Изумрудное пламя

Глава 27

Они пролежали так несколько минут, когда вдруг услышали еще один выстрел. Казалось, он раздался с противоположной стороны лагеря, с того места, где полянка сужалась в неширокий проход между двумя утесами.

Эмеральда почувствовала, как напряглись тела индианок, но увидеть ничего не могла, кроме земли у себя перед носом да густого подлеска, окружавшего их.

Она слышала тяжелое дыхание женщин. Ветер шелестел листвой огромного тополя у них над головами. Заливисто лаял в лагере щенок, журчал ручей, гудела пчела. Но больше никаких звуков.

Эмери вздрогнула от странного предчувствия. И вдруг услышала стук копыт.

– Эмеральда, Эмеральда! – звал ее Тимми.

Эмери была уверена, что это он. Она слышала, как под копытами коня хрустят ветки. Тимми был совсем рядом.

Эмери вновь начала вырываться, стараясь сбросить с себя индианок. Ей удалось разжать потную ладонь индианки, зажимавшую ей рот, и закричать.

Женщина с Отрезанным Носом больно вонзила ногти ей в плечо, пытаясь пригнуть к земле. Но пробудившаяся надежда утроила силы Эмери.

Резким движением она сбросила с себя одну из индианок и изо всех сил ударила ее коленом в живот. Женщина с Отрезанным Носом издала какой-то странный хрюкающий звук, прозвучавший как сигнал тревоги, и перегнулась пополам.

Эмеральда локтем ударила Встающее Солнце по носу, разбив его в кровь.

Вскочив на ноги, она быстро огляделась. Темно-гнедая лошадка была недалеко, и хоть на ней вместо седла была индейская попона, сомнений не было: это Ветерок Тимми. За гриву коня уцепилась чья-то рука. И тут Эмеральда увидела Тимми, взбирающегося на лошадку справа, как принято у индейцев.

Эмери во весь дух побежала навстречу Тимми. В этот момент воздух прорезала первая стрела. Она пронеслась всего в нескольких дюймах от Ветерка, по счастливой случайности не задев его.

Вслед за первой, словно по сигналу, полетели другие стрелы. Из-за утеса стреляли из ружья. Запахло порохом, белый густой дым заклубился между утесами. Стреляли сразу несколько ружей. Кто-то из мужчин закричал и упал на землю.

Казалось, Тимми стоит на месте. Эмери бежала к нему, но расстояние между ними все не сокращалось. Еще одна стрела едва не задела Ветерок.

– Эмери, Эмери! – кричал Тимми.

Ее кто-то догонял. Она прибавила шагу, хватая воздух колючими, сдавленными глотками, слыша за спиной свист стрел.

Она почти добежала до Тимми, когда Встающее Солнце свалила ее с ног. Эмери тяжело упала на землю, прямо на острые камни, и они обе покатились по земле. Эмери пускала в ход все средства: локти, кулаки, зубы, ногти… Сейчас она была похожа на самку дикого зверя, отчаянно сражающуюся за свою жизнь.

Словно откуда-то издалека слышала она голос Тимми:

– Эмери, Эмери, ты должна успеть! У нас только один шанс, другого не будет!

Но Эмери ничего не могла сделать. Индианка была сильнее, и не только ее, она наверняка превосходила в силе даже мужчину. Кроме того, Встающее Солнце ненавидела ее так, как может ненавидеть женщина, и это делало ее еще сильнее. Индианка пригибала голову Эмери к обломку скальной породы. Еще мгновение, и острый, как нож, камень буквально проткнет ей череп. Невыносимая боль пронзила ее, вызвав прилив тошноты.

Индианка медлила. Она чуть откинулась. На покрытом грязью лице ее глаза сверкали сладострастной жестокостью. Она праздновала победу, оттягивая последний кровавый аккорд.

Тимми все еще звал ее, но теперь его зов потерял всякий смысл. Эмеральда хотела крикнуть ему, чтобы он убегал без нее, но не могла. Слова застряли в горле…

И в тот самый момент, когда она уже приготовилась принять смерть, что-то отбросило от нее индианку.

Кто-то поднял ее. Кто-то в таких знакомых кожаных штанах и коричневой шляпе, кто-то, кто всегда носил за поясом охотничий нож с красной рукояткой.

– Мэйс, – прошептала она, – это ты.

Его лицо со слегка раздвоенным подбородком, с широкой счастливой улыбкой показалось ей таким родным, что на глаза навернулись слезы. Ей хотелось, чтобы он держал ее так долго-долго.

Но он оттолкнул ее.

– Садись на Ветерка и скачите вдоль ручья. Вы оба! Быстро! Я вас прикрою.

– Но… – Эмери изумленно посмотрела на Встающее Солнце, которая корчилась в пыли, глядя на окровавленные ладони.

– Ты что, оглохла? Я сказал, быстро!

Эмери тупо повиновалась.

К ночи они подъехали к каравану.

Никогда еще Эмери не смотрела с такой радостью на запыленную парусину повозок, на тесный кружок палаток, раскинувшихся на маленькой полянке, на стадо, мирно пасущееся неподалеку, на приветливый дымок костров. И удивительно, кто-то догадался протянуть между повозками веревку. Отполированная множеством рук, выбеленная на солнце, она выглядела словно узорная салфетка где-то на уютном столике в теплом и добром доме. Эмери готова была разрыдаться от умиления.

На обратном пути, сидя с Мэйсом вдвоем на лошади, она узнала историю их спасения. Десять мужчин выследили индейцев в их лагере, но подходящая возможность для штурма представилась только через два дня. Мэйс вскарабкался на гору и устроил наблюдательный пункт в двух шагах от лагеря, в густом подлеске. Его чуть было не обнаружила одна дряхлая старуха, совершавшая у ручья утренние омовения.

– О! – воскликнула Эмери, представив, какой опасности он подвергал себя. – Что, если бы тебя заметили их собаки? Они не оставили бы тебе ни одного шанса! Ты…

– Я сидел в ручье, в бегущей воде. Она уносила мой запах. Как бы там ни было, я должен был пойти на это.

Мне только надо было убедиться, что это то самое племя, которое захватило тебя, и что ты жива. И пока я не убедился в этом, не было смысла атаковать.

Эмеральда промолчала. Много белых мужчин нападали на индейские лагеря, не давая себе труда разобраться, те это индейцы или совсем другие.

– Почему мы молчим? – спросил Мэйс, когда они проехали в тишине порядочное расстояние.

– Я все думаю о Встающем Солнце, о девушке, которая едва не убила меня.

– Отчего?

– Она… Она красиво разрисовывала бизоньи шкуры. Как ты думаешь, она сможет работать после того, как ты прострелил ей руки?

Эмеральда не могла избавиться от стоящей перед глазами картины: Встающее Солнце, стоя на коленях, удивленно рассматривает свои окровавленные руки.

Мэйс нахмурился.

– Думаю, сможет. По крайней мере я надеюсь на это. Индейцы – крепкий народ, Эмеральда, и искусный в медицине. Они умеют сращивать сломанные кости, у них есть особые рецепты лекарств из целебных трав, и некоторые из них удивительно эффективны.

– Я… Я полагаю, что так.

– Все в порядке, Эмеральда. Что с тобой? Ты так расстроилась из-за того, что я ранил эту девушку? А что я, по-твоему, должен был делать? Позволить ей убить тебя? Ведь все шло к тому. Если бы я ее не остановил, ты была бы уже мертва.

– Я знаю, но…

– Да я должен был пристрелить ее, глупышка. – Голос Мэйса стал хриплым.

Какое-то время они ехали молча. Эмери чувствовала себя крайне неуютно в такой тесной близости с Мэйсом. Хотя его мысли были очень далеки от нее. В последнюю их встречу они поссорились – она что-то нелицеприятное сказала о Труди. Может, он сейчас об этом думает? Интересно, как много успел он рассмотреть, наблюдая за индейским лагерем? Понял ли он, что она стала женой Одинокого Волка?

– Мэйс, – наконец решилась она. – Я должна тебе кое-что рассказать…

– Не надо мне ничего рассказывать, Эмеральда. Я никогда не спрошу тебя ни о чем. Что было, то было, и не надо ворошить прошлое.

Она вздохнула, вспоминая безумную ночь с Одиноким Волком и то удовольствие, которое он сумел доставить ее телу.

– Да, наверное, ты прав…

Мили пути остались позади, и вот уже показался лагерь. Тимми и остальные приотстали.

– Иди в лагерь, Эмеральда. Уверен, что тебя встретят с радостью. Я вернусь назад, посмотрю, как там остальные. Лошадь Тетчера подвернула ногу и требует особого внимания.

Эмери неохотно спешилась возле круга повозок. Мэйс помахал ей рукой и ускакал назад, и Эмеральда пошла к повозкам. Было темно, и повозки отбрасывали лиловые тени.

Первой, кого она увидела, была Труди. Она сидела на скамеечке возле своей повозки и кормила Кальфа из грубой самодельной бутылочки. Труди подняла глаза и, увидев Эмери, вскочила на ноги.

– Эмери, Эмери! – с криком выкатилась из повозки Сюзанна, кудряшки ее развевались на бегу. Она упала в объятия Эмеральды и прижалась к ней. – Эмери, ты вернулась! Как хорошо!

Вот она и дома.

Вокруг нее стали собираться женщины. Они наперебой расспрашивали ее. Где Тимми? Что с мужчинами? Все ли они живы-здоровы? Запинаясь, Эмери заверила их, что все прошло хорошо, единственная неприятность постигла лошадь Уайта, но и она всего лишь подвернула ногу, что Мэйс с остальными вот-вот будут на месте.

Труди вздохнула с облегчением.

– Значит, с Мэйсом все в порядке, – удовлетворенно произнесла она.

– Да, не волнуйся. Труди опустила глаза:

– Вчера мы похоронили Маргарет и Оррина. Билл Колфакс прочел заупокойную молитву. Мы положили камень на их могилу и выцарапали их имена.

– Ох…

И тут Эмери заметила любопытные взгляды, которыми женщины оглядывали ее необычную одежду и прическу. Только сейчас до нее дошло, как она выглядит в их глазах. Лицо и руки ее были в грязи, исцарапаны, покрыты ссадинами и синяками. В грязи были волосы и одежда.

– Боже! На тебе индейское платье! – услышала она женский голос. Чей? Наверное, Кэтти.

– Да. Они забрали мою одежду. Не знаю, что они с ней сделали, – неохотно объяснила Эмеральда. Ей вовсе не хотелось отвечать на вопросы. Больше всего ей хотелось забраться в повозку, с головой закутаться в одеяло и плакать, пока не иссякнут слезы.

Но женщины продолжали смотреть на нее, все, включая Труди.

– Я не хочу больше ни о чем тебя расспрашивать, – шепнула она Эмери. – Представляю, как тебе хочется скорее все забыть.

Девушки переглянулись. «Она знает, – подумала Эмеральда. – По меньшей мере часть из того, через что мне пришлось пройти».

Она почувствовала себя грязной в прямом и переносном смысле. Радость от возвращения домой померкла. По дороге она думала о малыше Кальфе, представляла, как будет нянчиться с ним, но сейчас сердце ее обледенело.

– Знаешь, Кальф оказался крепким малым, – сказала Труди, – по крайней мере сосет он прекрасно. Бен Колт сделал ему бутылочку из старой спринцовки. Представляешь, сработало!

Эмеральда села на землю и взяла малыша на руки, как учила ее Маргарет. Малыш был сухой и чистый. Он крутил головкой и размахивал кулачками.

– Привет, Кальф, – сказала она.

Малыш посмотрел на нее. Его голубые глаза были яркими и тревожными, как у птицы. И в них было что-то, что внезапно напомнило ей Маргарет. Эмери склонилась над ним и заплакала.

Через несколько минут подъехали остальные. Эмеральда положила ребенка в корзину и пошла им навстречу. Мгновенно они с Тимми оказались окруженными толпой эмигрантов. Все они, и те, кто был поближе, и те, кто оказался позади, с пристальным вниманием смотрели на нее.

Уайт Тетчер хвастливо сообщил всем, что едва не угодил под стрелу индейца. Зато сам убил двоих и одного ранил.

– Мы убили то ли шесть, то ли восемь этих дикарей, – продолжал он. – Вы бы видели, как они убегали! Как куропатки, бросились врассыпную. Мы их выбили почти всех, по крайней мере мужчин. Мэйс не дал нам расправиться с женщинами и детьми. Сказал, что от них вреда не будет. По мне, хороший индеец – мертвый индеец, не важно, самка или детеныш.

Эмери в ужасе смотрела на него. Они с Тимми ждали остальных в низине, возле ручья. Они слышали перестрелку, но не видели боя. А Мэйс ничего не сказал ей об этом.

– Вы хотите сказать, что выбили весь… весь их лагерь? – еле слышно спросила она, думая об Одиноком Волке.

– Почти. – Уайт усмехнулся. – По крайней мере попытались. Эй, что с тобой? Только не говори, что тебе жалко этих дикарей!

– Мне… нет…

– После того что они сделали? Они, должно быть, обращались с тобой как с королевой, если ты так убиваешься из-за того, что кое-кого из них пришлось пристрелить.

Она вспыхнула.

– Нет, они не обращались со мной как с королевой, они…

– Они сняли скальпы с Маргарет и Оррина, это чтобы ты освежила свою девичью память, – резко перебила Марта Ригни. – Или ты в это время занималась продолжением рода этих ублюдков и поэтому ничего не заметила?

Глаза ее шарили по фигуре Эмеральды.

– Может, вы решили, что я сама напросилась к ним в плен?! – возмущенно воскликнула Эмери.

– Ну. – Марта сморщила нос. Взгляд, которым она смотрела на Эмеральду, все еще одетую в индейскую одежду, был весьма красноречив.

Кровь прилила к щекам Эмеральды. Но тут кто-то мягко тронул ее за плечо.

– Пойдем, дорогая, пойдем к костру, – сказала Гертруда Вандербуш. – Тебе надо отдохнуть, почиститься. Побудь с нами, пока привезут повозку Уайлсов. У Труди найдется платье, которое придется тебе в пору. И не обращай внимания на Марту – у нее мозги направлены только в одну сторону. Незамужние девушки словно кость у нее в горле, особенно такие симпатичные, как ты.

Ночь накрыла всех своим темным покрывалом. Небо усыпали звезды, полная луна заливала лагерь колдовским светом. Эмеральда сидела возле костра Вандербушей. Она дрожала, хотя Гертруда и укутала ее плечи шерстяной шалью.

Она, как смогла, вымылась в ушате воды. Гертруда не пожалела для нее доброго куска мыла, и Эмери смогла отмыть от грязи и волосы. Влажные кудри рассыпались по спине, оставив след на платье, которое одолжила ей Труди. Платье с оборками вокруг выреза горловины и по подолу, украшенное резными деревянными пуговицами, было свободновато под мышками и на груди, но зато было чистым, а это – главное.

– Хорошая моя, с тобой все в порядке? – участливо спросила ее Гертруда. – Ты такая бледная. Муж и Пьер скоро привезут то, что осталось в повозке Уайлсов, тогда посмотрим, с чем индейцы тебя оставили.

Гертруда подбросила еще палочек в костер. Труди была в повозке, разделив постель с тремя ребятишками Уайлсов. Эмери слышала, как она разговаривала и смеялась с ними.

«Если бы не Мэйс, – думала Эмери, – я могла бы полюбить Труди. Впрочем, может, я и сейчас ее люблю».

Но Мэйс по-прежнему стоял между ними. И всего лишь час назад, спустившись к реке за водой, Эмери застала там Мэйса и Труди. Они обнимались.

Она так заспешила уйти, что ведро больно ударило ее по ногам. «Ну и пусть, – со злостью подумала Эмери, – так тебе и надо!» Сейчас она сидела у костра Вандербушей и чувствовала себя такой одинокой, как никогда в жизни.

Из повозки доносилось пение. Труди баюкала малыша. Теплые, родные звуки лагерной жизни окружали ее. Мычали волы, время от времени ржали лошади, кто-то смеялся, стучали по железным мискам оловянные ложки, напевно играла скрипка. Она с ужасом подумала о том, что, если бы не Мэйс, она никогда бы уже не смогла вернуться сюда.

Только одна мысль не давала ей покоя: зачем Уайту Тетчеру понадобилось громить индейский лагерь? Жив ли Одинокий Волк?

Эмери вспомнила его гибкий, стройный стан и представила, как он падает, сраженный пулей в грудь. Из головы не выходил сон – смерть желтоглазого волка… Однако глупо верить в сны… Одинокий Волк не мог погибнуть.

Но если он жив, то может вновь попытаться забрать ее к себе.

Эта мысль заставила ее вздрогнуть. Она резко выпрямилась, и испарина выступила у нее на лбу. Если даже он жив, то он не сможет ее найти, убеждала она себя. Мэйс этого не допустит. Пока она будет среди эмигрантов, Мэйс будет охранять ее, и не важно, что у них с Труди.

Она положила голову на колени и принялась смотреть на звезды, рассеянные на бесконечном небе, словно кристаллики сахара. Однажды Мэйс предложил ей вместе посмотреть на звезды. Казалось, что это было давно, хотя на самом деле прошло всего несколько месяцев.

Глаза ее закрылись, и она уснула.