Je t'aime

ГЛАВА 12

В этом мире есть время для каждого человека, но оно уходит быстро, заставляя тебя бежать за ним.

Макс Барских

— Сань, ну брось! — заныл на том конце провода Виктор, — Давай оттянемся! Женева, ночные клубы, выпивка, девочки.

— Ты не забыл ли случаем, что у меня сеть клубов по Прибалтике? — я рассмеялся, хотя на самом деле мне было не до веселья.

— Не забыл. Но пора сменить обстановку. Ты из Таллинна уже полгода не вылезаешь.

Я пожал плечами и уставился на телефон. Разве?

— Давай, собирай свои шмотки, и садись на утренний паром. Самолёт в четыре, — не унимался мой приятель.

Я уставился в монитор и в двадцатый раз за день посмотрел на электронный билет.

— Девочки, выпивка, — протянул Виктор, — А? Будет весело. Отметим твой юбилей с размахом.

— Рыженькие будут? — устало спросил я, сворачивая окно с авиабилетом и открывая браузер.

— Обижаешь, будут всякие, — расхохотался мой собеседник, — Хоть нимфы с розовыми волосами. Всё, что захочешь.

На экране ноутбука загорелось окно социальной сети ВКонтакте. Я уставился на фотографию в её профиле и улыбнулся. Эта фотка висит на страничке уже полгода. Она собирается её менять?

Когда я заметил значок Online, оповестивший меня, что она на сайте я обновил страницу. Фотография осталась прежней, только изменился статус.

«Женева, жди! Скоро буду!»

— Уговорил, — быстро сказал я в трубку, — Вылетаю в четыре.

— Отлично, дружище! Ждём!

Я чуть было не опоздал на рейс, потому что на свою голову решил взять с собой машину и поколесить по городу, чтобы скоротать три часа до самолёта. Если бы я знал, что застряну в пробке, я бы приехал в аэропорт и сидел бы в нём до самого отлёта. Когда машину приняли на парковке аэропорта, мой багаж наконец-то был погружён, билет проверен и меня проводили в салон лайнера к моему месту, я замер, как истукан. Сначала я не узнал хрупкую фигурку, принадлежащую блондинке с короткой стрижкой, в соседнем кресле слева от меня, но, когда она откинула голову на спинку, сомнений не осталось.

Да я просто фартовый, не иначе.

Растянувшись в улыбке, я устроился в пол-оборота к ней, и, когда её величество обратило на меня внимание с круглыми, как блюдца, глазами, я выдал:

— Алиса, рад вас видеть.

Её щёки мгновенно залились румянцем, и видит Бог, я едва сдержал себя в руках, чтобы не наброситься на неё ещё до взлёта. Вот это реакция, да она вся как оголённый провод. Я в буквальном смысле вижу искры, сверкающие вокруг неё.

Окинув её взглядом, я улыбнулся ещё шире, если это вообще было возможно. Она отвернулась. Потом резко повернулась и стала искать глазами стюардессу. Когда миловидная девушка в тёмно-синей форме подошла к нам, Алиса заговорила с ней по-фински. Жаль, что я не понял ни слова.

Стюардесса качнула головой и удалилась, а моя попутчица закрыла лицо рукой. Заметив кольцо на безымянном пальце, я с особым энтузиазмом прокудахтал:

— Поздравляю.

— С чем? — она взвизгнула в своей неповторимой манере, от чего я чуть не застонал.

— Со свадьбой, — ответил я, и улыбка сползла с моего лица.

Она вцепилась в кольцо, как в спасательный круг и зашипела:

— Что ты здесь делаешь?

— Лечу в Женеву. Готов поспорить, что ты делаешь то же самое, — я подмигнул ей, и она покраснела до кончиков белоснежных волос.

Зачем она перекрасилась? Ей так шёл её природный цвет благородной меди.

— Господи, за что мне это? — шепнула она в потолок и я, не выдержав, разразился хохотом.

Она крепко зажмурилась, потом открыла глаза, и снова их закрыла до самого взлёта. Я принялся изучать её исподтишка. Заметив, что костяшки её пальцев побелели, так она схватилась за подлокотники, на меня снизошло озарение: она боится летать. Это так мило. Только она пытается прикинуться мёртвой, когда ей страшно.

Дотронувшись до её руки пальцами, я наклонился и прошептал:

— Алиса, дыши. Всё хорошо.

Готов поспорить, что она не ожидала этого. То, как она заёрзала на кресле, едва не убило меня окончательно. Но ещё больше убивало сидеть рядом, чувствовать её запах, её тепло, которого мне так не хватало, и не иметь возможности прикоснуться к ней нормально. По-настоящему.

— Саша, не надо, пожалуйста, — прошептала она, даже не посмотрев в мою сторону.

Когда она произнесла моё имя так, как больше никто его не произносил, я немного отрезвел. Убрав прядь её, теперь уже коротких, светлых волос за ухо, я спросил:

— Зачем ты подстригла их?

Она уставилась на меня и принялась быстро моргать. Потом с лёгким заиканием она ответила:

— Захотелось.

Вспоминая, как я наматывал её длинные рыжие волосы на кулак, я покачал головой.

— Жаль. Я любил твои волосы.

Она судорожно сглотнула. Когда табло «Пристегнуть ремни» погасло, она привстала и подозвала к себе стюардессу жестом. Я опять ничего не понял, кроме слова «Виски». Окликнув девушку, я попросил принести бутылку Джека Дениэлса и два стакана со льдом. В конце концов, мне и самому не помешает расслабиться.

Увидев, как побледнела Алиса, я радостно выпалил:

— С каких пор ты пьёшь?

— Иди в задницу, — прорычала она.

— Узнаю свою Алису. Тебе, как и прежде, не помешает вымыть рот с мылом.

При слове «свою» она нервно дёрнулась, а потом замерла. Я видел по её лицу, что она усиленно о чём-то думает, но, к сожалению, я не умею читать мысли. Сейчас я бы отдал всю жизнь за то, чтобы узнать хотя бы обрывки, блуждающие в её маленькой симпатичной голове.

Хотя, кого я обманываю. Она не была симпатичной. Она была безумно красивой. Как и прежде.

Есть такое понятие — baby face. Это когда у женщины детское лицо с пухлыми щёчками и губами. Не знаю, кто придумал этот термин, но многие великие мира убили бы за такую мордашку, как у Алисы. Она сама не осознавала всю прелесть своего лица, и, наверное, это хорошо. Потому что тогда мужики штабелями бы ложились у её ног, исполняя любую прихоть. И я был бы в их числе.

Когда бутылка материализовалась на столике передо мной, я открыл её, налил содержимое в пластмассовый стакан и протянул своей спутнице. Он, тут же, исчез, и, проследив за ним взглядом, я увидел, что Алиса выпила его залпом. Прикончив выпивку, она резко выхватила у меня бутылку и налила себе ещё. Я удивлённо следил за её движениями, и чуть не взорвался, когда она томно закрыла глаза и откинула голову назад.

Чтобы пережить этот полёт мне понадобится выдержка. Очень много выдержки.

Пожав плечами, я решил отвлечься:

— Как твой муж? Никита, кажется.

— Отлично. Он самый лучший. Как Кристина?

Поначалу, я даже не понял, кто такая Кристина. Через секунду до меня дошло:

— Вышла замуж, — небрежно бросил я.

Алиса радостно распахнула глаза и уставилась на меня с интересом:

— За кого?

— Какой-то итальянец, — я пожал плечами. Мне почём знать, — Она живёт в Риме. Родила близнецов недавно, — нагло соврал я.

— Ясно, — фальшиво непринуждённо бросила она.

Но я заметил, как она расслабленно опустила плечи.

Вспомнив рыжего кудрявого мальчишку со смешными зубами, я растянулся в улыбке.

— Как Тео?

— Хорошо. Правда, с финским проблемы, но я думаю это временно, — спокойно ответила Алиса.

— Он умный мальчик, — я задумался, гадая, как сильно он изменился, а потом отпил из своего стакана.

Она уставилась на мои пальцы, держащие ледяной стакан. В её глазах загорелось желание, но через секунду оно сменилось ужасом и её зрачки расширились. Если она продолжит в том же духе, то мы не долетим до Женевы, а просто рухнем на Землю, сотрясаясь в одновременном умопомрачительном оргазме.

— Будешь ещё? — спросил я.

Алиса кивнула. Я налил ей ещё и протянул стакан с широченной улыбкой.

— Прекрати скалиться, пожалуйста, — умоляюще попросила она.

— А то что? — кажется, я фыркнул.

— А то придётся осколки с рожи выковыривать.

Я разразился хохотом, не обращая внимания на припечатанные ко мне взоры соседей.

— Алиса, я никогда не видел тебя пьяной, — я сделал ещё один глоток, — Но то, что я вижу, мне нравится. Значит, ты в Финляндии?

— Да, — сухо бросила она.

— И как тебе?

— Отлично.

— Ммм, — невразумительно промычал я, не найдя никаких слов.

Она резко дёрнулась и подскочила на ноги. Я уставился на неё, ничего не понимая, а потом сообразил, что она пролезает через меня к проходу и быстрым шагом направилась в сторону туалета. Убегаем, значит?

«Спасибо Боже» — я вознёс глаза к небу, точнее к крыше самолёта, и пошёл следом за ней.

Возле кабинки она радостно дёрнулась и уже занесла руку, чтобы открыть дверь. Я настиг её одним шагом, втолкнул в кабинку и заперся изнутри.

— Мать твою, ты что творишь?! — зарычала она, и я взорвался.

Не обращая внимания на то, что она попыталась меня отпихнуть, я прижал её к стенке и из моей груди вырвался непонятный звук. Когда моя рука нащупала кусок тёплой голой кожи под спортивной толстовкой, в момент покрывшейся мурашками под моими пальцами, я едва не спустил прямо в штаны. Я впился в её губы, в очередной раз поражаясь их мягкости, и прижался к ней плотнее.

Через пару секунд она обмякла в моих руках, и я развернул её спиной к себе, хотя мне этого и не хотелось. Но ничего не попишешь, в туалете самолёта шибко не развернёшься. Я наклонился, провёл губами по изгибу шеи, запустил одну руку под резинку её спортивных штанов, и чуть было не отдёрнул её, так горячо там было. Я не сдержал стон, то ли отчаяния, то ли удовольствия, и запустил руку дальше. Алиса двинула бёдрами ей на встречу. Я чуть не завопил от счастья. Это есть то самое молчаливое «Да», которое она постоянно говорит своим телом.

В тот момент, когда я начал стаскивать с неё одежду, в дверь постучали, и грозный женский голос на английском произнёс:

— Нельзя вдвоём.

Кажется, я не литературно выругался и вцепился в её бёдра со всей дури. Алиса дёрнулась и отпихнула меня, поправила одежду и быстро открыла дверь. Лицо стюардессы сменило гнев на милость, когда Алиса прошептала:

— Kiitos![29]

Я подавил смешок и пошёл за ней следом. Усевшись, я хотел что-то сказать, но она выдала мне гневную тираду. Точнее её подобие:

— Если ты ещё раз так сделаешь, то я… Я…

Я фыркнул:

— Ну что? Что ты сделаешь? Ты всегда можешь сказать: «Нет».

Она сверкнула глазами, а потом они налились кровью.

— Я тебя ненавижу, — прошептала она, закрывая лицо руками.

Во мне что-то неприятно шевельнулось. Я задумался, а потом озвучил свою мысль вслух:

— Странно, чуть больше года назад ты сказала, что любишь меня.

— И, конечно, твоё эго выросло до невозможных размеров! — она злобно прищурилась и раскраснелась, — Не обольщайся, запудрить мозги восемнадцатилетней девчонке не такая уж трудная задача.

Вот это уже интересно.

— Алиса, да ты сама кому угодно мозги запудришь, — бросил я, придав невозмутимости моему голосу.

— Что?! — прошипела она.

— А что тебя удивляет? Это ты строила из себя недотрогу, а поняв, что ничего не выгорит, нашла вариант попроще. Обыкновенная шлюха с невинными глазами, а я повёлся, как мальчишка, — я выплюнул всё это, и довольно отвернулся, решив выпить ещё.

Когда я наливал себе добрую порцию старичка Джека, я услышал всхлип. Закатив глаза, я простонал:

— Ой, вот только не надо этих соплей, прошу тебя. Ненавижу, когда бабы плачут.

Ну почему они постоянно так делают? Как будто это она примчалась ко мне сразу после адского развода, искала по всему городу, а нашла в объятьях другого мужика.

Когда на меня полетели куски льда и капли моего виски, я сначала ничего не понял. Но, когда пятно с резким алкогольным запахом начало расползаться по рубашке, я взвыл:

— Ты что сдурела?!

В следующую секунду мне в челюсть въехал маленький кулачок. Поморщившись от боли, я почувствовал привкус крови на губах, и мой переключатель, отвечающий за адекватность, щёлкнул.

Обычно я вполне спокоен и сдержан. Но бывают в жизни ситуации, когда я теряю контроль. По стечению трагических обстоятельств, все эти ситуации, так или иначе, связаны с Алисой. Потому что только она позволяла себе поднять на меня руку. Осложняется всё тем, что я болезненно её хочу и хотел с первой секунды, как увидел, а ярость вперемешку с диким желанием — очень опасное сочетание.

Мы одновременно подскочили со своих мест, и я понял, что выведут меня с этого самолёта в наручниках. Потому что я её придушу. Или изнасилую прямо на глазах у всех. В любом случае, я попаду за решётку, а оттуда прямиком в ад.

— Рассадите нас немедленно! Я не могу лететь рядом с этим человеком! — завопила она нечеловеческим голосом, и я потянул руку к её горлу.

Потом, какой-то подвыпивший финн поднялся с места впереди и сказал:

— Istu alas minun luonani! Ole hyvä.[30]

Моя рука остановилась в нескольких сантиметрах от цели.

— Kiitos! — выдохнула она, отпихивая меня в проход.

Финн улыбнулся. Я, глядя на её удаляющуюся спину, зарычал:

— Вот сука!

Она дёрнулась и плюхнулась на сидение. Старый финн неодобрительно покачал головой, и я вернулся на место, пропустив его к иллюминатору. Остаток полёта, я смотрел, как она что-то разглядывает в экране своего телефона и вдыхал пары алкоголя, исходившие от моего нового соседа. Ярость во мне закипала с каждой секундой больше и больше.

Когда самолёт сел, она выпрыгнула из него и побежала к багажной ленте. Я не отставал. Её встретили двое охранников, о чём-то спросили, она судорожно обернулась и побледнела, увидев меня. Когда охранники перед ней расступились, она рванула дальше. Я, по-прежнему, не отставал.

Когда я поравнялся с ней, она выдала:

— Хоть пальцем меня тронешь, я тебя посажу за домогательства.

Я остановился, как вкопанный, и пелена, застилавшая мои глаза, стала спадать. Внезапно до меня дошло, что смотрит она на меня с наивной детской обидой, с которой посмотрела на меня в Таллинне, полтора года назад, застукав меня с Кристиной. Я заморгал, пытаясь решить, что делать дальше, но она дёрнулась в сторону, взяла свою сумку, и побежала к выходу из аэропорта.

— Алиса, постой! — крикнул я ей в след, но она рванула с большей скоростью, — Твою мать, дебил! — выругался я на себя, схватил свой чемодан и побежал за ней следом.

Выбежав на улицу, я тщетно пытался найти её, но она уже скрылась из вида. Провожая отъезжающие такси взглядом, я вслух сказал:

— Ну, сволочь же ты, Дворцов.