На следующее утро Дженнет пила чай, стараясь избавиться от стучащей боли в голове, и думала о том, что натворила накануне вечером. В прошлом она, бывало, тоже вела себя импульсивно, но явиться в спальню неженатого мужчины в состоянии более чем легкого опьянения — это уж чересчур. Однако это совсем не объясняет, почему он поцеловал ее… опять.
И этот второй поцелуй был еще восхитительнее, чем первый. Жар и трепет охватили ее с головы до ног, когда его рот накинулся на ее рот. Все части ее тела, казалось, стали сверхчувствительными, и, когда он прижал руку к ее груди, она едва не потеряла сознание от удовольствия. От одного воспоминания об этом у Дженнет выступила горячая влага в том месте, о котором ей сейчас вообще не следовало думать.
Но она не могла отвлечь свои мысли оттого, как это будет, если она займется с ним любовью: как его ствол войдет в нее, наполнит ее, приведет на край блаженства. Дженнет заерзала на стуле, радуясь, что большинство гостей отправилось на охоту, и ее мысли вернулись к воображаемому представлению, как его рука ласкала бы ее, а рот втягивал бы в себя, ее соски.
Дженнет крепко сжала вместе ноги, надеясь прогнать настойчивое желание потрогать себя, но пульсация там только сделалась еще сильнее. Ей хотелось, чтобы там был он, чтобы он касался ее, ласкал ее.
— Дженнет, тебе нехорошо?
Моргнув, Дженнет осознала, что на нее смотрит Эйвис, и почувствовала, как жар заливает ей щеки.
— Нет… все в порядке.
— По твоему виду этого не скажешь. — Ее подруга и теперь невестка вошла в утреннюю гостиную и села. — Честно говоря, ты выглядишь очень смущенной, словно я застала тебя за чем-то, чего нельзя делать. — Эйвис улыбнулась. — Так о чем непристойном ты думала?
— Непристойном?
Эйвис насмешливо ухмыльнулась и кивнула:
— Судя по выражению твоего лица… крайне непристойном.
— Н-ничего такого, — пробормотала Дженнет. — Я думала о… завтрашнем бале. И о том, что мне надеть.
— Ну конечно. — Эйвис взяла чашку с чаем. — Не сомневаюсь, что у тебя на уме были только платья.
— Это правда!
— Дженнет, я знаю тебя давным-давно, и выражение твоего лица определенно… О Боже! — Эйвис широко раскрыла глаза. — Кто это?
— О ком ты?
— Кто тот мужчина, о котором ты думаешь?
— Ни о каком мужчине я не думаю! — Дженнет с шумом отодвинула стул и встала.
— Сядь, Дженнет. — Эйвис жестом указала ей на стул. — Можно подумать, я не была в твоем положении.
— Это не одно и то же, Эйвис.
— Конечно, нет, — хмыкнула Эйвис. — Это ты и, значит, все по-другому.
— Прекрати, — рассердилась Дженнет. — Ты все выдумываешь. То, что ты прыгнула в постель, к моему брату вовсе не означает, что и все остальные делают то же самое.
— Возможно, нет. Однако нельзя сказать, что ты не питаешь никаких чувств к… О Боже! Это Блэкберн, да?
— Разумеется, нет! — нагло соврала Дженнет. Меньше всего ей нужно было, чтобы ее невестка сообщила эту новость своему мужу.
Откинувшись, Эйвис наклонила голову набок и объявила:
— Да, это он.
Дженнет опустила голову и закрыла лицо руками.
— Эйвис, не говори Бэннингу.
— Такой личный разговор нельзя вести в гостиной. — Быстро подойдя к ней, Эйвис подняла ее со стула. — Пойдем в оранжерею.
Пройдя по коридору, они дошли до двери и, осторожно выскользнув из дома, побежали в оранжерею.
Быстро убедившись, что слуг поблизости нет, Эйвис усадила Дженнет на чугунную скамейку возле апельсиновых деревьев.
— Теперь рассказывай, — приказала она подруге.
— Я не могу заставлять тебя хранить мои секреты от Бэннинга.
— Дженнет, ты была моей лучшей подругой задолго до того, как я вышла замуж за твоего брата. Я всегда буду строго хранить твои тайны.
— Я не в силах перестать думать о нем, — Дженнет закрыла глаза.
— Думать о нем как?
— А как, по-твоему? — Открыв глаза, Дженнет в упор посмотрела на подругу.
— О Боже! — прошептала Эйвис. — Со мной тоже такое было. Это ужасно неприятно.
— Но ты нашла выход. Я же, вполне понятно, не могу сделать его своим любовником.
Прижав палец к губам, Эйвис прохаживалась по дорожке.
— Да, я понимаю, что не можешь. Однако ты можешь сделать другого мужчину…
— Эйвис! Я никогда так не поступлю.
— Нет? — с недоверием отозвалась Эйвис. — Это очень красиво, Дженнет. Но если Блэкберн убил Джона случайно, что мешает тебе быть с ним?
Дженнет смотрела вниз, на свое бледно-желтое утреннее платье. Ей очень хотелось рассказать Эйвис всю правду и наконец освободиться от этой непомерной ноши, но она не могла этого сделать — правда была слишком ужасной.
Должно найтись убедительное объяснение того, почему она не может взять его в любовники, кроме того очевидного факта, что это для нее неприемлемо.
— Через несколько недель я уезжаю во Флоренцию. Было бы просто несправедливо затевать это, когда я знаю, что скоро уеду.
— Ну конечно, — усмехнулась Эйвис. — Скорее, это самое подходящее время, раз ты не хочешь выходить за него замуж.
— Ты что, не веришь мне?
— Нет. Думаю, ты хочешь его независимо оттого, что было у тебя в прошлом, и никакой другой мужчина его не заменит. Если ты этого не сделаешь, то всю оставшуюся жизнь будешь мучиться вопросом, как все могло бы быть.
— Ты меня удивляешь, Эйвис, — покачала головой Дженнет. — Ты получила такое же строгое воспитание, как и я, и все же ты, стоя передо мной, чуть ли не заставляешь меня завести любовную связь с мужчиной, который убил моего жениха.
— София сказала мне, что он возвращается в твою жизнь. А для этого должна быть более серьезная причина, кроме желания получить от тебя помощь в поисках невесты.
— София предсказала его появление, вот и все, — отозвалась Дженнет. — Она вовсе не говорила, что мы влюбимся, друг в друга, или станем любовниками, или вообще между нами будут какие-то близкие отношения. Она лишь сказала, что он возвращается в мою жизнь.
Эйвис снова рассмеялась:
— Поверь мне, София говорит людям только то, что, по ее мнению, они могут сделать на данный момент.
Встав, Дженнет отошла к невысоким лаймовым деревьям и, поглаживая зеленый лист, прошептала:
— Он дважды целовал меня.
— И?.. — Эйвис остановилась у ряда апельсиновых деревьев.
— Это было изумительно. Не похоже ни на один поцелуй в моей жизни. Я не хотела, чтобы он закончился.
— Думаю, тебе следует поскорее решить, хочешь ли ты его соблазнить.
Об этом нечего было даже думать. Дженнет знала, что никогда не сможет быть с Мэтью в таких отношениях.
Мэри будет ему прекрасной женой, а Дженнет не могла выйти за него замуж. Она пообещала отцу, что никогда не выйдет замуж за игрока или охотника за состоянием, а Мэтью был и тем и другим. Мэри будет греть его постель каждую ночь — при этой мысли Дженнет внезапно показалось, что ей в сердце вонзили кинжал.
— Эйвис, я никогда не буду с ним вот так.
Мисс Марстон и Мэтью под руку шли по осеннему саду. От кружившего вокруг них ветра Мэтью было холодно и Мэри, очевидно, тоже. Им следовало остаться в доме у камина и играть в карты.
— Расскажите о ваших имениях, — заговорила девушка, чуть туже завязывая шляпу, и, оглянувшись, улыбнулась сопровождавшей их горничной.
— У меня, их только два плюс дом в городе.
— Они большие?
— Приличного размера, хотя не столь велики, как у других пэров.
— Прекрасно. А слуг у вас много?
Мэтью вздохнул, стараясь подобрать лучший ответ на тот вопрос.
— Для каждого из имений требуется около двадцати слуг и немногим больше десяти в городе.
Мэтью заметил, что она сосредоточенно нахмурилась, она была дочерью банкира и, возможно, совсем не представляла себе, как вести такое огромное хозяйство, но он надеялся, что она сумеет помочь ему нанять слуг. Дженнет знала бы, что именно требуется ему, чтобы управлять двумя имениями. И это знание делало ее великолепно подходящей для брака с будущим герцогом, Николасу будет хорошо с ней.
Почему он не мог выбросить Дженнет из головы?
Проклятое вожделение.
У мисс Марстон были все качества, какие Мэтью хотел видеть в жене. А всему, чего она не знала, она могла научиться у него или у подруг. Если бы только он чувствовал к ней хотя бы проблеск влечения, подумал Мэтью, когда они дошли до увядающего розария. Впрочем, это не имело значения. Она достаточно хорошенькая, так что он исполнит свой долг и произведет на свет наследника.
Конечно, чувства будут совсем не теми, какие были бы с Дженнет. Ведь как только Дженнет оказывалась рядом, по нему прокатывалась волна возбуждения.
Когда они свернули за угол, Мэтью увидел предмет своего постоянного желания: Дженнет сидела на скамейке с папкой для эскизов на коленях и с угольным карандашом в руке. При их приближении она подняла голову, и Мэтью заметил, как вспыхнули ее голубые глаза. Сначала ему показалось, что она недовольна, но потом ее пухлые губы изогнулись в улыбке.
— Мисс Марстон, лорд Блэкберн, какой приятный сюрприз! — Она поспешила переложить рисунки у себя на коленях так, чтобы сверху оказался чистый лист бумаги.
— О, леди Дженнет, вы делаете зарисовки? — быстро заговорила мисс Марстон. — Я люблю рисовать, но у меня получается ужасно. А у вас, я слышала, настоящий талант к живописи.
— Думаю, это огромное преувеличение.
Мэтью не поверил ее словам. Он тоже слышал о ее таланте, но никогда не видел работ Дженнет.
— Можно взглянуть на то, что вы рисовали? — спросила Мэри.
— Нет. — У нее слегка покраснели щеки. — Рисунок еще не закончен, а я никогда не показываю никому свою работу, пока не завершу ее.
— Ну, пожалуйста, — умоляюще попросила Мэри.
— Нет, — наотрез отказалась Дженнет. — Если хотите, я могу нарисовать вас вместе.
— Я думаю, — Мэтью кашлянул и улыбнулся, — это несколько преждевременно.
— Вот как? — отозвалась Дженнет с неопределенной улыбкой.
Господи, как ему хотелось целовать эту улыбку у нее на лице!
— Но будет чудесно, если вы нарисуете мисс Марстон.
— Замечательно! — обрадовано воскликнула мисс Марстон.
— С удовольствием это сделаю. — Взяв папку для эскизов. Дженнет оглянулась по сторонам. — Пожалуй, вы будете смотреться лучше всего вон там, у куста падуба. — Она указала на небольшую скамейку рядом с кустом.
Мисс Марстон быстро подошла к скамье и развязала шляпку, так что та упала ей за спину, а белокурые локоны рассыпались вокруг лица.
— Так хорошо?
— Великолепно, — поторопился сказать Мэтью, пока Дженнет не помешала ей.
— Почему бы вам, не пойти туда? — Дженнет движением головы указала ему на другую скамью.
— Предпочитаю остаться здесь и наблюдать за той, — прошептал он.
Взяв в дрожащую руку угольный карандаш для рисования, Дженнет смотрела на мисс Марстон. — Я должна извиниться, — совсем тихо сказала она.
— В самом деле?
— Я никак не должна была вчера вечером заходить в твою комнату.
— Нет, не должна. Но мне, вероятно, следовало быть более вежливым и предложить тебе остаться.
У Дженнет на высоких скулах вспыхнул румянец возмущения, и она повернула голову к Мэтью:
— Прошу прощения?
— Ты меня слышала, — ответил он охрипшим голосом. — Я должен был предложить тебе остаться. Правда, обычно я не соблазняю пьяных женщин.
— Совершенно определенно, я не была пьяна! — воскликнула Дженнет.
— А что с твоей головой сегодня днем? — Заметив, что она еще сильнее покраснела, Мэтью улыбнулся.
— Помолчи, чтобы я могла сосредоточиться.
Она снова повернулась к мисс Марстон, нее карандаш с поразительными результатами заметался по листу. По мере того как Мэтью наблюдал, на бумаге появлялись черты мисс Марстон: сначала ее круглые глаза, потом вздернутый нос, потом губы.
— Если ты меня хочешь, ты знаешь цену.
Рука Дженнет, набрасывавшая локоны мисс Марстон, замерла.
— Я не знала, Блэкберн, что тебя можно нанять.
Мэтью тихо хмыкнул:
— Только тебе.
— Почему?
— Ты знаешь почему. Мы целовались дважды, и оба раза были восхитительны.
— Я бы этого не сказала, — пожала плечами Дженнет. — А, кроме того, ты, как мне кажется, уверен, что я влюблена в Энкрофта.
— И это правда? — шепотом спросил он, на самом деле не желая знать ответ.
— Я люблю Николаса много лет.
Зачем ему понадобилось доводить до того, чтобы она призналась в своей любви к Энкрофту? Мэтью понимал, что должен прекратить этот разговор, но все же не мог не спросить:
— Но почему же ты не вышла за него замуж?
— Возможно, он никогда не просил меня об этом.
— Вы уже закончили, леди Дженнет? — окликнула ее мисс Марстон со своей скамьи.
— Почти, — ответила Дженнет, и ее рука вернулась к рисунку.
— Ты любила его и тогда, когда согласилась выйти замуж за Джона?
— Да, — не задумываясь, призналась Дженнет.
— Значит, ты добивалась внимания троих мужчин, хотя любила только одного. — Мэтью перевел взгляд с нее на Мэри. — Мисс Марстон, по-моему, нам пора возвращаться в дом, — сухо объявил он.
— Все закончено? — Мисс Марстон встала и направилась к ним.
— Да, все закончено, — ответила Дженнет, глядя на Мэтью.
Мисс Марстон подошла к ним, и Дженнет протянула ей лист.
— Я… — Мисс Марстон, разинув рот, смотрела на рисунок. — Просто не верится, как вы меня изобразили.
Взяв у нее из рук бумагу, Мэтью взглянул на набросок: Дженнет с мастерством передала скромную красоту мисс Марстон.
— Леди Дженнет, рисунок просто необыкновенный.
Не знаю, как мне благодарить вас.
— Быть может, вам стоит подарить его на память лорду Блэкберну, — предложила Дженнет.
— Мне кажется, для этого пока еще не время, — наклонившись к Дженнет, сказала мисс Марстон.
— Глупости.
— Не хотите ли взять его себе, милорд? — со смущенной улыбкой обратилась к нему мисс Марстон.
Мэтью почувствовал, как у него в голове столкнулись противоречивые мысли. Хотя он хотел иметь рисунок как память, о таланте Дженнет, но он понимал, что должен принять его как изображение женщины, которая вскоре могла стать его женой.
— С удовольствием возьму, — пробормотал Мэтью.
— Господи, становится совсем холодно. — Мисс Марстон поежилась и завязала под подбородком шляпу.
— Нужно возвращаться в дом. Леди Астон планировала устроить ленч, когда все вернутся с охоты. — Мэтью плотнее запахнул плащ.
— Вы пойдете с нами, леди Дженнет? — спросила мисс Марстон.
— Пожалуй, мне нужно переодеться перед ленчем. — Тихо вздохнув, Дженнет посмотрела на свои испачканные руки.
— Лорд Блэкберн, вы должны помочь леди Дженнет донести ее вещи.
— Разумеется, — кивнул Мэтью.
— Мне не нужна никакая помощь, — поспешно отказалась Дженнет, а потом сложила листы бумаги и убрала в небольшую коробочку угольный карандаш. — Вы идите, а я еще немного побуду одна.
Мисс Марстон зашагала по садовой дорожке, а Мэтью что-то заставило задержаться.
— Иди, — настаивала Дженнет.
— Позволь помочь тебе. — Он потянулся к пачке листов, но Дженнет крепко прижала их к груди.
— Н-нет, — запинаясь, отказалась она. — Идите без меня.
Мэтью не представлял, что заставляет Дженнет так нервничать, а потом внезапно понял: она, должно быть, ожидала Энкрофта и хотела остаться наедине с ним.
Дженнет нагнулась, чтобы взять коробку с карандашами, и в этот момент, налетевший ветер вырвал у нее из рук несколько листов с рисунками.
— О нет! — вскрикнула Дженнет и постаралась поскорее наступить на них, пока ветер снова их не подхватил.
— Вот они, — сказал Мэтью, потянувшись за листами.
— Нет! Не трогай их!
Не обращая внимания на Дженнет, он взял ближайшие листы, а когда перевернул их, у него едва не остановилось дыхание.
— О Боже! — прошептала Дженнет.
Мэтью уставился на собственное лицо на рисунке.
— Когда ты?..
— Отдай! — чуть ли не закричала Дженнет.
Мэтью в упор смотрел на нее, только подняв вопросительно бровь и ничего не говоря.
— Это ничего не значит. Просто нужно было как-то провести время.
— Да, конечно. — Его сердце наполнилось радостью, когда он подумал о том, что из всех людей, которых она могла рисовать, сидя здесь в одиночестве, Дженнет выбрала его.
В это короткое мгновение Мэтью понял, что Дженнет так же влечет к нему, как его к ней. Но за всю его жизнь Мэтью никогда не разрывали более противоречивые чувства. Невдалеке на дорожке стояла молодая женщина, которой, несомненно, было приятно, что он решил ухаживать за ней. А прямо перед ним стояла женщина, которая, несомненно, не стремилась к браку с ним, но околдовывала его по совершенно необъяснимым причинам.
Мэтью отдал рисунки Дженнет и повернулся к мисс Марстон.
Он знал, в каком направлении должен двигаться.