Изумрудное пламя

Глава 5

– Эмеральда, нарисуй меня, нарисуй, пожалуйста! Эмери окончательно покорила сердца детей Уайлсов, когда те увидели, как под быстрыми пальцами девушки на листе бумаги возникают лица, фигурки людей и животных.

Эмери дала Сюзанне бумагу и карандаш. Та уселась на полу и попыталась что-то нарисовать. Девочка старательно выводила каракули, склонив над листом головку и закусив золотистую кудряшку.

– Это пони, – объявила она, показав свое творение. – Это новая лошадка Тимми.

Уайлсы купили сыну пони всего несколько часов назад.

– Замечательно, – похвалила малышку Эмери.

– Я назову его Ветерок, потому что он может лететь, как ветер! – вмешался Тимми. – Это лучшая лошадка из тех, что я видел, и она моя! Мне папа так сказал. Я поеду на ней в Калифорнию!

Прошло всего два дня с тех пор, как Эмери встретила Уайлсов, но жизнь ее совершенно переменилась. С чувством явного облегчения она сменила траурный наряд на любимое платье из голубого вощеного ситца.

Дети Уайлсов сразу полюбили ее. И она уже успела привязаться к ним. Сюзанна оказалась неженкой, а Тимми был типичным мальчишкой – мужественным и бесшабашным. Он не мог нарадоваться на свою лошадку, гордый от мысли, что вскоре будет скакать по прериям на своем личном коне рядом с отцом, и считал дни до отъезда.

Эмери вызвалась помочь Маргарет упаковывать багаж, и они вдвоем принялись разбирать содержимое дорожных сундуков. Багаж Эмеральды тоже нуждался в переборке, и несколько самых нарядных платьев решено было продать, но что касается книг – обе женщины решили их взять с собой, более того, они даже прикупили еще, чтобы во время путешествия Тимми мог читать. Маленькая Сюзанна под руководством Эмеральды тоже стала изучать буквы.

Как странно, думала Эмеральда, что она чувствует себя счастливой. Воспоминания об Анне и сестрах отзывались в ней глухой болью. Что касается Антона, она о нем совершенно перестала вспоминать. Весь день был занят хлопотами, и только ночью он являлся к ней в ночных кошмарах, от которых кровь стыла в жилах. Он, массивный и грозный, надвигался на нее, неспешно, неотвратимо…

Оррин Уайлс проводил дни в бесконечной беготне но грязным улочкам Сен-Луиса, выискивая в лавках то, что может понадобиться в дороге: упряжь, продовольствие и всякие мелочи, при этом его то и дело обманывали, заламывая несусветные цены, подсовывая откровенную дрянь. Он уже успел купить четырех волов и приценивался к хорошей молочной корове. Ему удалось подыскать вместительную повозку, не новую, но прочную на вид. Им предстояло везти с собой не только сотни фунтов провианта, включая корм для животных, но и семена и все то, что пригодится при обустройстве фермы.

Сколько же всего было нужно, с удивлением открывала для себя Эмеральда: палатки, чтобы было где спать, одеяла, ружья, попоны, сумасшедшее количество еды, в том числе муку, сухофрукты, кофе, соль, дрожжи, уксус, соленья.

Эмери и Маргарет тоже были заняты покупками, их комнаты вскоре стали походить на лавку или склад. Иголки, нитки, масло для ламп, свечи, растирания, лекарственные травы, чашки и миски, ножницы, веревки, кожа для обуви, брезент, грубый хлопок… И все равно им казалось, что они не все учли и что-то упустили.

Эмери до сих пор не верила, что решится на это безумное и такое заманчивое путешествие. Калифорния! Она была где-то в другом мире, в иной стране. Калифорния принадлежала Мексике, а не Штатам, и никто толком не знал об этих краях.

И все-таки это была не сказка, они действительно направлялись туда. Чтобы переправить свои пожитки вверх по Миссури до Каунсил-Блафса, им пришлось нанять лодку.

Все было бы хорошо, если бы Оррин временами не давал понять Эмери, что она для него не слишком желанная попутчица. Голубые маленькие глазки отца семейства часто смотрели на нее с недоверчивой подозрительностью. Однако она старалась держаться с ним как можно приветливее. Никто не знал действительной причины ее бегства, и она не собиралась никого посвящать в свою историю. Сейчас она чувствовала себя свободной, способной самостоятельно распорядиться своей судьбой и никогда не вспоминать об Антоне Делани.

Они добрались до Каунсил-Блафса ночью. Эмеральда с удивлением обнаружила, что здесь уже стояли лагерем несколько повозок, а невдалеке паслись довольно большое стадо волов и табун лошадей. Большинство из находящихся в лагере людей спали, лишь небольшая группка собралась у костра. Оррин подошел к ней и спустя некоторое время вернулся к женщинам весь сияющий: все эти люди тоже направляются в Калифорнию. Они только ждут, когда трава немного подрастет и нальется соком, чтобы было чем кормить животных.

Эмеральде даже ничем не привлекательное путешествие по реке показалось восхитительным. Вскоре она станет полноправным членом этой группы мужественных людей, будет жить вместе с ними, делить радости и горести предстоящего путешествия! Живя в Ста Дубах, она даже не могла мечтать о таком.

Уайлсы поставили палатку и почти мгновенно уснули, утомившись за время поездки, но Эмери еще никогда не доводилось спать почти под открытым небом, и она никак не могла уснуть и все время вертелась на жестком матрасе, вспоминая постель, которая у нее была дома и к которой она привыкла. Но сейчас, похоже, настало время отвыкать от роскоши: повозка ничем не напоминала прежнее жилище.

Каждый раз, когда она меняла положение, стараясь отыскать позу поудобнее, тело ее ощущало все новые неровности, но ей все же удалось уснуть. Это была ее первая со дня бегства из Батон-Ружа ночь без сновидений.

Встреча с будущими попутчиками произошла у Эмери на следующее утро, когда она в поисках места, где можно опорожнить ночной горшок, забрела в кусты возле реки, подальше от лагеря. Едва она успела это сделать, как увидела девушку, оправляющую юбку. Дело, которое привело девушку на берег реки, было столь очевидным, что Эмери покраснела, не зная, куда девать глаза. В Ста Дубах все действия, связанные с соблюдением личной гигиены, считались весьма интимными и выполнялись вдали от посторонних взглядов, не так, когда каждый может…

Но девушка, видимо, даже не заметила смущения Эмеральды:

– О, привет! Ты, наверное, приехала с Уайлсами? Мой папа разговаривал с твоим отцом прошлой ночью.

Девушка была одних лет с Эмери и очень хорошенькая. Ее портили только очень светлые волосы и бледные ресницы. Личико у нее было круглым и румяным, а тело – плотным и налитым, с большой, роскошной грудью.

– Да, я приехала с Уайлсами, но Оррин не мой отец. Они меня наняли, чтобы я помогала им, – неохотно объяснила она. – Мои мать и отец погибли, и я сама должна зарабатывать на хлеб.

– Вот как? Тебе заплатили, чтобы ты помогала им в дороге, я правильно поняла?

Девушка оказалась достаточно тактичной, чтобы не задавать дальнейших вопросов, хотя в ее голубых глазах читалось любопытство.

– А меня зовут Труди Вандербуш. Труди – это уменьшительное от Гертруды, Меня назвали так в честь моей матушки. Мы здесь уже три недели, приехали одними из первых. Мы из Каламазо, штат Мичиган, – гордо сказала она. – Мы везем с собой тысячу луковиц тюльпанов и посадим их в Калифорнии, как только сможем это сделать. Я люблю цветы, а ты? Ты поедешь в повозке или поскачешь на лошади? Я собираюсь путешествовать верхом. Мой отец купил лошадей нам всем: обоим моим братьям, сестре и мне. Братья будут помогать отцу со стадом. Я думаю, что ехать на лошади гораздо приятнее, чем в повозке, не так ли?

Труди оказалась веселой болтушкой, разговор ее легко перескакивал с одной темы на другую, и уследить за мыслью было довольно трудно. Однако Эмери успела понять, что Труди – шестая из Вандербушей. Ее сестре, Кэтти, было пятнадцать.

Пьеру, по словам Труди, исполнилось девятнадцать. Он, как говорила о нем сестра, был «большим деревенским парнем, который будет чувствовать себя дома везде, где найдется земля, чтобы растить на ней урожай. Двенадцатилетний Жан довольно вредный мальчишка, но страстный охотник. Быть может, он окажется полезным, когда мы приедем в «страну бизонов».

– Что ты думаешь насчет всего этого? – требовательно спросила Труди, испытующе глядя Эмери в глаза. – Нас здесь всего шестеро женщин, и столько мужчин, что не сосчитать…

– Я не задумывалась на эту тему.

– А я задумывалась, – с удовольствием объявила Труди. – Мой отец хочет выдать нас с Кэтти замуж, как только мы доберемся до Калифорнии. Ишь, чего захотел! Чтобы к тридцати годам дети и муж превратили меня в старуху?! Не бывать этому!

– Я… Я думаю… – Эмери не знала, что сказать.

Она впервые слышала, чтобы молодая девушка рассуждала подобным образом. Эмери заметила, что при слове «мужчины» пухленькое личию Труди засияло от волнения. Эмери подумала, что тетя Анна не одобрила бы ее дружбу с Труди. Однако в этой смешливом девушке было что-то очень привлекательное: искренность, открытость и жизнелюбие.

Итак, если Оррин сказал правду, им придется проводить вместе с Труди немало времени, ведь все повозки будут идти в одном караване.

За завтраком Маргарет показала Эмери, как печь бисквиты. Она замесила тесто из муки, теплой воды, соды и соли в низком тазике, стараясь, чтобы в тесто не попал песок. Затем раскатала тесто примерно в дюйм толщиной. Поместив раскатанное тесто в сковородку, она накрыла ее крышкой и набросала сверху горящих углей. Искусство состояло в том, чтобы пропечь бисквит, при этом не превратив в угольки низ и верх.

– Неплохо, – заметил Оррин, отламывая кусок самодельного хлеба. Намочив свой кусок в кофе, он отправил его в рот.

Эмери порозовела от удовольствия и впервые почувствовала гордость за себя, она помогала печь эти бисквиты, собирала хворост для костра, жарила бекон. Она легко и быстро схватывала все на лету и вскоре смогла бы стать для Маргарет хорошей помощницей.

После того как миски и кружки были вымыты, Эмери и Маргарет, захватив с собой Сюзанну, пошли знакомиться с остальными эмигрантами, предоставив Тимми самому заводить себе друзей среди мальчишек.

Кроме Вандербушей, в лагере была еще лишь одна семейная повозка. Она принадлежала семейству Ригни, фермерам из Сент-Луиса. Саул Ригни был еще и оружейником. Он, его жена и двое сыновей – Боб и Мартин – подрабатывали продажей оружия.

Все они с любопытством уставились на Эмери. Маргарет поспешила объяснить, что Эмери здесь, чтобы помочь им в поездке. И поскольку живот Маргарет красноречиво выделялся, натягивая юбку, дальнейших объяснений не потребовалось.

– Девушка выглядит очень юной для того, чтобы быть хорошей помощницей, да и сложение у нее не слишком крепкое, – заметила Марта Ригни, ширококостная, плотная женщина с мужскими плечами и большими красными руками. Глядя на нее, каждый скажет, что в работе она может заменить двоих мужчин.

– Она справится. Эмери – хорошая, трудолюбивая и сильная девушка, – заверила ее Маргарет.

– Та, что пустилась в путь по диким, забытым Богом прериям, должна быть и сильной, и мужественной, – согласилась Марта.

Марта принялась рассуждать по поводу бешеных нравов местных индейцев, и, послушав ее излияния еще пару минут, Эмери с Маргарет вежливо распрощались с семейством Ригни.

На обратном пути Эмери едва не прыснула: ее, Эмеральду Реган, воспитанную в роскоши и неге, только что назвали «сильной девушкой». Тетя Анна умерла бы на месте, услышав такой комплимент в адрес своей племянницы.

Среди остальных эмигрантов женщин не было. В глазах Эмери все мужчины, одетые в голубые хлопчатобумажные брюки, фланелевые рубахи и белые шляпы с полями, сливались в одну сплошную массу. Зик Йорк был приземистым узкогрудым человечком. Проповедник Билл Колфакс оказался высоким длинноносым мужчиной, сутулым, с неприятно холодным взглядом стальных глаз. Рэд Арбутнот выглядел примерно лет на двадцать старше остальных. Ему было не так уж много лет: всего шестьдесят пять, но лицо его сморщилось как сушеная груша, а когда-то рыжие волосы стали совсем белыми.

– Что до меня, у меня словно зуд в пятках, не могу сидеть на одном месте, – поведал он Эмераль-де. Улыбка его обнаружила отсутствие двух передних зубов. – Жена моя умерла зимой, и нас с мальчиками больше ничего не могло удержать. Вот мы с сыновьями, Мэттом и Питом, и пустились в путь. Мэтт – вдовец, как и я, а Пит просто не захотел от нас отставать.

Мэтт и Пит, «мальчики», как он выражался, оказались зрелыми мужчинами тридцати лет, рыжими, и, как и их отец, морщинистыми.

Чарлз Моррис, парень лет двадцати пяти с наивно-восторженным лицом, не переставал смотреть на Эмери восхищенными глазами, заставляя ее смущенно краснеть.

– Ты должна вести себя осторожней, – сухо заметила девушке Маргарет. – То, как смотрит на тебя Чарлз Моррис и этот недоносок Зик Йорк, заставляет задуматься…

Уже на подходе к своей повозке женщины увидели человека, опустившегося на одно колено, чтобы стреножить буйвола. Стройный, с прямыми черными волосами и угрюмым взглядом темных глаз, он едва кивнул им.

Но Маргарет подошла к нему с улыбкой.

– Марта Ригни сказала мне, что вы врач, – заговорила она. – Вы доктор Бен Колт, видите, я даже знаю, как вас зовут. – Она взглянула на свой живот. – Я рада, что с нами в Калифорнию едет врач. Такое облегчение узнать, что когда мне придет время рожать, рядом окажется человек, знакомый с медициной.

Бен Колт отвел глаза:

– Я не лечу никого, кроме животных. Маргарет покраснела:

– Но я думала…

– Вы думали напрасно. Я порвал с медициной.

Маргарет явно была разочарована. У Эмери готово было сорваться с уст гневное замечание: как мог он так неучтиво говорить с женщиной? Но тут сзади послышались шаги.

Они повернулись и увидели мужчину в отлично сидящих на нем штанах из оленьей кожи. На плечи его была накинута кожаная куртка с отделкой из бахромы, тоже прекрасно сшитая.

На вид ему было около тридцати. Ростом он был не меньше шести футов, хорошо сложен, с широким размахом плеч. Незнакомец вскинул упрямый подбородок и усмехнулся. Эмери успела разглядеть, что под усмешкой скрыт гнев.

– Я слышал твои слова, Бен Колт, – сказал он хрипло. – Значит, ты отказываешь в помощи этой доброй женщине?

Доктор не склонен был вести беседу и отвел глаза.

– Ты – кусок грязи, ни на что не годный, Бен Колт, – продолжал мужчина. – Я слышал, как вчера у костра ты разводил сопли вокруг того, что медицина ничего не приносит, кроме вреда. Отличный пример отношений между путниками, которым понадобится много Божьей помощи и еще больше человеческой поддержки, чтобы живыми и здоровыми добраться до цели.

Бен Колт почувствовал себя неуютно.

– Позволь предупредить тебя кое о чем, Бен Колт, – продолжал мужчина. – В этой поездке каждый из нас обязан делиться последним с другими и всячески помогать друг другу, и ты не будешь исключением. Ты применишь свои знания не только к животным, и будь я проклят, если не заставлю тебя сделать это, даже если мне придется приставить к твоему виску пистолет. А если ты будешь упорствовать, я спущу курок, можешь не сомневаться.

Бен Колт замешкался, а затем быстро зашагал в сторону соседней повозки. Человек в кожаной одежде посмотрел на Маргарет и Эмери так, будто видел их впервые.

– Простите мне мои выражения, леди, – сказал он мягче, – я не хотел задеть ваши чувства. Но только такой язык понимают подобные… – Он втянул в себя воздух. – Я хочу вам сказать, мэм, что когда вам понадобится помощь врача, вы ее получите, можете не сомневаться.

– Я… я очень вам благодарна, – пробормотала Маргарет.

– И я тоже, – добавила Эмеральда.

Мужчина поклонился. Взгляд его задержался на Эмеральде. В его глазах возник интерес.

– Я думаю, мне следует… – начал было он.

Но не успел договорить, так как кто-то позвал его с другого конца лагеря. Мужчина в коже помахал рукой и сказал, уходя:

– Простите меня, леди, кажется, меня ждут в другом месте. Формальности могут подождать. Я думаю, нам предстоит часто встречаться в будущем, от этого никуда не денешься, не так ли?

Он приподнял шляпу, послал Эмеральде еще один многозначительный взгляд и удалился.

Женщины переглянулись.

– Кто это был? – спросила Эмеральда.

– Думаю, это наш проводник. Марта Ригни говорила мне о нем. Его зовут Мэйс Бриджмен, его наняли в Сент-Луисе, чтобы он провел нас через прерии. Он покажет путь и поможет найти источники воды. У него ответственная работа. Оррин уверен, что без человека, хорошо знающего местность, мы можем заблудиться и погибнуть. – Маргарет зябко повела плечами. – Это тебе не увеселительная прогулка, Эмери. Нам нужен такой человек.

– Да… – Но Эмери не думала о предстоящих опасностях, она вспомнила лицо проводника, его упрямый подбородок, серые холодные глаза.

Маргарет пристально посмотрела на спутницу, словно угадав ее мысли.

– Марта говорит, что у него нрав как у дикой антилопы. Его невозможно ни приручить, ни предугадать. Единственная причина, по которой он соглашается на эту работу, – деньги, которые нужны ему на краски. Он естествоиспытатель, Эмери, и… художник. Видимо, он перенял дикий нрав у тех животных, которых рисует.

– Художник?

Эмеральда припомнила его взгляд и почувствовала, как быстрее забилось сердце.

Все девушки каравана – Эмеральда, Труди и ее сестра Кэтти – стояли на берегу реки, не решаясь попробовать воду: достаточно ли она теплая, чтобы искупаться. После ужина все мужчины обычно собирались у костров поболтать и обсудить свои проблемы. Старый Рэд пиликал на скрипке что-то заунывное, кто-то смеялся.

– Я думаю, вода слишком холодная, – предположила Кэтти, – и еще здесь могут водиться змеи. Я лучше не буду.

Кэтти была такой же хорошенькой, как и ее сестра, но характеры у них были совершенно разные. Буквально в каждом слове Кэтти звучала какая-нибудь жалоба. Ей не нравилась Миссури, не нравились черные мухи, что летали повсюду, не нравилась еда, и ей совсем не хотелось ехать в Калифорнию. Более того, она склонна была винить Труди в том, что семья решилась на это путешествие.

– По-моему, вода то что надо, – возразила Труди. – Эмери, а ты как считаешь? В конце концов мы здесь уже несколько недель. У меня такое ощущение, что я уже покрылась коркой грязи. Ты все равно не отмоешься ушатом воды в палатке. Я решила, что следует искупаться. Больше того, я отмоюсь как следует.

Кэтти открыла рот.

– Труди, ты не сделаешь этого, папа сказал…

– Папа не говорил мне, чтобы я ходила замарашкой, Кэтти!

– Да, но не так!

Под удивленным взглядом Эмери Труди стянула платье.

– Вымыться можно, только раздевшись догола, дорогая сестренка. Присоединяйся!

– Как догола? А если кто-нибудь увидит?

– Ерунда! Они все заслушались скрипкой. В любом случае мы будем под водой, где меня голой смогут увидеть только рыбы. Эмери, присоединяйся! Обещаю, тебе понравится! Самое приятное ощущение!

– Я… Я не могу. – Краска смущения залила лицо и шею девушки.

Труди успела раздеться до корсета и панталон. Стянув с себя последние одежды, она обнажила белое тело с рыжеватым пушком, покрывающим самую интимную часть, и полные круглые груди с розовыми сосками.

– Давай, – продолжала звать она. – Нас никто не увидит! Или ты такая же стеснительная, как моя сестра? Тогда оставайся в панталонах. В любом случае ты станешь чище, и поверь, скажешь мне спасибо. То ли еще нас ждет! Папа сказал, что дальше воды не будет на мили вокруг, нам придется все время глотать пыль и утопать в грязи.

Труди прыгнула в воду, разбросав во все стороны брызги, очутившись по пояс в реке. Вскоре она отплыла подальше, так что из воды торчало только лицо, казавшееся белым в последних лучах заходящего солнца.

Эмеральда не знала, как поступить. Она не принимала ванны с тех пор, как уехала из дома. Кожа ее зудела. Решившись, наконец, она сняла туфли и платье, оставшись в корсете и нижней юбке. Если бы сейчас ее могла видеть тетя Анна…

Но здесь ее нет, напомнила себе девушка. Здесь она одна, без тети. И ей надо вымыться. До сих пор она даже не отдавала себе отчета в том, как нуждалась в купании.

Оставив Кэтти на берегу, она подошла к Труди.

Вода ласкала ее тело прохладными легкими прикосновениями. Подражая Труди, она присела в воде, так что вода плескалась у подбородка.

– Ты хорошо плаваешь? – спросила Труди.

– Не очень, – призналась Эмери. – А ты?

– Я плаваю по-мужски, саженками, но у меня не очень хорошо получается. Мои братья отлично плавают, но я задыхаюсь и не могу за ними угнаться. И потом отец угрожает выпороть меня, если увидит, что я плаваю.

– Выпороть? Почему?

– Он считает, что плавание не женское занятие. Наверно, боится, что я увижу братьев голыми.

Девушки продолжали плескаться и разговаривать. Кэтти куда-то пропала, наверное, пошла в лагерь, и они остались вдвоем, наслаждаясь прохладой реки и последними лучами солнца.

Вдруг они услышали шум на берегу.

Эмери напряженно прислушалась.

– Что бы это могло быть? Не иначе, что кто-то пришел сюда купаться!

Но Труди продолжала весело брызгаться и хохотать.

– Может, нам лучше одеться, – предложила Эмери, направляясь к берегу.

В какое неприятное положение они попали! Труди совсем голая, и Эмери почти без ничего, ее нижнее белье намокло и прилипло к телу. Сейчас она ругала себя за то, что поддалась искушению.

– Кто там плещется? – послышался голос Бриджмена. Он вел на водопой лошадь. Он был без шляпы, на лице играла улыбка. Эмери видела, как ветерок трепал его светлые волосы, закатное солнце высвечивало его четко очерченное лицо с упрямым подбородком, а глаза его, смелые и смеющиеся, смотрели на нее с неподдельным изумлением.

– О, – Эмеральда, едва не оступившись, сделала шаг назад, прикрывая грудь руками, не отдавая себе отчета в том, что ее усилия напрасны: мокрая ткань открывала взгляду безупречную форму ее груди, каждую деталь ее фигуры, вплоть до маленьких торчащих сосков. Если бы было немного темнее! Если бы он сюда не пришел!

– Вижу, вы принимаете ванны. – Он улыбнулся, взгляд его скользнул по ее телу.

– Если бы вы были настоящим джентльменом, вы бы повернули назад и дали бы нам с Труди одеться…

Мэйс Бриджмен усмехнулся.

– Но я вовсе не джентльмен! Куда мне до него! Я – проводник, почти дикарь. И еще я – естествоиспытатель, когда у меня есть для этого время. – Он продолжал дразнить ее. – И я считаю своим долгом оставаться здесь и сторожить вас обеих от индейцев или других злоумышленников, которые, чего доброго, украдут ваши платья. Или, что еще хуже, вас самих.

– Но вы не должны здесь оставаться. – Эмери готова была заплакать. – Труди совсем…

– Труди более решительная особа. – Мэйс взглянул на реку, где как ни в чем не бывало продолжала плескаться Труди.

– Вы же не можете оставаться здесь, когда она выйдет из воды?!

В первый раз его лицо приняло серьезное выражение.

– Может, так было бы лучше, маленькая глупышка. Скажи, как тебя зовут?

– Э… Эмеральда, – клацая зубами, произнесла она. Стащив платье с куста, она прикрыла им свое тело. – Эмеральда Реган.

– Ну, Эмеральда Реган, я надеюсь, вы поняли, что здесь не гостиная на плантации вашего отца, где симпатичные женщины заводят флирты со столь же симпатичными молодыми людьми. Здесь дикая земля и порядки тоже варварские. И женщины здесь – редкость, особенно такие хорошенькие, как вы. Перед тем как лезть в воду, вам следует выставлять пост. Среди наших мужчин есть всякие, но в основном такие, которые привыкли брать, что захотят. Ты же не хочешь, чтобы тебя изнасиловали?

– Я… Я не знаю, что вам сказать? – Она разрывалась между двумя чувствами: с одной стороны, ей было смертельно обидно за то, что он посмеялся над ней, и гневные слова готовы были сорваться с ее уст, с другой – надо было отправить его куда-нибудь подальше, чтобы одеться.

– Ну что ж, теперь вы будете знать, как себя вести. А я останусь здесь сторожить вас и вашу подругу, пока вы не оденетесь, нравится вам это или нет.

– Но… Вы хотя бы отвернитесь!

Широкая улыбка заиграла на его губах, открывая ровные белые зубы, две ямочки заиграли на его щеках.

– Конечно, я не джентльмен, но не настолько, чтобы не понять, что это необходимо.

– Ну вот и отлично, – ответила Эмери.

Он снова улыбнулся и медленно, но неохотно повернулся к ней спиной.

– Эмеральда, ты можешь подать мне одежду? – позвала ее Труди.

– Да, одну минутку.

– Дай мне платье, я замерзла!

Убедившись, что Мэйс терпеливо ждет, Эмери стащила с куста одежду Труди. Подойдя к воде, она крикнула ей:

– Побыстрее, здесь мистер Бриджмен! Скорее одевайся, пока он тебя не увидел.

– Ну и пусть смотрит, мне не жалко.

Труди выпрямилась, открыв свою роскошную грудь, молочно-белую в сгущающихся сумерках.

– А он красавчик, Эмери, ты не заметила?