От всего услышанного мне становится нехорошо, и сердце разрывается от боли на куски, но я понимаю, что со своей стороны Макс прав. И как бы тяжело не было осознавать, моя доля вины очевидна. Надо набраться храбрости и признаться в этом, наконец, раз у нас зашел такой откровенный разговор, хоть и с большим опозданием.
Вцепляюсь пальцами в подоконник, чтобы не упасть, потому что ноги вдруг становятся ватными. Сердце глухо стучит от волнения. Делаю глубокий вдох и выдох и нервно встряхиваю волосами.
– Макс, я правда очень перед тобой виновата. Удивительно, но только сейчас я это поняла, когда ты рассказал мне свою версию произошедшего…
Макс отрывает неподвижный взгляд от камина и ошеломленно на меня смотрит.
– Признаю, я зациклилась тогда на зачатии, отдалилась от тебя и действительно спряталась в свою ракушку после множества неудач. Еще и обижалась на тебя за то, что ты меня не утешаешь и не носишься со мной по врачам. И эмоциональная связь между нами в какой-то момент разорвалась, я перестала тебя видеть, слышать, чувствовать, понимать. Как будто рядом жил совсем другой, чужой человек. А ведь ты остался таким же, каким был, это со мной была большая проблема… Ты прости меня, – произношу я самую сложную фразу и с облегчением выдыхаю.
– И ты… меня прости, – с запинкой еле слышно выдавливает из себя Макс, и я вижу, как тяжело ему это дается.
– Если бы можно было отмотать время назад…
– Что теперь об этом говорить? – с досадой бросает Макс. – Не отмотать же?!
– Действительно, что теперь? Слишком поздно. Вы с Дианой улетаете!
– А вы с Никитой остаетесь! И он вроде как претендует на отцовство.
– Да ни на что Никита не претендует! Он мне уже изменить успел, и мы расстались! – выпаливаю я, не в силах больше обманывать Макса и вызывать в нем муки ревности.
– Правда, что ли? Вот ведь гаденыш! Жалко, что не удалось ему морду набить еще тогда, когда мы столкнулись на твоей кухне! – Макс в бешенстве вскакивает с дивана и снова рассекает по гостиной большими шагами. – А ты что? Расстроилась, переживаешь? – все же ревностно интересуется он.
– Нет, наоборот, обрадовалась, – честно признаюсь я. – У ребенка будет только один отец – это ты. И другого нам не надо.
Я по-прежнему стою у открытого окна и наблюдаю оттуда за Максом, мечущимся по гостиной. Вот он подходит к камину, подбрасывает в огонь поленья, затем нерешительно направляется ко мне. Подходит вплотную и внимательно смотрит мне в глаза.
– Катюх, ты сможешь меня когда-нибудь простить? – глухо спрашивает он и осторожно поправляет прядь моих волос, выбившуюся из прически.
– Уже простила, – тихо отвечаю я.
– Ты не жалеешь? – бережно дотрагивается рукой до моего живота и кладет на него ладонь.
– Конечно, нет. Я счастлива.
Я смотрю в такое родное и любимое лицо бывшего мужа и хочу сказать: «Я люблю тебя. Я так люблю тебя…», но не успеваю.
Неожиданно и стремительно Макс обхватывает мое лицо ладонями и неистово покрывает жаркими жадными поцелуями мои губы, щеки, глаза, волосы… Как будто прощается со мной навсегда и напоследок хочет наполниться мной до краев. Я и опомниться не успеваю, как попадаю в эту огненную воронку и отвечаю ему с такой же неистовой страстью, которой между нами не было даже в самом начале наших отношений, когда мы безумно влюбились друг в друга.
Макс подхватывает меня на руки и несет на второй этаж в нашу спальню. Мы падаем на широкую двуспальную кровать и нетерпеливо срываем друг с друга одежду, со стонами сливаясь в одно неразделимое целое.
То ли из-за гормональных изменений, то ли от осознания, что мужчина, которого я люблю, вот-вот навсегда исчезнет из моей жизни, и это последние с ним мгновения – мое сексуальное желание и либидо раскрывается для меня с новой неизведанной стороны. Я и не предполагала, на что могу быть способна в постели. Макс тоже это замечает и заводится до предела. Мы занимаемся восхитительной любовью во всех возможных позах. Я совершенно забываю о беременности и угрозе выкидыша и отдаюсь ему целиком и полностью.
Градус нашей страсти зашкаливает. Макс сегодня неутомим, но при этом чрезвычайно нежен и аккуратен.
– Тебе хорошо?.. А так не больно? – постоянно с волнением спрашивает он.
Но мне не больно, а очень и очень хорошо. Меня настолько возбуждает каждая клеточка его тела, что когда его губы еще только касаются моей груди, горячие волны оргазмов уже сотрясают меня изнутри один за другим. И это не просто секс, это настоящая Любовь.
Тяжело дыша и стараясь не потерять сознание от так неожиданно свалившегося на меня счастья, я изо всех сил вцепляюсь в его спину и прижимаю к себе… Хватаюсь за его шею, за его крепкие руки, как утопающий за соломинку, как срывающийся со скалы альпинист за спасительную веревку. Пускай завтра он улетит от меня далеко-далеко за тридевять земель и, возможно, навсегда, и мне придется его отпустить, но сегодня – мы вместе, и сейчас этот мужчина – только мой…
А потом мы обессиленные и абсолютно мокрые лежим, крепко прижавшись друг к другу, и тяжело дышим, постепенно выравнивая дыхание. Я прижимаюсь к Максу еще крепче и глажу ладонью его волосатую горячую грудь.
– Макс… – шепчу слабым голосом. – Ты слышишь?
– Ничего не говори… – шепчет он в ответ.
Я хочу сказать ему столько всего, пока он рядом, но мысли путаются, и в какой-то момент я не замечаю, как проваливаюсь в глубокий сон.
На рассвете просыпаюсь от громкого пения птиц в саду. Солнечный луч проникает из-за занавески и теплой дорожкой ложится на мою щеку. С замиранием сердца постепенно вспоминаю о том, что произошло накануне, блаженно улыбаюсь и медленно открываю глаза, в полной уверенности, что сейчас увижу и поцелую ЕГО, моего любимого мужчину… Но Макса нет рядом со мной! Улыбка сразу сходит с моего лица, я резко сажусь на кровати и растерянно осматриваюсь – Макса нет.
Вскакиваю с постели как ошпаренная, быстро одеваюсь и выбегаю из спальни.
– Макс! Макс!!! – кричу я не своим голосом, бегая по всему дому в поисках Кузнецова.
Выбегаю из дома во двор – машины, на которой он вчера приехал, тоже нет. Никаких следов Макса ни в доме, ни на улице.
Этого не может быть. Этого просто не может быть! Хватаюсь за голову. Мне вдруг становится страшно. А может, никакого Макса и не было? Может, мне все приснилось или причудилось? Может, я вообще уже сошла с ума на нервной почве от такого количества переживаний за последнее время?
Нахожу в гостиной телефон и хочу немедленно позвонить Кузнецову, чтобы выяснить степень своей вменяемости. Но тут же с ужасом вспоминаю, что недавно в сердцах сначала заблокировала его номер, а потом удалила из контактов, чтобы в моменты слабости и тоски избежать соблазна позвонить ему или написать. Чёрт!..
Так был здесь Макс или не был? Брожу по дому в надежде найти следы его пребывания. Кочерга, которой вчера Кузнецов ворошил поленья, по-прежнему валяется на полу за камином. Значит, он здесь был, мне не приснилось, потому что я кочергу в руки не брала.
Иду на кухню и обнаруживаю стоящую на столешнице чашку с недопитым кофе. Беру ее в руки – она еще теплая. Облегченно выдыхаю. Макс точно здесь был, и я, слава богу, не сошла с ума.
Но что же это было? Почему он так поступил? Специально ушел, не разбудив меня и не попрощавшись? Но почему? Сам же вчера признался, что приехал попрощаться. Наверное, таким образом и попрощался – накануне отъезда устроив нам напоследок ночь любви. И это все? Конец? Мысли путаются. Надо выпить кофе и во всем разобраться.
Машинально варю себе кофе, наливаю в чашку и усаживаюсь за барную стойку. Есть совсем не хочется. Даже мой зверский аппетит прибалдел и заглох от таких потрясений. Равнодушно пью обжигающий кофе и грею ледяные руки о горячую чашку. Пытаюсь залезть в голову Макса и понять непостижимую для меня мужскую логику, которая руководит его действиями и поступками.
Вероятнее всего, мой бывший муж, как истинный джентльмен, не стал тревожить мой сладкий сон и будить меня спозаранку, а ушел по-английски и отправился как ни в чем ни бывало в дальний путь на другой континент. Что тут скажешь? Молодец. Но не в данной же ситуации?! Мы даже не попрощались по-человечески!
– Господи, какая я дура! Я так и не сказала ему, что я его люблю! – убиваюсь я, начиная ругать себя и оправдывать Макса.
Прости-извини – это одно, а самое-то главное, самое важное – что я всегда любила, люблю и буду любить ТАК только его! Как давно я не говорила ему эти слова, а ведь они имеют колоссальный смысл. Мы провели вместе целую ночь любви, а я так и не сказала ему самого главного.
А может, еще не поздно? Если есть хоть малейший шанс все исправить и сказать то, что должна, чтобы потом не жалеть всю жизнь? И попрощаться заодно, если успею. Что же делать?
Я быстро принимаю решение. Звоню в Шереметьево и узнаю, что рейс «Москва – Нью-Йорк» отправляется через два часа. Я еще могу успеть! Вызываю такси, срываюсь со стула, лихорадочно привожу себя в порядок, нахожу сумку и выбегаю на улицу в чем была – в джинсах, футболке, кардигане и домашних тапочках.
Такси мчится на максимальной скорости сквозь бесконечные зеленые леса и поля в аэропорт Шереметьево. Я прошу водителя ехать еще быстрее. Он отвечает, что еще быстрее невозможно, он и так превышает допустимую скорость. Не могу сидеть спокойно, ломаю руки и кусаю губы. У меня ощущение, что если я не увижу Макса и не скажу ему три заветных слова – я тебя люблю – эта любовь просто разорвет меня изнутри на куски.
Через два часа я врываюсь в здание аэропорта и бегу к стойке информации. Что-то кричу срывающимся голосом и показываю на часы. Мне что-то отвечают и куда-то ведут. А потом я вдруг оказываюсь у огромного панорамного окна, за которым находится летное поле с взлетной полосой.
– Вот ваш самолет! – показывают мне на разгоняющийся по взлетной полосе белоснежный «Боинг», через несколько секунд отрывающийся от земли и взмывающий к небесам.
Заворожено слежу за ним до тех пор, пока он не скрывается в облаках.
Ну вот и все. Теперь-то точно конец. И вдруг всё вокруг – жизнь, люди, кино, съемки, деньги и я сама – мгновенно становится каким-то бессмысленным и ненужным.
Мне очень хочется поехать домой, и долго рыдать на груди у мамы с папой. Но тут я вспоминаю, что не закрыла на замок дверь загородного дома. Сажусь в такси и как в тумане возвращаюсь обратно на дачу.
В сумке звонит телефон. Достаю трубку и отвечаю на звонок.
– Доча, доброе утро! Я тебя не разбудила? – весело кричит в трубку мама.
– Доброе утро, мам. Не разбудила, – стараюсь отвечать ровным голосом и как можно веселее.
– Как вам с Лариской на новой даче отдыхается? Наверное, назагорались, накупались, шашлыков наелись?
– Да, мам, все именно так.
– Ну и умницы! А я не могла больше ждать, хотела поделиться с тобой радостью – результаты моих анализов пришли на электронную почту. Все в порядке! В смысле, не то чтобы в полном порядке, не совсем порядок, но самый страшный диагноз не подтвердился. Врач выпишет мне лечение и все, в операции нет надобности! А я так боялась, так тряслась, ночи напролет молилась всем святым… ох… – в голосе мамы слышатся слезы.
– Мам, я очень за тебя рада!
– Ой, а я-то как рада! Прям гора с плеч! Кать, мы с папой будем сейчас бронировать билеты на самолет, послезавтра планируем улететь домой. Ты летишь с нами? На тебя бронировать билет?
– Не надо на меня бронировать. У меня же работа, я говорила…
– Я знаю, но вдруг ты передумала? Угроза выкидыша – это повод задуматься и принять меры, пока поздно не стало. Катя, подумай хорошенько. Я тебе по-матерински советую.
– Про эфиопский ресторан не забудь… – слышу, как подсказывает папин голос.
– Да знаю я… Кать, завтра вечером, накануне отъезда, мы с папой хотим сходить в эфиопский ресторанчик. Помнишь, который ты нам советовала?
– Да, я помню, отличный ресторан.
– Папа у нас большой любитель экзотики, какой-то Зиль-Зиль эфиопский мечтает попробовать. Ты обязательно должна быть с нами на прощальном ужине. Так мы бронируем столик?
Мне становится невыносимо горько и тоскливо. Вот и мама с папой скоро улетят от меня. Сглатываю ком в горле, едва сдерживая слезы:
– Мам, я обязательно буду. Бронируйте столик.