней вместе (вторая «варварская свадьба») в бушующий прибой.

«Я хотел, — говорил Янн Кеффелек в интервью, — показать тиранию предрассудков». Но замысел романа гораздо шире и глубже. По существу, писатель создал сильную, емкую по смыслу притчу о дегуманизации, бесчеловечности буржуазного образа жизни. В самом деле, страшно, холодно и неуютно жить в мире, где разрушается самая главная связь на земле — связь материнства с детством.

Французская критика высоко оценивает вполне зрелое мастерство Кеффелека. «Рассказ о крестном пути мальчика, — отмечал Венсан Ландель в журнале «Магазин литтерер», — писатель ведет с ошеломляющей простотой». На 6-м Парижском салоне книги, который состоялся весной 1986 года, Янн Кеффелек был признан самым перспективным дебютантом в жанре романа. Думается, Академия Гонкуров выполнила на сей раз завет своего создателя и увенчала премией произведение молодого, оригинального и талантливого писателя, от которого вправе многого ожидать современная французская проза.

...Однажды известная романистка Жозан Дюранто с тонкой иронией заметила, что во Франции издатели, словно портные, живут будущим. Подобно законодателям моды, парижские издатели каждый год, ранней весной, уже начинают лихорадочно искать книги, которые осенью, в разгар «сезона премий», они смогут вывести на старт гонки за литературными наградами. Но лукавое сравнение Жозан Дюранто «хромает», в этой шутке не вся правда. Подлинная литература неподвластна изменчивой моде. Всесильное время все поставит на свои места, и забвенья избегнут лишь те создания слова, которые несут истину о жизни и человеке.