Измена. Побег от истинного

Глава 46

Иштван стоял ко мне спиной, но его слова донеслись до меня очень отчётливо.

«Не может быть!».

Не знаю, что меня испугало больше: сами эти слова или шокированная интонация, с которой он их произнёс. Меня словно пронзила молния. Забыв обо всём, я кинулась к Алдериану.

— Что случилось? С ребёнком беда?

Кажется, я не говорила, а кричала. Ну и пусть. Я была готова разнести до основания всё вокруг, если это хоть как-то поможет моему ребёнку.

Судя по застывшему лицу Рена, он чувствовал абсолютно то же самое.

— Что с моим сыном, Алдериан? — рыкнул он, и от его угрожающего голоса даже Фелиция замерла.

Иштван выпрямился. Устремил взгляд на нас обоих и поражённо выдохнул:

— Их двое.

Глаза Фелиции расширились так, что, казалось, они будто вот-вот выкатятся из орбит.

— Что? — просипела она. Мы с Реном стояли в не меньшем шоке.

— Двое? — переспросил Рен, и я увидела неподдельное изумление у него на лице. Ведьма зыркнула на него и дёрнулась в тщетной попытке вырваться, но стальная хватка моего дракона надёжно удерживала её на месте.

— Как такое возможно? — беспомощно пролепетала я и закашлялась. Вдруг обнаружила, что стою, сжимая себя пальцами за горло, и опустила руку.

В голове замелькал водоворот мыслей. Что всё это значит? Кермен-тар, наш лекарь, ошибся? Может быть, тогда я была на слишком маленьком сроке? Может…

Я украдкой взглянула на живот Фелиции. Словно почувствовав мой взгляд, на нём вспучился бугорок, в котором ясно проступили очертания крохотной ладошки. Я не выдержала и положила руку на него, впервые — пусть и не напрямую — дотронувшись до своего ребёнка.

Какого из двух?

Неважно. Они оба наши.

— А-а-а! — вдруг взвыла Фелиция и заметалась на месте. Ладошка исчезла, а лицо ведьмы побелело так, что могло соперничать с луной.

Боковым зрением я увидела, как к нам ринулся старик Мижай и ведьмы в чёрных балахонах. Они кричали что-то нечленораздельное, и Иштван, досадливо поморщившись, махнул рукой сверху вниз.

Воздух на их пути немедленно уплотнился и сгустился, и все, кто бежал, с размаху врезались в невидимую стену. Попадали на землю, беззвучно разевая рты: видимо, стена не пропускала голоса. Я попятилась, в полнейшей растерянности, не представляя, что делать.

Крики Фелиции усилились, перейдя в сплошной нечленораздельный визг. Она уже не просто металась, а билась в руках Рена, страшно разевая рот. От неё исходили волны удушающе кислого запаха, и к я ощутила приступ дурноты.

— У нас мало времени! — борясь с ней, сказала я, — нельзя дать ей родить…

— Вы правы, Ариадна, — кивнул Иштван. Кажется, из всех нас он единственный сохранял просто-таки ледяное спокойствие, — подойдите ближе и положите руки ей на живот. Альварес, держи её крепче.

— Понятно, — коротко бросил Рен, и я с удивлением взглянула на него. Он так просто выполнил просьбу Иштвана? Мой ли это Рейнольд?

Фелиция замерла, настороженно следя за моими действиями. Когда я подошла ближе, она вдруг отмерла и, запрокинув голову, издала утробный вопль, нечто среднее между волчьим воем и клёкотом огромной птицы.

— Вы все поплатитесь за это, если только посмеете сделать что-то со мной! — провизжала она. Выгнулась, нашла глазами Иштвана и хищно осклабилась.

— Ты, — выплюнула она, — это из-за тебя я была вынуждена убить Веронику! А ведь она была моей лучшей подругой! Это ты заставил её потерять голову и отказаться отдать нам ребенка!

Иштван смертельно побледнел, но ничего не сказал. Только желваки заходили у него на скулах, словно он изо всех сил пытался сдержать рвущуюся наружу ярость.

Комната наполнилась зеленоватым сиянием. Фелиция выкрикнула какое-то заклинание, и в её крике я разобрала только одно слово:

— Гонож!

Рен с отвращением поморщился и, перехватив руку так, чтобы одной ладонью удерживать оба запястья ведьмы, другой попросту заткнул ей рот. Ладонь у Рена была широкая и массивная, он вдавливал её в рот Фелиции крепко. Ведьма протестующе хрипела, извивалась, мычала, но вырваться не могла.

— Не убирайте руки с её живота! — скомандовал мне Иштван, — что бы вы ни видели или слышали — только не убирайте руки!

Я понятливо кивнула и, обмирая от волнения и страха, ещё плотнее прижала ладони к животу Фелиции. Кожа на нём была сухой, и мне в голову пришло неуместное сравнение с корой дерева.

Рен вдруг глухо выругался: по лицу ведьмы потекла кровь. Я поняла, что она прокусила ему ладонь, и беззвучно застонала, почувствовав, как защемило сердце от жалости к нему. Мерзкая тварь! Надеюсь, зубы у неё не ядовитые…

По комнате пополз странный запах, очень сильно смахивающий на вонь застоявшейся воды. Откуда-то издалека долетел скрип, будто кто-то наступил на старую половицу.

По спине у меня пробежал холод, и я всё поняла. Гонож пытается прорваться сюда!

— Пожалуйста, быстрее! — взмолилась я.

Похоже, Иштван тоже это услышал. Он кинул быстрый взгляд за спину, и отрывисто обратился к Рену:

— Я готов начать. Сейчас самое главное — уберечь Ариадну.

— Это я возьму на себя, — сухо ответил Рен.

И, сделав молниеносное движение, одним махом оторвал половину рукава от собственной рубахи, на секунду отняв руку от рта Фелиции. Улучив момент, она вновь заголосила, но Рен, скомкав получившуюся тряпку, моментально заткнул ей рот. Ведьма протестующе замотала головой, но выплюнуть кляп не смогла.

— Держись, Ри, — прохрипел он и, вытянув вперёд ладонь, что-то пробормотал.

Меня окутало золотистое сияние, в котором плыли вытканные из мягкого света руны. Коснувшись меня, они загорались ярче, и от этого я почувствовала, как в меня вливается так необходимая жизненная сила.

Такое же сияние окутало и Алдериана. До меня донёсся его голос, размеренно произносящий набор каких-то странных слов:

— Аэтанн. Гримазор. Олдорон…

Услышав их, Фелиция забилась ещё сильнее, а её живот под моими ладонями заходил ходуном. Я похолодела: вдруг что-то не так?!

— Дети! — в отчаянии выкрикнула я Иштвану, но тот лишь мотнул головой, как бы давая понять, что всё в порядке.

Запах застоянной воды меж тем усилился, а к скрипу прибавился и новый звук: какое-то размеренное буханье. Оно становилось всё громче, будто что-то приближалось к нам.

Или кто-то…

— Ри! — услышала я встревоженный голос Рена и, встрепенувшись, вынырнула из забытья.

Иштван глубоко вздохнул и, положив ладони одна на другую, припечатал финальным аккордом:

— Эрх-ванн!

Тут же, словно три вспыхнувших фейверка, произошло три события, сошедшихся в одной точке.

Меня пронзила дикая, просто несусветная боль, будто бы по животу со всего размаха ударили кузнечным молотом. Я покачнулась и упала на колени, но руки продолжала держать на животе Фелиции.

Ведьма завопила так, что по прозрачной стене пошла рябь, а кляп вылетел из её рта. Её затрясло в конвульсиях, и я почувствовала, как её живот у меня под руками… уменьшается. Как воздушный шар, в который воткнули иголку. И тут же мой собственный живот начал увеличиваться, стремительно, как пирог в духовке.

Я почувствовала, как внутри бьются целых три сердца. Моё и двух моих детей.

На меня нахлынуло ощущение такого невероятного счастья, что мир поплыл перед глазами. Всё стало неважным: крики и проклятья Фелиции, все недавние беды и невзгоды… ко мне вернулся мой ребёнок… мои дети, с которыми мне только предстояло увидеться.

Ноги подкосились, не выдержав внезапно свалившегося на них веса увеличившегося живота, и я начала неумолимо заваливаться назад, теряя сознание.

Чьи-то сильные горячие руки бережно подхватили меня.

— Я с тобой, Ри, — услышала я такой родной голос Рена.

Рейнольд

Я успел подхватить Ри в последний момент, не дав ей рухнуть на пол. С огромным животом, что появился у неё буквально за несколько минут, она выглядела как-то по-особенному хрупко.

Оказавшись у меня в руках, Ри застонала и задрожала. Я бережно прижал её к себе, вдруг почувствовав непреодолимое желание уберечь её от всех бед и страданий. Несмотря на живот, она была лёгкой, как пёрышко.

— Я с тобой, Ри, — не удержавшись, тихо произнёс я так, чтобы слышала только она.

От лёгкой улыбки, появившейся на её губах, у меня кольнуло сердце: так прекрасна она была.

— Не время расслабляться, Альварес, — вдруг услышал я мрачный голос чернокнижника.

Словно подтверждая его слова, Фелиция разразилась надрывным злобным хохотом. Напротив нас, на стене, образовалось огромное чёрное пятно, в глубине которого что-то шевельнулось.

— Это Гонож, — выкрикнула Фелиция, — он идёт! Господин мой… ещё не всё потеряно!

На край пятна легли длинные костлявые пальцы.

— Ах ты, тварь!

Я тут же швырнул в пятно боевым заклинанием, но оно лишь впиталось в него, не причинив особого вреда. Алдериан ударил следом, но и его заклинание постигла та же участь.

Фелиция глумливо хохотала, кривлялась и выкрикивала что-то на непонятном языке. С каждым её выкриком шевеление в пятне становилось всё отчётливее… и тут я осознал всё.

— Эй! — крикнул я чернокнижнику и, когда тот взглянул на меня, глазами указал на Фелицию. Коротко припечатал:

— Ведьма.

Судя по сузившимся глазам, он всё понял.

Поняла и Фелиция. Её крики тут же умолкли, а дыхание сбилось.

— Нет… — пробормотала она, приподнимаясь, — Рен, умоляю, не делай этого… я же так тебя любила…

Но меня это не тронуло. Слишком много зла причинила эта тварь мне и Ри.

— За Ариадну, — сквозь зубы процедил я, — и за наших детей.

— За Веронику, — услышал я голос Иштвана. Он подошёл поближе и встал наизготовку.

Щит, который попыталась поставить ведьма, рассыпался от первого же касания наших боевых импульсов. Вопль Фелиции потонул в надрывном булькании, а её тело застыло, на глазах погружаясь в массивный камень, поглощающий её прямо вместе с троном.

Смерть была бы слишком лёгким наказанием для такой, как она. Отныне она была запечатана в камень и обречена на вечные муки.

Чёрное пятно на стене затянулось, а до меня донёсся яростный вопль разочарования, больше похожий на шум дождя в листве.

Ри на моих руках шевельнулась и резко распахнула глаза.

— Рен, — сбивчиво сказала она, — кажется, я рожаю.