Глава 7

Эльза


Во время завтрака на следующий день я держусь особняком и почти не прикасаюсь к еде.

Обычно я бы участвовала в разговорах Нокса, но сегодня я даже не могу смотреть ему в глаза.

Не после того, что я вспомнила вчера.

Папа и Агнус говорят об акциях и FTSE 100. Нокс сдался, что его никто слушает, поэтому просто играет с едой Тил. Она пинает его под столом, звук эхом разносится по столовой. Он воет, будто его убивают.

Интересно, кричал ли он тогда, когда ма порезала ему колено?

Нет.

Если я позволю этим мрачным мыслям овладеть мной, то не смогу функционировать. Я бы не спала всю ночь, прижимая колени к груди, как делала прошлой ночью.

Я продолжаю держать голову опущенной, чтобы ни Тил, ни Нокс не могли увидеть мои разгоряченные щеки или покалывание на коже.

Может ли земля разверзнуться и поглотить меня?

Как бы это было, если бы Эйден сидел сейчас рядом со мной? Во-первых, ему не было бы стыдно. Во-вторых, он знал бы, как справиться с этой ситуацией.

Черт бы тебя побрал, мозг. Разве мы не должны блокировать его?

Прошло всего три дня с тех пор, как я видела его в последний раз. Это значит, что он и его гребаная помолвка свежи в моей памяти.

Нет, мозг. Это не так, как это работает. Заблокируй его. Заблокируй его к чертовой матери.

— Мы будем в моем кабинете, если тебе что-нибудь понадобится, принцесса.

Папа и Агнус встают.

Я была слишком поглощена разговором со своим мозгом, чтобы заметить, что они замолчали.

Папа улыбается мне сверху вниз.

— Давай потом покатаемся верхом.

— Я не умею ездить верхом на лошади.

— Ты умеешь, — улыбается он. — Нам просто нужно освежить твои воспоминания.

Только после того, как он и Агнус исчезают наверху, я вспоминаю, что сижу за столом с Ноксом и Тил.

Наедине.

О, Боже. Что, черт возьми, я должна теперь делать?

Бежать? Нет, это было бы невежливо.

Спрятаться под столом? Это было бы безумием.

Я намазываю щедрое количество джема на свой тост и не тороплюсь придавать ему форму, будто я художник или что-то в этом роде. В этот момент я бы сделала все, чтобы избежать их компании, но я не настолько доверяю своим ногам, чтобы унести меня отсюда.

— Ты в порядке? — Нокс откусывает булочку. — Ты молчишь со вчерашнего ужина.

Тил смотрит на меня из-под своих длинных густых ресниц, но ничего не говорит.

Ты взрослый человек. Признайся в этом, черт тебя побрал.

Сделав глубокий, прерывистый вдох, я, наконец, поднимаю голову, все еще сжимая тост.

Две пары глаз внимательно наблюдают за мной. Карие и полуночные глаза.

Вот почему и Нокс, и Тил выглядели так знакомо, когда я впервые встретила их — или встретила их снова.

— Я помню, как встретила вас много лет назад.

Мой голос тяжёлый от переполняющих эмоций.

Я едва могу дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить.

— Я сожалею о том, что сделала ма. Я...

мне так жаль.

— Наконец-то. — Нокс постукивает себя по груди. — Мне было больно, когда ты не вспомнила меня. Это поразило меня прямо в крошечное пространство в сердце.

— Твои извинения для меня ни черта не значат, — небрежно говорит Тил, потягивая кофе. — Это не вернет мне того, чего я лишилась.

Я морщусь.

— Ты говоришь как сука, Ти, — произносит Нокс с небрежностью, будто это обычное явление. — Есть кое-что, что тебе нужно знать о Тил, Элли. У нее странный способ самовыражения. Хорошо, теперь, Ти, повтори это, подумав над словами.

— Верно. Ладно. — она поднимает голову, складка пролегает между ее бровями. — Я имела в виду, что тебе не нужно извиняться за то, чего ты не делала.

— Видишь? — Нокс ухмыляется. — Это было не слишком сложно, не так ли?

Однако Тил не сосредоточена на нем. Все ее внимание падает на меня, и я чувствую себя мышью, преследуемой кошкой.

Это.. странно.

— Хотя ты так похожа на ту женщину, я все время думаю о том, чтобы зарезать тебя вилкой, пока ты спишь.

Она берет свой кофе и исчезает за углом.

— Ха-ха, очень смешно. — Нокс одаривает меня кривой улыбкой. — Она шутит... в основном.

Мои плечи опускаются.

— Она права, я точная копия своей матери. Как ты можешь так легко относиться к этому, Нокс?

— Потому что ты не она. Буду честен, в день инцидента в бассейне я спас тебя. Думаю, ты была настолько не в себе, что не заметила меня. Я тоже был сбит с толку, предполагая, что эта женщина вернулась. Представь себе мой шок! Так или иначе, я последовал за тобой с парковки и обнаружил, что ты плаваешь в бассейне. — он проводит рукой по затылку. — На секунду я подумал оставить тебя, но не сделал этого, потому что знал, что ты не она. Чем больше времени я проводил с тобой, тем больше убеждался, что ты не она. Дай ей немного времени, и она придет к такому же выводу.

— Спасибо, Нокс. — я борюсь со слезами в голосе.

— Нет. Спасибо тебе. Мишка был первой игрушкой, которая у нас с Тил появилась. Папа говорит, что это игрушка была твоей любимой. Дети никому не дарят свои любимые игрушки. Черт, я тоже не раздаю свои вещи.

Я сглатываю.

— Он ничего не значил.

— Но значил что-то для нас обоих. Ти и я были из тех детей, которым не позволяли надеяться, но ты подарила нам это в форме мишки. — он ухмыляется. — Кстати, мы позаботились об игрушке.

— Ты с Тил брат и сестра?

Он кивает.

— Близнецы.

— Близнецы?

— Дизиготные, — подмигивает он. — На мне все взгляды.

Не соглашусь. Хотя Нокс красив, Тил обладает уникальной красотой, которую редко можно встретить; одновременно невинной и суровой. Очаровательной и опасной.

— Мы были уличными детьми, — продолжает Нокс. — Сбежали от матери наркоманки, которая собиралась продать нас за деньги и все такое.

Я избегаю изображений и роняю тост. Не то чтобы я когда-либо думала о том, чтобы съесть его в первую очередь.

— А ваш отец?

— Никогда не знал его. Папа единственный отец, который у нас был.

Мое сердце согревается, будто меня вытолкнули из темной ледяной зимней ночи прямо в летний день. Папа взял двух потерянных детей и дал им дом.

— Он забрал вас к себе после инцидента в подвале?

Он кивает.

— Раньше мы жили в отдельном доме с Агнусом, но папа все время приезжал. После пожара мы переехали к нему.

— Но он был в коме.

— Он все еще был отцом, даже когда находился в коме.

Все, что Нокс рассказывал мне о своем отце раньше, теперь имеет смысл. Он никогда не переставал считать папу своим отцом даже после того, как тот впал в кому с небольшим шансом когда-нибудь снова проснуться.

— Спасибо, что был рядом с ним, когда он нуждался в тебе.

— Эй, не будь такой сентиментальной со мной. Он тоже мой отец. — в его глазах вспыхивают искорки вызова. — И я его любимчик.

Я улыбаюсь и по-настоящему ем впервые за это утро. Мы с Ноксом говорим о тех временах, когда он останавливал себя, чтобы не найти меня. Судя по всему, Агнус не хотел, что мы выходили на связь без папы.

Мы немного болтаем, когда из-за входной двери доносится шум. Я встаю, и Нокс подходит ко мне. Мы оба в замешательстве хмуримся, следуя за источником.

Дворецкий разговаривает с кем-то у двери. Я едва успеваю сделать шаг вперед, когда меня обнимают из ниоткуда.

Духи Нины Риччи забивают мои ноздри, когда тонкие руки прижимают меня так близко, что я почти задыхаюсь.

— Эльзи, — кричит она мне в шею. — О Боже, с тобой все в порядке. С тобой все хорошо, милая.

— Тетя?

— Я здесь. Тетя здесь. — она отстраняется, вглядываясь в мое лицо безумными глазами. — Ты в порядке? Ты ранена? Ты хорошо питалась?

— Со мной все хорошо, тетя.

— Успокойся, Блэр.

Голос дяди такой же успокаивающий, каким я его помню. Он держит мой рюкзак и с каменным спокойствием стоит у входа.

Я слабо улыбаюсь ему.

Я такой ужасный человек. Прошло два дня с тех пор, как я сказала им, что вернусь домой, но я исчезла, не сказав ни слова.

— Прости, — шепчу я ему.

Несмотря на то, что я все еще злюсь из-за того, что они скрывали правду в течение десяти лет и активно запрещали мне ее искать, тетя и дядя все еще мои родители. Так или иначе.

— Поехали домой, милая. — тетя впивается ногтями в мою руку. — Давай оставим это место позади.

— Абсолютно нет.

Голос папы эхом раздается у меня за спиной, как гром, сильный и не подлежащий обсуждению.

Он встаёт рядом со мной и обращается к тете:

— Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь, но Эльза никуда не поедет.

И тетя, и дядя замирают, наблюдая за ним, как будто он призрак, которым он в некотором роде и является.

Не могу сказать, что виню их. Моя реакция была такой же, когда я впервые увидела его.

— Ты жив, — шепчет дядя.

— Мне все равно, жив ты или нет, — рычит тетя. — Эльза моя приемная дочь.

— Эти документы могут быть аннулированы в любое время теперь, когда ее настоящий отец жив.

Губы тети дрожат, но она заметно выпрямляется и сохраняет хладнокровие.

— Я не оставлю Эльзу с тобой, чтобы ты уничтожил ее, как уничтожил Эбигейл.

— Ты лучше всех знаешь, что Эбигейл была больна задолго до того, как я женился на ней. — он делает угрожающий шаг вперед. — Я был рядом с ней до самого конца, но где была ты, Блэр?

Тетя вздрагивает, словно он дал ей пощечину.

Это та сторона папы, которую я никогда не видела: безжалостный.

Она касается своей шеи сбоку.

— Эльза, поехали, милая.

Где-то глубоко внутри я скучаю по тете и дяде, и мне действительно жаль ее за ее прошлое и ее жестокого отца.

Должно быть, ей тяжело было приехать в Бирмингем, когда она связывает это место с травмой. Она слегка дрожит с тех пор, как обняла меня, и я уверена, что это имеет такое же отношение к этому месту, как и ко мне.

Несколько месяцев назад я бы взяла ее за руку и последовала за ней без вопросов.

Однако это была Эльза из прошлого.

Я осторожно убираю свою руку от нее.

— Я остаюсь.

Дядя на мгновение закрывает глаза с болезненным выражением лица.

Рот тети открывается и закрывается, как у рыбы.

— Ч-что?

— Я останусь с папой. — я сглатываю. — Я буду звонить и навещать вас. Я обещаю.

— Это твое окончательное решение, тыковка? — спрашивает дядя с ноткой грусти.

Я киваю один раз.

Он передает мне мой рюкзак.

— Твой телефон и все необходимое здесь.

— Спасибо.

— Нет. Нет, Эльзи. Не делай этого. — тетя хватает меня за обе руки, как умирающая женщина, держащаяся за свой последний вздох. — Ты не можешь оставить нас.

— Я не оставлю вас, тетя. Я буду навещать.

Рыдание застревает у нее в горле, когда дядя тянет ее назад.

Я наблюдаю за ними, как дядя ведёт онемевшую тетю к своей машине. Слеза грозит вырваться на свободу, но я сдерживаю ее. Я не заплачу.

Я не заплачу.

Папа прижимает меня к себе за плечо, и Нокс, который молча наблюдал за всей этой сценой, улыбается.

Я улыбаюсь в ответ с таким внутренним спокойствием.

Тетя и дядя не единственная моя семья.



Загрузка...