К далеким голубым горам

Глава четвертая

Мы ехали на запад.

Однако вскоре стали забирать к югу, в те места, о которых я ничего не знал. Тут преимущество оказалось на стороне Тома, ибо он ездил в Бристоль этой дорогой, и даже в Корнуолл.

— Чудной они тут народ, — заметил он, имея в виду местных крестьян. — Некоторые — прекрасные люди, приветливо встречают путника, зато другие для него ничего не найдут, даже словечка. Можно бы подумать, что они должны быть любопытны, расспрашивать о новостях — ну так ничего подобного! Им вполне хватает того, что вокруг них делается. А все же с этим понемногу меняется, — продолжал он. — Двадцать лет назад куда хуже было, но теперь, с Дрейком, Гаукинсом и всеми разговорами о них, много кто из деревенского люда наслышан о происходящем не меньше, чем лондонцы.

Через некоторое время наш курс изменился к югу. В мыслях моих было только робкое начало плана, одна деталь, о которой упоминал отец в своих диковинных рассказах, хоть ни разу он не говорил ничего просто так, без смысла и цели. Уж слишком долго он прожил среди войн и бунтов, чтобы думать, что такие дела больше никогда не повторятся, а потому знал: бывают времена, когда человеку необходимо найти убежище. Вот с этим на уме он и рассказывал мне о разных потаенных местах — пещерах, руинах, бухточках — всевозможных местах, куда может кинуться человек, когда надо спрятаться.

Когда я сказал Питеру, чтобы передал на корабль указание подобрать меня у Портлендского мыса, я думал именно о таком месте, ибо на обращенной к морю стороне острова Портленд имеется грот, о котором мало кому известно, достаточно большая пещера, где можно спрятать приличного размера судно — как оно и бывало при всяких оказиях.

Даже местные рыбаки мало что знают об этом гроте. Хоть некоторые и видели черный зев пещеры, у них хватало занятий получше, чем рыскать там среди опасных скал. Если я туда доберусь, то смогу отсидеться вдали от чужих глаз, пока у берега не появится мой корабль. А тогда — быстрый рывок, и если повезет, мы попадем на борт незамеченными.

Том много болтал, пока мы ехали, но я слушал его вполуха, ибо чутье мне подсказывало, что нас ожидают беспокойные времена. Если и в самом деле поверили, что я нашел погибшее сокровище короля Джона, то искать нас будут по всей Англии. Разошлют всадников во все порты и города и тем вынудят нас держаться укромных путей. Ну, мы это и так делаем.

На следующий вечер мы остановились в какой-то деревне и купили сыру, хлеба и эля. Потом оказались в лачуге лесорубов в Памберском лесу, развели в очаге небольшой огонь и устроились спать на полу, завернувшись в плащи.

Внезапно я услышал слабый треск. Сколько я спал? Глаза мои мгновенно раскрылись. Кто-то был за дверью. Вот она медленно отворилась внутрь, появилась голова, за ней рука, за рукой — клинок.

Внутрь вошел неизвестный человек. За ним — второй. Левой рукой я отбросил плащ, правой поднял пистолет, предусмотрительно прихваченный из седельной кобуры.

Услышал, как шевельнулся Том.

— Входите, джентльмены! — проговорил я. — Только, пожалуйста, никаких резких движений, у меня вовсе нет желания соскребать со стен разбрызганные мозги, и пистолет мой никогда не путешествует в одиночку. У него есть напарник.

У стены поднялся на ноги Том с абордажной саблей в руке.

— Если хочешь, Барнабас, я отрежу тебе ломоть мяса, — сказал он.

— Ладно-ладно! — Человек, застывший в дверях, сделал еще шаг в лачугу. — Нет нужды зубы показывать.

— Стой где стоишь! — спокойно проговорил я. — Ну-ка, Том, подбрось чего-нибудь в огонь. Не повредит разглядеть наших гостей при более ярком свете.

Том левой рукой бросил на едва тлеющие угли пригоршню мелкого хвороста. Когда огонь вспыхнул, добавил веток.

Человек в дверях был светловолосый и улыбался, хотя внешний вид его как будто к тому не располагал: кожаный джеркин[15] весь исцарапан и потерт, от рубашки почти ни следа, и на том, и на другом — кровавые пятна. Но в глазах прыгали веселые огоньки.

— Ай-яй-яй! — проговорил он. — Что за счастливый случай! Ты, значит, Барнабас Сэкетт — ну и кучу дьявольских хлопот ты нам доставил!

— Вам? И кому ж это — вам?

— Позволь мне подсесть поближе к огню, тогда я охотно поговорю. Нас тебе нечего опасаться, хоть мы, может, единственные люди в Англии, кто может так сказать. Ну и шум ты поднял, дружище! Еще бы, леса и дороги так и кишат людьми, и все ищут Барнабаса Сэкетта! Что ж ты такого наделал, парень, а? «Драгоценности Короны» спер, так, что ли?

— За вами гонятся? — спросил Том. — Говори, парень!

— Нет. Мы от них оторвались, от этих мошенников проклятых. Но, должен сказать, не очень далеко, потому лучше, чтоб к утру вас тут не было. Они всю страну подняли вас искать.

Он присел на корточки у огня.

— Еще и четырех часов не прошло, как они внезапно ворвались, набросились на нас со своими алебардами и шпагами, некоторые даже с вилами. Ну, затеялась у нас тут веселая драчка, и мы потеряли одного парня, но рассчитались с двумя или тремя, а нескольких ранили. Отогнали их, а после пролезли через дыру в стене старого аббатства и смылись, — он засмеялся с явным удовлетворением. — А они-то думали, что окружили нас, плотно и крепко! Ладно, ты нам скажи, Барнабас, ты и вправду виновен?

Врать не имело никакого смысла.

— Почти год назад, — начал я объяснять, — подвернулся мне гнилой кожаный кошель, в иле на дне Чертовой Канавы, почти у самой Излучины. Внутри было несколько золотых монет. Я их продал.

Светловолосый пристально посмотрел на меня, глаза его чуть прищурились.

— А они думают, ты нашел королевскую казну! А ты и в самом деле нашел? — он попытался поймать мой взгляд.

— Только золотые монеты — и все, и думается мне, что потеряли их в другое время и при других обстоятельствах, — ответил я. — Но они меня запрячут в самую глубокую темницу Ньюгейта и попытаются что-нибудь вытянуть из меня пытками — а у меня совсем другие планы.

Он протянул мне руку:

— Меня зовут Пиммертон Берк, для друзей — просто Пим, а вы, надеюсь, будете в их числе. Боюсь, не могу поручиться, что у моего напарника нет ничего на совести, но он славный парень, просто попал в беду. Его зовут Сэм Коббетт. Ему крепко досталось по башке дубинкой, так с тех пор он малость отупел.

— Отупел? Кто сказал, что я отупел? — заворчал Коббетт. — Я и сейчас не такой тупой, как ты, Пим, хотя, надо признаться, временами голова жутко болит.

Снаружи поднимался ветер. Вот он ворвался в дымоход и взъерошил пламя. Мы подбросили дров и придвинулись поближе. Это были безземельные люди и, наверное, воры. Возможно, разыскиваемые властями. Или, еще хуже, никому не нужные.

Пим казался неплохим человеком, но мне хотелось проверить его.

— Ты знаешь местность в здешней округе?

— Знаю, — он поднял кусок земли с пола. — Видишь? Есть тут одно старое место, ров и земляной вал, вроде крепостного. Недалеко отсюда — миля, может, две мили с ближней стороны деревни.

Я поднялся с места.

— Думаю, мы двинем на запад, — резко сказал я. — И отправимся прямо сейчас.

— Сейчас? — недовольно отозвался Пим.

— Сейчас, — повторил я.

Сэм Коббетт поднял на нас глаза.

— Покинуть такую нору? Снаружи дует, и дождь надвигается. Отправляйтесь, коли есть желание. А мне тут уютно, я здесь останусь.

Пим пожал плечами:

— Ладно, я с вами двину.

Мы вышли и быстро оседлали лошадей. Пим повел нас, но когда мы отъехали всего с полмили, я остановил его.

— А теперь веди к своему земляному валу.

Он пристально посмотрел на меня, потом рассмеялся:

— Да ты, гляжу, не из легковерных!

— Что нет, то нет, — согласился я.

— Ну ладно тогда. Может, так и надо, — сказал он и свернул; теперь ветер с дождем бил нам в лицо, плащи надувались пузырем, тропа под копытами стала скользкой.

Мы выехали к месту, о котором он говорил; невысокие зеленые бугры и деревья покрывали несколько акров. Все вместе мы поднялись к гребню вала и остановились, так что только наши головы высунулись над ним. Пим показал на спускающуюся вниз дорожку, которая уходила, извиваясь между деревьями, — на этой дороге не будет много людей, разве что попадется случайный проезжий.

— От меня было бы больше толку, — сказал он, — если бы я точно знал, куда вы направляетесь.

И я решил рискнуть. Этот человек может помочь мне — он знает здешнюю местность и людей, чего мы о себе сказать не можем.

— Я собираюсь в Новый Свет, — сообщил я. — Англию я люблю, но мое место там, за морями. Поехали со мной, Пим.

— Подумывал я об этом. Вроде соблазнительно, когда все остальное для тебя закрыто и кончилось. Только у меня за душой ничего, кроме силы да смекалки, — ни ремесла, ни земли.

— Страна далекая, — напомнил я, — и опасная.

— Я бы решился, — отозвался он, — хотя мне по нраву пришлось бы чего попроще.

Он помолчал, потом показал рукой:

— Нам вон туда. Этой дорогой мало кто ездит, а мы по ней далеко продвинемся на своем пути. — Он поднял на меня глаза. — В Бристоль, значит?

— Подходящее место, — согласился я, — корабли уходят во все края, и самое удобное для тех судов, что плывут на запад.

Мы снова сели на лошадей. Одолевала усталость — мы ведь с Томом почти не спали, веки словно свинцом налились. Пим Берк ехал первым, замедляя шаг время от времени, когда приближался к повороту, — чтобы осторожно выглянуть.

Когда начало светать, мы подъехали к дверям гостиницы в деревне Оудихем; это было приятного вида бревенчатое строение не старше пятидесяти лет. Том повел наших лошадей на задний двор, в конюшню, а Пим Берк открыл дверь и первым вошел внутрь.

У огня возился крепкий краснолицый человек. Он повернулся глянуть на нас.

— А-а, снова ты, мошенник? Слышь, Пим, неужели ж люди королевы тебя никогда не поймают?

— Надеюсь, — весело отозвался Пим, — хоть, может быть, Ньюгейт оказался бы получше тех мест, где мне приходилось приклонить голову за последние две недели. Слушай, Генри, ты бы не нашел для нас что-нибудь, а? Мы с друзьями дня два уже во рту крошки не имели… Ну, во всяком случае, ощущение такое.

— Садитесь. — Генри показал на стол в углу, возле второй двери. — Друзья, говоришь? Значит, не этот один, а кто-то еще?

— Еще один. Он сейчас ставит в конюшню лошадей.

— Мы заплатим, — добавил я.

— О-о? Слышал, Пим? Ты внимательно слушал? Такие слова — музыка для ушей трактирщика. Ты, возможно, думал, мы тут держим открытый дом, судя по тому, как заваливаешься сюда пожрать каждый раз, как окажешься поблизости.

— Может, это последний раз, Генри. Я отправляюсь в Землю Рэли, за море.

Генри повернулся и посмотрел на него.

— Ну что ж. Мне будет жаль, если я не увижу тебя больше, но ты парень неплохой, уж во всяком случае слишком хороший для веревки на Тайберне — а именно тем ты и кончишь, если останешься здесь.

Генри отправился на кухню и вернулся с большим мясным пирогом, который ловко разрезал тесаком приличных размеров.

— Пирог холодный, — сказал он, — но хороший. Есть еще чечевица и кусок пудинга. По виду судя, за вами немалый путь, так что лучше вам поесть как следует, пока можете.

Он уперся руками в бока.

— И еще я бы на вашем месте управился с этим всем побыстрее, потому как заходят сюда двое-трое местных, очень любопытные ребята.

Он повернулся было уходить, потом вспомнил:

— У меня есть эль и пиво, но если хотите, найдется молоко и сливки. Мы тут народ деревенский, у нас молока полно.

— Молоко, — сказал я, — обязательно молоко. Пиво всегда найдешь.

Он глянул на Пима.

— Позови сюда и третьего вашего. Мне больше понравится, если вы отчалите, пока местных нет.

Когда Пим исчез за дверью конюшни, трактирщик вернулся и положил на стол большие кулаки, в одном из которых все еще сжимал тесак.

— Пим — он хороший парень, — начал он втолковывать мне. — Я его уже двадцать лет знаю. Сильный, кулачный боец просто отчаянный — на ярмарках и все такое. Вечно он попадает в какие-то неприятности, но ничего плохого, нет. В нем нет злой жилки. Он — брат моей жены, и я люблю его, как своего родного брата, только боюсь за него. Это он с вами собирается в Америку?

— Вероятно. У меня корабль туда отправляется.

Он снова взглянул на меня, ибо после нескольких неуютных ночлегов и путешествия под дождем и ветром я не был похож на человека, который может владеть кораблем.

— Как видите, — сказал я спокойно, — не все идет хорошо. Пим — не единственный, с кем случаются неприятности, но корабль действительно ждет, а я уже побывал за морем.

— Вы не из здешних мест. В голосе у вас что-то такое слышно.

— Я бы сказал то же самое о вас.

Он не стал выражать вслух своих сомнений, но я их видел совершенно ясно. Впрочем, значения это не имело. Он не рвался дознаваться, я — рассказывать.

А потом мы поели, и поели хорошо. Не прошло и часа, как мы исчезли.

Мы двигались дальше и дальше, избегая оживленных дорог, избегая гостиниц. Наконец въехали в красивую деревушку, раскинувшуюся в низине между холмами — называлась она Рокборн.

Здесь мы сняли комнаты на ночь. Отряхнули с себя пыль, почистили одежду.

Пим сидел на полу у окна, следя за мной.

— Что-то тебя тревожит, Барнабас.

— Да.

— Знаешь такое место — Дердлова Дверь?

— Да.

— Ну, значит, как рассветет.

Мы проехали уже много, но все же продвигались не так быстро, как хотелось бы, потому что огибали деревни и городки вместо того, чтобы проезжать их напрямую.

Где окажется наш корабль? Уж не попал ли в руки Ее Величества? Вполне могло быть…

Я подошел к окну, посмотрел вниз, на мощенную булыжником улицу.

— Том!

Что-то в моем голосе насторожило его, он подошел поближе и тоже выглянул в окно.

На другой стороне улицы стоял человек в плаще и сапогах. Статный мужчина с хорошей осанкой. Он поднял глаза — и мы увидели друг друга отчетливо. Он помахал мне рукой и двинулся через булыжную мостовую к двери гостиницы.

Я где-то видел этого человека!