К далеким голубым горам

Глава двадцать пятая

И снова взялись мы за работу — валили деревья, разрубали их на бревна и строили цепочку хижин и частокол вокруг них. Том Уоткинс и Кейн О'Хара отправились в лес на охоту. Вблизи склона желтой горы, на открытом лугу они убили двух бизонов. Мясо мы завялили на зиму.

Строили мы не первый раз, умение наше возросло, и потому дома и частокол поднимались гораздо легче, несмотря на меньшую численность работников.

Кин рос и полнел на удивление быстро, это был смешливый, энергичный парнишка, как и подобает первому моему потомку, родившемуся в новой земле. Эбби большую часть времени проводила при нем, а Лила — при них обоих.

Питер Фитч — он, бывший корабельный плотник, был первым среди нас мастером по работе с деревом — как-то отложил топор и обратился ко мне:

— Я все думаю о Джонатане Делве. Не нравился мне этот человек. Зло в нем гнездилось, как свиль в древесине, хоть он сильный и крепкий.

— Действительно, — согласился я.

— И опасный, — добавил Питер.

— Верно. Но он исчез с концами.

Фитч наклонился за своим топором.

— Если и вправду с концами.

Я уже было отворачивался, но тут замер.

— А ты так не считаешь?

— Если он не найдет того, за чем пошел, так сразу начнет думать о вас. Он же знает, что у вас остались какие-то деньги после продажи мехов и леса, и наверняка поверил в историю с сокровищем короля Джона. И наверняка начнет гадать, отчего это вы направляетесь на запад, в неведомые земли… Он никак не поверит, что вы — именно такой, как вы есть. Он считает, что в каждом человеке сидит зло, что все готовы красть, обманывать и все делать, лишь бы раздобыть богатство. Он, небось, думает, что вы очень хитрый, небось, говорит себе: «Он направляется к западному морю, чтобы построить там корабль и плыть в Индии или в Катай».

Я покачал головой:

— Индейцам неизвестно никакое западное море, и люди Гаукинса, когда шли на север по этой стране, не видели моря и не слышали о нем. Кто говорит, что они прошли от Мексики до французских земель на севере, кто говорит — не от Мексики, а только от Флориды, но все равно они повидали изрядный кусок страны.

— Не имеет значения. Пусть индейцы думают что хотят, и вы тоже, но Делв будет верить лишь в то, что его устраивает. Он ненавидит вас, капитан, как и всех нас. Заметьте себе: мы еще увидим Джонатана Делва… Однажды он предложил нам бросить вас и перейти к Бардлу или открыть ему ворота, когда пойдет на штурм.

Позднее, разговаривая с Джереми и Пимом, я упомянул о словах Фитча.

— Да, — согласился Джереми, — я и сам думал об этом человеке. Нас догонять далеко, но кто знает?..

Однако для раздумий на такие темы времени у нас было мало. Когда человек добывает пропитание охотой, ему приходится постоянно помнить про все рты, которые надо прокормить, а еще и про индейцев, которые обычно наносили нам визиты. Они могут зараз уничтожить столько свежего мяса, что просто диву даешься.

Часто мы с Эбби и Лилой уходили в лес собирать орехи, и Кин обязательно был с нами, на руках у кого-нибудь.

Мы научились шить одежду из оленьих кож и «мокасины» — обувь, в какой ходят индейцы, — научились узнавать корешки и листья, которые можно есть, хотя с приходом зимы листьев станет мало и они уже не будут такие нежные.

Барри Магилл устроил в углу двора бондарную мастерскую и занялся своим ремеслом. Нам были очень нужны бочки — для хранения орехов и фруктов. Но бочки были лишь одним из его изделий, ибо он изготовил несколько метелок, ведер для переноски воды, пару грабель для сгребания сена и маленькие ведерки для сбора сока сахарных кленов.

Однажды ко мне ввалился Черный Том с гладкой сланцевой плитой размером в добрых четыре квадратных фута.

— Великовата, конечно, — сказал он, — ты сможешь ее разрезать, чтоб сделать грифельные доски для малыша. И меловую скалу я тоже видел чуток дальше в долине.

Он вытер ладони о штаны.

— Никак нельзя ему остаться без образования. Никто сейчас не скажет, что может случиться с ним со временем, а человеку положено уметь читать, писать и складывать числа.

— Я тебе очень благодарен, Том, — сказал я, и он удалился, весьма собой довольный.

Уа-га-су большую часть времени проводил среди нас. Часто он уходил в лес с Сакимом.

Вскоре был выстроен частокол, а хижины подведены под крышу. На этот раз мы огородили более просторный участок, чем первый. В Англии строительство из бревен было мне незнакомо, но отец видел, как это делают люди из Швеции, да и Джереми Ринг тоже. Лес нас окружал со всех сторон, нам все равно нужно было расчищать землю под посевы, так мы что смогли решить обе задачи зараз. Но чувствовать себя в безопасности нам не приходилось.

Катоба были нашими друзьями, но они воевали чуть ли не со всеми племенами вокруг — пусть не одновременно; а поскольку мы были друзьями катобов, то также считались врагами всем остальным, хоть сами мы к ним враждебности не ощущали и вовсе этого не хотели. Больше всего приходилось опасаться нападения чероки с юга или юго-запада и тускароров с севера.

И вот однажды наступил день, когда я снял свое ружье с крючков над дверью и отправился далеко в горы вместе с Кейном О'Харой и Пимом Берком.

— Не бойся, — предупредил я Эбби, — если мы не вернемся сегодня. Мы должны хорошо оглядеться и найти дорогу в самую глубину гор, а заодно и разведать местность. Мы можем остаться там на ночь, а то и на две.

— Хорошо… только поосторожней, — сказала она и, выйдя во двор, остановилась возле Лилы, которая ворчала что-то такое насчет шила в заднице и желания пошляться. Мы двинулись вверх по руслу речушки, которую назвали Маскрэт-Крик — Ручей Мускусной Крысы, — пересекли южный отрог горы Чанки-Гэл — Толстая Девчонка — и перевалили через голую вершину, известную индейцам под названием Юнвицуленуньи, что означает «где стоит человек».

Уа-га-су рассказал нам легенду, что когда-то большая летающая ящерица с глазами как бусинки и мохнатыми крыльями вдруг спустилась с неба и схватила ребенка. Так повторялось несколько раз, и тогда индейцы очистили несколько горных вершин огнем и поставили там дозорных, чтобы предупреждали о летающей твари. Потом было найдено ее логово — в недоступном месте на горном склоне, и индейцы призвали своих богов, прося поразить чудище смертью, и боги ответили на их просьбу, послав сокрушительный гром и ослепительную молнию; пламя охватило страшную тварь, и она извивалась у себя на горе в предсмертных муках.

Индеец, стоявший на посту на этой голой вершине, в ужасе сбежал; он так поддался страху, что боги обратили его в камень, и он стоит там по сей день и зовется Стоящий Индеец.

Мы убили пару диких индеек и остановились на ночь под скалистой стеной обрыва, найдя себе уголок, укрытый от ветра и защищенный несколькими древними пекановыми деревьями, или гикори. Наш лагерь был недалеко от реки — я полагал, это та река, что зовется Нантаала, но мы находились в самых верховьях, на большой высоте и в безлюдном месте.

— Далеко отсюда до Лондона, — заметил Джереми.

— Ты по нему скучаешь?

— Кто-кто, только не я… Там я был никто — солдат без контракта, матрос без корабля. А здесь… это великая земля и прекрасная! Не приди я сюда, так и не узнал бы никогда, что такая краса существует на свете!

Темные деревья пригибались к нам, прыгали языки пламени и тени от них; потрескивал огонь, и ветер, спустившись к земле, пробирался между деревьями и грустно оплакивал ушедшее дето. Мы сгрудились вокруг костра и думали о том, как красив огонь, какой это верный товарищ в долгих походах и в одинокие ночи… даже ясным утром, когда на нем готовится мясо.

Мы засыпали в эту ночь, глядя на звезды сквозь ветки деревьев, прислушиваясь к шороху зверюшек, бегающих в темноте, и негромким звукам, издаваемым самой горой, — слабым потрескиваниям, вздохам и постукиваниям, вызываемым охлаждением камней и ветром.

Рассвет еще не занялся, но Джереми уже собирал сухой хворост, а Пим пошел к речке ловить рыбу.

Утром третьего дня мы двинулись в обратный путь. Я нес с собой несколько хорошо выдубленных оленьих кож и рисовал на них карту местности — сколько мы смогли увидеть. Обратно мы возвращались другим маршрутом, и было это отчасти по той причине, что хотели охватить побольше незнакомой местности. Но главная причина была другая: неразумно возвращаться по своему следу, когда там может ожидать в засаде враг.

В последующие недели мы совершили несколько таких вылазок, и в одной из них меня сопровождала Эбби. Она была легка на ногу, страну эту полюбила так же, как и я, мы даже взяли с собой Кина, неся его на индейский манер. Многие горные вершины вокруг были свободны от деревьев, и мы никак не могли понять причины, хотя Пим Берк верил, что индейцы действительно могли выжечь их, чтобы обеспечить лучший обзор территории вокруг. На этот счет я не был уверен, ведь в большинстве случаев с этих вершин можно увидеть только верхушки деревьев, а враг может под их прикрытием подойти очень близко.

С севера дули холодные ветры. Мы разводили посильнее огонь в очагах и легко отыскивали щели в бревенчатых стенах, оставшиеся, когда мы залепляли глиной промежутки между бревнами. В каждую такую щель врывался холодный ветер, не оставляя места для сомнений.

Все это время мы собирали топливо, охотились понемногу и расчищали землю под весенний посев: убирали с будущих полей камни, складывали в кучи, выкорчевывали самые крупные корни — пока не подготовили несколько акров.

Когда установилась погода похолоднее, мы вышли в горы и поставили ловушки.

— А меха куда денем? — поинтересовался Слейтер.

— Отправимся на побережье, — ответил я. — Тилли вернется на флейте, а может, и еще какой-нибудь корабль придет. Поплывем вниз по течению на лодке, продадим меха и что еще у нас будет, а потом вернемся сюда.

Часто, очень часто заводил я разговоры с Уа-га-су о землях за горами, и он извлекал из своей памяти истории, рассказанные бродягами-катоба в давние времена. Вернувшись к теме о длинноносых животных, я вновь услышал от него, что никто из племени катоба сам таких зверей не видел, но рассказы о них ходят, и он считает, что животные эти действительно могут жить за горами.

Однако истории эти, соглашался он, могут быть очень старыми, передаваемыми от поколения к поколению с самых давних времен.

Однажды мы поднялись очень высоко на Дабл-Маунтин — Двойную гору: Уа-га-су, Джереми Ринг и Тим Гласко. Со мной была Эбби, мы стояли там, радуясь морозцу с его свежестью, запахом сосен и кедров.

И вдруг Уа-га-су сказал:

— Уходим! Приближаются индейцы.

Опыт научил меня действовать быстро. Я не стал тратить время на дурацкие вопросы, вроде «Какие?» или «Где?» — просто схватил Эбби за руку и бегом потащил с открытого места, где мы стояли, вниз, в кусты.

Ниже нас протянулась ровная полоса земли, а по другую сторону ее, на дальнем конце, была груда камней, которые гора стряхнула с себя, свалив в беспорядочную кучу. Там бил небольшой родник, как мы узнали потом, и Уа-га-су повел нас туда быстрой рысцой.

Мы уже почти добежали, когда позади нас раздался внезапный вопль и посыпался град стрел, но мы торопливо забрались в скалы — и только тогда я обернулся и посмотрел назад.

Никого…

Уа-га-су успел подобрать одну стрелу.

— Сенека, — сказал он. — Очень старые враги катобов.

У нас были с собой четыре мушкета, да еще по два пистолета у меня и Джереми.

— Нельзя, чтобы они захватили нас с разряженным оружием, — сказал я. — Уа-га-су, ты стреляй вместе со мной. А Джереми и Тим пусть подождут и выстрелят, пока мы будем перезаряжать.

Я несколько раз замечал движение на опушке леса, но сенеки были осторожны. Думаю, они не знали нашей численности, но сразу догадались, где мы залегли, поскольку эти камни давали хорошее укрытие, а может, и они тоже, хоть и пришли издалека, знали о существовании источника.

Эбби устроила Кина в безопасном месте между камнями. Мы тихо лежали и ждали. Какой-то сенека на краю леса слишком долго задержался на одном месте, и Уа-га-су выстрелил.

Мы видели, как индеец зашатался, потом упал. Снова грянул хор гневных воплей, снова полетели стрелы, и две из них упали между нашими камнями.

Камни не образовывали круга, это было просто беспорядочное скопление футов шестидесяти в длину, вполовину меньше в ширину, и в центре его торчали несколько скал. Кин лежал в узкой трещине одной из этих скал.

Они постепенно приближались, словно побуждая нас выстрелить. Вот индеец выскочил на открытое место, но тут же нырнул обратно в укрытие. Снова и снова выпрыгивали они из-за деревьев, пытаясь вызвать наш огонь. Совершенно очевидно было, что они уже встречались раньше с огнестрельным оружием, вероятно, у французов и англичан далеко в той стране, откуда они пришли, — сенеки жили на севере, в нескольких сотнях миль отсюда. Но Уа-га-су уверял меня, что они часто совершают набеги на катобов, как и на другие племена, живущие в этих местах.

Катобы, объяснял он с гордостью, столь славные воины, что каждый сенека мечтает убить хоть одного, чтобы иметь скальп, которым можно похваляться…

И вдруг они бросились в атаку. Нас с ними разделяло расстояние в каких-то двадцать ярдов, а их была по крайней мере дюжина. Уа-га-су успел перезарядить мушкет. Он выстрелил первым, поймав высокого индейца на середине прыжка. Я, сцепив зубы, выждал, пока они приблизятся еще на пару шагов, и только тогда выстрелил. Передал мушкет Эбби на перезарядку и вытащил свои пистолеты.

Выстрелил Джереми, за ним Гласко, потом я — из одного пистолета. Четверо сенек остались на земле, и атака захлебнулась — индейцы бросились врассыпную. Уа-га-су выстрелил снова, но промахнулся.

И все же они смогли унести трех своих. Остальные два лежали на открытом месте. Один был на виду, в траве, второй лежал за крохотным бугорком, и мы видели только кисть его руки, хотя бугорок был высотой едва несколько дюймов[27]. Но рука не шевелилась.

Налетел порыв холодного ветра, упали несколько капель дождя.

— Держите порох сухим, — сказал я, хоть говорить это было не обязательно: все и так понимали.

Пять индейцев сражены… для противника эта атака обошлась дорого.

— Сколько их было? — спросил я.

Уа-га-су пожал плечами.

— Немного, думаю, но они сильные воины. Они постараются собрать других и вернуться.

Уа-га-су лежал неподвижно и наблюдал. Я не мог не задуматься о том, что означал для него наш приход и покрывают ли его приобретения в знаниях потерю авторитета в племени. Ему больше не было места среди своих, ибо в словах его сомневались. Но, в то же время, его соплеменники могли видеть, что среди нас он пользуется авторитетом, как оно и было.

Он действительно совершил более дальнее путешествие, чем, думаю, любой другой из его народа. Он говорил по-английски очень хорошо, потому что имел время и возможность научиться. И, совершенно очевидно, он был человек с острым и деятельным разумом.

Начался дождь — мелкий, моросящий, словно с неба сыпался туман. Я прикрыл одеялом трещину, где лежал Кин. Он засмеялся и замахал ручонками, издавая негромкие звуки. В одной руке он сжимал стрелу — должно быть, упала рядом с ним. Когда Эбби увидела это, она перепугалась и отобрала стрелу, опасаясь, что острие может быть отравлено.

Внезапно из кустов выскочил сенека. Я выстрелил, но он бросился на землю в тот момент, когда мой мушкет пошел кверху, и пуля пролетела мимо. Сенека лежал в траве, мы его не видели, но он там был. Он лежал абсолютно неподвижно, а мы выжидали, твердо решив достать его, когда он поднимется с земли.

Только он не поднялся. Прошло несколько минут — и тут Ринг подтолкнул меня и показал пальцем. Рука, которую мы раньше видели над бугорком, исчезла. Каким-то образом этот сенека сумел унести своего товарища и исчезнуть вместе с ним.

Другой лежал, полностью открытый. Мы ждали.

— Из двух мушкетов, — сказал я. — Мы обязаны достать его.

И вдруг Уа-га-су выскочил из укрытия. Он быстро пробежал вперед, бросился ничком на землю рядом с мертвым индейцем, сделал круговой надрез ножом и, дернув за волосы, сорвал скальп.

Вскочив во весь рост, он потряс окровавленным скальпом и что-то насмешливо крикнул. Мгновенно вылетел рой стрел, но он бежал, изворачиваясь, прыгая из стороны в сторону, к нашему укрытию среди камней.

Я слышал об обычае снимать скальпы, но никогда прежде не видел, как это делают.

Медленно прошла зима. Ручьи, застывшие хрустальными каскадами, свисающими с краев обрывистых скал сверкающими полотнищами льда, которые можно было разглядеть с большого расстояния, теперь начали таять. В верхнем течении рек лед исчезал, и вода неслась все с большей скоростью.

У нас набралось несколько связок мехов, немного пресноводного жемчуга и множество кож, включая четыре большие бизоньи шкуры.

— Мы отправимся к побережью, — объявил я однажды вечером, когда все собрались вместе. — Если повезет, встретим Тилли и «Абигейл».

— Кто пойдет, а кто останется? — спросил Фитч.

— Пойдут все, кто хочет. Мы должны спуститься по реке очень быстро, но возвращение будет более медленным.

— Не знаю… — сказал Джон Куилл. — Я могу остаться. Я нашел землю себе по вкусу, могу выстроить собственную хижину и вспахать свою собственную землю.

Он поднял на меня глаза.

— У меня никогда не было своей собственной земли, капитан. Всю жизнь я работал на земле, и всегда эта земля принадлежала кому-то другому… Здесь хорошая земля. Мне нравится смотреть, как она переворачивается под плугом, мне нравится мять ее в пальцах. Это отличная почва и она даст отличный урожай.

— Да, — согласился Слейтер. — У меня точно такие чувства. Я отмерил себе квадратную милю рядом с участком Джона — и не могу поверить в это. Я брожу по лесу, вдоль берегов речки, я вижу, как растет в чаще ежевика, как орехи падают с деревьев — и все это мое.

— Катоба могут многому научить вас, — заметил я. — Вы сами земледельцы, но они знают эти края и здешний климат. Полезно будет послушать их. Я думаю, каждый из вас знает больше, чем они, но то, чему они могут научить, важно — так учитесь же у них.

Куилл кивнул.

— Я разговаривал с их главными людьми. Я согласился отдавать им одну треть моего урожая в течение пяти лет, и тогда земля станет моей. Слейтер сделал то же самое.

— Так ты поплывешь, Слейтер, или останешься?

— У меня такое же настроение, как у Джона. Я останусь. Так хочется собрать урожай и узнать свою землю получше!

Остальные предпочли плыть к побережью, и мы много говорили об этом путешествии, потому что здесь были и другие реки, по которым можно было выплыть к морю; кое-кто предлагал более короткий путь по суше — а там уже построить лодки или плоты для путешествия по реке.

В конце концов было решено добираться тем же путем, каким мы прибыли сюда, но потом проплыть вдоль берега на юг и вернуться по какой-нибудь из более близких рек.

Мы с Эбби, уже лежа в постели, разговаривали перед сном о том же.

— Мне хочется плыть, — сказала она, — но столько всякого может случиться. Я беспокоюсь о Кине.

— Он отлично перенесет дорогу, — ответил я, — да и жизнь наша теперь именно такова. Пусть учится ей с самого раннего возраста.

Ветер шептался с крышами, мягкий ветер, весенний ветер. Я беспокойно вертелся с боку на бок. Правильно ли я поступаю? Нужно ли отваживаться на такое дальнее путешествие?

Но всем нам нужна была перемена, все с нетерпением дожидались возможности увидеть корабль из дому.

Через три дня, с первым блеском рассвета, мы выступили в поход к нашим лодкам.