У меня язык прилип к нёбу.
В висках застучал пульс.
Мне казалось он разрывал своим звуком мне голову изнутри. Тягучая боль двигалась от затылка ко лбу.
Холодный пот проступил по всему телу, и оно стало липким, влажным, неприятным. Даже платье облепило меня как упаковочная плёнка жирненькую курицу гриль.
Омерзительно.
— Ты же сейчас так шутишь? — задыхаясь, спросила я, а в голове нервно и судорожно стали всплывать варианты развязки этой истории.
Я видела лишь один выход. Это развод. Без объяснения причин, без криков, без всего…
Я не смогу жить с человеком, который такое заявил мне, глядя в глаза.
Господи, что станет с Максимом? Как он это перенесёт? Как ребёнку объяснить, что папа сошёл с ума и променял его на других женщин.
У меня подкосились ноги, и я, сделав шаг вперёд, присела на боковушку дивана.
Впервые за последние пару дней я радовалась, что сына отправили с моими родителями на море. Я не представляла, чтобы сейчас делала если бы Максим все это услышал. Я бы наверно вздёрнулась.
— Я не шучу, — холодно заметил Альберт и отставил бокал на стол. Стекло стукнулось о стекло, и в моей голове все зазвенело. Я хватанула воздух губами. — И да, мне понравилась Наташа. Возможно, я с ней буду спать…
— Ты что такое говоришь? — тихо спросила я, ощущая как с меня заживо сдирали кожу эти слова. Как меня просто и без анестезии резали по-живому. Как у меня в жилах леденела кровь при взгляде в темные холодные глаза супруга. — Ты с ума сошёл? Ты перепил? Мне дать тебе время, чтобы ты протрезвел?
Альберт подхватил бокал со стола и со всей силы швырнул его в стену за моей спиной.
— Ты себя вообще слышишь? — тяжело задышал муж. — Какое время? Какие шутки? Я тебе прямым текстом говорю, что хочу трахаться с другими бабами, а ты мне про шутки. Лер, ты совсем отупела в своём декрете?
Слова ударили так больно, что я пошатнулась. Думала упаду с дивана замертво. Душу рвало на куски.
Ему было двадцать два когда мы впервые увиделись. Смешной высокий парень в потёртой косухе, которая вся блестела от количества замков и навешанных на нее металлических цепочек. Пухлые губы. Озорные искрящиеся глаза.
Мое сердце замедлилось на мгновение, когда мы только встретились взглядами. Он был так нереально красив, что я только опускала взгляд и прятала любопытство вместе с робким желанием за длинными ресницами.
У него тогда не было накачанного тела, счетов в банках и таких злых слов. На запястье висел серебряный браслет, на котором было несколько кулонов: змея, знак бесконечности и совсем неуместный клевер с четырьмя лепестками.
Альберт улыбался. В его улыбке пряталось предвкушение, потому что он точно знал, что когда пойдёт провожать меня домой, обязательно зажмёт под пышным кленом и сорвёт мой первый неумелый поцелуй.
А ещё…
Он бросил монетку в декольте моего платья.
Бросил и усмехнулся, что это, чтобы точно встретиться.
И мы встретились следующим вечером у старого фонтана, отделанного мозаикой из разноцветной плитки.
— А ты прикольная… — сказал Альберт, дёрнув меня за прядку у виска. Мои щёки сразу запунцовели, а сердце сделало кульбит внутри. — Миленькая такая…
— Спасибо… — тихо тогда сказала я.
Первая любовь она такая. Немного скомканная, жутко ранимая и совсем нелогичная.
Нелогично мы с Альбертом тогда разругались накануне Нового года, и я помнила, как придя в гости к бабушке, осталась у неё с ночёвкой, и всю ночь проплакала лёжа на кровати с панцирной сеткой, которая вздрагивала от каждого моего движения.
А в новогоднюю ночь Альберт изрядно помятый и весь в снегу пришёл ко мне домой и долго целовал меня в подъезде, потому что мама не отпускала меня гулять после боя курантов. Его большие ладони, тогда холодные с улицы, пробирались мне под свитер. Я вздрагивала, смущалась, старалась закрыться, но мне было так приятно, внутри словно солнце сияло, летнее и горячее.
А потом мы поженились. Альберту тогда было двадцать три, и он учился на предпоследнем курсе авиационного. А я только на втором медицинского. Из подарочных денег на свадьбу мы сняли однушку в спальном районе. Альберт после учебы работал на автомойке, но денег не хватало и тогда я вышла в салон маникюристом. А через полгода оформила академ, потому что и учиться и работать не получалось. А жить на что-то надо было. Все время пока Альберт не получил диплом я работала в салоне. И потом ещё тоже, его нигде не брали на работу, потому что молодой специалист, и он тогда обещал мне:
— Лерка, я получу самую престижную работу. Сразу увезу тебя на море. И потом будешь в золоте купаться…
От тех слов я долго плакала, потому что сил моих не было. Я выматывалась с клиентами за жалкие тридцать процентов, работала почти без выходных, а один год вышла с работы за четыре часа до нового года.
Это был ад.
Но мы с Альбертом справились. В двадцать три я наконец-то вернулась на учёбу, и в то лето впервые увидела море. Наше чёрное море. В Геленджике. На пляже усыпанном туристами. И тогда Альберт мне обещал:
— Смотри Лер, скоро все измениться, и мы будем гулять с тобой по побережью красного моря. Лер, не плачь.
И после всего этого Альберт так просто решил, что ему это ничего не нужно?
Что он готов все это променять?
Мои губы затряслись и я встала с дивана.
— Ты даже поговорить не хочешь об этом! — вспылил Альберт.
— О чем? Альберт, о чем нам вообще говорить после такого? Ты как себе это представляешь? — дрожа всем телом уточнила я, не понимая для чего вообще нужны сейчас слова. Зачем? Альберт уже все сказал. Он поставил жирный крест на нашей семье. Он раздавил меня своим признанием.
— Ты вот даже не понимаешь! — Альберт резко шагнул ко мне, но я выдернула руку из захвата его пальцев.
— Только не трогай меня! — прохрипела я, не в силах бороться с подступающей к горлу тошнотой. — Не надо! Мне достаточно того, что я услышала.
— Что ты услышала? — потерял терпение Альберт. — Что мне осточертело жить в мертвом браке? Что я тебя иначе как соседку не воспринимаю?
Мне стало так больно, словно мне грудь раскрыли и всадили в сердце острый стилет с отравленным лезвием. Я сжала ладони на груди, стараясь унять эту боль, но не выходило.
— Я родила тебе сына. Я пережила с тобой все дерьмо, которое может случиться в жизни любого. Я блин свою учёбу запорола. Я карьеру не сделала! А ты?
— Что я? — подался ко мне Альберт и сдавил мои плечи. — Ну, договаривай. Чего замолчала?
Я прикусила губы, напоминая себе, что клялась ведь никогда не попрекать мужа ничем. Все, что я делала было результатом моих желаний, а не его.
— Ты на меня жизнь положила. Все отдала, а я говно и предатель про баб других говорю? — зло спросил Альберт и в его темных глазах заплясало пламя.
— Ты обесценил все… — горько произнесла я, сама давясь привкусом жженого сахара на кончике языка. — Ты мне говоришь… и я же все видела. Не будь меня, ты бы уединился с этой Наташей.
Альберт тряхнул меня за плечи. Схватил одной рукой за талию.
— То есть ты видела все. Я тебя объяснил все, но тебе недостаточно? Вместо того, чтобы искать выход из нашего прогнившего брака, ты предпочитаешь бежать? — зло цедил каждое слово Альберт.
— Какой выход? Ты мне сказал, что хочешь других женщин. Где здесь выход? — закричала я и сама испугавшись себя, прижала ладони к губам. Альберт поморщился.
— Наши отношения это болото…
Наши отношения с ним были для меня самой чистой верой. Священной наградой. Даром небес. Мама даже однажды сказала, что у нас поэтому и нет детей, потому что слишком сильно друг друга любим. А такая любовь даётся раз на сотню. И мы ее получили, но у нас отобрали все остальное.
Детей.
Я честно смирилась с этими мыслями и нашла что-то успокаивающее в этом. Но сейчас, глядя в искажённое злостью лицо, мужа я понимала, что не выиграли мы ничего. Наша любовь была обычной. Каких десятки и тысячи.
И Альберт это только подтверждал.
— Я не знаю, что тебе сказать… — выдохнула я, мечтая закрыть глаза и просто очнуться в реальности, потому что все, что сейчас происходило, было кошмаром. — Что ты надеялся услышать?
— Хоть что-то! Диалог! Причины!
Я сдавлено застонала, теряя равновесие и стала оседать на пол. Моих сил не хватало. Альберт снова встряхнул меня, добиваясь реакции, и я поддавшись воздухом, спросила.
— Хорошо, почему?
Альберт зарычал и отпустил меня. Развернулся и пошёл к окну. Встал напротив ночного города.
— Тебе реально плевать? Почему? Потому что я устал. Я не могу больше. Мы не видимся толком и не говорим. А рядом со мной проходит жизнь!
У меня она тоже проходит. Рядом с циничным и безжалостным мужчиной.
— И что ты мне предлагаешь сделать? Что мне делать с этой ценной информацией? — спросила я и все же опустилась на пол, обняла колени. Вжалась лицом в них. — Что? Ты хочешь развод? Пожалуйста. Я не буду унижаться…
— Я не хочу развод! — зарычал Альберт, и я непонимающе подняла на него глаза. Если не развод, то о чем ещё говорить.
— Так не бывает… — хрипло сказала я, содрогаясь от подступающих рыданий. Он не считал меня больше женой или любовницей. Для него я была безликой соседкой по квартире, которая носилась с ребёнком.
Он просто перестал что-то чувствовать. И был зол. Почему-то на меня, хотя я же любила его до потери сознания. Он же был моим миром, моим солнцем. Я же блин шла вперёд, потому что знала, что рядом он. Я же не жалела себя. Я отдавала себя всю.
Я же…
Слепо его любила.
Себя уродовада, жизнь перекраивала ради него.
— Бывает! Я просто хочу чтобы бы поняла, что мое желание это следствие, что у нас все дерьмово! — резко выдал Альберт, словно пощёчину мне отвесил, и я закусила до крови губы. На языке проступил металлический привкус.
— Что у нас дерьмово? — утончила я, не понимая к чему вообще сейчас разговор. Я видела только один выход. Это развод и все.
— Все! Начиная от наших интересов и заканчивая нашей постелью, где ты как нервная истеричка: то тебя там не трогай, то не мусоль шею! Ты вообще не хочешь ничего.
Я прикрыла глаза снова краснея как рак.
Я всегда была спокойной в отношении секса. Для меня постель не главное было в браке.
— Это охренеть как унижает, когда твоя женщина тебя не хочет! — садануло по мне высказывание Альберта. — Я хочу видеть в постели горячую и стонущую подо мной девицу, а не мумию с комплексом Мадонны от того, что она стала матерью и перестала быть любовницей.
— То есть ты решил, что раз у нас в постели все плохо, это повод пойти налево? — мне даже сложно это было выговорить. Не то, чтобы осознать.
— Я не пошёл налево. А прямым текстом сказал, что хочу встречаться с другими женщинами! — рубанул Альберт и подошёл ко мне. Я отшатнулась и попыталась отползти от него по полу, но муж присел возле меня на корточки и положил ладонь мне на затылок. Запустил пальцы в волосы. Его дыхание с ароматом алкоголя, его запах слегка горьковатой с нотами ментола туалетной воды и мускуса сводил меня с ума, но сейчас от него мутило.
— Это же измена, Альберт. Встречаться с другими женщинами это измена… — проговорила я, чтобы муж понял, как это видела я.
— Нет, это называется открытый брак, родная, — поправил меня муж. И его губы застыли в миллиметре от моих. А я вдруг поняла, что Альберт сошёл с ума. Он предлагал убрать вообще какие либо границы, отвечающие за сохранность нашей семьи.
— То есть каждый из нас будет встречаться с другими? Зачем? — голос сорвался на хрип. — Зачем? Лучше давай сразу разведемся!
Я оттолкнула мужа и резко встала на ноги. Горло саднило, а внутри разливался жгучий огонь, который готов был погрести все под собой.
— Развода не будет… — Альберт приблизился ко мне, прижался всем телом и выдохнул в губы. — К тому же я хочу, чтобы ты мне была верна.
— То есть брак открытый только с твоей стороны?