Изувер

Глава 16 КАК СТАНОВЯТСЯ ПОСЛУШНЫМИ

Кашалот вырезал из местной газеты снимок фоторобота, долго его рассматривал, а потом аккуратно вложил в записную книжку — пригодится. Интуиция подсказывала ему, что рано или поздно пути их с этим убийцей-одиночкой, который так неудачно «наехал» на инкассаторов, пересекутся. Парень — явно дилетант, возомнивший о себе Бог знает что: взять инкассаторов внаглую, одному… Кажется, это еще никому не удавалось.

Газетный снимок Кашалот показал и ближайшим своим сподвижникам, Мосолу и Колорадскому Жуку: мол, покажется если на горизонте кто-то похожий, тут же мне дайте знать.

Прошло месяца полтора, в Придонске стоял ноябрь, с ним явились слякоть, холод, и то снег с дождем, то зимние уже морозцы. Борис Григория вел в тот вечер обычный прием граждан, разбирал склоку между двумя ларечниками: те не поделили три метра пространства между своими торговыми точками, дело дошло до рукопашной. Пришлось вмешиваться «власти», каждый из коммерсантов получил ровно по полтора метра пространства и по «лимону» штрафа.

В кабинет заглянул Колорадский Жук, по лицу его было видно, что у него какое-то важное и срочное дело. Кашалот жестом поманил его к столу, знаком велел сесть.

— Ну? — спросил занято. — Чего?

— Шеф, там этот… Ну, что вы нам фотку показывали. Похож очень.

— Где? — Кашалот сразу же встал.

— Да у Маринки сидит, в киоске. Я пивка заехал попить, глянул на него и сразу же сюда.

— Поехали!

Через несколько минут джип Кашалота стоял у киоска «Братан», за стеклянной стенкой которого проглядывала пухлая, в мохеровом свитере фигура Маринки и какой-то парень.

— Побудьте в тачке, — велел Кашалот Жуку и Мосолу. — Я сам с ним потолкую.

Марина увидела машину, сказала Койоту:

«Шеф приехал» — и пошла открывать.

— Борис Григорьевич, вы прямо к кофе подоспели, только что сварила. Налить?

— Налей, налей, — рассеянно проговорил Кашалот, по-хозяйски входя в киоск и защелкивая дверь — снаружи тянуло холодом, а здесь, внутри, было тепло. Об условиях своих продавщиц (не только в этом киоске) Кушнарев заботился, денег на электроэнергию не жалел. Чего, в самом деле, жалеть, в холоде какая дура будет сидеть? Хотя зимы теперь не очень морозные, но все равно — не лето, а женщине всегда подавай в помещении плюс двадцать, как минимум.

Словом, могучий масляный электронагреватель, выглядевший как обычная паровая батарея, стоял под прилавком, у ног Марины, и она, судя по всему, блаженствовала. А Койот сидел в подсобке, у дверей, потягивал из большой чашки дымящийся ароматный кофе.

При появлении Кушнарева встал, поглядывал то на Маринку, то на шефа мне, мол, удалиться или как?

— Борис Григорьевич. — Кашалот подал ему руку.

— Павел.

— Ну-ну. Да ты садись, Паша, чего вскочил?

Я не старшина, ты — не солдат.

— Вы — шеф, хозяин, — Койот попытался улыбнуться.

— Садись, садись… А я вот здесь. — Кашалот сел на низенький стульчик, снял высокую пыжиковую шапку, пригладил пятерней волосы. Внимательно смотрел на гостя Марины, размышлял:

«Видно, тут он не первый раз. Хахаль Маринки, тот самый сожитель, о котором она говорила. Ну, это ее личное дело… Да, похож на фоторобота, похож. Жук прав».

Маринка подала Кашалоту кофе.

— Пожалуйста, Борис Григорьевич. Что еще хотите: печенье, вафли?

— Не надо. Есть не хочу, сладкого тем более — толстеть начинаю.

В окошко постучал покупатель, Марина пошла к прилавку, а Кашалот завел с Койотом осторожный разговор:

— Чем занимаешься, Паша?

— Да так, на подхвате, в магазине у отца.

— Он, что же, магазин держит?

Койот невольно засмеялся.

— Это его магазин на плаву держит. Грузчиком.

— А-а… Ну и как — концы с концами сводишь?

— Свожу. Иногда шабашим с парнями. Рядом с рынком живу, а там работенка всегда есть. Фуру с арбузами или апельсинами разгрузишь — на три-четыре дня башлей хватает. Сейчас вот картошка пошла. На хавку, короче, добываем. И на бутылку тоже.

— Ненадежно все это, Паша. Сегодня есть работа, завтра нету.

— А что поделаешь?! Вся наша жизнь ненадежная. Но я не жалуюсь, мне много не надо. Спокойней живется.

— Философ… Женатый?

— Был. Сынок есть, Костик. Людка, жена, прогнала. Мало, говорит, зарабатываешь, а я тебя кормить не собираюсь.

— Понятно. С Мариной сошлись? — Кашалот говорил вполголоса, с одобряющей и подбадривающей улыбкой.

— Она сказала?

— Намекнула. Мол, дружу с одним хорошим парнем. За ручки возьмемся и ходим по Придонску.

Койот усмехнулся, ничего не ответил.

— Баба она стоящая, — продолжал Кашалот. — У меня лично претензий к ней нет, на нее можно положиться… Говорила она тебе насчет моего предложения?

— Ящики у вас тут таскать? Я и на рынке это делаю. День вкалываю, три-четыре дома, отдыхаю, сил набираюсь. Мне это подходит.

— У меня тоже работенка приличная найдется. День поработаешь месяц-другой в отгулах будешь. Может, и два-три. В зависимости от ситуации.

Койот с интересом глянул на Кушнарева.

— Это как? Что-то я про такую работу вообще никогда не слыхал.

Кашалот отодвинул пустую чашку, глянул на продавщицу:

— Марин, ты открой нам коньячку да поди погуляй, к Наташке сходи на полчасика. Мы с Павлом потолкуем.

Марина понятливо кивнула, сделала, что ей велели, откупорила голенастую бутылку «Белого аиста», поставила на крохотный раздвижной столик рюмки, порезала лимон и, накинув на плечи куртку-дубленку, ушла в соседний киоск.

Разлив коньяк по рюмкам, Кашалот приподнял свою:

— Ну, со знакомством, Павел! Долго я тебя, парень, искал!

— Искали?!

— Да ты пей, пей, не мандражи. Я не мент. Но искал, да.

Кашалот заметил, что гость выпил неохотно, весь как-то напрягся, насторожился.

Посоветовал:

— Расслабься, Пашок. Ты у своих. Я же сказал — не мент.

— Ну… вы намеки какие-то странные делаете, Борис Григорьевич. — Койот посасывал дольку лимона, не поднимал глаз. — Зачем-то искали меня, а я и не прятался ни от кого. Чего мне прятаться? Маринка в курсе всех моих дел.

Заново наполнив рюмки, Кашалот вынужден был подняться, захлопнуть окошко в киоске (в него то и дело стучали покупатели), выставил табличку: «ЗАКРЫТО». Все это время думал о том, что хахаль Марины держится хорошо, просто отлично, такого на хапок не возьмешь, голой задницей не напугаешь. Нервы у парня, судя по всему, из проволоки, то есть то, что надо. Да и голова работает, в глазах ум светится, не то что у Колорадского Жука или того же Рыла. Этим бы вмазать да кулаками помахать. Впрочем, такие ему, Кашалоту, тоже нужны… эти не рассуждают, а выполняют команды. А вот с этим парнем придется повозиться, придется. Поуговаривать, как целку, хвост перед ним пораспускать. А потом — прижать. Но спешить не надо, ни кчему. Он сам пришел к нему в сачок, в бредень, который, конечно, гораздо меньше, чем ментовский этот «невод», и уж теперь-то, парень, ты никуда не денешься. Или выйдешь из этого киоска другим человеком, с новыми обязанностями, или…

Но не надо опережать события и решать за него. Он же не дурак, по всему видно. Замочил ментов (теперь Кашалот не сомневался, что сделал это именно он, Павел) — его не нашли. Напал на инкассаторов, замочил одного, троих мужиков ранил — крутой мэн, крутой! Ну, не повезло ему с добычей, не учел чего-то, не предусмотрел — бывает. Планируешь одно, а на практике получается другое. И не такие операции срываются. Мерзляков сразу же после чепе на Дмитровской рассказывал ему, Кашалоту: мол, всю городскую милицию на ноги подняли, первые трое суток оперы, в том числе и их, Заводского, района почти не спали, что называется, землю рогом рыли, искали этого бандита, но он как в воду канул. Свернул за угол магазина — и пропал, испарился. Вот это класс работы! Какой там Мерзляков его найдет?!

Алкаш и бабник. Перевертыш. Мент поганый, что еще про него скажешь?! Но — нужный человек, очень нужный, компаньон и все такое прочее. Без него бы на ощупь пришлось жить. А на ощупь в их деле нельзя, надо видеть, куда и зачем идешь — не в капкан ли? Хотя бы по этой причине.

Кашалот вернулся к столику, сел на свое место, снова налил. Заговорил решительно, с напором:

— С инкассаторами ты хорошо задумал, Паша Деньги можно было хорошие взять. Только одному такую операцию не поднять, запомни на будущее. Подельники нужны, разделение труда. Как на любом производстве. Без этого нельзя. Да и рискованно все же. Есть способы… ну, безопаснее, что ли. Мягче. И надежнее. Почти стопроцентные. А в таких делах можно и одному сработать.

Ни один мускул не дрогнул в лице Койота. Он спокойно выпил коньяк, пожевал лимон, выплюнул кожицу. Спросил ровно:

— Вы о чем это, Борис Григорьевич?

Кашалот удовлетворенно хмыкнул — парень нравился ему все больше и больше. Вынул из кармана куртки записную книжку со снимком, положил перед Павлом.

— Видишь, тебя свидетели довольно точно срисовали. Знакомый мент рассказывал мне, что человек двадцать тебя видели. Эти портретики, Паша, во всех отделах у ментов висят, на стендах, на руках у розыскников имеются. Если бы этот знакомый мент сейчас тут оказался, он бы точно тебя замел. Как пить дать.

Койот спокойно взял в руки газетную вырезку, посмотрел.

— Похож, да. Только брови не мои, лоб тоже не мой. И вообще…

— Ну… ты же в шапочке был, лоб не видели. Но зеленкой и твой хорошо намажется.

Койот усмехнулся, глянул исподлобья.

— Это зачем?

— Да так, я слышал, перед вышаком лоб зеленкой мажут. Чтоб, значит, заражения крови не было.

— Шуточки у вас, Борис Григорьевич! — Койот крутанул головой, невольно и зябко повел плечами. Вернул снимок. — Это ошибка. Мало ли похожих людей. Даже двойники есть, своими глазами по телевизору видел: у Ельцина есть, у Брежнева, Ленина… А что уж про нас, простых смертных, говорить! Стандарт. Лоб, нос, глаза, рот… Природа штампует, как на станке.

— Паша, не муди, — размеренно, увесисто кладя слова, заговорил и Кашалот. — Я как увидел тебя, сразу усек — ты это. Ты, родной, больше некому. Когда мент этот знакомый рассказал мне, что к чему, кого они ищут, дня три-четыре спустя поехал на джипе к тому магазину «Сельхозпродукты», потоптался там. Разбитые витражи видел, следы от пуль. Походил, подумал. За угол свернул, по Репина прошелся, по Артуровской. На Ленинскую вышел… Куда, думаю, он мог деться?

Вроде бы за мента думал, розыскника. Был ты один, без тачки и сообщников. И как в наше водохранилище булькнул. Тогда я и подумал: а он где-то тут, рядышком залег. У него тут хата или, на худой конец, надежное лежбище — баба или там хорошие знакомые, у кого переночевать можно. Тогда я и похвалил тебя: умен парень, ничего не скажешь! Рисковый, да, собака, но так и надо в нашем деле. Менты же ринулись черт знает куда, по всему городу, по области «невод» свой дырявый закинули, а ты тихонько домой пришел, лег.

Я же у Марины узнал, где ты живешь, там до магазина идти… ну, минут семь-восемь… Молодец, Паша!

— Борис Григорьевич, вы фантазируете Слушать вас, конечно, интересно, а…

— Ты больше сюда, в мой киоск, к Маринке, не ходи, Паша, — не слушал Кашалот. — Туг ты на Мерзлякова можешь напороться, это начальник угрозыска района, он тут частенько рейды свои делает, усек? Вроде и свой человек, а тебя заметет, уверен. Ради того, чтоб выслужиться перед начальством, зарплату свою оправдать. За тебя же, за информацию о тебе, большие деньги УВД назначило. Читал об этом в газетах?

Койот неопределенно повел плечами — читал, разумеется, однако на примитивный этот крючок Кушнарева попадаться не пожелал, промолчал.

А Кашалот, будто и не ожидая никакого признания, продолжал:

— Паша, ты полежи на дне месяца два-три, зиму. Усы, что ли, заведи, бородку… Видеть-то тебя видели, а изменишь внешность… Ни одна собака ногу на тебя не задерет, понял? Потом, попозже, я тебя могу и Мерзлякову показать, ради спортивного интереса — узнает, нет?

— Это не я был, Борис Григорьевич, — твердо сказал Койот. — Вы зря все это… ошибаетесь. Или я вашей игры не понимаю. Что вы от меня хотите?

Кашалот взял его за плечи, рывком придвинул к себе, смотрел в самые зрачки. Глаза его вдруг налились бешенством.

— Послушай, Пашок. Не строй из себя невинного салагу. Я долго вокруг тебя кругами ходил, на рынке, где ты шабашить, бывал, со знакомыми корешами говорил. Я тебя давно уже вычислил, не в пример легавым. Сомнения, конечно, были, но когда твой портретик напечатали, вот этот! Он постучал ногтем большого пальца по газетной вырезке. — Тогда уж я сказал себе: хватит, надо парню руку протянуть, загнется. Нужен ты мне, Паша, понял? Я ведь тебе через Маринку передавал — приходи, есть хорошая работенка.

Денежная и по душе тебе придется. Будешь у меня на особых поручениях, понял? И условия хорошие. Работа сдельная. День-другой поработаешь месячишко можешь отдохнуть. На Черное море езжай, с той же Маринкой, если у вас не расклеится. Машину захочешь — купишь, деньги у тебя будут. Хату тебе могу купить. Ты же с батей кантуешься?!

— Да. — Койот поразился, как много Кушнарев узнал про него.

— Ну вот. А на хрена это тебе? Квартира у вас — говно, теснота и все такое прочее. Опять же мачеха молодая, Маринке ровесница. Нервирует тебя, ты ее трахнуть хочешь…

— Не хочу, — перебил Койот. — Она не в моем вкусе. И вообще — это баба отца, жена его.

— А я бы Валентину трахнул, она ничего, — невозмутимо продолжал Кашалот. — Видел ее, да. Баба в самом соку, идет — жопа так и играет…

Ну да ладно, дело вкуса, ты прав. Но ситуация у тебя теперь какая: жена прогнала, дома — теснота, на Марине ты пока жениться не собираешься, если я правильно понял. Понимаю: западло к бабе на все готовое идти, даже на готового ребенка… Своего сделаешь, с девкой. Может, и целку найдешь. А что? На бабки и квартиру и шестнадцатилетняя клюнет, у них теперь с этим четко: выйти замуж за «нового русского». А ты, если будешь меня слушаться, работать у меня… В общем, все у тебя будет, Пашок. Гарантирую.

Койот помолчал. Закурил, задумчиво смотрел через стеклянную стену киоска на «волю»: пробежал, покачиваясь на неровностях рельсов, красный трамвай, прогудел тяжело груженный новенькими покрышками «КамАЗ» с прицепом, женщина катила коляску с малышом… Та «вольная» жизнь за стеклами киоска казалась отсюда, из подсобки, серенькой, незначительной, убогой.

Можно, конечно, наняться грузить покрышками такой же вот «КамАЗ», или водить трамвай, или сделать девахе ребенка и возить потом по промозглой грязной улице крляску с пищащим, требующим еды комочком… А можно — и должно! — жить и другой жизнью. Живет же именно так Борис Григорьевич! Да и Марина — какая-то всего-навсего продавщица!..

— А что за работа? — спросил он.

Кашалот удовлетворенно хмыкнул.

— Ну… я же сказал, она будет тебе по душе, по наклонностям твоим. Говорю прямо: пару-тройку конкурентов моих в городе нужно убрать. Порядок в Придонске наведем, сферы влияния поделим. Черножопых на Центральном рынке прижмем, заставим их плясать под нашу дудочку.

Потом с нашими, с русскими, разберемся. Северный район, Юго-Запад… тоже нашими с тобой должны быть. Паханы там заелись, носы позадирали. Мы им морды-то расплющим. Усек?.. Пушки на дело у меня будешь получать. «Тульский Токарева» с глушителем держал когда-нибудь в руках? Хорошая машинка.

— «ТТ», что ли?

— Он самый.

Койот спрашивал и лихорадочно размышлял: работенку ему предлагали весьма специфическую.

Он-то думал несколько иначе: может, будет в окружении Кушнарева, хозяина всего Левобережья, станет помогать ему по мелочам, со временем выкупит какой-нибудь киоск, посадит в него деваху… А тут…

— Это не по мне, Борис Григорьевич, — сказал он, скромно потупив глаза. — Вы все же ошиблись с этой фотографией… Я на такие дела… Ну, не по мне это, я не способен людей мочить. Ящики из фур таскать, мешки с сахаром или картошкой — это другое дело.

Кашалот в одно мгновение превратился в разъяренного тигра Шипел, брцзгал слюной, схватил Павла за грудки:

— Послушай ты, пацан! Я тебе такие карты раскрыл! Кому ты лапшу на уши вешаешь? Мне, прожженному урке?! Авторитету?! Да я тебя, сучонок, насквозь вижу. И все про тебя знаю. И ты теперь многое про меня знаешь. И ты думаешь, что после этого мы можем расстаться? Чтобы ты ходил по городу и вонял?

— Я не собираюсь никому ничего говорить, Борис Григорьевич! Я же не ментовский стукач!

— Боишься, не доверяешь Кашалоту! — шипел в самые глаза Койота Кушнарев. — А зря, парень, зря-а… Хотя, если стать на твое место, ты и прав: доверять можно только самому себе. Хвалю.

Держишься ты нормально, молодец… Но если я тебе карты свои раскрыл, планы как лучшему корешу выложил… и отпустить ни с чем? Ха-ха-ха…

Где ты таких дураков видел? Киллер либо выполняет работу, либо его ликвидируют. Закон такой, понял? Я же тайну тебе свою доверил!

— Она умрет вместе со мной, Борис Григорьевич. Я умею держать язык за зубами.

— Знаю, умеешь. Но еще лучше будешь его потом держать, после дела.

— А если откажусь?

— Дураком будешь. Трупом. А ты неглупый парень, я в этом убедился. Я-то от всех наших разговоров, в случае чего, открещусь. Скажу, бредит этот фраер, выпил лишнего. А на тебя… скажу парням, они сткунут в легавку анонимно. Так, мол, и так, господа менты, вы такого-то ищете?

Ну, того, что патруль у Дома офицеров положил, того, что на инкассаторов наехал?.. Ну вот. Зовут его Павел, живет на Артуровской, у рынка, вот телефончик, звоните-вяжите…

— Не клал я ментов! — желваки играли на побледневшем лице Койота.

— Клал, родной, клал. Мне Мерзляков рассказывал, что пушки одни и те же, которые у патруля были.

— Я мог их купить.

— Мог, да. Но не купил. Ты их у ментов из лап вырвал, ремешки посрезал, ушел. Переждал, потом в дело пустил. Хвалю, Пашок! Твоей выдержке и хладнокровию можно позавидовать.

Мне именно такой киллер и нужен. Зачем херню сейчас несешь? Чего боишься? Я же перед тобой как на исповеди в церкви. Работу тебе предлагаю, дело! И деньги. Долго ты еще нищенствовать собираешься? Сорвалось у тебя с инкассаторами, сейчас тебя ищут, приметы имеются… А я тебя спрячу, я знаю, как концы в воду опустить. Ну?

Чего ты крутишься? Я же тебе сказал: выбирай.

Или работаешь на меня, или мы тебя сдаем ментам.

Койот с ненавистью смотрел на Кушнарева, на его сытую красную рожу, на багровую, с дергающимся кадыком шею. Вспомнил вдруг свой лесной поединок с одичавшей сукой-матерью, то, с какой злобой и одновременно радостью сжимал он забитый шерстью рот на горле псины, чувствуя, как силы покидают ее… С каким наслаждением повторил бы он сейчас те жуткие, но принесшие ему победу действия Собака ведь тоже своеобразно претендовала на его тайну, отгоняла от оружия… А Кашалот, тайну эту раскрывший, заслуживает не меньшего наказания: более того, вынуждает его, Койота, стать профессиональным убийцей, выполняющим заказы хозяина…

Да, Кушнарев раскрыл его. Признания его, Койота, вовсе не обязательны. Если он захочет…

Сдать его милиции — элементарно Один короткий звоночек и…

Сволочь! Гад!! Мерзавец!!!

Но в его руках — тайна. Сама жизнь Койота.

Дураку ясно, что за убийство двух ментов и нападение на инкассаторов, где также труп и трое раненых, ему, Павлу Волкову, светит только вышка. И уже завтра, или даже сегодня ночью, он может оказаться за решеткой, в руках милиции…

Что же делать? Может, ножом его, Кашалота?

По этому прыгающему на шее кадыку? Мгновение и… Пока Кашалот будет хрипеть и биться здесь, в киоске, он, Койот, выйдет, захлопнет дверь, ринется вон к тем домам. Джип шефа стоит чуть в стороне, на дороге, входную дверь из него не видно, амбалы, которые сидят в нем, не сразу сообразят, что к чему Хотя потом… куда от них денешься?

И все же Койот опустил руку в карман, нащупал рукоять выкидного ножа, бить надо именно в кадык…

Кашалот, внимательно наблюдавший за ним.

почувствовавший опасность, отодвинулся на безопасное расстояние, выхватил из кармана кожаной, на меху, куртки «TT», передернул затвор. Но заговорил ласково, мирно:

— Сюда вот, Паша, навинчивается глушитель.

Видишь? Звука выстрела почти не слышно. Пальнул пару раз, контрольный выстрел в голову, пушку бросил, ушел. Все, работа сделана. Большие деньги заработаны. Ты умный, в руках себя умеешь держать, у тебя получится. Операции мы будем разрабатывать с тобой вдвоем. Никто ничего знать не будет. Мне шкура тоже дорога. Разработаем систему связи. На людях появляться будешь редко, возможно, куплю тебе хату в другом городе, так надежнее… Первым замочишь черножопого, я скажу, кого именно. Он у меня как кость в горле. Посмотрим, как поведут себя другие. Должны притихнуть, понять, что Кашалот — это человек, который не шутит и которого надо слушаться. Даже если ты пахан у себя в районе, авторитет. Город должен принадлежать мне, нам с тобой, Паша. Со временем ты тоже будешь богатым человеком. Наведем тут, в Придонске, порядок, и ты можешь слинять, даже за бугор. Да не смотри ты на меня так, Пашуля! Я же тебя нисколько не боюсь, ты ведь знаешь это. Ты у меня в руках, а не наоборот. И не надо ничего со мной делать. Я твой друг, поверь! Не хочешь быть моим дружбаном — не надо, останемся деловыми партнерами. Ты выполняешь квалифицированную, опасную, конечно, работу, я тебе за нее плачу по соответствующим ставкам. А они высокие, Пашок. Ты таких денег в руках не держал… На вот тебе на жизнь, аванс. За того черножопого. Штука зеленых. Но тут наши, деревянные, по нынешнему курсу. Сделаешь работу — получишь остальные, еще три. По рукам?

— Ладно, — хрипло сказал Койот, сгребая деньги. — За работу берусь. Он как-то незаметно и естественно перешел на «ты». — Но сразу и навсегда договариваемся: ты меня больше не шантажируешь и в прошлое мое не лезешь. Я сам в нем разберусь. У тебя — твои проблемы, у меня — свои.

— Заметано, — кивнул Кашалот, убирая «ТТ». — И все же советы мои выполняй: сюда, к Маринке, больше не ходишь. На улице без дела не мельтешишь. Бородку отращиваешь… Какой номер домашнего телефона?

Койот назвал.

— Я позвоню. Через пару-тройку недель. Прикину кое-что, помозгую над операцией. Обговорим детали на личной встрече. Я приеду за тобой.

Один, вон на том джипе. Звонить буду под именем… ну, Китовый Ус, что ли? — Кашалот засмеялся. — Кликуху мою знаешь?

— Знаю. Но говори лучше просто: Борис.

— Нет, свои имена называть не надо. Кетовым буду. У меня кот был классный… убили, суки! Но они еще поплатятся за это!.. — Кашалот скрипнул зубами. — А твоя кликуха какая?

— Койот.

— Похож. Похож, — удовлетворенно повторил Кашалот и поднялся. — Иди домой, Пашок.

Отдыхай, телевизор смотри, ящики разгружай, бороду отращивай. Ищут тебя, не забывай.

Койот не ответил, и Кушнареву это снова понравилось. Молодец. Никак не хочет колоться.

Признания у него и клещами, видно, не вырвешь.

Что ж, такие дольше живут.

Джип уехал, Марина вернулась в киоск, внимательно глянула на Койота.

— Поговорили, Паша?

— Поговорили.

— А что невеселый сидишь?

— Тебя это не касается. Мужской разговор был.

— Понятно… Ты не сердись, Паша. Я же не о себе пекусь. Хочу, чтобы и ты человеком себя чувствовал.

— Уже чувствую.

— Ну вот и хорошо. Я рада за тебя.

Марина подошла к нему, обняла за голову, прижалась. Он вдохнул знакомый запах ее одежды, ответил на объятие. Зарылся лицом в распахнутую дубленку, подумал с нахлынувшей тоской!

«Убьют меня… Все равно убьют! Не те — так эти.»

Они допили е Маринкой коньяк, потушили свет в киоске, задернули штору в подсобке и сладко, не спеша, потрахались.

Койот стал с этого дня сотрудником фирмы «Братан и K°».

Человеком для особых поручений шефа.

Но об этом знали пока лишь они двое.

Вечером, после «смены», они пришли с Маринкой домой, хорошо поужинали, улеглись на диван и стали смотреть телевизор. Передавали очередной репортаж о болезни Президента, о том, что ему назначена серьезная операция на сердце и что она будет сделана вот в этой распрекрасной больнице — ЦКБ. Журналист за кадром посетовал на то, что их, корреспондентов, туда не пустят, а то бы они показали и самого Президента, и ход операции — народ все должен видеть и знать.

— Им разрешить, так они бы свои телекамеры прямо в разрезанную грудь Бориса Николаевича вставили, дай Бог ему здоровья, — сердито заметила Марина. За Президента она переживала, голосовала за него, обижалась на коммунистическую оппозицию, которая свою власть «проср…», а теперь «кусает локти и бесится».

Разглагольствования сожительницы Койот слушал вполуха, хотя изредка и поддакивал. Думал о своем. О том, что Кашалот посадил его на очень крепкий и надежный крючок, с которого не сорвешься. Что работать на него придется и что особо верить его обещаниям не стоит: все эти «забугорные» прелести не для него, Павла. Кашалот, может быть, и сможет удрать куда-нибудь за границу, а вот ему, Койоту, жить надо дома, в России… Другое дело, что в другом городе. Это мысль неплохая. В самом бы деле: купить квартиру гденибудь в Подмосковье… или на юге. Если будут деньги, то жить можно и на проценты, не ввязываясь больше ни в какие опасные авантюры.

Главное, замести следы, не попасться в руки ментам.

Такие люди в России — те, что совершают преступления и потом уходят от наказания — есть.

И их много. Почему он, Павел Волков, не может быть среди них?

Может помешать Кашалот. Может требовать все новой и новой «работы». Угрожать. Шантажировать. Мучить…

Ну что ж. Жизнь покажет. Задания он, Койот, станет выполнять очень аккуратно. Всегда будет помнить о собственной безопасности, о том, что надо уходить с места преступления непойманным.

А Кашалот…

«Заработаю денег и пришью его, — жестко сказал себе Койот. — Никто, кроме нас двоих, не будет знать о моей „работе“… А хату в самом деле надо купить в другом городе…»

С этой мыслью-надеждой он уснул у Маринки на плече.