Измена. Иллюзия счастья (СИ)

Плохое — это я. А прекрасное — это ты

Я чуть не поперхнулась. Пару капель обжигающей жидкости входит не в то горло. Закашливаюсь и чувствую холодные капли коктейля на своей шее.

— Прикалываешься? — спрашиваю я у Лены. Она качает головой. Улыбается, как-то странно, будто лисица.

— Ты сама не видела этот взгляд? — спрашивает она. — Да это просто волчара перед добычей. Не моргал прямо. Мне аж жарко тут стало.

Она хихикает.

— Я не добыча, — бурчу я.

— Ага и покраснела просто так. Давай колись. Я никому не скажу. Что между вами?

— Между нами ничего нет, Лен. Это бред. Он просто родственник моего будущего мужа, — она продолжает на меня смотреть внимательно, и в одном взгляде видно, всё, что она хочет сказать.

Нужно скормить ей хоть немного правды.

— Ладно, давай так, — мнусь я. — Мне кажется, иногда… Иногда кажется, что я ему нравлюсь. Это возможно. Но я даже не думаю о таком, потому что…

— Почему? Что плохого в том, что ты нравишься мужчине? — перебивает она меня. Она легко повелась. — Это более чем нормально и правильно.

Я могу не говорить про сделку, про то, что Артур снова принимает, про то, что подслушала в кабинете Михаила и что, кажется, мне самой он в чём-то нравится.

— Он мне не муж, — отвечаю я.

— Во-первых, обручального кольца у тебя ещё нет. Во-вторых, даже оно не превращает тебя внезапно в мужчину. Ты по-прежнему, юная, милая, привлекательная де-е-евушка, — тянет она. — И если кто-то тобой заинтересован или слегка влюблён, даже. Это более чем нормально. И здесь нет ничего дурного и стыдного. Конечно, есть границы, которые вы оба соблюдаете и будете соблюдать. И это тоже нормально. Никто ж заставляет тебя спать с каждым, кто на тебя посмотрит как-то не так.

— Не знаю… — качаю я головой. — Мне кажется… что я виновата. Что я как-то не так себя проявила и поэтому… — я пожимаю плечами и допиваю залпом коктейль.

— Можно совет? Мне кажется, ты боишься быть шалавой как твоя сестра, — чеканит Лена. Отходит на секунду, только чтоб заказать нам по ещё одному коктейлю.

— Почему ты решила что она… шалава? — спрашиваю я.

— Ты даже не отметила то, как она одета, да и в целом, видно. У неё взгляд на мужчин — просящий и одновременно обещающий. Профессиональное качество нарабатывается тренировкой. Она каждому готова себя предложить, за какие-то плюшки. Я с такими общалась, ничем хорошим их жизнь не кончается. Если не догадываются собрать наработанные писькой плюшки и вложить в какой-то бизнес. Но они уверены, что они охеренно красивые и всегда такими будут. Но это не так важно. Важно то, что ты отчаянно боишься, хоть немного быть такой как она. Но есть разумная грань между женственностью и блядовитостью. И просто осознавать, что мужчина, какой негодяй, имеет права быть тобой заинтересованным это как раз, к женственности. А Миша заинтересован. Она хищно улыбается. Снова перевела разговор в интересное ей русло. Точно лиса.

— И что мне делать? — я вдруг понимаю, уже обращаюсь к ней за советом, как к старшей сестре. Но с другой стороны? У кого мне спрашивать? У мамы? У Маши?

— Ничего. Живи, кайфуй и смотри по ситуации. Плыви по течению. А там посмотришь, как правильно поступить.

Плыть по течению…

Ну хорошо.

Но куда-то оно меня не туда привело. Я улыбаюсь Лене, и наш разговор медленно меняет направление.

Бокал алкоголя и общение с Леной меня расслабляют. Я просто танцую в клубе, не особо думая о ритме или ещё чем-то. Попиваю безалкогольные сладкие коктейли и шучу с заметно охмелевшей Леной.

Мы выходим из клуба почти в четыре утра, уже близится рассвет. Лена заказывает трезвого водителя. Низкого роста крепкий мужчина развозит нас по домам.

Меня довозят до маминого дома и я неловко улыбаюсь, вылезая из машины.

К счастью, они тут же трогаются и мне не нужно открывать при них дверь подъезда.

Отлично. Я поздней ночью или очень ранним утром оказалась на улице. В платье, которое раньше бы постеснялась дома надеть.

Слегка пьяная. Умница.

Слышу как гудит машина. Отлично. Начали приставать?

Просто чудесно.

Низкая черная машина настолько отмытая и блестящая, что сверкает даже сейчас. Она подъезжает ко мне и останавливается, преградив мне выход со двора.

Я могу побежать, наверное? Но на мне каблуки.

Стекла тонированы и я не вижу кто там. Открывается пассажирское сидение и оттуда выходит… Миша.

— Боже! — выдыхаю я.

Не думаю, что похож, — он пожимает плеччами.

— Но… почему вы здесь?

Потому что я понял, что Ленка тебя сюда привезет. Ко мне ты не пойдешь, постеснявшись, к Артуру тоже. А внутрь заходить не захочешь.

— У меня есть деньги, я бы вызвала такси и дальше бы разобралась. Не надо было меня спасать, — бурчу я.

Миша опирается на открытую дверь автомобиля, расслабленно улыбается.

— Может ты права. Но это вошло мне в привычку. И стало нравится. Ты не против? — он спрашивает так мягко. И выглядит сейчас… другим.

Мягким, ленивым, уставшим. Вечный хищник, лев, который просто решил подтянуться на солнышке и поиграть с веревочкой.

И ты не понимаешь, как в звере, на чьих губах недавно была кровь, может быть в чем-то даже милым.

Я опускаю взгляд.

— Я хочу погулять, — заявляю.

Миша хмыкает, делает знак водителю.

Закрывает наконец-то дверь. Мы оба выходим из двора. Я ещё плохо ориентируюсь в едва светлеющей улице и резко подворачиваю ногу, едва не упав.

Успеваю только пискнуть, как чувствую сильные руки схватившие меня за плечи. Слегка приподняв.

Снова чувствую землю под ногами и вцепляюсь в руку Миши он снова хихикает.

— Я тебя снова спас.

— Ага, — киваю я. — Спасибо.

— Да не за что, просто как ты дожила до своих лет, с твоим умением находить неприятности?

— Я просто сидела дома, и старалась особо не вылезать, — пожимаю я плечами.

В чем-то это правда.

Он смеется. Я не сдерживаюсь и оглядываюсь. Интересно смотреть на его смех. Он красивый, мягкий.

— Ну всё, теперь можешь выходить. Только чтоб я был рядом, тебя ловить и спасать. И заодно твоих родственников.

Я сама хихикаю.

— Если б ты брал с меня деньги, за это я была бы должна безумные деньги.

— Я обычно не деньгами беру, — он машет рукой. Я чуть осекаюсь от странной шутки и Миша тоже замолкает.

Становится неловко.

— Ты вообще раньше пила? — спрашивает он, явно чтоб прекратить наше странное молчание.

— Ну да, вино пила на праздниках. С мамой с бабушкой. И вообще, мама говорила, что пить надо только с теми, кому доверяешь.

— Не согласен. Либо не пей вообще, либо умей пить. Некому доверять.

— Ну, самым близким же можно?

— Твои самые близкие это сестра и Артур, да? — спрашивает Михаил резко.

Я тушуюсь.

— Ну ладно. Если тебе нельзя пить с теми, кому не доверяешь, но можно с теми кому доверяешь. Тебя пускали на молодежные тусовки?

— Ну нет, меня мама никуда не пускала.

— А Машу?

— Маша была уже взрослой, — я пожимаю плечами.

— Так, — он резко останавливается. — Маше было сколько?

— Ну, лет пятнадцать, когда она стала ночевать у подружек.

— А ты?…

— Ну, тогда мне было лет двенадцать-тринадцать, а потом, Машка уже в институте была и я занималась уроками. Экзамены, ЕГЭ. Только не надо мне говорить, как я многое упустила, из-за того, что не было школьных тусовок.

— Да нет, не скажу что многое. Упустила пару вариантов потерять девственность очень стыдным образом, пару попыток изнасилования и подсаживания на наркоту. Так что в целом, ничего страшного.

— Но? — спрашиваю я.

— Да нет «но». Разве что… конечно, неприятности или сложные события, они позволяют взрослеть. Первая драка с пацанами — взросление, первый поцелуй, первый секс, первая стопка, первая поездка в другой город самому — это всё взросление. Не потому, что это все атрибуты взрослой жизни. Можно быть трезвенником или девственником по жизни. Не выезжать за пределы двора, ни разу не набить кому-то морду, но повзрослеть как-то иначе.

— А почему же тогда ты говоришь, что это взросление?

— Это те моменты, когда ты предоставлен сам себе. И когда только ты за себя ответственен, когда ты можешь конкретно налажать и мама с папой не помогут. Взросление это ответственность. Но ответственность не за других. И не за весь прогнивший мир, — он улыбается. — Это не волонтеры-экологи. Это когда человек морально самостоятелен. Ни от кого не зависит, ни от чьего мнения. Ставит приоритеты и понимает, как дальше ему жить. Болезненный опыт очень быстро заставляет повзрослеть. Вот Артур, — он вздыхает. — Артур не вырос. Потому что он всегда хочет вести себя так, как ему хочется. Он не думает о последствиях, об этом подумают другие.

— А я не взрослая? — спрашиваю я.

Опять в голове слова Маши. Они режут меня будто ножом.

Миша хмыкает.

— Маша от другого отца, ведь?

Я застываю на месте. Миша тоже. Смотрит на меня.

— Не понимаю, как ты мог понять?! У нас не все друзья знают, только родственники, самые близкие… — лепечу я и чувствую, что резко устала. Хочется сесть. Мы с Мишей медленно подходим к скамейке. Садимся и я вздыхаю, отвечая на его вопрос. — Да, ты прав. Мама встречалась с парнем, забеременела а потом уже с годовалой Машкой вышла замуж за папу. Как ты понял?

— Это стандарт, — говорит Миша. — Женщина любит того ребёнка, отца которого она искренно любила и хотела. Поэтому, Машу она любила и баловала. Маша это воспоминание о первой любви. След этой любви. Она маленькая принцесса. А потом, после любви была просто жизнь. Просто замужество. И там был рожден просто ребёнок. Прости, если тебе неприятно это слышать, Ань.

— Нет-нет, всё нормально. Папа нас не делил, а вот мама да… мама делила. Ты прав.

— Я не хочу сказать, что она не любила тебя. Просто… Маша это мамина радость. А ты должна была быть удобным ребёнком. «Не мешайся, хорошо учись. Я не хочу за тебя краснеть. Не выделяйся». И ты, так и осталась удобным ей ребёнком. А Маша так и осталась капризной девочкой, которой все должны по праву рождения. Родители не понимают главного. Они воспитывают ребёнка, но потом он становится взрослым человеком и то, что подходило для ребёнка уже не подходит взрослому. У тебя было много путей, что делать дальше. Но ты решила пойти по самому сложному. ты стала прощать мать, Машу и все равно искать их любви. Пытаться её заслужить, ведь тебе казалось, что ты недостаточно хороша для них. Это тоже требует сил, потому что ты могла озлобиться, обзавидоваться и пуститься во все тяжкие. Но ты стала очень добрым человеком. Очень отзывчивым и ищущим любовь. На это мало кто способен, Аня.

Голова чуть кружится. Глаза становятся влажными. Но я стараюсь не подавать виду. Киваю.

— Ты очень умный. Или… или ты переживал что-то похожее? — спрашиваю я осторожно.

Он кивает.

— Ты тоже очень умная, — он улыбается. — Да, только я был не то, что нелюбимым. Просто Артур был сиротой, маму почти не видел и поэтому, всё самое вкусное, самое лучшее — ему. Он же бедный и несчастный. А я должен был быть за него ответственным. Я взрослый. Я видел маму, я знаю, что такое мамина ласка. А он нет. Он сиротинушка. Вот я и стал взрослым, а Артур вечным ребёнком так и остался. Капризным вечным ребёнком. Я не удивлен, что они с Машей друг друга поняли. Только пары из не выйдет. Если не будет кого-то третьего, кто будет играть роль взрослого, они начнут требовать исполнения капризов друг от друга. И вот тогда, будет интересно на них посмотреть.

Я улыбаюсь.

— Может и интересно, но пусть это будет подальше от меня.

Михаил кивает.

— Да. И от меня. Я тоже застрял в роли, как и ты. Только у меня была роль старшего брата, того, кто всегда поделиться с младшим. Того, кто ответственный и умный. Но это… не про настоящее развитие. Я сказал, что стал взрослым, но это в кавычках. Взросление, это как раз, прекратить быть тем, кем тебя делали родители. И стать собой. Любым собой… Аня, тебе плохо?

Я поднимаю на него взгляд. Голова сильно кружится, начинает стучать.

— Мне просто… я устала. Можно мы поедем?

— Конечно, — он достает мобильник и пишет сообщение. — Сейчас приедут за нами. И да, ты ночуешь у меня. А Лену я прибью. Нельзя было тебе давать столько пить и без закуски.

Я слабо улыбаюсь и смотрю на подступающий красный рассвет. Он прав. Как же он прав.

Он даже не понимает, что сейчас со мной играет роль того самого взрослого и ответственного старшего брата. Только в отличие от Артура. Я благодарна ему за это.

— Спасибо тебе за всё, — говорю я тихо.

Только взгляд. Между нами есть какая-то граница, которая не позволяет нам прикоснуться. Обняться как друзья, как близкие. И сейчас, когда самое время было бы и обняться, я чувствую эту границу только сильнее.

Я плохо помню, как мы доехали домой. Как Михаил едва не донес меня домой, пока я держалась за стены.

— Ты прав, — лепечу, я оказавшись в коридоре и скидывая обувь. — Мне надо научиться пить. Расскажешь, как не пьянеть?

— Подумаем потом, — говорит он. — Но да, теория твоей мамы про доверительные лица это ерунда. Девушками в твоем состояний могут легко воспользоваться, даже самые близкие.

— Ну, не все люди плохие же. Хороших больше. Я думаю, — я плетусь по залу, идя в комнату, которую могу назвать своей.

Наступаю на что-то скользкое. Падаю.

— Стой! — Миша вытягивает руки и я не падаю на пол. Только обессилено падаю на Мишу.

— Ты опять меня спас, — говорю я.

Его руки на моих локтях. Я упираюсь ему в грудь и слышу пульс. Он учащенный. Потому что он испугался за меня? Или нет?

Я поднимаю взгляд. Встречаюсь с его.

Боже, Миша слишком близко. Черезчур близко.

И взгляд… он необычный. Снова такой теплый, жаркий. Я смущаюсь.

— Люди не плохие, просто иногда может быть искушение, — говорит он тихо, я чувствую его дыхание на своей щеке. — Искушение сделать что-то очень плохое. И очень прекрасное.

Голова кружится сильнее, только я ощущаю что трезвею. Это не от алкоголя, это от близости этого мужчины.

Мне кажется, что я опять готова упасть. Только не на пол, а в какую-то пропасть. Одно движение, одно действие и… мы слишком в опасной близости к этому падению.

— Плохое, — я очень слабо говорю, горло будто пересохло. — Плохое — это что?

— Плохое — это я, Аня. А прекрасное, — он выдыхает. — Прекрасное — это ты.