Изумрудные ночи. Книга вторая

Глава 25

Густой тропический лес был наполнен шорохами, производимыми его дикими обитателями, и Бетани старалась держаться по возможности ближе к Трейсу. Она не узнавала местности, а когда сказала об этом Трейсу, он бросил на нее веселый взгляд:

— Мы шли не здесь. Другой путь перекрыт лавиной. Возможно, из-за землетрясения.

— Мне это не нравится. Ты уверен, что это правильный путь?

— Не беспокойся, принцесса, я полагаю, мы идем в нужном направлении. В крайнем случае, я в состоянии провести всех обратно вниз.

Огромные папоротники, гирлянды орхидей росли по обе стороны от тропинки, простирая над ней огромные ветви. Длинные тонкие листья бамбука были устремлены вверх, на кончиках поблескивали капельки дождя. Солнечный свет, проходя сквозь листву, рассеивался, превращая капли в россыпи жемчуга и бриллиантов.

— Что это? — вырвалось у Бетани, когда в непосредственной близости от них воздух прорезал истошный крик. Она вцепилась к руку Трейса.

— Судя по звуку, это обезьяна-ревун. Шумные маленькие демонята, воришки. Наше присутствие им наверняка не по душе. — Трейс постоянно держал наготове мачете, чтобы расчищать путь и на случай встречи со змеей. Сквозь зелень деревьев мелькало яркое оперение попугаев, начинающих бить воздух крыльями при приближении незнакомцев.

Неожиданный дождик заставил обитателей леса притихнуть. Но вдруг тишину снова нарушил крик, Бетани с трудом сдержала возглас испуга. Трейс протянул руку, останавливая ее.

— Смотри. Там, наверху. Видишь?

Бетани подняла вверх испуганные глаза. И тут же охнула. Огромные птицы с алыми, голубыми и желтыми перьями, подобно сиренам, смотрели на нее.

— Трейс! Они изумительны! Что это?

— Алые арары. Чертовски крикливые птицы, я бы сказал. Далеко не так забавны, как попугаи.

У Бетани был некоторый опыт общения с попугаями. Она находила, что эти птицы просто помешаны на произнесении непристойностей. Но Трейсу она об этом не сообщила, поэтому лишь кивнула. Путешествие по джунглям в компании Трейса оказалось познавательным. Он обращал ее внимание на вещи, о существовании которых она не подозревала, показывал экзотических животных: ленивцы, кинкаджу, бабочки с необычайной окраской — четко вписанной цифрой 88.

— Есть кое-что, что бы ты могла нарисовать, принцесса, — сказал он, указывая на маленькую безвредного вида лягушку, примостившуюся на хрупкой, нежного абрикосового цвета шляпке гриба.

— О! Что за прелестное создание, — воскликнула она и сделала шаг вперед, собираясь взять ее в руки.

— Я бы не стал этого делать, — заметил Трейс, удерживая ее. — Это ядовитострелая жаба.

— Кто?

— Ядовитострелая жаба, — усмехнулся он. — Индейцы смазывают ее выделениями кончики стрел и копий.

Бетани недоверчиво посмотрела на лягушку, ее немигающие глаза, казалось, излучали дружелюбие. Сверкающая спинка была ярко-алого цвета, лапки и живот густо-зеленые.

— Почему-то мне казалось, они более… ужасны.

— Опасность не всегда афиширует себя свистом и бородавками, — заметил Трейс. — Бывает, самые прекрасные цветы наполнены смертельным ядом.

К тому времени, когда они вышли из леса и оказались на берегу реки, Бетани пребывала в уверенности, что навидалась больше животных, чем за всю свою прежнюю жизнь.

— Здесь мы будем переправляться, — объявил Трейс, указывая на длинный узкий мост, выстроенный над пенящейся стремниной. Он окинул Бетани мимолетным взглядом, услышав ее резкий вздох, потом посмотрел на солдат-перуанцев. Едва ли их вид можно было назвать счастливым. Трейсу было трудно винить их в этом.

Мост, если к нему можно было применить это название, был наихудшим из всех. Он представлял собой несколько грубо отесанных столбов, поднимающихся из пенящихся потоков воды. Их соединяли между собой подгнившие лианы, оставлявшие такие огромные просветы, что вода образовывала там водовороты.

Но хуже всего, что разъяренная река неслась всего на нескольких футах ниже этой переправы. Капли воды облаком висели в воздухе, оседая на мост и делая его неимоверно скользким. Потерявший равновесие через мгновение встретит смерть в ледяном потоке.

— Кто первый? — спросил Трейс, переводя взгляд с солдат на носильщиков-кечуа. Пожав плечами, один из индейцев скинул сандалии и осторожно двинулся вперед, пальцами ног цепляясь за ветки, из которых был сделан мост, и таким образом сохраняя равновесие. Остальные последовали его примеру. Трейс начал снимать ботинки.

К счастью, никто из переправлявшихся не сделал ни одного неверного шага, хотя Бетани все время ждала, как кто-то оступится и исчезнет навсегда. Она оглянулась и задумалась над тем, сколько еще простоит мост. Вода поднималась все выше и выше, грозя проглотить его. Еще один приличный дождь довершит дело.

Более густой лес поджидал их на противоположном берегу реки, но через несколько минут они подошли к подножию горы, на склоне которой было не так уж много скатившихся сверху валунов. Бормоча ругательства себе под нос, солдаты следовали за Трейсом вдоль подъема длиною в несколько тысяч футов. Спокойные, невозмутимые носильщики тащили багаж.

На четвереньках, отчаянно хватаясь за землю и за выступы скал, изнемогая от жары и влажности, Бетани едва ли была в состоянии дышать. Раскаленный воздух давил на нее, пока она с угрюмой решимостью карабкалась вверх по скользкому склону. Она никак не могла понять, как кто-то умудрялся жить здесь и что-то строить. Это казалось невозможным, хотя она и видела все своими собственными глазами.

Когда они вышли на ровное, покрытое травой место и Трейс объявил привал, Бетани с облегчением опустилась на землю в тени дерева. Про себя она решила, что никогда уже не тронется с этого места, а когда Трейс сел рядом, сказала ему об этом.

— Осталось совсем немного, — чуть заметно улыбаясь, напомнил он. На лбу у него блестели капельки пота, рубашка прилипла к разгоряченной спине. Незадолго до этого он еще не был уверен, что они идут в нужном направлении, но теперь, узнав небольшую полянку под самыми развалинами, он испытывал заметное облегчение.

Бетани открыла глаза и недоверчиво посмотрела на него.

— Я тебе не верю. Мы наверняка уже находимся на крыше мира. Дальше идти некуда.

С удовольствием растянувшись рядом с ней на траве, Трейс мягко спросил:

— Отказываешься?

Она упрямо вздернула подбородок.

— Ненадолго. На недельку или на две.

Трейс тихо рассмеялся, потом снова заговорил:

— Слушайте, принцесса, я собираюсь пойти на разведку. Я хочу быть уверен, что там нет такого количества камней, как внизу. Ты подождешь здесь и отдохнешь.

— Договорились. — Глаза ее закрылись, до нее смутно донеслись указания, которые давал Трейс остальным. Они должны были остаться и присматривать за ней. Изнуренная до предела, Бетани заснула.

Проснувшись, она увидела, что солдаты лежат неподалеку, в другом тенистом участке, а носильщики-кечуа сидят на корточках и настороженно посматривают по сторонам, ни на секунду не теряя бдительности.

Солдатам повезло, что индейцы не так ленивы, как они, подумала девушка. Во рту у нее пересохло от изнуряющей жажды, горло было будто исцарапано острыми когтями. Она взяла фляжку и сделала глоток, поморщившись от теплой, затхлой жидкости. Было тихо, солнце почти закатилось, ничто не нарушало покоя.

Взгляд Бетани упал на находившуюся совсем рядом опушку леса, и она вздохнула. Ей нужно было справить некоторые свои личные потребности, и она знала, что не сможет дождаться возвращения Трейса. В нерешительности она обратилась к индейцам. Ни один из них не говорил по-английски, а ее испанский не имел ничего общего с тем кошмарным диалектом, на котором говорили они. Тем не менее она сделала все возможное, чтобы объясниться, а когда они закачали головами, удовлетворенно улыбнулась.

Памятуя о случае, когда она потерялась, Бетани не собиралась углубляться в джунгли. Только на расстояние, достаточное, чтобы обеспечить необходимую уединенность.

Ей не хотелось сердить Трейса своим отсутствием в лагере, когда он вернется. Все у них шло хорошо. От безразличия, владевшего ею, когда она вернулась в Перу, не осталось и следа.

Когда Бетани выходила из леса, до нее донеслось едва слышное журчание воды. Охваченная любопытством, она сняла с шеи шарфик, обвязав им ветку, чтобы отметить дорогу, и направилась на поиски источника.

Всего в нескольких ярдах обнаружился водопад, выдолбивший небольшой бассейн в скале, куда с высоты падала кристально чистая ледяная вода, будто приглашая ее отведать. Откуда она взялась? Неужели она наконец встретила спрятанный в лесу от назойливых глаз источник чистой прохладной воды, обещающей быть значительно вкуснее затхлой, теплой жидкости, наполняющей ее фляжку.

Она наклонилась и сделала большой глоток, потом вымыла лицо и грудь, с улыбкой вспоминая, как делала то же самое в прошлый раз под комментарии Трейса по поводу ее намокшей блузки. Но блузка должна высохнуть достаточно быстро, стоит снова вернуться в пекло. И ему вовсе незачем все это знать.

Бетани отыскала шарфик, сняла его с ветки и снова повязала на шею. Она была чрезвычайно горда собой, отвоевав крошечную толику личной свободы и глоток свежей воды, кроме того, она хотела показать ключ носильщикам-кечуа, пока не вспомнила свои безуспешные попытки пообщаться с ними. Нет, пусть уж сами добывают себе воду, размышляла она, снова укладываясь под выступ скалы. И с удовольствием принялась дожидаться Трейса.

Когда Трейс вернулся, Бетани безумно тошнило. Ее бил озноб, она дрожала так, словно попала в снежный буран, хотя солнце палило нещадно.

— Черт побери! — Трейс пытался за грубостью скрыть свое беспокойство. — Что ты делала? Что-нибудь ела? Пила?

— Ничего! — прохрипела она, корчась в судорогах. Индейцы с интересом наблюдали за ней. Один из них что-то сказал Трейсу на своем языке, тот немедленно повернулся к Бетани.

— Ты ходила в лес. Тебя кто-то ужалил? Не маленькая гусеница? — Он закатал рукава ее блузки и начал осматривать руки, но ничего не было.

Бетани обнаружила, что ей трудно сосредоточиться на Трейсе. Она слышала его голос, видела его нахмуренное лицо, но все это уходило на задний план по сравнению с прокатывающимися по ее телу волнами боли.

— Нет, — пробормотала Бетани, — никто меня не кусал.

— Ты что-нибудь съела? Может, брала в руки лягушку? Что-то в этом роде?

Голова ее болталась в разные стороны, и эти метания отдавались приливами боли.

— Нет, ничего не ела. Не брала… ничего.

— Проклятье, Бетани, ты должна была сделать что-то вызвавшее все это! — Он схватил ее за запястье и почувствовал, как бьется у нее пульс. — Ты что-нибудь пила? Воду?

— Воду, — простонала она, вспомнив сделанный у водопада глоток, — совсем чуть-чуть воды…

Трейс многоступенчато выругался и принялся отдавать приказания носильщикам на их родном языке. Через несколько минут в его руках оказалась чашка с горячей водой, куда он влил изрядную порцию бренди.

— Пей, — приказал он, поддерживая ей голову рукой. — Полностью. Это должно помочь.

Бетани, не в состоянии справиться с дрожью, проливала больше, чем попадало внутрь, но Трейс терпеливо продолжал вливать жидкость в ее дрожащие губы. Наконец он решил, что количества, выпитого ею, достаточно, чтобы помочь.

К моменту, когда индейцы приготовили немного горячего супа, Бетани начало рвать. Она была слишком слаба, чтобы стоять, и ему пришлось отнести ее в тенистое место среди деревьев и кустарников. Тут начались неприятности с желудком. Застонав от стыда, подавленная, Бетани вынуждена была обратиться к Трейсу за помощью. Он ухаживал за ней с нежностью, с какой матери ухаживают за больными детьми, укрывал одеялами, когда озноб становился невыносимым, помогал держать голову над ведерком, когда накатывали приступы тошноты.

Наконец она затихла в тяжелом забытьи, чему способствовал горячий чай, заваренный с листьями коки. Трейс, поджав колени, обхватил их руками и опустил голову. Уже почти стемнело. Придется оставаться здесь. Бетани нельзя трогать с места, во всяком случае, пока. Обычно на излечение горной болезни требуется несколько дней. Если у больного не происходит обезвоживания организма, то обыкновенно не бывает каких-либо серьезных последствий. Но тут, высоко в горах, нет никаких лекарств, чтобы приостановить процесс обезвоживания, а ее тело извергает из себя жидкость значительно быстрее, чем он успевает вливать.

Трейс развел костер неподалеку, и, сердито ворча, улегся на расстеленные на земле одеяла. Она никогда его не слушает. Он говорил ей, что на такой высоте нельзя пить ледяную воду. А она решила, что он попросту старается досадить ей. Угрюмая усмешка скривила его губы. Теперь-то, во всяком случае, она не будет ставить под сомнение его рекомендации. Может быть.

Утром нужно будет пойти в лес и поискать дерево, кору которого он использует для приготовления отвара, омерзительного на вкус, но способствующего закреплению желудка. Но до того, как лекарство начнет действовать, пройдет несколько часов. А пока единственное, что ему остается, это дожидаться утра и надеяться на лучшее.

Завернувшись в одеяла, Трейс заснул. Он спал до тех пор, пока не услышал, как Бетани стонет и мечется под своим одеялом, и он сразу вскочил.

— Все в порядке, принцесса, — хрипло прошептал он. — Я здесь.

— Трейс?

— Я с тобой, дорогая. — Он наклонился, коснувшись рукой ее щеки, другой поворошив костер, чтобы тот ярче разгорелся. Огонь осветил Бетани, и Трейс увидел, что и одежда ее, и одеяла совершенно мокрые. Он подержал оловянную чашку над костром, налил в нее приличное количество бренди, потом направился к багажу за сухим одеялом и укутал ее дрожащее тело. Несмотря на обильный пот, ей было по-прежнему холодно, кожа на ощупь была влажной. Брови его сомкнулись от бессильной ярости.

С трудом приоткрыв глаза, Бетани увидела перед собой хмурящегося Трейса. Рыдания подступили к горлу. Он сердится на нее. А она умирает. Она знала, что умирает. Она боялась, что сойдет с ума, если смерть не принесет ей облегчения от повторяющихся приступов, таким непристойным образом очищающих ее организм, от чудовищных судорог, больно сводящих мышцы. Ей хотелось, чтобы Трейс не сердился на нее, не смотрел с таким свирепо нахмуренным видом.

— Трейс? Трейс, прости, что я не слушала, — сумела она выговорить дрожащими губами. — Ты меня ненавидишь?

— Нет пока. Но ночь еще не кончилась. Отдохни Не пытайся говорить. Береги силы.

— Но… — По телу ее прокатилась волна дрожи, мышцы, казалось, рвались от колоссального напряжения. — Но мне нужно сказать тебе, прежде чем… прежде чем я умру.

Еле заметная улыбка заиграла на его губах, но Трейс знал, что она не поймет, если он засмеется. С серьезным видом он поинтересовался:

— В каких смертных грехах ты собираешься признаться?

Похожие на крылья ресницы несколько секунд покоились на щеках, потом с явным усилием приподнялись, и потемневшие фиолетовые глаза остановились на его лице.

— Я люблю тебя.

Все. Дело сделано. Она сказала, что любит его, и сейчас уже не имеет значения, испытывает ли он то же самое. Она умирает. Она не узнает никогда.

Ее рука сделала жалкую попытку дотронуться до него. Трейс поймал ее. Он держал ее, зажав в своих больших мозолистых ладонях, на его лице сменяли друг друга противоречивые чувства, готовые разорвать его на части.

Он подумал, что она, возможно, будет смущена, когда, выздоровев, обнаружит, что призналась ему в любви. Волна нежности нахлынула на него. Он поднес к губам ее узкую ладошку и покрыл осторожными, любящими поцелуями каждый из хрупких пальчиков.

— Это почти признание, — сказал он, — когда стало понятно, что она ждет хотя бы какого-нибудь ответа. — Ты уверена?

Она кивнула и поморщилась от боли, которую причинило ей движение.

— Вполне.

Не совсем четко представляя, что сказать, Трейс наклонился и поцеловал кончик ее миниатюрного носа.

— Мне кажется, твой чай готов, — запинаясь, объявил он. Бетани вздохнула и закрыла глаза. Неожиданно Трейс почувствовал досаду. Что, интересно, он должен говорить? Что он ее любит? Черт, он сам в этом не уверен. Он уверен в том, что хочет ее, хочет достаточно сильно, чтобы быть готовым рискнуть жизнью и пуститься в это путешествие.

Любовь — это нечто трудно уловимое, это слово, которое слишком часто запросто употребляется в романах, досужей болтовне. Ему доводилось слышать много определений любви, но ни одно не устраивало его. Пока он будет поступать, как и раньше, — бежать от любви как от чумы.

К тому времени, когда чай был готов, Бетани снова погрузилась в забытье. Трейс решил не будить ее. Отдых не менее полезен, чем питье, и он может дать ей двойную порцию, когда она снова проснется.

Он сидел на одеяле, скрестив ноги, глаза слипались от усталости, но мысли слишком будоражили, чтобы он мог уснуть. Проклятье, с чего ей вздумалось произносить это слово? Все было так хорошо без него. Теперь все запутается. Теперь она будет ждать, что он скажет ей в ответ.

Вполголоса выругавшись, Трейс подумал, что было бы неплохо, если бы она забыла о своих словах.