Измена. Ты будешь моей

53. Максим

— Я верю, Максим. Верю, что ты любишь сейчас, — она сделала акцент на последнем слове. — Я не верю в то, что это долго продлится, — я отстранился, заглядывая в ее глаза. А Камилла с едва уловимой горечью в голосе продолжила. — Надолго ли тебя хватит? Скольких ты добивался и получал? А потом долго ли ты радовался своим победам? Ты же со мной рядом был столько времени. Но это случилось, потому что ты не был уверен до конца, что получил то, чего хотел. Разве не так? А спустя время ты опять посмотришь вокруг и захочешь новых впечатлений.

Я от таких слов закаменел. У меня на скулах заходили желваки. В глазах короткой вспышкой появился огонь даже. И кривая ухмылка скользнула по лицу. Более того, я как — то сразу обмяк и потянулся за бутылкой. Но тут же быстро одернул себя, понимая, что водка мне не поможет.

Резко выдохнул, обхватил Камиллу обеими руками и крепко прижал к себе. Чтобы через мгновение разомкнуть руки и осторожно, еле касаясь, взять ее лицо в свои ладони.

Последние недели сводили меня с ума от нужды, и я делал все, что мог, чтобы держаться подальше. Столько лет моя жизнь казалась пустой, но с тех пор, как я расстался с ней, что — то изменилось. Она прокралась в все эти пустые места, а мне нужно больше. Я жажду ее, как кислород.

— Мил, я понимаю. Я сам создал поводы, чтобы говорить такое, — слова давались мне тяжело. — Но, Камилла… Мне никто не нужен. Ты единственная, кого я любил, люблю и буду любить. И никто больше. Никогда, — я погладил большими пальцами ее щечки. — Ты одна, Камил. Всегда.

Я опять прижал ее к себе. Объятия были немного судорожными, отчаянными. Я уткнулся лбом ей в плечо.

— Я никогда не хотел любви и семьи. С детства усвоил, что все это причиняет только боль. Родители любили друг друга безумно. Отец погиб. И мать прожила ровно столько, чтобы похоронить его. Ни о ком больше она не думала. В том числе и обо мне. Ночью после похорон мать чуть было не повесилась. Ее еле — еле удалось остановить и отговорить от этого шага. До сих пор помню, как вокруг перешептывались о том, как же сильно она отца моего любила.

Но через месяц после произошедшего у нее уже появился новый мужчина, новая любовь. Моя мать и новоиспеченный отчим поженились так быстро, что я и глазом не успел моргнуть. Не то, чтобы я возражал. Я любил свою маму, и она всегда была так добра ко мне, когда отец был еще жив. А отчим? Он всеми возможными способами заставлял меня чувствовать, что мне здесь не рады. Но он со стороны так замечательно относился к моей матери. И даже зашел так далеко, что попытался уговорить ее. Нет, не так. Как бы обидно мне не было, но реальность была такова, что он смог слишком быстро убедить ее, чтобы я переехал из дома в школу — интернат, который будет находится как можно дальше от них. Мать посчитала это хорошим предложением.

Она не просто вежливо согласилась, она реально была рада возможности избавиться от меня. И это же не потому, что я не хотел жить поблизости. Мое мнение не учитывалось. Все потому, что моя мать отныне никогда не хотела этого. Теперь она всегда пыталась отделаться от меня как можно быстрее. Это сработало, потому что теперь я не хочу видеться со своей матерью. Она женщина, которой трудно угодить. И хотя я пытался сделать все правильно, знал, что все равно ничто не сработает. Я не могу ничего изменить.

Меня тошнило от всего произошедшего. Было одно стойкое желание — чтобы все теперь уже оставили меня в покое… Три года так было, пока я не потерял надежду и не начал новую жизнь. Мне стало ненавистно само слово “любовь”. Я отрекся от прошлого. И знаешь, после этого я зарекся не любить.

Взрослея, невольно насмотрелся на то, какие глупости делали ровесники ради любви, и все больше и больше убеждался, что ничего хорошего в ней нет. И потому вполне сознательно избегал любых намеков не только на чувства, а даже на привязанности.

Камил, ты первая, рядом с кем я задержался дольше, чем на несколько ночей. Ты была сильной и не произносила слово “любовь”. А я… Мне было хорошо наедине с тобой. Ты ничего не требовала. И я расслабился, забыл о границах, которые установил когда — то для себя… А в итоге, от чего бегал, то и получил…

— Макс, даже если жизнь пнула тебя под зад и в твоем сердце поселилась ненависть — не надо было поддаваться ей. И никогда не стоило даже пытаться ненавидеть тех, кто сделал тебе больно. Этим ты только себе хуже делаешь.

— Я сломался. Я не мог больше этого терпеть. Я так долго находился в темноте, и в тот день, когда я пришел на день рождения друга и уехал с тобой, ты снова зажгла мою жизнь. Сначала я старался держаться подальше. Но в моей голове гудела мысль о том, что мы должны быть вместе. Потом я облажался. Заставив тебя сбежать. Снова иметь семью. Я очень этого захотел. Я не мог заставить тебя поговорить еще раз, ведь ты сказала, что не хочешь продолжения. И я понимал, что мне нужно отойти в сторону. Но я должен был тебе сказать то, что не успел, — я смотрю в зеленые глаза, потирая ее предплечья, а затем снова начинаю говорить. — Мне должно быть стыдно, но я отправил тебе письмо с намерением разжалобить и заставить вернуться ко мне. Я думал, ты меня игнорируешь. Я просто подумал, что если я не смогу заполучить тебя, то у меня больше не будет ничего стоящего в жизни. Мне просто нужно было сначала вернуть тебя, и я был готов на все, чтобы сделать тебя счастливой. Что угодно. Зная, что уже облажался. Что ты, наверное, меня ненавидишь. Мне нечего было терять, и я решил рискнуть.

Я оторвался от Камиллы, чтобы увидеть ее выражение лица и понять, о чем думает. Прикусив губу, она смотрела на меня и молчала.

— Камилла, я не хочу теперь, чтобы ты жалела меня, — глухим голосом заявил я. — То, что было в моей жизни, не оправдывает меня. Я лишь хочу, чтобы ты поняла причины моего поведения. Да, я сволочь. Я знаю это. Но пойми, мои поступки диктовались не желанием получить кайф, а стремлением избежать боли, — я поцеловал ее в висок нежно, легко. — Я хочу, чтобы ты была со мной. Решать тебе.

Камилла прижалась щекой к моей груди и тихо сказала:

— Максим, мне надо подумать.

— Ты жалеешь? Обо всем, что между нами было?

— Макс, я ни о чем не жалею. Хотя бы потому, что это все равно бессмысленно. Но мне надо подумать.

— Надо, — легко согласился я. — Ты тогда думай. Только не слишком долго, ладно? — я чмокнул ее в макушку, и прижал к себе, наслаждаясь присутствием любимой женщины.

Мы посидели так какое — то время, потом Мила перебралась на диван. Я не отпускал ее далеко, обнял. Молчание стало спокойным, уютным. Я расслабился. Все высказанное словно сняло груз с моих плеч, и мне стало как — то хорошо на душе. Уже и пить не хотелось, решил только опрокинуть последнюю стопку. Потом я прилег на колени Милы, которая задумчиво разглядывала меня. А затем закрыл глаза и отключился…